Время перемен

XIX

Трупы синелицых доставали из-под земли до позднего вечера. Они всё всплывал и всплывали, и трэли насчитали что-то около полутора тысяч, не считая тех, кто погиб во время сражения в Золотом Доме. Когда вода, наконец, ушла, провал просто засыпали землей и камнями, закрыли двери и окна, заколотили их досками и люди покинули оскверненное место. Все, кроме обоих Арканов.

Священник потребовал свечи и мел, и, не обращая внимания на подвывания и судороги обгорелого Туони в сети под потолком, принялся наносить на пол, потолок и стены зала Эдускунты священные символы и строчки из охранительных литаний и псалмов.

— Я буду на страже, покуда не прибудут зилоты. А тебе пора возвращаться в Аскерон, — сказал он Рему. — За мной присмотрит дю Валье.

Младшему Аркану страшно не хотелось возвращаться в герцогство. Теперь, когда основная проблема была решена, он был не прочь просто попутешествовать по Северу, пообщаться с его обитателями, узнать их нравы и обычаи, накупаться вдоволь в горячих озерах и поесть местной кухни… Одна старуха Лоухи чего стоила — ее байки про «Орканов» определенно требовалось записать! Поэтому Рем покивал несколько рассеянно и спросил:

— Помощь тебе нужна?

Флавиан смахнул измазанной в мелу ладонью пот со лба и сказал:

— Помнишь, какие слова ты наносил на ящик с химерой?

— Эм-м-м-м, да. Кажется — да.

— Можешь найти где-то краску и расписать таким же образом стены Золотого Дома снаружи? Не прямо сейчас, можно в течение следующего дня. Это защитит от поползновений внешней тьмы…

Рем представил себе объем работы и даже крякнул.

— А можно попросить кого-то помочь?

— Для этого нужен ортодокс. Попроси Эдгара.

— Эдгар занят, он протыкает трупы синелицых и следит за тем, чтобы их качественно сожгли. Важное дело! Ладно, распишу сам, но лестницу-то и ведро с краской мне, например, Микке подержать может?

— Может. Главное, чтобы сами стихиры писал ты… — Флавиан снова сосредоточился на буквах, которые выводил мелом. — Многие скорби праведным, и от всех их избавит Господь. Хранит Господь все кости их, ни единая от них не сокрушится. Смерть грешников люта, и ненавидящие праведного прегрешат…

Рем еще некоторое время наблюдал за кропотливой работой брата, а потом развернулся на каблуках и вышел из Золотого Дома через крохотную дверцу, которую оставили не заколоченной.

Шагая по Байараду в сторону кланового квартала Корхоненов, младший Аркан не переставал удивляться: возникало такое чувство, что все вдруг резко помирились! Линдстрёмы убрали рогатки из заостренных кольев с улиц, Сорса больше не точили ножи на соклановцев старого Вилле… Но Эдускунта ведь не состоялась?

Конечно, воины ранее враждебных кланов не пили вместе и не обнимались на каждом углу, но и схватки из-за косого взгляда больше не вспыхивали. В причинах такого всеобщего благодушия срочно нужно было разобраться! Ответы мог дать Микке.

Где искать саами после тяжелого боя? Конечно — в сауне!

Небольшой аккуратный сруб с резным коньком на крыше из дранки, изящными наличниками, маленькими окошечками, просторным предбанником и настоящей, саамской парилкой стоял на окраине квартала Корхоненов, рядом с искусственным прудом. Из печной трубы валил густой дым, снег вокруг сауны растаял шагов на пять окрест.

Аркан с опаской взялся за дверную ручку — жар шибал в лицо даже на улице!

Ярвинен сидел на скамье, в парилке, обмотав бедра льняной простыней, в окружении горячего пара, дубовых запахов и прекрасных дев с пышными формами, на которых эти самые простыни смотрелись очень интригующе. Девы обрабатывали раны молодого воителя и кокетливо улыбались. На мощной груди Микке болтался кулон на цепочке — подарок Сибиллы. Амулет благодаря своим магическим свойствам не нагревался в адском нутре сауны, и не обжигал кожу сентиментального северянина.

— Двери закрой, хо-олод пуска-аешь! — замахал руками он.

С мороза Рему показалось, что он попал в пекло.

— Раздевайся, чего стои-ишь? Са-ам весь в кровище, разве мыться не собира-аешься?

— Но стегать себя не дам!

— Ополоумел? Кто будет тебя веником оха-аживать, коли ты ранен? — тот самый, настоящий Микке, кажется, снова вернулся, сбросив с себя парчовые одежды и золотые украшения, и убрав из голоса надменность.

И ради этого Аркан был готов некоторое время помучиться. А еще — ради ответов.

— Слушай! — сказал он. — Я смотрю — больше никто не собирается друг друга резать на улицах, а?

— Ну да-а! Разногла-асий больше нет, выберут кунинга-аса — и пойдем вместе душить недобитых синелицых. Выселим их с ледяного побережья, там поставим промысловые форпосты…

— А туомарри? — удивился Рем. — Его выбирать не надо?

Он уже разделся до порток, взял с крючка чистую простынь и обмотался ей наподобие тоги, которые носили сенаторы во времена Старой Империи. Потом слетели и портки — он и заметить не успел, как северные девы их утащили вместе с остальной одеждой в стирку.

— Меч оставьте! — только и успел крикнуть вдогонку.

— Никто не заберет твой меч! — дверь отворилась и в предбанник вошла Анники Корхонен. — Доброго вечера!

Аркан неверяще смотрел, как девушка без стеснения скидывает с плеч шубку и снимает меховые угги. Она осталось в длинной, до пола рубахе — светлой, с вышивкой. Легкая льняная материя тут же впитала в себя царящий в сауне ароматный пар и обрисовала притягательные изгибы и выпуклости девичьего тела.

— Анники, сестрица! — Ярвинен похлопал рукой по скамье рядом с собой. — Садись! Но перед этим поддай парку, а?

Рем скрипнул зубами, когда спиной почувствовал новую волну жара — он к таким удовольствиям никак не мог привыкнуть. А Микке довольно ухал в клубах пара, да и Анники, кажется, не испытывала никакого неудобства.

— Так что там вы говорили про туомарри, мои хорошие?

Вот они уже и «хорошими» стали… Рем не мог оторвать глаз от девушки — она была чертовски привлекательна! Анники время от времени тоже искоса поглядывала на Аркана из-под пушистых ресниц — удивительно темных для северянки.

— Разве Эдускунта выбрала туомарри? — наконец выдавил из себя баннерет.

— А зачем его выбирать, всё же и так само прояснилось? Вилле Корхонен стал распоряжаться, и все стали его слушать. Чего тут мудрить-то? — она склонила голову. — Не такой народ северяне, чтобы попусту языками трепать.

— А с религией как быть? Что — тоже всё ясно? Богословы ведь даже не высказались?

Тут уж Микке не выдержал и расхохотался:

— А к чему теперь сло-ова? Все всё видели, дорого-ой мой Рем.

Аркан недоуменно уставился на него, но северянин все гоготал, и не хотел успокаиваться. Ответила снова Анники:

— Дела говорят лучше слов. Популяр сбежал, а ставить свои интересы выше клановых, свою жизнь выше жизни соратников — это не в северном духе. Оптимат оказался силён, и враги не смогли нанести ему вреда — это все видели. Мы уважаем силу. Но если на Севере ты будешь безразличным к бедам народа — народ плюнет на тебя и будет безразличным к твоим бедам, и ты умрешь. Фра Тиберий единственный, кто начал просить Бога о помощи — и Бог услышал его! Я помогала перевязывать раненых — и каждый из них говорил, что почувствовал Свет! Но, знаешь… В том, что саами решили принять ортодоксальное учение есть и твоя заслуга.

— Моя? — удивился Аркан.

Он вообще пребывал в состоянии постоянного удивления с тех самых пор как вошел в эту сауну. Анники разговаривала не так, как это свойственно благородным девицам! Скорее — как один из студентов университета Смарагды. Просто, доходчиво, демонстрируя логику и эрудицию… Ну да, она была непростого происхождения, и явно имела доступ к книгам, да и северянки занимали совсем другое, гораздо более высокое положение в обществе, чем забитые и затурканные жены вилланов и мастеровых из Западных провинций, но…

— Твоя, твоя, не прибедняйся. И этого обоерукого воина. Ты показал, какими хитроумными могут быть ортодоксы, как могут работать ради общего блага. А человек с двумя мечами — как вы можете сражаться… Так что саами сделали выбор, гонцы уже отправились в Аскерон и в Первую Гавань — мы будем ждать миссионеров и наставников.

Анники встала, вышла в предбанник, склонилась, поднимая одно из ведер с ледяной водой, которые стояли тут же, под лавкой, и — р-раз! Опрокинула его на себя. Рем отвел глаза — мокрая ткань не скрывала ничего, только дразнила воображение.

— Хор-рошо! — выдохнула девушка, и, накинув шубку, повернулась к мужчинам спиной, распустила завязки на груди и дала рубахе соскользнуть на пол.

Она просунула руки в рукава мехового одеяния, запахнулась, надела на босые ноги угги, на мокрые волосы — пушистый капюшон и выбежала во двор.

— Как думаешь, зачем она приходила? — пребывая в неком ошеломленном состоянии спросил Рем.

Микке посмотрел на него как на идиота и проговорил:

— Она-а ведь тебе нравится? Женись! Хоро-ошая девушка, из хорошей семьи. Из о-очень хорошей семьи! Достойная жена для герцога Аскеронского!

Рем даже не обратил внимание на последнюю эскападу.

— Сайа… — проговорил он.

— Сайа? Она-а циркачка. Из цирка-ачки никогда не получится хорошая жена, понимаешь?

Аркан понимал. Но отвечать не стал. Первая юношеская влюбленность, с новой силой вспыхнувшая по пути на Ярмарку Дымного Перевала, держала крепко и не отпускала. Вот и теперь — в душу молодого парня как будто воткнули раскаленный гвоздь… И виски начало ломить.

Виски? Это было явно не к добру, и Рем шагнул в сторону стоящего у порога меча.

— Что-о-о случилось? — Ярвинен поддернул простыню, которая сползала с бедер и удивленно воззрился на друга. — Ты чего-о?

— Происходит нечто ужасное, — Аркан поморщился от головной боли. — Кто-то творит волшбу! Или что-то…

— Туони? — глаза Микке расширились.

— Не думаю. Туони под присмотром Флавиана. Здесь что-то другое… — он не договорил, ухватившись за стену: домик-сауна задрожал, как будто из-за землетрясения.

— Како-о-ого…

И вдруг в окна и двери полезли какие-то лихие люди, как две капли воды похожие на берсерков, которые атаковали утром зал Эдускунты.

— Кур-р-р-рва! — первого Рем встретил пинком в живот, который отбросил неприятеля и дал возможность добраться до рукояти меча.

Взмах — и кровавые брызги окрашивают стены и потолок сауны в оттенки багрового. Шипит сзади кипяток — Микке щедрой рукой плеснул в окно полную шайку, оттуда послышались дикие вопли.

— Жидковаты они по сравнению с тем, как в Золотом Доме свирепствовали! — заметил Аркан.

— Так Туони-то того… Осла-аб! Вот и они — ослабли, — Ярвинен врезал деревянным дном шайки по башке очередного супостата, который сунулся в окошко.

Рем ухватил лавку на манер щита, и защищался ей от наскоков пары безумцев, вломившихся в двери с дубинами наперевес. Мечом он старался наносить короткие, колющие удары — в предбаннике особенно не размахаешься. Загремело что-то на крыше, полетели вниз щепки и куски дерева.

— Сейча-а-ас полезут сверху! — констатировал Микке и выхватил из кучи дров два округлых поленца длиной примерно с локоть.

Когда дранка, наконец, поддалась усилиям очередного берсерка и раскрашенный в синий цвет молодчик, брызжа слюной и завывая, свалился друзьям на головы, Ярвинен встретил его градом ударов с обеих рук, орудуя крепкими деревяшками.

— Да сколько же их там?! — кажется, обезумевшие враги не собирались считаться с потерями — мертвые и раненые валялись на окровавленном полу сауны, но в окна, двери и через крышу лезли новые и новые синелицые.

Дверь давно слетела с петель, стекла в окнах было разбиты, сквозь дыру в крыше можно было увидать звезды — ровно до того момента, как очередная дикая бородатая рожа не закрывала весь небесный пейзаж.

— Р-р-р-ра! — особенно крупный берсерк рухнул прямо на башку Микке Ярвинену, северянин не устоял на ногах, и два великана покатились по полу, пытаясь прикончить друг друга.

Рем остался один на один с лезущими со всех сторон вражинами: простынь, завязанная узлом на талии, превратилась в ошметки, меч он перехватил обеими руками и рубил, и колол, и вертелся волчком, круша безумцев налево и направо. С ног до головы Аркан был залит кровью, и сам стал похож на берсерка… Но долго это продолжаться не могло: дубинки, палицы и секиры синелицых оставляли болезненные отметины на теле Аркана, одну за другой. Да, они вовсе не были похожи на тех свирепых и могучих бойцов, которых Туони выбрасывал из-под земли. Там, в Золотом Доме один берсерк, вломившись в строй саами успевал прикончить пять или шесть врагов, прежде чем пасть, сраженный северными клинками. Здесь же… Здесь же это были обычные люди, которые вели себя как агрессивные сумасшедшие!

Однако, рубиться в замкнутом пространстве против толпы сумасшедших, которым было наплевать на раны и увечья — это заведомый проигрыш, рано или поздно. Молодой Аркан понимал — или придет помощь, или он просто рухнет от усталости, если синелицые не доконают его раньше.

Вдруг раздался оглушительный грохот, сверкнуло колдовское фиолетовое пламя, и Аркан увидел в воздухе смутно знакомые узоры магического портала, а потом явилось некое чудное видение, которое мелодично, но очень грязно выругалось и сказало женским голосом:

— Медвежонок, болван ты мой миленький, ты не мог сделать это на полчаса позже?! Та-а-ак, мальчики, я вижу, у вас тут дело плохо… — это была Сибилла собственной персоной! Ей хватило секунды, чтобы достать из воздуха волшебную палочку и безапелляционно заявить громовым голосом:- Exterminatus Мinimum!!!

Всё произошедшее далее напоминало абсурдный сон, навеянный некачественным алкоголем, или ядреным орочьим дурманом. Во-первых, сама магичка выглядела довольно странно: на ней был надет корсет и нижняя юбка, один чулок и один сапог — на левой ноге, половина головы была заплетена в изящные локоны, другая — всклокочена, виднелись следы нанесения макияжа, но в темном углу ее вполне можно было спутать с дикарем из синелицых, так причудливо размазались тени, туш, румяна и помада по ее личику. Во-вторых, Сибилла действовала необычайно решительно и эффективно: она касалась кончиком волшебной палочки руки, плеча, груди, головы — любой части тела кого-то из вражин, и из этого места вдруг начинала фонтанировать кровь, куски мяса и костей, и живой злобный воин превращался в фарш за какие-то десять или двадцать мгновений.

Волшебнице понадобилось не так много времени, чтобы очистить сауну от врагов, а потом она вышла на улицу — и продолжила свое кровавое дело. Рем помог другу выбраться из-под того, что совсем недавно было мускулистой тушей берсерка, и Микке принялся отряхиваться, в тщетных попытках привести себя в порядок.

— Сходи-и-или в сауну, помы-ылись, кур-р-рва! — озадаченно приговаривал северянин. — И отку-у-уда она взялась? И где-е амулет? О, курва!

Он наконец осознал причинно-следственную связь, когда увидел, что на цепочке больше нет чудесной драгоценности! Наверняка Ярвинен как-то неловко ухватил ее во время драки — и вещица сработала, вызвав помощь в виде разгневанной волшебницы!

— Мальчики, там ваши друзья спешат на помощь… Есть у вас чем прикрыться?.. О-о-о-о, я вижу у вас самих с этим большие проблемы… Это что это, вы в сауну меня вызвали? Девок поближе не нашлось? Медвежонок, миленький, я чертовски в тебе разочарована!

— Но, Сибилла… — начал мямлить Микке.

— Что-о-о-о?!! Ты еще пытаешься оправдаться? Я отправилась в Кесарию, к лучшему стилисту — между прочим не простому стилисту, а самому Амадео! Мне нужно было подобрать образ к Йолю, и маэстру Амадео согласился уделить мне время, и я уже сидела в его студии перед зеркалом как вдруг — бабах! Я посреди говённой сауны на сраном Севере, в окружении толпы окровавленных мужиков, которые пытаются прикончить друг друга! Ма-а-ать моя магия! — дальше из с ее коралловых губ начали срываться такие ругательства, что наконец среагировавшие на шум сражения дружинники Корхоненов во главе с Уве почтительно останавливались у дверей разгромленной сауны и снимали меховые шапки и шлемы, чтобы уловить все хитросплетения упоминаемых противоестественных половых отношений, которыми щедро сыпала волшебница.

Когда горячка боя схлынула, кровь была наскоро смыта, одежда — найдена и надета, а раны — обработаны по второму разу, Микке спросил:

— Мы же всех убили в Золотом Доме? Отку-уда взялись еще синели-ицые?

— Ну, положим, на это я ответ знаю, — задумчиво проговорил Аркан. — Меня волнует другой вопрос! Как же, черт побери, в исполнении Сибиллы выглядит Exterminatus Maximum?