Время умирать. Рязань, год 1237 [СИ]

Глава 15

Повод на себя. Буян, негодуя, взвился на дыбы. Ратьша прижался к шее жеребца, дернул узду влево. Буян развернулся, опустился на все четыре ноги и покосился укоризненно на всадника: мол, что опять?

— Назад, Буянушка. Назад, — прошептал Ратислав. — Теперь уходить надо. И быстрее.

Жеребец понял, и рванул вскачь с места, обходя стороной сгрудившийся за своим воеводой остаток Ратьшиноой дружины. Проносясь мимо своей замершей на месте полусотни, Ратислав махнул рукой и рявкнул:

— Ну, что встали! Ждете, когда свои же стопчут!

И в самом деле: Рязанский клин был уже совсем близко. Набравший скорость, скачущий в узком коридоре меж татарских всадников, обойти кучку сакмогонов он не мог. Проскакав сотню саженей, Ратьша оглянулся. Его воины успели развернуть коней и мчались следом за ним, лишь немного поотстав. Клин почти прошел татарский строй. Теперь по свободному проходу неслись те рязанцы, что успели вырваться из капкана. Неслись без строя, шпоря измотанных лошадей. Вот по ним-то и ударили стрелами опомнившиеся татары с двух сторон. Начали падать кони, всадники. Ратьша помотал головой и отвернулся.

Буян, немного отдохнувший во время стояния в роще, скакал ходко и мог бы вырваться далеко вперед, но Ратислав придерживал его, скоро поравнявшись со своими сакмогонами. Здесь он крикнул Могуте, скачущему в голове отряда:

— Держите на пешцов, по нашим следам! Я к князю!

Ближник кивнул. А Ратьша скоро поравнялся с клином, изрядно растерявшим свою стройность. Княжеский стяг реял где-то в середине строя. Ратислав с трудом пробился к нему и с облегчением увидел невредимого Великого князя, скачущего на своем заводном бездоспешном коне. Успели пересадить ближники. Молодцы. Смотреть на лицо Юрия Ингоревича было страшновато: почерневшее, с погасшими глазами, отрешенное. Словно князь уже умер. Рядом ехали Олег Красный и Роман Романович Коломенский. Чуть позади — племянник Юрия Муромского Олег, Кир Михайлович Пронский и два его племянника Михаил и Всеволод. Больше князей видно не было. Не видно было и походного воеводы Матвея Силыча. Все погибли? Или где-то позади? Кто знает…

— Рад видеть живым! — поравнявшись с Олегом Красным, крикнул ему Ратислав.

Олег кивнул. Вид у Преяславского князя был растерянный и ошеломленный. Видно, он все никак не мог поверить, что цвет Рязанского воинства вот так легко разгромлен степняками и теперь они вынуждены спасаться бегством. Ратьша оттеснил Олега от Великого князя, поравнялся с тем, схватил за плечо, встряхнул, крикнул:

— Куда дальше, князь!

Юрий Ингоревич словно проснулся: недоуменно посмотрел вправо, влево, остановил взор на Ратиславе. Взгляд его стал осмысленным.

— Дальше? — с видимым трудом разжав челюсти, выдавил он. — Дальше… — и замолчал.

— К пешцам надо! — поняв, что князь Юрий вряд ли скажет что-то еще, предложил Ратша. — Попробуем за ними укрыться. А потом всем вместе двигаться к лесу!

— Веди, — кивнул Юрий Ингоревич. Потом, вроде, немного встряхнулся и добавил, словно пожаловался. — Матвея Силыча убили. Веди ты войско.

Дернул щекой, словно от зубной боли, еле слышно за грохотом копыт добавил:

— Войско… Где оно теперь, войско… — и снова впал в жуткое оцепенение.

И, правда, от панцирных Рязанских дружин осталось совсем чуть. Дай Бог, тысячи полторы, много — две.

— Езжай за мной! — крикнул Ратислав знаменному, везущему великокняжеский стяг.

Теперь оставшиеся в живых будут выполнять приказы его — Ратьши. Он выехал из толпы скачущих всадников вправо — осмотреться. Бывший клин совсем потерял строй, но шесть-семь сотен панцирников, его образовывавших держались пока плотно. Рязанцы, успевшие вырваться следом за клином, растянулись на полверсты и изрядно отстали. По бокам от них ехали легкие татарские всадники и расстреливали беглецов из луков с полусотни саженей. Те почти не отвечали. Совсем обессилили, или просто отчаялись? Далеко позади у балки панцирная татарская конница добивала остатки окруженных. Скоро закончат с этим и присоединятся к преследователям. Надо успеть добраться до пешцов к тому времени. Сколько до них? Час? Полчаса скачки? Бог знает. Ратислав держал направление по истоптанному тысячами копыт следу, оставленному ими и татарами. Где-то там стена пешцов, идущая за своей конницей. Глянул на солнце. Часа два еще светлого времени. Скорее бы стемнело: в темноте уйти от татар будет легче.

Стена пеших рязанцев показалась даже раньше, чем ждал Ратьша. Меньше получаса скакать пришлось. Видно те только что не бегом бежали, спеша на выручку попавшим в беду соратникам. Но за это время и татары успели изрядно проредить «хвост» Рязанской конницы. Осталось в нем не более тысячи воев. Притом, наверняка, много раненых, еще держащихся в седле, но к бою уже не способных. До головы Рязанского войска степняки пока не добрались, и потерь здесь не было.

До пешцов версты три-четыре. Шли они сейчас между невысоких пологих холмов. Татары тоже увидели пеших русичей и убавили ход коней, заметно отстав от преследуемых рязанцев. Испугались? Вряд ли. Скорее, стрелы кончились. Вон как густо их сыпали. Когда до пешцов оставалось с версту, их стена остановилась. Остановилась меж двух холмов, перегородив седловину между ними шириной в полверсты. Эти два холма оказались самыми высокими и крутыми из всей гряды. Легкие всадники могли на них забраться, но от конницы тяжелой холмы служили не плохой защитой — хоть заехать на холм тяжелые всадники тоже могли, но разогнаться для таранного удара слишком крутые склоны холма не давали. Опытный воевода пешцов, тысяцкий Будимир знал, где поставить своих воинов.

Когда до пешцов осталось саженей двести, по их строю прошла волна. Волна шла справа налево. Это пешие рязанцы сдвоили ряды. Теперь, в образовавшиеся промежутки могли проехать конные воины и укрыться позади надежной стены. Такое перестроение отрабатывалось одним из первых: при схватках со степной конницей иногда удавалось посадить ее, увлекшуюся преследованием, на копья, вновь сомкнувшихся пешцов. Сейчас такого не получится: татары отстали уже саженей на триста и ударять в сабли по растянувшемуся хвосту, похоже, не собирались, хоть и могли.

Потрепанная Рязанская конница благополучно проехала сквозь строй пешцов и остановилась позади стены в седловине меж холмами. Ратьша сразу отправил воинов, у которых кони казались посвежее, на вершины холмов и к выходу из седловины, беречь войско от обходов и охвата. Раненых, еще способных держаться в седлах, перевязали и послали в лагерь. Доедут — их счастье, нет — значит не повезло. Но здесь они точно погибнут: скоро, надо думать, татары обложат рязанцев со всех сторон и тут уж будет не до раненых.

Отдав все нужные распоряжения, Ратьша подъехал к Великому князю. Тот так и сидел в седле, продолжая пребывать в смертном оцепенении. Ясно было, что ждать приказов от него сейчас нечего. Ратислав направил Буяна вверх по склону правого холма. Решил осмотреться, да поговорить с тысяцким Будимиром, который, как сказали люди, находился сейчас на его вершине. Где-то на середине подъема его догнал Олег Красный. Видно было, что князь немного отошел от потрясения, вызванного разгромом, и теперь его распирает от желания поговорить обо всем случившимся.

— Как же так? — сразу, как только его жеребец поравнялся с Ратьшиным, начал он. — Как же так случилось, брат?

— Случилось то, что должно было, — нехотя буркнул Ратислав. — Говорили с тобой уж об этом. И не раз.

— Но ведь нас такая сила собралась. И погнали мы их в начале…

— Сила — да, но у татар не сила — силища. И о том мы говорили. А побежали те в начале притворно. В ловушку заманивали. Неуж, до сих пор не понял того?

— Да не может быть, что б притворно. Мы их сломили. Точно это.

Ратислав досадливо махнул рукой — чего спорить с неуком. Олег помолчал чуть, потом опять заговорил:

— Что теперь? Что делать будем?

— Делать? — невесело усмехнулся Ратьша. — Уходить надо в Черный лес. Вот только как? Мы-то на конях еще можем до него добраться. Хоть и не все, а что с пешцами делать? Татарам на съедение оставлять?

Они поднялись на вершину холма. Здесь, и в самом деле, держал свой стяг Будимир. Сейчас он неспешно прохаживался из стороны в сторону, заложив руки за спину и поглядывая в степь, в сторону небыстро приближающегося татарского войска. Ратислав тоже глянул туда и сердце его сжалось в тоске: тучи черных в подступающих сумерках всадников охватывали холмы, где засели рязанцы. И было их очень много. Видимо, все семьдесят тысяч татар пришли сюда по душу Русичей. Проглотив, возникший в горле колючий ком, Ратьша спешился, подошел к тысяцкому и хриплым голосом поприветствовал его. Будимир глянул искоса на воеводу степной стражи, ответил на приветствие, спросил:

— Что князь Юрий?

— Жив, — ответил Ратислав. — Но обмерший весь. Меня на конное войско поставил. Остальные воеводы побиты, а князья молоды, малосведущи в вождении ратей.

Тысяцкий зыркнул на Олега, стоящего рядом с Ратьшей, поморщился и согласно кивнул. Потом вздохнул тяжко, спросил:

— Что делать будем, боярин?

— Уходить бы надо, да только, как?

— Да… — угрюмо склонил голову Будимир. — Пешим от конных не уйти…

— Ночью попробовать?

— Не пустят, — покачал головой воевода. — Вишь, обкладывают со всех сторон.

Действительно, крылья татарского войска уже охватили оба холма, меж которыми встали рязанцы и скоро должны были замкнуть кольцо.

— Надо бы на выходе из седловины тоже пешцов поставить, — предложил Ратислав. — Конные, стоя на месте, татар не удержат, ежели они решат в копья ударить.

— Надо, — кивнул Будимир и отдал распоряжение одному из ближников.

Тот бегом скатился с холма, метнулся к стене воинов. Задние ее ряды повернулись кругом и двинулись в тыл к выходу из седловины. Встали там, выровняли линию щитов и застыли в ожидании. Теперь так просто русичей не взять: пробить строй пешцов, ощетинившийся копьями, даже тяжелой коннице не всегда бывает под силу. А склоны холмов прикрывает конница. Вот только, сколько здесь можно держаться? Без припасов на морозе. День? Два? Это если даже татары будут просто стоять и смотреть, не пытаясь вступить в бой. Все это понимал и Будимир. Убедившись, что его воины заняли выход из седловины, он повернулся к Ратьше, озабоченно потеребил бороду, сказал, откашлявшись и сплюнув на снег:

— Уходить вам надо. Всадникам. И князя с княжатами уводить. Пока еще не совсем окружили.

— А вы? — задал не нужный вопрос Ратислав.

— А мы останемся, — хмыкнул Будимир. — Попробуем забрать с собой побольше находников. Все вам потом легче будет.

— Такое только князь решить может, — покачал головой Ратьша. — Сам понимаешь.

— Ну, так иди к нему, приводи в чувство. Пусть приказывает. Князь он, или… — воевода замолк, удержавшись от крепкого словца. Глянул на Олега. Тот заалел щеками, но промолчал, видно поняв справедливость слов Будимира. — Иди, — кивнул тысяцкий вниз, в седловину.

Ратьша еще раз осмотрелся. Нет, не успеть. Даже если они попробуют вырваться, прямо сейчас не успеть: татары уже почти замкнули кольцо. Но он, кивнув, двинулся вниз по склону холма. Олег пошел за ним. Обоих их жеребцов повел под уздцы, успевший подняться на холм Первуша.

Раненых уже перевязали и отправили в лагерь у черного леса. Если повезет, успеют уйти. Всадники, те, кого не поставили охранять склоны холмов и оставшиеся в седловине, седели без сил прямо на снегу рядом со своими полу загнанными конями. Ратислав и Олег двинулись, аккуратно обходя их, к княжескому стягу, поставленному между двумя стенами пехоты, в самой низкой части лощины. Юрий Ингоревич сидел на расстеленном на земле потнике, подтянув колени к груди, сложив на них сцепленные руки. Он смотрел застывшим взглядом на багровый шар заходящего солнца: проход меж холмами был направлен ровно на запад. Княжеские ближники и выжившие князья сбились в кучку у него за спиной и о чем-то ожесточенно спорили. Правда, негромко, в полголоса. Ратьша встал прямо перед князем. Тот какое-то время смотрел на него невидящим взглядом, потом в глазах появилось осмысленное выражение. Князь Юрий разлепил спекшиеся губы и обронил:

— Уйди. Не засти солнце.

— Княже, — присев на корточки, обратился к нему Ратислав, — надо решать, что делать.

Княжья свита прекратила свой спор, прислушиваясь к разговору Великого князя и воеводы степной стражи. Юрий Ингоревич опустил голову, словно прислушиваясь к чему-то внутри себя. Снова застыл так, с поникшей головой. Ратьша, поборов в себе почтительность, с которой относился к князю с детских лет, взял его за плечо и встряхнул.

— Вставай, князь, твои люди, что еще живы, ждут от тебя приказов. Надо их спасать. И себя. Не все еще кончено. Пробьемся к Черному лесу, встанем на засеках. Обороним Рязань от находников.

Юрий Ингоревич издал утробный стон, поднял голову, глянул Ратьше в глаза. Слава Перуну: пустота ушла из его глаз и там начал разгораться огонь. Князь Юрий расстегнул застежку шлема, сбросил его с головы, стянул мокрый, парящий на морозе подшлемник, провел руками по слипшимся от пота волосам. Потом зачерпнул ладонью снега, растер лицо, поднялся на ноги, осмотрелся, словно только что проснулся. Глянул на Ратьшу, спросил:

— Сколько конного войска осталось?

— Тысячи полторы, — облегченно выдохнув, доложил Ратислав.

— С пешцами что? Все целы?

— Да. Татары на них пока не наскакивали.

Князь еще раз осмотрелся. Уже более внимательно, оценивая, как расставлены воины. Одобрительно кивнул.

— Хорошо войско поставили. Теперь враз не возьмут. Долго держаться можно.

— Припасов нет, — возразил Ратьша. — Стрел мало. Шатров тоже нет, а холодает. Стоять нельзя.

Юрий Ингоревич опять кивнул, соглашаясь. Спросил:

— Что с тысяцким надумали? Чаю, совещались уже?

— Говорили, — отозвался Ратислав. — Будимир предлагает конным уходить. Пробиваться к лесу. Пешцы здесь останутся.

— Бросать братию свою на погибель!? — возмущенно возвысил голос князь. — Не будет того. Вместе будем прорываться, — он решительно рубанул воздух рукой.

— Тогда надо темноты ждать, — посмотрев на скрывшееся уже на половину за окоемом солнце, сказал Ратьша.

— Так и сделаем, — кивнул Юрий Ингоревич. — А пока пускай вои потрошат седельные сумы, перекусят из запасов. У пешцов съестное есть — сам приказывал вьючных лошадей со снедью взять. Пусть тоже как-нибудь, чередуясь, поедят, пока татары не тревожат. Как там они, кстати?

— Когда с Олегом с холма спускались, уже почти обтекли нас, — ответил Ратислав. Но держались на изрядном расстоянии. С версту где-то.

— Бог даст, до темноты тревожить не будут, — тоже глянув на солнце, сказал Юрий. — Небось, тоже не железные. А с темнотой пойдем на прорыв.

Великий князь помял шею, покрутил головой, спросил:

— Будимир на холме?

— Там, — кивнул Ратьша.

— Пойду, поговорю. Да на татар гляну. И…

Юрий Ингоревич подошел вплотную к Ратиславу. Положил ему руку на оплечье, то, что уцелело. Проговорил, так, чтобы слышал только он:

— Спасибо тебе, Ратьша. Прав ты был. Прав…

Глаза князя вновь затуманились, дымкой былой отрешенности. Ратислав положил ладонь на кисть Юрия, встряхнул, приводя в себя. Тот моргнул. Взгляд его прояснился.

— Ладно. Пошел. Проследи, чтобы воины поели. Ну и за татарами следите.

— Сделаю, княже.

Юрий Ингоревич двинулся вверх по склону холма. Его свита последовала за ним. Ратьша нашел глазами Могуту. Махнул рукой, подзывая. Ближник, слегка прихрамывая, приблизился.

— Что с ногой? — спросил Ратислав.

— Колено зашиб, — отмахнулся тот. — Ерунда.

— Собери сотников, пусть кормят людей. И отправь дозорных к татарам поближе. Стемнеет скоро, подкрадутся в темноте, ударят нежданно. Можем и не сдержать.

— Сделаю, — Могута дохромал до своего жеребца, забрался в седло, дал шпоры, поехал между отдыхающими конными, высматривая уцелевших сотников и десятников.

— Есть хочешь? — повернулся Ратислав к стоящему позади Олегу.

Тот помолчал чуть, словно прислушиваясь к себе. Потом, вроде удивленно, кивнул.

— Знаешь, не отказался бы.

— Молодец, — усмехнулся Ратьша. — Значит отошел. Сразу после битвы никто не хочет. У меня, так уже давно под ложечкой сосет. — Поманил Первушу. — Спроворь нам что-нибудь из седельных запасов. И про себя не позабудь. То ж оголодал небось?

Первуша, виновато улыбнувшись, кивнул. Устроились в сторонке. Меченоша достал из своих седельных сумок лепешки, сыр и копченое мясо. Снедь не застыла: тепло от конского бока не давало морозу пробраться внутрь сумы. Пожевали всухомятку — фляги с водой не брали, все одно вода в них замерзнет. Пососали снегу, выбрав, где почище. Пока ели, наступила почти полная темнота. Светлела только полоска неба на закате. Высыпали звезды. Крупные, яркие, таинственно мерцающие в морозном воздухе. А морозец крепчал, прихватывая пальцы ног в сапогах, пощипывал нос и щеки. Хорошо ветра почти не было, не так зябко.

Татары не тревожили. Их вообще не видно стало в наступившей темноте. Только, ржание лошадей и топот копыт показывали, что враги никуда не делись. Скоро в промежутках меж холмами вспыхнули огоньки костров. Похоже, ночью татары нападать не собираются. Да и то: завтра на утро, уставшие, замерзшие, толком не евшие и не выспавшиеся рязанцы ослабнут, и взять их станет проще.

Где-то через час, когда наступила полная темнота (луна пока не взошла), Великий князь приказал выступать. Пешцы двинулись двумя колоннами по пять рядов, так, чтобы меж колоннами могли укрыться раненые, которые неизбежно появятся. Там же шли стрельцы. Впереди и позади колонн шла, поделенная пополам, конница. Пешцы, идущие справа, взяли щиты в правые руки — закрываться от стрел. Если татары решатся на копейный удар, пешие рязанцы остановятся, повернутся к врагу лицом и примут его на копья. Таким образом русичи часто отходили восвояси, если поход в степь оказывался неудачным и разозленные степняки пытались преследовать недобитых лесовиков.

Ратьша со своими оставшимися людьми шел впереди конного головного отряда. С ним увязался и князь Олег. Он, Ратислав и Первуша с Могутой ехали чуть впереди трех десятков сакмогонов, за которыми саженях в двухстах двигался головной конный отряд. Идти старались тихо, но татары, видно, ждали чего-то такого от рязанцев. Их дозор заметил отряд Ратислава, не успели они пройти и полуверсты. Гортанные крики впереди, топот копыт, посвист стрел и татары умчались к своим, предупредить. Там у горящих костров возникла суматоха. Ратьша подавил желание пришпорить Буяна и ударить на растерявшегося супротивника. Сдержался. Особого урона его три десятка татарам не нанесут, а те их потом зажмут, отрежут от своих и, скорее всего, перебьют. Неразбериха впереди, впрочем, длилась не долго. Вскоре оттуда раздался удаляющийся топот большого числа коней, который помалу стих где-то справа. Ушли татары, судя по звуку, недалеко — на полторы-две версты, не более.

Вскорости Ратьшин отряд добрался до брошенного татарами стана. Продолжающие гореть костры, истоптанный грязный снег, обглоданные кости, брошенные в спешке овчины. Задерживаться не стали двинулись дальше в сторону своего лагеря у Черного леса, благо, места были знакомыми и даже в темноте Ратислав безошибочно вел войско в нужном направлении. Пройти им дали пару вест, не более. Впереди и с боков раздался приближающийся топот копыт. Ратислав натянул поводья, останавливая Буяна, поднял руку, давая знак своим людям остановиться. Топот нарастал. Ратьша оглянулся. Сзади подходили, сомкнувшиеся в плотный строй, готовые к бою сотни панцирной Рязанской конницы. Догнав Ратьшин дозор, они остановились. Ратьша со своими людьми встал в первой шеренге. Здесь построились воины, сумевшие сохранить копья. Сейчас они взяли их в боевое положение: кто знает, может татары решились на копейный удар. Но, нет, когда до рязанцев осталось с полсотни саженей, темная масса вражеских всадников, уже угадываемая в ночной тьме, встала, как вкопанная и выбросила тучу стрел. Стрел видно не было, только щелканье тетив, скрип натягиваемых луков и свист рассекаемого оперением воздуха. Рязанцы, как могли быстро, вскинули щиты. Прикрылся щитом и Ратьша. В него сразу ударилось несколько стрел. Одна скользнула по шлему. Пара отскочила от налобника Буяна. Сколько-то застряло в его кожаном доспехе. Справа, слева и позади — из глубины конного строя раздались вскрики раненых людей и ржание пораженных стрелами лошадей.

Топот ног пехоты позади тоже стих: пешцы остановились прикрывшись щитами. Защщелкали тетивы: это стрельцы, прятавшиеся между пешими колоннами, ударили из луков в ответ. Ратьша, сжавшись за щитом, тоже потянул лук из налучья, натянул защитную рукавичку, вытащил стрелу из тула, качнул головой сокрушенно — мало их там осталось. На мгновение приоткрывшись, выпустил стрелу в темнеющую стену вражеских всадников. Справа от Ратислава натягивал лук Олег, слева отстреливался Могута, дальше — Первуша.

— Нельзя стоять! — наклонившись в сторону Ратьши, крикнул Могута. — Да и стрел мало!

— Знаю! — отозвался Ратислав. Приподнялся в седле, и, перекрывая шум битвы, прокричал:

— Конница! Вперед! — убрал лук, вынул из ножен меч, дал шпоры Буяну.

Жеребец, нагнув голову, так, чтобы подставлять под летящие стрелы защищенные части тела, перешел на рысь. Вся шеренга, в которой ехал воевода степной стражи, подравнялась под его скакуна, уплотняя строй. Татары боя не приняли. Разлетелись в стороны, продолжая бить неповоротливых русских стрелами. Нет, не угнаться. Ратьша сдержал коня, переводя на шаг. Так чтобы пехота не отстала. Опять достал лук…

Рязанское войско двигалось уже около трех часов. Минула полночь. С час назад взошла луна, заливавшая с ясного неба, мигавшего крупными звездами степь своим мертвенным светом. Со всех сторон вытянувшегося змеей русского войска, гремя копытами по мерзлой земле, гарцевали тысячи легких татарских всадников, хорошо видимых теперь в свете луны и неустанно сыплющих стрелы на головы рязанцев. Позади колонны русских оставались темнеющие на снегу тела павших и умирающих: нести тяжелораненых воины уже не могли — изнурены были до крайности, да и мало кого не зацепили еще татарские стрелы, хотя бы слегка. Пешцов в строю оставалось едва половина, конных не более тысячи. На коней, лишившихся всадников и на всех уцелевших заводных посадили раненых не способных передвигаться. Пешцы шли медленно. Конные, прикрывавшие их спереди и сзади, подранивались под их шаг.

Ратьша со своими ближниками продолжал идти в голове войска. Его пока стрелы не поранили. Материнский оберег помогал, или просто везло? Кто знает? Первуша тоже был невредим. А вот Могуте и Олегу досталось. Ратиславов ближник получил стрелу в бедро, прошившую кольчужную юбку и ноговицу, а князь Переяслвавский поймал стрелу в правое плечо — угодила проклятая в сочленение между оплечьем и стальным нагрудником. Вытаскивать стрелы не стали — не досуг, да и кровью изойдут — перевязывать некогда, а пока стрела в ране крови идет совсем чуть. Обломали древки, чтобы не мешали. Олега в сопровождении пары гридней Ратьша отправил в середку колонны. Там собирались раненые, ее могущие двигаться. Там же ехал и Великий князь со свитой. Могута покидать свое место в строю отказался, а Ратислав настаивать не стал: что здесь, что там было почти одинаково опасно. Единственно, в середину колонны стрелы падали сверху, навесом и убойная сила их была чуть меньше.

Свои стрелы у рязанских всадников кончились еще час назад, и они ехали теперь под ливнем татарских стрел, в бессилии сцепив зубы, сжав судорожно рукояти мечей и древки копий. У пеших стрельцов запас еще оставался и только потому татары пока держались на почтительном расстоянии. Вот когда стрелы иссякнут и у пешцов, степняки подъедут совсем близко и будут бить в упор. Тут уже никакой доспех не спасет. Ратьше давно стало понятно, что до Черного леса они не дойдут. Во всяком случае, все вместе. Может уйти конница, если сумеет прорваться сквозь полчища окруживших рязанцев кочевников. Похоже, это поняли и ближники Великого князя с княжатами. К Ратиславу протолкался Кир Михайлович Пронский. Перекрикивая лошадиный топот и ржание, крики и стоны раненых, он передал Ратьше приказ Юрия Ингоревича: готовить головной конный отряд к прорыву.

— А князь!? — крикнул в ответ Ратислав.

— Он со своими людьми и всеми, кто на конях, сейчас подтянутся к голове войска! И замыкающий отряд сюда подойдет!

— А их бросаем!? — Ратьша кивнул на пешцов.

Кир Михайлович, нахмурился. Сказал:

— Сам видишь, им не спастись. Предлагаешь всем вместе здесь полечь?

— И князь согласен?

— Упирался спервоначалу. Потом понял, что по другому — никак. Смирился.

— Ладно, — кивнул Ратьша. — Пусть так.

— Начинаем по сигналу княжеского сигнального рога! — разворачивая коня, крикнул Кир.

А стрелы продолжали падать, втыкаясь в щиты, кожаные брони коней, человеческую и конскую плоть, со звоном отскакивая от панцирей и шлемов, или с глухим стуком пробивая их. Жалобно заржал конь Могуты — одна из стрел, пронзив защиту, вонзилась ему в правую лопатку, уйдя в тело на полчетверти. Ближник с заметным усилием вырвал ее, похлопал заплясавшего жеребца по шее. Ратислав озабоченно покачал головой: далеко ли ускачет Могута на истекающем кровью коне? Из-за задних рядов в голову войска протиснулась княжеская свита с Великим князем в середине, заботливо укрываемым щитами гридней. Здесь они встали в центре первого ряда. Понятно: Юрий Ингоревич решил сам возглавить прорыв. Что ж, тогда Ратьшино место позади — будет прикрывать отход.

— Уходим в хвост! — приказал он своим людям, разворачивая Буяна. — Ты иди с княжьими людьми, — это Могуте. — И сам и конь подстреленные.

Ближник упрямо мотнул головой и тоже развернул коня. Ну что ты будешь с ним делать! Только успели добраться до последних рядов конников, продвигающихся к голове войска, как впереди раздался хриплый рев княжеского сигнального рога. Еще не умолк сигнал, а там впереди разнесся боевой клич панцирников и грохот тяжелых кованных копыт: конница пошла на прорыв. Здесь в хвосте черед до всадников еще не дошел. Они продолжали двигаться шагом. Пешцы, понявшие, что их оставляют одних, остановились, устало поставили ростовые щиты на землю, пригнулись за ними, повернулись в пол оборота, провожая взглядом уходящих соратников. В лицах их не было упрека. Только усталость. Они тоже все понимали: незачем погибать всем.

Меж колоннами пешцов, ставших заметно короче и тоньше осталась группа всадников в полтора десятка: тысяцкий Будимир с воеводами. Ратьша, проезжающий мимо, завернул к ним.

— Остаешься? — спросил у тысяцкого.

Тот только кивнул в ответ и тут же крикнул:

— В круг! Становись в круг!

Потом хлопнул Ратьшу по спине, сказал уже негромко:

— Езжай, отстанешь. И отомстите там за нас.

— Прощай, — сдавленным голосом, ответил тысяцкому Ратислав и пришпорил Буяна. Горло сжимало от ярости и бессилия.

Хвост конного войска уходил вперед, набирая ход. Вот он уже выскользнул из промежутка между колонн пешцов. Те сразу начали смыкаться, образуя оборонительный круг. Ратьша и Первуша с Могутой, едва успели проскочить наружу. Догнали концевых всадников быстро. Татары, судя по отсутствию впереди звуков схватки, боя не приняли. Опять разлетелись в стороны и теперь скакали по бокам остатков рязанской конницы, расстреливая ее, лишенную возможности отвечать, в упор. Сразу появились убитые. Люди и лошади. Ратьше, скачущему позади, приходилось то и дело объезжать, или перескакивать через их тела. Совсем скоро после начала скачки начали отставать всадники на раненых лошадях. Большинство их, поняв, что не уйти, разворачивали коней навстречу преследователям, вытаскивали мечи из ножен и пытались вступить в схватку. Редко кому это удавалось: раньше татары успевали утыкать их стрелами. Кое-кто из отставших отбрасывал щит и оружие и ехал навстречу татарам с поднятыми руками. Этих, насколько сумел заметить Ратислав, не трогали. Но таких сдающихся было совсем немного.

Через полчаса начал отставать жеребец Могуты. Ратислав и Первуша, пристроили своих коней с боков истекающего кровью скакуна ближника, прижались к нему, помогая продолжить кажущуюся уже бесконечной скачку и не давая повернуть коня встречь врагам. Но теперь уже отставали все трое. Мало-помалу. Татары, видя такое, засыпали их стрелами. Пяток вражеских всадников приблизились саженей на двадцать, посылая стрелы в упор. Взвизгнул Буян: стрела прошила его доспех и впилась в бок чуть позади Ратьшиного бедра. К счастью стрела ушла неглубоко. Зашипел от боли Первуша.

— Уходите, — прохрипел Могута.

Ратислав мотнул головой.

— Все погибнем. Уходите! — собрав силы, рявкнул Могута. — Ну!

Ратьша упрямо нагнул голову, не отвечая. В щит на спине с глухим стуком били стрелы. Звонко ударяли по шлему и нагруднику, вскользь, не пробивая. В Буяна татары пока не целили, видно приглянулся им жеребец-красавец.

— И-йех! — выкрикнул Могута и, нагнувшись, сбросил щит со спины, потом, рванув застежку, сбросил шлем.

— Что ты?… — начал Ратислав.

Но две татарские стрелы уже вонзились в тело ближника. Одна, пробив панцирь, в спину, а вторая в обнаженную шею. Та, что попала в шею, видно, перебила позвоночник, и Могута умер сразу. Его тело завалилось набок прямо на руки Ратьше. Тот какое-то время, не веря в свершившееся, тормошил своего бывшего наставника. Потом, поняв, что ближник мертв, отпустил его тело и, ударив шпорами Буяна, послал его вперед, вдогон ушедшим вперед соратникам, чувствуя, как переполнившие глаза слезы, катятся по ресницам, замерзая на морозном ветру.

Прошел еще час. Луна продолжала лить на заснеженную степь свой тоскливый бледно-желтый свет. Вздымающаяся из под копыт лошадей снежная пыль, взблескивала тусклыми искрами, создавая над темной массой всадников несущихся по степи, мерцающий ореол. От рязанцев к этому времени осталось не более семи сотен всадников. Преследующие их татарские отряды, меняли друг друга, отъезжая для пополнения запаса стрел, так что смертельный ливень не прекращался ни на миг.

Ратислав и Первуша продолжали скакать в хвосте войска. Ратьшу стрелы до сих пор миловали. Буян бежал все так же ходко: видно, полученная им рана кровила не сильно. Конь Первуши пока не пострадал. А вот меченошу стрела уклюнула в правый бок, попав в соединение половинок нагрудника. В тело вошла не слишком глубоко — помогла кольчуга. Парень обломал древко и пока, вроде, держался в седле вполне уверенно.

Всадники на раненных конях продолжали отставать, попадая под татарские стрелы и клинки. Редкие сдавались. Стяг Великого князя продолжал трепетать где-то в голове растянувшегося войска. Должно, жив Юрий Ингоревич — берегут его гридни. А вот Олег Красный отстал. Теперь он опять скачет рядом с Ратьшей и Первушей. Видно сказалась полученная рана, да и жеребцу его досталась пара стрел, пробивших броню. Ратислав с меченошей подперли боками своих скакунов коня Белгородского князя, как недавно коня Могуты. Пока держались, не отрываясь от своих, и стрел в них летело не слишком много. Ничего, продержимся, уговаривал себя Ратислав, до стана осталось немного. Не более получаса скачки. Продержимся.

— Ну, ты как? — то и дело тормошил Ратьша Олега, не давая совсем обессилившему побратиму сомлеть окончательно.

Тот вскидывал клонящуюся на грудь голову, пытался улыбнуться белыми от потери крови губами, кивал, шептал почти неслышно:

— Ничего, брат. Ничего…

— Держись! Недалеко осталось!

Олег кивал, и снова голова его начинала клониться к груди.

Впереди уже видна была темная полоса леса. До стана, и, правда, оставалось совсем недалече. Наверное, скачущие впереди всадники, уже видят шатры и избы деревеньки, откуда вышло в степь Рязанское войско. Увидели их и татары. Далеко позади проревели сигнальные трубы. Дождь из стрел внезапно прекратился. По колонне скачущих рязанцев словно прокатился облегченный вздох. Ратислав радоваться не спешил: вряд ли татары так просто выпустят свою добычу. Он выпрямился в седле, осмотрелся. Конные татарские стрелки поворачивали лошадей в стороны и уносились в степь. Из-за них позади, справа и слева показались плотные ряды тяжелой конницы, посверкивающие в лунном свете отблесками панцирей и наконечниками поднятых вверх копий. Понятно: будут добивать. Хорошо татарам не хватило времени и сил окружить русских. С боков-то даже толком не охватили. Правильно: на лошадях у них тоже защита, и на всадниках… Татарские кони весу несут не меньше, чем рязанские. Видно, только-только догнали. И, видно, лошадки тоже заморились: шпорят их, а расстояние до русичей убывает не быстро. Может, удастся добраться до стана раньше? Нет, не получится. Успеют догнать. И что делать? Развернуться и ударить встреч? Не получится: измотанные, пораненные лошади и люди не выстоят. Да и не успеть развернуть и собрать в кулак растянувшееся войско — татары настигнут раньше. Повернуть навстречу с теми, кто есть под рукой? Два-три десятка? Ну, тех, что идут по пятам может и удастся чуть задержать, но те татары, что охватывают с боков, доберутся до остальных. И что делать? Остается шпорить коней, выжимая из них последние силы!

Похоже, это поняли в голове войска. Там заметно прибавили. Буян, без особого напряжения, увеличил ход. Первушин конь задышал с хрипом. То же и Олегов. Плохо, сгибнут коники, но тут уж деваться некуда. Зато расстояние между рязанцами и татарами стало сокращаться не так быстро. Ратьша встал в стременах, вглядываясь в уже совсем близкую опушку Черного леса. Да, вон шатры, вон избы темнеют. Успеем! Но Олегов конь был совсем плох. В какой-то миг он споткнулся. Не упал, нет, но вырвался из клещей поддерживающих его жеребцов Ратьши и Первуши и сразу сильно отстал. Опамятовшийся от толчка Олег вскинул голову, махнул рукой, начавшему придерживать своего скакуна Ратиславу, потянул повод, разворачиваясь навстречу совсем уже близким преследователям, перебросил щит на грудь, вытащил меч из ножен. Все! Не спасти! Ратьша отвернулся, чтобы не видеть, как взденут на копья друга по детским играм, и ударил Буяна шпорами.

Они все же успели добраться до стана. Воевода тысячи пешцов оставленной в стане услышал топот множества копыт издалека и успел приготовиться к встрече, раздвинув рогатки и сделав меж ними проход саженей в пятьдесят. Выстроил за ним свою тысячу стеной в шесть шеренг, поставив позади строя и вдоль рогаток стрельцов. Когда голова Рязанского конного войска начала втягиваться в проход, он приказал сдвоить ряды, пропуская измотанных коней и всадников в образовавшиеся промежутки между воинами. Потом ряды сомкнулись, принимая на копья несущихся следом степняков. Часть их, идущих широкой волной, села на копья, кто-то налетел на рогатки, наставленные в четыре ряда, видно, не разглядев их в неверном свете луны. Ночную степь огласил грохот железа, треск копий и ломающихся рогаток, ржание умирающих лошадей, крики боли и ярости татар, упустивших такую близкую добычу. Осыпаемые стрелами русских стрельцов, нечастыми, но меткими, татары откатились саженей на триста, собираясь там, в плотный кулак и равняя ряды для нового натиска. Оказалось их не так уж и много: тысячи три — три с половиной. Правда, подальше, в версте примерно, маячили конные стрелки, посчитать которых, даже приблизительно, было невозможно.

Великокняжеский рог протрубил отступление. Понятно: в лагере не задерживаться. Всадники, двинулись рысью к опушке леса, к дороге, ведущей в его глубину. Татары нападать не спешили и Рязанская конница благополучно успела втянуться в чащу. Ратьша со своими двумя десятками уцелевших дружинников остался на опушке: его задача — прикрывать, хоть вряд ли горстка воинов, оставшаяся под его началом, сможет хотя бы ненадолго задержать преследователей. Но, долг есть долг. Ратьшины воины выстроились в две редкие шеренги у самого начала лесной дороги и наблюдали за действиями пешей тысячи оставшейся в воинском стане.

А воевода пешцов оказался человеком бывалым и люди его хорошо выученными. Выслав вперед несколько десятков воев, он закрыл проход рогатками и, сохраняя плотный строй, начал отступать к опушке. У рогаток осталась пара сотен стрельцов. Подоспевшие конные татарские стрелки начали сыпать стрелы на них и пятящихся пешцов. Часть из них захлестывали арканами рогатки и отволакивали их в стороны, расчищая проход. Пока они с этим возились, пешая тысяча успела отойти к опушке, перегородив вход в лес, потеснив при этом людей Ратислава. Теперь с боков «стену» пешцов прикрывали густые заросли подлеска, сквозь которые продраться конному было почти невозможно.

Пешцы быстро перестроились в восемь шеренг, чтобы уместиться в довольно узком проходе. Да и пробить коннице глубокий строй гораздо сложнее. Даже тяжелой. Утвердили нижние заостренные концы щитов на земле. Первые две шеренги воткнули утоки копий у правой ступни, направив острия вперед, слегка приподняв. Третья и четвертая шеренги, имеющие более длинные копья, опустили их, положив на плечи впереди стоящих, так, что острия торчали примерно на сажень впереди строя. Воины в четырех задних шеренгах, пока держали копья наконечниками вверх.

К Ратиславу подъехал воевода пешцов. Оказался он из муромчан и Ратьша знаком с ним не был. Видел на княжьих советах и только. Лет сорока, невысок, но кряжист. С воеводой подъехали еще пяток всадников, видно, его ближники. Муромчанин был мрачен, зол и решителен.

— Неуж, все войско угробили? — подъехав в плотную, прохрипел он простуженным голосом. — Эти все, что остались?

Он повел густой бородой в сторону леса, куда ушли остатки конницы. Ратьша кивнул. Говорить не хотелось: навалилась усталость и осознание того, что ни Могуты, ни Олега, ни других близких людей, оставшихся в снежной степи, он больше никогда не увидит.

— Как же вы так-то, — горестно покачал головой воевода пешцов.

Тут же крикнул своим:

— Ровней ряды! Плотней держаться! — Потом опять Ратьше:

— А вы уходите. Мы тут сами. Только мешаться будете, — усмехнулся невесело. — Не боись, отобьемся. Дадим времечка князю с уцелевшими уйти подальше и сами тронемся потихоньку. Мало по малу по лесной дорожке до засек допятимся. Коннице здесь у опушки, сам знаешь, не развернуться — лес густой. Так что, думаю, они за нами в лес и не полезут. По крайности, без разведки. А пока разведают, мы уж далеко будем.

Воевода еще раз прикрикнул на своих. Потом опять обратился к Ратиславу:

— Потому, езжайте. Ты ж воевода степной стражи?

Ратьша кивнул.

— Вот и давай, скачи. Расставляй по засекам тех, кто еще остался. Надо татар в лесу подержать, дать время селянам в схронах, аль городах укрыться. Ступай. А мы до засек и там встанем. Там нас встречай.

В словах муромчанина был резон. Вот только кого ставить на засеки? Впрочем, в стане с той стороны леса люди остались. Да еще и опоздавшие за это время подойти могли. А здесь и правда толку от него и его людей будет немного.

— Ладно, — решился Ратша. — Жду тебя на засеках. Людей постарайся сберечь. Верхами мы быстро уйдем, так что стойте здесь не более чем до полудня, а лучше уходите с восходом солнца. И смотри: татары могут все же обойти правее или левее. Там лес пореже. Верхами не продраться, но могут пешими напасть. Хоть пешие воины из степняков и плохие, но все равно — стерегись.

— Да уж знамо, — кивнул воевода. — Все, езжайте. Видите, татары рогатки растащили. Сейчас нас на прочность пробовать будут.

— Удачи, — хлопнул по плечу муромчанина Ратислав. — Как звать-то тебя?

— Даром люди кличут.

— Удачи, Дар.

Ратислав развернул Буяна, махнул своим, чтобы следовали за ним, и погнал жеребца по дороге вглубь Черного леса.