Всё вернётся

10

Мартин испытал облегчение, лишь когда, наконец, ушел от матери. Она расспрашивала его о Ренате с удивительным для серьезно больной женщины интересом. Мартину было неприятно лгать ей, это было похоже на предательство.

Он разрывался на части. На первом месте для него всегда был Томми, а уже потом шли обязанности, мать и Гринвуд. А теперь даже одна мысль о том, что однажды Ник станет законным наследником поместья, вызывала у него страх, что он лишает своего сына будущего, не говоря о его собственной жизни.

Мартин с ненавистью думал о любовнике своей матери, несмотря на то, что был обязан ему своим появлением на свет. Одолеваемый мрачными мыслями, он шел к раскидистому дубу, под которым стоял стол, накрытый для обеда.

Рената сидела в расслабленной позе на плетеном стуле, и по мере того, как Мартин приближался к ней, его настроение поднималось. Удивительно.

Еще более удивительным было то, что стоило Ренате улыбнуться ему, как все его проблемы куда-то исчезли.

Сев рядом с ней на соседний стул, Мартин взглянул на Ника, лежавшего на руках матери. Ник радостно заулыбался.

Мартин тоже улыбнулся и посмотрел на Ренату.

— Он выглядит совершенно здоровым.

Ее блаженная улыбка перевернула сердце Мартина. Он протянул малышу палец, и Ник крепко ухватился за него.

— Какой крошечный, — удивленно проговорил он. — Даже не верится, что этот маленький человечек вырастет во взрослого мужчину.

И в наследника Гринвуда, с болью подумал Мартин, но тут же испытал угрызение совести, потому что не мог желать плохого этому чудесному малышу. Иначе говоря, он должен признать его законным наследником.

— Можно, я возьму его на руки? — спросил Мартин. — Я помню Томми в таком же возрасте. Каждый раз, когда я смотрел на него, у меня к горлу подкатывал ком. Мне не верилось, что это мой сын, и я дотрагивался до него, чтобы убедиться, что это не сон.

— Конечно, — сказала Рената и поцеловала его в щеку.

Мартин ответил ей поцелуем в губы. От Ренаты пахло грудным ребенком. А ее волосы… волосы напомнили Мартину запах цветущей яблони. Кожа ее…

Чувствуя, что теряет контроль, Мартин отстранился от Ренаты и приподнял Ника. На него доверчиво смотрели два голубых глаза. Сердце Мартина наполнилось любовью, которая переплеталась с острым ощущением вины. — Великолепный малыш, — растроганно произнес он.

Рената не ответила. Более того — она отвернулась. Удивленный Мартин свободной рукой взял ее за подбородок и повернул к себе лицом. Глаза у Ренаты повлажнели, и Мартину показалось, что она пытается совладать с собой.

— Не надо расстраиваться, — сказал он, нежно проведя рукой по ее щеке.

Рената через силу улыбнулась.

— Я не расстроилась, просто не могу равнодушно смотреть на сильного мужчину с маленьким ребенком на руках. Это так трогательно. — Рената засмеялась. — Глупо, конечно, но мне так приятно, что ты любишь Ника! Будем обедать? — уже непринужденно спросила она.

Рената не могла сказать Мартину о том, что хотела бы иметь от него детей. Что бы, интересно, он ответил на это? — подумала Рената, шокированная собственными фантазиями. Возможно, запретил бы мне появляться в Америке, не говоря уже о Гринвуде.

— Как твоя мама? — спросила Рената, когда Мартин, положив Ника в коляску, придвинул стул к столу.

— Мое поведение вызвало у нее подозрения. У Ренаты расширились глаза.

— Почему?

Мартин грустно улыбнулся.

— Я, наверное, сиял, как бриллиант, когда вошел к ней. У меня действительно было такое ощущение, что я могу покорить целый мир. Так хорошо мне было. И она, разумеется, не могла этого не заметить. Она допрашивала меня, как заправский следователь!

У Ренаты весело заблестели глаза.

— Что ты сказал ей?

Мартин потянулся за куском копченой лососины.

— Сказал несколько слов о тебе, но, думаю, она все поняла. Мой небрежный тон, конечно, не обманул ее. Мама хорошо меня знает. Она догадалась, что мы стали любовниками. — Мартин поднял на нее вопросительный взгляд. — Ты не против?

— Нет, разумеется. Мы свободные люди и можем делать то, что нам хочется. А она возражает? — Ренате было приятно, что Мартин, перегнувшись через стол, поцеловал ее.

— Не думаю. Она, вероятно, рада видеть меня счастливым. Разве мы не хотим того же для своих детей?

Мартин подумал о том, что Рената заставила его выпустить эмоции на свободу, и он очертя голову бросился в пропасть, впервые почувствовав, что такое полет. И хотя он добровольно и с большой радостью отдался безумству, Мартину нелегко было расстаться с многолетним самоограничением.

— Но для наших детей важно, чтобы мы тоже были счастливы, — прошептала Рената ему на ухо.

— Иногда это невозможно.

— Ты имеешь в виду свою мать, которая пожертвовала собой ради тебя? У нее была несчастливая жизнь? — мягко спросила Рената. — Мне трудно поверить в это. Она вырастила мужчину, которым может гордиться, и она очень любит тебя. И Томми, наверное, является большой радостью для нее.

— Да, конечно, — согласился Мартин, но в его голосе прозвучала боль.

Глядя на его потемневшее лицо, Рената поняла, что он что-то от нее скрывает. Возможно, это связано с болезнью его матери. Это означало, что Мартин не доверяет ей. Рената расстроилась.

— Твоя мать не единственная, кто хочет видеть тебя счастливым, — сказала она.

Мартин вскочил, опрокинув стул, подошел к Ренате и с жадностью накинулся на ее губы.

— Рената! — шептал он срывающимся голосом. — Рената!

Она страстно отвечала на его поцелуй, надеясь, что Мартин забудет о своих тревогах и найдет в ней свое утешение.

— Лучше? — спросила она, когда они отпрянули друг от друга из-за нехватки воздуха.

— Намного. — Мартин улыбнулся, но улыбка показалась Ренате не совсем искренней. — Давай обедать, а то у нас много дел.

— У нас? — удивленно переспросила Рената.

Она решила не давить на Мартина. Он сам скажет ей, что его тревожит, когда сочтет нужным. Но неприятный осадок у нее все же остался.

— Если ты не против.

С каждой секундой Мартин отдалялся от нее все дальше и дальше. Рената нахмурилась.

— Не против чего?

Мартин задумчиво гонял вилкой по тарелке помидорчик.

— Я подумал, что тебе будет интересно проехать со мной по поместью. Мне нужно сделать кое-какие дела.

Рената повеселела.

— С удовольствием. Но сначала я должна перепеленать Ника и уложить его спать.

— Миссис Скотт сделает это, — твердо сказал Мартин.

— Если она не возражает… — неуверенно проговорила Рената.

— Я хочу, чтобы ты поехала со мной. Это важно, — сказал Мартин, глядя ей в глаза.

— О, тогда конечно. — Рената была польщена. — Я уверена, что миссис Скотт хорошо позаботится о Нике… Ой!

— Что такое? — озабоченно спросил Мартин.

— Лицо. Там наверху, в окне.

— Какое лицо? В каком окне?

— Я видела только седые волосы. Вон там, где герб. — Рената показала рукой. — Прямо над ним два больших окна.

— Это окна спальни моей матери, — хмуро сказал Мартин.

Рената облегченно вздохнула.

— Тогда все в порядке. Она, наверное, почувствовала себя лучше.

— Или ее одолело любопытство.

— Ох, Мартин… А вдруг она видела, как мы целовались? А если она еще узнает, кто я, она подумает…

— Она не узнает об этом! — с неожиданной резкостью воскликнул Мартин. — Не должна узнать. — Помолчав, он сказал уже более спокойно: — Если ты готова, тогда поехали.

Рената приуныла. Мартин внезапно стал чужим. Настроение было испорчено. Но Рената решила не падать духом, и в этом ей поможет ее любовь к Мартину.

У Мартина было ощущение, что он идет по канату, конца которому не видно. И он постоянно балансирует — то сгорает от дикой страсти, то снова привычно замыкается в своих чувствах.

Но в ближайшие несколько часов ему предстояло узнать немного больше о Ренате. Его арендаторы — люди прямые, они все называют своими именами. Они не ослеплены, как он, страстью, поэтому быстро раскусят Ренату, если она что-то скрывает.

Зайдя в дом, Мартин наполнил корзину свежими персиками, прихватил кипу журналов и несколько романов, купленных на прошлой неделе, и отнес все это в машину. Рената весело болтала с ним, когда они направлялись к первой остановке на их маршруте — небольшому домику, в котором жила миссис Кроув. Мартин кратко отвечал на ее вопросы, он нервничал, не зная, что его ждет в конце этой поездки.

Он чувствовал, что ему хочется, чтобы Рената понравилась людям. Это было равносильно самоубийству. Если Рената чиста как первый снег, ему придется освободить Гринвуд. Но если она опростоволосится… это будет ему на руку. Он отправит ее домой.

Мартин старался не думать о том, что с ее отъездом будет чувствовать себя неполноценным человеком. Как если бы у него отняли правую руку. Мартин заскрежетал зубами и резко дернул рычаг переключения скоростей. Впервые в жизни он, известный своими четкими, мудрыми решениями, не мог совладать со своим проклятым разумом.

— Миссис Кроув, — отрывисто сказал он притихшей Ренате, когда они подъезжали к домику, — пожилая женщина, она практически не выходит из дома.

— О! Эти журналы и книги для нее? Взять их?

— Не надо. Она подумает, что я изображаю Санта-Клауса.

Мартин остановил машину. Он помог Ренате выйти из машины и, подойдя к двери, потянул за шнур звонка. Послышались шаркающие шаги, и старческий голос спросил:

— Кто там?

— Серый Волк, Красная Шапочка! — весело крикнул Мартин.

— Обманщик!

Посмеиваясь, миссис Кроув открыла дверь и подставила Мартину дряблую щеку для поцелуя.

— Надеюсь, я не побеспокоил вас. Мы с Ренатой, моей знакомой, едем за покупками, и я подумал, что, может, вам тоже что-нибудь нужно.

— Может быть, — с достоинством ответила старая женщина. — А может, и нет. Рада знакомству, Рената. Входите. Я приготовлю чай.

Мартин отметил, что Рената понравилась миссис Кроув.

— Спасибо. С удовольствием, — сказала Рената.

Пятерка, мысленно одобрил ее Мартин. Она не предложила хозяйке свою помощь. Миссис Кроув обладала очень независимым характером, и Рената, почувствовав это, не сделала ошибку.

— Не знаете никого, кто бы мог забрать у меня несколько книг и вещей, а? — спросил Мартин, когда они сидели за столом и пили дымящийся крепкий чай. — Моя мать уже прочитала их, и я хотел отвезти их на благотворительную ярмарку, но у меня нет времени на это.

— Может, и знаю, — осторожно ответила старая женщина. — Давайте-ка, посмотрим, что там у вас.

Пряча улыбку, Мартин быстро вышел. Когда он вернулся, то еще в прихожей услышал смех миссис Кроув — Рената что-то рассказывала ей. Мартин замер.

— Я уже стала параноиком, — смеясь, говорила она под скрипучее хихиканье старой женщины. — Думаю, что больше никогда не повешу себе на шею сумку с ребенком. А то, чего доброго, меня примут за сестру Квазимодо!

Ну конечно, она рассказывает о том, как Томми назвал ее женщиной с горбатым животом. Мартин улыбнулся, вспомнив этот эпизод.

— Потрясающий ребенок, похож на своего отца, — заявила миссис Кроув. — А вот старого хозяина я не любила. Но его кузен, тот был совсем другой.

Да это же она о Стивене! Мартин превратился в слух.

— Вы их обоих помните, миссис Кроув? — спросила Рената, и Мартин услышал напряжение в ее голосе, хотя она и старалась говорить спокойно.

— Мистер Эдвард был самонадеянным индюком, — ворчливо сказала миссис Кроув. — Рада, что его больше нет. А мистер Стивен был добрым, порядочным человеком. Любил рисовать. Написал вон тот портрет. Он, правда, не закончил его, поэтому на нем нет подписи, но это его работа.

Мартин услышал звук отодвинутого стула и понял, что Рената пошла взглянуть на портрет. Он видел его много раз, но не знал, кто автор. На портрете была изображена миссис Кроув в молодости. Мартин всегда восхищался им, и портрет был предметом постоянных шуток между ними. Например, Мартин предлагал миссис Кроув за него какую-нибудь нелепую сумму, скажем, полмиллиона долларов, а она отказывалась, говоря, что портрет ей самой нравится, да и она не знает, что ей делать со всеми этими деньгами.

— Это же… — Голос Ренаты дрогнул.

Она, конечно, узнала работу своего отца и расстроилась. Портрет был написан с большой любовью и чувством. Мартин всегда думал, что художник обладал хорошим восприятием и способностью проникать глубоко в душу человека, и это находило свое отражение в портрете.

— Великолепно, — с нежностью сказала Рената. — Ему удалось ухватить суть вашей натуры.

— Вы тоже заметили это?! — обрадовалась миссис Кроув. — Я всегда узнаю родственную душу. Поэтому мы так хорошо понимали друг друга с мистером Стивеном. Здесь все очень любили его. Жаль, что ему пришлось уехать из Америки так неожиданно. И портрет мой он не успел закончить. — Она печально посмотрела на Ренату. — Он и не узнал бы меня сейчас, верно?

— Думаю, узнал бы, — тихо ответила Рената. — Вы же внутри не изменились, а на портрете изображено именно то, что он увидел в вас.

— Умница. — Мартин услышал, как миссис Кроув похлопала Ренату по руке. — Куда же пропал ваш молодой человек? Он и чай свой не допил.

— Он не мой… — начала Рената.

Мартин на цыпочках направился к входной двери, чтобы возвестить о своем приходе громким стуком.

— Меня вы не обманете, я видела, как он смотрел на вас. Надеюсь, он не упустит вас, а то найдется кто-нибудь другой… А вот и он! — объявила она, услышав стук двери.

— Прошу прощения за долгое отсутствие, — сказал Мартин с легкостью, на которую только был способен после всего услышанного. — Отбирал любовные романы со слишком откровенными сценами…

— О, я как раз очень люблю такие! — возразила миссис Кроув.

Мартин ухмыльнулся.

— Я знаю, поэтому откладывал их для вас! А в машине оставил те, на обложке которых изображены домохозяйки в аккуратных фартучках. Вы же получите страстные объятия и перекатывающиеся мускулы.

Женщины обменялись озорными взглядами и засмеялись. Мартин поставил Ренате наивысшую оценку за этот визит. Миссис Кроув могла отличить лицемерие за сто шагов.

Мартин сел за стол допивать чай и даже шутил, защищаясь от объединенных усилий двух женщин, но думал он о том, что подслушивание в прихожей открыло ему глаза. Возможно, его мать, в самом деле, ошибалась насчет Стивена Фарино. Мартин ощущал странный прилив радости и удивлялся, почему с таким веселым настроением приближается к своему изгнанию из Гринвуда. Но, взглянув на смеющуюся Ренату, он понял.

И это открытие явилось для него колоссальным шоком.