Встреча

Часть 13.

Валентин сидел на краю кровати, на которой распластавшись, словно морская звезда, спала Маргарита, и не мог заставить себя сдвинуться с места. Он смотрел на опухшее от слёз лицо женщины и ругал себя за то, как подло с ней поступил.

Несколько часов назад, опустошив очередной бокал шампанского, немного заплетающемся языком Марго поведала ему, что больна, и ей, судя по всему, в ближайшее время, предстоит операция.

Женщина сбивчиво рассказывала ему о своих хождениях по мукам, то есть по врачам, а он смотрел на неё и чувствовал себя последним негодяем.

«Скажи, – нашёптывал ему внутренний голос. – Признайся, что ты не по доброте душевной сидишь здесь с ней».

Но язык Валентина будто онемел, когда женщина прильнула к нему, содрогаясь от рыданий.

Сколько они так просидели, он не знал, но готов был сидеть вечность, обнимая Риту, гладя по спине, тайком целуя в макушку. Валентину показалось, что что-то сломалось внутри него. Он не хотел больше причинять ей зло, не хотел видеть её расстроенной.

Но язык… Язык упрямо не поворачивался, признаться в предательстве. А разве это было предательство? Они ведь не знали друг друга на тот момент, когда он соглашался опорочить её. Да и сейчас продолжали оставаться чужими людьми. Но сердце мужчины билось быстро-быстро. Оно требовало признания. Требовало предупредить о подлой ловушке, что была умело расставлена.

«Нежная. Добрая. Наивная», – теперь он знал, какая она. Знал, как морщится её нос, прежде, чем слёзы брызнут из глаз. Знал, что когда она плачет, её щёки розовеют, глаза опухают, а нос становится красным. Знал, как дёргаются уголки её губ, когда печаль становится всепоглощающей. Он знал и молчал. Не мог. Ругал себя и всё равно не мог признаться в подлости. Убеждал, что её сердце, да и жизнь будут разбиты, и молчал.

Он только и мог, что смотреть, как она затихает в его объятиях и засыпает.

«Я трус, – взъерошил свои короткие волосы Валентин. – Трус».

Он поднялся с кровати, бросил последний взгляд на Риту и вышел из номера отеля, унося в своём телефоне снимок безмятежно спящей женщины. Женщины, которая сломала его, а может быть наоборот починила.

«Заберу у приятеля снимки и скажу Анфисе, что ничего не удалось, – решил он для себя. – Не хочу быть тем, кто уничтожит Маргариту».

Подходя к своей машине, он заметил машину приятеля. Валентин не раздумывая подошёл к автомобилю друга.

– О, Валька, – пьяно произнёс мужчина, опустив окно. – А я тут греюсь.

– Оно и видно, – пробурчал Валя.

– Не всем так везёт, как тебе, – отозвался друг. – И дома баба постель греет, и пенки в отеле достались тебе.

– Думай, что несёшь! – схватил его за грудки Валентин.

«И чего только в пьяную голову не придёт, – пришёл в выводу. – Будто он меня не знает. Я Иру люблю. И до измены никогда не опущусь. Я и на это дело согласился, только потому что Ирочка меня попросила. А так… сам… ни в жизни… Хотя, сейчас понимаю, что не надо было соглашаться. Не моё – быть негодяем».

– А что такого, – ухмыльнулся, пьяно икнув приятель. – Заказ ты выполнил. Нет. Перевыполнил на двести процентов. Надеюсь, видосик снял, как конфетку разворачивал и ел.

Валентин заскрипел зубами и, продолжая удерживать мужчину одной рукой, другой ударил его в лицо.

– Ты чего? – завалился набок приятель, стирая красную струйку из уголка рта. – Сдурел?

– Нет. Поумнел, наконец. Где карта памяти со снимками.

– В фотике, – прогундел мужчина.

– Дай сюда.

– Держи.

Валентин вынул из фотоаппарата карту памяти и спрятал её в верхний карман куртки.

– Давай, выбирайся из своей колымаги, – устало то ли попросил, то ли приказал Валя. – Отвезу тебя домой.

Мужчина разразился ругательствами, но послушно начал выбираться из машины: «Ничего Валька, – размышлял он про себя, – копии фотографий я уже успел сделать. Отправлю несколько особо удачных снимков Ирочке, пусть порадуется. Может тогда у неё откроются глаза и она бросит тебя, а там и я слёзки ей помогу утереть. А то зажрался ты, дружище, и Ирка тебе, и эта, Марго, тебе. А мне никого. Нет. Так дело не пойдёт».

«Карту памяти надо будет уничтожить, – заводил двигатель Валентин. – Деньги я могу и занять, в крайнем случае. Ничего, выкручусь, как-нибудь. Рите и без того сейчас тяжело будет. Жаль, что я её номер телефона не взял. Мог бы позвонить… Вот только она вряд ли бы мне ответила. Любит мужа, бедняжка».