2 Разгромленная Польша

ОКТЯБРЬ 1939 г.

Лондон и Париж были потрясены падением Варшавы. Англичане и французы глубоко сочувствовали судьбе поляков. Они удивились скорости немецкого наступления, в то же время чувствуя стыд за то, что не помогли или не могли помочь Польше сопротивляться этому вторжению, но еще сильнее испытывая страх, что специалисты «молниеносной войны» обратят свое оружие и тактику против Запада. В Британии этот страх усиливался подозрениями, что немецкие агенты должны были просочиться во многие сферы британской жизни, чтобы информировать Германию о военных приготовлениях и саботировать британскую военную промышленность.

Британская публика, однако, не знала, что почти все немецкие агенты, за исключением очень немногих, были арестованы в самом начале войны, что осталось тайным и невоспетым триумфом британской разведки. Немцы об этом не знали. То было не единственное их поражение в тайном мире шпионажа. 28 сентября 1939 г., на следующий день после падения Варшавы, абвер угодил в странную ловушку. В тот день уроженец Уэльса Артур Оуэнс, которого немецкая разведка считала одним из своих агентов, перебрался из Британии в Нидерланды, чтобы установить контакт со своим немецким начальством; на самом деле он работал на Британию. Шефы из британской разведки дали Оуэнсу кодовое имя «Сноу». Ему удалось убедить немцев, что он создал серьезную сеть агентов Германии в Уэльсе. Теперь он просил инструкций и денег. Ему дали то и другое, и он возвратился в Британию. Так началось то, что британские связисты окрестили в духе кодовых названий шпионажа военного времени системой двойного надувательства, или XX. Она должна была полностью обмануть немцев. Через две недели Оуэнс вернулся в Голландию с новым мнимым членом сети немецкой разведки. Это был Гвайлим Уильямс, отставной полицейский инспектор из Суонси, прежде активный участник уэльского национального движения. Немцев вновь удалось провести. Они не только поручили Уильямсу, получившему у них кодовое обозначение агент А-3551, ряд саботажных миссий – позднее он убедил немцев, что выполнил их, – а также дали ему адрес одного из очень немногих настоящих немецких агентов в Британии, которого не вычислила британская разведка. Это был агент А-3725, который теперь присоединился к системе XX под именем «Чарли». К концу года эта ложная шпионская организация почти ежедневно посылала радиосообщения немецкой разведке в Гамбург, набирала новых фиктивных агентов и готовила бутафорскую схему саботажа – План Гая Фокса[4], предполагавший отравление резервуаров в Уэльсе, которые обеспечивали водой заводы, производившие самолеты и боеприпасы в промышленно развитом регионе Мидлендс.

Когда Артур Оуэнс находился с миссией двойного обмана в Голландии, Иоахим фон Риббентроп ехал в Москву. Там в ходе двухдневных переговоров он согласился от лица Германии забрать всю Польшу к западу от реки Вислы, где находились наиболее населенные и промышленно развитые области страны, и признал советскую власть над Восточной Польшей и (таково было требование Советского Союза) Литвой. Договор, претворивший в жизнь новый раздел Польши, был подписан в пять часов утра 29 сентября.

Под властью Германии оказались 22 миллиона поляков. 29 сентября, когда Риббентроп вернулся в Берлин, Советский Союз подписал Пакт о взаимопомощи с маленьким балтийским государством Эстонией, который давал право СССР занять эстонские военно-морские базы в Нарве, Палдиски, Хаапсалу и Пярну. Через шесть дней подобный договор был заключен с Латвией, а еще через одиннадцать – с Литвой. Вполне естественно, что Гитлер тоже не хотел оставлять восточную границу своего тысячелетнего рейха беззащитной. В секретной директиве № 5 от 30 сентября он отдал распоряжение «постоянно укреплять и превращать в линию военной защиты, обращенную на Восток», польские приграничные земли, а также отметил, что «гарнизоны, необходимые для этой цели, в конечном счете будут двинуты за политические пределы рейха».

Та же директива от 30 сентября увеличивала и масштабы немецкой активности на Западе. «Войну на море», приказал Гитлер, надлежало проводить «против Франции в той же мере, что и против Англии». С этого времени транспортные и торговые суда, «несомненно определенные как враждебные», допускалось атаковать без предупреждения. Это положение распространялось и на суда, плывущие без огней в британских территориальных водах. Кроме того, торговые суда, которые использовали радио, будучи остановленными, также следовало топить. Атаки на такие коммерческие суда, заметил Генштаб немецкого флота в тот день, «в журнале боевых действий следует объяснять путаницей с военным кораблем или вспомогательным крейсером».


Раздел Польши, октябрь 1939 г.


Британские торговые суда стали топить во все большем масштабе. В день подписания гитлеровский директивы немецкий «карманный линкор»[5] «Адмирал граф Шпее» пустил ко дну британское торговое судно «Клемент», доведя потери торгового флота союзников менее чем за месяц войны до 185 000 тонн.

30 сентября польский генерал Владислав Сикорский возглавил в Париже польское правительство в изгнании. В то время Варшава, как и на протяжении предыдущих трех дней, ждала входа немецкой армии. «Без погребения лежало много трупов, – вспоминала Ядвига Соснковская, – не было воды и лекарств. Это были горестные дни, но у меня в памяти они навсегда останутся днями величайшей солидарности и братской отзывчивости всего общества». Дело было не только в желании совершать хорошие поступки; «океан доброты исходил из людских сердец, жаждущих спасти, помочь, утешить. Стены города рухнули, но варшавяне не стали на колени и не преклонили головы».

1 октября немецкая армия приготовилась занять Варшаву. Перед этим она потребовала предоставить ей двенадцать заложников – десять христиан и двух евреев, которые должны были бы своей жизнью ответить за любые инциденты, которые могли произойти при продвижении армии. Войдя в город, немцы разбили полевые кухни и начали раздачу голодному населению бесплатного супа и хлеба. Тысячи людей стали стекаться к кухням. Немецкие операторы установили камеры и записали, как немецкие войска кормят голодных поляков. Когда фильм сняли, кухни исчезли вместе с операторами.

В тот же день пришлось сдаться последним польским солдатам, сражавшимся на полуострове Хель. Трем польским эсминцам и трем подводным лодкам удалось скрыться от немецкой морской блокады и направиться к британским портам. Война на Востоке закончилась; немцы захватили в плен свыше 694 000 польских солдат, в руках советских войск находилось 217 000. Более 60 000 польских военнослужащих пали в бою; за три недели воздушных и артиллерийских обстрелов, особенно в Варшаве, погибло 25 000 гражданских лиц. Немецкие силы, несмотря на тактику «молниеносной войны», потеряли в боях с упорным противником 14 000 человек.


Ночью 1 октября британские бомбардировщики пролетели над Берлином. Они сбросили не бомбы, а листовки, в которых рассказывали немецкому населению, что в то время, как его гонят на войну «на голодных пайках», немецкие вожди держат огромные суммы денег на секретных заграничных счетах. Даже Гиммлер, «который, словно рысь, следит, чтобы ни один немец не провез через границу больше десяти марок, сам вывез 527 500 марок» (по данным листовки). За первый месяц войны было напечатано 97 миллионов листовок, и 31 миллион уже сбросили. Популярный в то время анекдот рассказывал о пилоте, которого укоряли за то, что он сбросил целую пачку связанных в кирпич листовок: «Боже правый, ты же можешь кого-нибудь убить!» Скепсис публики относительно эффективности листовок привел к тому, что порядка 39 миллионов из них отправили в макулатуру вместо того, чтобы сбросить немцам. Критики назвали сброс листовок не настоящей войной, а «войной конфетти». Тем не менее она продолжалась.

В Польше, оказавшейся под немецкой оккупацией, шла жестокая война. Гитлер подписал секретную амнистию, по которой на свободу из мест заключения были отпущены эсэсовцы, арестованные армейским командованием за жестокое обращение с гражданским населением. На следующий день он прилетел в Варшаву, где принял парад победы. Возвратившись на аэродром, он сказал иностранным журналистам: «Хорошенько присмотритесь к Варшаве. Вот как я могу поступить с любым европейским городом».

Фотографии ущерба от бомбардировок Варшавы были растиражированы в газетах по всему миру, и вопрос о том, не ждут ли Лондон и Париж такие же разрушения, не остался без внимания. Ведь сам Гитлер заявил в Берлине 6 октября: «Зачем вести войну на Западе? Для восстановления независимости Польши? Польши Версальского договора больше никогда не будет». Однако, кроме Польши, разве есть другие причины для войны? Все важные проблемы можно решить за столом переговоров. Так думал фюрер.

Предложение Гитлера было адресовано Британии и Франции; Польша из него исключалась. На Востоке на повестке дня стоял только террор. 8 октября, через два дня после умиротворительных слов Гитлера в Берлине, подразделение СС забрало на еврейское кладбище группу более чем из двадцати поляков, в том числе нескольких детей от двух до восьми лет. Всех их расстреляли. За казнью наблюдали около 150 немецких солдат. Трое подали протест офицеру медицинской службы. Он тут же в ярости написал прямиком Гитлеру. Вскоре после этого фюрер получил еще один протест против подобных экзекуций, на этот раз от генерала Бласковица. Его доклад Гитлеру показал его армейский адъютант капитан Герхард Энгель. «Известие о нем он воспринял поначалу спокойно, – замечает Энгель, – но затем началась очередная длинная тирада о злоупотреблении “ребяческими идеями”, господствующими среди военного руководства: нельзя победить в войне методами Армии спасения[6]».

8 октября Гитлер подписал декрет о присоединении прибрежных областей Польши к Силезии и Восточной Пруссии и о создании на польской территории трех укрупненных территориальных единиц Германского рейха (рейхсгау): Восточная Пруссия, Данциг – Западная Пруссия и Позен. Через четыре дня на оставшейся территории Польши, включая Варшаву, было создано генерал-губернаторство со столицей в Кракове. Варшава была низведена с положения столицы до провинциального города. Гитлер назначил генерал-губернатором юридического советника нацистской партии доктора Ганса Франка. В его задачи входило «восстановление» общественного порядка. Сам Франк описывал их куда более открыто. «С Польшей следует обращаться как с колонией, – писал он. – Поляки станут рабами великого Германского рейха».

9 октября Гитлер принял в Берлине шведского предпринимателя Биргера Далеруса, который летал между Берлином и Лондоном через Швецию с предложением, исходившим изначально от Геринга, обсудить мирное соглашение между Британией и Германией. 5 октября в Лондоне Далерус увиделся с министром иностранных дел лордом Галифаксом; 9 октября в Берлине он сообщил Гитлеру, что Британия настаивает на восстановлении польской государственности, немедленном уничтожении всего наступательного вооружения и проведении в Германии плебисцита по некоторым вопросам гитлеровской внешней политики. На следующий день, 10 октября, Гитлер дважды встречался с Далерусом, а затем попросил его передать Британии германские условия: их территориальным аспектом было право Германии закрепиться на ее новой границе с СССР и возвращение ей колоний, которые она имела до Первой мировой войны, или «подходящих равноценных территорий». Между двумя встречами с Далерусом Гитлер выпустил новую директиву для генерала Кейтеля, главы штаба вооруженных сил Германии, и для командиров армии, флота и военно-воздушных сил. Директива излагала план «Гельб» («Желтый»), как обозначалось наступление против Франции и Британии.

Директива Гитлера от 9 октября содержала подробные детали наступления, которое следовало повести «максимально крупными силами» через Люксембург, Бельгию и Нидерланды. Цель этого северного наступления состояла в том, чтобы «разгромить, насколько это будет возможно», французскую армию и «одновременно занять как можно больше территорий Нидерландов, Бельгии и Северной Франции, чтобы они стали базой для успешного продолжения воздушной и морской войны против Англии». Наступление должно было создать «широкую защитную зону» для экономически необходимого Рура.

Слова «Война против Англии» звучали пугающе. По-другому пугающими были формуляры, разосланные в тот же день Филиппом Боулером, главой партийной канцелярии Гитлера, всем больницам и докторам, в которых их просили, якобы для целей статистики, перечислить всех престарелых, невменяемых или ненемецких пациентов. Три судебно-медицинских эксперта на тайном заседании должны были решить, кому из пациентов жить, а кому – умереть. Глава личной канцелярии Гитлера Ганс Ламмерс хотел, чтобы процедура была кодифицирована как часть немецкого права. От этого Гитлер отказался. Теперь убийства психически нездоровых пациентов начались не только в центрах эвтаназии. В оккупированной Польше, в Пяснице неподалеку от Данцига, к концу года были убиты несколько тысяч так называемых умственно отсталых людей. Наряду с поляками и евреями в Пяснице погибли 2000 немцев; их отправили сюда из психиатрических учреждений Германии.

Утром 10 октября Гитлер принял семерых наиболее высокопоставленных военных командиров в канцелярии – том самом здании, из которого в предыдущий день были разосланы формуляры об эвтаназии. С командирами он говорил о причинах войны на Западе, зачитав написанный им меморандум, в котором объявлял целью Германии «уничтожение мощи и способности западных держав когда-либо воспротивиться государственной консолидации и дальнейшему развитию немецкого народа в Европе».

Время было не на стороне Германии. «Никакой договор или пакт, – предупредил Гитлер, – не обеспечит наверняка длительного нейтралитета Советской России». Сейчас требовалась «незамедлительная демонстрация германской мощи». План следовало составить немедленно. Атаку нельзя начать «слишком рано». Ее нужно «начать при любых обстоятельствах этой осенью».

С момента, когда немецкие ученые, встретившись в Германии, информировали военное руководство о возможности использования энергии расщепления атомного ядра для создания бомбы огромного разрушительного действия, прошло пятнадцать дней. Тем временем в Соединенных Штатах американский экономист и друг Альберта Эйнштейна добивался частной встречи с Рузвельтом. Александр Сакс принес с собой письмо от Эйнштейна, содержание которого объяснил президенту. Атомная энергия позволит человеку «взорвать своего соседа» в масштабе невиданном и невообразимом.


Третий рейх, ноябрь 1939 г.


«Это требует действий», – отозвался Рузвельт. Десять дней спустя в Вашингтоне состоялась первая встреча совещательного комитета по урану. Америка активно искала новую силу. Эйнштейн, которому как еврею пришлось бежать из Германии в 1933 г., указал путь к разработке революционного оружия войны, но на его создание уйдет более пяти лет. Тем временем ощущалась разрушительная сила имевшегося оружия. Вечером 13 октября немецкая субмарина U-47 под командованием Гюнтера Приена проникла через британскую оборону в заливе Скапа-Флоу, а утром 14 октября тремя торпедами потопила боевой корабль «Роял Оук», стоявший на якоре; 833 моряка утонули.

Через два дня после потопления «Роял Оук» два немецких бомбардировщика летели над восточным побережьем Шотландии. Их сбили истребители. Трое из восьми летчиков утонули. Британские летчики-истребители впервые уничтожили вражеское воздушное судно над родиной. Месяц спустя над Францией молодой новозеландец старший лейтенант Эдгар Джеймс Кейн сбил немецкий бомбардировщик на рекордной для того времени высоте свыше восьми километров. Однако подобные успехи не могли затмить трагедию «Роял Оук».

В Польше немцы не переставали добиваться своих целей. 16 октября всем полякам было приказано покинуть порт и город Гдыню. Подобных массовых выселений из городов не было нигде на территориях, аннексированных Германией. Изгнанным полякам пришлось искать дом в разрушенной войной Польше, в областях, уже страдавших от острой нехватки продовольствия. Кроме того, они могли взять с собой лишь столько еды, сколько помещалось в чемоданы или узлы. Им пришлось оставить дома, главное их богатство, а для многих – единственный источник существования. Продолжались и казни, зачастую – в сопровождении извращенных физических и психических пыток. 17 октября гестапо арестовало и обвинило в незаконном владении оружием ксёндза, приходского священника Павловского из волости Хоч. Во время обыска в его доме обнаружили две патронные гильзы – все, что осталось у него от довоенной страсти, охоты на куропаток. Затем Павловского сильно избили, обезобразив его лицо до неузнаваемости. Его привезли к расстрельному столбу на главной площади близлежащего города Калиш. Там гестаповцы заставили местных евреев привязать его к столбу, развязать после расстрела, целовать ему ноги и похоронить на еврейском кладбище.

В тот же самый день, 17 октября, совет министров по обороне издал декрет, который предоставлял полевым частям СС судебную независимость от немецкой армии. С этого момента солдаты СС представали более не перед военно-полевыми судами вермахта, а перед собственным начальством. 17 октября армия утратила административный контроль над Польшей. На совещании в канцелярии, на котором присутствовали Гиммлер и Кейтель, Гитлер объявил, что управление Польшей отныне находится в руках Ганса Франка, заведующего областью генерал-губернаторства, Альберта Форстера в Данциге – Западной Пруссии и Артура Грейзера в Позене. Задачей этих высокопоставленных членов нацистской партии было не допустить в будущем какого-либо возвышения Польши. Она должна стать такой бедной, чтобы поляки хотели работать в Германии. За десять лет Данциг – Западная Пруссия и Позен должны были превратиться в «цветущие очищенные германские провинции».

Тем же вечером генерал Кейтель говорил об этих планах с полковником армии, прибывшим в канцелярию. «Методы, которые придется применить, – сказал Кейтель, – будут несовместимы со всеми нашими имеющимися принципами». Эти принципы отбрасывались повсеместно. 18 октября Гитлер направил Кейтелю директиву № 7 о поведении на войне, разрешив подводным лодкам атаковать пассажирские суда «под конвоем или передвигающиеся без огней».


На Востоке началось массовое принудительное переселение народов. В восточных областях Польши, присоединенных к СССР, изумленных немцев, чьи предки поселились там столетия назад, отправили через новую советско-германскую границу в Западную Польшу. Евреев, предки которых столь же долго жили в чехословацком, а теперь немецком городе Острава, грузили в товарные вагоны и депортировали в генерал-губернаторство. Там их сгружали восточнее Люблина в специальном «еврейском гетто». Вскоре к ним присоединились евреи из балтийских портов, Вены и даже евреи, схваченные в доках Гамбурга в ожидании судов в Соединенные Штаты. Другие евреи, особенно жители Хелма, Пултуска и Острова, бежали из оккупированной немцами Польши на восток, на советскую сторону реки Буг. Здесь они, к своему удивлению, встречали польских евреев, бежавших на запад от опасностей коммунистической власти в надежде на то, что немецкая власть окажется менее тяжкой, как было в Первую мировую войну.

Когда Советский Союз внезапно стал господствующей силой в Прибалтике, балтийские немцы, которые могли проследить свою родословную здесь на протяжении многих столетий, с некоторым удивлением обнаружили, что именно они получают выгоду от сложившегося положения дел. Первые балтийские немцы приехали в Данциг из Эстонии 20 октября. Через два дня немцы начали депортировать поляков из Познани (Позен) – крупнейшего города Западной Польши, в котором проживало свыше четверти миллиона поляков. Десятилетие создания «очищенных германских провинций» началось.

Мир ждал от Гитлера следующего шага, не зная, ударит он снова или нет. Некоторые увидели в его мирном предложении 6 октября хороший знак. Других насторожил один содержащийся в нем пассаж: «Решит судьба. Верно одно: в ходе истории никогда не было двух победителей, но очень часто имелись двое проигравших». В секретной речи перед высшими чиновниками нацистской партии 21 октября Гитлер заверил сторонников, что, поставив Британию и Францию на колени, он обратит внимание на Восток и покажет, «кто здесь хозяин». Советские солдаты, сказал он, плохо обучены и вооружены. Когда он разберется с Востоком, «он примется за восстановление Германии, какой она была прежде».

В оккупированной Польше уже устанавливался новый порядок. 25 октября в первой официальной газете генерал-губернаторства Ганс Франк объявил, что отныне все евреи мужского пола от четырнадцати до шестидесяти лет «обязаны работать» на контролируемых государством трудовых проектах. Некоторые вынуждены были каждый день бригадами отправляться за город на выполнение работ. Других забирали в специальные трудовые лагеря, устроенные вблизи отдаленных объектов. К концу года в Люблинском воеводстве были устроены 28 таких рабочих лагерей, в Келецком воеводстве – 21, 14 близ Варшавы, 12 у Кракова и 10 – у Жешува. Условия содержания в этих лагерях были ужасными, но скудное жалованье, которое платили трудившимся в них, позволяло выжить многим евреям. Они не имели иных средств к существованию после изгнания из своих городов и сел, где прожили всю жизнь.

Типичным для нового порядка в Польше было объявление, размещенное на улицах Торуни 27 октября главой местного отделения государственной полиции. Его 10 пунктов содержали инструкции для польских граждан, которые должны были изменить свое «дерзкое поведение». Всем полякам предписывалось «освободить тротуары» для немцев. «Улицы принадлежат победителям, а не побежденным». В магазинах и на рынке представителей немецких властей и местных этнических немцев следовало обслуживать вне очереди. «Побежденные следуют за ними». Поляки мужского пола должны были снимать шляпу перед «важными лицами государства, партии и вооруженных сил». Полякам запрещалось использовать нацистское приветствие. «Любой, кто посмеет рассердить или заговорить с немецкими женщинами и девушками, будет примерно наказан. Польские женщины, которые заговорят или рассердят немцев, будут отправлены в бордели». Серьезность этих правил становилась очевидной в последнем абзаце: «Поляки, которые не поймут, что они побежденные, а мы победители, и нарушат изложенные выше правила, будут подвергнуты самому жесткому наказанию».

Теперь поляки стали покоренным народом. Однако с точки зрения нацистской идеологии завоевать их было недостаточно. На основе ложного представления об этническом превосходстве «арийцев» намеревались создать новую расу. 28 октября Гиммлер издал для СС специальный «приказ о деторождении», который гласил: «Отныне величайшей задачей немецких девушек и женщин с хорошей кровью становится рождение детей от солдат, отправляющихся на войну… не из легкомыслия, а во имя высшего нравственного долга». Чтобы удостовериться, что создание расы «сверхлюдей» проходит систематически, Гиммлер создал организацию «Источник жизни» («Лебенсборн»), в помещениях которой юные девушки, отобранные за свои якобы совершенные «нордические» черты, могли бы производить потомство от эсэсовцев. Затем за их детьми должны были ухаживать в родильных домах, где им полагались особые льготы.

Выведение «расы господ» и истребление «низшей расы» шли рука об руку. Однако обращение с «низшей расой» принимало формы, неприемлемые для многих офицеров немецкой армии. В протесте против такого обращения, направленном в канцелярию Гитлера, генерал Бласковиц описал один инцидент, случившийся 30 октября в польском городе Турек, где группу евреев «собрали в синагоге и заставили петь и ползать вдоль скамей, в то время как эсэсовцы постоянно били их плетьми. Затем их заставили снять нижнее белье, чтобы продолжить избиение по голым ягодицам. Одного еврея, который в страхе испачкал трусы, вынудили размазать его экскременты по лицам других евреев».

Никто не знал, какое будущее ожидает этих евреев. «Над всеми врагами германского господства, – заявлял в тот же день один берлинский журнал, – возвышаются те, кто требует нашего окружения, старейшие враги немецкого народа и всякой здоровой, восходящей нации – евреи».

Через неделю после публикации этой статьи и приезда Геббельса в Лодзь немцы начали изгнание всех 40 000 евреев, которые жили в областях Польши, ныне аннексированных Германией. Большинство семей заставили покинуть дома на следующее утро, оставив свое имущество, магазины и предприятия и все, что у них было, за исключением того, что они могли положить в тачку или упаковать в чемодан. Все депортированные были отправлены в генерал-губернаторство.

3 ноября гестапо решило судьбу шестидесяти девяти польских учителей в городе Рыпине. Их арестовали и расстреляли – одних в школах, других – в соседних рощах.


28 октября немецкий бомбардировщик, выполнявший разведывательную миссию, был сбит над Шотландией близ деревни Хамби. Это был первый немецкий самолет, упавший на британскую землю. Два члена его экипажа, Готтлиб Ковальке и Бруно Рейманн, погибли, еще два – капитан Рольф Нихофф и пилот Лемкюль – попали в плен. Оба они провели следующие шесть лет в качестве военнопленных сначала в Британии, а затем – в Канаде.

На Западе полным ходом шли приготовления к отражению возможного немецкого нападения. 27 октября выдающийся канадский военный, бригадир Х. Д. Г. Крирар, прибыл в Британию, чтобы создать зародыш штаба вооруженных сил Канады в Лондоне. 3 ноября в Вашингтоне по настоянию президента Рузвельта Конгресс аннулировал положение Акта о нейтралитете, которое с 1937 г. запрещало поставки американского оружия и выдачу кредитов для его покупки воюющим странам. Теперь эти ограничения на закупку оружия Великобританией и Францией ушли в прошлое, и в Вашингтоне начала работу англо-французская закупочная комиссия. Главой ее стал родившийся в Британии канадский промышленник Артур Первис, который в начале Первой мировой войны был отправлен из Британии в США для закупки всего доступного ацетона, нехватка которого тогда серьезно мешала производству взрывчатых веществ. Возвращение Первиса в Америку стало важным этапом в поиске Англией и Францией вооружения и боеприпасов для отражения военного натиска Германии.

5 ноября, через два дня после отмены эмбарго Вашингтоном, Гитлер, жестоко обругав генерала фон Браухича за «пораженческое» настроение верховного командования немецкой армии, назначил нападение на Францию, Бельгию и Голландию на 12 ноября. Два дня спустя, однако, Гитлер, дал отсрочку. Доводы, которые изложил ему фон Браухич в канцелярии и которые привели его в такое бешенство, не следовало игнорировать. Армия не была готова к наступлению. Влажная зима мешала продвижению танков и ограничивала светлое время суток, в течение которого могли летать немецкие военно-воздушные силы. Наиболее существенным оказался довод, что люфтваффе требовалось пять дней хорошей погоды подряд, чтобы разгромить ВВС Франции, – важнейший элемент успеха «молниеносной войны». Однако метеорологические сводки от 7 ноября были слишком неблагоприятными.

По иронии судьбы, Британия и Франция узнали о дате 12 ноября от двух разных источников. Первым был генерал Остер, второе лицо в разведке адмирала Канариса, который 7 ноября выдал дату датскому военному атташе в Берлине, полковнику Якобусу Сасу. Вторым источником был Пауль Тюммель, тоже член ведомства военной разведки Канариса и агент А-54, который передал ту же информацию западной разведке через чехословацкое правительство в изгнании в Лондоне. Тюммель снабжал чехословацкую разведку германскими военными планами с 1936 г. Ни одна военная машина не имела столь высокопоставленных шпионов в своем руководящем ядре.

Гитлер с легкостью мог отсрочить дату начала войны и делал это несколько раз, но германский новый порядок в Польше не терпел отлагательства. 5 ноября, в день, когда Гитлер решил пойти в наступление на западе, все 167 профессоров и лекторов Краковского университета были схвачены гестапо и отправлены в концлагерь Заксенхаузен к северу от Берлина. Там 17 из них умерли из-за пыток. Среди погибших были профессор Игнаций Хржановский, выдающийся историк польской литературы, профессор Михаил Седлецкий, ведущий зоолог и бывший ректор Вильнюсского университета, и профессор Станислав Эстрейхер, профессор западноевропейского права, который до этого отказался от предложения немцев стать президентом марионеточного Польского протектората. Всем троим было за семьдесят.

Гитлер, отложив наступление на западе, 8 ноября поехал из Берлина в Мюнхен, чтобы отпраздновать шестнадцатую годовщину «пивного путча», когда он повел нацистов в неудачный марш для захвата власти в баварской столице. В эту годовщину его речь сводилась к обвинениям Великобритании в «зависти и ненависти» к Германии. При правлении нацистов, заявил Гитлер, Германия за шесть лет достигла большего, чем Британия – за века.

Гитлер покинул пивную раньше, чем планировалось, чтобы вернуться в Берлин и обсудить с генералами новую дату наступления на западе. Через восемь минут после того, как он вышел, в колонне прямо за тем местом, где он говорил, взорвалась бомба. Погибли семь человек, более шестидесяти получили ранения. Гитлер был уже в поезде на Берлин, когда его достигло известие о взрыве. «Теперь я совершенно удовлетворен, – заявил он. – Тот факт, что я ушел из пивной раньше, чем обычно, подтверждает намерение Провидения позволить мне достичь моих целей».

Несостоявшегося убийцу поймали тем же вечером в Констанце при попытке пересечь границу с Швейцарией. Им оказался Иоганн Георг Эльзер, тридцатишестилетний часовщик, которого незадолго до этого отпустили из концлагеря Дахау близ Мюнхена, где его держали как сочувствующего коммунистам. Теперь его отправили в Заксенхаузен как «особого узника Гитлера».

В мюнхенском католическом соборе местный архиепископ кардинал Михаэль фон Фаульхабер отпраздновал «чудесное спасение» Гитлера от убийства торжественной мессой. 9 ноября, вскоре после возвращения в Берлин, Гитлер мог отпраздновать куда более прозаическое чудо – похищение агентами СС двух агентов британской разведки в Нидерландах, которых переправили через нидерландско-германскую границу в Венло. План похищения осуществил двадцативосьмилетний Альфред Науйокс, который до этого устроил лживое «польское нападение» на радиостанцию Глейвица перед немецко-польской войной. Цель инцидента в Венло, помимо получения максимально возможных сведений о техниках и планах британской разведки, состояла в том, чтобы дать Германии предлог вторгнуться в Нидерланды на том основании, что они пренебрегли своим нейтралитетом, позволив двум британским агентам действовать на своей территории.

Гитлер оценил значение эффектного похищения и наградил одного из его организаторов, Гельмута Кнохена, Железным крестом 1-го и 2-го класса. Кнохен, специалист по немецкой эмигрантской прессе во Франции, Бельгии и Голландии, защитил докторскую диссертацию по английской литературе в Гёттингенском университете. Два британских агента, капитан Бест и майор Стивенс, были заключены сначала в Заксенхаузен, а затем в Дахау. Офицер нидерландской разведки, который вместе с ними пересек границу, Дирк Клоп, был ранен и схвачен; позднее в тот же день он скончался от ран в Дюссельдорфе.

В концлагере Бухенвальд 9 ноября казнили 21 еврея – всех их прежде заставляли работать в местных каменоломнях. Самому молодому, Вальтеру Абушу, было семнадцать лет; самому пожилому, Теодору Криссхаберу – пятьдесят пять.


На 11 ноября пришелся польский День независимости. За два дня до этого в Лодзи немцы схватили на улице нескольких евреев и приказали им повалить памятник польскому герою Костюшко. Евреи были старые, памятник – крепкий; даже ружейные приклады не могли ускорить работу. Тогда монумент взорвали динамитом. Сам польский День независимости немцы отпраздновали маршем по брусчатке. В тот же день, когда-то бывший для поляков столь радостным, немцы забрали из трудового лагеря близ Гдыни в тюремный дворик в городе Вейхерово 350 поляков. Здесь им приказали вырыть ряд глубоких ям. Их разделили на группы; первую подвели к краю и расстреляли, а остальные были вынуждены на это смотреть. Когда каждая группа подходила к краю ямы и падала под выстрелами, они кричали: «Да здравствует Польша!»

По всей оккупированной Германией Польше подобные зверства становились обыденными. 9 ноября группу польских офицеров, а теперь военнопленных провели с поднятыми руками по улицам курорта Цехоцинек. Затем всех застрелили. В Варшаве 9 ноября арестовали тысячу польских интеллектуалов – писателей, журналистов, художников.

Изгнание поляков и евреев из зон, аннексированных Германией, проходило весьма быстро и оборачивалось тяготами для изгнанников. В целом из Познанской области, которая теперь стала называться Вартеланд, изгнали 120 000 поляков, в большинстве своем крестьян, 35 000 – из Данцига – Западной Пруссии, 15 000 – из Восточной Верхней Силезии. «Я назначен фюрером, – заявил Альберт Форстер в Быдгоще 27 ноября, – радетелем немецкого дела в этой стране с явным приказом вновь ее германизировать. Следовательно, моя задача – сделать все возможное, чтобы в следующие несколько лет изгнать любое проявление полонизма, в чем бы оно ни заключалось».

Для евреев, изгнанных из аннексированных областей, одной из зон перемещения было Люблинское воеводство. Здесь 9 ноября шефом полиции и СС был назначен хорошо известный и смертельно опасный антисемит Одило Глобочник. В довоенные годы он был заместителем районного предводителя нацистской партии в Австрии и помогал проложить путь к гитлеровской аннексии и контролю нацистов над этой страной.


Меры, принимавшиеся теперь в генерал-губернаторстве, превосходили по жестокости и даже дикости произвольные избиения и убийства шести довоенных лет нацистской «борьбы». 15 ноября в Лодзи подожгли главную синагогу; местные польские пожарные команды по приказу немцев вызвали только для того, чтобы предотвратить распространение пламени на примыкающие здания. В Варшаве 16 ноября немецкий плакат кратко объявлял о казни в тот день пятнадцати поляков, один из которых был евреем. В Люблине, где располагался новый штаб Одило Глобочника, книги из городской Еврейской религиозной академии свезли на рыночную площадь и сожгли. «Это был вопрос особой гордости, – позднее сообщал немец-очевидец, – уничтожить крупнейшую в Польше талмудическую академию». Огонь горел 24 часа. «Люблинские евреи, – вспоминал немец, – собрались вокруг и горько рыдали, почти заглушая нас своими стонами. Мы вызвали военный оркестр, и солдаты радостными криками перекрыли звуки еврейских стенаний».

«Поистине в глазах нацистов мы просто скот, – заметил в дневнике 18 ноября варшавский педагог Хаим Каплан. – Когда они надзирают над рабочими-евреями, в руках у них хлысты. Всех бьют без жалости». 19 ноября Гиммлер сообщил Гитлеру о «расстреле 380 евреев в Острове».

Теперь по всему генерал-губернаторству начали принимать меры к изоляции евреев от поляков. Среди тех, кого раньше изгнали из польских областей, аннексированных Германией, были евреи из небольшого городка Серпца. Когда они со своими жалкими узлами дошли до Варшавы, стало понятно, что наряду с изгнанием они пережили особое унижение до того, как покинуть Серпц, – их заставили нашить на отворот пиджака желтый знак и снабдить его словом «еврей». 17 ноября в Варшаве Хаим Каплан заметил, что, когда другие варшавские евреи видели эту эмблему, «на их лицах проступал стыд». Каплан посоветовал ответный шаг – приписать после слова «еврей» уточнение «моя гордость». Впрочем, когда он предложил сделать это евреям из Серпца, «знающий человек ответил, что завоеватели называют такие вещи “саботажем” и карают виновного смертью».

23 ноября Ганс Франк заявил из Кракова, что все евреи и еврейки старше десяти лет в генерал-губернаторстве должны носить белую нарукавную повязку шириной в четыре дюйма, «маркированную звездой Сиона, на правом рукаве их нижней и верхней одежды». В Варшаве звезда должна была быть голубой. «Нарушители», предупреждал Франк, будут заключены в тюрьму. Однако против варшавских евреев уже начались куда более жестокие репрессии. За день до объявления Франка пятьдесят три еврея, жившие в здании № 9 по улице Налевки, были расстреляны в качестве мести за гибель польского полицейского, убитого евреем, жившим по тому же адресу. Немцы предложили уплатить за них выкуп, но, когда представители варшавского еврейского совета принесли и отдали деньги в гестапо, им сказали, что арестованные евреи уже расстреляны. Деньги общине так и не вернули.

Казнь пятидесяти трех евреев из дома № 9 по улице Налевки стала первым массовым убийством евреев в Варшаве. Она «вызвала невероятное потрясение в еврейской среде», вспоминал позднее один еврей. В этом акте возмездия погиб сорокапятилетний Самуэль Замковый, один из ведущих гинекологов Варшавы.

Некоторых военнослужащих германской армии происходившее шокировало. 23 ноября, на следующий день после казни жителей улицы Налевки, генерал Петцель, представитель германского военного командования в Вартеланде, написал доклад, отправленный генералом Бласковицем Гитлеру, в котором сообщал, что почти «во всех крупных поселениях» СС и гестапо «осуществляют публичные расстрелы». Более того, Петцель добавлял: «Отбор целиком произволен, а проведение казней во многих случаях отвратительно».

25 ноября служащие ведомства по делам расовой политики в Берлине Эберхард Везель и Герхард Гехт разослали нацистским вожакам, в том числе Гиммлеру, предложения относительно будущего поляков. «Здравоохранение с нашей стороны следует ограничить до мер, достаточных для предотвращения эпидемий на территорию рейха». Следовало «терпеть или стимулировать» любые средства, которые могли бы «ограничить» рождаемость среди поляков. Что касается евреев, «к их санитарной судьбе мы безразличны». Как и в случае с поляками, «их размножение следует сдерживать всеми возможными способами».


С целью подчинения Британии и Франции Гитлер пустил в ход оружие, которое должно было произвести революцию в военном деле. Магнитная мина взрывалась под действием магнитных свойств любого проходящего над ней корабля со стальным корпусом. 14 ноября в Лондоне Черчилль проинформировал военный кабинет о появлении этого нового устройства, которое стало наносить серьезный ущерб британским и французским торговым перевозкам. Германские подлодки уже оставили ряд магнитных мин в важнейшем пункте британского морского судоходства – напротив выхода из устья Темзы. Британский минный заградитель «Эдвенчер» наткнулся на мину и получил тяжелые повреждения. Погибли двенадцать моряков.

Британские морские эксперты работали 24 часа в сутки, чтобы найти способ противостоять тому, что Черчилль назвал на секретном заседании военного кабинета «серьезной угрозой, которая вполне может быть “тайным оружием” Гитлера». Сам Гитлер уже погрузился в планы всеобъемлющей войны на западе. 15 ноября он обсудил их с генералом Роммелем, который проявил свои военные навыки в польской кампании. «Фюрер полностью уверен в успехе, – записал Роммель. – Покушение на него в Мюнхене лишь укрепило его решимость. Чудо видеть все это».

Через пять дней после разговора с Роммелем Гитлер издал новую директиву высшим командирам своих армии, флота и ВВС, где изложил детали грядущего нападения на Бельгию и Нидерланды. «Там, где не будет оказано сопротивления, – писал он, имея в виду Голландию, – вторжение примет характер мирной оккупации». Флот предпримет блокаду нидерландского и бельгийского побережья.

Тем временем военно-морской флот Германии продолжал сеять разрушения у восточных берегов Британии, сбрасывая магнитные мины с аэропланов. Эти мины топили торговые суда без разбора. Среди пяти судов, затонувших 19 ноября, было два английских, французский, шведский и итальянский корабли. 20 ноября минный тральщик «Мастиф» сам взорвался на магнитной мине во время ее установки. 22 ноября фортуна улыбнулась Британии: магнитная мина, брошенная с воздуха, упала в прибрежной полосе близ Шоберинесс и нетронутой увязла в иле. Когда следующей ночью ее достали и разобрали, секрет ее был раскрыт. 23 ноября адмиралтейство начало поиски противоядия.

Гитлер ничего не знал о том, что британцы заполучили магнитную мину. В тот же день, 23 ноября, он говорил генералам о грядущем нападении на Бельгию, Голландию и Францию. В Британию, однако, вторгаться не следовало, так как ее «можно будет поставить на колени при помощи подводных лодок и мин».

Гитлер уверенно заявлял о том, что победа на западе неминуема, если незамедлительно воспользоваться выпавшим шансом. «Впервые в истории мы должны сражаться только на одном фронте. Второй в настоящее время свободен. Но никто не может сказать насколько». Его жизнь, продолжал Гитлер, не имела значения: «Я привел немецкий народ к великим достижениям, пусть даже сейчас мы и стали объектом ненависти в мире». Он решил прожить свою жизнь так, чтобы, если ему придется погибнуть, он мог сделать это «без стыда». «В этой борьбе я буду стоять или упаду, – добавил он. – Я не переживу поражения моего народа».

Это были суровые слова. «Фюрер говорил очень прямо, – записал Роммель на следующий день. – Но кажется, это и необходимо, ибо чем больше я говорю с товарищами, тем меньше я нахожу в их сердцах убежденность в том, что они делают».

На море уверенность Гитлера внешне соответствовала действительности. 24 ноября, на следующий день после его речи перед генералами, немецкий линейный крейсер «Шарнхорст» после четырнадцатиминутной бомбардировки потопил британский вспомогательный крейсер «Равалпинди». В целом утонули 270 британских офицеров и матросов, выжили только тридцать восемь, двадцать семь из которых подобрали немцы.

28 ноября в ответ на минирование британских прибрежных вод правительство Великобритании начало морскую блокаду всего немецкого экспорта в Северном море. На следующий день Гитлер издал новую военную директиву № 9, которая начиналась словами: «В нашей борьбе против западных держав Англия показала себя вдохновителем неприятельского боевого духа и ведущей враждебной державой. Поражение Англии имеет первостепенное значение для окончательной победы». «Самое эффективное» средство достижения такого поражения состояло в том, чтобы «парализовать английскую экономику в ее наиболее значимых пунктах». Когда вермахт разгромит англо-французские армии и будет «удерживать сектор побережья» напротив Англии, основной задачей германских флота и ВВС станет «перенос войны» на английскую промышленность. Это предполагалось сделать путем морской блокады, минирования морей и воздушных бомбардировок индустриальных центров и портов.

Минирование у британских берегов и так производилось в значительных масштабах. Теперь увеличилось число разведывательных полетов германских самолетов над Британией. В Лондоне военный кабинет спросил главное ведомство, ответственное за установление намерений Германии, – Объединенный разведывательный комитет, – что означает вся эта деятельность. 30 ноября комитет ответил, что о ее целях можно лишь догадываться.

Загрузка...