СОЗДАТЕЛЬ КУМИРОВ

Из-за шумихи, поднятой в прессе вокруг «АэроДжен», мы с Дагни были настолько заняты, что она позабыла о Джульет Бартлетт и решила воссоединиться с трудовым коллективом «Глориос». Когда она пришла на работу в понедельник, то я увидела, что над ее прической поработал парикмахер. Высветленные волосы и аккуратная одежда Дагни говорили о том, что она возвращалась на прежний уровень совершенства. Я отдала должное ее новой блузке от Версачи. Мы быстро вернулись к нашему обычному распорядку рабочего дня.

Во время прогулки по кварталу я рассказала Роберту о возрождении нашей трудовой этики. Точнее говоря, по кварталу мы гуляли с Мо — лайкой, которую выбрали на место Грецки для предстоящей рекламной кампании, посвященной фильму «Держите щенка». Тем утром владелец Мо, байкер по имени Чарли, наконец-то приехал из своего дома в Гаррисбурге, штат Пенсильвания, чтобы Тони мог принять окончательное решение. По мнению Роберта, который три недели после церемонии награждения искал упокоившейся собачьей звезде достойную замену, Мо был единственным псом на Восточном побережье, который обладал «изюминкой Грецки». Роберт рассказал мне, что едва они вошли в офис Тони, как Мо подошел к Тони и Чарли и встал между ними.

— Годится! — изрек Тони, и дело было решено.

Весь наш отдел вздохнул с облегчением. Медиатур «Грецки» начинался в пятницу с выступления в шоу «Сегодня».

Сейчас Чарли закусывал гамбургером в «Свинье и свистке», а мы занимались его псом. Для выходов в свет у Грецки был дрессировщик, но Роберт и я решили, что безопаснее будет, если Мо займемся мы сами, так как профессионал мог заметить подмену и встревожиться насчет этического аспекта этого дела. Вообще-то то же самое можно было сказать и обо мне, но по здравом размышлении затея казалась достаточно невинной — или я просто убеждала себя в этом. Я добровольно вызвалась помогать медиатуру «Держите щенка», потому что мне хотелось посмотреть, как справится с этой задачей Роберт. Пока что наблюдение за тем, как он работает, оставалось моим лучшим учебным пособием по работе в «Глориос».

Кроме того, я наконец-то чувствовала себя достаточно уверенной, чтобы обсудить с Робертом мой лос-анджелесский промах.

— Беда в том, что я не знаю, Хенретти это был или нет. Я так устала и была в таком раздражении, что голова не работала. Я даже рассказала ему, что мы отказали Теду Родди в телохранителе и толкателе кресла, и выставила компанию в ужасном свете.

Роберт обдумал мои слова.

— Да, это было не слишком умно с твоей стороны, но, в конце концов, речь не идет о прямом указании Фила или Тони. Все, что Хенретти сможет выжать из этой информации, — очередной пример фанатизма работников «Глориос»: как мы буквально исполняем приказы, независимо от того, есть в них смысл или нет. — Роберт осторожно потянул Мо за поводок, оттаскивая его подальше от мастерской стеклодува. — А это никакая не новость. Стоит одному из Уоксманов хоть что-то сказать, как все кубарем летят исполнять это пожелание. И между прочим, наш отдел грешит этим чаще остальных.

— Как ты думаешь, почему?

— Крутятся, чтобы выжить, — ответил Роберт, качая головой. К нам подошли два подростка и погладили Мо, тот поднял голову и дал им почесать шею.

— И что, по-твоему, теперь будет — я имею в виду Хенретти?

— Понятия не имею. Никто здесь не принимает его всерьез, но в свое время он был весьма уважаемым журналистом. Я не знаю, зачем ему трезвонить, будто он пишет биографию, если на самом деле это не так.

— Мне кажется, проще сделать иначе — писать себе книгу и не возбуждать никаких подозрений.

— Согласен. Мы чего-то не знаем, — сказал Роберт. — Мо, брось, — приказал он строго, когда пес подобрал пустую пивную бутылку.

Я рассмеялась, когда пес растерянно на нас оглянулся. Потом он аккуратно положил бутылку на землю.

— Похоже, он приучен приносить пиво.

Когда мы дошли до закусочной, где завтракал Чарли, Мо уже семенил рядом с Робертом не хуже чемпиона Вестминстера. Роберт зашел внутрь, чтобы позвать хозяина Мо, а я осталась с собакой на улице. Когда Чарли вышел, Мо приветствовал его троекратным отрывистым лаем. Роберт забрал у меня поводок, и мы пошли по улице, а пес сразу же побежал рядом с нами.

— Как это вам удалось его так натаскать? — поинтересовался Чарли.

— Все хорошо выдрессированные собаки ходят рядом, — изрек Роберт, а Мо, услышав слово «рядом», придвинулся к нему на полшага.

— Дружище, я вам не верю. Когда я его выгуливаю, он тянет как ненормальный.

Роберт спросил:

— А вы вообще с ним занимались? Он умеет приносить палку или мячик?

— Еще чего! Я никогда не занимался такой ерундой. Я был счастлив, когда он научился проситься на улицу.

— Понятно.

— Вообще-то он умеет одну вещь… — Чарли присел перед Мо на корточки и произнес: — Рад тебя видеть, старик. — В ответ Мо подал ему свою здоровенную лапу.

— Здорово, — признал Роберт. — С этим можно работать.

У входа в наше здание мы попрощались с Чарли и Мо.

— Все, что от вас требуется, — привести его сюда в четверг, а затем мы отправимся к вам в отель. — Роберт говорил медленно и четко, чтобы до Чарли дошло. — У нас там есть щетка. И помните — никому нельзя говорить о нашем деле. Вы понимаете — слово не воробей…

— Все путем, старик. — Чарли сделал движение, как будто застегивал рот на молнию.

Мы с Робертом вошли в здание.

— Роберт, что нам делать? Грецки играл правым нападающим. А этот пес едва подает лапу.

— Рад познакомиться, старик, — сказал Роберт сухо. — Не волнуйся.


Жизнь шла своим чередом, в чем-то даже очень хорошо: Дагни решила, что единственной вещью, которая мешала ей добиться того же успеха, что и Джульет, была обязательность. А потому она вдруг принялась буквально вырывать работу у меня из рук. Я решила, что от добра добра не ищут.

Ее новая установка подверглась испытанию, когда поползла свежая сплетня: Джульет Бартлетт отчаянно хотела получить роль Джен. Тони, которому Джен и Рочестер уже виделись стоящими на крыше объятого пламенем многоквартирного дома, не был уверен, что Джульет сумеет убедительно преподнести грубую, говорящую в ритмах хип-хопа героиню, которую он себе рисовал. Более того, он явно не представлял «АэроДжен» блондинкой. А потому Джульет, которая спала и видела, как бы избавиться от устоявшегося амплуа пай-девочки, решила доказать, что он ошибается. Она наняла консультанта — «хип-хоператора», который именовал себя ЛеВайном Классным, — чтобы тот помог ей превратиться в принцессу гангстеров и убедить Тони, что она, вопреки всеобщему мнению, вовсе не тихоня.

В четверг днем мы с Робертом стояли на улице возле офиса и заверяли Чарли, что он может спокойно оставить Мо с нами, мы просто забираем его на телесъемку, запланированную для Грецки. Чарли, несмотря даже на то, что остановился неподалеку, в «Ройялтоне», и мы пообещали звонить ему как можно чаще, вдруг начал разыгрывать встревоженную мамашу.

— А вдруг вы его потеряете? А вдруг его кто-нибудь украдет?

Кудахтанье Чарли было пресечено появлением белого «линкольна-навигатора». Все хромированные детали машины были покрыты золотой краской. Она подъехала к тротуару, огласила окрестности звучным гудком и, качнувшись на рессорах, остановилась. Окна были затенены столь густо, что было непонятно, как вообще возможна навигация этого «навигатора».

Дверца распахнулась, и с пассажирского сиденья выпорхнула Джульет Бартлетт, готовая представить на суд свое новое отрицательное «я». Она растопырила пальцы на рэперский манер и устремилась в здание, сопровождаемая мужчиной, который, как я поняла, был ЛеВайном Классным. За ними шли еще двое с полным комплектом хип-хоповских регалий. Но, не успев войти внутрь, они налетели на Джеральдину, выводившую на прогулку Харви. Джульет тут же присела на корточки и принялась с ним играть, а Харви катался по земле и просил, чтобы ему пощекотали пузо. Даже маленький злобный хорек Харви был очарован Джульет.

— Ты мой песик, Харви, — да, малюточка? — ворковала она. Харви довольно вилял хвостом.

— Джууулс! — нараспев произнес ЛеВайн. — Это же собака!

— Да, это мы, наши маленькие собаки, — отозвалась та, продолжая тискать Харви.

— Собака — это не песик!

— Да неужели?

— Это вовсе и не собака даже! — Все, что произносил ЛеВайн Классный, напоминало команду.

— Вот, — ЛеВайн указал на Мо и одобрительно кивнул, — вот — собака!

Чарли помахал в ответ, но ЛеВайн не обратил на него внимания.

Джульет в последний раз потрепала Харви и выпрямилась. Харви, увлекаемый Джеральдиной, жалобно скулил.

Перед лифтом Джульет и ее отряд обменялись серией церемонных рукопожатий с человеком, сидевшим на месте охранника.

— Сначала костяшками по костяшкам? — спросила Джульет, сосредоточенно прикусывая губу.

— Вторым номером! Сначала — удар локтем!

— Точно. Локтем, потом костяшками по костяшкам…

— Вот как надо! — ЛеВайн Классный медленно продемонстрировал на одном из парней пятиэтапное рукопожатие.

— Спасибо, ЛеВайн.

— Спасибо, ЛеВайн КЛАССНЫЙ!

Они поднялись на лифте и очутились в приемной.

— Как доложить? — осведомилась секретарша.

— Это же я, Джульет, — сказала та, снимая бейсболку и очень большие солнцезащитные очки в золотой оправе.

— Ох, простите. Я вас не узнала.

— Я вас не узнала, — фальцетом передразнил ЛеВайн Классный. — Что это за дерьмо на стене?

— Это произведение искусства.

— Это произведение дерьма!

— Хорошо, это произведение дерьма, это вы заставили меня так сказать, — ответила секретарша, еле удерживаясь от смеха. — Я сообщу о вас Тони, Джульет.

— Да, скажете ему, что я привела ЛеВайна и его команду и мы не любим ждать? — Фразу она закончила с вопросительной интонацией.

— Даю слово!

Секретарша передала сообщение, и вскоре Тони собственной персоной вышел поздороваться с ними. Тони приветствовал ЛеВайна рукопожатием, имевшим иную хореографию, нежели то, что состоялось внизу. Это завершилось взаимными толчками в грудь. Другие повторили жесты, и Джулия постаралась выполнить то же самое, но дошла только до третьего движения — хлопка по ладони собеседника. Все четверо прошли за Тони в конференц-зал, и последним, что донеслось перед тем, как захлопнулась дверь, были слова ЛеВайна Классного: «Вот ТАК это делается!»

* * *

Через пару часов я пошла в туалет, чтобы привести себя в порядок перед свиданием с Эллиотом. Я мыла руки дорогой пенкой, поставленной специально для Джульет, когда услышала:

— Эй, подружка, не выручишь сестренку?

Подняв голову, я увидела в зеркале Джульет, которая выходила из кабинки.

— Нормально смотрится? — Она поправляла джинсы, такие широкие, что они прикрывали ее темно-синие ботинки «Тимберленд». Штаны были такими огромными, а Джульет — настолько изящной, что, несмотря на большой кожаный ремень со сверкающей надписью «Джулс» на пряжке, они все время норовили упасть.

— По-моему, надо немного подтянуть ремень.

— Да, наверное. — Она затянула его потуже, но теперь пряжка оказалась на правом бедре. — Ну как?

— Слишком съехало вправо.

Она исправила недочет и выпрямилась.

— Спасибо. Трудно привыкнуть к этой одежде. Слишком отличается от того, что я ношу обычно.

На Джульет была фуфайка с надписью «METS», из разноцветных блесток. На шее у нее болталась толстая золотая цепь с круглым, инкрустированным бриллиантами медальоном, на котором было выгравировано нечто напоминавшее эмблему. Серьги — две огромные золотые буквы «J» — спускались ниже подбородка.

— Теперь лучше? — спросила она.

Я кивнула, удивленная тем, что только что дала Джульет Бартлетт совет касательно моды. Я еще не закончила макияж, как вдруг вошла Дагни.

— Джульет, рада тебя видеть, — холодно сказала она.

— Привет, — сказала Джульет.

— Я Дагни. Дагни Блум.

Джульет явно не могла вспомнить.

— Ну как же — химия, мистер Кэдуладдер? — Дагни начала заливаться краской.

— Ой, точно, — сказала Джульет, по-прежнему неуверенно. — Ты училась в Академии Фоксфут?

— Это наша эмблема? — Дагни взялась за медальон Джульет.

— Ага, я не знала, что бы такое нацепить, а мой парень сказал, что это обязательно.

— Ты о Заке говоришь? — Глаза Дагни загорелись.

— Нет — о другом, который мне помогает.

Когда я выходила, Джульет, пытаясь высвободить медальон из рук Дагни, объясняла, кто такой ЛеВайн Классный.

Дагни вернулась, когда я выключала компьютер, и сразу взялась за телефон — она ни на секунду не могла отложить выполнение обязательств, которые сама себе придумала.

— Ты не поверишь, Она только что приходила в офис. Она обнялась со мной, как будто мы были лучшими подругами. Она хочет сняться в этом рэповом кино и вырядилась, как для MTV!

Мне не хотелось это слушать, и я отправилась на встречу с Эллиотом.

Мы договорились встретиться в баре в Гринвич-Виллидж, куда сотрудники «Глориос» никогда не заглядывали. Я не собиралась говорить с ним о компании, но все равно не хотела встречаться с коллегами. Эллиот позвонил мне во второй половине дня, чтобы еще раз договориться о времени свидания. Потом он спросил, какая на мне обувь.

— Высокие черные сапоги до колена. Как я тебя узнаю?

— Ну, я-то тебя видел.

— И все-таки? — Мне страшно не хотелось стоять и ждать.

— Я тебя найду, — сказал он и положил трубку.

Я медленно шла, надеясь, что до встречи с Эллиотом у меня будет время выкинуть «Глориос» из головы. После Гейба у меня никого не было, и я сомневалась, что достаточно хорошо помню все эти приемчики: поговорить ни о чем, посмеяться в нужных местах — сделать так, чтобы ему захотелось увидеться снова. Тот факт, что я встречаюсь с Эллиотом Солником, лишь осложнял дело из-за близости, которую создавало ежедневное чтение его колонки. Казалось, что я не раз болтала с ним за чашечкой кофе, однако в действительности даже не представляла себе, как он выглядит.

Подойдя к бару, я на пару секунд задержалась у витрины расположенного рядом магазинчика, чтобы поправить прическу и убедиться, что выгляжу нормально. К моему большому разочарованию, хорошо разглядеть сапоги мне не удалось. Я толкнула дверь и вошла. Не успела я сделать и пяти шагов, как услышала знакомый голос: «Карен, рад тебя видеть». Эллиот был невысок — примерно одного со мной роста. У него были каштановые, чуть вьющиеся волосы и широкие плечи. Он поцеловал меня в щеку, и я увидела, что у него карие глаза.

Официантка подвела нас к столику в глубине зала. Эллиот заказал скотч, и я зачем-то сказала: «Мне тоже». Вообще-то странно, обычно я его не пила. Видимо, вспомнила, что скотч придает смелости.

— Ну и как обращаются с вами братья Искусство и Коммерция? — спросил Эллиот, заставив меня рассмеяться.

К тому времени как я допила первую порцию, мне уже стало хорошо и уютно. После второго стакана я почувствовала уверенность, что могу запросто говорить о «Глориос» и не сболтнуть ничего лишнего. Очень скоро мы заговорили о Джульет Бартлетт.

— И как, по-твоему, Карен, близнецы будут делать из нее АэроДжен? В чем там вообще дело?

Я ответила, что не знаю, но Джульет изо всех старается показать им, что она сумеет убедительно сыграть Джен, и мне ее старания кажутся впечатляющими. После третьего скотча я посвятила его в некоторые — честно говоря, в большинство — детали ее трансформации: тут были и ДеВайн Классный, и «навигатор», и усыпанная бриллиантами эмблема школы, и прочие попытки Джульет стать настоящей «Джен». Еще я рассказала, что успех Джульет заставил вконец расклеиться одну из моих сослуживиц, и мне пришлось прикусить язык, чтобы не хихикнуть.

— Джульет действует так на многих женщин, особенно в Нью-Йорке, — заметил Эллиот. — Дня не проходит, чтобы кто-нибудь не сказал мне о ней гадость, и это никогда не подтверждается — как та чушь, ради которой я звонил Аллегре на прошлой неделе.

— Как ты думаешь, почему так?

— Что ж, девушки всегда соперничают друг с дружкой. Им тяжело видеть, когда кто-то, кого они считали себе ровней, вдруг становится большой звездой.

Дикая реакция Дагни все равно казалась мне бессмысленной, и я так и сказала Эллиоту.

— Я тебе объясню. — Эллиот украдкой зацепил ступней мою лодыжку и потянул к себе. Я пыталась сосредоточиться на беседе. — Дай-ка я угадаю: эта твоя Дагни — из Нью-Йорка, у нее богатые родители, она ходила в престижную школу. — Я кивала, а моя нога продолжала свое путешествие. — Такие девочки, а я их знаю, потому что вырос там же, но только в Бруклине, где все не так запущенно. — Теперь моя ступня оказалась на краю его стула, и Эллиот положил руку мне на лодыжку. — В общем, у этих девочек много денег, куча домов — барахло есть у всех. Но когда дело доходит до вещей, которые нельзя купить… — Моя нога уже была у него на коленях, и он принялся ее поглаживать. — Вот здесь дорожки расходятся. Им нравятся красивые истории об актрисах — ну, ты знаешь, — которые вылезли из нищеты, чьи родители были рабочими-иммигрантами, страдали от ужасных болезней, — таких они привечают и приветствуют. Но чтобы одна из их круга? Такого не прощают.

Все это было крайне занимательно — и то, что он рассказывал насчет Джульет и женщин ее социального класса; и то, как его пальцы двигались по моей ноге и в настоящий момент массировали место повыше лодыжки, где ступня переходила в голень. Надо будет спросить у Абби, как оно называется. Пока что я считала его «зоной Эллиота».

— Джульет какое-то время будет у нас появляться, им придется привыкнуть, — сказала я, прикидывая, как мне самой привыкнуть к этому.

Он кивнул:

— У Фила на нее серьезные виды, но за каждую роль в хорошей картине «Глориос» ей приходится играть хотя бы в одной плохой. Это новая математика от Уоксманов. Собачья работа.

Собака! В пять утра на следующий день мне нужно было быть в «Ройялтоне», чтобы встретиться с Робертом и забрать Мо на шоу «Сегодня». Я убрала ногу так поспешно, что на лице Эллиота отразилась тревога.

— Твои слова напомнили мне, что завтра в пять я должна доставить гостя на телевидение.

— Я буду искренне рад еще раз встретиться с тобой и твоей ножкой.

Я ответила, что мне тоже этого хочется.

— Послушай, Карен, я открою тебе маленький секрет. — Эллиот подался вперед и зашептал мне в волосы: — Джульет в роли АэроДжен — решенное дело. Фил и Тони гоняют ее по городу в рэпперском прикиде, чтобы поднять шумиху вокруг картины. И вот еще — тебе интересно, почему она не смогла полететь в Лос-Анджелес? Ее бабушка серьезно больна, и Джульет не хочет надолго с ней расставаться. — Он быстро поцеловал меня в губы и пробормотал: — В следующий раз — никаких сапог.


На следующее утро, в четверть шестого, мы с Робертом поднимались в обшитом деревом лифте на одиннадцатый этаж отеля «Ройялтон», чтобы забрать Мо. Мы постучали в дверь и услышали голос Чарли: «Входите, я уже готов».

Роберт потряс головой и толкнул дверь. Мо, весь причесанный и приглаженный после вчерашнего визита к парикмахеру, лежал, разлегшись поперек королевской постели, а перед ним стояли тарелку с гостиничной пищей. Когда мы вошли, он сопел и обнюхивал бекон, одновременно не выпуская из виду тарелки с сосисками.

— Только посмотрите, как он хавает деликатесы, — сказал Чарли. — Мо — прирожденная звезда.

Сам он сидел в кресле и ел жареное мясо и яичницу.

— Мне нравится этот отель — они пообещали, что приготовят все, что я только захочу, — заявил он, со счастливым видом макая говядину в кетчуп. — Это великий день для моего малыша. — Сияя, Чарли посмотрел на Мо, который проглотил свои сосиски и теперь с жадностью пожирал оладьи с черничным вареньем.

— А это ему не вредно? — спросила я.

— Он сам попросил, — ответил Чарли.

Мы с Робертом переглянулись.

— Да ладно, я просто хотел проверить, понравятся ли ему оладьи, раз уж их можно заказать бесплатно. Он будет в полном порядке. Обещаешь, Мо?

До половины девятого еще было время, однако предполагалось, что мы появимся в студии на Рокфеллер-плаза не позднее шести. В шоу «Сегодня» любили, чтобы все было схвачено, и мариновали участников в артистическом фойе как минимум два часа. Мы подождали, пока Мо закончит завтрак. Роберт достал из портфеля варежку, которую ему дал парикмахер, и вытер псу морду.

— Рад тебя видеть, старик, — сказал он, и Мо немедленно вложил свою лапищу в руку Роберта. Тот улыбнулся и дал собаке что-то вкусное.

В две минуты седьмого зазвонил сотовый Роберта.

— Да, мы уже идем. Увидимся через четыре… нет, через три минуты.

— Давай я тебе отдам упряжь, — сказал Чарли.

— Нет, спасибо. Я принес ему подарок. — Роберт показал красивый кожаный ошейник ручной вышивки и поводок. И на том и на другом были маленькие латунные пластинки с выгравированной надписью «Грецки».

Роберт надел на Мо ошейник и пристегнул поводок.

— Мо, рядом, — велел он, и пес повиновался.

Чарли присел на корточки и погладил собаку.

Я сказала:

— Его покажут между восемью тридцатью и девятью. Четвертый канал. Еще увидимся.

Мы с Робертом вышли из номера и вошли в лифт. Я нажала «1», а Роберт — «7».

— Что ты делаешь? Мы опоздаем!

— Мы успеем, Карен, еще только шесть двадцать пять.

Телефон Роберта вновь зазвонил, но он не ответил. На седьмом этаже Роберт достал ключ от номера, и мы все втроем вошли внутрь. Роберт посмотрел на меня:

— Как ты думаешь, есть ли хоть малейший шанс, что Кэти Курик скажет: «Привет, старик»?

Он приказал псу сидеть, и Мо сразу же сел. Роберт скормил ему очередную подачку. Затем приступил к обучению Мо нескольким новым командам, каждая из которых должна была приводить к подаванию лапы. Через полчаса Мо подавал лапу в ответ на «привет», «добро пожаловать», «эй, Грецки», «спасибо» и «благодарю». В семь часов я включила телевизор, чтобы посмотреть начало шоу. Телефон Роберта разрывался, но он не обращал на это внимания. Наконец он позвонил одному из продюсеров и сказал:

— Говорит Роберт Кодзима, со мной Грецки. Ему нужна еще минута на подготовку. Мы скоро прибудем. — Он отключился, не дожидаясь ответа.

— О нет, — простонала я. Камера показала каток в Рокфеллеровском центре, подготовленный для роликового хоккея — с воротами и меловыми кругами. «Скоро в программе, — объявила Кэти Курик. — Мэтт выйдет на поле с Грецки, собакой-звездой из фильма "Держите щенка"».

Роберт попрыскал каким-то спреем на шерсть Мо и начал гладить ее рукой в варежке. Шерсть заблестела еще сильнее.

— Не переживай так. Все под контролем.

Без пятнадцати восемь мы покинули номер и быстро пошли к студии, которая находилась всего в пяти кварталах от отеля. На пути у нас был каток. Служители устанавливали ворота и готовили клюшки с шайбами.

Внутри у меня что-то оборвалось.

— Роберт, они хотят устроить ему матч с Мэттом Лауэром. Что будем делать?

— Все путем.

В пять минут девятого мы прошли мимо охранников Эн-би-си и поднялись на лифте туда, где должны были быть два часа назад. На мониторе я увидела, как на льду разминался Мэтт. На нем были хоккейные щитки и джемпер с надписью «Держите щенка», который мы ему выслали днем раньше.

Нас встретил измученная женщина-режиссер.

— Наконец-то вы здесь. Что случилось? Нам придется выпускать вас немедленно.

Роберт помотал головой:

— Сегодня Грецки не будет играть в хоккей.

Она указала на монитор:

— Конечно, будет. Именно для этого он здесь. Мэтт уже разминается.

Я услышала бодрый голос Кэти:

— А после прогноза погоды мы увидим, сможет ли Мэтт удержать щенка, если сразится один на один с Грецки.

На часах было десять минут девятого.

— Вы бы попросили у Кэтрин Зета-Джонс поймать ртом летающую тарелку? — осведомился Роберт.

Режиссер смешалась:

— Что?

— Так попросили бы или нет?

— Конечно, нет. Что за вопрос?

— А почему?

У меня пересохло во рту; я совершенно не понимала, к чему он клонит.

— Потому что она актриса. Настоящая звезда.

— При чем тут она, черт побери? — спросила женщина, поглядывая на часы и нервно накручивая волосы на палец.

— Именно. И Грецки — тоже. Он не обязан показывать фокусы. Он будет сидеть на диване с другими гостями. — Роберт протянул ей видеокассету. — Тони Уоксман передал для вас этот клип.

Женщина взяла кассету и заговорила в головной микрофон. Я посмотрела на монитор и увидела, как Мэтт Лауэр покатил к ближайшему выходу. Он бросил клюшку и въехал в здание.

Нас с Робертом и Мо проводили в фойе, где был накрыт низенький стол — сладости, фрукты и кофе; еще там находились два монитора, один из которых показывал шоу, а второй — то, что происходит в других студиях. Мимо нас пронесся Мэтт, на ходу срывая свитер и натягивая пиджак. Все это время он, оказывается, оставался в рубашке и галстуке. На мониторе мы видели, как синоптик из программы «Сегодня» обменивался рукопожатиями и энергичными хлопками по ладоням с толпой людей, собравшихся на подиуме, размахивавших самодельными плакатами и отчаянно галдевших.

Внезапно вперед прорвался маленький жилистый человечек. Он держал мегафон и плакат с надписью «ЭТО НЕ ГРЕЦКИ» и фотографией Грецки. Он начал выкрикивать в мегафон:

— Собака, которую вам покажут, не Грецки из «Держите щенка»! Грецки мертв! Не верьте подделке!

Он повторял «Грецки мертв» как заведенный и размахивал плакатом прямо перед камерой. Тут перед ним появилась режиссер. Она совала ему свое удостоверение и отгоняла от объектива.

— А вот это плохо, — пробормотал Роберт. Мы не отрываясь смотрели на экран.

Минутой позже режиссер вошла в фойе, ведя за собой возбужденного буяна.

— Вот увидите, эта собака меня даже не узнает, — приговаривал он.

Дремавший Мо приоткрыл один глаз, глянул в сторону мужчины и снова заснул. Тот продолжал сжимать плакат и оказался теперь достаточно близко, чтобы я разглядела пуговицы на его пиджаке: к ним были прикреплены фотографии Грецки.

— Вы, умники из «Глориос»! — орал он. — Вы не уважаете память моего покойного пса. Вы думаете, что вам сойдет с рук взять другого и притвориться, будто это Грецки, — сказал он, указывая на Мо, который уже полностью проснулся от всего этого шума. — У Грецки одно ухо было талантливее, чем вся эта мохнатая тварь со всеми потрохами.

— Это правда? — спросила режиссер.

Мы с Робертом опустили глаза и молчали.

— Так правда или нет?

— Грецки умер, и мы хотели сохранить сборы, — негромко ответил Роберт.

Мужчина подошел к нему почти вплотную:

— Я не могу поверить, что вы решили, будто другой пес будет не хуже Грецки.

— Вы, двое, выйдите, пожалуйста! — поспешно распорядилась режиссер и только после этого продолжила объяснять кому-то по рации, что сюжет, запланированный к показу через полторы минуты, будет изъят. Мы с Робертом выскочили из студии вместе с Мо, который летел следом. Мы вышли через выход с другой стороны здания, подальше от своры фанатов «Сегодня», которые наверняка бы нас линчевали, заметь они пару лжецов, пытавшихся надуть Мэтта и Кэти.


Весь путь до «Ройялтона» мы пробежали бегом, не снижая скорости, где и вручили запыхавшегося Мо Чарли.

— Я смотрел шоу, но его не показали, — сказал Чарли.

— Нас выгнал хозяин настоящего Грецки, — ответил Роберт.

— Боюсь, что мы больше не нуждаемся в Мо, — добавила я, — но мы пришлем вам чек.

Чарли был расстроен.

— Мы так об этом мечтали.

— Знаю. — Я грустно погладила Мо. — Просто ничего не получилось.

Распахнув для меня дверь, Роберт оглянулся на пса, внезапно понизившегося в цене, и на его безутешного владельца.

— Оладьи с черникой и все остальное заказывайте бесплатно сколько хотите, — сказал он Чарли. — Но только не позволяйте Мо подбирать всякую дрянь на улице. Я его почти отучил от этого.


На обратном пути, сидя в такси, мы с Робертом гадали, что сказать Тони.

— Расскажем все, как есть, — предложила я. — Мы не виноваты.

— Это не важно. Важно то, что Тони не получил желаемого.

— Может быть, рассказать одной Аллегре?

— Она скажет, что мы должны были все предусмотреть.

— Но мы предусмотрели. Ты предусмотрел. Ты обо всем позаботился. Поводок Грецки, дрессировка, Кэтрин Зета-Джонс… — Я перечисляла, зная, что это его не убедит.

Такси остановилось перед зданием «Глориос». Мы вошли внутрь. Я огляделась, отчаянно надеясь увидеть Эдди Ди Сальва, который даст нам возможность подождать у лифта и оттянуть неизбежное. Не повезло. В молчании мы поднялись и разошлись по рабочим местам.

Я с ужасом ждала, когда меня призовут на судилище.

Роберт возник рядом с моим столом и похлопал меня по плечу. Помощница Тони распорядилась «захватить и девицу».

Мы вошли в офис Тони, я старалась держаться за спиной у Роберта. Это было огромное помещение, оснащенное самым современным гимнастическим оборудованием. Судя по запаху, где-то в комнате была зажжена ароматическая палочка.

Тони — босой, в шортах и майке — стоял на одной ноге на расстеленном в углу мате. Его руки были вытянуты вверх, ладони — молитвенно сложены. Его тренер по йоге, стройный темноволосый мужчина, вносил в позу мелкие поправки. Тони посмотрел на нас.

— Вы просрали! — заорал он, продолжая балансировать на одной ноге.

— А когда будете готовы, медленно примите позу вороны, — тихим голосом продолжал тренер.

Тони нагнулся, уперся ладонями в пол. Затем он присел, подводя колени к локтям, а пятки — к заду.

— Вы просрали, — повторил он, однако на сей раз его слова больше походили на ворчание.

— Простите, — произнес Роберт, но Тони его перебил:

— Вы привели собаку, которая не умеет играть в хоккей. Откуда-то вылез хозяин Грецки. За что я плачу вам деньги? — В позе вороны Тони каким-то образом ухитрялся олицетворять гармонию и угрозу одновременно.

— Прислушайтесь к вашему дыханию, — сказал учитель йоги.

— Сейчас мое гребаное дыхание слышно? — спросил Тони, не меняя позы.

— Виноват, — повторил Роберт. — Я думаю, хозяин увидел анонс на прошлой неделе.

— Вы виноваты? Вы так думаете? — Тони опустил голову на переплетенные кисти рук и вытянул в воздухе сначала правую, а потом и левую ногу. К сожалению, даже в этой позе выражение его лица не обещало нам ничего хорошего. — Я стою на моей гребаной голове, — сообщил он, как будто мы не замечали.

Мы с Робертом кивнули.

— Я стою на моей гребаной голове, а вас нынче вышвырнули с шоу «Сегодня».

Я чего-то не понимала. Учитель йоги попытался вмешаться.

— Гнев не способствует делу, — изрек он.

— Я вам сейчас скажу, что не способствует, — отозвался Тони, держа ноги на весу — прямые, как фонарные столбы.

Учитель снова попросил его подышать. Тони его проигнорировал.

— Черт подери! — выкрикнул он. — Я снял гребаный фильм. Я стою на моей гребаной голове. Мне всего-то и нужно было, чтобы вы нашли гребаную собаку, которая играет в хоккей и похожа на ту, которая снялась в этом гребаном фильме, а вы не смогли сделать даже этого.

— Вы можете воспользоваться этим как возможностью расслабиться, — объявил учитель. Я всей душой согласилась с ним. — И когда сами почувствуете, что готовы, медленно войдите в позу компаса.

Тони свирепо на него посмотрел, затем согнул ноги и, даже не покачнувшись, перешел в сидячее положение. Он вытянул в сторону правую ногу, правой рукой взялся за левую ступню и завел за голову. Казалось, что он намеревается буквально разорвать себя надвое.

— Не забывайте дышать, — напомнил учитель.

— Не забывать дышать? Если бы я кому-то платил за напоминание дышать, то разве была бы у меня эта гребаная студия?

— Извините. — На сей раз извинилась я. Оба мы, Роберт и я, потупили взоры, и у меня было ужасное чувство, что если мы посмотрим друг на друга, то разразимся хохотом.

— Пошли на хрен из моего офиса, — сказал Тони. — В следующий раз, когда мне что-то понадобится, я найду раздолбаев, которые справятся.

Пригнув головы, мы с Робертом выкатились вон и помчались к лестнице, где мигом одолели два пролета — так, чтобы не влететь в вестибюль, но в то же время очутиться на безопасном расстоянии от административного отдела. Мы посмотрели друг другу в глаза и взорвались. Мы хохотали так, что по лицу Роберта потекли слезы, а я стала икать, из-за чего мы хохотали еще больше. Всякий раз, когда мы пытались взять себя в руки, Роберт произносил: «Я стою на моей гребаной голове», — и начинался новый виток истерики. Отдышавшись, я опять икнула и спросила:

— Роберт, мы здорово влипли?

На секунду он стал серьезным.

— Не так уж и здорово. В самый раз, — ответил он, и это прозвучало до того безнадежно, что мы снова зашлись приступом смеха.

Я вернулась к себе как раз вовремя, чтобы отпустить Дагни, изнемогавшую без перекура. На полу валялся номер «Нью-Йорк пост». Я быстро подняла его и открыла на шестой странице. Первой мне бросилась в глаза фотография Джульет в прикиде а-ля Джулс. Заголовок гласил: «ХИП-ХОП, МЕЖРАСОВЫЙ РЕМИКС». Помимо сенсационной подачи Джульет в образе Джен, в статье также сообщалось, что на роли Рочестера и миссис Рид были назначены, соответственно, Кью Дидли и Нефертити. Приводилось высказывание Фила: «Литературной классике пора скрестить шпаги с новой культурой».

Я была уверена, что скоро меня здесь уже не будет.

Загрузка...