Часть V Хакинг политических систем

35 Скрытые положения в законодательстве

Когда российская Служба внешней разведки взломала компанию SolarWinds и внедрила бэкдор в обновление программного обеспечения Orion, 17 000 или около того пользователей установили это поврежденное обновление и непреднамеренно предоставили СВР доступ к своим сетям. Это огромное количество сетей, и совершенно немыслимо, чтобы СВР попыталась проникнуть в каждую из них. Вместо этого она тщательно перебирала содержимое своего улова, отбирая наиболее ценные и перспективные жертвы.

Такой прием известен как «атака по цепочке поставок». СВР атаковала не какую-то одну из сетей, а программную систему, которую использовали все эти сети. Атака по цепочке поставок – это умный способ атаковать системы, поскольку она может затронуть тысячи людей одновременно. Другие примеры такого рода атак: взлом магазина Google Play с целью размещения в нем поддельного приложения или перехват сетевого оборудования в системе почты для установки подслушивающих устройств{148} (этим занимается АНБ).

Аналогичным образом можно представить себе хакинг законодательного процесса. В предыдущих главах мы познакомились с тем, как хакеры находят и используют уязвимости в законах после их принятия. Но хакеры могут атаковать и сам законодательный процесс. Подобно взлому обновления программного обеспечения для управления сетью Orion хакеры могут намеренно внедрять уязвимости в готовящееся законодательство и использовать их в своих интересах, если оно будет принято.

В некотором смысле это более высокий уровень хакерских атак. Вместо того чтобы находить уязвимости в законах и нормативных актах, такой хакинг направлен против самого процесса создания законов и нормативных актов. Только по-настоящему сильные хакеры могут делать такие вещи.

Это не просто взлом системы. Это взлом средств ее исправления.

Лазейки в законах – явление распространенное, но большинство из них не квалифицируются как хаки. Это преднамеренные исключения из более общего правила, созданные для поддержки определенной политической цели, спокойствия конкретных групп избирателей или в качестве компромисса между самими законодателями. Для примера можно привести закон 2004 г., пролоббированный компанией Starbucks{149}, который признает обжарку кофейных зерен внутренним производством со всеми вытекающими, или, на более общем уровне, антимонопольные исключения в отраслях, требующих координации между участниками{150}, например в спортивных лигах. Эти меры не являются непреднамеренными и непредвиденными. Они не пытаются перехитрить систему создания, обсуждения и принятия законов. Как таковые они не являются хаками.

Но это не означает, что законодательный процесс, создающий эти лазейки, не взламывается постоянно. Все, что необходимо для такого хака, – это добавить в законопроект стратегически продуманное и точно сформулированное предложение. Это предложение может ссылаться на другие законы, а уже их взаимодействие может привести к определенному, непредвиденному для всех результату.

Целая индустрия лоббистов от лица своих спонсоров занимается разработкой таких непредвиденных результатов. В 2017 г. в процессе разработки Закона о сокращении налогов и увеличении занятости более половины вашингтонских лоббистов сообщили, что они работают исключительно над налоговыми вопросами. Это более 6000 профессионалов, то есть в среднем по 11 лоббистов на каждого члена конгресса{151}.

Например, долговое соглашение 2013 г., принятое конгрессом, включало следующую формулировку: «SEC. 145. В подраздел (b) статьи 163 Публичного закона 111–242 с поправками внесены дополнительные изменения: "2013–2014" меняется на "2015–2016"». Это, казалось бы, безобидное положение, внесенное сенатором Томом Харкином, оказалось скрытым подарком для Teach For America[24]{152}. По сути, эта поправка продлила на два года действие другого законодательного акта, от которого выигрывали студенты, участвующие в программах подготовки учителей, в том числе рекруты Teach For America.

В 2020 г. конгресс принял Закон о помощи, поддержке и экономической безопасности в период коронавируса (CARES) на $2 трлн о мерах стимулирования экономики в условиях пандемии. На странице 203 законопроекта было внесено изменение, согласно которому инвесторы в недвижимость могли компенсировать свои убытки{153}. Эта налоговая льгота принесла магнатам недвижимости, таким как действующий на тот момент президент Дональд Трамп, прибыль в размере $17 млрд в год, которые могли стать налоговыми поступлениями. Положение не имело никакого отношения к COVID-19, а налоговая льгота, имевшая обратную силу, охватывала период, начинавшийся задолго до появления коронавируса. Спешка и скрытность помогли протащить это положение в законопроект. Его текст был окончательно доработан менее чем за час до голосования, что позволило республиканцам, входившим в рабочую группу законопроекта, добавить нужное положение буквально в последний момент.

Главная уязвимость законодательного процесса состоит в том, что законопроекты – это чрезвычайно большие и сложные документы, которые содержат множество положений без четко обозначенных последствий. Эксплойт внедряется в законопроект таким образом, чтобы законодатели этого не заметили. Нам кажется, что для такого рода махинаций требуется соучастие члена конгресса, который осознает последствия своего вклада в законопроект, но на самом деле внедрить эксплойт способен и рядовой сотрудник, не понимая того, что делает, и даже лоббист, разрабатывающий формулировку, которая в итоге попадет в текст закона.

Это настолько распространенная практика{154}, что язык не поворачивается назвать ее хакингом. За последние десятилетия власть все больше концентрировалась в руках лидеров политических партий в каждой из палат в ущерб законодательным комитетам, что способствовало установлению закрытого и непрозрачного законодательного процесса. Такое положение дел в сочетании с тем, что конгресс стал принимать меньше крупных законопроектов по сравнению с прошлыми сессиями, дает широкие возможности для внедрения скрытых положений, выгодных привилегированному классу и отраслям. Эта ситуация даже обыгрывается в одном из эпизодов «Симпсонов», когда клоун Красти избирается в конгресс{155} и протаскивает поправки в закон об управлении воздушным движением через законопроект об обеспечении флагами сирот.

Исправлять подобные хаки непросто. Несмотря на то что юридический текст устроен аналогично компьютерному коду, процессы их написания и применения заметно отличаются друг от друга. Компьютерный код пишет группа людей в соответствии с общим планом, как правило, под руководством одной компании или конкретного человека. Программисты четко понимают, что должен делать их код, в каких случаях он не должен этого делать, а в каких – не может сделать то, что должен. И только они имеют право исправлять ошибки в своем коде.

Законотворчество устроено иначе. Оно децентрализованно на каждом из уровней. В демократическом обществе закон пишется представителями разных конкурирующих сил. У них разные цели и разные мнения о том, что должен делать закон. Даже если все хорошо понимали, за что они голосовали, в тексте больших законопроектов неизбежны лазейки, которые одни законодатели назовут ошибкой, а другие воспримут как полезную фичу.

Скрытые положения и уязвимости, которые они представляют, были бы меньшей проблемой, если бы правила палаты представителей и сената предусматривали некое минимальное количество времени для рассмотрения законопроекта, возможно пропорциональное объему документа, после того как его текст был окончательно доработан и опубликован. Скрытые положения перестают быть скрытыми, если они обнаружены, тщательно изучены и преданы огласке активными СМИ в такой срок до принятия закона, чтобы подстегнуть изменения или как-то компенсировать политические издержки. Предоставление разумного минимального количества времени для рассмотрения резонансных законопроектов и требования поправок к ним дают некоторый шанс обнаружить скрытые положения, которые в противном случае не будут выявлены.

В рамках 97 рекомендаций по оптимизации работы палаты представителей США{156} Специальный комитет по модернизации конгресса предложил в 2019 г. «разработать новую систему, которая позволит американскому народу легко отслеживать, как именно поправки изменяют законодательство и какое влияние предлагаемые законопроекты окажут на действующий закон». По сути, такая система отслеживания изменений в законодательстве расширяет более ранний проект под названием Comparative Print Project.

Цель этой инициативы состоит в том, чтобы облегчить{157} просмотр и понимание законодательных изменений, что, в свою очередь, способствует обнаружению скрытых положений. Это, конечно, не решит проблему, в том числе потому, что комитет предлагает открыть информационный доступ только к «офисам палаты представителей», но в любом случае это был бы шаг в правильном направлении. Подобный ресурс, доступный для общества, в сочетании с мерами по обеспечению достаточного времени для рассмотрения законодательных актов может стать еще более действенным.

Но просто выделить время недостаточно; необходимо стимулировать людей, чтобы они искали в законопроектах скрытые положения. Взяв за пример систему bug bounty, используемую при разработке программного обеспечения, мы могли бы создать некий ее аналог, позволяющий гражданам получать вознаграждение за обнаруженные лазейки в законах, готовящихся к принятию. Наиболее очевидным полем для такого рода системы могут служить законы с налоговыми последствиями – вознаграждение могло бы составлять небольшой процент от ожидаемых (благодаря закрытию лазейки) налоговых поступлений.

В качестве альтернативы имеет смысл использовать опыт «красных команд» применительно к законопроектам: специализированные группы, играющие роль частных компаний или правящих элит, должны хакать готовящееся законодательство и обнаруживать ранее неизвестные уязвимости.

Хотя оба этих подхода могут оказаться полезны, они сталкиваются с основной проблемой современного законотворчества, а именно с тем фактом, что законопроекты часто пишутся в обстановке секретности относительно небольшим числом законодателей и лоббистов и многие лазейки в них создаются намеренно. Представьте себе, что «красная команда» находит уязвимость в налоговом законопроекте. Это ошибка или особенность, баг или фича? Кому решать? И на каком основании? Кроме того, многие законопроекты принимаются конгрессом сразу после их публикации, что делает невозможным внимательное прочтение документов, тогда как «красной команде» для работы и принятия мер на ее основе требуется время.

Например, Закон о сокращении налогов и увеличении занятости 2017 г. был поставлен на голосование всего через несколько часов после того, как законодатели бегло ознакомились с его окончательным текстом. Это было сделано намеренно: авторы не хотели, чтобы у профессионалов было достаточно времени для тщательного изучения законопроекта. Аналогичным образом Закон о помощи, поддержке и экономической безопасности в период коронавируса (CARES) был опубликован{158} в 14:00 21 декабря 2020 г. Несмотря на то что законопроект насчитывал 5593 страницы, он был принят в палате представителей вечером того же дня, около 21:00, а уже к полуночи прошел голосование и в сенате. Законопроект содержал, к примеру, положения о малоизученных «налоговых расширениях» и постоянном снижении стоимости акцизов для «производителей пива, вина и дистиллированных спиртных напитков», что, по оценкам, обошлось казне в $110 млрд{159}. Многие законодатели просто не знали о многочисленных налоговых лазейках, которыми пестрел документ.

Возможно, нам придется подождать, пока искусственный интеллект со свойственной ему нечеловеческой скоростью научится читать, понимать и идентифицировать потенциальные хаки еще до того, как будут приняты законы. Это поможет решить проблему, хотя, несомненно, создаст другие.

36 Законопроекты «под прикрытием»

Одни законопроекты важнее других. Законопроекты об ассигнованиях или те, что являются реакцией на стихийные бедствия, пандемии или угрозу национальной безопасности, считаются обязательными к принятию. Эти законопроекты дают законодателям возможность протолкнуть положения, которые сами по себе никогда бы не прошли, но важны в политическом плане. Образно их называют райдерами, или наездниками. Райдеры часто непопулярны, противоречат общественным и обслуживают чьи-то узкие интересы или являются результатом политических махинаций и сделок.

Внедрение неуместных райдеров в эти обязательные для прохождения законодательные акты позволяет законодателям избежать внимания или негативной реакции, которая была бы неизбежна в случае отдельного голосования за политически спорное положение. Этот ставший уже обычным хак подрывает сам принцип законотворчества, когда вносятся отдельные предложения, а затем ставятся на голосование.

Приведу три примера.

● В период с 1982 по 1984 г. к нескольким законопроектам об ассигнованиях, подлежащих обязательному прохождению, был внесен ряд дополнений, названных поправкой Боланда; поправка ограничивала помощь США подразделениям «Контрас» в Никарагуа.

● В 2016 г. в законопроект о расходах на сельское хозяйство и продовольствие была включена поправка, запрещающая Управлению по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов регулировать «сигары большого размера и сигары премиум-класса».

● В 2021 г. законодатели внедрили три законопроекта об авторском праве на интеллектуальную собственность в совершенно не связанный с ними Закон о консолидированных ассигнованиях. Рассмотрение этих мер зачахло на фоне активных протестов со стороны сторонников технологического прогресса и технологических компаний, но они были приняты, оказавшись в одном пакете с гораздо более крупным, сложным и обязательным к прохождению законопроектом.

Этот вид хака использует очевидный факт, что президент не может наложить вето на отдельные статьи законопроекта: он либо накладывает вето на весь законопроект, либо принимает его как есть, со всеми поправками и райдерами. Хак также использует уязвимость на уровне комитетов конгресса. Законодательное собрание в полном составе не может голосовать по законопроекту, если он не был одобрен соответствующими комитетами. Это означает, что члены комитетов могут просто вписывать райдеры в законопроект – тайно или даже открыто.

Попытки ограничить эту практику в основном оканчивались ничем. В 1996 г. конгресс предоставил президенту Клинтону право вето на отдельные пункты законопроекта, но уже в 1998 г. оно было признано неконституционным. За тот год, что оно работало, президент накладывал точечное вето 82 раза, после чего группой производителей картофеля, которые возражали против наложения вето на выгодный им райдер, был подан иск.

В модульном компьютерном коде каждый его независимый сегмент выполняет одну функцию. Такая структура делает программы отказоустойчивыми, удобными в обслуживании и диагностируемыми. Законодательство, которое по аналогии имеет дело с меньшим количеством дискретных вопросов, будет и менее подвержено описанному выше хаку. Эта логика стоит за концепцией узконаправленных законов и конституционных положений{160}, которые требуют, чтобы законы касались только одной темы. Законопроект, получивший в 2021 г. рабочее название «Одна тема за раз», регулярно предлагался в конгрессе, но так и не был принят.

На уровне штатов усилия по противодействию райдерам оказались более эффективными. На сегодняшний день конституции 43 штатов требуют, чтобы каждый новый законодательный акт был ограничен одной темой. Конституция Миннесоты гласит{161}: «Законы должны охватывать только одну тему. Ни один закон не должен охватывать более одной темы, которая должна быть отображена в его названии». Однако даже эти ограничения могут легко взламываться. Как пишет профессор права Колумбийского университета Ричард Брифо, ответ на вопрос о том, «ограничен закон одной темой или нет, часто находится в глазах смотрящего». С одной стороны, как пояснил Верховный суд штата Мичиган, «нет практически ни одного закона, который нельзя было бы разделить и принять в виде нескольких законопроектов». С другой стороны, как сказано в одном из старых дел Верховного суда Пенсильвании{162}, «не существует двух настолько далеких друг от друга тем, что их нельзя было бы привести к общему знаменателю, отодвинув точку зрения достаточно далеко».

Еще один метод безопасности в этом вопросе – устойчивость системы. Законодательство, которое должно быть принято, особенно уязвимо для райдеров из-за крайне негативных последствий, связанных с непрохождением родительского закона. Однако некоторые из этих последствий, такие как остановка работы правительства из-за блокирования законопроекта об ассигнованиях, являются абсолютно искусственными и могут быть смягчены с помощью разумной политики. К примеру, несколько организаций предложили конгрессу{163} повысить устойчивость правительственных операций путем создания процесса автоматического принятия резолюций. В соответствии с ним, государственное финансирование будет продолжаться на сопоставимом уровне, если конгресс не сможет принять регулярный законопроект об ассигнованиях. Смягчая последствия отсрочки принятия законов, обязательных к прохождению, эта реформа облегчит противникам райдеров голосование против проекта бюджета до тех пор, пока райдеры не будут удалены из него.

37 Делегирование и отсрочка принятия законов

Спустя годы после окончания холодной войны конгресс все еще решал проблему закрытия военных баз по всей стране. Задача оказалась не из легких. Эти базы представляли собой тысячи рабочих мест, и ни один законодатель никогда не согласился бы на закрытие базы в своем округе. Вместо того чтобы принимать трудные решения, конгресс придумал хак, деполитизирующий процесс. Он передал свои законотворческие полномочия внешнему органу, создав Комиссию по реорганизации и закрытию баз. Эта комиссия была уполномочена решать, какие базы подлежат сокращению, а ее рекомендации автоматически вступали в силу, если конгресс не отменял их. И это сработало: начиная с 1988 г. создано пять таких комиссий, в результате чего более 350 военных объектов закрыто.

Этот хак до сих пор позволяет конгрессу решать сложные или политически спорные вопросы без необходимости принимать решения самому. Он снижает степень влияния партийной принадлежности и позволяет конгрессу обходить обременительные правила и процессы, замедляющие принятие решений.

Хак используется нечасто. В 2010 г. конгресс сформировал Независимый консультативный совет по платежам (IPAB), который должен был сократить расходы на Medicare[25]. Обычно для вступления в силу подобных изменений требуется акт конгресса, но он уполномочил этот совет вносить изменения, которые могли быть отменены только квалифицированным большинством голосов конгрессменов. Опять же, целью такого хакинга было уйти от ответственности за разработку и проведение фактического голосования по проекту сокращения расходов на Medicare. В отличие от комиссии по закрытию базы эта комиссия так и не завершила свою работу. Благодаря противодействию поставщиков медицинских услуг и очернению IPAB со стороны таких политиков, как бывший кандидат в вице-президенты Сара Пэйлин, конгресс так и не назначил ни одного члена комиссии, а в 2018 г. и вовсе закрыл IPAB после пяти лет простоя без персонала.

Аналогичный хак – законопроект «одно-название», который, по сути, является пустой оболочкой. Он не имеет никакого существенного содержания, но законодатели штата Вашингтон вносят в него поправки и дополнения каждую сессию. Хак служит для того, чтобы законодатели могли обойти законодательные правила и установленные сроки в конце года. В последние дни законодательной сессии 2019 г. демократы использовали законопроект «одно-название», чтобы принять банковский налог при минимальном общественном контроле и обсуждении.

В более общем плане этот хак является частью широкого класса делегирования законодательных функций исполнительной власти. Многими понятие «административное государство» и обширные нормотворческие полномочия, предоставленные исполнительной власти законодательной властью, воспринимаются как несбалансированный взлом законодательной системы. И это происходит регулярно. В США ежегодно принимается от 3000 до 4000 новых административных правил{164}, что превосходит по объему результаты работы конгресса. И хотя во многом это является показателем нарастающей беспомощности конгресса, уступающего власть более эффективным федеральным агентствам, есть и другая причина: члены конгресса не всегда хотят официально заявлять о своей поддержке тех или иных законов.

Исправления этого хака сложны и неочевидны. Если законодательная власть в любой момент сочтет, что исполнительная власть превышает свои регуляторные полномочия или преследует нежелательные цели, она должна иметь возможность принять закон, корректирующий объем делегированных полномочий или отменяющий конкретные действия. Некоторые правоведы считают, что конгресс должен поступить именно так, другие настаивают на том, что Верховный суд США должен положить конец этой практике.

Помимо снятия с себя ответственности законодатели также могут отказываться от проведения голосования. Филибастер – это обструктивная тактика, при которой законодатель произносит длинную речь, чтобы помешать своевременному голосованию по предложению или законопроекту и тем самым заблокировать его принятие. Пожалуй, наиболее широко эта тактика применяется в сенате США, но также используется и в законодательных органах по всему миру, от Великобритании и Канады до Австрии и Филиппин.

Справедливости ради следует отметить, что филибастер – хак далеко не новый. Он появился еще в 60 г. до н. э., когда римский сенатор Катон Младший намеренно произносил бесконечные речи, чтобы отсрочить голосование. Римский Сенат должен был завершить все дела до наступления сумерек, но он не мог голосовать, если кто-нибудь из сенаторов отказывался молчать. Катону удавалось проделывать этот трюк в течение полугода, что, вероятно, является своего рода вершиной.

В США филибастер возможен только благодаря уязвимости в правилах, которая стала случайным побочным эффектом другого изменения законодательных правил. Еще в 1805 г. вице-президент Аарон Бэрр заявил, что сенат США не должен быть перегружен процедурными правилами. Одним из правил, отмененных по рекомендации Бэрра в 1806 г., уже после его ухода с поста, было «предложение по предыдущему вопросу», которое завершало дебаты по проекту. Только в 1837 г. кто-то заметил и использовал эту уязвимость. Лазейка была устранена в 1917 г. с помощью правила закрытия дебатов, благодаря которому для поддержания филибастера требовалось говорить безостановочно. Нынешнее правило большинства в три пятых голосов, что равно 60 сенаторам, появилось только в 1975 г., а требование непрерывно говорить было отменено. Это хак поверх патча, наложенного на другой хак, и изменить его можно только следующим хаком.

Филибастер подрывает законодательную систему. Предполагается, что законодательный орган защищает право меньшинства быть услышанным, но при этом соблюдает и правило большинства. Однако современный филибастер переворачивает все с ног на голову, поскольку теперь партия меньшинства может использовать этот хак для остановки законодательного процесса по любому законопроекту без большинства в 60 голосов, что фактически препятствует осмысленному рассмотрению и обсуждению вопроса. Это также плохо для прав меньшинств в обществе, а не только для сенатских партийных меньшинств. Исторически сложилось так, что филибастер чаще всего применялся для блокирования законопроектов, продвигавших равенство рас{165}.

В США этот хак стал нормой. В сенате действуют настолько мягкие правила, что сенатору необязательно выступать в течение нескольких дней или месяцев, чтобы устроить филибастер, – он может просто заявить о своем теоретическом намерении сделать это, чтобы отложить голосование. Но в 60 г. до н. э. это, конечно, было действием непредвиденным и не предусмотренным теми, кто создавал правила римского Сената. Обструктивное ораторское искусство было подрывом этих правил, призванным помешать тому, для чего и был создан Сенат: голосованию по законопроектам.

Филибастер – не единственная тактика законодательных проволочек. В Великобритании члены палаты общин могут потребовать, чтобы палата заседала тайно. Эта мера предназначена для обсуждения вопросов национальной безопасности, но ее не раз использовали как тактику затягивания{166} – последний раз в 2001 г. В японском парламенте тактика «выгула быка»{167} означает чрезвычайно медленную ходьбу через холлы для голосования, что, бывает, происходит достаточно, чтобы задержать весь процесс. При верном стратегическом расчете такая тактика может привести к тому, что законопроект будет отложен до следующей законодательной сессии. В итальянском парламенте в 2016 г. в законопроект о конституционной реформе было внесено 84 млн поправок (это не опечатка) в попытке отсрочить голосование по нему.

Хороши или плохи подобные хаки, зависит от того, считаете ли вы, что основной целью системы управления является обеспечение политической подотчетности или все-таки принятие беспристрастных, эффективных политических решений. Если вы полагаете, что правительство должно действовать только тогда, когда есть явная поддержка квалифицированного большинства или всестороннее обсуждение, то тактика отсрочки может быть к месту, позволяя партиям меньшинства получить место за столом переговоров. Если же вы считаете, что правительство должно быть более активным и быстро реагировать на насущные политические вызовы, а уже после иметь дело с мнением избирателей, то возможность для партий меньшинства эффективно накладывать вето на законопроекты – это очень плохо.

Решения варьируются от исправления основной системы таким образом, чтобы хак был невозможен (устранение филибастера в случае сената США), до того, чтобы сделать его реализацию более дорогостоящей, а сам хак реже используемым. В настоящее время устроить филибастер очень просто: никому не нужно говорить на трибуне сената часами или днями напролет, достаточно просто заявить о своем намерении. Поскольку большинство обязано найти 60 голосов, чтобы отменить филибастер, гораздо труднее его блокировать, чем поддержать. Я слышал о нескольких предложенных реформах, и самая интересная из них – вариант Нормана Орнштейна из Американского института предпринимательства, который утверждает, что нужно просто изменить уравнение. Вместо того чтобы требовать 60 голосов для отмены филибастера, нужно установить планку в 40 голосов для его поддержания. Идея заключается в том, что большинство может заставлять сенат работать круглосуточно в течение нескольких дней или недель, а меньшинству необходимо присутствовать и быть начеку, спать рядом с залом сената, чтобы проголосовать в любой момент.

38 Хакинг и контекст

Я развиваю сложное представление о хакинге. Дело не в том, что хаки – это непременное зло. И даже не в том, что они нежелательны и от них нужно защищаться. Речь о другом: нам нужно признать, что хакеры подрывают основополагающие системы, и решить, является эта подрывная деятельность вредной или она полезна.

К примеру, мы многое узнали о взломе налогового кодекса. В большинстве упомянутых случаев хакеры (бухгалтеры и налоговые адвокаты) находят в кодексе непреднамеренные уязвимости (лазейки).

Нечеткие формулировки в Законе о создании рабочих мест в США{168} 2004 г. породили несколько уязвимостей в налоговом кодексе, и хорошо обеспеченные фирмы смогли воспользоваться ими с большим успехом. Самая заметная среди этих лазеек называлась «вычет за производственную деятельность внутри страны». Этот вычет должен был помочь отечественным производителям конкурировать на международном уровне, но он настолько широко определял производство («объединение или сборка двух или более изделий»), что всевозможные компании не преминули воспользоваться этим вычетом. Компания World Wrestling Entertainment получила его за производство видеороликов о реслинге. Продуктовые магазины претендовали на него, потому что они распыляют на продаваемые фрукты химикаты для быстрого созревания. Аптеки заявляли, что на их территории тоже есть производство – фотокабинки. Производитель подарочных корзин затребовал вычет на том основании, что объединил в одной упаковке вино и шоколад. В последнем случае правительство обратилось в суд, но проиграло.

Невозможно знать наверняка, но эта проблематичная формулировка{169}, похоже, была намеренно внедрена законодателями под давлением лоббистов и в силу необходимости получить достаточное количество голосов в конгрессе для принятия закона. Эта налоговая льгота, имевшая непреднамеренные последствия, была одной из многих в законе. Она стала настолько популярной, что оставалась в силе до 2017 г., когда ее заменили вычетом на квалифицированный доход от предпринимательской деятельности.

По мере того как мы переходим от более простых к более сложным примерам, становится все труднее определить, полезен ли тот или иной хак. В чем именно заключается цель хоккейных правил? Соотносятся ли с этой целью изогнутые клюшки или они, наоборот, мешают ее достижению? Изогнутые клюшки способствуют более быстрому движению шайбы{170}, а значит, и более захватывающей игре. Но слишком быстрая шайба опасна и приводит к большему количеству травм. Когда Национальная хоккейная лига устанавливала правила, определяющие, насколько изогнутой может быть клюшка, она пыталась сбалансировать соображения безопасности и спортивного мастерства. С 1967 г. эти правила менялись, поскольку менялся баланс на чаше весов: сначала был разрешен максимальный изгиб в 3,81 см, затем в 2,54 см, потом в 1,27 см, а в настоящее время в 1,9 см.

Еще сложнее определить намерения сотрудников законодательного органа, которые разработали этот слишком широкий налоговый вычет для производства. Возможно, какой-то лоббист хакнул законодательный процесс, подкинув члену конгресса или его подчиненным заведомо расплывчатую формулировку, которой, по задумке лоббиста, начнут злоупотреблять? Считал ли член конгресса, что корпоративные налоги плохи по своей природе, и вставил в законопроект формулировки, которые, как он знал, не привлекут внимание, когда законопроект будет проходить через комитет и обсуждаться? А может быть, закон был просто плохо написан?

Является хак улучшением системы или нет, также зависит от точки зрения. Умный предприниматель может использовать лазейку в законодательстве для собственной выгоды, его клиенты тоже будут довольны, а вот правительство может пострадать.

Мы определили хакинг как технику, которая придерживается правил системы, но подрывает ее замысел, ее цель. И это не всегда плохо. Как мы успели убедиться, некоторые хаки являются полезными инновациями. В конечном итоге они нормализуются и улучшают систему. В Китае, например, реформистские правительства 1980–1990-х гг. маневрировали, обходя сопротивление частных собственников{171} с помощью таких хакерских приемов, как предложение арендаторам 70-летней возобновляемой аренды на землю. Они следовали правилам коммунистической партии, но полностью подрывали их суть.

Сама система не может отнести конкретный хак к той или иной категории. Это должна сделать более общая управляющая система, потому что определение взлома зависит от контекста.

Банкомат существует в более широком контексте банковской системы. Правила игры в хоккей существуют в более широких контекстах игроков, лиг, болельщиков и общества в целом. Примеры в этой книге из любой области – будь то банковское дело, экономика, право и законодательство, психология – существуют в более широком социальном контексте наших идентичностей, отношений, желаний, ценностей и целей.

Это ставит нас перед очевидным вопросом: кто должен определять цель системы? Кто решает, является хак полезным или нет? Стала подорванная система лучше или нет? Это действительно сложные вопросы, особенно что касается систем, у которых несколько разработчиков, или систем, эволюционирующих с течением времени. Одни сочтут хак полезным, другие – вредным.

Вот некоторые истины, которые невозможно понять, находясь внутри системы, но которые становятся очевидными на более высоком системном уровне. Все компьютерные программы в конечном счете представляют собой сложный код замыкания и размыкания электрических цепей, представляющий собой набор нулей и единиц, но простого юзера это не волнует – он не пишет в машинном коде. Что нас волнует, так это задачи, которые код позволяет решить: просмотр фильма, отправка сообщений, чтение новостей и финансовых отчетов. Если перенести это сравнение на язык биологии, то молекулярные структуры и химические реакции, характеризующие жизнь, выглядят как невероятно сложный хаос, пока вы не подниметесь на уровень организма и не поймете, что все они выполняют функцию поддержания в нем жизни.

В предыдущих главах мы сталкивались с разными органами управления, в чьи обязанности входит вынесение решений. В более простых системах может быть единственный орган управления, имеющий всего одно назначение. Комиссия по азартным играм штата Невада обновляет правила казино на основе анализа хаков. Международная автомобильная федерация делает то же самое в отношении гонок «Формула-1», а Международная федерация футбола – в отношении футбола.

Подрывают ли хаки цель системы? Или же они способствуют ее реализации? В чем вообще заключается цель системы? Единого ответа нет. Он не сводится к анализу хаков и системы; он будет зависеть от вашей морали, этики и политических убеждений. Всегда существуют обоснованные разногласия по поводу того, следует нормализовывать конкретный хак или нет. В конечном счете важно, кто от этого выиграет, а кто проиграет. Но это тоже политически спорный момент. Поэтому проводятся дебаты и, возможно, голосование. И на первое, и на второе влияют деньги и власть.

Вот пример. В 2020 г. президент Трамп хотел назначить отставного бригадного генерала Энтони Тата на должность заместителя министра обороны по вопросам политики, что требует утверждения сенатом США. Когда стало ясно, что сенат никогда его не утвердит, Трамп отозвал кандидатуру и вместо этого назначил его должностным лицом, «исполняющим обязанности» заместителя министра обороны по вопросам политики{172}. Трамп неоднократно использовал термин «исполняющий обязанности», чтобы обойти утверждение сенатом представленных им кандидатур. Это хакинг Закона о реформе вакансий 1998 г. Но чем он является: вопиющим пренебрежением обязанностями сената или же разумным ответом на слишком широкое требование о том, чтобы сенат утверждал 1200 исполнительных должностей? Это зависит от вашего личного мнения{173} о том, как должно работать правительство.

39 Хакинг избирательного права

Существует множество способов сфальсифицировать выборы: вброс бюллетеней, игры с подсчетами голосов и прочее – история, в том числе и недавняя, знает массу тому примеров. Но часто лучшим способом манипулирования на выборах является не прямое мошенничество, а хакинг избирательного права. Точно так же, как рынки и законодательные процессы, демократия основана на информации, выборе и свободе действий. Все эти три составляющие могут быть взломаны. Иными словами, хакеры могут подрывать саму цель демократических выборов, изменяя правила.

Если вы не голосуете, вы не опасны. Вот почему многие хакеры препятствуют реализации избирательного права.

Пятнадцатая поправка, ратифицированная в 1870 г. после окончания Гражданской войны, сделала незаконным отказ в голосовании мужчинам на основании их расы, цвета кожи или недавнего статуса раба. (Женщины по-прежнему не могли голосовать или занимать ответственные посты.) Вскоре после этого чернокожие мужчины стали использовать свое растущее влияние на выборах и избираться на государственные должности. Это возмутило белых южан и бывшую рабовладельческую элиту, которая немедля начала взламывать избирательный процесс, чтобы ограничить права и политическую власть афроамериканцев, только-только получивших право голоса. (Для достижения этой цели использовались в том числе далеко не хакерские тактики, такие как насилие и убийства.)

В Алабаме, например, коалиция консервативных демократов, называвших себя «искупителями»{174}, захватила власть на выборах 1874 г. благодаря фальсификациям и военизированному насилию. (Не хак!) В течение следующих 30 лет они постепенно ослабляли политическое влияние афроамериканцев путем тщательно продуманных ограничений на голосование. Кульминацией этих усилий стала ратификация{175} в 1901 г. новой конституции штата, целью которой, по заявлениям ее составителей, было «установление превосходства белых в штате». Конституция ввела и закрепила{176} избирательные налоги, требования к владению собственностью, тесты на грамотность и различные дисквалификации, которые резко ограничивали число афроамериканцев, имеющих право голоса. (А вот это уже хак.) Задумка консерваторов сработала: в начале 1870-х гг. более 140 000 афроамериканцев в Алабаме имели право голоса, а в 1903 г. смогли зарегистрироваться на выборах менее 3000 человек из их числа{177}.

«Тест на грамотность» – название, намеренно искажающее смысл процедуры. В данном контексте это не имело никакого отношения к тестированию навыков чтения. Это были сложные тесты, разработанные таким образом, чтобы люди неизбежно их проваливали. Можно долго спорить об их конституционности, но самым неприятным моментом этой хакерской атаки было предоставление местным избирательным органам значительной свободы действий в определении того, какие потенциальные избиратели должны пройти провальный тест. Это позволяло должностным лицам избирательных комиссий отказывать в праве голоса по своему усмотрению. Сам луизианский тест на грамотность 1964 г.{178} можно легко найти в интернете. Например, вот одно из заданий (да-да, вы не сошли с ума): «Напишите в первой строке прописными буквами каждое второе слово из этой фразы, печатными буквами – каждое третье слово [строки были очень узкими], а каждое пятое слово напишите с заглавной буквы».

Перенесемся в день сегодняшний. Алабама по-прежнему использует различные тактики подавления избирателей, чтобы ограничить участие в выборах бывших преступников, представителей меньшинств, иммигрантов и сельских избирателей. Препятствия начинают возводиться уже на этапе регистрации избирателей. Штат не предлагает избирателям ни электронную регистрацию, ни регистрацию в офисах Департамента автотранспорта, ни вообще какую бы то ни было предварительную регистрацию. При этом не существует и системы автоматической регистрации избирателей. По закону штата для регистрации необходимо предъявить документ, подтверждающий гражданство, прямо на избирательном участке. В отношении этого закона проводится федеральное расследование, и, если его оставят в силе, это приведет к еще большей волне отказов в праве голоса представителям меньшинств, у которых часто просто нет паспортов или других документов. Канзас отстранил тысячи новых избирателей от участия в голосовании, используя аналогичное правило.

Исторически сложилось так, что в Алабаме большинство уголовников не имели права голоса. Эта политика также способствовала непропорциональному лишению меньшинств их избирательных прав. Хак заключался в ведении рядом южных штатов «черных кодов», которые классифицировали тривиальные правонарушения (например, кражу скота) как тяжкие уголовные преступления. Афроамериканцы, осужденные за такие преступления, навсегда лишались избирательных прав. В 2017 г. законодательный орган Алабамы отменил этот закон, предоставив почти 60 000 граждан возможность восстановить свое избирательное право. Однако госсекретарь штата не позаботился о том, чтобы предать это нововведение огласке, поэтому многие осужденные до сих пор не знают о своих правах. И даже те преступники, которые о них знают, сталкиваются с существенными трудностями при их реализации из-за административных сложностей и плохого понимания закона чиновниками штата и местными органами власти.

Людей также могут лишить права голоса, исключив в одностороннем порядке их имена из списков избирателей. Обычно при этом исключают тех, кто не голосовал на последних выборах. В основном этот хак работает, поскольку неактивные избиратели вряд ли вернутся на избирательные участки до того, как списки избирателей будут очищены. В Алабаме с 2015 г. из списков избирателей было удалено 658 000 редко голосующих избирателей.

Все это виды административного бремени, которое мы впервые затронули в главе 32. Как правило, подобные хаки не оказывают большого влияния на людей с деньгами и статусом. Но для рядовых граждан с ограниченными ресурсами или временем, инвалидов или тех, кто недостаточно знаком с политическом процессом, такие правила значительно усложняют возможность воспользоваться избирательным правом. Люди пытаются честно следовать этим правилам, но не могут и вынуждены оставить свой голос при себе. Чаще всего такие правила ограничивают участие в выборах представителей малоимущих слоев и меньшинств, которые в основном являются электоратом Демократической партии. В результате подобных хаков только 69 % жителей Алабамы, достигших избирательного возраста, регистрируются для голосования.

40 Другие предвыборные хаки

Еще один хак, посягающий на свободу действий, касается самого процесса голосования. Идея заключается в том, чтобы сделать голосование настолько сложным для имеющих право голоса зарегистрированных избирателей, которые не поддерживают вашего кандидата, чтобы они даже не потрудились прийти на избирательные участки. Многие из приведенных дальше примеров также могут быть классифицированы как административное бремя.

Сразу после ратификации Пятнадцатой поправки южные штаты ввели в действие ограничения на голосование, в которых прямо не упоминалась расовая принадлежность, но затрагивали они тем не менее в основном чернокожих американцев. Поправки включали в себя: подушный налог на голосование, который не могли себе позволить малоимущие, правила, наделявшие избирательным правом только тех, чьи деды имели право голоса до Гражданской войны, и, как уже упоминалось ранее, дьявольски продуманные, точечно применяемые и предвзято оцениваемые тесты на грамотность. Некоторые из этих хаков были запрещены{179} только после принятия Двадцать четвертой поправки, ратифицированной в 1964 г., Закона об избирательных правах 1965 г. и решения Верховного суда США 1966 г. по делу «Южная Каролина против Катценбаха». После того как в 2015 г. Верховный суд отменил ключевые положения Закона об избирательных правах, эта тактика вернулась в виде правил об удостоверении личности избирателя.

В Алабаме, например, потенциальные избиратели должны предъявить удостоверение личности с фотографией, выданное штатом, иначе их не допустят на избирательные участки. Казалось бы, простое и справедливое требование, но в Алабаме с этим не все так просто. Около 25 % избирателей, имеющих право голоса, живут на расстоянии более 10 миль от офиса Департамента автотранспорта, и многие из них не имеют автомобиля. Это наиболее бедные граждане штата, и часто они проживают общинами. Затем власти штата попытались закрыть 31 офис Департамента автотранспорта, в которых выдаются не только водительские права, но и обычные удостоверения личности. Все офисы располагались в шести округах, где афроамериканцы составляют более 70 % населения. После возражений со стороны министерства транспорта США этот план был отклонен. Тем не менее более 100 000 взрослых жителей Алабамы не имеют приемлемых удостоверений личности для голосования. И хотя это соответствует чуть менее 3 % от общего числа избирателей штата, эта цифра означает 10 % от числа избирателей-афроамериканцев.

Могут существовать законные разногласия по поводу необходимости введения административного барьера и поддержания относительного баланса между предоставлением возможности получения пособия тем, кто действительно в нем нуждается, и препятствованием его получения всеми остальными. Да, важно обеспечить возможность голосования только для тех избирателей, которые имеют право голоса. Но поскольку фактический уровень фальсификаций такого рода крайне низок (что было неоднократно подтверждено судами по всей стране), совершенно очевидно, что описанные выше меры направлены в первую очередь на то, чтобы лишить избирателей, имеющих право голоса, возможности проголосовать.

Наконец, людям может помешать банальное отсутствие избирательных участков рядом с домом{180}. Алабама с 2013 г. снижает число избирательных участков, причем в основном за счет закрытия оных в афроамериканских кварталах. Например, город Дафни с населением 28 000 человек в 2016 г. сократил количество избирательных участков с пяти до двух, и все три закрытых участка были расположены в преимущественно афроамериканских районах города.

Может сложиться впечатление, что в этих главах я решил разделаться с Алабамой, но на самом деле и другие штаты не менее агрессивны в подавлении избирателей, и это усиливающийся процесс. Джорджия, например, тоже требует от избирателей удостоверения личности и подтверждения гражданства штата, чистит списки избирателей, сокращает время досрочного голосования и закрывает избирательные участки, сосредоточенные в афроамериканских районах. О Флориде даже не буду заикаться. И, кроме того, сегодня по всей стране принимаются меры, направленные на подавление молодых избирателей, особенно идеалистически настроенных студентов, которые в основном поддерживают Демократическую партию.

Джерримендеринг – хак не новый. Это слово происходит от имени губернатора Массачусетса, подписавшего Декларацию независимости, Элбриджа Герри (Джерри), который в 1812 г. принял законопроект, согласно которому в штате был сформирован избирательный округ причудливых очертаний, напоминавших саламандру (gerrymander буквально означает «саламандра Джерри»). Такое произвольное манипулирование границами округа позволило консолидировать и усилить голоса федералистов и расколоть голоса Демократическо-республиканской партии. Основная идея здесь заключается в том, что, если вы можете контролировать пропорции избирателей в избирательных округах, вы прямо влияете на то, кто одержит победу, и таким образом добиваетесь доминирования в многоокружном законодательном органе. Вы подстраиваете демографические данные таким образом, чтобы ваша партия выиграла в большинстве округов с небольшим перевесом, скажем в 10 %, а другая партия набрала по 90 % голосов, но всего в нескольких округах.

Существует две тактики джерримендеринга. Первая – «упаковать» округ так, чтобы в него попало как можно больше избирателей оппозиционной партии. Это помогает правящей партии победить в соседних округах, где сила оппозиции ослаблена. Вторая тактика – «расколоть» округ, разделив скопления оппозиционных избирателей между несколькими округами так, чтобы в каждом округе их осталось меньше.

Основная проблема заключается в конфликте интересов: законодатели, отвечающие за формирование округов, являются теми, кто получает выгоду от их демографических характеристик. Решение, очевидное для любого, кто изучал этот вопрос, состоит в разделении полномочий. Округа должны формироваться независимыми комиссиями, члены которых не заинтересованы в результатах выборов. Мичиган в 2018 г. одобрил инициативу, предусматривающую именно такую процедуру. То, что республиканцы штата продолжали бороться с этой комиссией даже в 2020 г., свидетельствует о силе хакеров, занимающихся джерримендерингом.

Помимо вопросов о том, как и в каком округе голосуют граждане, существует бесчисленное множество рычагов, которые политики могут использовать для хакинга избирательного процесса. Государственные должностные лица часто имеют право планировать выборы по своему усмотрению, регистрировать и пересчитывать голоса, а также определять, какие кандидаты и предложения будут включены в избирательный бюллетень. На своих территориях избирательные комиссии могут даже дисквалифицировать кандидатов за несвоевременную подачу документов, недостаточную поддержку или другие технические проблемы. Выборочное использование этих полномочий однозначно является хакингом.

И последняя тактика: в 2018 г. губернатор Висконсина Скотт Уокер просто отказался назначать внеочередные выборы в законодательные органы штата, опасаясь, что их выиграют демократы. В итоге федеральный судья Апелляционного суда обязал его провести выборы. Губернаторы Флориды и Мичигана также пытались прибегнуть к такому методу. В том же 2018 г. Стейси Абрамс едва не проиграла губернаторские выборы в Джорджии Брайану Кемпу, который в то время курировал выборы в качестве госсекретаря и незадолго до них очистил списки от полумиллиона зарегистрированных избирателей.

41 Деньги и политика

Деньги могут контролировать информацию и выбор. За деньги можно купить свободу действий, то есть власть осуществлять изменения. Это политическое хакерство, поскольку оно подрывает цель демократического процесса голосования. В особенности это касается США, где выборы стоят неестественно дорого.

Причины такого положения дел довольно сложны, но все-таки я выделю четыре основные. Во-первых, избирательные циклы в США длятся долго: кандидаты начинают предвыборную кампанию более чем за год до самих выборов. Для сравнения: японские избирательные кампании длятся 12 дней от начала до конца, а французские – две недели. Выборы в Великобритании проходят в среднем после двух – четырех недель предвыборной кампании. Ни один австралийский или канадский предвыборный сезон никогда не превышал 11 недель, и этот экстремум имел место аж в 1910 и 1926 гг. Во-вторых, партийная дисциплина в США слабее, чем в других странах. Там, где партийная дисциплина сильна, не имеет смысла финансировать конкретных кандидатов и сталкивать их друг с другом на праймериз. В-третьих, США – большая страна с многочисленным населением, дорогими рынками телевизионной рекламы, и, в отличие от других стран, здесь отсутствуют ограничения на расходы избирательных кампаний. И в-четвертых, в законах США о раскрытии пожертвований достаточно лазеек, чтобы снизить политическую ответственность тех, кто принимает неправомерные пожертвования на избирательную кампанию (например, от лиц, не являющихся гражданами США).

Существует мощный стимул для хакинга систем, регулирующих финансирование избирательных кампаний, а также использование кандидатами своих избирательных фондов для взлома политического процесса.

Привилегированному классу нравится проворачивать подобные хаки и добиваться их легализации, поскольку они увеличивают политическое влияние. После принятия Федерального закона об избирательных кампаниях 1972 г. и поправок к нему 1974 г., ограничивающих добровольные пожертвования и расходы, постановление 1976 г. запретило расходы на поддержку партии или кандидата, не согласованные с самой партией или самим кандидатом{181}. Это привело к появлению так называемых мягких денег, расходуемых на «партийное строительство», которое часто оказывалось не чем иным, как очернением и политическими нападками на кандидатов другой партии. В течение многих лет состоятельные люди и влиятельные группы оспаривали ограничения, вводимые правилами финансирования избирательных кампаний. В 2002 г. вместе с Законом о реформе двухпартийной кампании были приняты новые ограничения, но они лишь спровоцировали появление новых хаков. Затем решение по делу Citizens United[26] против Федеральной избирательной комиссии 2010 г., подтвержденное постановлением Верховного суда США 2014 г., вновь распахнуло двери, и легальные деньги, включая добровольные пожертвования от корпораций, потекли в политику с новой силой.

Конечно, деньги не гарантируют политический успех, но их отсутствие почти всегда гарантирует провал. Как утверждает профессор права из Гарварда Лоуренс Лессиг{182}, «чтобы иметь возможность баллотироваться на выборах, сначала нужно очень тщательно самому сделать выбор, связанный с деньгами». Деньги могут поддерживать кандидатов в таком длительном политическом процессе, как система президентских выборов в США. Мы видели это на республиканских праймериз 2012 г.{183}, когда миллиардеры Шелдон Адельсон, Фостер Фрисс и Джон Хантсман-старший оказали огромное влияние на процесс, единолично финансируя кандидатов. Это что-то вроде системы венчурного капитала для политики. Вам не нужно быть лучшим и умнейшим, вам просто нужно убедить богатых инвесторов в том, что ваша кандидатура – это хорошая ставка.

Деньги также могут помочь посеять хаос. В США де-факто существует двухпартийная система, поэтому одна из стратегий состоит в финансировании независимого или стороннего кандидата, который будет оттягивать голоса у вашего оппонента. Если вы республиканец, то можете профинансировать какого-нибудь независимого новичка-либерала, который будет конкурировать с демократом, лидирующим в гонке, и тем самым подорвать его позиции. Если вы демократ – финансируйте независимого кандидата от консерваторов, чтобы разделить голоса республиканцев.

В США такой хак с самовыдвиженцами провернуть довольно непросто, поскольку обе партии заинтересованы в устранении этой уязвимости. В некоторых штатах установлены ранние сроки подачи документов, предусмотрены штрафные санкции для кандидатов, поздно вступающих в гонку, или введены правила, усложняющие попадание в избирательный бюллетень кандидатов, не являющихся ни демократами, ни республиканцами. В 44 штатах действуют законы, которые не позволяют проигравшему на первичных выборах баллотироваться на всеобщих выборах в качестве независимого кандидата.

Однако это не значит, что подобное никогда не происходит. Увидев, как Ральф Нейдер повлиял на выборы 2000 г., республиканские активисты по всей стране попытались воспользоваться кандидатами от Партии зеленых{184}, чтобы переманить голоса от демократов. В Сиэтле 18-летний бывший волонтер Нейдера по имени Янг Хан подумывал о том, чтобы принять участие в выборах 2002 г. в Законодательное собрание штата. Некий «г-н Шор» помог Хану организовать кампанию, а также сделал пожертвование на нее. На самом деле этот человек был республиканским стратегом из Вашингтона, округ Колумбия. Его жена аналогичным образом поддерживала кандидата от Партии зеленых в предвыборной гонке в Сиэтле. Позже нечто подобное происходило в Аризоне в 2010 г., в Нью-Йорке в 2014 г. и в Монтане в 2018 и 2020 гг. Республиканцы помогли Канье Уэсту попасть в бюллетень президентских выборов 2020 г., надеясь, что он оттянет голоса у Джо Байдена. В итоге эти хакерские попытки провалились: в теории все куда проще, чем на практике.

С помощью хакинга можно также внести неразбериху и облегчить себе победу. В 2020 г. на выборах в конгресс во Флориде «бывший» республиканец по имени Алекс Родригес выдвинул свою кандидатуру против однофамильца{185}, сенатора-демократа от штата Флорида Хосе Родригеса, и присвоил себе коронную тему сенатора – изменение климата. Алекс не имел достаточного политического опыта и фактически не проводил полноценную кампанию, но в результате путаницы он получил целых 3 % голосов, и в результате после ручного пересчета с перевесом в 32 голоса победила республиканка Илеана Гарсия. Кампания Алекса Родригеса была поддержана пожертвованием в $550 000 от недавно созданных компаний Proclivity, Inc. и PAC, аффилированных с представителями Республиканской партии.

Стратегия разделения голосов может быть доведена до крайности. В Индии довольно часто простым гражданам с такими же именем и фамилией, как у политического оппонента, предлагают баллотироваться на тот же пост{186}. Например, на парламентских выборах 2014 г. 5 из 35 кандидатов, претендовавших на конкретный пост, носили имя Лакхан Саху, и только один из них был реальным политиком с законодательным послужным списком. Кандидат от основной противоборствующей партии назвал тот факт, что так много Лакханов Саху вступили в борьбу в одно и то же время, «простым совпадением».

В США общей уязвимостью является сама двухпартийная система, но не меньшую опасность в плане хакинга представляет система выборов, в которой победитель получает все. Поскольку мы не требуем, чтобы кандидаты набирали абсолютное большинство голосов, ограничиваясь большинством относительным, у кандидата меньше шансов на победу, если другой кандидат имеет схожий политический профиль (или даже просто похожее имя) и разделяет голоса потенциальных сторонников.

Одним из способов решения проблемы является рейтинговое голосование, при котором избиратели ранжируют кандидатов. Кандидат, набравший наименьшее количество баллов, исключается, а голоса за оставшихся кандидатов перераспределяются в последующих турах на выбывание, пока один из них не наберет абсолютное большинство. Система рейтингового голосования нейтрализует вред, наносимый кандидатами-спойлерами (голоса потенциального спойлера просто перераспределяются в пользу другого кандидата – как правило, именно того, у кого он хотел отнять голоса), и гарантирует, что на выборах победит наиболее приемлемый для реального большинства избирателей кандидат. Показательны парламентские выборы в Австралии в 2022 г.: многие сторонние кандидаты получили поддержку в первом туре, но в последующих голоса не были «потрачены впустую».

42 Хакинг на разрушение системы

В 1729 г. Париж объявил дефолт по своим муниципальным облигациям, поэтому правительство организовало лотерею, в которой каждый держатель облигаций мог купить столько билетов, сколько позволяли его облигации. Каждый билет стоил одну тысячную стоимости облигации, и каждый месяц правительство случайным образом выбирало одного победителя и выдавало ему номинальную стоимость облигации плюс бонус в размере 500 000 ливров.

Вольтер (тот самый) заметил, что размеры выплат превышали количество билетов в обращении, поэтому он пошел на хитрость и вместе с несколькими богатыми покровителями создал синдикат, чтобы скупить все необходимые облигации и билеты. Месяц за месяцем они получали свои выигрыши и менее чем за два года заработали около 7,5 млн франков ($100 млн в сегодняшних долларах).

Организаторы парижской лотереи в конце концов поняли, что большинство выигрышей уходит в руки одним и тем же людям. Вольтер, будучи Вольтером – то есть зная, что ничто хорошее не длится вечно, так почему бы не повеселиться, – на обратной стороне каждого билета оставлял загадки, что облегчило правительству выслеживание хакера. Министр финансов Франции подал на синдикат в суд, но, поскольку его участники не совершили ничего противозаконного, им разрешили оставить выигрыши себе. После этого случая парижское правительство просто закрыло лотерею{187} – мера эффективная, хотя и крайняя.

Совсем недавно в штате Огайо был создан веб-сайт, через который работодатели могли сообщать о сотрудниках, отказавшихся работать во время пандемии COVID-19, чтобы они не получали пособие по безработице. Некий хакер понял, что в процессе подачи отчета отсутствует аутентификация: его мог подать кто угодно. Поэтому, чтобы привлечь внимание к проблеме, он написал программу, которая автоматически отправляла поддельные отчеты{188} (преодолевая даже CAPTCHA), и разместил ее в интернете. Мы не знаем, сколько таких отчетов в результате было подано через онлайн-систему. Официальные лица штата Огайо утверждали, что им удалось их отсеять, но в итоге штат отказался от использования подобных отчетов для исключения людей из списков безработных.

В главе 10 я объяснил, почему хакеры – это паразиты. Как и любой паразит, хакер должен балансировать между подрывом системы и ее разрушением. Слишком много хакинга – и система рухнет. Иногда, как в случае с парижской лотереей, система упраздняется в результате того, что хак оказался слишком успешным. В других случаях, как в примере с сайтом по сбору данных о безработице, отключение системы как раз и являлось целью хакера.

Финансово мотивированные хакеры, как правило, не стремятся разрушить системы, которые взламывают. Если хакнуть слишком много банкоматов, они просто исчезнут как явление. Если спорт начнут хакать все кому не лень, он перестанет быть интересным, зачахнет и умрет. Большинство хакеров хотят сохранить систему, но добиваться при этом лучших результатов. Если они и разрушают систему, то обычно это происходит непреднамеренно.

Но бывают исключения, когда хакеры следуют каким-то моральным или этическим принципам. Они хакают систему, потому что она им не нравится, а не потому, что хотят извлечь выгоду. Как и в случае со взломом сайта по безработице в Огайо, их цель – снизить функциональность системы, подорвать ее эффективность или полностью уничтожить. Мы видели пример такого хакинга в 2020 г., когда пользователи TikTok скоординировали свои действия и создали поток фальшивых регистраций на предвыборный митинг Трампа в Талсе{189}, чтобы обеспечить полупустой стадион. Это был элементарный хак, поскольку для бронирования билета достаточно было ввести фиктивный адрес электронной почты и фиктивный номер телефона, полученный через Google Voice. Система продажи билетов в конечном итоге не была разрушена, но низкая явка смутила Трампа, и его штаб перешел на другие, менее уязвимые системы продажи билетов.

Какова бы ни была мотивация, хакерские атаки способны разрушать социальные системы в гораздо больших масштабах, чем лотерея Вольтера, билетная система Трампа или пособия по безработице в Огайо. Намеки на это мы видели в банковском кризисе 2008 г., когда неоднократные взломы системы чуть не разрушили всю финансовую сеть США. Намеки на это мы видим, наблюдая за финансированием американской политики, политической дезинформацией и социальными сетями. И это же происходит во время политических революций, когда все социальные механизмы хакаются с совершенно иными целями. Поэтому, хотя хакинг может быть полезен и даже необходим для эволюции системы, иногда его может быть слишком много.

Возьмем другой экономический пример – печатание бумажных денег. Бумажные деньги существуют по крайней мере с XI в., с эпохи правления династии Сун в Китае, и, вне всяких сомнений, являются хаком. Валюта должна представлять собой некую реальную экономическую ценность, но сегодня большинство правительств имеют возможность печатать столько валюты, сколько потребуется, независимо от того, сколько на самом деле производит экономика. Это означает, что правительства могут взламывать системы государственного финансирования, создавая достаточное количество новых денег для оплаты своих счетов, вместо того чтобы финансировать программы за счет налогов или частных инвесторов. В Европе этот хак впервые появился благодаря экономисту Джону Ло, который таким образом помог французскому королю Людовику XV оплачивать войны.

Бумажные деньги – это пример полезного хака, ставшего сегодня нормой. Возможность печатать деньги может иметь огромное значение во время экономических кризисов. Именно так правительство США финансировало интервенции, которые успокоили рынки в 2008–2009 гг., и ограничило экономические последствия пандемии и карантина в 2020 г. И это же помогло правительству США финансировать массовые военные мобилизации.

Но когда правительства начинают полагаться на печатный станок для обслуживания внешнего долга, все может пойти из рук вон плохо. Хотя гиперинфляция случается редко, она способна нанести невероятный ущерб в кратчайшие сроки. Когда в 2007 г. Зимбабве переживала гиперинфляцию{190}, зимбабвийский доллар за один год потерял более 99,9 % своей стоимости, средний уровень благосостояния местных жителей упал ниже уровня 1954 г., а денег, на которые когда-то можно было купить 12 автомобилей, перестало хватать даже на буханку хлеба. Венесуэлу гиперинфляция настигла в 2017 г.{191} и в итоге взвинтила цены настолько, что средней семье потребовалось зарабатывать в 100 с лишним раз больше значения минимальной заработной платы, только чтобы покупать самое необходимое. Это привело к тому, что более 10 % населения эмигрировало из страны.

Другие примеры хакерских атак с целью разрушения связаны с недавним приходом к власти ряда авторитарных правительств в таких странах, как Россия, Сирия, Турция, Филиппины, Венгрия, Польша, Бразилия и Египет. Выборы там все еще проводятся, и голоса все еще подсчитываются. Законодательные органы по-прежнему принимают законы, а суды обеспечивают их исполнение. Права на свободу слова и свободу ассоциаций часто остаются в силе, по крайней мере формально. Но все эти механизмы и институты были взломаны и поставлены на службу диктатурам.

И наоборот, некоторые системы необходимо взломать, чтобы уничтожить. Бойкоты и гражданское неповиновение в целом – это хакерские атаки: они нарушают правила рынка и привычной политики, чтобы выразить протест против несправедливости. Обратная реакция, которую они вызывают, делает явными скрытые в системах насилие и жестокость, сдвигая политическую повестку в сторону разрушения таких систем, как дискриминационные законы, которые долгое время считались нормой. Задача, с которой мы сталкиваемся, заключается в том, чтобы убедиться, что наши хаки разрушают плохое, оставляя при этом хорошее… и понимать, что из этого что.

Загрузка...