Взять своё

10

Дно оврага было заполнено телами. Изломанные заиндевевшие туши коней, одетые в железо рыцари в цветах Ольстера, превращенные ледяные статуи бессмертные.

… Холодно. Б-р-р-р-р. Очень холодно. Чертовски холодно. Совсем не чувствую рук и ног. Их словно больше нет. Их точно больше нет.

— А-а, — он попытался позвать на помощь, но из его рта раздавался лишь еле слышный стон. — А-а-а…

Забрало шлема с трудом поддалось его усилиям и со скрежетом раскрылось. Морозный воздух огнем обжег его кожу.

— Холод…, — шевелились его белые как снег губы. — …

Рыцарь с трудом перевернулся на бок и вновь застонал. Руку, зажатой тушей его же жеребца, ему все-таки удалось вытащить.

С первой попытке встать ему не удалось. Одеревеневшее почти от суточного лежания на мерзлой земле тело ему не подчинялось. Лишь с третий или четвертой попытки рыцарь смог встать на ноги и осмотреться.

— Где я? — с двух сторон его окружали высокие крутые земляные стены, едва присыпанные снегом.

«Овраг. Да, овраг, — тяжело ворочались его мысли. — Похоже, я свалился с верху… Надо отсюда выбираться, пока совсем не окоченел»… Проклятье, как же раскалывается голова». Рыцарь с трудом скинул железные, потом стянул шерстяные перчатки, и осторожно коснулся затылка.

— Кровь, — на бледных пальцах остались бурые следы; видимо, его хорошо приложили по шлему, отчего он и оказался в беспамятстве. — Булавой, что-ли…, — он вновь поднес ладони к глазах и в этот момент на одном из пальцев что-то сверкнуло. — …, — это была массивная золотая печатка со столь знакомым ему королевским гербом Ольстера. — …

Король Роланд глухо застонал то ли от боли, то ли от холода, то ли разрывающей его изнутри злости. «Черт! Если я валяюсь здесь, значит мы окончательно разбиты, — он быстро огляделся по сторонам, но вокруг никого не было. — Тело павших никто не забрал… А может меня просто не нашли в этом проклятом овраге».

Попытавшись несколько раз влезть на одну из стен оврага и всякий раз безуспешно скатываясь вниз, он, наконец, начала снимать тяжелые, сковывающие его движения, доспехи. На землю полетел богато изукрашенный нагрудник, кольчужная юбка, наручи, поножи. Взамен, чтобы окончательно не околеть от пронизывающего холода, ему пришлось подобрать шерстяную накидку с туши своего коня.

— Надо срочно выбираться отсюда, — стуча зубами шептал он, пряча в своем тряпье узкий кинжал и небольшой мешочек с золотыми монетами. — Если не за тела, то за доспехами обязательно кто-то должен придти…

И словно в подтверждение этого в десятке шагов от него мелькнули какие-то темные фигуры. Не на шутку разыгравшаяся вьюга размывала очертания, но тем не менее на шаморских бессмертных кравшиеся совсем не были похожи. «Ворье какое-то поди. Эти шакалы с радостью зарежут, если я буду и дальше тут валяться, — Роланд, еле передвигая ноги, вжался в тонкий ствол дерева и застыл. — Посмотрим, кто это такие».

— Дядьку…, посмотри-ка, сюды, — тут ветер донес до него обрывки чей-то речи. — Жалеза-то, видимо-невидимо. Сюды, сюды.

— … Дурень, брось! — почти сразу же послышался и голос второй, злой — презлой. — Кому, говорю, брось… Что, что… Як телок. Как был дурнем, так и остался. Глаза-то разуй якое жалезо! На плаху захотел?! Не по нашим рукам оно. Гномье жалезо! Господское… Вельми лыцара какого доспех-то. Давай-ка, от греха отсюда бежать.

Из подслушанного разговора Роланд догадался, что это никакие не мародеры или разбойники, а скорее всего обычные крестьяне, которых война выгнала из своих селений. И сейчас многие из них бродили по разоренным дорогам страны в поисках куска хлеба. «Среди них меня точно никто искать не станет, — тут же у него мелькнула мысль прибиться к одной из таких групп беженцев. — Главное, до своих добраться… А остались ли они, свои-то, — под конец, откуда-то изнутри просочилась предательская и горькая мыслишка. — До своих…».

Позже, когда ему кутавшемуся в пропахший конским потом одеяло-плащ, все же удалось прибиться к таким же как и он бродягам, Роланд решил поменять свои планы. По рассказам его попутчиков, десятка крестьян из одного селения и пару — тройки стражников из небольшого городка, его катафракты все же смогли прорваться через лагерь шаморцев и исчезли где-то в южных лесах. Столица же должна вот-вот пасть. Над ней уже вторые сутки поднимались густые черные дымы. Словом, пробиваться в город теперь уже бессмысленно, а искать скрывающуюся в непроходимых чащах кавалерию тоже вряд ли стоит…

Направиться же он решил в другую сторону. Его случайные попутчики на привале, почти всю ночь, уговаривали Роланда пойти с ними, в сторону гор. Именно там, на старинных землях гномов, рассказывали они правит милостивый и могущественный правитель, который принимает всех сирых и убогих. Эти отчаявшиеся люди, потерявшие своих близких, друзей, нажитый скарб, с горящими глазами говорили о древней крепости с теплыми и просторными домами, где каждому достается по большой миске горячей густой похлебке с добрым куском мяса. Перебивая друг друга, они говорили и говорили о могущественных силах, что хранили всех жителей этой крепости; о справедливости его хозяев и т. д.

«Они говорят о землях клана Черного топора… Об этом странном гноме, о владыке Колине, — размышлял пока еще король. — А там меня ведь враги точно не ждут… Там можно было бы переждать некоторое время и и попробовать гонцами связаться с верными людьми. Да и дядя Крегвул знает, что делать. Мы с ним уже говорил об этом… Решено, надо идти с ними, а там…».

… И вот уже примерно полтора десятка человек охотничьими тропами пробирались вдоль старинного торгового тракта на север, старательно обходя небольшие городки с шаморскими стягами на высоких башнях, и селениями.

Когда-то большое, многолюдное и богатое селение, сейчас уже давно покинутое своими жителями, стало приютом для нескольких сотен обезумевших от холода, голода, и главное, страха бессмертных. Эти оглушенные, обмороженные и обгоревшие, с диким ужасом в глазах, солдаты несколько суток пробирались к селению, оглядываясь на каждый шорох и треск деревьев. В едва стоявшие развалюхи они набивались как селедки, забивая окна и двери вырванными бревнами и досками.

… Около одного из домов с обгоревшей крышей возле горящего костра сидел человек, кутавшийся в рваный плащ. Сквозь дыры в его тряпье угадывался закопченный метал доспеха.

— Дров почти не осталось, — прошептал искусанный в кровь губами Квин, сотник алой тысячи, урожденный бель Баллор с испугом поворачиваясь к опустошенному дровнику. — Нет… Еще много, — с облечением выдохнул он. — На всю ночь должно хватить.

Время от времени, услышав какой-то шорох, он вздрагивал всем телом и начинал вглядываться в окружавшую его темень. В первое время он еще пытался хвататься за рукоять меча, но потом перестал…

«Кого я обманываю? — неподвижным взглядом Квин смотрел на пляшущее пламя, которое создавало хотя бы какую-то иллюзию защиты. — Кого? Вряд ли добрый шаморский клинок меня защитит от того, что караулит нас в лесу… Да… Остальные это поняли гораздо раньше, чем я».

Он оторвал взгляд от костра и посмотрел в стоявший рядом дом, где забаррикадировался один из отрядов бессмертных. Никто из них не посмел пойти вместе с ним в ночной караул. Глодавший их ужас оказался гораздо сильнее, чем плети легионного экзекутора или гнев их командира.

«Похоже, в эту ночь лишь я один в карауле, — насколько он знал, в других, укрывшихся в селении отрядах, было точно также. — Хотя толку от меня… Если оно вновь решится напасть, то…».

Подкинув в костер еще одно полено, Квин прислонился к стене. Обдававшее его жаркое пламя костра быстро окутало его, погружая в тревожную дрему… В ней он, как все последние дни, вновь увидел Его! Это было существо, непохожее на человека. С красными сверкающими глазами, серой, почти белой кожей, хриплым рычанием вместо голоса… Оно, как и всегда, начало приближаться к нему, изрыгая рык и хрип. Квин прекрасно видел его шевелящие губы, призывающие демонов; налитые кровь глаза, без единого намека на белки; острые словно клыки дикого зверя зубы… Оно делает шаг за шагом, становясь все ближе и ближе к нему… И вот призываемые демоны подхватывают Квина, его людей, сражающихся гномов и с силой швыряют их о выступающие каменные зубцы стены, ломая конечности. Тут же громкий грохот сотрясает воздух, и соседние скалы раскалываются словно перекаленный метал, а небо наполняется снежных вихрем. Квин чувствует, как начинает задыхаться. Снег забивается в глаза, нос, рот и уши, закрывая его холодным одеялом. Он пытается ухватиться хотя бы за что-то, но пальцы его хватают лишь холодную пустоту…

— А-а-а-а! — в этот момент он всегда просыпается. — Проклятье, я снова заснул. Нельзя спать. Нельзя, иначе демоны придут вновь и нач поглотит снег.

Сейчас сотник уже бы и не сказал, почему он говорит то о демонах, то о каком-то сером существе с красными глазами. Он, как и его солдаты, после сильного землетрясения и последовавшей за ним лавиной, помнил не все. Многое сохранилось в его памяти лишь урывками. Неразбериха еще больше усиливалась, когда бессмертные «вспоминали» и то, чего вообще не могло быть… Одни видели ледяного дракона в небе, другие — небесного великана, сотрясавшего скалы, третьи — демонов и т. д.

— Нельзя спать, — шептал Квин, вновь начиная клевать носом. — Нельзя… Я должен выдержать еще один караул. Должен.

Колин бы в смятении. Казалось, еще каких-то несколько минут назад, ему было все понятно и ясно. Образ будущих шагов был им четко виден. Он, Колин, глава топоров, становиться тем самым Ледяным Владыкой, которого все увидели в нем и в его действиях, а потом, набираясь сил, обрушивается на своих врагов.

Но, через какое-то время эта уверенность в своих силах, что так быстро накрыла его, точно также быстро и схлынула, словно морская волна с берега. Осталось же, вновь неуверенность, страх и жалость… «Какой, к черту, Ледяной Владыка! Из меня?! Что, я и дальше их всех фокусами должен удивлять? Тимбола, этого матерого кабана, и фокусами? Это еще с Аминой прокатит, а этим зубром… Или, может еще перед хранителями с концертом выступить? Б-ть! — сомнения со страшной силой вновь наваливались на него. — Возомнил о себе. Герой! Сраный супермен! Бог мой, сидел бы и молчал в тряпочку. Клепал бы себе вон железки разные, да и потом торговал ими. И денежку так зарабатывал понемногу. Так, нет! Куда полез?! Гоблин!».

Все этим мысли лезли из него как черви из земли в дождливый день, накручивая его все сильнее и сильнее. «Ну, куда я полез? Куда? Да, ничего бы с ними не случилось… Жили топоры так сотню лет. Прожили бы и еще сотню на грибах и водице. Шевелились бы немного… Так, ведь нет! Герой пришел! Красавец! Берегись все враги! Самый умный! Всехпобьюгрязнойтряпкой командир! Всезнаюлучшевсехмастер!». Колин все ни как не мог успокоиться. Понимание того, что это именно он во всем виноват, становилось все сильнее и глубже! Это было какое-то болото, которое медленно и неуклонно затягивало его в пучину отчаяния и пустоты. «Я… Я, б-ть… Я виноват во всех этих смертях! Черт рогатый! И в той жизни ни хрена нормального не сделал и в этой то же самое!».

Тимур хлестал себя этой виртуальной плеткой все больнее. Услужливое сознание подсовывало ему все новые и новые воспоминания его поражений и промахов. «Я же убил их сам. Своими собственными руками… Матушка Шаша, старик Торгрим, Тальгар, мальчишка-торг…».

Чернее тучи, он молча, не обращая ни на кого никакого внимания, шел по ровному снегу, который толстым слоем покрывал подбрюшье его крепости. Где-то там, глубоко под снегом, лежали те, кто ему доверился, те, кто поверил в его силу…

Колин кусал губы, пытаясь сдержать слезы. Все они, его близкие, стояли перед его глазами и с немым укором смотрели прямо ему в глаза.

— Б-ть, как же хреново-то, — прошептал он, дойдя до верхушки одной из башен и опускаясь на колени. — Как гложет, ужас…, — руке его словно копья с силой воткнулись в снег и начали его раскапывать. — Черт, как же это так получилось? Я ведь думал…, — в кровь сбитыми пальцами он гном снова и снова вгрызался в снег. — Думал, что эти ублюдки даже близко не подойдут… А сейчас что? Они все погибли.

Колин уже потерял счет времени, сколько он сидел возле каменных развалин и пытался откопать хоть кого-то из под снега. В какой-то момент он поднял голову и увидел, как вокруг него в снегу копали ямки десятки фигур. Здесь были и гномы в мятых, буро-черных доспехах; и люди с загнутыми кверху лопатами; и даже дети… И все они как одержимые рылись в снегу.

— Есть! Есть, один! — вдруг дико закричал один гномов, от которого из снега торчали лишь здоровенные сапоги. — Живой! Скорее сюда!

Колин тут же сорвался с места и уже через несколько ударов сердца он оказался возле оравшего гнома. Кто там? Кто выжил? Кто? Он с силой выдернул из ямы гнома и потом оттуда же осторожно, медленно, вытянул тяжелое тело стонавшего Гримора. Доспехи старого мастера были все во вмятинах, словно по ним со всей силы лупили боевыми молотами.

— Кто тут есть? — прохрипел старик, харкая кровью. — Кто? Отзовись? — на месте его глаз были лишь окровавленные раны. — Неужели, мне придется сдохнуть как безродному псу… Кхе, кхе… Холодно, совсем холодно… Кто тут?

Нащупав холодную как лед руку старика, Колин крепко сжал ее. Было видно, что тот не жилец и осталось ему не долго.

— Это я мастер Гримор, Колин, — с трудом проговорил Колин, подкладывая под голову умирающего свою мохнатую шапку. — Я здесь. Ты не один. С тобой твой клан, — словно в подтверждение своих слов он быстро оглядел в полном молчании стоявших вокруг гномов и людей, разные судьбы которых кровью скрепил в одно целой один клан. — Топоры рядом, мастер Гримор. Мы все здесь. Ты не один…

Лицо старика дрогнуло. Он явно узнал говорившего. Но что за странное выражение застыло на его лице? Это была радость…, нет это был восторг!

— Владыка, я слышу твой голос, — горячо зашептал старик, пытаясь своей рукой дотронуться до лица Колина. — Я же не верил, что это ты… Я, старый дурень, сомневался. Говорил, что Владыка не мог выбрать тело непутевого Колина… Но как же я ошибался, Владыка…, — кончики его пальцев осторожно прошлись по лицу Колина. — Прости меня, Владыка. Прости мою глупость… Прости, пока я не ушел…

Ну что мог ему сказать Колин? Что? Как утешить, что бы он ушел спокойно? Как? И он начал что-то говорить… От дикой тяжести на душе его просто несло и он с трудом сам осознавал, что говорит.

— … Прощаю, старина, конечно же прощаю! Как же я не прощу, моего верного помощника?! — кажется, лицо старика чуть просветлело. — Гримор, Гримор, ты слышишь меня? — Колин наклонился к умирающему гному, чуть не хватая его за грудки. — Гримор, слышишь меня?! Там лучшее место, которое может. Ты слышишь? Там нет лжи и подлости! Там друг никогда не окажется врагом, слышишь меня? Это лучшее место, где сами Подгорные боги встретят тебя…

Что это было? Что он нес? Если бы в этот самый момент кто-нибудь посмел бы его оторвать от испускающего дух старика и спросить, а правда ли все это? Нас там правда ждут? И мы не просто ляжем в землю и истлеем там, как дикие звери? И знаете, что бы он ответил? Тимур продолжил бы говорить т же самое… Правда в том, что в эти мгновения он, действительно, во все это верил. Верил всей душой!

— И встретят тебя во вратах своих Священных каменных чертогов Братья Подгорные боги! По правую руку будет стоять Торм, бог-воитель, привечающий лишь воинов-храбрецов, — Колин, не понятно откуда взявшимся речитативом, мерно рассказывал коряво склеенную историю — мешанину образов, кусков и сюжетов из голливудского Тора, западных фильмах о викингах и русских сказках. — Одет он будет в матово черные доспехи из металл, который невозможно повредить ни смертному, ни богу. В руке Торм будет сжимать полыхающую огнем секиру, что создана и закалена в Первозданном горне. По левую руку от тебя встанет его младший брат, Гронт, бог мастеров и ремесленников, собирающий по свою руку лишь гномов, искушенных в горных и кузнечных науках. Могучие руки его скрещены на на груди, закрывая собой черный, про жженый во множестве мест, фартук из кожи каменного змея…

Сейчас, когда в душе у него «творилось чёрти что», он не останавливаясь выдавал красивую историю. И если честно, то было уже непонятно, кому больше нужна была эта история. Умирающему Гримору, что улыбался беззубым ртом, вслушиваясь в эти речи, или ему самому, душевно, физически опустошенному и разбитому?!

— Увидев тебя, сходящего с Ладьи смерти Исградиль, бог Гронт воскликнет, обращаясь к своему брату: «Мой черед задавать вопросы!». И будет его голос подобен грому, исходящему с небес в ночь цветения календул, — всматриваясь в улыбающееся лицо, продолжал рассказывать Колин. — Но не надо бояться его голоса, если ты честен перед собой и своим кланом. Тогда спросит Гронт первый раз: «Из какого ты клана?». И если ты посмеешь обмануть его, то сразу же будешь низвергнут в ледяную реку вечных мук, что ежедневно пересекает Ладья смерти с новыми и новыми душами! Потом спросит бог тебя второй раз: «Предавал ли ты свой клан?». Честно, отвечай ему, старина… Гронт все видит…

Видит Бог или Боги, но Тимур (сейчас, наверное, больше говорила его человеческая часть), совершенно ясно и четко представлял себе все эти картины. Рассказывая о боге Гронте, он ясно представлял себе эдакого бородатого великана с могучим торсом, удивительно напоминающим американского актера Джеральда Батлера. Казалось, Тимур даже чувствовал легкий запах угольной пыли и плавленного металла.

— Третий его вопрос будет тоже прост. «В чем ты искусен?» И лишь тогда, когда ему придутся по нраву все твои ответу, ты мастер Гримор займешь свое по праву месту за Великим пиршественным столом Подгорных богов.

Колин говорил — говорил и не замечал, что вокруг него уже давно стояла дикая тишина, казавшаяся безжизненной, мертвой, словно рядом не было ни единой души. Но в нескольких шагах от него стояли десятки людей и гномов, с жадными глазами ловившими каждое его слово. Обернись прямо в этот момент, Тимур бы обомлел от увиденного — от этой безумной надежды в глазах оставшихся в живых топоров, от этого широко разлитого удивления.

Сейчас, он для этой жалкой кучки живых существ, потерявшихся своих близких, почти лишившихся дома и защиты, был даже не вождем топоров, не владыкой, не легендарным и ужасным Ледяным Владыкой! Он был настоящим Мессией, который знал о то, что будет с каждым из них за смертной гранью!

Ведь что они, обычные гномы и люди знали о том мире? О том, что там есть на самом деле? По-хорошему, обрывки, самые настоящие обрывки из легенд, сказаний, да наставлений хранителей! Перед их глазами не было той связной, единой и, главное яркой, картины загробного мира, которая будет понятна даже самому последнему водоносу из человеческого баронства или полуслепому копателю тоннелей у гномов… Они знали лишь крупицы, что им дозволяли знать.

— Твое место будет одним из самых почетных, ведь кузнечное искусство мастера Гримора прекрасно известно всем! Кто, как не ты, может сковать самое крепкое оружие или доспехи, что не зазорно примерить и самим богам? — тяжело дышавший Гримор, продолжал улыбаться. — Кто, как не ты, достоит этого места больше других?! Рядом с тобой буду восседать и твой отец, и его отец, и его отец, все достойные мастера и воители.

Уцелевший в недавней мясорубке Кром, с видимым страхом поглядывавший на Колина, все же осмелел и подошел почти вплотную к нему. Глядя на него и остальные подтягивались все ближе и ближе. Каждому из них до ужаса хотелось слышать все, что говорил их Владыка.

— А мой… Владыка…, — Тимур автоматически отметил это «владыка», так как до этого мига Кром всегда называл его, по-старинке, «мастер». — Мой батька там будет? — и во взгляде этого здоровяка было что-то такое жалостливое и просящее, что ответ мог быть только один. — …

Колин поднял голову, и непонимание посмотрел на него, потом с удивление перевел взгляд и на подобравшихся ближе, остальных. Его взгляд остановился на заплаканной печальной мордашке Амины, с дикой надеждой смотревшей на него, и на ее отце, с лица которого, кажется впервые за эти месяцы исчезло угрюмое, непроницаемое выражение.

Тимур смотрел на них и понимал, что они все спрашивали об одном и том же — что там их ждет? Он молчал, продолжая смотреть то на них, то лежавшего в снегу гнома. Что он должен был им рассказать? ЧТО? И в это мгновение в его голове словно щелкнул невидимый тумблер и… ПРИШЛА ИДЕЯ! «Как же я мог забыть?! Я же Ледяной Владыка, древний ужас, пришедший из снежных глубин! Я же тот, что трясет скалы и кому подчиняется огненный змей! А значит, я просто обязан все знать о загробном мире!».

Конечно, сейчас его беспокоили, в первую очередь, не морально-этическая сторона его обмана, а выживание и его самого и его близких. Да, если честно, Тимуру мысль о том, что рассказывая гномам басни о загробном мире, он совершает что-то плохое, и в голову не приходила. Да, это было цинично! Да, это был обман! Но в данный момент это был очень сильный ход, который не только существенно усиливал его позиции в клане, но и был потенциальной заявкой на нечто большее… Ибо весть о том, что Владыка топоров видел и знает мир Подгорных богов, в скором времени должна облететь ближайшие земли!

— … Да, брат, — с уверенностью начал Колин, крепко схватив Крома за руку. — Твой отец там, в дружине Подгорных богов… И твой, и твой, — взгляд его медленно прошелся по сидевшим прямо на снегу фигурам. — И мужья и сыновья ваши все там! И любой, — его голос становился все сильнее. — Из топоров, кто погибнет за клан, будет великим почетом встречен братьями Подгорными богами. Он будет вечно сидеть за пиршественным столом вместе со всеми своими предками, славя славные деяния своего клана!

В глазах, смотревших на него гномов и людей, его речи уже не были обычными словами. Они обретали силу и мощь священного откровения, которое давало им всем новые скрепы, новые ориентиры. И все это мистически естественно накладывалось на их мысли и ожидания, выталкивая из их голов отчаяние и страх. Они хотели в это верить и верили…

Сам же глава клана, когда его своеобразная проповедь закончилась, чувствовал себя опустошенным. Эта ложь, которой он еще недавно с таким чувством делился со своими соклановцами, сильно подтачивала его уверенность в себе и своих силах.

Однако, чуть позже случилось и нечто, что окончательно укрепило Колина в решимости не опускать руки и идти до конца. Так получилось, что идя по пути к своей кладовой и, по совместительству, мастерской, он невольно подслушал один разговор… Это было возле поворота на один из больших залов подземного города, что многие в клане использовали для совместных трапез. Здесь акустика древних тоннелей преподнесла необычный сюрприз, донося из зала до коридора все без исключения звуки.

— … У нас больше нет стены и город стал как раньше, беззащитен, — голос говорившего Колину был не знаком; возможно, это был один из новеньких, что время от времени появлялись в городе и просили убежища. — Надо уходить в горы и молить Подгорных богов, чтобы они позволили нам перейти через перевалы.

— Какие горы? У нас много детей, есть раненные, — тут же вступился кто-то из женщин, явно негодующим голосом. — Их что, бросить? Жирный боров, задницу здесь отъел! А где ты был, когда наши мужья и дети сражались на стене!? Где?

В ответ раздалось какое-то то ли бормотание, то ли бурчание. Чувствовалось, первый говоривший предпочел от греха подальше замолчать и не связываться с разъяренной гномой.

— Куда мы пойдем? Нас что кто-то ждет? — вступил в разговор кто-то третий. — А хранители… Или вы уже забыли судьбу Дарина Старого и его клана? Помните, что случилось с теми, кто ушел с ним обратно? Нет?! Так, я напомню! Самого старейшину Дарина сожгли, а остатки клана, детей, женщин, стариков, хранители раскидали по другим кланам с наказом давать самую тяжелую работу и держать только на воде и грибах… Хотите как они?!

В этот момент, когда слушавший Колин все сильнее и сильнее горбился под тяжестью этих слов, раздался еще один голос.

— Замолчите, замолчите! — сильно, громко зазвучал полный негодования голос Торгрима, бывшего изгоя и одного из ближайших помощников Колина. — Что вы такое говорите? Какое уходить? Какие, к чертям, горы? Вы что малые неразумные дети? Вам отстегали задницы сыромятным ремнем и вы уже готовы сложить лапки. Так, да? В метель, в мороз, побежите прятаться. Да? Решили отречься от своего дома и от всего клана? Так? А вы все, вообще знаете, что это такое скитаться одному и быть всеми презираемым изгоем? Пробовали спать в соломе на снегу и грызть кровоточащим зубами уже кем то обрызганную крысу? Или может вы отбивали от стаи бродячих своего сына, который ослаб от голода и холода? Что замолчали?

Гном с яростью чеканил каждое свое слово, словно боялся, что его не поймут.

— Я все это прекрасно помню! Каждую минуту, каждый день забыть не могу. А просыпаясь ночью в поту, боюсь снова оказаться на улице и неспособным защитить своего сына, — чувствовалось, что рассказывал он о том, что всегда прятал от других. — А вы все, смотрю забыли. Забыли, каким стал клан, какими стали вы все.

Колин прислонился к каменной стене и медленно сполз по ней вниз, к полу.

— А хотите, я расскажу, что вас ждет там, в том мире? Хотите? — голос у Торгрима уже был уставший и чуть охрипший. — Тогда слушайте! Если пойдете к людям, то вы не пройдете и сотни лик… как станете добычей работорговцев, что промышляют под личиной торговцев. Думаю, Амина, дочь почтенного мастера Тимбола, вам подтвердит мои слова. Она ведь именно так и оказалась на рабском рынке. Или вас схватит какой-нибудь барончик, что посадит вас на цепь и с радостью будет хвастать вами перед своими друзьями, такими же как и он, жирными и лживыми подонками. А может вам повезет, и вы пересечете растерзанный войной Ольстер и чудом избежите лап шаморских отрядом, то вы окажетесь где-нибудь на юге. Там, то же «любят» гномов! Очень любят! Любят, когда гномы день и ночь куют им оружие! Здесь то же будет цепь, похлебка и много побоев… Тогда может вы попробуйте пройти через перевал, чтобы приткнуться к одному из кланов? Если вы не провалитесь в снежные трещины и вас не скинет ледяным ветром в ущелье, то возможно вы и окажетесь у ворот города одного из Подгорных кланов. Только вот незадача, Подгорные кланы не принимают беглецов и изгоев! Вы думаете, я не пытался?! Три проклятых года, я как пес с младенцем на руках, оббивал пороги городов Подгорного народа и молил приютить нас. Старейшины ни одного из кланов не согласились даже выслушать меня! Ни один из них! И думаете, вас они примут? Ха-ха-ха!

Колин слушал и чувствовал, от этих речей его ладони сжимаются в кулаки, а нерешительно, сомнения и отчаяние улетучивается как легкий дымок. Он все более и более ясно начинает понимать, насколько мелочными и жалкими были его жалось к себе и самобичевание. Эти детсадовские объяснения и отговорки, каким от потчевал себя и успокаивал, сейчас становились просто смешными и откровенно глупыми.

— Вы забыли обо всем этом и спешите бежать? Вы же гномы, вы же плоть и кровь Подгорного народа! Вы сыны и дочери Подгорных богов! Вы и это забыли?! Решили предать свой клан?

Остальное Колин уже не слушал. Вся его нутро, вся испытываемая боль, эмоции, уже стали горючим топливом, которое жадно пожиралось желанием бороться! Резко вскакивая на ноги и ныряя в темноту тоннеля, он уже не сомневался, что сделает все, чтобы они смогли вырваться из этой западни.

… Если бы кто-нибудь в этот момент, смог преодолеть свой страх, и тайно последовать за главой клана в его часть тоннелей, о которой в клане ходили самые дикие слухи, то он бы сильно удивился увиденному… Владыка Колин словно загнанный дикий зверь метался в стенах своей каменной клетки и время от времени останавливаясь, что-то с силой чертил куском известняка то на на полу, то на стенах. Появлявшиеся из под белого камня знаки, постепенно слагавшиеся в письмена, были мало похожи на священные гномьи руны. И мало вероятно, что хотя бы кто-то в клане, да и во всей Тории смог бы однозначно ответить, какого неведомого народа это письмо.

— … Надо заканчивать с этими метаниями и рискованными авантюрами, — сейчас, со всклоченными волосами, немного безумным огоньком в глазах и куском эрзац мела в руках, Колин сильно напоминал того самого карикатурного сумасшедшего ученого из голивудского кино. — Я и так чуть не угробил себя и всех остальных, ставя все и сразу… Нужен план и строгое ему следование.

Он вдруг резко присел и начал с хрустом что-то писать.

— Главное, еще одной маленькой и, мать ее, «победоносной войны» клан не переживет! Поэтому нужно срочно что-то делать с теми, кто жаждет нашей крови, — известняк вычертил три крупных восклицательных и столько же вопросительных знака. — Тех гонцов, что я посылаю во все стороны рассказывать о красивой жизни и под шумок вербовать сторонников, явно будет мало. Скорее всего мы надорвемся ждать, когда мои «живые» листовки «выстрелят», — он добавил еще один вопросительный знак рядом с остальными рисунками. — Похоже придется выходить на всех них прямую: и на хранителей, и на Кровольда, и на шаморцев. Хотя с первыми (он вспомнил буквально сочащегося ненавистью хранителя Чове, который попал к ним в плен после землетрясения и лавины), пожалуй, говорить будет сложно. Больно уж они отморожены.

Колин встал и несколько минут в глубокой задумчивости медленно ходил из угла в угол, тщательно «пережевывая» эту мысль. И с каждым новым шагом она казалась ему все более и более привлекательней.

— Я вообще не пойму, а почему они все должны с нами воевать. Мы, что марсиане, с рогами и клыками? Или может мы покушаемся на их земли или добро какое? Вроде, нет! По хорошему, между кланом шаморцами и остальными гномами, вообще нет какой-то, действительно, реальной причины для войны, — он присел и размашисто украсил пол еще одним крупным восклицательным знаком. — Мне кажется, они нас вообще должны и холить и лелеять! Мы же настоящая курочка ряба, несущая золотые яйца! От нас мертвых им никакого толку. А от живых… и море железа, и механизмы, и может огнестрел… хотя нет, последнее, рановато.

Глава сделал еще несколько кругов по своей пещере-мастерской и снова встал, как вкопанный.

— Кровольд, говорят, тащится от колющих и режущих игрушек. И думаю, он оценить наши… хм… разработки. Да, этот оружейный маньяк, вообще, должен вцепиться в нас, как в младенец в материнскую сиську! — Колин начертил на стене большую секиру (Кровольд еще недавно был главой клана Сломанной Секиры) и заключил ее в круг. — Решено, надо засылать к нему гонца или даже, лучше, посольство с подарками. Покажем ему пару макетов катапульт, с пяток разнокалиберных гранат и, если у него не начнет выделяться слюна, то я съем свою собственную…, — шапки в этот момент у него на голове не оказалось, поэтому он оставил эту угрозу без продолжения. — А Шамором нужно немного иначе… Подарки, конечно, должны быть. Вопрос лишь в том, что им предложить настолько грандиозное, чтобы выкупить наши жизни и свободу?

Глазами он пробежался по широким столам у стен, на которых в беспорядке лежали какие-то детали, механизмы, недоделанные гранаты, что-то напоминающее средневековый пистоль просто чудовищного калибра, длинную трубку с хвостовым оперением и необычной надписью «Булава». Все лежавшее здесь было пока недоделанными разработками, о которых пока еще было рано заявлять на весь мир. Скользнув со столов, его взгляд задержался на уже готовом арбалете и роскошно украшенной кирасе. Вот тут он стал вглядываться гораздо внимательнее.

— А, что это я торможу? Шамору нужно черное желез, а точнее оружие из него для своих бессмертных… То, что сейчас выбрасывают на рынок кланы, это крохи, баснословно дорогие крохи, которые их совершенно не устраивают, — Тимур с многообещающей улыбкой оскалился. — Мы же можем дать им больше и гораздо больше… Если поставить на подземной реке еще пару водяных колес и пресс-молот по-мощнее, то клан сможет штамповать оружие пачками. Наконечники стрел и копий, кинжалы, короткие и длинные клинки, топоры, шлемы и кирасы… Мы сможем им дать все это! Дать быстро и по-разумной цене.

Улыбка уже не сходила с его лица. Кажется, ему удалось нащупать выход из той дыры, в которую, по-хорошему, он же и всех загнал.

— По поводу других надо еще по раскинуть мозгами, но главное, похоже, я нащупал… А теперь подумаем о нашем супер оружие. Ибо как бы и что там не случилось, а хорошая и большая дубина клану явно не помешает, — на лице подошедшего к столу Колина, уже не было и намека на улыбку; вещи, которые ему предстояло сделать, могли впоследствии спасти его жизнь. — … Хорошо, с ракетами вроде все понятно, — со стола он взял ту самую длинную трубу с хвостом и многозначительно постучал по ней пальцем. — Она взлетит и полетит. Криво, конечно, но полетит. И если поставим рядом их десятка три, а лучше под сотню, то будет катюша, — Колин положил заготовку ракеты в сторону и взял небольшую, почти игрушечную, модель пушки. — А вот с царь-пушкой дело что-то не ладится.

Если честно, то идею с царь-пушкой, как в Московском Кремле, он мусолил уже давно. Правда, необходимость в ней возникла так остро лишь сейчас, когда враги уже оказались на расстоянии клинка.

— Если делать ее такой же здоровой, то как возить? Такую тушу никакие колеса не выдержат? А лафет? Еще, что делать с ядрами? — о мощи и назначении царь-пушки, Тимур судил лишь по увиденному однажды, поэтому и знать о ее реальной боевой эффективности и особенностях (в частности, о стрельбе не снарядами, а здоровенной дробью) просто не мог. — Но пушка, определенно нужна.

Он напряг память, надеясь что-то выудить из нее, но получалось не очень… На всех всплывающих у него в голове картинках с завидным постоянством появлялось что-то крупнокалиберное, зеленоватого цвета и, как правило, приделанное к танковой или корабельной башне. Это были и здоровенные корабельные дуры из фильма «Морской бой», и плюющие бронебойными снарядами пушки из фильма «Т-34» и «Белый тигр», и многое другое, такое же смертоносное, но такое же для него недоступное.

— Хотя, если не париться и сделать эдакую кроху. Не мамонта, а с десяток небольших пушчонок. По метру хотя бы, — Колин взял в руку кусок известняка и вновь начал рисовать. — Сделаем трубу по-толще, чтобы не разорвало. Шар смастрячим, — конечно, он еще мало представлял себе, насколько трудно изготовить пушечные ядра определенного калибра и стандарта, но разве незнание процесса кого-то и когда-то останавливало. — Потом запихаем в ствол пороху в мешке и все…

Естественно, все это были лишь прожекты, на пути реализации которых стояло слишком много «НО»! «НО», у клана катастрофически не хватало рабочих рук. Особенно теперь, после битву у сторожевой стены, практически некому было добывать уголь и руду, стоять у печей. Почти не осталось ни мастеров, ни их учеников. «НО», оставалось мало пороха. Следовало уже сейчас задуматься о заготовке ингредиентов для его изготовления. Нужно было срочно посылать экспедиции в дальние пещеры для поиска залежей помета летучих мышей. Из близлежащих штолен они уже все выскребли под чистую. Были и еще многочисленные «НО», которые, правда, были не так важны, как первые.

— … Проклятье, без рабочих рук мы ничего не сможем запустить! Нас здесь осталось с гулькин нос. Хорошо, хоть жратвы удалось заготовить много… Хоть рабство изобретай, — пробормотал Тимур и тут же застыл, пытаясь поймать промелькнувшую у него в голове мысль. — Рабство, рабство… Плохо, конечно, — бормотал он себе под ном. — А если не рабы, а пленные?! Тимбол вроде что-то про них говорил. Так… Точно! Часть шаморцев укрылась в каком-то селении. И десятка три гномов Кровольда тоже где-то шастают, — постепенно в его голове всплывали слова отца Амины. — Сдохнут ведь здесь от голода. Запасов у них никаких. Рек тут нема. Зверье все уже давно разбежалось туда, где потише… Как есть сдохнут! А у нас хоть на похлебку себе заработают… Думаю, справимся с парой сотней этих бродяг. Сначала, конечно, надо их хорошенько запугать. Сделать, так сказать, хороший концерт на тему «Великий и ужасный Ледяной Владыка даровал им жизнь, но…», — в этот момент его бормочущий голос странно булькнул; он с трудом сдерживался, чтобы не заржать от предстоящего представления. — Приготовлю и покажу пару фокусов. Есть у меня еще кое-что в загашнике, чем можно их всех и удивить и напугать до дрожи в коленках.

Его бездумно шарившая по столешнице рука, словно специально, в эту секунду наткнулась на что-то острое, легонько кольнувшее его в палец. Тимур удивленно опустил глаза и тут же громко заржал. Прямо под его пальцами лежали самодельные белые вампирские клыки, которые он когда-то мастерил ради шутки, но не завершив, бросил. Через мгновение они уже красовались во рту Тимура, который не смог сдержаться и…выгнувшись, как зверь, с придыханием зарычал. Однако, отвести душу и подурачиться у него все же не получилось… Просто вдруг раскрылась дверь его каморки-мастерской и появившийся в ней, кто-то белобрысый и бородатый, сразу же дико начал орать. Шмякнувшись на задницу, гном с тем же самым верещанием, превращающимся в ультразвук, начал быстро-быстро пятиться назад.

— Ха-ха-ха-ха! Ха-ха-ха-ха! — едва это чудо исчезло, а громкий ор начал быстро удаляться, Тимур тут же согнулся по полам от захлебывающегося смеха; судя по силе и продолжительности ржания, у него это все же была разрядка — компенсация за стрессовые переживания последних дней. — Ха-ха-ха-ха! Ха-ха-ха-ха! Клыки! Ха-ха-ха-ха! Вампир! Ха-ха-ха-ха!