Яблоко на всех

В Мирзачу́ле,

В Мирзачуле,

Словно в сказке — терема,

В Мирзачуле,

В Мирзачуле

Поднимаются дома.

— В Мирзачуле?

— В Мирзачуле!

— Там же степь была!

— Постой:

В Мирзачуле,

В Мирзачуле

Вырос город молодой.

Там не клён ещё — кленёнок

Стал зелёным на глазах.

Ветер, словно жеребёнок,

Бродит в солнечных садах.

Новосёл в своей квартире

Моет окна и балкон.

Полдень.

Жарко, как в тандыре[6].

Город солнцем ослеплён.

Облетел я, словно птица,

Парки, улицы, сады,

Захотел воды напиться —

И услышал плеск воды.

Чудо пряталось в арыке:

В нём звенели соловьи,

И в лицо стреляли блики

Соловьиной той струи!

Вот уж чудо так уж чудо!

Я лицом к воде приник,

Пил и думал я: «Откуда

Этот сказочный арык?»

И потом, напившись вволю,

Я вдоль русла шёл, пока

За последним домом в поле

Не дошёл до родника.

Здесь вчера ещё бурили

Люди в касках и в пыли,

Словно за уши тащили

Родничок из-под земли.

Он сперва светился тускло,

Будто свет ему мешал.

Только вдруг нащупал русло,

И прозрел, и побежал!

Он стрелял вокруг лучами —

В окна, в лица, в облака!

И услышал я в журчанье

Тихий голос родника:

«Был рекою я когда-то,

И большой была река,

И жила моя прохлада

В каждом доме кишлака.

В каждом поле, в каждом туте —

Всех река поила всласть.

И к воде склонялись люди,

Словно кланялись, молясь.

Без воды зачахнет зелень,

Превратится в тлен и пыль

В чёрный день на наши земли

Задышал, задул Гармсиль[7].

Как дракон с горящим жалом,

В клубах пыли и песка,

Задышал он страшным жаром —

И в песок ушла река.

Почернела всюду зелень

Без воды моей живой,

И навек сомкнулась темень

В толще сводов надо мной.

В этом каменном, подземном,

В царстве вечной тишины

Снились мне сады и серны

День зимы и день весны.

Снились лопнувшие почки,

И корыта, и хауз[8].

И купающийся в бочке

Загорелый карапуз.

А проснусь — темницы, своды,

Мрак и холод — навсегда!

Сотни лет, за годом годы,

Так

Жила моя вода.

Но надежда не погасла,

И поклялся я векам,

Что до капли всё богатство

Избавителю отдам.

Окружу его садами,

Свежей зеленью, плодами,

В полдень жажду утолю,

Никогда не разлюблю!

Было дальше всё как в сказке:

Ты, наверно, слышал сам,

Как бурильщик в жёлтой каске

Крикнул мне вчера: «Салам!»

И, не веря в избавленье,

В этот сон и волшебство,

Уносил я отраженье

Глаз смеющихся его.

Я, родник, помчался в степи,

Что мечтали сто веков

И о хлопке, и о хлебе

Среди зноя и песков.

Я помчался в новый город,

Я, как прежде, чист и молод!

Распрощался я с печалью,

И душа моя легка…»

Долго я внимал журчанью

Голубого родника.

Чудо пряталось в арыке —

В нём звенели соловьи,

И в лицо стреляли блики

Соловьиной той струи!

И на землю я прилёг

И отпил ещё глоток.

Жил старик со старухой в селенье одном.

Нет, совсем не богатством их славился дом:

Да какое добро у таких бедняков —

Даже риса порой не хватало на плов.

Но была и для счастья причина —

Ведь судьба подарила им сына…

И балуют, и нянчат они малыша;

Он вздохнёт — и у них не на месте душа,

Не отходят они от него ни на миг,

К доброй, ласковой речи младенец привык.

И души старики в нём не чают,

И любовью им сын отвечает.

Вот и вырос сынок. Стал широк он в плечах,

И высок, и пригож — светят звёзды в очах;

Светят звёзды в очах — ласков с матерью он,

Помогает отцу, забывая про сон.

Сына лучше нашлось бы едва ли.

Так и жили они, поживали…

Как-то сын бедняков приглянулся купцу.

В дом приходит купец, обращаясь к отцу:

— Что ж совсем ты, о брат, позабыл о родне!

Не отдашь ли ты сына в помощники мне?

Наживёт он богатство торговлей —

Что сидеть под отцовскою кровлей!.. —

И подумал старик: «Век я прожил с нуждой,

Может, счастье отыщет мой сын молодой,

Поглядит на людей, обойдёт белый свет,

Проживёт без нужды, будет сыт и отдет».

И к себе подзывает он сына…

То-то рад был лукавый купчина!

Вот уже караван снаряжается в путь.

Шепчет мать: — Не забудь нас, сынок, не забудь! —

Обнял сына старик: — Будь же счастлив, сынок!

Только знай: не заменит отца кошелёк,

Мать на золото даже не купишь.

Возвращайся же, если нас любишь…

Сын от горестных слёз удержался с трудом,

Обещал навещать он родительский дом.

Над дорогою пыль, словно зимний туман.

Так в далёкие страны ушёл караван.

И пришёл он, хотя и не сразу,

Через горы и степи к Шира́зу.

Был помощником очень доволен купец.

Сын бедняцкий и впрямь молодцом молодец!

Продают с барышом и сурьму́, и шелка —

Чуть не лопались щёки у их кошелька!

Пьют-едят лишь заморские яства,

Так и льётся в карманы богатство.

Пролетело полгода. Поди-ка узнай —

Сын бедняцкий и сам, погляди, чем не бай?

В перстнях пальцы его, и халат из парчи,

Уступают дорогу ему богачи.

Стал и сам плутоват, а иначе

Нет, не видеть торговцу удачи.

Он совсем перестал замечать бедняков.

Он совсем позабыл про своих стариков,

Не отправил домой о себе ни строки.

Ждут вестей от него день и ночь старики,

Всё глядят на дорогу с надеждой:

Где их сын — самый добрый и нежный?

Через годы какой-то заезжий купец

Сыну из дому весть передал наконец:

«О, наш сын, ты по-прежнему нами любим.

Жив ли ты? Мы тебя лишь увидеть хотим…»

Прослезился торговец вначале,

Но, как дым, у торговца печали…

С караваном, что в путь отправлялся с утра,

Снарядил он верблюда с мешками добра,

И ударил с погонщиком он по рукам,

И отправил подарки домой старикам.

И, от щедрости этой счастливый,

Сам пустился за новой наживой.

Вот увидел старик: к дому люди идут,

И шагает гружённый тюками верблюд.

— Эй, жена! — слабым голосом крикнул старик,

В то, что сын их вернулся, поверив на миг.

Побежали они, зарыдали —

Только сына ни в ком не узнали…

Что там было в тюках, не взглянули они.

И опять потянулись печальные дни.

Сын-богач между тем, как всегда, торговал,

По отцу и по матери не тосковал,

Потому что душа у торговца

Холодна, словно стены колодца.

Он совсем позабыл бы, наверное, дом,

Но из дома приходит письмо за письмом:

«О, наш сын, ты по-прежнему нами любим.

Мы тебя перед смертью увидеть хотим…»

Получает он весточку снова,

Но нигде о подарках ни слова!

Неужели в дороге пропало добро —

Шёлк персидский, китайский фарфор, серебро?

И отправился он по тому же пути,

Чтоб верблюда с дарами своими найти.

Долго ехал, и вот, слава богу,

Сын к родному вернулся порогу.

Что ж он видит? Стоят посредине двора

И верблюд, и тюки, что полны серебра,

Вот китайский фарфор, дорогие шелка —

Все четыре нетронутых толстых тюка!

А старик со старухою плачут.

Сын нахмурился: — Что это значит?

И промолвил отец: — Что же тут понимать?

Мы ведь любим — тебя… — И промолвила мать.

— Все сокровища, сын, все богатства земли

Заменить бы тебя нам вовек не могли…

Дай же нам на тебя наглядеться —

Пусть утешится старое сердце…

Сын промолвить от горя ни слова не мог.

Как давно он не слышал: «Входи же, сынок!»

Нет на свете дороже вот этих морщин!

И упал на колени вернувшийся сын.

Тут и сказка закончилась вскоре.

Много смысла в ней. Много и горя…

Про охотника Лочи́на

Говорили: «Вот мужчина!

Не страшны ему ни волки,

Ни шакалы и ни львы!»

Был он сильным,

Был он смелым,

И его послушным стрелам

Лишь нужна была команда

Тонкой бычьей тетивы.

Он гуся достанет в небе,

Под водой добудет рыбу,

Он казной поспорит с баем,

Хоть не жаден до казны.

И ему на белом свете

Все завидовать могли бы,

Если б только сын родился

У красавицы жены.

Был и дом без сына тесен,

Был и сам Лочин невесел.

Год за годом пролетали,

Словно гуси в облаках.

И однажды, как обычно,

Он домой шагал с добычей.

Тут жена его встречает

С нежным первенцем в руках.

Соловьи поют для сердца —

Так прекрасен крик младенца!

Дом расцвёл чудесным садом

От его вишнёвых глаз!

И родители внимали

Каждой прихоти младенца,

Целовали, баловали…

Но ещё не кончен сказ.

Так прошло четыре года…

Вот однажды, в день охоты,

На скале Лочин приметил

Тень огромного крыла:

То летел орёл с добычей —

Голос слабый, голос птичий

Угасал в когтистых лапах

Злого, сильного орла.

Тут Лочин помчался следом,

Припадая к тёмным скалам,

Тут Лочин решил добраться

До орлиного гнезда.

А в гнезде кричал орлёнок,

И давно добычи ждал он.

А Лочин о сыне вспомнил,

И Лочин решил тогда….

Вот птенец орлу навстречу

С криком крылышки расправил,

Славя солнце и добычу,

Славя небо и отца.

И птенец, схватив добычу,

Грозный пир недолго правил,

А орёл глядел с любовью

На голодного птенца.

«Да, любовь… — Лочин подумал. —

Мне — мой сын, орлу — орлёнок…»

Лишь орёл за горы скрылся —

Тут птенца схватил Лочин.

Он его платком опутал,

Он его в мешок запрятал —

И скорей к родному дому

Меж ущелий и теснин!

Мчал, как лань. Лочин-охотник,

Сыну он тащил забаву —

Все премудрости охоты

Должен с детства он постичь:

Пусть мальчонка порезвится…

Но уже неслась расправа,

Но уже по следу мчался

Клич орлиный — смертный клич!

И орёл ударил грудью,

Страшным клювом метя в око,

И Лочин едва не прянул

Прямо в пропасть со скалы.

Но охотник не был трусом,

Он ударил сам жестоко —

Так, что перья полетели,

Стали крылья тяжелы…

Вновь орел вступает в битву,

Вновь орёл кинжалом ранен,

Льётся кровь, да в том ли горе,

Он бы бился до конца —

Одолеть нельзя Лочина!.

Ниже скал орёл спустился,

Словно в ноги поклонился —

Плачет, просит за птенца…

Только глух Лочин-охотник,

Крепко он орлёнка держит,

Словно он сжимает сердце

Побеждённого орла.

В дом вошёл Лочин-охотник,

А орёл кругами режет

Небо синее над домом —

О, как боль его остра!

В доме радость и потеха!

Посмотреть пришли соседи

На беспомощную птицу:

Как-никак — пернатый принц!

И резвился сын Лочина,

Как резвятся только дети.

В хлев попрятались ягнята,

А в саду не стало птиц.

По двору малыш кружился,

Верещал он и смеялся.

И орёл его приметил,

Крылья сильные сложил —

Камнем ринулся на землю,

В небо синее поднялся

И, держа в когтях мальчонку,

Над селеньем закружил…

В страхе ахнули соседи.

И забилась мать ребёнка

В страшном плаче, и ударил

В грудь себя смельчак Лочин.

Но орёл отважный слышал

Только жалкий хрип орлёнка,

И охотник только слышал,

Как зовёт на помощь сын…

Про охотника Лочина

Говорили: «Вот мужчина!

Не страшны ему ни волки,

Ни шакалы и ни львы!»

Но повисли, словно плети,

Руки сильные Лочина,

И не нужно метким стрелам

Тонкой бычьей тетивы.

Шёл мудрец. И этот старец

Всё, что здесь случилось, видел.

Услыхал Лочин-охотник

Тихий голос мудреца:

— Ты верни орлу орлёнка,

Ибо первым ты обидел,

Отнеси его подальше

От людей и от крыльца…

Осторожно человечка

Опустил орёл на землю

И, схватив дитя родное,

Гордо взмыл под облака.

У охотника Лочина

В доме праздник и веселье!

И опять Лочин услышал

Тихий голос старика:

— Я пришёл к тебе, охотник,

К злому, горестному часу;

Ухожу, увидев радость,

В час, когда поёт карнай[9].

Всё своё — дороже сердцу.

Всё своё — милее глазу.

Но цени чужое счастье,

Сердцу боль не причиняй…

Я в детстве слышал от отца,

Что где-то в старину

На свете жили два купца…

Так сказку я начну.

На свете жили два купца,

Завистливых и злых.

Стучали громко их сердца

При виде золотых.

Все их слова: «Даёшь-берёшь,

Товар, барыш, залог!»

Хоть попадётся медный грош —

Завяжут в узелок.

Взвалив хурджины на ослов,

В отрепье и пыли

Они немало городов,

Торгуя, обошли.

И даже месяцы и дни —

В столицах и глуши —

Привыкли издавна они

Считать на барыши:

Коль скоро толстая сума

Трещит от барышей,

То, значит, на дворе зима

И жёны ждут мужей.

Клянутся в дружбе без конца

Друг другу два купца.

«Дай бог тебе удачи, брат!» —

Друг другу говорят.

Но каждый знал: игра — игрой!

И каждый думал так:

«Дай бог тебе хурджин с дырой,

Завистливый дурак!»

Погнали снова их дела

Однажды в дальний путь,

Трусят под ними два осла,

Жара — не продохнуть.

Вокруг ни кустиков, ни трав,

И далеко базар.

Осла по холке потрепав,

Один из них сказал:

— Такой породы не найти,

Теперь не продают.

Не ест, не пьёт, не спит в пути,

Вынослив, как верблюд…

Ну что ж, достаточно вполне

Для зависти врага:

— О брат! Продай по дружбе мне!

Хоть за пятьсот таньга́!

— Ну нет! — смеётся тот, другой. —

Да я не знаю сам.

Смогу ль за тысячу с тобой

Ударить по рукам!

— Вот ровно тысяча, считай —

И торгу тут конец!

Хоть плюнь в лицо мне, а продай!

Не отстаёт купец.

Так в шутку друга разыграв,

Скосив глаза к деньгам,

Торговец засучил рукав

И хлопнул по рукам.

Была и вправду шутка зла:

Осёл был — дармовой!

Но друг сказал: — Слезай с осла!

Ведь он теперь не твой! —

Торговец был и сам не рад:

— Я пошутил, о брат! —

Но… то, что продано, никак

Нельзя вернуть назад. —

Да как же я среди песка…

Побойся, не греши!

Хоть до любого кишлака

Доехать разреши.

Но у купца глуха душа.

И, сняв чужой хурджин,

Купец поехал не спеша

На двух ослах один.

А тот, оставшийся в песках

С хурджином на плечах,

Кляня судьбу, упал в слезах

На жёсткий солончак.

Пески — куда ни кинешь взгляд.

Зной. Ни души вокруг.

Но, как ни странно, а назад

Вернулся вскоре друг:

— О брат, ну, как твои дела,

Что плачешь, не пойму?

Могу продать тебе осла,

Недорого возьму.

Всего две тысячи таньга.

Ослы теперь в цене.

Хоть не велит отдать рука,

Но друг дороже мне.

— Да ты ж за тысячу купил,

Осел и худ, и стар!

— Но ты о времени забыл —

Подорожал товар… —

Грабёж! Однако путь далёк.

К полученным деньгам

Купец прибавил кошелёк

И хлопнул по рукам.

И вновь дорога потекла

Через пески и зной.

Трусят под ними два осла

Неспешною рысцой.

Клянутся в дружбе два купца

Друг другу без конца:

— Дай бог тебе удачи, брат! —

Кивая, говорят.

Но каждый вдаль перед собой

Глядел и думал так:

«Дай бог тебе хурджин с дырой,

Завистливый дурак!»