За дверью

НАТАША

— Почитай мне что-нибудь своё, из свежего, — Наташа расположилась в самом углу, около огромного камина, которому умелые руки печника придали форму сторожевых псов преисподней, рвущихся наружу. Вид у собачек правда, получился достаточно жалкий, точно в преисподней их почти не кормили и в наш мир они вырвались в поисках еды.

Я сидел в кресле-качалке и лениво перебирал струны инструмента, искоса поглядывая на гостью. Она не стала трансформировать дорожный плащ в другую одежду и даже не сбросила капюшон надвинутый до самого носа. Глаза не горели и как я ни старался, так и не смог разглядеть выражение лица. Никакой привычной вальяжности в позе: девушка сидела слегка сгорбившись и склонив голову, точно глубокого капюшона было недостаточно для всех этих непонятных пряток.

Что-нибудь из нового? Я перебрал в памяти стихи и песни, которые читал и напевал придворным озорницам и обычным девушкам, встреченным на улице. Когда я приглашал последних погулять, приходилось изображать на голове замысловатые уборы, скрывающие цвет волос, чтобы хотя бы первое время оставаться неузнанным. Некоторых привлекал Ангел из демонов Медведко, но большинство, особенно поначалу, испытывали суеверный ужас.

Итак. Судя по настроению моей сегодняшней посетительницы, ради которой мне пришлось отправить восвояси семнадцатилетнюю гостью из южного Вишезала, ей вряд ли подойдут весёлые куплеты, обожаемые завсегдатаями Королевского Лиса, да и эротические баллады казались весьма несвоевременным выбором. Сейчас подошло бы некое подобие «Меланхолий» либо «Нисхождения в любовь» утопленного астронома Джумы. Есть и такое.

Кифара, переносной вариант стационарного инструмента, изготовленный по моему заказу, удобно расположился в руках и прикрыв глаза, я принялся перебирать позолоченные струны, извлекая из памяти сочинённые строки.

Наташа молчала, а я не пытался нарушить её безмолвие, силясь понять, в чём смысл сегодняшнего визита. Честно говоря, последние годы абсолютно все поступки девушки перестали поддаваться хоть какому-нибудь логическому объяснению. Последний раз, когда мы с ней более или менее нормально общались, приключился во время путешествия по западному полушарию. У меня вызвала интерес идея о поисках загадочного сквозного прохода трёх континентов, связанных между собой длинными перешейками. Зачем с нами увязалась Королева не знал никто. Кажется этого не понимала и она сама.

Корабль лёг на бок и тёмная высокая волна увенчанная грязной бурлящей пеной хлынула на палубу, перехлёстывая через борт и вливаясь через ряд квадратных отверстий. Какой-то матрос в коротких драных штанах пробежал мимо меня и вцепился в скобу на мачте, второй рукой пытаясь выщипать клочковатую полуседую бороду. Вид у моряка был безумным, как и большинства уцелевшей команды. Шторм не прекращался вторую неделю и судно лавировало на самом краю гряды рифов, успев пару раз проскрести днищем по острым подводным скалам.

Капитан повисший на лохматой верёвке совсем не походил на того морского волка, которых так любят описывать в прибрежных трактирах, а скорее напоминал пропойцу, вошедшего в глубокий запой: серая физиономия, мешки под глазами и сизый нос. Впрочем, отвратительная вонь перегара соответствовала. Сейчас командир даже не пытался отдавать каких-либо указаний: уцелевшие паруса подвязали пару дней назад и корабль повиновался лишь поворотам штурвала, на котором повисло не менее десятка матросов. Уж они то знали, ради чего стараются.

— Разве это не прекрасно? — поинтересовалась Наташа, легко касаясь рукой борта, но в её утомлённом голосе не ощущалось ничего, кроме скуки, — тёмные небеса, прорезаемые мечами молний, лютый ураган, вздымающий яростные буруны и люди, сошедшиеся в смертельной схватке со стихией.

— Кажется стихи здесь сочиняю я, — очень сложно оказалось удержаться от смешка, — или у меня появился конкурент?

— Не моё, — она небрежно отмахнулась, — сочинение какого-то из моих любовников. Самое забавное, что парень ни разу в жизни не покидал Лисичанск и в глаза не видел не то что океана, но и самого захудалого моря.

— Взяла бы с собой, — рассмеялся я, — если бы умудрился дожить до сегодняшнего дня, то получил бы наглядную картинку истинной смертельной борьбы со стихией.

— Не дожил бы, она убила его два года назад, — каркнул Паша, пристёгнутый кожаным ремнём к покосившейся тумбе лебёдки, — его звали Леонидом и перед смертью он назвал Наташу тупой бессердечной сукой.

— Как он посмел назвать тебя тупой! — возмутился я и Ната расхохоталась, — выходит, поделом досталось.

Взгляд Паши, который он вперял в хозяйку, как обычно, отражал два чувства: некий застарелый укор, точно он надеялся рано или поздно услышать слова раскаяния из этих алых чувственных губ и исступлённая преданность, успевшая стать притчей во языцех. Словосочетание: Пёс Королевы всегда соседствовало с объявлением Герцога Триморийского и Павел никак не реагировал, слыша его, однако первый же баронет, позволивший себе дурацкую шутку о «собачке» тотчас умер от несовместимости живого сердца и трёхгранного клинка.

Корабль накренило на другой борт и насквозь мокрый капитан проворчал нелепую фразу о разъярённых богах. Делал это человек очень тихо ибо Наташа крайне критически относилась ко всем поминаниям женщины на палубе. Я тоже отметал любые суеверия, по которым присутствие девушки на борту должно было принести неудачу именно этому походу. Глухо ворчащие матросы просто успели забыть об обстоятельствах предыдущих путешествий. В родную гавань из дальних плаваний в самом лучшем случае возвращалась лишь половина команды. Остальные, зашитые в парусину или же абсолютно обнажённые, что зависело от жадности интенданта, покоились на дне океана либо в желудках многочисленной морской живности, так и рыскавшей вокруг.

Уж мне то это было хорошо известно. Для меня это было уже девятое плавание, да и Ната третий раз бороздила бескрайние просторы водной глади. Причинами смертей становились не столь экзотические варианты, как нападения пиратов или атака глубоководных монстров. Многомесячная болтанка вдалеке от берега ослабляла несовершенные организмы людей, после чего дурацкий насморк отправлял их на тот свет. Это, да ещё несоблюдение элементарных правил безопасности. Только за этот шторм четверо матросов успели расколотить свои черепа и заняться дайвингом из-за того, что не удосужились примотать себя верёвкой, понадеявшись на реакцию.

— Чего ты вообще ждёшь от этого рейса? — можно было и повысить голос, но наш слух позволял слышать друг друга даже сквозь оглушающий рёв урагана, — насколько мне известно, сначала ты собиралась плыть на Святой Изабелле к Островам Красной Волны. Ведь сказочное же место, золотой песок и куча очаровательных аборигенов. Да и много ближе.

— Я уже была там, — Ната повернула голову и я смог лицезреть её идеальный профиль на фоне разряда молнии, вонзающегося в угрюмые валы волн, — да, ты прав, всё очень мило: поклонение богам луны, танцы при звёздах и секс с мускулистыми мальчиками.

Паша покачал головой, словно у него затекла шея. Должно быть вспоминал. Я сам присутствовал при том странном инциденте, когда Наталья едва не силой отправила его с раскосой очаровательной аборигенкой, бормочущей: «Хэла, хэла». Удивительно, но в лице Королевы я уловил едва не мольбу. Странно, как и другие её поступки последнее время.

Павел некоторое время стоял столбом, исподлобья глядя на хозяйку и лишь потом позволил девице в юбке из пальмовых листьев увести себя прочь. Наташа провожал их взглядом, пока они не скрылись в зарослях благоухающего кустарника, а после издала вопль взбешённой львицы и набросилась на коричневого гиганта с выпуклой грудью.

— Ну и? — я опёрся о пропитанный влагой борт и тотчас мутная волна лизнула пальцы коричневым прохладным языком, — или секс в гамаках успел тебе наскучить? Помнишь, как первый раз ты и оба твоих ухажёра ссыпались вниз? Барабанщик даже с ритма сбился.

— Да, тот ещё идиотизм, — Наташа даже не улыбнулась, хоть воспоминание и было достаточно смешным, — сама не знаю, но последнее время все эти слащавые развлечения не вызывают ничего, кроме раздражения.

— А если учитывать тот момент, что ты ими никогда особо не интересовалась, — я присмотрелся, напрягая зрение: кажется, на самом краю горизонта мелькнула светлая полоска неба свободного от туч. Неужели буря подходит к концу? — однако и твоих прежних воскресных «литургий» я тоже не наблюдаю. Стало быть обитатели крысиных нор могут вздохнуть с облегчением?

— Они установили ей памятник, — прохрипел Павел и достав из кармана плоскую флягу, сделал маленький глоток, — Королева, вымаливающая грехи собственноручно убитого щипача. Трогательно, до слёз.

— Заткнись, — беззлобно прикрикнула девушка на него, — да, действительно, гол назад я видела эту статую.

— Битый час стояла, глядя на себя, а потом ушла и больше в норы ни ногой.

— Пашунтий, я ведь могу и рассердиться, если ты не закроешь рот.

Парень только криво ухмыльнулся.

Парень? Чёрт возьми, почему я его до сих пор так называю? Не один десяток лет этот странный человек остаётся всё в том же непонятном возрасте «не мальчика, но мужа» как это назвала Ольга. За этот срок многие из нашего окружения успели пройти путь от молодых красавцев и красавиц до уродливых седых стариков с отвисшей кожей и кучей болезней, а этот почти не изменился.

Даже Илья никак не смог объяснить загадочный факт и лишь развёл руками. А после угрюмо усмехнулся и назвал «силой любви». Возможно, очередной камень в мой огород с его стороны. Последние пару лет его вроде бы попустило, но поначалу он даже кидался на меня с ножом и стрелял из собственноручно сделанного ружья. Бесполезная затея и вдвойне бессмысленная, если учесть, что я сам очень жалел о смерти Вилены. Может и не так, как мой товарищ, но всё же…

Полоса на горизонте стремительно расширялась, точно чьи-то невидимые руки сдвигали полог туч, намереваясь спрятать его до лучших времён. Ветер тоже начал стихать и тут же уменьшилась высота волн, а их атаки утратили прежнюю ярость. Вот мутно-коричневый холм приподнялся на цыпочках, заглянул на палубу и опал, уже не в силах перевалить через борт. Шторм, вымотавший и корабль, и его команду, наконец то завершался.

Изменения в погоде заметил не только я: капитан пробормотал несколько благодарственных слов богам моря, официально запрещённых церковью Святого Орла и принялся выпутываться из страхующих верёвок. Со стороны рулевого колеса донеслись радостные вопли да и сам корабль, казалось, отряхивается от пропитавшей его влаги, точно мокрый пёс после дождя.

— И в этот раз мы выстояли, — пробормотала Наташа и я различил в её голосе странные нотки, точно она вовсе не радовалась победе над бурей.

— Сожалеешь? — я подошёл ближе, вглядываясь в тёмные провалы глаз, — предпочла бы отправиться на дно?

Ответа я не дождался. Девушка схватила за рукав сырого бушлата испуганного капитана и ткнув пальцем в далёкую полоску материка, сказала:

— Степан Феодосиевич, похоже вы выиграли главный приз, — когда тот, недоумевая, достал зрительную трубку, Ната пояснила, — пролив.

— Давай ещё, — почти потребовала Наташа и откинулась на спинку кресла. Тем не менее, капюшон продолжал скрывать её лицо в тени, позволяя видеть лишь подбородок и губы. Кажется они кривились, словно пытались сдержать усмешку.

Молоденькая служанка испуганной мышкой прокралась вдоль стены и умело набросала в камин свежих дров. Пламя урча набросилось на добычу, а девчушка остановилась рядом с нами, ожидая приказов. Я лишь лениво отмахнулся и взял кифару наизготовку. Вы хотите песен, их есть у меня.

— На смерть Вилены? — поинтересовалась Ната и её губы вновь задрожали. Странно, обычно она старается не касаться этой темы, непонятным образом выживающей среди мутного тумана исчезающих воспоминаний.

— Нет, — сухо отрезал я, подёргивая струну, до её жалобного повизгивания, — с чего это ты вдруг решила покопаться в могилах десятилетней давности? Илью встретила?

— Не встречала. Не поэтому, — она покачала головой, — просто думаю: каково это, потерять человека, который был тебе настолько дорог? Смогла бы я пережить подобную потерю?

Ну что тут скажешь? Остаётся сдерживать саркастические замечания, так и рвущиеся наружу. Ты то, как переживёшь? Думаю тебе, моя разлюбезная Наталья, удастся благополучно пережить гибель всего нашего мира. И его исчезновение ты заметишь года через три — четыре, не раньше. Стоит только взглянуть на портреты девушки, чтобы осознать сию нехитрую истину. Как не пытались живописцы, но ни одному из них так и не удалось вдохнуть жизнь в маску холодного безразличия, написанного на лице Наташи. Впрочем, нет, было и другое выражение, но художники старались не общаться с девушкой, когда она превращалась в неистовую фурию, сеющую смерть вокруг себя.

Вспомнив о портретах Наты, я невольно посмотрел на стену, где висело полотно, изображающее финал Вронского побоища. Лучи солнца концентрированным потоком озаряли центральную часть, выделяя сияющим ореолом фигуры Наташи и Роберта. Девушка в белоснежных доспехах, с мечом в руке, стояла чуть впереди монарха, блистающего регалиями, словно защищала сюзерена, а фактически превращалась в главную фигуру экспозиции.

Точно выброшенные из райского сада перволюди, погружённые в сумрак забвения, военачальники Кории, коленопреклонённо предлагали победителям своё оружие, абсолютно теряясь на фоне сияющей Натальи.

— Но ведь было совсем не так, — неожиданно мягко сказала Наташа, уловив направление моего взгляда, — совсем не так.

Да. Совсем не так.

Посвистывая и сбивая прутиком верхушки цветов, я неторопливо поднимался на холм, где располагалась военная ставка Медведко. О приближении к месту дислокации царственной особы говорило резкое увеличение количества гвардейцев, обряженных в более или менее приличную одежду, напоминающую единую форму. Солдаты, тысячами лёгшие у подножия холма, не могли похвастаться подобными одеяниями, да и с оружием у них было много хуже.

Перед бруствером, окружающим ставку со всех сторон я заметил восемь уродливых чёрных орудий, смердящих зловонным дымом — подарок Илюхи доброму монарху. Предложение соорудить повозки без лошадей вызвало вежливое недоумение и отказ, а вот от нового оружия Симон отказываться не стал. Впрочем роль секретного оружия сегодня оказалась вовсе не так велика, как рассчитывали полководцы, потому как имелось и другое. Гораздо мощнее.

Серый король не стал принимать участия в батальных развлечениях, а укатил с королевой в пригород Лазурного, предоставив всю стратегическую и тактическую славу исключительно монарху. Насколько я знал Симона, глупостями еа побережье он заниматься не станет, а посвятит большую часть времени полировке грядущего мирного соглашения, по которому Влась оттяпает у Кории немаленький участок плодородных земель. Ну может и трахнет пару раз Лилию

Несколько надутых важностью генералов степенно поглядывали через земляную насыпь и обменивались специфическими фразами, понятными лишь тому, кто не одну собаку сожрал в военном деле. Меня они старались демонстративно не замечать, но косые взгляды, тем не менее, я ловил. Да и то, стоило ли обращать внимание на эпизодическую персону, когда прямо перед их глазами блистала сегодняшняя прима.

Долина у подножия холма, ещё пару дней назад напоминавшая изумрудное корытце с редкими столбиками деревьев, кардинально изменилась, превратившись в грязную лохань, наполненную рваным разноцветным тряпьём с превалирующим алым цветом.

Тряпьём были издохшие во имя Медведко и Орляна людишки, а красным — их кровь, пролитая за милосердных монархов. Если вдуматься: какой глупостью было вообще сводить две огромные армии, если была возможность договориться без боя. Но Симон сказал: победа в масштабном сражении прибавит Власи международного авторитета и вынудит остальных соседей считаться с ней.

Если й самого подножия холма движения почти не наблюдалось: так, шевелился кто-то недобитый, да ковыляла лошадь с переломанной ногой, то дальше веселье продолжалось во всю мочь. Солдаты Роберта с громкими криками теснили противника, совершенно озверев от запаха крови и смерти. Даже тех, кто сдавался и пытался вымолить пощаду немилосердно втаптывали в землю, израненную тысячами подошв.

Я покинул немногословных генералов и приблизился к венценосной особе, внимательно изучающей поле боя через окуляр зрительной трубки. Стена здесь казалась самой толстой, а количество охраны — наибольшим. Стража безмолвно расступилась, позволив мне лицезреть монарха, сидящего на переносном стульчике и сжимающего обеими руками длинную медную трубу, закреплённую на треноге. Рядом с Робертом лежал опрокинутый бокал с остатками вина и стояло ведро, плотно закрытое крышкой: у короля был слабый желудок и в критические моменты его зачастую выворачивало наизнанку.

Видимо услышав шаги, Медведко оторвался от увлекательного зрелища и повернул ко мне серое лицо, покрытое бисеринками пота. Губы у монарха прыгали, не позволяя ему вымолвить ни слова. Да, это не его пра, пра, который лично ходил на кочевников и разбил орду каганата за Лунным, сражаясь в первых рядах небольшого войска.

— Т-трупы! — пробормотал Роберт и серый цвет его физиономии сменился зелёным. Слуга, приставленный к монаршему ведру, сделал шаг вперёд, но король раздражённо махнул рукой, — так много! Я ведь даже не думал, как всё это может закончиться. Мы же договорились с Карлом: вступаем в бой, расходимся и заключаем мир. Почему всё пошло не так?

Я ухмыльнулся. Потому, недалёкий ты человечек, считающий себя нашим правителем, что пока ты общался с Козлобородым Карлом, Симон и Лилия договорились с Наташей, а уж её, если она вступила в бой, уже не остановить.

— Государь, всё складывается просто великолепно! — маршал Дровин с трудом скрывал ликующую улыбку, так контрастирующую с кислой физиономией монарха, — враг разбит и панически отступает, а наши потери — минимальны. Думаю не ошибусь, если назову это сражение величайшим стратегическим гением, из тех, что описаны в анналах, после падения Первой Империи. Даже не знаю, какие можно использовать эпитеты, для выражения моих чувств!

О, эпитетов после придумали великое множество, но как ни пытались назвать сражение, за ним всё равно закрепилось имя Вронской Бойни. Трупы, которые так никто и не удосужился собрать, не позволяли приблизиться к проклятущей котловине ещё очень долго и лишь радостное галденье воронья указывало на место последнего упокоения тысяч воинов.

А стратегический гений…Вот им то там и не пахло.

Оба войска долгое время на расстоянии, непреодолимом пущенной стреле, ожидая сигнала к выступлению. Вот только он так и не прозвучал. Вместо протяжного звука горна, с трёх холмов громыхнули раскаты пушечных залпов и солдаты Кории принялись истошно вопить, когда ядра пущенные, в основном наобум, разметали их нестройные ряды.

Но это оказалось скорее отвлекающим манёвром. Пока воины пятились, пытаясь сообразить, откуда прилетел гостинец, крошечный отряд, возглавляемый очаровательной девушкой в белоснежных доспехах, преодолел дистанцию разделяющую оба войска, вонзившись в толпу корийских военных.

И начался ад.

Ещё раз бабахнули орудия, но в этом уже не было никакого смыслы. Наташа шла впереди, изображая сверкающий наконечник человеческого клина и бойцы, ставшие на её пути, падали без движения. Расчёт оказался верен на все сто процентов: солдаты пытались поразить красавицу, кажущуюся такой маленькой и беззащитной, но это не приносило ни малейшего результата. А закованные с ног до головы в сталь головорезы Симона довершали начатое их предводительницей, безжалостно кромсая испуганных и дезорганизованных врагов.

Центральная часть корийской армии дрогнула и провалилась внутрь, оставив фланги в недоумении. Однако паника заразительна и когда штандарт авангарда со вздыбленным драконом Орляна рухнул в грязь, вся армия начала нерешительно пятиться. В ту же секунду взревели трубы и войско Власи двинулось вперёд. Оно было в половину меньше противника, но это уже не имело ни малейшего значения: какая разница, сколько тех, кого ты жалишь в беззащитную спину?

Сражение уже докипало у едва заметного отсюда Лысого Холма, где прежде размещалась ставка императора Орляна. Огромный стяг и прочие отличительные знаки со стилизованным орлом в обрамлении листьев успели исчезнуть, значит Карл со своим штабом сделал ноги, оставив неудачников бесславно подыхать.

Роберт-таки не удержался, но расторопный прислужник успел подхватить следы слабости монарха, мгновенно закрыв сосуд плотной крышкой. И ни единой эмоции на каменной физиономии. Недаром этому дерьмоносу присвоено звание старшего офицера и какой-то мелкий дворянский титул.

— Почему всё складывается не так, как я хочу? — Роберт принялся размазывать слёзы по опухшему лицу, протирая их куском надушенной ткани с золотой эмблемой Медведко, — почему меня никто не слушает? Едва Лилия откроет рот и весь двор с ног сбивается, выполняя её прихоть, хоть каждый знает, какая она шлюха! А меня — законного монарха, все игнорируют! — король повернулся ко мне и только сейчас я осознал, насколько он пьян, — это — ты! Ты во всём виноват. Ты и твои дьяволицы! Все шепчутся, дескать я продал душу дьяволу и он послал вас, чтобы вы выполняли мои приказы, — Роберт коротко всхлипнул и щёлкнул белыми изнеженными пальцами. Тотчас ещё один слуга отстранил прежнего и подал сюзерену бокал с вином, — но ведь вы же плевать хотели и не только на меня, но и на Симона с Лилией! А душу…Душу мою продали, но продал её вовсе не я. Меня даже никто не удосужился спросить, хочу ли я её продавать!!!

Медведко сделал глубокий продолжительный глоток и всхрапнув повалился на руки рослых молодцов, точно ждавших этого момента. Маршал, брезгливо поджав губы, пытался делать вид будто он ничего не замечает, но вся его лощёная физиономия, от напомаженной бороды, до глубоко посажёной треугольной шляпы, отражала искреннее презрение.

— Будет лучше, если эта пьянь проспится, — заметило я и Дровин непроизвольно кивнул, — очень скоро ему предстоит подписывать акт капитуляции. Кажется королева уже подготовила все необходимые документы. Лучше всего, если король хотя бы поймёт, о чём там идёт речь.

Маршал издал неразборчивый, но одобрительный возглас и тут же ретировался. Следом потянулись осиротевшие слуги, а я остался в полном одиночестве. От нечего делать заглянул в окуляр трубки: остатки корийского войска так и не успели достигнуть холма, попав в полное окружение и теперь их безжалостно уничтожали. Горе побеждённым!

Ухмыльнувшись, я перепрыгнул насыпь, неторопливо шагая в ту сторону, откуда ещё доносился звон оружия, боевые возгласы победителей и уж совсем нечеловеческие крики жертв.

Стоило спуститься с холма и пройти сотню шагов, как передвигаться стало весьма проблематично. Земля полностью исчезла под покровом изрубленных тел, истекающих зловонной красной жидкостью. Некоторые ещё шевелились, кто-то глухо стонал, а те, которые могли перемещаться, пытались выползти на место, свободное от трупов. Да, большинству этих парней крайне недоставало милосердной Ольги, способной избавить их от смертной боли.

По ходу я любопытствовал, рассматривая одежду и вооружение убитых, которые могли дать хорошую иллюстрацию обеспечения армии Власи. Оно значительно возросло. Ещё десяток лет назад солдаты королевского войска напоминали оборванцев Карла, но Симон здорово подтянул эту статью бюджета и лично следил за хищениями, наказывая излишне рьяных мздоимцев. Да, отряды по-прежнему, больше напоминали сброд удальцов с большой дороги, но теперь у них появилось приличное оружие и даже, какая-никакая, защита.

Увлёкшись изучением покойников, я не сразу заметил приближение небольшого отряда живых, который двигался мне навстречу. Привлёк моё внимание громкий оклик, в котором звучала некая надрывная усталость, успевшая несколько надоесть за прошедшие месяцы.

— Привет, — Наташа казалась великолепной в своих белоснежных матовых доспехах без единого тёмного пятнышка. Вопреки официальному штандарту с рычащим медведем, на груди девушки сияла тёмным золотом голова львицы — копия с её медальона. Такие же, но проще, украшали забрызганные кровью доспехи десятка угрюмых головорезов за её спиной. С утра их насчитывалось более сотни, значит остальные полегли во время атаки. Тем не менее, сквозь маску усталости, проступала готовность хоть сейчас вступить в новый бой. Совсем не удивительно: ничего другого эти парни не умели, да и не желали.

— Справились? — спросил я, пиная разрубленный шлем я остатками пузырчатой субстанции внутри, — выглядело впечатляюще. Так генералы говорят.

— Выглядело мерзко, — отмахнулась Наташа и не оборачиваясь, махнула рукой, — гоните их в ставку, да смотрите, не сломайте больше никого.

Здоровяки в грязной броне тащили за собой связанных людей, одного из которых я незамедлительно опознал, как герцога Ринштейна, гофмаршала Карла, главного советника Козлобородого. Та ещё лиса! Когда мы с ним играли в штосс, старый лис всё пытался мухлевать, для чего пригласил прислуживать парочку очаровательных барышень в декольтированных платьях.

Остальную братию я тоже видел при дворе Орляна, но имён не запомнил. Военная элита. Сейчас элита молча передвигала разутыми ногами и шмыгала разбитыми носами, косясь в нашу сторону подбитыми глазами. Один, в отличие от остальных, одетый в боевые доспехи Ордена Свиньи, казался совсем плохим и его тащили под руки.

— Куда ты их? — поинтересовался я, — менять будем? Там у Карла есть сногсшибательная скрипачка. Я уже два раза предлагал её купить, а старый козёл всё упирается. Допросится.

— Уже, — коротко ответила Ната, — не успела уследить и удержать своих дуболомов, когда они вломились на Лысый. Вошли в раж, засранцы. Вот это — все, кого я успела спасти. Карла едва опознали по перстню, — она швырнула мне символ Кориии я задумчиво подбросил на ладони тяжёлый перстень с рубином, где проступал рисунок орла, — так что договор будет подписывать кто-то, из этих.

— Просто замечательно, — я швырнул перстень обратно, — Симон будет в экстазе. Надо будет срочно сообщить.

— Не стоит беспокойства, — Ната подошла ближе и печать усталости на её лице стала гораздо заметнее, — Серый мышь предвидел такой расклад, уж он то своих головорезов знает лучше остальных. Я уже послала голубя в Ланр, там его агенты пару лет, как готовят переворот. Теперь — самое время.

— Ох уж эта политика, — я покачал головой, — вся эта закулисная возня. Правда напрягает? То ли дело ворваться с отрядом головорезов в толпу пищащих крестьян и устроить безумное побоище?

Наташа молча взглянула на меня, а потом посмотрела по сторонам и медленно провела ладонью по лицу.

Знаешь, — она закрыла глаза, — упомянутая тобой закулисная возня и сегодняшняя кровавая бойня, по сути своей, ничем друг от друга не отличаются. После них остаются трупы ни в чём не повинных людей, послуживших пешками в игре, которая им самим и на хрен не сдалась.

— И тебе их жаль? — я ощутил некоторое изумление: это точно Наташа говорит? — хочешь, я отведу тебя к Илье и вы создадите при дворе либеральную партию защиты невинных. Нелепо, но смешно. Или иди, объединяйся с Ольгой, а потом — вперёд, на поиск брошенных детей.

Мы стояли посреди поля, усыпанного неподвижными телами и чёрные пятна ворон, кружащих в небе, становились всё заметнее, а их пронзительные крики — всё громче. Звуки боя затихали и вопли падальщиков превращались в единственное, что слышали мои уши. Наташа смотрела мне прямо в глаза и казалось, будто её облик пульсирует, истончается, словно силится пропустить наружу нечто иное.

— А тебе, значит, их нисколько не жаль? — в заданном вопросе не было самого вопроса, а лишь изумлённая констатация непонятного факта, — то есть все твои слова и поступки, это — не маска, а действительно твои мысли? Все эти годы?..

О чём она? Какая, к дьяволу, маска?

— Ты просто устала, — я взял её холодные пальцы и поцеловав, прижал девушку к себе, но ощутил лишь прикосновение безжизненного манекена, — всё наладится. Я увезу тебя в горы и мы будем отдыхать на берегу замёрзшего озера, под лапами огромных кедров. Ты забудешь про свои сомнения и всё станет, как прежде.

— Ты обещаешь? — в голосе внезапно прорезалась неистовая надежда, — как раньше, до того, как я стала такой?

Наши взгляды встретились. Две жёлтые точки в тени капюшона сверлили меня яростным укором. Я не сдержал обещания. Да и как я мог исполнить то, о чём не имел ни малейшего понятия?

Пока мы отдыхали в крошечном уютном шале, Наташа казалась умиротворённой, точно все дьяволы, терзавшие девушку, навсегда покинули её прелестную головку. Мы катались на коньках, спускались с гор на уродливых широких лыжах и построили шикарный снежный замок на берегу блестящего круглого озера. А потом, в одну из ночей, девушка исчезла, оставив меня в полном одиночестве.

Куда она исчезла, зачем? Думаю, на эти вопросы не смогла бы ответить и сама Наташ. Да и ни к чему. Всё равно эти ответы не нужны никому.

Кифара в моих руках начала исторгать звуки, напоминающие стоны живого существа и некоторое время я прислушивался к горьким стенаниям музыкального инструмента, полностью игнорируя присутствие гостьи. Наташа не пыталась меня отвлечь или как-то прервать дурацкое музицирование.

— Последний год я пыталась экспериментировать, — Наташа прервала мою песню, что в общем-то было для неё несвойственно, — мне было интересно, способно ли хоть что-то нам навредить. Сделать маленькую царапинку или убить насовсем.

Я опустил инструмент и очень долго и очень пристально смотрел на девушку. Она вновь откинулась на спинку кресла, скрыв лицо во мраке капюшона. Огоньков не видать, значит глаза закрыты или вновь напитались могильной тьмой.

А вообще…Забавно девки пляшут.

— Подскажи-ка, — я побарабанил по золотой инкрустации кифары и нахмурился, — когда тебе вручали учёную степень В Академии Естествознания, какую именно тему ты защищала? Суицидальные наклонности в среде бессмертных неуязвимых существ?

— Тебе совсем не интересно, какие результаты у меня получились? — Наташа даже не пыталась возражать или по другому реагировать на мою шутку. Чёрт, да шутку ли?

— Валяй, — я забросил ногу на ногу, — какую дрянь ты успела на себе испытать?

— Почти всё, что можно, — теперь девушка говорила так тихо, что мне приходилось напрягать слух, — стрелы, падающие камни, утопление, погребение заживо, взрывчатку…

— Яд? — я развлекался, — впрочем, для нас ничем не отличается от обычной человеческой пищи. Можешь даже не упоминать, сами с усами.

— Мне помогал один парнишка, которого я встретила в Академии, когда получала степень. Хороший мальчуган, лет восемнадцати, очень умный и очень красивый. Его зовут, — она запнулась, — звали: Теодор. Тео долго не хотел помогать, говорил, дескать неправильно подвергать такого ангела жестоким испытаниям. А потом мы вместе несколько месяцев развлекались, испытывая всё более мощные штуки. Единственная вещь, которую мы не успели опробовать, это — длительный и мощный жар. Собирались ехать на север, там вроде бы пробудился небольшой вулкан.

Кажется я догадывался, как закончилась история столь странного любовного приключения.

— Тео вёл подробные записи, типа лабораторного журнала, куда вносил испробованные метода и результаты их применения. Однажды, когда его не было рядом, я решила полистать эти бумаги. И обнаружила в них кое что, — голос Наты дрогнул, — копию записей с комментариями. Этот второй отчёт, должен был отправиться к Симону, на кого, собственно, Тео и работал. Сукин сын не просто так помогал мне, а делал это по приказу Серого Мыша.

— Ух ты, Симона интересует возможность убить нас? — я даже привстал, — вот это номер! Ну и что было дальше? Впрочем, не важно. Расскажи лучше, как он оправдывался. У парня болеет мать и его заставили? Или ты кончила кого-то из его родни? Собачку, например?

— Не знаю, — девушка помотала головой, — даже не стала интересоваться. Мне было очень больно и я просто убила его. Отчёт он так и не отправил, поэтому Серый остался без этой информации.

— Угу, понятно. А здесь то ты зачем? Исповедаться пришла, раз убить себя не получилось? Дело это хорошее, но бесполезное. По крайней мере, у меня так и не получилось. Да ты и сама знаешь.

— Смутно припоминается, — Наташа провела рукой по невидимому лицу, — да ты тогда в общем то и не пытался исповедаться.

— А ты, кажется, пыталась?

Когда я первый аз услышал новость о новом настоятеле кафедрального собора, то посчитал её страной изощрённой шуткой. Честно говоря так иногда бывает со старыми знакомыми: за последние годы некоторые из них потерялись из виду, а про других я и сам позабыл, оставив в памяти лишь пустые серые дыры, точно провалы трясины посреди поросшего седым камышом болота.

Новость принесла на хвостике Галина и это сделало известие вдвойне недостоверным. Я ещё не забыл то удовольствие и веселье, которое получил, изучая толстый том географического атласа «Южных Земель, писаного со слов опытной путешественницы и первооткрывательницы Галины Великолепной» Насколько я знал, единственной вещью, которую достоверно открыла «опытная путешественница» были двери нескольких сералей дальнего юга, где она успела побывать в качестве почётной гостьи.

Тем не менее слова ветреницы настолько заинтересовали меня, что я не поленился прогуляться к Лилии, всё ещё дующейся на меня, за какаю-то подзабытую мелочь. В данный момент королева вместе министрами финансов и налогов изучала бюджет Власи на следующий год, мало-помалу приходя в состояние лютого бешенства. Оба чиновника стояли навытяжку, напоминая две тучные потные статуи, а Лилия прохаживалась перед ними и хлестала по обрюзгшим физиономиям пачкой бумаг.

— Не помешаю? — я плюхнулся в кресло, с интересом наблюдая за разворачивающейся сценкой. Лилия, невзирая на возраст, выглядела достаточно неплохо, хоть такой результат могла дать и маскирующая косметика, плюс дорогой корсет. Не знаю, в спальне бывшей любовницы я не был уже очень давно.

— Тебя ещё какого дьявола принесло?! — королева в сердцах швырнула бумаги на пол и младшие клерки с огромными чернильницами на поясе, стоявшие до этого момента у стен, бросились подбирать разлетевшиеся листы, — проблемы и неприятности наседают, точно блохи на шелудивого пса, а ты, как обычно, не вовремя! Нужны деньги на развлечение очередной потаскухи? Так вот, казна абсолютно пуста, но если тебе от этого станет легче, можешь прикончить эту парочку дегенератов!

— Серьёзно? — министры, как по команде, рухнули на колени, ткнувшись головами в ковёр. Клерки, собиравшие разбросанные бумаги остановились, злорадно уставившись на своих начальников.

— Да нет, — Лилия махнула рукой и пуская искры раздражения, заняла огромное кожаное кресло за письменным столом. Золотой медведь над её головой глядел так злобно, точно выбирал, кого из проштрафившихся министров сожрать. Я бы порекомендовал низенького, который поплотнее, — из всех остолопов, при дворе, эти двое — наиболее вменяемые. По крайней мере, пишут без ошибок и способны свести расчёты к правильной цифре.

— Значит у них хорошие помощники, — я кивнул на бледного парня в жёлтом камзоле, который с поклоном положил на стол королевы собранные листы, — уже не думаешь ли ты, что они лично написали всю эту пропасть букв?

— Естественно, нет, — королева хмыкнула и откинулась на высокую спинку. Кажется её немного отпустило, — это тот подвиг, на который мои министры определённо не способны. Но подобрать хороших подчинённы и воровать в меру может далеко не каждый.

— Убедила, пусть живут, — мы пикировались прямо, как в старые добрые времена. Министры, протирающие плешью ковёр, дружно забубнили слова благодарности, — но я, в общем-то, не за деньгами. Даже сам могу подкинуть в казну из личных сбережений, — Лилия презрительно фыркнула, — не хочешь — как хочешь. Так вот, мне тут мышка-норушка одна нашептала чудную новость и я хочу знать, правда это или нет.

Собеседница долго рассматривала меня, а потом подтвердила, не забыв добавить: дескать назначение прошло не без её участия. Теперь настала моя очередь пристально изучать королеву. Нет, до меня доходили определённые толки, но я не относился к ним достаточно серьёзно и сразу же забывал. А тут всё начало складываться в единую картинку

— Тебя то это каким боком касается? — спросила Лилия, но потупившись под моим взглядом, начала катать по столешнице золотое перо, — дела религии вроде бы всегда обминали Ангела стороной.

— Как мне известно, настоятель кафедрального — первая кандидатура на должность кардинала? — Лилия, не поднимая головы, кивнула, но как-то неопределённо, — да ещё и такая карьера! Никогда бы не подумал, что дело в твоей протекции.

— Не только, — она криво ухмыльнулась, — я просто убрала несколько незначительных преград и дала пару советов. Если у тебя всё, то я продолжу заниматься делом.

— Пожалуй, всё, — я пожал плечами и поднялся, — ну, до встречи.

— Баронесса Шумейска очень просила тебя зайти к ней, — кажется сквозь плотно сжатые губы до меня донёсся лёгкий всхлип, — очень просила.

— Милята? — а я совершенно забыл про неё, — посмотрим.

Впрочем о старой подруге я забыл тотчас, стоило мне покинуть кабинет королевы. Баронесса, точно так же, как и Лилия пыталась удержать следы былой молодости, используя все возможные здесь методы, начиная от каких-то смрадных притирок и кончая уж совсем экзотическими колдовскими ритуалами. Результат, впрочем, был одинаков. Пару раз Милята очень осторожно намекала на желание присоединиться к нашей группе. Ольга, которая беседовала с ней, точно так же, избегая подводных камней, увела беседу в сторону, но глядела на собеседницу с откровенной жалостью.

Как бы там не было, но внешний вид баронессы, чем дальше, тем больше, раздражал меня, вынуждая игнорировать её приглашения.

— Далеко собрался? — насмешливый голос Наташи застал меня врасплох и я недоуменно обернулся, встретившись взглядом с девушкой, оседлавшей белогривого рысака, — вид у тебя такой целеустремлённый, точно на войну направляешься.

— Ну, тут я с тобой вне конкуренции, — она поморщилась и встряхнув поводьями, заставила коня приблизиться ко мне, торжественно поднимая каждую ногу, — где нашла такого красавца? Давно я не видел подобной красоты.

— Ченнистанский, — подтвердила Ната и легко спешилась, потрепав животное по холке, — подарок одного шейха. Мы с ним полгода носились по горным перевалам, ловили всякую шушеру и отправляли к их милосердному богу-солнце. Колоритный был персонаж: шейх Мали, жаль погиб в банальнейшей поножовщине. Перед смертью подарил своего личного скакуна, сказал: как раз для такой пэри.

— Не соврал, — я обнял и поцеловал девушку, — так вот, где ты пропадала всё это время, гоняла колоритных шейхов по горам. А я уж было скучать начал.

— Не ври, — она хлопнула меня по губам, — но ты так и не ответил: куда держишь путь?

Я пояснил и Наташа, которая на протяжении всего рассказа всё выше поднимала брови, глубоко задумалась. Потом щёлкнула пальцами и два мальчугана в пёстрых костюмах шутов, со всех ног бросились к хозяйке, заглядывая ей в рот так, словно там притаилось нечто невероятное.

— Поставить в стойло, прочистить и накормить, — негромко приказала девушка и вдруг схватила одного из паяцев за кудри, да так, что тот взвыл от боли, — ещё раз отсыплешь корм — убью на месте.

— Хозяйка, богом клянусь, такое больше не повторится! — из глаз мальчика ручьём хлынули слёзы и дёрнув ещё раз, Наташа отбросила его в сторону.

— Мелкое ворьё, — пояснила она, пока мы преодолевали задний двор, густо поросший роскошным сорняком, — интендант просто поражался: в один прекрасный момент Мали начал потреблять фуража в два раза больше, чем раньше. Думала, может паразитов каких подхватил, так нет, по виду ни единого следа болезни. Хорошо напарник этого говнюка успокоил: рассказал, как его товарищ корм отсыпает да продаёт.

— Почему не убила? — равнодушно поинтересовался я, — думаешь исправится? Веришь в человеческую породу?

Девушка рассмеялась и прижалась ко мне, благоухая весенним садом и ещё чем-то тонким, едва различимым.

— Нет, конечно, — её пальцы переплелись с моими, — маленькое дерьмо из семейства потомственных конокрадов и десяток поколений его предков выжило исключительно на воровстве. Думаю, это у него в крови, но он лучше кого бы то ни было разбирается в лошадях и если его периодически лупить, постарается сдерживать инстинкты.

Солдаты у ворот отдали нам честь и поспешили освободить проход. Тут идти совсем недалеко, даже в город выходить не нужно. Кафедральный возводился при Медведко Первом, изначально планируясь, как резиденция Корийского наместника и лишь после отделения от империи и строительства королевского дворца, превратился в собственно кафедральный собор.

Каменные орлы с уродливыми шипастыми головами, обсевшие ребристые колонны, слепо взирали вниз своими тусклыми глазами, а монстры, поддерживающие купол крыши, раскрывали клыкастые пасти и напрягали мускулистые лапы, точно ркрыша должна была вот-вот рухнуть вниз. Сейчас такой красоты уже не возводят, считая украшения дорогостоящим излишеством. А мне, наоборот, очень импонировал подобный стиль архитектуры.

— Слышал историю про горбуна, живущего на чердаке кафедрального? — поинтересовалась Ната, кивнув вверх, где самое большое и уродливое чудовище пыталось раскрыть каменные крылья.

— Как он влюбился в бродяжку-танцовщицу, а кардинал Люсень приревновал и замучил бедняжку до смерти, — я кивнул, — очень трогательно, особенно та часть, где горбун прикончил святошу и подох от любви. Кстати, а что на самом деле приключилось с этим Люсенем? Забавно, но нигде нет даже упоминания о том, куда исчез попик.

— Ты прикончил старого пердуна. По просьбе Симона, — я удивлённо прихрюкнул, — угу. А историю про горбуна придумала много позже Оля. Сказала: красиво.

— Красиво, — согласился я и огляделся, — а ну, давай-ка замаскируемся, у меня есть одна идея.

Двор перед порталом оказался относительно пуст, если не считать пары горожан под раскидистыми деревьями. Преклонив колени, посетители прижимались лбами к изваяниям орлов, специально установленным для уличных молитв. Они, да ещё монашка у ворот, которая подрёмывала над крошечным лотком с церковными атрибутами, вот и всё. Никто из них не обращал на нас внимания.

Преобразовав одежду в длинные серые плащи с большими капюшонами, в каких обычно ходят путешественники, мы проследовали через колоннаду портала. Наташа, не задерживаясь, прошла внутрь, канув в сумрак собора, а я остановился, подозвав неприметного человечка в коричневом балахоне послушника. Отсыпав в протянутую ладонь загодя заготовленные монеты (глаза у монашка округлились) я прошептал ему в ухо пару фраз и пошёл следом за спутницей.

Когда то я уже был здесь, но очень давно. Правда все воспоминания ещё не успели выветриться до последнего, поэтому я мог с уверенностью сказать: внутри произошли значительные перемены. Стало заметно чище, убрали рассохшиеся скамьи, где по примеру Корийской Церкви прихожане слушали молитвы, заменив их огромной светлой площадкой из свежего леса. Повсюду горели свечи, наполняя собор странным дрожащим сиянием, в котором лики святых с образов сочувственно взирали на посетителей.

Здесь тоже почти никого не было: пара женщин в платках да однорукий мужчина стояли на коленях перед иконами и тихо бубнили себе под нос. Десяток служек перемещались вдоль стен, заменяя сгоревшие свечи и протирая пыль. И ни малейшего признака бесчисленной рати зловонных калек, путавшихся прежде под ногами. Не знаю, куда их убрали, но их отсутствие не могло не радовать.

Наташа повернула ко мне странно осунувшееся лицо.

— Здесь, — она помолчала, а потом закончила, — спокойно.

Я только пожал плечами и направился в сторону исповедальных кабинок, где уже несмело махал рукой купленный мною служка. Исповедальни — единственная вещь, которую Церковь Власи оставила, отделившись от Корийского Патриархата. Ну, нравится людям, когда им прощают грехи.

Внутри оказалось совершенно темно и лишь слабо светилось крошечное окошко, закрытое плотной шторкой. Именно за ней исповедник ожидал порцию любопытных историй от гостя, заглянувшего на святой огонёк.

— Во имя господа, — = донёсся до меня знакомый голос, — я слушаю тебя, брат мой.

— Я грешен, святой отец, — пробормотал я, с трудом удерживаясь от ухмылки, — в своей жизни я совершил много преступлений: убивал, уводил чужих жён и вёл беспутный образ жизни.

— Бог видит всё, — должно быть исповедник не сумел опознать тихий голос, — есть ли вещи, которых бы ты стыдился более остальных? Расскажи и я подумаю, хватит ли у господа милости вернуть тебя в свет.

— Однажды мой старый знакомый обратился ко мне за помощью, — чёрт, да в тесной кабинке даже присесть негде! — он собирался жениться, а его невеста находилась в крепости у графа, уж не помню, как того и звали. Так вот, граф намеревался трахнуть девчонку перед свадьбой…

Полог, закрывающий вход, отлетел в сторону и тёмная фигура стала на пороге исповедальни. Витя смотрел прямо на меня и его кулаки сжимались и разжимались. Нервничал наш святой отец.

— Подними капюшон, — скомандовал он и я послушно растворил материю, позволив настоятелю увидеть лицо, — странно, как я сразу не ощутил, какого из слуг нечистого занесло в святую обитель. Убирайся!

— А если нет? — я вышел наружу, вынудив его попятиться, — заставишь силой? Позовёшь братьев на помощь? Может сразу потребуешь у патрона поразить меня молнией?

— Зачем ты пришёл? — Виктор успел успокоиться, по крайней мере внешне и лишь глаза яростно сверкали на бледном лице, изрезанном глубокими морщинами, — тебе недостаточно уже сотворённого? Моей сломанной жизни и ещё сотни, если не тысячи таких же несчастных, лишённых твоей милостью любви, счастья да и жизни самой?! Кто ты такой, возомнивший себя наместником самого рока, наделённым правом решать чужие судьбы?

— Ух, ух, — я заслонился руками, — какая экспрессия! Святой отец, я просто заглянул проведать старого знакомого, поговорить о том, о сём…

— Мне не о чём говорить с отродьем нечистого, — Витя приложил ко лбу массивное изображение орла, висящее у него на груди, — а тебе нечего делать в святом месте. И тебе тоже, дочь греха.

Подошедшая Наташа очень странно посмотрела на священника и вдруг медленно опустилась на колени перед ним. Голова её опустилась, коснувшись пола и белые волосы рассыпались по тёмным доскам. Думая, что это какая-то шутка, я хотел отпустить остроту, но не успел.

— Я грешна, святой отец, — голос Наташи дрогнул, — и мои грехи не заслуживают прощения, но может быть, даже для такой, как я, найдётся толика божьего благословения. Прошу вас о милости и снисхождении

Виктор, открывший было рот для гневной отповеди, остановился, всматриваясь в коленопреклонённую девушку и вдруг по его морщинистому лицу прошла судорога. Священник всхлипнул и медленно возложил ладонь на склонённую голову. Потом посмотрел на меня.

— Если в тебе осталось хоть что-то человеческое — уходи, — тихо сказал он, — пожалуйста, не мешай.

Я угрюмо смотрел на эту картину: прекрасная девушка продолжала неподвижно стоять на коленях у ног седого священника. В дрожащем свете свечей их фигуры казались призрачными, точно я смотрел на парочку призраков. А луч солнца, прошедший через витражные стёкла крыши, прыгал по белоснежным волосам Наташи, превращая их в нимб святого.

Не зная, что сказать, я развернулся и ушёл.

— Ну и? Ты обрела спасение? — не глядя на девушку, я перебирал струны, оценивая тоскливые звуки, расползающиеся по тёмным углам комнаты, — святому отцу удалось вырвать твою душу из лап нечистого? Должно быть, он простил тебе все твои прегрешения и отпустил грешить дальше. Святые отцы они такие.

— Я попросила тебя спеть или сыграть какую-нибудь новую вещь, — Наташа напрочь проигнорировала мою ироничную риторику, — но всё это я уже слышала раньше, причём, не один раз. Похоже за последние несколько лет тебе не удалось сочинить ничего. Не задумывался, почему?

Да, это оказалось весьма болезненным ударом по самолюбию. Я попытался припомнить какую-нибудь песню, сочинённую недавно, пусть даже пошлую, из кабацких куплетов.

— Ты не появляешься несколько лет, — вскипая выдохнул я, — а потом тебя приносит посреди ночи и я вынужден выпроваживать девчонку, с которой намеревался хорошо перепихнуться. Ты ломаешь мне планы, а теперь ещё и упрекаешь в творческом застое? Какого ты знаешь о сочинительстве?! Наташа, не пошла бы ты к дьяволу!

— Вот я и пришла, — она пожала плечами и поднялась, — не продолжай. Не стоит посылать меня в ад, он и так постоянно со мной. Внутри.

Пытаясь сообразить, в чём смысл сказанного, я вдруг вспомнил.

— Постой. Слушай. Ольга недавно попросила сочинить колыбельную для детей, которых она находит на улицах.

Уже приоткрыв входную дверь, Наташа остановилась и пристально уставилась на меня слабо светящимися огоньками глаз.

— Ты написал колыбельную для умирающих одиноких детей, которую станет петь им Ольга, перед тем, как убить, — глаза девушки ослепительно вспыхнули, — ну и что же чувствовал, когда сочинял ЭТУ песню?

Больше я её не видел до того самого дня, когда Галя с глазами напоминающими по размеру плошки, ворвалась в мою комнату и схватив за руку, потащила наружу. Пока мы неслись по коридорам дворца, я пытался добиться вразумительного ответа, но на все мои удивлённые вопросы девушка хлопала ресницами и невнятно бормотала о несчастье, приключившемся с Натой. Что-то случилось, вот и всё.

Нет, я мог догадываться. До меня уже успели дойти настойчивые слухи о последних странностях Королевы. Ната пыталась завязать с употреблением людей или хотя бы ограничить себя. Уменьшала рацион, не допивая до конца, но человек всё равно умирал, причём испытывая мучения, несопоставимые с обычным питанием. Ната не сдавалась и вместе с Ильёй ловила молнии, привязывая проволоку к воздушным змеям. Мощные стихийные заряды не приносили ей вреда, но и не насыщали, как надеялся Илюха.

Итак, всё оказалось тщетно и в отчаянии девушка напрочь отказалась от пищи, хоть и знала, что её ожидает. Длительное голодание превращало наше тело в мешок, точно наполненный кусками стекла или битого льда. Я пробовал и могу точно сказать: мучения голода воистину непереносимы. Тем не менее Ната не сдавалась. Обо всём этом меня информировала Галя, которую причуды подруги скорее забавляли. По её словам, последние несколько дней Наташа почти не шевелилась, свернувшись клубком в своём любимом кресле. Илья и Паша не покидали чокнутой девицы, день и ночь оставаясь с ней.

И вот утро. Взлохмаченная Галя бежала впереди меня и время от времени запускала пальцы в волосы, завывая о несчастье. Впрочем, уже даже слепой сообразил бы, происходит нечто неладное: навстречу бежали испуганные слуги, из тех, кто ещё оставался вол дворце, а истошный вопль, наполняющий коридоры, становился всё громче.

Я не узнавал голос, поэтому даже представить себе не мог, что источником крика является Наташа. Она сидела посреди своей гостиной на роскошном ченнистанском ковре, сдвинутом так, словно здесь недавно закончилась яростная потасовка. Любимое кресло девушки лежало на полу, а в высоком витражном окне зияла огромная дыра, как будто в него запустили каким-то предметом. Пламя пары свечей, стоявших на столе, судорожно содрогалось под порывами ледяного ветра, завывающего в пробитом отверстии. Но и того ничтожного света, который оно давало, оказалось вполне достаточно для понимания происходящего.

Илья, привалившийся к стене, даже не обратил на нас внимания, неотрывно глядя на неподвижное тело Паши, распростёртое перед воющей Наташей. Девушка кричала не переставая и дёргала мертвеца, словно это могло ему как-то помочь.

— Как это случилось? — быстро спросил я у Ильи и дёрнул его за лацканы рубашки, — отвечай! Ты же был здесь всё это время!

— Я отлучился. По делам, — он повернулся ко мне и я поразился ледяной безнадёжности в глубине его глаз, — застал только самый конец. Паша положил руку Наташи на свою грудь и…Она даже не поняла в чём дело и начала пить, а потом…

— Потом было слишком поздно, — закончил я и стукнул кулаком по стене, — доигрались, идиоты?!

Крик внезапно сменился глухим бормотанием и я обернулся. Наташа, упав на грудь Павла, целовала его небритые щёки и водила пальцами по седым волосам.

— Милый, — шептала девушка, — всё будет хорошо и мы будем вместе долго-долго. Сейчас соберёмся и пойдём на Маришкин день рождения и ты будешь паинькой. А потом вернёмся домой и ляжем в постель. Скоро у нас свадьба, мы же почти всё приготовили, да любимый? А потом я рожу тебе ребёночка, я знаю, мой хороший, как ты любишь детей.

— Смотри! — выдохнула Галя и дёрнула меня за рукав, — она…

Наташа менялась. Облик беловолосой красавицы сползал с неё и образ, смутно знакомый по каким-то далёким воспоминаниям, проявлялся в тусклом свете танцующих огоньков. Короткое каре из тёмных густых волос и широкоскулое лицо, залитое слезами. Ничего общего с обычной Наташей. Откуда это? Как?..

— Мы можем менять облик, — прошептала Галя, — прикольно…

Илья и я уставились на неё, как на нечто непонятное, а потом вернулись рыдающей незнакомке, только что бывшей Наташей.

— Просыпайся, любимый, — она мотала головой, — поднимайся, пойдём домой. Посмотри только на себя: ты зарос, прям, как настоящий бука. Твоя девочка тебе поможет, только вставай…

Внезапно она вскинула голову и пронзительный вопль вновь ударил по ушам. Облик девушки сменился на хорошо знакомый и белые волосы засверкали в полумраке холодной гостиной.

— Это — начало конца, — донёсся до моих ушей тихий вздох и Оля прижалась ко мне, — начало конца и спасения нет.

Илья криво ухмыльнулся и согласно кивнул.

Тогда мне казалось, что они ошибаются.

Теперь — нет.