За горным туманом

Глава 28

Адам насвистывал, покидая эльфийский остров Морар. Время, обычно ничего не значащее для него, пронеслось мимо, один бесценный день за другим. Когда он играл в игры со смертными, время постоянно причиняло ему беспокойство. Слишком надолго забросил он свои дела в Далките, так как потребовалось некоторое время, чтобы убедить его Королеву в том, что он не замышляет никакого вреда.

А теперь далеко видящий Адам направил свой разум в сторону Далкита, чтобы изучить произошедшие изменения в его игре. Он застыл и снова засвистел. Как они посмели?

Когда его Королева произнесла эти проклятые слова, решившие судьбу Хока, Адам повсюду искал совершенное орудие мести. Он бродил сквозь века, прислушивался, присматривался, и, наконец, с предельной точностью выбрал идеально подходящую женщину. Адам не был тем, кто часто портил жизнь смертным, но когда он это делал, то об этом слагали легенды. И Адаму это нравилось.

Некоторые называли его Пэком. Бард [28] назвал бы его Ариэлем.

Другие по-прежнему знали его, как Робина Доброго Малого [29]. Шотландцы называли его sin siriche du — чёрным эльфом. Иногда Адам принимал вид светящегося безголового всадника, или гримасничающего привидения, несущего косу, только чтобы подольше оставаться в памяти смертных. Но какое бы волшебство он не применял, он всегда выигрывал то, что собирался выиграть. И он был так уверен в успехе на этот раз! Женщина не только выросла в магическом Новом Орлеане, но она так неистово зарекалась от мужчин, что он её услышал сквозь века. Адам наблюдал за ней несколько недель, прежде чем сделал свой осторожный выбор; он изучал её, узнал всё, что можно было узнать, об очаровательной Эдриен де Симон. Он знал о ней то, что не знал даже её возлюбленный муж. Он был убеждён, что она была той женщиной, которая обязательно возненавидит легендарного Хока.

Сейчас Адам двигался к Далкиту-на-море, и его далеко видящий взор обнаружил блаженствующую Эдриен, в голове которой мечтательно нежились свадебные планы.

Но Хок, ах…Хок был сейчас не так расслаблен. Он чувствовал, что что-то было не так. Он будет готов.

Адам принёс сюда Эдриен, чтобы она отвергла Хока, и конечно же для того, чтобы предъявить права на красавицу самому. Редко рождаются такие волнующие смертные создания, как эта женщина. Даже Король высказался по поводу её совершенства. Что за сладкая месть, женить Хока на женщине, которая никогда его не полюбит, и которую Адам сделал бы своей. Наставил бы рога мужчине, который оскорбил Короля Эльфов. Но, кажется, он был так же не прав по отношению к Эдриен, как и по отношению к Хоку. Недооценил их обоих, вот что он сделал.

Она любила Хока так же сильно, как Хок любил её.

Адам резко вытянулся и хитро ухмыльнулся, когда его посетило вдохновение. Какой мелкой местью было бы просто наставить рога Хоку.

Новая и по-настоящему разрушительная возможность прямо сейчас пришла ему на ум.

Лидия и Тэвис сидели на мощеной террасе Далкита, когда поздно ночью приехали Хок и Эдриен.

Сидя в глубокой тени, тихо разговаривая и потягивая сладкий портвейн, они смотрели, как молодые люди въехали во двор, спешились и, взявшись за руки, двинулись к террасе. Глаза Лидии засверкали от счастья, когда она это увидела.

Эдриен что-то сказала, заставив Хока рассмеяться. Когда он потянулся, лениво остановил ее и поцеловал, она сорвала ремешок, чтобы распустить его волосы, и выбросила его в ночь. То, что началось как нежный поцелуй, углубилось до голодной страсти. Шли долгие минуты, а их поцелуй всё еще длился. Затянувшийся, дикий, горячий поцелуй между Лэрдом Далкита-на-море и его леди. Они целовались под почти полной луной, на лужайке прямо перед террасой.

И продолжали целоваться.

Улыбка Лидии исчезла, и она неловко переместилась на стуле. Она заставила себя сделать глубокий, тяжёлый вдох и пожелала, чтобы ее сердце прекратило биться с такой нелепой быстротой. Она думала, что её тело, возможно, наконец-то забыло такую страсть. Но на это было мало шансов.

— Вот это настоящий поцелуй, скажу вам. — Раздался над ней голос Тэвиса с сильным акцентом.

— Н-настоящий… поцелуй. — Лидия сглотнула. Как давно это было, когда мужчина вот так целовал её?

Незаметно Тэвис придвинулся ближе, и Лидия резко посмотрела на него.

Потом её взгляд стал внимательным.

Тэвис МакТарвит был очень привлекательным мужчиной. Как могло произойти такое, что ей не удавалось заметить это до настоящего момента? И что за скрытная улыбка на его лице? — удивилась она.

— Чему ты улыбаешься? — резко спросила она.

— Это чудесная ночь в Далките, скажу вам, — мягко сказал он. — Они вернулись домой. И мне кажется, что скоро у нас здесь появятся маленькие ребятишки, и я скажу это снова.

— Хм, — фыркнула Лидия. — Ты уже выяснил, как готовится кофе, старина? Я была бы рада, если бы утром ее ждала хорошая чашка кофе.

— Миледи. — Его ласковый взгляд упрекал её. — Я человек с талантливыми руками, помните? Конечно, я сумею сварить кофе.

Талантливые руки. Слова задержались в её голове дольше, чем ей это могло бы понравиться, и она украдкой взглянула на эти руки. Это действительно были хорошие руки. Большие и сильные, с длинными, ловкими пальцами. Умелые. Они дубили мягкую кожу и нежно подрезали розы. Они осторожно расчёсывали её волосы и заваривали чай. Какие ещё удовольствия способны были подарить эти руки женщине? — подумала она. «О, Лидия, сколько чудесных лет ты потратила впустую, не так ли, девушка?» Настоящий голос её сердца, молчавший все эти годы, наконец-то заговорил.

Лидия незаметно пододвинулась ближе к Тэвису, так что их руки лежали совсем рядом друг с другом. Это было нежное прикосновение, но предполагалось, что оно ему многое скажет. Так и произошло.

Позже ночью, когда Тэвис МакТарвит положил свою стареющую, но всё ещё сильную и способную руку на её собственную, Лидия из Далкита сделала вид, что не заметила этого.

Но все равно крепко сжала пальцы вокруг его руки.

Было раннее утро, время, когда прохладная луна очень недолго плывёт по небу в тандеме с солнцем, тогда Эдриен почувствовала, как Хок выскользнул из вырезанной вручную кровати в Павлиньей комнате. Она задрожала от мимолётной прохлады, пока одеяло снова уютно не обернулось вокруг её тела. Его пряный запах сохранился на одеяле, и она уткнулась в него носом.

Когда они приехали прошлой ночью, Хок подхватил её на свои руки и, перепрыгивая через три ступеньки за раз, пронёс свою залившуюся румянцем от смущения жену мимо удивленных слуг. Он приказал доставить в спальню Лэрда бадью с горячей водой, и они искупались в ванне с ароматным, чувственным маслом, которое осталось на их телах. Он занимался с ней любовью жёстко и властно на ложе из брошенных перед камином покрывал, и их пропитанные ароматной смесью тела скользили плавно, с изысканным трением.

Руки мужчины предъявляли права на Эдриен и ставили на ней клеймо. Они покоряли, приводили в восторг, и совершенно поглотили ее. Она охотно отбросила все сознательные мысли, став животным, чтобы спариваться со своим диким чёрным жеребцом. Когда он нёс её на кровать, она проводила руками по его телу, его лицу, полная приятных воспоминаний, запоминая каждую линию и изгиб и сохраняя эти воспоминания с помощью своих рук.

Но так или иначе в промежутке между великолепными занятиями любовью и сном между любовниками возникло безмолвие. Оно лежало в их постели как брошенная незнакомцем перчатка. И она чувствовала, как эта перчатка сжалась в кулак тишины, и заблудилась в страхах, которые не могла контролировать.

В отчаянии она сплела пальцы Хока со своими. Возможно, если она будет достаточно крепко его держать и её снова перебросит в будущее, то она сможет забрать его с собой…

Она провела много томительных часов, притворяясь, что спит. Боясь заснуть.

И сейчас, когда он выскользнул из постели, она почувствовала вновь вернувшийся страх.

Но она немогла держать его руку каждую минуту каждого дня!

Она молча перекатилась на бок, выглянув из одеял, и замерла в восхищении.

Он стоял у сводчатого окна, откинув назад голову, словно прислушивался к звукам наступающего утра и узнавал тайны из криков проснувшихся чаек. Его руки лежали на каменном выступе окна, и последние лучи лунного света ласкали его тело, покрывая его расплавленным серебром. Его глаза были тёмными, полными теней озёрами, когда он смотрел на рассвет. Его суровый профиль мог быть высечен из того же камня, из которого был построен Далкит-на-море.

Она закрыла глаза, когда он потянулся за килтом.

Тишина сжала её сердце, обхватив его своими пальцами, когда он покинул Павлинью комнату.

Хок стоял в дверном пролёте на втором этаже, с потемневшими от гнева глазами. От гнева на свою беспомощность.

Было ошибкой привезти ее обратно в Далкит. Большой ошибкой. Он знал это. Даже воздух в Далките казался напряжённым, словно кто-то расплескал ламповое масло по всему замку, и сейчас лежал, выжидая, готовый бросить зажжённую свечу и, отступив назад, наблюдать как их жизни будут поглощены надвигающимся адским пламенем. Он не сомневался — Далкит не был для неё безопасным местом.

Но она исчезала и в Устере тоже.

Тогда они просто должны уехать ещё дальше. В Китай, например. Или в Африку. По крайней мере, убраться к дьяволу из Шотландии.

К черту все это! Его место было в Далките. Их место.

Далкит-на-море был всей его жизнью. Он столько вынес для того, чтобы для него настало это время. Возвращаться домой. Видеть их сыновей, играющих на обрыве скалы. Видеть их дочерей, бегающих в саду, шлёпающих маленькими ножками по мху и вымощенным дорожкам. Тёплым днём купать детей в прозрачном голубом озере. Благоухающей летней ночью соблазнять свою жену в фонтане под пологом мерцающих звёзд.

Он заслужил то, чтобы провести остаток своих лет, прогуливаясь с Эдриен среди этих холмов и долин, наблюдать за морем и постоянной сменой времён года на этой земле, построить дом, наполненный любовью, воспоминаниями и приключениями. Он заслужил каждую часть всего этого — и, чёрт побери — он был эгоистом! Он хотел всю мечту целиком. «Тебе следовало держаться подальше, Хок, и ты это знаешь. Что заставило тебя подумать, что ты сможешь сражаться с тем, что не можешь даже назвать?» Он крепко зажмурил глаза и колебался в темноте. Отказаться от Далкита ради неё? Он наклонил голову вперед, поникнув под тяжестью сокрушительных решений. Он вздохнул, чтобы потушить горящие кострами мечты, и этот вздох дрожью отозвался во всем его теле. Да. Он женится на ней в Самайн. Потом он увезет её так далеко отсюда, как это потребуется. В напряжённой тишине он уже начал прощаться. Прощание займёт некоторое время, так как существовало много вещей, с которыми ему надо было попрощаться в Далките-на-море.

Рискнуть остаться там, где какие-то силы могли управлять его женой? Это явно невозможно.

«Мы не можем остаться», — сказал он безмолвно ждущей комнате — той комнате, с которой ему наиболее важно было попрощаться. Его детская. — «Бежать — это единственная разумная вещь, которую можно сделать в этом случае. Это единственно верный способ обезопасить её».

Он потёр глаза и прислонился плечом к дверному косяку, пытаясь усмирить эмоции, бушующие в нём. Он был пленён, невероятным образом привязан к девушке, невинно спящей в его постели. Эта ночь, разделённая с ней, была всем, что он когда-либо мечтал однажды познать. Возникла невероятная близость, когда он занимался любовью с женщиной, чью каждую мысль он мог читать, как открытую книгу. Это были не просто занятия любовью — сегодня ночью, когда их тела сливались воедино в страсти, он чувствовал такую завершённую близость, что это выбивало его из колеи. Это, а не что-то другое, сместило и опрокинуло все его приоритеты, установив новую, идеальную позицию. Она стояла на первом месте.

Хок стиснул челюсти и он тихо выругался. Его глаза с любовью блуждали по колыбелькам, вырезанным игрушкам, мягким одеяльцам и высоким окнам, открытым бархатному рассвету. Он мог подарить ей ребёнка — чёрт, она могла уже носить его. А кто-то или что-то может вырвать её и ребёнка прямо из его рук и его жизни. Это уничтожит его.

Далкит будет процветать и без него; из Адриана получится прекрасный Лэрд. Лидия вызовет его домой из Франции. Илисс составит компанию матери, а Адриан женится и принесёт детей в эту детскую.

Он не испытает сожалений. Он сможет завести детей с Эдриен в фермерском домике и станет таким же счастливым.

Хок постоял ещё немного, пока проблеск улыбки не появился на губах.

Он закрыл дверь за своей давней мечтой с тихой улыбкой и с тем почтением, полностью понять которое может только влюблённый человек. Вообще-то комната никогда не была его мечтой.

Его мечтой была она.

— Хок! — Нижняя губа Лидии дрожала в невысказанном протесте. Она отвернулась, чтобы посмотреть на запутанное сплетение роз.

— Это должно быть сделано, мама. Это единственный путь, когда я могу быть уверен, что она в безопасности.

Лидия заняла руки заботливым отрыванием засохших листьев и подрезкой своих роз, как делала это уже тридцать лет.

— Но уехать! Этой ночью!

— Мы не можем рисковать и остаться, мама. И у меня нет другого выбора, который я могу сделать.

— Но еще даже Адриана здесь нет, — запротестовала она. — Ты не можешь отказаться от титула, когда нет никого, чтобы заявить права на него!

— Мама. — Хок не стал указывать ей на то, каким нелепым был её протест. По её смущенному выражению лица было видно, что она знает о том, что цепляется за любую причину, какую может придумать.

— Ты говоришь о том, что забрать у меня моих внуков! — Лидия с трудом бросила на него взгляд сквозь слёзы.

Хок посмотрел на неё со смесью глубокой любви и терпения.

— Твоих внуков, которых у тебя ещё даже нет. И у нас не будет шанса произвести их на свет, если я потеряю её из-за того, чем бы оно ни было, что контролирует её.

— Ты можешь увести её далеко от этих краёв и всё равно потерять её, Хок. Пока мы не обнаружим то, что контролирует её, она никогда не будет в настоящей безопасности, — упрямо стояла на своем Лидия. — Она и я, мы планировали изучить все детали каждого случая, когда она путешествовала во времени, чтобы найти сходство. Вы сделали это?

Хок покачал головой, прикрыв глаза.

— Ещё нет. По правде говоря, я был не склонен поднимать этот вопрос. Она же напротив. Но я пока молчу. Когда мы поженимся и уедем, у нас будет время поговорить об этом.

— Хок, может быть, цыгане…

Хок раздражённо покачал головой. Он уже пытался применить такую тактику этим утром. Это был его последний шанс. Он нашёл Рушку на юго-западных холмах вместе с его людьми, которые копали рвы и собирали хворост от семи разных деревьев для костров. Но Рушка категорически отказался обсуждать его жену в любом качестве. Также Хок не смог завести с ним разговор и о кузнеце. Он был чертовски раздражён тем, что не мог даже силой вытянуть ответы из тех, кто зависел от его гостеприимства. Но цыгане — да, цыгане в действительности не зависели ни от чьего гостеприимства. Когда начинались какие-либо сложности, они уходили на более подходящее место. В этом была абсолютная свобода.

Если уж на то пошло, то и проклятого кузнеца Хок тоже не мог найти.

— Мама, где Адам?

— Кузнец? — безучастно спросила Лидия.

— Да. В его кузнице не разведен огонь. Его повозка отсутствует.

— Честно сказать, я его не видела с тех пор…дай подумать… возможно, с тех пор, как вы двое уехали в Устер. Зачем, Хок? Ты думаешь, что он имеет какое-то отношение к Эдриен?

Хок медленно кивнул.

Лидия атаковала его с другого угла.

— Подумай хорошо! Если ты заберёшь Эдриен отсюда, а Адам имеет к этому какое-то отношение, то он может просто последовать за вами. Лучше остаться здесь и бороться.

Она задохнулась, когда Хок повернул к ней свой потемневший взгляд.

— Мама, я не рискну потерять её. Мне жаль, что это не нравится тебе, но без неё…ах, без неё… — Он замолчал и задумался.

— Без неё что? — едва слышно спросила Лидия.

Хок только покачал головой и ушёл.

Эдриен медленно шла по двору замка в поисках Хока. Она не видела его с той поры, как он покинул их постель ранним утром. Хотя она знала, что скоро будет стоять рядом с ним, произнося свои брачные клятвы, она не могла избавиться от ощущения, что как будто что-то плохое должно было случиться.

Она приблизилась к покрытым мхом камням башни. Эта башня напомнила ей тот день, когда Хок дал ей первый урок того, как надо приручать сокола.

Как отчаянно была приручена леди-сокол.

Она открыла дверь и заглянула внутрь, слабая улыбка промелькнула на её губах. Какой напуганной и околдованной Хоком была она в тот день. Какой искушаемой и полной надежды, но все же еще не способной доверять.

Что это — ей послышалось хлопанье крыльев? Она с подозрением вгляделась в темноту, потом зашла внутрь.

Часть её совсем не удивилась тому, что дверь за ней быстро закрылась.

Когда она погрузилась во мрак, то к ней неожиданно пришло понимание. Это была та опасность, которой она так боялась — что бы и кто бы ни был за её спиной.

С прошлой ночи Эдриен ощущала себя словно балансирующей на острие бритвы, в ожидании чего-то плохого, что должно было произойти. Сейчас она совершенно ясно поняла, что не давало ей спать всю ночь — это снова были её инстинкты, предупреждающие её о неминуемой обреченности, кричащие о том, что это был лишь вопрос времени, перед тем, как её мир разлетится на куски.

И кто бы ни был за её спиной, он был предвестником её уничтожения.

— Красотка.

Голос Адама. Тело Эдриен застыло. Она стиснула челюсти, ее руки сжались в кулаки, когда он схватил её в темноте и тесно прижался бёдрами к округлостям её ягодиц. Она отшатнулась вперёд, но он обхватил её руками и притянул обратно к своему телу.

Когда его губы коснулись её шеи, она попыталась закричать, но не смогла издать ни звука.

— Ты знала, что я приду, — выдохнул он ей в ухо. — Не так ли, моя прекрасная?

Эдриен хотела возразить, выкрикнуть опровержение, но какая-то часть в ней знала — на интуитивном, глубоко подсознательном уровне. В этот миг, все её случайные встречи с Адамом Блэком внезапно стали кристально-чистыми в её сознании.

— Ты заставлял меня забыть, — зашипела она, когда воспоминания затопили её. — Те странные вещи, которые ты делал — когда твое лицо сделалось похожим на лицо Хока у фонтана — ты каким-то образом заставлял меня забыть, — обвиняла она.

Адам засмеялся.

— Я заставлял тебя забывать и тогда, когда брал с собой в Морар, даже ещё раньше, чем в этом случае. Сейчас ты помнишь, как лежала в песке со мной, сладкая красотка? Я возвращаю его тебе, это украденное время. Помнишь, как я прикасался к тебе? Помнишь, как забрал в свой мир, чтобы вылечить тебя? Я прикасался к тебе и тогда тоже.

Эдриен вздрогнула, когда воспоминания в её сознании очистились от тумана.

— Я забираю у тебя то, что тебе не нужно вспоминать, красотка. Я мог бы забрать у тебя воспоминания, с которыми ты счастлива была бы расстаться. Мне сделать это, красотка? Освободить тебя от Эберхарда навсегда? — Адам прижался губами к её шее в долгом поцелуе. — Нет, я придумал, я сотру каждое воспоминание, которое у тебя есть о Хоке — заставлю тебя ненавидеть его, сделаю его незнакомцем для тебя. Понравится ли тебе это?

— Кто ты? — Эдриен задохнулась, а ее глаза наполнились слезами.

Адам медленно поворачивал её, держа в объятиях, пока она не посмотрела ему в лицо. Его лицо было равнодушным и в сероватом полусвете определённо не выглядело человеческим.

— Мужчина, который собирается уничтожить твоего мужа и всё в Далките, если ты не сделаешь в точности то, что я скажу, прекрасная Эдриен. Полагаю, ты будешь слушать меня очень, очень внимательно, если ты его любишь.

Хок не мог найти Адама. Он не мог найти Гримма. А теперь он не мог найти свою собственную жену. Что это за проклятый свадебный день?

Хок прошёлся по нижнему двору замка, выкрикивая её имя, его руки сжались в кулаки. На холме уже начали собираться люди. Члены клана прибывали толпами со всей округи в радиусе нескольких миль. К сумеркам здесь будет около семи сотен пледов, собравшихся на берегу рядом с Далкитом; Дугласы были большим кланом с многочисленными арендаторами, возделывающими землю. Рано утром Хок разослал свою стражу по холмам и долинам, чтобы оповестить о том, что в этот вечер состоится свадьба Лэрда, обеспечив таким образом присутствие всех до единого, и старых и молодых.

Но не будет никакой свадьбы, если он не сможет найти свою жену.

— Эдриен! — звал он. Куда к чёрту она ушла? Ее нет ни в замке, ни в садах… ни в Далките?

Нет!

— Эдриен! — проревел он, и перешел с шага на бег. Выкрикивая ее имя, он промчался мимо соколиной башни.

— Хок, я здесь! — Услышал он её крик, отозвавшийся эхом за его спиной.

— Эдриен? — Он резко остановился и развернулся.

— Я прямо здесь. Прости, — добавила она, закрывая дверь и выходя из башни.

— Никогда не покидай меня, не сказав, куда идёшь. Разве ты не слышала, как я звал тебя? — прорычал он, его голос стал грубым от страха.

— Я сказала, что сожалею, Хок. Я должно быть витала в облаках. — Она замерла там, где стояла.

Сердце Хока перевернулось в груди. Он нашёл её, но почему это не избавило его от страха? Что-то изводило его — нечто неосязаемое, и всё же реальное и потенциально вероломное, как зазубренные скалы Далкита. В воздухе вокруг башни можно было почти ощущать запах зла.

— Девушка, что случилось? — спросил он. Каждый дюйм его тела напрягся, когда она вышла из полумрака, который затенял восточную сторону приземистой башни. Половина её лица скрывалась глубоко в тени заходящего солнца, вторая половина была заметно бледной в исчезающем свете. На мгновение Хок увидел невозможную двойственность; словно одна половина её лица улыбалась, в то время как другая была стянута в гримасе сильной боли. Эта жуткая иллюзия ударила копьем дурного предчувствия ему в сердце.

Он протянул руки, но когда она не двинулась из этих странных половинок домино света и тени, он резко шагнул к ней и схватил её в свои объятия.

— Что тревожит тебя, моя сладкая жена? — потребовал он ответа, глядя на неё сверху. Но он вытянул ее вперед недостаточно далеко. Ненавистная тень всё ещё забирала целую треть её лица, пряча её глаза от него. С грубым ругательством он отступал до тех пор, пока она полностью не вышла из темноты. Эта тень, эта проклятая тень от башни заставила его почувствовать, что как будто часть её стала нереальной и она могла растаять прямо в его руках, и он не смог бы предотвратить это.

— Эдриен!

— Со мной все хорошо, Хок! — тихо сказала она, обняв его талию руками.

Когда угасающий свет омыл её лицо, он вдруг почувствовал себя глупцом, спрашивая себя, как он мог подумать даже на мгновение, что была какая-то тень, которая затмевала её прекрасное лицо. Там не было никакой тени. Ничего кроме её огромных серебристых глаз, наполненных до краёв любовью к нему, когда она смотрела на него.

После того, как момент страха прошел, её губы тронула милая улыбка. Она убрала выбившуюся прядь тёмных волос с его лица и нежно поцеловала его подбородок.

— Мой прекрасный, прекрасный Хок, — прошептала она.

— Поговори со мной, милая. Скажи, что тебя так беспокоит, — грубо сказал он.

Она послала ему столь ослепительную улыбку, что это спутало все его мысли. Он почувствовал, что его тревоги рассеялись, как лепестки на ветру, под нежными, невысказанными обещаниями этой улыбки.

Он легко коснулся её губ своими и почувствовал дрожь незамедлительного ответа, прокатившуюся по его телу с головы до ног. Какая тень? Глупые страхи, глупые иллюзии, подумал он, скривившись. Он позволил своему воображению разыгрываться по малейшему поводу. Нелепая тень упала ей на лицо, и великий Хок уже страдает от видений гибели и скорби. Ба! Ни одна девушка не смогла бы так улыбаться, если бы она о чём-то волновалась.

Он завладел её губами в грубом, наказывающем поцелуе. Наказание за страх, что он испытал. Наказание за то, что так нуждался в ней.

И она растаяла для него, превратившись в жидкий огонь, растекаясь и прижимаясь к нему с яростной настойчивостью.

— Хок… — шептала она ему в губы. — Мой муж, моя любовь, возьми меня…снова, пожалуйста.

Желание хлынуло по его венам, смывая все следы его паники. Ему не нужно было большего поощрения. У них оставалось пара часов до того, как священник соединит их узами брака под покровом Самайна. Он потянул её к башне.

Эдриен тотчас застыла.

— Нет, не в башне.

И он повёл её к конюшне. К мягкому пурпурном ложу из клевера, где они провели свои оставшиеся предсвадебные часы, подобно нищему, который тратит последние драгоценные монеты на роскошном празднике.

Глава 29

Свадебное платье Эдриен превзошло все её детские мечты. Оно было сшито из шёлка цвета сапфира и изысканных кружев, с вышивкой сверкающими серебристыми нитями на горловине, рукавах и подоле в виде вьющихся роз. Лидия гордо извлекла его из запертого обшитого кедром дубового сундука; ещё одного искусного творения Хока. Она просушила его, пропарила в закрытой кухне над чанами кипящей воды, потом слегка подушила его лавандой. Платье облегало грудь и бёдра и спадало на пол волнами роскошной ткани.

Оно было сшито цыганами, сказала ей Лидия, суетясь с десятком служанок вокруг Эдриен, для её свадьбы с отцом Хока. Свадьба Лидии тоже отмечалась в Далкит-на-море во время празднования Белтайна перед такими же двойными кострами, как те, что выложили на Самайн.

Но сейчас Лидия ушла вперёд, к холмам. Служанки тоже ушли, Эдриен прогнала их четверть часа назад. Потребовалась каждая унция мужества Эдриен, чтобы выдержать предыдущие несколько часов.

Лидия была такой ликующей, практически танцевала по комнате, а Эдриен чувствовала себя такой задеревеневшей внутри — заставляя себя притворяться. Она собиралась сделать нечто такое, что гарантированно заставит Лидию и Хока презирать её, но у неё не было выбора.

Как она вынесет выражение на их лицах, когда она сделает это? Как вытерпит ненависть и предательство, которые увидит в их глазах?

Эдриен стояла одна в прекрасной спальне Лидии, среди медленно охлаждающихся круглых утюгов и отвергнутых вариантов нижнего белья, наполовину опустошённых чашек чая, оставшихся недопитыми во взволнованном ожидании.

Время приближалось.

И её сердце замерзало, с каждым мучительным вздохом. Она задрожала, когда свежий ветерок влетел в открытое окно спальни Лидии. Она пересекла комнату, намереваясь закрыть его, но замерла, положив руку на прохладный каменный выступ. Она, как зачарованная, смотрела в ночь.

Я буду помнить это всегда.

Она упивалась Далкитом, сохраняя каждую драгоценную деталь в своей памяти. Полная луна заворожила её, залив холмы серебристым сиянием. Казалось, она была ближе к земле и намного больше, чем обычно. Возможно, она смогла бы шагнуть в небо, чтобы стать прямо рядом с ней — возможно, слегка подтолкнуть её локтем и смотреть, как она катится по горизонту.

Эдриен восхищалась красотой всего этого. Это место было волшебным.

Из окна ей открывался великолепный вид на праздник. Холмы ожили вместе с сотнями людей, сидящих на ярких пледах у костров, разговаривающих, веселящихся, танцующих. Вино, эль и шотландское виски лились рекой, когда люди праздновали приход сбора урожая. Богатого урожая, её муж проследил за этим.

Дети играли в свои игры, бегая и визжа, кружась вокруг любящих родителей. А музыка…о, музыка доплывала до открытого окно, смешиваясь с тихим рёвом океана. Мощное гипнотизирующее звучание барабанов, волынок и дикие песнопения.

Между двух кругов костра, она наконец смогла увидеть его, Лэрд Далкита-на-море танцевал, откинув голову назад, добавляя свой глубокий тягучий, как ириски, голос к общей песне. Её муж. По крайней мере, она получила возможность любить его какое-то время — может не навсегда, но…

Бой барабанов усилился, и она видела, как он кружит у костра. Такой примитивный и дикий, но всё же такой любящий и нежный.

Я обожаю это место, думала она. Если я когда-либо буду мечтать о том, куда бы поехать, вернувшись в двадцатый век, то я буду мечтать об этом месте.

Она прижалась лбом к прохладной каменной стене на долгое время и удержалась от слёз.

— Я люблю его больше, чем саму жизнь, — прошептала она вслух.

И это было решающим моментом.

— Нет. — Хок поднял руки в насмешливом протесте. — Оставьте мне силы для того, чтобы жениться и уложить жену в постель этим вечером, — поддразнил он смеющихся женщин, пытавшихся увлечь его в ещё один танец.

Несмотря на разочарованные взгляды и дерзкие замечания по поводу его мужественности, Хок поднялся выше по холму. Он видел, как Лидия брела в этом направлении с Тэвисом, пока он танцевал. Он остановился на мгновение и обернулся, чтобы взглянуть на замок, сосредоточенно отыскивая глазами окна. Вот оно. Комната Лидии, силуэт его жены, виднеющийся в ярко освещённом окне. Он видел, как она повернулась спиной. Она была уже в пути.

Его затылок обдало холодом, пока он изучал ее спину. Он долго смотрел на нее, и когда она не сдвинулась с места, он задался вопросом, что же она делает.

«Мне следовало настоять, чтобы она оставила охрану при себе».

«Может, они будут застёгивать мне платье?» — поддразнила она его, и порыв ревности, закружившийся в нём при мысли, что кто-то из его стражи прикоснется к шелковистой коже его жены, решил этот вопрос.

С холма он мог видеть каждый шаг ее продвижения, да и замок не был совершенно покинутым. Холм был совсем близко, в нескольких минутах ходьбы или даже меньше того. С ней будет всё в порядке. Но все же он беспокоился….

— Ты видел Гримма? — Лидия легко коснулась его руки, чтобы привлечь внимание.

Хок оторвал свой взгляд от окна.

— Нет. А ты?

— Нет. И это беспокоит меня. Он твой лучший друг, Хок. Я думала, он будет здесь. Что могло его задержать?

Хок пожал плечами и бросил взгляд на замок. Ах, наконец-то. Свечи погасли и его жена была уже на пути к нему. Комната Лидии была совершенно тёмной. Вдруг отсутствие Гримма показался ему несущественным. Даже недовольство ложью Гримма соскользнуло с его плеч при мысли о его возлюбленной Эдриен.

Этой ночью я привяжу её к себе навечно, тихо пообещал он.

— Хок? — Лидия помахала рукой перед его лицом, и он с трудом оторвал взгляд от замка.

— Хм-м?

— О мой дорогой, — вздохнула Лидия. — Как же сильно ты напоминаешь мне твоего отца, когда смотришь вот так.

— Как так? — протянул Хок, глядя на крыльцо, и ожидая появления своей жены.

— Как какой-то жестокий викинг, собирающийся завоевать и взять в плен.

— В этом случае пленником являюсь я, мама, — фыркнул Хок. — Я думаю, что девушка точно околдовала меня.

В ответ прозвенел радостный смех Лидии.

— Хорошо. Тогда так и должно быть. — Она быстро поцеловала его. — Она появится с минуты на минуту. — Лидия разгладила его рубашку, которую не было нужды разглаживать, пригладила его безупречные волосы, которые не надо было приглаживать, и вообще кудахтала над ним, как всполошённая наседка.

— Мама, — прорычал он.

— Я просто хочу, чтобы ты выглядел как можно лучше… — Лидия замолчала. Она нервно посмеялась над собой. — Только посмотрите на меня, пугливая мамаша, волнующаяся на свадьбе своего сына.

— Она уже видела меня с худшей стороны и любит меня, несмотря на это. И почему ты суетишься вокруг меня? Я думал, мы не разговариваем. Какие планы ты вынашиваешь на этот раз? — потребовал он. Он знал её слишком хорошо, чтобы поверить, что она спокойно капитулирует перед их планом уехать этим вечером.

— Хок, — запротестовала Лидия, — ты ранишь меня!

Хок фыркнул.

— Я снова спрашиваю тебя, какой бесчестный заговор ты придумала, чтобы попытаться удержать нас здесь? Подмешала что-нибудь в вино? Наняла жестоких наёмников, чтобы те держали нас в плену в моём собственном замке? Нет, я догадался — ты отправила послание МакЛеодам и сообщила им, что сейчас самое удачное время для того, чтобы осадить Далкит, так? — Он не удивился бы, если бы она сделала что-нибудь из перечисленного. Лидия вызывала опасения, когда что-нибудь задумывала. Она могла сделать все, что угодно, если бы это могло привести к тому, что она удержит Эдриен рядом с собой. Какая мать, такой и сын, с сожалением признал он.

Лидия старательно смотрела вдаль.

— Я просто отказываюсь думать о том, что вы уезжаете, до того как придёт время, когда вы попытаетесь это сделать. До этого я намереваюсь наслаждаться каждой минутой свадьбы моего сына. Кроме того, видимо, Эдриен не имеет ни малейшего представления о том, что ты задумал. Я не совсем уверена, что она откажется поддержать меня, — дерзко добавила она.

— Вот она идёт, — Тэвис прервал их пререкания и привлек их внимание к каменным ступеням, которые спускались в нижний двор.

— О! Разве она не прекрасна? — выдохнула Лидия.

Общий вдох раздался в ночи и смешался с благоухающим бризом, овевающим холмы.

— Она могла бы быть принцессой!

— Нет, королевой!

— Она прекраснее королевы Эльфов! — Маленькая девочка с белокурыми локонами восторженно захлопала в ладошки.

— Леди Далкита-на-море. — Арендатор снял шапку и прижал её к сердцу в знак верности.

Улыбка Лидии исчезла, когда она увидела, что Эдриен направилась к конюшне.

Никто не произнёс ни слова, пока она не появилась снова несколько мгновений спустя, ведя лошадь к ближайшей стене.

— Но что? Что это…лошадь? Ах, мне кажется она собирается приехать вверх на лошади, — пробормотала сбитая с толку Лидия.

— Лошадь? Почему бы ей просто не пройтись? Тут идти-то всего ничего, скажу вам, — удивился Тэвис.

Под яркой луной они видели, как она встала на низкую каменную стену и села на лошадь — в свадебном платье и прочих украшениях.

Хок задумчиво прищурил глаза. Его тело напряглось и он подавил проклятие, когда увидел как Рушка, который молча стоял рядом с ними, начертил в воздухе какой-то жест.

— Что ты делаешь! — прорычал Хок, схватив цыгана за руку.

Рушка остановился и его карие глаза остановились на Хоке с глубокой любовью и еще большей печалью.

— Мы надеялись, что он не придёт, мой друг. Мы приняли все меры предосторожности…рябиновые кресты. Руны. Я сделал всё, что мог, чтобы предотвратить это.

— Кто не придёт? О чём ты говоришь? Предотвратить что? — проговорил Хок сквозь зубы. Каждый дюйм его тела вдруг ожил. Весь день что-то терзало его, требуя, чтобы он принял меры, и сейчас это взорвалось в его крови крайней степенью возбуждения. Ему ничего не хотелось больше, чем принять меры — но против чего? Что происходило? Грохот приближающихся лошадей сотряс землю позади него.

— Он идёт. — Рушка попытался вырвать руку из железного захвата Хока, но было бы гораздо проще сдвинуть валун со своей груди.

Стук подков лошадей, взбирающихся на холм, послышался ближе.

— Скажи мне, — произнес Хок сквозь зубы, сердито глядя на Рушку. — Сейчас.

— Хок? — взволнованно спросила Лидия.

— Хок, — предостерёг Тэвис.

— Хок. — Хриплый голос его жены прорезал тишину ночи позади него.

Хок замер, его взгляд застыл на пожилом цыгане, который был ему вместо отца в течение многих лет. Огонь, вспыхнувший в глазах этого человека предупредил его о том, чтобы он не оборачивался. Просто сделал вид, что ничего не произошло. «Не смотри на свою жену», — говорили глаза Рушки. Он видел её отражение глубоко в карих глазах цыгана. Не оборачиваться? Невозможно.

Хок оторвал разъярённый взгляд от Рушки. Медленно развернулся на одном каблуке.

Его жена. И рядом с ней, на чёрном боевом коне, принадлежащем Хоку, сидел Адам. Хок стоял молча, руки, прижатые к бокам, сжались в кулаки. Холм погрузился в зловещую тишину, не было слышно ни писка ребёнка, ни хотя бы шёпота или взволнованного вздоха какого-нибудь арендатора.

— Хранитель знаний. — Адам кивнул Рушке, подтверждая их давнее знакомство, и взгляд Хока заметался между странным кузнецом и своим цыганским другом. Рушка стал белым, как только что выпавший снег. Его карие глаза стали огромными и глубокими, его худощавое тело неподвижно замерло. Он не ответил на его приветствие, а устремил взгляд на землю, яростно вырисовывая рукой эти странные знаки.

Адам засмеялся.

— Можно подумать, что ты ещё не понял, что пока это не помогает, старик. Брось это. Даже твоя…жертва…не помогла. Хотя она немного смягчила меня.

Лидия задохнулась.

— Какая жертва?

Никто не ответил ей.

— Какая жертва? — кратко повторила она. — Он имеет в виду Эсмеральду? — Когда снова никто не ответил, она схватила Рушку за руку. — Это так? — Её глаза вернулись к Адаму. — Кто ты? — требовательно спросила она, её глаза сузились, как у медведицы, приготовившейся защищать своих детёнышей.

Рушка потянул её к себе за спину.

— Тихо, миледи, — произнес он сквозь зубы. — Не вмешивайтесь в то, чего не понимаете.

— Не говори мне, что я… — гневно начала Лидия, но замолчала под смертоносным взглядом Хока.

Хок повернулся обратно к Эдриен и спокойно протянул руки, чтобы помочь ей спешится, словно все было в порядке.

Адам снова рассмеялся, и от его смеха у Хока по коже побежали мурашки.

— Она едет со мной, Лорд Канюк.

— Она останется со мной. Она моя жена. И я Хок — Ястреб. Лорд Хок для тебя.

— Нет. Стервятник, жалкий мусорщик, который подбирает ненужные остатки, лорд Канюк. Она выбирает — такой был уговор, ты помнишь? Я спас твою жену за определённую цену. Теперь эту цену нужно заплатить. Ты проиграл.

— Нет. — Хок медленно покачал головой. — Она уже выбрала, и выбрала меня.

— Похоже, она передумала выбирать тебя, — насмешливо ответил Адам.

— Слезь с моей лошади, кузнец. Сейчас же.

— Хок! — предупредил Рушка, тихо и взволнованно.

— Хок. — Именно голос Эдриен остановил его. Заставил застыть в полушаге от кузнеца. До этого момента, Хок сосредоточил свое внимание и свой гнев только на кузнеце. И он знал почему. По той же причине, из-за которой не спешил оборачиваться, когда услышал приближение лошадей. Из-за которой вместо этого его взгляд был прикован к Рушке. Он боялся смотреть на свою жену, и того, что он мог увидеть в её прекрасных глазах. Могла ли она на самом деле передумать выбирать его? Мог ли он так сильно ошибаться? Он помедлил, его рука легла на рукоятку меча, и заставил себя поднять глаза на неё. Неуверенность, которая охватила его с самого первого дня, когда он увидел свою жену возле кузницы, охватила его с удвоенной силой.

Её лицо было спокойным и лишённым каких либо эмоций.

— Он говорит правду. Я выбрала его.

Он в изумлении уставился на нее. Ни малейшего проблеска эмоций в её серебристых глазах.

— Как он заставил тебя лгать, девушка? — Хок отказывался верить её словам, цепляясь за свою веру в неё. — Чем он угрожал тебе, сердце моё?

— Ничем, — холодно сказала Эдриен. — И прекрати называть меня так! Я никогда не была твоим сердцем. Я говорила тебе это с самого начала. Я не хочу тебя. Это я все время хотела Адама.

Хок всматривался в её лицо. Холодная, сдержанная, она сидела на лошади, как королева. Величественная и недостижимая.

— А чем же, черт возьми, был тогда Устер? — прорычал он.

Она пожала плечами, приподняв вверх ладони.

— Увеселительной прогулкой? — легкомысленно ответила она.

Хок напрягся, стиснув челюсти.

— А чем была конюшня этим днем…

— Ошибкой, — спокойно перебил его Адам. — Которую она больше не повторит.

Взгляд Хока не сдвинулся ни на дюйм с лица Эдриен.

— Это была ошибка? — тихо спросил он.

Эдриен склонила голову. Сделала паузу длиной в удар сердца.

— Да.

Хок не увидел ни единого проблеска эмоций на её лице.

— В какую игру ты играешь, девушка? — выдохнул он, каждый дюйм его напряженной позы излучал опасность, заряжая воздух вокруг них.

Ночь стала вдруг душной и безмолвной. На холме ни один человек не шевелился, прикованный к ужасной сцене, разворачивающейся перед глазами.

— Никаких игр, Хок. Всё закончено между нами. Мне жаль. — Она ещё раз небрежно пожала плечами.

— Эдриен, хватит шутить… — зарычал он.

— Это не шутка, — оборвала она его с внезапной яростью. — Смеяться здесь можно только над тобой! Ты же не думал на самом деле, что я могла остаться здесь? Да брось ты! — Она махнула рукой на великолепие свадебного праздника. — Я из двадцатого века, ты, глупец. Я привыкла к роскоши. Тем штучкам, которыми балуют. Кофе. Горячий душ, лимузины, весь тот шум и блеск. Это было отличноё развлечение — вполне миленькое приключенье с одним из самых обворожительных мужчин…. — Она улыбнулась Адаму, и Хоку понадобилась каждая унция его воли, чтобы не броситься на кузнеца и не вытряхнуть жизнь из этого высокомерного тела.

Вместо этого, он стоял как мраморное изваяние, с руками, прижатыми к бокам.

— Ты была девственницей…

— И что? Ты научил меня удовольствию. Но кузнец дал мне больше. Это так просто. — Эдриен вертела в руках поводья своей лошади.

— Нет! — взревел Хок. — Это какая-то игра! Чем ты угрожал моей жене, кузнец?

Но Эдриен ответила вместо него всё тем же спокойным, полностью беспристрастным голосом. Этот хриплый голос, который заставлял его думать, что он сошла с ума, потому что слова, которые были сказаны, могли быть только ложью. И всё же она не выглядела так, словно её принуждали. К ее горлу не был приставлен меч. Не было блеска слёз в её глазах. А её голос, ах…он был спокойным и ровным.

— Он угрожал мне только большим удовольствием, чем ты когда-либо дал мне. Он владеет настоящим волшебством. Не трать своё время, охотясь за нами. Ты нас не найдёшь. Он пообещал меня взять в места, о существовании которых я никогда даже не мечтала. — Эдриен двинула свою лошадь поближе к жеребцу кузнеца.

Адам послал Хоку ослепительную улыбку.

— Похоже, ты всё-таки проиграл, прелестный птенчик.

— Нет! — взревел Хок, рванувшись к кузнецу и одним молниеносным движением выхватив меч. Жеребец встал на дыбы от рёва Хока и дико попятился назад.

Рушка ухватился за руку Хока и ударил по ней своим кулаком с такой силой, что выпавший меч застрял в земле у его ног.

Адам поднял руку.

— Нет! — Эдриен быстро удержала руку кузнеца. — Ты не тронешь его! Никакого кровопролития. Ты обещ… — это грязно, — добавила она. — Мне не нравится кровь. Мне становится плохо.

Адам приподнял голову и опустил свою руку.

— Твоё желание — приказ для меня, красотка.

— Это правда то, чего ты хочешь, милая? — глаза Хока стали чёрными и бездушными.

— Да, — сказала она тихо. И осторожно.

— Он не принуждает тебя? — «Скажи мне, произнеси только одно слово, и я убью его голыми руками».

Она покачала головой и спокойно встретила его взгляд.

— Скажи это, — проскрежетал Хок сквозь зубы. — Он не заставляет тебя?

— Он не применяет…силы против…меня.

— Ты…любишь…его? — Он возненавидел себя в момент, когда его голос сломался до хрипоты на этих словах. Его горло так сжалось, что он мог едва дышать.

— Я люблю его, как любила Эберхарда, — вздохнула она. Она вяло улыбнулась Адаму, который вдруг резко прищурил глаза на после этих ее слов.

— Достаточно, красотка, — Адам завладел её рукой. — Весь мир ожидает нас и твоё удовольствие закон для меня.

Сердце Хока переворачивалось в груди и разрывалось на куски от боли. Проклятый Эвер-Хард. Её первая любовь, и не важно занимался он с ней любовью или нет. Он отвернулся, иначе единолично устроил бы кровавую бойню на холмах.

Когда он, наконец, повернулся, чтобы посмотреть на нее, было уже слишком поздно — она уехала.

Сотни людей на холме Далкит-на-море стояли, окаменев, наблюдая за тем, как всадники вместе с лошадьми просто растворились в ночном воздухе. В это мгновение они были здесь. В следующее мгновение их уже не было.

Но ветер принес тихий голос.

«Ты был прав насчёт своих соколов, Сидхок», — донеслись странные последние слова женщины, которую он любил и которая практически уничтожила некогда гордого Лэрда Далкита-на-море.

Лидия безвольно схватила его за руку.

Рушка резко выругался на языке, которого никто никогда раньше не слышал.

И только Хок невидящими глазами смотрел в ночь.

Глава 30

— Где мы? — Эдриен без всякого выражения спросила у Адама.

Он вёл её лошадь под узды по тёмной тропинке сквозь странный лес. Сплетённые ветви сплетались в сучковатый навес над её головой. Изредка луч бледного света пронзал плотный мрак, и скрипучие ветки блестели подобно выбеленным костям.

Ни сверчков. Ни обычных лесных звуков, только лишь пронзительный визг летающих существ. Папоротник-орляк шелестел, мельком обнаруживая видения низкорослых гномов с дикими лицами. Она вздрогнула и крепко обхватила себя руками.

— Ты в моём королевстве.

— Кто ты на самом деле, Адам Блэк? — Её голос сломался на простом предложении, ранимый и наполненный страданием.

В качестве ответа она получила насмешливую улыбку. Ничего больше.

— Скажи мне, — тупо потребовала она. Но смуглый мужчина рядом с ней ехал молча.

— Скажи хотя бы почему.

— Почему что? — спросил он, приподняв от любопытства одну бровь.

— Почему ты сделал это со мной? Что я сделала? Зачем ты послал меня назад в то время, а потом снова забрал оттуда?

«И разбил моё сердце, оставив мою душу умирать внутри?»

Адам остановил их лошадей, веселье осветило его тёмное лицо. Он протянул руку, чтобы погладить её бледную щеку, и она вздрогнула под его рукой.

— О, красотка, это то, что ты думаешь? Как ты поглощена собой и совершенно очаровательна, — прозвучал его раскатистый смех. Но следующие его слова пронзили её душу словно ножом. — Это не имело ничего общего с тобой, моя привлекательная красотка. Подошла бы любая красивая женщина. Но я думал, что ты ненавидишь красивых мужчин. Я слышал тебя там, в библиотеке, зарекающуюся иметь дело с мужчинами, с любыми мужчинами. Но всё же, кажется, что я ошибся. Или ты лгала, что более вероятно.

— О чём ты говоришь? — еле выдохнула она. Любая женщина бы подошла? Её сердце лежало обнажённым и разбитым извращённой игрой этого мужчины, а он осмеливался так откровенно говорить о том, что нисколько не было важно, кем она была? Пешка? Снова? Она на какое-то время стиснула зубы. Я не буду кричать. Я не буду. Когда она стала уверенной в том, что сможет говорить без ярости, она холодно сказала. — Ты получил, что хотел. Почему бы тебе просто не сказать мне, кто ты такой? — Ей надо было побольше узнать об этом мужчине, чтобы отомстить за себя. Отомстить за своего мужа.

— Верно. Я действительно получил то, что хотел. Хок выглядел полностью уничтоженным, не так ли? Раздавленным. — Он слегка погладил её по руке. — Ты очень хорошо сыграла свою роль этой ночью, красотка. Но скажи мне, — он пристально посмотрел ей в глаза, и она застыла, когда ей показалось, что его взгляд сможет проникнуть прямо ей в душу. — Что ты имела в виду, говоря о его соколах?

Дыхание Эдриен вырывалось из лёгких толчками.

— Он сказал мне однажды, что все его соколы улетали от него, — невозмутимо лгала она. — Ты сказал мне, что я должна быть крайне убедительной, иначе ты убьешь его, так что я выбрала это напоминание, чтобы окончательно убедить его. Это всё.

— Было бы лучше, чтобы это было всё. — Его лицо было холодным и неумолимым. Точно таким оно было в башне, до того, как Хок пришел туда в поисках жены. Перед тем, что должно было быть свадьбой ее мечты. Холодно, он объяснил ей в точных и мучительных деталях, как он уничтожит Хока и каждого в Далките, если она не подчиниться его воле. Потом он показал ей то, что он может сделать. Те вещи, которые её разум так и не смог до конца постигнуть. Но она поняла, что он был в полной мере способен осуществить те массовые разрушения, которыми угрожал. Он предложил ей два выбора — или солгать Хоку и разбить ему сердце, не говоря уже о её собственном, или стоять и наблюдать, как Адам, воспользовавшись своей сверхъестественной силой, убьёт его. Потом Лидию. И каждого мужчину, женщину и ребёнка в Далките.

Нет, выбора не было вообще. Адское решение дало ей глубокое понимание того, что однажды довелось испытать мужчине, прозванному королевской шлюхой.

Когда она покинула башню, дрожащая и бледная, она ухватилась за последние мгновения блаженства. Она занималась любовью с Хоком со всей страстью, на которую была только способна её душа. Прощаясь с ним и умирая внутри. Она знала, как будет ужасно лгать ему, но она не предвидела, как глубоко это ранит её.

Адам был несгибаем в этом вопросе. Он дал ей понять, что она должна полностью убедить Хока, что желает Адама. После невероятной близости, что они с Хоком разделили, она понимала, что ей придётся сказать отвратительные и ужасные вещи, чтобы убедить его.

Она яростно вздрогнула, когда большой палец Адама легко коснулся её нижней губы. Она ударила его по руке, несмотря на свой страх.

— Не трогай меня.

— Если бы я хотя бы на мгновение подумал, что ты попыталась ему сказать что-то еще, я бы вернулся назад и убил бы его в тот же миг, красотка.

— Ты получил, что хотел, ты ублюдок! — закричала Эдриен. — Теперь все в Далките в безопасности от тебя.

— Это не важно. — Адам лениво пожал плечами. — Он в любом случае мёртв.

Адам дёрнул за поводья ее лошади и возобновил их медленное путешествие под шелестящими ветками.

— Что? — прошипела Эдриен.

Адам шаловливо улыбнулся.

— Я думал, ты могла бы получить удовольствие от живописной дороги назад. Этот путь — это линия времени, и мы только что прошли 1857 год. Это тот туманный поворот назад, там среди…деревьев…за неимением более подходящего слова. Он умер более трёхсот лет назад.

Безмолвный крик начал зарождаться внутри неё.

— Кто ты?

— Когда-то нас называли богами, — спокойно сказал он. — Было бы лучше, если бы ты поклонялась мне.

— Скорее я увижу тебя в аду, — выдохнула она.

— Невозможно, красотка. Мы не умираем.

Глава 31

Эдриен отогнула назад руку и бросила книгу, запустив ее, как летающую тарелку. Предполагалась, что она пролетит через всю комнату и врежется со звучным грохотом в стену. Вместо этого она мягко упала, приземлившись на пол в ногах её кровати.

Она глянула на книгу с отвращением и заметила, что та при падении открылась на какой-то странице. Она бросила косой взгляд, чтобы прочесть эту страницу со своего насеста на спинке кровати.

«Сны о закупоренных стульчаках могут символизировать многие вещи: видящий этот сон эмоционально подавлен. Рекомендуется эмоциональное и/или физическое очищение. Периодически повторяющийся сон такого характера означает, что спящий пережил травмирующий опыт, от которого он/она должен найти некий способ избавления, иначе ему может быть нанесён серьёзный психологический урон».

Вот тебе и знак свыше.

Эдриен подавила душащий её смех, который перешёл в рыдание. Кто написал эту чушь?

Она свесила свою босую ногу с кровати и пнула её пальцем ноги, чтобы закрыть. «1001 Маленькое Сновидение». Как странно. Она даже не знала, что в ее библиотеке есть такая книга. Даже ещё более нелепо, чем то, что ей снились туалеты десять дней подряд. И ничего больше. Только задвинутые, заполненные до краёв стульчаки.

Прекрасно.

Но её не нужно было ударять по голове справочником по снам. Она знала, что было с ней не так. Пятнадцать дней назад она материализовалась в своём огромном викторианском доме на Коттейл-Лейн, 93 в Сиэтле, США.

И она не сказала ни слова ни одной живой душе с того момента. Каждый клочок энергии она направляла на поддержание своего самообладания — её кожа была туго натянута. Глаза были сухими и широко распахнутыми. Внутри у нее все еще была напряженная маленькая смерть. Она прекрасно понимала, что если она позволит выкатиться хотя бы одной крохотной слезинке из сухого уголка её глаза, то она не сможет нести ответственность за наводнение, которое могло стать причиной массовых эвакуаций по всему штату.

Она почесала туго натянутую кожу своей головы напряжённой маленькой рукой, пока напряженно гладила шелковистую спинку Луни. Она потрогала розовый носик Луни кратким напряженным движением. Нет забитых до краёв туалетов в кошачьем мире, думала Эдриен, когда Луни запуталась лапками в её волосах и принялась тихо мурлыкать.

Именно голодное мяуканье Луни подняло её с кровати. Эдриен высвободила своё ноющее тело из-под покрывал и медленно побрела на кухню.

Боже, она чувствовала себя так, как будто ей было пять сотен лет, и от сердечного страдания она испытывала боль с головы до ног, от которой, как она знала, она никогда не вылечится.

Эдриен безжизненно открыла банку с тунцом. Белый альбакор. Только самое лучшее для Луни. Она резко опустилась на пол и раздражённо коснулась руки, которая сунула книгу ей под нос.

— Уходи, Мария, я хочу побыть одна. — Она уставилась на бледные завитки лимонного цвета на жёлто-зелёном кафеле пола кухни, и подумала, почему она никогда раньше не замечала их. Она легонько потёрла один из завитков. Сланцевый кафель мог быть таким интересным. На самом деле даже захватывающим.

— Эт-та книга вы уронили, — сказала Мария со своим сильным акцентом.

Эдриен не двинулась с места. Книга задела её щеку. О небеса, но женщина была настойчивой. Острый угол книги уколол нежную нижнюю часть её шеи. Наверное, ещё одна глупая книга о снах. Ну так она просто не будет смотреть на неё.

— Хватит толкать меня. — Эдриен вслепую взяла книгу, плотно закрыв глаза. — Теперь уходи отсюда, — пробормотала она. Вот так. Это не было слишком сложно. Она поаплодировала сама себе за точное выполнение простых действий. Никаких слёз. Ни одной мысли о…вещах, о которых она не думала. Эдриен глубоко вздохнула и выдавила мрачную, натянутую улыбку.

С ней всё будет в порядке. Сначала маленькие дела — затем придут дела и побольше.

— Думаю, я сделаю вам чая, — сказала Мария.

В желудке Эдриен всё поднялось и заворочалось.

— Нет.

— Думаю, тогда я сделаю обед для сеньориты.

— Я не голодна. Уходи.

— Хорошо. Я перенесу вещи в гараж, — проворчала Мария.

Перенесёт вещи? Покинет дом?

— Нет! — Эдриен гигантским усилием заставила себя контролировать голос. — Я хочу сказать, в этом нет необходимости, Мария. Бог знает, этот старый дом достаточно велик, чтобы вместить нас двоих.

— Эт-та не хорошо. Я не хороша для вас. Я перееду сейчас обратно в гараж, — Мария внимательно на неё смотрела.

Эдриен вздохнула. Мария просто должна остаться в доме.

Она не выдержит тяжесть и боль тишины, пустоту комнат. Гудение холодильника сведёт её с ума.

— Мария, я не хочу, чтобы ты переезжала. Я действительно хочу, чтобы ты осталась со…. — Эдриен открыла глаза, её голос умолк, когда она с ужасом уставилась на книгу в своих руках. Учение о средневековом разведении и подготовке соколов.

Держи же себя в руках!

«Ты взлетишь для меня, мой сокол? Я вознесу тебя высоко, выше, чем ты когда-либо была. Я научу тебя достигать высот, о которых ты могла лишь мечтать».

Он несомненно хорошо выполнил своё обещание. И сейчас она падала с тех невероятных высот без парашюта или без зонтика Мэри Поппинс, или ещё чего-нибудь, что могло бы остановить её падение. Эдриен де Симон Дуглас прижала руки к животу и начала кричать.

Маленькая кубинская женщина опустилась на колени и осторожно притянула Эдриен в свои объятия. Она укачивала её, гладила ей волосы, и делала всё, чтобы утешить её.

День за днём Эдриен лежала на спине, снова и снова просматривая каждое бесценное воспоминание на пустом экране потолка. Она задёрнула шторы и выключила весь свет. Она не могла выносить яркий мир, в котором нет его.

Мария порхала туда и обратно, принося ей еду и напитки, которые оставались нетронутыми, а Луни неизменно оставалась рядом с ней.

Эдриен то приходила в сознание, то уплывала в бессознательное состояние, также как и её разум делал это в те моменты, когда горе было слишком глубоким, чтобы справиться с ним. В конечном счёте, она пришла в себя, проделав перед этим долгий окружной путь.

По сверкающим кремнистым пескам Морара Адам Блэк с высокомерным изяществом приблизился к своей Королеве.

— Где ты странствовал, мой менестрель? — спросила бархатистым голосом Королева Эобил. — Какие новые истории и развлечения ты собрал для меня?

— О, самую прекрасную из всех историй! Эпическое, великолепное приключение, — похвалился Адам, привлекая к себе внимание элегантных придворных.

Эльфы любили хорошие истории, чем обильнее были ухищрения, чем насыщеннее накал страстей, тем быстрее возбуждался двор. Они давно устали от счастливых концов; будучи сами неуязвимыми для страданий, они сходили с ума от восторга от борьбы и жертв смертных. Сама Королева была особенно неравнодушна к трагикомедиям ошибок, а этот рассказ очень хорошо подходил к её любимому жанру.

— Расскажи нам, шут, спой и сыграй для нас! — закричал двор Туата-Де Данаан.

Ярко сверкнула улыбка Адама. Он встретил взгляд своей Королевы и долго удерживал его.

— Жил однажды один смертный мужчина. Мужчина такой прекрасный, что даже сама Королева Эльфов заметила его…

Глаза Королевы ярко сверкали, пока она слушала, сначала с изумлением, чуть позже с очевидным волнением, и, наконец, с чувством, которое смутно напоминало раскаяние.

Глава 32

Лидия вздыхала, перебирая семена. Новый Год прополз мимо них так медленно, словно он путешествовал на горбатой спине улитки. И она даже не хотела вспоминать ту мрачную сцену, которая представляла собой Рождество. Зима спустилась на Далкит со всей своей мощью — противные переплетенные сосульки свисали со ставней, а проклятая дверь, ведущая к передним ступенькам, этим утром примёрзла и не открывалась, эффективно заперев её в своём собственном доме.

Лидия могла вспомнить время, когда она любила зиму. Когда наслаждалась любым временем года и всеми присущими им удовольствиями, которые они приносили с собой. Рождество когда-то было её любимым праздником. Но сейчас… ей не хватало Адриана и Илисс. «Возвращайтесь домой, дети. Вы мне нужны», — молча взмолилась она.

Звук раскалывающегося дерева резко раздался в воздухе, заставив её непроизвольно и резко поднять голову, отчего её драгоценные семена разлетелись.

Чертовски невнимательно с их стороны колоть дрова прямо под окном.

Лидия раздражённо поправила волосы и принялась собирать разбросанные семена. Она мечтала о цветах, которые она посадит — если когда-нибудь снова придёт весна.

Другой оглушительный треск сотряс Большой Холл. Она подавила совсем неподобающее леди ругательство и отложила свои семена в сторону.

— Прекратите это там! Кто-то пытается хоть немного думать! — закричала она.

Но оглушительный грохот продолжался.

— Мы не так уж и нуждаемся в дровах, парни! — прорычала Лидия в направлении замёрзшей двери.

Её слова были встречены ужасными скрипящими звуками.

— Ну конечно же. Вот именно! — Она вскочила со стула, вскипев от злости. В последний раз шум, кажется, донёсся… сверху?

Она вскинула голову.

Или кто-то решил, что было слишком холодно колоть дрова на улице или вместо этого весьма усердно превращал мебель в растопку.

Треск сопровождался звоном разбитого стекла.

— Дерьмо! — пробормотала Лидия, как дерзко заявила бы её прекрасная невестка. Она повернулась на пятках, подхватила юбки и помчалась по ступенькам как двадцатилетняя девушка. Прижав руку к сердцу, она летела по коридору, скользя мимо вытаращивших глаза служанок и напряженных солдат. Сколько же людей стояло и прислушивалось к этому безумному разрушению, пока она сидела внизу?

Только не детская, молила она, всё, что угодно, только не это.

Её сын никогда не уничтожил бы эту комнату своей мечты. Разумеется, он был немного не в духе, но всё же… Нет. Он определённо не сделал бы ничего столь ужасного. Не её сын.

Но ради всего святого, он все-таки смог. И он сделал это.

Дыхание обжигало ей лёгкие, в то время как она смотрела, ошеломленная увиденным. Её сын стоял в детской, окружённый искорёженной грудой ужасных изломанных кусков дерева. Он буквально разорвал на части мебель, с любовью изготовленную своими руками. На нём был только килт, и его торс блестел от пота. Вены на предплечьях вздулись, а руки были изранены и окровавлены. Его волосы цвета воронового крыла свободно свисали, за исключением двух боевых косичек на каждом виске. «Святые угодники, осталось только разрисовать его лицо в синий цвет, и она не узнала бы в этом человеке своего сына!» — подумала Лидия.

Хок стоял молча, его глаза были дикими. На его лице были пятна крови в местах, где он вытирал пот. Лидия смотрела, замерев от ужаса, как он наклонил чашу с маслом, поливая её содержимым обломки мебели, игрушек и книг, изумительного кукольного домика, безнадёжно раздавленных его гигантской яростью.

Когда он бросил на пол свечу, из её широко открытого рта вырвался тихий крик.

Языки пламени взвились, жадно пожирая осколки разбитых вдребезги мечтаний Хока и Лидии. Содрогаясь от боли и ярости, Лидия прижала руку ко рту и проглотила рыдание. Она отвернулась, прежде чем зверь, что когда-то был её сыном, смог увидеть её слёзы.

— Нам нужно что-то делать, — безжизненно пробормотала Лидия, беспомощно глядя на очаг в кухне.

Тэвис подошел к ней сзади совсем близко, его руки остановились в воздухе прямо над ее талией. Он наклонил голову вперёд и глубоко вдохнул её запах.

— Я поговорю с ним, Лидия…

— Он не будет слушать, — выдавила она, повернувшись кругом. — Я пыталась. Господи, мы все пытались. Он как какой-то бешеный пёс, рычит и брызгает слюной, и ох, Тэвис! Моя детская! Мои внуки!

— Я ещё даже не пытался, — сказал спокойно Тэвис, опустив свои руки, чтобы обнять за талию.

Лидия подняла голову, изумлённая скрытой властности его слов. Ему снова удалось удивить её, этому благородному мужчине, который терпеливо так долго оставался рядом с ней.

— Ты поговоришь с ним? — с надеждой эхом отозвалась она, её глаза сверкали от непролитых слёз.

— Да, — убедил он её.

Сила и уверенность звучали в его ответе. Почему ей понадобилось так много времени, чтобы разглядеть этого мужчину?

Видимо какая-то часть её удивления отразилась в её взгляде, потому что он подарил ей свою терпеливую улыбку и нежно сказал:

— Я знал, что однажды ты откроешь свои глаза, Лидия. Я также знал, что это будет стоить каждой минуты ожидания, — тихо добавил он.

Лидия с трудом сглотнула, когда размножающийся жар, надежда и пьянящая, волнующая любовь волной распространяются по ее телу. Любовь. «Как давно она уже любит этого мужчину?» — безмолвно спрашивала она себя.

Тэвис коснулся её губ своими губами, лёгкое прикосновение, которое обещало гораздо больше.

— Не волнуйся. Я беспокоюсь о нём, как о своем собственном сыне, Лидия. И так как он как почти что мой, то настало время мне с ним основательно поговорить, как отцу с сыном.

— Но что, если он откажется слушать? — волновалась она.

Тэвис улыбнулся.

— Он выслушает. Даю тебе слово Тэвиса МакТарвита в отношении этого, скажу я вам.

Хок пристально смотрел в огонь, наблюдая за призраками, яростно танцующими в пространстве между языками пламени. Они были рождены памятью и пришли из ада, как, несомненно, и он сам. Но чистилище — если не небеса — было в пределах досягаемости, аккуратно запечатанное в бутылку, и таким образом он сжигал призраков, предавая их забвению.

Он подхватил другую бутылку с виски и повертел её в руке, изучая его насыщенный янтарный цвет с пьяной признательностью. Он поднёс бутылку к своим губам, сжимая в кулаке ее горлышко, и выдернул пробку зубами. На мгновение он вспомнил, как так же открывал флакон с цыганским зельем. Вспомнил, как накрывал тело жены своим собственным и пробовал, трогал, целовал… Тогда он был достаточно глуп, чтобы верить в любовь.

Ба! Адам! Это всегда был он. С первого дня, как он увидел её. Она стояла, прижавшись к стволу дерева, уставившись на проклятого кузнеца голодными глазами. Он хлебнул ещё глоток виски и подумал о том, чтобы вернуться обратно ко двору. Обратно к Королю Якову.

Кривая, горькая улыбка появилась на его губах. Даже когда он представлял себя снова рыскающим по будуарам Эдинбурга, другая часть его разума вспоминала волнующий густой пар, поднимающийся от ароматной ванны, блеск масла на её коже, когда она откидывала голову назад, обнажая свою прекрасную шею для его зубов. Обнажая все для него, или так он тогда думал.

Эдриен… Вероломная предательница, лживая неверная сука.

— Похороните меня глубоко в земле, и покончим с этим, — пробормотал он огню. Он даже не отреагировал, когда дверь в его кабинет распахнулась с такой силой, что ударилась о стену. — Закрой дверь, человек. А то от сквозняка мерзнут мои кости, вот так, — нечленораздельно сказал Хок невнятным голосом, даже не потрудившись посмотреть, кто вторгся в захмелевшее убожество его личного ада. Он снова поднял бутылку к своему рту и сделал длинный глоток.

Тэвис пересёк комнату в три целеустремлённых шага и выбил бутылку из руки Хока с такой силой, что она разбилась с брызгами стекла и виски о гладкие камни камина. Он несколько мгновений смотрел на Тэвиса одурманенным взглядом, потом, не смутившись, потянулся за второй бутылкой.

Тэвис шагнул между Хоком и напитком в бутылке.

— Уйди с моей дороги, старик, — зарычал Хок, напрягаясь, чтобы подняться. Он едва успел встать на ноги, как кулак Тэвиса солидно приложился к его челюсти, отправив его обратно в кресло.

Хок вытер рот тыльной стороной руки и посмотрел на Тэвиса.

— Зачем ты пришёл и для чего ты делаешь это, Тэвис МакТарвит? — прорычал он, не сделав никакого движения, чтобы защитить себя.

— Мне плевать на тот чёртов ад, который ты устроил себе, Лэрд, — презрительно усмехнулся Тэвис. — Только убирайся к дьяволу из этого замка, и не занимайся этим перед лицом своей матери.

— Да за кого ты к чёрту себя принимаешь?

— Я знаю, кто я здесь! Я тот мужчина, который наблюдал, как ты вырос из крошечного парнишки в великолепного Лэрда. Я тот мужчина, который раздувался от гордости, видя, как ты принимаешь трудные решения. — Голос Тэвиса упал до хрипоты. — Да, я просто тот мужчина, который полюбил тебя с того дня, когда ты огласил своим первым голодным криком этот мир. А сейчас я тот мужчина, который собирается выбить из тебя каждый дюйм твоей никчемной жизни, если ты не возьмёшь себя в руки.

Хок удивлённо уставился на Тэвиса, потом раздражённо оттолкнул его.

— Уходи. — Он устало закрыл глаза.

— О, я ещё не закончил, мой мальчик, — сказал Тэвис сквозь сжатые зубы. — Ты не годишься даже на то, чтобы быть Лэрдом навозной кучи. Очевидно, у тебя нет намерения привести себя в порядок, и пока ты не можешь этого сделать, убирайся ко всем чертям из замка Лидии. Немедленно! Я отправлю послание Адриану и верну его домой. Из него получится превосходный Лэрд …

Глаза Хока распахнулись.

— Через мой труп, — рыкнул он.

— Отлично. Так тому и быть, — в ответ выплюнул слова Тэвис. — Нам всё равно нет от тебя никакой пользы, пока ты в таком состоянии. С тем же успехом ты мог бы упасть на свой клеймор [30] за всё то, что вытворяешь со своими людьми!

— Здесь Лэрд я! — невнятно проговорил Хок, его глаза яростно полыхали. — А ты…ты, старик, черт побери, ты лишен своего места. — Хоть он и намеревался — когда у него всё ещё была его жена — оставить своё место Адриану, сейчас снаружи было чертовски холодно, и он точно пока ещё никуда не собирался. Может быть, весной, если он не утопит себя к тому времени в виски.

Тэвис стремительным движением поднял Хока на ноги, поразив своего пьяного Лэрда.

— Довольно силён для старика, — пробормотал Хок. Тэвис потянул спотыкающегося Хока к двери его комнаты.

— Отцепись от меня! — взревел Хок.

— Я ожидал от тебя большего, парень. Ну и дураком же я был, что принял тебя за человека, который будет бороться за то, что ему нужно. Но нет, ты просто развалился перед лицом небольшой неприятности…

— О-ох, и то, что моя жена оставила меня ради другого мужчины — это всего лишь маленькая неприятность? Ты это так называешь? — совсем невнятно произнёс Хок, его картавость стала слышнее от бешенства.

— Независимо от того, как ты воспринимаешь то, что случилось, у тебя всё ещё есть здесь семья, и клан, который нуждается в своём Лэрде. Если ты не можешь управлять кланом, уступи это место тому, кто может!

— Да кто, черт побери, вверил тебе заботу обо мне? — заорал Хок.

Произношение Тэвиса тоже стало более картавым, когда его гнев стал выходить из-под контроля.

— Твоя мать, ты законченный идиот! И если бы даже она не попросила меня, я сам пришёл бы к тебе! Ты можешь убивать себя, парень, но я не позволю тебе издеваться над Лидией, пока ты это делаешь!

— Всё, что я делаю, старик, это немного выпиваю, — заявил Хок.

— Ты «немного выпиваешь» уже почти месяц. Я, например, устал смотреть, как ты напиваешься до смерти. Если ты не можешь расстаться с бутылкой, тогда убирайся отсюда ко всем чертям. Иди, мочись в сугроб хоть всю ночь напролёт, там, где люди, которые тебя любят, не будут вынуждены на всё это смотреть.

Тэвис открыл ударом ноги дверь и вытолкнул спотыкающегося Хока лицом прямо в снег.

— И не возвращайся, пока не будешь достаточно хорош для своей матери! Когда будешь готов снова стать Лэрдом, и откажешься от бутылки, вот тогда можешь вернуться! Но не раньше! — прокричал Тэвис, пока Хок изо всех сил пытался вытащить голову из сугроба.

Когда Хоку, наконец, удалось принять вертикальное положение, он недоверчиво фыркнул, когда увидел, как мужчина, которого он считал тихим и кротким кожевником, послал его собственную стражу стоять, широко расставив ноги и скрестив руки на груди, перед дверью, явно запретив ему входить в собственный замок.

— Вот и оставайся там! — проревел Тэвис так громко, что Хок услышал его даже через тяжёлые деревянные двери замка.

Эдриен не осознавала до какой степени она ненавидела зиму.

Бледный циферблат часов над каминной полкой отбил один удар, другой, потом замолчал. Два часа ночи; время, когда бодрствование могло заставить почувствовать человека, что он единственным живым существом, оставшимся в этом мире. И Эдриен действительно чувствовала себя так, пока Мария тихо не вошла в библиотеку. Эдриен подняла взгляд и открыла рот, чтобы сказать спокойной ночи, но вместо этого полился поток слов, прорвав ту плотину, которую она так старательно возводила.

Мария свернулась в кресле, разгладив афганский плед на своих коленях.

Эдриен разворошила огонь и открыла бутылку сладкого портвейна и рассказала Марии историю, которую никому никогда не рассказывала. Историю девочки-сироты, которая подумала, что влюбилась в принца, только чтобы обнаружить, что Эберхард Дэрроу Гарретт был принцем организованной преступности и посылал её на отдых, чтобы провозить наркотики через границу в её багаже, её машине, зашитые в её одежду. И она не знала этого, так его обслуживающий персонал всегда сам упаковывал и распаковывал её одежду. Ей просто нравилось носить невероятное обручальное кольцо с бриллиантом в десять каратов, ездить в его лимузинах, показывая нос францисканским монахиням в старом сиротском приюте на Первой Улице. Как не она знала и того, что ФБР затягивала свою сеть на нём всё туже. Она видела, как богатый, явно привлекательный мужчина осыпал её любовью, или так она думала в то время. Она не имела представления, что она была последней попыткой вывезти партию товара из страны. Она и не подозревала никогда, что была для него меньше, чем ничем — красивой, невинной женщиной, которую никто никогда не стал бы подозревать. Его безупречная простушка.

До того дня, когда она подслушала ужасный разговор, который, как предполагалось, никогда не должна была услышать.

Она рассказала Марии тихим шёпотом, как свидетельствовала против него и вернула себе собственную свободу. И как потом Эберхард, которого после всего этого ФБР всё-таки сумело упустить, всерьез пришёл за ней.

Мария пила маленькими глотками свой портвейн и слушала.

Она рассказала Марии как он, наконец, заманил её в ловушку на старый заброшенный склад, измученную бегом и уставшую прятаться, испуганная, она сделала то единственное, что она могла сделать, когда он нацелил на неё свой пистолет.

Она убила его, прежде чем он смог убить её.

На это Мария взмахнула нетерпеливой рукой.

— Эт-та не настоящая история. Зачем ты рассказываешь мне это? — осуждающе спросила она.

Эдриен моргнула от удивления. Она только что рассказала женщине то, что боялась кому-нибудь вообще рассказать. То, что она убила человека. Она сделала это в целях самозащиты, конечно же, но она убила человека. Она рассказала Марии вещи, которые никому никогда до этого не доверила, а женщина отмахнулась от них. Почти обвинив её в том, что она даром потратила её время.

— Что ты имеешь в виду Мария? Это было на самом деле, — защищаясь, сказала она. — Это произошло. Я была там.

Мария покопалась в своём маленьком запасе английского, чтобы найти нужные слова.

— Да, да, сеньорита. Может, эт-та и было на самом деле, но эт-та не важно. Эт-та прошло и забыто. И не поэтому вы рыдаете, будто настал конец света. Расскажите мне настоящую историю. Кого волнует, откуда пришли вы, или я? Важен сегодняшний день. Вчерашний день — эт-та кожа змеи, которую она сбрасывает много раз.

Эдриен сидела долго молча, пока озноб пробегал вниз по позвоночнику, и добрался до её живота. Часы в столовой пробили четверть часа и Эдриен посмотрела на Марию, по новому оценив её.

Сделав глубокий вдох, Эдриен рассказала ей о Далките-на-море. О Лидии. И о Сидхоке. Карие глаза Марии светились искрами, и Эдриен наслаждалась редким зрелищем того, что, она могла поклясться, мало кому доводилось видеть. Маленькая смуглая женщина смеялась, хлопала в свои маленькие ладошки, слушая о её любви и времени, проведённым с Хоком. Она вникала в детали, охала над детской, сердито смотрела на неё за то, что она часто упоминала имя Адама, ахала над их временем, проведённым вместе в Устере, вздыхала о той свадьбе, которой должна была произойти.

— Ах…наконец….эт-та настоящая история, — кивнула Мария.

В 1514 году Хок отчаянно пытался заснуть. Он слышал, что человек может замёрзнуть до смерти, если заснет в снегу. Но или в этом сугробе было чертовски слишком холодно или он ещё не достаточно напился. Он сможет это исправить. Вздрогнув, он поплотнее запахнул свой плед, защищаясь от колючего, завывающего ветра. Неуверенно поднявшись на ноги, он, покачиваясь, принялся подниматься по внешней лестнице к крыше, зная, что стража часто держит несколько бутылок наверху, чтобы согреваться, пока они стоят на посту.

Но ему не повезло. Ни стражи, ни бутылок. Как он мог забыть? Вся стража была внутри, где было тепло. Только он один был снаружи. Он бессмысленно пнул ногой снег на крыше, потом застыл, когда тень сдвинулась с места, чернея на фоне блестящего снега. Он бросил косой взгляд и всмотрелся сквозь мокрые кружащиеся снежинки.

— Какого черта ты здесь делаешь, Гримм?

Гримм неохотно оторвался от своего неизменного осмотра наступающего сумрака. Он уже собирался объяснять, но, увидев лицо Хока, вместо этого промолчал.

— Я спросил, что ты делаешь здесь, Гримм? Мне говорили, ты практически живёшь теперь на моей крыше.

Внезапно разъярившись, Гримм резко возразил.

— Ну а мне говорили, что ты практически живёшь теперь в бутылке виски!

Хок застыл и потёр небритый подбородок.

— Не кричи на меня, сукин ты сын! Ты был тем, кто лгал мне о моей… — Он не смог сказать это слово. Не мог даже думать об этом. Его жена, насчёт которой Гримм был прав. Его жена, которая оставила его ради Адама.

— Ты такой невероятно тупой, что даже не можешь увидеть правду, когда она прямо перед твоим носом? — резко сказал Гримм.

Хок пьяно покачнулся, Боже, где он слышал эти слова раньше? Почему заставили его сердце перевернуться в груди?

— Что ты делаешь здесь, Гримм? — упрямо повторил он, вцепившись в парапет, чтобы устойчивей стоять на ногах.

— Жду проклятую падающую звезду, чтобы я смог загадать, чтобы она вернулась назад, ты пьяный придурок.

— Я не хочу, чтобы она вернулась, — прорычал Хок.

Гримм громко фыркнул.

— Я мог бы однажды всё испортить, но я не единственный, кто позволил вмешаться своим эмоциям. Если бы ты отбросил прочь свою гордость и гнев, то понял бы, что девушка никогда бы охотно не оставила тебя ради этого проклятого кузнеца!

Хок вздрогнул и потер лицо.

— О чём ты говоришь, парень?

Гримм пожал плечами и отвернулся, его потемневшие глаза сосредоточенно рассматривали небо.

— Когда я подумал, что она разбила тебе сердце, я попытался развести вас двоих в стороны. Проклятье, это было чертовски глупо с моей стороны, сейчас я знаю это, но я сделал то, что считал наилучшим в то время. Какого чёрта я мог предположить, что вы оба влюбились друг в друга? У меня не было такого опыта. Мне это казалось кровавой битвой! Но сейчас, снова вспоминая об этом, я полностью уверен, что она любила тебя с самого начала. Если бы мы все могли смотреть вперед с такой же ясностью. Если бы ты вытащил свою голову из бутылки и приподнял свою упрямую задницу на достаточно долгое время, то у тебя тоже могло бы развиться острое зрение.

— Она-сказала-что-любила-кузнеца, — тщательно выплевывая каждое слово, проговорил Хок.

— Она сказала, если ты припоминаешь, что любила его как Эвер-Харда. Скажи мне, Хок, как она любила своего Эвер-Харда?

— Я не знаю, — взревел Хок.

— Попытайся представить. Ты сам мне говорил, что он разбил ей сердце. Вот что она говорила тебе о нём, пока ты держал её…

— Заткнись, Гримм! — прорычал Хок, гордо удаляясь прочь.

Хок бродил по покрытым снегом садам, прижав руки к ушам, чтобы заглушить хлынувший поток голосов. Он отнял руки от них только на время, достаточное лишь для того, чтобы сделать ещё один большой глоток из бутылки, которую стянул у конюха. Но забвение так и не приходило и голоса не умолкли — они становились всё громче и чётче.

«Я люблю тебя, Сидхок. Я верю тебе всем моим сердцем и даже больше».

«Ни один из моих соколов не слетел с моей руки, не вернувшись обратно», — предупреждал он её в начале того волшебного лета.

«Ты был прав насчёт своих соколов, Сидхок», — сказала она, когда уходила с Адамом. Он в течение многих ночей обдумывал, почему она сказала эти слова; они были совершенно не понятны ему. Но сейчас какой-то намёк на понимание просочился сквозь его оцепенение.

Прав насчёт своих соколов…

Неужели его собственная ревность и незащищённость от кузнеца настолько затуманили ему глаза?

Ни один из моих соколов не слетел с моей руки…

Ноги Хока подогнулись, когда ужасная мысль пришла к нему в голову.

В день их свадьбы, её не было рядом с ним более двух часов. Он никак не мог найти её. Затем она поспешно вышла из башни. Он хотел вернуть её обратно в сладкую прохладу, чтобы там заняться с ней любовью, но она осторожно и настойчиво увела его прочь. И вместо башни, они отправились в конюшню.

Что она делала в башне в день их свадьбы?

Он промчался сквозь замёрзший сад и запрыгнул на низкую каменную стену, пролетев через нижний двор. Он распахнул дверь башни и остановился, глубоко вдыхая воздух в свои лёгкие. Там было слишком темно, после того, как спустилась ночь. Он вышел наружу и распахнул ставни. Света немного, но возможно его будет достаточно.

Хок стоял в центре круглой башни, воспоминания кружились вокруг него. Наконец его глаза приспособились к мраку. Что ты пыталась мне сказать, девушка?

Его сознание металось, пока его глаза блуждали по полу, потолку, стенам…

Там.

Он подошёл к стене у двери — там была надпись. Написана маленькими буквами на тёмной стене белым известняком.

«Ни один из твоих соколов не улетит от тебя по собственной воле, любовь моя. Всегда твоя! Э.Д.С.Д.»

Небольшая течь появилась в плотине, которая удерживала его страдания, освободив струйку боли, которая все текла и текла. Она пыталась сказать ему. «Он не применяет силы против меня», — сказала она. Но очевидно, что кузнец применил силу против кого-то или чего-то, что волновало Эдриен больше, чем её собственное счастье.

Как он не мог понять этого раньше? Что его желанная жена пожертвует всем, чтобы обезопасить Далкит, точно так, как сделал бы он сам. Что её любовь была столь глубокой, столь бескорыстной, что она прошла бы через ад и вернулась бы снова, чтобы защитить то, что любила.

Хок застонал во весь голос, когда воспоминания обрушились на его разум. Эдриен, купающаяся с ним в прохладном роднике по дороге назад из Устера, и искреннее благоговение в её глазах, когда она обводила взглядом нетронутые просторы истинной Шотландии. Глаза Эдриен, что светились каждый раз, когда она смотрела на каменные стены Далкита. Нежность и благородное сердце Эдриен, тщательно укрытые равнодушным фасадом.

Этот ублюдок кузнец должно быть нашёл её в башне, или шёл за ней следом. Очевидно, Адам пригрозил, что воспользуется своей странной силой, чтобы уничтожить Далкит, и Эдриен сделала всё, что он ни потребовал, чтобы предотвратить это. Или это был он, Хок, кого Адам угрожал уничтожить? Эта мысль разбудила в нём ещё более жестокую ярость. Так, значит, его жена отдала себя, чтобы защитить его и оставила ему любовное послание, чтобы он знал о том, о чём она не рискнула ему сказать. Что всегда будет любить его. Её странные слова были тщательно подобраны, чтобы заставить его задуматься, зачем она сказала их. Заставить пойти его в соколиную башню и оглядеться. Она не могла выразиться откровенней в страхе, что Адам поймает её на этом.

Должно быть, она написала эти слова незадолго до момента, когда он, наконец, нашёл её в день их свадьбы. Зная, что ей придётся покинуть его, чтобы сохранить ему жизнь, она хотела для него только одного — чтобы он твердо держался за свою веру в неё.

Но он не сделал этого. Он взбесился, как раненый зверь, быстро поверив в худшее.

Он проглотил горькую желчь стыда. Она никогда не переставала любить его. Она никогда не оставила бы его по собственной воле. Сейчас это слабое утешение.

Как он мог усомниться в ней даже на минуту?

Бутылка выпала из рук с глухим стуком. Сидхок Джеймс Лион Дуглас, самый красивый мужчина, знаменитый любовник на трёх континентах, мужчина, которому могли позавидовать сами эльфы, опустился на землю и сидел совершенно неподвижно. Так неподвижно, что слёзы почти замёрзли на его щеках, прежде чем соскользнуть на землю.

Несколько часов спустя, Хок совершил медленный, трезвый подъём обратно на крышу и тяжело сел рядом с Гриммом. И словно их предыдущий разговор вообще не прерывался, сказал:

— Эвер-Хард… Она сказала, он держал её за дурочку, и она плакала.

Гримм посмотрел на своего лучшего друга и почти вскрикнул от облегчения. Дикие чёрные глаза снова стали по большей части нормальными. Он не выставлял больше напоказ свое разбитое, незажившее сердце. На его лице был лишь отблеск былой решительности и силы Хока, но и это мерцание было хорошим началом.

— Хок, мой друг, нет ни одного мужчины, женщины или ребёнка в Далките, который верил бы, что она покинула тебя по собственной воле. Я могу остаться здесь и заморозить мой инструмент для взламывания девиц, пытаясь найти падающую звезду, или ты можешь сделаешь что-нибудь сам. Я — и мои замёрзшие нижние части тела — будем бесконечно тебе благодарны. Как будет и весь Далкит. Сделай что-нибудь, парень.

Хок закрыл свои глаза и сделал глубокий, дрожащий вдох.

— Что именно? Ты же видел, как они исчезли в воздухе. Я даже не знаю, где искать.

Гримм указал молча на задымлённую вершину горы Брахир, и Хок медленно кивнул.

— Да. Цыгане.

Гримм и Хок долгое время молча вглядывались в кружащийся серый туман.

— Хок?

— Хм?

— Мы вернём её, — пообещал Гримм.

Глава 33

Больше месяца изматывающих поисков ушло на то, чтобы найти цыган. Они ушли на время зимы в более тёплые края. Именно Гримм вышел, наконец, на их след и вернул Рушку обратно в Далкит. Хок не знал, что для Гримма возвращение Эдриен стало персональным искуплением, и обнаружение цыган было лишь незначительным шагом на долгом пути.

— Кто Адам Блэк на самом деле? — спросил Хок.

Каждый из собравшихся в Большом Зале задавался этим же самым вопросом по различным причинам в течение всего пребывания среди них странного кузнеца, поэтому все они наклонились ближе, чтобы услышать ответ.

— Вы, горцы, называете его народ daoinesith. Адам — эльфийский шут. Шут при дворе Королевы Эльфов. — Рушка вздохнул и пригладил взволнованными руками серебристые волосы.

— Эльфы, — осторожно отозвался Гримм.

— О, не делай вид, что испугался моих слов, Гримм Родерик, — сказал резко Рушка. — Ты сам слышал банши в ту ночь, когда твои люди были убиты. Ты видел beannighe[31], прачку, которая стирала окровавленное платье твоей матери, перед тем, как она умерла. Ты даже заставляешь меня задумываться о том, что еще ты видел, но о чём умалчиваешь. — Рушка внезапно замолчал и покачал головой. — Но это не относится к делу. Реальность такова, что Эльфы обитают на этих островах. Они появились здесь задолго до того, как мы пришли, и наверное, будут продолжать ещё долго быть, после того, как мы уйдём.

— Я всегда верила в это, — тихо сказала Лидия.

Хок тревожно переместился к огню. Он вырос на легендах об Эльфах, и эльфийский шут — sinsirichedu— был самым опасным среди них.

— Скажи мне, как победить его, Рушка. Расскажи мне всё, что надо знать.

Хранить наследие прошлого было изумительным искусством памяти, и не все из цыган могли удержать такие исчерпывающие сведения в своих головах. Но Рушка был одним из лучших хранителем знаний, и его почитали за то, что он мог рассказывать старинные предания слово в слово — со слов его отца, а те были рассказаны со слов его деда до него — и так пятьдесят поколений назад.

— Мне было это рассказано следующее, — Рушка сделал глубокий вдох и начал:

— Есть два пути, чтобы обеспечить безопасность от Эльфов. Один — это потребовать клятву с Королевы по Договору Туата-Де Данаан. Это почти невозможно добыть из-за того, что она редко утруждает себя делами смертных. Другой — это узнать настоящее имя эльфа, с которым имеешь дело. Ты должен тогда произнести имя правильно, на родном языке существа, глядя прямо в глаза эльфу, и отдать ему свой приказ. Этот приказ должен быть подробным и исчерпывающим, потому что ему будут подчиняться строго и в точности по изложенному. Нет ограничений по длине приказа, но он должен быть непрерывным, соединённым и непрекращающимся потоком слов. Ты можешь сделать паузу, но не можешь закончить высказывание до тех пор, пока приказ не завершён. Если приказ прерван разговором с кем-нибудь ещё, мера подчинения без промедления там и заканчивается. — Рушка прервался на мгновение, изучая огонь. — Так что видишь, наши истории говорят, что если ты смотришь прямо в его глаза, когда называешь его настоящим именем, он переходит в твоё распоряжение. — Рушка тревожно вышагивал перед огнём в Большом Зале.

— Как его настоящее имя?

Рушка слабо улыбнулся и вывел несколько символов в золе очага.

— Мы не произносим его вслух. Но он тот чёрный тип, который приносит забвение. У него есть много других имён, но только это имеет отношение к тебе.

Хок все еще не верил. Если бы он только произнёс имя Адама на гаэльском, он бы получил его настоящее имя.

— Так просто, Рушка? Ты хочешь сказать мне, что он был так самодоволен и уверен в себе, что назвался Адамом Блэком? — Амаден Ду[32]. Хок произнёс это имя мысленно в своем сознании. Дословно переведённое, оно означало Адам Блэк.

— Да. Но есть одна загвоздка, Хок. Сначала ты должен его найти. Он может оказаться у тебя в подчинении, только если он присутствует в этот момент и ты произносишь его имя, глядя прямо ему в глаза. А говорят, его глаза могут моментально свести с ума.

— Уже испытал это, — рассеянно пробормотал Хок. — Почему ты не рассказал мне всё это, пока он был ещё здесь? Пока не забрал Эдриен обратно?

Рушка покачал головой.

— Ты бы мне поверил, если бы я сказал тебе, что Адам из мифической расы? Что мы верили тому, что он принёс девушку сюда для какой-то странной мести? Лидия говорила мне, что ты даже не верил, что она из будущего до тех пор, как не увидел её исчезновение своими глазами.

Хок нахмурился и нетерпеливо потёр свой подбородок.

— Это так, — наконец, нехотя он признал он. — Но ты мог предупредить…

— Я сделал это, Хок, помнишь? Настолько, насколько мог в день похорон Зельди.

Хок сдержанно кивнул. Правда. Но его голова была так заполнена мыслями о его жене, что он поставил свои желания выше предостережений.

— Кроме того, даже если бы я думал, что ты поверишь, я всё же вероятно не рассказал бы тебе. Подчинять эльфов стоит лишь в крайнем случае. Это опасное дело. Настоящим именем ты можешь подчинить шута только один раз — и строго дословно по твоему приказу. Шут подчиняется только в точности тому, что ты ему говоришь. Скажи ты ему, «Я приказываю тебе принести Эдриен назад», и он принесёт её. Но она может быть мёртвой, потому что ты детально не указал в каком состоянии ее принести.

Хок отбросил голову назад и позволил вырваться скорбному воплю досады и раздражения.

Рушка продолжил.

— Или если ты сказал бы «Отправь меня к ней», он сделал бы, но ты мог бы оказаться мёртвым. Или превращённым в ящерицу, если ему придёт такая мысль в голову. Это очень опасное дело — пытаться подчинить эльфийского шута.

Хок потирал своё чисто выбритое лицо и смотрел пристально на языки пламени, сосредоточенно слушая, что дальше говорил Рушка. Он сортировал потоки сведений, тщательно их разбирая. Это можно было сделать. Да, можно. Когда Рушка наконец замолчал, они провели ещё какое-то время в полной тишине, только огонь потрескивал в камине.

— Если ты решишь попытаться, у нас всё ещё есть одна маленькая проблема, мой друг, — оповестил Рушка.

— Что там ещё? — рассеянно спросил Хок.

— Он ушёл. Как ты найдёшь его? Я знавал людей, которые искали легендарных эльфов всю жизнь, и никогда не видели хотя бы безпризорного келпи, Хок.

Хок задумался об этом на мгновенье, потом улыбнулся.

— Говоришь, он эгоцентричный?

— Да.

— Тщеславный, очевидно.

— Да, — подтвердил Рушка.

— Склонный к приступам гнева и обманам, как я полагаю, ты выразился бы.

— Да.

— И как показалось, он пришёл сюда, подгоняемый таким человеческим чувством, как ревность. Ко мне.

— Это правда.

— Хорошо. Тогда я собираюсь на самом деле встряхнуть его мерзкий мирок.

— Что ты задумал, Хок? — спросил Рушка, с едва уловимым намёком на улыбку на обветренном лице.

Хок усмехнулся и поднялся на ноги. Ему нужно было кое-что сделать.

Эдриен мчалась вверх по ступенькам Коттейл-Лейн, 93 с большей энергией, чем была у нее в течение нескольких месяцев.

— Мария! Мария! — закричала она, когда нырнула сквозь дверь, ища миниатюрную кубинскую женщину, которая стала для неё кем-то большим, чем её домработницей за последний месяц; сейчас она была скорее ей как мать и дорогой друг.

Эдриен решительно приказала Марии переехать в дом к ней, и постепенно они обе погрузились в восхитительные ритуалы их дружбы; чаепитие по ночам, утренние беседы, разделённые смех и слёзы.

— Мария! — позвала она снова. Тогда, заметив Луни, она подхватила её и закружилась с испуганным котёнком по прихожей.

— Эдриен? — она появилась в дверном проёме, а её глаза светились надеждой. Мария внимательно пробежалась глазами по Эдриен; её сияющее лицо, её искрящиеся глаза. — Ты видела его — доктора?

Эдриен быстро кивнула головой и крепко обняла Луни. Кошка издала раздражённое мяуканье и выгнулась. Обе женщины молча обменялись улыбками над головой кошки.

— И врач сказал… — подбодрила Мария.

— Ты была права, Мария! Это потому я чувствовала себя такой больной. У меня будет ребёнок Хока, Мария, — воскликнула Эдриен, не в состоянии больше удерживать новость в себе. — У меня внутри растет ребёнок Хока!

Мария захлопала в ладоши и радостно засмеялась. Эдриен со временем исцелится. Ребёнок от любимого мужчины может вселить надежду в любое женское сердце.

Хок нанял пятьдесят арфистов и шутов и научил их новым песням. Песням о ничтожном эльфийском шуте, который был изгнан из Далкита-на-море легендарным Хоком. И так как он сам был легендой в своё время, его сказания свидетельствовали о значительной истинности и неослабевающем могуществе. Актёры были восхищены эпическим величием такого неистового сказания.

Когда они отрепетировали до совершенства песенки и припевы о победе над шутом, Хок отправил их в графства Шотландии и Англии. Гримм сам сопровождал труппу актёров, путешествующих по Эдинбургу, чтобы помогать распространять сказание, пока Хок проводил поздние часы у свеч, записывая, перечёркивая и совершенствуя свой приказ для шута, к тому моменту, когда он придет. Время от времени, в ранние утренние часы, он тянулся к своему набору острых шил и клинков и начинал вырезать из дерева одного за другим игрушечных солдатиков и куколок.

На острове Морар Королева сдержала деликатный смешок своей маленькой рукой, когда напевы нового представления донеслись из-за моря. Адам зарычал.

Шут в течение долгих месяцев злорадствовал по поводу поражения Хока. Самодовольно он говорил Королю и любому, кто его слушал:

— Он может и красавчик, но ему не сравнится со мной. Всего лишь глупое миленькое лицо.

Король проказливо приподнял бровь, не в состоянии удержаться от того, чтобы не подразнить шута.

— Это он глупый? Он был побеждённым? Ох, ох, шут, кажется, поистине не зря мы дали тебе такое имя. Легенду о эльфийском шуте только что переписали. Целую вечность смертные будут помнить о твоём поражении, а не его.

Шут испустил оглушительный вопль ярости и исчез. В этот раз Финнбеара пошёл прямо к своей Королеве.

— Шут пошел к Хоку, — сказал он ей. Адам был в отвратительном настроении, а до этого однажды он чуть не уничтожил их расу. Договор не должен быть нарушен.

Королева перекатилась на бок и посмотрела на своего супруга долгим внимательным взглядом. Потом она подставила свои губы для его поцелуев и Финнбеара понял, что снова был в милости у своей любимой.

— Ты правильно сделал, что рассказал мне, мой дорогой.

Иногда, очень поздно ночью, Эдриен грезила о том, что снова гуляет по изумрудным склонам Далкита. Прохладная свежесть солоноватого воздуха с благоуханием роз гладила ей волосы и ласкала её кожу.

В её мечтах Хок ждал её на краю моря; её одетый в килт великолепный шотландский Лэрд. Он улыбался ей, и морщинки украшали его глаза, а потом они темнели от разгорающейся страсти.

Она брала его руку и нежно клала её на свой округлившийся живот, и его лицо вспыхивало счастьем и гордостью. И он брал её осторожно и нежно, там, на краю обрыва, в ритме разбивающихся о скалы волн океана. Он занимался с ней любовью яростно и властно, и она держала его так крепко, как только могла.

Но перед рассветом, он растворялся, ускользая сквозь её пальцы.

И она просыпалась, со щеками, влажными от слёз, а руки сжимали только одеяло или подушку.

Глава 34

Он был близко. Хок мог чувствовать его, когда он сидел в своем кабинете и шлифовал игрушечного солдатика до гладкости полированного зерна, пока он смотрел, как рассвет продвигается через море. Понимающее покалывание начиналось у основания его позвоночника и пробежало вверх по спине, обостряя все его чувства.

Хок улыбнулся дьявольской улыбкой и осторожно отложил в сторону игрушку. Что-то злобноё идёт сюда. Да. И на этот раз я готов, ты, ублюдок!

Хок прошел через свой кабинет к столу, и свернул толстый свиток пергамента, спрятав его в кожаный спорран, висящий и него на талии. Он был готов воспользоваться им, но только после того, как получит удовлетворение, сразившись с кузнецом на условиях смертных.

Он встретил утро, чувствуя себя более живым, чем он ощущал себя за все последние месяцы. «Держись твёрдо и верь в меня, любимая», — прошептал он через столетия.

Потому что любовь и вера сами по себе были серьёзной магией.

— Выходи, трус, — позвал он, его дыхание вырывалось клубами пара в холодный утренний воздух. Снегопад прекратился пару недель назад, остались только редкие островки снега, и скоро весна ещё раз украсит Далкит-на-море. Как и моя жена, яростно поклялся он. Вот уже много дней он был напряжен, зная о том, что вот-вот что-то должно случиться. Ощущая это в своем сердце, так же, как временами цыгане ощущали свои предчувствия. Затем этим утром он проснулся в ранний час, зная что время пришло. Битва развернётся в этот день, и это будет сражение, в котором он одержит победу.

— Давай же! Легко сражаться скрываясь. Это только говорит мне о том, что ты слишком труслив, чтобы объявиться самому и встретиться со мной лицом к лицу, — надсмехался он над туманным воздухом.

На мгновение он почувствовал себя глупо, но резко отодвинул это чувство в сторону. Адам Блэк, подгоняемый песнями менестрелей и собственной шутовской слабостью, был близко — сознание этого проникло в него до мозга костей.

— Враг! Выходи же ко мне! Трусливый, слабый, сопливый щенок. Держу пари, ты прятался за мамиными юбками, когда был мальчишкой, не так ли? Трясёшься и дразнишься из-за спины девушки, так ты теперь делаешь? — смеялся он в безмолвное утро. — Ты использовал её как свою пешку. Любой может играть в такую слабую игру. Я вызываю тебя на настоящее противоборство, бесхребетный червяк.

Поднялся бриз, уже более шаловливый, но тем не менее никто не появился. В воздухе кружились плотными темные облака, быстро бегущие по небу. Хок громко захохотал, чувствуя возбуждение и силу, бегущие по его венам.

— Смертные люди сейчас знают правду о тебе, Адам — что ты не смог завоевать мою жену, что она пренебрегла тобой ради меня. — Естественно, он умолчал правду о том, что Адам на какое-то время убедил его в том, что Эдриен охотно ушла от него. Но Хок снова обрёл свои чувства, наряду со своим доверием и верой в свою жену. — Я знаю, что она отвергла тебя, кузнец! Я знаю, что ты заставил её покинуть меня против её воли. Она предпочла меня тебе, и вся страна теперь об этом знает.

— Прекрати, смертный, — донёсся голос Адама с бризом.

Хок засмеялся.

— Ты находишь это забавным? Ты думаешь, что, спровоцировав мою ярость, доживёшь до того, чтобы посмеяться над этим? Ты действительно настолько безумен? Потому что ты мне не соперник.

Хок всё ещё улыбался, когда тихо сказал:

— Я оказался тебе достойным соперником, когда пришло время Эдриен выбирать.

— Смотри в лицо своему палачу, милый птенчик, — Адам грозно выступил из плотного горного тумана.

Оба мужчины свирепо смотрели друг на друга.

Адам шагнул ближе.

То же самое сделал и Хок.

— Честный бой, капризный эльф. Пока тебе не станет слишком страшно.

— Это для этого ты меня позвал? На кулачный бой?

— Прими смертную форму, Адам. Сражайся со мной до смерти.

— Мы не умираем, — презрительно усмехнулся Адам.

— Тогда пока один из нас не победит. Сражайся честно.

Они осторожно кружили, держась друг от друга на расстоянии, их мускулистые тела бугрились высвобожденной враждебностью. Жестокость, тихо бурлящая с момента встречи этих мужчин, достигла своего апогея. Для Хока было облегчением разрешить спор боем и разобраться со всем этим. И ох, наконец, заполучить в свои руки этого ублюдка-кузнеца!

— Я всегда сражаюсь честно.

— Ты лжёшь, шут. Ты жульничаешь на каждом повороте.

— Я никогда не жульничаю!

— Ну так и не делай этого сейчас, — предупредил Хок, когда они сошлись. — Голыми руками. Один на один, ты сходен со мной по размерам. Сравнишься ли ты со мной в силе, скорости и умении? Думаю нет.

Адам лениво пожал плечами.

— Ты пожалеешь о том дне, когда появился на свет, милый птенчик. Я уже победил тебя и забрал твою жену, но сегодня я решу твою судьбу. Сегодня я разрушу Далкит до такой степени, что ветер только будет гнать к обрывами скал гранитные обломки в голодную пасть моря. Твои кости будут среди них, Хок.

Хок откинул назад тёмноволосую голову и расхохотался.

Укрывшись в густом тумане, двор Туата-Де Данаан наблюдал за битвой.

— Хок побеждает!

Серебристый вздох.

— Такой мужественный.

— Посмотри, как он двигается! Быстр, как пантера, беспощаден, как питон.

— Не думай о нём, он сейчас в полной безопасности от всех нас. Я так приказала, — сказала Королева с холодным порывом ветра.

Долгое молчание.

— Шут будет играть честно? — осведомилась Эйн, независимый, робкий эльф.

Королева вздохнула.

— А он играл честно когда-нибудь?

Эдриен схватила руку Марии и шумно задышала, когда почувствовала мягкий удар в своей матке. Почему-то это ощущалось, так словно Хок был рядом и нуждался в её силе и любви. Словно что-то волшебное парило в воздухе, почти достаточно осязаемое для того, чтобы она могла ухватиться за это своими тонкими пальцами. Она крепко зажмурила глаза и приказала сердцу лететь сквозь пропасть времён.

Адам зарычал.

— Хватит с меня этого идиотизма смертных. Пришло время покончить с этим раз и навсегда. — Он был весь в крови, с разбитой губой и сломанным носом. Адам воспользовался своей бессмертной силой, чтобы повергнуть Хока на землю у своих ног. Меч появился в руке Адама, и он прижал клинок к горлу смертного. — К чёрту Договор, — пробормотал Адам, раскачивая острым как бритва остриём, продвигаясь к яремной вене Хока. Он приподнял бровь и засмеялся над упавшим смертным. — Ты знаешь, на минуту я забеспокоился, что ты сумел узнать кое-что такое о моей расе, то, что мы не хотели бы, чтобы смертные знали. Но похоже, я был прав насчёт тебя с самого начала, и моё беспокойство оказалось беспочвенным. Ты действительно тупоголовый. Ты и правда считал, что сможешь взять надо мной верх в кулачном бою? — Адам покачал головой и поцокал языком. — Вряд ли. Нужно нечто большее, чем это, чтобы одержать победу над таким, как я. О, и кстати, приготовься умереть, смертный.

Но его угроза не вызвала даже намёка на дрожь у легенды у его ног. Вместо этого Хок высокомерно взялся рукой за лезвие и заглянул глубоко в глаза Адаму. Мощью взгляда смертный вцепился в Адама, удерживая со всей силой, которой он обладал.

Адам напрягся, и вспышка неуверенности сверкнула на его лице.

Хок улыбнулся.

— Амаден Ду, и так я принуждаю тебя…

Адам застыл и его челюсть отпала, опровергая совершенно человеческое выражение изумления. Меч испарился из его руки, когда слова древнего ритуала принуждения крепко стянули его.

— Ты не можешь сделать это! — выкрикнул Адам.

Но Хок мог и он сделал.

Адам рычал низким гортанным рёвом. И это был совершенно нечеловеческий звук.

Двадцатью минутами позже Адам недоверчиво и изумленно приоткрыл рот. Хок на самом деле развернул пергаментный свиток из своего споррана и читал очень длинный, очень специфический перечень требований.

— …и ты никогда не подойдёшь близко к Далкиту-на-море снова…

Адам вздрогнул.

— Ты почти закончил, милый птенчик?

Хок продолжал, не прерываясь и разворачивая дальше свой свиток.

— Ты что там чёртову книгу написал? Ты не можешь так делать, — сказал Адам сквозь стиснутые зубы. — Ты должен отдать один приказ. Ты не можешь читать это всё целиком.

Хок засмеялся почти в голос. Надувательство сейчас начнётся. Переменчивый эльф попытается воспользоваться любой лазейкой, какую только сможет найти. Но Хок не оставил ему никаких лазеек. Он продолжал читать.

— Я сказал, прекрати, ты, инфантильная, мяукающая смертная кучка. Это не сработает.

— …и ты никогда…, - продолжал Хок.

Адам рычал и бесился, его застывшее лицо побелело еще больше.

— Я прокляну твоих детей, детей твоих детей. Я прокляну Эдриен и всех её детей…, - злобно дразнил его Адам.

Хок замер и замолчал. Его взгляд метнулся к Адаму.

Адам подавил смешок ликования, уверенный в том, что Хок совершит оплошность и оборвёт свой приказ.

Губы Хока растянулись в яростным рычании:

— … и ты никогда не будешь пытаться наложить проклятие на мою семью, моих потомков, меня самого, или на семью, потомков, или на личность любого, кого я прикажу тебе оставить или любой Дуглас прикажет тебе оставить…включая Эдриен; Дуглас чётко определён как любой родственник по прямой крови или связанный узами брака, усыновления, потомки определяются как отпрыски, приёмные дети или иным способом приобретённые, ты не причинишь вреда ни единому животному, принадлежащему…

Адам вышагивал по пустоши с чахлой растительностью, и страх был очевиден в каждом его шаге.

— … подчинение определено, как…и когда ты вернёшь Эдриен ко мне, всё будет в порядке в Далките-на-море…Хок и все его люди будут защищены от любого вреда, живы и в полном здравии без каких-либо уловок…и Эдриен принесет сквозь время в безопасности свою кошку вместе с собой… и…

Лицо Адама, когда-то красивое, превратилось в мертвенно-бледную маску ненависти:

— Я не проиграю! Я найду способ победить тебя, Хок.

— …и ты откажешься от любой мстительных мыслей или действий против Дугласов…

Адам махнул рукой и появилась Эдриен, совершенно ошеломлённая, сжимающая царапающуюся кошку в своих руках.

Хок незаметно вздрогнул, зная, что это была ещё одна уловка Адама, чтобы заставить его оборвать свой приказ. Пять месяцев, пять ужасных, безжалостных месяцев не видеть её любимого лица, и вот она стоит перед ним. Ошеломляющая, прекрасная до замирания сердца. Взгляд Хока жадно останавливался на её лице, её серебристой гриве, её прекрасном теле, её округлившемся животе…

Её округлившемся животе? Его глаза взлетели к глазам Эдриен, широко распахнутым от изумления и благоговения, а его тело содрогнулось от неистового собственнического чувства.

Его ребёнок! Его дочь или сын. Кровь от его крови — его и Эдриен.

Эдриен была беременна.

Хок онемел.

Адам злобно ухмыльнулся — и Хок увидел это.

Он не потеряет Эдриен. Он должен ещё многое прочитать. Железной силой воли Хок отвёл взгляд от своей любимой жены.

Это было самым трудным из всего того, что он сделал за всю свою жизнь.

Глаза Эдриен пожирали его.

Она боялась помешать, боялась двинуться. Каким-то чудесным образом её выдернули прямо из библиотеки, а Луни, которая была в другом конце комнаты у камина, уютно свернулась в её руках. Она всё ещё видела испуганное лицо Марии, растворившееся прямо перед её глазами.

И был Хок, любимый муж и сама её жизнь.

— Как ты могла устоять передо мной, красотка? — Адам вдруг снова стал кузнецом, сверкающий и одетый в килт. — Я столь же красив, как и Хок и могу понравиться тебе так, как ты и не мечтала. Я могу вывернуть тебя наизнанку и заставить рыдать от экстаза. Как могла ты отвергнуть меня?

— Я люблю моего мужа. — Она провела много месяцев, цепляясь за надежду с ребёнком Хока, растущим внутри неё, и изучая все кельтские традиционные знания, которые она смогла заполучить в свои руки, в надежде найти дорогу обратно. Но Хок, как оказалось, сам нашёл этот путь для неё.

— Любовь. Что это за вещь такая, что вы, смертные, так высоко её цените? — насмехался Адам.

Достаточно, шут, долетел серебристый звон вздоха Эльфийской Королевы.

Даже Хок, проигнорировав его слова, замер на полуслове, услышав этот голос.

И с тебя тоже достаточно, прекрасный мужчина, легендарный Хок.

Мелодичнее, чем звон колокольчиков, её голос был чувственной лаской небес. Но Хок продолжал, не прерываясь:

— …и используемое в этом приказе слово личность будет подразумевать и включать, где должно, индивидуума или другое существо; множественное число будет заменять единственное, а единственное в пользу множественного, где должно; и слова любого рода будут включать другой род…

Эдриен смотрела на своего мужа, и её глаза сверкали любовью и гордостью.

Шут подчинится мне. Я его Королева.

Хок помедлил с намёком на вздох, недостаточный для того, что нарушить целостность, но достаточный для того, чтобы осознать.

И, кроме того, ты вышел за пределы приказа. Ты словно служишь мессу и воистину многословен. Тем не менее, отлично сделано, смертный. Она в безопасности, вы оба в безопасности. Я буду следить за этим с сегодняшнего дня и до конца.

Хок продолжал:

— …все элементы, объединённые словами «если», «и», или «но», или другими связующими словесными выражениями в случае кажущегося противоречия не будут действовать как исключения или ограничения никоим образом, но будут функционировать как связующие, частично совпадающие и предоставляющие самое широко возможное определение способов выражения, использованных при сём…

Королева Эльфов вздохнула.

Аааах, понимаю. Ты не прекратишь нести этот бред, пока я не предложу гарантий. Умный мужчина. Ты добиваешься моего обещания. Я дарую его. Ты получаешь неизменную клятву Эльфийской Королевы по договору Туата-Де Данаан. И не будет она нарушена, чтобы наша раса не исчезла.

Хок отпустил свиток, и тот свернулся, звучно щёлкнув. Только тогда Эдриен увидела, как дрожат его руки, когда он встретил её взгляд с торжеством в глазах.

— Она подарила нам защиту и верность. — Его улыбка могла зажечь костры Самайна. Его глаза скользили по ней с ног до головы, любовно задерживаясь на каждом дюйме её тела.

— Мы в безопасности? — прошептала Эдриен, со слезами, струящимися из её глаз.

Я буду следить за этим сама, — пропел серебристый голос. — Сейчас и всегда. Шут?

Адам зарычал.

Так как я не в состоянии удержать тебя от неприятностей, у тебя будет новый компаньон. Эйн проведёт следующих пятьсот лет с тобой. Она постарается держать тебя в узде.

Не Эйн! Просьба Адама почти ничем не отличалась от нытья. Эта маленькая излишне любопытная фея увлечена мной! Я мог бы провести это время, доставляя удовольствие тебе, моя Королева! Позволь мне!

Ты будешь доставлять удовольствие ей, шут, или проведёшь следующую тысячу лет у подножия гор в одиночестве. Ты думаешь, что тебе скучно сейчас?

Глянув на Хока уничтожающим взглядом, Адам исчез.

Так, на чём мы остановились? — спросила Королева. Эдриен украдкой посмотрела в направлении её голоса. Она едва могла разглядеть сияющие очертания женщины, парящей в тумане позади Хока.

Ах, да. Вы двое собирались пожениться на холмах у моря. Шут ужасно грубо умеет выбрать момент. Я начну с того места, на котором вы остановились. Я, Эобил, Королева Туата-Де Данаан, называю вас мужем и женой. Ни смертный, ни вечный да не разведёт вас порознь, дабы не навлечь на себя мой непреходящий гнев. Вас соединила в браке сама Эльфийская Королева. Никто не может предъявить права на такую легенду.

Эдриен и Хок всё ещё смотрели друг на друга через пространство сада, боясь сдвинуться даже на дюйм.

Ну? Поцелуй женщину, ты большой красивый мужчина! Давай.

Хок резко втянул воздух.

Он изменился, осознала Эдриен. Время сделало его даже ещё более красивым, чем раньше. Она не знала, что то же самое он думал о ней. Его глаза скользили по ней, от серебристо-белокурых волос до её босых пальцев ног, выглядывающих из-под странных штанов.

А потом она была в его руках, свернувшись в этом сильном объятии, о котором мечтала каждую ночь все последние пять месяцев, пока лежала в постели, положив руку на свой округлившийся живот, умоляя небеса об ещё одном дне, проведённым со своим мужем.

Он легко касался её губ своими.

— Моё сердце.

— Твоё сердце — это…ох! — И она лишилась дыхания под его восхитительными губами.

Ааах, — изумилась Королева, ибо даже Туата-Де Данаан благоговели перед настоящей любовью. Вы достойны того, что я дам вам сейчас, — прошептала она перед тем, как исчезнуть. — Считайте это моим свадебным подарком…