Глава 3

Москва, 2007 г.

– Как давно вы были знакомы с Марией Арефьевой?

– Чуть больше года.

– При каких обстоятельствах познакомились?

– Мне порекомендовала ее одна моя знакомая, которая обращалась в бюро переводов, где я работала.

– Кем вы работали в бюро переводов?

– Переводчицей с французского. Я и сейчас там работаю.

– В каком смысле вам ее порекомендовали?

– В бюро переводов мне мало платили, я решила, что ничего дурного в том, что я подработаю, нет.

– Вы работали у Арефьевой домработницей? Или уборщицей?

– Не знаю, как правильно сказать.

– Что входило в ваши обязанности?

– А это так важно?

– Если я спрашиваю, значит, важно. Итак?

– Я убиралась у нее, гладила белье и иногда, когда меня просили, готовила. Но это бывало крайне редко. Утром Маша завтракала бутербродами, которые готовила сама, и кофе. Обедала она в ресторане, а ужинала либо там же, либо дома. Говорю же, когда она меня просила, я готовила ей.

– Кто закупал продукты?

– А это-то зачем?

– Вы сказали моему помощнику, что деньги, которые мы обнаружили в ящике туалетного столика, предназначались для покупки продуктов и моющих средств.

– Да, это так.

– У вас были ключи от квартиры Арефьевой?

– Да, были.

– Расскажите, в котором часу вы пришли сегодня в квартиру Арефьевой.

– Около девяти.

– Это ваше обычное время прихода?

– Мы сразу договорились с Машей, что это не принципиально. Я могла бы прийти и позже, но не раньше. Для нее главное, чтобы работа была выполнена и чтобы до шести часов я все успела.

– Каков был график вашей работы?

– Два раза в неделю.

– Когда вы входили в подъезд, вы кого-нибудь заметили?

– Точно сказать не могу… Возможно, и встретила кого-то на первом этаже. Там всегда кто-нибудь есть. Обычно, так получается, я встречаю там людей, которые проверяют свои почтовые ящики, или самого почтальона. Или какую-нибудь женщину, которая возится с детской коляской. Или мальчишек, спускающих свои велосипеды…

– Вы никого конкретно сегодня утром не запомнили?

– Нет…

– Вы всегда такая невнимательная, рассеянная?

– Нет, просто сегодня утром я задумалась, поэтому ничего не заметила.

– И о чем вы думали?


Полина уже несколько часов находилась в кабинете следователя и по кругу отвечала на одни и те же, как ей казалось, вопросы, которые крутились вокруг ее обязанностей в квартире Маши, вокруг самой Маши, но особенно следователя интересовало сегодняшнее утро. Именно за час до ее прихода и погибла Маша.

– Подождите… Кажется, я вспомнила… Когда я поднималась в лифте, туда двумя этажами раньше, кажется на седьмом, вошла женщина… А на восьмом – еще одна, точно… В возрасте, женщина с ребенком… Они поднялись вместе со мной, а потом спокойно поехали вниз…

– Ну наконец-то! Опишите этих женщин!

– Вряд ли я смогу их описать. Помню, что одна была в темном пальто или плаще… Нет, скорее всего, все-таки в плаще. Или в тонкой куртке, ведь на улице еще тепло… А та, что постарше, – в розовой куртке, ребенка как-то совсем не запомнила…

– Женщина с ребенком меня не интересует. Та, вторая, что помоложе… Брюнетка, шатенка, блондинка? – Следователь начинал терять терпение.

– Я не знаю. Кажется, на голове этой женщины был головной убор. Иначе я обратила бы внимание.

– А вы вообще уверены, что это была женщина?

– Теперь не знаю… Вы запутали меня. Зашел человек, мне показалось, что женщина.

– Интересно, о чем это вы таком думали, что ничего не видели вокруг себя?

Полина промолчала.

– Скажите, Арефьева жила одна?

– Я же вам уже говорила! Да, одна.

– У нее был друг, приятель, жених?

– Думаю, что был, но я ни разу не видела.

– Откуда же вам известно, что был?

– Вы задаете мне очень странные вопросы, – не выдержала Полина. – Я же убиралась в ее доме. Думаете, что следы пребывания мужчины можно не заметить?

– А она сама вам никогда ни о ком не рассказывала?

– Мы с ней не были подругами.

– Быть может, вы слышали, как она разговаривала по телефону с кем-нибудь, кого называла по имени?

– Нет, ничего такого я не слышала. И не слушала. Я просто работала, и все!


Кабинет был мрачный, примерно такой, каким обычно и представляют кабинет следователя. Новая, но какая-то холодная, безвкусная мебель, пластиковое окно с жалюзи, необычайно сочная, ухоженная герань в глиняном горшке, в углу – серый стальной сейф, на нем несколько толстых папок с бумагами. На столе – стеклянный поднос с графином. Полина представила себе, что вот ей сейчас станет плохо, она потеряет сознание и этот следователь, лысый, с уставшим лицом, вскочит, плеснет в стакан воды, наберет в рот и брызнет ей в лицо. Фу! Какая гадость.

– Послушайте, я понимаю, что эта фраза избита и что ее произносят все те, кто оказывался на моем месте, вернее, на этом стуле, но… вы напрасно теряете время! Ясно же как день, что Маша просто поскользнулась, наступив на этот вертящийся круг, и упала… Уверена, что и специалист-трасолог скажет вам то же самое.

– Может, и так, а может, и нет! – Полине показалось, что следователю (имени которого она так и не запомнила от страха, от шока, что оказалась в этих стенах) было лень даже изображать что-либо на своем лице. Прежде он кривлялся, вращал глазами или презрительно кривил рот, разговаривая с ней. Сейчас же, утомленный собственным допросом, лишь смотрел в одну точку, словно задавал вопросы не уставшему и запуганному свидетелю, а стене.

– Вы же сами сказали, что, когда вы подошли к двери и хотели открыть ее, она оказалась незапертой.

– Ну да. Что было, то и сказала. А что, надо было соврать?

– Сбавьте-ка тон, Ужинова. И ответьте мне на такой вопрос. Часто такое случалось, чтобы вы приходили к Арефьевой и дверь ее квартиры была открытой?

– Никогда, я же говорила вам.

– А вас это не насторожило?

– Меня это насторожило бы сейчас, после всего того, что произошло, вернее, сейчас-то я уже понимаю, что должна была обратить на это внимание, но в тот момент, повторяю, я ни о чем таком не задумалась…

– Вы же сами сказали, что в это утро были задумчивы? И о чем же вы думали? О том, как бы убить и ограбить вашу хозяйку?

– Она мне не хозяйка, я просто подрабатывала у нее, и все! И думала я о своей сестре!

– Кстати, чем занимается ваша сестра? Может, это она успела до вас побывать у Арефьевой? Может, она ваша подельница?

Полина смотрела на следователя широко раскрытыми глазами и не верила своим ушам. Хотела было уже накричать на него, сказать о нем все то, что она думает, как вдруг услышала:

– Ладно, Ужинова, идите уже. Если вспомните что-нибудь еще, позвоните мне вот по этому телефону, – он протянул визитку. – И попытайтесь вспомнить того человека, который выходил из лифта. Как вы сами понимаете, если это не вы убили Арефьеву, то это мог сделать он. Или она.

– Может, она все-таки сама ударилась?

– Может, и сама. Но тогда непонятно, зачем и кому она этим утром открывала дверь.


Он выписал ей пропуск, и Полина буквально выскочила из кабинета, бросилась вниз по лестнице вон, вон из этого ада, из этой преисподней!

У нее было такое чувство, словно она на самом деле убила Машу и теперь ей каким-то невероятным образом удалось избежать наказания. Или хотя бы просто сбежать из кабинета следователя.

Возможно, виной было то напряжение, в котором она находилась все эти долгие часы ожидания допроса, а потом и сам изматывающий допрос. И что самое главное, этот следователь так от нее ничего и не добился. Непонятно вообще, на что он рассчитывал, допрашивая домработницу. Как будто бы домработницы – совершенно безмозглые существа, которые если и задумали убить своих хозяев, то непременно сделают это чуть ли не открыто, да еще и сами вызовут милицию.

Пока она шла домой, в голову лезли и вовсе странные мысли о том, а как бы она себя повела, если бы на самом деле была не приходящей уборщицей, а настоящей домработницей, решившей прибить хозяйку и завладеть ее богатством. Ну уж точно не стала бы попадаться и тем более вызывать сначала «Скорую помощь», а потом милицию. Да и не стала бы убивать в квартире, а придумала бы что-нибудь поинтереснее и уж точно все спланировала бы таким образом, чтобы не попасться…


Уже возле автобусной остановки, дрожа от холода в тонком свитере, Полина поняла, что окончательно замерзла и что теперь, возможно, простынет. И на нее вдруг накатила жаркая волна страха: да как она вообще могла предположить, что способна совершить убийство?

Да, конечно, Машу ей было не за что любить. Необщительная, неразговорчивая, нелюбезная, хотя и вежливая, слегка надменная, холодная, строго соблюдающая дистанцию. Не зря же Ксюха злилась на Полину за то, что та, образованная, интеллигентная, знающая два языка, профессиональная переводчица, моет полы и гладит белье какой-то там Маше, хозяйке туристического агентства. «Полина, зачем тебе это надо? Какие-то там пятьсот долларов… Сама упрекаешь меня за то, что я тяну деньги с мужиков, говоришь, что этим я только унижаю себя, а сама стираешь трусы этой Машке? Разве ты себя этим не унижаешь?»

Полине было тяжело слышать такое, тем более что она и сама понимала, что надо бы прекращать эту работу и постараться найти себе просто другой приработок, те же самые переводы. В сущности, она этим занималась, пыталась найти работу через знакомых, обзванивала издательства, литературные агентства или просто крупные иностранные фирмы, нуждающиеся, по ее мнению, в хороших переводчиках, отправляла свои резюме по Интернету, но ничего приличного так пока не нашла. Время шло, ничего в ее жизни не менялось, и она так и продолжала каждые вторник и пятницу убираться в квартире Арефьевой, зная, что в конце месяца получит свои деньги, которыми покроет расходы за аренду квартиры.

Вечером появилась Ксения, счастливая, утомленная, с блуждающей улыбкой на губах. Увидела бледное лицо Полины, и улыбка исчезла.

– Поля? Что-нибудь случилось? Ты заболела?

Полина вдруг расплакалась, уткнулась сестре в плечо и, всхлипывая, рассказала обо всем, что произошло.

– Фу-ты! Ну и что? Это же тебя никаким боком не касается! – фыркнула Ксения и принялась готовить чай. – Забудь, вот и все решение проблемы. Хотя это и проблемой никак не назовешь. Говорю же – убили постороннего тебе человека… Хотя почему, собственно, убили? Ты же, надеюсь, сказала им, что она регулярно занималась на этом вращающемся круге? Ну и все! Машу эту твою все равно не вернуть… Понимаю, что мой вопрос прозвучит цинично, и все же: она тебе много задолжала?

Полина от нее отмахнулась.

– Ты просто неисправима… Как можно вообще так жить, как ты? Понимаю, она мне не родственница и не подруга, но… я же у нее работала!

– Все равно – чужая. Говорю – забудь и продолжай жить своей жизнью. И пожалуйста, не мой больше полы в чужих домах, это неприлично. Ты такая умная, красивая… Глупости какие-то! Поломойка!

– Я в отличие от тебя продаю свой труд, а не себя, – выпалила в сердцах Полина, сказала что накопилось и, отвернувшись, даже зажмурилась, мгновенно осознав, что оскорбила свою непутевую сестру.

– Я не обижаюсь, – вдруг услышала она спокойный голос Ксении. – Потому что ты ничего не знаешь… Да и не понимаешь. Ты живешь как-то очень грустно, что ли… Все работаешь, работаешь, скучаешь, и личной жизни у тебя нет, и свободного времени тоже… Словом, ты живешь неправильно, вот.

– Да? – вскипела Полина. – И как же нужно жить, по-твоему?

– Да не по-моему. А просто жить, понимаешь? Наслаждаться жизнью… И не в таком бешеном темпе, как ты. Надо все делать медленно, с удовольствием…

– Как ты?

– Да что ты заладила: как я да как я… Дело не в этом. Просто мне тебя жаль. Ты вот все куда-то спешишь, суетишься, зарабатываешь деньги тяжелым трудом… А ведь ты со своей внешностью могла бы жить иначе. Нашла бы себе богатого, интеллигентного мужа…

– Ксюха, прекрати!

Между тем Ксения достала из холодильника зеленое яблоко, корень сельдерея и принялась все это чистить.

– Вот сидишь в своей пыльной конторке, переводишь там что-то… А ты должна на клиентов своих смотреть. А вдруг попадется какой-нибудь симпатичный иностранец?

– Я не желаю тебя слушать! Что это еще за разговоры?

– Обыкновенные разговоры. Просто я хочу, чтобы моя сестра была счастлива. Где у нас терка?

Полина машинально достала из буфета терку.

– Ты что, салат делаешь? – раздраженно спросила она, хотя это и так было очевидно. – Только, пожалуйста, убери все после себя… эти очистки… терку потом вымой…

– Да ты не злись. Давай посидим вместе, поужинаем… Очень даже витаминный салатик…

– Послушай, я тебе рассказала о том, какой у меня был сегодня жуткий день… Как я нервничала, как мне сейчас плохо… А ты со своим салатиком!

– Боже мой, Поля, ну постарайся ты взглянуть на эту ситуацию другими глазами! Забудь, понимаешь? Завтра будет другой день, и ты, возможно, и не вспомнишь об этом происшествии… Надо жить сегодняшним днем… Где у нас сметана?


Она ела все и не толстела. Напротив, выглядела потрясающе. Изумительная фигурка, огромные темно-карие глаза, пышные светло-русые локоны.

– Где ты была? – тоном рассерженной старшей сестры спросила Полина. – Всю ночь и весь день?

– У одного моего знакомого… Мы с ним всю ночь гуляли по Москве, затем зашли в одно место… Там готовят очень вкусную куриную лапшу…

– Что? Я не ослышалась?

– Нет. Ты что же, думаешь, что я пью одно шампанское? Было очень холодно. Я куталась, куталась в плащ, потуже обматывала шею шарфом, но все равно никак не могла согреться. Вот он и привел меня в один шикарный ресторан, где нам подали куриную лапшу. Горячую, очень вкусную…

– А потом?

– А потом мы поехали к нему и легли спать.

– Ты любишь его?

– Не знаю.

– А он тебя?

– Говорит, что любит, но я не верю мужчинам. И вообще, запомни, Полечка, что мужчинам верить нельзя. Нужно только делать вид, что ты веришь…

– Что, большой опыт?

– Большой. Не злись… Давай спокойно поедим, а потом я тебе кое-что расскажу. Или даже предложу…

– Подожди… – Полина даже подскочила на своем стуле, что-то вспомнив. – Я же все напутала! Представляешь, Ксюха, я так испугалась, что все перепутала… Они же сейчас станут искать ту женщину в розовой куртке с ребенком! А я видела ее не сегодня, а на прошлой неделе… Не знаю, как это у меня так вышло… Это все мозг… не знаешь, чего от него ждать! Я должна непременно ему перезвонить.

– Кому? – Ксения смотрела на нее с подозрением, как смотрят на человека с признаками надвигающегося безумия.

– Как кому – следователю, конечно! Подожди-ка… У меня есть его визитка!

Полина набрала номер и с замиранием сердца принялась ждать, когда ей ответят.

– Алло! Это Полина… Вы допрашивали меня сегодня. Полина Ужинова. Послушайте… Эту женщину в розовой куртке я видела не сегодня…

И она принялась объяснять следователю ситуацию.

– Уф, все, кажется, объяснила…

– Да уж, – вздохнула Ксения. – С тобой действительно не соскучишься… Ты очень, ну просто очень суетливая, тратишь огромное количество энергии на пустяки.

– Может, для тебя это и пустяк, а для следователя – экономия времени, понимаешь?

– Говорю же, это наверняка был несчастный случай. И то, что следователь допрашивал тебя, еще ни о чем не говорит… Он просто должен был это сделать. Формально. Понимаешь? Все, забудь про это… Ешь. И успокойся.


Как бы временами Ксения ни раздражала Полину, она все равно влияла на нее благотворно. Может, и правда, все забыть и успокоиться? На самом деле, зачем кому-то понадобилось убивать Машу? Ведь это для следователей пластиковый круг мало о чем говорил, а она-то сама, Полина, прекрасно знала, что Маша следит за своим здоровьем и фигурой и что она действительно каждое утро крутилась на нем, когда было время. Вот и докрутилась. Доупражнялась. Поскользнулась, слетела с этого круга, ударилась головой об угол кроватной спинки и умерла. И нечего изводить себя дурацкими и, главное, никому не нужными вопросами. Умерла и умерла. Значит, так ей на роду было написано.

– Да, ты права, Ксюха, это был несчастный случай. Может, на самом деле успокоиться и жить дальше?

– Наконец-то! – обрадовалась сестра. – Говорю же – ешь, мы-то с тобой живы… Пробуй салат. По-моему, он прекрасен.

Полина съела несколько ложек и вздохнула:

– Так что у тебя там, выкладывай… Уж не замуж ли ты собралась?

– Нет, – оживилась Ксения. – Замуж я пока не собралась. У меня несколько другие планы нарисовались…

Загрузка...