Глава IV Ретроспектива

– Просыпайся!

Я тер глаза и пытался сообразить, где оказался. Да еще в таком неудобном положении, поскольку даже при помощи подушек мне не удалось сделать себе постель из роз. Наступали уже сумерки, яхта стояла в спокойной, как зеркало, воде, подкрашенной последними лучами заходящего солнца. Перистые облака затянули большую часть неба, и в воздухе пахло дождем. Мы расположились, похоже, прямо посреди фиорда, оба берега которого виднелись вдали, постепенно тая в подступающей темноте. Впереди они расступались, и взгляд терялся в бесконечном сером просторе. Тишина была абсолютная.

– В Зондербург мы сегодня не попадем, – сообщил Дэвис.

– И что же делать? – спросил я, постепенно отходя от сна.

– А, бросим якорь где-нибудь тут. Мы у самого устья фиорда. Я отбуксирую яхту ближе к берегу, а ты бери румпель и правь туда.

Он махнул в сторону утесов и деревьев. Потом прыгнул в ялик, отдал конец, завел буксирный канат и потянул за собой упирающуюся «Дульчибеллу» энергичными ударами весел. Угрожающая перспектива серой бездны впереди наряду с естественным желанием обрести надежный приют на ночь снова заставила меня упасть духом. Во сне я видел Морвен-Лодж, веселился на пирушке после славной охоты на куропаток, любовался форелью, выныривающей из янтарной поверхности пруда, а тут…

– Тебя не затруднит бросить лот? – перекрыл всплески весел голос Дэвиса.

– А где он?

– Забудь, мы уже достаточно близко. Бросай… Сумеешь отдать якорь?

Я поспешил на нос и стал бестолково возиться с путами, удерживающими спящего монстра. Тут подоспел Дэвис и в два-три ловких движения пробудил его к жизни, отправив на дно в сопровождении грохочущей цепи.

– Здесь нам будет удобно, – сказал мой приятель.

– А разве это не открытая стоянка? – робко возразил я.

– Она открыта только с этого направления. Если начнет задувать оттуда, нам придется сниматься. Но, я думаю, это всего лишь дождь. Давай-ка уберем паруса.

Последовал очередной всплеск активности, к которому я по мере сил присоединился, угнетенный возможной перспективой сниматься – кто знает, как срочно? – да еще посреди ночи. Но sang froid[18] оказалось заразительным, да и маленькая каморка под палубой, ярко освещенная и источающая кулинарные ароматы, настоятельно зазывала в гости. Яхтинг без экипажа чудовищно стимулирует аппетит, как я убедился. Стейк не показался менее вкусным из-за того, что путешествовал некогда завернутым в газету, хотя некоторая толика дневных новостей растворилась среди поджаренной с луком картошки. Дэвис и впрямь расстарался, готовя первый ужин для своего гостя, и даже с потаенной гордостью извлек – не из могильника для пива, а из некоего более укромного местечка – бутылку немецкого шампанского. Мы выпили за успех «Дульчибеллы».

– Хотелось бы мне послушать про твой круиз из Англии, – сказал я. – Тебе довелось, надо полагать, пережить пару захватывающих приключений. Вот карты, давай пройдемся по ним.

– Сначала вымоем посуду, – отозвался Дэвис.

Он тактично познакомил меня с одним из немногих своих «непреложных правил»: нельзя закуривать или начинать послеобеденную беседу, пока не покончено с неприятной процедурой наведения порядка.

– Иначе никак нельзя, – глубокомысленно изрек он.

И только когда мы сели за сигары, целую коллекцию которых, собранную по разным портам – немецким, голландским и бельгийским, – Дэвис хранил в потрепанной коробке в багажной сетке, обещанный разговор начался.

– Я не мастак на описания, – развел руками мой друг. – Да и рассказывать-то особенно нечего. Мы, Моррисон и я, вышли из Дувра шестого августа и совершили удачный переход до Остенде.

– Там весело, наверное? – спросил я, пытаясь представить себе Остенде в августе.

– Весело? Вонючая дыра, иначе не скажешь. Нам пришлось проторчать там пару дней – при входе задели буй и снесли ватерштаг. Яхта лежала в маленьком грязном приливном доке, а на берегу заняться было совершенно нечем.

– Ну ладно. Что дальше?

– Мы отлично прогулялись до Восточной Шельды, но потом, как последние дураки, решили пройти через Голландию системой рек и каналов. В эстуарии было весело – приливы и берега там жуткие, но чем дальше в глубь материка, тем хуже. Скука страшенная. Платишь за шлюз, стукаешься бортами с шюйтами да тащишься на буксире по вонючим каналам – вот и все развлечения. Не провели ни одной мирной ночи вроде этой: постоянно швартуешься у мола или у буксирной тропы, то и дело мимо снуют люди, да еще мальчишки. Господи, я, наверное, никогда не забуду этих мальчишек! В Голландии их тучи, как комаров, и у всех нет другого занятия, как только закидывать камнями и грязью иностранные яхты.

– Считаешь, стране не хватает царя Ирода с его государственным подходом к детоубийству?

– Точно, клянусь Юпитером! Дело в том, что в таком полусухопутном путешествии не обойтись без команды: матросы могут приструнить юнцов да и работать на веслах. Такой же яхте, как наша, требуется открытое море или тихий участок побережья. Скажем, за Амстердамом.

– Там уж ты поплавал вволю, да? – перебил его я.

– Угу. Так вот, через Дордрехт добрались мы до Роттердама. Посмотреть там совершенно не на что, да еще постоянно снуют буксиры, готовые снести тебе каждую секунду нос. По реке Вехт мы дошли до Амстердама, а уж оттуда – слава тебе, Господи, какое облегчение – снова оказались в Северном море. Погода все держалась тихая и ровная, но там как раз заштормило, и до Зюйдер-Зее мы шли под тремя рифами.

Дэвис извлек с полки предмет, напоминающий старинный гроссбух, и зашелестел страницами.

– Это твой бортовой журнал? – поинтересовался я. – Хотелось бы почитать.

– А, он покажется тебе скучным. Если ты вообще сумеешь разобрать хоть что-нибудь, тут одни короткие заметки насчет ветров, курса и так далее. – Его пальцы стремительно перевернули несколько страниц. – Кстати, почему бы тебе самому не взяться за журнал? Я не умею описывать события, а ты сможешь.

– Я, в общем-то, не против.

– Дальше нам потребуется другая карта. – Он извлек другой рулон, еще более потрепанный и засаленный, чем первый. – Мы отлично провели время, обследуя Зюйдер-Зее, по крайней мере северную его часть, и воды близ этих островов. Это Фризские острова, они тянутся с запада на восток миль на сто двадцать. Как видишь, первые два из них, Тексел и Влеланд, находятся в Зюйдер-Зее, а остальные располагаются вдоль голландского и германского побережья[19].

– А что это? – спросил я, проводя пальцем по заштрихованным точками полосам, покрывающим большую часть поверхности карты.

Эта вторая была совсем нечитабельна: вместо четких очертаний берега и стройных рядов символов здесь царило смешение пересекающихся линий и пустых пространств.

– Это означает пески, – с восторгом пояснил Дэвис. – Ты даже не представляешь, что это за чудный край для прогулок под парусом! Там можно плавать день за днем и не повстречать ни души. Вот это каналы или проливы между отмелями – они очень неточно нанесены на карту. Она вообще почти бесполезна, но от этого только веселее. Никаких городов и гаваней, на каждом острове гнездится только деревушка-другая, где можно пополнить припасы.

– Острова эти выглядят несколько пустынными, – сказал я.

– Пустынными – это не то слово! По сути, они представляют собой не что иное, как гигантские песчаные отмели.

– А это разве не опасно?

– Ничуть. Понимаешь, именно поэтому у «Дульчибеллы» плоское дно и небольшая осадка. Мы можем пройти где угодно, и сесть на мель не страшно. Она идеально подходит для подобных задач, да и вид у нее вовсе не дурен, да? – спросил Дэвис несколько заискивающе.

Я, видимо, замешкался с ответом.

– Впрочем, мне на внешний вид наплевать, – отрезал мой собеседник, откинулся на стуле и погрузился в себя.

Сигара, которую он недавно разжег и лихорадочно раскуривал – привычка, свойственная ему в минуту волнения, – теперь совершенно погасла.

– Насчет посадки на мель, – не сдавался я. – Все-таки это не может быть совсем безопасно?

Дэвис выпрямился и потянулся за спичками.

– Может, если знаешь, где есть риск, а где нет. Но, как правило, выбирать не приходится. Эта карта может казаться простой («Ничего себе, простая!» – подумалось мне), но при половине прилива все эти банки скрываются под водой, острова и побережье едва видимы, настолько низок берег, и все выглядит совершенно одинаковым.

От столь живописной характеристики «чудного края для прогулок под парусом» у меня перехватило дух.

– Риск, разумеется, имеет место, – продолжал мой товарищ. – Место для якорной стоянки следует выбирать с осторожностью. Обычно можно очень уютно расположиться с подветра от берега, но в каналах течение очень сильное, а если налетит шквал…

– Неужели ты даже лоцмана не брал? – не вытерпел я.

– Лоцмана? Понимаешь, но вся прелесть в том… – Дэвис осекся. – Одного я, впрочем, взял. Не так давно, – продолжил он со странной улыбкой, которая почти тут же исчезла.

– Ну и? – подбодрил его я, чувствуя, что не все так просто.

– Ха! Он, ясное дело, посадил меня на мель. Будет наукой. Интересно, как там погода?

Дэвис встал, бросил взгляд на барометр, на часы и на полуприкрытый световой люк, причем все это одним любопытным круговым движением, после чего взбежал на пару ступенек по трапу и замер в таком положении на пару минут, высунув голову и плечи наружу.

Ветра слышно не было, но «Дульчибелла» начала ворочаться во сне, лениво покачиваясь на докатывающихся из моря волнах, и коротко подрагивала иногда, как человек, которого мучают кошмары.

– Что там? – окликнул я приятеля с софы. Вопрос пришлось повторить.

– Дождь надвигается, – доложил Дэвис, возвращаясь. – И ветер, похоже, тоже. Но здесь мы в безопасности. Непогода идет с зюйд-веста. Не пора ли ложиться?

– Мы еще не закончили с твоим круизом, – возразил я. – Закуривай трубку и продолжай рассказ.

– Ладно, – кивнул он с большей готовностью, чем я ожидал. – После Терсхеллинга – вот он, третий остров с запада, я неспешно направился к востоку.

– Ты?

– Ах, совсем забыл! К тому времени Моррисону пришлось меня покинуть. Мне очень его не хватало, но я тогда рассчитывал, что ко мне еще присоединится… Я вполне могу управляться и сам, но для такого плавания двое лучше, чем один. Шверт жутко тяжелый, мне, по сути, пришлось отказаться от его использования из страха поломки.

– Значит, после Терсхеллинга? – вернул я его в русло разговора.

– Да. Я миновал голландские острова: Амеланд, Схирмонниког, Роттум (такие чужестранные названия, не правда ли?). Некоторые я обходил со стороны моря, другие – со стороны материка. Времени потребовалось довольно много, но это отменный спорт и очень интересно. Карты ужасные, но мне удалось пройти большую часть каналов.

– Как понимаю, в этих водах ходят лишь мелкие местные суда? – предположил я. – Этим может объясняться несовершенство карт.

Считал ли Дэвис, что Адмиралтейство обязано думать об удобствах для таких отчаянно донкихотских корабликов, как «Дульчибелла» во всех их пытливых вылазках? Так или иначе, он взорвался.

– Все понятно, но подумай, какая это глупость! Впрочем, это долгая история, а я не намерен тебя утомлять. Говоря короче, поскольку нам уже на боковую пора, добрался я до Боркума – это первый среди немецких Фризских островов. – Дэвис ткнул в пятно, напоминающее по форме леденец, расположившийся среди хаоса песчаных отмелей. – Роттум – вот эта маленькая закорючка с одним-единственным домом на нем – это самый восточный из голландских островов, да и материковое побережье Нидерландов заканчивается тут, напротив, у реки Эмс.

Его палец обвел унылую впадину, испещренную названиями, наводящими на мысль о грязи, крушениях и серости.

– Когда это было? – спросил я.

– Девятого числа этого месяца.

– Ого, это же всего за две недели до того, как ты телеграфировал мне! Быстро же дошел ты до Фленсбурга. Но подожди, нам понадобится другая карта. Вот эта следующая?

– Да, но особой нужды в ней нет. Я продвинулся на восток еще совсем немного, до Нордерней, если быть точным, то есть третьего немецкого острова, а потом решил идти прямиком на Балтику. Мне всегда хотелось пройти тем же маршрутом, что и Найт на «Фолконе»[20]. Поэтому я совершил переход до реки Эйдер – вот тут, на побережье Западного Шлезвига, через реку и канал добрался до Киля на Балтийском море, потом рванул на север, до Фленсбурга. До твоего приезда я провел тут неделю. Вот и все. А теперь давай укладываться. Завтра нас ждет отменное плавание! – закончил Дэвис с несколько напускным оживлением и резко скатал карту.

Холодок, с которым отнесся он к идее поведать о своем круизе, чуть отступил при виде энтузиазма к середине повести, но резко дал о себе знать в столь скомканном завершении. Я не сомневался, что за этим кроется нечто большее, чем простое нежелание травить байки в «мужественно-коринфийском» стиле[21], который так не идет яхтсмену-любителю. И мне подумалось, что я знаю причину. Его переход от Фризских островов до Балтики оказался дурацкой авантюрой, насыщенной опасными происшествиями, о которых мой спутник предпочитал не упоминать. Быть может, он стыдился своего безрассудства или не хотел пугать меня, неопытного новичка, не влюбившегося еще в образ жизни на «Дульчибелле». Как вежливость, так и интересы побуждали Дэвиса подбадривать меня и укреплять уверенность. Придя к такому умозаключению, я ощутил к приятелю еще более сильную симпатию, но не мог устоять перед искушением поупираться еще немного.

– Я ведь полдня проспал, да и, сказать по правде, меня страшит идея отправляться в постель – это ведь целая эпопея. Послушай, ты проскочил через последнюю часть рассказа, как курьерский поезд. Этот переход с побережья Шлезвига через реку Эйдер – так вроде? – был, наверное, долгим?

– Ну, как тебе сказать? Миль семьдесят по прямой линии. – Голос Дэвиса доносился приглушенно – он наклонился, сметая с пола упавший пепел.

– По прямой? – переспросил я. – Значит, ты останавливался где-то?

– Один раз бросал якорь на ночь. Ха, это пустяковое расстояние при попутном ветре. Проклятие, совсем забыл законопатить шов над твоей койкой, а того гляди, дождь пойдет. Я все сделаю, а ты ложись спать.

Он исчез. Любопытство мое окончательно погасло при упоминании о щели – мысль о крупных каплях, с безжалостностью и неотвратимостью судьбы падающих на лоб, словно в камере пыток инквизиции, была достаточно пугающей, чтобы полностью вернуть меня к заботам дня насущного. Поэтому я полез на свое спальное место и обнаружил, что существенно поднаторел в этом упражнении, хотя и не набрал еще формы опытного акробата. Стук молотка прекратился, и едва успел я втиснуться на полку – то есть улечься на койке, хотел я сказать, – как появился Дэвис.

– Ну как, понравилось тебе тут? – спросил он, устроившись на своем месте и погасив свет.

– Если здесь много мест, столь же прекрасных, как те, которые мы видели сегодня, то, наверное, да. Но мне хотелось бы приставать время от времени к берегу и совершать прогулки. Конечно, тут многое зависит от погоды, как понимаю. Надеюсь, этот дождь (капли уже начали стучать по палубе) не означает, что лету пришел конец?

– А, плыть он не мешает, если, разумеется, не разойдется совсем, – отозвался мой приятель. – Тут полно укромных вод. Погода вскоре должна перемениться, зато утки прилетят. Чем холоднее и ненастнее, тем лучше для них.

Я как-то позабыл про уток и холод и, представив себе «Дульчибеллу» в качестве стрелковой платформы, подверженной всем ветрам, почувствовал, что симпатия моя к яхте, несколько выросшая за последнее время, стремительно пошла на убыль.

– Стрелять мне нравится, – сказал я. – Но яхтсмен из меня, боюсь, только для хорошей погоды. Я предпочел бы солнышко и красивые ландшафты.

– Ландшафты? – задумчиво переспросил Дэвис. – Знаешь, ты, быть может, сочтешь меня чудаком, но что, если я предложу тебе круиз у тех далеких Фризских островов? Что скажешь?

– Вряд ли это придется мне по вкусу! – не задумываясь и не смущаясь, отрезал я. – А на Балтике тебе разве не нравится? Судя по твоим же словам, контраст не в пользу Фризов. Ты там хоть одну другую яхту видел?

– Одну видел, – последовал ответ. – Спокойной ночи!

– Спокойной!

Загрузка...