Глава 2 Мы идем на премьеру

На первых двух уроках Пашкову так и не удалось рассказать Олегу, в чем заключается подозрительное поведение Сашка. Рядом все время кто-нибудь был. Наконец началась история. Ее вел Андрей Станиславович. Едва войдя в класс, учитель торжественным тоном объявил:

– Завтра мы все идем в театр. И не просто, а на премьеру.

– Это что, приказ? – хохотнул Вадик Богданов.

– Ни в коем случае, – нахмурился Андрей Станиславович. – Насильно никого не принуждаем.

– Без таких, как ты, в театре будет легче дышать, – подхватил с задней парты Марат Ахметов.

Половина класса поддержала реплику Ахметова одобрительным гулом. Другая половина, относившаяся к группировке Богданова, напряженно ждала, как отреагирует Вадик. Тот, смерив Марата насмешливым взглядом, спокойно проговорил:

– Вообще-то в театр ходят не дышать, а смотреть. По-моему, ты театр со спортзалом путаешь.

Богдановские захихикали.

– А он, кроме своего бокса, вообще ничего не знает! – преданно глядя на Вадика, подхватила рыжая Дуська Смирнова.

– Сейчас про мой бокс еще кто-то узнает! – мигом оказался Марат перед Вадиком.

– Ахметов, сядь! – вынужден был вмешаться Андрей Станиславович.

– Только можно я сперва ему один раз врежу? – взмолился Ахметов.

– Нельзя! – отрезал учитель. – Кому сказано: сядь на место.

Марат нехотя вернулся за парту.

– Надо было не спрашивать, а сразу бить, – сказал ему сосед по парте и соратник по секции бокса Боря Савушкин.

– Конечно, надо было, – вздохнул Марат. – Но теперь уже поздно.

Тут Школьникова, состроив глазки любимому учителю, проворковала:

– В какой же мы театр идем, Андрей Станиславович?

– В Центральный российский театр современного концептуального авангарда, – отозвался учитель.

– Улет! – воскликнула Машка. – Туда ведь билетов не достанешь. Это самая крутая тусовка в Москве.

– Именно, – усмехнулся классный руководитель десятого «Б». – Благодарите папу Олега. Это он нам устроил.

– И ты молчал? – ткнул Пашков локтем в бок Олега.

– Почему молчал? – перегнулся к ним сидевший позади Женька.

– Да я сам в первый раз слышу, – искренне изумился Олег.

Беляев-старший ходил в школу чрезвычайно редко. Он был целиком и полностью занят делами собственной фирмы, которую они совместно с женой, Ниной Ивановной, неимоверными усилиями держали на плаву. Когда Борис Олегович успел организовать поход в театр, для Олега оставалось совершенной загадкой. И еще Олегу было неясно, почему отец ничего ему не рассказал.

– А на какой мы идем спектакль? – полюбопытствовала Катя.

– «Нет повестей печальнее на свете», – ответил Андрей Станиславович.

– Что за такие печальные повести? – с кокетливым видом спросила Школьникова.

– Кажется, это что-то из Шекспира, – не слишком уверенно произнес Марат Ахметов.

– Ну и ну! – воскликнул Вадик Богданов. – Шекспир входит в массы!

– Вот сейчас я кому-то массу испорчу! – взвился на ноги здоровяк Ахметов.

– Сядь! – коротко распорядился Андрей Станиславович. – Спектакль действительно по мотивам произведений Шекспира.

Марат, так и не достигнув Богданова, уныло опустился за парту. Впрочем, при этом он не преминул заметить, что «печальная повесть Богданову будет в самом скором времени обеспечена». Вадик невольно поежился. Встреча один на один с Ахметовым могла достичь поистине шекспировского драматизма.

Тут Дуська Смирнова воскликнула:

– А кто видел новый фильм «Ромео и Джульетта»? Там Леонардо Ди Каприо такой лапочка!

– Дурак твой Леонардо Ди Каприо! – отрезала Школьникова. – И фильм совершенно левый. Надо же, испохабить такую любовь!

– Много ты понимаешь в любви, – не осталась в долгу Смирнова.

– Уж как-нибудь не меньше других, – повела мощными плечами Школьникова.

– Кажется, назревают серьезные боевые действия, – шепнула Катя на ухо Тане.

Светловолосая девочка молча кивнула.

– Леонардо Ди Каприо обсудите на перемене, – крайне вовремя вмешался классный руководитель. – А сейчас речь о другом. Борис Олегович просил меня сегодня вечером сообщить, сколько человек реально пойдет на спектакль. Так что вам надо до конца уроков определиться.

– Ах, Андрей Станиславович, – состроила ему глазки Школьникова. – Мы уже определились. Все пойдем.

– Я не пойду, – тут же сказал Вадик Богданов. – Решай, Школьникова, за себя, а не за других.

– Я тоже пас, – немедленно подхватил Вовка Бочкарев, которого в десятом «Б» чаще всего именовали «богдановской шестеркой».

Дуська, взглянув на Богданова, тяжело вздохнула и с явной неохотою произнесла:

– И я не пойду. Чего я там, в этом авангарде, забыла?

– Смотри своего Ди Каприо с пулеметами и базуками, – процедила сквозь зубы Школьникова.

– Без тебя разберусь, что смотреть, – огрызнулась Дуська.

– Вот сейчас я кому-то массу испорчу! – взвился на ноги здоровяк Ахметов.

– Теперь начнем урок, – торопливо проговорил Андрей Станиславович.

Школьникова, сидевшая за первой партой, раскрыла конспект, одновременно стараясь, чтобы от взора любимого учителя не укрылся ее новый костюм из розовой кожи, приобретенный в бутике «Гуччи».

– Сядь нормально, Школьникова, – сказал Андрей Станиславович. – Иначе у тебя будет искривление позвоночника.

И он принялся диктовать новую тему.

Все последующие перемены Олег тщетно пытался довести до конца начатый утром разговор с Пашковым. Отделаться от друзей не удавалось. Во всяком случае настолько, чтобы не вызвать их подозрений. Лешка же, в свою очередь, категорически не желал ставить в известность никого, кроме Олега, по поводу странного происшествия, случившегося позавчера. Он боялся, как бы его не подняли на смех.

Однако Лешка сейчас, похоже, мало кого интересовал. И Компания с Большой Спасской, и остальной десятый «Б» бурно интересовались предстоящим походом в театр. Особенно этот вопрос волновал Школьникову. Ей приспичило выяснить, каким образом Беляев-старший «затесался в такую крутую тусовку».

– Да просто эти Прошечкины – старые друзья предков, – безо всякого почтения к деятелям авангардного концептуального театра проговорил Олег. – Кстати, еще большой вопрос, как вам это понравится, – выразительно глянул он на друзей.

– Обязательно понравится, – воскликнула Школьникова. – В этом театре такая крутая публика! И цена на билеты в партер до ста баксов доходит.

– Ну и дерут! – мрачно изрек экономный Темыч.

– Молчи, Микроспора, – никогда не воспринимала его всерьез Школьникова. – Раз платят, значит, стоит того. Закон рынка.

– Может, конечно, и закон, – пожал плечами Олег. – Но прошлый спектакль Прошечкиных ста долларов за билет явно не стоил. Правда, мы с предками ходили по приглашениям. Но отец и за бесплатно заснул.

– Именно потому и заснул, что бесплатно, – сказала Школьникова. – А вот если бы выложил за всех вас триста баксов, то и сам бы не спал, и вам бы не позволил.

– Кто же спит за свои кровные триста баксов? – на сей раз согласился с ней Темыч.

– Нет, – покачал головой Олег, – мой предок и за триста баксов на этом спектакле заснул бы. Там актеры всю дорогу в аквариуме плавали, а другие, снаружи, за них текст произносили. В общем, жуткая чушь.

– Ну, «Ромео и Джульетту» они, положим, так не испортят, – сказала Катя. – Шекспир есть Шекспир.

– Не зарекайся, – ответил Олег. – Генрих Прошечкин способен на все. К тому же я не уверен, что там будет именно «Ромео и Джульетта».

– Слова названия, во всяком случае, оттуда, – заметил Темыч.

– Не совсем, – заспорила Катя. – В «Ромео и Джульетте» слово «повесть» в единственном числе. «Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте!» – с драматическим пафосом продекламировала она. – А у Прошечкиных спектакль почему-то называется «Нет повестей печальнее на свете». А это, как говорят в Одессе, «две большие разницы».

– Действительно, настораживает, – тихо проговорила Таня. – Неужели они снова в аквариуме будут плавать?

– Сомневаюсь, – отозвался Олег. – При всем занудстве, Генрих Прошечкин любит оригинальные решения и никогда не повторяется. Кстати, – вспомнилось мальчику, – мать про этот спектакль что-то нам с отцом говорила. Ну да. Вроде там действительно будут Ромео и Джульетта. Только в очень современной трактовке.

– Ну, твой предок гигант! – восхитилась Школьникова. – Чтобы на такую крутую премьеру обеспечить места для всего нашего класса, да еще на полную халяву… Это надо уметь.

– Если моему предку что-нибудь придет в голову, то он своего добьется, – заверил Олег.

– Отлично! – воскликнула Женька. – Наверное, весело будет.

– Я бы на твоем месте не загадывал, – был куда осторожней Олег.

В конце учебного дня выяснилось, что практически вся группировка Богданова решила культурное мероприятие проигнорировать. Другая половина класса, включая Компанию с Большой Спасской, пожелала ознакомиться с концептуальным авангардом. Сообщив об этом Андрею Станиславовичу, ребята покинули школу.

Пашков, объяснив остальным, что ему нужна какая-то книга для реферата по истории, увязался за Олегом, у которого якобы эта книга была.

– Фу-у, – выдохнул Лешка уже в лифте. – Я думал, нам с тобой уже никогда поговорить не удастся.

– Лучше не причитай, а рассказывай, – ответил Олег.

– Ну, во-первых, братан тут же полез в магнитофон и заметил чистую кассету, – откликнулся Лешка.

– Это еще не аргумент, – покачал головой Олег.

– Так Сашок ведь не просто заметил, – продолжал Лешка. – Он меня весь остаток вечера изводил вопросами: «Зачем тебе чистая кассета? Что собирался записывать?» Ну и все в таком же роде.

– Это уже интересней, – оживился Олег.

– А я о чем, – снова заговорил Лешка. – Чего моему братану из-за какой-то чистой ленты волноваться? Обычно его подобные мелочи не интересуют.

Тут лифт прибыл на этаж Олега. Ребята прошли в квартиру, выдержав бурное приветствие Вульфа, разделись и пошли прямиком на кухню.

– Дай бутербродик, – попросил Пашков.

– Ну ты прямо как Женька, – засмеялся Олег.

– Ничего подобного, – возразил Пашков. – Стал бы у тебя Женька спрашивать. Он бы сам в холодильник полез.

– Можешь тоже слазить. Сделаешь сам себе бутерброд, – разрешил хозяин квартиры. – А я пока покормлю вот этого троглодита, – посмотрел он на Вульфа.

Вскоре все трое уже жевали.

– А потом Сашок, – чавкая, проговорил Пашков, – чего-то сделал у меня под кроватью.

– Не понял, – с удивлением воззрился на друга Олег.

– Вот и я тоже не понял, – многозначительно изрек Лешка. – Я на пять минут вышел из комнаты. Возвращаюсь, а братан копается у меня под кроватью. Я спрашиваю: «Чего ты там забыл?» А Сашок говорит: «У меня туда монетка закатилась». Ну, я хотел помочь ему. А он говорит: «Не надо. Монетка все равно паршивая. Убираться будем, тогда найду».

– Ну и что тут подозрительного? – пожал плечами Олег.

– Да ведь у Сашка коллекция монеток, – откликнулся Лешка. – Только он в тот вечер не доставал ее. Вот я и думаю: с чего бы монетке под кровать закатиться?

– Ну, может, он какую-нибудь новую монетку достал и принес в кармане, – предположил Олег.

– Если бы Сашок принес новую и она у него закатилась, то он бы всю комнату перевернул вверх дном, – уверенно произнес Лешка. – Он над своей коллекцией так дрожит…

– Понятно, – перебил Олег. – Зачем же он тогда под кровать к тебе лазил?

– Мне тоже это интересно, – сказал Лешка. – Я потом все под кроватью ползал. Пыли там было полно. Но ни монетки, ни чего-то другого не оказалось.

– А что, кроме монетки, ты там найти рассчитывал? – поинтересовался Олег.

– Ну, например, какой-нибудь агрегат, – предположил Лешка. – Ведь если это происки моего братана, то откуда пение должно было раздаваться. И под кровать Сашок просто так не полезет. Но там, повторяю, совсем ничего не было.

– Может, Сашок успел свое устройство изъять, пока ты из комнаты выходил? – возникло новое предположение у Олега.

– Вообще-то братан у меня такой, он может, – с уважением произнес Лешка. – Все-таки моя школа. Но я после, когда Сашок в душе плескался, учинил у него тотальный обыск.

– Ну и? – посмотрел на друга Олег.

– Совсем ничего, – развел руками тот. – Во всяком случае, ни одна из вещей, которые я обнаружил, хором петь не могла.

– Может, Сашок свое портативное устройство унес в ванную? – вдруг осенило Олега.

– Как же я раньше не догадался! – хлопнул себя по лбу Пашков. – Ну, естественно. Сашок прихватил эту штуку в ванную. Там как следует припрятал. А утром уволок в школу. Теперь мы с тобой ничего не докажем.

Уничтожив еще по паре бутербродов, ребята покинули кухню и расположились в просторной гостиной. Вульф последовал за ними и со всеми удобствами разлегся на диване.

– Ты, Лешка, погоди расстраиваться, – сказал Олег. – Лучше давай попробуем сообразить, мог ли вообще Сашок воспользоваться каким-то устройством. А если мог, то что это было за устройство?

– Почем мне знать, – ответил Лешка. – Может, это какая-нибудь такая штука, которая излучением давит на психику.

– Даже если такие и существуют, откуда она могла взяться у Сашка? – охватили сомнения Олега.

– Может, они со своей «группой резерва» куда-нибудь залезли и нашли, – предположил Лешка. – А может, и свистнули.

– Почему бы и нет, – усмехнулся Олег.

Когда речь шла о братьях Пашковых, допустить можно было все что угодно. Лешкину голову постоянно распирало от очень заманчивых, но крайне рискованных замыслов. Перед их осуществлением он всегда производил точные расчеты, благодаря которым все должно было пройти абсолютно гладко. Однако жизнь часто вносила свои неумолимые коррективы. Расчеты давали сбой, и от проделок Пашкова страдали то учителя и ученики две тысячи первой школы, то родители и бабушка, а то и вовсе ни в чем не повинные жители района Сухаревской площади.

Особенно становился опасным Лешка, когда объединял усилия с младшим братаном Сашком. Это они год назад, отрабатывая технику борьбы с террористами, поджидающими жертвы на лестничных клетках, оставили весь свой подъезд на долгие месяцы без лифта. Обезвреживая устройство, которое показалось им похожим на бомбу, испортили в разгар зимы теплотрассу. А гостя прошлым летом у австрийского коллеги Пашкова-старшего, герра Шульца, по самую крышу затопили водой его уютный особнячок в окрестностях Вены…

Неудачи Лешку совершенно не обескураживали. Он полагал, что не ошибаются только те, кто ничего не делает. А потому, едва потерпев очередное фиаско, немедленно принимался вынашивать новые потрясающие планы. Ровно таким же образом поступал и Сашок. Недаром же Лешка именовал младшего брата своим последователем. Вот почему, найди Сашок где-нибудь на помойке даже боеголовку от стратегической ракеты, Олега и его друзей это совершенно не удивило бы. А уж какой-то приборчик психотропного действия тем более.

– Значит, – посмотрел Олег на Лешку, – по-видимому, твой братан и его «группа резерва» проникли в одно из закрытых НИИ.

– Вообще-то такие исследовательские институты обычно хорошо охраняют, – засомневался Лешка.

– Знаем, знаем, – покачал головой Олег. – Сам институт охраняют, а вот его помойку с важными стратегическими отходами…

– Точно! – немедленно просиял Лешка. – Чего ж этот гад Сашок от меня-то скрыл?

– Видимо, пагубное влияние Саньки, – хихикнул Олег.

– И не говори! – на полном серьезе воскликнул Лешка. – Он с этой девчонкой скоро вообще о родной семье забудет.

– Сердцу не прикажешь, – ответил Олег. – Ты, Лешка, между прочим, тоже все сделаешь, что тебе прикажет Моя Длина.

– Не Моя Длина, а Машка, – обиделся Пашков.

Школьникова заработала прозвище Моя Длина за чрезвычайно экстравагантную манеру одеваться. Однажды она явилась на занятия в ярко-красной юбке из какой-то очень блестящей синтетики. Впрочем, юбкой это можно было назвать лишь символически. Класс изумленно охнул. Нижняя часть Маши Школьниковой особым изяществом не отличалась. Лишь Пашков, искренне полагавший, что Школьникова всегда выглядит как «настоящая фотомодель», восхищенно выдохнул:

– Ну ты, Машка, даешь. Все прямо наружу!

– Много ты понимаешь, – подбоченилась Школьникова. – Это просто теперь моя длина и мой стиль.

С той поры прозвище Моя Длина прочно прилипло к Машке. Правда, звали ее так за глаза. Школьникова обладала крепким телосложением и могла с ходу врезать.

Влюбленный в нее Пашков тоже на дух не выносил этого прозвища. Потому и напустился теперь на Олега:

– Никогда не называй так Машку. Во всяком случае, при мне. Иначе мы поссоримся.

– Не буду, – заверил Олег.

– И вообще, я совсем не такой, как Сашок, – продолжал Лешка. – Он у этой Саньки под каблуком.

Олег только хмыкнул. Спорить на эту тему с Лешкой было совершенно бесполезно.

– Кроме того, – оправдывался Пашков. – Нечего путать Машку и Саньку. Машка на меня оказывает хорошее влияние, а Санька на Сашка – плохое.

– Давай лучше подумаем, как нам с тобой вывести Сашка на чистую воду, – поторопился перевести разговор Олег.

– Пока не знаю, – озадаченно произнес Лешка. – Да я вообще еще не уверен на все сто процентов, что это он.

– Может, вместе попробуем с ним поговорить? – предложил Олег.

– Нет, – решительно воспротивился Лешка. – Вот сейчас пойду домой и как следует братаном займусь.

– Тогда иди, – поторопил Олег. – Нам нужна ясность. Хотя ты ведь, Лешка, говорил, что Сашок теперь где-то шляется со своей компанией до позднего вечера.

– Но при этом не забывает обедать, – уточнил Пашков. – Так что пойду, пока он еще дома.

Пашков удалился. Олег, схватив со сковородки холодную котлету, пошел делать уроки. Задали на завтра кучу всего, поэтому два часа прошло в напряженных занятиях. Затем позвонил Женька.

– Слушай, Олег! – захлебывался от избытка эмоций долговязый мальчик. – Я завтра пойду в театр не с вами!

– Как это так? – удивился Олег. – В другой театр, что ли?

– Не! – оглушительно проорал Женька. – Театр тот самый, но пойду не с вами!

– Почему? – охватило еще большее недоумение Олега.

– Потому что меня Наташка с собой пригласила! – последовал ответ долговязого друга.

– Наташка? – переспросил Олег.

– Именно, – продолжал Женька. – Я ей звоню, а она говорит, что ее мать говорит…

– Кто говорит? Что говорит? Какая мать? – совсем сбили с толку его слова Олега.

– Какой-то ты в последнее время тупой, – возмутился Женька. – Неужели не понимаешь? Забыл, что Наташкина мать актриса? Вот она и играет у ваших Прошечкиных.

– Ого! – воскликнул Олег. – Кого же она там играет?

– Наташка сказала, что какую-то леди, – радостным тоном сообщил Женька.

– Какую леди? – Олег был совершенно уверен, что действие «Ромео и Джульетты» разворачивается в Италии. А значит, и никаких леди там быть не должно. Впрочем, от творческого дуэта Прошечкиных можно было ожидать не меньших сюрпризов, чем от братьев Пашковых. – Так какую Наташкина мать там леди играет?

– Э-э… – протянул Женька и смолк.

– Я, по-моему, у тебя спрашиваю, – крикнул Олег.

– Вообще-то Наташка мне говорила фамилию этой леди, – смущенно пробормотал Женька. – Но я уже позабыл. Ладно, какая разница. – Он никогда не брал в голову подобных мелочей. – Все равно ведь завтра в театр пойдем, там и узнаем. Главное, я очень вовремя позвонил Наташке. Оказалось, она на эту премьеру идти не хотела. А когда я сказал, что иду, она предложила отправиться туда вместе. В общем, увидимся уже в театре.

– Понятно, – ответил Олег.

С Наташкой, дочерью известной актрисы Инги Турундаевской, Олега и его друзей познакомила Моя Длина во время одного из последних расследований. По общему мнению Компании с Большой Спасской, Женька и Наташка просто нашли друг друга. Как бы там ни было, теперь Женька и Наташка встречались почти каждый день. А когда не могли увидеться, подолгу болтали по телефону. Непосвященные часто вообще принимали их за брата и сестру. Почти одинакового роста, одинаково худые, с одинаковыми длинными темными волосами, они даже одевались похоже.

А вот характеры были диаметрально противоположными. Женька отличался крайней подвижностью и общительностью. Наташка, наоборот, замкнутая и неразговорчивая. По этому поводу Темыч однажды заметил: «Если Наташку и Женьку соединить вместе, потом разделить на четыре и умножить на два, то получится человек с идеальным характером».

Женька немедленно возразил тогда другу, что у них с Наташкой и так «замечательное разделение труда». Тут он был близок к истине. Например, Наташка отличалась крайне плохим аппетитом, из-за чего выслушивала постоянные нотации от матери и домработницы. С появлением Женьки, которому не хотелось есть, только когда он спал, проблема решилась кардинальным образом. Наташка почти каждый день приглашала друга обедать. Женька безо всяких усилий сметал как свою порцию, так и большую часть порции подруги. Домашние Наташки были в полном восторге. По их мнению, Женька крайне положительно влиял на подругу. Впрочем, в какой-то степени они были правы. Наташка с появлением Женьки действительно изменилась к лучшему.

– Так все-таки кого Инга у Прошечкиных играет? – еще раз попытался выяснить Олег.

– Слушай, чего ты пристал! – возмутился Женька. – Какая разница. Лучше продиктуй мне решение по алгебре. А то у меня уже нет времени самому решать. Мы с Наташкой через полчаса встречаемся.

– Опять обедать идешь? – хохотнул Олег.

– Нет, ужинать, – торжественно объявил Женька. – Там Ольга Степановна испекла какие-то обалденные расстегайчики.

– Ну-ну, – расхохотался Олег. Ему было известно, что домработница Инги Турундаевской питает особенную нежность к Женьке. Однажды, когда Компания с Большой Спасской собралась в Наташкиной квартире, Ольга Степановна умиленно произнесла: «Никогда еще не видела мальчика, который бы так хорошо кушал, как Женечка».

– Ты, Олег, не нукай, – проорал в трубку долговязый друг, – а лучше диктуй алгебру. Иначе я даже переписать у тебя не успею. Время-то идет.

– Ну ты и фрукт! – пробормотал Олег и покорно принялся диктовать задачи по алгебре. Женьку следовало принимать таким, как он есть. Потому что другим он быть все равно не мог.

Едва Олег распрощался с Женькой, как позвонил Пашков.

– Почему было так долго занято? Я уже устал нажимать на эти чертовы кнопки.

– Ближе к делу, – отозвался Олег. – Есть какие-то новости?

– Иначе не стал бы дозваниваться, – скороговоркой произнес Лешка. – Сашок раскололся.

– Значит, действительно он?

Олег испытывал двойственное чувство. С одной стороны, хорошо, что нашлось достаточно простое и совсем не страшное объяснение. Но с другой – было немного жаль расставаться с тайной.

– Да нет. Это вроде бы не Сашок, – последовал неожиданный ответ Пашкова.

– А говоришь, раскололся, – удивленно проговорил Олег.

– Он по другому поводу раскололся, – продолжал Лешка. – То есть по тому самому поводу… Но не то, что ты думаешь.

– А что я, по-твоему, думаю? – перебил Олег.

– Другое, чем есть на самом деле, – навел еще больше туману Лешка.

– А чего на самом деле? – пытался добиться хоть какой-то ясности Олег.

– Ну, не то, что было позавчера, но вообще-то мы с тобой правы.

– Ты, Лешка, в своем уме? – рассердился Олег.

– Полностью, – подтвердил тот.

– Тогда объясняй нормально, – потребовал друг.

– И Машка тоже со мной согласилась, что этого нам совершенно не нужно, – к полному недоумению Олега, изрек Пашков.

– Какая Машка? При чем тут она? Ты что, не можешь говорить? – заорал Олег.

– Да. И Танька, между прочим, говорит то же самое, – отозвался Лешка.

– Понятно. – До Олега дошло, что рядом с Лешкой кто-то стоит.

– Я тебе позже перезвоню, – сказал Пашков.

В трубке раздались частые гудки.

– Лучше бы вообще не звонил, – тихо пробормотал Олег.

Чтобы зря не теряться в догадках, Олег пошел погулять с Вульфом. Едва они возвратились домой, как с работы прибыли Беляевы-старшие.

– Папа, ты почему меня не предупредил, что мы всем классом идем завтра в театр? – тут же осведомился Олег.

Вопрос сына отчего-то заметно смутил Бориса Олеговича.

– В театр? Всем классом? – удивленно спросила Нина Ивановна. – А при чем тут папа?

– Да, видишь ли, Нина, меня Олежкин классный руководитель давно просил, – усиленно отводя взгляд от жены, произнес Борис Олегович. – Ну, организовать какое-нибудь культурное мероприятие. Вот я и…

Олег сейчас просто не узнавал собственного родителя. Обычно взрывной, решительный и громогласный, глава семейства Беляевых сейчас вел себя с какой-то подчеркнутой сдержанностью и, казалось, старался как можно скорее свернуть разговор.

– Что ты и?.. – переспросила Нина Ивановна.

– Ну я и решил, что пора устроить, – с видимым трудом выдавил из себя муж. – Все-таки родной класс нашего сына. И Андрей Станиславович такой замечательный учитель… Ему с этими оболтусами очень, знаешь ли, Нина, трудно. И зарплата у него мизерная.

– При чем тут зарплата Андрея Станиславовича? – недоуменно осведомилась Нина Ивановна.

«Что это с предком творится? – в свою очередь изумился Олег. – Может, у него какие-нибудь крупные неприятности?»

– Как это при чем тут зарплата! – похоже, нашел наконец повод перевести разговор Борис Олегович. – Это ты, Нина, купаешься в благополучии…

– Я? – возмутилась Нина Ивановна. – Что ты такое несешь, Боренька?

– Конечно, и моя вина тут есть, – нашелся Борис Олегович. – Слишком уж я вас с Олегом приучил к обеспеченной жизни.

– Ты… меня… приучил? – задохнулась от праведного негодования жена. – Между прочим, мы с тобой, кажется, вместе основали нашу фирму. И теперь вместе в ней работаем.

– Но в отличие от тебя, Нина, я не утратил ощущения реальности! – издал мелодраматический возглас глава семейства Беляевых.

– По-моему, я действительно утрачиваю ощущение реальности, – потрясла головой Нина Ивановна.

– Вот, вот, я и говорю! – сардонически захохотал Борис Олегович.

«Нет, с ним вроде бы все нормально», – подумал Олег.

– Ты, Нина, совершенно не знаешь, как приходится теперь тяжело работникам образования! – продолжал Борис Олегович.

– Я не понимаю другого, – отвечала жена. – Какая связь тяжелой жизни работников образования с походом в театр, который ты каким-то образом организовал?

– Самая прямая, – ответил муж. – Я решил оказать посильную помощь.

– И куда же ты им устроил билеты? – не мигая смотрела на него жена.

– Естественно, к Прошечкиным, – снова значительно сбавил тон муж. – Они люди хорошие, вроде бы как друзья. И за билеты не надо платить.

– К Прошечкиным? – побледнела Нина Ивановна и, как была, в пальто, опустилась на стул возле вешалки.

– А что ты, Нина, в этом видишь плохого? – не глядя на жену, спросил Борис Олегович.

– Многое, Боря, – устало проговорила Нина Ивановна. – Ты разве забыл, что у Прошечкиных завтра премьера?

– Наоборот, помню, – ответил Борис Олегович. – Именно потому я и решил устроить удовольствие как ребятам, так и Андрею Станиславовичу. Еще неизвестно, когда они смогут в следующий раз попасть на такое модное мероприятие.

– И, конечно же, ты, Боря, не подумал, что у Прошечкиных очень маленький театр, – хмуро произнесла Нина Ивановна.

– И это учел, – с чувством собственного достоинства изрек глава семейства Беляевых. – Я сразу предупредил Генриха, что ребята могут посидеть и в проходах.

– По-моему, Боря, ты просто решил таким образом поссорить нас с Прошечкиными, – горестным тоном произнесла жена.

На лице Бориса Олеговича воцарилось какое-то странное выражение. Олег готов был поспорить, что мать попала в точку. Однако глава семейства Беляевых с пафосом возразил:

– Не говори глупости, Нина. Почему это Прошечкины должны с нами поссориться? Я ведь пропагандирую их искусство. Так сказать, несу его в массы. Верней, массы несу к их искусству, – уточнил он.

– Боря, ты же прекрасно знаешь Олежкин класс, – возразила Нина Ивановна. – Они обязательно что-нибудь сотворят.

– Это почему? – возмутился Олег. – И вообще мы даже не все пойдем, а только половина.

– Какая разница, – отмахнулась Нина Ивановна. – Пашков-то идет?

– Обязательно, – подтвердил Олег.

– Ну вот, – с трагическим видом выдохнула Нина Ивановна. – А ваш Пашков один десятерых стоит. Значит, скандал обеспечен.

– Мама, не забывай, что мы все уже взрослые! – воскликнул Олег.

– Это вам так кажется, – покачала головой мать. – Боря! – повернулась к мужу она. – Ну почему ты со мной не посоветовался. Лучше бы мы купили для них билеты в какой-нибудь другой театр.

– Чисто женская логика! – отбил выпад муж. – Значит, по-твоему, Нина, другой театр может лететь в тартарары, только бы твои любимые Прошечкины не пострадали!

– Боренька, ну зачем ты так! – смутилась Нина Ивановна. – Другой театр, конечно, мне тоже жалко. Но в данном случае я боюсь, что после твоего демарша Прошечкины нас больше никогда никуда не пригласят.

– Я бы не сильно расстроился, – вырвалось у главы семейства Беляевых.

– Вот ты и проговорился! – всплеснула руками жена. – Я знаю: ты никогда не любил Люду и Генриха!

– А за что мне их особенно любить? – прорвало наконец Бориса Олеговича.

Тут Олег понял, что надо вмешаться. Иначе, чего доброго, дело дойдет до крупного скандала.

– Успокойтесь, родители, – сказал он. – Мы в театре Прошечкиных ничего плохого делать не собираемся. Тем более что в спектакле играет мать Наташки.

– Какой Наташки? – удивленно поглядела на сына Нина Ивановна.

– Наташка – дочь Инги Турундаевской, – напомнил Олег.

– Она что, теперь в вашем классе учится? – полюбопытствовал Борис Олегович.

– Нет, просто Наташка – хорошая Женькина знакомая, – не стал вдаваться в подробности Олег. – Она сама пригласила его на спектакль.

– Вот видишь, Нина, – с торжеством произнес муж. – Значит, с нашей стороны одним человеком меньше.

– Ах, Боря, с тобой невозможно спорить, – махнула рукой Нина Ивановна. – Иди переодевайся, а я пойду поставлю разогревать ужин.

– Давно бы так, – с чувством превосходства заметил Борис Олегович и, мурлыкая веселую мелодию, направился в спальню.

Олег вернулся к себе в комнату. Он решил еще раз позвонить Пашкову. Трубку взял отец Лешки и Сашка, известный нейрохирург Пашков-старший.

– Здравствуйте, – вежливо проговорил Олег. – Можно Лешу?

– Леши нет, – устало отозвался Пашков-отец.

– А когда он будет? – спросил Олег.

– Трудно сказать, – последовал неопределенный ответ Пашкова-старшего.

– Попросите его, пожалуйста, перезвонить Олегу, – попросил мальчик.

– Попрошу.

И Пашков-отец повесил трубку.

«Странно, – подумалось Олегу. – Куда это Лешку унесло? Неужели что-нибудь случилось? И разговаривал он со мной как-то странно. Может, отправился за Сашком следить? Или еще что-нибудь интересное разузнал с тех пор, как мы с ним расстались?»

– Олежка, за стол! – хором позвали с кухни родители.

Вульф первым вылетел из комнаты. Аппетитом он мог сравниться разве что с Женькой. Олег последовал за псом. Но не успел он еще достичь кухни, как раздалось настойчивое пиканье домофона.

– Кто там? – нажал кнопку Олег.

– Это я! Пашков! – проорали в динамике домофона. – Быстро спускайся!

Загрузка...