36

Замок Блуа,
5 января 1589 года. 10.00

Должно быть, у меня сильный жар, иначе почему я ощущаю такую слабость? Сколько сейчас времени? Я все еще жива или уже нахожусь на пути в мир иной? Как же трудно открыть глаза. Я должна жить, должна бороться, пока не закончу все свои дела здесь… только вот что это за дела? Ах да, мое завещание. Нужно оставить четкие распоряжения. Не хочу случайно о ком-нибудь забыть. Не прощу себе этого. Кто знает, каково мне будет там, за порогом? Любопытно, там и в самом деле все выглядит так, как говорил мой исповедник? Две двери: через одну восходишь в райские кущи, через другую низвергаешься в преисподнюю. Как мне не ошибиться дверью? Угадаю я или промахнусь? Лучше не задумываться об этом. Надеюсь, мои дядья, их святейшества Лев X и Климент VII, и все мои кузены кардиналы будут ждать меня там и укажут нужную дверь. Я не могу ошибиться, делая столь важный выбор. Если правда, что Папа — посланник Господа на этой земле, значит, дядя Лев и дядя Климент будут ждать меня там. Да простят они меня, но пусть подождут еще немного, я пока не до конца выполнила свой земной долг…

Удалось открыть глаза. Ценой невероятного усилия. Вижу движущиеся тени, словно за пеленой тумана. Постепенно тени обретают очертания, все более четкие. Узнаю лицо. Ах да! Это герцогиня де Ретц. Значит, я еще не умерла. Вижу, как шевелятся ее губы, но звуки слов не доходят до моего слуха. Улыбается, говорит мне что-то. Не понимаю, что именно. Участливая рука вытирает мне лоб… «Ваше величество…» Наконец-то слышу. Герцогиня зовет меня.

— Пить. Дайте пить.

Чтобы произнести эти слова, пришлось напрячь все силы. Значит, я просто спала. Но потихоньку сонный дурман отступает.

Кто-то подходит с кувшином и наливает воды в стакан. Кто это? Не узнаю. Надо показать, что я жива и в сознании. Сосредоточусь на герцогине.

— Который час, сударыня?

— Десять утра, ваше величество. Ваше величество изволили спать. Не желаете ли откушать чего-нибудь?

— Мой сын. Где мой сын, король?

— Его величество ожидает в своих покоях. Он приказал немедленно известить его, когда ваше величество проснется. Я сейчас же сообщу ему.

Все-таки я всего лишь спала. И мне снился сон. А я было подумала, что уже ступила в чистилище.

— Позовите и мою внучку, сударыня. Я хочу видеть свою внучку.

Герцогиня поняла, что я говорю о принцессе Кристине Лотарингской.

— Сию минуту пошлю за ней, ваше величество. Но вы действительно не желаете ничего поесть? Немного теплого куриного бульона пошло бы вам на пользу.

Возможно, герцогиня права. Немного бульона будет очень кстати. Я не ела со вчерашнего дня, поэтому так ослабла. Утвердительно опускаю веки. Говорить слишком трудно. Нужно сохранить силы для более важных дел, а не растрачивать их на какой-то вздор вроде куриного бульона.

Какая-то суета в дверях. Все расступаются, низко кланяются. Должно быть, пришел мой сын. Никак не могу разглядеть его. Но кто это может быть, как не король? Наконец-то он пришел. Мой сын пришел навестить меня! Узнаю знакомые черты по мере его приближения. Он выглядит утомленным. Лицо измученное. Берет мою руку, целует, робко улыбается. Бедный Генрих, знал бы ты, как мне жаль, что я являюсь причиной твоих тревог!

— Как вы себя чувствуете, сударыня? Я беспокоился о вас. Всю ночь молился о вашем здоровье.

У него такой ласковый голос. Из всех сыновей Генрих всегда был самым близким для меня. Мы очень любили друг друга. С остальными сыновьями было иначе. Франциск был хороший мальчик, но слишком отстраненный и поверхностный. К тому же под каблуком у своей женушки, этой безмозглой вертихвостки Марии Стюарт. Он ушел от нас таким молодым. Бедный мой Франциск! Второй мой сын, Карл, был безвольным. Не умел принять самостоятельно ни одного решения. Вечно ему требовалось одобрение окружающих. И я, его мать, всегда была рядом, всегда зорко следила за его знакомствами. За его окружением всегда нужен был глаз да глаз. Несчастный Карл, он был такой зависимый. Стоило мне на мгновение отвлечься, как он связался с Колиньи, будь проклят этот негодяй. Дорого нам стоила эта дружба, ох как дорого. Как подумаю обо всех этих убитых… до сих пор меня мучат кошмары. Не поддайся Карл влиянию своих скверных друзей, возможно, удалось бы избежать ночи святого Варфоломея. Бедняжка. Не вынес угрызений совести. И наконец, Генрих. Мой дорогой, милый Генрих. Я знала, что однажды он станет королем. Звезды предсказали мне это. А звезды никогда не ошибаются. Но откуда мне было знать, что ему суждено унаследовать трон своего брата Карла? Если бы я могла предположить такое, то не стала бы прилагать столько усилий, чтобы найти для него свободный трон в Европе. В далекой Польше. Чужая, холодная страна, населенная варварами. Где им было понять моего Генриха, такого чувствительного и утонченного? Эта страна не для него. Я так и знала, но пошла на это за неимением лучшего, все-таки там он был королем. Однако судьба смилостивилась и вернула его мне. Карл скончался, не оставив прямых наследников и освободив брату путь к французскому престолу. И мою боль от потери второго сына смягчала мысль о том, что я снова смогу видеть Генриха: теперь он будет здесь, рядом со мной, и это сделает меня счастливой.

Конечно, Генрих тоже доставлял мне немало хлопот. Далеко не всегда он действовал, сообразуясь с обстоятельствами. Не его вина, что ему выпало править в такое трудное время. Но он всегда доверял мне, своей матери. Мы вместе правили, вместе принимали решения, вместе страдали. Теперь ему предстоит продолжать свой путь в одиночестве, хотя я всегда буду помогать ему оттуда, куда скоро попаду.

— Пусть придут нотариусы, ваше величество. Я должна продиктовать свое завещание, пока у меня остаются силы. Прошу вас, поторопите их, время уходит, и ваша мать уже не успевает за ним.

В ожидании нотариусов осматриваюсь вокруг. Забавно разглядывать эти лица. Многие кажутся знакомыми. Люди, столько лет служившие мне верой и правдой. Одних узнаю сразу, других вообще не узнаю. Меня всегда окружало столько народу… теперь их всех не упомнишь. Некоторые лица знакомы, а имена ускользают из памяти. А все остальные, незнакомые, кто они? Родственники и друзья моих фрейлин, пришедшие, чтобы присутствовать при кончине старой королевы. Отчего-то всем непременно хочется посмотреть, как она умирает. Почему бы им не уйти и не оставить меня в покое? Хочу тишины. Как было бы хорошо остаться наедине с сыном. Будь он проклят, этот церемониал, обязывающий нас, монархов, постоянно жить в окружении толпы. Кто все эти люди? Какие-нибудь шпионы, конечно, затем несколько особ, рекомендованных ко двору… Все хотят быть поближе к их величествам. Несчастные глупцы. Разве я сейчас такая уж важная персона? Они что, не понимают, что я просто умирающая старуха? Чего они от меня ждут?

А те, кто служил мне? Из преданности они служили или из корысти? Сколькие из них меня предали? Боюсь, я никогда уже этого не узнаю. Мне всегда приходилось делать хорошую мину при плохой игре. Показывать свои лучшие стороны. До потаенных и темных им дела не было — они сами их с удовольствием выдумывали. Чего только не рассказывали про мой злобный нрав и про мои дурные наклонности. Зачем же было давать им лишний повод для злословия и клеветы? В этом отношении мой двор и так непревзойден. Здесь игра воображения полностью заслоняет действительность. Очередное неудобство нашего положения. Люди сообща создают наш образ. И этому образу они поклоняются, льстят или, наоборот, наделяют его демоническими чертами. Тут уж ничего не поделаешь. Для меня же важнее всего быть честной с самой собой. Я много лет правила этим народом. Для них я почти что легенда. Поэтому они толпятся в моей приемной, стремятся увидеть меня напоследок. Они столько порочили и очерняли мое имя, а теперь вот мечтают рассказывать своим детям и внукам: «Я знал королеву Екатерину Медичи». Было бы чем гордиться.

Наверное, эти люди не ведают, что королеве всю жизнь, изо дня в день, приходилось бороться за то, чтобы ее любили или хотя бы уважали. Быть супругой и матерью королей для этого, оказывается, недостаточно. В этой стране меня всегда считали выскочкой-чужеземкой. Они заставили меня дорого заплатить за одно то, что я достигла того положения, которое было мне предназначено судьбой. Предначертано звездами. Но что эти невежды знают о звездах? Вероятно, ничего. Ведь они советуются с астрологами лишь для того, чтобы узнать, отвечают ли им взаимностью возлюбленные, улыбнется ли им удача, счастливым ли будет их брак и смогут ли они иметь детей. На самом деле они не верят в звезды. Только используют их, чтобы обрести хоть какую-то уверенность. А я всегда в них верила. С самого раннего детства я знала, что мой путь предопределен. И когда не советовалась со звездами, всегда совершала ошибки. Как в ночь святого Варфоломея. Я не хотела этой трагедии. До последнего мгновенья я изо всех сил старалась избежать ее. А она все равно произошла. Меня в очередной раз предали те, кого я удостоила доверием. Я не могла ни на что решиться. Королевство подвергалось страшной опасности, но я не считала себя вправе отдавать приказ об истреблении всех гугенотов. Господь свидетель. Но именно это и случилось. Их перебили всех до единого. Я на веки вечные останусь вдохновительницей кровавой расправы. А ведь я хотела только вывести из игры их предводителей. И все бы обошлось. Но у предателей были другие планы. Они хотели уничтожить всех гугенотов, не только вождей. Страшные были дни. Повсюду валялись трупы. И разумеется, все указывали на меня пальцем как на единственную виновницу чудовищного преступления. Не потому ли пришли сюда все эти разодетые дамы? Хотят своими глазами увидеть жестокую королеву, по чьему слову развязалась самая бесчеловечная резня в христианском мире. Бедняжки. Наивные дети. Им ничего не известно об извилистых тропах политики. Не так все просто, как кажется. Они не знают, как тяжела борьба за власть. Не знают, что мало отдать приказ, чтобы подчинить себе других, — нужно еще непрерывно бороться. Умение подчинять — это искусство, доступное лишь избранным. Люди легко поддаются ненависти, жажде мести. Разъяренная чернь неуправляема. Вот истинная причина трагических событий в Варфоломеевскую ночь. Я никогда не прощу себе этого.

Нотариусы пришли. Начинаю диктовать завещание. Порой память подводит меня, и приходится прибегать к помощи сына. Все, больше не могу. Слишком трудно вспоминать и говорить. Силы оставляют меня. И только одно имя, как наваждение, терзает мои мысли: Тинелла. Что с ней случилось? Жива ли она? Как мне ее не хватало все эти годы. Конечно, она стала жертвой той страшной ночи. Тинелла никогда бы меня не покинула. Она любила меня и знала, как я ее люблю.

Сын продолжает диктовать завещание за меня. Он знает, какова моя воля. Под конец, когда завещание было прочитано вслух и все неясные места учтены, меня попросили его подписать. Я уже слишком слаба для этого. От моего имени его подписывает мой сын Генрих III. Вслед за ним подписывает его жена, королева Луиза, моя внучка Кристина Лотарингская, хранитель королевской печати Дюпюи и первый наместник Бретани Дю Риц. Затем завещание заверяют нотариусы. Вот и все. Кажется, я никого не забыла.

Я вознаградила всех, кто самоотверженно служил мне все эти годы. Фрейлин, офицеров, дворян, капелланов, секретарей и слуг. Почти пятьсот тысяч экю пойдет на их пенсии. Моей внучке Кристине Лотарингской, дочери моей дочки Кло-дии, я оставляю в наследство все свое имущество в Италии, а кроме того, наследственные права на герцогство Урбино и двести тысяч экю, которые нужно заплатить великому герцогу Тосканы за мои флорентийские владения. Кристине же я оставляю свой дворец в Париже, половину мебели и все свои драгоценности. Королеве Луизе, супруге моего Генриха, достанется ее любимый замок Шенонсо. Моему внуку Карлу Ан-гулемскому, незаконному сыну моего сына Карла IX, я отдаю все свои владения во Франции, унаследованные мною от матери: графства Клермон, Овернь, Лорагэ, баронства Тур и Шез, все мои поместья в Оверни и все права на мельницы на юге Франции. Все остальное отойдет моему сыну, королю, вместе с обязанностью сделать щедрые пожертвования в пользу многочисленных приютов, которые я создавала всю жизнь. Король также обязан обеспечить приданое всем бедным девушкам, когда они выйдут замуж, и шесть тысяч шестьсот шестьдесят шесть экю раздать нищим, чтобы они помолились за упокой моей души. Я особо отметила в завещании, что никакая часть моего личного имущества не может быть передана французской казне. И исключила из завещания свою дочь Маргариту и зятя, короля Наваррского.

Загрузка...