Соленый огурец (Детектив)

– Детективом решил заделаться?! – с неожиданной злостью выкрикнула Любаша и решительно загородила своим хрупким телом выход с кухни. Григорий Лещинский свою жену никогда не боялся, но сейчас нехотя снова уселся на табурет. Ему захотелось объяснить мотивы своего предполагаемого поступка. Но сразу нужных слов не находилось.

– Видишь ли, мне этот несчастный случай кажется очень странным…

– Да у тебя совсем мозги перестали соображать от переизбытка алкоголя в крови! – с ядовитым сарказмом прервала его супруга. – Ему кажется!!! Крестись, если кажется! И не лезь не в свое дело! Без тебя милиция разберется!

– Как же! Разберется! – возмущенно фыркнул Григорий. – Да они даже никого и не опросили из окружающих! Для отмазки глаз порасспрашивали нескольких забулдыг да и укатили на день рождения своего коллеги. Я сам слышал, как они переговаривались…

– Значит, для них все ясно и просто! Никаких сомнений.

– Зато у меня сомнений хоть отбавляй! Да и другом мне Федько был…

– Другом?! – Любаша демонстративно рассмеялась. – Первым треплом и обманщиком он был!

– Про покойника плохого не стоит говорить! – повысил голос Григорий. – Он хоть и преувеличивал много, но в душе был человеком добрым, легкоранимым. Старался всегда быть спокойным, солидным, уравновешенным.

– Ага! Солидным в особенности! Поэтому и рассказывал, что его мать полковник в отставке, а отец секретный физик. Впоследствии оказалось: мать – уборщица в солдатской столовой; отец – ночной сторож стеклотары.

Григорий Лещинский грустно улыбнулся на возмущенные воспоминания жены, выдвинул из-под стола вторую табуретку и сделал приглашающий жест рукой.

– Рыбка! Садись! И не заводись так! Я ведь получше тебя знаю тяжелую жизнь Федора. Очень уж хотелось ему быть как все благополучные люди. Оттого и фантазировал. Когда его первая жена бросила и с ребенком сбежала, он чуть на себя руки не наложил. Переживал слишком. А уж когда и вторая с ним то же самое отчебучила, вот тогда-то он и сломался. И начал «понтоваться»: «Жен я по заграницам отправил и только деньги им на жизнь и учение детей отправляю». Он даже мне ни разу не пожаловался на этих шлюшек. Может, надеялся на возвращение хоть одной из них?

– Все равно, – упрямо продолжала Любаша, – из-за этого не стоило так завираться!

– Может, и не стоило, – охотно согласился муженек, обнимая ее за талию. – Но ведь каждый на свое горе реагирует по-разному. Кто в запой бросается, кто с ума сходит, а кто лютует, как зверье неразумное.

– А ты бы как поступил? – она кокетливо отклонилась в сторону. – Если бы я с детьми к другому мужчине ушла?

Оба прекрасно понимали, что это не что иное, как невинная шутка, но глаза Григория недобро блеснули. Скорей всего даже помимо его воли. Зато голос был игривым:

– Дети, конечно, со мной бы остались. А вот тебя бы просто проводил до вокзала.

– А потом? – в ее голосе слышалось разочарование.

– А потом бы отправил в последний путь, – Григорий делано тяжело вздохнул, – как… Анну Каренину. Можно, конечно, и водным путем, как Муму, но речек в округе глубоких нет. А при поездке к морю расходы на развод слишком возрастут.

– Бес-с-ты-жий! – Любаша с укором покачала головой. – Такова твоя благодарность за мое согласие иметь от тебя детей? Ладно, ладно, запомним!

– Кстати, о детях! – Григорий потерся щекой о плечико жены и продолжил разговор: – Именно из-за них Федор так старался что-то заработать. И хочу тебе напомнить: много не пил. Даже ставши хозяином бара. Хотя никогда не отказывался посидеть за хорошим столом. И попить водочки. Но всегда держался в пределах нормы. А уж падать, да еще и так неудачно, не в его стиле!

– Иногда и трезвые люди делают неверный шаг и ломают себе шею! – резонно заметила на это жена.

– В том-то и дело, что в крови Федора было просто неимоверное количество алкоголя!

– Тогда тем более все понятно! – утвердилась Любаша. – Но откуда ты об этом знаешь?

– Сегодня с самого утра я сгонял в милицию и просто поинтересовался ходом расследования. А меня так ненавязчиво вытолкали, на ходу сообщая, что следствие закрыто в связи с явным несчастным случаем. А на мои возмущенные вопросы отвечали весьма внятно: «Не твое дело!» Я уже и возвращаться домой решил, как вдруг на лестнице столкнулся не с кем иным, как с Тарасовым Санькой.

– С кем? – не поверила супруга, явно оживляясь. – С Санькой? Твоим одноклассником! Мы же его лет десять не видели!

– Точно! И он там работает следователем! И уже майор!

– Постой! Но ведь он на пожарника учился! Или я ошибаюсь?

– У тебя просто завидная память. Санька стал офицером-пожарником. Вот только с работой не получилось. Потом другие курсы, и он стал участковым на противоположной от нас окраине города. Затем академия, несколько званий, отличия по работе, и сейчас он старший следователь отдела по борьбе с особо тяжкими преступлениями. Когда я ему объяснил свои сомнения, он на ходу отдал распоряжения, провел в свой кабинет, и мы даже выпили по рюмочке за встречу. Он ведь тоже нас потерял из виду, когда мы сюда переехали девять лет назад. Потом принесли дело, он его просмотрел и только руками развел: не в моей, говорит, это юрисдикции. Да и дело уже закрыто. Вот тогда-то я и узнал, что в желудке и в крови у Федора нашли много алкоголя.

– И как много?

– Если перевести на понятный тебе язык, то он как бы выпил бутылки три водки! Не меньше!

– Он что, мог столько осилить?! – вытаращила глаза Любаша.

– Вот и я тебе твержу о том! На второй бутылке он бы уже рвал. Не мог он столько выпить. И Тарасову я так же объяснил. Он меня понял, но тут же показал на огромную кипу других папок: все они были в работе, и добавлять к ним еще одно дело только с моих слов Санька не имеет ни сил, ни возможности. И так по воскресеньям работать приходится. Хотя и согласился со мной, что Федю явно могли напоить и инсценировать несчастный случай. Зато, если бы у него на руках были новые факты или более конкретные подозреваемые, то он сразу пошлет дело на доследование и назначит более настырного следователя.

– Значит, ты сам решил поискать и новые улики, и новых подозреваемых? – Любаша сбросила его руку и встала. – Собутыльник-пионер – первый сыщикам пример!

– Да! Не раз я сидел с покойным за одним столом! – согласился Григорий, медленно, но решительно вставая. – Поэтому хочу сделать для его памяти небольшую услугу.

Любашины глаза отчаянно заметались по фигуре мужа, губы задрожали, а по щекам покатились неожиданные слезы.

– А если с тобой что-то случится?!

Григорий крепко обнял супругу и, поглаживая по спине, стал успокаивать:

– Так ведь я никуда и лезть не собираюсь! Просто потолкаюсь по соседним барам, послушаю, может, сам чего невзначай спрошу. Авось кто-то что-то подозрительное и видел. Ведь среди бела дня все было. Хоть и бар был закрыт на перерыв слишком долго, но люди там шастали. Подходили к двери, заглядывали внутрь. Хоть бы одного конкретного свидетеля найти, а там уже Тарасов его раскрутит.

– Кругом столько разного отребья бродит, хулиганья. Как стемнеет, на улицу никто не показывается! А тебе дома не сидится.

– Обещаю не искать неприятностей! – пообещал Григорий, отстраняя от себя Любашу и заглядывая ей в глаза.

– А если неприятности тебя сами искать начнут? – не успокаивалась жена.

– Тогда применим свои накачанные мышцы и врожденную ловкость!

– Ты ведь уже год не качаешься! – возразила жена. – Со штанги только пыль протираю!

– Зато на работе мне еще больше приходится тяжести ворочать! – Григорий улыбнулся. – И весь день бегом, а порой даже с ускорениями. Больше устаю, чем от штанги.

– Я понимаю, что тебе там не мед, – грустно улыбнулась Любаша. – Но зато теперь не экономим каждый рубль. Даже дети поправились…

– Вот видишь! Я тебе всегда говорил: со мной не пропадешь! И себя в обиду не дам. Так что не переживай, тем более что долго ходить не собираюсь. До одиннадцати часов точно буду дома. Коль не высплюсь, сама знаешь, как я встаю по утрам.

Любаша тяжело вздохнула и, получив поцелуй в щеку на прощанье, с тревогой проследила, как за мужем закрывается входная дверь.


Несколько лет назад Григорий Лещинский в злачные места даже не заглядывал. И работа была интересней, и спорту много времени уделял. Но за последние два года много изменилось. Вначале попал под непонятное сокращение штатов. А потом целый год просидел почти без заработков. Пришлось говорить чуть ли не с каждым встречным и выпытывать о наличии свободных рабочих мест у любого, с кем сводила судьба. Незаметно даже для самого себя Григорий то прикладывался к пивной кружке в баре, то рассуждал у пивного ларька, а то и захаживал в небольшие кафешки. Если, конечно, были желающие пригласить. Пить он не любил, хотя мог держаться за столом до последнего. Но постепенно наводящая тоску безработица делала свое черное дело, и стало вполне привычным каждый вечер потолкаться в местах постсоветского «бухгрампита».

А уж когда год назад удалось устроиться на работу, то ежевечернее причастие стало законом. Ибо таковы были правила: вся бригада грузчиков после работы заходила «на пиво» в обязательном порядке и в полном составе. Выделяться из коллектива считалось непристойным, и бригадир безжалостно отсеивал непьющих. Сам бригадир в те времена был хоть и крепким дядькой, но с алкоголем вместо крови. А так как набором в бригаду грузчиков ведал он, то Григорию пришлось ради приличного заработка каждый вечер просиживать в шумной и веселой компании.

Но месяц шел за месяцем, и Лещинский прочно обосновался на мебельной базе. Мало того, быстро вырос по служебной лестнице благодаря своей удивительной силе и завидной выносливости. Завоевав этим авторитет не только среди товарищей, но и у нового директора базы. А месяц назад вконец спившегося бригадира вообще выгнали с работы за многочисленные прегрешения. И директор без сомнений назначил Григория на освободившуюся должность.

И тот сразу попытался упорядочить послетрудовой отдых. Но не так-то легко искоренить устоявшиеся традиции. Грузчики привыкли к повседневным пьянкам, которые устраивались на получаемые бригадиром чаевые от клиентов. Иногда этих чаевых было так много, что Григорию приходилось прямо-таки разносить своих товарищей по их квартирам. Одно благо, что жили все близко, в одном районе. Бессмысленные гуляния продолжались.

После трех дней бригадирства Григорий стал устраивать «выходные». И чаевые в такой день просто поровну делил между всеми. Это сразу принесло свои результаты. Некоторым это понравилось, и они впервые за многое время явились домой трезвые и с подарками под мышкой или в руках.

Последняя неделя вообще была объявлена «сухой», и исключение сделано было только для вчерашнего дня, субботы. Но и он не удался из-за безвременной кончины хозяина бара, в котором бригада стала собираться еще полгода назад. И хозяином был именно Федор, старый друзяка Григория еще по первому месту работы. Именно Григорий и уболтал всех грузчиков пропивать чаевые в баре «Звонок». Убеждая, что водку здесь подадут хорошую, а пиво неразбавленным. Так всегда и бывало. Кроме последнего раза. Тогда вообще ушли несолоно хлебавши.

Бригада как раз подошла к бару, когда оттуда выскочила с расширенными глазами официантка Мальва и стала орать дурным голосом:

– Федор! Федор убился!

Пока приехала милиция, Григорий быстро раздал чаевые товарищам и распустил по домам. Мол, какая может быть пьянка в такой грустный день? А сам остался и по мере возможностей проследил за действиями оперативной группы. Да и сам попытался воссоздать картину происшедшего события. А выглядело оно так:

«Звонок» закрывался в 15:00 на обеденный перерыв и возобновлял работу в 18:00. Официантка Мальва, разбитная бабенка лет сорока, сделав все свои дела по уборке помещения, вышла из бара в полчетвертого. Договорившись с Федором, что тот сам откроет бар после перерыва. А ей надо было забрать из химчистки некоторые вещи. Каково же было ее удивление, когда она заявилась чуть ли не в семь вечера, а бар так и был закрыт. Сквозь стекло дверей, запертых изнутри, в зал заглядывало несколько завсегдатаев, недоумевая по поводу затянувшегося «обеда». Официантка присоединилась к ним, но барабанить в дверь стала совсем без стеснения. Чуть ли стекло не разбила. Когда и это не возымело результата, обошла с другой стороны и своими ключами открыла дверь черного хода. Не забивая себе голову отсутствием хозяина, Мальва тут же впустила посетителей и принялась их обслуживать. И только минут через пять обратила внимание на полностью открытый люк в заднем помещении. Он вел в подвал с солениями и запасами вина. И только собравшись закрыть люк, увидела внизу тело Федора с неестественно вывернутыми руками и головой. Даже ей, ни разу не видевшей подобного, сразу стало ясно, что Федор мертв. Это ее весьма выбило из состояния психического равновесия, и с криками она выбежала из бара. Наткнувшись на пришедшую повеселиться бригаду Григория. Вот и все. Как высказались специалисты: несчастный случай.

И как потом добавили патологоанатомы: несчастный случай вследствие чрезмерного употребления алкоголя.

И вот в этот самый нелепый случай никак не хотел поверить Григорий Лещинский. А уж когда узнал про дозу алкоголя, тем более.

Еще больше его разозлили действия милиции. Глянули, увидели и все… Поняли! Поняли?! Да они даже Мальву не расспросили как следует! Лишь когда пришла да как ушла. Наделали кучу снимков, сдали тело санитарам и опечатали помещение бара. Поставив на охранную сигнализацию. И поспешили на день рождения коллеги.

Первым делом Григорий навестил официантку. Та совершенно не удивилась его визиту, тем более что знала о приятельских отношениях Лещинского с покойным. Хоть и предупредила сразу:

– Ты уж извини, времени у меня в обрез! Собраться мне надо как можно скорей – билеты на поезд у меня в кармане.

– От милиции, что ли, бежишь? – пошутил Григорий. – Или за себя испугалась?

– Тю! Та шо ж мне от милиции бегать? А ж не зэчка какая! – засмеялась Мальва. – Да и меня никто не обижает! Просто к племяннице еду, двойня у нее родилась. Крестить будем завтра. Радость-то какая… – она поперхнулась, наткнувшись на осудительный взгляд гостя. – Ладно тебе! Я Федора очень уважала и любила, но что ж теперь, вообще не жить?! Раз уж такое случилось, поеду. А то он меня отпускать не хотел. И как я его ни уговаривала! Ни в какую! Уволить даже грозился! Вот! И наорал на меня!

– А когда это вы поссорились? – как можно мягче спросил Лещинский.

– Да с самого утра, в субботу. Ох, и разозлил же он меня! – призналась Мальва и вдруг замерла. Видимо, прочувствовала подноготную вопроса. И затараторила: – Да ты что, Григорий?! Побойся бога! Уж не думаешь ли ты, что я его в подвал столкнула по злобе? И не стыдно?! До такого додумался?! Да у меня и енто, как его, алиби есть! В милиции про это не спросили, но я сразу вспомнила: когда уходила, Федор за мной двери закрыл. И это многие видели. Я издалека оглянулась, а он так в дверях и стоял.

– Может, ждал кого?

– Может, и ждал, мне-то что? У меня своих дел по горло!

– Алиби – это хорошо! – грустно закивал головой Григорий. – А вот кто конкретно стоял рядом с баром?

– Ой! Да мало ли там синюшных околачивается! Я, конечно, не тебя в виду имела. Ты у нас человек солидный, уважаемый. Другим не ровня. А из тех, кто там находился, я только мужика из соседнего дома узнала. Такой маленький и лысый, ну, ты знаешь его? На колобка похож! Вспомнил? И под деревом на другой стороне Спец сидел. Да пустую бутылку из-под водки нянчил. Как всегда в угаре. А может, и с похмелья.

– А скажи, Мальва, ты в курсе закулисной преемственности? Бар теперь кому принадлежит? – Лещинский развел руками. – Федор мне так ни разу и не сказал, на кого он оформлен.

– Да здесь и секрета нет! Все на них троих оформлено было: на Федора и его родителей. Я их там часто видела, помогали очень много по хозяйству. Отец особенно. И добрые старики, может, даже слишком. Мне мать сегодня звонила и попросила и дальше у них работать. Хоть и плакала бедняжка…

– То есть сейчас бар принадлежит только им?

– И раньше принадлежал! Они же свои денежки все накопленные в него вбухали! До последней копеечки! Только в последние месяцы стали жить намного лучше, по-людски. А то во всем себе отказывали.

– Да… – разочарованно протянул Григорий. – А мне Федько все время рассказывал, что это он так умеет дела вести…

– Дела-то, может, и умеет… ой господи! – Мальва поправилась: – Может, и умел, да только бар он не за свои деньги выкупал.

– А какие у него отношения с местными бандитами были? – неожиданно спросил Григорий.

– Даже и не знаю! – официантка в удивлении приподняла брови. – Никогда никто с ним не ругался, уважительно так заходили, расплачивались нормально за выпивку. Ну, пошепчутся там иногда, посмеются. И все!

– И кто чаще всех наведывался?

– Да кто ж еще может тут шастать! Сундук ходил да прихлебатель его шестерочный Мята. И рожи до чего противные, а все из себя человеков корчить пытались! Тьфу ты, господи! И чего это Федор с ними общался, ума не приложу!

Следующий вопрос последовал по поводу симпатий покойного среди женской половины, но тут уже Мальва возмутилась:

– Григорий! Ты совесть имеешь?! Мне собираться надо! А ты про несуществующее спрашиваешь. Какая ж дура с ним захочет больше одного вечера провести? Он как наврет с три короба, так на следующий день на него уже и смотреть не хотят. То мама у него генерал! То папа – учитель Сахарова! Да если бы еще хоть врать умел! Позорище! – И совсем непоследовательно добавила: – Царство ему Небесное!


Следующим, с кем Григорию удалось столкнуться, был Спец. Длинный, но сильно ссутулившийся забулдыга с очень странной кличкой стоял за столиком одного из пивных баров и вяло улыбался каждому проходящему мимо. В тщетной попытке получить дармовую выпивку. Рукой он сжимал пустой бокал и время от времени опускал туда нос, словно вынюхивая что-то приятное. И даже выглядел относительно трезво. Когда он увидел Григория с двумя кружками пива, якобы оглядывающегося в поисках места, то чуть слюной не подавился от вожделения.

– Сюда… кх-м! Сюда, кх-м, кх-м! – он смешно махал двумя руками, забыв отставить пустой бокал. – Григорий! Ты же не куришь, а здесь свежесть от окна идет!

А когда Спец увидел, что одну из кружек предложили ему, то чуть не прослезился. И мелкими глотками осушил сразу пол-емкости. Затем отстранил от себя и с сожалением уставился на оставшееся пиво.

– Да нет, пиво хорошее! – прикинулся простаком Григорий. – Явно не разбавленное!

– А жаль, – медленно протянул Спец. – Было бы чем, я бы обязательно разбавил… Хоть водой…

– Ха! А водой-то зачем?

– Чтобы больше было… – и столько грусти было в голосе забулдыги, что Григорий ему посочувствовал:

– Бывает… Но ведь на работу вначале надо пойти. Ты почему ничего не ищешь? Сколько помню, только в барах и сидишь.

– Работать? – неожиданно Спец весь напрягся, и глаза его буквально засверкали. – На кого работать?! На этих ублюдков?! А они же потом меня и в грязь втаптывать будут?! Да лучше сдохнуть! Под забором! Как собака!

– Э-э! Да тебя, я вижу, кто-то неплохо на весь мир озлобил. – Лещинский помотал головой. – Так нельзя! Совсем в себе человеческое потеряешь…

– А я уже потерял! – неожиданно согласился Спец. И чуть ли не одним глотком допил пиво. Деликатно отвернувшись в сторону, отрыгнул. – Одна только и осталась радость – выпивка. Попробовал бы наркотики, так кто мне даст? Чтоб от них подохнуть, надо быть побогаче.

– Не все, кто побогаче, хотят подохнуть! – в последнее слово Григорий постарался вложить интонации забулдыги. – Почти все пожить мечтают. Правда, не всем удается. Вон, наш знакомый, бармен «Звонка», ушел из этой жизни. И наркотиков не понадобилось. А как все случилось, сейчас милиция разбирается. Меня спрашивали, может, видел я кого во время перерыва обеденного. Да ведь я на работе был. А вот ты всегда ж там крутишься? Может, кого и заметил?

При последних вопросах Спец вздрогнул, но когда поднял голову, в глазах читалось полное равнодушие и презрение ко всем проблемам человеческим. Он поднял пустую кружку на уровень своего носа и нагло заявил:

– Вроде кого-то и видел! Но память… Совсем усохла с похмелья.

Хоть Григорий и заинтересовался, но вида не подал. Да и не любил, когда на него давили или шантажировали. Поэтому он равнодушно пожал плечами и стал со вкусом глотать пиво из своей кружки. Затем вообще перевел взгляд в зал и стал выискивать знакомые лица. Реакция Спеца последовала незамедлительно. Он дрожащей рукой поставил пустую посуду на стол и заискивающе проговорил:

– Конечно, я там был! И видел, как сразу после закрытия в «Звонок» вошли Сундук и Мята.

– А как они вошли? – удивился Лещинский.

– Так ведь Федор на дверях стоял. Видимо, их и дожидался. Я тебе правду говорю, это не только я видел! И вообще мне это тоже странным показалось… – забулдыга склонился над столом и перешел на шепот: – Чего они в тот бар в обеденный перерыв пошли? Чего им там надо было? Непонятно…

Сдерживая внутреннее напряжение, Григорий крикнул стоявшему у стойки пареньку из его бригады:

– Ванюша! Возьми и мне два пива! – затем неспешно повернулся к Спецу и многозначительно спросил: – Не боишься этих мудаков?

– Может, и боюсь! – почему-то весело согласился тот. – Может, потом отрицать все буду. Докажи, что я такое говорил! А Сундук и Мята там были! И долго! Я даже не дождался их выхода. Побрел под мост… Думал, там друзей встречу…

– Если милиция их возьмет, то все проверит. Там ведь умеют…

– Запросто! Так этим гадам и надо! – с остервенением чуть ли не выкрикнул Спец. Даже обратив внимание на себя доброй половины зала. Он еще что-то хотел добавить, опять глаза его блеснули бешенством, но в этот момент Ванюша поставил на стол новую партию пива. Григорий отдал деньги, кивнул головой замершему собутыльнику, и тот с жадностью прильнул к кружке. Да так и выпил не отрываясь. А когда получил еще один одобрительный кивок на вторую кружку, то и ту опрокинул одним махом. И сразу «поплыл». Глаза моментально заволокла пелена тумана, голос обессиленно охрип, а губы безвольно приоткрылись. Но руки цепко держались за стол, и падать он явно не собирался. Не прислушиваясь к глухому бормотанию отключившегося алкоголика, Григорий отправился на поиски Сундука и Мяты.

Местную шушеру он не боялся. Скорее даже наоборот: те разбегались у него с дороги, словно мыши перед котом. Несколько столкновений и потасовок с его участием снискали ему репутацию очень злобного, умелого и кровавого бойца. Хотя в интересах обеих сторон это не подавалось широкой огласке. Отморозки не хотели ронять свой мнимый авторитет, а Григорий не хотел расстраивать жену по пустякам. Так что желающих оспорить его независимость в районе уже давно не находилось.

Ему удалось найти Сундука, да еще в придачу с Мятой, в одном из более пристойных кафе. По подсказке одного всеведущего человека. И уложиться во вполне обещанный жене срок. Пришлось, правда, немного повозиться для того, чтобы встреча протекала в более дружественной и спокойной обстановке. А то, лишь только они вышли из кафе на затемненную аллейку, оба, и Сундук, и Мята, набросились на него одновременно. К такому повороту событий Григорий был готов заблаговременно.

Мощный удар ботинком под ребра более приземистого и мелкого Мяты отправил того в глубокий и продолжительный нокаут. А от пудовых кулаков двухметрового Сундука и вообще не пришлось сильно уклоняться. Григорий резко присел, а когда двухметровая туша навалилась на него всей массой, резко встал. Затем двумя руками, словно штангу вверх, толкнул Сундука вверх и чуть в сторону. Падение хрипло крякнувшего тела пришлось на перила деревянной скамейки. Толстые деревянные брусья выдержали, а вот ребра нападавшего великана – нет. В дальнейшем разговоре Сундук вел себя очень тихо, дышал через раз, на полвдоха, а правой рукой постоянно вытирал обильно выступавший пот. Мята участия в разговоре не принимал, усиленно пытаясь восстановить надолго утраченное дыхание. Хрипел и размазывал по щекам обильно текущие слезы пополам с соплями.

– Прелюдия закончена, перейдем к делу! – Лещинский уселся на перила лавочки и многозначительно хрустнул пальцами ладони, сжав ее в другом кулаке. – Меня интересует буквально несколько вопросов. Вы на них отвечаете, и я решаю, что делать с вами дальше.

– А если не ответим? – с запинками в дыхании спросил Сундук.

– Тогда еще немного поработаете мне тренажерами, а потом я сдам вас милиции.

– А если мы не пойдем?

– Еще как пойдете! Даже устрою так, что этот, – Григорий кивнул в сторону хрипящего Мяты, – тебя на своем горбу потащит.

– Ты же мне, – задохнулся здоровяк, – ребра сломал!

– Повезло тебе! За неожиданное нападение я, как правило, руки и ноги ломаю. Помните Феликса? Тоже из ваших. Бывший. Сейчас на костылях прыгает. Ага! Уже второй год. Так это он мне под горячую руку попался! И еще радуется, что выжил.

– Так это ты его?! – скривился от изумления и боли Сундук. – А он говорил, что менты на зоне поломали…

– Он пусть говорит, что хочет, для вас же важно говорить то, что хочу знать я. Понятно?

– Понятно! – прошипел Сундук. – Но учти, мы братков не продаем!

– В гробу я ваших братков видал! И сам знаешь, в чем! Но я хочу знать, что вы делали вчера после половины четвертого?!

Здоровенный верзила даже дышать перестал от удивления. Затем растерянно посмотрел в сторону своего подельника. Тот стоял на коленях, упираясь руками в землю, но силы изобразить на своем лице недоумение все же нашел. Видимо, они не могли понять или вспомнить. Пришлось напомнить более грозно:

– И учтите: вас видели! Соврете мне хоть на одну минуту, ботинок прогуляется опять! На этот раз по вашим личикам! Потом тоже врать сможете: про злых ментов на зонах!

– Вчера… мы это, в полчетвертого… – видно было, каких трудов стоило Сундуку сложить связные предложения. – К этому Федору пошли. Там пробыли полчаса… Затем к другану моему…

– Стоп! Что вы делали у Федора?!

– Как что? Взяли деньги, выпили по рюмке и к другану…

– Забудь про другана! – Григорий явно стал терять терпение. – Почему вы деньги брали у Федора?!

– Да что ты так кричишь? Думаешь, мы у него вымогали? – Сундук попытался изобразить улыбку. – У нас с ним вполне честный бизнес. Конечно, в накладных мы всего не указываем. Ну, так ведь сам понимаешь – с такими налогами никто не хочет на папу работать! По одной бочке оформили, а остальные подвозим по мере опустошения.

– А с чем бочки? – уже не так строго спросил Григорий.

– С огурцами солеными и помидорами квашеными. Мне из моей деревни отец на тракторе привозит. Да ты сам наверняка не раз пробовал…

А во рту у Григория моментально скопилась слюна от приятных воспоминаний. Действительно: огурчики у Федора были просто восхитительные! Бесподобные и несравненные! Правда, и тут его покойный приятель навешал лапшу. Мол, поставки идут с экспериментального завода и по большому блату. Но не жадничал: когда у кого-то не было чем закусить, давал огурец бесплатно. Приговаривая: «Помни мою доброту! И мое умение повара шестого разряда!» Хотя у него даже третьего не было. А может, и второго. Григорий никогда не пытался посмотреть диплом хозяина «Звонка».

– И долго вы там были? – вновь продолжил он допрос.

– Сказал ведь: полчаса! По рюмашке – и на выход!

– Федор за вами дверь закрыл?

– А как же! Нече народ баловать!

– Может кто-нибудь это подтвердить?

– Странно, – Сундук непонимающе хлопал глазами, – зачем оно нам?

– Я спрашиваю, а ты отвечаешь! – Григорий подскочил к отшатнувшемуся громиле и отвел руку для удара. – Видать, много ребер у тебя лишних!

– Да я что? Только не помню там никого! – поспешил с ответом Сундук. Именно в этот момент его дружок что-то прошипел неразборчивое. Но гигант услышал, понял и оживился. – Точно! Там ведь Спец в кустах сидел. Мята у нас самый глазастый, даже удивился по первости, чего, мол, прячется? От нас, что ли? Видимо, боялся очень. Зашли мы за угол, а Мята и вернулся да выглянул. А этот Спец чуть ли не бегом к «Звонку» побежал. Так что если свидетель нужен, то у него спроси. Он явно нас видел. И знал наверняка, что я к другану направля…

– Слышь! – прервал его со злостью Григорий. – Забудь, куда ты пошел потом! Меня интересует только «Звонок»! И знаешь почему?

Сундук отшатнулся еще раз от такого напора. Охнул, даже постонал немного. Потом, видимо, что-то надумал, потому что сник и спросил скорбным голосом:

– Наверное, ты хочешь подгрести под себя бизнес с огурцами?

Лещинский не знал: злиться ему или смеяться. Такого тупоумия он еще не встречал в своей жизни. У него даже подозрения не возникло, что человек может так искусно его разыграть. И так естественно правдиво. Вряд ли! Такие типы в театрах не работали. Тогда что же? Они даже не знают о смерти Федора?! Кто бы мог подумать?! Пусть тогда узнают!

– Как раз в то время Федор погиб! Скоро милиция выяснит причину его смерти.

С минуту Сундук молчал. И все это короткое время на его лице сменилась целая гамма чувств. Неверие! Сомнение! Страх! Озарение! Понимание! Растерянность! Ужас! И злость! Если хоть один актер смог бы так сыграть, все остальные его коллеги в тот же миг умерли бы от зависти. Однозначно! Зато последовавшая первая фраза заставила удивиться Лещинского еще больше:

– Вот козел! Он же нам сто пятьдесят единиц за соления остался должен!

И этому восклицанию вторил не менее злобный рык Мяты.

Григорий только махнул рукой и пошел домой. Но отойдя пару метров, неожиданно даже для самого себя спросил:

– А почему у этого забулдыги такая кличка: Спец?

– Когда-то он ценным кадром был! – попытался засмеяться Сундук не к месту. – Служил даже в спецназе. Потому и Спец.


Всю ночь Григорий спал плохо. Проведенное личное расследование поставило еще больше вопросов, чем он получил ответов. Значит, все-таки были еще посетители в обеденный перерыв. Кто? Когда? Откуда?

Задавая себе эти вопросы, удалось заснуть лишь под утро.

Зато после подъема в мозгу сложилась мало-мальски приемлемая картина. Оставалось только выяснить маленькую деталь. И он проделал все оперативно и по-деловому. Звякнул шефу и, выяснив, что заказов пока нет, отпросился на пару утренних часов. Затем смотался к Тарасову и внимательно рассмотрел снимки, сделанные оперативной группой на месте происшествия. Возле верхней, открытой крышки подвала отчетливо была видна уроненная кем-то мисочка. А рядом рассыпавшиеся огурцы.

Пока ехали в машине, Григорий подробно описал свои размышления и логические выкладки. И Санька Тарасов со всеми согласился. Осталось только выяснить один вопрос: почему убийца это сделал?

Спеца нашли под его любимым местом ночевки: мостом. Вначале тот ничего не соображал, и Григорию пришлось просто-напросто плеснуть ему в лицо воды из припасенной бутылки. Когда забулдыга раскрыл глаза, то из его уст вырвалась только одно слово:

– Пить!

– Дам! Сейчас! – тут же согласился Григорий. – Но сначала скажи: за что ты убил Федора?

Они не ожидали услышать признание, но оно прозвучало. Кощунственное и страшное! Дикое и невероятное!

– Надоело мне все! Этот Федор врал больше всех, а жил неплохо! Думаете, трудно было ему свернуть голову? Раз плюнуть! У меня и на вас бы сил хватило, да возиться лень. А Федор! У него всегда огурцы были! А давал он мне не всегда. Я и тогда есть хотел, просил, а он говорит: «Думаешь, легко мне их солить и квасить? А потом раздаривать всякой бухоте?» И только когда я сказал, что он лучший повар на планете, он соизволил пойти за огурцами. А я в этот момент вспомнил, что соления поставляют ему Сундук и Мята. Я ведь все знаю! И вспомнил об этом, когда Федор из подвала вылез. А когда он нагло спросил: «Что надо сказать?» и протянул один огурчик, тут я и не выдержал. Залил ему в глотку несколько бутылок водки, не обращая внимания на его нежелание сотрудничать в этом радостном вопросе. Затем… Свернул ему шею да и толкнул вниз…


Выдумки… ложь… вранье… До чего оно людей доводит.

Загрузка...