XIII. На осадном положении

После утомительного путешествия, добравшись наконец до фактории Дьи, траппер свалился кулем на постель и заснул мертвым, плоским, без образов и красок сном. Не только измученный физически, но и опустошенный нравственно, он проспал весь остаток дня и всю ночь. Лишь утром второго после бегства из Новоархангельска дня он проснулся, с удивлением глядя на бревенчатый потолок фактории.

И память услужливо восстановила прошлое, ту пестрейшую вереницу событий, которыми были полны эти дни. Вспомнилась Аленушка, какой он видел ее в последний раз через окно, — внимательно слушающая вкрадчивую опасную речь маркиза. Но образ белой женщины тотчас же заслонила женщина краснокожая — Айвика. Он легко вообразил ее черные косы, тяжело свисающие по обеим сторонам лица, и вечно дымящуюся носогрейку, которую она потягивала с уморительно серьезным видом.

«Бедная маленькая Айвика! — заворочался беспокойно в кровати Погорелко. — Где она теперь? Жива ли? Когда же я получу весть о ней? Сукачев обещал, что при первом успехе его новоархангельские друзья дадут знать в Дьи. Но хватит ли сил ждать»?

А затем мысль перешла на бегство из аляскинской столицы. Спешная погрузка умиака. Боязливые взгляды в сторону города, откуда каждую минуту могла появиться погоня. Золото было оставлено до лучших дней в лесах горы Сан-Хасинто: переноска и погрузка его отняли бы очень много времени. Они взяли с собой на всякий случай лишь несколько фунтов золотого песку, пересыпав его в удобные для переноски ящики из недубленой воловьей кожи с плетеными ручками. А затем плавание на умиаке. Они умышленно пошли каналом Опасности, проливом на севере от острова Баранова, известным сильными и опасными течениями. Даже паровое судно, посланное за ними вдогонку, не решилось бы итти каналом Опасности: запутанные мощные течения сбили бы его с курса и выбросили бы на берег. Лишь местные жители-индейцы смогли бы провести здесь судно, и то не большой пароход, а верткий гребной умиак.

Но все это в прошлом. А что в будущем? Неужели только ждать, ждать и еще раз ждать вестей из Новоархангельска? Да ведь от этого можно с ума сойти…

На лестнице послышались торопливые шаги заставного капитана, и вскоре он вбежал в комнату, возбужденно размахивая старинной длинной зрительной трубой.

— Спите еще, милейший мой? А к нам гости пожаловали! — крикнул Македон Иваныч.

— Какие гости? — опешил траппер.

— Да вы взгляните-ка в окно, на бухту.

Погорелко подбежал к окну и тотчас же увидел бугшприт какого-то судна, так близко уже подошедшего, что издали казалось, будто блиндзейль его цепляется за могильные кресты, стоявшие на берегу. Всмотревшись внимательнее, траппер узнал характерные тонкие мачты и высокие борта «Белого Медведя».

— Догадался-таки чортов кэптен, где нас искать! — выругался Погорелко. — Словно собака след чует.

— Я его полчаса назад еще заметил, — сказал Сукачев. — Как увидел в море парус, так у меня сердце и ёкнуло. Взглянул в трубку — он.

— Что же будем делать? — спросил озабоченно Погорелко.

— Мы сначала поглядим, что они будут делать, — ответил заставный капитан. — Может быть старость подлила уже в мой мозг воды, как говорят индейцы, а по-русски молвить — из ума я выжил, но только не понимаю, чего ради они сюда приперлись. Не дураки ведь они, должны понять, что золото мы не успели из Новоархангельска вывезти, Айвика же в их руках. Какого же им еще рожна нужно? Не наши же забубенные головушки им понадобились в самом деле. Ну, да ладно, поживем — увидим. Вы одевайтесь да выходите на улицу. А я побегу ворота от незваных гостей запру.

Выбежав на двор, Погорелко увидел, что Сукачев с деловым видом осматривает укрепления фактории, возведенные на случай восстания краснокожих. А укреплена фактория была действительно основательно и с наличием небольшого даже гарнизона могла бы выдержать серьезную осаду. Построенная по принципу блокгауза, она была обнесена высоким бревенчатым палисадом, внутри которого и находились жилой дом, склады мехов, провизионные магазеи и прочие постройки. В палисаде, на половине высоты были прорезаны длинные узкие бойницы для ружей.

— Чем не аул Ахты? — весело крикнул трапперу Сукачев. — Пусть-ка янки сунутся — начнут лбами землю доставать.

— Укреплено неплохо, — ответил траппер, — да что толку-то? Не можем мы пятеро — вы, я да трое сторожей-индейцев — отсиживаться здесь неопределенное время, отбивая атаки вдесятеро сильнейшего врага.

— Положим не пятеро, а только двое — рассмеялся Македон Иваныч. — У индейцев-то я сейчас же ружья отберу. Потому что, если янки догадаются их подкупить, то эти ребята нам же в спину стрелять начнут. А почему бы нам и двоим не отсиживаться? Провизии вдоволь, патронов тоже. Эва, удивили — вдесятеро больше! Мы на Кавказе один на двадцать ходили, вот как-с, милейший мой!

Траппер с восхищением смотрел на своего старого учителя.

— Вы, Македон Иваныч, надеюсь, не подумали, что я испугался. Мне просто показалось, что вы не учитываете сил врага. А с вами я и на сотню американцев пойду. Я ведь не забыл, что в эту опасную историю вы ввязываетесь исключительно из-за меня.

— Ну, будет разговоры разговаривать. Что я вас не знаю, что ли? Чай вы мой выученик. Слушайте! — насторожился вдруг капитан.

Со стороны моря донеслось характерное ворчание якорной цепи, вылетающей из клюза.

— Якорь бросили. Ну, пойдемте гостей встречать, — полез первым на вал Сукачев.

С палисада они увидели злое в бурунах море, гладкую как зеркало Дьийскую бухту, «Белого Медведя» посреди нее и шкиперскую гичку, уже отвалившую от правого борта шхуны. Гичка пристала вскоре к мосткам около часовни, из нее вышли трое и направились к фактории.

— Кэптен Пинк с двумя телохранителями, — быстро определил Сукачев и, раскурив носогрейку, уселся поудобнее в ожидании «гостей».

Действительно, один из приближавшихся к фактории был шкипер Энтони Пинк. Его издали еще можно было узнать по чудовищной смолевой бороде, развеваемом ветром как черный пиратский флаг. Остановившись на дистанции, недосягаемой для выстрелов с палисада, Пинк и его телохранители начали привязывать, белый парламентерский флаг к стволу ружья.

— Эй, Пинк! — Брось комедию с белым флагом! — проревел, сложив рупором ладони, Сукачев. — Подходи ближе — не тронем.

Шкипер, сняв шапку, приветливо помахал ею и теперь уже без опаски приблизился к палисаду.

— Ну, что скажешь хорошенького, акула береговая? — почти дружелюбно крикнул заставный капитан.

— Здравствуйте, мистер Мак-Эдон! Здравствуйте и вы, мистер Блекфит! — вежливо поклонился Пинк. — Очень рад видеть вас в добром здоровье. Как путешествовали?

— Ближе к делу! — крикнул раздраженно Погорелко. — Где Айвика?

— Первый раз слышу это имя. И прошу не перебивать меня. Не забывайте, что я теперь должностное лицо, — указал он на приколотую к борту его шубы серебряную звезду шерифа.

— Где ты ее украл, Пинк? — спросил серьезно заставный капитан.

Шкипер смущенно крякнул, но тотчас же оправился и заговорил официальным тоном:

— По приказу губернатора Аляски генерала Галлера предлагаю отдаться в руки правосудия подданному Российской империи Бокитько, называющему себя Погорелко, именуемому также мистером Блекфитом, известному среди индейцев под кличкой Черные Ноги…

— Слышите, все ваши титулы откопали, — прошептал Сукачев.

— …обвиняемому в убийстве подданного Соединенных Штатов индейца из племени тэнанкучинов.

— Положим, индейца-то ухлопали твои молодцы, а не мистер Блекфит, — сказал насмешливо Сукачев. — Но разве тебя переспоришь? Поэтому продолжай. Что у тебя там еще есть?

— По приказу губернатора Аляски… — завел было снова шкипер, но его перебил заставный капитан:

— Стой, Пинк, мы это уже слышали. Начинай с конца. Кого тебе еще приказано арестовать, меня что ли?

— Тебя, старина! — нежно улыбнулся шкипер. Ты обвиняешься в…

— Стой, кэп! — поднял руку Македон Иваныч. — Мне совсем не интересно слушать, в чем ты меня обвиняешь. И удивляюсь я, охота тебе суды да свары затевать. Ты действуй. Коли ты теперь рука правосудия, то и вытащи нас отсюда. А то нашел чем грозить — губернатором!

— Ладно, вытащу! — рассмеялся шкипер. — А ты, старый медведь, лучше сам вылезай из своей берлоги, не то выкурю.

— Попробуй! — тоже со смехом кричал в ответ Сукачев. — Я тебя повешу за бороду вот на этих кольях, и индейские сквау будут бросать снежками в твой голый зад.

— Слушайте, мистер Мак-Эдон, — заговорил вдруг серьезно Пинк. — Чего ради нам-то с вами ссориться? Если на то дело пошло, то я открою вам маленькую служебную тайну. У меня имеются инструкции, на основании которых я могу отпустить вас на все четыре стороны. Но вы за это должны открыть мне ворота фактории. Ведь в конце концов это территория Соединенных Штатов.

Сукачев, поняв наконец, что ему откровенно предлагают сделаться предателем, сначала вспыхнул, потом побледнел и потянулся уже было к ружью. Но сдержался и, ткнув траппера в бок локтем, прошептал шутливо:

— Сыграю я с ним сейчас шутку.

— Ладно, дружище, деловито ответил он, — об этом стоит поговорить. Но ты сначала покажи мне бумагу на право нашего ареста. Втемную я не играю.

Пинк покопался за пазухой, вытащил сложенный вдвое лист толстой бумаги и, подняв его высоко в вытянутой руке, крикнул:

— Вот ордер на арест!

Сукачев с незаметной для глаза быстротой вскинул штуцер и, почти не целясь, выстрелил. Ордер на арест моментально исчез. Это было похоже на фокус. Пинк опустил руку, в которой держал бумагу, и осмотрел ее внимательно со всех сторон. Рука была целешенька, а бумаги нет.

— Пинк, не удивляйся! — грохотал пушечным своим смехом заставный капитан. — На твоем поддельном ордере не было печати, так вот я и приложил ее.

Шкипер разозлился не на шутку:

— Это покушение на жизнь должностного лица! Вы поплатитесь за это! Требую ответа, сдаетесь ли вы добровольно? На размышления даю пять минут.

— Эй, продавец душ! — крикнул серьезно Сукачев. — А я даю тебе одну минуту на то, чтобы убраться отсюда. Как у вас говорится — полный ход назад. Нето я продырявлю не твою бумагу, а уже твою башку.

— Отказываетесь? — закричал, поспешно ретируясь, Пинк. — В таком случае я прибегну к силе оружия…

— Ну вот, милейший мой, — обратился к трапперу Сукачев. — Вы давеча спрашивали меня, что будем делать. Время-то и показало. Сражаться будем. И пусть только сунутся, мы им такой газават устроим, — до новых веников не забудут. Итак, фактория Дьи объявляется с сего часа на осадном положении.

— А вы назначаетесь ее комендантом и начальником гарнизона, — улыбнулся Погорелко.

— Согласен. Вот только гарнизон-то маловат — почесал Македон Иваныч под шапкой затылок. — Ладно, однако, справимся чай и вдвоем! — выпрямился бодро Сукачев. — Будем сами за себя воевать.

И, спускаясь с вала, он забасил полузабытую кавказскую боевую:

Кабардинцы, вы не чваньтесь,

Ваши панцыри нам прах.

Лучше все в горах останьтесь,

Чем торчать вам на штыках…

Загрузка...