Знак Пожирателя

Глава 26

– Предложение, конечно, заманчивое, ничего не скажешь, – осторожно заговорил Дроган.

– Да уж, – в тон ему отозвался Мормагон. – Жечь еретиков и богохульников – идея не новая, но даже в такой глуши находит своих последователей.

Клин между тем уже суетился в дальней части своего жилища, доставая что-то из ниши в земле и неумело орудуя большим костяным ножом.

– Нам всё равно надо в Лысенки заглянуть, – пожал плечами Мормагон. – Почему бы и не посмотреть на этих еретиков?

– Не насмотрелся ещё? – хмыкнул Дроган. – Помню, как ты от подземелий шарахался.

– Тем не менее, он прав. Мы всё равно договорились, что идём в Лысенку. Давайте хотя бы узнаем, что нас ждёт там.

А Клин уже закончил приготовления, и взгляду путников предстал обещанный обед. С выскобленной поверхности потемневшей от времени деревянной доски на них белыми глазами уставились две склизкие рыбины. Их хвосты и плавники были неровно отрезаны, словно вырваны из тела. Мормагон быстро зажал рот и отвернулся. И даже Лада ощутила, как к её горлу подступил ком.

– Пополам поделим, должно хватить, – скалясь, сказал Клин.

– Мы не голодны, – отрезал Дроган. – Так что не так с твоими соседями?

Клин сплюнул на земляной пол.

– Падаль они, а не соседи! Мы тута в нужного Бога верим. А они – в каких-то зелёных людёв!

Клин принялся жевать рыбу. Слизь, стекая по подбородку, пачкала рубаху, но горбун, казалось, не испытывал никакого дискомфорта.

– Зелёных людей?

Дроган обернулся к товарищам. Лада пожала плечами. Она никогда не слышала о подобных верованиях. Но это было неудивительно – в отдалённых изолированных поселениях еретические учения часто принимали странные и причудливые формы. Однажды странствующие монахи рассказывали Ладе о культе чёрной свиньи, встретившемся святым отцам в их паломничестве по северным землям. Крестьяне верили, что демон в виде огромной чёрной свиньи преследовал их по лесам, и, дабы защитить себя, они приносили жертвы. Впрочем, спасти себя не удалось – посланники Церкви вскоре повесили всех жителей той деревни за поклонение демону.

– Слыхал я, что энти зелёные люди приходют с топей. У лысенцев даже камень есть, где они им жертвы приносют. Взамен, вроде как, те дают защиту. Но, мнится, бесовские то происки. А больше и неведомо мне ничего. Ну так что, взгляните? Или я соберу наших, да сразу побьём супостатов жердинами?

Голос Клина понизился до хрипа. Возможно, горбун считал, что это производит впечатление на слушателей. Но он ошибался. Слишком уж комично и театрально это выглядело.

Дроган кивнул.

– Мы посмотрим на этот их культ. Спасибо за гостеприимство. Нам пора.

Клин открыл рот, чтобы ответить, но Дроган развернулся и вышел. Спутники последовали за ним. Некоторое время они шли молча, возвращаясь к перекрёстку. Когда деревня скрылась за деревьями, воитель произнёс:

– Ненавижу это в людях. Они живут здесь, на отшибе, немногим лучше зверей. В грязи и дерьме. И что они делают? Ненавидят своих единственных соседей и хотят их истребить!

– А вы разве не этим занимаетесь? – возразил Мормагон.

Лада подобралась, ожидая взрыва, но Дроган, помолчав минуту, ответил неожиданно спокойно и задумчиво.

– Отчасти, может, и так. Но я думаю, разница есть. Мы не трогаем ведьм, если те не несут угрозу. Даже мелкие культы можем оставить в покое. Поступают ли так все церковники? Конечно, нет. Но я не могу отвечать за дела братьев своих. Лишь делаю то, что должен. Чтобы мир стал лучше, чище.

– Думаю, это и отличает профессионалов, – добавила Лада. – Мы не действуем из слепой ненависти или зависти. Мы выполняем работу.

Мормагон покачал головой.

– Вы ведь не знаете, что нас там ждёт. Вдруг и правда – культ болотных тварей? Человеческие жертвоприношения? Что, если Клин прав и искренне предлагает избавить мир от скверны? Но вы уже решили, что им движет обычная ненависть к соседям. Не говорит ли в вас грех гордыни? Желание считать себя лучше этих убогих болотных обитателей?

– Поживём – увидим.

– Мне кажется, я помню зелёных людей, – послышался тихий голос.

Это говорила Ромашка. Все уже успели привыкнуть к девочке, тенью следовавшей за путниками.

– Может, Лысенка – твой дом? – спросила Лада. – Что ты помнишь?

Девочка смешно наморщила нос, задумавшись.

– Что их все боялись. Это был ужас, приходящий с болот. Никто не мог спастись от них. Если вы попадётесь им, то никогда уже не вернётесь.

Слова зловещего предупреждения словно повисли в воздухе, смешавшись со зловонными испарениями топей.

Если прошлой деревне достался хоть клочок суши, Лысенке не повезло даже в этом. Поселение вырастало прямо из мутной воды. Небольшие круглые жилища, сплетённые из тростника и обмазанные глиной, держались на больших сваях, уходящих в глубину болот. Между хижинами лежали простые мостки из связанных между собой кривых ветвей, в любой момент готовых обрушиться вниз. К ним вёл хрупкий на вид подвесной мост, ближний конец которого был закреплён на земле позади большого, наполовину утопленного в воде камня.

Лада рассматривала деревню, стоя на краю дороги.

– Это и есть твой дом?

Ромашка едва заметно кивнула, отвела в сторону взгляд, затем тихо произнесла:

– Но я вспомнила, что мне нельзя туда.

– Уверена, что бы ты ни натворила, родители ждут тебя.

Девочка качнула головой.

– У меня нет никого. Я одна.

– Идём. Мы тебя здесь не оставим.

Лада видела, как колеблется девочка. Её взгляд был устремлён на домишки. Хотя лицо оставалось непроницаемым, Лада чувствовала идущую внутри Ромашки борьбу. Наконец, та сделала небольшой шаг. Ещё один. Следом двинулись и остальные.

Лада подошла к камню и внимательно осмотрела его. Как и путевой камень на перекрёстке, он некогда был исчерчен символами или письменами, но теперь от них остались лишь едва различимые борозды. Множество бурых пятен покрывало шершавую поверхность. Часть из них давно засохла, другие ещё были свежи. Не оставалось сомнений – перед Ладой находился жертвенный камень язычников.

– Клин был прав. Здесь и правда приносят кровавые жертвы.

Дроган молчал, внимательно осматривая окрестности. Вдруг он сделал шаг в сторону и грозно обратился к ближайшим кустам:

– А ну вылезай! Нечего прятаться!

Кусты безмолвствовали.

– Не заставляй меня подходить и вытаскивать тебя оттуда! Не думаю, что тебе это придётся по вкусу.

В ответ растительность колыхнулась, и из неё на четвереньках выбрался грязный, исхудавший человек. Поднявшись, он оперся о короткую узловатую палку, не смея поднять взгляд. Голова его клонилась набок, то и дело вздрагивая, заставляя жидкие пряди длинных волос колыхаться волнами.

– Не бойся, – сказала Лада, выступая вперёд. – Скажи, кто ты и что здесь делаешь?

– Штриг, – ответил человек, странно растягивая слова и шепелявя. – Шлежу жа камнем. Штарошта велел. Готовлю жертвы. Режу. Рашделываю. Не трогайте меня, я хороший. Жла никому не чиню.

– Зла не чинит,жертвы, однако, разделывает, – пробормотал Мормагон.

– А что ты приносишь в жертву, добрый человек?

– Птишки. Лягушки. Желёные люди приходють, жабирають. Уходють в топи. Наш не трогують.

– А если им ничего не оставлять? Что тогда?

Стриг нахмурился. Его голова невольно дёрнулась в очередной раз.

– Беда, – коротко ответил юродивый.

– Кажется, эти его «зелёные люди» – то ещё бедствие для деревни. Жители им не поклоняются, а скорее пытаются откупиться.

Дроган тяжело вздохнул.

– Сестрёнка, не хочешь ли ты предложить нам тащиться в топи, чтобы избавить деревню от каких-то злобных тварей? Я – не ведун, чтобы нечисть по болотам резать. Да и ради кого? Какой-то чуди?

Воитель сплюнул.

– Не ради какой-то чуди, братец. Ради неё.

Лада кивнула в сторону безучастно сидевшей в сторонке девочки. Так, будто происходящее совершенно её не касалось.

Дроган вздохнул ещё раз.

– У нас есть своя задача. Хочешь останавливаться в каждой замшелой деревеньке и пытаться спасать сирых да убогих? Всей жизни не хватит. Да и с каких пор это стало настолько важно? Сколько их было, таких? Мы делали работу и шли дальше. Что изменилось?

– То, что теперь вы можете потерять себя, – произнёс Мормагон.

Лада с Дроганом повернулись к нему. Музыкант, необычайно серьёзный и мрачный, стоял неподалёку.

– Ты о чём? – спросил Дроган.

– У каждого из вас есть свой мрак внутри. Да и у меня, чего греха таить? Раньше у вас была миссия. Цель. Высшее предназначение. Это позволяло думать, что все грехи списываются. Любые поступки оправданы. За вашей спиной стояла сила самого Создателя. Теперь вы разбиты, отвергнуты. Беглецы, на чужой земле. Будущее туманно и не определённо. И если мы не будем творить добро, как скоро зло возьмёт над нами верх? Если мы станем отворачиваться от бед ближних, не проснутся ли чудовища внутри нас?

– Гладко стелешь, приятель, – пробормотал Дроган.

Лада задумалась.

– Он прав. Раньше мы опирались на Церковь. Теперь нам надо искать силу внутри нас.

– Создатель всё ещё с нами, – пожал плечами Дроган.

Лада взглянула на трясущегося Стрига. На смотрящую в пустоту Ромашку.

– Да, с нами…

– Раньше Стриг был обычный, – говорила Ромашка, пока путники пробирались по болоту. – Я помню его. А потом попался под копыта лошади какого-то человека, что проезжал мимо Лысенки. Тот даже не остановился, когда проломил Стригу череп. Несколько дней он лежал в бреду. А, как очнулся, уже никогда не был прежний. Теперь такой и ходит. Жаль его.

– Всех вас жаль. Скажи, ты не думала о том, что будет с тобой дальше?

– Ничего не будет. Здесь, в болотах, моя смерть.

– Не слишком ли мрачные мысли для маленькой девочки?

Ромашка пожала плечами и больше не произнесла ни слова, пока впереди не появилась цель их похода – чёрный зев пещеры.

– Это здесь?

Ромашка подумала немного и кивнула.

– Меня зелёные люди утащили, когда в деревне не оставили им жертву. Я сбежала от них и заблудилась на болоте. Так и попала к той злой старухе.

– Как они выглядят?

– Как люди. Только зелёные.

Мормагон покачал головой.

– Хорошо, – сказала Лада. – Подожди здесь, пока мы не вернёмся. Мормагон, останься с ней и лошадьми.

– Я что, за ребёнком буду следить, пока вы собой рискуете? – недовольно засопел музыкант.

В голосе его, впрочем, не чувствовалось уверенности.

– Как знать? Кто-то из этих существ может быть сейчас снаружи. Чтобы не зашли нам со спины и не напали на Ромашку, тебе лучше остаться. Это важно.

Мормагон огляделся по сторонам. Кивнул. Отворачиваясь, Лада видела, как музыкант достаёт свой топорик.

Каменная дорожка вела вверх, к пещере. Лада подошла к входу, пока Дроган привязывал лошадей, и заглянула внутрь. Узкий лаз делал пробирающихся по нему людей полностью беззащитными против атак тех, кто мог засесть по ту сторону.

– Что там?

– Скользкий глиняный пол. Узкий проход. Если нас ждут, будет тяжело.

Дроган с сомнением осмотрел свой топор.

– Дай-ка один из твоих кинжалов.

– Почему ты не заведёшь свой? – спросила Лада, протягивая оружие. – Тебе ведь часто нужно что-то, чем удобно сражаться в ограниченном пространстве.

– Так и сделаю, – пообещал Дроган и осторожно полез в проход.

Лада зарядила самострел, перехватила его левой рукой, в правой держа незажженный факел, и отправилась за названным братом. Почти сразу же нахлынул мрак. Тяжёлый, удушающий, влажный. Он забивал лёгкие, мешая дышать, неся запахи смерти и разложения. Там, впереди, была гниющая плоть. И её было много.

Помогла ли им слепая удача, или «зелёные люди» были слишком глупы, чтобы выставить охрану, но охотники беспрепятственно проникли в первый зал. Чиркнуло огниво, и во тьме распустился огненный цветок. Дроган стоял, сжимая факел в левой руке, в правой держа кинжал. За пределами светового круга мрак оставался непроницаем. На его границе вырисовывались силуэты стен. Пещера была молодой. Каменные клыки, сталактиты и сталагмиты, ещё не успели прорасти в ней.

Дроган двинулся вперёд, обходя зал по кругу. Из темноты доносились шорохи, тихое кряхтение, глухое постукивание. Какие-то неведомые существа определённо поджидали путников во мраке. Лада не знала, насколько велика пещера. Эха было не слышно. Лишь зловещие звуки из темноты.

– А эти твари явно питаются не только мелкой птицей да лягушками, – тихо проговорил Дроган.

– Почему ты так думаешь?

Вместо ответа воитель провёл факелом, освещая высокую изгородь из костей, преградившую ему путь. Здесь угадывались и останки животных, но среди них явно виднелась человеческая челюсть.

Вдруг за пределами света почудилось какое-то движение. В сплетении костей показался на миг чей-то глаз. Моргнул и исчез. Лада успела вскинуть самострел, когда из тьмы выскочил первый нападавший. Охотница не сумела толком его разглядеть, быстро нажав на спусковую скобу. С криком боли существо отшатнулось и исчезло во мраке. Тишину зала разорвали вопли нескольких глоток. Дроган пнул изгородь, обрушивая её на засевших по ту сторону. Но другая тварь прыгнула откуда-то сверху, повиснув на его плечах. Не тратя время на перезарядку, Лада ударила её по спине прикладом, целясь по выступавшим костям хребта. Существо рухнуло на пол, извиваясь. Дроган обернулся и с размаха опустил на его шею тяжёлый башмак. Послышался хруст, «зелёный человек» дёрнулся несколько раз, затем вытянулся и застыл.

Лада видела это лишь краем глаза. Пальцы её стремительно двигались, заряжая оружие. Из темноты вынырнула голова существа. Только теперь Лада могла разглядеть его. Внешне нападавший мало чем отличался от человека, лишь лоб был ниже, а надбровные дуги чуть массивнее. Кожа и правда была болотно-зелёного оттенка. Существо набрало в грудь воздух и приготовилось что есть силы сдуть порошок со своей руки. Лада не стала дожидаться и выстрелила. Нападавший опрокинулся на спину, завывая. Порошок просыпался на его лицо. Миг, и он вдохнул предназначавшуюся для охотницы отраву, взвыл сильнее, покрываясь быстро взбухающими волдырями, выгнулся в нестерпимой агонии. Послышался короткий хруст, зелёный человек пару раз вздрогнул и затих.

Что-то толкнуло Ладу в спину. Обернувшись, она увидела, как Дроган поймал прыгнувшее на него существо и ударил его о стену пещеры. Воитель разжал пальцы, и оно упало на пол, замерев. Дроган перевёл дыхание и огляделся, ища нового противника. И в этот миг из казавшейся твёрдой поверхности скалы с треском пробились корни. Неведомое растение схватило и оплело руку воителя. Тот дёрнулся, но порождение неизвестного колдовства оказалось сильнее. Лада видела, как оно обвивает тело брата, притягивая его к стене и пытаясь добраться до горла. Из темноты, замахнувшись заржавленным кинжалом, выпрыгнул зелёный человек, но Лада всадила стрелу ему в живот, и тот согнулся на земле.

Охотница понимала, что деревья не оживают сами по себе. Она прислушалась. Темнота жила – слышались шлёпающие по полу шаги новых врагов. Треск раздираемого камня. Но, кроме того, несмотря на ругань Дрогана, Лада уловила слова, громким шёпотом звучавшие за границей света. Подскочив к брату, Лада вырвала из его руки факел и кинула во тьму. Огненный всполох осветил невысокую фигуру в лохмотьях. С одежды её свисало множество костяных амулетов. Некоторые даже были вплетены в спутанные длинные волосы неопределённого цвета. Времени, чтобы рассматривать ведьму, не было – Лада метнула кинжал. Он промелькнул в воздухе и ударил заклинательницу рукоятью в нос. Та вскрикнула, схватившись руками за лицо. В гаснущих всполохах пламени Лада заметила кровь, льющуюся меж пальцев. Факел почти погас, но последних мгновений света хватило Дрогану. С рёвом он освободился от оплетавших его корней, замерших, как только ведьма перестала шептать, и ринулся вперёд. На пути воителя возник один из зелёных людей, но тут же был отброшен в сторону. Дроган подскочил к ведьме. Она успела поднять к нему лицо, когда воитель, одним резким движением, рассёк ей горло.

Последний вздох вырвался вместе с леденящим душу хрипом. Хрупкая фигура осела на пол и осталась лежать. Повисла тишина. Если в пещере ещё оставались живые враги, они не спешили нападать.

Дроган стоял над телом поверженной ведьмы. Его плечи тяжело вздымались. Постепенно его обволакивала тьма, словно мрак старался поглотить воителя.

– Как в лучшие времена, – произнёс Дроган. – Это дело по мне. Охотники однажды – охотники навсегда.

Лада ничего не ответила.

– Что это за твари?

– Похоже, что обычные люди. Опустившиеся, изуродованные, но люди.

Охотница зажгла свой факел, вновь отгоняя тьму. Дроган подошёл и перевернул одно из тел носком башмака.

– Нет, – сказал он. – Не люди. Есть черта, переступив которую эти твари перестали ими быть. Идём, ведьма мертва. Здесь нам больше делать нечего.