Золото Рейха

Глава четвертая

В свои тридцать лет Виталик Езерский имел уже многое. Во всяком случае, больше половины его сверстников, тех, с кем он учился в одной школе, не имели на сегодняшний день и этого. Недавно купленная квартира, конечно, не в самом центре города, но и не на самой окраине, подержанный «Опель-Вектра», всевозможная аудио— и видеоаппаратура лучших фирм и совсем недавно приобретенный пока без всякой конкретной цели компьютер. Времени на игры практически не оставалось, а мудреными выкладками владелец хитроумного агрегата не занимался.

Для его теперешней профессии хватало и четырех арифметических действий: умножить, поделить, прибавить, отнять. Виталик, можно сказать, вполне успешно окончил школу, но в институт с первого раза поступить не сумел, и пришлось ему два года отслужить в армии, причем не где-нибудь, а в погранвойсках. А затем он без труда одолел вузовский конкурс. И быть бы ему инженером, если бы не стечение обстоятельств, круто изменивших его жизнь.

В то время в Смоленске уже стали появляться кооперативы и разные прочие «брокеры». Но Виталик Езерский и не помышлял ни о чем другом, кроме карьеры инженера на одном из заводов города. Если и подрабатывал он чем, так это выполнением курсовых проектов для не слишком трудолюбивых студентов. Единственной дорогой вещью в его доме был солидный многофункциональный калькулятор, снабженный маленьким встроенным принтером, выдававшим все расчеты на узкой, похожей на ленту кассового аппарата бумажной полоске.

Ничего не подозревавший о своем будущем взлете Виталик сидел возле института на парапете вечно не работающего фонтана с калькулятором в руке и колдовал над чужой курсовой работой.

И тут невдалеке он увидел двух парней, которые с не менее серьезным видом священнодействовали на клочке бумаги тупым карандашом. Суть их занятия не составляла никакой тайны для прохожих. Один из них держал в руке пачку тогда еще советских рублей, другой — несколько долларовых купюр. Естественно, сдавай парень сотку или пятидесятку, подсчет можно было бы произвести и в уме. Но ему понадобилось продать ровно тридцать семь баксов, а на заре рыночной экономики приличные калькуляторы, как и многое другое, были дефицитом. Вот парни и обратились к Виталику.

Тот, весьма польщенный, ввел в память нужные цифры и буквально за секунду произвел несложную операцию: тридцать семь умножил на курс бакса. Валютчик со сдатчиком удалились, в награду угостив помощника сигаретой, а Виталик остался сидеть, тупо уставившись на цифру в окошечке калькулятора, именуемую в математике произведением.

Это самое произведение заворожило его, словно произведение искусства. Оно составляло аж две стипендии. И он понял: теперь не сможет спокойно спать, спокойно есть, зная, что где-то совсем рядом, даже задевая его, проходят большие, как ему тогда казалось, деньги.

Назавтра он разыскал того же самого валютчица. Несколько раз вроде бы случайно прошелся возле него, пока сей коммерсант не заприметил Виталика и не поздоровался с ним. И Езерский до самого вечера постигал тайны ремесла, за которое тогда еще можно было получить длительный срок с конфискацией и даже смертную казнь. За этот день он научился многому: безошибочно определять переодетого сотрудника милиции, никого не обманывать, поскольку «точка» стоит куда дороже сиюминутной выгоды.

В то время территория Смоленска еще не была так жестко поделена, как теперь, и, напрягшись, Виталий сумел-таки отыскать место и для себя. Он так и не доучился, получив лишь справку о незаконченном высшем образовании. В дождь, в слякоть и в жару незаконченный инженер стоял возле рынка, сжимая в руках пухлую пачку денег, перетянутую черной аптекарской резинкой.

Через месяц он умел уже делать все то, что и остальные его новые коллеги. Но этого ему было мало. Если другие стояли с криво оторванной гофрированной картонкой в руках, на которой шариковой ручкой были выведены знаки доллара и немецкой марки, то привыкший к четким и красивым чертежам бывший студент инженерного вуза сделал себе фирменную вывеску, маленькую, но броскую.

Он приходил на работу с фанерной табличкой, выкрашенной нитроэмалью. На белоснежную поверхность были наклеены увеличенные в полтора раза ксерокопии стодолларовой купюры и банкноты в двадцать немецких марок. Ксерокопию он аккуратно разрисовал фломастерами, так что, если бы не размер, денежные знаки легко можно было бы спутать с настоящими.

Реклама, как известно, — двигатель торговли.

На Виталика обращали внимание и отдавали ему предпочтение перед другими менялами с их неряшливыми картонками. Да и принтер в калькуляторе, совершенно ненужный в инженерных расчетах, работал теперь на клиента.

Вместе с рублями валютчик новой формации выдавал сдатчикам почти настоящий кассовый чек, на котором значились курс, сумма и результат, полученный на руки. Пару раз возникали неприятности с милицией, но бескорыстие не входило в число достоинств стражей правопорядка города Смоленска. К тому же милиционеров тоже иногда посещало желание насладиться шелестом вечнозеленого долларового дерева.

За четыре года Виталик сделал головокружительную карьеру от рядового валютчика до бригадира, хотя обычно на эти должности ставили парня, знакомого не с теоретической механикой, а с практической уголовщиной. Но Езерский и тут явился исключением.

В последнее время жизнь Виталика стала входить в привычную колею, когда ничего необычного тебя уже не подстерегает и ты почти наверняка знаешь свое будущее. Постепенно криминальные капиталы легализировались, вкладывались в местные банки, и вот уже три месяца, как Езерский со своей бригадой работал почти легально. Управляющему банком, которому удалось выкупить все пункты обмена валюты (в просторечии «сдачки») в районе рынка, пришлась по душе и гениальная идея Виталика.

Рынок — это то место, где большинство валютных сделок проходит мимо «сдачек». Ни охране, ни милиции всех валютчиков здесь не выследить. Вернее, можно отследить профессионалов, но не гастролеров, промышляющих от случая к случаю, или просто законопослушных граждан, пришедших поменять свои кровные по чуть завышенному курсу. Суть идеи была такова: бригада Езерского заключает с банком негласное соглашение, состоящее в следующем. Банк снабжает их валютой и рублями, работают они на банк по курсу чуть выше, чем в «сдачках», но за это обязуются пресекать все левые сделки.

Неподалеку от рынка банк снял квартиру, куда чуть ли не с рассвета собирались валютчики. Туда же утром приезжал фирменный броневик банка с мешками денег. Все это подсчитывалось, приходовалось по накладным. Вечером операция повторялась. Сдавались валюта, рубли, получались комиссионные. Внакладе никто не оставался. Единственное, что могло испортить жизнь, так это внеплановый приезд в Смоленск ОМОНа из Москвы или соседних городов для того, чтобы навести порядок на рынке. Местная милиция давно уже, что называется, сама жила и давала жить другим. Но о таких приездах Виталика Езерского оповещали заранее сведущие люди, и тогда в его бригаде объявлялся выходной.

И вот в размеренную жизнь преуспевающего бизнесмена вторглось несчастье, случившееся с его сестрой Мариной.

Девушке в этом году исполнилось всего двадцать лет. О случившемся в городе знали многие. Ходили разные сплетни, даже в паре газет появились публикации без фамилий, с одними инициалами. Но мало кто знал, что случилось это именно с Мариной… И вот уже два месяца, как она жила у брата, больше ей идти было не к кому. Виталик надеялся на время, которое справедливо считается лучшим лекарем.

Первый месяц он еще боялся, как бы Марина не надумала покончить с собой, но сообразил, что, если этого не случилось в первый день, дальше дела пойдут на поправку. Теперь он даже привык, что живет в новой квартире не один. Все-таки приятно, когда возвращаешься домой и тебя ждет ужин, есть с кем поговорить, а при какой-нибудь неприятной встрече можно сослаться на сестру, которая ждет дома и волнуется.

Так что наслаждаться жизнью Виталику мешало только одно обстоятельство. Привыкший к ночным студенческим бдениям над чертежами, он не мог безболезненно перенести необходимость рано вставать. А городской рынок оживал уже в семь часов утра, а значит, около шести нужно быть на месте, чтобы расставить всех «бойцов» на места, оговорить условия работы на сегодняшний день. Но тут уж ничего нельзя было поделать, приходилось мириться с жестокой реальностью.

Вот и сейчас, в этот июньский день, при первых звуках ненавистного будильника Виталик перевернулся на другой бок и решил поспать подольше, наперед зная, что сестра не допустит такого сибаритства. Вскоре послышались легкие шаги. Девушка, завернувшись в одеяло, вышла из своей комнаты и выключила пыточный агрегат.

— Ну сейча-а-с… — протянула его несчастная жертва.

— У тебя еще есть пятнадцать минут, — сказала Марина и только потом добавила: — Доброе утро!

Виталик пробурчал в ответ нечто напоминающее знаменитые «сиськи-масиськи» покойного генсека-бровеносца и остался в постели. Вскоре с кухни донеслись бодрящий запах кофе и голос сестры:

— Подъем!

Если бы не часы, показывавшие половину шестого, можно было подумать, что на улице уже часов двенадцать. Солнце давно поднялось, но пробиться в комнату ему мешали тяжелые шторы.

— Марина, — позвал Виталик. —Что?

— Отодвинь шторы.

— Сам не можешь, что ли?

— Голова тяжелая…

Теперь уже Езерский не спал. Он лежал, широко открыв глаза. Когда Марина вошла в комнату, на ней уже были туго облегающие джинсы и легкая хлопчатобумажная майка. Она раздвинула шторы, повернула планки жалюзи. Яркое солнце тут же ударило по глазам Езерского. Так, еще одна пытка, в лучших традициях гестапо и Лубянки. «Кто с тобой работает?» Так ведь пора на работу!

— Ни хрена себе! — сказал он, глядя на часы. — Это же мне через пятнадцать минут выходить!

— Если бы не я, ты проспал бы, — заметила сестра.

— Ты, Маринка, меня спасаешь.

Виталик наскоро умылся и причесывался уже за кухонным столом. Марина, казалось, была совсем не рада такому сияющему утру. Она сидела как в воду опущенная, в ее взгляде читалось: снова весь день буду одна наедине со своими мыслями.

— Вкусный кофе, — похвалил Виталик, хотя напиток ему не понравился.

— Может быть, но, по-моему, не очень.

— Я тоже так думаю, — рассмеялся молодой человек.

Но сестра тут была ни при чем. Это он решил испробовать новый сорт кофе, соблазнившись назойливой рекламой. А в красивой баночке оказался какой-то сомнительный порошок с горелым запахом.

Затолкав в рот бутерброд целиком, Виталик прожевывал его уже в прихожей в процессе зашнуровывания кроссовок. Марина явно хотела о чем-то спросить его, но не решалась. Ее брат прекрасно знал, о чем она будет спрашивать, но тоже не спешил с ответом.

Наконец, когда он соорудил кокетливый бантик на правой ноге и взялся за левую, Марина, как бы невзначай вспомнив, спросила:

— А Феликс Колчанов еще не приезжал?

— Приехал, — неохотно ответил Виталик.

— Ты встречался с ним?

Брат неопределенно пожал плечами.

— Ты говорил с ним? Отвечай!

— Не было случая.

— Тогда побыстрее езжай к нему и переговори, я же просила тебя.

Виталик поднялся, взял сестру за плечи и заглянул ей в глаза.

— Пожалуйста, Марина, не лезь в мои дела. Я сам знаю, когда и с кем мне нужно встретиться, о чем поговорить. А ты только догадываешься…

— Но ты же знаешь, это для меня очень важно, я не могу больше ждать! — Девушка, казалось, готова была разрыдаться.

— Нет, так не пойдет, — сказал Виталик, глянув на часы и поняв, что опаздывает. — Одно дело — если я встречусь с ним случайно или он сам придет ко мне. Тогда я могу о чем-то его просить. А если я припрусь к нему сам с твоим идиотским предложением, то это будет совсем другое дело.

— Ты боишься стать обязанным ему?

— Допустим.

— Тогда я сама попрошу его.

— Не глупи, тебя он и слушать не станет.

— Я все равно найду его и поговорю.

— Да он тебя даже не помнит, видел в последний раз лет пять тому назад.

— Нет, ты попросишь его.

— Он мне в морду плюнет, когда усльшит, что тебе в голову взбрело.

— Это мое дело — чем заниматься и как мне дальше жить. Понял?

Конечно, брат мог ответить ей, что если жизнь сестры его не касается, то пусть катится из его дома и живет сама как знает. Но он промолчал.

— Виталик, пообещай, что обязательно поговоришь с Колчановым.

— Обещаю.

— Только честно!

— Честно.

— Нет, я тебя знаю, ты ни о чем не попросишь Феликса, а мне скажешь, что он отказал тебе.

— Для тебя он не просто Феликс, а. Феликс Петрович, поняла?

— Я уже не сопливая девчонка.

— Вот именно поэтому он для тебя должен стать Феликсом Петровичем.

Виталик вышел на площадку и с неприязнью посмотрел на дверь напротив. Там еще, полгода тому назад жил Феликс Колчанов, но после смерти матери он продал квартиру и занялся абсолютно бессмысленным, с точки зрения Езерского, делом: постройкой собственного дома в деревне Булгарино. После того как из дома уехал Феликс, кто бы ни поселился в его бывшей квартире, Виталику эти люди были бы несимпатичны.

Жила там сейчас молодая пара, которая неизвестно чем занималась. Больше всего Езерского раздражало, что они поставили толстую металлическую дверь.

«Вот, ставят… Случись что, так не докричишься», — подумал он, закрывая на два ключа свою собственную металлическую дверь, из которой, как уверял его слесарь фирмы, если ее начнут резать автогеном, станет выделяться слезоточивый газ. Виталик, конечно, был не так глуп, чтобы верить подобной ахинее, но почему-то остановил свой выбор именно на этой фирме. Наверное, его сразила наповал изобретательность и умение всовывать свой товар. А эти качества в людях он ценил.

Езерский специально купил квартиру в этом доме, подыскивал варианты, чтобы оказаться соседом Феликса Колчанова, а тот сбежал в какое-то дурацкое Булгарино. Как нарочно…

Во дворе было еще тихо. В этом районе рабочие не жили, так что никто не спешил к утренней смене. За машину Виталик не волновался. Его белый «Опель» стоял возле мусорных контейнеров, как ангел, спустившийся на грешную землю. Разве что оборотистые мальчишки могли испачкать машину грязью, но очень аккуратно и не сильно — так, чтобы быстро ее отмыть и получить причитающиеся за эту работу два доллара от хозяина.

Но он отучил их заниматься подобным бизнесом с утра, когда спешил. До рынка можно было пройтись и пешком, но положение обязывало — бригадир должен ездить на машине. В случае чего всегда было под руками место, где можно пересчитать большую сумму денег. Ты как бы и на улице, и в то же время у себя дома.

На рынке уже царило оживление. Грузовики подвозили заморские фрукты, выставлялись лотки.

Стоянка для покупателей была еще полупустой. На ней уже пристроились машины продавцов. Определить их по внешнему виду было несложно. Если покупатели приезжали на дорогих машинах, то продавцы, как правило, на битых «Жигулях», на «Москвичах» с прицепами. Год назад мэрия сделала стоянку платной. Но для Виталика Езерского место на ней всегда было зарезервировано.

Он поздоровался с парнем в форменной куртке, который прохаживался вдоль ряда машин с книжечкой квитанций в руке. Спасибо Марине, прибыть на место удалось вовремя, а встреча была назначена из тех, на которые опаздывать не стоило.

Минуты через две в конце пустой улицы показался ярко-красный «Форд»-тягач с трейлером, на котором отвозили машины на штрафную площадку. Над кабиной полугрузового «Форда» высилась стрела гидравлического крана с лебедкой, чтобы цеплять неприкосновенную частную собственность нарушителей правил парковки. «Форд» остановился прямо посреди проезжей части, даже не удосужившись прижаться к обочине. Рядом с шофером в джинсовом комбинезоне сидел молодой лейтенант милиции в форме.

Рейсовый автобус покорно замер за грозным монстром, не решаясь его объехать. Улица, на которой расположили стоянку, была достаточно узкой. Лейтенант не спешил, он вовсю упивался собственной значимостью.

— Вон он, мудак, дожидается, — незлобно охарактеризовал Езерского обладатель двух звездочек на погонах.

Распахнув дверцу, он махнул рукой Езерскому. Тот подошел.

— Здорово, вредитель, — поприветствовал его лейтенант.

Виталику пришлось улыбнуться. С человеком, от которого зависишь, лучше не ссориться.

— Здорово, блюститель порядка.

— Ты не очень-то, — криво усмехнулся милиционер, выходя из машины.

— По-моему, ничего обидного я не сказал.

— Это по-твоему.

В это время рейсовый автобус как раз хотел принять чуть вправо, чтобы разминуться с «Фордом», но ему вновь пришлось остановиться.

— Как дела? — поинтересовался лейтенант.

— Пока еще никак. День только начинается. Никаких указаний и предупреждений не будет?

— Работай, как работал, — посоветовал «правоохранитель» и тут же спросил: — Принес?

— Принес.

Езерский запустил руку в карман, вытащил конверт с долларами и протянул лейтенанту так, чтобы это было не очень заметно прохожим.

Но тот уже никого не боялся. Он сел на подножку «Форда» и, ничуть не стесняясь ни прохожих, ни шофера рейсового автобуса, ни пассажиров, от нечего делать глазевших на него сквозь лобовое стекло, принялся пересчитывать полученные доллары.

«Вот же сволочь, — подумал Езерский, — раньше хоть боялись, а теперь при всем честном народе как журнал листает».

Милиционер посчитал деньги, а затем принялся рассматривать каждую купюру в отдельности и забраковал две банкноты.

— Вот эти поменяй, — строго сказал он.

— Лейтенант, нормальные же деньги!

— Плохие.

— Деньги не бывают плохими, — Виталик ревниво относился к подобным вещам. — Они бывают или фальшивыми или настоящими. Третьего не дано.

— Эти плохие. Видишь, порваны?

— Надрыв до рамки, — профессионально оценил повреждение Езерский, но спорить не стал. — Кому-нибудь всунут ребята вечером, как стемнеет.

— Лохов хватает.

— Не на всех.

Виталик спрятал две двадцатидолларовые бумажки в портмоне и выдал лейтенанту новенький хрустящий «полтинник». Милиционер бросил купюру в конверт и хотел уже спрятать его в нагрудный карман кителя.

— Десятку сдачи, — напомнил Виталик.

— Мелочный ты, вредитель, — рассмеялся лейтенант и отсчитал сдачу рублями по курсу. — Все равно тебе жить на что-то надо, вот и сдашь сам себе по хорошему курсу. Как ты там на базаре кричишь: «быстрые и хорошие деньги»?

Дверца «Форда» захлопнулась, и машина поехала вдоль стоянки. Лейтенант придирчиво смотрел на расположившиеся здесь автомобили, уже придумывая, к кому бы прицепиться. Затем «Форд» остановился, и лейтенант вместе с водителем принялись откручивать областные номера с задрипанного «жигуленка», владелец которого был по-крестьянски уверен, что если оставил свою машину на охраняемой городской стоянке, то с ней ничего и случиться не может.

«Ну и черт с вами! Не мое это дело», — подумал Виталик, переходя улицу.

Явочная квартира банка находилась в хрущевской пятиэтажке, через улицу от городского рынка. Вся бригада была в сборе, ожидали прибытия броневика, развозившего деньги по «сдачкам». Меблировка квартиры ограничивалась столом, на котором стояла машинка для подсчета купюр. Даже стульев никто купить не удосужился. Правда, на полу еще лежал большой двуспальный ватный матрас. Временами сюда приводили девочек. Но такое обычно бывало ближе к вечеру: «первым делом самолеты».

Вскоре появился и броневик. Трое инкассаторов — двое с мешками на плечах и один с карабином — проследовали в подъезд. Инструкции управляющий банком передал, как всегда, в конверте за своей подписью. Устанавливались курсы продажи и покупки.

Деньги разложили на столе стопками, все крупными купюрами. Каждый из валютчиков расписался в ведомости. Уточнили вечернее время, когда инкассаторы приедут за выручкой, но на этот раз без мешков: доллары займут гораздо меньше места.

Когда броневик с инкассаторами уехал, Виталик напомнил своим подчиненным:

— Ну, кто принес рваные купюры?

Это было нововведением. Езерский на свой страх и риск распорядился скупать рваные купюры, дойчмарки старого образца по значительно заниженному курсу. А поскольку в городе не существовало ни одного из филиалов западных банков, такую валюту обменять было негде. Ближайшие банки, где проводили подобные операции, располагались в Москве и в Варшаве.

Рваных купюр набралось на целых две тысячи долларов. Все-таки две недели бригада не брезговала и таким доходом. Езерский скупил их на пятнадцать процентов ниже курса и остался доволен.

Все-таки приработок, а обменять их на новые он сумеет.

Виталик вывел свою бригаду на рыночную площадь. Вся процедура напоминала ритуал расстановки почетного караула во времена советских парадов. По одному валютчики оставались на своих местах, а их товарищи шли дальше. Все подходы к рынку были перекрыты. По два человека дежурили возле окошек «сдачек», чтобы тут же вмешиваться, если кто-то пожелает сдать валюту с рук.

Лица у всех парней были загорелые, словно все они целый месяц жарились в какой-нибудь Анталии. Хотя неизвестно, что лучше: отстоять день под палящим солнцем на рыночной площади или проваляться тот же день на пляже. Результат будет один и тот же — бронзовый загар. Правда, в одном случае ты деньги потратишь, в другом — приобретешь.

Выполнив на время свою миссию, Виталик мог позволить себе отдохнуть. Он расположился в летнем кафе за отдельным пластиковым столиком под зонтиком с яркими надписями «Marlboro». Официант, кавказец с услужливой улыбкой, тут же поставил перед Езерским несколько запотевших металлических баночек с колой. Виталик вытащил из портфеля сотовый телефон и водрузил его на стол. Туда же легли калькулятор, лист бумаги и ручка. Ни дать ни взять офис, только под открытым небом. Не хватало секретарши и компьютера.

Уже после девяти утра народ пошел валом. Появились и первые крупные покупатели валюты: кавказцы с рынка, украинцы, желавшие обменять русские рубли на доллары. Мелких клиентов обслуживали валютчики, крупными занимался сам бригадир. Он представил себе, какая сейчас духота в машине, и поэтому, воодушевленный примером лейтенанта, не таясь, совершал сделки прямо за столиком. Правда, деньги пересчитывал у себя на коленях: к чему светиться, и так зеваки пялились на время от времени пищавший телефон.

К обеду стало ясно, что рублей, полученных от банка, может не хватить. И Езерский связался с управляющим, попросил, чтобы подвезли еще один мешок.

Лишь только он положил трубку, как тут же прозвенел звонок.

— Алло, — вяло отозвался разомлевший от жары бизнесмен. Левой рукой он прижимал к уху трубку, правой продолжал пересчитывать купюры.

— Привет, это Феликс. Ты сейчас где?

— А, научился уже, что если я у телефона, то не обязательно дома.

— Звонил тебе, сестра трубку подняла.

— Она тебе ничего не говорила? — насторожился Виталик.

— Сказала, где тебя можно найти, дала номер радиотелефона.

— А больше ничего не говорила?

— Больше ничего, — ответил ничего не подозревавший Колчанов. — Рваные купюры собрал?

— Да, можешь приезжать. Когда будешь?

— Часа через два. Заодно посмотришь мою новую машину — блеск.

— Слыхал, слыхал, что ты купил самую крутую тачку в городе.

— Не «Роллс-Ройс», конечно, но мне нравится.

— Посмотрим. До встречи, — Езерский повесил трубку.

В это время как раз один из его людей подводил к столику опасливо озирающегося продавца-украинца с рынка. Житель ближнего зарубежья взял в руках полиэтиленовый пакет с мелкими купюрами.

— Таки гроши зараз насували… — извиняющимся тоном бормотал гражданин «самостийной и „незалежной“.

Виталий вздохнул:

— Ладно, где же ты на крупные поменяешь.

С его стороны это было актом благотворительности по отношению к братьям-славянам: за сданные крупные купюры бригада получала еще один процент надбавки. Мелкие же шли по меньшему курсу.

Рассчитавшись с украинцем, Езерский выхватил взглядом парня в форменной куртке на стоянке и громко, перекрывая шум толпы, закричал:

— Петя, подскочи сюда!

Тот не заставил себя долго ждать и уже через пару минут сидел рядом с Виталиком за столиком, попивая холодную колу. Во время работы здесь принципиально не пили даже пива.

— Так, Петя, через два часа приедет мой друг. Ему нужно место на стоянке, и только попробуй взять с него деньги!

— Все будет сделано, Виталик.

— Если нужно, за него заплачу я сам.

— А на чем он приедет? — переспросил служащий стоянки, чтобы на всякий случай не ошибиться.

— Точно не знаю. Вроде бы белый или вишневый «Лендровер».

— Заметано.

— Не ошибешься?

— У нас в городе только три «Лендровера».

Парень ничего не записывал. При его профессии он привык запоминать марки машин, номера, фамилии, суммы долгов, курсы валют, не прибегая ни к каким запоминающим устройствам, кроме собственной головы.

— А если он будет на другой машине? — на всякий случай спросил король стоянки.

Виталик поскреб ногтями коротко стриженный затылок.

— Вот что: когда он приедет, обязательно спросит, где меня найти. Так вот, с него денег не бери.

— И это заметано.