Золотой гроб

ЗЕМЛЕКОПЫ

Валерка появился, когда уже совсем стемнело. Воздух заметно потяжелел, насытился влагой, но было приятно тепло. По обеим сторонам реки звонко кричали соловьи.

Валерий вытащил байдарку на пляж, и выбросил из лодки тяжелый полотняный мешок, в котором оказались ножовка по металлу, тяжелый граненый ломик, два заступа и кирка.

Решили не терять время и начать пилить решетку сейчас же. Наш костер потихоньку тлел, рядом лежали остатки вечернего пиршества. Спящему Игорю мы оставили на ужин тушенки, но выпивки и впрямь решили его лишить.

— Хватит ему — сказал Мишка — третий день не просыхает. О том, что и он сам не больно — то просыхает третий день, Мишка умолчал.

Первым залез в воду Саня. Он брызгами размыл, накиданный на кладку ил и глину, нащупал решетку и потихоньку принялся пилить. Решетка находилась глубоко под водой и, на поверхности торчал только Санькин нос. Когда на него направляли луч фонаря, то незнающий человек, мог бы подумать, что это поплавок, который дергается туда — сюда из — за того, что на крючке давно сидит большая рыбина. Мы столпились вверху над обрывом и изредка давали советы. Саньку сменил, Мишка, потом за ножовку взялся Володя. Нам предстояло отпилить, как минимум, четыре железных прута толщиной с палец. Но и это почти не решало проблемы, в маленький квадратик протиснуться мог только мухоподобный Игорь. Через час работы, когда пропиливался уже третий прут, — все было кончено. В том смысле, что неуклюжий Вовка неловко повернулся и ножовка, зажатая в пропиле, треснула пополам. Запасной не было.

— Тюфяк — зашипел на брата Санька.

— Сам ты тюфяк — огрызнулся Вовка — лезь и пили сам, раз такой умный.

— Чем теперь пилить?

— Дай лом, — сказал я Валерке.

Я нырнул под берег, нащупал с противоположной стороны замок, просунул ломик в его ушко и попытался вырвать. Замок не поддавался. На помощь пришли Вовка и Валерка. Все вместе мы, набрав в легкие воздуха, на пол минуты ныряли в воду и, раскачивая ломик, пытались разорвать соединение. Ломик был маленьким, не хватало рычага. Выручила Мишкина сообразительность. Он принес весло от байдарки, обратный конец которого мы надели на ломик и все вместе под водой стали давить на него. Весло прогнулось, но проклятый замок остался не вредим.

После тщетных усилий был объявлен перекур.

Посидели у костра.

— Чего будем делать, — сказал Валерка, — может опять в Хахалы слетать, да привезти настоящий лом, или трубу какую?

Эту мысль отвергли. Поездка в Хахалы займет не менее трех — четырех часов, да и неизвестно, поможет ли лом? Если начать копать землю прямо над кладкой и проникнуть в подземелье через потолок, то эту пещеру неминуемо заметят все проплывающие мимо туристы и разнесут новость по всему Керженцу. Этого не хотелось.

Но, если начать копать сверху, с берега, то яма будет глубиной около четырех — пяти метров. Именно на столько спадал берег к воде, где из — под воды обнаруживался верх кирпичной кладки. Поразмыслив, решили, все — таки, копать с берега, над обрывом.

Я прикинул, что впятером (спящий Игорь не в счет) сменяя друг друга, за пару — тройку часов мы можем управиться. Чтобы не ошибиться, яму рыть начали буквально в полутора метрах от обрыва, опасаясь, что подземелье под берегом может резко уйти в сторону и тогда, землю придется копать до Америки. Мешали дубовые корни, которые под слоем земли сплелись в немыслимую паутину. Но в две лопаты дело шло быстро. Мишка принес из рюкзака топорик и обрубал наиболее толстые корни.

Была короткая, июньская ночь, пели соловьи, изредка плескалась рыба, а мы, торопясь, копали штольню. После корней пошел влажный песок, рыть стало значительно легче. Но вдвоем в яме уже не умещались и копали по одному, часто меняя друг друга. Чтобы предстоящим днем наши земляные работы не бросались в глаза возможным туристам, проплывающим по Керженцу, землю сбрасывали прямо в реку, а заодно завалили и кладку, видимую с воды. Через полтора часа глубина ямы стала такая, что землю уже невозможно было выбрасывать наверх.

Валерка привязал к мешку, в котором привез инструмент, веревку и добытый грунт теперь засыпали в него. Мешок веревкой вытягивали наверх и вытрясали с обрыва. В яму мы уже спускались по длинной сучковатой жердине, откуда — то принесенной Михаилом. Часам к четырем утра, когда уже совсем рассвело, заступ стукнул о камень. Докопались до потолка подземелья. Яма получилась порядочная: примерно, метр на метр шириной и глубиной около четырех метров. Дно ямы очистили, выступила овальная кладка.

— Блин, добротно строили, ничего ну скажешь, — заключил Мишка, попробовав бить ее киркой. — Обратите внимание на разницу в уровне: выход подземелья на глубине семи метров, а здесь кладку обнаружили значительно выше. Следовательно, подземный ход идет вверх?

— Не каркай — сказал я ему — может это другой ход?

Дно ямы мы значительно расширили, чтобы легче размахивать

киркой. Чтобы за что — то зацепиться и не провалиться в низ, вместе с кирпичами, если кладка рухнет, в стенках ямы сделали углубления и вбили туда толстые колья. Для удобства из — за мелких габаритов, первым молотобойцем запустили Саню. Саня спустился по жердине вниз, поплевал на руки и стал бить кирпич оружием шахтеров. Снизу доносился только тупой звук ударов, да кряхтение искателя бриллиантов. Прошло минут десять.

— Ну, как там? — задал вопрос в яму Михаил

Через минуту на поверхности появилась растрепанная Санина голова.

— Уф, блин, ты прав — сказал он Мишке — строили надежно. Почитай монолит. Бил — бил, а выбил вот такую ямку, — Санька сложил два кулака вместе и показал нам.

За ним спустился Валерка, затем я, затем Мишка, потом опять Саня. Вовка сослался на свой великий рост, взялся поправить палатку, которая завалилась и придавила, продолжающего спать Игоря. Мы не противились. Пожалуй, и впрямь Вовке там не размахнуться.

Прошел уже целый час, как мы начали свои долбежные работы. Всходило желтое солнце.

— Пора бы уж, летчикам и за дело приниматься — обеспокоено сказал Мишка. Вчерашний случай с бутылкой, не смотря на свою комичность, запал ему в голову.

— Не беспокойся. Примутся, — сказал Владимир. — Поменяют пропеллер и примутся. Они здесь в командировке и наверняка у них есть запасной винт.

— Ты думаешь, что я им пропеллер действительно помял?

— Не сомневаюсь

— Интересно, а где у них здесь аэродром?

— На поляне у заимки лесника, — ответил Валерий — Самолет каждый год сюда прилетает.

— Ох, не верю я всей этой авиации — произнес Михаил. — Как не послушаешь 'Новости', так каждый день у нас то самолет, то вертолет где — нибудь в землю воткнется.

— А ты не слушай 'Новости'. Если самолеты и вертолеты, как ты говоришь, в землю втыкаются, то на 80 процентов это из — за человеческого фактора.

— Что же, летчики, по — твоему, пьяными за штурвал садятся или летать не умеют?

— И летать умеют, и за штурвалом трезвые. Пофигизм, Мишенька, обыкновенный пофигизм. Пока я учился, у нас дважды курсанты разбивались. И знаешь почему?

— Ну?

— В одном случае механик плохо закрепил маслопроводный шланг, и он в воздухе выскочил под давлением. А в другом — сам курсант решил выпендриться перед девушкой и прошелся на форсаже над условленным с ней местом. А вытянуть и поднять машину уже не смог. Два случая и оба раза виноваты люди. Техника тут не причем.

— Хорошо — сказал Мишка. Убедил. Теперь я в технику поверил, но не верю летчикам. Особенно вчерашним. Разве можно так самим рисковать, да еще и людей пугать?

— А им как — то до твоей веры тьфу! — сказал Вовка. Мы засмеялись.

— Ладно, ладно, ребята! Работаем — оборвал наш смех Михаил.

Мне представлялось, что для такого фундаментального сооружения, как подземный ход достаточно было и одного слоя кирпичей. Но первый слой мы уже раздолбили и теперь добивали второй. Предусмотрительный Валерка, вынимая из подземелья очередной мешок, осколки кирпичей не сбрасывал в обрыв, а для конспирации уносил их к кустам орешника, и там и сваливал в осоку.

Наконец, Мишка, чья очередь была долбить кладку, пробил ее. Сначала провалились три кирпича, а затем, после нескольких ударов, и большая часть свода, который был под ногами, глухо ухнулась вниз. Мишка чудом уцелел, уцепившись за вбитые в стены колья, и за несколько секунд, панически выбрался наверх по поданной ему палке.

— Ну, блин, чудеса — сказал он, ступив на траву. Чуть — чуть было….

— Ладно, успокойся — сказал я ему — Чуть не считается. Живой ведь.

Подождав, пока немного осядет пыль, я спустился на потолочный выступ и, нагнувшись над проемом, посветил вниз. Влево и вправо от рухнувшей кладки уходил подземный ход. Его высота составляла около двух метром, стены также были кирпичные. Я выбрался наверх, и мы стали готовиться к спуску в подземелье.

Из — за поворота появились первые на сегодняшний день путешественники — три байдарки. На первой 'рулил' молодой человек с накаченным торсом и мужчина средних лет, на второй байдарке впереди сидела вельможная дама, очень похожая на Валерию Новодворскую. Сзади в нее сидела девушка с веслами и с равнодушным лицом. Из — за очень значительной разности в физическом весе седоков, вторая байдарка напоминала 'Титаник', который уже тонул и увлекал за собой в бездну хвостовую часть судна. Хвост в последний миг возвысилась над гладью воды, и по логике должен был пойти под воду. Равнодушной девушке, чтобы достать веслом до воды приходилось нагибаться телом, — то вправо, то влево. Из — за этого байдарка выписывала 'кренделя'.

Третья байдарка плыла ровно. Ею управляли две очаровательные барышни, одна из них была, почему — то без, бюстгальтера.

— Эй! Не помочь ли? — заорал им Санька — могу подсказать ближайший путь до Каспия!

Мужчины на первой байдарке не отреагировали, Барышни на третьей байдарке заулыбались, а Новодворская сделала еще, более зверское лицо, чем ей было отпущено природой, и по — мужски пробасила:

— Без сопливых разберемся, лоцман хренов!

Санька обиделся и хотел, уже было, выразить свой справедливый протест, но не нашелся и некоторое время оставался с открытым ртом, что только подчеркивало глупость его положения. Вид Новодворской сам за себя говорил, если само провозглашенный лоцман не заткнется, и не оставит свою глупую инициативу при себе, то будет еще одна мелкомасштабная социалистическая революция.

Наверное, в Санькиной голове мелькнула мысль: — сколько уж наших поубивали?! Пущай плывет в свой Иерусалим.

Байдарки со странными седоками скрылись за поворотом. Из реки выскочила, словно угорелая, и шлепнулась боком обратно в воду большая рыбина. Из — за леса, ревя и сотрясая землю, наконец, взлетел пожарный самолет. Его пропеллер звенел, как пчела.

— Починились, значит?!

Из поправленной Вовкой палатки, как Явление Христа Народу, объявился Игорь. Рев самолета над головой он воспринял справедливой Божий гнев за неправедный образ жизни.

Словно в замедленном фильме, он уныло и тупо прошел мимо, на секунду остановился у ямы, чего то соображая, тряхнул лохматой головой, осторожно спустился к воде и снова упал в лопухи. Затем он на четвереньках забрался на крутой берег, молча сел и стал страдальчески глядеть на хозяина стеклянной банки, как собака на недоступную колбасу.

— Нет, нет и, нет — замахал руками Мишка — даже и не проси. Не время.

Игорь в страдании поднялся, отошел к берегу и стал смотреть на реку. Его неподвижный, горестный силуэт походил на жреца Мельпомены.

— Да ладно, Миш, налей ему 50 граммов, помрет, ведь, неровен час, — сказал я Мишке. — А ты, Игорь, имей в виду, на этом все!

Мишка, поругиваясь, сходил к банке, которая лежала в куче рюкзаков, плеснул в кружку сто граммов, отломил корку хлеба и вернулся. Игорь, держал кружку двумя подрагивающими руками и смотрел в нее брезгливо, как на таракана. Закрыв глаза, выпил. Затем стал нюхать корку, так втягивая воздух, что даже вороны, мирно сидящие на соснах перепугались и подозрительно закружили над поляной.

Игорь, поставив на траву, опустошенною в глоток кружку, вытянул с бревна ноги. Через минуту его просветлевшее лицо стало олицетворять поэзию, — он чем — то задумался. О чем могут думать поэты? О Пегасе, который спускается с небес редко, а если и заглядывает к поэту, то его еще надо было обуздать. О смысле жизни, который ищут философы и поэты уже много веков подряд и не могут найти. О своей бытовой неустроенности, о вечном безденежье, о своих детях — сиротах, которые, вроде бы, где — то есть, но, может, их и нет? О вечном храме — природе, о великой силе любви..

О многом могут думать поэты. Но еще минуту назад наш поэт думал только об одном — как урвать рюмку. Урвал, и метаморфоза налицо. Кажется, что все великие и прекрасные открытия и дела совершают немного поддатые люди. И только абсолютные трезвенники занимаются интриганством, наветами, травлей, объявляют и ведут войны.

В ЗАБОЕ

Солнце нещадно палило, заливая ярким светом зеленую поляну, голубую реку и мягкий, белосснежный пляж. Хотелось, как Игорь, вытянуть ноги, подставить лицо солнцу и думать о хорошем. Но, я думал про земное, даже ниже, — думал про подземный ход. Место пробито, можно спускаться.

— А вы, ребята, — сказал я, рассчитывая, больше на Валерия, чем на остальных — палатку разберите и поставьте на месте раскопок. Надо замаскировать наши корыстные замыслы.

Валерий сбегал к байдаркам притащил рюкзак и тяжело бросил под ноги.

— Там — сказал он — все, что необходимо для первого месяца жизни в условиях пещерного плена.

— Не каркай! — сказал ему Саня.

Я взял тяжелый Валеркин рюкзак и вытряхнул содержимое на траву.

Первым делом оттуда вывалилась бутылка водки, какой — то стеклянный штоф с розоватой жидкостью, потом посыпался остальное туристское барахло.

— Э — э — э, полегче, полегче — затараторил Валерка.

Нагнувшись, он бережно поднял водку и загадочную жидкость во флаконе.

— Что это, живая вода? — спросил Мишка, показывая на штоф.

— Живая не живая, но от комаров сгодится — бормотал Валерка, укладывая стеклопосуду в карманы рюкзака.

— Сначала я хотел взять с собой Валеркин рюкзак из — за его маленьких габаритов. Но, передумал и решил воспользоваться своим.

— Правильно! — поняв мои намерения, одобрил Саня. — Главное, сокровищ твой рюкзак уберется в три раза больше — съёрничал он.

Мишка сурово посмотрел на Саню. Ирония ему не понравилась.

Саня дурковато сжал плечи: — А чего? Иначе, на фиг, мы туда полезем…?

Кроме упомянутых жидкостей, закопченного котелка, спичек, свечей, лески, крючков и прочей ерунды среди Валеркиных вещей было пять пачек болгарских сигарет 'Опал', связанная в жгут капроновая веревка толщиной в палец и три банки общедоступной кильки в томатном соусе. Кроме того, в Валеркином рюкзаке имелась маленькая, почти детская саперная лопатка, синие пляжные шлепанцы, несколько парафиновых свечей, туристский топорик и малокалиберный десяти зарядный, спортивный пистолет Марголина.

— Ого, откуда такой? — спросил Михаил, прикидывая вороненую вещицу на вес

— Не твое собачье дело — ответил Валерка. Он отнял у Мишки пистолет и снова уложил его в рюкзак.

— Дай пальнуть! Никогда из пистолета не стрелял, — заволновался Мишка.

— Ладно, мужики, кончаем болтовню. Кто со мной — сказал я?

Не дожидаясь ответа, я сложил часть Валеркиных вещей в свою рюкзак, с красной окантовкой предварительно вынув оттуда, то, что не потребуется в подземелье. Положил пару коробков спичек, парафиновые свечи, ножовку которыми отпиливают небольшие сучья, топорик и веревку. Подумав, бросил туда банку килек и бутылку минеральной воды, а сбоку на специальных креплениях прицепил саперную лопатку. Мишка принес из своего комплекта для подводного плавания — тяжелый подводный фонарь. Валеркин фонарь мы также взяли с собой, а в рюкзаке я оставил и свой старый, доставшийся мне еще от отца, фонарик — жучок. Он был удобен тем, что не требовал батареек и работал от динамки. Механизм напоминал эспандер, который надо постоянно сжимать пальцами. Свет был не очень яркий, но, если эспандер раскрутить сильно, то он мог светить не хуже мощных 'китайских' фонариков.

На всякий случай, я захватил также и свой нож. Кстати, это был тот самый нож, которым восемь лет назад покойный душман дважды саданул меня по плечу. После боя Валерка Торопцев подобрал его возле убитого мною духа, а затем отдал мне на память. Малокалиберный пистолет я тоже оставил в своем рюкзаке.

— Правильно — пошутил по этому поводу Михаил — вдруг там привидения?!

— Привидения, не привидения — подумалось мне, — но вышибать внутренние замки дверей пулей — милое дело. Если, конечно, там есть какие — нибудь двери? Правда, пуля мелковата, но и дверям, может, триста лет — гнилушки.

Я огляделся: солнце уже встало над лесом, Керженец был спокоен и тих, на противоположном берегу плотной стеной стояли медные сосны, отражаясь в гладкой воде. У самой реки теснились густые кусты, в которых с ветки на ветку прыгала и трещала, как автомат Шмайсер, сорока.

Настала пора реализации нашего всепоглощающего замысла. Я закинул рюкзак за плечо и подошел к яме и сбросил вниз граненый ломик, а фонарь заткнул за поясной ремень, где уже висел в специальном чехле нож. Взялся за жердину и осторожно спустился вниз. Постоял на узком выступе крыши подземного хода, опустил жердину в пролом, спустился в подземелье и очутился в узком проходе.

Пахнуло затхлостью. Фонарик высвечивал неровные стены, выложенные темным от времени кирпичом. В сторону реки подземелье уходило наклонно. Потолок в поперечном сечении, для большей прочности был эллиптического очертания. Что интересно, кирпичи в потолке чередовались с обыкновенной речной галькой, что дало повод предположить, что глиняные кирпичи в монастыре делали с неохотой. Вероятно, глину приходилось возить из — за тридевять земель?

Я сделал несколько шагов и обнаружил, что перед самой рекой ход заканчивался каким — то колодцем, куда вели кирпичные ступени и скрывались в воде. Уходя в противоположную сторону тоннель, несколько сжимался и таял во мраке.

В проеме потемнело, кто — то, кряхтя, спускался ко мне. Это был Саня.

Сверху упал обломок кирпича, угодив Сане по плечу.

— Ну, ты, боров, зашипел Саня наверх, башку мне хочешь пробить?

— Ладно, ладно, нечаянно же! — раздался Мишкин голос с края свода

Мишка взялся за жердину и также спрыгнул к нам.

Втроем стало тесно. Вверху кто — то спускался еще.

— Хватит, хватит — закричал я в проем.

— В смысле брильянтов на всех не хватит — шутливо подхватил Саня — а кому не хватит, то и схватит…

— По мордасам, — заключил серьезный Мишка, включая свой фонарь.

Настроение у всех было отличное. Это хорошо. Неожиданности подземелья никого не пугали.

Валерка остался сидеть на корточках на проеме. А мы втроем после того, как Саня повторил известную аксиому, что судьба благоволит к смелым и одержимым, двинулись по подземному ходу.

— Иван — крикнул мне Валерка, — привяжи веревку на всякий случай и тяни ее за собой, мало ли чего?

— Здесь не катакомбы. Не заблудимся — сказал я и вспомнил, что забыл выложить из кармана рюкзака небольшой медный бинокль революционной поры. Впрочем, он много места не занимал и не влиял на вес рюкзака.

— Пошли, пошли — подтолкнул меня Михаил — некогда уже. Продвигались гуськом по одному: впереди шел я, высвечивая фонарем дорогу, затем Саня. Мишка замыкал наш маленький отряд мужественных диггеров. Скоро проход резко завернул влево.

В галере было сухо, кое — где в сводах некоторые кирпичи вывалились, в отверстия горками насыпался песок и земля.

Метров через тридцать от того места, где мы спустились в галерею, прямо по середине прохода стоял полусгнивший столб, поддерживающий свод от обвала. Столб был настолько гнилой, что когда я его ткнул ножом, лезвие без особого труда вонзилось в дерево на треть.

— Да бабахни ты его ногой, — сказал безрассудный Саня.

— Попробуй, бабахни — иронично ответил ему Михаил — коли, хочешь пару тонн на голову получить.

Я посветил вверх и определил, что темно — коричневые, кое — где поросшие седым мхом кирпичи свода держались на честном слове. Столб подпирал продольную кирпичную кладку. Между кирпичами овального потолка, в отличие от продольной кладки, не было видно, какого то связующего, а если было, то давно уже вывалилось т. к. под ногами и тут и там белели мелкие куски извести. Прижимаясь, спиной к стене, мы осторожно обогнули ненадежную подпорку.

Далее идти стало труднее, — галерея то сужалась, то расширялась, с потолков и из стен, как застывшие змеи торчали какие — то корни, прорвавшиеся в галерею между кирпичами в стене и в потолке. Некоторые, особенно толстые корни, порвали кладку и на полу тут и там, вперемежку с высыпавшимся песком, валялись упавшие кирпичи. Показалось странным, откуда эти корни? Между нами и поверхностью, как минимум четыре метра земли.

— Не переживайте, мужики, — сказал всезнающий Саня — у дубов корни растут и на 10 и на 20 метров в глубь. А у верблюжьей колючки, между прочим, корни достигают 50 метров в длину.

— А у баобабов? — с иронией спросил Мишка — уж если, и говорить о чем — то самом длинном в этом мире, так это о твоем языке…

В некоторых местах корни переплетались между собой и образовали плотную замысловатую сеть. Поэтому мы, периодически меняясь, прорубали себе путь ножами и двигались вперед, как известные киношные путешественники в джунглях.

Проделав очередное 'окно' в паутине корней, мы обнаружили, что ход теперь заворачивает вправо. Остановились передохнуть? От места спуска в галерею мы углубились уже метров на 50–60. Я осветил стену на том месте, где у галереи был поворот и неожиданно, заметил какое — то различие в кладке кирпича. Стена была густо увита корнями разной толщины, но это не помешало разглядеть, что везде кладка коричневая, а здесь чуть светлее (!) Кирпичи были уложены неровно, между ними было меньше извести, чем на других участках кладки. Было очевидно, что здесь что — то замуровывали, торопясь, не заботясь о надежности кладки?

Мишка тоже включил свой фонарик и под более ярким светом, этот контраст в цвете кирпичей стал заметен отчетливее.

— Да! — уверенно сказал Мишка — будь не я, если тут не замурован какой то отдельный ход?

Я взял у Сани граненый ломик и, отодвинув сползающие по стене корни деревьев, тупым концом обстукал стену. Там где кладка меняла цвет, звук ударов ломика был более глухим.

— Действительно, там похоже, пустота.

— Ломаем, чего там рассуждать — засуетился Саня.

— Подожди — ответил я, — сломать стену всегда успеем. Сначала надо обследовать все, что поддается обследованию без архитектурных подвижек.

По знакомой галере двинулись дальше. Через пятнадцать метров, обнаружили, обвальное место: правая и левая стены прохода треснули и из — за огромного бокового давления наваливались верхушками друг на друга, оставляя лишь узкую треугольную щель, в которую можно было протиснутся, согнувшись в три погибели и боком. На полу образовалась гора песку и кирпичей. Стало страшновато. Казалось, что сейчас стены вот — вот сойдутся и намертво зажмут тебя в земном чреве.

Мишка первым протиснулся через препятствие и посветил в темь.

— Нормально, — сказал он, — далее путь свободен.

Соблюдая осторожность и царапая о выступающие камни плечи, мы миновали это препятствие, прошли еще метров двадцать и оказались на каком то подземном перекрестке. Он стал конечным пунктом нашего путешествия по найденной галерее. Все три хода, ответвляющиеся от него были обрушены и завалены землей и камнями.

Под ярким светом трех фонарей, разрушенный перекресток производил впечатление неправдоподобной сценической декорации по произведениям Шекспира. И мы бы не удивились, если среди потемневших каменных стен и угрюмых коричневых сводов всплыла тень отца Гамлета, а трубный загробный голос произнес 'Какого черта вы пришли сюда и нарушили покой мертвых, дети мои?'

— О, блин! — воскликнул Саня, светя на кирпичную стену и внимательно разглядывая ее. — Да здесь наскальные рисунки!

— Возможно, мы на месте стоянки человека эпохи неолита? — осторожно предположил Мишка, подходя к моему брату. — Я уже чувствую дыхание земли и топот мамонтов.

Старая кирпичная стена была испещрена всевозможными надписями. Чаще встречались незамысловатая, но важная информация, нацарапанная острыми предметами: типа 'Здесь был Петя', 'Вася', 'Федька — дурак'.

Ближе к обвалу высокими и глубокими буквами, высеченными скорее всего лопатой, был обозначен венец всей информативной политики в мире. Он представлял собой сильно бранное слово, которое с незапамятных времен по употребляемости лидирует на Руси абсолютно во всех областях деятельности человека и состоит всего из трех букв.

Далее хода нигде не было. Земля и камни завалили все проходы до потолка. Скорее всего, галерея, по которой мы шли, была более поздней постройки, чем встретившаяся и идущая перпендикулярно. Наша галерея была выложена кирпичом. А стены и сводчатый потолок перпендикулярного хода построены из булыжных камней. Кое — где землю на стенах подпирали черные от времени бревна, а на трех углах перекрестка в потолок упирались толстые деревянные столбы. Мишка ткнул один столб ножом — крепкое! Наверное, это дуб. В подземелье было сухо, и царь деревьев дуб прекрасно сохранился.

Правый угол подземного перекрестка был наполовину обрушен. Из нагромождения камней, гнилых досок и осколков кирпича зияющей пастью открывался черный проем. Михаил осторожно полез к нему.

— Здесь колодец! — заключил он со стены, посветив вниз.

— Я, старясь не задеть свисающие камни и колья и не вызвать новый обвал, забрался наверх к Мишке и опустил голову в проем.

Колодец был метра четыре в диаметре и напоминал перевернутую воронку, его глубина составляла около пяти метров. Стены были выложены из булыжников, по которым вниз уходила узкая, своеобразная лестница. Выяснилось также, что в этот колодец мы проникли сбоку, так как кладка его ствола уходила и вверх. Я посветил вверх, и увидел, что потолок колодца, выложен бревнами, а сбоку под потолком чернел еще один проем, вероятно, служивший входом в колодец. Ступенями лестницы служили, выступающие почти на метр из стен толстые бревна, распиленные пополам вдоль. У этой лестницы не было видно даже признаков перил. Наверное, древние обитатели монастыря спускались по ней, прижимаясь плечом к стене.

Было хорошо видно основание колодца, которое на дне значительно расширялось. Пол был усыпан битым кирпичом и осколками камней. Мы решили не испытывать крепость древней лестницы и сбросили вниз капроновую веревку, на которой предварительно навязали узлов. Веревку примотали к одному из угловых столбов. Михаил первым спустился вниз. На дне колодца оказалась достаточно широкая площадка. У одной ее стены лежали какие — то конические бревна. Михаил по привычке ткнул одно из них ножом, — нож уперся в твердое.

— Ого! — крикнул нам снизу Михаил — знаете, что я обнаружил?

— Ну, говори? — нетерпеливо прокричал вниз Саня.

— Это, ребята, самые настоящие доисторические пушки! Пять штук.

Я тоже спустился к Мишке в яму.

Это были ушастые, толстые стволы, сложенные в стопку с налетом толстого слоя пыли. Сразу за ними у стены пирамидальной горкой были сложены серые от пыли, круглые ядра. Я дотянулся и поднял одно из них. Тяжелое. Не мене двух килограммов, а диаметр не менее десяти сантиметров.

— Интересно — произнес Михаил — раз основная задача монастыря дать приют и успокоение людям, которые решили всего себя отдать вере в Бога, то зачем пушки?

— За тем, что бы постояльцы чувствовали себя уютно, спокойно и защищено — сообщил сверху Саня — Между прочим, в этих местах Стенька Разин со своими разбойничками, когда — то баловал…. А пушечки то ничего. Можно или в музей продать, или еще кому.

— Ну, ты и спекулянт — произнес Михаил — разглядывая найденный арсенал — посадят тебя когда — нибудь за растрату народной собственности?

— Здравствуйте! — сказал Саня, спускаясь по веревке вниз. Вы глубоко ошибаетесь. Не такой уж я материалист и хапуга, как вам показалось сгоряча. И не больший циник, чем вы сами, господа. Во — первых, какая же это народная собственность? Может быть, это и есть те самые сдерживающие средства, которым манипулировал доисторический царский режим, не давая нашим предкам выбрать дорогу к светлому будущему еще три века назад. Поэтому мы, — как потомки угнетенного народа, имеем полное право реквизировать царскую и, тем более, монастырскую собственность. А во — вторых, я так долго не могу позволить себе новые джинсы, что грех не воспользоваться случаем и не подзаработать на том, что теперь по праву принадлежит нам.

Но Мишка уже не слушал Санины разглагольствования. В стене колодца обнаружился овальный проем. В нем виднелась почерневшая от времени дверь. Я навел на нее луч фонаря. Дверь была сделана из толстых досок, которые крест — накрест были стянуты железными полосами. Мишка поковырял полосы ножом, они заблестели.

— Медь — сказал он.

На двери висел заржавевший старинный замок, который закрывал толстую железную накладку между самой дверью и мощным косяком.

Мишка попробовал вытащить дужку замка. Заперто! Или заржавела?! Попытка открыть его монтировкой к успеху не привела.

— Ну — с, выход один — в размышлении проронил Михаил — надо пилить.

— Чем пилить? Ножовка сломана?

— Сломана, — подтвердил Михаил. Но две то половинки полотна, я надеюсь, Вовка не выбросил в тот момент, когда сломал пилу? — спросил он Саню

Наступила пауза.

— Ладно, — сказал догадливый Саня. — Неужели вы думаете, будто я не понимаю, что в ваших ленивых мозгах крутится вопрос — кто пойдет наверх за ножовкой?

Хорошо, ждите!

С этими словами, он взялся за веревку, юрко вскарабкался наверх и исчез.

Пока ждали возвращения Александра, вернулись к пушкам. Стволы были одинаковыми по длине и калибру. Михаил достал ядро, примерял его к жерлу.

— Подходит! Он толкнул круглый металлический шар, и он скрылся в стволе.

Интересно, — сказал он, на какое же расстояние такое могло улететь?

— Зависит от заряда — сказал я — и положения ствола. Если ствол поднять под 40–50 градусов, ядро могло улететь и на километр и на три, — продолжал я блистать перед другом военными знаниями. — Только толку от этого? Все равно, что по комарам. Наибольший смысл в навесной стрельбе появился, когда изобрели фугасные снаряды. Ими можно было поражать противника, стреляя поверх леса, например, или через возвышенность — А — а, ну, как же, как же, знаю, — усмехнулся Мишка, вспоминая старый анекдот про военную кафедру и ее преподавателя майора Сидорова.

Сидоров убеждал студентов, что снаряд, покидая жерло ствола, летит по параболе и, взрываясь, поражает противника.

'Подчеркните, товарищи студенты, — говорил он — что снаряд летит обязательно по параболе и, взрываясь, поражает противника'.

Один из дотошных студентов тогда спросил Сидорова: 'Товарищ майор, вы говорите, что снаряд летит обязательно по параболе, а если пушку на бок положить, так она что, — и из — за угла стрелять будет?'

'Может и будет — ответил, застигнутый врасплох майор, — но, вот как раз по Уставу на бок пушку класть не полагается'.

Мы посмеялись. Мишка почистил ладонью выпуклость на боку одного из стволов, затем поднял осколок кирпича и потер. Между цапфами проявилось плохо сохранившееся литое изображение куницы или другого зверя, а под ним была какая то славянская надпись. Пока он тер, слой чугуна, на котором находились надпись, он стал отслаиваться от пушечного ствола и отпадать крупными скорлупами.

В это время сверху посыпались мелкие камешки и песок. Вернулся Саня. Он проворно спустился в колодец и показал два половинчатых полотна ножовки. Каждый был сантиметров по пятнадцать. Пилить можно. Саня захватил с собой еще и какую то тряпку, которой обвернул концы обломков пилки, чтобы можно было держать рукой, не, боясь пораниться.

— Молодец! — похвалил Саню Михаил, — соображаешь..

— Да, у меня эффективное прикладное мышление — самодовольно ответил Саня, пытаясь рассмотреть надпись на боку пушки.

— Слушайте, ребята, а вдруг эти орудия сам Чохов отливал? Вы знаете, — сколько такой экземплярчик теперь может стоить?! — возбужденно сказал он.

— Ладно, я как первооткрыватель этого сокровища дарю пушки тебе — шутливо произнес Михаил. — Бери. Торгуй, накапливай капитал и снова делай деньги, эксплуататор, а мы приступаем к замку.

Михаил оттянул рукой замок от двери и начал пилить толстую дужку. Металл был довольно мягкий, и уже через пять минут полотно углубилось в дужку на два — три миллиметра. Его сменил я и, допилив до середины, передал обломок ножовки Сане.

Слесарных навыков у инженера А.Тучина (наши отцы были родными братьями) было мало. Это мы поняли уже через минуту, когда половинка полотна треснула пополам, и обломок упал под ноги.

— Дубина! — заорал Мишка. И тебе и твоему братцу вообще инструмент сложнее кувалды, доверять нельзя! Впрочем, кувалду тоже доверять опасно. Уйди, смерд.

Он отодвинул опешившего слесаря, взял вторую половинку принесенного Саней полотна, обмотал кончик тряпкой и осторожно продолжил работу. Минут через десять оставалось пропилить два — три миллиметра.

Я просунул под дужку монтировку. Рванул, и сломанный замок повис на петле. Путь был свободен, что там за дверью?!

Замка уже не было, но дверь не поддавалась. Сверху косяк был так плотно прижат к дверному полотну, что казалось, — будто они срослись. Я вставил плоский конец монтировки сбоку в щель и попытался открыть ее. Дверное полотно чуть сдвинулось. Еще не много усилий и дверь, стрельнув, распахнулась сама по себе. Верхний косяк треснул, сломался и вниз, чуть не на ноги, громыхнулось с десяток кирпичей из овальной кладки. Мишка, Саня и я в мгновение ока отпрыгнули назад к середине колодца. Поднялась пыль.

Через минуту — другую, когда пыль рассеялась, мы увидели за дверью темную пустоту, сверху угрожающе нависли кирпичные глыбы. Казалось, что если мы сделаем одно движение — все рухнет и погребет нас молодых и неженатых на десятиметровой глубине.

ЗМЕЯ ДЛЯ ДИГГЕРА

— Ну, ладно, пошли — сказал я и осторожно двинулся к проему.

Миновав, страшно нависшие над головой, рваные сцементированные глыбы, охваченный лихорадочным трепетом тайны, я ступил по ту сторону двери. Посветил вовнутрь и невольно отпрянул: из мглы на меня смотрели леденящие кровь черные глаза с нависшими бровями. Может быть, какая — то секунда понадобилась мне, чтобы осознать свой страх и устыдиться, а потом и рассмеяться своей слабости. Это оказалось изображение, какого то не очень ласкового святого, искусно выполненное на деревянном щите. Святой был в белых одеждах, подобной той, которую носят богатые афганские баи. Он стоял на облаке, а в руке держал пергамент. Несмотря на толстый слой пыли, покрывавшей икону, под яркими светом фонаря святой выглядел как живой.

— Ребята, да ведь это иконостас! — шепотом восхитился, подошедший Саня. Рядом со святым, на деревянной подставке, закрытая полу истлевшей тряпкой стояла стопа из десятка икон. Рядом же, лежал разобранный на отдельные части позолоченный каркас иконостаса с красивой сквозной прорезной резьбой.

Саня опустился на колени и, стряхивая ладонью с икон пыль, стал рассматривать иконы, поочередно доставая их из стопки.

Я ознакомился с другими уголками загадочного хранилища: это была достаточно большая, глухая комната, сложенная из закаленного кирпича. Потолок был деревянным, его поддерживали несколько кирпичных столбов, не пропорционально стоявших посредине помещения. В одном углу потолок обвалился, и на полу высилась порядочная горка грунта, из которой торчали обломки досок. Иконы находились у одной из стен, у противоположной стены стоял массивный деревянный сундук, окованный железом. Рядом же, вдоль стены на досках лежала черная от времени культовая утварь: какая то посуда, кадила с цепочками, нагрудные кресты по пол кило весом. Там же находился небольшой деревянный ящик, наполненный слипшимися в один ком восковыми свечами. В этом хламе попадались и другие предметы: разбитые и целые старинные штофы, фрагменты тканей, красивые резные подсвечники. Прислоненными к углу, стояли хоругви на не тронутых временем коричневых древках.

Александр взял монтировку и подошел к сундуку. Он был заперт, но, треща под монтировкой, его крышка подалась и открылась. Сундук был набит тяжелой раззолоченной одеждой, вероятно принадлежавшей высоким духовным лицам. Еще там были, какие то покрывала, ленты, инкрустированный золотой вышивкой головной убор в виде расширяющегося кверху цилиндра с тремя широкими лентами. Ниже мы обнаружили несколько икон, и в специальном ящике восхитительную коллекцию старинных дуэльных пистолетов пушкинских времен. Кроме того, мы нашли пачку дореволюционных журналов 'Нива', завернутых в полу истлевшую бумагу и несколько толстых почерневших книг с текстом на древне — церковном языке. Книги была скреплена специальными металлическими защелками.

— Все! — Сказал Саня, — больше ничего нет — 'Житие преподобного Серафима Саровского чудотворца' — по слогам прочитал он, осторожно раскрыв тяжелую книженцию. Пересмотрев остальные, он хмыкнул — Да, здесь сплошь теологическая тематика.

— А ты что, рассчитывал тут найти порнографические открытки? — засмеялся Михаил. — Боюсь, что и светскую 'Ниву' здесь читали тайно между молитвами, да и то избранные сестрицы?

В самом углу сундука лежал резной деревянный ящичек, в котором мы обнаружили четыре тяжеленьких на вес, сверкающих маленьких кубка. Если кубки были не золотые, то, наверное, серебренные. Под светом фонаря, было трудно определить — из какого металла выполнены кубки?

Михаил достал из ящика и покрутил в ладони один из пистолетов с замысловатым замком. Время не оставила своего губительного следа на его изящной полированной ручке и на вороненом, отливающем синевой стволе. — Вот это да! — восхитился он — и взвел курок. — выходит, что монашки тоже были дуэлянтками?

— Стой! — крикнул я — Может быть, он заряжен? Я отобрал у любителя оружия пистолет и осторожно спустил курок. Вообще — то меня тоже удивляла эта находка в кладовой святой обители. Пушки, пистолеты?… Но размышлять об этом было некогда.

— Нда — а, ребята, — сказал я — все надо поднимать наверх. Может, этой музейной рухляди — цены нет?

— Все надо сдать — иронично произнес Мишка

— Куда? — задал вопрос Александр

— В музей — невозмутимо ответил Михаил

— Да вы что, охренели?! Это все надо продать. Вы знаете — сколько эти вещицы стОят у всяких антикваров?!

— Сгинь, нечистый — проворчал Михаил, — воздастся тебе за прегрешения корыстолюбивыя. Никаких антикваров! Ишь, чего удумал? Вещи божественные. Это надо не антиквару, а сразу за границу продавать.

Больше в комнате ничего не было. Михаил осторожно обстучал стены монтировкой. Везде — одинаково глухой звук терялся в камне. Было решено выбираться наверх и продолжить исследования, обнаруженной ранее кладки, замуровавшей какой то ход. Но, чтобы не возвращаться в это узилище еще раз, все найденное надо было взять с собой.

Иконы, рамы, посуду и содержание сундука мы перенесли к пушкам. Затем Михаил поднялся по веревке наверх и по очереди вытянул монастырское богатство в галерею. Хорошо было бы вытащить хотя бы одну из пушек, но стволы были слишком тяжелы и до времени их оставили в покое.

Мы с Саней поднялись наверх к Михаилу.

Отдохнули. Михаил посветил на часы.

— Ого — уже половина одиннадцатого! В подземелье мы пробыли более трех часов, и под ложечкой начинало посасывать. Да и честно говоря, футболки и легкие рубашки не спасали ребят от подвальной прохлады. Я был в своем защитном костюме, поэтому холода не чувствовал. Мы решили подняться на берег к ребятам — перекусить, одеться потеплее, и вернуться к изыскательским работам. Тем более что, заложенный кирпичом вход не давал покою нашим умам, воспламененным воображением несметных сокровищ.

Двинулись в обратный путь. Каждый захватил по несколько икон. Святые книги, найденные в сундуке, я положил в рюкзак, туда же мы сложили и несколько крестов, кадило, пистолеты и другую металлическую утварь. Наши рюкзаки заметно потяжелели. Чтобы не смять ценный головной убор, который мы нашли в сундуке, Александр нес его в руках, а Михаил в руках нес изображение святого. Оно было таким большим, что я боялся, как бы его не пришлось оставить здесь в галерее.

Обратный путь до обнаруженного в стене возможного хода мы преодолели за десять минут. Задержало обвальное место. Рюкзаки пришлось разгрузить и передавать иконы перебравшемуся сквозь треугольную щель Сане. Затем мы осторожно пролезли сквозь нее и снова загрузили церковные раритеты в рюкзаки. К счастью, 'святой' тоже убрался в треугольный лаз.

Есть хотелось все более и более, но любопытство победило голод.

— Ребята — сказал Саня — пообедать мы успеем, но давайте сначала разобьем стену. У меня такое чувство, что именно там разгадка всей этой истории.

Мы уступили Сане. Честно говоря, и нам с Мишкой страстно хотелось узнать, что находится за таинственной кладкой. Мы отнесли поклажу к выходу из подземелья, покричали наверх. Сверху показалась Валеркина голова.

Попросили его сбросить вниз веревку. По очереди, он поднял нашу поклажу наверх, и мы вернулись к кладке.

Александр топориком стал обрубать корни на стене. Рубить было не удобно, корни пружинили. Промучившись так несколько минут и, все — таки, обрубив несколько корней, Саня передал мне топор, а сам взял нож. Левой рукой он оттягивал корень, а ножом подрезал его под самым потолком. Дело пошло веселее, осталось обрезать несколько корней, и можно будет начинать долбить стенку, приготовленной монтировкой. Саня в очередной раз просунул руку с ножом в расщелину между кирпичами, пытаясь, там отрезать злополучный корень, как раздался странный звук, напоминающий, тяжелый выдох человека носом.

— Руку, руку!!! — закричал Михаил — убирай руку!

Санька вскрикнул, дернул рукой, нож вывалился, а вслед за ним, из расщелины выпала извивающаяся метровая в серых кубиках змея. Мишка пнул ее ногой, она отлетела на полтора метра и, через секунду, извиваясь, скрылась в стене между кирпичами.

— Вот стерва! — кричал Мишка. — Укусила?

Санька стоял, полусогнувшись и зажав, свою правую руку между коленями и молчал.

Я подошел к нему — Покажи!

Укус гадюки пришелся Сане в большой палец. В сантиметре над ногтем виднелась капелька крови.

— А может, и не укусила? Может, ты палец раскровенил, когда руку отдергивал? — с надеждой спросил Мишка.

— Больно? — спросил я.

— Жжет зараза — мучительно выдавил из себя Саня — палец жжет и отдает вот сюда — он показал на тыльную сторону ладони.

В Афгане нас немного этому учили. Я повертел у себя во рту языком, вспоминая, нет ли на губах, деснах и внутренних сторонах щек каких — то ранок или трещин на коже? Кажется, нет. Я припал губами к ранке на Санькином пальце, пытаясь высосать оттуда яд. Сплюнул. Проделал это четыре раза или пять раз.

— Может, прижечь? — спросил Мишка.

— Не надо, это не помогает.

В свете фонаря было заметно, что Санин палец успел припухнуть и порозоветь, хотя прошло всего две три минуты. Даже при тусклом свете было заметно, что Саня сильно побледнел.

— Ты, главное, не раскисай — сказал я ему — сейчас возвращаемся наверх, в байдарку и в больницу. Укус гадюки, если он не в голову или в шею, не смертелен. Но неделю — другую проболеешь. Поэтому, нужна или сыворотка или чего — то там другое. Словом, нужен врач.

Чувствовалось, что Санька внутренне дрожит. Налицо были явные признаки ощущений от постулатов современной психиатрии и информации: змея — это 'подарок' от Люцифера…

— Плюнь, старик! — стукнул его по плечу Михаил. Гадюка! Разве же это змея?! Это безалкагольное пиво на фоне опохмелки — морально поддержал он Саню.

Мы сложили инструменты к стене, и пошли к выходу.

Я помог Сане выбраться сначала на крышу проема, затем он по нашей сучковатой жердине поднялся на берег, а за ним и мы с Мишкой.

У ямы нас дожидался только Валерка. Вовка с Игорем разбирали нашу палатку.

— Что случилось? — спросил Валерка — заметив на наших лицах озабоченность.

— Валера, в Хахалах есть больница? — спросил я

— Есть, конечно, а что случилось? — повторил он вопрос.

— Саню гадюка укусила, поэтому, бери байдарку и дуй с ним в больницу.

— Валера, сказал я ему — отведя в сторону — я точно не знаю всех последствий от укуса этой твари, но помню в детстве у нас жил на улице мужик, которого еще маленьким укусила змея. Знаю одно, что после этого укуса он болел всю жизнь. У него и ноги отнимались, и с сердцем были проблемы. Старушка — знахарка, которая жила на нашей улице, утверждала, что все проблемы у него именно из — за этого укуса.

Поэтому, если в вашей деревенской больнице нужных лекарств нет, что вполне вероятно, то обязательно добейся, чтобы их привезли. Хоть из области.

— Все понял — сказал Валерка и пошел готовить байдарку.

Завидев нас, Вовка и Игорь оставили палатку и подошли. Узнав в чем дело, Вовка осмотрел руку брата: она стремительно опухала и принимала фиолетовый цвет.

— Валера — крикнул Вовка — ты оставайся здесь, я сам отвезу Саню.

Мне подумалось, что лучше, если Вовка останется здесь. Во — первых, Валерка местный и быстрее разберется со своими докторами. А во — вторых, Вовка будет незаменим, если неожиданно нагрянут горьковские искатели брильянтов.

Вовкин рост, мужественный взгляд и взрывная решительность не раз охлаждали амбиции самых ярких драчунов и хулиганов, с которыми доводилось встречаться.

Я высказал Володе по поводу Валеркиного преимущества в деле общения с деревенскими медиками и Вовка с этим доводом согласился.

Наконец, байдарку спустили в воду. Бледный, как простыня Саня, придерживая левой рукой правую, уселся впереди. Валерка с веслами сзади. Мы их оттолкнули от берега и, через минуту их байдарка скрылась за поворотом.

Перед отплытием, я наказал Валерке, что если Саню оставят в больнице, то сам он пусть бегом возвращается в Монастырь. Если не оставят, то лучше Саню отправить домой. Для этого Валерию необходимо проводить Александра до самого Горького и передать в руки его домашним. Уже после этого возвращаться сюда. Так и договорились.

Мы немного посидели на бревне, покурили. Володя, подбросил в костер дров и разогрел банку тушенки. Пока он стряпал, мы рассказали ребятам о наших приключениях в подземной галерее, и о возможном гроте или отдельном подвале, вход в который замурован.

— Я пойду с вами, — убежденно сказал Вовка, заинтригованный рассказом. В его романтической голове давно колобродили мысли о несметных пещерных сокровищах, которые он обязательно найдет, как только спуститься в подземелье.

— Между прочим — сказал он — я вычитал в 'Науке и жизнь' статью, где сказано, что за всю историю золотодобычи на Земле получено всего 150 тысяч тонн золота. Из них почти треть покоится на морском дне вместе с утонувшими кораблями и спрятано в земле в виде кладов.

— И половина из спрятанного, — здесь, под ногами — грустно пошутил Игорь.

За время бодрствования поэт уже несколько пришел в себя. Но, разглядывая его внешность, будь я, каким — нибудь, кинорежиссером, то, не раздумывая, предложил бы Игорю роль Бена Ганна из 'Острова сокровищ'. Получился бы чудесный образ, оскорбленного и одичавшего пирата, прожившего среди обезьян и попугаев три года. Он выглядел более чем естественно без всякого грима. Хотя, сам Бен Ганн, в моем представлении, несмотря на одичалость, хоть как — то, ухаживал за своей бородой и волосищами на голове.

Игорю было не до внешности. Его организм, изможденный абстинентным синдромом, снова протягивал руки в мольбе к его же величественному уму с низко поклонной просьбой в очередной раз опохмелиться. Ум был не против, но стеснялся Мишки. Поэтому, Игоревы мозги сейчас работали как вычислительный центр, — высчитывая наиболее эффективный путь к трех литровой банке в Мишкином рюкзаке. Рюкзак лежал на виду, и отлить заветную похмельную дозу тайно не было никакой возможности.

— Ладно, потерплю, пока хозяин рюкзака снова не уйдет под землю — хитро решил про себя Игорь.

Мы позавтракали горячей тушенкой с хлебом. Пора была спускаться в штольню. За этот час по реке проплыла всего одна байдарка с тремя парнями. Парни хотели пристать к берегу и, возможно, устроиться биваком где — то рядом на поляне, но, поразмыслив, поплыли дальше. С одной стороны это хорошо. Они могли помешать нашим изысканиям. Хотя, после того, как наши ребята переставили на штольню десятиместную военную палатку, — даже из близи было трудно догадаться, что здесь работают кладоискатели. Обычная палатка на самом берегу реки, кругом поляна, деревья, лес… И мне подумалось, что, если бы вокруг нас сейчас расположился целый лагерь байдарочников, это было бы нам только на руку. Может быть, это обстоятельство отбило бы 'завтрашним хлопцам' Палыча начинать параллельные изыскательские работы.

— Ну, что, сказал Мишка — вперед!

Мы по жердине в два этапа спустились вниз. По знакомой галерее добрались до того места, где Саньку цапнула змея. Остановились у замурованного входа. Топориком я отрубил еще несколько корней, чтобы освободить место для долбежных работ. Честно говоря, качающиеся перед носом закрученные концы корней, радости не вызывали. Пока рубил понял, что избавиться от фантазии и выбросить из головы эту серую гадину в кубиках можно только сильному человеку.

Кто нас убедит, что в стене за корнями она была одна? При этой мысли по спине пробегала дрожь отвращения и страха перед тварями.

Наконец, с корнями было покончено, Михаил взял ломик и начал долбить стену. Дело продвигалось медленно, минут через десять мы поменялись ролями. Ломик был слишком лёгок для разрушительных работ, да и в тесной галерее было не развернуться. Тем не менее, еще через 10 минут один кирпич был раскрошен основательно и после очередного удара, ломик провалился, и чуть не улетел за кладку. Я посветил в маленький пролом, — за стенкой была пустота.

— Честно говоря, я даже немного волнуюсь — признался Мишка — а после всех этих змей вообще неврастеником станешь. Как ты думаешь, Иван, на хрен этим монашкам было замуровывать ход?

— Сейчас добьем эту стену и узнаем — с сомнением ответил я.

Дело пошло веселей. Кирпичи вываливались один за другим, что подтверждало мысль, о том, что ход замуровывали в спешке. Наконец, ниша образовалась такая, что мы легко могли проникнуть внутрь. Я надел на плечи свой рюкзак и первым протиснулся сквозь пролом в неизвестность. Фонарь высветил впереди достаточно широкий кирпичный коридор, по которому можно было идти не нагибаясь. Но потолок был уже не кирпичным, а заложен черными бревнами. Путь резко пошел вниз, Михаил следовал за мной. Через двадцать шагов мы уперлись в толстую деревянную дверь с внутренним замком. Я осторожно попробовал ее открыть, она не поддавалась. Навалился плечом — дверь шаталась вместе с дверной коробкой. Тогда я снял рюкзак, достал пистолет и выстрелил в замок. Мелкая свинцовая пулька оставила вмятину в коробке, но замок не повредила. Еще раз пальнул — результат тот же.

Тогда мы попробовали открыть дверь монтировкой, — не хватало рычага.

— Погоди, — сказал Михаил, сейчас попрошу ребят сбросить подходящую дубину.

Он ушел. Я убрал пистолет в рюкзак и несколько раз двинул дверь плечом. Она стала поддаваться еще больше, но вместе с дверной коробкой. Я стал расшатывать хлипкое сооружение руками. Требовалось еще одно усилие, чтобы вся дверь провалилась внутрь прохода.

— Подожди — услышал я через пять минут из основного хода голос приближающегося Михаила. — Уже несу. Сейчас мы ее подденем…..

Но, мой проклятый азарт и безрассудство испортили все дело. Я отошел на три шага и с разбегу ударил в дверь ногой. Это была грубая ошибка. Дверь провалилась вовнутрь, я полетел за ней и стал рушиться потолок. Сверху, сломав бревна, посыпались валуны и осколки дерева. Кругом затрещало, загудело. Я прильнул к стене, что — то больно ударило в плече, в голову. Раздался тяжелый все сотрясающий удар, наверное, обрушился весь потолок галереи. Меня снова жутко стукнуло по голове и сознанье померкло.

В ЗАПАДНЕ

Не знаю, сколько я лежал без памяти? Когда пришел в себя, кругом была беспросветная тьма и стояла такая гнетущая тишина, что я слышал свое дыхание и биение сердца. Потряс головой, пощупал ее руками — на затылке, на разрубленной коже бугристо запеклась кровь. В висках ощущалась тяжесть и тупая боль в области глазниц. Фонаря в руках не было, обе ноги были под завалом.

Я с трудом высвободил их из — под обломков и всякой земляной и деревянной дряни, Колени болели так, как будто их долго били резиновым молотком. Позвал Михаила. Из тьмы никто не ответил. Еще раз позвал — опять тишина. Мой голос глухо прятался в уголках завала. Я еще пять минут ошеломленно сидел в полной темноте. Посоветовался со своим внутренним голосом. Оба мы пришли к мнению, что ситуация такая, что хреновее не бывает. Я находился в устрашающей пустоте, состоящей из времени и ограниченного пространства. А страх напряженной тишины вызывал неудержимый вихрь самых мрачных фантазий.

Пошарил кругом руками, пытаясь найти фонарь, но все было завалено камнями, землей и осколками бревен. Пополз искать Мишку, но сразу наткнулся на крутую, вздымающуюся вверх гору обвала. Я с трудом взобрался на него, но все мои попытки пролезть узкую расщелину между потолком и обвалом, не увенчались успехом. Она была слишком мала. Я опять стал кричать и звать Михаила, но из темноты никто не отзывался. Может, Мишка не под завалом? Может, успел отскочить, когда стал рушиться потолок? Ведь он, вообще, еще не успел войти в эту галерею, прежде чем я разбежался и ударил в проклятую дверь ногой? Я силился собраться с мыслями, но они, как стая летучих мышей, вслепую метались в голове и не находили выхода. Положение казалось просто чудовищным.

Я на ощупь спустился с горки вниз, нащупал какое — то бревно, сел, постарался успокоиться и стал осмысливать реальность. С поверхностью меня сейчас разделял многометровый слой земли. Все время пока мы шли сюда, галерея шла под уклон. Следовательно, до поверхности сейчас, может быть и восемь и десять метров. При этой мысли меня пронзило ужасное чувство замкнутого пространства. Я встал и попытался сделать несколько шагов по проходу в противоположную от завала сторону. Но и здесь пол был усыпан рухнувшими со сводов и стен кирпичами и камнями. Под ногами также были бревна, осколки от двери, но, похоже, что сам проход уцелел. Шаря руками по стене, я вернулся к завалу и принялся на ощупь разбирать камни.

Сначала, надо попробовать отыскать мой фонарь. Без него в подземелье определенно смерь. Без фонаря и без воды. В первую очередь надо откопать мой рюкзак, который я до обвала положил перед дверью на пол, там были и спички, и свечи, и запасной фонарик, и саперная лопатка и бутылка минеральной воды… Сбивая руки и обдирая ногти, в полной темноте я стал по кускам доставать все, что было в нагромождении обвала, и скидывал это в противоположную сторону. Началась яростная, почти бессознательная проза борьбы за выживание.

Я работал, может быть, час, а может и два. Часы на моей руке продолжали тикать, но я не мог узнать, — сколько времени. И вообще не знал, сколько времени прошло с тех пор, как я очутился в западне? Судя по тому, что желудок щемило от голода, а кровь на затылке запеклась до твердой корки, я предположил, что с момента обвала прошло никак не менее нескольких часов. Но, может быть и сутки и более? Сколько времени я пробыл без сознания?

Изредка я останавливал работу и напряженно затихал в надежде услышать какой — нибудь звук. Тишина была настолько гробовой, что я по инерции вновь ощупывал себя, чтобы убедиться, что все это не сон, и я продолжаю существовать.

Наконец, мои руки добрались до выбитой мною двери. Придавленная камнями вместе с полусгнившей дверной коробкой она лежала на полу. Предположил, что после удара ногой я несколько метров пролетел по инерции. Значит, до рюкзака мне осталось добираться еще метра 2–3. Передохнув, я с ужесточенной силой принялся за дело. Скоро, накиданная мною гора камней и грунта в противоположной от завала стороне также поднялась почти до потолка, и камни стали скатываться обратно вниз. Поэтому, мне пришлось через узкую щель между хламом и уцелевшим потолком перебраться на противоположную сторону рукотворной горы, где я часть камней, земли и обломков дерева перекидал еще дальше по проходу.

В голове мелькнуло жуткая мысль, что если до рюкзака далеко, то таким образом я замурую сам себя. Я стал понимать, что под ужасным давлением беспросветного мрака и нарастающей клаустрофобии нервы мои начнут сдавать. Чтобы не потерять контроль над собой, понимая, как это опасно, я изо всех сил напрягал волю и старался хоть чем — то разбавить гнетущую тишину: разговаривал с собой, комментировал сложившееся положение, ругался и даже пел.

Спасала одна единственная мысль — я столько времени провел в тесном лабиринте, но воздуху по — прежнему достаточно. Значит, этот лабиринт может иметь какое то соединение с поверхностью?! То и дело меня подмывало бросить всю эту глупую работу и отправиться по проходу на ощупь?! Но я тут же откидывал эту безрассудную мысль.

Я несколько раз продолжал очищать сначала завал, затем то, что нагромождалось в проходе — откидывать дальше в галерею. Я забирал ладонями землю и бросал в проход. Вероятно, эта работа заняла не менее 5 или 6 часов. Я крепко устал и, когда в очередной раз забрался на верхушку обвала, мои веки сомкнулись, и я уснул.

Морфей всегда относился ко мне неуважительно. В детских снах он подсылал каких — то огромных и грубых чудовищ, которые глодали меня маленького и беззащитного. Я просыпался, плакал и прижимался к маме. В отрочестве чудовища пропали, но их заменила какая то мозаичная черно — белая школьная дребедень. Зато, после Афгана мне долго и с завидным постоянством являлся один и тот же сон: он был связан с моим погибшим солдатиком — Гусевым. За полтора года командировки в страну маков я стал свидетелем десятков самых ужасных ранений и смертей. Но, Морфей намертво зафиксировал и возвращал меня во сне к одному и тому же афганскому фрагменту: — солдат уходит от меня с окровавленным лицом и без руки. Вот и сейчас во сне я пытался затащить парня за БТР, но не мог это сделать. Я хватал его за плечи, тащил под спасительную броню, но в спину мне больно упирался рожком свой же автомат и не давал двигаться. Я держал парня, понимал свою беспомощность и от этого бессилия был совершенно опустошенным, а рожек с еще большей яростью давил мне в позвоночник.

Я проснулся, как и всегда после такого сна, — разбитый и злой. Мое ложе располагалось на куче хлама в совершенно черной темноте, в спину упирался острый камень. В голове в долю секунды прокрутились последние события. Поэтому, еще не отойдя от сна, я сразу приступил к прежней работе — брал землю ладонями и бросал дальше по проходу. Я совершенно потерял чувство времени, а животный страх перед вечным заточением в недрах родной земли заставлял работать яростно и автоматически. Не помню, открывал ли я глаза? Это бы не изменило положения. Но я чувствовал, что до желанного рюкзака оставалось пройти совсем не много.

Голод уже стал проходить, голова и колени тоже перестали болеть, хотя, очень хотелось пить. Болели ладони, и ободранные ногти. Вышибленная мною дверь уже давно полностью освободилась от обвала и теперь стала заваливаться горой земли, которую я набрасывал с другой стороны. Я прикинул, что за время нахождения в заточении я метра на полтора углубился в сторону выхода из злополучной галереи.

Наконец, раскачав и вытащив очередной обломок бревна, я почувствовал под руками мягкое. Вот он — долгожданный рюкзак! Это хорошо, что первым на рюкзак упало бревно, а не какая — нибудь глыба, которая могла раздавить бутылку с минеральной воды, которую, я очень благоразумно захватил с собой. Я выдернул рюкзак из — под хлама, стряхнул землю и перенес на свободную площадку к лежащей на полу двери. Залез руками, нащупал минералку, открыл каким то подручным камнем, и пил так жадно и громко, что делай я это где — нибудь прилюдно, то интеллигентные люди, глядя на меня, крутили бы пальцем у виска.

Напившись, остатки воды я спрятал в рюкзак и нащупал там свой фонарик — жучок. Только бы он работал?! Нажал скобу и впервые за долгое время полной темноты увидел свет. Радость была так велика, что я бессмысленно давили и давил на скобу, лишь бы не кончался этот тусклый лучик. Посмотрел на часы. Они показывали без четверти одиннадцать. День это был или ночь, уже не имело значения. Моя решимость и уверенность, что выберусь из земляной тюрьмы, особенно поднялась, когда я достал саперную лопатку. К своей радости я обнаружил и свой основной фонарь, который выбило у меня из рук во время обвала. Он лежал в метре от рюкзака, полу присыпанный землей. Стекло на фонаре было треснуто пополам, но когда я его включил — он ярко засветил. Теперь, при необходимости у меня могли быть свободны обе руки, потому что жучок требовал постоянно крутить динамку.

Я спокойно покопался в рюкзаке, достал банку килек в томатном соусе, открыл ее ножом и безрассудно съел, не думая о завтрашнем дне. Хотя, проведя столько времени в мраке понятие сегодня и завтра стало потихоньку трансформироваться на время, проведенное с фонарем или без него. Тем более что и само понятие времени тоже как — то сгладилось.

Я немного отдохнул. Закрыв глаза и выключив фонарик, я ощутил чувство полной невесомости и необычайного спокойствия. Теперь я был уверен, что вырвусь из заточения. Пахло подземной затхлостью, но кислорода, с момента моего появления здесь, меньше не стало. Это еще раз подтверждало прежнюю догадку, что выход где — нибудь есть? Окрыленный этой надеждой я встал, завязал рюкзак, надел его на плечи и двинулся в путь. В руках остался только Валеркин фонарь и небольшой туристский топорик. Ползком перебрался через две горы, накиданные мною в проходе, и оказался в чистой, сухой галерей, по — прежнему уходящей под уклон.

Я медленно шел по тоннелю. Стены галереи были неровные, — то несколько сужались, то расширялись. Они, как и прежде, были выложены темно — красным кирпичом, во многих местах кирпичи, как молнии разрывали трещины, идущие по неровной диагонали от потолка к полу. Потолок был укреплен черными бревнами. Земляной пол плотный, только, кое — где из стен между кирпичами, где пробегали трещины, на пол просачивался сухой песок и возвышался у стен горками. Несколько раз ход градусов на 15 заворачивал влево.

Я попытался мысленно представить точку своего нахождения по отношению к нашей палатке: первоначально подземный ход уходил перпендикулярно реке в глубь поляны в сторону разбитых фундаментов. По этому ходу, мы прошли метров пятьдесят, также несколько заворачивая влево. Затем мы обнаружили тайную кладку. В новой, тайной галерее до злополучной двери мы с Михаилом прошли, примерно, 20 метров. Вероятно, этот путь шел параллельно руслу реки. Сейчас я отдалился от места обрушения еще на сто шагов, постоянно сворачивая к реке. Значит, от реки я теперь нахожусь метрах в 20–30. Возможно, где — то недалеко может быть выход?!

Смущала глубина подземелья. Если у места спуска в тоннель глубина была всего около 5–6 метров, то, идя по галереям все время под уклон, я мог сейчас находится на уровне и 10–12 и более метров от поверхности. Я на мгновение мысленно представил всю эту толщу над головой, ее смертельную тяжесть, и по спине невольно пробежала дрожь. Появилось чувство оторванности от мира, словно этот огромный слой земли над головой уже обрушился и сдавил мне грудь?! Впрочем, эта минутная слабость уже стала проходить. У меня есть фонари, свечи, лопатка, монтировка. В тоннеле пока сухо, стены крепкие… я должен вырваться и вырвусь из этого узилища. Но как мой друг Михаил? Может он завален слоем земли, а я ничем не могу ему помочь?

Воспоминания о Михаиле снова дернули больную струну. Если обвал его не затронул, то он сейчас жив и здоров и, наверняка, вместе с ребятами пробивается ко мне на помощь со стороны главной галереи. Если же нет, то тяжкий крест причастности к его гибели буду нести всю жизнь. Ведь это я, не внимая голосу разума, высадил дверь ногой, что и повлекло за собой обвал?!

— Если бы дождался, то с дверью мы могли справиться более осторожно — корил я себя.

Мои мрачные предположения обостряло то обстоятельство, что за время поисков рюкзака я не слышал извне ни малейшего звука. Подумав об этом, я опять остановился, выключил фонарь и напряженно вслушался. Долго молчал, сдерживая дыхание, но вокруг стояла давящая тишина.

ЗОЛОТОЙ ГРОБ

Продолжая свой путь в неизвестность, я прошел еще не менее тридцати шагов. Галерея стала более прямой и более пологой. Кое — где из стены вывалились кирпичи, а в одном месте я обнаружил завал. Он насыпался из лопнувшего потолочного перекрытия. Через него мне пришлось перебираться на четвереньках. За ним оказался другой завал, чуть меньше первого. Вскоре мой путь раздваивался, — одна из галерей перпендикулярно уходила влево. Но вход в боковой тоннель закрывала ржавая железная дверь. Я осторожно толкнул ее — не открылась. Было крайне интересно узнать, что находилось за этой дверью, но тяжелый опыт внепланового открывания дверей и желание поскорее вырваться на свободу, — было сильнее изыскательного зуда и я, переборов себя, шагнул по проходу далее.

Я шел медленно, внимательно всматриваясь вперед. Неожиданно обнаружил, что потолок снова стал кирпичным, но не был овальным. Понять за счет чего держатся кирпичи в потолке, было трудно. Возможно, от обрушения их сдерживала очень широкая доска, протянутая вдоль под потолком? Саму доску подпирал, стоящий прямо по середине прохода деревянный столб. Пройти и не задеть столб, — практически было трудно. В меня закралось подозрение, что все это не спроста. Минувшие события сделали меня осторожным. Я внимательно обследовал столб: он был еловым, не ошкуренным, сантиметров двадцать пять в диаметре. Луч фонаря высветил загадочную странность: кора по всей высоте бревна лопнула, частично осыпалась или лохмотьями свисала с его боков. Зато, вверху под потолком она сморщилась, но по — прежнему закрывала бревно со всех сторон. Присмотревшись более внимательно, я обнаружил, что кора там подвязана еле заметной тонкой бечевкой. Зачем?

Ножом я отколупнул часть коры и посветил в образовавшееся отверстие. То, что я там увидел, подтвердило мои подозрения, — святые люди, строившие эту подземную галерею, очень не хотели, чтобы по ней ходил кто — то посторонний. Бревно было подрублено со всех сторон так, что стоило его чуть шевельнуть, — оно сломается, и многотонная громада потолка обрушится наземь. Неукротимое творческое своеволие древних минеров поражало простотой решения. Удивляясь хитрости монастырских архитекторов, установивших дамоклову подпорку, я осторожно ободрал кору, чтобы опасность была более заметна. Я еще не знал, как сложится в дальнейшем моя судьба, но то, что ребята станут меня искать — сомнений не вызывало. — Если они пробьются через завал — подумалось мне, — и не найдя меня, обязательно пойдут по галерее. И здесь их ждет ловушка!

Все, что я мог сделать, — это концом топора на кирпичной стене нацарапал большую стрелу, ведущую в сторону бревна, и восклицательный знак. Другой возможности предупредить ребят о грозящей опасности не было. Мною двигала надежда, что я выберусь из заточения быстрее, чем по этому коридору проследует кто — то еще.

Я кинул рюкзак за бревно вперед по проходу, а затем, царапая плечи о грубые выступы кирпича, осторожно, боком пролез мимо столба и двинулся дальше.

Судя по всему, батарея у фонаря начала садиться, и свет стал тускнеть. Правда, у меня в запасе был еще один фонарик, но пока старый еще высвечивал древние стены подземелья, я решил, что буду его использовать до последней искры света.

В отличие от классических, книжных подземелий, я нигде не встретил качающейся паутины, мерзких летучих мышей, древнего оружия, орудий пыток, скелетов цепями прикованных к стене и прочих признаков средневековой нравственности.

Через пол сотни метров в стенах и потолке показался кирпичный полуметровый выступ, который овалом закручивался под потолком. Он был белым от налета извести и далее потолок уже полностью был выложен из кирпича. Известковые наплывы на стенах ранее почти не встречались, и это могло обозначать, что здесь более высокая влажность. Ход опять круто уходил вниз.

Через десять — пятнадцать шагов я остановился на небольшой ровной площадкой. Мое внимание привлекла не широкая каменная плита, напоминающая порог. Странно, что этот порог был установлен не поперек, а вдоль прохода? Я прижал фонарь к кирпичам и направил его луч вдоль стены. Так оно и есть: — отчетливо проявилась неровность в кладке, а потом и другие признаки явно указывали на то, что здесь опять замурован какой то вход, а плита, вероятно, когда — то служила ступенью. Манипулируя светом фонаря, я высветил, что замурованное место имеет примерно, метр в ширину, и полтора в высоту.

Я снял рюкзак, и стал осторожно обстукивать загадочную кладку. Глухой звук подтвердил мое предположение, что за стенкой пустота. Передо мной возникла дилемма: то ли идти дальше и попытаться вырваться на свободу? То ли, прежде, разобрать подозрительный участок стены, и окунуться во мрак какой то тайны? И, чем непроницаемее была загадка, тем больший соблазн открывался моему нетерпеливому любопытству.

— В конце — концов, мы залезли в эти подземелья за бриллиантами и те потери, которые мы уже понесли, могут быть частично оправданы, если мы что — то найдем? — думалось мне. Эта мысль опять заставила подумать о Михаиле. От самого черного сценария спасало только предположение, что Михаил не успел попасть под обвал.

— Дай бог, чтобы это было так?!

Слабый позыв здравомыслия, напоминавший, что главное сейчас — это вырваться из плена, был заглушен бесом корыстолюбия, сладким зовом тайны и природного авантюризма. Я все — таки решился ломать стену. Монтировки не было, поэтому, не жалея изящного четырехрублевого Валеркиного туристического топора, прямо лезвием я стал скалывать бока кирпичей, стараясь углубится между ними. На удивление камень поддавался легко, и уже через десять минут пару кирпичей обратились в крошку, а еще через пять минут появилось маленькое черное отверстие в стене. Дело пошло легче, я вставлял лезвие топора в щель между кирпичами, снизу бил по ручке топора, и кирпичи легко по одному вываливались на пол. Я посветил в образовавшийся лаз. Фонарный луч высветил, каменную лестницу, опускавшуюся на полтора метра вниз и обширную палату с толстым каменным столбом по середине. Пахнуло спёртым, неприятным духом, как будто бы здесь пробежалась бубонная чума с неизбежным шлейфом смерти. Я наморщил нос и попытался идентифицировать запах с ранее встречавшимися? Но аналогов в памяти не нашел.

Захватив рюкзак, я шагнул в узкий проем. Спустившись на шесть ступенек вниз, ступил ногами на желтый сухой песок. Но не успел осмотреть этот тайный грот, как фонарь у меня погас. Я выключил его и снова включил. Фонарь моргнул и снова погас.

— Это замыкание очень не кстати, — подумалось мне. Я потряс фонарем, он вновь моргнул. Я уже собрался достать из рюкзака безотказный жучок, но фонарь мистическим образом включился сам по себе и я невольно отпрянул. На противоположной стене, справа от каменного столба я увидел распятого человека. Волна судорожно — леденящего страха молнией пронзила мое тело с головы до ног и заставила вздрогнуть. Несколько секунд я стоял в ошеломлении и уже почти стал справляться с собой, но фонарь высветил еще и десятка три черных гробов стоящих друг на друге в несколько рядов вдоль стены. Меня пробил холодный пот, а ад существования этих секунд мне показался вечностью.

Сдержав волнение и напрягшись, как камень, я вгляделся в распятого: это оказалась искусно вырезанная из дерева фигура Христа размером в добрую половину человеческого роста. Распятие покоилось на деревянном щите, прикрепленном к стене. Ниже него находилось что — то вроде алтаря.

Гробы были черными или от времени, или были специально выкрашены в этот цвет. Они лежали, наполовину высунувшись из специальной каменной ниши, выложенной в стене. Ниша углублялась в стену почти на метр и была выше человеческого роста.

Честно говоря, среди покойников я всегда чувствовал себя не уютно. Однажды, во время «боевой» молодости мне пришлось отправиться в командировку в Союз за молодым пополнением. Я летел из Кабула в Ташкент на самолете АН–12, или, как его называли «черном тюльпане», который перевозил «груз 200» — несколько десятков слепых цинковых гробов, в которых были запаяны наши погибшие ребята. Но, и в том и в других случаях, где фигурировали покойники, я был не один. Одному, — все — таки, жутковато…

Я минуту постоял, борясь с затухающим страхом, и стал внимательно осматривать подземный склеп. Если вспомнить Шерлока Холмса и напрячь мозги, то его дедуктивный метод мог пригодиться и здесь. Правда, я до конца так и не знал всех тонкостей дедуктивного метода, а если сказать точнее, то и вообще не знал что это за метод такой? Знал только, что отдельные мелкие детали в той или иной ситуации могут навести на какую — то разумную мысль.

Комната представляла собой каменную палату размерами, примерно, 10 х 10 метров. Сводчатый потолок подпирал четырёхгранный кирпичный столб толщиной больше метра и у потолка, переходящий в свод.

Если не считать Христа на стене и штабеля гробов, — палата была пуста, только в углу я увидел что — то, накрытое то ли рогожей, то ли тряпкой. Я подошел к этому «что — то» и сбросил тряпку. Под нею оказался полуразрушенный скелет человека, на котором оставались лохмотья одежды.

— А жаловался, что скелетов нет — упрекнул я сам себя.

— Но, странно, — если монашки имели обыкновение хоронить своих сестер в гробах, то почему эта бедолага не попала в общее захоронение? Гробов не хватило? Или это кто — то лишний, которого просто некому было положить в гроб? Впрочем, — здесь все состоит из тайн, и, возможно, я находился в самом чреве легенды. Я еще раз внимательно стал осматривать пол. Он был земляной, сухой, за века на нем осел толстый слой пыли, покрывший мелкие кусочки извести. Каких либо, отчетливых человеческих следов было не видно, но когда я отошел к стене и направил свет фонаря над поверхностью, то заметил, что от входа к гробам тянутся еле заметные углубления. Это могла быть, своего рода, умятая в вековой пыли тропка. Тогда, я навел свет на гробы. Они стояли один на одном в три ряда. Некоторые были по размеру больше, — некоторые меньше. Тропка вела к крайнему ряду. Именно в этот момент меня ослепила неожиданная догадка (!)

Я зажег пару парафиновых свечей и укрепил их на выступе каменного столба. Затем, подошел к гробам. Они стояли рядами по четыре штуки один на одном. Я приподнял верхний из них в крайнем ряду. Со всем содержимым он весил не более двадцати килограммов. Пошевелил следующие. Судя по весу, похоже, что и они хранили в себе то, что должны были хранить — останки божьих людей. Зато, самый нижний гроб стоял на деревянной подпорке словно влитой. Моему волнению не было предела. Хотя, я где — то читал, что встречаются подземелья с особым микроклиматом, где тело мертвеца бывает не тронутым многие десятилетия в том виде, в каком его сковала смерть?!

Я осторожно переложил два верхних гроба вниз. Нижний гроб все же отличался от остальных. Он был больше, а в его крышку заподлицо с поверхностью был врезан большой медный крест. Я подумал, что этот крест мог означать какой — то определенный знак и поддел его топором. Он выскользнул из вырезанной в крышке ниши и с глухим звоном упал на пол. Крест был не мене пятидесяти сантиметров длинной и весил более килограмма. Я повертел его в руках. Медь давно потускнела, а рельефное изображение было забито то ли землей, то ли древесной трухой. Я подержал его в руках, а затем положил к основанию столба.

Затем, еще раз попытался поднять гроб, но он был настолько тяжел, что только чуть — чуть сдвинулся с места, и доски на нем захрустели. Внутренне, приготовив себя ко всяким неожиданностям, я попробовал открыть крышку, но она не поддавалась.

В голове крутились самые разнообразные мысли. Было абсолютно ясно, что нижний гроб весит не менее центнера. Но, не мог же даже и полный человек, похороненный сто лет назад весить столько, — сколько весил при жизни? Предположение, что, вскрыв гроб, я увижу пузатого мертвеца — были маловероятны. Поэтому в груди у меня затрепыхалось волнение, которое сопутствует игрокам в 'свару' при полной ставке.

Рассуждая так, я поймал себя на еретической мысли, что мечусь в склепе средь покойников уже по — деловому, с холодной аналитикой. Подсознательный страх ушел, зато появился лихорадочный, авантюрный интерес. Я еще не знал, — выберусь ли вообще живым из подземного заточения, а бриллиантовый бес вовсю распоряжался моим безвольным телом. Я даже не стал сопоставлять вопрос, — как легче умирать? Бедным или богатым? Конечно, лучше умереть богатым и уважаемым, чем безвестным и без заначки на собственные похороны. Зато, здесь в подземелье можно закончить свой земной путь и на брильянтах и без них. Где умер — там и могила.

— Нда — а — про себя пошутил я. — Лучше вообще не умирать, а вдобавок найти бриллианты…

Я вставил лезвие топора в щель между гробом и крышкой, и надавил на ручку. Крышка не поддалась, зато боковая доска раскрошилась под лезвием и для того, чтобы продолжить свои попытки, мне было необходимо отодвинуть гроб от штабеля и попытаться вскрыть его с другой стороны. Гроб я, все — таки, сдвинул с места, но моя попытка оторвать крышку окончилась, как и в первый раз неудачей. Тогда я не стал мудрствовать и несколько раз с размаху ударил по крышке лезвием.

Верхняя доска затрещала и сдвинулась. Еще двумя мощными ударами я отбил ее от гроба, а затем вышиб и боковые доски крышки. Содержимое было закрыто простыней мышиного цвета и высоко возвышалось над его краями. Трепеща от волнения и брезгливости, я поддел тряпку кончиком топора, и сбросил на пол. Под простыней обнаружились останки мумифицированного человека, укутанного в черные одежды.

Его ужасное лицо еще хранило остатки серой кожи, на месте одного глаза зияла черная пустота. Зато другой был открыт и сохранившийся глаз смотрел в пустоту страшным, потухшим зрачком. Но меня уже не очень испугала встреча с мертвецом. Было очевидно, что под ним находится что — то еще?! Преисполненный сдерживаемым отвращением, я подхватил останки как ребенка и положил рядом с гробом. Череп не отвалился. Вероятно, он еще держался за счет одежды и кожи. Понимая, что, наверное, кощунствую, я ногой отодвинул мумию подальше от гроба.

Нижнюю половину гроба закрывали полотняные мешки. Их было пять или шесть. Лежали они неровно, обозначая какие то выпуклости. У меня опять погас фонарь, а тусклый огонь свечей только с трудом разрезал мрак подземелья.

Одной рукой я тряс фонарь, а другой в волнение сбрасывал мешки. Наконец, фонарь несколько раз моргнув, снова тускло засветил и я навел его свет в гроб. Из гроба брызнули мириады разноцветных светлячков.

Даже и в самых ослепительных грёзах я не мог предположить, что увижу когда — нибудь такой блистательную сокровищницу?! Это была сказка тысячи и одной ночи! Более половины гроба была забита золотыми и серебряными подносами, чашами, небольшими слитками золота с тавром Императорского банка. Промежутки между громоздкими изделиями был засыпаны кольцами, кулонами, тонкими браслетами, ожерельями, брошами монетами и другими изделиями невероятной красоты. Тысячи красных, голубых, желтых и синих искр от многочисленных бриллиантов и драгоценных камней отразились в свете фонаря, и заиграли на стенах и потолке древней палаты всеми мыслимыми и немыслимыми цветами. Их было так много, …. Наверное, даже слишком много. Когда первый прилив восторга утих, в голове крутилась мысль — как, а главное, куда — все это переносить? В мой большой рюкзак не уберется и трети содержимого гроба?

Мое сердце нещадно билось. Изумленный и очарованный, я поддевал ладонью горящие разноцветным огнем вещицы и ссыпал обратно. Сколько же прекрасных дам, когда — то восторгали окружающих этими миниатюрными цепочками и колье на своих милых шейках? Сколько тонких пальчиков украшали эти витые кольца с вкрапленными бриллиантами? Сколько мук и смертей принесли эти маленькие вещицы на авантюристском поле бытия?..

Впрочем, я решительно выбросил из головы напрасную философию и принес рюкзак, предварительно вытряхнув все содержимое на землю. Чтобы освободить руку, фонарик я положил на штабель с гробами, направив его тусклый свет в сторону найденных сокровищ. Вместе с мерцающими свечами — света оставалось достаточно. Было очевидно, что груз мне будет только мешать, в попытках вырваться из подземного заточения, но руки сами по себе закладывали в рюкзак предметы дивной роскоши и богатства губернских купцов. Мое здравое второе Я остановило меня только тогда, когда рюкзак уже был на треть заполнен драгоценностями. Я подумал, что даже и десятой части того, что я положил в рюкзак, вполне хватит, чтобы осуществить давнюю мечту Остапа Бендера, — навеки переселиться в Рио де Жанейро, или прекрасно существовать на своей исторической родине.

Рюкзак был очень тяжел и весил уже никак не менее двух пудов. Сверху в него я снова вложил фонарик 'жучок', пистолет, свечи, спички и мой нож. Саперная лопатка была прицеплена на специальных креплениях, а бинокль по — прежнему оставался в закрытом кармане. Я вернулся к гробу, намереваясь прикрыть его, выброшенными полотняными мешками, но в последний миг с усмешкой подумал, что, вряд ли здесь кто — то бродит еще, чтобы покусится на найденные мною сокровища? Оставшуюся воду я допил, а пустую бутылку швырнул в угол. Затем, закинул тяжелый рюкзак на плечи, поднялся по лестнице и вышел в галерею, смутно осознавая, что сказочное богатство, хранящееся здесь в склепе, может полностью изменить жизнь и мою, и каждого из членов нашего отряда путешественников и искателей приключений.

Тускло высвечивая кирпичную пустоту, еще некоторое время я спускался по галерее вниз. Я шел вперед, выискивая, куда поставить ногу или обо что опереться рукой, ежесекундно подкидывая ставший тяжелым рюкзак. Стало прохладно, стены дышали сыростью, я попал в длинный и прямой каменный коридор. К глухому звуку моих шагов добавился еле слышимый таинственный и зловещий звук льющейся воды. Кое — где, с липких, обросших мхом, стен и почерневшего от времени сводчатого потолка струйками сбегала и пряталась в пробитых норах мутная вода. Вероятнее всего, галерея сейчас проходила под рекой. Струящаяся сверху вода, — являлась очевидным подтверждением этому предположению. Если это так, до какого — то выхода мне осталось идти не так далеко? Может быть сорок, а может пятьдесят метров?

Помня о злополучном столбе, стоящим, как взведенный капкан в галерее, я был предельно внимательным, чтобы не попасть в какую — нибудь ловушку, оставленную добрыми старообрядцами. Вскоре, я совершенно явственно услышал журчание воды. Осторожно ступая по сырому песку, через несколько шагов я обнаружил, что по черной стене, брызгая, стекает целый водопад. Вероятно, когда — то вода с силой вырвалась из стены, и там теперь не доставало целого ряда кирпичей, которые были разбросаны под ногами.

Ручей, бурля, уходил в большую темную промоину размером с банный таз около стены. Куда могла деваться вода? Мне стало любопытно. Я поднял с пола кирпич и бросил в промоину. Через пару секунд послышался характерный удар. Второй кирпич, посланный вслед, меня убедил, что подо мной находится какое то пустое пространство. Это ничего не могло быть иначе, чем еще какой — нибудь подземный ход или каземат? Вероятно, где — то там вода попадала в подземную реку или водяной слой, который и уносит воду из подземелья. В противном случае все галереи были бы затоплены.

— Здесь целый подземный многоярусный город?! — подумалось мне. Но, зачем маленькому, затерянному в лесной глуши старообрядческому Монастырю потребовалось столько подземных хитросплетений, скрытых от людских глаз? Впрочем, я не стал пытаться раскрыть тайные планы старинных зодчих, моя душа рвалась к свободе.

Я осторожно обогнул промоину и тронулся дальше. Под ногами становилось суше. Ход резко пошел вверх. Наконец, я уперся в каменную, лестницу, ступени которой поросли скользким зеленоватым мхом. Лестница на пять или более метров круто устремлялась вверх, по которой я поднимался, рискуя соскользнуть и скатиться к ее подножью. Затем она закончилась, и я оказался на небольшой площадке. Далее галерея, сильно сужаясь по ширине и высоте, продолжала уходить вверх. Наконец, стены сузились до полуметра в ширине, а высота уменьшилась так, что мне пришлось снять рюкзак и, двигаясь, полусогнувшись боком тащить его по земляному полу.

Кислорода здесь было меньше, нежели прежде. Это обстоятельство натолкнуло меня на мысль, что соединение с поверхностью может иметь нижняя галерея, и кислород поступает оттуда через промоину? Я не исключил, что мне придется возвращаться и попытаться проникнуть в нижнюю галерею. Но я решил не оставлять попыток найти выход именно здесь. Ведь, наверное, не напрасно древние строители, мучаясь без подъемных кранов и бетономешалок, возводили эту каменную лестницу?

Я протискивался вперед, пока мой тускнеющий фонарь не высветил конец пути. Каменный лаз заканчивался, и далее все было завалено черным грунтом. (!). Этому обстоятельству я не испугался, а скорее обрадовался, поскольку, цвет грунта явственно говорил о том, что поверхность где — то рядом. Кроме того, я увидел извивающиеся корни деревьев, пронизывающие пустоту.

Пятясь задом, как рак, я выбрался на площадку перед лестницей. Отцепил от рюкзака саперную лопатку. Рюкзак и включенный фонарик я оставил около лестницы и, держа лопатку в руке, как шпагу ринулся в последний бой за собственную свободу. Грунт был достаточно мягким, а корни почти не мешали. Мне потребовалось не более 10 минут, чтобы прокопать глубокую нишу. Из — за тесноты, весь грунт я сгребал сначала под себя, потом отступал назад, опять подгребал, затем переползал вперед и отталкивал землю ногами в проход по направлению к лестнице.

Уподобившись кроту, я копал так с пол часа, применяя то лопатку, то выбирал землю руками и с каждой минутой на несколько сантиметров прорываясь наверх. В одно мгновение, я понял, что уже не смогу ногами сдвигать набившийся позади меня грунт. Меня снова, как молния, пронзил страх замкнутости. Если я не смогу вытолкать ногами землю сзади меня и не смогу прорваться вперед, я останусь в земле навечно, как куколка мотыля?! Мой страх прибавил сил. Грунт я все — таки столкнул назад. Потом еще минут пять — шесть расширял ногами пути отступления, а, выбравшись к лестнице, отдыхал с четверть часа.

Затем я расширил свою нору таким образом, чтобы в ней при необходимости можно было развернуться. Вся площадка уже была завалена землей, поэтому, часть ее я скидывал вниз по лестнице. Наконец, я почувствовал, что вверху начинает пружинить. Протянув руку, обнаружил, что добрался до корней травы.

Еще несколько ударов лопаткой и в дерне появилось небольшое неровное окошко. Впервые за все время, проведенное в подземелье, я увидел естественный свет. Он был тусклым и, что — либо, рассмотреть в образовавшейся дыре я не мог, но окошко контрастировало с окружающей мглой. Это было очевидно. Сдерживая радостную дрожь, охватившую меня, я лопатой расширил отверстие. Земля и всякий прах засыпал мне глаза и падал за воротник рубашки. Еще пять шесть ударов лопатой и, я, наконец, с трудом выполз из норы на волю.

ЗА ДОБЫЧЕЙ

Когда мои глаза привыкли к фиолетовой темноте, я увидел, что нахожусь в густых зарослях больших деревьев и мелких кустов. Полная луна, пробиваясь сквозь листву, заливала окрестности фантастическим фосфоресцирующим светом, отчего иглы сосен казались серебренными, а шишки на елках голубыми игрушками. В небе сквозь махровые кроны мерцали звезды. В метре от меня находился огромный камень, поставленный на 'попа' высотой с человеческий рост. Практически, я выбрался на поверхности прямо из — под этого камня. И мне подумалось, что если бы я стал копать ход не под углом, а сразу вверх, то наверняка наткнулся бы на этот валун. А если бы он провалился и бухнулся на меня? От этой мысли по спине волной пробежались мурашки.

Повезло. Скорее всего, те, кто строил подземный лабиринт, специально приволокли сюда эту гранитную глыбу, чтобы замаскировать выход из подземелья? Я снова забрался в нору и через минуту вернулся со своим драгоценным рюкзаком. Когда проползал под камнем, сумрачные фантазии заставили меня миновать гиблое место с наивысшей скоростью, достигаемую при ползании на четвереньках, при этом волоча за собой двух пудовый груз.

Оставив рюкзак у камня и, закрываясь от колючих веток рукой, я прорывался через заросли к реке и через тридцать, или сорок метров выбрался на берег. Река казалась бархатной и тихой, в воде отражались звезды, под берегом белел пляж, а моя душа была переполнена светлой радостью свободы. Но восхищаться прелестью июньской ночи мне было некогда. В другое время я бы с удовольствием позволил себе посидеть на ночном берегу, но только не после жутких часов, проведенных в подземелье. В стороне нашего лагеря я увидел яркий свет. Машина с включенными фарами стояла сразу за палаткой, которую, я узнал по размашистым контурам. Неподалеку от палатки горел костер, около него, напрягая зрение, я разглядел пять или шесть фигур. По прямой до лагеря было метров сто пятьдесят.

Первое предположение, которое пришло в мою голову, было то, что ребята, узнав о приключившемся со мной несчастье, — вызвали помощь? Из — за этой мысли захотелось громко закричать спасателям, что я жив и со мною все благополучно, и бежать в сторону лагеря. Я вдвойне был бы счастлив, если бы узнал, что с моим лучшим другом Михаилом судьба обошлась также благосклонно, и что он жив и здоров.

И я уже сделал несколько шагов по берегу вверх по реке, рассчитывая переплыть ее напротив лагеря, но какое то смутное предчувствие заставило сдержать эмоции. Сколько я пробыл в подземелье? За это время все могло измениться, и вполне могли нагрянуть горьковские кладоискатели, появление которых здесь для нас было ожидаемым.

— Не стоит строить иллюзии, надо быть осторожным — подумалось мне — тем более что и жизнь, по случаю обнаруженных бриллиантов, резко подорожала. Чтобы внимательнее разобраться в ситуации, я почти на ощупь вернулся к рюкзаку, взял бинокль, — так, кстати, оставленный в его кармане, и снова поспешил на берег.

Сколько я не вглядывался через окуляры в смутные силуэты у костра, — но с точностью до ста процентов не мог быть уверенным, что среди теней есть кто — то из наших? Зато, на сто процентов, среди этих людей не было Володи, поскольку, его двух метровый рост нельзя было не выделить даже из тысячной толпы. Я все — таки решил пока не рисковать. Во всяком случае, до рассвета до которого, судя по светлеющему на востоке небу, оставалось час — полтора.

Необходимо было разобраться с купеческими сокровищами: если в лагере все — таки 'хлопцы', то цель их визита сюда, как раз, и есть найденный мною клад? Если они, догадались о наших изысканиях, то попытаются раскопать галерею, где случился обвал? Одному мне в поисках рюкзака и без подручных средств удалось на три метра очистить завал, а несколько человек с лопатами эту работу сделают значительно быстрее. Правда, я не знал — на какую длину произошло обрушение? Оно мог быть и на пять, и на всю глубину галереи? Но то, что они станут разбирать завал — сомневаться не стоит, — размышлял я. — Найденные нами ранее иконы и другие раритеты, наверное, подогреют интерес горьковчан, если, конечно, у костра сейчас они, а не спасатели?!

Прежде чем вернуться в подземелье, я хотел освободить рюкзак и спрятать содержимое неподалеку. Но потом вспомнил о полотняных мешках, которые остались в склепе, и решил возвращаться в подземелье налегке. С противоположной стороны камня я обнаружил небольшую естественную нишу и уложил в нее рюкзак, замаскировав старыми листьями и сучьями, которые нащупал под ногами. Из конспирации фонарь я не включал. С собой оставил лопатку, а за пояс, где уже висел в специальном чехле мой афганский нож, посомневавшись, засунул малокалиберный пистолет. Жучок спрятал в кармане джинсов, а в руки взял фонарь Валерия, который еще продолжал немного светить.

Весь обратный путь к склепу я проделал за семь — восемь минут. В галерее замер, прислушался. Кругом была мертвая тишина, и я снова шагнул в склеп. Гробы по — прежнему чернели у ниши в стене. На столбе продолжали гореть, оставленные мною свечи. Я поднял с пола мешки и проверил их на целостность. Всего их оказалось шесть. Время ничуть не испортило ткань, только в одном мешке я обнаружил рваный угол. Этот мешок я откинул в сторону. Другие разложил рядом с гробом и стал перекладывать в них драгоценности

Сейчас во множестве тонких ювелирных изделий, сверкающих в гробу, я видел не столько символ богатства и счастья, сколько первопричину наших недоразумений последнего времени и порядком тяжелый груз, который надо поскорее вынести на поверхность. Крупные вещи я сразу сложил в один из мешков, а мелкие, как горох нагребал ладонью во взятую тут же большую золотую сахарницу, а из нее осторожно высыпал в мешки. Постепенно, тончайшей работы диадемы, украшенные бриллиантами броши, толстые купеческие цепи из самоварного золота, слитки, серьги, массивный орден с драгоценными камнями — все перекочевывало из гроба в суконные мешки.

Эта работа заняла у меня не менее сорока минут. В три мешка я насыпал приблизительно поровну и, в среднем получилось килограммов по двадцать — двадцать пять. Оставшиеся мелкие кольца, серьги, выпавшие из обрамления камушки, и прочую ерунду я просто стряхнул из гроба в последний мешок. Некоторые из них рассыпались по полу, но я уже не стал собирать эту мелочь.

Мой взгляд снова упал на, прикрытый рогожей скелет около стены. Почему он оказался вне гроба? Если его выложили, значит, гроб потребовался для хранения чего — то более ценного? Теперь я был склонен верить своей логике почти без сомнений и без борьбы с разумом: если труп выбросили, следовательно, надо искать еще один 'тяжелый' гроб. Тем более, что в найденном мною гробу было драгоценностей или центнер или менее, но никак не десять пудов, о которых говорил Александр? Но время на реализацию этой догадки уже не было.

— Отсюда он никуда не денется. Пусть стоит и дожидается своего часа — подумал я, — дай бог и это без проблем унести?

Повесив на плечо сразу два мешка, я двинулся в обратный путь. Пробираясь через пробитый мною лаз, рюкзаком я задел висящие надо мной кирпичи и один из них свалился мне на мне на плече.

— Хорошо, что не на голову?! Глупо умирать богачом.

Обернувшись, я ткнул пальцем верхушку пробитого мною лаза — отпали еще два кирпича.

— Торопились старушки, замуровывая сокровища. Известка совсем не держала кладку. Да и бог с ней.

Драгоценный груз я вновь пронес под Керженцем, остановился на площадке над лестницей, чтобы немного передохнуть. Затем, по одному вынес мешки на поверхность.

Рассеянный свет просыпающегося солнца уже стал проникать во все уголки девственного леса. Мешки я спрятал в нишу к рюкзаку и отправился в склеп за последним мешком. В темном склепе кроме мешка с драгоценностями, я захватил с собой и пустые полотняные мешки, и простыню, а также пару досок от разбитой мной крышки гроба. У меня мелькнул дерзкий план — попытаться затопить галерею? Чтобы раз и навсегда разрешить проблему подземелья для тех, кто еще будет мучаться вопросом — где купеческие бриллианты? Пройдя под рекой, мешок я поднял на лестницу и оставил на площадке, а сам вернулся к водопаду.

Предоставив спину прохладной струе, я двумя досками тщательно закрыл промоину, сверху положил три мешка, а затем простыню. Концы простыни я закрепил валявшимися по близости кирпичами и для крепости накидал кирпичей на получившийся пластырь. Теперь вода разбивалась о них и разливалась под ногами. Я предположил, что каждую секунду в галерею выливается не менее двух — трех вёдер. Рассчитывать, — за какое время вода заполнит галерею, было некогда. Главное, чтобы вода снова не нашла какую — нибудь лазейку и не юркнула вниз?! Закончив дело, я выбрался на поверхность. На душе было легко, а в ушах плавал малиновый звук овечьих колокольчиков на зеленом безмятежном лугу. Я даже не пытался мысленно представить, — сколько могут стоить все вынесенные мною драгоценности?

Уже совсем рассвело. Неподалеку от камня я увидел остов толстого дуба, некогда сломанного молнией. Его ствол на два метра возвышался над землей, а над корнями зияло широкое дупло. Я ткнул в дупло лопаткой. Лопата почти вся провалилась вниз, и мне подумалось, что лучше всего клад сложить сюда. Я опустил туда, только что принесенный мешек и собрался и весь груз перенести в дерево, но в последний момент передумал, поскольку три мешка и рюкзак не уберутся!? Сверху в дупло насыпал старой листвы. Затем проверил и тщательно замаскировал старые мои захоронения, хранящиеся в нише за камнем. Кроме того, напихал пружинящие сучки и прочий древесный хлам в нору, а сверху все это также засыпал листьями. Получилось так, что если не провалиться в нору ногой, то обнаружить ее было трудно. Тем более, что выход из подземелья и камень находились в невероятной гуще зарослей, живых и повалившихся от старости деревьев.

ХЛОПЦЫ

Повесив на шею бинокль, я двинулся вверх по реке, чтобы оказаться напротив лагеря и провести рекогнасцировку. Когда появился просвет между деревьями я, прячась за травой и деревьями, ползком добрался до берега. Я не ползал на такие дистанции со времен интернациональной помощи дружественному Афганистану и потерял навыки. А отсутствие постоянной тренировки привели к тому, что суставы дико болели, а на локтях я ободрал кожу. Теперь нашу палатку со мной разделяло шестьдесят или семьдесят метров. Костер по — прежнему курился, около палатки тусовалось несколько человек и двое маячили около УАЗика, стоявшего в двадцати метрах от палатки. Наши три байдарки мирно лежали перевернутыми на песке. Три (!). Значит, Валерий уже вернулся, после того, как увез Саню в больницу?

Я навел семикратный бинокль на наше пристанище. Всего незнакомцев оказалось семь человек. Два парня оттянули полы палатки в стороны, а двое подтащили и вставили в раскопанный нами шурф длинную, только что сколоченную из орешника, лестницу. Затем полы палатки снова закрыли. Один — долговязый шевелил палкой в костре. Двое незнакомцев колдовали над каким — то грузом около автомобиля.

Наши байдарки, перевернутые к верху брюхом, покоились на песке? Но никого из наших ребят не было, что само по себе казалось странным? Чувствуя в этой ситуации знак, какой то беды, я замыслил подобраться к лагерю поближе.

Снова уполз в лес и через него вышел вверх по реке за двести метров от лагеря. Теперь лагерь скрывал поворот. Ширина Керженца здесь была не более 25 метров. Чтобы из — за ремня не выпал пистолет, я его положил его за пазуху и, не раздеваясь, бесшумно вошел в прохладную с утра воду. Проплыл всего пять или шесть метров, далее начиналась отмель. Выбравшись на берег, выжал одежду и двинулся в сторону лагеря. Последние несколько метров мне пришлось преодолевать ползком, так как большие деревья кончились, но к нашему лагерю вплотную подходили кусты орешника, куда Валерий выбрасывал обломки кирпичей из ямы на берегу. Кругом кричали утренние птицы, на поверхности реки то и дело шлепалась рыба, а за лесом заревел самолет. Лишний, естественный шум мне было на руку.

Мокрая одежда неприятно липла к телу. Но, теперь до незнакомцев было не более 15 шагов. Изредка со стороны машины доносился металлический звук, похожий на бряцание садовых инструментов. На боку автомобиля было написано 'МИЛИЦИЯ'

Во мне шевельнулись неуверенность: — может, ребята, каким то образом, дали знать властям, что в монастыре произошла трагедия? Ведь милиция всегда приезжает первой?

Но, 'Все подвергай сомнению!' — говаривали умные греки. И я интуитивно понимал, что дело здесь не в советской милиции, — защитнице и матери родной, на которую мы уповаем. Скорее, милицейская машина была просто средством передвижения и привезла она не друзей.

— Джон! — раздался хрипловатый голос от машины. К костру от УАЗика направлялся высокий худой мужчина в очках. Его лицо напоминало первую, неудачную работу скульптора — самоучки, который страдал приступами абстракционизма. Самое заметное в его лике был тяжелый квадратный подбородок и глубоко посаженные глаза. Все остальное было размыто и испещрено ранними морщинами. Мне подумалось, что если он когда — нибудь надумает участвовать в любительских спектаклях, то роль Квазимоды ему обеспечена. В голосе Квазимоды звучали командные нотки.

— Забирай все и отвези в деревню, — сказал он сидящему на бревне парню в солнцезащитных очках. — Там это передашь Николаю, а сам захвати пару ломов и возвращайся сюда. И быстро. Через два часа приедет Палыч с ребятами, чтобы к этому времени ты был здесь.

После его тирады сомнения у меня пропали. Это и есть хлопцы Палыча, про которых нам говорил Саня…

Парень с готовность встал, подошел к палатке, где на земле стопкой стояли, добытые нами смертельной опасностью иконы. Он взял находившийся рядом рюкзак и стал запихивать иконы туда.

— Осторожнее, дубина! — повысил голос очкарик. — Возьми ветошь и обмотай каждую икону. Каж — ду — ю! — многозначительно повторил он — и, побыстрее. А вы! — очкастый, обратился к остальным парням — берите лопаты и продолжайте копать! Вернее так, (он вскидывал пальцы) вы трое копать, а ты, Серый, бери веревки и спускайся к пушкам. Приготовь их к подъему. Ты, Тимоха, — он обратился к крепкому молодому человеку с инфантильным лицом — замени Егорыча, будешь сторожить этих (Санек неопределенно махнул рукой в сторону леса). Давайте, давайте, братва, не будем терять время.

— А нужны ли кому эти железки, Санек? — прогундосил Серый, обращаясь к Саньку. Серый был низкорослый брюнет с короткими волосами и сломанным носом. Его правую щеку от виска до подбородка украшал коричневый шрам. Оттого, если смотреть на его профиль с одной стороны, несмотря на крючковатый нос, он выглядел даже симпатягой. Зато, с другой стороны, — с Серого можно было рисовать профили античных дьяволов во плоти.

Ты же сам говорил, что мы здесь золото должны искать?! — с надеждой в голосе добавил Серый.

Он гундосил так, что если бы я не знал, что все происходящее действительно и реально, то мог бы принять голос бандита за фрагмент спектакля из театра абсурда. Это может представить каждый, если человеку зажать нос и заставить громко кричать 'Караул! Едет грека через реку..' с выдохом через нос.

— Золото — усмехнулся Санек. О каком золоте речь? Я уверен, что ты сейчас думаешь о бутылке пива?! Впрочем, когда справишься с работой, я лично подарю тебе старинную пушку. Будешь с ней ездить по базару и тормошить своих торговцев. — Выполняй, что тебе говорят, гундос, — повысил он голос. — Все остальное — не твое дело.

Еле заметное подергивание тонких губ Санька в правой части рта, с известной долей воображения, можно было расценить, как ироническую улыбку.

Произнеся это, Санек поправил ремни на плечах, которые я сначала принял за подтяжки. Справа под мышкой я увидел кобуру пистолета.

Парни встали. Один пошел к машине и стал переносить инструмент, который называют шанцевым. Джон извлек из машины разноцветные тряпки, в них он должен был облачить, найденные нами раритеты.

— Осторожный, однако, этот Санек — подумал я. — Наверняка этим иконам сейчас цены нет, поэтому столько беспокойства о их сохранности. Я отчетливо понимал, что с нашими ребятами что — то произошло, если Санек кого — то уже охраняет? Кроме нас на территории монастыря больше никого не было, во всяком случае, до того момента, пока меня не захлопнула ловушка обрушившегося свода. В бинокль я попытался более внимательно разглядеть поляну и окрестности, но мешали кусты и трава. Моя задача — разыскать ребят, чтобы всем вместе благополучно покинуть это гиблое место. А при Возможности, захватить найденные сокровища. Но, где наших ребят могут охранять?

Я всматривался в группу молодых людей, занявших наше законное на берегу место. Одежда их была летняя и ничего не говорила о профессии. Лица тоже не выдавали какой то особенности. Такими лицами заполнена вся Россия, часто скуластыми и не очень осмысленными по случаю национального запоя. В душе я вздохнул, понимая, что и сам часть этого же общества.

— Джон сейчас уложит иконы в рюкзак и поедет в какую — то деревню? Ранее, я видел только одну, — чуть приметную дорогу, уходившую с территории монастыря в чащу, а значит, Джон поедет по этой единственной дороге? При этой мысли, я ужом развернулся и пополз в лес.

Достигнув дубравы, сначала осторожно пошел, а потом, что есть силы, побежал параллельно лесной дороге от монастыря. Пробежав с полкилометра, я вышел на нее. Вокруг был густой лес, дорога чуть заметной змейкой извивалась среди сосен. Вероятно, по ней ездили не часто, поскольку, между колеями выросли двух метровые березки и кусты орешника, согнутые в сторону реки. Это еще раз подтверждало мою мысль, что хлопцы въезжали на территорию монастыря именно по этому пути.

Сейчас мне во что бы то ни стало, необходимо было тормознуть Джона, чтобы выпытать у него подробности о наших ребятах. Но как это сделать? Можно встать на дороге и пригрозить водителю пистолетом, но, где гарантия, что он не поддаст газу и не скроется? Свалить дерево? Но в этом случае, Джон может что — то заподозрить и протаранить его, тем более что я свои ножом cмогe нарубить и накидать на колею только мелкие деревья.

Я продолжал обследовать дорогу, заодно размышляя, что, наверное, не напрасно этим путем не используются разные дачники и туристы?! В летнее время каждый уединенный уголок Керженца — был лакомым кусочком для отдыхающих и для диких рыбаков. В подтверждение моих слов, я почти сразу обнаружил, что дорога пошла под уклон и следовала через небольшое болотце, из которого вытекал ручей. На фоне старых, поросших травой следов автомобилей виднелась свежая, залитая водой, колея, прорезанная в торфянистой жиже колесами УАЗика. Конечно, здесь мог проехать только 'внедорожник'. С минуту на минуту должен был появиться Джон. Я нашел самое глубокое место в колее. Оно определилось по черной борозде между колеями, которую машина процарапала редуктором.

Где ножом, а где руками, я выкопал в колее двадцати или тридцати сантиметровую яму, которую сразу же залило водой. В противоположной колее я начал делать то же самое, но докопать не успел. Послышался приближающийся шум мотора, я отбежал метров на двадцать вперед по пути следования машины, и спрятался за пышным, зеленым кустом. Расчет был такой, что если УАЗ все — таки преодолеет канаву, то мне придется стрелять по колесам. Конечно, были опасения, что выстрелы в утренней тишине могли услышать в лагере и направить Джону помощь, но другого выхода я не видел.

УАЗ появился из — за деревьев. Его стекла посылали зайчики, взошедшего солнца. На пригорке машина приостановилась, и я услышал, как водитель включил дополнительную передачу.

— Только бы сработало!? — мелькнуло в голове и я, на всякий случай, взвел курок.

Машина набрала скорость, пытаясь с налету преодолеть вязкое место, а, достигнув скрытой водою ямы, резко ткнулась бампером в грунт и заглохла. Я увидел, что голова водителя мотнулась в лобовое стекло. От удара по стеклу веселой паутиной разбежались трещины. Я подождал с минуту, — водитель оставался в машине. Выйдя на дорогу, я приблизился к УАЗу. Джон косо сидел на своем кресле, его голова склонилась на бок, а со лба на лицо тонкими струйками сбегает кровь.

— Этого мне только не хватало?

Помня слова очкарика, о приезде Палыча сотоварищи, я предположил, что в моем распоряжении оставалось чуть более часа. Надо было оживлять и раскалывать парня.

Открыв дверцу, я вытащил водителя и положил на мокрую редкую траву рядом с дорогой. Захватил в ладони грязной воды из колеи, — плеснул ему в лицо. Веки Джона дрогнули, и он открыл глаза. Я понимал, что узнать подробности о визите хлопцев хитростью мне не удастся. Да и времени было в обрез, и вообще я не из компании 'знатоков', чтобы использовать хитроумные пути допроса, добиваясь истины. Поэтому, я решил не строить из себя Мегрэ, а молча взял парня за рубашку рывком приподнял и влепил ему крепкую оплеуху. Джон упал, его лицо скривилось от боли и изумления. Я выхватил пистолет, ткнул стволом ему в губы, рассчитывая раскровенить их. Наверное, мое лицо в этот момент было еще более выразительным, чем устрашающее дуло пистолета. Я справедливо предположил, что ствол перед глазами, и вкус крови даст понять потрясенному и перепуганному братку, что намерения у незнакомца самые серьезные.

— В общем, так, Джон! Кстати, как тебя зовут по паспорту?

— Евгений — полным недоумения голосом, ответил парень.

— Тогда, слушай меня, Женя, внимательно, — нарочно чеканил я слова. — Оттого, как ты сейчас поведешь себя, зависит — пошевелю я пальчиком или не пошевелю? Если пошевелю, то через секунду твои скромные мозги украсят это безымянное болото. Если нет, то ты и далее можешь радоваться своей паршивой и никчемной жизни, но в этом случае ты мне должен рассказать все, о чем я спрошу. Выбирай. Даю пять секунд!

После этих слов, для убедительности я еще раз ткнул пистолетом ему в рот так, что раздался глухой звук о его зубы.

— Скажу, кончено скажу! Я тут ни причем — затряс окровавленными губами Джон. — Это все Саня с Палычем, это они нас привезли

— Зачем вы сюда приехали и сколько вас всего?

— Восемь человек. Санек сказал, что надо искать какое то захоронение. А наши ребята говорят, что это золото.

— Я видел только семерых, где еще один?

— Это старик, из местных, он парней сторожит.

— Каких парней и сколько их?

— Которые были на берегу, их четверо.

После этих слов у меня с души упал камень, прочно сидевший под сердцем в течение последних часов. Значит, Мишка жив!

— Один раненый — словно угадав мои мысли — добавил Евгений.

— Как серьезно? Его ранили вы?

— Когда мы приехали, он сидел около палатки, и у него вся голова была перевязана. Еще он хромал, когда мы его подняли. А двое находились под землей и копали галерею. Сказали, что там произошел обвал, и засыпало какого парня.

— Откуда появился четвертый?

— Четвертый на байдарке приплыл, когда первые трое полезли в драку.

— Что за драка?

— Саня им сказал, что иконы и все, что они нашли под землей, должен у них забрать и чтобы они сами немедленно уезжали отсюда, так как здесь будут проводить археологические раскопки… Но парни противились, потому что им надо было кого то спасать.

— Почему у вас милицейская машина?

— Санек с Тимохой из милиции. Вернее, они работают в мед вытрезвителе. Остальные так…

— Где находятся охраняемые?

— В монастыре на краю поляны есть какой то бункер, наверное, телефонистов?

— Сколько у вас оружия?

— Точно не знаю. Есть пистолет у Санька и у Егорыча ружье. Может и у ребят есть пушки. У меня ничего нет, я просто шофер.

— Кто такой Палыч и сколько с ним будет людей?

— Да, не знаю я! — заерепенился Джон. — Знаю, что Палыч главный и должен пригнать сюда какую то технику… Может, экскаватор …

— Ладно — сказал я, закончив допрос Джона.

Надо было торопиться. Но что делать с пленником? Так оставлять его нельзя. Надо, хотя бы, связать бандюгу, чтобы выиграть время.

— Веревка есть — спросил я Джона, который понял в чем дело.

— В обезьяннике, — уныло ответил Джон, мотнув головой в сторону милицейской машины. Джон догадывался о сомнениях в моей голове и мысленно молил бога, чтобы мне не пришла идея нажать на курок.

Я осмотрел машину и увидел на полу среди нагромождения ведер, тросов, гаечных ключей и другого хлама — свернутую жгутом веревку.

Сзади в салоне имелось отделение с решеткой, в котором милиционеры возят всяких нарушителей.

Отрезав, подходящий по длине конец, я велел Джону встать, повернутся спиной, и крепко связал ему руки сзади. Чувствуя, что его мозги останутся в целости и сохранности, пленник безропотно повиновался. Я выбросил из обезьянника все железное и помог Джону забраться в машину. Когда он сел на пол, для надежности скрутил ему и ноги, и захлопнул дверцу. Изнутри в дверце ручки не было, и можно было надеяться, что без посторонней помощи Джону выбраться будет сложно, даже если он и развяжется. Ключи зажигания я забросил в болото, а в довершение открыл капот, выдернул провода, которые последовали за ключами.

— Бывай! — сказал я Джону и поспешил в сторону лагеря.

ПЛЕННИКИ

С момента, как я стал свидетелем реплики Санька о приезде Палыча, прошло минут тридцать — сорок. Если Палыч пунктуален, то его можно ожидать здесь уже через час с небольшим. Правда, по дороге они встретят застрявший УАЗ, объехать его невозможно — кругом болото. Значит, они должны сначала вытащить застрявшую машину, но могут ее оставить и добраться до лагеря пешком. Все равно этим я немного выигрывал время.

В лесу показался просвет. Я обогнул залитую ранним солнцем зеленую поляну и, скрываясь за кустами, приблизился к бункеру связистов. До него теперь оставалось не более двадцати метров. Осторожно раздвинув ветви орешника, я увидел массивный вход в бункер с пологими скатами, сделанный из бетона. Тяжелая деревянная дверь была припёрта снаружи колом. Металлическая полоса, закрывавшая дверь, была вырвана из косяка и лежала на земле. Перед дверью я заметил следы колес. Значит, хлопцы не долго церемонились с замком, а зацепили его вместе с накладкой тросом и выдернули машиной?! Прислонившись спиной к бетонной стене, у двери сидел старик с благообразной бородкой и в рыжей шляпе. На коленях дед держал двустволку, и казалось, что он спит. Правда, вместо него я ожидал увидеть здесь Тимоху, которому Санек приказал охранять пленников, но, сколько я не всматривался, его не обнаружил.

Вдалеке у палатки маячил Санек, он то заходил в палатку, то выходил из нее, то сидел у костра, поминутно поглядывая на дорогу, по которой уехал Джон. До него было около двухсот метров. Если не считать дюжины сосен и дубов тут и там, растущих по поляне, то место открытое, Подобраться к старику и обезвредить его, с моей стороны было сложно и неразумно. Санек в любой момент мог обернуться, обнаружить меня и поднять тревогу. Тогда, я снова углубился в лес, обежал поляну и вышел к бункеру с другой стороны. Теперь от взора милиционера меня скрывал сам бункер.

Я осторожно выглянул из — за бруствера. Санек снова скрылся в палатке. Через секунду, я уже был около старика. Дедок не успел даже открыть глаза. Левой рукой я наклонил его голову набок, а ребром правой ладони ударил наискосок по шее. Даже здоровяки после этого вырубаются минут на двадцать. Прием давно проверенный и безотказный. Дед стал заваливаться набок, но я не дал ему упасть и, подхватив под мышки, плотнее усадил к стене. Я захватил ружье старика, ногой откинул кол, подпирающий дверь, распахнул ее, юркнул внутрь бункера и закрыл дверь за собой.

Михаил, Валерий и Вовка лежали связанными по рукам и ногам на цементном полу. Игорь уже освободился от пут и помогал развязываться Валерию. Увидев меня, Михаил замычал от радости и заерзал на полу. Я достал нож и обрезал у ребят веревки. Мы обнялись.

— Иван, дорогой! — с волнением говорил Михаил — Ты не представляешь, как я рад. Честное слово! Когда обрушился свод, я подумал, что выжить у тебя не оставалось ни одного шанса. Брат Вовка тоже стал тискать меня в своих медвежьих объятиях. У него была разбита голова и кровь запеклась на щеке.

— Ого, кто это тебя так?

— Да есть тут..

— Ладно, ладно ребята потом, радоваться будем. А сейчас нам надо удирать отсюда. Я выяснил, что этот бандюга Палыч через час должен оказаться здесь в лагере. Сколько будет людей с Палычем — не известно. Плюс те, которые здесь….

А сейчас, ребята, я вам скажу самое главное, и вы поймете, почему отсюда надо удирать, как говаривал пролетарский поэт — задрав штаны!

Парни выжидающе замолчали.

— Монастырские сокровища у нас в кармане. Я нашел их!

— Ты серьезно?! — в один голос воскликнули Михаил и Валерий.

— Тише!.. Серьезнее не бывает. Они уже на берегу, и ждут, что мы будем обсыпать себе голову бриллиантами.

Это сообщение вызвало взрыв бурной радости.

— Где Саня? — спросил я Валерия

— Не беспокойся, с ним все нормально. Врач сделала ему укол, велела пить горячий чай, а затем я на автобусе и на электричке проводил его в Горький и сдал сестре. Потом вернулся сюда и попал на потасовку.

Только сейчас я обратил внимание на синяк под глазом Валерия.

— Сколько же времени меня не было?

— 16 часов.

— Ого! — подумал я, вспоминая беспросветную тень первых часов после обвала. В подземельях понятие перестает существовать. — Хорошо. Обо все поговорим после. — Как твоя нога, Михаил? Можешь идти?

— Могу. Но откуда ты знаешь про ногу?

Мне было некогда объяснять ребятам историю пленения и допроса Джона.

— Потом расскажу, — сказал я. Сейчас нам надо скрыться в лесу. Он начинается сразу за бункером. Там решим — как поступать дальше?

— Полундра! — совсем не по — моряцки прошептал Игорь, который занял наблюдательный пост около дверной щели — кто — то идет!

Я посмотрел в щель. От палатки к нашему бункеру направлялся атлет Тимоха.

Кряжистый, с чудовищными мускулами он шел непринужденно и даже весело. Я обратил внимание, что на уровне пояса под рубашкой выделялась выпуклость.

— Наверняка вооружен, мерзавец, — подумал я. — Это плохо. Стрелять не входило в мои планы.

Не дойдя до старика пару метров, Тимоха крикнул — Спишь, дед?!

Э — эй, ты чего? Умер что ли? Он нагнулся и тряхнул деда за плечо. Обмякшее тело старика стало заваливаться на бок, а Тимоха в мгновение насторожился. Его взгляд метнулся на дверь, — ранее припиравший ее кол валяется на земле, а у деда отсутствует ружье?! Тимоха развернулся для бегства, одновременно шаря под рубашкой, но сделать этого, не успел. Я толкнул дверь, в два прыжка настиг его, схватил за рубашку и в мгновение ока тяжело зашвырнул в бункер. Пока закрывал за собой дверь, ошеломленный, и ничего не понимающий Тимоха уже попал в железные лапы еще большего бугая чем он сам — Владимира. После короткого удара в солнечное сплетение атлет, хватая воздух ртом и мыча, повалился на цементный пол. Михаил нагнулся, пошарил у него за поясом и вытащил красивый вороненый пистолет.

— А это тебе за меня — сказал Валерий и несильно пнул пленника в бок.

Через минуту Тимоха был связан по рукам и ногам, обрывками веревок, которыми еще пять минут назад были опутаны наши ребята. Валерка оторвал у пленника рукав от рубахи и с удовольствием забил ему в рот. Связанный, и с кляпом во рту Тимоха мог долго не представлять для нас опасности. Он лежал вверх лицом, взгляд его был плачевный и настороженный.

Я посмотрел в щель. Около палатки никого не было.

— Ну, что ребята, вперед!

Мы обогнули бункер и углубились в лес. Уходя, снова подперли дверь колом, а все еще бесчувственного деда опять посадили к стене.

Теперь мы были в относительной безопасности.

— Думаю, что терять нам нечего — надо уходить? — сказал я ребятам

— А байдарки, а рюкзаки? — спросил Валерий

— Да, хрен с ними с байдарками, Валера. Через неделю ты купишь себе маленький пароход. Все золото нижегородского купечества дожидается нас в укромном месте. Нам надо перебраться через Керженец, забрать мешки и уходить лесами или долами, как угодно, но уходить..

— Но, если эти бандюги поймут, что мы нашли золото, то начнется охота за нашими головами.

— Как они нас найдут?

— Очень просто — ответил Владимир. У меня в рюкзаке и паспорт, и записная книжка.

— Блин! — выругался я, а ты не мог с собой утюг и фрак в поход захватить?

Дело принимало скверный оборот. Если Вовкин паспорт в рюкзаке, то нас всех теперь не сложно вычислить кому угодно. А если Санек или кто — то еще из этой компании работает в милиции, то и вообще пропащее дело. Словом, паспорт и другие улики, могущие пролить свет на наши добрые имена надо забирать. Тут я с сожалением вспомнил про мелкие кольца и серьги, которые я просыпал на землю в склепе и которые не собрал. Если потоп, который я устроил в галерее, не залил подземный ход и склеп, то они тоже станут уликой того, что сокровища уже в наших руках и тогда нас хлопцы не только ли найдут, — из — под земли выкопают.

— А может отдать им все эти бриллианты? — неожиданно в раздумье сказал Валерий — черт с ними, жизнь дороже.

— Ты с ума сошел — ответил ему Михаил. В этом случае они нас точно пришьют. Свидетелей они не оставят.

— Ну, да — согласился Владимир. Свидетели им не нужны.

Я посмотрел в бинокль, который все это время висел на мне, — около палатки никого не было. Наверное, Санек спустился вниз в галерею или сидит в палатке? Во всяком случае, тревогу он еще не поднимал.

— Ситуация такая — сказал я ребятам, — четверо из хлопцев сейчас под землей. Наверху, возможно, только один человек — милиционер Санек. С минуту на минуту прибудет Палыч. Сколько с ним будет бойцов, — неизвестно. Выход один — нейтрализовать Санька, забирать вещи, — быстро по байдаркам и вниз по реке.

— А золото? — спросил до сих пор молчавший Игорь.

— Главное сейчас уйти от Палыча и его банды, и затеряться в керженских лесах. За мешками мы вернемся.

— Логично — поддержал меня Михаил.

— Отправляйтесь по лесу к реке, — скомандовал я Володе и Валерке, — под берегом подберетесь к самой палатке, и ждите моего сигнала. Только, не вздумай стрелять! — сказал я Владимиру, имея в виду ружье дедка, которое осталось у Володи. — Трупы нам не нужны.

— Молодец, — возмутился Владимир. А если это Санек в нас пулять начнет, нам что — руки поднимать?

— Не знаю, — ответил я. Поступишь по обстановке, но я еще раз говорю — нам трупы не нужны. Не забывайте, что если все обойдется благополучно, у каждого из нас могут быть деньги. Большие деньги. Лучше их тратить на свое благополучие и карьеру, чем на адвокатов.

Володя и Валерий углубились в лес и побежали в сторону реки. Мне, Михаилу и Игорю предстояло сделать по лесу большой крюк, огибая поляну, и скрытно выйти на место, где я слушал разговор Санька и его хлопцев. Михаил сильно хромал и отставал. Тогда в подземелье, когда стал рушиться потолок, Михаил по счастливой случайности не успел войти в боковую галерею, тем не менее, один из камней, прошелестев мимо головы, угодил ему на ступню. Нога распухла, но как предполагал сам Михаил, кости остались целыми.

Мы миновали дорогу, по которой уехал Джон и стали пробираться к палатке. Не доходя до нее с полсотни шагов, я попросил Игоря и Михаила затаится в лесу, а сам, сначала пригибаясь, а потом ползком вышел на исходную позицию. Над догорающим костром вился синий дымок, я взглянул на часы, — время подходило к семи часам утра. В эту минуту полы палатки вздрогнули, и из нее вышел Санек. Он подошел к бревну и стал смотреть в сторону бункера, вероятно, пытаясь увидеть Тимоху и старика. Палатка скрывала от меня бункер, но там, наверное, по — прежнему 'сидел' один дед, и я пожалел, что слишком сильно отрубил старичка? Как бы у него здоровье не подвело?

Санек немного постоял, потом свистнул. От бункера никто не откликался. Он свистнул еще раз. Помявшись и раздумывая, не сходить ли в сторону бункера? Тогда Санек решил выйти и посмотреть к реке. Он подошел к самому обрыву, там, где должны были затаиться Вовка и Валерий, и я подумал, что сейчас надо что — то предпринимать? Потому что Санек вполне мог заметить своих пленников, тогда он и впрямь может применить ствол. Я достал пистолет и уже собрался рвануться в сторону милиционера, чтобы попытаться обезоружить его. Но, над берегом мелькнул лакированный приклад ружья, который с размаху ударил милиционера по колену. Раздался вскрик и Санек пропал за обрывом. Через пару секунд я услышал тяжелый всплеск воды.

Когда я подбежал к берегу, Санек с искаженным от боли и страха лицом, оглядываясь на нас, плыл на противоположную сторону реки.

— Володя, догони его. Иначе нам не проплыть на байдарках. Из лесу он нас по одному перестреляет!

— Владимир в одежде нырнул в реку и, в несколько взмахов своих мощных рук, настиг ушибленного милиционера. Но, Санек уже и сам сообразил, что от погони ему не уйти, развернулся и поплыл к палатке. Подталкиваемый Володей он хромая вылез на берег. На его лице уже не было той холодной самоуверенности, с которой я увидел его впервые.

Из кобуры под мышкой я забрал у него пистолет.

Подбежали Михаил с Игорем. Я велел парням разобрать свои рюкзаки и готовиться к отплытию.

— Докладывай, Санек, кто ты такой, что здесь делаешь, и почему со своими бандитами захватил в плен честных туристов?

— Мы никого не захватывали. Так, попугать хотели.

При этом Санек ухмыльнулся, обнажая прокуренные зубы.

— Ладно, короче! Сколько человек приедет с Палычем и зачем?

— Я не знаю никакого Палыча. Мы приехали сюда на рыбалку и встретили этих…, — Санек кивнул на Владимира, который копался в своем рюкзаке, разыскивая документы.

— На рыбалку говоришь. Ты же нашим ребятам сообщал об археологических раскопках? А это зачем — я показал на остатки шанцевого инструмента и всякие веревки, сваленные из машины около палатки.

— Санек по партизански замолчал, устремив взгляд себе под ноги.

Володя, наконец, нашел документы, засунул их в карман джинсов и резко направился к пленнику.

— Сейчас ты у меня все вспомнишь! Все! И зачем приехали, и как били нас, и как саданул меня лопатой? И вспомнишь родственников до десятого колена, чмо болотное!?

Владимир огнедышащей лавой надвигался на Санька так, что Санек не выдержав нервного напора и страха перед такой глыбой, раньше времени упал на траву и закрыл голову руками.

— Однако, вытрезвительские менты не самые мужественные в мире — подумалось мне, глядя на скрюченную биомассу Санька. Я кивнул Володе головой в сторону байдарок. Володя ответил взаимным кивком, но, пользуясь набранной скоростью и накопленной злостью, влепил Саньку такой пинок в бок, что сам Блохин позавидовал бы этому удару в момент пенальти. Санек застонал и выпрямился, как проволока.

— Все, ребята, отбываем! — сказал я.

СНОВА ПОД ЗЕМЛЕЙ

Парни уже разобрали свои рюкзаки и глядели на несчастного Санька, который мелко дышал, вытянувшись на траве. Мы не успели тронуться, полы палатки распахнулись, и оттуда вылез чумазый парень. Увидев нас, он удивленно расширил глаза, замялся и невпопад спросил,

— А где Палыч?

— Я здесь, сказал Володя и взял его за грудки так, что ноги парня на некоторое время повисли в воздухе

— Мы прокопали там… — прошептал парень, чувствуя, что влипает в неприятность. Он со страхом косил глазом на лежащего на траве Санька. Владимир неловко отпустил диггера на землю, и он упал на спину. Глядя с земли на надвигающегося на него глыбой Владимира, парень засеменил ногами и локтями, и так быстро пополз от него спиной по земле, что я был крайне удивлен. Еще никогда мне не доводилось видеть, чтобы люди могли ползать на спине, да еще со скоростью энергичного пешехода?!

— Вы кто?! — раздался в утренней тишине звонкий голос от реки.

В кустах, откуда я впервые увидел Санька — стояли двое мужчин. Один из них держал в руках автомат. Мой взгляд метнулся на дорогу, — там я также увидел несколько человек. Среди них выделялся Джон, и было видно, что все они, или почти все вооружены.

Вы кто? — повторил усатый розовощекий мужчина — затем, помолчав, добавил — Значит так, все на землю, иначе, я прикажу стрелять!

Мне показалось странным, но этот голос мне показался знакомым. В голове волной

промелькнули мои деловые и не деловые встречи за последний год — два, но аналога этому голосу я не нашел. Может, показалось?

Краем глаза я успел заметить, что мы полностью окружены. По краю поляны пробегали и прятались за деревьями еще пять или шесть человек. Автомат я заметил еще у одного из хлопцев.

— Ребята, все в палатку и вниз! — сквозь зубы прошептал я своим парням.

— Вы как хотите, а я сдаюсь. Перестреляют ведь, — отрешенно сказал Валерий.

— Вниз! — сквозь зубы повторил я.

Теперь, меня вновь охватило забытое чувство настоящей смертельной опасности, которое уже наведывалось в Афгане. Чувство, когда нет места эмоциям и мозг, превратившись в холодную вычислительную машину, в мгновение ока просеивает варианты и ищет единственный и правильный выход. В долю секунды в голове промелькнули возможные обстоятельства:

— мы не сможем объяснить, что мы мирные туристы. Доказательства: Джон, старик, Тимоха и Санек до сих пор валяющийся на земле.

— Мы не можем сесть на байдарки и уплыть по добру по здорову, так как отрезан путь и при этой попытке нас могут перестрелять, как куропаток.

— Если чумазый парень не врет и обвал прокопан, то у бандитов займет двадцать минут, чтобы найти могильный склеп. А если его не затопило, то найдут разбитый гроб и бриллианты на полу. У них не будет сомнений, что сокровища уже у нас, и им только останется найти средства, чтобы развязать нам языки.

— Вниз — третий раз прошипел я, хотя уже заметил, что Мишка и Игорь уже юркнули в палатку.

У хлопцев первых не выдержали нервы или они решили нас пугнуть. Сочная, короткая очередь вспорола утреннюю тишину. Пули прошили нашу палатку, оставив на ее зеленом боку цепочку отверстий. Теперь уже и Вовка и Валерка поняли всю серьезность происходящего, по — пластунски пробирались в палатку и, срываясь с лестницы, падали вниз. Я прильнул к земле у костра. Кроме малокалиберного пистолета, теперь у меня был 'Макаров' Санька. Я молниеносно выхватил его и заполз за бревно. В кустах уже никого не было.

— Эй, у вас тут что, учения какие?! — услышал я с реки.

По середине Керженца, не торопясь, плыл плот с нашими старыми знакомыми — пиратами Лехой, Семеном и еще одним студентом, с которым мы не успели познакомиться. Сильно выцветший Веселый Роджерс по — прежнему украшал пиратский ковчег. Леха смотрел в нашу сторону и приветливо улыбался. Из — за кустов раздалась очередь, и дюжина пуль всплеснула султанчики воды позади плота. Леха упал.

— Боже, какая нелепость! Я выстрелил в темный силуэт, мелькнувший в кустах. Оглянулся — на поляне никого не было видно. Бандиты — то ли залегли, то ли спрятались, услышав выстрелы? Только, у бункера связи, как и прежде, прислонившись к стене, сидел дедок. Дверь в бункер была открыта, значит, спортсмена Тимоху уже успели освободить?

Я ужом прополз к палатке, по дороге выхватил из инструментов и вещей, привезенных хлопцами толстую связку веревки. Бросил веревку в выкопанную нами яму, держась за лестницу, спрыгнул на торчащий выступ потолка, быстро спустился вниз и побежал по галерее, откуда виднелись блики света..

Ребят я нашел в тридцати шагах у пробитого нами с Мишкой проема. Двое перепачканных землей хлопцев в растерянности стояли у стены. Михаил держал их под пистолетом, отобранным у Тимохи. Володя уже обыскал землекопов, но ничего опасного не нашел. Еще дальше по галерее в пушечном колодце оставался Серый, которому Санек поручил подготовить к вытаскиванию обнаруженные нами пушки. Но, наверное, Серый сидел в своем колодце и ничего не подозревал о происходящем.

Положение складывалось ужасное и смахивало на западню? Да еще и хлопчики здесь!? Их надо было изолировать. Мы пошептались по этому поводу с ребятами, затем я поднял с полу фонарь одного из землекопов и велел пришельцам следовать по проходу вперед. Когда они проползли среди наваливающихся друг на друга стен в знакомый нам треугольник, велели им идти далее к своему другу Серому и там ждать разрешения событий. Игорь передал хлопцам свой маленький фонарик и парни, ругаясь и грозя нам всеми на свете громами и молниями, скрылись за изгибом стены. Чтобы затруднить их скорое возвращение, мы пообещали им в след, что 'если хоть одна грязная рожа появится из треугольника, то мы будем стрелять'. Для надежности мы почти доверху закидали лаз подножными кирпичами.

Мы вернулись к вертикальной штольне. Судя по атмосфере общего уныния, выхода из сложившейся ситуации пока не видел никто из ребят. А то обстоятельство, что мы на этот момент потенциально являлись сказочными богачами, — радости не вызывало. Надо было вырываться из этого затянувшегося в мертвой петле путешествия. Но как?

— У нас один выход, сдаваться — сказал Валерий в тягостной тишине. Его голос был растерянным и мрачным.

— Я понимаю одно — не обращая внимания на слова товарища, стал размышлять вслух Михаил — хлопцы сверху к нам не сунутся, поскольку понимают, что, коль скоро, выстрелы уж прозвучали, то и от нас они могут получить пулю.

— Какая пуля, Миша, ты о чем?! В тюрьму хочешь загреметь? — убежденно заговорил Валерий — Ты пойми, Михаил, они же из милици — и! Не будем же мы вечно пропадать в этом подземелье, и дожидаться пока они уедут?! Они не уедут, а будут сидеть там наверху, и ждать нас тепленьких и с поднятыми руками. Надо сдаваться, отдать им все, что ты нашел Иван, и уезжать отсюда. И чем быстрее мы это сделаем, тем будет лучше. Пока еще дело не зашло совсем далеко, мы можем все свести как к какому — нибудь недоразумению.

— Это бандиты, Валера — сказал Михаил. Неужели тебе это еще не понятно? Это о них рассказывал Александр.

— Валера, а ты не обратил внимания, что в нас они уже стреляли! — поддержал я друга — Они стреляли в нас, стреляли в ребят, которые были на плоту, и я не знаю — живы ли они теперь? Ты считаешь, что они нас отпустят восвояси, даже если и отдадим им найденное?

— В общем так, я знаю выход…

После этого я кратко и довольно сбивчиво рассказал парням и о подземном ходе под Керженцем, и о том, что попытался затопить галерею, когда выносил остатки клада из склепа. Не забыл упомянуть и о 'хитром' столбе, стоящем посреди прохода в галерее. И сказал, что если поторопиться, то шанс выйти отсюда у нас есть. Если галерея и затоплена, то 25 метров под водой каждый из нас проплывет. А если не в состоянии проплыть (я подумал об Игоре), то прежде чем прыгнуть сюда, захватил это — я кивнул на тугую связку крепкой и капроновой веревки.

Наши прения были прерваны скинутой сверху горящей автомобильной покрышкой. Гудя от пламени, она рухнула на пол, и по подземелью пополз едкий удушливый смрад. Наверное, покрышки они взяли с кузова, ржавеющего на краю поляны грузовика? Я вспомнил, что этих покрышек там навалено штук пять. Хотя, и одной вполне хватит, чтобы выкурить нас отсюда.

Володя схватил лопату, оставленную хлопцами, поддел накиданную при разгребании обвала землю и стал издали бросать ее на покрышку. Сверху прозвучала автоматная очередь, и посыпались крошки кирпича. Пули вонзились в песок вокруг покрышки, но мы для пуль были недосягаемы. С одной стороны автошины пламя сбить удалось, но она продолжала гореть и извергать угарный чад изнутри.

Я с ужасом подумал, если сверху кинут гранату, то дело совсем плохо… Слава богу, гранат у хлопцев не было?

Дышать стало трудно, слезились глаза. Вовка выкинул руку вперед, пытаясь заступом зацепить дымящуюся автопокрышку и втянуть его в галерею. Сверху раздался выстрел, пуля попала в рукоятку лопаты, и от нее откололся значительный кусок дерева.

— Эй, вы! — послышался голос, принадлежавший Саньку. — Ну, вы поняли, что у вас нет выхода? Вылезайте сюда, базар будет.

— Базарь сразу, чего хотите? — поддержал я сленг Санька.

— Чего вы нашли в подземелье и откуда узнали, что там хранится?

— Мы ничего и не знаем… — крикнул Саньку Валерий.

— Не знаете?! А откуда иконы и серебреные штофы? И вообще, с какого хрена вы начали здесь копать? — допытывался насмешливым голосом Санек. После конфуза на берегу его тональности была переполнена издёвкой.

— Слушай, Санек, а ты не понимаешь, что твои друзья у нас в руках? И если вы будете что — то предпринимать в отношении нас — то пострадают и они? — задал я Саньку вопрос.

— Другом больше, другом меньше — не раздумывая, ответил Санек. — В общем, что такое хлор пикрин знаете?

— Ну!

— Через час — полтора наши хлопцы доставят сюда парочку шашек, и мы вас ими угостим. Поэтому, поднимайтесь наверх, пока не поздно и будем базарить. — По одному! — на всякий случай добавил он, как будто мы и в правду, могли появиться из ямы лавиной, как тараканы?!

Хлор пикрин я помнил еще по военному училищу, где нас 'окуривали' этим газом и помилуй бог, если на тебе не плотно сидит противогаз?!

— Базарь сам с собой, придурок, — крикнул ему Вовка — жаль я тебе шею не свернул. Но я надеюсь, что у меня еще будет такая возможность?!

— Надежда умирает последней! — крикнул Санек и после этих слов, к нам под ноги полетела еще одна горящая шина. Она ударилась о земляной пол, подскочила, покатилась по проходу, ведущему в сторону реки, упала в колодец с водой и там с шипом утонула.

— Сука! — не выдержал Вовка!

Начало покалывать в висках, наверное, от дыма. Еще десять минут этой душегубки и мы, не дожидаясь обещанной Саньком газовой атаки, все угорим от скопившегося в подземелье марева от коптившего колеса. Володя почти полностью забросал его землей, но дым предательски вырывался из — под песка.

— Пиролиз — сказал Михаил

— Чего?

— Пиролиз говорю, горение без доступа кислорода.

— Да, да — в рассеянности сказал я, — пошли, ребята. Мы медленно отступали в глубь подземелья.

Обвал все — таки произошел на всю длину галереи, от выбитой мною двери до пробитого нами в стене входа в боковую галерею. Я осмотрел нору, выкопанную в завале хлопцами. Она была довольно просторной, но такой длиной, что луч фонаря не смог высветить ее конец. Я обернулся к поэту:

— Игорек, настала пора испытаний. Ты самый юркий из нас, имею в виду габариты. Слазь и посмотри там, что к чему?…. Если лаз действительно насквозь, то не возвращайся, стой на месте и жди нас.

Игорь, ни слова не говоря, взял у меня фонарь, встал на четвереньки и скрылся в темной норе, за собой он тащил свой рюкзак. Через пару минут мы услышали его глухой голос: — проход метров пятнадцать, широкий, никто не застрянет…

— Иван — продолжал он. Вы лезьте сюда, а я проверю, — что там с галереей? Насчет столба помню.

— Все ребята, пошли — сказал я, кивая на нору. Владимир оставил лопату и полез в зияющее отверстие.

— Смотри, не застрянь там, — сказал я нашему великану.

Володя улыбнулся. Я подумал, что если ребята сохраняют способность к улыбке, мы вырвемся отсюда. В это мгновение мне показалось, что со стороны треугольника, куда мы загнали двоих Палычевских землекопов, донесся подозрительный звук. Михаил также его услышал и насторожился. Звук повторился вновь, и мы отчетливо услышали какую то кирпичную возню. Значит, Серому и его компании надоело бездействовать, и они все — таки рискнули расчистить проход и высунуться из своего треугольника?

— Миша их надо задержать.

Мишка шагнул за поворот галереи и скрылся в темноте. Затем я услышал его голос:

'мы вам говорили, что будем стрелять?! Не обессудьте, господа бандиты. После этого я услышал сначала три, потом еще два глухих хлопка выстрела. Через пару секунд ответные, еще более глухие два хлопка. Вернулся возбужденный Михаил

— Кажется, эта братия не послушалась нас. Короче, я видел свет фонаря.

— Зачем ты столько стрелял?

— Попугать решил, а они, заразы, стреляли прицельно. Вероятно, пистолет есть у Серого?

МИНА

С противоположного конца обвала мы услышали голос Володи — Все нормально. Следующий.

— Я подтолкнул Валерия — давай.

Валера замялся — слушайте, ребята, я, пожалуй, останусь. Я не хочу ваших приключений, мне не нужно геройство, лучше я пойду наверх.

— Быстро, дурак! — возмутился Михаил.

Опасность всегда срывает с людей маски и оставляет их такими, какими они есть на самом деле.

— Ты что, — предать всех нас хочешь?! — Да и не можем мы тебя отпустить, Валера. Это гибель для тебя.

— Не могу! — с истерическим надрывом выкрикнул Валерка. — Будь что будет, а я пошел наверх.

Нам было некогда увещевать спасовавшего товарища и приводить цитаты из библейских истин о беспримерном мужестве наших предков, лицом к лицу встретивших с опасность. Михаил молча влепил Валерию смачную оплеуху, после чего Валерка, ни слова не говоря, полез в нору. За ним отправился Михаил. Через несколько секунд, в черную дыру юркнул и я. Сверху за шиворот рубашки сыпалась всякая дрянь, а на зубах хрустел песок.

На обратной стороне завала мы немного задержались, закладывая кирпичами и обломками потолочных досок лаз. Это, хоть и на немного, но сдержит наших преследователей. В конце галереи замелькал свет фонаря Игоря. Игорь дошел до 'хитрого' столба и прокричал: — торопитесь, ребята, там воды уже по шею! Его голос эхом прокатился по галерее.

Я взял у Михаила фонарь и осторожно пошел вперед, ребята следовали за мной. Всего у нас оставалось два фонаря. Преодолев две большие, накиданные мною горы песка и камней и еще пару небольших завалов, которые мне встречались и ранее, мы благополучно добрались до столба.

— А здесь, — осторожнее — сказал я, дойдя ложного кирпичного потолка. — Каждый из нас должен миновать этот столб, чтобы не задеть его. Помните, если столб шелохнется, — обрушится потолок!

Наши габариты позволяли миновать гиблое место, но как быть с Володей? Его мощный накаченный торс был явно не для этого случая. Владимир, как бы понял мои размышления и сказал, идите все вперед, я замыкающий.

Михаил потрогал пальцем надрубленное на столбе место — Рискованно, однако — в задумчивости произнес он.

Я посветил вверх, темная кирпичная громада угрожающе висела над головой. Широкая доска, которая сдерживала потолок от обрушения, еще не успела прогнить. Можно было подивиться мужеству и безрассудству изобретателя этой ловушки. Лишний удар топора и он сам мог стать жертвой собственной хитрой задумки?!

Первым, вжавшись в стенку, миновал столб Валерий. Михаил подал ему свой рюкзак и также осторожно проскользнул боком между кирпичной стеной и столбом. Его грудь задевала столб, но только задевала, не давя на него. Затем, пользуясь уже приобретенным опытом, столб миновал я, и взял поданный Володей рюкзак.

Владимир долго примеривался и дышал так, как это делают штангисты перед рекордом. Затем, выдохнув весь воздух из своей груди, осторожно вместился между кирпичной стеной и бревном. Его дальнейшие попытки протолкнуться в галерею не удавались.

— Дышать нечем, — выдыхая остатки воздуха из груди, натужно прошептал он.

Я уже отогнал ребят вглубь галереи, сам прильнул к столбу, упершись с другой стороны, и старался удержать его вертикально. К Володе подбежал Михаил и стал молча тянуть его к себе. В какое то мгновение показалось, что столб вот — вот треснет, сдвинется со своей оси и начнется светопреставление, подобное тому, которое мы с Михаилом уже успели пережить. Но грудь великана, наконец, миновала критическую отметку, а живот он втянул чуть не до позвоночника, и уже вдвоем с Михаилом мы втащили Владимира в галерею.

— Ничего себе! — сидя на полу и тяжело дыша, произнес он. — Теперь я знаю, как коты умудряются пролезть в мышиную нору. Во всяком случае, животом дышать, как йоги я научился.

— Ладно, ребята, не до шуток! — волнуясь, крикнул Игорь — там заливает.

— Вы давайте идите — негромко сказал я ребятам, — нас с Михаилом не ждите. Метров через семьдесят будет спуск вниз, далее водяная галерея. Она тянется метров на двадцать пять, действуйте по обстановке. Мы с Михаилом вас догоним.

Когда ребята скрылись за поворотом галереи, мы с Мишкой приступили к реализации плана, который возник в его умной голове во время ревизии столба. Мы отмотали от плотного мотка веревки метров тридцать. Сложили ее вдвое, и один конец Михаил привязал прямо за воронкообразный обруб на столбе. Если веревку крепко дернуть, столб неминуемо сломается и тогда ложный, десятиметровый кирпичный свод — рухнет вниз и перекроют дорогу бойцам загадочного Палыча.

Дело сделано, мы подняли рюкзаки и, разматывая за собой веревку, отошли от столба по заворачивающемуся влево проходу метров на десять — или двенадцать. Здесь было безопасно.

— Тихо, — настороженно сказал Михаил.

— Я замер. Действительно, из глубины галереи, откуда мы пришли, доносились подозрительные звуки.

Михаил выключил фонарь, и мы в темноте выглянули из — за изгиба стены. В конце галереи за столбом на стенах замелькали световые блики. К нам кто — то приближался.

— Беда, товарищ председатель — сказал я Михаилу. Мы не можем допустить, чтобы они пошли за нами.

— Обваливаем? — спросил Михаил, нервно дергая веревкой в руке.

— Давай!

Мы вдвоем натянули и рванули веревку на себя и упали.

Столб стоял на месте.

— Кто же так завязывает, моряк хренов — прошипел я Мишке и, нащупав конец веревки, снова устремился к столбу.

Сейчас до хлопцев оставалось около 30–ти метров. Из — за поворота галереи мы не могли их видеть, и они пока не обнаружили нас. Я лихорадочно стал завязывать конец веревки на обрубе. В темноте руки повиновались плохо. Вот — вот бандиты выйдут на прямой участок галереи, тогда мы будем на расстояние прямого выстрела? Я завязал один узел, второй, стал завязывать третий, и в этот миг хлопцы появились в зоне прямой видимости.

Бандиты знали, что мы также вооружены, и двигались осторожно, применяя хитрость: впереди идущий время от времени включал фонарь, после каждой вспышки намечая себе пять — шесть шагов пути.

Причем, попеременно держал его на вытянутой руке, вверху справа, или слева от себя. Только этот дешевый прием ночного боя здесь не подходил. В данном положение даже слепой может стрелять с высокой степенью поражения. Пуля будет рикошетить от стен и в замкнутом пространстве от нее не так легко укрыться.

Я завязал последний узел и бросился назад за спасительный поворот.

— Стой! — послышался голос все того же Санька, но я уже был за поворотом. Со стороны голоса прозвучало три хлопка. Пули с визгом загуляли по стенам, но мы были в безопасности. До хлопцев уже оставалось не более двадцати метров.

— Слушайте! — крикнул я в темноту. — Cоветую вам убраться отсюда. Иначе вас может поджидать большая неприятность в виде братской могилы.

Я услышали, что парни остановились, размышляя над моими словами. Но, через несколько секунд, подгоняемые бодрыми криками все того же Санька, бандиты всей толпой устремились в нашу сторону. Вероятно, хлопцы включили сразу все свои фонари, потому что б глянцевые неровности кирпичей галереи ярко заиграли разноцветными огнями. Это было похоже на психическую атаку. Мы больше не стали увещевать бандитов, взялись за веревку, натянули и рванули на себя. Снова оба упали на землю.

Мелькнула, холодящая в желудке мысль — опять оборвалось?!

Но через секунду пол галереи тряхнуло, послышались крики, и в то же мгновение грохот тяжелого обвала заложил уши. Искры на стенах погасли, и из — за поворота в нос взметнулась густая кирпичная пыль. Мина, сторожившая покой загадочного подземелья и стоящая на взводе многие десятки лет, сработала!

Мы с Михаилом поднялись и устремились прочь по петляющей галерее. Прыгающий свет фонаря уже высвечивал белый выступ начинающегося свода в потолке, стены сужались, и ход резко уходил вниз. Никого не было! Значит, наши ребята благополучно перебрались под рекой и возможно уже выбрались на берег? Все еще слышался говор водопада. Значит между потолком и водой сохраняется воздушная подушка?

Мы вброд пошли по галерее, вода уже достигала пояса. Справа чернела рваная верхушка, пробитого мною входа в склеп с висящими над водой кирпичами. Он более чем наполовину был заполнен водой. Я посветил внутрь склепа, увидел плавающую пластмассовую бутылку из — под минералки, а в углу беспорядочно громоздились всплывшие черные гробы.

Из воды неожиданно, появилась голова Владимира. Из — за свое огромного роста, он легко доставал дно, и выходил к нам, как дядька Черномор. Отдышавшись, Володя сообщил, что Игорь и Валерка ждут нас в конце галереи на каменной на лестнице.

— Фонарь замкнуло, там темь беспросветная! Давай, Иван, выводи на свет Божий! — с волнением сказал он. — Пока еще есть возможность проплыть, не ныряя. Сантиметров 20 воздуха под потолком еще осталось. Надо торопиться.

Я и сам знал, что время играет на нас. Вдруг, позади глухо хлопнул выстрел. Михаил, стоявший позади меня вскрикнул. Раздался еще выстрел и еще. Пули, ударившись в ускользающий вниз кирпичный потолок, вспарывались в воду. Одна из пуль прошелестела по стене над ухом. Брызнула кирпичная крошка, и сверху в пробоине отвалился кирпич.

Я, машинально, выключил фонарь, схватил Михаила за грудь и швырнул его к Володе

в сторону заполненной водою галереи. Володя подхватил Михаила, и они оба скрылись в нише под овальным потолком. Я хотел последовать за ними, но понял, что уже упустил время. Тот, кто следует за нами, наверняка, выстрелит в упор или почти в упор. Я тихо опустил голову в воду и заплыл в склеп. Ногой нащупал ступень и затаился за стеной.

Такое количество адреналина я не получал давно. Сердце колотилось в груди и казалось, что оно вот — вот выпрыгнет наружу. Я достал из — за ремня малокалиберный пистолет и там под водой случайно уронил его. Он прокатился по ногам и, глухо стукаясь о лестницу, пропал внизу. За поясным ремнем за спиной у меня оставался 'Макаров', отобранный у Санька. Я судорожно попытался его достать, но он, кажется, зацепился курком за рубашку или плавки и никак не хотел выходить.

Белоснежный туман, голубая романтика путешествия, прекрасные байдарочницы — все это осталось позади. Окружала суровая реальность, 'где выживет тот, кто первый достанет нож'. Эти слова Абдуллы из 'Белого солнца пустыни' почти автоматически пришли мне в голову, когда я в профиль увидел голову братка. Он держал над головой фонарик и пистолет. Его волосы были пострижены ёжиком, а вбитый нос говорил о боксерском прошлом. В этот момент я узнал его, — это был наш знакомец Тимоха. Но Тимоха был не один. Он с кем — то разговаривал.

— Ну, его к черту, Тимош, — пошли обратно. Разберем завал и вернемся, — подал кто — то голос сзади Тимохи. Впрочем, этот гундосый голос я также узнал сразу. Он принадлежал Серому.

— Не валяй дурака! — зло ответил атлет. — Если эти туристы выбрались отсюда то, где — то же есть выход?

— А ты уверен, что они не прикончат нас на той стороне?

— Дурак ты. Если выход есть, то они уж давно умчались за километр отсюда.

— А если его нет?

Ну, не могли же они добровольно войти в воду и утонуть?

— Ты как хочешь, а я пошел разбирать завал и возвращусь обратно.

— Смотри, Серый. Заклинишься здесь один навечно, я спасать тебя не пойду.

Немигающие, злые глаза Тимохи не скрывали, а скорее подчеркивали выражение холодной решимости.

— Только ты отдай мне свой наган. У меня больше не осталось патронов.

— А как же я? — разволновался Серый.

— Здесь тебе пистолет не потребуется.

— Пардон, Тимоша. Всякое может быть. С оружием как — то веселее.

Тимоха, разбрызгивая воду, прыгнул куда то по проходу, послышался шум и сопение короткой схватки.

— Больно, дурак, больно — возопил Серый.

— Я же тебе говорил — патроны тебе здесь не потребуются.

Затем, я услышал, щелчок и хруст крутящегося барабана. Наверное, Тимоха проверял наличие патронов в отобранном пистолете.

— Это тоже дай сюда. Трус — прошипел Тимоха и что — то еще отобрал у Серого

— А теперь забери это и топай отсюда, мудила!

Вероятно, он что — то передал, а затем толкнул Серого в спину, поскольку я услышал шум падения, неясное, злое бормотание, а затем удаляющиеся шаги. И уже из глубины галереи, находясь в безопасности, Серый прокричал Тимохе:

— Сука ты, Тимоша! Вот вернешься, мы с тобой поговорим!

— Валяй, валяй — уже беззлобно проворчал Тимоха, — со всеми поговорим.

И я снова увидел в проеме Тимохин профиль.

Он посветил в водяную галерею, пытаясь там что — нибудь разглядеть? Но Вовка и Михаил, скорее всего уже переправились. Тогда Тимоха направил луч в рваный проем в стене и увидел гробы.

— А — а — а! — закричал боксер и, разбрызгивая воду, рванул по галерее обратно.

— Испугался, однако! Хотя и любой в этой ситуации, наверное, бы не удержался от нервного крика?! — подумал я, вспоминая, какой меня продрал ужас, когда я в темном царстве золотой усыпальницы впервые увидал эти гробы.

Тимоха метался по галере. Но выход был один, — не там где страшным обвалом придавило его незадачливых друзей, а там, где в загадочной галерее сказочно ушли под воду его противники. Я, примерно, представлял, какие мысли крутятся в его голове, и завидовать бандиту было не в чем. Он не знал, есть ли выход? А если и есть, то сколько ему придется проплыть, оставляя на поверхности нос? И он не знал, что ждет его на другой стороне тоннеля? Больше никого в галерее не было слышно. Вероятно, Серый, услышав крик товарища по несчастью, убежал к месту обвала.

В конце концов, Тимоха решил идти вслед за парнями, в которых он стрелял. Из — за стены я снова увидел лик растерянного атлета. Тимоха в очередной раз остановился около склепа, так как дальше уже надо было плыть. Вода доходила ему до подбородка. Он опять наклонял голову и светил под потолок. Я еще раз дернул за спиной пистолет, но он держался, как привязанный. Тогда я достал свой афганский нож, и в это время сверху в проеме вновь, неожиданно оторвался кирпич. Он с плеском упал в воду, и в эту же секунду склеп наполнили яркие вспышки выстрелов. Из — за замкнутого пространства выстрелы тяжело били по перепонкам. Я был за стеной, и пули мне были не страшны. Наконец, Тимохин пистолет щелкнул в последний раз — закончились патроны. Я все — таки не знал, есть ли у Тимохи еще патроны? Может быть, щелчок просто обозначал осечку? Я не стал испытывать судьбу. Освежая в памяти приемы рукопашного боя, погрузил голову в воду и под водой выплыл в галерею.

Длинный афганский нож легко вошел в грудь бандита. Тимоха протяжно замычал, задергался. Его пистолет и фонарь, которые он держал над головой, упали в воду. Второй удар навсегда прервал его мучения. Я оттолкнул труп в сторону, в темноте заправил нож в чехол и поплыл в сторону лестницы. Мой фонарь, побывавший в воде, уже не включался и я его выбросил. Окружала беспросветная тьма. Плыл медленно, не менее минуты, обдирая лоб и голову о неровности потолка. Вода продолжала прибывать, и между водой и потолком оставалось 10–15 сантиметров воздушной подушки. Наконец, под ногами я почувствовал спасительные ступени лестницы. Она наполовину была завалена землей, накиданной мною ранее, поэтому подниматься пришлось на четвереньках.

— Кто? — услышал я сверху голос брата. Он, почему — то, говорил шепотом.

— Свои, свои. — ответил я — Все живы?

— Все. Только Мишку этот мудак пулей зацепил. А что с преследователем?

— Ладно, ребята, ползите за мной — уклонился я от ответа. — Миш, ты как? Сильно он тебя.

— Терпимо ответил из темноты Михаил.

Через минуту, вытолкав из норы, накиданные мною ветки, мы по одному выбрались наружу.

ПОГОНЯ

В дебри, где находился выход из галереи, прямые солнечные лучи не доходили но, после целого часа, проведенного в подземелье, свет ярко слепил глаза. Михаил страдал. Пуля прошла у него под правой мышкой, но, слава богу, костей не задела. Вовка достал из своего рюкзака запасную футболку, мы ее разорвали, и я перевязал другу плечо.

— Что будем делать, Иван? — спросил Владимир

— Что делать? Сматываться будем.

Я достал из потайного места за камнем золотой груз.

Столь величественное зрелище, открывшееся в мешках, поначалу вызвало магическое изумление и восхищение. Мои друзья, онемев, впились глазами в сверкающую роскошь.

— Неужели это явь?! — прошептал Вовка. Он поочередно открыл мешки, их содержимое вызвало неописуемый восторг у всех участников авантюрной Одиссеи.

— Ни фига себе!!! — восхищенно прошептал Мишка. — Если продать все это, хотя бы, по доллару за грамм — это же сумасшедшие деньги!

— Да ты что, Володя, — произнес, наконец, пришедший в себя Игорь, и достал из рюкзака диадему, сверкающую на солнце так, как будто только что вышла из под волшебных рук ювелира. Кто же вот эту диадему будет продавать так бездарно, за граммы, как ты предлагаешь? Она сама по себе шедевр ювелирного искусства, а ты говоришь на граммы? А эти перстни, осыпанные бриллиантами, или это колье?! Его одного хватит, чтобы каждому из нас обеспечить пятилетку безбедного существования! Это вам говорю я, старый фарцовщик и знаток ценностей.

— Ладно, ребята, кончай торговлю, уходим! — сказал я, сдерживая их бурное ликование.

— А как же байдарки? — второй раз за сегодня спросил Валерий.

— Ты совсем чокнулся, мой бедный друг, — с веселой иронией сказал ему Мишка. Какие к черту байдарки? Ты посмотри на это — он руками повернул голову Валерки в сторону мешков.

— Ну да, это я так… — замялся Валерка.

Я отметил про себя, что Валеркиной байдарки здесь вообще нет, и насчет лодок заговорил он лишь по инерции из жадности.

Прежде чем двинуться в путь, я все — таки решил прокрасться на берег и посмотреть обстановку, которая сложилась в лагере после нашего бегства. Я даже не помнил, где потерял свой бинокль, он был бы сейчас полезен. Со мною вызвался идти Владимир. Игорь и Мишка пошли искать подорожник, насоветованный Михаилу искушенным в народном врачевании Валеркой, а сам Валерий остался сторожить мешки и рюкзаки. Я и Володя, уже знакомым мне путем, сквозь колючки пробрались на берег, и через кусты осмотрели место нашего недавнего базирования. Около палатки суетилось человек десять. За нею стоял знакомый мне УАЗик Джона и грузовик. Среди людей вертелась и прыгала игривая белая собака волчьих размеров. Поминутно кто — то входил в палатку и выходил из нее. У бревна лежали и не шевелились два человека, около которых хлопотал один из бандитов. Затем, лежащих бедолаг подняли за руки — за ноги и отнесли в УАЗ.

Машина завелась и тронулась по дороге в лес.

До палатки было более 150 метров, и мы не могли слышать, о чем рассуждают хлопцы. Затем мы увидели, как шесть парней отделились от группы, сели в наши байдарки и погребли на противоположный берег. С собой они взяли пса, который по команде легко и без боязни прыгнул в лодку. У двоих байдарочников были видны автоматы. На берег вышел полноватый мужчина в голубой рубашке и что — то командирским голосом прокричал им в след, показывая рукой в нашем направлении.

Мы с Вовкой побежали обратно.

— Быстро, ребята, хватай рюкзаки, мешки и вниз по реке!

— Погоди, Иван, давай все это пересыплем в рюкзаки, так же удобнее нести — сказал Игорь.

— Некогда, ребята, некогда. Хлопцы уже переправились на этот берег, и сейчас будут прочесывать лес. Наверное, я говорил слишком возбужденно и громко. Сзади за полторы сотни метров в чащобе хлопнул выстрел, и пуля где — то стукнулась в дерево. Затем громыхнула короткая очередь из автомата. Я не думал, что посланцы Палыча успели нас так быстро обнаружить и скорее стреляли для острастки. Мы молча схватили в руки первые попавшиеся мешки и рюкзаки и бросились сквозь чащобу вниз по реке. Уже через тридцать метров нам пришлось преодолевать ручеек, полностью скрытый от людских глаз густым кустарником. Ребята сходу перепрыгнули через него, я бежал замыкающим.

Не успели мы преодолеть и трехсот метров, как сзади я услышал легкий треск ломающихся сучьев, а еще через пару секунд тяжелый удар сзади сшиб меня с ног. Дикая боль пронзила спину и плечо. Я повернул голову и увидел задние ноги белого пса, который вцепился мне сзади в рубашку, прихватив при этом изрядный кусок плоти. Я попытался подняться, но тяжеленный пес висел на моем плечо, как клещ. Я поймал собаку свободной рукой за ногу и хотел оторвать его, но сделать это было не просто. Его клыки, словно зубья колхозной бороны все глубже и глубже вонзались мне в спину. Рывком, я все — таки встал на ноги, нащупал на боку нож и, завернув правую руку за спину, несколько раз ударил в его упругое тело. Пёс взвизгнул и разжал челюсти. Когда я обернулся, он уже был мертв. Его острый сабельный хвост все еще мелко дрожал в конвульсиях. Это был красивый американский бульдог огромных размеров, с мощной красной пастью и квадратной головой. Мне было жаль глупого и отважного пса, но такова, значит, его собачья доля.

Я схватил уроненный мною во время схватки чей то рюкзак и устремился за ребятами, которые уже далеко опередили меня. Сзади послышались крики преследователей, то и дело звучали выстрелы. Вероятно, они все еще не видели нас и стреляли на шум. Через пятьсот метров я догнал ребят. Впереди между деревьев блеснула вода. Старица. Вовка передал драгоценный мешок Игорю, другой был у Валерки. Кто нес мой рюкзак с золотом, я даже не знал. Вовка забрал у Михаила пистолет, когда — то отобранный у Тимохи.

— Ты что ранен? — спросил он у меня, увидав мою окровавленную спину.

Объяснять было некогда. Мы велели ребятам перебираться на другую сторону старицы и улепетывать в сторону Лыкова к людям. А сами с Володей решили задержать бандитов.

Игорь и Валерка, поддерживая хромоного Михаила, пошли вброд, утопая по пояс в воде, а мы с братом спрятались за толстыми деревьями в зарослях густого папоротника и увидеть нас можно было только запнувшись о нас. Я проверил обойму, — оставалось всего три патрона.

— Володя — сколько у тебя патронов — прошептал я.

— Володя поднял вверх два пальца.

— Не густо, однако — подумал я, с укором вспоминая бессмысленную пальбу, которую устроил в галерее любитель пострелять Мишка, чтобы запугать хлопцев.

— Стреляем наверняка, — шепнул я Владимиру.

Тот молча кивнул головой.

Среди корабельных сосен показалась первая тройка преследователей. Они двигались веером, Один был вооружен автоматом, двое держали в руках пистолеты. Остальные, вероятно, шли правее. Их не было видно, но был слышен треска валежника. Бандиты наступали по всем правилам военного искусства, перебегая и прячась за деревьями.

— Беру автоматчика — прошептал я Владимиру. Тот опять кивнул головой.

К несчастью, хлопец с автоматом шел уступом назад. Когда двое бандитов приблизились к нам на расстояние 15 метров, до автоматчика оставалось все 20–25 метров. Пора. Держа пистолет обеими руками и, прижав его к стволу сосны, я тщательно прицеливался, зная, что 'Макаров' не самое лучшее оружие для прицельной стрельбы на больших расстояниях. Хлопец с автоматом появился из — за дерева, и я выстрелил. В эту же секунду хлестнули еще два выстрела Владимира. Автоматчик застыл, я выстрелил еще раз. Он стал медленно оседать, автомат выпал из его рук. В моем пистолете оставался всего один патрон. Я заметил, что один из парней юркнул в кусты и бросился бежать. Второй лежал, раскинув руки, и не шевелился.

Справа из чащобы раздалась автоматная очередь. Я, перескочив через лежащего парня, побежал к автоматчику. Упал около него и схватил его оружие. Откинул рожек — патроны есть! У убитого хлопца из заднего кармана джинсов торчал еще один магазин. Я выдернул его и засунул себе за ремень джинсов.

Теперь можно жить. Краем глаза я увидел, что и Володя подобрал пистолет сраженного им преследователя. Я свистнул и махнул ему рукой в сторону старицы. Он скрылся за кустами.

Выждав немного, я также побежал за ним. Справа метрах в сорока снова прогремела короткая очередь, и почти одновременно захлопали пистолетные выстрелы откуда — то слева спереди. Пули, рикошетя от ветвей и стволов деревьев, с затухающим визгом уходили в сторону реки. Я упал за дерево и стал напряженно всматриваться в чащобу. Среди стволов мелькнули два силуэта, я дважды выстрелил в ту сторону короткими очередями по три выстрела. Силуэты слились с деревьями.

— Ситуэйшн! Если они возьмут в кольцо, то выбраться отсюда будет трудновато?! Главное, миновать открытое место — старицу. До нее оставалось метров тридцать, и я пополз к ней по — пластунски. Вот уже и вода. Я оглянулся и никого не увидел сзади.

— Может быть, успею? — мелькнула мысль. К воде я подбегал вальсирующим шагом, зная, что так в меня попасть труднее, во всяком случае из пистолета. Но как только вошел в воду, с берега старицы простучала короткая очередь, потом вторая. Пули вспарывали воду и справа, и слева от меня, и у самых ног. Я повернул ствол в сторону стрелявших, ответил длинной очередью и отпрыгнул назад за спасительные деревья. В это же время раздались хлопки выстрелов с противоположного берега старицы. Володя стрелял с интервалом в пять — шесть секунд и этим заставил хлопцев на некоторое время спрятать свои непутевые головы за деревья.

Воспользовавшись этим обстоятельством, я снова попытался форсировать старицу, но снова автоматные пули загнали меня обратно на берег за спасительные деревья.

Владимир стоял на другом берегу старицы за деревом в тридцати метрах от меня и смотрел в мою сторону.

— Ребята там — махнул он в сторону Керженца — ждут.

— Чего ждать? Я думал, что они уже за километр отсюда?! — прошипел я ему, стараясь, чтобы нас не услышал противник.

Я понимал, что старицу, без актуального риска получить пулю, мне не миновать. Следовательно, надо бежать к реке, перебраться на противоположную сторону и там попытаться уйти от преследования вниз по течению. А удалившись на безопасное расстояние, снова переплыть реку и попытаться соединиться с ребятами.

Я свистнул Володе и махнул рукой, чтобы он уходил.

— Куда? — удивился брат.

— К ребятам! И бегите вниз два — три километра. Я вас догоню. Если меня через полтора — два часа не будет, добирайтесь как — нибудь в Горький. Там и встретимся.

Брат поднял ладонь к верху на уровне головы, что обозначало, что он все понял и скрылся в лесу.

Минут сорок я сторожил подход к старице, давая возможность ребятам уйти подальше. Все это время я до боли в глазах всматривался в сторону невидимых хлопцев, но никакого движения за деревьями пока не обнаружил. По мере углубления в лес старица расширялась и превращалась в довольно широкое озеро. Следовательно, там бандиты форсировать старицу не будут. Слишком открытое место и слишком широко. Значит, им придется или идти в наступление в лоб, или попытаться вернутся назад, а затем обойти меня и взять в кольцо? Я не стал дожидаться этой логики развития событий и пополз к реке.

Прополз метров сорок. Теперь до реки оставалось всего тридцать шагов. Но лес здесь сгущался, превращаясь в настоящие, непроходимые дебри. Я все еще тащил за собой чей — то рюкзак. Памятуя о недоразумении с Володиными документами, на всякий случай, обшарил карманы рюкзака. Кроме запасных удочек, лески, крючков, расчески, столовой алюминиевой ложки и прочей ерунды там ничего не было.

В самом рюкзаке была только уже знакомая мне красная жидкость во флаконе, тяжелый крупной вязки свитер, свернутый в тугой узел, солнцезащитные очки, легкие пляжные шлепанцы и прочая туристская ерунда. Судя по противо комариной жидкости и шлепанцам, этот гардероб принадлежал эстету Валерке, и я без сожаления выбросил рюкзак под куст в заросли папоротника.

Затем я еще раз внимательно всмотрелся в ту сторону, откуда только что приполз и, вдруг, заметил за деревьями, какое то движение и услышал треск валежника? Метрах в ста от меня, скрываясь за толстыми стволами сосен, перемещались две или три фигуры. Я прижался к земле, пряча голову за поваленным гнилым деревом, наблюдал за фигурами. Это однозначно могли быть только хлопцы?! Они приближались. Интересно, — почему они так долго выжидали? Выход теперь был один: припугнуть их прицельным огнем и незамедлительно скрываться за Керженцем. Я предположил, что на этом берегу, они могут застрять надолго, поскольку, понимают, что, если я переплыву реку, то сразу последовать за мной бандиты не посмеют. На голой воде они могут стать прекрасной мишенью даже для неопытного стрелка. А два их товарища, так глупо прекратившие жить на берегу прекрасной реки, предназначенной только для отдыха и набора сил, определенно давали понять бандитам, что они влипли в дело не шуточное. И игра в войну может для любого кончится плачевно.

Я положил автоматный ствол на упавшее дерево, выждал момент, когда одна из фигур замелькала в прорези прицела, и выстрелил одиночным. В ответ вразнобой защелкали пистолетные выстрелы, и короткой очередью громыхнул автомат. Хлопцы палили наугад. Дождавшись, когда канонада чуть притихнет, я отщелкнул магазин, проверил, и снова вложил рожок в автомат. В нем оставалось не более пяти патронов. Это был последний магазин. Первый опустел еще около старицы, и я его выкинул. Пальба стихла. Теперь фигур не было видно, но я знал, что бандиты никуда не делись. Я выстрелил одиночным наугад только для того, чтобы хлопцы уразумели, что сектор находится под обстрелом. Затем, закинув автомат за спину, вполз в чащобу, встал и, пригнув голову от колючих кустов, рванулся напролом к реке. Весь успех мог заключаться только в быстроте.

О том, что лес кончился, я узнал когда, ступив очередной раз сквозь дебри, моя нога провалилась в пустоту, и я кубарем скатился с трехметрового обрыва в воду. Когда вынырнул на поверхность, то сразу же захотелось уйти обратно под воду. В пяти или шести метрах от меня плыла байдарка. В одной из них я узнал упитанного владельца голубой милицейской рубашки. Того, который властвовал на берегу в то время, когда хлопцы от палатки переплывали на наш берег.

ЗД'ГАСТВУЙТЕ, Я ВАША ТЕТЯ

— Здгавствуйте, я ваша тетя! — иронично — ласково сказал он мне. Он был искренне рад. Я узнал картавого. По описаниям Сани это был Октябрь. Его безмятежная широкая физиономия выражала подкупающее благодушие и простоту. Такое бывает, когда добрый сосед перед выпивкой в саду увидит за зеленым огородным заборчиком своего не менее доброго соседа.

Но картавит он сильнее, чем предупреждал нас Александр, — мелькнула в моей голове никчемная сейчас мысль. Октябрь весело смотрел на меня, а еще пять хлопцев держали под прицелом берег, ожидая, что вслед за мной появится еще кто — нибудь из нашей компании. На берегу никто не появлялся. Сухопутные силы противника, видимо, испугавшись моих выстрелов, надолго затаились за деревьями, и идти к берегу также не решались.

Ничего не оставалось делать, как под эскортом двух наших байдарок, с чужими седоками — плыть к другому берегу, который пологим пляжем спускался к воде. Все четверо хлопцев во главе с Октябрем были вооружены пистолетами. Третья лодка с двумя бойцами палыческого отряда пристала к берегу с которого я свалился в воду. Парни бросились выполнять указание Октября — 'осмотреть место, где происходило боестолкновение, и доложить'. Судя по терминологии, которая звучала из уст тёзки последней российской революции, он, как и я, был немного знаком с военным делом, но солидарности это обстоятельство у меня лично не вызывало. Один из парней, цепляясь за выступающие корни деревьев, забрался вверх первым и скрылся в чащобе. Другой, сначала сорвался с обрыва в воду. Затем, бурча и матерясь, вкарабкался на высокий берег.

— Садись, да'гагой, дело есть — так же притворно ласково сказал мне Октябрь, ткнув пистолетом в соседнюю байдарку. У Октября были сытые щеки, темный жесткий бобрик на голове и орлиный нос. Взгляд прищуренных темных глаз был решителен и ироничен.

Я уже почти выбрался на пляж и, стоя по колено в воде, суматошно размышлял о том, что на этот раз я, кажется, влип основательно и мучительно искал выход. Его не находилось. Я даже не стал упрекать себя за неосмотрительность.

— Ведь можно было к реке подобраться скрытно и вовремя заметить речную засаду?!

Теперь, бандиты не упустят меня, даже если я и переверну одну из их байдарок.

С трех метров промахнутся трудно.

Глядя на хищный зрачок пистолета в руках Октября, я сделал несколько шагов к байдарке, где сидели двое крепких парней и, раскачивая лодку, уселся посередине между гребцами. Хлопцы аккуратно сняли у меня из — за спины автомат, а из чехла на поясе вынули нож.

— Хорош тесачок! — сказал Октябрь, прикидывая в руке мой Афганский трофей. В это время в густом лесу на левом берегу реки послышались выстрелы и крики. Я не исключил, что бандиты вступили в бой друг с другом, затем уже, стали разбираться ху есть ху?

Мои захватчики развернули байдарки, и мы быстро поплыли вдоль берега вверх по течению. По дороге нам встретились две трех местные байдарки с веселыми туристами — тремя молодыми людьми и тремя девушками. На брезентовом носу одной из них лежал магнитофон, откуда неслась песня Юрия Антонова про любовь на разные берегах. Мои конвоиры попрятали оружие. Туристы, приветливо глядя на нас, проследовали мимо.

Через пол часа изрядного махания весел, слева на высоком берегу показалась крыша нашей военной палатки. Несколько человек стояли наверху и с любопытством смотрели на меня. Среди них выделялся коренастый, усатый блондин с пышными бакенбардами. Судя по его холеному лицу и весьма осмысленному взгляду было понятно, что он здесь главный. Это он час назад командовал из кустов, а его сотоварищ стрелял и по нам, и по нашим знакомым пиратам. Весь его внешний облик совпадал с характеристикой, сделанной моим братом Саней, — это несомненно и был Палыч.

Наши байдарки проплыли обрывистое место и ткнулись носом в пляж.

— Ну, вып'гигивай, д'гужок, — сказал мне Октябрь. — Будем 'газгово'гы 'газгова'гивать. Октябрь словно наслаждался своей картавостью, нарочно выбирая слова, изобилующие буквой р. Я ступил в воду и, приготовясь к худшему, стал подниматься на берег. Конечно, можно было бы притвориться невинным рыбаком, ставшим жертвой случайных обстоятельств, но проклятый автомат, отобранный у меня братвой, портил все дело.

Я поднялся на высокий берег. Всего у палатки вместе с Палычем и Октябрем теперь было восемь или девять человек.

— Садитесь сударь! — Сказал мне Палыч и кивнул на бревно около кострища. Костер давно потух, так как трапезничать все это время бандитам было некогда. За палаткой стоял автомобиль ЗИЛ — 147 с фанерной будкой в кузове, в каких обычно возят рабочих на лесосеку. Среди Палычевского окружения я увидел также и старичка, который так беспечно сторожил наших ребят в бункере телефонистов. Дед сидел на раскладном стуле около палатки и зло смотрел в мою сторону. Среди прочих я обнаружил и уже знакомого мне с раннего утра артиллериста Серого, которого Санек заставил готовить к подъему старинные пушки, обнаруженные нами в колодце. Кроме известного шрама на щеке, теперь его отличала и фиолетовая синь под обоими глазами. Вероятно, этот синяк стал результатом несговорчивости Серого в споре с покойным Тимохой по поводу оружия в галерее около золотого склепа?

Палыч подошел ко мне, неся с собою запах дорого одеколона и легкий раскладной стул. Он поставил стул, проверил его на прочность и уселся напротив.

— Ну — с, молодой человек — добродушно сказал он мне, — вам придется немного поведать о том кто вы, зачем сюда приехали, что искали в подвалах, сколько вас, ну, и все прочее?

Примерно, такие же вопросы я несколько часов задавал и его хлопцам — Джону и Саньку, которых среди присутствующих сейчас не было.

— И еще хочу полюбопытствовать, — продолжал Палыч, за что вы убили моих людей?

Мне опять пришло в голову, что этот тонкий голос, этот уверенный взгляд я уже где — то встречал. Впрочем, Палыч тоже пристально всмотрелся в меня, но дополнительные вопросы задавать не стал. Наступила пауза. Надо было отвечать.

— Мы никого не убивали, — ответил я, стараясь сохранить присутствие духа и выиграть время, чтобы, хоть немного понять ситуацию. — Нас хотели убить, это правда, — продолжил я.

— Палыч, я еще с прежних времен помню, — вдруг ввязался в разговор, подошедший к кострищу, дедок, — чтобы человек изначально не крутил — вертел во время допроса, его сначала горячей полоской по спине надо погладить. Как порося. Да так, чтобы от шкуры дым пошел. Тогда ему и вопросы не надо будет задавать, сам все расскажет.

— Неожиданно деда оттеснил, засиявший перед всеми нами синими фингалами Серый.

— Это он, Палыч! Я узнал его голос. Это он нам кричал в поземном ходе про то, что нас всех ждет братская могила, а потом уронил столб, чтобы обрушить потолок. Значит, это он и Тимофея зарезал? Это он, гад! — гундосил на всю поляну Серый.

— Заткнись! — тихо сказал ему Палыч. — Будешь говорить, когда я о чем — то спрошу.

Серый обиженно отошел в сторону, трубя, что надо приткнуть этого туриста и всех делов. Его окружило несколько его коллег по братовской когорте, и он начал им что — то объяснять. У меня в голове мелькнула мысль, что психа Серого можно как — то дискредитировать и, хоть на время, вывести из игры.

— Так это вы были в подземелье? — спросил меня Палыч. Его вкрадчивый тонкий голос с хрипотцой походил на голос доброго профессора на экзамене по истории КПСС.

— Да, я там был и действительно свалил столб, из — за чего обрушился потолок. Но, в меня стреляли, и мне надо было как — то спасать свою жизнь. — Тем более, что я всех честно предупредил, — впереди опасность.

— Хорошо — сказал Палыч, а зачем вы убили сотрудника милиции?

— Какого сотрудника милиции? — уже по — настоящему удивился я.

— Будем откровенны, — продолжил допрос Палыч. — В подземелье вы зарезали человека — сержанта милиции, а потом где — то выбрались на берег?

Только сейчас я заметил, что неподалеку от машины с фургоном лежит труп, накрытый брезентовой тканью. Из — под брезента виднелись его синие кроссовки.

— Ах, вы об этом? — как бы облегченно вздохнул я. — Вы ошибаетесь, в подземелье я никого не убивал. Зато стал свидетелем убийства. Поэтому, убийцу ищите среди своих?!

— Вы хотите сказать, что нашего человека убили его же друзья?

— Да! И даже могу назвать имя убийцы..

— Это интересно? — сказал Палыч. После такого диалога несколько бойцов Палыча также в любопытстве придвинулись к костру.

И здесь я рассказал, что действительно, прятался от преследователей за стеной проема в склепе, поскольку не успел выбраться вслед за друзьями через утопающую галерею под рекой.

— Какова длина галереи? — как бы между делом, поинтересовался Палыч.

— Около ста метров, — на всякий случай, соврал я.

— И что же было дальше?

После этих слов я увидел, что и Серый навострил уши, и с подозрением глядел на меня.

— К проему подошел ваш покойный товарищ и вот этот, — я кивнул на Серого. — Дальше, как вы его назвали, сержант — стал настаивать продолжать путь по галерее вслед за моими друзьями, а Серый… Я ведь правильно назвал его имя?

— Да, правильно. Дальше.

— Серый стал убеждать сержанта, вернутся к обвалу, и через него попытаться выйти наружу. Так как, если пойти вслед за туристами, то на другом конце тоннеля может ожидать засада? Но, сержант возражал, говоря, что туристы уже давно выбрались на поверхность и сбежали? Я все правильно говорю? — обратился я к Серому.

— Ну — у! — настороженно буркнул тот в ответ.

— Поскольку, у сержанта закончились все патроны, он передал свой пистолет Серому, и стал требовать у него его револьвер. Серый отказался отдать оружие. После этого между ними произошла схватка, и сержант ударил Серого кулаком в лицо.

— А, так вот откуда у тебя фингалы? — воскликнул Октябрь, принявший самое активное участие в слушании. — А ты сказал, что тебя камнем садануло?! Я еще тогда подумал, что не могут камни с потолка падать го'гизонтально?

— Дальше! — нетерпеливо прикрикнул Палыч.

— Серый выхватил нож, и в подземелье разыгралась смертельная схватка. Правда, я видел не все, поскольку в середине схватки и фонарь, и револьвер у милиционера упали в воду, и я слышал только шум драки, потом какие то крики и стон. Затем услышал, как кто — то убегает по проходу.

— Он врет, собака! — еще громче заорал Серый, приближаясь к бревну. Тимоха меня действительно ударил, но никакой драки не было и никакого ножа я не доставал! А вот тебя, я сейчас, точно припорю, гадина!

Серый выхватил из — за пояса нож и метнулся ко мне. Его, искаженное злобой лицо дышало такой угрюмой решимостью, что я немедленно вскочил, готовясь обороняться. Кто — то подставил Серому ногу, он упал, на него навалились и обезоружили.

— Палыч, бля буду я не трогал Тимоху. Он же мой корефан, ведь ты знаешь, Палыч?! Турист все врет, скотина! Неужели ты мне не веришь, Палыч? Серый лежал на земле, придавленный двумя хлопцами. В его голосе легко можно было уловить нотки страха.

— Продолжайте!! — приказал мне Палыч.

— Я услышал шум драки и стон, — специально повторился я. — Затем, в полной темноте выбрался из склепа и поплыл по галерее под рекой. Под потолком еще оставалось несколько сантиметров воздуха, поэтому, я благополучно выбрался на противоположный берег.

— Падла! Он все врет, Палыч. Это он убил Тимоху, я знаю.

— Кстати, добавил я, — вы можете проверить. У Серого, должен оставаться пистолет убитого им сержанта, если он не выбросил его, чтобы скрыть улику.

Палыч кивнул головой, и один из его окружения обшарили Серого и достал из заднего кармана джинсов пистолет 'Макарова'.

— Да, это табельная пушка Тимофея, — подтвердил Октябрь, повертев вороненый ствол в руке и разглядев номер пистолета.

— Сука! — сказал Серый с ненавистью глядя на меня с земли. — Тимоха же сам мне отдал свой пистолет. А я ему дал револьвер…

В это время к Палычу подошел кто — то из его окружения, что — то шепнул, показывая на реку.

Снизу по реке к лагерю приближалась одинокая байдарка с седоком.

Палыч распорядился закрыть меня в будке на машине, а Серого велел отвести в бункер. Матерясь от навета и не справедливого обвинения, Серый, в сопровождении двоих братанов, пошел под арест. С пол дороги он кричал, что прирежет меня, как поросенка, как только выяснится правда.

В тесной будке, куда меня определили на отсидку, вдоль стен тянулись деревянные лавки, закиданные, судя по запаху, промасленным тряпьем. Снаружи щелкнул замок. Я осмотрелся. В будке не было окон. Их заменяли несколько просверленных в стене отверстий для вентиляции, которые все равно, кто — то закрыл стеклом. Стекло было настолько закопченным и грязным, что через него можно было видеть только неровные очертания леса на том берегу и движущиеся силуэты хлопцев.

Я пощупал стекло, которое было приложено к отверстиям изнутри, и обнаружил несколько поддерживающих его шурупов снизу и с боков. Ножа у меня уже не было, а в будке было так темно, что разглядеть что — либо было совершенно не возможно. Я стал шарить руками по полу и по стенам, в надежде разыскать что — то металлическое. Нащупал на стене вколоченный и загнутый гвоздь, на который работяги вешали свою одежду. Загнул его сильнее и, выворачивая вправо — влево, наконец, выдернул из стены. Этим гвоздем я поддел стекло около шурупов и стал его потихонечку крошить. Через несколько минут дело было сделано, и я осторожно вынул стекло из импровизированной рамки и поставил к стенке. Гвоздь, на всякий случай, я положил в карман.

Теперь можно было наблюдать часть реки, противоположный берег и вход в палатку. Не прошло и минуты, как я увидел, что к пляжу снизу реки приближается, ранее увиденная байдарка. Ею управлял один из хлопцев, которого Октябрь посылал на берег обревизовать место 'боестолкновения'. Кроме вёсельщика я заметил, что в байдарке один на другом лежат два тела. Значит, хлопцы погрузили в байдарку двоих бандитов, уничтоженных нами во время преследования. А остальные хлопцы, если не продолжили преследование наших парней, то возвращаются в лагерь по берегу. Судя по тому, что я задержал бандитов около старицы не менее, чем на три четверти часа, то наши парни смогли за это время уйти далеко и раствориться в густых лесах левобережья Керженца.

Мною овладевало мрачное отчаяние и безысходность. Болела спина, покусанная псом. Бежать из этой тюрьмы не было никакой возможности. Стены будки были прочные, да и как убежишь? Противник всего в нескольких шагах. Оставалось только положиться на судьбу и ждать развития событий.

В общей сложности под замком я просидел не менее часа и глаза, не смотря на тревожность ситуации, стали слипаться…. Меня разбудил шум отпираемого замка.

— Выходи! — сказал долговязый хлопец с вытянутым, узким лицом похожим на перевернутую грушу.

Я спрыгнул с машины и с трудом размял затекшие ноги. Грушеподобный подтолкнул меня к костру. Около него, вместе с вернувшимися с противоположного берега нашими преследователями, собралось около десятка бандитов. Серого среди хлопцев не было. Оболганный мною бандит сидел взаперти и страдал от желания отомстить за навет. Я не очень тешил себя мыслью, что бандиты меня отпустят. Надо было насколько возможно тянуть время и ждать подходящего случая, чтобы вырвать себе свободу. Как это сделать? — я пока не придумал.

Меня снова подвели к Палычу, сидящему как и прежде на раскладном стуле. Костер уже кто — то разжег, приготовленными еще нами дровами и валежником. Из — за полного отсутствия ветра дым поднимался в небо вертикально. Я вспомнил слова садиста — деда, и неосознанно бросил взгляд вокруг костра, — никаких железных полос или других пыточных инструментов по близости не было.

Около ног Палыча лежал Валеркин рюкзак, который я выбросил перед тем, как попал в плен к бандитам. Далее на траве лежало что — то, закрытое куском брезента. По контуру и высовывающемуся из — под брезента ремню, я угадал Мишкин акваланг с аббревиатурой 'АБМ–5' на желтом боку, который он хранил в своей байдарке, засунув аппарат в самый нос лодки.

Палыч предложил мне опять присесть. Затем, всех за исключением Октября он отослал подальше от костра, и мы остались втроем. И лишь грушеподобный парень уселся с автоматом неподалеку на чурбан и, скучая смотрел на реку. Судя по всему, ему был поручено охранять пленника.

— Чей этот рюкзак? — спросил меня Палыч.

— Мой — в очередной раз солгал я.

— Хорошо, — сказал Палыч. На сколько мне известно вы обнаружили здесь иконы и другую монастырскую утварь? А теперь объясните, откуда в вашем рюкзаке появилось вот это? Палыч достал из Валеркиного рюкзака его свитер и развернул. Под солнцем разноцветным снопом искр, блеснули бриллианты колье, на примере которого Игорь

убеждал нас в легкой и беззаботной жизни, когда мы рассматривали, вынесенные мною на берег сокровища. Этого я никак не ожидал и замешкался в паузе.

Теперь, я понял, почему находясь у камня, Валерка отправил Михаила и Игоря искать подорожник, а сам остался охранять сокровища? Это было в то время, когда мы с Владимиром ушли на берег наблюдать за бандитами. Ну и сволочь Валера! Теперь выкручиваться не было никакой возможности. Кроме колье в свитере были завернуты несколько тяжелых перстней с бриллиантами и маленький слиток золота из императорских банков. Теперь меня волновал только один из известных русских вопросов — что делать? Кто виноват, я уже знал.

— Не задумывайтесь, сударь. Ведь вы не хотите, чтобы к расспросам я привлек нашего доброго старичка, — сказал Палыч и кивнул в сторону палатки, где снова расположился дед. В молодости он многим своим соотечественникам оставил на спинах эксклюзивный автограф. Давайте, говорите обо всем подробно и по порядку. По итогам нашего разговора, может быть, мы и придумаем что — нибудь вместе, чтобы облегчить вашу участь — сказав это, Палыч многозначительно посмотрел на меня. Октябрь иронически усмехался, играя золотым слитком в ладони.

Сказать, что мы случайно обнаружили сокровища — было не разумно. Во — первых, не поверят, во — вторых, если я еще скажу, что сокровищ уже нет в подвалах, — обозначает, что у этой истории будет длинное продолжение. Бандиты и впрямь каленым железом выбьют из меня признание, и станут искать ребят, если они вообще благополучно ушли от преследования? Значит, надо тянуть лямку лжи, замешанной на правде до конца, и постараться нигде не ошибиться в логике?

— Время, уважаемый, время! — прервал мои мысли Палыч. — Говорите.

— Хорошо, я все расскажу, — кротко ответил я, поймав себя на дерзкой мысли, что, может быть, появиться возможность попытаться бежать, если я смогу заставить бандитов отвести меня к золотому склепу. А главное, в склепе под водой покоится Валеркин малокалиберный пистолет, который я случайно выронил на лестнице. Судя по всему, бандиты пока не знают точно, где выход из монастырских подземелий? И у меня стал постепенно созревать план. А заодно мелькнула дерзкая мысль, — как, между делом, обезвредить садиста — старичка.

— О запрятанных в подземелье сокровищах мы узнали неделю назад, случайно — стал рассказывать я Палычу, на ходу придумывая историю. Один из моих знакомцев по имени Виктор — проектировщик приезжал по делам в хахальский колхоз, который собирается строить машинно — тракторный парк. Когда все вопросы с местным начальством были улажены, Виктор зашел в местное злачное заведение 'Чайную', чтобы перекусить и скоротать время до автобуса. В заведение было пусто, если не считать какого — то неряшливого старика, который стоял у кассы и уговаривал буфетчицу налить ему в долг 'до пензии' стакан водки. Старику было отказано, но он, не теряя надежды, сел за один из столиков и стал чего — то ждать.

Мой знакомец — продолжал я — заказал себе покушать и пива, а также купил кружку пива и для старичка, который, судя по внешнему виду, сильно страдал. Старичок подсел к Виктору и жадно выпил всю кружку. Через минуту деду, кажется, полегчало, он продолжал сидеть напротив и рассказывал незнакомому человеку о сельском житье — бытье. Затем дед наклонился к Виктору и голосом заговорщика шепнул, что если добрый человек купит ему стаканчик крепенькой, то дед может поведать благодетелю одну интересную тайну про всякое золото, спрятанное поблизости в развалинах монастыря?

— Ваш знакомец не называл имя старика? — прервал меня Октябрь

— Называл. Кажется, старика зовут то ли Трофим, то ли Трифон Егорыч.

— Ох, и сука твой любимец! — сказал Палычу Октябрь. Я не сомневаюсь, что сейчас и любая собака поблизости знает обо всем этом.

— Продолжайте — раздраженно перебил Октября Палыч, обращаясь ко мне.

— После стакана перцовки, старик рассказал Виктору, что слухи о монастырских сокровищах давно крутятся по окрестным селам, но толком никто ничего не знает.

— Но, у меня есть знакомый из самого Горького, — говорил Виктору старик, — который имеет на этот счет кое — какие бумаги. И, если добрый человек захочет узнать про сокровища больше подробностей, то пущай через пару недель приезжает в деревню Красная горка и спросит Егорыча. Я поведаю все, что знаю. Только, сведения стоят дорого.

— Дорого — это сколько? — с усмешкой спросил Егорыча Виктор.

— Тыща, уверенно сказал старик. А может и поболее?

— Да я и сам знаю, где примерно, надо искать — напоследок похвастался Егорыч первому встречному.

— Виктор, с улыбкой выслушал старика, на прощание дал ему рубль на опохмелку и уехал. А затем все это он поведал мне — продолжал я свой рассказ Палычу. Я, конечно, не больно то поверил в мистические сокровища и вспомнил о рассказе Виктора только тогда, когда, спускаясь по Керженцу на байдарках, мы совершенно случайно обнаружили здесь вход в подземелья.

— Дальше вам многое известно — продолжал я. — Мы нашли церковную кладовую с иконами и утварью, затем пробили стену в обнаруженный боковой вход, где меня завалило упавшим сводом. Когда я выбрался из — под обвала и шел по галерее в поисках выхода, нашел еще одно замурованное место в стене и разбил его. За стеной обнаружил склеп с гробами, а в одном из них, помеченном медным крестом, лежат сокровища. Крест я отковырял и положил к столбу. Но открыть гроб я не смог, удалось отбить только часть боковой доски, куда с трудом протискивалась рука. Сколько всего там спрятано, я не знаю. Главной моей задачей в тот момент, было выбраться наружу и спасти свою жизнь. Я успел вытащить вот это — я кивнул на Валеркин свитер, на котором блестели наворованные нашим товарищем драгоценности, — и пошел искать выход.

— Вы говорите, что переставляли гробы с места на место? А откуда в галере взялась вода и затопила склеп?

Пришлось рассказать Палычу и о подземном водопаде. Но, здесь я опять схитрил, сказав, что, когда с противоположного берега я увидел, что в лагере чужие люди, то вернулся в галерею и устроил потоп для того, чтобы больше никто не пытался найти сокровища.

— А как же вы сами рассчитывали достать драгоценности?

— Главное, что мы их нашли. Один из нас дипломированный подводник, есть и снаряжение.

Палыч встал, сделал несколько шагов к аквалангу, накрытому брезентом, и сбросил покрывало.

— Это?

— Да, — ответил я.

— Ну, что же — сказал Палыч, вновь усаживаясь на кресло. Кажется все складно? Как ты думаешь, Октябрь?

— Это легко п'гове'гить — неуверенно промолвил Октябрь. — И сделаем это прямо сейчас. Только извини, Палыч, но с подонком Его'гычем надо объясниться немедленно.

После этого Октябрь объявил Палычу, что Егорыча он малость поспрашивает, кому он еще успел рассказать о кладе? И что он не удивится, если сегодня сюда приедет кто — нибудь из официальщиков с милицией?

— Поспрашивай, поспрашивай. А вам пока снова придется вернуться в машину, — сказал мне Палыч, кивнув на грузовик с будкой. — Но, не долго. Скоро пойдем и проверим правдивость вашего повествования. Если все, что вы рассказали, соответствует истине, то можете благодарить судьбу. Мы позволим вам спокойно уйти. Но, имейте в виду, что исключительно из — за вас мы сейчас имеем в наличии пять трупов. Двое из них штатные сотрудники милиции. И мне придется приложить много усилий, чтобы вы остались в целости и сохранности.

После этого Палыч махнул Октябрю рукой. Октябрь подозвал грушеподобного, и тот отвел и запер меня в будку.

КУКУШКА КУКОВАЛА

Где — то за рекой куковала кукушка. Я вспомнил, как на реке Санька выпытывал у кукушки сколько ему осталось жить, и как мы смеялись, когда кукушка в ответ замолчала, как парализованная.

— Уж, не ко мне ли относилось ее многозначительное молчание?!

Я задумался. 'Позволят уйти?!..'

— Нет, дорогой Палыч, уйти вы мне не позволите. Причем, при любом исходе, — найдете вы бриллианты, или нет? Весь вопрос в том, — сколько мне накукует эта кукушка? Только уже не лет, а часов? Самое ужасное в этой ситуации, что из — за Валеркиной подлости бандиты узнали о реальном существование сокровищ. Теперь они из кожи вылезут, чтобы их разыскать и примут для этого все возможные и невозможные меры.

— Если бы сокровища продолжали оставаться в склепе, размышлял я, — то в этом случае Палычу уже сразу не было бы никакого резона оставлять меня в живых. Теперь, когда золота в подземелье нет, они меня убивать не станут. Уж, во всяком случае, до тех пор, пока не узнают подробности и адрес исчезновения купеческих богатств.

А значит, бандитам так или иначе придется убедиться в наличие или отсутствие золота?!

Для этого, они обязательно поведут меня в подземелье, — думал я. — А уж там я сам должен думать, что предпринять к своему спасению. Единственная соломинка, которая могла бы удержать меня на плаву жизни, — был его Величество случай. На какую то выручку извне я надеяться не смог.

Минут через десять послышался шум мотора, подъехал УАЗ. В 'обезьянник' погрузили покойного Тимоху и тела двух парней, привезенных в байдарке. Вся орава Палыча подтянулась к костру. Из кабины УАЗА достали рюкзак, в котором позванивала посуда.

— Ничего себе, братство?! — подумалось мне, глядя на хлопочущих с закуской хлопцев. — Дорвались козлы до капусты! Еще час — полтора назад их живые и здоровые товарищи бесславно ушли на тот свет, а хлопцам хоть бы хны?! Как будто рождение и смерть для них такое же повседневное явление, как утро и вечер?…

Джону даже и не дали передохнуть. Кто — то достал из рюкзака бутылку водки, шоферу налили стакан. Он без закуски выпил и, утирая рот рукавом рубахи, стал озабоченно разговаривать с друзьями о тех переменах в лагере, которые произошли, пока Джон возил первую партию покойников. Я не знал, о чем они говорили, и внятно услышал только возглас Джона:

— А ну покажи, его?

— Грушеподобный и Джон запрыгнули в кузов. Пока открывали замок, я понял, что сейчас может быть неприятность.

— А — а — а — а! — увидев меня, заорал, успевший захмелеть шофер. — Так, как насчет пальчика, которым ты обещал пошевелить, если я буду молчать? Помнишь? Так я тебе, сейчас, сука, эти пальчики обрежу. Ну, ко выйди сюда, падла, если не трусишь? — откровенно рисуясь перед дружками, пригласил он меня в открытую часть кузова.

Я не сомневался, что теперь без свалки не обойтись. Окруженный собратьями по бандитскому цеху Джон, обязательно должен доказать свое геройство на одиноком пленнике.

— Ну что же, в нынешнем положение я теряю не много?! Убить меня Палыч сейчас вряд ли кому позволит? А накопившаяся во мне ярость должна была рано или поздно на что — то излиться. После этой мысли я не вышел, а вихрем вылетел в кузов и слету врезал Джону так, что его до белизны истертые подметки на кроссовках, мгновенно мелькнули и пропали за бортом.

За бортом охнули.

— В чем дело!

Из — за палатки появился грозный Палыч, вышедший на шум. Джон совсем не ожидал такого оборота событий? Он сидел около колеса и, держась за челюсть, как маятник качался из стороны в сторону.

— Палыч, махнул Грушеподобному рукой, и тот снова защелкнул меня в будке.

— В машину, и вперед! — Приказал он Джону, а сам вновь скрылся за палаткой.

Джон еще минуту сидел, потом, не отрывая руку от челюсти, подошел к костру, налил себе стакан водки и, как — то странно накренив голову, стал пить. Потом, также молча прошел в машину и сел за руль.

В УАЗ, превратившийся в катафалк, прыгнул еще один хлопец, с собой он, почему — то, захватил автомат? Машина завелась и тронулась в очередной скорбный путь. Куда свозили погибших ратников бриллиантовой мечты, мне было не известно? Среди первых жертв оказался главный вертухай в палычевской компании — Санек. Мне казалось, что будь Санек жив, то он бы и без кровопийцы дедка первым стал применять к пленнику, то есть ко мне специальные методы, чтобы добиться правды. А пока я был жив и мучительно размышлял, какой мне найти способ, чтобы перехитрить бандитов и обрести свободу? Минувшее мелкое происшествие с Джоном отозвалось во мне только легкой дрожью в коленях и томной болью в правом кулаке.

Судя по сгустившемуся звону металлической и стеклянной посуды, а потом и говора, хлопцы, вовсю трапезничали. Всю компанию я видеть не мог, но по голосам чувствовалось нарастающее оживление. Самого Палыча и Октября около костра тоже не было. Как, впрочем, не было и старика. Вскоре я услышал его трепещущий от обиды голос, который раздавался из — за палатки.

— Врет он, все врет, Октябрь Максимыч! Ну, бля буду, ни с кем я насчет подвалов не говорил.

Вероятно, сам Палыч не считал допрос старика соответствующим своему рангу, и дознание вел Октябрь.

— Откуда я знаю, как они узнали обо всем?! — опять донесся голос старика — Никакого Виктора я отродясь не видел и никто мне в столовке не наливал. Ну, сам посуди, как я буду спрашивать у буфетчицы взаймы, если вы сами, Палыч, мне денег давали?! Что я из этой тыщи себе на пиво не найду?

— Скорее всего, после этой тирады к старичку была применена мера физического внушения, так как вязь его слов стала прерывистой и плачущей.

— Не говорил, ей богу не говорил. Палыч, скажите ему, зачем драться?!..

Ах ты сука! Да будь я помоложе…. После этого старик замолк. Наверное, он почувствовал, что оскорбительно разговаривать с людьми в милицейских рубашках — себе дороже.

Вскоре, из — за палатки показались и Палыч, и раскрасневшийся Октябрь. Они подошли к костру, и выпали из моей зоны видимости. Не считая старика, уехавшего Джона и сопровождающего хлопца, в команде Палыча оставалось не менее десяти человек. Расклад был сильно не в мою пользу.

Я почувствовал, что кузов закачался, щелкнул замок, и дверь в будку отворилась. Тот же парень, который и запер меня здесь, сказал: 'Выходи. Палыч зовет'. Я спрыгнул с машины и подошел к костру. Около него на разостланном брезенте в кучу были свалены открытые и непочатые консервы, хлеб, пучки зеленого лука, копченая колбаса, куски наперченного сала и другая снедь. С краю от брезента лежали три пустые бутылки 'Андроповской'. При виде продуктового изобилия, я вспомнил, что скоро сутки, как я голодаю, и есть захотелось нестерпимо.

Вероятно, поняв мое настроение, Палыч сам отломил полкруга колбасы, налил стакан водки и все протянул мне. Хлопцев, как и прежде, он отогнал от костра, и мы снова остались втроем.

Я выпил и закусил колбасой. Приятное тепло сразу расползлось по телу. Солнце уже перевалило через зенит, и я подумал, что прошло два или более часов с моего пленения и наши ребята, наверное, не дождавшись меня, уже добрались до какой — нибудь большой дороги и теперь следуют в Горький.

Из — за палатки появился горемыка — дедок. Весь его вид говорил, что он незаслуженно обижен. Впрочем, бить стариков, какие бы они не были, удел отчаянных подонков, которым, наверняка, являлся Октябрь. Случай у бункера, когда я и сам покусился на здоровье старичка, я считал оправданным. Тогда ради спасения моих друзей, дедок просто обязан был быть вырубленным.

— Палачество, наверное, внутри милиционера — подумалось мне. Хотя, внешне Октябрь и не являл собой образ замшелого разбойника, и встреть я его где — нибудь в городе, то принял бы за интеллигентного человека.

Пока я закусывал, Октябрь о чем — то тихо переговаривался с Палычем.

— Ну, хватит, — сказал Октябрь, прерывая мою жадную трапезу. — Сейчас будет маленькое путешествие. Надо показать, — где выход из подземелья? Садитесь в лодку.

После этого, он позвал с собой двух хлопцев, мы на двух байдарках переплыли на противоположный берег. Несколько повеселевший после ужина вместе с остальными я поднялся на берег. Октябрь шел со мной, хлопцы следовали сзади. В руках одного из них был автомат. Хотя я знал, что пистолет есть и у Октября. Лес здесь был густой: между толстыми и высокими елями, как сорняк стеной стоял орешник, рос можжевельник и какие то колючки.

— Мысли о побеге даже не возникали. Парни сзади шли настолько близко, что попытаться скрыться от автоматной пули за стволами, — не было никакого смысла. Мы продирались через заросли минут пять — семь, пока я, наконец, интуитивно не вышел к камню.

— Выход здесь, — сказал я Октябрю, кивнув на зияющую нору.

Прошлый раз, когда всем нам пришлось неожиданно ретироваться от камня, нору мы даже не замаскировали. Хотя, в этом уже и не было тогда никакой надобности.

— А ну ко давай, п'говеди 'гекогнасци'овку! — скомандовал Октябрь автоматчику, показав ему на отверстие в земле.

Парень передал оружие своему напарнику, достал из — за пояса фонарь и бойко полез в нору. Его не было несколько минут.

— Ход метров тридцать. Дальше все залито водой, — тяжело дыша, доложил он, вынырнув из — под земли.

Прежде чем вернуться к палатке, Октябрь проинструктировал одного из своих попутчиков и оставил дежурить его у камня. Странно, но этот пухлявый, рыхлый и, на первый взгляд, меланхолический Октябрь с маленькой головой и нижней частью обжоры — имел идиллическую власть среди бандитов — золотоискателей? Хлопец с готовностью достал пистолет, передернул затвор и остался сторожить. Судя по ретивости бойцов, можно было догадываться о том, что все они с нетерпением ждут какого то события. Событие могло быть только одно, — обнаружение сокровищ, о которых хлопцы знали друг от друга понаслышке. Эта захватывающая информация, пройдя через десяток голов, воспаленных воображением и 'андроповской', наверняка, трансформировалась в великую фантазию, что под ногами зарыты немереные сокровища. И что если они будут обнаружены, то и каждому участнику этой экспедиции перепадет столько, что Канары, лазурное море, пальмы и стройные креолки станут повседневными вехами в жизни этих головорезов.

Мы вернулись к палатке. Пока Октябрь о чем — то тихо разговаривал с Палычем, я снова сел к бревну и принялся за недоеденную колбасу. Не смотря на бодрящее действие водки, мои волнения не только не улетучились, но и усилились. Я ждал очередного похода к золотому склепу.

Первоначально я спланировал так, что именно там, в подземелье я смогу предпринять действия к побегу? Можно было выбрать момент и нырнуть в спасительную галерею. Проплыть под водой и 25 или даже 40 метров для меня не составляло труда. Это был оптимальный путь к спасению в данной ситуации, который приходил в голову. Еще ранее, чтобы ослабить подозрительность Палыча и Октября, я дезинформировал их, сказав, что длина галереи под рекой не менее ста метров.

Второй вариант предполагал, что я 'под соусом' поиска гроба под водой, нахожу малокалиберный пистолет и огнем пробиваю себе дорогу.

Оба варианта имели существенные недостатки: во — первых, не известно, как бандиты организуют охрану подводной галереи. Раз уж, они уже догадались

выставить на выходе из подземелья вооруженного хлопца, то и здесь могут предпринять меры безопасности и заблокировать выход к галерее. Но уже только из — за одного обстоятельства, что у камня на той стороне Керженца мою голову почти гарантированно ждала пуля, делал побег под рекой невозможным или почти невозможным.

Во втором варианте было еще более всяких вопросов, начиная с того, — найду ли я пистолет? Если найду, в состояние ли он стрелять, после пребывания в воде? Сколько будет людей, охраняющих меня? Как они будут вооружены?

— Словом, все буду решать внизу в зависимости от обстоятельств — решил я, больше полагаясь на удачу, чем на расчет.

Наконец, вокруг палатки наметилось оживление. Ко мне подошел Октябрь и спросил, — нужно ли брать с собой акваланг и какой другой инструмент при спуске в подземелье? Я ответил, что инструмент вряд ли потребуется, а акваланг, может быть, и будет нужен, если, конечно, кто — то из присутствующих умеет им пользоваться? После команды Палыча, Грушеподный, который, как я успел понять, был на посылках, сорвался с места и побежал к бункеру, где томился Серый. Там он откинул от двери кол и выпустил пленника на свободу.

— Палыч, падлой буду, не убивал я Тимоху! — вновь оправдываясь, трубно гундосил Серый, подходя к палатке и с нескрываемой злостью глядя на меня. — Как ты мог поверить?

— Ладно, ладно. Потом разберемся, — ответил ему Палыч. А сейчас пойдешь вниз. Ты хвастал, что моряком служил. Если потребуется, аквалангом воспользоваться можешь?

— Я все умею, Палыч. Ты же меня знаешь.

— Ну, ну.

Серый понял, что почти реабилитирован, подошел вплотную ко мне, налил стакан водки, выпил, занюхал луком и прошипел мне сквозь зубы: 'Убивать я тебя буду медленно, сука. По частям разрежу.

— А не порежешься, дерьмо? — прошептал я Серому, закипая. Я всегда мгновенно выходил из себя, когда мне кто — то грозил и подсознательно настраивался на удар первым, который, по моему мнению, был всегда эффективнее второго. Хотя и понимал, что в нынешней ситуации мне лучше быть сдержаннее. Серый долго, многозначительно смотрел на меня, потом, независимо качая плечами, с недоброй улыбкой отошел к палатке.

Вероятно, Палыч, умышленно выпустил этого ублюдка, чтобы деморализовать меня? Я был уверен, что Палычу плевать на то, кто убил несчастного Тимоху. Его главной целью было найти золото, а потом он меня отдаст на растерзание хоть Серому, хоть его друзьям, хоть собакам… Я был не из их бандитского круга и уже этим самым вынес себе приговор.

— Ну, что же, пошли! — громко сказал от палатки Октябрь.

Перед спуском Серый хотел взять с собой автомат, но Октябрь сказал ему, что под землей ни с кем воевать не придется. Тогда, Серый вытребовал у обер милиционера свой нож, отобранный у него накануне. Получив его обратно, Серый снова с многозначительным выражением лица глянув на меня, и заткнул нож за пояс.

— На солнышко посмотри, идиот! — тихо сказал я Серому.

— Зачем?

— В последний раз! Может, больше и не доведется?

— Ты чего, падла?! Ты чего?! — заорал он, хватаясь за пояс.

Из всех присутствующих, Серый сейчас представлял для меня наибольшую опасность. Мне было важно, чтобы он снова вышел из себя. Взведенный человек быстрее готов к глупости. Поэтому, я ему сказал:

'Понимаешь, Серый, пятеро твоих друзей еще вчера были живы, здоровы, радовались солнышку, а сейчас их, куда то отвезли и свалили, как поленья. Где гарантия, что вот эта твоя активность не последняя в жизни. Подземелья таят в себе много опасностей.

— Да ты че, бля, священник что ли?! — снова захорохорился гундосый.

— Се'гый! Ты опять с ума сходишь? Прикрикнул на него от палатки Октябрь, который уже взял из кучи барахла веревку и приготовился к спуску в галерею.

Серый ничего не ответил. Он подошел к бритоголовому парню, тихо поговорил с ним и я увидел, как бритоголовый передал Серому свой пистолет, который также нашел себе место за брючным ремнем Серого.

Под землю, включая меня, спускались шесть человек. Впереди шли Серый с бритоголовым хлопцем, которого он называл Картузом. Картуз нес с собой Мишкин акваланг, затем шел я. За мною следовали Октябрь с грушеподобным. Оказывается, грушеподобного звали Филькой. Филька по приказанию Октября нес с собой острый заступ, который мог потребоваться для каких — нибудь земляных работ? А замыкал наш отряд молодой человек с красным, как вареным лицом. Впрочем, его и звали не Бонапарт Наполеон или Джордж Вашингтон, а просто Вареный. Он был лично проинструктирован Палычем и был готов к экстренным мерам под общим названием 'если турист попытается сбежать?!'. Для демонстрации этой готовности Вареный на моих глазах проверил обойму 'Макарова', загнал патрон в ствол и поставил пистолет на предохранитель.

На верху оставались еще шесть человек, включая самого Палыча и разобиженного старика, который, насупившись, сидел а кабине ЗИЛа. Катафалк с Джоном и сопровождающим его хлопцем еще не вернулись.

Мы поочереди спустились в галерею. Серый уверенно шел впереди, так как путь ему уже был знаком. Из поддерживающих средств в отряде было три фонаря, лопата, моток веревки и большой рюкзак, который нес Вареный. Судя по всему, рюкзак взяли для переноски драгоценностей.

Добрались до обвала. Прокопанная хлопцами нора дышала прохладой. Немного постояли около лаза, решая, кто первый двинется в путь? Серый откровенно трусил, хотя вида старался не подавать. Вероятно, мои слова о солнышке запали в его мятущуюся бандитскую душу. Я предложил свои услуги первопроходца. Но Октябрь возложил это ответственное дело на Серого, который, в свою очередь, подтолкнул первым к норе Картуза. Картуз взял у Серго фонарь и, сопя, скрылся в норе. За ним через минут у последовали остальные.

Через некоторое время мы все оказались на противоположной стороне обвала. Октябрь был самым грузным из отряда, и путешествие на четвереньках отозвалось в нем одышкой и сопением. Вдобавок ко всему у него погас фонарь, Он тряс им и легонько постукивал по кирпичной стене, но фонарь не зажигался. Октябрь выругался и велел Картузу 'бегом' вернуться наверх и принести другой фонарь, а еще лучше два.

— Где их взять, Октябрь Максимыч?

Перед экспедицией Октябрь лично составлял длинный перечень того, чем необходимо обеспечить экспедицию. В списке фигурировало оружие, разнообразный шанцевый инструмент, веревки, рюкзаки, еда, водка, а вот что касается достаточного количества фонарей — здесь Октябрь допустил явный промах. Он запасся шестью фонарями, полагая, что их хватит, но три фонаря уже были утрачены, а четвертый погас только что в его руках.

— А у меня свечка есть — сообщил Филька, — может, зажечь?

— Зажжешь на своей могиле — глупо сострил Серый.

— Ладно! — Ответил Октябрь, раздосадованный своей оплошностью. — Один фона'гь спе'геди, один сзади. Нам тут не газеты читать. Пошли.

Ведомые снова Серым, мы молча двигались по галерее, в потемках часто спотыкались о камни, встречающиеся в проходе. При этом Серый громко матюгался. Миновали ответвление в галерее, запертое металлической дверью.

Октябрь вступил в нишу в стене, внутри которой ржавела дверь и, стукнув по ней кулаком, спросил, — Что там находится?

Дверь отозвалась железным гулом.

— Представления не имею — ответил я, — ты же видишь, что она под замком? Я впервые назвал Октября на ты. Мне чувствовалось, что полоса вежливого обращения с этими господами подходит к концу.

Наконец, достигли места, где некогда стоял 'хитрый столб' похоронивший под весом рухнувшего свода самого инициативного и отчаянного палычевского хлопца — Санька и еще одного его товарища. Об этом несчастье напоминала только гора кирпича на проходе, вздымающаяся над полом почти на метр, чей — то поврежденный фонарик и красная кроссовка, лежавшая поверх груды. Серый, не останавливаясь, вел отряд дальше. Обвал миновали на четвереньках. Воспоминания об этом жутком месте Серому были неприятны поскольку, именно он принимал самое активное участие при поднятии наверх смятых и разбитых тел своих товарищей. Плавающего в водяной галерее мертвого Тимоху обнаружили и подняли на поверхность последним.

Мы приближались к склепу. Я вслушивался в тишину подземелья, — журчания воды уже не было слышно. Следовательно, галерея под рекой заполнена полностью и, вероятно, нижние уровни галереи также будут заливаться до тех пор, пока в соответствии с законом физики, не достигнут уровня реки. До решительных моих действий остаются считанные минуты. Я все — таки склонялся к тому, чтобы предпринять попытку пробраться под руслом на противоположную сторону реки. Почему? Потому что на том конце галереи мне будет препятствовать только один вооруженный бандит. А на входе их шесть человек, да и здесь пятеро… Во всяком случае, пока пятеро.

Вначале мне еще надо чем — то усыпить внимание своих конвоиров. Для этого я решил, что сначала найду и спрячу за поясом пистолет, а затем достану и передам Октябрю медный крест, оторванный от золотого гроба и благоразумно оставленный мною под основанием столба в склепе. Крест отбросит сомнения Октября в правдивости моего рассказа о найденных драгоценностях, а значит, ему непременно захочется увидеть и доказательство того, что сокровища на месте. Для этого Серому придется надевать акваланг, чтобы готовить к подъему гроб с золотом. Пока Серый будет нырять, я попробую 'договориться' с остальными?…

С этими мыслями в составе неприятельского отряда я дошел до места, где галерея резко уходила вниз. На этот раз подземелье казалось более гулким, мрачным и зловещим. Показался выступ в стенах и в потолке. Я невольно обратил на него взор и напрягся от неожиданности. На белом от извести кирпичном выступе четко вырисовывалась, нацарапанная осколком кирпича вытянутая восьмерка! Это же летный знак!!! О нем совсем недавно с ребятами мы говорили на берегу?! Я точно помнил, что ни во время первого, ни во время второго моего пришествия в галерею на выступе ничего подобного не было. Следовательно, знак появился совсем недавно и мог обозначать только одно, — что или Володя, или кто — то из наших ребят, — здесь!? Они рядом и в любую минуту могут прийти на помощь! — эта мысль сжала сердце от новой надежды, которая дохнула на меня оживляющим теплом. Я не один!

ПРОЩАЙ, СЕРАФИМ

Впереди идущий Серый воскликнул 'Бля!' и затормозил, из — за полумрака я чуть не уткнулся в спину Картуза. Впереди была вода и в тесном проходе плавало несколько черных гробов, неизвестно, управляемые какой силой, выплывшие из склепа?

— Откуда гробы? — холодея от страха, затравленно спросил Серый.

— Ну, не с деревенского же кладбища — ответил я Серому.

Один из гробов плавал прямо под ногами, другой лишь наполовину высунулся из склепа, а один заплыл под самый потолок галереи, уходящей под Керженец. Я отодвинул Серого и пошел к проему. Вода доходила почти до подбородка.

— Посвети — сказал я Серому, указывая на проем.

Серый брезгливо оттолкнул легкий гроб, который проплыл мимо меня и уткнулся в гроб под потолком, нерешительно вступил в воду. Затем, скорее всего, для смелости, поднимая волны и фонтаны брызг, он направился ко мне и посветил внутрь склепа. В склепе чернела вода. Между нею и верхушкой сводчатого потолка расстояние было не более метра. На ее поверхности колыхалась целая флотилия черных гробов.

— Октябрь! — сказал я. — Я могу сейчас достать только крест. Но, чтобы поднять то, что вы ищите — нужен аквалангист. Но и он один не поднимет груз. А если гроб развалится, содержимое выпадет, и я тогда не знаю, как вы все это будете собирать со дна? Поэтому, нужна веревка, чтобы обвязать и вытащить гроб. Это надо делать быстрее, вода прибывает, и будет прибывать.

Октябрь засуетился. Не желая мочить ноги, он бросил мне веревку, которую захватил при спуске в галерею. Вероятно, как здесь, так и на службе Октябрь был безответственным человеком, не в состоянии просчитать развитие событий, хотя бы, на пол шага вперед. Даже не разворачивая веревку, можно было предположить, что длина ее слишком мала. Если бы нам и впрямь пришлось вытягивать на поверхность золотой гроб, то ее длины хватило бы только чтобы дотянуть веревку до гроба.

Я сообщил свои сомнения Октябрю, сказав при этом, что на ней даже повесится трудно.

— Насчет этого не беспокойся, — с фальшивым спокойствием ответил Октябрь, раздраженный очередной после фонарей оплошностью, — ищи то, что обещал найти. И, как всегда иронично сострил, — а по поводу повеситься — не переживай, мы всегда окажем посильную помощь.

Картузу он приказал немедленно подниматься наверх за веревкой, а при возможности раздобыть у кого — нибудь еще один фонарь. Вареного он подтолкнул к воде и распорядился, чтобы тот занял место Серого и светил.

— А ты Се'гый, надевай акваланг.

— Один я нырять не буду, — прогундосил Серый

— Почему?

— Покойников боюсь.

— Не валяй ваньку, дубина. Надевай баллоны и — в воду! — уже не на шутку разозлился Октябрь. Фильке он приказал зажечь свечу и светить Серому.

Картуз развернулся и быстро пошел по галерее, унося с собой один из двух оставшихся фонарей. Свой фонарь Серый отдал Вареному, и, поднявшись на сухую часть галереи, передал Фильке пистолет, и стал надевать акваланг. Филька зажег свечу и закрепил ее на кирпичном выступе под потолком. Чувствовалось, что подводное дело Серому и впрямь знакомо. Он открыл вентиль редуктора и, убедившись в исправности аппарата, начал закреплять акваланг за спиной, который надевался, как рюкзак. Пламя у свечи колыхалось, слабо высвечивая желтые баллоны аппарата.

Я нащупал ногами лестницу, ведущую в склеп, набрал в легкие побольше воздуха и ушел под воду. Опустившись на дно склепа, стал лихорадочно шарить руками под лестницей, предположительно в том месте, где мог упасть пистолет. Искал, пока хватило сил держать дыхание, — пистолета не было. Я открыл глаза и пытался рассмотреть что — либо внизу, но, несмотря на гуляющие по поверхности и проникающие до пола блики от фонаря, без маски что — то увидеть было трудно. Мешала муть и ошметки всякой дряни, во множестве плавающей перед глазами. Пришлось подняться на поверхность.

— Ну, что? — с надеждой крикнул мне Октябрь.

Эстет хренов. Он так и не решился намочить свои драгоценные, полные, как у бабы ноги, и поэтому кричал за углом, оставаясь в сухом проходе.

— Впрочем, это даже и к лучшему! — решил я и, тяжело дыша, ответил ему

— Потерпи. Сейчас найду. Только, пусть Серый даст мне маску на минуту? Серый, вздымая волны, подошел к краю проема и бросил мне маску. Свети в воду! — отдал я команду прожектористу Вареному, тот направил косой луч над лестницей. Я опять набрал воздуха, снова нырнул.

В маске видимость значительно улучшилась, и тут же среди мути, поднятой мной, я увидел расплывшийся силуэт пистолета, который лежал на нижней ступени. Не помня, есть ли патрон в патроннике, под водой я передернул затвор и запихнул оружие себе за спину под джинсы. Снова выбрался на поверхность, отдышался и теперь уже решил обследовать основание столба, около которого я положил крест.

Нырнул. Свет от плавающего по поверхности луча фонаря высвечивал неровности красно — коричневой кирпичной кладки, с белыми швами известки. Внизу тускло блеснуло, — это был крест. Я взял его рукой и только хотел оттолкнуться от пола, чтобы подняться наверх, как мне что — то мягко задело затылок. Я обернулся и чуть не захлебнулся от страха, стрелой пронзившего меня с головы до пят: — с расстояния не более тридцати сантиметров на меня смотрело слепое лицо ужасной мумии. В движение воды, которое исходило от меня, мумия казалась живой и из — за того еще более страшной. Она 'стояла' вертикально, шевелила зеленой головой, ошметки кожи плавали около ее лица. Освобожденные от одежды плетеобразные руки были скрещены на груди. Страшно зиял черный провал вместо глаза, а полусгнивший рот обнажал зубы нижней челюсти. Хоть, это была уже знакомая мумия, которую я лично доставал из золотого гроба, но в первое мгновение наше с ней знакомство успокаивающим фактором не послужило. Я выскочил наверх, как дельфин и ударился головой о потолок, еще весь, дрожа и расталкивая встречающиеся гробы, поплыл к лестнице.

— Нашел? — снова громко спросил из галереи Октябрь.

— Нашел, нашел, — ответил я, стараясь голосом не выдать, что только что пережил один из самых ужасных моментов животного страха, встречавшихся в моей жизни. Я выплыл в галерею, и передал крест, стоящему поблизости Серому, а тот в свою очередь отнес его Октябрю. Вареный инфантильно стоял по подбородок в воде и надежно закрывал вход в галерею, уходящую под реку. Пистолет и фонарь он держал над водой на уровне головы. Несколько часов назад на этом месте в точно такой же позе здесь стоял покойный ныне Тимоха.

— Давай, Серый, проверь, есть ли там внизу гроб? — услышал я взволнованный голос окрыленного Октября. Найденный мною крест, и правда послужил мощным катализатором бриллиантовых иллюзий Октября Максимыча.

— Так Картуза же еще нет, как без веревки?!.. — возразил Серый, стараясь оттянуть время ныряния средь гробов.

— Ничего, ты только найди гроб, а там и Картуз подойдет. Давай, давай, Серый! Не тяни время. Со всеми вами рассчитаемся по полной программе. Из золотых тарелок будете кушать — тормошился Октябрь

После этих слов Серый нехотя направился к проему.

— Значит так, Серый, глубина здесь более двух метров, — уже немного успокоившись от потрясения, инструктировал я водолаза. — Ныряй в дальний угол, раньше там стоял штабель гробов. Многие из них всплыли, но искомый гроб по — прежнему должен находиться на дне, так как весит не менее ста килограммов. Попробуй оторвать его от пола? Я ныряю следом за тобой с веревкой. Ею мы обвяжем гроб, а к концу привяжем ту веревку, что принесет нам Картуз. Понял?

— Не командуй тут, — пробурчал Серый. Не забывай, что за тобой должок, за твое гнусное вранье?! Не побоишься со мной нырять?

— Не побоюсь.

— Ну — ну! — неопределенно сказал Серый.

Пока Серый собирался с духом, я лихорадочно размышлял: — Мои минуты сочтены. Либо я сейчас вырвусь отсюда, либо голова в кустах. Вернее, даже не в кустах, а в заброшенном подземелье, куда никто не догадается принести цветочек. Кто — то из наших ребят сейчас находится здесь, но кто? Где? Какие у них планы? Время поджало так, что дальше некуда. Через минуту Серый обнаружит, что никакого 'золотого' гроба нет, и тогда бандиты снова потащат меня наверх для 'разбора полетов' Выражаясь военным языком, — час 'Ч' наступил.

Самое легкое сейчас — это выхватить из — за брюк пистолет и расстрелять первым Вареного, так как, он вооружен, а затем Серого. Потом разбираться с остальными. И Октябрь и Филька также с пистолетами. Но, если мне даже и не удастся стрелять в них, то, когда с Вареным будет покончено, я уйду под воду здесь в склепе, и через подводную галерею выберусь наверх. Главное препятствие сейчас для выхода на свободу — Вареный. Но у меня не было уверенности в оружии? Находясь несколько часов в воде, слабые малокалиберные патроны могли отсыреть? И тогда пистолет только навредит мне. Поэтому, пистолет я пока решил не доставать.

Значит, — первым, надо кончать с Серым — лихорадочно крутилось в голове, — и завладеть его ножом, чтобы сразу после этого прикончить Вареного! С Серым надо разобраться не заметно. Под водой. Как? Я пока еще не решил.

— Ну, с богом, Иван! — мысленно сказал я сам себе. Нервы были на пределе. Как и всегда в минуты серьезной опасности меня охватила внутренняя дрожь, но мысли были ясны и внешне, я выглядел, наверное. спокоен

Я стоял, на лестнице, Серый в двух метрах на другом ее конце, а Вареный, просунувшись в проем между нами, освещал склеп. В одной руке фонарь, в другой пистолет.

В воде под лестницей от плавающих гробов было тесно.

— Давай! — подтолкнул я Серого.

Тот тяжело вздохнул, надел маску, вставил в рот пластмассовый загубник, открыл вентиль регулятора подачи воздуха, махнул Вареному рукой и скрылся под водой. Я для вида размотал веревку и приготовился последовать за Серым.

И в бригаде спецназа, и в Афгане спецы учили нас, приемам рукопашного боя, в том числе и — как, сломать шею, например, часовому одним движением кистей. Или — убить человека первым попавшимся под руку предметом. Мы многократно тренировались на чучелах, но в жизни мне этого делать не доводилось.

— Наступит момент, и вы вспомните, что мы вас учили не зря, — говорил нам тренер — сухощавый майор, — и тогда помянете нас добрым словом.

Сейчас пора практики наступила, но ситуация осложнялось тем, что все это нужно было сделать под водой. Тем более, что и Серый не чучело, и наверняка будет сопротивляться. Но, мне выбирать уже не приходилось.

Я дважды глубоко вздохнул и выдохнул душный воздух, насколько возможно насыщая кровь кислородом. После третьего вдоха напрягся и приготовился уйти под воду, но не сделал этого. В трех метрах от меня с брызгами, шумом и протяжным нечеловеческим рёвом на поверхность выпрыгнул Серый. Он махал руками и мычал. Загубник акваланга болтался на плече. Водолаз барахтался, ловил воздух широко открытым ртом, но в легких уже была вода. Его попытки вздохнуть больше походили на частое и тяжкое икание, а тяжелые баллоны акваланга неумолимо тянули его под воду.

— Значит, — мелькнула у меня мысль, — в поисках желанного золота, очень боявшийся покойников Серый, нос к носу столкнулся с мои страшным знакомцем — мумией, которая и меня перепугала чуть не до смерти.

— Что случилось? Что там!? — взволнованно закричал Октябрь, все еще не решаясь, бросится в воду.

— Серый чего — то сбесился! — испуганно ответил Вареный и на всякий случай отпрянул от проема.

Мне уже некогда было раздумывать о несчастье гундосого, я рванул из — за пояса пистолет направил его в голову Вареного и нажал на курок. В Марголине раздался холодный жалкий щелчок. О, ужас! У нас в спецназе, конечно, были секретные в то время газовые

двух ствольные пистолеты 'Гроза', из которого человека можно пристрелить под шум падающего с клена листа и никто не услышит выстрела. Но я никак не мог подумать, что избитый спортивный Марголин может произвести такой эффект?!

Вареный заревел и вместе с пистолетом и горящим фонарем так быстро ушел под воду, как будто бы ему только что обрубили ноги. Я увидел, как заметался под водой его фонарь, но не прошло и секунды — свет пропал. На какое то мгновение наступила полная тишина. Мое сердце яростно билось. Я стоял в недоумение, окруженный махровой темнотой, в одной руке держа ненужную веревку, а в другой бесполезный пистолет. Серый уже утонул и в наступившей тишине было слышно, как на поверхности лопаются пузыри, выходящего из — под воды воздуха. Через секунду глаза привыкли к мраку от горящей на стене свечи, и я стал видеть, как на стене галереи колышется ее слабый свет. Вдруг на месте, где только что стоял Вареный, выплеснулся огромный султан воды, из которого вырисовался человек. Раздался оглушительный крик:

— На землю, падлы, на землю! Стреляю!

Из скатывающегося водяного столба появился силуэт, который мог принадлежать только моему двоюродному брату Владимиру. Владимир, не теряя ни минуты, устремился вперед. Кто — то, вероятнее всего, Филька, замычав, бросил в него как копье заступ. Только боксерская реакция спасла моего брата от неминуемой ужасной травмы: он уклонил голову, и заступ, со страшной силой прошелестев мимо его уха, ударился в ниспадающий потолок, высек из кирпичей искры и упал в воду.

Сразу же, полыхнув яркими вспышками, раздались два хлопка. Кто — то за стеной в галерее пронзительно завизжал и раздался хриплый голос Октября — лежу, лежу уже! Я лежу, не стреляйте…

Я также, разбрызгивая воду, бросился в галерею. Через пять секунд все было кончено.

На красной кирпичной стене трепыхал огонек свечи. Октябрь, не ожидавший такого исхода, лежал на холодной земле головой вниз. Все это произошло так быстро, что он не успел достать пистолет. Рядом, опершись спиной о стену, сидел и по щенячьи попискивал Филька. Кажется, он был ранен, по его лицу водопадиком стекала кровь. Владимир дважды зачерпнул ладонями воды, плеснул на голову Фильки. Кровь смылась, но надо лбом, обозначилась широкая черная полоса.

— Ты же, падла, чуть не убил меня своей лопатой? — сказал он Фильке, не задумываясь о том, что только что чуть не убил Фильку из своего пистолета.

— Ладно! — успокаиваясь, произнес Владимир — Ерунда. Касательная, — сказал он, пошлепав ладонью по щеке бандита. — Будешь жить. Может, ума только меньше будет, хотя, судя по тому, что ты оказался в этой компании, его у тебя и так не в избытке — обнадежил он Фильку.

После этого, брат обнял меня за плечо и прошептал, — Сматываемся, Иван!

— Так мы и сделаем, но только через несколько минут.

— Почему?

— Сейчас сюда должен прибежать хлопец и принести веревку.

— Да, я знаю.

— Откуда знаешь?

— Потом расскажу.

— Надо его нейтрализовать. Иначе бандиты уже через несколько минут будут знать о случившемся, и погоня неизбежна. Наверху их в общей сложности восемь рыл.

— Ого! — ответил Вовка, — и когда же они кончатся?!

— Володя, — сказал я — держи веревку и свяжи этих потуже. А я пойду встречу посыльного.

Я передал ему веревку, так кстати оставшуюся у меня в руке, и достал у Октября из кобуры под мышкой маленький пистолет. Пистолет был почти дамским, но калибр 7,62(!?) — успел заметить я. У него же в кармане были обнаружены спички. Этот коробок я также взял с собой.

Володя разрезал веревку на несколько частей, и связал покорному Октябрю Максимычу сначала руки, потом ноги. Затем, связанные сзади руки веревкой же притянул к ногам. В этом положение человек вряд ли может быстро освободиться от пут?! Таким же образом был связан и Филька. Он жалобно стонал и просил его перевязать, что Володя и сделал, используя, в качестве бинта рукава от милицейской рубахи Октября. Когда Владимир с ожесточением отрывал рукава, глаза Октября говорили, что неожиданный пришелец может взять и всю рубаху, ему не жалко. Но я этого уже не видел, так как в это время крадучись поднимался вверх по галере. Чтобы не разбить себе нос, особенно на 'хитром месте', я поочередно зажигал спичку, и пока она горела, продвигался на десяток шагов вперед.

Достигнув загадочного ответвления в галерее, где в нише пряталась запертая железная дверь, я затаился. Отсюда до подводной галереи было метров семьдесят, а до норы, ведущей к выходу тоже тридцать — сорок метров. Значит, меня врасплох застать трудно, зато моя задача — поймать Картуза именно врасплох. Ниша в стене представляла собой более чем полуметровое углубление, укрепленное по бокам кирпичными столбами. Между дверью и столбами также образовывалась небольшая ниша, куда я легко мог втиснуться. И, если не заглядывать в эту нишу специально, то можно пройти мимо, не заметив ничего подозрительного.

Картуз появился, все — таки, неожиданно. Сначала на стене блеснул свет фонаря, затем темная фигура, сопя, проследовала мимо. Я вышел из ниши и громко сказал:

Стой!

Бандит остановился и сразу же поднял руки вместе с фонарем (Видно не впервой?!). На его плече висел толстый моток веревки.

— Если ты, Картуз, будешь хорошо себя вести, останешься жив. Оружие есть?

— Не — ет! — не оборачиваясь, сдавленно ответил бандит.

— Положи фонарь на землю и следуй вперед.

Картуз нагнулся, положил зажженный фонарь на землю и медленно пошел по проходу.

Прихватив фонарь, я двигался за ним.

Дальше произошло то, что я никак не ожидал.

— Картуз! — неожиданно раздался сзади глухой голос. — Подожди!

Я машинально обернулся и краем глаза успел заметить, что в конце галереи на стенах сверкали отблески фонаря. Кто — то быстро приближался к нам по проходу.

В это же мгновение, получив мощный удар в лицо, я стукнулся головой о стену. Пистолет и фонарь у меня выпали. Во рту сразу же появился соленый привкус крови. Картуз, в рассеянном свете не погасшего фонаря, наваливался на меня темной лавиной и в его руке сверкал нож. Лежа на полу, я поймал себя на мысли, что сейчас нет ни капли страха и боли от удара о стену, был только холодный и ясный расчет, поделенный на доли секунд. Лежа, я чуть подался вперед, левой ногой резко зацепил его за пятку, а другой ногой, что есть силы, ударил в колено. Картуз взвыл и рухнул на пол и тут же вскочил, но и я уже был на ногах. Фонарь валялся у стены позади меня и продолжал светить в проход, высвечивая моего смертельного врага как на экране широкоформатного кино. В его глазах можно было видеть отчаяние вперемежку с бешеной решительностью. Я знал, что конгломерат этих условий всегда утраивает силы человека, но и мне не хотелось глупо умирать на пороге свободы, поэтому, я заранее был уверен, ни он, ни его нож и даже десять ножей, не станут мне преградой.

Как шпажист с вытянутой вперед рукой Картуз на шаг прыгнул ко мне, пытаясь ударить ножом в грудь. Я отбил его руку, и он снова занял боевую позицию. Я решил, что во время очередной атаки я попытаюсь поймать его за кисть, рвануть на себя и упасть на его руку с разворотом влево. Эффективность приема мы десятки раз проверяли друг на друге в спортивных залах воинских частей. Даже на тренировках, когда на руку противника падали 'понарошку', дело часто заканчивались вывихами рук или растяжением мышц. А в данном же случае, если все получится, открытый перелом руки Картузу будет обеспечен.

Но бандит неожиданно сменил тактику, он встал в боксерскую стойку и, неистово вращая глазами, пошел на меня, пытаясь сначала достать левой. Только вместо перчатки в правой его руке был зажат нож. Его устрашающий вид не внушал страха, а лишь придавал решительности. На всякий случай, я достал из кармана гвоздь, прихваченный мною в фанерной будке на автомобиле, и зажал его в пальцах. Сзади из глубины галереи к нам кто — то неумолимо приближался. Надо было срочно заканчивать эту комедь с Картузом. Я нагнулся к земле, сделав вид, что что — то захватил в ладонь, и резко выбросил руку вперед. Хлопец инстинктивно, загородился, я прыгнул к нему. Свою левую руку выбросил под лезвие, рванул кистью, нож выпал. А правой рукой, в которой был зажат ржавый гвоздь, я стремительно ударил врага в висок.

Я почувствовал, как гвоздь пробил его череп и остался в голове. Картуз в изумление замер. В то же мгновение ладонью правой руки схватил его за подбородок, левой за затылок и с усилием рванул против часовой стрелки. Под моими руками глухо хрустнуло, бандит обмяк, как тряпичная кукла и рухнул на пол. На все хватило трех секунд.

— Так, вот как это делается на практике (?!), — мелькнуло в голове.

— Спасибо, майор! — мысленно сказал я своему историческому учителю.

— В глубине темной галереи, я узрел брата, подбегающего на шум. В руке у него был пистолет. Как он так быстро добрался до сюда без фонаря и не набил себе шишек спрашивать было не время.

— Иван, помочь?!

— Уже не надо. Смотри, я показал ему в противоположную сторону галереи, по которой быстро удалялась фигура человека, который, увидев схватку в подземелье, решил ретироваться, и позвать на помощь.

— Человек во весь дух бежал обратно к лазу, освещая путь фонарем, а поэтому его силуэт в проходе был отчетливо виден.

— Видит бог, что я не хотел этого — сказал Володя. Он взял пистолет двумя руками, тщательно прицелился и выстрелил. Беглец взмахнул руками и плашмя упал на пол. Его фонарь также лежал на полу и продолжал светить.

— Хорошие фонарики делают братья китайцы, — опять невпопад подумалось мне.

Я нашел выроненный пистолет, Вовка взял валяющийся фонарь. Прежде чем уйти, я посмотрел на лежащего Картуза с неестественно вывернутой головой. Владимир светил. Глаза только что убитого мною человека были приоткрыты и в них застыло недоумение и мучительная боль. Картуз был вполне симпатичный, нормальный молодой парень?! И чего его потянуло к бандитам?

— Я же говорил, — веди себя хорошо. Остался бы жить, — сказал я на прощанье мертвецу.

— Эх, ни хрена себе?! — сказал Володя, разглядывая шляпку гвоздя торчащего из Картузового виска, из — под которой струйкой выкатывалась кровь. — Как это ты его?

— Молотком, — ответил я. — Пошли.

В это время внимание Владимира привлек человек, получивший от него пулю и упавший у лаза. Тело зашевелилось. На фоне света его выпавшего фонаря, было видно, как раненый пытается встать на четвереньки. Мы направились к нему, на всякий случай, держа его на мушке. При нашем приближение, человек перевернулся и с трудом сел, опершись спиной о стену. Ладонью правой руки он закрывал лицо. Его рубашка чуть ниже левой ключицы намокла от крови.

— Однако, навылет, отметил я про себя.

— Что будем делать? — шепотом спросил Владимир. — Оставлять его нельзя. Если он выберется наверх, расскажет обо всем, что тут происходит — и у нас могут быть проблемы, еще большие, чем есть сейчас. Ты же знаешь — сколько их там?

— Не убивайте меня, я все расскажу — с надрывом переходя на фальцет пропищал раненный и вжал голову в плечи.

— Ни хрена себе?! — удивился Володя, — тебя еще в плен не успели взять, а ты уже готов все рассказать?! Наверное, из генералов будешь, если так цепляешься за жизнь?

Только сейчас в полумраке я разобрал, что этим человеком был самим Палыч. Палыч повернул голову в сторону Владимира, будто понимая что от него исходит большая опасность, и в свете фонаря я заметил тонкий шрам на его скуле спадающий от уха и почти до подбородка. Это был очередная деталь, которая что — то напоминала мне в человеке. Мои мозги суматошно переваривали нагромождения информации, накопленной, за мои сознательные годы, которой было так много, как будто я попал в бурелом Тунгусского метеорита и не знал, — как оттуда выбраться?

— Из полковников, — неожиданно чревовещал Палыч. Было видно, что его самолюбие уязвлено подозрениями в слабоволии.

Стоп!!!

— Вельц! Полковник Вельц?! — Неожиданно для самого себя воскликнул я в полутемном подземелье. — Конечно же, он! Афган, жара, пыль, стрельба, взрывы, кровь, смерть и щемящая боль в сердце за гибель молодых пацанов — солдат, которых я увез на БТРе из палаточного городка. Эта боль не отпускает меня и сейчас, спустя восемь лет после этого кошмара в скалистой пустыне. Я усмирял себя мыслью, что это была война, и на этой войне убивали многих. Но, я мог бы выполнить приказ командования 'в кишлак не входить', и был бы по — уставу прав. Ну, получил бы выговор, за то, что отделение моей роты покинуло пост. Получил бы понижение в должности. Да и хрен с ним! Зато, все парни, которых теперь нет, были бы живы, имели бы семьи и были бы счастливы. И благодарны своему командиру роты, за то, что не ввергнул их в непонятную и неоправданную бойню. Понятно, что Мурзагалиева с отделением надо было спасать. Но ведь мы и Мурзагалиева и его солдат не спасли, и сами понесли потери?!

Все эти переживания вновь промелькнули в моей голове, и память затормозилась на одном фрагменте, запечатлев его, как стоп — кадр: полутемная палатка нашего начштаба, разгневанный полковник за столом и я.

— Так это вы, Вельц?! Я давно заметил, Палыч, что Вы, то есть ты, просто до боли кого — то мне напоминаешь. Но, узнал только сейчас. Ну — с, и давно ли ты, полковник погоны на мазу поменял? — спросил я, понимая, что обращение на ВЫ теперь не уместно…… — И бакенбарды отрастил. Кажется, в Афгане у тебя их не было?

— Не убивайте меня, Тучин! Я Вас помню — дрожал голос Палыча. Я Вас сразу вспомнил, но не думал, что Вы узнаете меня.

— Так, может быть, ты помнишь, дерьмо, почему восемь лет назад я бил твоей поганой башкой о сейф? — схватил я полковника за грудь и тряхнул. Вельц застонал и откинулся к стене.

— Может быть ты помнишь, почему отделение сержанта Мурзагалиева оставило охрану палатки с наркотиками и оказалось в кишлаке? Ты помнишь, сколько в тот день погибло парней? Ты, понимаешь, полковник, что даже не стоишь сапога сержанта Тиханцова, который умер у меня на руках? Говори, чмо, кто и зачем послал отделение в кишлак?

— Я послал….Наркотики. Наркотики проклятые. Тучин, Вы поймите, ведь я тоже по существу выполнял приказ и должен был их привезти в штаб армии, а затем отправить в Союз. Ваш сержант рвался доложить о приказе Вам, но со мною был ваш начштаба Перов и Мурзагалиев повиновался.

— Выходит, что Перов был в вашей же шайке — спросил.

— Ему хорошо платили.

— Ох, Вельц, какое же ты дерьмо — гневно сказал я. Не шлепнуть тебя — значит, принять еще один грех на свою душу. — Я решительно приставил к его лбу пистолет, раздумывая, что нажатие курка не сильно усугубит трагедии сегодняшнего дня.

Неожиданно, Палыч застонал, обмяк, и его голова свалилась набок.

— Оставь, Иван, — сказал Володя. Толку от его смерти ни на грош. Пошли.

Впрочем, я уже и сам, как — то мгновенно успокоился. Откровение Вельца сняло с моей души тяжесть неведения. Я всегда страдал оттого, что не верил в вину хорошего и честного солдата — сержанта Мурзагалиева. Но до сего момента грань этого неверия всегда балансировала на канате сурового факта: 'Ведь ушел же! Самовольно оставил пост, ушел вместе с отделением в самоволку. погубил своих ребят и косвенно многих из тех, кто бросился его спасать!'.

Теперь все встало на свои места.

Понимая, что Палыч вряд ли скоро придет в себя, мы, тем не менее, прошли к лазу и минут пять закидывали его валявшимися вокруг кирпичами.

— Думаю, что с перебитой ключицей ему вряд ли удастся расчистить лаз? — сказал Володя.

Миновав, раненого отставного полковника, по прежнему недвижимо лежащего у стены, мы устремились к золотому склепу, к оставленным у воды пленникам — Октябрю и Фильке.

— Кстати, Володя, на выходе нас ждет хлопец с пистолетом?

— Да не беспокойся ты. Вот его пистолет — он показал, Ты думаешь, он мне его подарил?

Мы, бегом достигли ставшего родным, склепа. Октябрь — стервец был уже полу развязан, и только притворялся, что лежит в прежней позе. Нам было совершенно некогда разбираться с пленниками и уж, тем более, снова связывать их. Вовка, нагнувшись, влепил Октябрю такой апперкот, что подумалось, — Октябрь теперь перестанет картавить. Октябрь же просто сделал вид, что умер. А может, и вправду умер?

Филька, по — прежнему связанный, сидел под горящей свечей. Он с ужасом и безнадежным отчаянием глядел на Владимира..

Прощай Серафим, сказал я ему и подтолкнул Вовку в спину в сторону водяной галереи.

Там, напротив входа в склеп, около плавающего гроба виднелась спина Вареного. Чтобы освободить дорогу, Владимир толкнул гроб проем, а Вареного немного вытащил на сушу.

— Володя вошел в воду, набрал воздуха и нырнул под потолок галереи. За ним последовал я. Проходя мимо зияющего проема в склеп, я увидел в его темной глубине флотилию громоздящихся на поверхности гробов. Где — то там, в чреве склепа рядом с мумией покоился искатель приключений и водолаз Серый. Вряд ли те, кто копал эту усыпальницу смог предположить, что через сотню — другую лет здесь будут происходить события, подобные описанным. И что здесь будут находить нежданный последний приют далекие потомки?

Ненужный фонарь я бросил в воду, нырнул под потолок и секунд сорок, задевая головой кирпичи, плыл к выходу. Володя дожидался меня в полной темноте на лестнице. Мы подползли к выходу, на всякий случай прислушались. Наверху пела и кричала всякая птичья тварь.

Выбрались на поверхность.

Солнце уже переваливало за полдень и ярко освещало синие просторы бесконечного Заволжья. С того момента, как мы спустились в галерею, прошло всего тридцать или сорок минут. После прохлады подземелий и водных процедур, тело обволокло приятным теплом. Я увидел, что из — за камня торчат ноги и еще одного искателя приключений, имя которого мы так и не узнали. Жажда золота и смерть — всегда ходили рядом.

Скорее уже по сложившейся традиции, мы решили пробраться на берег, откуда был хорошо виден лагерь, и оценить ситуацию, сложившуюся там за последнее время.

На поляне рядом с ЗИЛом стоял, вернувшийся УАЗик, а кто — то хлопотал около лежащего у входа в палатку человека, вокруг царило оживление. Были слышны неразборчивые команды Палыча, и несколько человек по одному зашли в палатку. Забежал туда и автоматчик, вернувшийся вместе с Джоном.

— Похоже, что они что — то заподозрили? — сказал я Владимиру, имея в виду, суету у палатки.

— Черт возьми! — выругался брат, — надо было твоего полковника, все — таки, грохнуть, а тех двух утопить. Блин, сами себе создаем проблемы.

Удирать надо, Володя. Сейчас они штурмом будут брать подземелья, поскольку, не знают, что мы уже на свободе. А когда поймут, освободят от пут Октября с Филькой, увеличат свой отряд до десяти человек и начнут прочесывать лес. Расклад сильно не в нашу пользу, к тому же у них в наличие два автомата. А для нас война кончилась Нам надо пожинать, что успели навоевать, — сказал я, имея в виду наши драгоценные мешки. — Так что бежим, друг, в нашем распоряжении несколько десятков минут.

— Да, ты прав, Иван, пошли.

Мы трусцой двинулись вниз по реке. По дороге Володя сообщил, что ребята дошли вниз по левому берегу реки километра на два.

— Но дальше река делает петлю и заворачивает влево, — продолжал рассказывать мне Владимир. — И до самого Лыкова начиналась сплошная сеть стариц и заболоченности. Поэтому, мы вернулись на километр обратно. И если свернуть через лес, то по прямой до Лыкова останется пройти не более полутора километров. Но там начинаются открытые места с множеством полян. Поэтому, мы решили подождать тебя и уж, вместе продолжать путь. Когда мы услышали отдаленные выстрелы на берегу, я оставил ребят, и пошел к тебе на помощь. Прошел почти до самого монастыря и никого не встретил в лесу. Когда выбрался на берег, увидел, как из накануне приплывшей лодки, выгружают двоих хлопцев. А потом стал свидетелем, как тебя выпустили из будки на грузовике, затем допрашивали.

Словом, на берегу я провел полтора часа, пока не увидел, что вы стали переправляться на этот берег. Все время, пока вы были у выхода из подземелья, я находился в тридцати метрах, и лежал за поваленным деревом. Меня так искусали муравьи, что от зуда хотелось завыть по волчьи. Когда вы ушли обратно, а у выхода остался часовой, я понял, что сейчас в Лагере Палыча предстоит генеральный спуск в подземелье. Часового ликвидировать было не сложно. Сначала я запустил пару шишек в кусты в сторону Керженца. Часовой насторожился, затем, держа наготове пистолет, пошел проверять заросли. А я в это время занял место за камнем у норы, и когда он, успокоенный, вернулся, я его и попридушил малость. Потом я проник в подземелье и на выступе потолка нарисовал тебе винт, чтобы ты чувствовал, что ты не один здесь. Пока ты нырял за крестом, а хлопец тебе светил, я сидел в воде, спрятав голову за гроб. Эти гробы я специально вытолкал в проход, чтобы было за чем спрятаться. Остальное ты знаешь.

Мы миновали старицу, на берегу которой несколько часов назад разворачивались главные боевые действия с бандитами. Когда перебрались на противоположный ее берег, Володя, вдруг сказал.

— А знаешь, у нас изменения в составе отряда?

— То есть?

— Валерик покинул отряд. Сначала он настаивал всем бежать в обход Лыкова и лесами пробираться в Хахалы. А когда мы решили тебя ждать, он потребовал свою долю из мешков, сказав, что не намерен рисковать жизнью ради того, чтобы того, чтобы кого — то ждать.

— Дали?

— Нет, конечно. Сказали, что когда все будет позади, когда соберемся все вместе, тогда и подумаем, — как нам поступать с сокровищами?! Он завозникал, говорил, что если бы он не привез инструменты, то и вообще бы ничего не нашли. После того, как Михаил в очередной раз врезал ему в ухо, Валера сказал, что не ожидал от нас такой подлости и ушел через лес в сторону Лыкова.

Я, в свою очередь, рассказал Володе об истории с Валеркиным рюкзаком, прикарманенных им драгоценностях. Благодаря которым, бандиты убедились, что сокровища это не миф и существуют реально.

— Вот сволочь! — выругался Вовка. — Ну, ладно, хрен с ним. За одного битого двух небитых дают.

— Что ты имеешь в виду?

— С нами Наташа и Лариса.

— Каким образом? — удивился я, — как они попали к ребятам? Ведь они же уплыли на стоянку за Лыково?!

— Правильно. Уплыли. Но, помнишь, они говорили, что сегодня вечером в Монастырь должна прибыть этнографическая экспедиция из университета?

— Да, помню.

Ну, вот. Наташа и Лариса должны были соединиться с экспедицией. Они оставили в Лыково своих друзей и поплыли вверх к Монастырю. Потом они услышали стрельбу в лесу, испугались, причалили к берегу и минут пятнадцать в растерянности выжидали, пока кончится пальба. Пальба кончилась, они решили не продолжать путь в Монастырь, а вернуться обратно. Когда вернулись к байдарке, обнаружили на песке только выложенные накануне рюкзаки. Байдарку унесло течением. Я тут их и встретил, когда спешил тебе на помощь. Благо, от наших ребят я далеко не ушел поэтому, девчонок доставил под охрану Михаила с Игорем, а сам снова поспешил к тебе.

— Дела?! — искренне изумился я. — Вот, как раз, девчонок втягивать в это дело нельзя.

— Нельзя — согласился Володя, но они, как и мы, стали жертвой обстоятельств.

Мысль, что сейчас я снова увижу Наташу, в общем обрадовала меня, но в то же время и огорчила. Огорчила потому, что не девчоночье это дело прятаться по лесам от вооруженных бандитов. Еще не известно, чем все это закончится? Это, во — первых, а во — вторых, если судить по физиономии моего двоюродного брата Владимира, то видок у нас сейчас не для романтических встреч. Такая же трех дневная щетина сейчас и у меня. Если сюда добавить кровоточащие ссадины от нашего слепого метания по зарослям во время первого преследования и мои разбитые губы от удара Картуза, то мы и сами сейчас смахиваем на разбойников.

— Ладно, не переживай, — угадал мои мысли Володя. — Согласись, что мы не можем оставить девушек одних в лесу.

— Согласен, согласен, — рассеянно ответил я.

Мы уже прошли не менее двух километров от старицы. Приблизились к реке. Володя провел меня к густым, словно списанным с картинки Библейских кущ, зарослям и не громко свистнул. Раздался ответный свист. Это мне напомнило что — то из книжных рассказов про разбойников Робин Гуда. Средь зеленой листвы появилась Мишкина физиономия. Он призывно махнул рукой. Миновав заросли, мы спустились в покрытую зеленой травой, яму, похожую на застарелую воронку от пятисотки. Ожидая нас, ребята устроили там что — то наподобие бивака: принесли обломки бревен на которых можно было сидеть. Игорь лежал на скосе, подложив под голову здоровенный рюкзак. В глубине ямы сгрудилась остальная наша поклажа.

Наташа и Лариса сидели на бревне. При моем появление, Наташа вопрошающе улыбнулась, но в ее красивой улыбке откровенно просматривалась тревога по случаю ситуации, о которой парни, наверное, уже успели поведать девушкам.

— Привет, господа офицерА! — чтобы как — то скрасить обстановку притворно весело сказал я, предполагая, что хоть чья то бодрость может чуток встряхнуть атмосферу напряженной тишины.

— Ты где был, Иван? Мы уже три часа ждем, — промолвил Игорь привстав с импровизированной лежанки.

— Рыбу ловил, — ответил за меня Вовка. И чтобы сразу упредить возможный вопрос со стороны доверчивых девушек о том, какую рыбу я поймал, добавил — готовьтесь к походу. Скрытым маршем, тык — скыть… 10 минут на отдых и вперед. Надеюсь, девушки, вы спортсменки?

Михаил отозвал нас с Володей в сторону.

— Не знаю, как вы к этому отнесетесь, но девушек пришлось посвятить в суть дела?

— Почему?

— Пока перекладывали мешки, один из них нечаянно раскрылся, и Лариса закричала, что столько золотых изделий она не видела никогда в жизни. Вот, после этого и пришлось кое — что рассказать.

— Ладно, Миша, не переживай. Может быть, это и к лучшему. Давайте, 10 минут перекурим, затем собираемся и уходим.

Я попросил Володю посмотреть, что у меня со спиной, которая нещадно ныла. Он осторожно задрал мою футболку, посмотрел и зацокал губами — Нда — а, брат, кажется, там нарывает. Жаль, что Мишка так легкомысленно самогон оставил в лагере. Теперь дезинфицировать нечем.

Наташа, почувствовав, что требуется медицинская помощь, взяла инициативу в свои руки.

Она достала свою косметичку. Содержание, какого там тюбика имела спиртовую основу, приказала мне снять изжеванную псом футболку и занялась моей спиной.

— Откуда это у вас? — Сказала Наташа, глядя на мою грудь, исполосованную шрамами и ниточками от швов.

— Издержки военной молодости — сказал я ей.

— Вы воевали?

— Чуть — чуть.

— А знаете, мой дед тоже воевал и он даже привез из Германии зеркало. Это совершенное искусство. В него смотрелись фрейлины.

— Ну, войны, вообще — то разные бывают. Если бы наш разговор состоялся раньше, то я обязательно привез бы какую — нибудь юрту — пошутил я.

— Ой, извините. Я совершенно не хотела вас обидеть.

— Слабый ты человек, Иван — подколол меня мой друг Михаил. Поцарапался и сразу, хоть, в обморок падай. То ли дело я, — пулевая рана под мышкой и, ничего. Засохла как — то сама по себе и чувствую себя вполне нормально — похвастался он.

— Ты даже умрешь не как все, — ворчливо сказал ему Игорь. Нормальные люди от таких ранений умирают мгновенно и с именем любимой на устах. А тебя и пули не берут и даже имени нет, которое бы ты мог произнести последним.

— Есть.

— Ну, и чье бы ты имя прошептал затухающими устами?

— Твое

— Это почему?

— Ты мне уже три года 'торчишь' десятку?

— Меркантильный ты человек — упрекнул Игорь экс шурина. — Хотя, это обстоятельство идет даже на пользу. Будет кого перед смертью вспомнить. Так что и не жди, не отдам.

Мы засмеялись.

Заканчивая обрабатывать мне спину, Наташа, спросила, нет ли у кого воды? Воды не оказалось. За нею вызвался сходить Игорь.

Прошел, наверное, уже час, как мы с Владимиром покинули монастырские подземелья. Пора было уходить.

От реки прибежал испуганный Игорь — Ребята, кажется, нас уже окружают!

— Е — маё! Дождались — воскликнул Вовка. — Говори четче, кто там и чего!

— Я вышел к воде, и сразу налетел на байдарку. В ней трое. Увидали меня и стали подгребать к берегу. За поворотом виднелись еще две байдарки. Это все те же хлопцы. Одного из них я точно узнал.

— А он тебя?

— Ну, наверное..

— Да, блин, когда это кончится!? — опять вскричал Владимир.

Девушки встревожено смотрели на нас.

Я надел старую футболку и осмотрел пистолет, доставшийся мне от Октября. Все восемь патронов были на месте. В Вовкином 'Макарове' оказалось, — пять патронов. С таким боезапасом с автоматами воевать трудно, но можно.

Михаил — ты главный. Забирай отряд и вперед. Мы с Володей будем следовать сзади в пределах видимости. Вперед, ребята!

Мы мчались сквозь лес, не разбирая дороги, по лицам хлестали ветви елей. Тяжело дыша, пробежали не менее 600 метров. Хуже всех приходилось Мишке, он хромал, как на протезе. Игорь дышал, словно загнанная лошадь, неся на плечах рюкзак, а в руках мешок.

ОТ ВИНТА

Над головой, заходя на посадку, проревел пожарный самолет.

— Все! Напрасно все — таки девчонок втравили в это дело, — думалось мне. — И дернуло же Вовку с его инициативой привести их в наш лагерь?!

— Я знаю, что делать — неожиданно сказал Владимир. — За мной, ребята, не отставайте! — и свернул влево от Керженца, в сторону аэродрома. Ты чего задумал? — спросил я на бегу у Вовки

— Я точно не знаю, но попробуем?

— Чего попробуем?

— Самолет. Я никогда не летал на таких, но попробуем..

— Тут уже я понял Вовкин план. Наверное, это был лучший выход в сложившейся ситуации. Впереди показался просвет, мы выбежали на край поляны и остановились.

Поляна уходила вдаль метров на шестьсот или более. Справа у леса метрах в двухстах отсюда находилась избушка лесника с высокой антенной радиосвязи и надутым оранжевым мешком на высокой жердине. Около нее виднелась вкопанная в землю цистерна. Самолетик стоял около избушки, от него в сторону леса отъезжали белые 'Жигули'. У самолета хлопотал, какой то человек с ведром, затем он поставил ведро и пошел в дом. В это время справа, сзади метрах в пятидесяти от нас прозвучал выстрел. Пуля попала в дерево над головой. Потом пальнули еще раз. Человек у самолета, услышав выстрелы, остановился и стал смотреть в нашу сторону. Вдруг прогремела очередь и сзади слева. Значит, хлопцы с двух последних байдарок также вышли на огневой рубеж?! Мы все лежали на земле, но, вероятно, они нас уже обнаружили?

— Ладно, ребята вы давайте отбивайтесь, а я пошел — сказал Володя, передавая свой пистолет Михаилу, и сначала пополз, а потом поднялся и побежал к самолету. По нему стали стрелять с опушки справа. Выстрелы раздавались метрах в ста от нас. Владимир в открытом пространстве становился просто мишенью для практической стрельбы, поэтому, я бросил мешок и, махнув парням рукой, чтобы лежали, устремился на звук выстрелов. Метров через шестьдесят я увидел их. Бандитов было трое, один с автоматом.

Автоматчик лежал около дерева и целился по петляющему на поляне Владимиру. Я приставил свой пистолетик к дереву, выдохнул воздух, прицеливаясь, и пальнул. Хлопец уронил голову на траву. Двое других спрятались за деревьями. Перебегая от дерева к дереву, я пошел в наступление. Они выстрелили пару раз в мою сторону, я три раза в их. От деревьев, за которыми они прятались, полетела кора и щепки. Парни бросились бежать в глубь леса. Вдогонку я послал им последние пули, но, наверное, не попал, и они благополучно скрылись между деревьями.

Я подбежал к автоматчику. Хлопцу было лет тридцать — тридцать пять. Его посеревшее лицо несло на себе загар, навечно впитавшийся в кожу. Моя пуля прошила ему плечо. После первого шока, он поднял голову и мутным взором уставился на меня. Я поднял его автомат и отцепил сдвоенный, связанный изолентой магазин. Один из них был забит патронами до отказа, во втором осталось четыре или пять патронов.

В это время со стороны самолета доносились, какие то крики. Я увидел, как Владимир, выбросив колодки из — под шасси, садился в самолет, а мужик протестовал и тащил его за футболку назад. Владимир, почувствовав, что страж воздухоплавания вряд ли отстанет добровольно, вылез из самолета и приложился к мужику кулаком. Тот упал, затем вскочил и побежал в сторону дома. Владимир снова забрался в самолетик. Через несколько секунд, пропеллер завертелся и взревел мотор. Самолет пробежался от домика лесника и, развернувшись, поехал к опушке, где залегли наши ребята. Я увидел, что Владимир через стекло призывно машет рукой. Я оставил раненого хлопца в покое, и, захватив его автомат, бросился к ребятам.

Ширококрылый самолет, подпрыгивая на неровностях почвы, подъехал к опушке и развернулся. До него оставалось не более 20–ти метров. Схватив мешки и рюкзаки, все наши побежали к самолету. Пока остальная команда скрывалась в его чреве, я пятился к нему задом. Одной рукой я держал мешок на плече, другой автомат, держа его, как пистолет. С левой опушки стали стрелять. Из — за рева мотора я не слышал выстрелов, но видел, что пули вспарывают траву около шасси и поднимают кусочки земли. Я увидал наших преследователей. Они прятались за деревьями метрах в двухстах на левой оконечности поляны. Я выпустил в их сторону длинную очередь. Подбегая к самолетику, я успел заметить на его крыльях, какие то заплатки, вмятины на фюзеляже, а на дверцах ободранную краску. Наверное, этот старичок бывал во многих передрягах? Но сейчас ему предстояло главное испытание — спасти заблудших туристов. Внутри было четыре кресла и маленький грузовой отсек, куда я и заполз, забросив внутрь мешок и автомат.

Вовкино лицо было напряжено. Он потянул на себя какой то рычаг. Самолет зарычал еще более и, прыгая на кочках, направился к противоположному лесу и стал набирать скорость.

— Закрой дверь, — прокричал мне Владимир. Я захлопнул дверцу грузового отсека, но она открылась. Я хлопнул ее несколько раз, кажется, защелкнулось.

— Ни фига себе, летуны. Организация серьезная, а двери не закрываются. Прямо как в моих стареньких 'Жигулях'. Сядь в кресло! — Сквозь нарастающий рев мотора прокричал мне Владимир. Я как — то пролез между Михаилом, Наташей и Ларисой. Теперь на двух креслах тесной кабинки мы были уже вчетвером. Игорь сидел рядом с Владимиром. Сзади, в грузовом отсеке валялись закинутые рюкзаки и мешки с драгоценностями.

— Давай! Володя. Нажимай! — прокричал я брату. Он сосредоточенно молчал.

Стремительно приближался лес. Самолет ревел, и чувствовалось, что вот — вот, он должен оторваться от земли, но метров за пятьдесят до него, Владимир резко сбросил газ, и самолетик стал тормозить, чуть не врезавшись в кусты. Владимир опять развернул его, задевая крылом ветки.

— Не взлетим — прокричал он — Тяжело.

— Давай, Володя, давай, дорогой, придумай что — нибудь?

Самолет остановился, новый пропеллер продолжал вращаться, отражаясь на солнце полу прозрачным желтым кольцом. Владимир выскочил из кабины, открыл дверку грузового отсека со своей стороны, нащупал какой то ящик с инструментами, прикованный к полу и стал выбрасывать оттуда всякий железный хлам. Там же, кстати, за ящиком лежал и, погнутый Мишкиной бутылкой пропеллер, который тоже полетел на землю. Но, самолет облегчился не более чем на 40–50 килограммов.

Издали мы увидали, что со стороны реки и избушки на поляну выбежало человек пять наших преследователей. Автомат был только у одного из них, но и этого вполне хватало, чтобы справиться с нами, сейчас уже, практически, безоружными. Они цепью бежали в нашу сторону.

Владимир закончил выбрасывать инструмент, захлопнул дверцу и снова занял место пилота. До хлопцев оставалось всего метров пятьсот, и бандиты приближались.

— Ну, что старик, — сказал я брату — или мы сейчас взлетим в небо живыми, или туда полетят только наши души. Неожиданно, откуда — то сзади, буквально в пятидесяти метрах от самолета из лесу вынырнул УАЗик Джона. Стервец, успел таки, где — то переправиться!? Переправиться он мог только в Хахалах через мост. Наш самолетик опять стал набирать скорость, направляясь теперь уже в сторону домика лесника. УАЗ погнался за самолетом и вскоре уже прыгал на кочках рядом с крылом. С Джоном сидел горбоносый Октябрь Максимыч в грязной милицейской рубахе без одного рукава. Правое окно автомобиля было опущено, и я заметил, что лицо у него перекошено не только от гнева. Вероятно, после Володиного апперкота правая его челюсть так сильно распухла, что не было никаких пропорций в благородном лице милиционера. Он что — то угрожающе кричал, и махал Вовке пистолетом, требуя остановить самолет. Через несколько секунд он выстрелил. Пуля попала в дверное окошко грузового отсека, сделав в нем дырку. Я услышал, как вторая пуля ударила в крышу кабины.

— Ах ты сука! — не удержавшись заорал я, и задев подметкой кроссовок Мишку по лицу кувырнулся в грузовой отсек, где среди мешков и рюкзаков валялся мой автомат. Помня, что первый рожок пуст, я перевернул магазин, выбил прикладом стекло и, почти не целясь, выпустил последнюю очередь в кабину УАЗа. С 10 метров промахнуться было трудно, да я и не промахнулся. УАЗ резко свернул влево (хорошо, что не вправо), несколько раз перевернулся и через несколько секунд взорвался. Но взрывная волна нас уже не достала. Мотор ревел, самолет продолжал набирать скорость, дом лесника стремительно приближался, я опять забрался на место между Михаилом и Наташей. Успел обратить внимание, что лицо девушки было смертельно бледно. Еще бы не побледнеть? Из беспечной туристки — попасть в такую катавасию!?

Сзади полыхал УАЗ, высокие огненные космы уносили грешные души Октября и Джона для судилища на чистые небеса.

— Давай, Володя, давай! — ревел я брату.

До хлопцев уже оставалось двести метров, сто. Я увидел, как автоматчик встал на колено на пути движения самолета и целится в нас. Мы все пригнулись за исключением Владимира. Пули все — таки, попали в самолет. Смотровое стекло лопнуло в двух местах, и полетели стеклянные брызги. Игорь зажмурился и закрылся рукой.

— Давай, Володя! Дерзай, — рычал я.

Самолет промчался мимо бандитов. Автоматчик успел отскочить, чуть не получив по башке крылом. Теперь мотор ревел так, что его цилиндры вот — вот должны были разлететься. Наконец, мы почувствовали, что тряска кончилась, земля стала медленно отодвигаться, но стремительно приближались сосны. Пропеллер срубил верхушку дерева, полетел прах, и мы почувствовали, как по днищу процарапали ветви. Мы взлетали! Под крылом замелькал, извивающийся голубой лентой Керженец, с его золотыми пляжами и старицами. Высота была уже не менее пятидесяти метров. Мотор работал звонко и чисто.

— Ура! Первым закричал я, а Игорь стал обнимать Вовку. В тесной кабине наступило радостное веселье. Лариса и Наташа тоже кричали Ура! Мишка ударил Владимира сзади по плечу и громко заявил, что теперь он верит в могучую силу авиации и в высокий профессионализм российских пилотов. Пусть даже и не доучившихся.

Радость была велика. Самолет продолжал набирать высоту, открывалась широкая и красивая панорама поймы реки. До самого горизонта все было покрыто лесами. Дальние зубчатые, лесные отроги извивались и шевелились в плену горячего воздуха и дымка тихой голубизной покрывала этот зеленый океан Вечности.

— Володя, надо лететь в сторону Горького. Найдем лужок поближе к железной дороге, сядем и, — по домам для осмысления ситуации.

— Дело хорошее, только полетной карты нет …?

— Не гони лошадей — сказал летчику Михаил — посмотри влево и ты увидишь, что Горький именно там.

Я также посмотрел через дверное окошко. Действительно, вдалеке, километров за шестьдесят — семьдесят можно было увидеть столбы дыма, скорее всего, поднимающиеся из заводских труб. Сам город из — за жары и шевелящегося над горизонтом марева разглядеть было невозможно. Я опять пожалел, что потерял бинокль. Сейчас мы летели вверх по течению над петляющей рекой, и высота была уже не менее двухсот метров.

— Да, Володя, судя по всему Горький там — сказал я пилоту. Ведь Керженец течет почти строго на юг. Следовательно, Горький с левой стороны.

— Согласен — ответил пилот.

— Смотрите! Наша палатка! — воскликнул Игорь. Внизу проплывала знакомая поляна со сморщенной палаткой на самом берегу реки. Обрамленная дремучим лесом, белыми пляжами и голубой лентой реки, сверху она казалась еще более живописной и загадочной. Около палатки по — прежнему стоял грузовик и у машины, шевелясь, лежал человек.

— Вот сволочи — перекрывая звон мотора, прокричал Вовка, — они даже раненого начальника бросили!

Через минуту, территория монастыря пропала из виду. Под крыльями замелькало большое болото с редкими деревцами и множеством луж, маленьких озер и гиблых, топких мест, очерченных ярко — зеленой травой.

— Держитесь, ребята, разворачиваемся! — крикнул Владимир. Самолет стал резко ложиться на крыло, мы схватились друг за друга. Левая, дефектная дверка грузового отсека вдруг распахнулась, по полу что — то поползло, и я увидал в окошко, как, кувыркаясь в воздухе, в болотину падают наши рюкзаки и мешки и автомат.

— Стой! — закричал Михаил. — Стой, тетеря, ты же дверь не запер! — закричал он Владимиру.

— Встаю, встаю, уже! — язвительно ответил Владимир. — Сейчас только на тормоз нажму.

В самолете наступило гнетущая тишина, лишь только звонкой пчелой пел мотор. Я обернулся в грузовой отсек. Его ребристый пол был чист. Все наши рюкзаки, все мешки, которые я с таким жаром заполнял ладонями из золотого гроба — все улетело в никуда! Золотой Гольфстрим оборвал свой поток и сгинул в ржавом болоте.

Владимир выровнял самолет, дверка прикрылась, но не защелкнулась. Я выбрался назад, питая тайную надежду, что хоть один мешок, как — нибудь зацепился за железную конструкцию кресел? Грузовой отсек был пуст. Держась за кресло, я приоткрыл и захлопнул дверцу. Ткнул ее рукой, она снова открылась. Защелка, кажется, не работала.

— Летуны хреновы! Как они работают и как не выпадают отсюда во время своих полетов?

— Сядь, Иван, оставь ее в покое! — прокричал мне пилот.

На всякий случай я еще раз хлопнул дверцей и пробрался на свое место на заднем сидении. Было тягостное молчание.

— Владимир снова накренил самолет. Он сделал большой круг, пролетел над рекой, а затем над местом, где пропало наше имущество, а вместе с ним и наши грёзы о сытой и устроенной жизни, которые еще минуту назад были живой реальностью. Чудо внезапного и неслыханного обогащения кончилось. Сколько мы ни всматривались вниз, не было не видно ни рюкзаков, ни мешков.

— Володя, ты заметил какой — нибудь ориентир?

— Пять сосен треугольником. Других деревьев здесь, как видите, нет. Вот в радиусе трехсот метров оно все и упало.

— Блин! — воскликнул Михаил. Как только все успокоится, устраиваем сюда экспедицию. Все торфяники носом пропашем, но мешки найдем. — В его голосе чувствовался скепсис

Я смотрел на бескрайнее рыжее болото и понимал, что планы Михаила разыскать здесь пропавшее золото — это не более чем крик души. Хотя, кто его знает….? Опять наступило молчание. У каждого были свои думы по поводу происходящего. На Михаила было больно смотреть. В какие — то секунды из жизнерадостного, не унывающего человека он на глазах превратился в угрюмого мыслителя. Впрочем, мое настроение тоже резко упало. И будь в самолете парашют, я бы ни капли не раздумывая выпрыгнул на болото и приступил к поискам.

— Ребята, не будем драматизировать ситуацию. Живые остались, — уже великое дело! А золота на наш век хватит — фальшиво весело взбодрил всех Вовка. Он уже вполне освоился со штурвалом и уверенно держал его в своих руках.

— Ребята, — а вы брали мешок из дупла?! — спросил я

Выяснилось, что никто из дерева мешок не забирал.

— Так про дупло, никто не говорил? — удивился Мишка.

Да, честно говоря, в суматохе я, наверное, и забыл сказать о том, что один из мешков с монастырским золотом я спрятал в дупле сломанного дерева?

— А сколько там всего?

— Не знаю, Миня, не взвешивал, но ни как не меньше 20 килограммов!

— Давай назад! — закричал Мишка, снова хлопнув пилота по плечу.

На лицах парней произошло чудесное перевоплощение, а настроение, у всех нас стало быстро подниматься. Теперь наши жертвы становились хоть и условно, но оправданными.

— Я не знаю, что там будут сейчас делать оставшиеся в живых хлопцы, но мне кажется, что никому не придет в голову копаться в дупле, заваленном старыми листьями? — сказал я повеселевшим ребятам.

Тут я опять вспомнил скелет, найденный мною у стены склепа, и мои предположения по поводу недо выясненной тайны о второй части сокровищ, вспыхнули с новой силой. Но сейчас я ничего не стал говорить ребятам и решил оставить этот разговор на потом.

Мы летели уже минут двадцать пять. Изредка, среди зелени лесов вздымался холм с красивыми зубчатыми склонами. Внизу проплывал изумительный пейзаж, изрезанный речками, старицами и озерами с молочно — голубой поверхностью. Впереди показалась ниточки железнодорожного полотна Горький — Киров. Владимир снова накренил самолет, и теперь мы летели вдоль железной дороги.

— Ладно! Давай, Володя, ищи какой — нибудь луг поблизости от ближайшей станции, и будем садиться — скомандовал Михаил. Его голос после моего сообщения о спрятанном мешке с золотом заметно оправился и вновь принимал обычные командные нотки. — Кстати, ПВОшники нас не собьют? Ведь самолеты летают только по определенным воздушным коридорам?

— Не собьют. На такой высоте летальные аппараты сбивают разве, что из ружья или бутылкой — ответил Владимир, намекая на позавчерашний случай у костра.

Мы летели на высоте 200 метров. Горький теперь был виден невооруженным глазом. До него оставалось около тридцати километров. Нам предстояло сейчас самое важное — тайно посадить самолет, оставить его на произвол судьбы, а самим раствориться в пёстрой толпе пассажиров ближайшей электрички. Все произошедшее с нами за последние два дня теперь воспринималось, как жуткое кино или ночной кошмар и уже что — то нереалистическое: подземные галереи, склеп, бандиты, стрельба, кровь…

На небе не было ни облачка, а под крылом до самого горизонта буйствовало кудрявое море заволжских лесов. Изредка, попадались, затерянные среди деревьев деревеньки, кое — где высвечивались лоскутки колхозных полей. С высоты была видна и Волга и неширокие, округлые расщелины в лесу, где протекал Керженец.

— Нам надо садиться, где — то около станции Каликино. Там полно лугов — подал голос Владимир.

— Почему именно у Каликино — спросил у пилота Михаил.

— Я успел сказать механику, чтобы самолет искали около Каликино. Зачем летунов подводить? Приедут к вечеру и заберут своего винтокрылого красавца. Тогда можно рассчитывать, что для них все будет шито — крыто. Впрочем, им и самим нет резона поднимать шум по поводу украденного самолета.

— Ну, Каликино, так Каликино — ответил Михаил. Эх, жаль, что с мешками так получилось! А то бы в ближайшие выходные можно было устроить праздничный пикник по поводу внезапного обогащения?!

— А мешок в дупле? — сказал Владимир.

— Ну, он пока еще в дупле!?

— Будем надеяться, что не пропадет?! — сказал Владимир.

— Иван — неожиданно подал голос сидящий рядом с пилотом и молчавший Игорь.

— Чего?

— Мне было так тяжело бежать с грузом, что боюсь — не получил ли я какое — нибудь искривление позвоночника? Будь другом, посмотри? — После этих слов Игорь немного подался от спинки кресла вперед.

Я взглянул поверх переднего сиденья на поэта. За плечами у него висел тяжелый рюкзак с красной окантовкой!

Я оттолкнул Игоря еще дальше вперед, волнующимися руками развязал рюкзак и открыл его. В глаза блеснули искры горящих, и отблескивающих всеми цветами радуги драгоценностей. Это был мой большой рюкзак, в котором я вынес первую партию сокровищ! Я достал оттуда первое, что попалось — тяжелую золотую сахарницу и поднял в ее руке. Все уже поняли, в чем дело. После секундной паузы, сначала Мишка, а потом и все мы закричали Ура и снова стали обниматься. Я сжал Наташину руку. Она не отняла ее и, как мне показалось, еще крепче прижалась ко мне.

До посадки оставалось всего пять минут. Наша невероятная Одиссея заканчивалась, а жизнь казалась яркой и прекрасной и многообещающей.