Звезда

3

Первый ребенок Тома и Бекки родился через десять месяцев после свадьбы. Минерва с Оливией принимали роды прямо в коттедже на ранчо, а Том в ожидании мерил шагами крыльцо. Это был здоровый мальчик, и назвали его Вильям в честь отца Тома – Вильяма Генри Паркера. Бекки, так же как и Том, ужасно гордилась сыном. Это было, пожалуй, самое счастливое событие за этот год, который оказался очень тяжелым для семьи Уайттов. После долгих сильных дождей большая часть пшеницы полегла, а Тэд заболел воспалением легких, и казалось, что он никогда не поправится. Когда родился его первый внук, он все еще был очень слаб, но изо всех сил старался не показывать этого. И только Кристел знала, как он плохо себя чувствует. Они все еще ездили верхом вместе, но их прогулки делались все короче, она видела, с каким облегчением отец возвращался домой и торопился лечь в постель, иногда не в силах даже поужинать.

И все-таки Тэд начал выздоравливать. Когда они крестили ребенка и за два дня до шестнадцатилетия Кристел отец явно почувствовал себя лучше. Малыша крестили в той же церкви, где год назад венчались Бекки с Томом, и Оливия пригласила на праздничный обед человек шестьдесят друзей и соседей. Это торжество не было таким грандиозным, как свадьба, но все-таки праздник состоялся. Джинни Вебстер была крестной матерью, а крестным отцом Том попросил стать Бойда, что опять вызвало протест со стороны семьи Уайттов. Как и год назад, все избегали Хироко. Ее единственной подругой теперь была Кристел, но даже она не знала, что жена Бойда беременна. Местный врач отказался осматривать ее. Его сын погиб в Японии, и он заявил Хироко с каменным выражением на лице, что не собирается помогать ее ребенку появиться на свет. Бойду пришлось отвезти ее в Сан-Франциско, где они нашли доктора, но часто возить жену в город он не мог. Доктор Йошикава был мягким и добрым человеком. Он родился в Сан-Диего и прожил всю жизнь в Сан-Франциско, но после разгрома американского флота в Перл-Харборе работал в японской больнице. В течение четырех лет он заботился о японцах в военных концлагерях, всегда помогал им, чем мог, хотя практически никаких средств для лечения у него не было. Для него это было тяжелое время, время боли и разочарования, но он оставался верен себе и сохранил уважение к тем людям, о которых заботился и среди которых жил во время войны. Хироко случайно узнала о нем от одной знакомой японки из Сан-Франциско, и молодая женщина вошла в кабинет врача на трясущихся ногах после того, как ее оскорбил и выгнал врач, которого все в долине считали большим авторитетом. Пока доктор Йошикава осматривал ее, Бойд стоял рядом. Врач заверил их обоих, что беременность протекает вполне нормально. Он прекрасно понимал, как тяжело этой молодой женщине жить в стране, где все считают ее чужаком и ненавидят ее только за цвет кожи и разрез глаз, за то, что она родом из Киото.

– В марте у вас родится здоровый крепкий малыш, мистер Вебстер, – заверил он Бойда, а потом улыбнулся Хироко. Он заговорил с ней по-японски, и Бойд успокоился, видя, как расслабилась жена, услышав родную речь. На мгновение ей показалось, что она снова дома, она почти поверила в это. Он говорил, что ей надо обязательно отдыхать после обеда и хорошо питаться, причем рекомендовал ей диету, состоящую из ее самых любимых японских блюд, что заставило ее рассмеяться.

Бойд как раз помогал ей готовить одно из этих блюд на следующий день, когда к ним в дверь постучала Кристел. Теперь, после свадьбы Бекки, она иногда заходила к ним, чтобы немного поболтать. В долине об этом никто не знал, и Бойд был вполне разумен, чтобы не кричать об этом направо и налево.

– Привет, есть кто-нибудь дома? – Она прискакала на одной из лошадей отца и, привязав ее у дверей, осторожно вошла в дом; на ней были синие джинсы, волосы собраны высоко на голове под ковбойской шляпой. Она еще похорошела с прошлого года, и в ней еще больше стала проявляться женственность. Но аура невинности все так же окружала ее. Казалось, она совершенно не обращает внимания на свою внешность, что делало ее красоту еще более привлекательной. Она надела одну из старых рубашек Тэда. Когда Кристел, бросив шляпу на стул, тряхнула головой, ее великолепные платиновые волосы каскадом заструились по плечам.

– Привет, Кристел! – Бойд вытер руки кухонным полотенцем, а Хироко улыбаясь предложила ей сашими, которое они только что приготовили. – Ты уже позавтракала?

Была суббота, и Кристел не надо было идти в школу. Отец отдыхал, так что девушке было абсолютно нечего делать. Она уже навестила Бекки и малыша Вилли, как его называли, – толстого, здорового мальчишку.

– Что это? – Кристел с удивлением посмотрела на сырую рыбу.

– Это сашими, – застенчиво улыбаясь, ответила Хироко. Светлые волосы и огромные голубые глаза Кристел прямо-таки завораживали ее, и в глубине души она мечтала, что если бы ей дано было родиться еще раз, она бы хотела быть такой же, как эта девушка. Она не раз мечтала о том, чтобы сделать себе западный разрез глаз, но на это у них не было средств, да и Бойд бы просто убил ее за одну только мысль об этом. Он любил ее именно такой, какой она была, со всей ее изысканной японской красотой.

Хироко была всего на три года старше Кристел, но жизнь, одинокая жизнь в этой долине смыла все следы веселья с ее лица.

– Хотите попробовать немного сашими, Кристел-сан? – За последний год она гораздо лучше стала говорить по-английски. По ночам она вслух читала Бойду и вообще очень старательно следила за своим произношением. Кристел даже приносила ей свои школьные учебники, и молодая женщина тщательно прочитывала их, схватывая все быстро и точно.

Кристел удобно уселась в маленькой кухне вместе с супругами и осторожно попробовала то, что ей предложили и что, на ее взгляд, было просто сырой рыбой. Она всегда смело пробовала в их доме все, что ей предлагали, смакуя деликатесы, которые Хироко готовила своими проворными маленькими пальчиками.

– Твой отец чувствует себя лучше? – застенчиво спросила Хироко, и Кристел кивнула, нахмурив при этом брови.

– Да, ему лучше. Но эта зима была очень тяжелой. Я сегодня заходила проведать Бекки. – Она улыбнулась своим друзьям. – Малыш становится таким симпатичным.

И вдруг она заметила странный взгляд, которым обменялись супруги. Бойд нерешительно посмотрел на жену, и веснушки вдруг необычайно четко проступили на его побледневшем лице. Его молочно-белая кожа сильно отличалась от кожи Кристел, имевшей почти бронзовый оттенок, несмотря на светлые волосы и голубые глаза. Но казалось, что он не обращает на красоту девушки никакого внимания. Ему нравилась только Хироко.

– Скажи ей. – Он улыбнулся жене, приняв решение, что теперь, когда они нашли доктора Йошикаву, им незачем скрывать хорошие новости от единственного друга. Они оба переживали из-за этого, и вообще иметь ребенка было их давней мечтой. Их немного удивило, что пришлось ждать так много времени. Прошло целых два года, прежде чем Хироко забеременела. – Ну давай же... – подбадривал он ее, но Хироко выглядела совершенно растерянной.

Кристел молча ждала. Она была слишком молода, чтобы самой что-то понять. К тому же о беременности она совсем никогда не думала, поэтому она смотрела на них широко открытыми, полными ожидания глазами, но Хироко все никак не могла решиться сказать. Наконец Бойд сделал это за нее:

– У нас весной родится малыш. – Сказав это, он выглядел ужасно гордым, а Хироко стыдливо отвернулась. Она все еще не привыкла к американским манерам говорить открыто о том, что, по ее понятиям, было делом сугубо интимным, и все же она была так же рада этому, как и ее муж.

– Это просто здорово, – улыбнулась Кристел, – а когда?

– Мы полагаем, в марте. – Он с гордостью, улыбаясь, посмотрел на жену, в то время как та накладывала Кристел еще сашими.

– Ну это еще не скоро, правда? – Для Кристел это действительно было «не скоро». Например, когда забеременела Бекки, девушке казалось, что прошла целая вечность, пока она наконец родила.

Причем сестра жаловалась день и ночь, вечно стонала и говорила, что ее все время тошнит, что она себя ужасно чувствует. В конце концов Кристел перестала ее выносить. От нее уставал даже Джед, а Том целыми ночами пропадал где-то с друзьями. И только Оливия продолжала ей сочувствовать до самого конца. Казалось, две женщины сблизились еще больше, впрочем, Кристел ничего не имела против. Она была счастлива, как никогда, проводя время с отцом. Да и встречи с Хироко приносили ей все больше и больше радости. Они разговаривали о природе, о жизни, обсуждали планы на будущее и очень редко в своих беседах касались кого-либо из людей. У Хироко не было знакомых, которых можно было обсуждать, семья осталась в Японии, и она теперь редко говорила о ней. Ее родные были так далеко, что ей иногда казалось, будто она потеряла их. Но однажды она призналась, что очень скучает по своим младшим сестренкам. И в ответ на ее признания Кристел открыла свой секрет – она мечтает сниматься в кино. Хироко потрясла эта идея и восхитила. Но Голливуд далеко, ужасно далеко от Александровской долины. Для них он находится на другой планете.

Хироко с Бойдом оба присутствовали на крестинах Вильяма. Он жалобно хныкал, когда священник смачивал водой его крошечную головку. На него надели рубашечку, в которой крестили еще отца бабушки Минервы. Хироко выглядела бледнее, чем обычно, когда они все выходили из церкви. Бойд нежно взял ее за руку, с тревогой посмотрел на нее, а жена только кивала ему в ответ. Она ни разу не пожаловалась на плохое самочувствие, но он знал, что у нее начался токсикоз. Она продолжала готовить его любимые блюда все с той же тщательностью, но сама едва притрагивалась к еде. Он несколько раз слышал, как ее рвало по утрам. Перед тем как Бойд увел жену, Кристел встретилась с ней взглядом, и две женщины улыбнулись друг другу, но этого, казалось, никто не заметил. Все гости восхищались малышом.

Для праздничного обеда на ранчо все подготовили как надо, но на этот раз гостей пришло гораздо меньше. Женщины сидели маленькими группками и сплетничали: кто женился, вышел замуж, у кого родились дети. Про Хироко не знал никто, и всем гораздо интереснее было обсуждать Джинни Вебстер. Она заметно поправилась, и ходили слухи, что она спит с Маршаллом Флойдом. Кто-то даже видел, как они вместе выходили из гостиницы в Напе.

– Она беременна, помяните мое слово, – заговорщически произнесла Оливия, а Бекки добавила, что неделю назад во время церковной службы Джинни чуть не упала в обморок.

– Вы думаете, он на ней женится?

– Он просто обязан это сделать, – заявила одна из женщин, – но лучше бы он делал это побыстрее, пока она совсем не растолстела.

Женщины разговаривали, мужчины стояли возле столов – выпивали и закусывали, а дети играли в стороне: все было так же, как и год назад. После войны прошло уже два года, и здесь ничего не изменилось, ну разве что дети выросли. Кристел стала девушкой. Ее длинные ноги и красивое тело приняли женственные очертания, она теперь постоянно притягивала взгляды мужчин. Ее фигуру уже не скрывало платье, да и выражение глаз потеряло безмятежность. Всю зиму она очень беспокоилась за отца. Джед в июне окончил школу, и теперь ему предстояло работать весь день на ранчо вместе с Томом. Отец хотел, чтобы он поступил в колледж, но сам Джед не горел желанием это делать. Он копался в машинах, которые были на ранчо, и часто ездил на прогулки со своими друзьями. У него теперь появилась девушка в Калистоге.

– Он уже почти мужчина, – восхищенно говорила одна из подруг Оливии. – Помяни мое слово – следующая свадьба будет его. Я слышала, он встречается с дочерью Томпсонов. – Оливия гордо улыбалась в ответ. Но вдруг глаза соседки потемнели, она взглянула на Кристел. Она надела синее платье, которое отец привез ей из Сан-Франциско. – Она очень хорошо выглядит... Прямо настоящая красавица... – Женщина заметила, что Оливия смотрит на Кристел. – Неплохо было бы в ближайшие дни запереть ее в амбаре, – поддразнила подруга, но Оливия притворилась, что не расслышала. Она никак не могла понять свою младшую дочь. Та совершенно не походила на других девушек и особенно на свою сестру. Она держалась обособленно. Ее мысли были глубокими, и когда она говорила о них (что случалось крайне редко), это ужасно раздражало ее мать. Девушке совсем не обязательно рассуждать о высоких материях или мечтать о тех городах и странах, про которые рассказывал Тэд. Несомненно, это его вина, что он с самого детства забивал ей голову всеми этими глупостями. Его вина и в том, что она так любит носиться по полям на лошади и купаться голышом в горной речке, как какая-нибудь дикая кошка.

Она совсем не похожа на других девушек, а уж тем более на Бекки или на свою мать. Теперь, когда она выросла, это стало особенно заметно. Казалось, она не обращала никакого внимания на окружающих ее парней. Она не страдала от одиночества, могла часами разговаривать с отцом о ранчо, о книгах, которые она прочитала, или о тех местах, где он побывал и где она тоже непременно хотела бы побывать.

Оливия даже один раз слышала, что они беседовали о Голливуде. И ведь он знает, что это просто безумие. С такими запросами не так-то просто найти для нее мужа, даже несмотря на ее внешность. Внешность – еще не все. Она и так слишком отличается от всех. Ее красота раздражает женщин, а мужчин – просто шокирует. Все это нисколько не льстило Оливии. Нет ничего хорошего в том, что ты мать самой красивой девушки в долине. Она слишком красива, слишком свободна и совсем-совсем не похожа на окружающих. Даже сейчас, когда женщины разговаривали, Кристел одиноко сидела на качелях, и ее мысли были где-то далеко, в то время как другие дети шумно играли. Казалось, она не замечает их, как не замечала никогда. Она стала еще более замкнутой за этот год. И даже Джед, у которого теперь была своя жизнь, оставил ее в покое. На нее обращали внимание только тогда, когда она пела в воскресенье в церкви. Этот необыкновенный голос заставлял остановиться и прислушаться. Вот про ее голос теперь и говорили.

Кристел высоко взлетала на качелях, что-то напевая про себя, совершенно не интересуясь тем, о чем вокруг говорят, и почти не замечая праздника, когда вдруг увидела подъехавшую машину. Она узнала его тотчас, как только он вышел из нее. Она не видела его целый год, но не забыла. Она ни на минуту не забывала его, но лишь иногда нерешительно спрашивала Бойда, не получил ли он письма от Спенсера. И вот теперь он приехал на крестины, и она замерла, давая качелям остановиться и неотрывно наблюдая, как он пожал руку ее отцу, а потом отправился искать Бойда и Хироко. Он был так же красив, как и год назад, может быть, даже еще красивее. Она весь этот год постоянно думала о Спенсере Хилле, и теперь, когда увидела его, сердце у нее замерло.

На нем был летний костюм и соломенная шляпа. Она подумала, что он выглядит еще эффектнее, чем в прошлый раз, наблюдая, как он рассмеялся, что-то сказав Хироко. И потом, отойдя от своих друзей, очень медленно оглянулся и увидел ее, неподвижно сидящую на качелях. Даже находясь на таком расстоянии, он знал, что она смотрит на него, он почти чувствовал, как ее взгляд проникает ему в самую душу, когда он медленно двинулся в сторону. Он подошел к ней почти вплотную, и его лицо с темно-синими глазами было серьезным. И воздух вокруг них моментально наэлектризовался. Они не понимали, отчего это произошло. Когда их глаза встретились, они оба знали, что весь этот год думали друг о друге. Это было какое-то наваждение, которое невозможно выразить словами или понять. И все-таки, как они оба знали, они оставались чужими друг другу.

– Привет, Кристел. Как поживаешь? – Он почувствовал, как у него дрожат руки, поэтому засунул их в карманы, а сам прислонился к дереву, с которого свисали качели. Он изо всех сил старался, чтобы его голос звучал нормально, чтобы она не догадалась, что он чувствует. Это далось непросто. Она не двигалась и ничего не говорила, только смотрела на него. На минуту ему показалось, что весь остальной мир исчез. Рядом рос куст магнолии, и воздух был наполнен его благоуханием. Ему даже послышалось, что где-то вдалеке раздается бой барабана.

– Полагаю, что хорошо. – Она изо всех сил старалась, чтобы ее голос не дрожал. Ей очень хотелось спросить, почему он не приехал, как обещал, но она не осмелилась этого сделать. Никто из них не мог бы выразить словами свои чувства. Она просто смотрела на него; он был точно такой же, как и год назад: все те же безупречно подстриженные и расчесанные темные волосы, загорелое лицо, те же глаза, ждущие от нее чего-то, чего она еще пока не могла понять. Она знала теперь точно, что не сможет сдвинуться с места под его взглядом, да и не хотела этого. Кристел хотела бы простоять вот так рядом с ним всю жизнь, чувствуя его дыхание и зная, что он смотрит на нее.

Довольно прохладный день сделался вдруг невыносимо жарким. Ему показалось, что у него внутри все растаяло, и он продолжал твердить про себя, что она всего лишь ребенок. Но они оба прекрасно знали, что он хочет ей сказать: «Я тебя люблю». Но конечно, он не мог этого сделать. Ведь он едва ее знает. И все же для него невыносимо сознавать, что девушка, мысли о которой он весь год старался выкинуть из головы, оказалась еще более желанной, чем он ее помнил.

– Как учеба? – Она задала вопрос, а ее глаза неотрывно смотрели на него. Тогда, год назад, она была наполовину ребенком, наполовину подростком, а теперь превратилась в женщину.

– Я только что сдал выпускные экзамены.

Она кивнула, но по ее глазам он понял, что она хочет задать ему еще тысячу вопросов. Внутри у него все пылало, он знал, что ничего никогда не боялся так, как своих чувств по отношению к ней, к этой девочке, которую едва знал. Она ничего не заметила по его лицу и по глазам, которые спокойно смотрели, как легкий летний ветерок слегка гладит ее волосы.

– А как насчет тебя? – Как никогда, в тот момент ему хотелось протянуть руку и дотронуться до нее.

– Мне исполнится шестнадцать лет послезавтра, – спокойно проговорила она, и он почувствовал, как заныло у него сердце. На мгновение, всего лишь на миг, у него мелькнула надежда, что в прошлом году он ошибся и она окажется старше. Но за этот год она явно изменилась. Она казалась теперь такой взрослой и такой женственной в этом синем платье. Она была уже гораздо более женщиной, нежели ребенком, и он опять удивился тому безумному чувству, которое так тянуло его к ней. Ведь он приехал сегодня вовсе не для того, чтобы повидать Бойда. Он приехал, чтобы увидеть ее, надеясь, что она будет здесь, страстно желая еще раз взглянуть на нее, перед тем как уехать из Калифорнии. Но теперь ему больше нет нужды терзать себя. Ведь в свои шестнадцать она все еще ребенок. И все-таки... ее глаза говорили ему, что она чувствует то же самое, что и он. В свои двадцать восемь он с трудом мог поверить, что эта шестнадцатилетняя девочка может так чувствовать.

– У тебя будет праздничный вечер? – Он продолжал разговаривать с ней, как с ребенком, хотя все говорило ему, что она уже женщина, и она рассмеялась в ответ и покачала головой:

– Нет... – Конечно, он и представить себе не мог, что у нее почти нет друзей, что все девушки просто ненавидят Кристел из-за ее внешности, хотя она сама этого не понимала. – Отец обещал взять меня с собой в Сан-Франциско в следующем месяце. – Она хотела спросить его, будет ли он там в это время, но не сделала этого. Они оба не могли сказать вслух того, о чем думали. Им приходилось притворяться, что они не понимают друг друга, что они не замечают тех чувств, которые оба испытывали друг к другу, несмотря на разницу в возрасте и на ту пропасть, которую жизнь проложила между ними.

И как бы прочитав ее мысли, он ответил на ее вопрос сам, ведь она не решилась спросить его, куда он сейчас едет:

– Я через несколько дней собираюсь вернуться в Нью-Йорк. Мне предложили работу в адвокатской конторе на Уолл-стрит. – Он чувствовал себя ужасно глупо, говоря ей это. – Я теперь буду принадлежать к миру финансистов. – Он улыбнулся и еще сильнее навалился на дерево, казалось, только благодаря ему он и может удержаться на ногах. Но в тот момент он действительно не был уверен, что его дрожащие колени не подогнутся под ним. – Надо полагать, я отлично начинаю карьеру. – Ему хотелось произвести на нее впечатление, но это было вовсе не обязательно. Он и так произвел на нее впечатление сам по себе, и гораздо большее, чем какая-то контора на Уолл-стрит.

– Вы волнуетесь? – Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, как бы желая заглянуть в самые отдаленные уголки его души. Он боялся, что она действительно видит его насквозь, боялся того, что она сможет там увидеть: душу взрослого мужчины, напуганного теми чувствами, которые он испытывает по отношению к ней, к этой девочке... девушке, которая уже перестала быть ребенком, но еще и не стала женщиной и которая притягивала его к себе так, как ни одна из женщин до нее. И он не мог понять, происходит ли это потому, что она так красива, или потому, что ее глаза излучают этот непонятный свет. Он не мог понять, что с ним происходит и почему, но он совершенно точно знал, что перед ним – удивительный человек, не такой, как все. Она весь год не выходила у него из головы, несмотря на все его попытки забыть о ней. И теперь, стоя рядом с ней, он чувствовал, как все его тело наполняется удивительной истомой и волнением только оттого, что она рядом.

– Да, думаю, что волнуюсь. А еще я немного напуган. – Так просто было признаваться ей в этом! – Это ответственная работа, и моя семья будет расстроена, если я не справлюсь с тем, чего все они от меня так ждут. – Сейчас ему казалось, что его семья вообще не существует. Сейчас его интересовала только Кристел.

– А вы когда-нибудь вернетесь в Калифорнию? – Ее глаза стали такими печальными, как будто он покидал ее.

Они оба вдруг почувствовали, какая их ждет потеря, хотя этого еще не произошло.

– Конечно, я бы очень хотел вернуться сюда когда-нибудь. Но скорее всего ненадолго. – Его голос звучал спокойно и печально, и на мгновение он вдруг пожалел, что вернулся сюда. Было бы гораздо легче больше не видеть ее. Но он не мог не вернуться. Уже несколько недель он знал, что должен обязательно увидеть ее, и теперь она смотрела на него своими прекрасными глазами, в которых было столько мудрости и печали и отражалось все то одиночество, с которым она жила все это время.

Сегодняшний день стал для нее подарком, подарком, о каком она столько мечтала. Для нее он уже давно стал мечтой, подобной тем мечтам о кинозвездах, фотографии которых были приколоты на стене в ее комнате. Он был таким же далеким и нереальным, несмотря на то что она видела его и разговаривала с ним. Он не мог стать для нее ближе, чем те, портреты которых она видела каждый день. Единственная разница между ними и им в том, что она его любила.

– Хироко весной родит малыша. – Она произнесла это, слегка запнувшись, а он вздохнул и чуть отвернулся, как бы пытаясь набрать в легкие немного воздуха и заставить себя подумать о чем-то другом.

– Я рад за них. – Он ласково ей улыбнулся и представил себе то время, когда она сама выйдет замуж и родит детей. Может быть, когда он вернется сюда в один прекрасный день, за ее юбку будут цепляться полдюжины детей, и ее муж, если ей с ним повезет, будет пить не слишком много пива и водить ее в кино по субботам. От этой мысли его чуть не затошнило. Он не хотел, чтобы с ней это произошло. Несомненно, она заслуживает гораздо большего. Она совсем не похожа на остальных. Она походила на голубку, затесавшуюся в стаю павлинов, и при первой же возможности самки поранят, а может, даже убьют ее. Она не заслужила этого. Но он также прекрасно понимал, что сам он не может сделать ничего, чтобы спасти ее от такой участи. – Она будет прекрасной матерью. – Он сказал это про Хироко, но вдруг понял, что в глубине души имел в виду и Кристел.

Кристел лишь кивнула в ответ и слегка оттолкнулась ногой, давая качелям чуть-чуть сдвинуться с места. Те же белые лодочки, которые на свадьбе Бекки она держала в руках, сейчас были у нее на ногах поверх новой пары капроновых чулок.

– Может быть, ты когда-нибудь приедешь в Нью-Йорк? – Он сказал это больше для того, чтобы в самого себя вселить надежду, но они оба прекрасно знали, что это более чем маловероятно.

– Мой отец один раз был там. И он все мне про него рассказал.

Спенсер улыбнулся. Все-таки его жизнь совершенно другая. И когда он подумал об этом, его сердце снова сжалось.

– Я думаю, тебе бы он понравился. – Ему так хотелось самому показать ей этот город... может быть, если бы она была хоть чуть-чуть старше...

– А я хочу поехать в Голливуд. – Она мечтательно посмотрела на небо и в этот момент стала снова ребенком. Ребенком, который мечтает попасть в Голливуд и стать кинозвездой. Эта мечта так же несбыточна, как та, что он хотел бы любить ее, но он, конечно, не сказал ей об этом.

– А кого бы ты хотела встретить в Голливуде? – Ему захотелось узнать: кто ее любимая кинозвезда, о чем она разговаривает с подругами, о ком мечтает? Ему хотелось узнать про нее все, может быть, тогда он избавится от ее чар. Он понимал, что должен забыть эту девушку раз и навсегда, ведь он уезжает из Калифорнии. Мысли о ней преследовали его целый год, и не один раз он порывался сесть в машину и поехать навестить Бойда, каждый раз сознавая, что хочет попасть в Александровскую долину только для того, чтобы увидеть Кристел. И каждый раз, боясь того странного наваждения, которое она будила в нем, он откладывал и откладывал поездку до тех пор, пока... он не решился приехать сюда в последний раз, перед тем как покинуть Калифорнию.

Она немного подумала над его вопросом, кого бы она хотела встретить в Голливуде, и наконец ответила:

– Кларка Гейбла. Может быть, еще Гарри Купера.

– О, звучит солидно. А что бы ты хотела делать там, в Голливуде?

Она рассмеялась, ей вдруг понравилось, что она может немного поиграть со своими мечтами, а заодно и с ним:

– Мне бы хотелось сниматься в кино. И еще, может быть, петь. – Он ни разу не слышал ее голоса и не знал, что он завораживает всех в долине, даже тех, кто ее не любит.

– Может быть, в один прекрасный день так и случится. – И они оба рассмеялись над этим. В кино снимаются кинозвезды, а не простые девушки. А ее жизнь будет самой обыкновенной, как бы красива она ни была. Она и сама прекрасно понимала, что не суждено ей сниматься в кино. – Но ты действительно подходишь для этого. Ты очень красивая. – Его голос прозвучал мягко, и она медленно качнулась и замерла, глядя на него. Было что-то завораживающее в том, как он произнес эти слова. И их сила поразила обоих, заставив на минуту замолчать. Потом она грустно улыбнулась и покачала головой. Она уже смирилась с мыслью, что он исчезнет из ее жизни навсегда.

– Хироко красивая, а я нет.

– Да, она красивая, – согласился он, – но ты тоже. – Спенсер сказал это так тихо, что она едва расслышала его голос.

И вдруг она, почувствовав себя смелее, задала ему вопрос, который хотела задать с того самого момента, как только увидела его этим утром:

– А почему вы сегодня приехали?

На этот вопрос было сто ответов: увидеть Бойда... Хироко... Тома... посмотреть на его малыша... но только один ответ был по-настоящему честным. И когда он снова посмотрел ей в глаза, он понял, что должен ответить ей правду. Она должна знать об этом.

– Перед тем как уехать, я хотел еще раз увидеть тебя, – тихо проговорил он, и она кивнула в ответ. Это были именно те слова, которые она хотела от него услышать, но теперь почему-то они ее испугали. Этот красивый мужчина, совершенно из другого мира, действительно приехал для того, чтобы увидеть ее. А она так и не может понять, чего же он от нее хочет. Но этого не знал и сам Спенсер, и от этого ситуация казалась ему еще более нелепой.

Она мягко спрыгнула с качелей, сделала шаг и остановилась прямо перед ним, глядя ему в глаза своими голубыми, цвета горной лаванды, глазами, которые он не сможет забыть никогда.

– Спасибо вам.

Они стояли друг против друга бесконечно долгое мгновение. Вдруг он краем глаза заметил, что к ним приближается ее отец. Он махал рукой Кристел, и на секунду Спенсер подумал, что он сердится, зная, что может быть на уме у молодого человека, и не одобряя это. Он действительно долгое время наблюдал за ними и удивлялся, о чем они могут разговаривать. В этом мужчине было что-то, что нравилось Тэду, но он знал и о том, что он всего лишь прохожий. И все же ему нравилось, что такой мужчина восхищается Кристел. Тэд Уайтт сожалел лишь о том, что у них в долине таких молодых людей нет. Но сейчас, подходя к ним, он думал совсем о другом; его глаза светились теплотой, а на губах играла улыбка, так похожая на улыбку его дочери.

– Вы оба выглядите ужасно серьезными. Вы что, молодежь, решаете мировые проблемы? – Слова его были шутливыми, но мудрые глаза старика, казалось, заглядывали Спенсеру прямо в душу. И то, что он увидел, ему понравилось.

Тэду понравился Спенсер с первого взгляда, хотя старик и понимал, что капитан слишком взрослый для Кристел. В лице дочери он увидел что-то такое, чего никогда не видел раньше, только иногда, один или два раза, когда она вот так смотрела на него самого с нескрываемым обожанием. Но на этот раз это было нечто другое: выражение радости и печали одновременно. И вдруг Тэд Уайтт осознал, что его девочка стала женщиной.

– Вам предстоит испытать истинное удовольствие, капитан Хилл, – он гордо улыбнулся дочери, – если, конечно, Кристел согласится. Малышка, народ хочет, чтобы ты спела. Ты споешь?

Она вспыхнула и покачала головой, длинная белокурая прядь упала ей на лицо; она стояла в тени дерева, но сзади луч солнца пробился сквозь листву и высветил золотом ее платиновые волосы. И оба мужчины на мгновение замерли, пораженные ее красотой. Потом она подняла голову и взглянула на отца: выражение ее лавандовых глаз было застенчивым, но в их глубине пряталась улыбка.

– Слишком много людей вокруг... и потом... мы же не в церкви...

– Ну право, какая разница? И потом, ты тут же забудешь обо всем, как только начнешь петь. – Сам он очень любил слушать, как она поет, когда они вдвоем скакали верхом по полям. Ее сильный красивый голос притягивал к себе так же, как притягивает восход солнца. Ему никогда не надоедало ее слушать. – Некоторые парни принесли с собой гитары. Ну спой одну или две песни, просто чтобы поддержать праздничное настроение.

Кристел увидела в его глазах чуть ли не мольбу. Она никогда бы не смогла отказать ему, хотя ее бросало в дрожь при мысли, что ей придется петь перед Спенсером. Ведь он может подумать, что она просто глупая. Он уже присоединил свой голос к голосу Тэда, уговаривая ее, и когда их глаза встретились, на мгновение повисла тишина, и за это мгновение они смогли молча сказать друг другу все, о чем не смели говорить вслух. И она вдруг решила, что это, возможно, будет ее подарок ему, что он будет помнить ее всю жизнь. Она кивнула и медленно пошла за отцом туда, где их ждали все остальные. Спенсер снова подошел к Бойду и Хироко, и Кристел, обернувшись, увидела, что он неотрывно смотрит на нее. Даже на расстоянии она чувствовала его взгляд, полный любви, которую никто из них не мог понять. Их любовь родилась год назад, и они ее сохраняли в себе все это время, пока не встретились вновь. Это была любовь, которой не суждено сбыться, но которая останется с ними навсегда, после того как он уедет.

Она взяла гитару у одного из парней, в то время как двое молодых людей подошли к ней и сели вместе с ней на скамейку, глядя на нее с одобрением и восхищением. Оливия наблюдала за дочерью с крыльца. Как всегда, ее раздражало, что муж позволяет ей устраивать этот спектакль. Но она знала, что всем нравится, как Кристел поет. Некоторые из женщин прямо таяли, когда слушали, как она поет в церкви, а когда она пела «Очаровательная Грейс», многие из них плакали. Но на этот раз девушка спела несколько баллад, которые так любил ее отец и которые они пели с ним вместе, когда ранним утром скакали верхом. Не прошло и минуты, как вокруг собрались все гости, и никто не произнес ни звука, позволяя ее сильному красивому голосу завораживать их. Ее голос был такой же незабываемый, как и ее лицо. Спенсер, закрыв глаза, чувствовал, как растворяется в музыке, в этой невероятной красоте ее голоса, в то время как его сила и простота прямо-таки поразили капитана. Она спела четыре песни, и последние звуки растаяли в воздухе, подобно тому как ангелы взлетают на небеса. Когда она замолчала, повисла долгая тишина, и все смотрели на нее в немом изумлении. Каждый сто раз слышал, как она поет, но всякий раз ее пение снова и снова завораживало их. Толпа разразилась аплодисментами, и Тэд украдкой смахнул с глаз слезы. Такое с ним происходило всякий раз, но уже через минуту все успокоились и вернулись к разговорам и выпивке. Однако он знал, что в ту минуту, когда она пела, все до единого были влюблены в нее. Спенсер долгое время не мог произнести ни слова. Он хотел еще раз поговорить с ней, но она ушла куда-то со своим отцом, и он больше не видел ее до тех пор, пока гости не начали расходиться. Она стояла около своих родителей, и люди подходили, пожимали им руки, благодарили за обед, созывали детей.

Спенсер подошел, чтобы поблагодарить ее родителей, но, когда ее рука оказалась в его, ему вдруг стало страшно, что встреча получилась такой короткой. Ведь он больше никогда ее не увидит, и эта мысль была для него невыносимой, когда он смотрел ей в глаза, мечтая о том, чтобы это мгновение продлилось вечно.

– Ты не говорила, что умеешь петь. – Он произнес это почти шепотом, в то время как его глаза внимательно изучали ее. Она засмеялась в ответ, смущенная его словами, и на мгновение снова стала в его глазах ребенком. Она пела сегодня специально для него, и сейчас ей стало интересно, понял ли он это. – С таким голосом ты действительно можешь ехать в Голливуд.

Она снова рассмеялась, и ее смех звучал мелодично.

– Я так не считаю, мистер Хилл... Я действительно так не думаю.

– Надеюсь, что мы еще когда-нибудь встретимся. Глаза у них обоих стали серьезными, и она кивнула:

– Я тоже на это надеюсь. – Но оба знали, что это маловероятно.

И вдруг он сказал те слова, которые не мог не сказать ей:

– Я никогда не забуду тебя, Кристел... никогда... береги себя... – «Живи счастливо... не выходи замуж за человека, который будет недостоин тебя... не забывай меня...» – что еще он мог ей сказать, чтобы не выглядеть в ее глазах абсолютным глупцом? И уж конечно, он никак не мог сказать ей, что любит ее.

– Вы тоже... – Она грустно кивнула. Она понимала, что через несколько дней он уедет в Нью-Йорк и их пути, возможно, больше никогда не пересекутся. Огромная страна, целый мир, вся жизнь отныне будут лежать между ними.

И потом, не говоря больше ни слова, он наклонился и нежно поцеловал ее в щеку, а через минуту был уже в машине и ехал прочь от ранчо. Сердце было готово выскочить у него из груди, в то время как Кристел молча стояла среди своих родных и неотрывно смотрела вслед удаляющейся машине.