«Тело ее брата с такой нежностью, так ласково прижималось к ее телу, что она чувствовала себя отдыхающей в нем, так же, как он чувствовал себя отдыхающим в ней» (Мюзиль). Так как отношения между братьями, сестрами или между братом и сестрой представляют собой первое смещение отношений с первичными объектами*, матерью и отцом, они с легкостью выдают, иногда во всей своей простоте, любовь и ненависть, скрытые фантазмы, инцест* и преступление. «Мало того, что он мой брат, к тому же я должна любить его…»
Жизнь взрослых носит следы тех страстей, которые были в детстве, например, у людей, избегающих поцелуев: Леа может коснуться своего горячо любимого брата только кончиками губ, Элен отворачивает лицо, когда к ней приближается тот, кто был для нее когда-то безжалостным тираном.
Братская связь находит в социальной (socius, «компаньон») жизни «естественный» дериват. Брат, прежде чем стать символическим, является, по меньшей мере, объектом страсти, когда историческая сцена попадает во власть влечений. Братство или смерть! Французская революция с готовностью злоупотребила этим девизом и его дилеммой. Первичный и манифестный смысл является идеальным, принимается отказ от личной жизни, подчинение конечной цели, составляющей человеческую суть. Во вторичном смысле, подчеркнутом Шамфором, формула превращается в «или ты мне брат, или я убью тебя!». Жиронда потеряла голову. Но в третьем смысле, более бессознательном, секира проходит между братьями и кромсает «не на живот, а на смерть». Это проявилось в апогее террора, когда Робеспьер и Сен-Жюст отправляют Дантона и Камилла, особенно Камилла (Демулена) на гильотину. «Стань моим братом, чтобы я смогла тебя убить…»