100 великих катастроф

Сахара была цветущей

Слово «Сахара» вызывает в воображении людей образ знойной пустыни – этого огромного песчаного океана. Большинство из нас представляют себе необозримые пески, а над ними – палящее солнце. Даже в самом названии чудится иссушающий ветер, потому что и название-то ее происходит от арабского слова «сахра» – «красноватая». Самая большая в мире пустыня раскинулась по всему северу Африки и занимает одну четверть всего африканского континента. Жизнь ряда африканских стран (Мали, Ливия, Нигер, Чад, Марокко, Тунис) связана с этой пустыней, а четыре пятых территории Алжира – это Сахара.

Начавшись на берегу Атлантического океана, на тысячи километров тянется она к востоку – до самого Нила. Семь тысяч квадратных километров – это площадь чуть ли не всей Европы, но и поныне пустыня неумолимо расширяет свои пространства.

А между тем с высоты птичьего полета открываются и высохшие долины, и высокогорные плато, и горные ущелья… В некоторых местах встречается средиземноморская растительность: кипарисы, фисташковые и оливковые деревья. Сейчас это все хорошо изучено, и по следам оставшихся культур можно рассказать о климате, который здесь был раньше.

^{Сахара – самая большая в мире пустыня}

Сведения о Сахаре и свои знания о ней человечество накапливало очень медленно. Это кажется странным, ведь вокруг Сахары лежат страны с древними цивилизациями, в которых жило немало ученых. Даже выдающийся немецкий естествоиспытатель и географ Александр фон Гумбольдт еще в середине XIX века считал, что Сахара – величайшее песчаное море, которое простирается вплоть до Индии.

В нашем веке ученые впервые заговорили о связи произведений искусства с палеографией. Это произошло после открытия знаменитых полихромных фресок в Тассили-Аджер в Сахаре. Отдельные разрозненные находки относятся еще к началу нашего века, а в 1933 году целую наскальную галерею случайно обнаружил офицер французских колониальных войск Бренан. Вскоре сюда прибыли первые группы ученых, и начались исследования, которые проводились несколько десятилетий. Изучение наскальной живописи пролило свет на историю Сахары последних тысячелетий.

Сам факт существования рисунков в пустыне говорит о том, что природные условия Сахары прежде были другими. Прекрасно сохранившиеся изображения как будто свидетельствуют о том, что климат был сухим и прекрасно препятствовал активному выветриванию. Характерный слой патины, покрывающий рисунки, указывает на их древность. Кроме того, эти наскальные изображения дали ученым очень ценные экологические данные. На самых древних фресках изображены окружавшие человека животные, которые водятся только там, где выпадают обильные дожди, а земля покрыта густой растительностью. Так, например, для жизни одних животных требовались условия саванны, для других – полупустыни. Изображенные во множестве быки могли обитать только на лугах в самом сердце Сахары, а для крокодилов и гиппопотамов нужны были реки и озера.

Наскальная живопись Сахары – настоящий кладезь информации, который дает четкие представления о древнем населении Сахары, о различных племенах и кочевниках, которые приносили с собой чужеродное для местного населения влияние. По этим картинам можно проследить, как менялись климат и животный мир Великой пустыни.

Сахара после исследований ученых предстала обширной, когда-то зеленевшей равниной, кормившей жирафов и буйволов (а сейчас они сохранились только в Египте), слонов, страусов и антилоп. Носороги населяли густые пальмовые рощи, там же бродили львы. Ученые убедительно доказали, что некогда Сахара обладала степной флорой и фауной, но утратила их. И потеря эта произошла задолго до того, как появились первые исторические сведения об этом. Две-три тысячи лет назад она была менее иссушенной, чем сейчас. Но засуха и усиление жары вынудили многих животных уйти в саванну, где они почти все обитают и по сей день.

Арабский историк I века Эль-Бекри описывал город Хама, расположенный в четырехстах километрах к западу от Тимбукту, как цветущий сельскохозяйственный район. Сейчас это место является, наверное, одним из самых безлюдных в Мавритании.

Город Луга в Сенегале еще лет семьдесят назад считался главным центром по производству арахиса. Ныне под обжигающим дыханием песков он как бы увял, и центр производства арахиса переместился в город Каолак.

То, что эти края были действительно цветущими, известно из многих исторических фактов. В древние времена почти везде (за исключением некоторых зон) климат был более влажным, чем сейчас. Влажный климат долгое время господствовал во всем засушливом (теперь!) поясе, простиравшемся от западной Африки до Раджастана на северо-западе Индии. Даже в сухом центре нынешней Сахары годовое количество осадков составляло 250–400 миллилитров в год (сейчас только шесть миллилитров). Уровень озера Чад на сорок метров превышал нынешний, а само озеро достигало размеров Каспийского моря. На месте Сахары в далеком-далеком прошлом был цветущий сад, и она «зеленела подобно Нормандии». Это сейчас влажность в Сахаре незначительна, кроме того, ветер усиливает испарения, сушит и сжигает растения, перегоняет песок и тем самым губит растения, не дав им развиться.

Так что великая Сахара – это гиблое теперь, бесконечное пространство – вовсе не была бесплодной. Здесь жили и трудились люди, выращивали урожаи плодов и злаков. За зиму (!) в низинах накапливалась влага, и крестьяне успевали ее использовать, чтобы снять урожай до того, как солнце выжжет почву. До сих пор на алжирских базарах можно увидеть все многообразие даров пустыни – обилие лимонов, апельсинов, миндаля и других фруктов. И среди всего прочего необыкновенными размерами поражает морковь – две штуки на килограмм.

Около 1000 года до н. э. Сахара постепенно стала приобретать свой нынешний облик, от века к веку пустыня распространялась все дальше. На смену богатой и буйной растительности Тассили-Аджера пришли худосочные кусты, которые местные жители называют тальха.

Главным фактором в Сахаре является климат, поскольку он менее всего управляем. С помощью орошения и защитных заслонов его можно несколько улучшить, но изменить полностью нельзя. Однако одно время считали, что причиной возникновения Сахары было именно некоторое изменение климата. Правда, теперь известно, что пустыней этот край стал не столько из-за изменившегося климата, сколько из-за человеческой деятельности. И случилось это, когда на смену племенам охотников пришли пастухи-кочевники. Казалось бы, скотоводство не должно было повлиять на облик планеты, ведь скотоводы не вспахивают землю. Они не заменяют один растительный покров другим, не сжигают леса, чтобы получить место под пашни. Они могут пасти скот в местах, не пригодных для земледелия.

Но так кажется только на первый взгляд. Люди кочевали по некогда цветущей Сахаре с огромными стадами. Животные не только поедали растительность, но и вытаптывали ее, разрушали растительный покров, который со временем начал терять свою силу. Дерн становился настолько слабым, что уже не мог удержать песок. И тот наступал все больше и больше, превращая цветущие края в бесплодные пустыни. По подсчетам ученых, пески ежегодно сорок тысяч гектаров превращают в пустыню.

Это, конечно, только одна из причин, по которой пески продолжают наступать. Есть и другие. Например, на плодородных землях в Алжире долгое время шло бурное возведение промышленных предприятий, жилья, прокладывались дороги. Правда, здесь вовремя спохватились и ввели строгий учет участков, выделяемых под все виды строительства.

Засушливость, характерная для нынешней Сахары, не встречается больше ни в какой другой пустыне мира. Калахари, Аравия, среднеазиатские пустыни, Австралия – все они более увлажнены. Самым безжизненным даже в самой Сахаре считается Тенезруфт – один из наиболее знойных и сухих районов на земном шаре. Коренное население называет Тенезруфт «землей зноя и жажды». В этой заброшенной местности, где жара достигает + 50 °C, не растет ни одна травинка. Нет даже насекомых. Кругом – выжженная земля, температура песка – + 70 °C, и по нему невозможно пройти босиком.

Долгое время Сахара, казалось, была забыта Богом и людьми. Только караваны кочевников бороздили ее бескрайние просторы, перевозя на горбатых верблюдах финики и соль. Купцы и торговые люди снаряжали караваны, брали с собой проводников, способных ориентироваться по звездам, и запасались продовольствием на шесть месяцев. Запасы воды во время долгого пути пополнялись в редких оазисах, и потому вода порой становилась дороже золота.

Как правило, караван состоял из 300–400 верблюдов и множества мулов, но он мог состоять и из тысячи верблюдов. Это зависело исключительно от того, какое количество верблюдов и других животных можно было напоить из колодцев, встречавшихся на пути. Отсутствие воды оборачивалось неминуемой гибелью. Так, например, в 1805 году между Тимбукту и Тауденни погиб огромный караван. В смертельных объятиях пустыни остались 2000 человек и 1800 верблюдов.

Песок в Сахаре не лежит ровной пеленой, а образует длинные песчаные холмы, которые тянутся бесконечными рядами. Он очень мелок и рыхл и уже при малейшем ветерке заметает следы путника. Более сильный ветер гонит перед собой песок далеко вперед и насыпает его длинными грядами. Такие места имеют вид моря, покрытого неподвижными волнами, застывшими в одном положении. Но неподвижность их – кажущаяся. Ветер гонит перед собой песчинки, и холмы эти хоть и медленно, но постоянно передвигаются с места на место. На солнце они сверкают то красноватым, то золотистым светом, а между ними то синеют, то чернеют разделяющие их впадины.

Но иногда песок как бы оживает. Он начинает двигаться, собираться в одно место и образует огромные песчаные столбы. Эти столбы движутся, кружась по пустыне то быстро, то медленно. Когда они освещаются солнцем, то кажутся огненными. Сильный ветер, который гонит эти столбы, иногда разделяет один столб на два, а то соединяет несколько в один огромный, доходящий чуть ли не до облаков. Эти столбы называются смерчами, и горе каравану, если его настигнет такой смерч.

Но даже если смерч пройдет мимо, то опасность для каравана еще не миновала, потому что за смерчем обыкновенно начинает дуть самум – знойный ветер. Он рождается на гигантской сковороде самой жаркой пустыни, и здесь от перепадов температур возникают сильнейшие вихри. Иссушающая сила самума чувствуется даже в Европе. Иногда он дует с силой настоящей бури, иногда даже еле заметен, но всегда жгуч и причиняет людям сильные страдания.

Еще задолго до самума жители Сахары угадывают его приближение. Он начинается едва заметным движением воздуха, который становится тяжелым и удушливым. Небо затягивается легким сероватым или красноватым туманом. С каждым часом жара усиливается. Люди жалуются и стонут, потому что даже легкое прикосновение ветерка – очень жгучее, причиняет сильную головную боль и слабость и вообще нагоняет на человека тоску. Постепенно порывы ветра делаются все сильнее и резче, наконец сливаются в сплошной вихрь, а через несколько минут вокруг уже свирепствует настоящая песчаная буря. Ветер свищет и ревет, поднимает тучи песка, духота делается невыносимой, тело обливается потом, но почти сразу же высыхает. Губы трескаются и начинают кровоточить, язык словно наливается свинцом. Потом трескается кожа, а жгучий ветер наносит в раны мелкий горячий песок и тем еще больше усиливает страдания человека.

Даже дикие животные при наступлении песчаной бури становятся боязливыми, а верблюды делаются беспокойными и упрямыми, теснятся друг к другу, отказываются идти вперед и даже ложатся на землю. А ведь верблюд для жителя пустыни, как лошадь для русского крестьянина, – настоящий друг. Недаром они придумали для него много ласковых имен, прославили его в сказках, мифах и легендах. Арабская пословица гласит: «Аллах создал человека из глины. После содеянного у него осталось два кусочка глины. Из одного он сотворил верблюда…» Пророк Магомет, как и его отец, был верблюжьим пастухом и проводником караванов. Поэтому неудивительно, что в Коране говорится о верблюде как о главном богатстве мусульманина. Иногда, правда, упоминают о глупом и заносчивом нраве верблюда, но этот любимец Аллаха не глуп, а горд. Потому что знает сотое имя аллаха, не известное даже людям. Своим приверженцам Магомет сообщил 99 своих имен, а последнее прошептал на ухо верблюду в благодарность за то, что тот спас его в трудную минуту – унес от врагов.

Верблюд гениально приспособлен, чтобы переносить зной и сушь. Горб его является копилкой жира для худших времен. Если бы жир у верблюда был равномерно распределен по всему туловищу, это затрудняло бы необходимое для него охлаждение. Желудок его состоит из трех отделов и вмещает 250 литров, питается он грубой, жесткой растительностью пустыни. А еще у этого животного необычайно широкие копыта, будто специально приспособленные для хождения по пескам.

Но нельзя считать, что в пустыне нет ничего приятного, потому что «…из другого куска глины Аллах сотворил финиковую пальму». Финиковая пальма для жителя пустыни – это все. Плоды ее служат ему главной пищей, ими же он в прошлое время платил налоги своим начальникам. Из высокого прямого ствола дерева он делает свои постройки и утварь; из волокон коры плетет веревки и канаты, из больших перистых листьев – циновки, метлы, веники. Только в пустыне можно оценить всю ту пользу, которую приносит финиковая пальма.

Арабы утверждают, что финики – это «пальцы из света и меда», «хлеб пустыни». Финиковое дерево лучше других растений приспособилось к условиям Сахары. Оно растет на любой почве, даже если засоленность ее превышает двенадцать граммов на один литр воды, ему не страшен резкий перепад температур – от +50° до -10° по Цельсию. Время цветения для большинства видов финиковой пальмы – с середины марта до середины апреля, урожай снимают с июля по ноябрь.

И хотя финиковая пальма довольно неприхотлива, вырастить ее не так-то просто. Как это ни покажется странным, крестьянам все время приходится заниматься дренажем почвы вокруг финиковой пальмы, потому что подпочвенные воды губят ее. Зато результаты их труда превосходят всякую похвалу: около пятидесяти сортов финиковой пальмы (из 96 насчитывающихся в мире видов) прижились именно здесь…

Финиковая пальма стала своего рода фетишем: «срубить пальму» означает «убить». И когда владелец высохшего уже дерева берет в руки топор, его нередко уговаривают не делать этого – приводят разные доводы, чтобы оправдать «неплодоносящую виновницу». Обряд этот называется «урезонивание» пальмы. Хозяин как будто дает убедить себя и, постучав несколько раз обухом по ее сухому стволу, обращается к дереву с «последним предупреждением». Действительно, ох, как нелегко поднимать руку на старого друга!

Финиковая пальма – сестра человека, верблюд – брат его. Без них человек вряд ли бы выжил в пустыне, которую Аллах сотворил, чтобы человек мог отдыхать в ней и спокойно бродить в одиночестве.

Кто поджег Рим?

Шесть дней Рим полыхал, как факел, в самый жаркий месяц – июль 64 года от Рождества Христова. Шесть дней кроваво-красное зарево поднималось над долиной Тибра, и воды его окрасились в цвет пурпура. И все эти дни стоял несмолкаемый человеческий крик. Хроники того давнего времени не сохранили сведений о числе жителей, погибших во время пожара. Но это были многие сотни, а может быть, и тысячи людей.

За шесть дней дотла сгорела столица Священной Римской империи, в пламени исчезли дворцы, храмы, библиотеки, бани, конюшни, статуи императоров и богов. Шесть дней метались люди, пытавшиеся спасти свое добро от огня, шесть дней пламя свободно разгуливало по улицам.

«Пожары в Риме случались довольно часто, и столь же часто их сопровождали бесчинства и грабежи, особенно в кварталах, населенных бедным людом и варварами», – так описывал пожар Рима в своем знаменитом романе «Камо грядеши?» польский писатель Генрик Сенкевич.

^{Нерон поет, глядя на горящий Рим. Гравюра XIX в.}

…Праправнук божественного императора Августа, Нерон был сыном Агриппины – пятой жены императора Клавдия. По преданию, Агриппина отравила слабовольного Клавдия и на его место предложила своего сына Нерона. И преторианцы, элитная охрана дворца, провозгласили его своим предводителем, а потом заставили Сенат утвердить его императором всего Рима.

В романе немецкого писателя Лиона Фейхтвангера «Лже-Нерон» рассказывается о том, как у этого императора зародилась мысль поджечь город. Он ненавидел бедноту, его раздражали узкие, тесные улицы. Когда, сидя в паланкине, он вынужден был останавливаться, до его чутких ноздрей доносился запах гниющих овощей и тухлого мяса, крики уличных торговцев и отвратительный крик ослов. В голове императора зарождались жестокие и злые мысли: бросить на арену живых людей, которых он обвинил в нарушении римской веры (христиан), а с другой стороны, хотелось прославить себя… Но чем?

Это была, однако, художественная версия. Но древнеримский писатель, автор знаменитой книги «Жизнь двенадцати цезарей» Гай Светоний, на которого очень часто ссылаются современные ученые, тоже утверждал, что Рим поджег Нерон – человек, не ведавший жалости ни к своему народу, ни к своему отечеству. Именно Нерон, услышав от кого-то фразу, высказанную в сердцах: «Когда умру, пусть земля огнем горит!» – поправил собеседника, сказав: «Нет, пусть горит, пока живу!» Вот как отвечает на вопрос о поджоге Рима Гай Светоний.

Спор этот ведется вот уже на протяжении почти двадцати столетий, в разное время выдвигались различные версии о пожаре в Риме. Одни историки обвиняли во всем Нерона и говорили, что в один прекрасный момент обстоятельства сложились так, что император нашел случай избавиться от несносной матери, бесполезной жены и ревнивого мужа любовницы. Вот так будто бы и зародилась в его голове мысль, ужаснувшая бы и самого величайшего злодея. Он решился поджечь свой дворец, который был соединен с домом его возлюбленной Епихарисы, чтобы погубить тех особ, которые (как он мыслил) мешали его благополучию. Ни прекрасное украшение и великолепие дворца, ни сокровища и собранные в нем древности и редкости – ничто не могло отвратить Нерона от его ужасного намерения. Так это обширное здание, украшение Рима, в одну минуту сделалось добычей пламени.

Впоследствии вспоминали, что у Нерона была чуть ли не прирожденная страсть к огню, которую он проверял еще в детстве: будущий император охотно играл со сверстниками в «пожар Трои»… А теперь он удалился на Капитолийский холм и оттуда смотрел на ужасное свое деяние. Бесчисленное множество жалобных стонов было обращено к Нерону, но он не растрогался от плача и рыданий, которые доносились к нему со всех сторон. Вместо этого он, облачившись в актерское платье Аполлона, пел стихи на разрушение Илиона. Его придворные видели свои объятые пламенем дома, однако вынуждены были оставаться с императором и рукоплескать ему.

Но это только одна из версий. Другие исследователи столь же яростно приводили исторические доводы, оправдывающие императора. Русский писатель А.В. Амфитеатров посвятил Нерону четырехтомное произведение «Зверь из бездны». В нем он приводит многие исторические свидетельства древних людей как pro, так и contra. Однако все историки сходятся в том, что бедствие это было для древнего Рима катастрофическим. Никогда еще до тех пор пожар не причинял Риму такого страшного и ужасного вреда.

Пожар начался в ночное время в той части цирка, которая была смежной с Палатинским и Целийским холмами. Пламя, перекинувшись на соседние кровли, распространялось даже с какою-то непонятною быстротой. Огонь внезапно побежал по лавкам, наполненным легко воспламеняющимися товарами, и вскоре весь этот квартал полыхал, как огромный костер. Не было там ни дома, огражденного забором, ни храма, окруженного высокими стенами, никакого другого препятствия…

Пораженным римлянам пожар представлялся зрелищем тем более ужасающим, что помощь и тушение его представлялись невозможными. Прежде всего потому, что огонь распространялся очень быстро, а кроме того – искривленные во все стороны улицы древнего Рима и огромные здания препятствовали движению. Пламя добиралось до самых высоких башен, и многие римляне стали считать, что сами боги умножают свирепость огня.

С ужасающей быстротой пламя охватило многие улицы, а лощина между Авентинским и Палатинским холмами дала огню страшную дополнительную тягу. А.В. Амфитеатров пишет, что, «отделанная в мрамор и дерево, она превратилась в исполинскую трубу, через которую пламя ринулось к Форуму, зданиям Велабра и Карина. Совершенно выгорела Священная улица с храмом Весты, храм Геркулеса на Скотопригонном рынке…» и многие другие здания. За эти дни были истреблены огнем произведения целых веков – все, что было великолепнейшего в этом пышном городе.

Со всех сторон доносились крики и вопли тех, кто погибал под обломками рушившихся зданий. Женщины, обливаясь слезами, бегали по улицам, по которым еще можно было проходить, и разыскивали своих разбежавшихся от страха детей. Некоторые из растерявшихся и обезумевших римлян пытались еще как-то бороться с пламенем, чтобы спасти хоть малую часть своего имущества. Были среди них и такие, кто ужасался смерти меньше, чем бедности, до какой они были доведены этим бедствием, и сами бросались в пламя. Много людей погибло в огне, потому что при быстром, почти мгновенном распространении пожара и скученности населения в тесных улицах и закоулках столицы иначе и быть не могло. В Риме теснилось и металось в смертельном ужасе миллионное население. «Одни выносили больных; другие стояли неподвижно; третьи суетились. Иной оглядывался назад, а между тем пламя охватывало его спереди и сбоку; некоторые думали, что они уже далеко убежали от пожара, и также попадались. Одни, несмотря на то что могли бы спастись, погибали из любви к ближним, которых не могли спасти. Никто даже не смел защищаться от пламени, со всех сторон грозные голоса запрещали тушить пожар. Некоторые явно бросали на дома зажженные факелы, крича, что им это приказано; может быть, для того, чтобы им удобнее было грабить, а может быть, и в самом деле по приказанию», – писал историк.

Когда вспыхнул пожар, Нерон находился в Анциуме. Он возвратился в столицу, когда огонь уже приближался к его резиденции. Ужас величественного зрелища привел императора в восторг, потому и сложился впоследствии рассказ, что он любовался пожаром с высокой башни в Меценатовых садах и в театральном костюме, с венком на голове и лирой в руках воспевал такую же огненную смерть священной Трои.

Из четырнадцати частей Рима три совершенно сровнялись с землей, от семи остались одни почерневшие стены, и только четыре части римской столицы были пощажены огнем. Чем было заменить теперь священную ограду Юпитера Стратора, дворец Нумы Помпилия, пенаты греческого народа, чудеса греческого искусства? Погибли в пламени многие величественные храмы и здания, самые драгоценные римские древности, исторические дома полководцев, украшенные добычами былых побед, трофеи и предметы культа римлян.

Погибший флот Хана Хубилая

Долгое время монголы были народом пастушеским, бедным, едва известным и рядом-то живущим племенам. Он состоял всего из 30–40 семейств и платил дань Китаю. Но под управлением гениального царя-пастуха Темучина (назвавшего себя Чингисханом) в течение нескольких десятков лет он стал народом воинственным, сильным и страшным для соседей. Монголы не только свергли китайское иго, но и покорили своих прежних повелителей. При следующих правителях они подчинили своему владычеству почти всю Азию и часть Европы, их завоевания в XII–XIV веках наводили ужас на все современные им народы.

Монголы начинали войну вторжением в неприятельскую землю с разных сторон. Если не встречали сопротивления, то они проникали внутрь земли, разоряя все на своем пути и поголовно истребляя ее жителей. Перед осадой сильной крепости они опустошали окрестности, чтобы никто не мог прийти на помощь осажденному гарнизону. Искусство брать крепости было доведено у них до совершенства.

^{Флот Хубилая, так и незавоевавший Японию}

В 1259 году умер великий хан Мункэ. Хубилай пренебрег правилом «Ясе», по которому великий хан должен избираться на курултае с обязательным участием всех членов царствующего дома. В июне 1260 года он собрал в Кайпине своих воинов-приближенных и с их согласия провозгласил себя великим ханом. Это было прямое нарушение закона «Ясе», за которое полагалась смертная казнь.

Едва весть о самовольном поступке Хубилая достигла Каракорума, там осенью того же года собралась другая часть монгольской знати, которая выбрала великим ханом Ариг-бугу – младшего брата Хубилая.

Так в Монголии стало два великих хана, между которыми тотчас же началась вражда. Через четыре года вражда эта закончилась поражением Ариг-буги, но и монгольская держава к этому времени уже стала другой. Великий хан Хубилай примирился с тем, что от нее отпали западные улусы, и даже не пытался вернуть их опять под свою власть.

Именно Хубилай направил свое внимание на окончательное завоевание Китая. В 1271 году он перенес свою столицу из Монголии в Пекин, откуда было намного ближе до Японии. Монгольские завоеватели не раз посылали своих послов японским сёгунам с требованием подчиниться верховной власти великого хана Хубилая. Японцы не давали никакого ответа на эти послания, но сами начали усиленно готовиться к обороне. В 1271 году одно из таких посольств было отправлено в Страну восходящего солнца, но правитель Токимун Ходзё приказал изгнать его из пределов государства.

Впервые монголы напали на Японию в ноябре 1274 года. Они довольно легко справились с японскими отрядами, защищавшими острова Ики и Цусиму. Правители этих островов были убиты, а сами территории опустошены. Флот из девятисот кораблей с сорокатысячным войском подошел к бухте Хаката на острове Кюсю. После успешного дневного сражения захватчики отошли на ночь на свои суда. Долгое время считалось, что в тот вечер шторм грозил сорвать суда с якоря, и кормчие вынуждены были выйти в море. Шторм якобы разметал почти весь флот, двести кораблей затонуло, от войска в живых остались только 13 500 человек. Однако метеорологический анализ этого события позволил установить, что битва произошла 26–27 ноября, когда тайфунов и бурь в этом районе не бывает. Тем более что исторические хроники упоминают, будто войска завоевателей совершили тактический маневр, а не погибли в бурю. Монгольское войско вынуждено было покинуть остров Кюсю, так как их военачальники опасались, что будут отрезаны от материка.

В любом случае неудача у острова Кюсю не остановила Хубилая – он не оставлял мыслей о покорении Японии. И великий хан решил собрать для завоевания непокорной островной страны более крупные силы.

В 1275 году он отправил в Японию новое посольство с прежними требованиями – признать себя вассалом. Однако члены посольства были доставлены в город Камакура и казнены. Японцы чувствовали себя увереннее, потому что это время не сидели сложа руки. Они успели обнести бухту Хаката стеной, которая представляла собой огромное сооружение, около двух с половиной метров высотой и около двадцати километров длиной. Стена лишила монгольскую конницу необходимого для маневров пространства.

В 1281 году против Японии были двинуты сразу два флота численностью более 4000 судов и с более чем стотысячной армией, состоявшей из монгольских, китайских и корейских солдат. Основой монгольского флота стали джонки – суда с высоко поднятыми носом и кормой и прочными деревянными корпусами, обшитыми железным листом. Джонкам придавалось вспомогательное десантное судно с двадцатью воинами – батору, что по-монгольски означает «храбрый». Эти храбрецы представляли собой грозную силу, потому что во всех предыдущих боях снискали себе громкую славу. Каждый воин был вооружен широкой саблей, булавой, арканом и метательным копьем с крюком, чтобы стаскивать противника с лошади. Но наиболее страшным орудием в руках батору был лук. Об умении воинов обращаться с ним и меткости их в стрельбе складывали легенды. Сохранились исторические сведения о том, что монголы использовали и «длинных змей, разящих врага», – зажигательные стрелы.

Вот с такими силами монголы и выступили против самурайской Японии. Один флот был направлен из Кореи, другой из Южного Китая, а соединиться они должны были около острова Кюсю. Однако южный флот к месту встречи запоздал, и японцы смогли отразить нападение более слабого восточного флота. С боевым кличем полчища монгольских воинов соскакивали с судов и с ходу ввязывались в бой. Однако японцы быстро пришли в себя от неожиданности натиска и сдержали первую атаку неприятеля. Кровавые стычки не принесли победы ни одной стороне. Зато «москитные рейдеры» – небольшие весельные суда самураев – наносили неповоротливому монгольскому флоту молниеносные удары и заставили противника отступить назад – к небольшому островку Хирадодзима.

В это время во всех синтоистских храмах Японии совершались религиозные церемонии. Император Кемеяма и его сановники молили богов о помощи обороняющейся армии. Император, взывая к богу войны, собственноручно начертал на молитвенной дощечке прошение о победе. И его слова были услышаны небом. Как бы в ответ на их молитвы на территорию острова в августе налетел «божественный ветер», разрушивший все, что только было возможно. И когда подошла главная армада, страшный тайфун, пронесшийся над Японией, потопил большую часть монгольского флота. С невероятной силой он опрокидывал джонки, рвал цепи, ломал мачты, паруса превращал в лохмотья. Оставшиеся корабли свирепствовавший двое суток тайфун разметал по морю. Тех, кого не поглотила морская пучина, на берегу ждала смерть от мечей самураев. Перед лицом превосходящих сил японцев находились остатки монгольской армии, которую они всю разгромили. Катастрофа произошла у маленького островка Такасима, лежащего в западной части Японии.

Японцы назвали этот тайфун, в котором увидели вмешательство неба, спасшего их, «Камикадзе». Император возносил в храмах множество молитв Царю неба за столь явное покровительство и милость. Празднества и угощения длились несколько дней подряд.

Потери монголов оценивают по-разному, но большинство историков полагают, что они составили 4000 кораблей. Потери же в живой силе, вероятно, превысили сто тысяч человек, включая воинов, утонувших в море и убитых на Такасиме.

Японцы еще долго, до самой смерти хана Хубилая в 1294 году, ожидали нового монгольского нашествия и готовились к нему. Но оно не последовало, и вообще с тех пор монголы никогда больше всерьез не угрожали Японии.

Во время Второй мировой войны на Тихом океане «камикадзе» стали называть японских летчиков-смертников, которые со своими самолетами пикировали на американские военные корабли и топили их.

Шумел, гудел пожар московский…

За первые века своего существования Москва тринадцать раз выгорала дотла, около ста раз огонь уничтожал значительную часть строений. Летописи сообщают, что в 1365 году великая засуха поразила многие области земли Русской. С ранней весны установились невыносимо жаркие дни, когда не было никаких дождей. Пересохли все болота, иссякли родники и источники, земля потрескалась и стала твердой, как камень. Под горячим солнцем повяла трава и пожухли деревья. Прозрачная смола слезой стекала по стволам вековых сосен. Даже ночи не приносили людям облегчения, и напуганные москвичи ждали неизбежного лихолетья.

И беда грянула. В 1365 году в церкви Всех Святых, которая располагалась к западу от Кремля, в Четопорьи – месте глухом и диком, заросшем мелколесьем и кустарником, начался опустошительный пожар. В один из томительно душных дней от опрокинутой свечи в лампадке вспыхнула деревянная церковь. Сухие деревянные стены и дранка на крыше запылали мгновенно. Потом огонь перекинулся на соломенные крыши приютившихся рядом изб и хибарок, в которых ютился простой люд. Зловещий гул пожара слился с криками и стонами гибнущих.

^{Оружейная палата во время кремлевского пожара 21 мая 1547 года. Лицевой летописный свод}

В летописях так сказано об этом: «Того же лета бысть пожар в Москве, загореся церковь Всех Святых и от того погоре весь град Москва, и посад, и Кремль, и загородье, и заречие…» Кроме того, была засуха и настала великая буря. Сильный ветер подхватил и далеко разнес искры и горящие головни. За десять дворов летели целые бревна с огнем, так что гасить было невозможно – в одном месте тушили, а в десяти загоралось. Безжалостное пламя забушевало в селах и слободах, которые во множестве теснились под городскими стенами.

Огненный смерч обрушился на скученные строения Кремля, не устояли и сами кремлевские стены, срубленные из вековых дубов. Гибельный пожар за два часа до основания уничтожил весь Кремль, его башни и посады.

После такого бедствия и решил молодой князь Дмитрий Иванович возвести каменные укрепления вокруг Кремля. Такая стена (протяженностью около 2000 метров) должна была бы противостоять и военной силе, и огненной стихии.

Но после пожара 1493 года опять выгорела вся Москва, включая Кремль и княжеские хоромы. И тогда великий князь Иван III впервые издал на Руси своего рода правила противопожарной безопасности. В них, в частности, предписывалось: не топить летом избы и бани без особой надобности; по вечерам огня в домах не держать; всем мастеровым, которым огонь нужен (кузнецам, гончарам, ружейникам), вести свои дела вдали от строений. В черте города нельзя было заниматься стекловаренным делом, строго преследовалось курение.

В последующие годы эти правила еще больше ужесточались. В 1504 году в Москве была введена система контроля за «бережением от пожара», то есть предписывалось беречь город от пожара и всякого воровства. Виновные в неосторожном обращении с огнем подвергались не только штрафу, но даже и высылке. Еще более суровая мера применялась к «зажигальщикам» – умышленным виновникам пожара. В одном из Соборных уложений отмечалось, что если «зажигальщик будет изымай» и умысел его будет раскрыт, то он подлежит сожжению на месте пожара.

Однако пожары продолжали угрожать первопрестольной столице. Редко какой год в древней Москве проходил без пожаров, беспощадно выжигавших все деревянные постройки города. Долгое время считалось, что в 1547 году был один «великий пожар» – 21 июня. Он даже будто бы явился поводом для антифеодального движения – Московского восстания XVI века. А между тем в летописных источниках имеются, хотя и скупые, намеки на то, что и 12 апреля тоже был «великий пожар». Он уничтожил большую часть Китай-города (примерно от Москворецкой набережной до Никольской улицы), только на одном Гостином дворе сгорело 2000 дворов, и много людей остались без крова.

Пожар этот вспыхнул во вторник на Святой неделе. В девятом часу утра загорелось сначала в Москотинном ряду (между улицами Ильинка и Варварка), а потом вспыхнул панский двор внутри Китай-города и загорелось в Зарядье. От Соляного двора огонь перекинулся на торговые ряды и дворы, и они погорели все до Никольского монастыря, который находился на углу улиц Устретенской и Никольской.

Сгорел и Богоявленский монастырь, который располагался в Ветошном переулке, а также много других церквей, в огне пропало много икон и других ценных предметов церковного ритуала.

Не успели люди прийти в себя, как через три дня – 15 апреля – случился большой пожар на большом посаде в Болвановке (он находился в Китай-городе между Москвой-рекой и речкой Неглинной). На этот раз сгорело 8000 домов, и опять тысячи людей остались без крыши над головой. Летописи говорят, что и тогда была засуха великая, и «зло сие за умножение грехов наших». В том же году в июне месяце с благовестной колокольни упал большой колокол, и у него отломились уши. Поставлен этот колокол был при великом князе Василии Ивановиче, и глас его был угоден Богу, потому что такого колокола прежде на Москве не бывало. Явление это еще больше укрепило народ в мысли, что свершается кара небесная.

В июне же – 21-го числа, в день святого мученика Ульяна Тарсянина – во вторник Петрова поста случился новый пожар. Загорелось сначала на посаде за городом (недалеко от того места, где сейчас находится Российская библиотека) – на Острову. Пожар начался в монастырской церкви от небольшой свечи, но потом заполыхало во все стороны. В те дни стояла засуха великая и был ветер сильный, который и разнес огонь до Ямского двора и Кубенского. Огонь перекинулся внутрь Кремля, и мгновенно заполыхали конюшни великого князя. С конюшен огонь докатился и до великокняжеских хором, и они сразу же вспыхнули, так как были крыты деревянным тесом.

Сгорел весь город – монастыри, церкви и дворы, не только деревянные. На Казенном дворе исчезли в пламени знаменитые корсуньские иконы, которые были принесены на Москву еще в незапамятные времена от Божьего града Иерусалима и от прочих святых мест богоугодными святителями и мужами преподобными… А иконы эти были «чюдныя»: «Кузнь на них златая и серебряная, и камение драгое, и жемчюг, и много мощей святых погорело».

Выгорело также много казны государя великого, «ценного жемчугу и всяких других каменьев драгоценных; и бархаты. И камки, и сукно, и тафта и прочего добра неисчислимого, как и подобает быть в царском доме».

После этого пожара и пошло выражение «От копеечной свечи Москва сгорела». Выгорели великая церковь Благовещения на великом княжеском дворе, и дом митрополита, и Чудов монастырь, а святые многоцелебные мощи Чудотворца Алексея вынесли уже из полыхавшей церкви. В монастыре том задохнулись и сгорели 56 чернецов.

За городом (Кремлем) посад выгорел почти весь. От Москвы-реки дворы выгорели по обе стороны улицы Волхонки, а также по обе стороны Арбата и Воздвиженской улицы, а потом огонь перекинулся на Никитскую, Леонтьевскую (где находится старое здание Московского университета) и Тверскую улицы. До этого пожара Москва была городом большим и красивым, и людей в нем проживало много, и «украшен он был предивно». А теперь все изменилось в один час. Сгорело множество деревянных церквей, а каменные выгорели внутри, и долго еще не было слышно в них пения церковного и звона колокольного. Ничего другого не было видно, только один дым и почерневшая земля. Да множество трупов…

Великого князя в Москве в это время не было, он находился в селе своем, которое располагалось к югу от Москвы, с княгиней своей и братом Юрием Васильевичем. Святейший митрополит Макарий, который постоянно жил в Москве и правил слово Божие истинное, начал молебен перед пречистым образом иконы Владимирской. Это был человек кроткий и смиренный, ко всему милостивый, гордыни же в нем не было никакой. Пожар добрался до церкви как раз во время молебна, от огня жар были такой знойный, что митрополит уже не мог терпеть. И тогда его спустили на веревке, но она оборвалась в трех саженях от земли, и митрополит сильно разбился.

Узнав о пожаре, великий князь тот же час приехал на Москву. И увидел погоревший от огня город, и много церквей выгоревших, и трупы. Так ему сделалось горько и жалостно, что расплакался он «вельми». Да и кто не восплачет о погибели города, кто не пожалеет и не потужит о народе погибшем – о мужьях и женах, о детях и отроках, в огне сгоревших!

Гибель Великой армады

К началу XVI века наиболее сильными колониальными державами были Испания и Португалия. Но к этому времени морские торговые пути переместились из Средиземного моря в Атлантический океан, и в связи с этим усилились Нидерланды и Англия. Англия вскоре сделалась главным соперником Испании в борьбе за колонии и океанские торговые пути.

Испанский король Филипп II во что бы то ни стало хотел оттеснить, а потом и покорить Англию. Его империя была разбросана на четырех континентах. Она простиралась на половине Европы, в трех Америках и бывших португальских колониях в Африке и Азии. Никогда больше в истории ни один человек не властвовал над столькими народами и государствами.

^{Поражение Непобедимой армады 8 августа 1588 г. Художник Ф.-Ж. Де Лутербург}

Филиппа II называли «королем-пауком», который ткет в своем дворце Эскориал под Мадридом тончайшую паутину заговоров и интриг, опутывая весь мир. Еще его называли Филиппом Осторожным – защитником веры и искоренителем ереси. В его руках покоились судьба и история Европы.

В золотых рудниках Америки ежегодно добывали больше золота, чем его было во всей средневековой Европе. «Золотой флот», специально снаряженные эскадры тяжелых галеонов, доставляли в испанский порт Кадис годовую добычу, о которой грезили французские, голландские и английские корсары. Для того чтобы держать мир в повиновении и спокойно вывозить золото из Перу и Мексики, испанскому королю нужно было сокрушить только Англию. Ее корабли не раз становились на пути от Нового Света до мадридской гавани.

Долго длилась вражда между монархами – Филиппом II и Елизаветой Английской. И вражда это была только монаршья, потому что сами страны не были между собой в состоянии войны.

После двадцати лет сомнений и интриг испанский король решил сокрушить Англию и наказать нечестивцев. В 1588 году он бросил против Англии самый многочисленный на памяти людей флот. Это была Великая армада, которая состояла из 130 боевых и 30 транспортных судов. В ее число входили 65 галеонов и вооруженных пушками купеческих кораблей, 25 гукаров с провиантом и лошадьми, 19 небольших поташей (судов береговой охраны), 13 сабр, четыре галеры и четыре галеаса.

В команде насчитывалось 30 693 человека, но некоторые историки считают эту цифру завышенной почти на двадцать процентов. Из них восемь тысяч было матросов и пушкарей; 2100 галерных гребцов (каторжане, пленные, рабы и вольные гребцы); 19 000 солдат – мушкетеры, аркебузиры и алебардисты; 1545 добровольцев – среди них триста безземельных идальго и кабальеро со слугами; немецкие, ирландские и шотландские капитаны и лоцманы; лекари, костоправы, цирюльники, брадобреи; 180 священников и монахов, часть их отправились в Англию босиком.

Командовать Армадой был поставлен адмирал Медина-Сидони. Знатнейший дворянин Испании, он мог по праву гордиться: до него еще никто не возглавлял столь могучую экспедицию.

Отплытие Армады назначено было на май месяц из Лиссабона. В день святого Марка, 25 мая, выдавшийся солнечным и безветренным, герцог Медина-Сидони при полном параде явился в Лиссабонский собор, чтобы принять в свои руки священное знамя. Мессу служил епископ Лиссабонский, который благословил участников похода, взял за край штандарт и протянул его герцогу. Мушкетеры произвели залп, трижды подхваченный орудиями всех кораблей и батареями крепости.

На знамени рядом с изображением Христа были герб Испании и начертанный по-латыни девиз: «Восстань, Господи, и – защити!» На другой стороне находились образ Богоматери и слова: «Покажи, что ты мать!»

В самом начале экспедиции буря задержала корабли, и в день отплытия (9 мая) в устье Тежу вдруг поднялся сильный ветер. Лоцманы качали головами: нечего было и думать о выходе в море. Ледяные порывы ветра резали прямо в лицо. «Декабрьская погода», – говорили лоцманы, а герцог Медина-Сидони записал в своем дневнике: «Погода противится выходу Армады».

Воспользовавшись паузой, он составил приказ по флоту, который под звуки труб зачитали на всех кораблях.

«В первую голову надлежит помнить каждому, от вышестоящих офицеров до рядовых, что главным намерением его величества было и остается служение Господу нашему… Посему нельзя выходить в море, не исповедовавшись и не покаявшись в прошлых грехах. Также всякие ругательства и хулы в адрес нашего Господа, Богоматери и Святых запрещаются под страхом самого сурового наказания и лишения винной порции.

Запрещаются все игры, особливо в ночное время. Поскольку известные прегрешения происходят от присутствия публичных и частных женщин, запрещено пускать их на борт.

Ссоры, драки и прочие скандалы запрещаются, равно как и ношение шпаг до встречи с неприятелем. Капелланам читать “Аве Мария” при подъеме флага, а по субботам творить общую молитву».

Ветер не стихал семнадцать дней, и Армаде приходилось ждать. Все эти дни на набережной Лиссабона толпились любопытные и зеваки.

Наконец 27 мая ветер начал меняться, и Армада стала выходить в море. Береговые батареи провожали каждое судно тройным салютом, а капитаны в ответ любезно отвечали тремя залпами. И хотя пороха было мало, но герцог доносил королю: «Как ведомо вашему величеству, орудийный салют вселяет бодрость духа и укрепляет сердца любого воинства».

Два дня ушло на то, чтобы все суда вытянулись на рейд.

А что же Англия? Она в те времена не держала постоянного военного флота. После каждой экспедиции с кораблей убирали орудия и аккуратно складывали их на хранение в лондонском Тауэре, а экипажи распускали. Разумеется, когда при английском дворе стало известно о намерениях испанцев, боевые корабли были приведены в готовность.

После тяжелого перехода, длившегося почти два месяца, Армада подошла к мысу Лизард, где и была обнаружена англичанами. 21 июля между противниками был бой у Плимута, 23 июля – у острова Уайт и 27 июля – у Гравелина.

Основную часть Великой армады составляли галеоны – корабли с высокими бортами и высоко поднятыми над ватерлинией полубаками и полуютами. Из-за такой конструкции они высоко уваливались под ветер и ими трудно было управлять даже в спокойную погоду. Артиллерия у них была расположена, в основном, на корме и на носу, но, в общем, они предназначались для абордажного боя. Испанцы не очень жаловали артиллерию, считали, что она должна только завязать бой, а исход его решает абордаж.

Англичане же держались на расстоянии артиллерийского огня и не дали испанцам применить абордаж. От английской артиллерии испанцы несли большие потери: несколько их кораблей погибло в первом же бою, остальные были значительно повреждены. У испанцев оставалось еще около ста кораблей, но боеспособность свою они уже потеряли. После сражения у Гравелина герцог Медина-Сидони официально объявил об отступлении. Испанцы отказались от высадки десанта и через Северное море, обогнув Шотландию и Ирландию, направились к своим берегам. Капитан каждого корабля получил инструкцию о порядке возвращения флота в Испанию.

Нужно было пройти 750 лье по Северному морю, «не ведомому никому из нас», как писал казначей Армады Педро Коко Кальдерон. Он мог бы еще добавить, что ни на одном корабле не было карты Северного моря, а карты Ирландии, бывшие тогда в ходу, изобиловали неточностями.

13 августа были урезаны порции питания «без различия чинов и званий». Герцог распорядился побросать в воду всех лошадей и мулов, «дабы не тратить на них питьевую воду», хотя оголодавшие люди предпочли бы съесть животных.

Положение на судах было очень тяжелое. Вповалку лежали цинготные и тифозные больные, «матросы умирали от голода и заразы. Места в лазаретах не хватало, больные умирали прямо на палубах с пересохшим горлом и пустым желудком на промокших соломенных матрасах. В полузатопленных трюмах плавали дохлые крысы».

Семнадцатого августа море окутал такой густой туман, что нельзя было рассмотреть соседний корабль. Низкое хмурое небо не позволяло определить высоту солнца в полдень, а ночью не было видно Полярной звезды. Штурманы вели корабли наугад, не зная характера прибрежных течений. Кроме того, наступили необычные для августа месяца холода, и южане-испанцы переживали их особенно остро. Многие солдаты замерзали до смерти, потому что были почти нагими, поскольку проигрывали и обменивали на пищу свои лохмотья.

Когда туман немного рассеялся, герцог не досчитался нескольких судов, но их не стали ждать, потому что ветер стал вновь меняться. Особенно сильно море разволновалось 18 августа, когда разразился страшный шторм. Набегавшие из мрака пенные валы мотали тяжелые корабли из стороны в сторону, как игрушки. Наутро герцогу доложили, что в пределах видимости всего одиннадцать кораблей.

Герцог рекомендовал всем избегать Ирландии, но многие несчастные захотели пристать к берегу, презрев опасность. Другие по ошибке штурмана попали в ловушку и, к ужасу своему, увидели скалы там, где рассчитывали найти чистую воду.

На одном из кораблей матрос бросился с топором на нос и единым махом перерубил якорный канат. Якорь плюхнулся в воду, но было уже слишком поздно. Обезумев от ужаса, вцепившаяся в шкоты команда смотрела на надвигавшуюся сбоку скалу. С грохотом, который может возвещать только конец света, галеас ударился о камни. Из его распоротого брюха посыпались пушки, ядра, ящики с оставшимся провиантом и сундуки с драгоценностями. Но теснившиеся на борту моряки были слишком измучены, чтобы продолжать борьбу с бушующим морем, и исчезли в его пучине.

По случаю славной победы Елизавета Английская устроила в Лондоне пышное торжество. По примеру древних римлян она проехала в триумфальной колеснице от своего дворца до собора Святого Павла, куда поместили флаги, вымпелы и знамена, добытые у побежденных испанцев.

От Великой армады осталось только 65 растрепанных бурей кораблей. Будто бы в насмешку к ней намертво прикрепилось наименование «Непобедимая», хотя в то время ее никто так не называл. Маркиз Санта-Круз окрестил ее в 1586 году «Счастливейшей», сам адмирал Медина-Сидони именовал ее просто «Армадой», в английских документах значится «Армада» или «Испанский флот».

Ни разу ни король, ни герцог, никто из офицеров, ни испанские летописцы не называли ее «Непобедимой». Филипп II прекрасно знал, что «виктория – дар не людской, а Божий».

Что случилось на «Вазе»?

Ему готовилась завидная судьба. Он должен был стать флагманским кораблем королевского флота Швеции. Поэтому у него появилось величественное, династическое название «Ваза» – в честь фамилии деда шведского короля Густава II Адольфа. Когда корабль еще стоял на стапеле, тысячи любопытных приходили смотреть на этого красавца. Четырехпалубное судно сорока восьми метров в длину, с тремя мачтами, 64 бронзовыми пушками, которые в три ряда располагались по каждому борту, не могло не вызвать восхищения современников перед дерзновенностью инженерной мысли. Главное – он должен был обладать невиданной для того времени скоростью и обгонять любые корабли. Сам доблестный король принимал деятельное участие в его постройке. Это он настоял на том, чтобы судно было максимально узким – не шире двенадцати метров. За счет этого оно значительно увеличило бы свою скорость и стало маневреннее. Много еще интересных предложений внес король, которые, конечно же, учли при постройке. Хотя некоторые из них и вызывали опасение у инженеров. Но кто бы осмелился спорить с королем?

Таких кораблей еще никто никогда не строил. Даже Франция, претендовавшая на звание первой морской державы, не имела ничего похожего. Высокая корма «Вазы» была пышно украшена резьбой, а в центре ее сверкал герб Густава II Адольфа.

^{«Ваза» – единственный в мире сохранившийся парусный корабль начала XVII века}

Благодаря своей конструкции «Ваза» должна была стать гордостью Швеции, грозой морей, и сам король, удачливый воитель и любимец всех шведов, возлагал на корабль большие надежды: вместе с «Вазой» Швеция должна была вернуть себе героический морской дух, вновь обрести былую славу своих предков – викингов и стать владычицей морей.

Шла Тридцатилетняя война. Англия, Франция и Нидерланды стремились перетянуть Швецию на свою сторону, хотели, чтобы она выступила в войне против Германии – своего давнего морского соперника. Густав II Адольф понимал, что без мощного флота с Германией не справиться. Так что «Ваза» планы навевала грандиозные, а за ней строились еще три примерно таких же корабля.

В день 10 августа 1628 года, казалось, весь Стокгольм устремился к набережной. Всем хотелось увидеть торжественный момент, когда корабль отправится в свое первое плавание – к острову Бекхольм. И, конечно же, сам король со своей пышной свитой собирался присутствовать на этом торжественном событии.

…И вот наступил момент, когда трехмачтовое судно распустило свои белоснежные паруса. Погода стояла достаточно ветреная, но море оставалось спокойным. Загремела якорная цепь, оркестр заиграл гимн, с берега неслись оглушительные приветственные крики. По давно заведенному церемониалу в честь первого отплытия, как первого водного крещения, сначала должны были выстрелить с берега портовые пушки. А затем уже, в открытом море, ответный залп из всех своих 64 орудий сделает «Ваза».

Все и произошло по давней традиции. Стоило только кораблю отойти от причала, как прозвучал мощный залп береговой батареи. Когда дым рассеялся, все присутствующие увидели, что красавец корабль «Ваза» как бы застыл на рейде, все его пушечные порты на всех трех палубах были открыты – на фрегате готовились к ответному залпу. Толпа замерла в ожидании, что сейчас раздастся грохот 64 бронзовых пушек.

И выстрелы прозвучали. Это был такой неимоверный грохот, что многие дамы от неожиданности зажали уши. Весь корабль окутался белым пороховым дымом. А потом…

Случилось что-то невероятное. После ответного залпа корабль стал как-то неестественно наклоняться левым бортом, послышались тревожные крики, и вдруг раздался странный грохот. Очевидно, пушки стали стремительно перемещаться на левый борт, а концы мачт опускались все ниже и ниже. Когда вода попала в открытые пушечные порты нижней палубы, судно еще сильнее стало накреняться, и в то же мгновение образовался водоворот. Корабль завалился полностью и буквально исчез под водой. На поверхности остались только концы мачт, доски да торчали головы нескольких плававших моряков. «Ваза», так и не сумев выйти в первое морское плавание, погружалась на дно.

Никто ничего не мог понять. Все взоры обратись к королю. Он стоял бледный, смотрел на гибель своего любимого детища и тоже ничего не понимал. Что случилось? Совершена грубейшая ошибка? Ошибка, которая стоила Швеции не только флагманского корабля, но и унесшая на дно жизни лучших моряков?

С гибелью «Вазы» перечеркивались честолюбивые замыслы шведского короля и воинственные планы Швеции стать первой морской державой. Англия, Франция и Голландия могли пересмотреть свои позиции в отношении Швеции. И кто же мог стать в таких условиях новым союзником страны, не имеющей могучего флота? Но кто же допустил столь роковую ошибку?

Тогда на этот вопрос никто не рискнул бы ответить однозначно – слишком опасно. Слухи ходили разные. Некоторые считали, что пушки были слишком тяжелы и от одновременного выстрела произошла отдача, от которой корабль дернулся и закачался. Говорили даже о том, что какой-то «летучий голландец» решил уничтожить вражеский красавец-корабль, налетел и перевернул его. Много было еще всяких предположений и домыслов, но действительная тайна гибели судна таилась на дне. Она так и оставалась долгое время не раскрытой. В годы правления короля Густава, правда, предпринимались попытки достать со дна хотя бы пушки, но все они были безуспешными. Несмотря на то что глубина в этом месте была небольшой. Когда сделали замер глубины, то оказалось, что расстояние до дна составляло всего 33 метра. Только в 1664 году с помощью водолазного колокола удалось поднять с «Вазы» первую бронзовую пушку. Через год сумели достать еще 53, а освобождение самого судна от подводного плена состоялось только три века спустя.

Подъем «Вазы» занимал умы многих шведских корабелов, но для этого требовались значительные средства и нужна была специальная техника. Она появилось только в конце пятидесятых годов нашего столетия. В 1958 году шведский археолог-любитель Андерс Фансен решил исследовать судно и возможности его подъема. Он собрал группу таких же энтузиастов, как и сам, организовал общество по подъему «Вазы» и под него получил от судоходных компаний деньги. На них и была приобретена необходимая техника.

Сначала водолазы обследовали дно и подступы к кораблю. Затем с помощью мощных мониторов под судном было промыто шесть каналов. Через них пропустили стальные тросы, которые закреплялись на понтонах, и потом в ход пошли автоматические лебедки. Поднимать судно на поверхность моря не стали. Все-таки оно имело в свое время водоизмещение 1400 тонн и при подъеме могло опрокинуться. Кроме того, опасались его повредить. Да и какая была необходимость поднимать «Вазу» на поверхность моря? Это к тому же затруднило бы маневрирование. И тогда нашли решение проще – буксировать «Вазу» под водой. Главное – вывести корабль на мелководье и там уже приступить к восстановительным и реставрационным работам.

Именно на мелководье и были сделаны его новые замеры, именно тогда инженеры попытались дать ответ на мучившую всех загадку: почему перевернулся такой мощный новый корабль?

И виновника трагедии нашли. Им оказался… сам король Густав, под неустанным контролем которого возводилась «Ваза». Именно он не стал слушать возражения инженеров и настоял на том, чтобы «Ваза» была узким судном – 12 метров ширины при длине в 48 метров. Из-за его «узости» произошло смещение центра тяжести: 64 бронзовые пушки весили 80 тонн – судно могло легко перевернуться.

Сейчас судно отреставрировано и превращено в музей. Останки двадцати пяти моряков были захоронены на берегу. Недавно шведские антропологи вскрыли могилу для изучения останков. И вот новая сенсация! Череп, обнаруженный некогда около штурвала, принадлежал женщине! Но мало этого: на черепе обнаружены следы удара топором, который снес переносицу, раздробил челюсть, глазницу и часть левого виска. Все это – свидетельства какой-то страшной трагедии, разыгравшейся на корабле 370 лет назад. Почему на борту оказалась женщина? Кто она была? Почему была умерщвлена таким страшным образом? Целая цепь загадок, разрешение которых, возможно, приведет к важным корректировкам в истории Швеции.

Спаленный пекарем Лондон

Во второй половине XVII века жил в Лондоне скромный пекарь по имени Джон Фаринор. Его пекарня располагалась в центре города, между Бриджем и Тауэром, и кулинарной продукцией застенчивого парня были довольны все лондонцы, которые с раннего утра спешили купить свежий хлеб именно в его заведении. В течение пяти лет Джон Фаринор находился на службе у короля Карла II и поставлял двору его величества к завтраку свежие булочки и крендели, к ленчу – кексы, а на ужин – пироги со всевозможной начинкой. И Джон подумывал, чтобы еще эдакое испечь, чтобы порадовать королевскую семью и тем самым приобрести еще больший авторитет.

В тот день, 1 сентября 1666 года ему пришлось до позднего вечера простоять у печи, и он сильно устал. У него смыкались глаза, хотелось спать. Не выдержав усталости, Джон решил немного вздремнуть, а рано утром снова вернуться в пекарню, благо все располагалось в одном доме. Сначала он отослал подмастерьев, а затем отправился домой сам.

Дорога его была очень короткой, собственно, нужно было подняться по лестнице на второй этаж. Джон не стал еще раз проверять огонь в печах, потому что был совершенно уверен, что оставил пекарню в полном порядке. Он отправился к себе наверх в спальню, сел на кровать и только тут почувствовал, как дневная усталость буквально придавила его. Уже не было сил сопротивляться ей, хотя и мелькнула мысль: а не осталось ли у него пламя в печи? Но он эту мысль отогнал, задул свечу, повалился на подушку да так, одетый, и уснул.

^{Большой лондонский пожар 1666 г. Гравюра XVII в.}

Он спал очень крепко, а внизу в печи продолжало полыхать не погашенное им пламя. И случилось то, что обычно и случается в таких случаях. Искры из печи упали на сухой дощатый пол, и сухое просмоленное дерево мгновенно вспыхнуло. А потом загорелись тряпки и полотенца. Кроме того, вылетавшие из трубы искры попали на стог сена в соседнем дворе, и он тут же загорелся. От стога огонь перекинулся на стену соседнего здания.

Из пекарни потянуло удушливым дымом, там уже вовсю трещало горевшее дерево, когда подмастерья учуяли запах гари. Парни первым делом бросились наверх к хозяину и разбудили его. Полыхало так, что принимать экстренные меры к тушению пожара было уже поздно. Весь нижний этаж, где находились бочки с водой и имелся необходимый инвентарь (топоры и багры), был охвачен огнем. Джону, его жене, детям и подмастерьям не оставалось ничего другого, как только спасаться через крышу. А на первом этаже осталась только няня, которой уже не суждено было выбраться.

Джону Фаринору и его семье удалось спастись, перепрыгивая с крыши на крышу. Они выбрались на улицу и уже из безопасного места наблюдали за распространением пожара.

В те годы Лондон представлял собой скученный город с узкими улочками, в котором пожары были довольно частым явлением: стоило загореться одному ветхому дому, как моментально вспыхивал и рядом стоящий. Особенно часто загорались дома в районах, называвшихся лондонскими трущобами, в которых проживала беднота. А на такие пожары особого внимания никто и не обращал.

Но теперь пожар вспыхнул в центре города, недалеко от Тауэра и моста через Темзу. И тем не менее пожарным непросто было добраться до полыхавших домов.

Пламя бушевало, поднявшийся ветер перебрасывал искры на соседние здания, и вскоре загорелось сразу несколько зданий на Паддинг-Лейн. Ночная улица огласилась криками. Сотни людей выбегали из своих домов, чтобы до приезда пожарных хоть как-то попытаться справиться с огнем. Но куда там! Были, правда, и такие, кто прибежал просто поглазеть на пламя и погорельцев. Однако вскоре большинство людей уже поняли, что пожар быстро распространится на другие дома и самое лучшее сейчас – забрать с собой ценные вещи и бежать в другой район.

Лондон, полный строений из просмоленных досок и отштукатуренной дранки, загорался часто, так что люди уже привыкли к таким переселениям. Конечно, с пожарами боролись, но радикального средства борьбы против возгораний предложить не мог никто. Правда, около года назад король Карл II направил записку лорд-мэру, требуя ввести более строгие правила противопожарной безопасности. Лорд-мэр, естественно, согласился, но ничего дельного не предпринял. Дело в том, что все предыдущие пожары как-то сами собой утихали. Ожидалось, что и этот поведет себя также.

Но позднее выяснилось, что на Паддинг-Лейн находилась свалка, на которую сваливали мусор с ближайшего рынка Истчип-Маркет, и она тоже вспыхнула. Вскоре от нее потянуло таким ядовитым дымом и запахом, что многие горожане не выдерживали вони и бежали по мосту на другую сторону Темзы.

Лорд-мэра о начавшемся пожаре известили рано утром, однако на прибывшего градоначальника горевшие дома произвели слабое впечатление. «Фи, – сказал он. – Что страшного в этом пожаре? Даже женщина, если помочится, то легко его зальет».

Не большее впечатление начавшийся пожар произвел и на другого правительственного чиновника по имени Самюэль Пепис. Служанка разбудила его в три часа ночи. Его дом располагался близ Тауэрского холма, примерно в трех четвертях мили к востоку от места бедствия. Вот что Пепис записал в своем дневнике: «Поднялся, натянул халат, подошел к окну, подумал, что это, должно быть, никак не дальше задней стороны Марк-Лейн. Ну, и лег обратно в постель, думал выспаться». Но выспаться ему не удалось. Дым и крики бежавших по улицам людей разбудили его.

Было воскресенье, святой день, в который никто не осмеливался потревожить его Величество. Но это был пожар…

Незадолго до полудня Пепис явился в свой кабинет в Уайтхолле – квартале, где располагались правительственные учреждения. Он долго не мог решиться, затем все же набрался мужества и попросил доложить королю, что в центре города начался большой пожар.

Однако и король не мог ничего предпринять. Ему, как и всем его подданным, оставалось только уповать на милость Божию и ждать, когда пожар погаснет сам собой. Но вскоре надежда эта улетучилась. День был ветреный, раздуваемое пламя перекидывалось на соседние дома и кварталы, и к середине дня огонь достиг Темзы. Почти сразу же заполыхали расположенные вдоль речного берега склады, набитые лесом, углем, маслом, продуктами. Вскоре послышались взрывы. Это разрывались бочки с коньяком, спиртом и вином.

Огонь распространялся так быстро, что не было никакой возможности его удержать. Пламя разливалось рекою, в одну минуту охватывало целые улицы, перелетало большие расстояния и истребляло все. Распространению способствовал ровный и сухой ветер, который непрерывно дул с востока. И благодаря этому постоянному ветру огонь, чуть не задев дом Пеписа, беспрепятственно распространился на запад. В воскресенье пламя еще можно было, наверное, потушить. Но пожарные в царящей тогда спешке и суматохе, стремясь поскорее наполнить ведра, повредили водопровод, оставив тем самым весь центральный район без водоснабжения.

Адское пламя бушевало с воскресенья до среды. Три дня и три ночи в лондонское небо взмывали языки красного пламени. За это время сгорело 13 200 домов на четырехстах больших улицах, 80 церквей и множество общественных зданий, было опустошено триста акров земли. Горели магазины и лавки, расположенные на Лондонском мосту. Искры с него долетели до противоположной стороны Темзы, и от них начались пожары в других районах города. В пепел обратились Ратуша и Королевская биржа – финансовый центр Лондона.

Самые страшные бедствия нанес пожар собору Святого Павла: от жары взрывались камни, разверзались древние гробницы, обнажая мумифицированные останки. Кровля собора плавилась, жидкий свинец ручьями растекался по прилежащим улицам. Это было страшное зрелище. Казалось, что какой-то огнедышащий дракон набросился на мирный город.

Примечательно, что в Большом лондонском пожаре погибли всего 8 человек. Большинству горожан хватило времени, чтобы спастись бегством. Дороги были забиты нагруженными скарбом тележками, вся округа превратилась в сплошной лагерь беженцев.

Среди оставивших город был и Пепис. В своем дневнике он записал: «В лицо дует ветер, и в то же время тебя почти сжигают искры пламени, дождем сыплющиеся с этого ужасающего, этого зловещего, этого треклятого пожара… И над всем этим – дым, такой густой и огромный, что в полдень заслоняет собой солнце. А если оно иногда и проглядывает, то красное, как кровь».

К вечеру среды пожар был практически ликвидирован. И произошло это благодаря личному вмешательству короля, который послал пожарные команды разрушать здания на пути огня, чтобы не дать ему распространиться. Но Лондон тлел еще несколько недель, подвалы же продолжали гореть и спустя полгода.

Когда жители Лондона начали поправлять и заново отстраивать свои жилища, архитектор Хр. Врен предложил правительству учесть это бедствие и построить Лондон по новому плану, чтобы город соответствовал своему назначению – великой столицы великого народа. Однако предложение талантливого архитектора было оставлено без должного внимания, и Лондон продолжал обстраиваться почти в прежнем своем виде.

Но, хотя Хр. Врену отказали, в память стихийной катастрофы ему велели соорудить памятник, что он и исполнил. Построенная Вреном колонна, известная в Лондоне под названием «Памятник», другого названия так и не получила. Эта колоссальная, дорического ордера колонна имеет высоту 202 фута. Внутри ее сделана лестница из белого мрамора с 345 ступеньками. Они ведут к площадке, с которой открывается восхитительный вид на весь Лондон. Колонна построена из партландского камня с бронзовыми и мраморными украшениями. На пьедестале ее помещены описание пожара со всеми подробностями и различные аллегорические фигуры. Раньше на «Памятнике» была надпись, что пожар произвели паписты, теперь этой надписи нет.

Кроме того, сохранилось предание, что огонь уничтожил последствия предыдущей лондонской катастрофы – великой чумы 1665 года, которая унесла сто тысяч жизней, и вообще навсегда истребил в Лондоне чуму, свирепствовавшую периодически в течение многих столетий.

Гибель французского фрегата «Медуза»

Мрачные тучи нависли над океаном. Тяжелые, громадные волны вздымаются к небу, грозя залить плот и сгрудившихся на нем несчастных людей. Ветер с силою рвет парус, склоняя мачту, удерживаемую толстыми канатами.

На переднем плане видны умирающие, погруженные в полную апатию люди. И рядом с ними уже мертвые…

В безнадежном отчаянии сидит отец у трупа любимого сына, поддерживая его рукой, словно пытаясь уловить биение сердца. Справа от фигуры сына – лежащий головой вниз труп юноши с вытянутой рукой. Над ним человек, видимо, потерявший рассудок, так как взгляд у него блуждающий. Эта группа завершается фигурой мертвеца: закоченевшие ноги его зацепились за балку, руки и голова опущены в море…

Так изобразил гибель французского фрегата «Медуза» художник Теодор Жерико, а темой для его картины стало событие, происшедшее с одним из кораблей французского флота.

Утром 17 июня 1816 года в Сенегал отправилась французская экспедиция, состоявшая из фрегата «Медуза», каравеллы «Эхо», флюта «Луара» и брига «Аргус». Эти корабли везли колониальных служащих, а также нового губернатора колонии и чиновников с их семьями. Кроме них, в Сенегал направлялся так называемый африканский батальон, состоявший из трех рот по 84 человека, по слухам, из бывших преступников. На самом деле это были просто люди разных национальностей, среди которых попадались и отчаянные сорвиголовы. Начальником всей экспедиции был капитан «Медузы» Гуго Дюруа де Шомарей.

^{Плот «Медузы». Художник Т. Жерико}

Сенегал был для Франции основным поставщиком камеди, которая использовалась в фармацевтике, в кондитерском деле и особенно при окраске тканей. Кроме того, эта колония поставляла золото, воск, слоновую кость, кофе, какао, корицу, индиго, табак, хлопок и – о чем стыдливо умалчивалось! – темнокожих рабов.

Денег на организацию этой экспедиции не хватало, поэтому для столь сложного путешествия пришлось использовать суда, которые в то время оказались на ходу. Перед отплытием капитан Шомарей получил специальную инструкцию министра дю Бушажа, предупреждавшую о том, что надо успеть доплыть до Сенегала до наступления сезона ураганов и дождей.

На пути корабли должны были пройти мыс Блан (Белый), но мыса с характерной белой скалой не было. Капитан Шомарей не придал этому никакого значения, но на следующий день ему пришлось отвечать перед экипажем, и он сказал, что накануне они вроде проплыли что-то похожее на мыс Блан. Впоследствии он все свои рассуждения и объяснения строил на том, что он действительно видел этот мыс. На самом деле «Медузу» ночью отнесло к югу, курс был выправлен только к утру, так что фрегат никак не мог пройти этот мыс. Каравелла «Эхо», не отклоняясь от курса, утром обогнала «Медузу».

В роковую ночь с 1 на 2 июля Шомарей ни разу не поинтересовался, как идет корабль, лишь к утру был слегка удивлен исчезновением «Эха». Он даже не попытался выяснить причины ее исчезновения. Другие корабли, сопровождавшие фрегат, отстали еще несколько дней назад.

А каравелла «Эхо» продолжала следовать правильным курсом, «Медуза» двигалась в том же направлении, но ближе к берегу. Шомарей приказал измерять глубину морского дна и, не нащупав его, решил, что может беспрепятственно вести корабль к берегу. Несмотря на многочисленные предостережения членов экипажа о том, что корабль находится в районе Аргуинской отмели, капитан «Медузы» продолжал вести фрегат к берегу. А на то, что это было место опасное, указывали и окружающий пейзаж, и изменившийся цвет моря.

Когда еще раз измерили глубину моря, она оказалась всего 18 локтей вместо предполагавшихся 80. В этой ситуации фрегат могла спасти лишь быстрота реакции капитана, но Шомарей будто впал в какое-то оцепенение и не повернул корабля. И вскоре «Медуза» села на мель – между Канарскими островами и Зеленым Мысом.

Спасательные работы начались неорганизованно и беспорядочно, и целый день был потрачен без толку. Все попытки снять фрегат с отмели оказались тщетными. В корпусе судна открылась течь, и пятого июля было принято решение покинуть тонущий корабль. По всем морским правилам и законам Шомарей, как капитан, должен был покинуть судно последним, но он не сделал этого. Капитан Шомарей, губернатор со свитой и высший офицерский состав разместились в шлюпках. Сто пятьдесят матросов и женщин перешли на плот, построенный под руководством инженера Корреара корабельным плотником. Командовал плотом выпускник мореходного училища Куден, с трудом передвигавшийся из-за травмы ноги.

Сначала шлюпки буксировали плот к берегу, который был сравнительно близко. Но, испугавшись наступления бури, командиры шлюпок решили покинуть плот и предательски перерубили буксирные канаты. Люди были оставлены на волю волн на маленьком, заливаемом водой плоту, которым почти невозможно было управлять.

Когда шлюпки начали исчезать из вида, на плоту раздались крики отчаяния и ярости. Затем они сменились жалобами, а потом ужас охватил обреченных на гибель. Стояла страшная жара, но от жажды людей спасало то, что плот был сильно погружен в воду. Вскоре было обнаружено, что в спешке эвакуации с фрегата погрузили ничтожно малое количество пресной воды и продовольствия. Не защищенные от непогоды и солнца, без провианта, исчерпав все запасы воды, люди ожесточились и восстали друг против друга.

К ночи плот стал погружаться в воду, и на нем в первый раз вспыхнула кровавая резня за последние капли воды и наиболее безопасные места около мачты. После второй резни в живых остались только 28 человек. Израненные, обессиленные, мучимые жаждой и голодом, люди впали в состояние апатии и полной безнадежности. Многие сходили с ума.

Среди тех, кто уцелел, некоторые были столь голодны, что накинулись на останки одного из своих товарищей по несчастью. Они расчленили труп и начали свою ужасную трапезу. Один из выживших матросов потом вспоминал: «В первый момент многие из нас не притронулись к этой пище. Но через некоторое время к этой мере вынуждены были прибегнуть и все остальные». Так началось каннибальство.

Двенадцать дней носился плот по морским волнам. Рано утром семнадцатого июля на горизонте показался было корабль, но вскоре он исчез из виду. В полдень он появился снова и на это раз приблизился к плоту. Это «Аргус» обнаружил полузатонувший плот и взял на борт пятнадцать исхудавших, полубезумных людей (пять из них впоследствии скончались). Взорам матросов с «Аргуса» предстало ужасающее и леденящее душу зрелище: трупы истощенных до последней крайности людей, а живые мало чем отличались от мертвых… А рядом куски человеческого мяса, которые несчастные вялили на солнце и ели.

Через пятьдесят два дня после катастрофы был найден и фрегат «Медуза», который не затонул. Из семнадцати человек, решивших не поддаваться панике и остаться на корабле, в живых остались лишь трое.

Об этой трагедии в 1817 году вышла книга, авторами которой стали инженер Александр Корреар и хирург Анри Савиньи. Первая фраза ее была следующая: «История морских путешествий не знает другого примера, столь же ужасного, как гибель “Медузы”». И действительно, для того времени сообщение о гибели фрегата прозвучало так же страшно, как для последующих поколений весть о трагической судьбе «Титаника».

Французское общество, потрясенное случившейся трагедией, было возбуждено до предела. Ответственность за это бедствие ложилась на капитана «Медузы», графа де Шомарея, не отвечавшего своему назначению. В прошлом эмигрант, он происходил из не очень знатного рода и получил столь ответственную должность благодаря протекции и связям в министерстве.

Капитан Шомарей предстал перед трибуналом, был уволен из флота и приговорен к тюремному заключению на три года. Но самым непереносимым для него оказалось то, что его навечно вычеркнули из кавалеров ордена Почетного легиона. Это обстоятельство привело Шомарея в глубокое отчаяние, он даже пытался вернуть себе эту награду, но безуспешно.

В краях, где Шомарей доживал свой век, все знали о его «подвигах» и относились к нему презрительно и враждебно. Он прожил довольно долгую жизнь, умер в 78 лет, но долголетие это не было ему в радость.

Пожар в Зимнем дворце

Василий Андреевич Жуковский сообщал в своих записках, с какой печалью встречали петербуржцы 1838 год. Не пришли они по старинному обычаю в Зимний дворец, где обычно собирались до двадцати тысяч гостей, чтобы поздравить царя своего с наступающим Новым годом. Приходить было некуда – великолепнейшего здания северной столицы больше не существовало.

Зимний дворец изумлял иностранцев как чудный памятник искусства, а для русских людей он представлял все отечественное, свое, коренное. Для новой русской истории Зимний дворец был то же, что и Кремль для истории московской. Несколько дней до того здание еще блистало своей пышностью, здесь кипела и бурлила жизнь, а теперь в блестящих прежде залах царили пустота и мрак.

^{Пожар в Зимнем дворце 17 декабря 1837 года. Художник Б. Грин}

…Флигель-адъютант Иван Лужин 17 декабря 1837 года был дежурным в Зимнем дворце. В залах дворца понемногу собирались рекруты и нижние чины, назначенные в гвардию, для осмотра их великим князем Михаилом Павловичем. По пышным залам Зимнего бегали скороходы с курильницами, источавшими благовония. Но здесь же распространялся и казарменный запах от более чем тысячи собравшихся нижних чинов. Однако все их вместе заглушал запах дыма, который чувствовался уже несколько дней, особенно из Фельдмаршальской залы.

Около семи часов вечера из-за печи в дежурной комнате показалась тонкая струйки дыма. Император с императрицей, наследником, великим князем Михаилом Павловичем и великой княгиней Марией Николаевной находились в это время в театре, где шел балет «Влюбленная баядерка» с участием знаменитой Тальони. О пожаре в Зимнем дворце им сообщили после первого действия балета.

Государь немедленно покинул театр и вместе с великими князьями отправился на место пожара. Первой заботой государя была безопасность его семейства, и он повелел отправить детей в собственный дворец. После этого император послал за войсками. Прежде других явился первый батальон лейб-гвардейского Преображенского полка, так как был ближе других расположен.

В считаные минуты все гвардейские знамена и все портреты (фельдмаршала Кутузова-Смоленского, Барклая-де-Толли и других военных генералов, участвовавших в войне с Наполеоном), украшавшие Фельдмаршальскую залу и Галерею 1812 года, были сняты и отнесены в безопасное место – часть к Александрийской колонне, часть – в Адмиралтейство. Из Дворцовой церкви удалось спасти всю ее богатую утварь, великолепную ризницу, образа с дорогими окладами, большую серебряную люстру. Но прежде всего вынесли святые мощи, хранившиеся в церкви.

Из Георгиевского зала вынесли императорский трон, в величайшем порядке и без малейших повреждений из Зимнего дворца вынесли императорские регалии и бриллианты. Из Эрмитажа удалось спасти ценные художественные картины, зеркала, мраморные статуи, китайскую мебель – сокровища, которые в течение многих лет собирались русскими царями.

Мебель всех типов, отделок и обивок, золотая и серебряная посуда, мраморные статуи, каменные и фарфоровые вазы, хрусталь, картины, ковры – все роскошное и нарядное имущество царской семьи причудливо перемешалось с более чем скромным скарбом лакеев, поваров, трубочистов, дровоносов, ведь в Зимнем дворце жили не менее 3000 человек.

Но хоть и много успели спасти, однако в пламени пожара погибло все архитектурно-декоративное убранство парадных зал и личных апартаментов царя. А ведь за 75 лет существования Зимнего дворца его отделывали такие выдающиеся зодчие, как Растрелли и Кваренги, Росси и Стасов и многие другие. Вместе с гибелью этих помещений как бы потускнели и многие исторические воспоминания. На этих сгоревших лестницах и в залах не раз звучали голоса Ломоносова, Радищева, Державина, Карамзина, Жуковского, Суворова, Кутузова и многих других исторических лиц, которые составили славу Русского государства.

Чтобы выяснить причину пожара, Иван Лужин спустился в дворцовый подвал, где в небольшой комнатке со сводами располагалась лаборатория. В ней была устроена плита для приготовления лекарств, а над ней железный шатер. Однако шатер этот не мешал распространению дурного лекарственного запаха в комнате. И тогда в дымной трубе (под шатром) пробили дыру, чтобы дурной запах уносился вместе с дымом. Но вместе с испарениями уносилось из комнаты и тепло. Ночевавшая здесь прислуга коченела от холода и придумала на ночь затыкать дыру рогожей. Рогожа эта вскоре провалилась, и сажа стала часто загораться.

Так повторилось и 17 декабря. Но трубу прочистили, дым в комнате, соседней с флигель-адъютантской, исчез, и все успокоились. Но, как оказалось потом, ненадолго.

Огонь пробился в не заделанную отдушину Фельдмаршальской залы и запылал в перегородке между ее деревянной стеной и капитальной. Стена начала потихоньку тлеть, а потом огонь пробил себе выход в том углу залы, где было большое пространство между деревянными и каменными стенами – прямо над залой Петра Великого.

Сухие вощеные полы, золоченая или окрашенная масляной краской резьба наличников и осветительных приборов вспыхнули мгновенно. Пожар расползался с неимоверной быстротой, зала за залой обрушивались, и вскоре пламя полностью охватило главное здание Зимнего дворца. Чтобы огонь не перекинулся на Эрмитаж, государь приказал немедленно разобрать крыши галерей, соединявших его с главным корпусом дворца. Переход по крыше был самым затруднительным. Солдаты и прибывшие пожарные по чердаку добрались до слухового окна (близ чердака малой церкви), потом по снегу и обледенелым листам – до Концертной залы. Плохими ломами и тупыми топорами они стали выворачивать кровельные листы. И хотя сильный ветер направлял пламя прямо в сторону Эрмитажа, пожар все-таки не достиг его. Зато он побежал по верхним потолкам самого дворца, и они загорелись одновременно сразу в нескольких местах. Прогоревшие балки и стены падали со страшным грохотом, разбрызгивая вокруг себя снопы искр. От них зажигались потолки и полы среднего яруса, которые, в свою очередь, низвергались огромными огненными грудами на своды нижнего этажа.

По рассказам очевидцев, зрелище было просто страшным, как будто посреди Петербурга вспыхнул вулкан. Пока еще в среднем ярусе было темно и горело всего несколько ночников, по комнатам бегали испуганные люди со свечами в руках. Потом вдруг над ними загорелись потолки, которые стали падать с ужасным грохотом, искрами и вихрем дыма. Везде развевался густой дым, невозможно ничего было видеть да и просто дышать. Под конец потоки огня заполнили все внутреннее пространство и полились уже наружу – в окна. В один миг весь громадный дворец запылал и превратился в гигантский костер.

Пламя этого костра то восходило к небу высоким столбом под тяжелыми тучами дыма, то волновалось, как море, волны которого метались зубчатыми огненными языками, то вспыхивало снопом бесчисленных ракет, которые сыпали огненный дождь на соседние здания. Казалось, что господствует какая-то адская сила, как будто слетелись на добычу зловещие духи.

Зарево от пожара видели за 50–70 верст от столицы путники на дорогах и крестьяне окрестных деревень и сел. Дворец горел еще двое суток – 18 и 19 декабря.

В.А. Жуковский (очевидцы и спасатели тоже) отмечал, что государь был повсюду, к нему одному были устремлены глаза, исполненные доверия. Он сам всем руководил и направлял помощь туда, где еще можно было сопротивляться огню. Император Николай I везде являлся первым и уходил только тогда, когда уже не оставалось никакой возможности противостоять рассвирепевшей стихии.

Видя перед собой самоотверженный пример государя, так же мужественно вели себя и все остальные – от генерала до простого солдата. Отставной генерал-майор Л.Р. Баранович рассказывал впоследствии, что рядовой 10-го флотского экипажа Нестор Троянов и столяр интендантского ведомства Абрам Дорофеев приметили на самой вершине загоревшегося уже иконостаса образ Христа Спасителя. И хотя был настоятельный запрет даже приближаться туда, они (без всяких инструментов!) с небольшой лишь лестницей решили спасти образ Иисуса Христа. Лестница едва доставала до половины иконостаса, но это их не остановило. Цепляясь со сверхъестественной отвагой, они добрались до своей цели. С величайшей осторожностью Троянов снял образ и передал его Дорофееву. Потом они оба, изрядно обожженные, благополучно спустились со своей драгоценной ношей и отнесли ее в безопасное место. Государь был свидетелем их подвига, обласкал обоих и повелел выдать каждому по 300 рублей. А Троянова сверх того перевести в гвардию.

В ту минуту, когда пожар свирепствовал с наибольшей силой, в другом месте северной столицы произошло точно такое же несчастье. В Галерном селении, где обитало, в основном, беднейшее население, вспыхнул другой пожар. Государь тотчас велел отправить туда часть пожарной команды, а наследник Цесаревич сам поспешил туда вместе с пожарными.

В то время, когда ужасный пожар в Зимнем дворце представлял собой такую разрушительную картину, другая картина своим тихим величием приводила душу в умиление. За цепью полков, окружавших Дворцовую площадь, бесчисленной толпой в мертвом молчании стоял народ. На его глазах погибала общая для всех святыня, и охваченный благоговейной скорбью народ с глубоким вздохом молился за своего Царя.

Долгое время официальные сообщения (а за ними и большинство мемуаристов) утверждали, что ни один человек не погиб во время пожара. Но вот участник события Колокольцов написал свои воспоминания через 45 лет, уже в более мягких цензурных условиях. В них, в частности, он сообщал, что погибли тридцать человек из числа гвардейцев. «И вот когда разбирались эти кучи, представлялись сцены душу раздирающие. Множество трупов людей обгорелых и задохшихся было обнаружено по всему дворцу. Находили иных людей заживо похороненных, других обезображенных и покалеченных. Мы не могли без ужаса выслушивать рассказы наших солдат о том, в каких положениях они находили своего брата солдата… Я тоже помню, между прочим, фигуру одного обгоревшего солдата. Это был настоящий черный уголь, в нем положительно ничего невозможно было признать, кроме человеческого контура».

После пожара, естественно, были произведены мероприятия для его дальнейшей охраны от подобных бедствий. В течение 1838–1839 годов перекладывали свинцовые водопроводные трубы, возводили брандмауэры и новые каменные и чугунные лестницы, отодвигали от стен и заново перекладывали печи, возводили новые дымоходы. И везде дерево заменяли железом, чугуном и кирпичом. К концу 1838 года расходы на эти работы превысили 100 000 рублей.

Чикаго, сгоревший от керосиновой лампы

В 1871 году Чикаго, расположенный на берегу озера Мичиган, был вторым по величине среди других американских городов. Тогда в нем проживали немногим более трехсот тысяч человек, но в последние годы город усиленно строился, естественно, увеличивалось и его население.

Наиболее притягательным для граждан был, конечно, центр города, где располагались красивые, отделанные мрамором гостиницы, открывались новые казино и банки. По вечерам разодетые чикагцы направлялись в театры и оперный зал. Рядом с городом располагались и многие сельскохозяйственные фермы, и Чикаго по праву считался богатым городом. За короткое время он стал центром торговли зерном, в нем сосредоточились центральная биржа, фирмы, связанные с железнодорожным и сельскохозяйственным машиностроением, возникали новые компании. А вот окраина, как всегда, была заполнена простыми деревянными лачугами, в которых ютился бедный люд.

В основном, все новые здания сооружались из камня, но и дерево активно шло в ход. Из этого легкого и удобного материала по-прежнему возводились небольшие рестораны и кафе, делались крыши, стены и перекрытия в жилых домах, из дерева клали мостовые и тротуары. Поэтому огонь, начавшийся за городом на одной из сельскохозяйственных ферм, легко и быстро с окраины по деревянным строениям перебрался в цветущий и шумящий центр, уничтожив на своем пути все банки и гостиницы, а также гордость жителей – оперный зал.

^{Большой пожар в Чикаго. 1871 г. Гравюра XIX в.}

День 8 октября 1871 года никак не напоминал осень. Уже полтора месяца на город не упало ни единой капли дождя. Казалось, что сушь пришла в Чикаго и поселилась в нем надолго. Может быть, до зимних холодов. В тот день вечером, когда солнце скрылось за озером, на сельскохозяйственной ферме Патрика Олери началась вечерняя дойка коров. Как говорили потом очевидцы, одну из своих буренок доила сама миссис Олери. В стойле было темновато, и она, как это делала не раз прежде, принесла керосиновую лампу и поставила ее на стог сена недалеко от коровы. По неизвестной причине корова, видимо, неожиданно взбрыкнула и копытом ударила по горящей лампе. От одной искры, запалившей сено, сгорел целый город.

На эту тему позднее появилась даже картина неизвестного американского художника, который на своем полотне изобразил дойку: на низенькой скамеечке испуганная миссис Олери со вскинутыми руками, позади ее – опрокинутая керосиновая лампа и начавший полыхать пожар.

На суде миссис Олери все категорически отрицала. По ее словам, в то вечернее время она не находилась в стойле, не доила коров, а мирно почивала в своем доме, в своей постели. Правда, концы с концами тут не очень-то сходились. Свидетели утверждали, что как раз в это время обычно начиналась вечерняя дойка коров и проводилась она регулярно не только на ферме Патрика Олери.

Как бы там ни было, именно в это вечернее время, когда проходила дойка коров, запылала его ферма. Распространению огня способствовали запасы сухого сена, которые имелись как на ферме, так и возле нее. За фермой Олери вспыхнула и соседняя. Огонь был настолько силен, что думать о тушении значило просто терять время. Обе фермы полыхали, как факелы. Ожидалось, что на этом все и кончится. Уже были вызваны пожарные, уже собравшийся народ обсуждал, удастся ли восстановить фермы, как внезапно задул сильный зюйд-вест, и пламя запылало с удвоенной силой. Неожиданно для всех оно перебросилось на жилые дома, стоявшие на противоположной стороне дороги. Такого никто не ожидал.

Прибывшим пожарным не оставалось ничего другого, как просить подкрепления. Жители в панике выскакивали на улицы, пытаясь спасти свой скарб. Пожарные старались отсечь пламя, не дать ему распространиться на другие улицы, но все их усилия не приносили никакого успеха. Огонь рвался наружу, и ничто не могло его остановить. Пламя перебрасывалось на крыши стоявших рядом домов, и бороться против такого мощного пожара было практически бесполезно.

Ситуация усугублялась еще тем, что на пути пожара попадались сплошные деревянные сооружения: склады с лесом, спиртным, мебелью, ангары с коврами, тканями, обувью, хранилища каменного угля, элеваторы с зерном – то есть все самое горючее, что только может быть в городе. Впоследствии подсчитали, что степень распространения огня равнялась скорости движения пешехода. Жар на улице был настолько силен, что целый шестиэтажный дом сгорал в среднем за шесть минут. В такой атмосфере даже мрамор начинал плавиться, сверху летели раскаленные камни.

Здание Первого национального банка считалось полностью застрахованным от пожара, оно было из камня, железа и стекла, и огненной стихии там нечего было делать. Но люди ошибались – оно сгорело за те же пять минут. Вот так и получилось, что после начала пожара на окраинной ферме огонь добрался до центра и охватил весь город.

Два журналиста из местной газеты «Чикаго дэйли трибюн» писали об этом пожаре следующее: «Пламя охватывало здание с одной стороны, а через пару минут оно проглядывало уже с противоположной. Внутри здания начинался огненный вихрь, пламя неудержимо тянулось вверх. Мощные вихревые огненные потоки легко схватывали переборки, стены, добирались до крыш и перебрасывались на соседние здания, и вся ситуация повторялась. Распространению пожара способствовал поднимавшийся в ночное небо горевший пепел, который относился ветром в сторону и падал на крыши других зданий.

Пожар распространялся, в основном, в северо-восточном направлении и достиг озера. Бежавшим от пожара жителям, собравшимся на берегу, представлялось страшное и вместе с тем величественное зрелище. Мятущееся над городом красное, оранжевое, синее и зеленое пламя… Кое-где раздавались взрывы, и в небо взлетали снопы искр, доносилось дикое ржание лошадей, которых не успели выпустить на волю».

К счастью, число погибших было невелико, но около ста тысяч жителей потеряли всякий кров и ютились на окраинах, строя себе деревянные времянки. На площади в девять квадратных километров остались только черные каменные дымящиеся развалины. Общий ущерб, нанесенный пожаром, составлял около 190 миллионов долларов.

По все той же счастливой случайности жилой дом Патрика Олери оказался не затронут огнем. Именно по этой причине на состоявшемся позднее суде миссис Олери попросили рассказать все подробности начавшегося пожара.

Разрушение Тэйского моста

Эту трагедию по своему шоковому воздействию на англичан сравнивали только с шоком, который они испытали позднее в связи с гибелью океанского судна «Титаник», затонувшего в 1912 году. Тэйский мост был переброшен через широкое устье реки Тэй возле залива Фэрт-оф-Тэй на восточном побережье Шотландии – между городами Эдинбургом и Данди.

Мост через реку Тэй, самый длинный в то время в мире, был торжественно открыт в 1878 году. Протяженность его достигала свыше трех километров, а опирался он на чугунные фермы, установленные на восьмидесяти шести каменных быках. Возводивший его инженер Томас Буч уверял всех, что это новейшее сооружение из чугуна и бетона – не только самое длинное в мире, но и самое прочное, самое надежное, мост прослужит долгие годы на благо процветающей Англии.

Инженеру Бучу верили, однако поездка на поезде по самому длинному в мире мосту не многим доставляла удовольствие. Как-то вдруг быстро выяснилось, что ветра пригоняли из моря массу воды, из-за чего мост начинал странно поскрипывать, железо терлось о железо, и многие опасались, что какая-то из ферм не выдержит и вот-вот рухнет в воду. Особое опасение вызывали самые длинные пролеты, длиной в семьдесят четыре метра, которых было одиннадцать. Но до поры до времени все обходилось. Машинисты и кондукторы убеждали робких пассажиров, что мост совсем новый и ничего бояться не следует. И все же на самых длинных пролетах скорость снижали, двигаясь черепашьим шагом.

^{Разрушение Тэйского моста. Гравюра XIX в.}

28 декабря строго по расписанию – в 18 часов 20 минут, когда уже было совсем темно, от эдинбургского вокзала Барнтисленд отошел почтовый поезд, направлявшийся на противоположную сторону реки Тэй, в город Данди. В поезде не было пассажиров первого и второго класса (как обычно бывает в будние дни), так как 28 декабря 1879 года было воскресеньем, а большинство зажиточных людей не любят сниматься с места и уик-энд проводили дома. Однако в вагонах третьего класса было 75 пассажиров.

В тот день погода была неспокойной, с утра дул ветер, гнал тучи. Вода в реке вздыбилась, покрылась барашками и угрожала разливом, а к вечеру начался сильный дождь. Мост, как всегда, поскрипывал. В 19 часов 13 минут поезд миновал последнюю небольшую станцию, Уормит, где забрал еще нескольких пассажиров (в основном, женщин и детей), и въехал на первый пролет. Скорость у него была всего пять километров в час. Машинист, предупрежденный об ураганном ветре, не хотел рисковать и надеялся в темпе черепашьего шага спокойно переехать на другую сторону реки.

Пропускавший состав железнодорожный обходчик Томас Баркли еще некоторое время наблюдал, как в темноте удалялись красные огни последнего вагона. Ветер был порывистый. Даже стоявшему в стороне от пролетов железнодорожнику были слышны скрежет железа и жуткое завывание ветра в фермах. Баркли некоторое время еще смотрел вслед поезду, но внезапно почувствовал, как резкий порыв ветра чуть не свалил его с ног. В этот же момент раздался какой-то приглушенный грохот, и впереди сразу же исчезли красные огни поезда.

Испытывая нехорошее предчувствие, Баркли какое-то время стоял, протирая глаза, но так как огни больше не появлялись, он тотчас же направился в свою сторожку и принялся телеграфировать в город Данди. Но линия молчала, и телеграф не работал. Это могло означать только одно: кабель, тянувшийся внутри ферм моста, был оборван. Подозрения путевого обходчика усилились, и он стал телеграфировать в Эдинбург…

А на другой стороне реки Тэй ждали поезда, который опаздывал уже на четыре минуты. Ветер достигал такой силы, что со здания железнодорожного вокзала сорвало крышу. Служащие станции выбежали на улицу и стали пристально вглядываться в темноту, но мост был пуст и никаких огней на нем не было видно. Попытка связаться по телеграфу с Уормитом ничего не дала, связь была оборвана.

Это могло означать самое худшее. Выехавший поезд не мог просто так исчезнуть. Каждый вечер его приближающиеся огни видели служащие станции и ожидавшие пассажиры. Его встречали всегда в одно и то же время, ему просто некуда было деться. Остановиться в такую погоду? Это грозило многими неприятностями. И почему у него погасли огни?

Все разъяснилось, когда с берега реки прибежали люди и рассказали, что видели, как во время сильнейшего порыва ветра в воду рухнул один из самых длинных пролетов – тот, длина которого составляла семьдесят четыре метра… И вместе с ним в воду упал неторопливо двигавшийся освещенный поезд.

Начавшиеся сразу спасательные работы ни к чему не привели. Ночь, темнота, сильный ветер и бушующие волны мешали поискам. Сам локомотив вместе с первыми двумя вагонами застрял на дне между каменными валунами. Из воды выловили только несколько тюков почты. Из пассажиров рухнувшего в воду состава не уцелел никто, даже тел погибших не смогли найти. Только на следующее утро к берегу далеко от места катастрофы прибило несколько трупов.

Трагическое происшествие для всей Англии было настоящим шоком. Многие приезжали в Эдинбург специально затем, чтобы посмотреть на следы разрушительной работы урагана. В суде, на котором разбирались причины трагедии, давал показания и инженер Буч. Положение его было очень тяжелым. Его одного обвиняли во всем случившемся. Инженер особенно не оправдывался, считая, что во всем был виноват ураган. Ветра такой силы никто не мог ожидать. Мост не выдержал двойной нагрузки – идущего состава и ураганного порыва. Буч считал, что все его расчеты были верными и, скорее всего, причину следует искать еще и в качестве металла. И тогда на процесс был вызван представитель литейной фирмы, поставщика железных материалов для моста, который был вынужден признать, что качество чугуна и железа не всегда отвечало требуемым нормам. Впоследствии там, где был обнаружен разрыв, качество материалов оказалось очень низким.

Когда со дна реки подняли локомотив, то выяснилось, что он при падении не очень сильно пострадал. После небольших ремонтных работ его снова пустили на рельсы, правда, уже на других железнодорожных путях. Мост восстановили, сделали более крепким и надежным. А инженер Буч после того судебного процесса прожил всего шесть месяцев и скончался от сердечного приступа.

Катастрофа на Ходынском поле

На май 1896 года, когда заканчивался двенадцатимесячный траур по неожиданно скончавшемуся 49-летнему императору Александру III, была назначена коронация нового императора – его старшего сына, 28-восьмилетнего Николая II. Коронацию решено было провести в Москве – так пожелал молодой царь. Он не любил чрезмерной помпезности холодного и неуютного Санкт-Петербурга, в котором похоронили его отца, не хотел травмировать свою мать, вдовствующую императрицу Марию Федоровну. Его привлекала Москва – город исконно русский, святой и благочестивый, в котором он хотел показать себя царем Всея Руси и подарить народу разные милости. По традиции новый некоронованный царь мог въехать в древнюю столицу только в день коронации.

^{Народ, собравшийся на Ходынском поле}

Москвичи, в свою очередь, тоже старались оказать своему молодому царю-батюшке, переживавшему кончину отца, самый теплый прием. К приезду нового государя приводились в порядок и красились дома, вывешивались трехцветные российские флаги, украшались улицы, повсюду царило праздничное настроение. Казалось, в истории Российского государства наступал день, который должен был символизировать единство царя и народа. Губернатор Москвы Великий князь Сергей Александрович объявил, что на следующий после коронации государя императора день состоятся народные гулянья на Ходынском поле, во время которых будут раздаваться царские подарки. Это была радостная весть, такого еще никто не помнил.

Из близлежащих городов и деревень приезжали тысячи любопытных – всем хотелось увидеть нового царя, его немецкую жену, посмотреть красочную церемонию коронования и получить подарки.

Москва словно бы ожила, все только и говорили о предстоящем событии. По случаю коронации был издан Всемилостивейший манифест, в котором объявлялось о том, что в стране целых три дня будут свободны от работы – небывалые для России выходные. В Манифесте новый царь объявил, в частности, амнистию многим заключенным и освобождение от долгов и штрафов.

Семнадцатого мая началось торжественное шествие на коронацию, которая проходила в самом центре первопрестольной столицы. Открыл его эскадрон конной гвардии, за ним на конях следовали казаки-гвардейцы, и далее в каретах катила московская знать, блистая праздничным украшением своих роскошных нарядов. Все военные и служащие чины по ритуалу были в богатых, шитых золотом мундирах. Царь ехал один. Он был верхом на белом коне, левой рукой держал уздцы, а правой отдавал честь. Замыкали шествие открытые кареты, в которых находились особы царствующего дома и иностранные гости. Все направлялись по Мясницкой улице в Кремль, где коронация прошла без всяких эксцессов.

^{Жертвы Ходынки}

Массовые народные гулянья были назначены на восемнадцатое мая. На Ходынское поле к двум часам дня должны были прибыть коронованный Николай II с супругой Александрой, а также приглашенные высокие особы и дипломаты. Там заблаговременно для встречи дорогих гостей уже соорудили императорский павильон. Городские власти уж вовсю постарались, все было приготовлено для визита высочайших гостей, народных гуляний и раздачи подарков. По краям поля рабочие установили 150 украшенных зелеными ветвями палаток, в которых и планировалось раздавать подарки. Рядом поставили еще двадцать небольших ларьков, в которых бы угощали пивом и вином. Вся площадь, примерно в один квадратный километр, была к тому же окружена небольшим забором.

В то время Ходынкой называлось обширное поле, изрытое траншеями и рвами и служившее учебным плацем для войск московского гарнизона. На нем никогда ранее не проводились массовые народные гулянья, все было впервые. Самые «сообразительные» собираться на Ходынку стали еще накануне вечером. А чтобы не было холодно, многие приносили с собой спиртное и пили в ожидании утра на месте. По разным оценкам, на этом огражденном поле (площадью в один квадратный километр) собрались от пятисот тысяч до полутора миллионов человек.

Но это было еще не все, народ продолжал стекаться. Близлежащие улицы были заполнены людьми, шли мужчины и женщины, шли целыми семьями до самого утра, рассчитывая попасть на Ходынку. Все они надеялись, конечно, получить царский подарок. Ожидалось, что подарки будут очень богатыми, и на них рассчитывали, в основном, люди не очень обеспеченные, жаждавшие к тому же поглазеть на царя и его свиту. Были в толпе и представители среднего класса, радующиеся возможности провести выходной на свежем воздухе.

На самом деле подарки (их было приготовлено четыреста тысяч) представляли собой кулек с сайкой, куском колбасы, пряником, орехами, леденцами и эмалированной кружкой с инициалами императора.

Уже к пяти часам утра восемнадцатого мая около 150 палаток и 20 павильончиков началось столпотворение. Как писал потом в официальном отчете министр юстиции Н.В. Муравьев, «над народною массой стоял густым туманом пар, мешавший различать на близком расстоянии лица. Находившиеся даже в первых рядах обливались потом и имели измученный вид». Конечно, при таком скоплении народа можно было ожидать всяких беспорядков. Первые жертвы появились еще до того, как разразилась главная паника. Ослабевшие и потерявшие сознание люди падали, и несколько человек умерли. Трупы выталкивали из толпы и так над головами из рук в руки передавали к краю поля. Отодвинуться от покойников в сторону было невозможно, и это еще больше увеличивало давку. Раздавались крики, стоны, вопли, но вырваться из замкнутого квадрата не удавалось никому, никто не хотел расстаться со своим местом. Полиция – 1800 человек – только наблюдала и не собиралась предпринимать какие-либо действия, хотя людей следовало рассредоточить и вывести из плотного квадрата Ходынского поля. Огражденной территории для такой толпы было явно маловато, и давка уже начиналась.

Кое-где народные толпы смели палатки, и это стало своего рода сигналом. Артельщики, опасаясь, что их сметут вместе с палатками, прежде назначенного времени стали швырять в толпу кульки-подарки. Однако это не только не успокоило людей, а наоборот – вызвало всеобщее недовольство. За кульками бросались наперебой, некоторые падали на землю, задние напирали, и люди за несколько минут оказывались втоптанными в землю. Местные полицейские, видевшие только верх толпы, не посчитали начавшуюся стихийную давку опасной.

Дальше события стали развиваться совсем не в том плане, на который рассчитывали городские власти. На исходе шестого часа утра неожиданно разнесся слух, что появились вагоны с дорогими подарками и началась их раздача. Народ двинулся к краю поля, где шла разгрузка. Деревянная ограда уже никого не могла остановить.

Прошел слух, что подарков на всех не хватит и получат их только те, которые ближе всего к вагонам. Толпа сорвалась с места и помчалась, как сумасшедшая. Наблюдавший за всем происходящим эскадрон казаков уже не мог ничего сделать, казаков просто смели в сторону. Мчащиеся вперед люди не учли, что повсюду накопаны рвы и траншеи. Мужчины, особенно не очень трезвые, падали в них, а подняться уже не могли, по ним топали следующие ряды бегущих. Женщин и детей также сбивала с ног и втаптывала в землю мятущаяся толпа. Потом, когда уже собирали тела, обратили внимание на то, что у многих погибших ноздри, рты и даже уши были забиты землей.

Оказался в толпе и богач Морозов. Когда его понесло вместе со всеми на рвы и ямы, он закричал, что даст восемнадцать тысяч тому, кто его спасет. Но никто не мог ему протянуть руку помощи, даже если бы и захотел. Все зависели от стихийного движения массы, а толпу же качало из стороны в сторону.

Пока слух о творившейся на Ходынке трагедии донесся до московского начальства, пока стали прибывать солдаты и казаки, пока стали подъезжать телеги, люди гибли в давке десятками и сотнями. Ходынское поле сделалось похожим на поле непонятной битвы, в ямах, растоптанные и засыпанные землей, еще шевелились полуживые люди. Ни о какой раздаче подарков уже не могло быть и речи. К полудню все московские больницы были переполнены ранеными. Выбравшиеся из давки невредимыми рассказывали впоследствии страшные вещи.

В результате всеобщей паники (по официальным данным) на Ходынском поле погибли 1389 человек и полторы тысячи получили различные увечья. По неофициальным данным – от четырех до пяти тысяч. Сколько погибло на самом деле, никто не знает. На Ваганьковском кладбище сохранился памятник, посвященный жертвам Ходынской катастрофы.

Тогда не только Москва, вся Россия оцепенела от ужаса. Это была страшная трагедия, в которой увидели страшное предзнаменование. От царя ожидали, что он отменит празднества, назначит комиссию по расследованию, распорядится об аресте ответственных за невинно убиенных, выступит перед народом со словами скорби. Но ничего этого не произошло. В тот самый вечер царь, в душе сильно переживавший случившееся, но не будучи в силах противостоять настояниям своего двора, согласно церемониалу, танцевал кадриль у французского посла. А для успокоения москвичей на следующий день повелел выдать каждой семье, в которой был погибший, по одной тысяче рублей.

Об этом трагическом для России событии позднее вспоминали многие журналисты и писатели, в частности, Максим Горький в своем обширном произведении «Жизнь Клима Самгина» подробно передал смятение и тревогу москвичей, переживших эту трагедию.

Пожар на бакинском нефтепромысле

Мазут, как и многие другие дешевые отходы от переработки нефти, является прекрасным средством для отопления. В зависимости от своего химического состава и свойств он может быть использован в качестве жидкого котельного топлива, например, в экстремальных условиях. И сегодня в районах Крайнего Севера многие поселения отапливаются дешевым мазутом, там же с его помощью вырабатывается электричество. Учитывая горючие свойства мазута, его, как и нефть, издавна хранят в специальных металлических емкостях и перевозят в специальных нефтеналивных цистернах.

И никогда никому не приходила в голову идея поджечь мазут просто так, только лишь из любопытства. Тем не менее в самом начале XX века одному человеку, не инженеру и не химику для опытов, закралась-таки в голову эта шальная мысль. Решил он проделать эксперимент с мазутом, находящимся в гигантской емкости: если мазут загорится, то какое будет пламя? И выгорит ли он весь до конца?

^{Нефтяные промыслы в Баку}

Первого февраля 1901 года на расположенных в шести километрах от Баку нефтепромыслах начинался обычный трудовой день. Рабочие спешили к своим вышкам, чтобы продолжить бурение скважин и добычу нефти. В находящихся неподалеку поселках открывались магазины, женщины спешили за покупками, дети собирались в школу.

Но этот день был необычным для одного из работников промыслов, в обязанности которого как раз входила охрана нефтеналивных емкостей от возгорания. Он должен был следить за тем, чтобы на территории не было нарушителей, в частности, шаливших детей. Правда, занятие это казалось ему довольно скучным: изо дня в день одно и то же – обход нефтеналивных емкостей, осмотр каждой, а потом безделье. С емкостями ничего не могло произойти, никто не собирался их поджигать или наносить им какой-то ущерб. Грозившее наказание было очень суровым, и все знали об этом – от мала до велика.

Однако охранник этот сам повел себя не как взрослый человек, ответственный за свою работу, а как самый наивный ребенок. Точно не известно, по какой причине решил он повторить «подвиг», который в 376 году до новой эры совершил Герострат – поджигатель храма Артемиды в Эфесе.

Мазут, находившийся в луже вместе с водой, от простой спички не загорался. Но первая неудачная попытка не остановила охранника. А если плеснуть в нее чистого мазута? Но для этого надо искать ведро, лезть наверх. Одна морока… И тогда он вознамерился поэкспериментировать на самой металлической емкости, за стенками которой хранилось огромное количество мазута – 96 тысяч тонн! А если мазут и здесь от одной спички не загорится? Тогда, может быть, стоит сделать факел? И бросить его сверху?

Скорее всего, он не хотел, чтобы его эксперимент закончился трагедией. Вполне возможно, действовал просто необдуманно и, как ребенок, хотел полюбоваться пламенем. Хотя, вероятно, решил сперва поджечь, а потом попробовать погасить, чтобы убедиться, что мазут не так уже и страшен?

В любом случае последствия его безумного поступка трудно даже представить. Он зажег факел и кинул его на черную блестящую поверхность. Раздался хлопок – это вспыхнул не сам мазут, а его испарения. Но уже через несколько минут заполыхала вся жидкая масса. Она быстро разогрелась, увеличилась в объеме, стала булькать и подниматься кверху.

Охранника отбросило на землю. На какое-то мгновение он потерял сознание, а когда очнулся и хотел бежать, то было уже поздно – из металлической емкости потоками выливался горящий мазут. Попадая на землю, он поджигал траву, кустарники и деревья. Более того, из емкости в небо неожиданно полетели огромные снопы искр – мазут начал взрываться изнутри: горящие струи, как из кратера вулкана, стреляли ввысь и в стороны. Черные столбы дыма кольцами поползли к горизонту. В воздухе запахло гарью, а поднявшийся ветер вскоре понес горючее облако на Баку.

Еще через несколько минут металлические стенки емкости, раскалившись от жара и не выдержав напора бурлящей огненной массы, лопнули. И вот уже шипящая огнедышащая река потекла к расположенной поблизости соседней емкости.

И там картина повторилась. Одна за другой вспыхивали емкости с мазутом. В результате разлившиеся огненные реки зацепили нефтедобывающие вышки, которые были окружены деревянными заборами и имели деревянную оснастку. Они запылали, как спичечные коробки.

В течение нескольких часов на площади в несколько квадратных километров бушевал гигантский пожар. Все небо заволокли черные дымные смерчи, заслонив собой солнце, превратив день в ночь.

О разыгравшейся катастрофе тотчас сообщили в Санкт-Петербург – царю и правительству. Но в те времена не было ни самолетов, ни пожарных машин, оснащенных специальной техникой. Все уповали, в основном, на милость природы и молились Богу о помощи. Погасить такое море необузданного огня никто был не в состоянии.

Пять дней и пять ночей бушевал пожар, в пламени которого сгорели сам поджигатель и еще около трехсот человек. Выгорели все близлежащие поселки, школы, магазины. Пять дней и пять ночей не было никакой возможности подступиться к пламени.

Ветер грозил разнести огонь по другим нефтепромыслам, поджечь сам город Баку.

И все же пожарным удалось укротить огневой поток. В спешном порядке они рыли канавы и подвозили песок. Люди из близлежащих поселков уезжали в безопасные места.

К концу пятого дня пламя наконец сумели сбить, и постепенно пожар был потушен. Собственно, можно сказать, что он прекратился сам, так как весь имевшийся в емкостях мазут выгорел.

Страшная картина предстала перед жителями Баку, свидетелями разыгравшейся трагедии: остовы от кирпичных печей, железная покореженная арматура, выгоревшая земля, густая сажа и черная зловонная грязь. Катастрофа была колоссальной… Царское правительство приняло экстренные меры помощи. На месте пожара проводилась расчистка, стали заново отстраиваться дороги, возводились поселки. Но этих мер было явно недостаточно. Прошли долгие годы, прежде чем все пострадавшие места удалось полностью вычистить от гари и остатков сгоревшего мазута.

Еще долго по России бродили тысячи погорельцев, переживших ужас перед всеуничтожающим нефтяным факелом. Они рассказывали кошмарные истории о гибели в огне людей, животных, птиц. Потрясение было настолько сильным, что даже предложения о денежных вознаграждениях мало кого соблазняли: никто из погорельцев не хотел больше возвращаться на прежние места.

Пожар на нефтяных промыслах Баку послужил первым серьезным сигналом, скорее даже, грозным предостережением не только местным рабочим, но и будущим поколениям – с горючими природными материалами обращаться следует крайне осторожно, природные катаклизмы могут отравить воду, землю и иметь непоправимые последствия для всей среды обитания и для нашего существования.

Пожар в парижском метро

Слово «метрополитен», рожденное от греческого «метро-полис», означает «столичный» или «городской». Именно так был назван новый вид городского транспорта, упрятанный под землю. Его первые линии появились в Лондоне в 1863 году. В 1860 году английская фирма «Метрополитен рейлуэй» в тоннеле неглубокого залегания пустила первый поезд с паровой тягой. Протяженность линии была всего 3,6 километра.

Но в ходе эксплуатации подземного поезда выявились его преимущества перед наземным транспортом: он был быстрее, не имел уличных помех и сулил большое будущее. Правда, доставлял и немало хлопот: двигатель коптил, гремел, требовал угля и создавал многие неудобства. Поэтому активно развиваться метро стало только с 1890 года, когда электричество пришло на промышленное производство. Именно с этого времени в Лондоне стали строить более глубокие тоннели, а поезда снабжались электромоторами, что дало значительный толчок к развитию метрополитена в целом, а затем и электрификации всех наземных железных дорог.

Вслед за Лондоном метро появилось в Нью-Йорке, Будапеште и Париже. Пуск первой линии парижского метрополитена был приурочен к открытию Всемирной промышленной выставки 1900 года. Именно тогда в одном из ее павильонов демонстрировалось новшество, представленное американской «Отис Элевейтор Компани» и сулившее метро ускорение перевозок пассажиров. С того времени и до 1903 года под французской столицей было прорыто и освоено несколько десятков километров линий. За очень короткое время этот вид транспорта стал популярным. В метро приходили не только покататься, но и полюбоваться отделкой его станций, посмотреть на стремительно бегущие поезда – чудо того времени.

^{Пожар в парижском метро}

Архитектор Гектор Жюмар дал волю своей фантазии, которая выразилась в отделке станций и входов к подземным туннелям. Он использовал мрамор, гранит, поделочные камни. По желанию архитектора платформы и своды туннелей были отделаны красивым камнем, легко воспламеняющиеся материалы в отделке станций не использовались. Вместо острых углов он выбрал овальные линии и вообще придал «молодежный» стиль всему архитектурному облику парижского метрополитена.

Метро работало, как известно, от электричества. Опасно было вступать только на рельсы, по которым бежал ток, все остальное находилось в относительной безопасности. Поэтому и меры противопожарной безопасности были приняты не особенно строгие. Казалось бы, все было предусмотрено для безопасности пассажиров и опасности неоткуда было бы появиться.

Но именно в этом популярном общественном транспорте и случилась самая крупная до настоящего времени катастрофа в метро.

Десятого августа 1903 года около восьми часов вечера у одного пассажирского вагона на станции «Пласе де Насьон» обнаружились технические неисправности. Вагон предполагалось отвезти в депо для ремонтных работ, поэтому его отцепили от состава и оттащили в параллельный туннель. Но в дороге между станциями «Мепилмонтан» и «Куронне» в вагоне произошло, по-видимому, короткое замыкание, и он неожиданно загорелся. Локомотив от него сразу же отцепили, но погасить пожар собственными подручными средствами не удавалось. Тушению мешали мгновенно образовавшаяся большая задымленность и возникшая плохая видимость. Дым был густым и едким. Но самое страшное заключалось в том, что он расползался по туннелям и мешал видеть машинистам других локомотивов. Светофоры оказались практически бесполезными, так как свет прожекторов не мог пробить плотную пелену дыма.

Машинист двигавшегося поезда, не увидевший из-за дыма горевшего вагона, не успел вовремя затормозить и остановиться. На полном ходу состав врезался в горевший вагон. Удар был настолько сильным, что некоторые пассажиры выпали из вагонов. В дыму они стали прыгать на рельсы и искать выход. Но где он, в какой стороне? Никто не мог ответить на эти вопросы – машинисты при столкновении погибли.

О распространявшемся огне и дыме сообщили в пожарную часть. Однако прибывшие к метро пожарные не смогли пробиться к поврежденному составу и вывести людей. Дым был настолько сильным, что они попросту не знали, куда идти и что гасить.

Электропоезда остановились практически на всех линиях. Только утром 11 августа удалось определить место происшествия. Было решено взорвать туннель, чтобы добраться к месту аварии. Взрыв образовал брешь в земле, из нее повалил дым, и в это отверстие стали спускаться пожарные.

Но эта помощь для многих уже запоздала. После трагедии люди в темноте разбрелись по туннелям в поисках выхода. Не находили его, теряли сознание и погибали от удушающего дыма. Десять часов, проведенных в задымленном туннеле, стали последними в жизни ста человек. Трупы людей лежали на рельсах в разных углах тоннелей. У многих ко ртам были прижаты носовые платки, но они их не спасли.

Долго еще Париж переживал эту катастрофу, долго специалисты пытались выяснить причину возгорания. Были приняты усиленные противопожарные меры. С той поры в парижском метро больше ничего, связанного с человеческими жертвами, не происходило. А вот в Лондоне в 1973 году случилась крупнейшая трагедия, причины которой так и не выяснены до сих пор. Мимо одной из центральных станций со скоростью примерно 65 километров в час неожиданно промчался поезд и врезался в тупик. Машинист электропоезда, как свидетельствовали очевидцы, выглядел очень странно: обезумевшими глазами он смотрел в одну точку. Вполне возможно, что во время работы у него случился сердечный приступ. А может быть, он хотел таким жутким образом покончить с собой. В любом случае машинист не затормозил. Тогда в катастрофе погибли 45 человек.

Были катастрофы в метро и в других странах, но за всю историю существования метрополитена сто человек, погибших в подземке Парижа, до настоящего времени остаются самой большой жертвой.

Первый и последний рейс «Титаника»

По странной случайности за несколько недель до гибели крупнейшего английского морского лайнера «Титаник» в немецкой бульварной газете «Берлинер тагеблатт» был опубликован роман Герхарта Гауптмана «Атлантис». В нем писатель с необыкновенной прозорливостью и художественной точностью описал трагедию гибнущего в Атлантике судна, столкнувшегося с айсбергом. Океанский корабль под названием «Роланд» и его многочисленные пассажиры до последнего мгновения не теряли надежды на спасение. Играл оркестр, спокойно и без суеты матросы спускали за борт шлюпки, а вода между тем все прибывала. Она заливала трюмы, и корма наклонялась все круче и круче…

Одни находили в этом мистическое совпадение. Другие считали, что умудренный жизненным опытом и морскими путешествиями писатель, сопоставив факты, оказался просто несчастливым провидцем и своим произведением навлек беду на «Титаник». Но это все из области мистики и фантастики. В действительности же факты свидетельствуют о другом: о слабой готовности «Титаника» к аварийным ситуациям, непомерном честолюбии капитана и его неспособности в критический момент принять единственно правильное решение и сделать все возможное для спасения людей.

^{Сообщение о гибели «Титаника» в газете «Нью-Йорк Трибьюн»}

В апреле 1912 года в северной Атлантике плавало много айсбергов. Метеорологи предупреждали, что в это время года вполне возможны встречи с одинокими плавучими глыбами льда, температура воды в океане опустилась до одного градуса. Тревожная метеосводка поступила капитанам всех судов, находившихся в эти дни в океане. Три телеграммы… И никакой здравой реакции на «Титанике» на эти предупреждения не последовало. Капитан их просто не принимал в расчет: подумаешь, айсберг, ну и что? Ведь самый большой в мире океанский пассажирский лайнер непотопляем.

На четвертый день плавания, 14 апреля, когда до полуночи оставалось всего двадцать минут, произошло роковое сближение с гигантской льдиной, основная часть которой находилась под водой. Корпусу «Титаника» был нанесен смертельный удар. Вернее, даже не удар, а разрез. Гигантское судно лишь едва вздрогнуло, и большинство из 2206 пассажиров не заметили толчка. Позднее спасшиеся люди говорили о легком скрежете за бортом, стюарды вспомнили о позвякивании посуды. Находившиеся на вахте офицеры ничего впереди не обнаружили, так как на лайнере не было прожекторов, а у впередсмотрящего Фредерика Флита, сидевшего на наблюдательном посту на мачте, не оказалось под рукой бинокля.

И все же появилось предчувствие, что с судном произошло что-то неладное. Столкновение? Но с чем? С подводными скалами? Но их в этой части океана нет. С айсбергом? Но «Титаник» – краса и гордость британского пассажирского флота – непотопляем. Так заверяли корабелы. И в это верили все – от капитана Эдварда Смита до рядового матроса. Океанский лайнер должен прибыть из английского порта Саутхемптона в Нью-Йорк по расписанию. А еще лучше, если раньше. И, чтобы быстрее преодолеть это расстояние и получить в награду престижную «Голубую ленту», капитан проложил курс немного севернее обычного и держал скорость на полных парах – 22 узла в час. Это соответствовало примерно 41 километру в час – по тем временам необыкновенно большая скорость.

Фредерик Флит, наблюдавший за морем, обратил внимание, что после удара черное звездное небо заслонила гигантская глыба и пропала вообще всякая видимость. Он немедленно рванул веревку колокола громкого боя. Это был первый сигнал тревоги, когда колокол тревожно прозвонил три раза. Затем по телефону Флит прокричал: «Прямо по курсу айсберг!» Его услышали. Еще никто ничего толком не знал, что случилось, но на капитанском мостике уже раздавались команды – «Лево на борт!» и затем «Полный назад!». А внизу машинисты и кочегары уже слышали шум воды, поступавшей за распоротую обшивку: ниже ватерлинии ледяная гигантская глыба прорезала обшивку в длину на девяносто метров.

Несмотря на команду «Полный назад!», судно продолжало по инерции двигаться вперед. В корпус «Титаника» поступала холодная океанская вода. Позднее, когда специалисты пытались реконструировать все по минутам, анализировали действия капитана, то вывод оказался неутешительным: даже если бы «Титаник» ударился в айсберг фронтально, то он остался бы на плаву. Но именно маневры «Лево на борт!» и затем «Полный назад!» привели к тому, что корабль подставил свой бок льдине.

Через две минуты на мостике появился капитан. Он взял управление тонущим судном на себя. На поступавшие из машинного отделения сигналы о воде, затопившей первый и второй носовые отсеки, он отдал приказ задраить переборки, перекрыть автоматическими дверями все шестнадцать водонепроницаемых отсеков корабля и остановить судно. Через пять минут все машины прекратили работу, и гигантский «Титаник» лег в дрейф.

Остановка судна разбудила многих пассажиров. Исчезла знакомая вибрация, пропал гул машин, и наступила тяжелая, зловещая тишина, лишь за иллюминаторами плескались волны. Но не ведавшие ни о чем пассажиры оставались спокойными. В казино продолжали делать ставки, на зеленое сукно сыпались жетоны, крупье лопаточкой собирал их. В курительной комнате мужчины обменивались последними новостями. На верхней палубе редкие пассажиры играли невесть откуда насыпавшимися осколками льда и бросали их в бокалы с виски.

Через десять минут после столкновения неожиданно раздался грохот. Проникнув в топки котельной, вода вызвала мощный взрыв, из машин под высоким давлением с огромным шипением стал вырываться пар. Теперь запустить двигатели не было никакой возможности.

Каждые пять секунд в трюмы носовой части корабля проникало примерно пять тонн воды.

Вместе с Томасом Эндрюсом, техническим директором Белфастской верфи, на которой был сооружен «Титаник», капитан Смит принял решение осмотреть повреждения. Они спустились в трюм и убедились, что вода затопила уже пятый отсек, что под ее напором скоро лопнут переборки и она проникнет в шестой. А это означало, что через два-три часа корабль потеряет плавучесть и неминуемо затонет. Спасти судно было невозможно, и теперь в первую очередь следовало позаботиться о спасении пассажиров и команды. Но в данной ситуации капитан Смит, загипнотизированный мифом о непотопляемости «Титаника», не только не смог реально оценить обстановку, но и совершил ряд непоправимых ошибок.

Убедившись, что судно тонет и шансов спасти его нет, капитан первым делом бросился к каюте-люкс, в которой находился миллионер Джон Джекоб Астр. Однако этот джентльмен, которого разбудили первым и которому предоставили место в шлюпке, отказался от него ради женщины и впоследствии погиб. Следующей заботой капитана стали другие богатые пассажиры первого класса. Смит сам бегал по палубам, стучал в каюты и спокойно просил знатных гостей одеться и собраться на верхней палубе корабля. Зачем он это делал? Почему тянул время, которого и так не оставалось?

Пассажиры первого класса, одетые по-зимнему и надевшие спасательные жилеты, собирались на корме. Затем настала очередь пассажиров второго класса. Больше всего капитан опасался, что на судне возникнет паника и он не сможет организовать спасение. Но никакой паники не было до самого опрокидывания судна. Об этом позднее свидетельствовали оставшиеся в живых пассажиры.

Никто по-прежнему не верил в то, что судно затонет. Все надеялись, что команде удастся заделать пробоину и корабль продолжит плавание. На «Титанике» горели все огни, была включена аварийная энергетическая установка. В темноте за бортом маслянисто поблескивала вода, а в ночном небе светили яркие звезды.

И вот в десять минут первого носовая часть судна стала резко погружаться в воду. Этот крен уже заметили все. Может быть, после столь явного ухудшения положения судна капитан решил дать в эфир сигнал «SOS»? Нет, ничего подобного он не сделал.

И только когда вода разбудила пассажиров третьего класса и в их каютах уже плавала мебель, в эфире прозвучали позывные морзянки – «SOS»! После этого капитан отдал приказ спускать на воду шлюпки, которые могли вместить только лишь 1178 пассажиров.

Первыми в шлюпках разместили женщин и детей. При этом предпочтение отдавалось пассажирам первого класса. И все это время корабельный оркестр, собравшийся на корме, играл веселые мелодии. Шлюпки одна за другой уходили за борт, и всем казалось, что спасение близко, что всем хватит места в шлюпках, а судно продержится столько, сколько нужно. Главное – продержаться до утра, до первых лучей солнца, а там… Неожиданно с грохотом упала первая дымовая труба, корма резко пошла вверх, некоторые пассажиры не удержались на ногах. Люди падали в темную ледяную воду. Раздались панические крики, и возле шлюпок началась давка. Никто никого не слушал, все спешили покинуть гибнущее судно. Шлюпки раскачивались, в них, отталкивая друг друга, лезли люди, падали в воду… Из-за сутолоки и неразберихи некоторые шлюпки так и были спущены полупустыми.

Когда судно накренилось до критического положения, наблюдавший за всей этой отчаянной толчеей известный миллионер Гугенхайм вместе со слугой спокойно спустился к себе в каюту, переоделся во фрак и вернулся наверх. Это были последние минуты, когда его видели живым. Почему он не захотел сесть в шлюпку, кому уступил свое место, так и осталось загадкой.

В 2 часа 20 минут «Титаник» стоял почти вертикально. На верхней и нижней палубах еще находились люди, которые ждали помощи и надеялись, что их не бросят на произвол судьбы. Но в те последние часы многие пассажиры и члены команды, спасая свою жизнь, забыли о человечности и морской чести – шла жестокая борьба за выживание.

Спасшиеся потом рассказывали, что корпус судна стоял почти вертикально, были даже видны лопасти трех его винтов. Еще горели аварийные огни, раздавалось крики и всплески – это кидались в воду те, кто еще оставался на корабле. Затем раздалось два взрыва, очевидно, в машинном отделении. Это лопнули котлы, и с шумом «Титаник» скрылся в кипящей воде, унося с собой сотни жизней…

Над океаном нависла зловещая тишина. Были слышны лишь последние негромкие вскрики тонущих людей, всплески весел, да взлетали над волнами осветительные ракеты.

Капитану Смиту, который плавал рядом со шлюпками, матросы предложили помощь, к нему тянулись руки, его хотели спасти. Но он отказался, понимая, что вина за гибель судна лежит на нем. Он просил матросов подумать о собственной безопасности. Больше капитана никто не видел.

В ту апрельскую ночь 1517 пассажиров «Титаника» нашли свою могилу в ледяных водах Атлантики..

В 1985 году на глубине 3800 метров были обнаружены остатки разломившегося надвое «Титаника». В июле 1986 года американской экспедиции удалось сделать первые снимки погибшего судна и разбросанных вокруг него предметов. Сегодня некоторые вещи подняты, часть из них выставлена в музее Нью-Йорка, часть продана на аукционе «Сотби».

Гибель «Лузитании»

Первого мая 1915 году на борту океанского лайнера «Лузитания», готовящегося отплыть из Нью-Йорка в Европу, появился чуть ли не самый богатый человек в мире – американский миллионер Альфред Вандербильт. На нем строгий черный сюртук, он степенно поднимается по трапу и направляется в сопровождении боя в центральный салон парохода. Многие наблюдают, как к Вандербильту подходит рассыльный и почтительно предлагает поднос, на котором лежит телеграмма. Текст ее был очень странен, необычен, да и сама телеграмма оказалась без подписи: «Из определенных источников известно, что “Лузитания” будет торпедирована. Немедленно отложите плавание».

Нет, Альфред Вандербильт никак не мог поверить, что найдутся судно или подводная лодка, которые могли бы догнать «гордость Атлантики»!

А «Лузитания» действительно была ее гордостью, ведь недаром в 1907 году она получила право называться самым быстроходным пароходом в мире, удостоившись приза «Голубая лента Атлантики». Этот приз вручался за рекорд скорости при пересечении Атлантического океана по трассе Лондон – Нью-Йорк, длиной около шести тысяч километров. «Лузитания» пересекла Атлантику за 4 дня 19 часов 52 минуты.

Кроме того, всем был известен следующий факт. В начале Первой мировой войны «Лузитанию» попытался захватить германский крейсер, он уже и приказ по радио передал: «Корабль захвачен, следуйте за мной». На эту команду капитан «Лузитании» ответил очень простым действием – он развил максимальную скорость (27 узлов), ушел от крейсера, и тот вскоре потерял трансатлантический лайнер из виду.

^{Гибель «Лузитании» 7 мая 1915 г.}

Нет, не зря считалась «Лузитания» гордостью Атлантики. Многие были уверены, что корабль вне опасности даже в военное время, поэтому его услугами и пользовались самые респектабельные пассажиры. Вандербильт удобно расположился в комфортабельной каюте, вспоминая странную депешу как досадный казус.

Однако странное предупреждение получил не только американский миллионер, и не только в частном, так сказать, порядке. В утренних выпусках некоторых нью-йоркских газет на последней странице в черном обрамлении было помещено ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ.

Но и на это предупреждение немногие обратили внимание. Вечером первого мая 1915 года «Лузитания» готовилась к отплытию. Заканчивалась погрузка багажа и почты, на палубу океанского лайнера поднимались последние пассажиры. Всего на корабле было 1257 пассажиров (из них 129 детей) и 702 члена экипажа, общим числом – 1959 человек.

Это было комфортабельное и совершенное судно. Здесь были детская комната для пищащих, орущих и хныкающих детей и лазарет с доктором и нянечками, а также множество других нововведений: лифты, помещения для собак и других домашних животных (путешествующих со своими хозяевами), телефоны и электрические сигнальные лампочки, отдельные комнаты для горничных и слуг.

Арочные дверные проемы, канделябры, инкрустации из красного дерева, дамасские диваны, глубокие и удобные «бабушкины» кресла, висячие «зимние» сады и пальмы в кадках – все это создавало обстановку в стиле модерн, приближенную в то же время к домашней атмосфере. И только слабый запах просмоленной палубы, краски, смазки и машинного масла указывал на то, что «Лузитания» остается судном.

Особое качество «Лузитании», которым гордились ее владельцы, – это непотопляемость лайнера. Двойное дно судна и водонепроницаемые отсеки считались достаточно надежными. И вот черный дым извергнулся из красно-черных труб. Трапы были со скрипом убраны на причал, а швартовы толщиной с руку сброшены со швартовых тумб. «Лузитания» отошла от причала, взяв курс на Ливерпуль. Она дала три громких гудка, которые сразу же заглушили судовой оркестр и заставили пассажиров зажать уши.

Судном командовал Уильям Тернэр, один из опытнейших капитанов английской компании «Кунард лайн». Он не раз уже обогнул земной шар, ему были хорошо знакомы «ревущие сороковые» ниже мыса Горн и тропические острова в южной части Тихого океана. Вот и сейчас он спокойно обозревал блестящую поверхность океана и удовлетворенно попыхивал своей трубкой. Все выглядело так, как было в его лучшие рейсы. Да Тернэр и без того знал, что во время плавания в Атлантике опасность судну не грозит.

И действительно, первые шесть дней плавания прошли спокойно и благополучно. Утром 7 мая «Лузитания» находилась на подходе к юго-западной оконечности Ирландии. Капитан приказал усилить наблюдение за морем, задраить водонепроницаемые переборки и заглушки иллюминаторов во всех каютах, на всякий случай подготовить все шлюпки к спуску на воду.

«Лузитания» шла 20-узловым ходом, каждые пять минут меняла курс, уходя на десять градусов то вправо, то влево. Тернэр знал, что такие зигзаги в случае атаки немецкой подводной лодки помешают ей произвести прицельный выстрел. Знал он и то, что ни одна лодка, находясь под водой, не сможет догнать «Лузитанию».

Море было спокойным, дул легкий бриз. После полуденного ленча пассажиры стали расходиться по своим каютам. Они не знали, что именно в это время, в 14 часов 10 минут, матрос Томас Куин, наблюдавший за морем из «вороньего гнезда» фок-мачты, крикнул в телефонную трубку капитану: «С правого борта торпеда, сэр!» Тернэр успел сделать только один шаг к середине мостика, где стоял рулевой. Через несколько мгновений торпеда ударилась в борт судна, и эхо взрыва разнеслось над морем на многие мили. Судно сразу же стало крениться на правый борт и одновременно погружаться носом.

Никто на «Лузитании» не мог с уверенностью сказать, какие разрушения причинила торпеда. Пассажиров оглушил взрыв, за ним последовал второй – еще более страшный. Об этом втором взрыве историки спорят до сих пор. Капитан-лейтенант Швингер, который командовал немецкой подводной лодкой, категорически отрицал запуск второй торпеды. Поэтому немцы объясняют второй взрыв детонацией взрывчатых веществ и утверждают, что взрывчатка была тайно погружена на борт пассажирского парохода, чтобы доставить ее в воюющую с Германией Англию. А комфортабельный лайнер был только прикрытием в целях такой маскировки.

Последствия взрыва (или двух взрывов) были ужасны. В борту парохода, чуть ниже ватерлинии, образовалась пробоина, через которую свободно мог пройти паровоз. Сотни тонн воды устремились внутрь «Лузитании». Несколько мгновений после взрыва в машинном отделении парохода стоял невообразимый грохот – получившая сильные повреждения паровая турбина вовремя не была остановлена.

Палуба, казалось, приподнялась под ногами и снова осела. Наружу с шумом вырвался столб воды и пара вместе с кусками угля, обломками дерева и стальными осколками. Взметнувшись вверх выше радиорубки на 160 футов, они затем лавиной обрушились на верхнюю палубу.

«Королева скорости» как бы споткнулась и накренилась. Но за счет колоссальной инерции она еще продолжала двигаться вперед, однако мерцание ламп уже указывало, что ее генераторы грозят остановиться. Капитан Тернэр рассчитывал выбросить судно на отмель близ мыса Кинсэйл. Он очень полагался на отменные мореходные качества «Лузитании» и надеялся продержаться на плаву не менее часа. Это позволило бы спустить на воду шлюпки и спасти людей. Однако в действительности дело обстояло намного хуже: взрыв разрушил паровую турбину и перебил главную паровую магистраль. Когда пароход стал валиться на правый бок, то его 20-метровые трубы обрушились на палубу и в воду, убивая людей, соскальзывающих с парохода в море.

Судовой радист Роберт Лейт успел подать в эфир сигнал бедствия, но «SOS» прозвучал только четыре раза, так как с остановкой динамо-машины подача электроэнергии в радиорубку прекратилась.

В суматохе при спуске шлюпок на воду офицеры из экипажа «Лузитании» допустили непоправимую ошибку. Они как будто не учли, что по инерции судно еще движется вперед, и как только шлюпки коснулись воды, их развернуло и с силой ударило о стальной борт лайнера. Все они опрокинулись, и находившиеся в них люди оказались в воде. Над безбрежной гладью Атлантики раздались пронзительные человеческие крики, после чего наступила неестественная тишина. Только качались на голубых волнах океана полуразбитые шлюпки, раздавленные тела и немногие оставшиеся в живых люди.

Вскоре «Лузитания» стала еще сильнее заваливаться на правый борт, и остававшиеся на ней люди скатывались в воду. Носовая часть корпуса наполовину скрылась под водой, и вскоре гигантское судно вздрогнуло в последний раз, перевернулось черным блестящим килем и через несколько секунд скрылось в Атлантике.

Переданный в эфир «SOS» был принят некоторыми радиостанциями на побережье Ирландии и находящимися поблизости судами. Многие поспешили на помощь гибнущим людям, но не все смогли добраться до места, указанного в сигнале: опять появились немецкие подводные лодки, и некоторые спасатели предпочли удалиться.

Более крепкими оказались нервы у греческого капитана с грузового парохода «Катарина». Он не стал обращать внимание на видневшиеся из воды перископы и потому сумел спасти людей с нескольких шлюпок.

Настоящими спасателями показали себя и ирландские рыбаки. А капитана Тернэра спас один из матросов с парохода «Блюбелла». Капитан находился на борту «Лузитании» до того момента, когда судно опрокинулось на борт. После этого он тоже оказался в воде, но так как был хорошим пловцом, то продержался на плаву около трех часов. Матрос с «Блюбеллы», отличавшийся необычайно острым зрением, заметил слабый блеск капитанских нашивок на рукаве кителя и подобрал Уильяма Тернэра.

Известие о трагической гибели «Лузитании» в разных странах мира вызвало различную реакцию. Вся Канада, например, была потрясена новостями о погибшем лайнере. На его борту находились ее сыны и дочери, которые отправились в путь, чтобы влиться в воюющую армию.

А в Америке, когда известие о том, что «Лузитания» торпедирована у берегов Ирландии германской сумбариной, пришло в Нью-Йорк, Фондовая биржа работала последние минуты перед закрытием. Однако этого времени хватило, чтобы многие акции молниеносно упали.

Всех спасенных доставляли в ирландский порт Куинстаун, где на притихшем причале стоял консул Фрост. Потрясенный всем увиденным, он впоследствии докладывал: «Этой ночью при свете газовых фонарей мы увидели жуткую череду спасательных судов, выгружающих живых и мертвых. Судно за судном появлялись из темноты, и временами можно было различить два или три из них, ожидающих своей очереди в облачной ночи, чтобы выгрузить покрытых синяками, содрогающихся женщин, искалеченных и полуодетых мужчин, маленьких детей с широко открытыми глазами… Женщины хватали нас за рукава и умоляли сказать им хоть что-нибудь об их мужьях.

А мужчины, с усилием подавляя свои чувства, непрестанно передвигались от одной группы к другой в поисках потерянных дочерей, сестер, жен или новобрачных.

Среди бочонков с краской и свернутых тросов на затемненных причалах стали вырастать штабеля трупов, сложенных, как дрова…»

Таким оказалось прибытие «Лузитании». Спасенных было в полтора раза меньше, чем погибших. После гибели «Титаника» это была самая крупная катастрофа на море, которая за восемнадцать минут унесла жизни 1198 человек.

Однако странные происходят иногда случаи. В 1927 году во время сильного шторма в Атлантике затонул лайнер «Келтик». Среди спасенных оказалась пожилая англичанка, миссис Муррей. Журналисты, писавшие об этой катастрофе, с удивлением узнали, что в 1915 году миссис Муррей была в числе пассажиров, спасенных с парохода «Лузитания». Еще больше изумились газетчики, когда узнали, что миссис Муррей была и в списке пассажиров, благополучно переживших гибель «Титаника». Хрупкая леди трижды попадала в самые крупные катастрофы XX века и вышла из них невредимой. И каждый раз в Атлантике!

«Монблан», взорвавший Галифакс

Рано утром пятого декабря 1917 года небольшое французское транспортное судно «Монблан», водоизмещением 3121 тонна, прибывшее из Нью-Йорка, стояло на рейде канадского порта Галифакс. На следующий день рано утром ему предстояло войти в бухту и ждать дальнейших указаний руководства порта. Ничего примечательного в транспортнике не было, ничем выдающимся он не отличался от сотен похожих судов, бороздивших в те военные годы воды Атлантики, кроме одного – своего секретного груза. На его палубе и в трюмах находилась мощнейшая взрывчатка: 2300 тонн пикриновой кислоты, 35 тонн бензола для броневиков и танков, 200 тонн тринитротолуола, 10 тонн порохового хлопка. Таким образом, «Монблан» представлял собой исполинскую гранату весом более трех тысяч тонн, но об этом знали только портовые власти и команда корабля. Моряков заранее предупредили, что на корабле запрещается курить и разводить какой бы то ни было огонь. У них даже были отобраны спички, зажигалки и прочие курительные принадлежности. Эта опасная горюче-взрывчатая смесь, предназначавшаяся для военных целей, должна была отправиться во французский порт Бордо. Груз там ждали, чтобы использовать его в сражениях против Германии.

В одиночку пересекать в то время Атлантику было слишком рискованно. В ее водах плавали немецкие военные суда, охотились за транспортами подводные лодки. И поэтому в Галифаксе формировались конвои. «Монблан» и должен был присоединиться к такому конвою судов, чтобы вместе с ними и с охраной из канонерских лодок пересечь Атлантику.

^{Взрыв в гавани Галифакса 5 декабря 1917 г.}

Утро 6 декабря 1917 года, когда «Монблан» получил наконец разрешение войти в порт, обещало жителям Галифакса чудесную солнечную погоду. В этот ранний тихий час трудно было представить себе, что где-то в Европе гремела война, а совсем рядом, в Северной Атлантике, рыскают кайзеровские субмарины.

Среди многочисленных судов, стоявших на галифаксском рейде, стоял и норвежский грузовой пароход «Имо». Около десяти часов утра он снялся с якоря и через пролив Нарроуз направился в открытый океан. В это же время через этот же пролив с противоположной стороны – в Галифакс – отправлялся и «Монблан». Получив разрешение на вход в порт, капитан судна Ле Медек попросил местного лоцмана Фрэнсиса Маккея приступить к своим обязанностям. Войти в сузившийся фарватер было делом непростым: с одной его стороны располагались минные поля, а с другой тянулись сети, преграждавшие путь субмаринам противника. К тому же навстречу шли также тяжело груженные суда. Требовалось соблюдать предельную осторожность. Лоцман знал, какой груз находился на палубе и в трюмах «Монблана», он был достаточно опытен и уверенно вел судно по узкому фарватеру, придерживаясь разрешенной скорости в четыре узла.

В проливе было достаточно места, чтобы оба парохода могли благополучно разойтись, видимость была идеальной, других судов в фарватере не было. Международные правила для предупреждения столкновений судов (принятые еще в 1889 году) требуют, чтобы «в узких проходах всякое паровое судно держалось той стороны фарватера или главного прохода, которая находится с правой стороны судна». Три четверти мили – расстояние немалое. Всегда есть время подумать, сориентироваться, произвести необходимый маневр. Но получилось так, что оба капитана не проявили должной осторожности и не сбавили хода своих кораблей.

«Имо» и «Монблан» встретились перед поворотом пролива. Роковые последствия совершенной ошибки не заставили себя ждать. Нос «Имо», как топор сказочного великана, вонзился в правый бок «Монблана», и форштевень на три метра вглубь разворотил его борт. Из разбитых бочек бензол потек по палубе, а оттуда на твиндек, где была уложена пикриновая кислота. Машина «Имо» в это время уже почти целую минуту работала на задний ход, что погасило инерцию судна. Его нос со страшным скрежетом выскользнул из пробоины, и сноп искр, возникших при трении, поджег разлитый бензол. А потом пламя перекинулось на соседние бочки.

В таких условиях борьба против бушевавшего пламени, борьба за спасение судна не имела никакого смысла и могла привести только к большему количеству жертв. Не мог капитан и затопить судно, так как все его кингстоны, не находившие применения много лет, проржавели. Чтобы их открыть, требовалось время, а его-то как раз и не было. И тогда Ле Медек приказал направить судно к выходу из пролива и спускать на воду шлюпки. Он надеялся, что, развив полный ход, «Монблан» зачерпнет много и пойдет на дно. Главное – увести его подальше от города. Отсчет времени велся на секунды…

Судно, на котором вовсю бушевал пожар, заметили на военных кораблях и на пришвартованных пароходах. Увидели его и жители близлежащих домов. Привлеченные столь необычным зрелищем, одновременно страшным и захватывающим, они стали собираться на набережной. Вскоре находившиеся на берегу люди с удивлением увидели, что команда «Монблана» поспешно начала спускать на воду спасательные шлюпки. Несколько человек, даже не дожидаясь шлюпок, бросились с парохода в воду и поплыли к берегу.

Оставленный корабль не зачерпнул морской воды и не пошел на дно, как рассчитывали капитан и лоцман. Хотя ход у него спал, но внутренним течением его стало тянуть к пирсам Ричмонда, где под погрузкой стояли конвойные суда.

С крейсера «Хайфлайер», на котором ничего не знали о грузе «Монблана», направили к нему шлюпку с матросами. Командир крейсера правильно рассудил: надо было накинуть на горевший транспортник трос и вывести его из порта в открытое море. Между тем пылавший, как факел, «Монблан» уже причаливал к деревянному пирсу. Густой дым от него широкой полосой потянулся к безоблачному небу, наступившая зловещая тишина нарушалась только глухим гулом и шипением огня.

Трос с крейсера все же успели накинуть, и крейсер начал отводить пылающий «Монблан» к выходу в океан. Прибыли к месту происшествия и пожарные суда, но все их попытки погасить пламя были безуспешными. Не хватило всего нескольких минут, чтобы избежать катастрофы. Неожиданно над «Монбланом» взметнулся вверх 100-метровый огненный язык, и через мгновение чудовищный взрыв потряс воздух. В один миг транспортник разлетелся на мелкие раскаленные части.

На несколько минут весь порт и стоявшие на причале суда утонули в кромешной тьме. Несколько минут Галифакс был окутан черным дымом, сквозь который на город падали раскаленные куски металла, обломки кирпича, куски скал с морского дна. Когда немного прояснилось, все увидели, что на месте пылающего «Монблана» образовалась кипящая воронка.

Взрыв этот помнят в Канаде до сих пор. Некоторые современные специалисты считают, что до появления атомной бомбы это был самый большой взрыв. Он был настолько силен, что на несколько секунд обнажилось дно залива Нортарм. Остатки транспортника потом находили за несколько километров от места взрыва. Часть якоря «Монблана», весившая полтонны, взрывом была переброшена через залив и упала в двух милях от места взрыва. Четырехдюймовую пушку через несколько месяцев нашли в одной миле за Дартмутом.

Все склады, портовые сооружения, фабрики и дома, расположенные на берегу, были сметены с лица земли ударной волной. Особенно сильно пострадал Ричмонд – северная часть города. Здесь были полностью разрушены протестантский приют, сахарный завод, текстильная фабрика, три школы. К счастью, детей в них тогда не было. В воду рухнул железнодорожный мост. Телеграфные столбы ломались, как спички, повсюду начались пожары. Окутанный дымом, наполовину разрушенный, Галифакс представлял собой картину Дантова ада. В общей сложности были полностью разрушены 1600 домов и полторы тысячи сильно пострадали.

Гигантская волна высотой более пяти метров выбросила на берег огромные суда. Среди них оказался и «Имо», до неузнаваемости изуродованный. Стоявший в гавани крейсер «Найоб» (водоизмещением 11 000 тонн) был выброшен на берег, словно пустая бутылка. Из 150 пришвартованных судов погибла почти половина.

По официальным данным, число погибших людей достигало двух тысяч, свыше двух тысяч пропали без вести, около десяти тысяч получили ранения различной степени тяжести. Без крова и средств к существованию остались 25 000 человек.

В грязной портовой воде долго еще плавали останки множества разбитых судов, сотни человеческих трупов, мертвых животных. Долго еще потом пришлось населению Галифакса залечивать раны, нанесенные страшным взрывом. Многие государства пришли на помощь разрушенному городу: собирались пожертвования, направлялись теплые одеяла, палатки, продукты питания. Позднее состоялся суд, который признал виновными в катастрофе капитана «Монблана» и его лоцмана. Правда, с таким вердиктом не согласилось правительство Франции, и было назначено повторное слушание. И снова виновником оказался Ле Медек. Хотя, как считают некоторые специалисты, по справедливости следовало обвинить Британское адмиралтейство, которое отдало приказ о заходе начиненного взрывчаткой «Монблана» в узкую бухту рядом с городом. Ведь корабль мог спокойно дождаться своей очереди и присоединиться к конвою уже на рейде.

Трагедия в московском небе

В теплое солнечное воскресенье 18 мая 1935 года на Центральном аэродроме во время демонстрационного полета в московском небе произошла катастрофа. На глазах у представителей прессы, кинодокументалистов и сотен собравшихся москвичей столкнулись самолет-гигант «Максим Горький», чудо советской авиационной техники, оснащенный первым советским автопилотом и восемью двигателями, и сопровождавший его легкий истребитель И-5. Обе машины, объятые пламенем, рухнули на землю, унося с собой десятки человеческих жизней. Ни машины «скорой помощи», ни пожарные ничем не могли уже им помочь.

В эту трагедию никто не мог поверить даже тогда, когда догорали объятые пламенем обломки самолетов. Снимать на фото– и кинопленку эту катастрофу было запрещено, говорить о ней – тоже.

Тогда никто и предположить не мог, что задуманное грандиозное зрелище может обернуться катастрофой. Разве такое может случиться с первыми советскими аэропланами – самыми лучшими и самыми надежными в мире? Кто мог с ходу дать объяснение случившемуся: виноваты ли были сами летчики, совершившие неверный маневр, или же технические неисправности самолетов стали причиной катастрофы? А может быть, враги социализма осуществили свою злодейскую диверсию? В те годы подобные мысли не были редкостью.

^{Самолет АНТ-20 «Максим Горький»}

Однако технические неисправности едва ли были причиной столкновения самолетов. Еще накануне праздника, 17 мая, предполетная проверка не выявила никаких неполадок, ничто не предвещало аварии. «Максим Горький» уже неоднократно стартовал, участвовал во встрече героев-челюскинцев, не раз кружил в небе над Москвой, пролетал над Красной площадью. Его приветствовали тысячи москвичей, которые специально выбегали на улицы, чтобы посмотреть на гремевшее в небе чудо советской техники. Самым удивительным было то, что во время его полетов с неба доносились радиоголоса и музыка. Среди первых почетных пассажиров «Максима Горького» находился известный французский летчик, а позже знаменитый писатель Антуан де Сент-Экзюпери, который с восторгом отозвался о новой машине.

Гиганту пророчили великое будущее – он должен был возглавить агитационную эскадрилью.

История его зарождения типична для того бурного времени. Когда в 1932 году отмечалось 40-летие литературной и общественной деятельности писателя Алексея Максимовича Горького, родилась идея создать авиационную агитационную эскадрилью под названием «Максим Горький», и возглавить ее должен был гигант-аэроплан. В стране организовали общественный сбор средств, и за короткий срок на специальный счет в государственную казну поступило шесть миллионов рублей.

Над созданием гиганта трудился коллектив конструкторов, возглавляемый А.Н. Туполевым. В него входили В.М. Петляков, А.А. Архангельский и другие инженеры-конструкторы. Для нового самолета в качестве базовой модели они выбрали бомбардировщик ТБ-4 (конструкции А.Н. Туполева). Конструкторы увеличили размеры бомбардировщика, добавили ему двигателей и… получился вместительный пассажирский самолет. Длина его фюзеляжа достигала 32,5 метра, а размах крыльев – 63 метра. Общая же площадь внутренних салонов составляла более 100 квадратных метров.

Управлял самолетом экипаж из восьми пилотов и штурманов. На борт «Максим Горький» брал 72 пассажиров – количество по тем временам огромное. Но задача его состояла не в перевозках, а именно в агитации, поэтому в салонах находилось специальное оборудование: громкоговорящая радиоустановка «Голос с неба», киноустановка, типография для печатания листовок, фотолаборатория.

В тот майский день намечалось совершить несколько прогулочных полетов для работников ЦАГИ (Центральный аэрогидродинамический институт). Экипаж состоял из 11 человек, а пассажирами – их было 36 человек – были приглашенные работники лаборатории с женами и детьми.

Когда самолет набрал высоту и совершил облет аэродрома, то сопровождавший его истребитель решил, вероятно, для большего эффекта совершить петлю Нестерова, причем вокруг «Максима Горького». Планировалось, чтобы столь опасный маневр засняли кинодокументалисты с земли. Во время этого маневра и произошло роковое столкновение.

На следующий день в газете «Правда» появилось траурное сообщение ТАСС. В нем, в частности, говорилось, что истребителем, сопровождавшим «Максима Горького», управлял летчик Благин, который (несмотря на категорическое запрещение делать какие-либо фигуры высшего пилотажа) нарушил приказ и на высоте 700 метров стал делать мертвую петлю Нестерова. При выходе из петли истребитель врезался в крыло «Максима Горького». Самолет-гигант перешел в пике, от полученных повреждений развалился в воздухе и частями упал на землю на аэродроме в районе поселка Сокол.

Однако на самом деле все было не совсем так. Опытный летчик-испытатель, которому доверяли испытывать туполевские машины, Николай Благин никогда и ни под каким предлогом не стал бы нарушать приказ своего командования. Об этом свидетельствуют вся его биография и послужной список. Наоборот, ему было приказано совершить опасный маневр! Именно для съемок петли Нестерова на аэродроме и собрались представители прессы и кинодокументалисты, которые должны были запечатлеть в небе очередное выдающееся достижение советской авиационной техники. Об этом собирались доложить самому вождю.

Летчик Благин, как позднее шептались между собой его сослуживцы, как раз был недоволен таким распоряжением и очень переживал, сумеет ли он выполнить столь ответственное задание. Тихоходный истребитель И-5 не отличался ни особыми летными характеристиками, ни особой маневренностью, и совершать на нем мертвую петлю Нестерова вокруг самолета с размахом крыльев в 63 метра было очень рискованно. К тому же надо было сделать предварительный расчет, но для этого у летчика Благина просто не оставалось времени Не было для этого и технических возможностей. Ему было поручено совершить рискованный маневр на свой страх и риск.

Позднее эта катастрофа обросла разного рода слухами и домыслами. Говорилось, например, о том, что во всем виноваты кинодокументалисты: якобы это они подговорили Благина на показательный маневр, именно они мечтали заснять мертвую петлю Нестерова, и Благин пошел им на уступку. Дело дошло до того, что кинодокументалистов привлекли к уголовной ответственности. О том, что нашли людей, совершивших преступный сговор, нарком Ягода докладывал Сталину. Затем появился слух о якобы заранее спланированной диверсии, на которую летчик Благин решил пойти ввиду своего несогласия с линией ВКП(б). Именно таран, по его представлению, и явился бы актом возмездия, направленного против коммунистической партии. Но все это были поздние инсинуации, распространяемые специально для оговора погибшего летчика, и служили они одной цели – затушевать истинную причину катастрофы.

Самолетов-гигантов, подобных «Максиму Горькому», после этой трагедии больше не строили. Впоследствии отказались и от идеи воздушной агитации.

Крушение дирижабля «Гинденбург»

Когда огромный воздушный корабль освободился от державших его тросов и стал плавно подниматься в вечернее небо, внизу раздались аплодисменты. Провожавшие его люди кричали «ура!» и некоторое время бежали вслед за удалявшимся гигантом. Лилось шампанское, гремел духовой оркестр. В честь открытия нового сезона воздухоплавания и первого в 1937 году трансатлантического перелета дирижабля «Гинденбург» по маршруту Франкфурт – Нью-Йорк музыканты, одетые в сине-желтую форму, исполняли бравурные марши и в завершение – немецкий национальный гимн. Музыка смолкла только тогда, когда воздушный красавец великан – гордость нацистского рейха – поднялся на высоту девяносто метров и завертелись его огромные деревянные воздушные винты, приводимые в движение четырьмя дизельными двигателями. Но люди еще долго не расходились, отыскивая в темном небе его светящиеся огоньки.

Так вечером третьего мая 1937 года во Франкфурте-на-Майне провожали самый большой дирижабль в мире, удивительное творение рук человека, названный в честь германского рейх-президента «Гинденбургом». «Германское чудо должно удивить Новый Свет, – писали все немецкие газеты. – Воздушный гигант покорил Европу, покорит и Америку. Небо принадлежит нам!»

^{Гибель дирижабля «Гинденбург»}

Компания «Цеппелин», возглавляемая Эрнстом Лемманом, была абсолютно уверена в надежности «Гинденбурга», который должен был возглавить целую серию воздушных кораблей для трансатлантических перелетов. «Колоссаль», – говорили о нем бывшие поклонники цеппелинов – огромных воздушных кораблей времен Первой мировой войны. Эти дирижабли в свое время наделали много шума: немцы их использовали для бомбежки с воздуха и для воздушной разведки.

«Гинденбург» значительно отличался от воздушных кораблей 1915 года, в нем были использованы достижения двух последних десятилетий. Команда состояла из 55 человек, 25 комфортабельных кают были рассчитаны на 50 пассажиров. В каюты подавалась холодная и горячая вода. На борту были первоклассная кухня, ресторан, комната для отдыха и обозрения горизонта. Поскольку дирижабль поднимался в воздух благодаря шестнадцати баллонам с водородом, обладающим максимальной надежной силой, все на борту было электрифицировано для безопасности. Никакого риска – все продумано до последних мелочей!

«Гинденбург» начал свои полеты с пассажирами еще в мае 1936 года. Без всяких происшествий ему удалось совершить перелеты в Америку и в Рио-де-Жанейро. Впечатления счастливчиков, летавших на этом дирижабле, печатались в прессе. Все они изобиловали самыми лестными эпитетами и в адрес самого дирижабля, и в адрес вышколенной команды, которая прекрасно справлялась со своими обязанностями.

Очередной рейс тоже сулил массу незабываемых впечатлений. Зрелище, как утверждали члены экипажа, незабываемое. Пассажиры практически не заметили подъема. Лишь стремительно удалявшиеся огоньки города и уменьшавшиеся фигурки людей свидетельствовали о том, что дирижабль поднимается в небесную высь. Впереди их ожидали не менее удивительные зрелища с высоты 150–300 метров – города Европы, затем Атлантический океан, Бостон и, наконец, Нью-Йорк.

В капитанской кабине, расположенной впереди гондолы, занимал свое место командир дирижабля Макс Пруст, опытный пилот, ветеран Первой мировой войны, летавший еще на цеппелинах. В его задачу входило управление воздушным кораблем, которое (среди всего прочего) включало и соблюдение строжайшей горизонтальности полета дирижабля. Даже при малейшем крене (всего лишь в два градуса) бутылки с дорогими винами могли упасть со столиков, а приготовление изысканных яств на кухне становилось почти невозможным.

В главной кабине находился и Эрнст Леманн, директор компании «Цеппелин Редерай», строившей дирижабли в Германии и обслуживающей их во время трансатлантических перелетов. Дела у компании шли хорошо, билеты на перелеты закупались и на многие рейсы были проданы на год вперед.

«Гинденбург» торжественно отбыл из Германии, пересек Атлантику и появился над Нью-Йорком на третий день перелета. За это время не было никаких происшествий, только, пролетая над островом Ньюфаундленд, капитан корабля немного снизил высоту. Ему хотелось, чтобы пассажиры смогли полюбоваться ослепительно белыми айсбергами. Это было захватывающее зрелище. Еще ни одному человеку не удавалось увидеть этот заледенелый и заснеженный остров с высоты птичьего полета.

В Нью-Йорк «Гинденбург» прибыл шестого мая. Серебристая сигара снизилась и проплыла мимо небоскребов. Дирижабль настолько близко подошел к «Эмпайр стейт билдинг», что пассажиры могли разглядеть в его окнах фотографов, снимавших пролетающий мимо гигант. Внизу на Бродвее и прилежащих улицах собирались толпы людей, которые, задрав головы, смотрели вверх. И, несмотря на всю ненависть к нацистскому режиму и к фюреру, люди радовались, улыбались и приветствовали чудо немецкой техники.

Взбудоражив жителей Нью-Йорка своим появлением, удовлетворив собственное тщеславие, капитан Пруст направил «Гинденбург» к месту посадки – в пригород Лейкхерст. Здесь уже несколько сот человек поджидали своих родных и друзей, возвращавшихся из Европы. Была возведена специальная мачта для причаливания дирижабля, однако сильный ветер и начавшаяся гроза задержали остановку. Слишком опасно было цепляться за металлическую мачту, когда в воздухе вспыхивают молнии. Из-за плохой погоды дирижабль больше часа кружил над Лейкхерстом. Наконец, описав широкую петлю над аэродромом и все еще борясь с ливнем, он взял курс на причальную мачту. Уже сброшены были причальные канаты, и «Гинденбург» находился всего в каких-нибудь двадцати метрах от земли. Среди встречавших были журналисты и радиорепортеры. Вести прямую передачу для слушателей чикагского радио о встрече «Гинденбурга» было поручено репортеру Хербу Моррисону. Он рассказывал, как выглядит дирижабль, каковы его размеры, репортаж его постоянно сопровождался собственными восторженными восклицаниями: «Итак, леди и джентльмены, он приближается к мачте. О, какое это величественное зрелище! Как сильно грохочут мощные моторы!»

И вдруг случилось совершенно невероятное. Сначала послышался глухой взрыв, потом на корме показался сноп пламени. И вскоре дирижабль плашмя упал на землю. Эта страшная трагедия произошла так внезапно, так быстро, что все собравшиеся на аэродроме люди поначалу просто растерялись. Потом поднялась паника, и толпа в суматохе начала разбегаться в разные стороны. Из длинного корпуса дирижабля с громадной силой вырывались языки пламени, и через четыре минуты «Гинденбург» полыхал уже весь.

К пылающему гиганту с воем неслись пожарные автомобили и машины «скорой помощи». В эти страшные мгновения аэродром представлял собой огромный клубок из машин и людей, носящихся во всех направлениях. Хаос сильно затруднял спасательные работы, машинам «скорой помощи», врачам и санитарам с величайшим трудом удавалось проложить себе путь среди разбегающихся людей.

Прерывающимся голосом Моррисон продолжал свой репортаж: «Дирижабль взорвался! О Боже, он горит! Отойдите подальше! Пожалуйста, подальше! Это ужасно… Это одна из величайших катастроф за всю историю! Языки пламени поднимаются в небо на 150 метров…»

Один из уцелевших в катастрофе пассажиров, акробат О'Лафлин, впоследствии рассказывал: «Мы парили над аэродромом и думали о чем угодно, только не о возможности несчастья. Мы были полны мыслью о том, что через несколько минут сможем обнять своих близких… Я вошел в свою каюту – и вдруг яркая вспышка осветила все вокруг. Я посмотрел в окно и увидел, что земля несется навстречу падающему дирижаблю. Вокруг сверкало пламя. Вряд ли я о чем рассуждал в те мгновения – не было времени. Я прыгнул – и вовремя, потому что почти в то же мгновение дирижабль достиг земли, ударившись об нее со страшным грохотом. Кто-то подбежал ко мне, а я наполовину потерял сознание от страха и почти ничего не мог рассказать о катастрофе. Но это был кошмар!»

Из 97 пассажиров и членов команды спаслись 62 человека – почти две трети. К счастью, большинство людей находились в носовой части «Гинденбурга». Они еще ничего не могли понять, но по наклону корпуса дирижабля и по заметавшимся на земле фигуркам людей сообразили, что с произошло что-то непредвиденное. И тут пассажиры и команда проявили чудо сообразительности и желания выжить. Один из пассажиров, очутившись среди горящих обломков, сумел быстро зарыться в мягком влажном песке, которым был полностью покрыт аэродром для дирижаблей.

Над одной из кают лопнул установленный сверху бак с водой. Это на мгновение приглушило огонь, и человек выплеснулся на землю с содержимым бака. Счастьем для многих оказалось и то обстоятельство, что при падении дирижабля самостоятельно открылись двери и выпала спускная лестница. По ней торопливо выскочили многие.

Двенадцать человек команды во главе с капитаном Максом Прустом были прижаты к земле раскаленными частями горящего фюзеляжа. Сильно обожженные, они все же выбрались из-под обломков. Макс Пруст был тяжело ранен. Как горящий факел, выскочил из дирижабля Эрнст Леманн, но на следующий день он умер в больнице.

Спасшийся от гибели стюард дирижабля бросился в огонь и вытащил металлический ящик с деньгами. Когда потом ящик был вскрыт в конторе компании «Цеппелин», оказалось, что находившиеся в нем немецкие бумажные деньги превратились в золу.

На другой день после катастрофы в одном из нью-йоркских кинотеатров показывали фильм, заснятый во время гибели «Гинденбурга» пятью кинооператорами. Съемка началась, как только дирижабль подлетел к причальной мачте, так что фильм отразил катастрофу с самого начала. Эти кадры, а также многочисленные фотографии были потом использованы комиссией, которая расследовала причины гибели «чуда воздухоплавательной техники».

На зрителей фильм произвел исключительно тяжелое впечатление. В зале не один раз слышались крики ужаса, несколько женщин потеряли сознание.

А корреспондент Моррисон закончил свой репортаж такими словами: «О Боже! Несчастные пассажиры… Леди и джентльмены, я не в силах говорить… Передо мной дымящаяся груда… Земля горит. Я пытаюсь найти хоть какое-нибудь укрытие… Прошу извинения, мне необходимо сделать паузу: у меня пропал голос…»

Гибель «Гинденбурга» произвела в Германии самое тягостное и удручающее впечатление. Все немецкие газеты посвящали катастрофе целые полосы. Долгое время, согласно официальной версии, причиной трагедии считали воспламенение водорода. Если бы вместо водорода дирижабль был заполнен гелием, то такой катастрофы бы не случилось. Но гелий немцы не могли использовать, так как он производился только в Штатах, а закупать его там немцы опять-таки не могли из политических и финансовых соображений. К тому же и сами американцы не собирались его продавать фашистскому режиму.

Но вот в 1972 году вышла книга М. Муни «Гинденбург», которая начисто опровергает официальную версию. Автор ее после тщательного изучения немецких и американских архивов пришел к выводу, что дирижабль взорвался из-за диверсии. Один из членов экипажа – Эрик Спелый, разочаровавшись в гитлеровском режиме, подложил фосфорную бомбу. В результате ее взрыва и произошла катастрофа, потрясшая весь мир.

Видимо, ученые специалисты еще долго будут расследовать причины трагедии, но с тех пор дирижаблестроительная компания «Цеппелин» закрылась навсегда. Дирижаблей, летающих на водороде, больше не строили. И вообще гигант, подобный «Гинденбургу», больше никогда не был построен. Трагедия надолго напугала человечество.

Жертвы Бермудского треугольника

Свою печальную известность Бермудский треугольник приобрел еще в 1840 году, когда недалеко от порта Нассау – столицы Багамских островов – было обнаружено французское парусное судно «Розали», находившееся в дрейфе. На нем были подняты все паруса, имелась вся необходимая оснастка, но сама команда корабля отсутствовала. Это показалось очень странным. После осмотра было установлено, что находится судно в прекрасном состоянии, не имеет никаких повреждений, груз его цел. Но куда исчез экипаж? Никаких записей, проясняющих суть дела, в судовом журнале не обнаружили. Дальнейшей проверкой, правда, было установлено, что судно называлось не «Розали», а «Россини». Во время плавания возле Багамских островов оно село на мель. Команда покинула его на шлюпках, а во время прилива корабль подхватили волны и унесли в открытое море. Стершаяся надпись на борту привела к ошибке, и потому его назвали «Розали».

Однако немногие поверили в эту реальную историю, и почему-то устоялась другая точка зрения: «Розали» – судно-призрак, его причислили к когорте «Летучего голландца». Появилась даже другая «достоверная» история о том, как оно якобы попало в какой-то странный водоворот, где действуют явно неземные силы. При этом команда отправилась на дно, а судно осталось без управления, и потому участок моря между Бермудскими островами, Майями во Флориде и Пуэрто-Рико, где оно было обнаружено, отнесли к загадочному и опасному треугольнику. Попав в него, судно могло испытать разные и труднообъяснимые превратности судьбы, опасные не столько для судовождения, сколько для команды.

^{Острова Бермудского треугольника}

Так началась история Бермудского треугольника. Особой страницей в ее летописи стало удивительное происшествие с бригантиной «Мария Целеста» водоизмещением 103 тонны. Ее, как и «Розали», обнаружили целой и невредимой, но опять… без команды. Появилось еще большее количество легенд, преданий и явных фантазий. Все случившееся с «Марией Целестой» ученые не могут объяснить до сих пор. Попытаемся немного реконструировать события тех далеких лет.

Седьмого ноября 1872 года новая бригантина «Мария Целеста» вышла под командованием капитана Бенжамина Бриггса из Нью-Йорка и взяла курс на Гибралтар. Команда судна состояла из семи человек и капитана с семьей. В ее трюмах находился, в основном, спирт, запасов продовольствия хватало на шесть месяцев путешествия. Это было легкое и маневренное судно, отлично слушавшееся руля. Ветер дул в ее упругие паруса, и бригантина плавно скользила по волнам.

В плавание капитан взял с собой жену и дочь. Хотелось ему показать им красоты океана и вообще дать вкусить морской экзотики. Но только после выхода в море бригантина в порт назначения так и не прибыла. Она исчезла вообще, пропала у Азорских островов. Спустя месяц бригантину занесли в списки пропавших без вести, по погибшим морякам и женщинам справили тризну.

Но вскоре грузовое судно «Деи Гратиа», шедшее с грузом керосина из Нью-Йорка в Геную, обнаружило в районе Азорских островов плывущую под всеми парусами «Марию Целесту». Эту бригантину капитан «Деи Гратиа» Дэвид Морхауз хорошо знал, как знал он и капитана Бриггса. Застопорив ход, он в подзорную трубу стал рассматривать корабль. На палубе бригантины не было ни одного человека, а штурвал самостоятельно и свободно вращался то в одну, то в другую сторону. Через громкоговоритель Морхауз пытался выяснить, кто есть на судне. Но его вопросы остались без ответа. Тогда он принял решение спустить на воду шлюпку и проверить все самому.

Вместе с отрядом вооруженных моряков он поднялся на борт «Марии Целесты». На судне никого не было. Все помещения оказались пусты. Пропавшие люди не взяли с собой ничего – ни имущества, ни денег. На своих местах находились все те предметы морского обихода, которые свидетельствовали, что экипаж еще недавно находился здесь. Но никаких следов поспешного бегства, никакой опасности не было обнаружено. У судна не было пробоин, и весь груз оказался в целости и сохранности. Не было обнаружено никаких следов мятежа. В капитанской каюте на столе лежали карты, на них отмечался путь из Нью-Йорка в порт назначения Гибралтар. Последняя запись была сделана 24 ноября, когда бригантина находилась у Азорских островов. Правда, на судне не нашли спасательного вельбота. Куда он мог исчезнуть?

Капитан Морхауз взял бригантину на буксир и привел ее в Гибралтар. Начались многомесячные поиски пропавшего капитана Бриггса, его жены, дочери и членов команды. Появились публикации в газетах, но на них никто так и не откликнулся. Шло время, выдвигались разные версии о гибели экипажа. Говорили о нападении пиратов, которые всех захватили в плен, бросили судно, а потом и сами вместе с пленниками погибли в морской пучине… Другие считали, что на капитана, его жену, дочь и еще нескольких матросов напали акулы, а другие члены команды бросились их спасать и так все они и погибли. Третьи предполагали, что в судьбу «Марии Целесты» вмешались какие-то сверхъестественные силы. Рассказывали о странном отпечатке на кровати капитана, «как будто на ней лежал ребенок». На судне действительно был ребенок, хотя некоторые прямо заявляли, что это был не ребенок, а маленький человечек из других миров.

Но нашлись и трезвые головы, которые вспомнили реальную судьбу корабля-призрака «Розали». Именно они выдвинули ту же версию: скорее всего, «Мария Целеста» в районе Бермудского треугольника села на мель. Попытки снять бригантину с мели не увенчались успехом. И тогда капитан Бриггс принял решение плыть к берегу на спасательном вельботе. До берега они так и не добрались – внезапно поднявшийся шторм и огромные волны могли затопить небольшой вельбот. Этот же шторм сорвал с мели и «Марию Целесту» и отправил ее дрейфовать.

Полной правды о «Марии Целесте» и пропавшем ее экипаже, вероятно, уже не узнает никто. В любом случае можно высказывать только предположения. Между тем список потерянных судов в районе Бермудских островов продолжал пополняться. В последний день января 1880 года там находилось британское учебное парусное судно «Аталанта» с 290 офицерами и курсантами на борту. Оно не дошло до порта назначения и не вернулось на родину. Больше его никто не видел, и о судьбе его ничего не известно. Через год английский корабль «Эллен Остин» встретил в открытом океане, опять же недалеко от Бермудских островов, шхуну, шедшую под парусами, на которой тоже не было команды. Остановить ее не удалось, как не удалось прочитать и ее название. Может быть, это и была загадочно исчезнувшая «Аталанта»? И снова всплыла в памяти легенда о корабле-призраке.

Не менее урожайным на пропавшие морские суда стал и XX век. Двадцатого октября 1902 года в Атлантическом океане было встречено немецкое торговое четырехмачтовое судно «Фрея» – без экипажа. Погода в те дни стояла прекрасная, шторма давно не было. Что могло случиться с командой? Куда исчезли люди?

Четвертого марта 1918 года от острова Барбадос отошел американский грузовой корабль «Циклоп» водоизмещением 19 тысяч тонн с 309 членами экипажа. На его борту находился ценный груз – марганцевая руда. Это было одно из крупнейших судов, в длину оно имело 180 метров и обладало прекрасными мореходными качествами. «Циклоп» направлялся в Балтимор, но в порт назначения так и не пришел. Никаких сигналов бедствия с него никто не зафиксировал. Он тоже исчез, но куда? Вначале выдвигалось предположение, что его атаковала немецкая подводная лодка. Шла Первая мировая война, и в водах Атлантики бродили немецкие подводные лодки. Но изучение военных архивов, в том числе и немецких, не подтвердило этого предположения. Если немцы атаковали, торпедировали и топили такое большое судно, как «Циклоп», то они непременно бы известили об этом весь свет. А «Циклоп» просто исчез.

Спустя несколько лет командование военно-морского флота США сделало следующее заявление: «Исчезновение “Циклопа” является одним из самых крупных и трудноразрешимых случаев в анналах военно-морского флота. Точно не установлено даже место его катастрофы, не известны причины несчастья, не обнаружено ни малейших следов гибели. Ни одна из предложенных версий катастрофы не дает удовлетворительного объяснения, не ясно, при каких обстоятельствах оно пропало».

Военные люди, приверженные строгой логике, расписались в полнейшей своей беспомощности. Так что же могло быть причиной исчезновения судна? Тогдашний Президент США Томас Вудро Вильсон заявил, что только Бог и море знают, что произошло с кораблем.

Можно было бы продолжать печальный список погибших судов в районе Бермудского треугольника. Можно было бы и дальше рассказывать о таинственных случаях исчезновения (и гибели?) кораблей в этом районе, ведь всего с начала века их было около пятнадцати. Но неожиданно в Бермудском треугольнике стали пропадать… самолеты. С их исчезновением интерес к загадочному треугольнику значительно возрос и стал всячески подогреваться прессой. Не случайно к Бермудскому треугольнику проявили внимание не только моряки и летчики, но и географы, ученые – исследователи морских глубин, правительства разных стран. А первопричиной к этому послужило исчезновение воздушного звена американских самолетов.

В начале декабря 1945 года с авиабазы Военно-морских сил США в Форт-Лодердейле во Флориде в полет отправилось пять бомбардировщиков-торпедоносцев типа «Эвенджер»[1].

А вот данные уже послевоенного времени. Второго февраля 1953 года немного севернее Бермудского треугольника совершал полет английский военно-транспортный самолет с 39 членами экипажа и военными на борту. Внезапно с ним прервалась радиосвязь, а в назначенное время самолет на базу не вернулся. Посланное на поиски к предполагаемому месту катастрофы грузовое судно «Вудуорд» ничего обнаружить не смогло: дул сильный ветер, на море была небольшая волна. Но ни маслянистых пятен, ни обломков…

Ровно через год почти на том же месте исчез самолет Военно-морских сил США с 42 человеками на борту. Сотни судов бороздили океан в надежде найти хотя бы останки самолета. Но снова все их поиски были безуспешными – ничего найти не удалось. Никакого объяснения причины катастрофы американские специалисты так и не смогли дать.

Этот список, который состоит уже из пятидесяти кораблей и самолетов, заканчивается гибелью грузового судна «Анита». В марте 1973 года оно вышло с углем в Атлантику из порта Норфолк и направлялось в Гамбург. В районе Бермудского треугольника оно попало в шторм и, не подавая бедственного сигнала «SOS», как предполагают, затонуло. Через несколько дней в море нашли один-единственный спасательный круг с надписью – «Анита».

Площадь Бермудского треугольника – в границах между Бермудскими островами, Майями во Флориде и Пуэрто-Рико – составляет свыше одного миллиона квадратных километра. Рельеф дна в этой акватории хорошо изучен. На шельфе всех указанных мест было проведено множество бурений с целью отыскать нефть и другие полезные ископаемые. Течение, температура воды в разное время года, ее соленость и движение воздушных масс над океаном – все эти природные данные занесены во все специальные каталоги. Этот район не особенно сильно отличается от других похожих географических мест. И тем не менее именно в районе Бермудского треугольника загадочно исчезали суда, а затем и самолеты.

Исчезнувшая бесследно эскадрилья

«Здесь бесследно исчезло множество кораблей и самолетов – большинство из них после 45-го года. Здесь же в течение последних 26 лет погибли более тысячи человек. Однако при поисках не удалось обнаружить ни одного трупа или обломка». Этими жуткими словами начинается описание таинственного Бермудского треугольника у американского писателя Ч. Берлитца.

Но несколько лет назад (и это, может быть, единственный случай) в двадцати километрах от побережья Флориды на глубине 250 метров были обнаружены боевые останки самолетов американских воздушных сил. Наконец-то прояснилась судьба пяти бомбардировщиков-торпедоносцев типа «Эвенджер», которые бесследно исчезли 5 декабря 1945 года.

В этот день погода была просто восхитительной, и вообще был обычный день для американских ВВС, базирующихся во Флориде. В то время на службе там состояло много пилотов, получивших боевой опыт, поэтому чрезвычайные происшествия в воздухе случались редко. Опытным командиром, налетавшим более 2500 часов, был и лейтенант Чарлз Тейлор. Вполне можно было положиться и на остальных членов его 19-го звена, многие из которых были старше Тейлора по званию.

^{Эскадрилья «Эвенджеров» над Бермудским треугольником}

«Эвенджеры» были оснащены по последнему слову техники того времени, да и задание на этот раз они получили не слишком сложное: выйти прямым курсом на Чикен Шоал, находящийся севернее острова Бимини. Это был обычный патрульный полет вдоль восточного побережья Флориды – 160 миль на север и возвращение на базу. Расчетная продолжительность такого полета не превышала двух часов. Перед обычными тренировочными учениями боевые летчики шутили и веселились, лишь один из них почувствовал что-то неладное на душе и на свой страх и риск остался на земле…

Пятого декабря 1945 года в 14.10 по местному времени пять трехместных самолетов «Эвенджер» («Мстители») с четырнадцатью летчиками (вместо пятнадцати!) с ревом промчались по взлетной полосе авиабазы в Форт-Лодердейле и поднялись в воздух.

Перед вылетом, как и полагалось, машины прошли тщательный осмотр, баки их были заправлены полным запасом горючего, рассчитанным на 5,5 часа. Все приборы и все навигационное оборудование находились в полной исправности.

Каждый самолет был оснащен 10-канальной радиостанцией, у каждого был радиокомпас, позволяющий в любое время безошибочно определить направление. На борту «Эвенджеров» имелись спасательные средства – резиновые лодки и плоты, которые автоматически надувались при соприкосновении с водой. Кроме того, на каждом из летчиков был надет спасательный жилет.

В 15.15 командир эскадрильи лейтенант Чарльз Тейлор установил с Центром управления первый радиоконтакт. Согласно расчетам, именно в это время он должен был обратиться за разрешением произвести посадку. Но вместо обычного вопроса операторы приняли тревожное сообщение: «У нас аварийная обстановка. Наверное, сбились с курса. Не видим Землю».

В ответ на эти слова из Центра управления последовал приказ: «Сообщите свое местонахождение!»

«Не в состоянии его определить, – отвечал лейтенант. – Где находимся – не знаем! Похоже, что заблудились».

Служащие в Центре управления были просто ошеломлены. В микрофон говорил словно не опытный пилот, а растерявшийся новичок, не имевший ни малейшего представления о навигации над морем. Можно ли было всему этому верить? Ведь полет проходил в отличных условиях.

И тогда с земли был отдан приказ: «Направляйтесь строго на запад!» Мимо длинного побережья Флориды самолеты уж никак не проскочат. Но…

После этого радиосвязь надолго прервалась. Когда же Тейлор вновь отозвался, в его голосе слышался неподдельный страх: «Не знаем, где запад… Все сейчас выглядит не так, совсем по-другому… Очень странно! Мы совершенно потеряли ориентацию. Даже океан выглядит не так, как обычно!»

В Центре управления все пребывали в полной растерянности. Ведь даже если бы магнитная буря вывела из строя все имеющиеся на самолетах радиокомпасы, пилоты все равно могли бы легко найти дорогу на базу. Следовало только держать курс строго на солнце, которое уже склонялось к горизонту. Но из переговоров летчиков между собой было ясно, что они потеряли… солнце!

После 16.00 лейтенант Тейлор (будучи, видимо, полностью деморализован таинственностью происходящего) передал свои командирские полномочия одному из пилотов. Через полчаса новый командир вышел на связь. В 16.45 от эскадрильи пришло странное донесение:

«По-прежнему не можем точно определить, где находимся. Очевидно, в 225 милях на северо-восток от базы. Наверное, мы находимся над Мексиканским заливом».

И после этих слов наступила пронзительная тишина. Наземный диспетчер Дон Пул решил, что летчики или сконфужены, или сошли с ума: указанное ими место находилось в совершенно противоположной стороне горизонта!

В 17.00 стало ясно, что пилоты на грани нервного срыва, кто-то из них кричал в эфир: «Черт побери, если бы полетели на запад, то попали бы домой!» Затем голос Тейлора: «Наш дом – на северо-востоке…»

Триста самолетов и 21 судно обшарили каждый квадрат, но ни море, ни воздух, ни леса на материке ни слова не сказали о том, куда делось патрульное звено. Не удалось обнаружить даже малейших следов пропавших.

В район предполагаемого местонахождения пропавшей эскадрильи срочно была направлена большая «летающая» лодка «Мартин Маринер» с тринадцатью членами экипажа. Она предназначалась специально для спасательных работ и могла совершать посадку даже на штормовое море.

Спустя некоторое время она передала на командный пункт несколько обычных радиосообщений. Из них было выяснено, что гидросамолет находится где-то совсем рядом с пропавшими. А затем эфир смолк. Отчаянные попытки операторов установить с ним связь были тщетны.

В 19.04 диспетчерский пункт в Майями зафиксировал едва слышимые сигналы-позывные 19-го звена, которыми никто, кроме них, не мог воспользоваться. Они были приняты через два часа после того, как у «Эвенджеров», по расчетам специалистов, горючее должно было кончиться!

Эксперты пребывали в полном недоумении: куда в таком ограниченном районе могли исчезнуть шесть самолетов с 27 летчиками на борту? Вопрос этот многих ставил в тупик, и многие пытались разрешить эту загадку.

Известно, что самолеты «Эвенджер», даже полностью израсходовав топливо, способны были довольно длительное время продержаться на воде. Этого времени было бы вполне достаточно, чтобы эвакуировать все экипажи на спасательных средствах. Кроме того, летчики прошли курс выживания в аварийных условиях и имели специальное снаряжение для таких условий.

А куда делась «летающая» лодка «Мартин Маринер», которая и с пустыми баками могла держаться на плаву сколько угодно? Последние слова радиста с этого гидросамолета были «о сильном ветре на высоте 180 метров». Почему ни один из самолетов, на которых была исправная радиоаппаратура, не передал сигналов бедствия?

В США была создана специальная комиссия, но никто из ее членов так и не мог высказать сколько-нибудь достоверную версию. Один из специалистов в отчаянии даже заявил: «Можно подумать, что “исчезнувшие пилоты” улетели на Марс. Никто, черт побери, не знает, что же там произошло».

Комиссии пришлось завершить свою работу ни с чем. И до сих пор целый ряд вопросов так и остается не решенным. Например, почему океан казался летчикам «странным», а солнца они вообще не видели? Почему показания компасов были ошибочными? Почему не обнаружено никаких следов катастрофы? И КТО ЖЕ ПЕРЕДАЛ ПОСЛЕДНИЕ СЛАБЫЕ ПОЗЫВНЫЕ?

Тени на мосту

Роберт Льюис, второй пилот самолета, носившего имя «Энола Гэй», с которого только что была сброшена атомная бомба, с содроганием отвернулся от того, что предстало его взору. «Боже мой, что мы наделали?!» – с ужасом воскликнул он. Под ним была пылающая Хиросима, город напоминал «таз кипящей черной нефти». Позже летчикам долгое время казалось, что они чувствуют запах поджариваемой человеческой плоти…

Приказ бомбить японские города американский президент Гарри Трумэн отдал 31 августа 1945 года: «бомбить после 2 августа, как только погода позволит».

Погода «позволила» 6 августа. Над Хиросимой в это время было безоблачное небо и светило солнце. Город славился красотой и каким-то чудом избегал кошмара воздушных ночных налетов, хотя всю весну и лето жители прислушивались к гулу сотен американских «сверхкрепостей», пролетавших на огромной высоте.

Но жители Хиросимы не знали об уготованной им участи. Понедельник 6 августа начался так же, как и другие дни войны. Первый сигнал тревоги прозвучал еще в полночь – с 5 на 6 августа. Тогда появилась большая эскадрилья американских самолетов, но города они не бомбили. Около восьми часов утра японские наблюдатели заметили в небе три самолета, но решили, что те будут заниматься разведкой, и тревоги не объявили. После двух ночных воздушных тревог на третью уже мало кто обратил внимание. Люди продолжали заниматься своими обыденными утренними делами.

^{Атомный дом и мемориал жертвам атомной бомбардировки в Хиросиме}

А «Энола Гэй» с бомбой, носившей ласковое имя «Малыш», уже отправилась в полет, после которого история человечества изменилась навсегда. В 8 часов 16 минут утра по японскому времени атомный заряд взорвался. По данным японской прессы, бомба была сброшена с высоты восемь тысяч метров на парашюте и взорвалась на высоте 550 метров от земли. Между раскрытием парашюта и взрывом прошло около одной минуты, а потом появился невиданный до тех пор гриб.

Все увидели вспышку, но звука не услышали. Беззвучная вспышка расколола небо и превратила Хиросиму в пылающее нутро доменной печи. Только находившиеся на расстоянии 30–40 километров услышали необычно сильный взрыв, скорее даже, похожий на раскат грома, и лишь потом увидели ослепительное пламя.

На расстоянии до трехсот метров от эпицентра взрыва люди буквально испарились, превратившись в тень на мосту, на стене, на асфальте. Или превратились в пепел… Смертоносная молния отпечатала на камне одного из мостов тени девяти пешеходов. Они сгорели, испарились, не успев даже упасть. Те, кто находился в радиусе одного километра в зоне эпицентра, получили смертельную дозу ионизирующего излучения, у погибших вываливались внутренности, лица после ожогов превращались в куски мяса. В центре взрыва не спаслись даже те, кто скрывался в убежищах. Находившиеся на расстоянии до полутора километров получили сильнейшие ожоги, еще дальше – погибали под рушившимися зданиями.

Возникшая после взрыва огненная буря сожгла буквально все на площади в десять квадратных километров. Деревья, растения – все живое застыло без движения, без красок. Сосны, бамбук и другие деревья были опалены и приобрели буро-коричневый цвет.

Хиросиму постигла не скорая тотальная смерть, не внезапный массовый паралич и не мгновенная гибель. Мужчины, женщины и дети были обречены на мучительную агонию, на увечье и бесконечно медленное угасание. В первые часы и дни после катастрофы город не был похож на тихое кладбище. Хиросима не была похожа и на город, уничтоженный войной. Так мог выглядеть только конец света. Человечество как будто уничтожило само себя, а выжившие казались самоубийцами-неудачниками.

Хиросима оставалась живым городом, только полным беспорядочного движения. Это был город мук и страданий, в котором день и ночь ни на минуту не прекращались крики и стоны беспомощно копошащихся людей. Все, кто еще как-то мог ходить или ковылять, чего-то искали: воды, чего-нибудь съестного, врача или просто лекарств. Искали своих близких и часто находили, когда муки тех уже закончились.

А через два дня, около десяти часов утра 9 августа, атомная бомба была сброшена на город Нагасаки. До этого над городом тоже появились американские самолеты и была объявлена тревога. Затем был отбой, и когда над городом снова появились два самолета, на них уже не обращали внимания.

Нагасаки разделен большой горой на две части: старый и новый город. Бомба упала и взорвалась над новым городом, а старый пострадал меньше, так как распространению смертоносных лучей помешала гора. Но в центре взрыва температура достигала 10 000 °C. При такой температуре плавились камни и песок, черепица на крышах домов покрывалась пузырями. Начавшийся пожар быстро распространялся, и люди в панике бежали, сами не зная куда. Огненная лавина, неся смерть, вызвала воздушную волну чудовищной разрушительной силы. Она неслась со скоростью 700 метров в секунду, в то время как самые сильные тайфуны достигают скорости 60–80 метров в секунду. Даже в небольшом городке Куба, находящемся на расстоянии 27 километров от Нагасаки, вылетали стекла в окнах.

Люди погибали в страшных мучениях. Подвергшиеся действию атомной бомбы, они умирали сразу же, если им в тот же день давали пить или просто обмывали раны водой. Радиация проникала даже в костный мозг. У людей, на вид совершенно здоровых, даже через несколько лет после катастрофы неожиданно выпадали волосы, начинали кровоточить десны, кожа покрывалась темными пятнами, и они потом умирали.

От действия урана разрушались красные кровяные шарики, которых в организме человека имеется около восьми тысяч. После действия атомных лучей их число уменьшалось до трех тысяч, двух, одной и даже всего до… двухсот – трехсот. Поэтому у людей начинались сильные кровотечения из носа, горла и даже из глаз. Температура тела поднималась до 41–42°, и через два-три дня человек умирал.

В день атомного взрыва в Хиросиме проживали 430 тысяч человек. На начало февраля 1946 года статистика была следующая: умерли – 78 150 человек, пропали без вести – 13 983, тяжело ранены – 9428, легкие ранения получили 27 997 человек, другие повреждения – 176 987. Всего пострадали 306 545 человек.

В Нагасаки (на конец октября 1945 года) из двухсот тысяч человек умерли 23 573, пропали без вести 1924, ранены – 23 345, получили различные повреждения – 90 000.

Это цифры гибели только гражданского населения, кроме него, погибли еще двести тысяч солдат японской армии.

…В Хиросиме есть Музей Мира, на экспонатах и фотографиях которого предстает город-пепелище, превращенный в геенну огненную, по которой бредут оставшиеся в живых люди. На многих фотографиях снова и снова вздымается страшный смертоносный гриб.

Уже первые фотографии самым удручающим образом подействовали на американского пилота Клода Изерли. Он стал замкнутым, даже нелюдимым, вскоре у него начались приступы тяжелой депрессии. В 1947 году он демобилизовался, отказавшись от назначенной ему пенсии. Летчик не терпел разговоров, когда его называли «героем войны». Он не хотел ни денег, ни славы. От предложения снять фильм по его биографии Клод Изерли отказался, так же как и от гонорара в 10 000 долларов за него.

Вид разрушенной Хиросимы постоянно преследовал его, и он написал в муниципалитет города письмо, в котором называл себя преступником. Однако американские власти не признали его преступником, и тогда он решил совершить настоящее преступление. Дважды Клод Изерли примыкал к преступным шайкам, которые совершали ограбления. Но его, как «героя войны», дважды освобождали. В октябре 1960 года американские власти приняли решение о его пожизненном заточении в доме для умалишенных – в палате для особо буйных и неизлечимых.

А жители Хиросимы заново отстроили свой город, лишь в эпицентре атомного взрыва оставили не восстановленным остов разрушенного здания с опаленным куполом и пустыми глазницами окон – Атомный дом. Памятник в центре парка задуман так, чтобы человек, стоящий перед ним, как бы заглядывал в прошлое. Под сводом виден лишь Вечный огонь, полыхающий позади памятника, а дальше – в струях горячего воздуха зыбко колышется, словно изгибается от жара, оголенный Атомный дом.

Когда в августе 1945 года все живое вокруг этого здания сгорело, в факел превратилось и дерево гинго. Но наперекор всем утверждениям, что ничто живое не сможет здесь существовать в течение семидесяти лет, уже весной следующего года из земли появился росток, который со временем превратился в могучее дерево высотой пятнадцать метров. Удивительная жизнестойкость гинго связана с тем, что оно появилось на нашей планете задолго до динозавров. Чарлз Дарвин называл его «живым ископаемым», а сами японцы называют свой реликт «деревом, пережившим Апокалипсис».

НЛО

На протяжении последних десятилетий во всем мире наблюдалось уже свыше пятисот тысяч неопознанных летающих объектов. Миллионы людей видели их в различных условиях (но, в основном, в условиях полета) во всех концах планеты.

Зарегистрировано даже несколько случаев катастроф «летающих тарелок», когда в руки земных ученых должны были бы попасть хотя бы обломки инопланетного космического корабля. И, однако, при невероятном количестве фактов исследователи не могут дать конкретный ответ на вопрос: «Что же такое НЛО?» Они только признают, что во Вселенной происходит нечто такое, что мы еще не в состоянии постичь своим разумом. Советский писатель-фантаст А. Казанцев, автор многих известных произведений («Пылающий остров», «Арктический мост», «Дар Каиссы», «Лунная дорога» и другие), был уверен в существовании неопознанных летающих объектов. Во многих своих научных статьях он признавался: «Они, конечно же, существуют и наблюдают за нами в течение тысячелетий. Они в равной степени могут оказаться космическими аппаратами, кораблями или зондами из мира с другим измерением. Этот мир существует как сопредельный с нами, только невидимый и неощутимый. Существуют и “контактеры”, общавшиеся с пришельцами или связанные с ними телепатически».

^{Одна из многочисленных фотографий НЛО}

Сообщения со всех концов света о встречах с инопланетянами в последнее время поступают все чаще и чаще. Иногда это доверительные рассказы очевидцев и самих контактеров о якобы состоявшемся свидании. Иногда признание под гипнозом, когда человек неожиданно «выдавливает» из своей затуманенной памяти удивительные подробности того, что некогда произошло с ним, но сегодняшним сознанием не фиксируется.

Многочисленные свидетельства очевидцев, имевших контакты с «гуманоидами» или иными существами, собрал в своей книге «Странники Вселенной» Александр Непомнящий. У него тоже нет никаких сомнений в том, что НЛО реальны. Их наблюдают миллионы людей, их регистрируют радиолокаторы, фиксируют фото– и кинокамеры, чувствуют животные. По ним стреляли из зенитных орудий и пускали ракеты, их пытались догнать на военных самолетах, их наблюдали в воздухе и в космосе, на земле и под водой.

Еще в 1561 году жители Нюрнберга видели рядом с заходящим солнцем кроваво-красные, синеватые или черные шары и круглые диски. Их можно было видеть почти целый час, а потом они упали на землю, словно объятые огнем.

НЛО видел даже Христофор Колумб. Он находился во время вахты на палубе «Санта-Марии», когда заметил вдалеке мерцающий свет. Колумб кликнул одного моряка, и тот тоже увидел свет, появлявшийся и исчезавший несколько раз.

Одно из гораздо более ранних (и потому самых интересных) упоминаний об НЛО можно найти в связи с Александром Македонским, который, по легенде, вообще якобы путешествовал на небо. Александр Македонский умирает. «В воздухе нависла густая мгла, и на небе днем взошла необыкновенной величины звезда, быстро идущая к морю, сопровождаемая орлом, а кумиры в храме медленно со звоном колебались. Потом звезда снова пошла в обратный путь от моря и встала, горя, над покровом царя. В то же мгновение Александр умер».

Существует даже список сотен наблюдений НЛО, сделанных в древности и в Средневековье. Знаменитый немецкий сказочник Якоб Гримм описал древнюю легенду о корабле, прилетевшем из-за туч. Немецкий писатель XVIII века Монтанус говорил о колдовском корабле, который стремительно опустился на землю. Конечно, можно сослаться на творческую фантазию этих (и других) писателей, ведь подобные рассказы о пришельцах действительно становились сюжетами многих легенд и превращались в фольклорные темы. Но объяснений этим загадочным явлениям так и не находилось.

«Каспар Хаузер не был землянином. Его доставили к нам, он прибыл с другой планеты. Возможно, из совершенно иной Вселенной». Эти слова принадлежат уже не писателю-фантасту, а немецкому ученому первой половины XIX века, философу Людвигу Фейербаху.

По статистике, около двух миллионов людей в мире каждый год бесследно исчезают. Некоторые из этих исчезновений настолько удивительны, что поневоле заставляют думать о сверхъестественной силе.

…Июльским днем 1870 года в селе Быково Тверской области разнеслись слухи, что местный дорожный инженер нашел клад. Однако не все считали эти рассказы только слухами. Наоборот, многие признали такие разговоры далеко не беспочвенными. Всем давно было известно, что у священника сельской церкви, находившейся в четырех верстах от села, имеется тайная карта. И на карте той помечено, где этот клад захоронен.

Естественно, карты этой никто и в глаза не видел, однако селяне заметили, что инженер что-то уж зачастил в церковь. Не однажды видели его со священником, как они подолгу простаивали и с хмурыми лицами неизвестно о чем секретничали.

И вдруг инженер стал нанимать сельских мужиков для каких-то работ. Отобрал их около десятка, велел им взять необходимый инструмент и куда-то повел. Не прошли они и двух верст, как у распадка, заросшего ивняком, инженер остановился и сказал:

– Здесь копать будете яму в ширину аршина на три, а в глубину – пока не скажу «Достаточно!».

Сам сбросил свой форменный китель, уселся на камень и, достав портсигар, закурил. И наблюдал, как ловко и быстро орудуют лопатами и ломами мужики. Грунт здесь был тяжелый, каменистый. Вскоре работавшие скинули рубахи, и темные от загара спины их залоснились от пота. А ближе к полудню они и вовсе выбились из сил.

Тут, как назло, угораздило их прямо в центре раскопа наткнуться на громадный камень-валун – расколоть его нечем и обойти никак нельзя. Однако инженер нисколько, казалось, этим не был обескуражен. Он спустился в яму, очистил край камня от земли, и тот засверкал, как полированный. Тогда инженер приказал мужикам откопать камень полностью, ничем не повредив.

Через час инженер остановил работы и отправил мужиков в село на обед, оставив с собой лишь трех человек. Он долго и задумчиво смотрел на камень (который был неправдоподобно правильной овальной формы и отливал серебром), догадавшись, что это искусственное сооружение. Конечно, откопать нечто подобное инженер никак не ожидал.

Он медленно исследовал гладкую овальную стенку, заметив на ней как будто контур двери. Мужики молча наблюдали за ним. А он, уже изучив неприметную дверь, старался найти замок или запоры, чтобы открыть ее.

И нашел! Но едва начал возиться с этими непонятными и хитрыми устройствами, как вдруг совсем рядом зазвучала музыка. Испуганные восклицания мужиков заставили инженера обернуться. На краю распадка он увидел три человеческие фигуры в длинных белых одеяниях – двух молодых людей и меж ними седобородого старца.

– Закопайте все, как было, – спокойно и строго произнес старик, – и уходите отсюда побыстрее…

В тот же момент все трое пропали, будто их и не было. Мужики помогли инженеру выбраться из ямы – его била нервная дрожь, пот градом катился по бледному лицу. Крестясь и шепча молитвы, крестьяне закидали треклятый «валун».

Прошло тридцать лет. Июльским вечером 1900 года мимо этого места шли девушки из церкви домой – в село Быково. Неожиданно первые три исчезли одна за другой на ровном открытом месте. Закричав от ужаса и ничего не понимая, остальные девушки бросились в село и подняли всех на ноги. Пропавших искали почти два месяца, но так и не нашли…

Эту историю рассказал А. Глазунов, который считает, что Луна представляет собой искусственное небесное тело, созданное внеземными цивилизациями более ста тысяч лет назад. На Луне располагаются научные лаборатории многих внеземных цивилизаций гуманоидного типа. В некоторых из них работают десятки земных ученых.

Много фактов исчезновения людей приводит и А. Непомнящий в упоминавшейся уже книге. В 1930 году пропали все жители маленькой эскимосской деревни Ангикуни на севере Канады. Исчезли мужчины, женщины и дети, а привязанные к деревьям и оставленные без ухода собаки просто подохли от голода. Однако эскимос никогда бы не оставил собаку – своего верного друга – умирать одну. Но что еще более удивительно, могилы на местном кладбище были пусты и деревенские мертвецы тоже пропали. Исследование ягод, найденных на кухнях, показало, что за два месяца до прибытия в заброшенную деревню охотника Джо Лейбела (который все и обнаружил) она была еще обитаема: найденные ягоды зреют только в определенный период. Эскимосы оставили свои ружья, и это становится еще более убедительным доказательством того, что ушли они не по доброй воле, потому что оружие у эскимосов ценится особенно.

С тех пор прошло почти семьдесят лет, но никаких объяснений этому случаю не найдено и до сих пор. Индейцы, живущие в этом районе, говорят, что людей из деревни Ангикуни унес Вендиго – существо, которое водится в лесах канадского Севера. Индейцы отказываются его описывать.

Ученые разных стран много размышляют о возможности похищения людей внеземными существами. Время от времени в журналах и газетах публикуются заметки, статьи или даже целые исследования на эту тему, которые порой становятся подлинными сенсациями. Но, может быть, самый ужасный случай из всех зарегистрированных – это история похищения целого полка британской армии во время Дарданелльской кампании во время Первой мировой войны.

По свидетельству двадцати двух новозеландцев из третьего взвода первой пехотной роты, на «высоту 60» и окопавшихся там солдат опустилось, невзирая на порывистый ветер, облако серебристого «тумана». Оно оказалось совершенно плотным, почти «твердым» и достигало около восьмисот футов в длину, двухсот в высоту и трехсот в ширину.

Затем новозеландцы увидели, как к «высоте 60» промаршировал британский полк, первый в четвертой дивизии армии Норфолка, судя по всему, присланный в подкрепление к находившимся уже там частям. Действительно, генерал Гамильтон, командовавший войсками союзников, направил подкрепление контингенту Сувлабея на Эгейском море для захвата Константинополя.

После полудня 21 августа восемь странных торпедообразных облаков длиной 200–250 метров кружились возле участка дороги, спускавшейся к высохшему руслу реки. По этой дороге и приближались к «высоте 60» части британского Норфолкского полка. Все свидетели происшедшего единодушно подтверждают, что несколько сот солдат, вошедшие в спустившееся на дорогу облако, исчезли в нем и ни один не вышел с противоположной стороны.

Примерно через час «облако» плавно поднялось и двинулось на север, к Болгарии. А с ним, очевидно, и полк – все двести пятьдесят человек. Во всяком случае, на позиции не осталось ни одного солдата. Норфолкский полк пропал бесследно.

Подразделение официально занесли в списки «пропавших без вести», и сразу же после турецкой капитуляции в 1918 году Британия потребовала его возвращения. Турки клялись и божились, что полк (и вообще никого в этом районе) они в плен не захватывали, в боевые действия с ним не вступали и вообще даже не знали о его существовании.

В официальном отчете британской кампании в Дарданеллах указывается, что «полк был поглощен туманом неясного происхождения». Туман этот отражал солнечные лучи таким образом, что ослепил артиллеристов-наводчиков, из-за чего огневую поддержку обеспечить не удалось.

Двести пятьдесят человек пропали без вести…

Туман над Лондоном

О природе лондонских туманов хорошо известно еще из школьных учебников географии. Особенно досаждали они жителям английской столицы в 1950-е годы, когда в стране повсеместно существовало печное отопление. Дымили трубы фабрик, заводов, жилых домов.

И в осеннее время теплый влажный воздух Темзы, смешиваясь с бензиновыми выхлопами от автомобилей, с дымом фабричных труб и угарным газом от топившихся домашних печей, превращался в невообразимо плотную серую и вонючую смесь, которая опускалась тяжелым покрывалом на улицы. Бичом Лондона (как и ряда других городов Америки, Европы и Азии) стал так называемый смог – ядовитая смесь дыма и газовых отходов химических предприятий с туманом. Люди кашляли, подносили ко рту платки, проклинали туман. Тогда еще мало кто предполагал, какую опасность для здоровья жителей таил в себе этот смог.

Первые катастрофические случаи отравления людей смогом были отмечены в Бельгии. В результате чрезмерного отравления воздуха льежскими заводами в долине Мааса в декабре 1930 года умерли шестьдесят человек и пострадали более тысячи. В конце декабря 1948 года в Доноре (Пенсильвания, США) от смога пострадали более двух тысяч человек.

Легкая дымка тумана, окрашивающая все в блеклые тона, порой придает даже своеобразное очарование. Но беда, когда осенью или зимой туман сгущается. Поздняя осень, переходящая в зиму, для жителей столицы Великобритании была сущим кошмаром. На город опускается густая пелена, тяжелый мглистый воздух затрудняет видимость на улицах, вползает в помещения общественных зданий – кинотеатры, театры, рестораны, магазины, клубы, наполняя их вонючим смрадом. Он проникает в дома, одежда отдает его едким запахом, даже еда приобретает привкус смога.

^{Смог над Лондоном}

Именно в осенние дни, когда вся эта серая масса опускалась на город, начинались проблемы: снижалась скорость автомобилей, на перекрестках образовывались автомобильные «пробки», с которыми было не совладать и целой армии полицейских регулировщиков. Пешеходы пробираются вдоль стен зданий к ближайшим станциям метро, а автолюбителям не остается ничего другого, как прикорнуть за рулем в ожидании, когда туман рассеется. Но очень часто даже сигналящие автомобили наезжали друг на друга, в условиях плохой видимости сталкивались красные двухэтажные автобусы, шарахались в разные стороны пешеходы. Сутолока, неразбериха доходили до паники, и появлялись первые жертвы дорожного движения.

Не лучше обстояло дело и с поездами, прибывавшими в Лондон. Они пробирались буквально на ощупь. Включались прожектора, снижалась скорость. А на бегущих параллельно шоссе машинах также горели автомобильные фары, гудели сирены, звучали сотни автомобильных сигналов. Та же ситуация была и в порту, куда прибывали десятки судов.

Но хуже всего в таких условиях приходилось астматикам и всем тем, кто страдал в разной форме легочными заболеваниями. Да и здоровые в это время тоже испытывали недостаток кислорода. Наиболее слабые становились первыми жертвами лондонской коптильни. С сиреной осторожно ехали по городу кареты «скорой помощи», привозившие в больницы кашлявших и задыхавшихся людей.

Что такое туман? В чем его опасность для человека? Туман образуется в результате конденсации или сублимации водяного пара на аэрозольных жидких или твердых частицах, содержащихся в воздухе. Обычно он образуется при температуре более 20 градусов. Но может появляться и при более низких температурах. Видимость при этом значительно ухудшается, и плотность тумана зависит от размеров частиц, его образующих. Чаще всего туманы образуются в населенных пунктах, особенно в тех, в которых наличествует повышенное выделение гигроскопических ядер конденсации, в частности, продуктов сгорания.

Теперь несколько слов о Лондоне. Этот город расположен на равнине, на высоте всего пять метров над уровнем моря. Его окружают меловые куэстовые гряды. Климат преобладает морской, с мягкой зимой и нежарким летом Средняя температура самого холодного месяца (января) составляет 5,3 °C, самого теплого (июля) – 18,9 °C, в год выпадает 645 мм осадков. Именно в таких природных и климатических условиях чаще всего образуются туманы.

Самым смертоносным для жителей Лондона стал туман в декабре 1952 года, в который подметалась кислая угольная копоть из шахт. Воздух сделался серым, ухудшилась видимость. И неожиданно разом были отравлены сотни людей. Все больницы оказались переполнены, а жертвы тумана все еще продолжали поступать. Причем врачи оказались практически бессильны чем-либо помочь пациентам. Как защититься от загрязненного воздуха, от которого страдал и сам медицинский персонал? Нужны были кислородные подушки – их не хватало. Нужны были солнечный свет и ветер – их не было. Астматики задыхались. Возникали проблемы с лекарствами. И смертельный урожай не заставил себя ждать. За первые месяцы 1953 года было зафиксировано четыре тысячи смертей. А всего в течение года скончалось двенадцать тысяч человек.

Лондон, как и другие города Европы, был потрясен этими цифрами. Собственно, эти жуткие последствия смога и вынудили правительство принять срочные меры для создания принципиально новой системы отопления, и прежде всего отказаться от угля, перейти на более чистые мазут, нефть и газ.

Однако эта катастрофа не была последней. Спустя ровно десять лет ситуация несчастным образом повторилась. В декабре 1962 года над Лондоном и всей центральной Англией опустилось плотное облако тумана. Именно в эти декабрьские дни многие жители столицы Великобритании впервые одели противогазы – дышать выхлопными автомобильными газами, смешанными с тяжелым влажным воздухом, было опасно. Число погибших достигло 106 человек. К тому же повышенная влажность воздуха из-за возникшей электропроводимости стала причиной возгорания многих электроприборов. С того времени туман (или смог) стали называть киллер-смог, или туман-убийца.

Похороны Сталина

Когда утром 5 марта у себя на даче в Кунцеве умер вождь советского народа и мирового пролетариата Иосиф Сталин, вся страна застыла в ожидании. Что теперь будет? Кто заменит гения? Это с одной стороны. А с другой – предстояло готовить такие похороны, какие не устраивались еще ни одному политическому деятелю в мире.

На четыре дня в Советском Союзе был объявлен всенародный государственный траур. По сути, все ведомства, министерства, управления, заводы, фабрики в эти дни перестали работать. Все ждали главного дня – похорон, назначенных на девятое марта. Три дня подряд живая многокилометровая человеческая река, извиваясь по улицам Москвы, направлялась к Пушкинской улице (ныне Большая Дмитровка) и по ней к Колонному залу Дома союзов. Там на возвышении, весь в цветах, был установлен гроб с телом покойного. Среди желавших проститься с вождем было много приезжих, но первыми через специальный вход пропускали, естественно, иностранные делегации. Простые москвичи и прибывшие на прощание жители других городов Союза – все становились в огромную очередь. Из семи миллионов жителей советской столицы как минимум два миллиона человек желали воочию посмотреть на усопшего вождя.

^{Руководители КПСС и советского правительства во время похорон И.В. Сталина}

На исторические похороны из Грузии приехали специальные плакальщицы. Говорили, что их было несколько тысяч – женщин, одетых во все черное. В погребальный день они должны были идти за траурной процессией и плакать навзрыд, как можно громче. Плач их должен был транслироваться по радио. По нему уже четыре дня передавали только трагические музыкальные произведения. Настроение у советских людей в эти дни было подавленным. У многих отмечались сердечные приступы, недомогания, истощение нервной системы. Рост смертности среди населения заметно увеличился, хотя его никто толком не фиксировал.

Все стремились попасть в Колонный зал Дома союзов, чтобы хоть одним глазком посмотреть на человека, который уже при жизни стал памятником. Город как будто обезлюдел. И если на Пушкинской улице и в близлежащих переулках еще удавалось поддерживать порядок, то в более отдаленных местах из-за многотысячного скопления людей образовывалась давка. И вырваться на свободу из такого удушливого столпотворения было просто невозможно – всюду стояли войска и грузовики. Оцепление не давало толпе разойтись. И только с одной стороны улицы были свободны, именно оттуда, откуда напирала толпа. Все хотели обязательно влиться в живую человеческую реку и попасть на Пушкинскую улицу. Никто не знал, как подойти. Вот и тыкались люди по разным улицам и выходили на военных.

Информации никакой, одни только слухи. Согласно слухам, на Пушкинскую улицу можно было пройти со стороны Трубной площади. Вот туда и направился основной людской поток. Но не всем удалось добраться до нее. Многие умерли далеко на подступах. Сколько было погибших? Сотни, тысячи? Скорее всего, мы об этом уже никогда не узнаем. По свидетельствам очевидцев, все раздавленные тела складывали на грузовики и вывозили за город, где всех закапывали в одну общую могилу. Но самое страшное заключалось в том, что среди раздавленных были такие, которые приходили в себя, просили помощи. Их можно было еще спасти. Но «скорая помощь» практически не работала – в те траурные дни по центральным улицам запрещалось ездить. Раненые никого не интересовали. Их участь была решена. Ничто не должно было омрачить похороны Сталина.

Вот что писал о тех днях в своем произведении «Триумф и трагедия» Дмитрий Волкогонов. «Усопший вождь остался верен себе: и мертвый он не мог допустить, чтобы жертвенник был пуст. Скопление народа было столь велико, что в нескольких местах на улицах Москвы возникали ужасные давки, унесшие немало человеческих жизней». Это очень скупо. Чрезвычайно. Почти ничего. На многих улицах разыгрывались настоящие трагедии. Давка была такой сильной, что людей просто вжимали в стены домов. Обрушивались заборы, ломались ворота, разбивались витрины магазинов. Люди забирались на железные фонарные столбы и, не удержавшись, падали оттуда, чтобы уже никогда не подняться. Некоторые поднимались над толпой и ползли по головам, как это делали во время Ходынской давки, некоторые в отчаянии, наоборот, пытались пролезть под грузовиками, но их туда не пускали, они в изнеможении валились на асфальт и не могли уже больше подняться. По ним топтались напиравшие сзади. Толпу качало волнами то в одну сторону, то в другую.

Ученый-биолог И.Б. Збарский, который долгие годы занимался вопросами бальзамирования тела Ленина, в своей книге воспоминаний «Под крышей Мавзолея» писал, что в день прощания со Сталиным его вместе с женой буквально засосала толпа и выдавила на Трубную площадь. Ему удалось вместе с женой выбраться живым. Он писал, что в этой давке гибли не только люди, но и лошади, на которых сидели милиционеры.

Конечно, мы не располагаем сегодня точными сведениями о том, сколько погибло людей в безумном столпотворении. Об этом в то время запрещалось даже говорить. И только спустя несколько лет, уже в годы разоблачения культа личности, стали появляться свидетельства участников тех событий. Но никто всерьез не занимался изучением этого вопроса.

Вот что рассказывал об этом известный поэт Евгений Евтушенко, который позже снял фильм «Смерть Сталина»: «Я носил в себе все эти годы воспоминание о том, что я был там, внутри этой толпы, этой чудовищной давки. Эта толпа – гигантская, многоликая… У нее было в итоге одно общее лицо – лицо монстра. Это и сейчас можно видеть, – когда тысячи собравшихся вместе людей, быть может, симпатичных каждый в отдельности, становятся монстром, неуправляемым, жестоким, когда у людей перекашиваются лица… Я помню это, и это было зрелище апокалипсическое…

Ведь что тогда произошло? Комендатура города и Министерство государственной безопасности распорядились оградить Трубную площадь военными грузовиками, и со Сретенки, со спуска, хлынула человеческая Ниагара, люди были вынуждены давить друг друга, лезть через дома, квартиры, они гибли, были случаи, когда гибли дети. Это было похоже на то, когда толпа прет на футбол или бокс. Те, кто никогда не видел Сталина живым, хотели увидеть его хотя бы мертвым, но так и не увидели. Не увидел и я… Люди не плакали. Плакали, когда услышали сообщение о смерти вождя, на кухнях, на улицах. Здесь же все превратилось в борьбу за выживание, в борьбу за жизнь. Люди гибли, втиснутые в этот искусственный квадрат из грузовиков. Оцеплению кричали: “Уберите грузовики!”». Я помню одного офицера, он плакал, и, плача, спасая детей, он говорил только: “Не могу, указаний нет…”

Сколько погибло в той давке людей? Об этом мы никогда не узнаем. В то время все делалось тайно, скрытно. После давки тела всех погибших закидывали на те же грузовики и увозили в неизвестном направлении. Было ли погибших больше, чем во время Ходынской катастрофы, сказать трудно. Но, скорее всего, их было гораздо больше полутора тысяч. Участвовать в похоронах своего любимого вождя хотели миллионы.

Промышленный геноцид

Советский корреспондент В. Цветов долгое время работал в Японии, хорошо знал и полюбил Страну восходящего солнца. Он написал много восторженных книг и о самой стране, и о ее трудолюбивых жителях, но книга «Отравители из “Тиссо”» стоит особняком. В ней автор рассказал (со всеми подробностями) о страшной трагедии, которая случилась на восточном побережье японского острова Кюсю. Здесь расположился небольшой рыболовецкий поселок Минамата. Было время, когда люди кормили рыбу и рыба кормила их. Женщины готовили из тутового шелкопряда и рисовых отрубей подкормку, а мужчины отвозили ее в море. Наступала пора лова, и лодки возвращались, полные кефали, сельди, крабов и креветок… В этих благодатных местах лодки порой везли столько окуней, что казалось, будто к берегу движутся золотые трепещущие горы. Жители верили, что сам Дайкоку – бог удачи и богатства – частенько наведывается к ним.

Была рыба, был и праздник. На берегу встречавшие дули в большие раковины и плясали под эту незамысловатую музыку. Креветки, вытащенные сетью, напоминали распустившуюся сакуру. Такая красота! Но именно эта красота и принесла с собой болезнь, а потом и смерть.

Сначала рыбы стало просто меньше. Именно рыба принесла с собой болезнь, которая по названию поселка стала тоже именоваться «минамата» и которая вскоре вошла во все японские медицинские справочники.

^{Мемориал в городе Минамата}

Первые признаки катастрофы, обрушившейся на рыбаков и крестьян залива Минамата, были загадочными и жуткими. Неизвестный недуг вызывал отмирание мышц рук и ног, потерю речи, поражал головной мозг. Но начиналось все не с этого…

Сначала в поселке взбесились кошки. Они дико визжали, стрелой носились по улицам, со всего разбегу налетали на дома и людей, а затем кидались к морю, прыгали в волны и тонули. Чайки, взмыв в небо, складывали вдруг крылья, штопором вонзались в воду и оставались там бездыханными. Окуни подплывали к берегу, но были такими сонными и вялыми, что дети без труда ловили их руками.

А потом этой «кошачьей пляской» заболели люди. Врачи из больниц префектуры Кумамото определили, что мозг больных поражен частицами какого-то тяжелого металла. И тогда взоры исследователей обратились к заливу Минамата, куда тянулся канал, по которому стекала вода с производственными отходами концерна «Тиссо». Проведенный анализ показал, что в море, у устья канала, находятся частицы селена, таллия, марганца, меди, свинца, ртути.

Корпорация «Тиссо» с возмущением отвергла заключение медиков о том, что источник загрязнения воды (и, следовательно, болезни) – завод в Минамата. Более того, ее представители заявили о том, что в производственном процессе не применяются какие-либо вещества, способные отравлять воду. На этой лжи корпорация и попалась. По настоянию врачей завод отвел от залива канал, и с сентября 1958 года отходы от него полились в реку, которая протекает по поселку. Через три месяца болезнь уложила в больницы людей, живших по ее берегам.

Завод в Минамата – предприятие старое, он вступил в строй еще в 1908 году. Сначала жители поселка радовались, ведь завод – это работа для тех, кто ее не имеет, это увеличение рыбацких доходов, приобщение к городской культуре. Больше не надо будет мужчинам уходить на промыслы в другие места, а женщинам продавать себя, чтобы прокормить семью. На торжественном открытии завода его директор записал в «Книге истории поселка»: «Со строительством завода атмосфера в Минамата стала более свежей. Увеличилось его население, расширилась торговля, оживилось транспортное сообщение с другими районами страны». Вряд ли кто мог тогда даже предположить, что через пятьдесят лет эта запись будет восприниматься как издевка!

В 1908 году завод изготовил пятнадцать тонн карбида – производительность по тем временам огромная. В следующем году здесь стали выпускать сульфат аммония. Темпы производства наращивались с каждым годом, а уже в середине 1920-х годов в заливе Минамата впервые всплыла мертвая рыба. Потом мертвая рыба всплывала неоднократно, но «Тиссо» выплачивала рыбакам компенсацию. Правда, не очень щедрую, «чтобы тяга к роскоши не стала у рыбаков неодолимой».

Когда в 1944 году основатель корпорации Дзюн Ногути отошел в мир иной, никто не ведал, что за ним тянется длинный хвост преступлений. Но в памяти японцев его имя навсегда будет связано с «болезнью минамата» – первым в истории случаем отравления людей в результате загрязнения природы.

По мнению специалистов, к концу 1960-х годов «болезнью минамата» в той или иной степени были поражены сто тысяч жителей в префектурах Кумамото и Кагосима. Среди рыбаков и крестьян самого поселка были нарушены функции органов чувств, органов слуха или органов зрения, шесть процентов детей стали рождаться с церебральным параличом (по всей стране с подобным заболеванием появлялись на свет 0,2 процента малышей). Сорок малышек в Минамата были с полным набором признаков этой болезни – от судорог до потери речи.

В 1950 году выработка ацетальдегида на заводе достигла своей наивысшей мощности, и сбросы ртути в залив стали наибольшими за все время существования завода. Корпорации достаточно было потратить только три процента от прибыли на сооружение очистных сооружений, чтобы трагедия поселка не разрослась до размеров национального бедствия, но…

В конце 1959 года сообщения врачей из университета Кумамото о настоящей причине болезни взбудоражило всю Японию. Заводские охранники уже не могли чинить препятствия всевозможным комиссиям, которые прибывали сюда почти каждый месяц. Общественность вздрогнула, узнав, что содержание ртути в крабах, выловленных в заливе Минамата, составляет 35,7 ррм, в кефали – 10,6 ррм, в креветках – 5,6 ррм. Японское законодательство об охране природной среды допускает содержание ртути в рыбе не выше 0,4 ррм. А когда произвели замер в устье сточного канала, то оказалось, что концентрация ртути в нем равна 2010 ррм!

После шока от такого известия власти наконец пришли в движение. Нет, они не закрыли завода. Даже не потребовали объяснений у дирекции «Тиссо». Экономический департамент префектуры Кумамото лишь запретил продажу рыбы, добытой в заливе. Что касается лова, то это было оставлено на усмотрение самих рыбаков. А сама корпорация объявила, что в годы Второй мировой войны американские бомбардировщики потопили в заливе транспорт с боеприпасами, которые в то время выпускал завод. Загрязнение произошло из-за рассеивания в воде взрывчатых веществ. А так как завод работал на оборону страны, то залив должно чистить правительство.

Во вторую половину XX века Япония вступила сверхмощной технической державой. Самые большие танкеры, самые миниатюрные компьютеры, самые высокие здания (среди стран с высокой сейсмичностью), самые быстрые поезда… Однако, когда пришла пора подвести итоги безумного технического прогресса, японцам пришлось признать, что они много приобрели, но больше потеряли.

В заливе Тогонура, например, с 1967 года никто не отваживается купаться – вода здесь коричнево-красная от химических отходов. Рыбаки уходят на промысел за 50–60 километров от берега, но даже на таком расстоянии им попадаются уродливые рыбы невиданной формы.

В залив впадает речка Уруи, которую называют «чудом». Однажды репортеры газеты «Майнити» набрали в ней воды и проявили в ней фотопленку. Газета напечатала эти фотографии, сопроводив их подписью: «“Чудо” на реке Уруи произошло благодаря усилиям бумажных фабрик, которые превратили воду в реке в проявитель».

В 1976 году у жителей острова Цусима появились признаки болезни «итай-итай» – отравление кадмием.

Жители поселка Минамата подали в суд иск на корпорацию «Тиссо». В 1972 году, когда судебное разбирательство длилось уже четвертый год, было устроено выездное заседание. Судья с помощниками отправились за показаниями к больным, недуг которых не позволял им оставить дом и приехать в Кумамото.

Рассматривался иск и Ёсико Уэмура, и она рассказывала в суде следующее: «Моя дочь Токомо родилась в июне 1951 года. Через два дня после родов судорога свела тело девочки. Я обняла ее и подумала: вот согрею, судорога и пройдет. Но девочка корчилась все сильнее…»

Судья пришел в дом, чтобы допросить саму Токомо. Но единственный звук, который она научилась произносить за 21 год жизни, был: а-а-а. Да и не услышала бы Токомо вопросов судьи – она родилась глухой. Не мог решить судья, видит ли она его. В широко открытых, немигающих глазах девушки отсутствовала всякая мысль.

В маленьком соседнем дворе, покрытом щебенкой, судья увидел худого, угловатого мальчика. Неловко подбрасывая камень (который, видимо, служил ему мячом), он так же неловко пытался попасть по нему бейсбольной битой. Страшно искривленные руки не слушались, но мальчик упрямо, будто заведенный, продолжал подкидывать «мяч». Нескладные движения, которые он повторял с механической методичностью, вызывали ужас. А когда ребенок обернулся на оклик, судья увидел, что его подбородок покрывала уже седеющая щетина.

Судья долго смотрел на стареющего мальчика, а потом повернулся и тихо пошел со двора…

Потопление линкора «Новороссийск»

Этот мощный по тем временам линейный корабль под названием «Джулио Чезаре» (или «Юлий Цезарь») начали строить на верфи итальянского города Генуя еще в 1910 году. Предполагалось, что он станет третьим после возводившихся там же линкоров-гигантов – «Леонардо да Винчи» и «Конте ди Кавур». Закончили сооружение линкора довольно быстро – ровно через четыре года. Хорошо вооруженное и быстроходное судно водоизмещением 24 тысячи тонн развивало скорость до 22 узлов в час. У него имелись два трехствольных орудия и три двуствольных, три подводных торпедных аппарата, весь корпус линкора был бронирован.

^{Линкор «Новороссийск» в 1949 г.}

Но судьба всех трех линкоров оказалась похожей по своей трагичности. «Леонардо да Винчи» еще в 1916 году перевернулся от взрыва, прогремевшего под его корпусом, и затонул в Таранто, возле Италии. «Конте ди Кавур» был потоплен в 1940 году английской авиаторпедой. «Джулио Чезаре» был передан в 1949 году советской стороне по соглашению о разделе военно-морского флота Италии, принятому в декабре 1943 года на Тегеранской конференции.

Его передача советской стороне состоялась в албанском порту Вера в феврале 1949 года. Тогда же линкор переименовали в «Новороссийск» и на нем был поднят военно-морской флаг СССР. Это был уже не тот корабль, который сошел со стапелей генуэзской верфи в 1914 году. Итальянские корабелы еще в 1937 году основательно модернизировали судно: нарастили его переднюю часть, сделали более плавные обводы, и корабль сразу увеличился в длину на 10 метров. Заметно усилился и калибр вооружений.

Особую сложность для советских моряков представляла транспортировка линкора в 1949 году в родной Севастополь. Никакой технической документации на судне не осталось, а все надписи на нем были сделаны на итальянском языке, которого никто не знал. При передаче линкора советской стране итальянцы даже через переводчика ничего толком не объяснили. Кроме того, советское командование вполне справедливо опасалось диверсии со стороны бывших противников в войне, и несколько дней было потрачено на то, чтобы обследовать все уголки линкора. Проверялись даже баки, в которых хранилось топливо. Особое подозрение вызывал наращенный нос корабля. Всюду были заметны сварные швы. Не заложили ли итальянцы туда взрывчатку? Но проникнуть через бронированную новую обшивку и все проверить было невозможно – корабль потерял бы тогда свою плавучесть.

Столь тщательные меры обследования «Новороссийска» в то время были вполне обоснованны. А в том, что диверсия возможна, тогда никто не сомневался: все помнили о судьбе его предшественников и с большим подозрением относились к «подарку данайцев». Кроме того, стало известно, что бывшие боевые пловцы из спецподразделения князя Боргезе поклялись, что итальянский флагман будет взорван.

Однако ничего подозрительного обнаружить не удалось, и была дана команда сниматься с якоря. Развив в пути скорость до 16 узлов, корабль своим ходом на всех парах благополучно добрался до Севастополя.

Начиная с 1949 года, линкор служил, собственно, демонстрационным целям военного устрашения. Судно выходило в море, чтобы показать вооруженным силам НАТО (в частности, Турции и Италии) свою боеготовность, оно участвовало во многих учебных маневрах и операциях. Его восемь раз ремонтировали и тоже модернизировали, правда, на советский лад: содрали всю краску подводной части, которая способствовала лучшему скольжению корабля, заменив ее на традиционный сурик, отчего «Новороссийск» сразу погрузнел и потерял свою первоначальную скорость. Проведенное очередное обследование корпуса судна и его машин в 1955 году показало, что, хотя износ составляет 15 процентов, линкор послужит еще как минимум лет десять.

В конце октября 1955 года после очередных учений «Новороссийск» вернулся в Севастопольскую бухту и встал на якорь напротив Военно-морского госпиталя. Глубина моря в этом районе составляла всего 17–18 метров. Вечером часть офицеров и моряков сошли на берег, а на судне оставались 1600 человек команды.

Ночью бодрствовали только вахтенные офицеры и матросы. Ничего необычного в их поле зрения не попадало, не было никаких тревожных сообщений. Неожиданный взрыв, сопровождавшийся вспышкой, прозвучал в половине второго ночи. Взрыв раздался под водой, причем как раз под носовой частью «Новороссийска». Корпус огромного судна тяжело вздрогнул.

В темноте трудно было разобрать, что же произошло. Проснувшиеся моряки сначала предположили, что с ними столкнулся один из миноносцев, возвращавшихся из похода, но потом выяснилось, что никаких судов поблизости не было.

От взрыва на «Новороссийске» из строя вышел генератор, не работало и аварийное освещение. Носовая часть судна, получив, видимо, огромную пробоину, наполнялась водой и стала быстро погружаться в море. Но и тогда еще никто не думал о возможных трагических последствиях. Вся команда пыталась удержать судно на плаву. Вскоре наладили работу аварийной энергоустановки, появился свет, заработали помпы и начала выкачиваться вода – в общем, делалось все возможное, чтобы определить размер разрушенной подводной части корабля. Перекачка мазута с одного борта на другой привела к выравниванию судна, однако его носовая часть все равно уходила под воду, и вскоре на значительной части палубы (вплоть до первого трехствольного орудия) уже плескались волны.

Естественно, на помощь тонущему линкору сразу же пришли другие военные корабли, прибыло высокое начальство во главе с командующим флотом вице-адмиралом Пархоменко.

Но никакие принятые меры не могли спасти судно, а появление на линкоре командующего только добавило нервозности и беспорядка в проведение спасательных работ. Все понимали, что судну грозит опасность затопления на мелководье, и была тотчас предпринята попытка отбуксировать его на мель, где оно не могло бы уйти под воду.

Но отбуксировать его удалось совсем недалеко, так как уже много воды поступило внутрь корабля и он сильно потяжелел. Корабль стал сильнее накреняться, а в 4 часа 15 минут линкор «Новороссийск» с находящимся на борту экипажем перевернулся.

Спасти тех, кто оказался внутри и мог еще некоторое время продержаться в воздушных пузырях, не представилось возможным. Из-под тонущего линкора выбрались только около десяти человек, остальные или задохнулись, или захлебнулись.

Это была страшная трагедия, замолчать которую даже в то время никто не решился. Для выяснения причин гибели линкора была создана правительственная комиссия. Однако она так и не смогла обнаружить, что же послужило причиной взрыва.

Одна из выдвигавшихся версий предполагала, что взорвалась лежавшая на дне немецкая крупногабаритная мина, которую зацепил якорь «Новороссийска».

Была и вторая версия – подводная диверсия. Пловцы-диверсанты князя Боргезе не могли простить потерю своего линкора и решили отомстить Советам. Они сумели каким-то образом добраться до Севастополя и подвели под свой линкор мощный заряд с часовым механизмом.

Правительственная комиссия склонялась к первой версии. В ее пользу говорили многие факты. Когда линкор удалось с этой небольшой глубины поднять и осмотреть пробоину, то по характеру разрыва и загнутости металла внутрь определили, что взрыв был внешний, донный, так как в корпус корабля попало много ила. Вес взрывного устройства был большим, до нескольких сот килограммов. Кто мог отбуксировать такое значительное количество взрывчатки, способной пробить броню толщиной в двадцать сантиметров, в Севастопольскую бухту?

Едва ли итальянцы решились бы на такую сложную и дорогостоящую операцию. Если доставлять все это морем, то им потребовался бы по меньшей мере катер. Но кто бы его пропустил в советские территориальные воды? Если по железной дороге – то такой груз они вообще не смогли бы транспортировать. Самолет исключался вообще.

Позднее, уже в 1980-е годы, когда прежнее руководство военно-морским флотом Италии давно уже было на пенсии и старые распри позабылись, некоторых военачальников спрашивали о возможной диверсии на линкоре «Джулио Чезаре». Ответ был отрицательный. Такая задача не ставилась, да и не нужна она была в то время итальянскому правительству и народу, истощенному недавней войной и стремившемуся залечить собственные раны.

В анналах советского Военно-морского флота записано, что линкор «Новороссийск» затонул от взрыва фашистской глубинной мины, оставшейся на дне Черного моря со времен войны.

Вайонтская катастрофа

Оползни и сходы снежных лавин в горах являются чаще всего следствием того или иного природного явления – землетрясения, извержения вулкана или всеобщего потепления. Но бывает и так, что их сход может спровоцировать техногенная деятельность человека, иногда даже обычное эхо. Например, во время Первой мировой войны, когда боевые действия происходили в тирольских Альпах, из-за гула артиллерийских выстрелов сдвинулись мощные снежные пласты. Гигантские лавины в этих местах срывались и раньше, и люди, зная их коварный характер, стараются не шуметь, а если возможно, то и избегать опасных мест.

Но вот в 1963 году невдалеке от тирольских Альп, в долине реки Пьявы, окруженной скалистыми берегами и ставшей известной благодаря роману Эрнеста Хемингуэя «Прощай, оружие!», разыгралась настоящая трагедия. В верховьях этой бурной реки, к северу от Венеции, в 1960 году была построена мощнейшая плотина Вайонт высотой 265 метров. Ширина плотины достигала двадцати метров. В те годы она считалась одной из самых высоких в мире. Посмотреть ее приезжали многочисленные толпы шумных и любопытных туристов. Места там красивейшие, а от высоты дух захватывает.

^{Вайонтская плотина}

Плотину возводили с таким расчетом, чтобы она выдержала не только напор воды, но и землетрясение, если такое случится. Перед строительством были проведены подробные геологические исследования, в результате которых было признано, что большой опасности оползней не существует. Сместиться могут только рыхлые отложения, а их объем невелик. Он не превысит 0,5 млн кубических метров, а это для плотины никакой опасности не представляет.

В июле, когда водохранилище было заполнено водой, начавшееся ранее на склоне горы Монте-Тоц медленное смещение рыхлого материала ускорилось. Первого октября люди заметили, что животные убегают со склона горы. Через неделю скорость смещения рыхлого материала возросла еще более, а девятого октября весь склон горы ополз на тридцать сантиметров. Жители селения, расположенного около плотины, очень встревожились, а так как пошел еще и дождь, их опасения стали гораздо серьезнее. Однако никакого специального распоряжения об эвакуации не последовало.

Поздним вечером девятого октября со стороны горы Монте-Тоц послышалась серия резких ударов, и весь склон ее обрушился. Не полмиллиона кубических метров камней, а целых сто миллионов кубометров рухнуло в водохранилище со скоростью сто километров в час. Каменный поток перехлестнул через плотину и взметнулся на противоположный склон до высоты 130 метров.

Поднявшаяся волна перелилась через плотину и упала с высоты четырехсот метров. Сначала она залила и опустошила селение Сан-Мартино. Селение Кассо под горой Монте-Бурго было уничтожено полностью. Дома, построенные выше того уровня, куда достигала волна, были буквально «сдуты». Перелившаяся через плотину волна достигала высоты 165 метров, однако самой плотины она не повредила.

Сорок миллионов кубических метров воды хлынуло в долину реки Пьявы. Первым на ее пути оказался городок Лонгароне. Все дома в нем были уничтожены, и все его жители, до единого человека, погибли во время этой страшной трагедии.

В безнадежном положении оказались жители и других населенных пунктов. Вода уничтожила один за другим селения Ривальту, Пираго и Вилланову, и потребовалось ей для этого всего пятнадцать минут. Разлившись в ширину, она оставила за собой развалины и трупы более двух тысяч погибших людей. Никого, кто видел бы эту катастрофу своими глазами, не осталось в живых, никто ее не пережил. Тела погибших находили потом за восемьдесят километров от плотины.

Водохранилище после этого бедствия оказалось наполовину заполненным рыхлым материалом, и плотина Вайонт оказалась не пригодной для использования. Потом, конечно, некоторые специалисты по инженерной геологии сошлись на том, что место для плотины было выбрано неудачно. Однако большинство продолжают утверждать, что данная катастрофа относится к числу непредсказуемых.

Горючая нефть с «Торри Каньон»

Эта экологическая катастрофа, не имеющая аналогов по своим печальным последствиям, произошла ранним субботним утром 18 марта 1967 года с крупнейшим итальянским нефтеналивным танкером «Торри Каньон», построенным в США и плававшим под либерийским флагом. По своим параметрам это был один из крупнейших кораблей в мире. Вся мировая пресса писала, что «Торри Каньон» является предвестником новой эпохи – эпохи глобальной транспортировки нефти морским путем, что будущее за крупнейшими танкерами, которые будут обеспечивать энергетическим сырьем все население земного шара. Но разыгравшаяся трагедия стала серьезным напоминанием всему миру: неосмотрительная и чрезмерная техногенная деятельность людей грозит новыми бедствиями – таким глобальным загрязнением природы, которое может иметь необратимые последствия для жизни всего человечества.

^{Танкер «Торри Каньон» садится на мель у Лэндс-Энда}

Капитан танкера «Торри Каньон» Патренье Руджиати закончил вахту в два часа ночи и отправился на отдых в свою каюту. Судно шло заданным курсом, и ничто не предвещало беды. Но именно в это время на капитанском мостике заметили, что примерно в 25 милях от судна, прямо по курсу находится Бишопская скала. Беспокоиться, собственно, было не о чем. Танкер спокойно мог миновать этот опасный ориентир, расположенный к западу от островов Силли, хотя в предрассветной мгле скала была видна не очень хорошо. Но раз ее засекла судовая радарная установка, то этого вполне достаточно, чтобы вовремя сориентироваться и пройти мимо.

Всю ночь корабль следовал точно на север, по направлению к Англии. В своих огромных трюмах он вез 120 тысяч тонн сырой нефти из Кувейта, предназначавшейся для перекачки в Милфорд-Хейвене (графство Южный Уэльс). По расчетам штурмана, они должны были обогнуть Бишопскую скалу с западной стороны, однако его расчеты оказались неверными.

На мостике вместо капитана дежурил старший офицер Сильвано Бонфилья. Когда в 6.30 утра он проверил местонахождение судна, то выяснилось, что они сбились с курса. Нефтеналивной танкер шел не западнее, как предполагалось, а наоборот – восточнее островов Силли. В хорошую, ясную погоду любое судно могло бы спокойно пройти по узкому проливу, который отделял эти острова от Лэндс-Энда. Но для такого гигантского нефтеналивного танкера, каким был «Торри Каньон», проблемы возникли сразу же. Дело в том, что танкер длиной в 300 метров имел солидную осадку – в 17 метров.

Обнаружив отклонение от курса, Бонфилья немедленно отключил автоматическое навигационное устройство и дал команду поворачивать в сторону Бишопской скалы. Он намеревался в течение часа вести корабль к скале, а затем спокойно обогнуть ее. Его расчеты были основаны на вполне здравой логике. Уже по завершении маневра он позвонил капитану, чтобы сообщить ему о причине изменения курса. Однако капитан таким решением был весьма недоволен и приказал восстановить прежний курс. Он не стал даже подниматься на мостик, так как был уверен, что ничего страшного не произойдет, и приказал идти через пролив. Бонфилья не очень понимал, что стоит за капитанским решением, но не стал его оспаривать и снова включил автоматическое навигационное устройство.

В 8 часов утра танкер находился в 14 милях от пролива. Капитан еще раз уточнил местонахождение судна и поправил курс. Сделал он это с таким расчетом, чтобы пройти в 6 милях от островов Силли, хотя возникла опасность, что они могут наткнуться на подводные камни, находившиеся в этой акватории. Как раз посередине между островами Силли и Лэндс-Эндом располагались «Семь камней», как моряки называли полуторакилометровую и очень опасную гряду небольших подводных скал, ставших причиной гибели не одной сотни кораблей. При нормальной погоде и во время отливов «Семь камней» хорошо видны, и суда спокойно обходят их стороной. Но когда во время приливов они скрываются под водой, то их могут не опасаться суда только с низкой осадкой. А что делать тяжело груженному «Торри Каньону»?

К утру 18 марта 1967 года погода установилась хорошая, на море образовался штиль, была неплохая видимость, и прилив к тому же оказался в высшей точке. В этих условиях капитану Руджиати следовало взять всего на две мили в сторону от прежнего курса, и танкер спокойно прошел бы мимо камней. Но, странным образом, все его последующие действия как бы специально были направлены на то, чтобы приблизиться к катастрофе.

В начале девятого утра «Торри Каньон» заметили моряки плавучего маяка, охраняющие проходящие суда от «Семи камней». Они тотчас сообразили, что если танкер будет следовать и дальше прежним курсом, то он неминуемо врежется в камни. На маяке выбросили предупредительный флаг и пустили ракеты. Увы, никакого ответа на предупредительные сигналы с танкера не последовало. Капитан Руджиати, как завороженный, вел свое судно прямо на гряду камней. Позднее выяснилось, что по мере вхождения в пролив он собирался сделать поворот влево.

Находясь на мостике, капитан первым делом выключил автоматическое навигационное устройство, вырулил судно носом на север и снова включил устройство. Но неожиданно впереди, прямо по курсу, показались два рыболовных судна. «Торри Каньон» на полном ходу, в 16 узлов, либо должен был натолкнуться на два эти судна, либо… Для раздумий времени не оставалось. Только теперь Руджиати понял, что катастрофы ему не миновать. Он надеялся еще проскочить над камнями и отдал приказ рулевому повернуть влево до отказа. Рулевой завертел штурвал – безрезультатно. Судно по какой-то непонятной причине не поворачивало. Рулевой позвал капитана, и Руджиати наконец сообразил, что штурвал не подчиняется рулевому только потому, что управляется автоматическим устройством. Руджиати переключился на ручное управление, и штурвал снова стал послушен. Но жизненно важные секунды были уже упущены.

В 8.50 «Торри Каньон» со всего хода наткнулся на скрытый под водой первый из «Семи камней» и намертво застрял. На мгновение Руджиати потерял дар речи. Он понял, что привел свой гигантский танкер – маломаневренный даже в спокойную погоду и при идеальных условиях видимости – на максимальной скорости прямо на группу скал, нанесенную на все карты мира. Это был не просто удар, это могло означать гибель его танкера. Он немедленно потребовал сведений о полученных повреждениях. Никакой надежды – танкер плотно сидел на камнях, и из его трюмов вовсю хлещет нефть.

Руджиати понял, что его непростительная ошибка будет иметь катастрофические последствия. Но худшее ожидало его еще впереди. Пробоина у «Торри Каньон» оказалась почти на половину длины корпуса – 150 метров! Это означало, что из всех его 23 танков в море стала выливаться сырая нефть (примерно по шесть тысяч тонн в час). Черные маслянистые пятна уже окружили танкер.

Руджиати не оставалось ничего другого, как отдать приказ начать выкачивать нефть из танкера. Он рассчитывал, что облегченное таким образом судно сможет сняться с камней, окажется на плаву. Были включены все помпы, и в море стал выплескиваться пенный поток нефти. В 11 часов над «Торри Каньоном» закружил первый вертолет Королевского военно-морского флота Великобритании. Экипаж винтокрылой машины тотчас понял, что случившаяся катастрофа – это разлив нефти беспрецедентного в мировой практике масштаба. Еще через час к месту происшествия прибыл специальный голландский спасательный буксир «Утрехт». На борт «Торри Каньона» поднялись спасатели, которые хотели определить масштабы происшедшего. По их оценке, танкер засел на камнях тремя четвертями длины своего корпуса, и снять его с помощью буксиров было невозможно.

Сигналы тревоги уже передавались береговой охране. К двум часам к танкеру прибыли три буксира и еще два корабля Королевского военно-морского флота. С них стали распылять детергентные вещества по всему расплывшемуся нефтяному пятну, чтобы предотвратить расползание нефти в море. Особенно опасались они, что гигантское пятно подойдет к берегу и вызовет гибель птиц, рыбы, испортит многокилометровые пляжи.

В Лондоне, куда уже тоже поступило тревожное сообщение, забили тревогу. Руководство Министерства обороны на чрезвычайном заседании обсуждало меры борьбы с нефтяным пятном, расплывающимся по направлению к пляжам Вест-Кантри. К вечеру того же дня из танкера в море вылилось почти 40 тысяч тонн сырой нефти, которая захватывала все большие и большие участки моря. Вода сделалась маслянисто-черной.

Помпы на танкере к тому времени отказали, так как водой были затоплены все паровые котлы. Уже на следующий день, 19 марта вокруг беспомощного танкера появились десятки судов Королевского военно-морского флота. Они окружили «Торри Каньон» и принялись разливать детергенты по краям все увеличивающегося пятна, однако особого успеха не добились. Надо было что-то срочно предпринимать, и тогда решили призвать на помощь специалистов из Америки, уже имевших опыт борьбы с такими несчастьями.

Начальник спасательной службы Королевского военно-морского флота прибыл на борт танкера в сопровождении американского представителя нефтяной компании «Юнион Ойл» из Лос-Анджелеса. Спасатели полагали, что спасти судно можно только при условии, если не ухудшится погода и танкер не сломается пополам. Однако ситуация уже вышла из-под контроля, и 21 марта в кормовых надстройках танкера произошел взрыв такой силы, что разорвал его обшивку. К тому времени вся команда «Торри Каньон», за исключением капитана Руджиати и трех офицеров, на спасательном судне была снята, но во время взрыва погиб командир голландской спасательной команды.

Возникла опасность, что могут быть и новые взрывы, но начатую работа останавливать уже было нельзя. На следующий день, 22 марта, премьер-министр Великобритании Гарольд Вильсон, дача которого находилась на островах Силли, решил собрать чрезвычайное совещание правительственных экспертов и ученых, чтобы выявить все возможные способы спасения береговой линии, ее пляжей, фауны и флоры от дрейфующей нефтяной массы. Сообщения, которые он услышал, были очень мрачные. Во-первых, поднялся ветер, и море стало штормить. Возникла опасность столкновения судов, которые маневрировали возле «Торри Каньон». Этот же ветер грозился отнести нефтяные пятна не в океан, а к берегу.

Еще через день ветер усилился и достиг, как и в момент крушения, скорости 36 километров в час. Спасатели уже стали делать последние приготовления к снятию «Торри Каньон» с камней, но ветер неожиданно изменил свое направление, и огромное нефтяное пятно понесло прямо к берегам Корнуолла. С момента крушения в море вылилось, по предварительным оценкам, 50 тысяч тонн нефти, еще 70 тысяч тонн оставалось в танкере.

И вот настал черный день, 25 марта, когда нефть достигла берега. В черной густой грязи беспомощно барахтались тысячи чаек, бакланов и других морских птиц. Волнами нефть вынесло на песок, она достигла пляжных ограждений, появилась на асфальтовых дорожках. В этот момент три буксира, закрепив на «Торри Каньон» тросы, принялись стаскивать его с камней. В свободные трюмы закачали воздух, чтобы увеличить плавучесть танкера, но и эта попытка не принесла успеха – танкер развернулся только на восемь градусов.

На следующее утро неожиданно поднялся шторм, правда, во второй половине дня ветер немного стих. И снова (теперь уже четыре буксира) стали стаскивать застрявший танкер. И опять неудача – разорвались все тросы. Вот тут-то и случилось непоправимое, волны довершили начатое буксирами – танкер сломался пополам. При этом еще 50 тысяч тонн нефти вылилось в море. 27 марта вся Корнуолльская береговая линия от Лэндс-Энда до Ньюкуэя оказалась черной от нефти.

Огромные нефтяные пятна стали приближаться к северному побережью Англии и столь же обширные – к французскому. Казалось, что стихии пришел «на помощь» небывалый за последние 50 лет весенний прилив. И тогда в Лондоне было принято решение разбомбить остатки «Торри Каньон». В течение трех дней истребители-бомбардировщики забрасывали бомбами разломанный на части танкер. После первых попаданий из-за поднявшегося огня и дыма стало затруднительным прицельное бомбометание с 800-метровой высоты. И тем не менее несколько десятков сброшенных бомб достигли свой цели. В бушующее пламя истребители сливали свое горючее, и практически вся остававшаяся в танкере нефть выгорела.

Проходившее в Генуе заседание следственной комиссии, рассматривавшей дело о катастрофе танкера «Торри Каньон», признало виновным в его гибели капитана Руджиати.

Не застрахованные ничем…

Крупнейший универмаг «Инновасьон» расположился на улице Нев – почти в самом центре Брюсселя. Был обычный майский день, почти половина второго пополудни, когда в универмаге обычно собирается наибольшее число посетителей. Только обслуживающего персонала было в нем 1200 человек. Именно в это время и случился в универмаге пожар, какого в благополучной Бельгии не видели уже давно.

Как выяснилось впоследствии, пожар начался на четвертом этаже в секции спортивных товаров: от взрыва бутанового баллончика загорелись палатки и другие предметы туристского снаряжения. Пламя с молниеносной быстротой перекинулось на другие этажи, и уже через несколько минут многоэтажный универмаг превратился в пылающий костер. Системы сигнализации и автоматического пожаротушения оказались неисправными, и, как потом утверждали сотрудники магазина, сигнал тревоги не сработал.

Одна из продавщиц, работавшая на четвертом этаже, потом рассказывала: «Я увидела черный дым, который распространялся не снизу, а сверху». Другая продавщица – из детского отдела – тоже заметила дым и побежала искать начальника службы безопасности универмага.

^{Вид на центральную часть Брюсселя}

Не найдя его, она рассказала обо всем встретившемуся ей пожарному. Вместе с ней он вернулся и попытался с помощью огнетушителя ликвидировать пожар. Но когда это сделать не удалось, пожарный по телефону сообщил в городскую пожарную охрану.

В универмаге между тем началась паника. Обезумевшие от страха и ужаса люди бежали по всем направлениям. Очутившись в темноте, они натыкались на прилавки, сбивали друг друга с ног, отчего неразбериха и суматоха еще больше усиливались. Некоторые, спасаясь от пламени, выбрасывались из окон прямо на мостовую. Из-за бушевавшего пламени прекратилась подача электричества и, как следствие этого, остановились пассажирские лифты. Многие из них заблокировались, а находящиеся в них люди сгорели заживо. В огне погибли свыше 320 человек, сотни раненых были доставлены в госпиталь.

Одна женщина сорок минут простояла в проеме окна на четвертом этаже в ожидании, пока до нее доберутся пожарные. А им пришлось все это время, показавшееся покупательнице вечностью, отсоединять провода городского освещения, чтобы достичь окна. Когда женщину наконец благополучно спустили на землю, в собравшейся внизу толпе раздался вздох облегчения.

В другом месте пожилой мужчина с энергией отчаяния вскарабкался на карниз, уцепился за водосточную трубу и через пять минут – тоже показавшиеся вечностью – соскользнул на землю. Руки его были сильно обожжены и разодраны.

Улица Нев вся была засыпана битым стеклом, металлические полотна валялись на земле, а на фасаде универмага даже после катастрофы несколько дней зияли пустые витрины. Жильцы кварталов, прилегающих к универмагу, в срочном порядке были эвакуированы, так как раздуваемый ветром огонь мог перекинуться и на соседние улицы.

Начальник пожарной службы города Брюсселя вспоминал потом: «Когда мы прибыли, над универмагом уже вздымался столб пламени. Ни минуты не медля, мы занялись спасательными работами: растянули внизу полотно, поставили несколько лестниц. Но вскоре и сами спасательные лестницы оказались в огне… Критический момент наступил в 16.00, когда пламя перебросилось на улицу Дамье и огненным шквалом обрушилось на стоящие на ней дома».

Вскоре огонь добрался и до текстильного склада «Фишер» на улице Канон. Жара была такая, что на одном из пожарных загорелась каска. Да что там каска! На шестом этаже близлежащего магазина «Приба» расплавились противопожарные бронированные двери, рассчитанные на температуру 1050 °C.

Все пожарные силы Брюсселя стягивались на улицу Нев. Но подъездные пути к месту пожара были настолько узки, что пожарным машинам приходилось маневрировать с большим трудом. Особенно тяжело было приблизить большие лестницы и выдвинуть их. Несмотря на все принимаемые меры, пожар продолжал вовсю бушевать. Рухнули купол и крыши магазина. Балки и осколки стекла дождем посыпались вниз. Обрушились фасады универмага, выходящие на улицу Дамье и площадь Мартир. Улицы города, прилегающие к универмагу «Инновасьон», были запружены народом – никогда в Брюсселе не было пожара столь страшного и разрушительного…

Уже заполыхала фабрика шелковых изделий, угроза нависла над находящейся неподалеку телефонной станцией. Пожарные выламывали двери горящих домов, чтобы изнутри погасить пламя, но сильный ветер подхватывал огонь и разносил его дальше. Вслед за фабрикой шелковых изделий заполыхала мастерская краснодеревщика, затем детские ясли и школа.

Установленные на пожарных лестницах водометы, как артиллерийские орудия, осаждали горящие фасады зданий. Но пожар не только не унимался, а наоборот, разрастался, и пришлось вызывать дополнительные пожарные силы из соседнего города Льежа. Совместные усилия пожарных команд двух городов остановили продвижение огня со стороны улицы Нев, однако этот успех недолго радовал их. Беспокойство охватило пожарных, когда они узнали, что в подвале универмага «Инновасьон» находится цистерна с пятнадцатью тоннами мазута. И в любой момент она могла вспыхнуть… К счастью, катастрофического взрыва удалось избежать, но сам универмаг выгорел почти полностью. Огромный ущерб был нанесен крупному магазину «Приба» и другим зданиям.

Через несколько дней после пожара была создана специальная комиссия, расследовавшая, в частности, и такой вопрос: почему столь современное здание универмага «Инновасьон», построенное прочно и надежно, оказалось не в состоянии противостоять огненной стихии? Одна из брюссельских газет приводила как пример стихийные бедствия Средневековья, когда с лица земли исчезали целые города и поселения, построенные из дерева. Но оказалось, что и современные вавилонские башни уязвимы. Перекрытия универмага, подвергшиеся высоким температурам, не выдержали, и вся его громада разрушилась, как карточный домик.

Последний полет Гагарина

В Кремлевской стене на Красной площади Москвы находится урна с прахом Юрия Гагарина – первого летчика-космонавта СССР, первого в мире человека, совершившего полет в космос. Он трагически погиб в нелепой авиационной катастрофе 27 марта 1968 года, причины которой до сих пор до конца по-настоящему не выяснены. Его смерть для всего мира была тяжелой утратой.

А все начиналось так прекрасно… 12 апреля 1961 года целый мир в изумлении узнал о том, что в Советском Союзе запустили на околоземную орбиту космический корабль с человеком на борту. Он поднялся в космос и развил небывалую для того времени скорость – 28 тысяч километров час! Гагарин облетел вокруг Земли всего один раз на высоте 302 километра, пробыв в невесомости 108 минут!

^{Первый летчик-космонавт мира – Ю.А. Гагарин}

Это была неслыханная сенсация. Россия обогнала Америку! Русские – первые во Вселенной! Они ее покорители! Имя простого парня из небольшого русского города Гжатска, совершившего подвиг во имя науки и всего человечества, с годами стало символом мира, героизма и доблести страны, приступившей к освоению космического пространства.

Он объездил весь мир. Его встречали парламенты и коронованные особы, финансисты и политики. На него смотрели, как на чудо. Казалось, что ему, первому смотревшему на мир из Вселенной, человеку с обворожительной улыбкой, остается только жить и радовать землян.

А через семь лет весь мир облетела другая весть, траурная: вблизи деревни Новоселово Киржачского района Владимирской области во время тренировочного полета в авиационной катастрофе погиб первый космонавт мира Юрий Гагарин.

Поползли слухи о том, что все это было подстроено. Кто-то считал, что первого космонавта не уберегли, специально заманили в ловушку, так как никакой ценности он из себя уже больше не представлял, а его всемирная слава якобы раздражала руководство страны. Он стал капризным, слишком много требовал для себя, много возомнил о себе и потому оказался больше не нужен.

С другой стороны, выдвигалась версия, что это был заговор его завистников, которые и подсунули ему неисправный самолет. Высказывались также и соображения о том, что это могла быть вражеская диверсия: недруги страны социализма решили убрать ее очаровательный символ и положили в самолет взрывчатку. Некоторые даже стали утверждать, будто бы он решил свести счеты с жизнью и избрал для этого такой способ.

Едва ли во всех этих слухах и домыслах была доля истины. Но слухи появлялись, множились, а советское правительство держало людей в полном неведении об истинных причинах катастрофы. Многое в силу сложившейся в советской правовой системе практике просто умалчивалось: незачем будоражить общественное мнение, пусть в сознании граждан он останется героем.

Но Гагарин был человеком не только советской страны, он был человеком мира. И перед миром следовало отчитаться, рассказать о проведенном расследовании и выявленных причинах трагедии. Тем более что западные средства массовой информации не только выдвигали свои версии, но и старались привести те или иные доказательства в их пользу. О том, какой общественный резонанс имела гибель Гагарина, свидетельствует создание нескольких комиссий, которые занимались расследованием причин падения самолета. Множество экспертов выдвигали свои теории, в основном, технического характера, но к единому и однозначному выводу не пришли. Попробуем привести полученные данные, которые были приняты за основу.

В тот день проводился обычный тренировочный полет. Гагарин собирался вылететь вместе с летчиком Серегиным. Он давно уже не летал самостоятельно – ровно семь лет. За время, проведенное в отряде космонавтов, уже, по сути, переквалифицировался. К тому же постоянные отлучки, поездки в зарубежные страны, участие в светских приемах, беседы с дипломатами на обедах – все это не только расхолаживало, но и отвлекало его от основной профессии, а он задумал совершить очередной полет в космос.

И чтобы не терять приобретенную квалификацию, решил себя испробовать. Это же советовали ему и друзья. И вот теперь выпала возможность восстановить навыки летчика-пилота.

Гагарину и Серегину предстояло совершить всего пять полетов: три контрольных и два самостоятельных. Машина МиГ-15 под № 625 уже была готова. Никаких технических неполадок в ней не наблюдалось. Здесь следует отметить, что МиГ-15, на котором предстояло взлететь Гагарину и Серегину, уже к тому времени был устаревшей машиной. Его приняли на вооружение в начале 1950-х годов. Потом МиГи поставляли в страны Варшавского договора и Ближнего Востока. В Советском Союзе он использовался, в основном, для тренировочных полетов. Ему на смену уже давно пришел более маневренный, более скоростной и более мощный МиГ-21. Но чтобы подняться в небо на новеньком МиГ-21, требовалось восстановить свою квалификацию на учебном самолете, который оставался надежным в управлении и почти никогда не сваливался в штопор.

Командиром был назначен Серегин, который должен был проверить Гагарина в деле и доложить о его готовности руководству. Продолжительность полета не должна была превышать двадцать минут. В сущности, это означало – подняться, улететь на 150–200 километров в сторону и вернуться. Видимость была в этот день не самой лучшей (облачность), но и не самой худшей – дождя и тумана не обещали.

Однако, как выяснилось позднее, воздушная разведка в тот день была проведена с опозданием. Летчики не имели точного представления о состоянии погоды в том районе, где должен был состояться тренировочный полет. Имелись данные, что нижний край облаков находится на высоте 900 метров, но на самом деле эти данные оказались неточными. Облака опустились гораздо ниже и продолжали опускаться.

В 10 часов 19 минут был дан старт. Двигатель запустили, он взревел, из сопла вырвалось пламя. МиГ начал разгон и вскоре взвился в небо.

Он сделал вираж и быстро ушел за горизонт. Часы начали отсчитывать запланированные двадцать минут. С самолетом поддерживалась постоянная связь, у летчиков все было в порядке.

Прошло десять минут полета. На запрос диспетчеров с Земли о прохождении полета № 625 почему-то не ответил. Снова был послан запрос, который снова остался без ответа. Потекли томительные минуты.

Через положенное время самолет не вернулся. Все знали, что к этому времени у него уже кончилось горючее…

И все боялись произнести самое страшное. Никто не хотел верить, что они могли разбиться. Но тогда что с ними случилось? Почему они не вернулись? Отказ двигателя? Может быть, они спланировали или катапультировались?

Все с надеждой поглядывали в небо: вдруг еще появятся, ведь бывает же чудо. Но чуда не произошло…

И тогда на поиски отправились винтокрылые машины. Они кружили в районе ста километров от аэродрома, но ничего не могли обнаружить. Между тем облачность опустилась до 150 метров, стало темнеть. Погодные условия не позволили продолжать масштабные поиски, но все же одному из вертолетов на расстоянии 64 километров от аэродрома удалось обнаружить остатки разбитой машины и воронку от ее падения. На ветвях деревьев заметили летный планшет, клочки от куртки с обледенелыми талонами, на которых просматривалась фамилия «Гагарин». Это было все…

Позднее Государственная комиссия по расследованию причин аварии установила, что наземный высотомер оказался неисправным и показывал неверные данные о высоте. Но разве это могло сыграть решающую роль в катастрофе? Серегин, опытный летчик, должен был сориентироваться.

Многие побывавшие в те дни на месте катастрофы отмечали сильный запах авиационного керосина. Значит, топлива у них было достаточно? Но почему же тогда машина врезалась в землю? Что оказалось у нее неисправным?

Вполне возможно, что в сопло самолета попала либо птица (так как он летел не на большой высоте), либо шар-зонд. Ведь при ударе о землю кабина летчиков оказалась разгерметизированной. Такое случается, если в воздухе самолет сталкивается с каким-либо предметом.

Версия о том, что командир экипажа Серегин не был достаточно подготовлен к полету, не выдерживала никакой критики. В его послужном списке значилось, что еще в годы войны он совершил двести боевых вылетов, был опытным и знающим летчиком первого класса. Его отличали хладнокровие и дисциплинированность.

Может быть, комиссии по расследованию и обнаружили причины гибели самолета, но официально об этом никогда не сообщалось. Дело закрыли, посчитав, что к гибели самолета привел целый ряд негативных факторов.

Огненное рождество

В декабре 1971 года, в самый день Рождества Христова – 25-го числа, в одной из наиболее современных гостиниц Сеула (столицы Южной Кореи) «Дай-Юн-Как» вспыхнул пожар. Было десять часов утра, и большинство посетителей гостиницы находились в ресторане на тринадцатом этаже. Это были аристократические гости, да и отель считался фешенебельным. Построенный три года назад, он отвечал всем требованиям сервиса.

Собравшиеся на рождественский праздник уже поднимали бокалы. Но когда за празднично украшенным столом зазвучали торжественные тосты, в кафе-баре на втором этаже начался пожар. Сначала воспламенился разлитый на кухне из неисправного баллона жидкий пропан. От него мгновенно вспыхнул нейлоновый ковер, и по нему пламя сразу же вырвалось в зал, а потом быстро перелетело в вестибюль отеля. При этом в кафе от взрыва сразу же погибли три официантки, а четвертая получила тяжелейшие ожоги.

Из вестибюля – по коврам и пластиковой облицовке стен – огонь начал стремительно распространяться по всему зданию. Удушливый дым мгновенно заполнил лестничные площадки, шахты лифтов и начал проникать в гостиничные номера.

^{Ущерб, причиненный пожаром в отеле «Дай-Юн-Как», был огромным}

Среди посетителей и обслуживающего персонала поднялась паника. Люди метались по коридорам в поисках выхода, а огонь и дым преследовали их по пятам. Они задыхались в коридорах, в застрявших между этажами лифтах, у запасных выходов, которые оказались почему-то запертыми.

Пламя бушевало уже вовсю, но это было только начало – огонь стремительно набирал силу. Через несколько минут 21-этажное здание «Дай-Юн-Как» превратилось в пылающий факел. Со страшным грохотом лопались стеклянные полотнища, разбрызгивая во все стороны раскаленные осколки. В оконных проемах появились молящие о помощи люди. Некоторые, обезумев от страха и ужаса, кидались вниз и разбивались о мостовую или о крыши более низких соседних зданий. Один мужчина в полубеспамятстве выбросился из окна вместе с матрацем, видимо, решив, что это смягчит удар. И он был не одинок. Сорок трупов было потом подобрано на мостовой.

Вся имеющаяся в Сеуле пожарная техника была стянута к горящему отелю. Но водяные струи подавались с земли или с площадок коленчатых подъемников, и это мало повлияло на тушение пожара. Да и воды, как это часто бывает, оказалось недостаточно.

Часть людей были эвакуированы с помощью пожарных лестниц, но ни одна из них не поднималась выше восьмого этажа. Подгоняемые огнем и дымом, некоторые постояльцы смогли добраться до плоской крыши отеля. Но и здесь они не могли найти спасения, хотя над горящей гостиницей и кружили вертолеты. Однако огромные клубы дыма и мощные потоки раскаленного воздуха не позволяли вертолетам настолько приблизиться к зданию, чтобы можно было на крышу или в окна бросить спасательные веревки. Вертолеты смогли оказать помощь лишь нескольким людям, но один из них не удержался на веревке и упал со стометровой высоты.

Пламя бушевало несколько часов, и за это время сгорело все, что только могло сгореть. Только через восемь часов пожарные в теплоотражательных костюмах и под прикрытием водяных струй смогли проникнуть в выгоревшую гостиницу. На потрескавшемся цементе перекрытий, на скрюченных металлических балках и прутьях они находили обугленные трупы. Очень много жертв было обнаружено в коридорах и номерах отеля.

Чудом удалось выжить престарелому дипломату с острова Тайвань. Его видели еще раньше: закутанный в одеяло, он стоял в окне одиннадцатого этажа. Ему пытались сбросить с вертолета спасательную веревку, но безуспешно. А обнаружили его потом сидящим по шею в воде в наполненной ванне. Чудом уцелевшего дипломата доставили в больницу. Конечно, большую роль в этом чуде сыграло самообладание этого человека. Но не в меньшей степени это можно объяснить какой-то причудливой случайностью, игрой воздушных потоков, которые избавили сидящего в ванне человека от удушья.

Сеульскую катастрофу по количеству жертв и размеру нанесенного ущерба до сих пор считают одной из самых страшных трагедий, когда-либо постигавших гостиницы. Расследуя ее причины, полиция Сеула задержала десять человек, подозреваемых в упущениях, которые привели к столь гибельным последствиям. Директора и владельца гостиницы обвинили в том, что они нарушили правила строительства и игнорировали требования пожарной безопасности. При строительстве неточно были обозначены места запасных выходов, а для отделки отеля были использованы легковоспламеняющиеся материалы. Так, например, подвесные потолки, стены в коридорах и вестибюле были отделаны рисовой бумагой, рисовой соломкой и деревянными панелями, поэтому пожар и распространился так стремительно.

Здание «Дай-Юн-Как» было каркасного типа, в форме латинской буквы «L». Оно состояло из двух вертикальных секций, высотой в 21 этаж каждая. Длина одного крыла была 47 метров, другого – 54 метра, и разделялись секции кирпичной стеной. В одном крыле располагалась гостиница, в другом – служебные помещения нескольких южнокорейских и иностранных фирм. В гостиничной секции только одна лестница была единственным путем эвакуации, потому что только она одна выходила в вестибюль.

Гостиничные и коммерческие части здания были оборудованы системами пожарной сигнализации кнопочного типа, но прямой связи сигнализационных устройств с пожарной командой не было. Сейчас уже, конечно, невозможно установить, нажимал ли кто-нибудь вообще эту сигнальную кнопку.

Величие и гибель Ту-144

В конце 60-х годов между СССР, США и Англией совместно с Францией обострилось соперничество в деле создания самого мощного, самого скоростного и самого перспективного пассажирского самолета в мире. В каждой из этих стран велись собственные интенсивные разработки по изготовлению опытных образцов сверхзвукового пассажирского лайнера нового поколения. Причем его основные технические параметры были известны всем: крейсерская скорость должна была достигать 2500–3000 километров в час (то есть в два с лишним раза превышала сверхзвуковую), а дальность полета должна быть как минимум 6–8 тысяч километров. Планировалось, что на таких суперлайнерах пассажиры из Европы в Америку (и наоборот) смогут долетать за два-три часа.

Уже снимались фантастические фильмы, в которых показывались сверхскоростные супермодели: они поднимались в небо в считаные секунды и за три-четыре часа облетали весь земной шар. Страсти вокруг них подогревались и прессой. В США таким самолетом готовился стать «Боинг-2707», в Англии и Франции – «Конкорд», в СССР – Ту-144.

^{Скоростной суперсамолет Ту-144}

Естественно, при конструировании новой летательной машины пришлось решать множество проблем. В частности, значительную сложность представляли собой изгибы самолета, формы его треугольного крыла. Требовалось придать им такую форму, которая бы при разбеге и небольшой скорости на взлете создавала для самолета необходимую подъемную силу. В то же время при большой скорости крыло должно было бы снижать лобовое сопротивление.

В 1960-е годы, когда опытные машины этого класса стали уже подниматься в воздух, вдруг заговорили о чрезмерных затратах на производство лайнера, его слабой жизнеспособности и отрицательном воздействии на окружающую среду. Сверхзвуковой не оправдывал затраченных на него расходов: он брал на борт только 126 пассажиров и совсем немного груза. И это при размерах (длина – 65 метров, размах крыльев – почти 30 метров), почти вдвое превышавших размеры обычного самолета. Стоила ли овчинка выделки?

Было также отмечено, что самолет сжигал чрезмерное количество топлива и производил страшный шум. Именно шумовой эффект при переходе звукового барьера не позволял ему летать с максимальной скоростью, а на скорости 800 километров в час экономически было невыгодно летать и перевозить пассажиров: за час полета эта махина сжирала в восемь раз больше горючего, чем обычный самолет.

Видимо, все эти соображения и остановили практичных американцев, которые посчитали дальнейшие усилия по созданию «Боинга-2707» бесперспективными. За океаном так и не довели опытной модели до окончательного завершения – ждали результатов от конкурентов.

Во Франции же создание «Конкорда» близилось к завершению. Причем по некоторым своим параметрам он превосходил советский Ту-144: набирал быстрее высоту, был более скоростным, экономичным и не таким шумным. Для его внутренней отделки использовались более легкие и прочные пластмассы, и вообще он был комфортабельнее. И тем не менее позднее, когда машина стала уже эксплуатироваться, с ней возникли все те проблемы, которых опасались американцы. Не все американские аэропорты соглашались принимать сверхзвуковую машину из-за слишком большого шума, который она создавала, не везде взлетно-посадочная полоса была подходящей длины.

Но советских ученых, инженеров и техников эти проблемы не очень волновали. Они создавали машину для внутреннего рынка и торопились обогнать своих западных конкурентов. У них было задание – произвести невиданный до того времени воздушный лайнер, способный без заправки преодолевать со сверхзвуковой скоростью большие расстояния. Готовилась машина для длительных перелетов, например, из Москвы во Владивосток.

И вот уже 31 декабря 1968 года состоялся первый полет Ту-144 – из Москвы в Алма-Ату. На этой трассе он развил скорость, превысившую две тысячи километров в час. Полет был признан успешным. Эксплуатация позволила выявить наиболее уязвимые места в машине, устранить многие неполадки. Теперь оставалось продемонстрировать всему миру достижение советской науки и техники, и самолет стали готовить к международной выставке – тридцатому Парижскому авиасалону 1973 года.

К нему готовились основательно. Самая большая и мощная машина в мире должна была покорить сердца не одних только парижан. На карту было поставлено многое. Второго июня Ту-144, вызывавший огромный интерес не только у рядовых посетителей, но и прежде всего у специалистов, выходил на взлетную полосу.

Однако, даже по мнению многих советских инженеров, у лайнера было много технических недоделок. Это касалось и его шумных четырех двигателей, оперения, да веса. Говорили, что от рева его моторов могут лопнуть барабанные перепонки. Однако это тогда никого особенно не волновало. К охране окружающей среды еще не относились с такой степенью ответственности, как теперь. Главное – создана принципиально новая машина на уровне современной техники. И такой ни у кого нет! Спешили удивить весь мир советским чудо-самолетом и оказаться впереди планеты всей.

Рев всех четырех двигателей, мощный разбег, и вот уже машина в воздухе… Острый нос ее выпрямился и нацелился на небо. Ту-144, ведомый опытным летчиком капитаном Козловым, совершал над Парижем свой первый демонстрационный полет. Машина набрала необходимую высоту и развила пока еще не самую свою большую скорость – для этого время еще не подошло. Она улетела за горизонт, потом вернулась, сделала круг. Полет проходил в нормальном режиме, и никаких технических неполадок отмечено не было.

На следующий день должен был состояться еще один демонстрационный полет. Именно тогда советские летчики и решили показать высший класс: разогнаться на пределе и выжать максимально из самолета все, что он может: продемонстрировать, что такое форсаж. Предполагали, видимо, немного опуститься, а потом снова набрать скорость и уже на высоте развить максимальную скорость.

И вот наступило третье июня. На серебристую машину с красными эмблемами «СССР» и «Аэрофлот» были устремлены взгляды тысяч посетителей авиасалона. Сейчас снова в небе появится чудо техники – первый пассажирский сверхзвуковой самолет. Советский!

Вот снова заработали все четыре двигателя, оглушительный рев – и машина, задрав нос, стремительно уходит в небо. Все шло нормально. Зрители, задрав головы, аплодировали. Самолет пошел на снижение. И в этот момент не известно откуда взялся французский «Мираж», который (как впоследствии предположили) летал выше Ту-144 и производил свою съемку. Казалось, столкновение было неизбежно.

Чтобы не врезаться в аэродром и зрителей, капитан Козлов решил поднять машину выше и сразу потянул на себя штурвал. Но высота была уже потеряна, создались большие нагрузки, отчего правое крыло самолета треснуло и отвалилось. В кабине самолета сразу неожиданно что-то рвануло и показалось пламя. А уже через несколько секунд Ту-144 превратился в огненный шар и устремился к земле.

Страшное приземление произошло на главной улице небольшого парижского пригорода Гусенвилля. Удар о землю гигантской машины, взрыв. Вся команда корабля – шесть человек – и восемь французов, оказавшихся поблизости, погибли. Пострадал и Гусенвилль. Были разрушены некоторые его здания, загорелся один автомобиль.

Когда на место аварии прибыли спасатели, то спасать было уже нечего: от Ту-144 остались дымящиеся обломки, повсюду валялись разломанные части самолета.

Западная пресса, подробно описывая происшедшее, называла в качестве причины катастрофы технические неполадки самого самолета и плохую подготовку летчиков. Говорилось также и о том, что виновен в катастрофе французский истребитель «Мираж», который помешал посадке Ту-144.

В советской стране некоторые специалисты говорили о том, что ошибку допустили летчики, которые на свой страх и риск задумали совершить посадку и взлет на свой манер, что и привело к трагедии.

Тем не менее в Советском Союзе не собирались отказываться от идеи создания сверхзвукового самолета. Учитывая, что в его разработку было вложено много сил, энергии, времени и средств, было решено использовать Ту-144 на внутренних рейсах в качестве обычного транспортного средства (в частности, для перевозки почты и небольших грузов). Производство таких машин продолжалось, всего было изготовлено двенадцать самолетов такого класса. Маршрут их движения был определен прежний – Москва – Алма-Ата.

Начала действовать эта линия 1 ноября 1977 года. Вскоре, однако, возникли проблемы не только технического отставания от общего развития авиации, но и экономического характера. Ту-144 сжирал огромное количество топлива и создавал невероятный шум. Не было никакого смысла использовать его только для перевозки почты, и в конечном итоге самолет оказался неперспективной моделью. Уже в августе 1984 года его полеты были официально запрещены.

Правда, в настоящее время Ту-144 обрел свою новую жизнь. Его превратили в летающую лабораторию, и в подготовке к новым полетам этого сверхзвукового пассажирского лайнера участвует ряд американских фирм.

Катастрофа в «Мешке бурь»

В конце 1950-х годов на Темзе, близ лондонского пригорода Баттерси, затонула мотобаржа, которая везла двести тонн нефти. Сотни лебедей, плавающих по реке, пропитались жирной черной жидкостью. Птицам угрожала смерть.

Спасательные операции начали Общество покровительства животным и речная полиция. По Темзе сновали катера и лодки, подгоняя птиц к берегу, где их уже поджидали сотрудники спасательной службы. Они вытаскивали птиц из воды и отправляли на машинах «скорой помощи» в клинику. Но многих лебедей уже нельзя было спасти: пытаясь очистить перья, лебеди наглотались нефти и теперь умирали.

Оставшихся в живых обрабатывали специальным аппаратом, который высасывал нефть из их перьев. Затем птицам делали мыльную ванну, но, несмотря на все старания и усилия людей, 100 птиц из 350 погибли.

^{Супертанкер «Амоко Кадис» терпит бедствие}

Норвежский путешественник Тур Хейердал, руководитель научных экспедиций на кораблях «Ра-1» и «Ра-2», писал, что во время путешествия в течение 43 дней (на протяжении 4350 километров) он плыл по загрязненному нефтью океану. Причем нередко загрязнение воды было очень большим. Нефтяная пленка толщиной в два сантиметра покрыла площадь океана в пятьсот квадратных километров. Потом нефть расплылась еще шире.

На оживленных морских дорогах нередко можно встретить суда, которые по внешнему виду заметно отличаются от всех остальных. У них длинный корпус и сравнительно небольшая надстройка над палубой, обычно смещенная к корме. Это танкеры, предназначенные для перевозки нефти и нефтепродуктов. Среди них встречаются и настоящие гиганты грузоподъемностью в сотни тысяч тонн.

Свои рейсы танкеры часто совершают без захода в попутные порты. Моряки по длительности нахождения в море вполне могут соперничать с китобоями старых времен, которые месяцами не сходили с палубы своих суденышек. Да и зачем матросам танкеров сходить на берег?! Бортовые опреснители дают в сутки до сорока тонн пресной воды, провизию не один раз во время пути доставляют вертолеты. Таким образом, моряк супертанкера чуть ли не все время рейса видит однообразные просторы океана. Конечно, здесь имеются киносалоны, бассейны, бары, чтобы скрасить отрезанность экипажа от внешнего мира.

К сожалению, несмотря на суперсовременное оборудование и технику, аварии танкеров не всегда удается избежать. Авторы А.С. Монин и В.И. Войтов написали книгу «Черные приливы», которая является своего рода энциклопедией на эту тему. В частности, они рассказывают о трагедии 1978 года, которая произошла на курортных берегах Франции. Супертанкер «Амоко Кадис» принял на борт на иранском острове Харк в Персидском заливе 100 тысяч тонн легкой арабской и 123 тысячи тонн легкой сырой иранской нефти. Он следовал в голландский порт Роттердам. Около полудня 16 марта вахтенный штурман доложил капитану, что судно плохо слушается руля. В это время супертанкер, приближаясь к входу в Ла-Манш, находился еще во внешней части Бискайского залива (именно его моряки и называют «Мешком бурь»). Здесь бушевал шторм силой не менее десяти баллов. Огромные волны перехлестывали палубу, норовя опрокинуть стальную громадину.

Вызванные капитаном ремонтные механики нашли неполадки в гидравлической системе рулевого управления и заверили, что они быстро устранят неисправность. Но время шло, а исправить неполадки никак не удавалось. Фактически не управляемый «Амоко Кадис» продолжал свое шальное плавание в бурном океане. Вблизи острова Уэссан тяжело нагруженный супертанкер окончательно сбился с курса и начал разворачиваться.

Всерьез обеспокоенный капитан «Амоко Кадиса» Паскаль Бердари связался по радио с судовладельцами и сообщил им о бедственном положении судна. Этот разговор подслушал радиооператор с мощного западногерманского спасательного буксира «Пацифик».

Спасательные буксиры западных стран обычно отсиживаются в «засаде» в опасных для мореплавателей районах в надежде получить большую премию за спасение судна, терпящего крушение. А район у северо-западного побережья полуострова Бретань пользуется дурной славой у моряков из-за многочисленных подводных скал и мелей. Неудивительно, что именно здесь и находился спасательный буксир «Пацифик».

Капитан буксира доложил своим хозяевам о бедственном положении «Амоко Кадиса» и отправился на сближение. Туда же был направлен и другой спасатель – западногерманский буксир «Симезон».

Капитан «Пацифика» вызвал по радио капитана «Амоко Кадиса» и предложил спасательный контракт. Однако Паскаль Бердари отвечал, что пока для такого контракта нет оснований, другое дело – обычная буксировка. Пока шел торг, «Амоко Кадис» еще более приблизился к подводным скалам у острова Уэссан. Прикинув расстояние, Бердари почувствовал безвыходность своего положения и дал согласие на контракт.

С огромным трудом в условиях штормовой погоды «Пацифик» взял супертанкер на буксир и удерживал его против ветра и волн почти три часа, после чего буксирный конец лопнул. Еще три часа ушло, чтобы завести новый конец. За это время неуправляемый «Амоко Кадис» уже вплотную приблизился к скалам. И когда второй конец разорвался, словно это была всего лишь тонкая нить, супертанкер понесло на скалы.

Раздался страшный скрежет, и супертанкер сел на камни. Яростные волны сотрясали корпус судна, намертво захваченного подводной западней. Капитан «Амоко Кадиса» приказал подать сигнал бедствия сигнальными ракетами, но было уже слишком поздно. «Амоко Кадис» медленно кренился и оседал на корму. Огромные волны хозяйничали на палубе, разбиваясь о надстройку. В воздухе стоял сплошной туман из леденящих брызг.

Спасательные буксиры и подошедшие к танкеру рыболовецкие сейнеры и боты были бессильны что-либо сделать для спасения «Амоко Кадиса». С помощью французских вертолетов началась операция по спасению экипажа, и удалось спасти всех его членов.

Утром 17 марта опустевший супертанкер переломился у надстройки. В море хлынула нефть, быстро растекаясь на запад и юго-запад по направлению к берегу. По ориентировочным расчетам специалистов, к концу суток вытекло ее восемьдесят тысяч тонн. Французское и английское правительства приняли экстренные меры и направили сюда военные корабли с химикатами, концентрирующими и осаждающими нефть. В ночь на 18 марта, когда ветер начал стихать, к «Амоко Кадису» подошел танкер «Дарина», чтобы перекачать оставшуюся нефть, но все попытки сделать это были безуспешны. А между тем «черный прилив», накатываясь на берег, покрывал пляжи и загрязнял прибрежные утесы. В деревушке Портсалле, откуда еще и теперь хорошо видны возвышающиеся над водой три палубы, труба и надстройка растерзанного океаном супертанкера, рыбаки оцепенело смотрели на коричневую масляную пленку, колыхающуюся в океане, и на загрязненные берега.

Предложение поджечь нефть напалмом было отвергнуто сразу же, поскольку от огня могли пострадать постройки на берегу. Да, кроме того, удалить таким способом можно не более двадцати процентов нефти, к тому же при этом образуются тяжелые фракции, которые осядут на дно. В первые дни после катастрофы борьба с загрязнением велась лишь с помощью детергентов и сорбирующих гранул. Тысячи добровольцев и воинские части вычерпывали нефть по всему загрязненному побережью. Вдоль берега были сооружены плавучие защитные боны длиной более десяти миль, но помогали они мало. Было подсчитано, что к полудню 21 марта в море вытекло более 170 тысяч тонн нефти.

На другой день, 22 марта, шторм начал стихать. Воспользовавшись улучшением погоды, на «Амоко Кадис» высадились специалисты, которые попытались заделать пробоины или хотя бы организовать перекачку оставшейся нефти. Однако и эти операции не удались. Итак, практически все 223 тысячи тонн нефти, не считая запаса на собственные нужды танкера, оказались в океане. Журналисты назвали аварию с «Амоко Кадис» катастрофой века. Действительно, количество сырой нефти, разлившейся в океане, было значительно большим, чем при всех предыдущих авариях супертанкеров. Поскольку катастрофа произошла очень близко от берега, а ветры в марте постоянно дули с запада, от «черного прилива» значительно пострадало все побережье Бретани.

Специалисты впоследствии установили, что из-за низкой вязкости нефти и значительного содержания в ней легких фракций в штормовом море они осели на значительные глубины, прежде чем испарились в атмосфере. Позже, когда ветры сменились на более южные, нефтяные пленки оторвались от берега и поплыли в сторону Нормандских островов.

Для определения размеров катастрофы и ущерба от нее была организована специальная исследовательская программа. Первая часть ее была посвящена сбору, идентификации и подсчету погибших беспозвоночных, рыб и птиц. Особое внимание уделялось промысловым объектам – водорослям, ракообразным, рыбам (прежде всего из семейства тресковых) и устрицам. Глава научной группы Хесс (США) впоследствии признавался, что им еще «никогда не приходилось видеть биологический ущерб на такой огромной площади ни в одном из предыдущих нефтяных загрязнений».

Две недели спустя сырая нефть полностью рассеялась в штормовом океане. Особенно сильно были повреждены морские организмы в приливной волне и на мелководье. Нефть оказала свое губительное воздействие и на морских птиц – было собрано более 4500 погибших пернатых. Особенно пострадали гагарки. Орнитологи опасаются, что влияние нефтяного загрязнения скажется на популяции птиц далеко за пределами района непосредственной катастрофы.

Промысловое рыболовство в районе нефтяного загрязнения возобновилось только через месяц. Часть своего улова рыбаки отдавали биологам на исследование, и те обнаружили на жабрах и в тканях многих рыб присутствие нефти. Влияние ее сказалось и на омарах: икра их оказалась недоразвитой из-за высоко содержания углеводородов, хотя сами омары казались вполне съедобными.

Авария супертанкера «Амоко Кадис» привела, может быть, к самой большой для того времени экологической катастрофе, вызванной разливом нефти в море. В прибрежных водах, на побережье, в заливах, бухтах и устьях рек погибли многочисленные представители флоры и фауны. А ведь это была область с развитой рыболовной, рыбоводной и устричной промышленностью, которая давала Франции более трети ее продуктов моря. Кроме того, Бретань играет немалую роль в индустрии французского туризма. Источника существования лишились не только рыбаки, сборщики водорослей и работники устричных плантаций, но и владельцы и служащие отелей, торговцы и коммерсанты. Впоследствии один старый рыбак говорил: «Никто не может сказать, сколько потребуется лет, чтобы все стало, как прежде, – пять или пятьдесят. Все живое в море погибает. Для нас это полное разорение. Больше никто не увидит знаменитой портсалльской рыбы».

О вреде, который наносит всему живому нефтяное загрязнение, писал (по другому поводу) знаменитый исследователь морей и океанов Ж.И. Кусто. Он предпринял специальное исследование коралловых джунглей Красного моря и Индийского океана, и сделанные им выводы были очень печальными. В своей книге «Жизнь и смерть кораллов» (совместно с Ф. Диоле) он писал: «Обитатели мира кораллов отличаются от остальных представителей морской фауны. Они более уязвимы и гибнут гораздо скорее из-за вмешательства человека, потому что в отличие от тюленей и морских слонов они не могут спастись бегством, не могут укрыться в заброшенных уголках планеты. Рыбы-бабочки, обитающие среди рифов, ведут оседлый образ жизни, так же как и сидящие там животные, строящие банки и атоллы. Акропоры, поритесы, тридакны, спирографисы – это прикрепленные животные, они и гибнут там же, где живут».

Но даже если тюлени и морские львы и могут уплыть куда-нибудь подальше, им не всегда удается это сделать. После нефтяного разлива одного из танкеров («Эрроу») у берегов Шотландии в километре от берега было обнаружено несколько ослепших молодых тюленей, которые не могли найти дорогу к океану. Нефть залепила им глаза и ноздри. А после аварии супертанкера в проливе Санта-Барбара многие детеныши морских львов погибли, наглотавшись нефти. На берегу были обнаружены выброшенные морем дельфины с закупоренными нефтью дыхалами.

Очень велико и количество птиц, ставших жертвами нефтяных загрязнений. Нефть впитывается в их оперение и утяжеляет его. Птицы уже не могут летать и даже с трудом плавают. Кроме того, нефть, заполняя пространство между перьями, в котором обычно заключен воздух, нарушает теплоизоляцию. Это ведет к переохлаждению, в результате которого птица погибает.

Почувствовав на своем оперении нефть, птица пугается и начинает нырять, что приводит к еще большему загрязнению оперения. Из-за этого их оперение теряет водоотталкивающую способность, и тогда птицы стремятся поддержать высокую температуру тела, используя пищевые резервы. Следствием этого является их резкое истощение. У мыса Доброй Надежды ученые обнаружили загрязненных пингвинов, чей вес стал вдвое меньше, чем в нормальном состоянии. Кроме того, если в 1960 году общая численность очковых пингвинов составляла здесь сто тысяч особей, то сейчас их не осталось и половины.

Последнее плавание парусника «Памир»

В сентябре 1957 года западногерманский барк «Памир» (водоизмещением 3100 тонн), подгоняемый свежим ветром, с грузом зерна направлялся к родным берегам – в Гамбург. Он возвращался из Буэнос-Айреса, и на его борту находились 86 человек – 35 человек команды и группа курсантов мореходного училища. На «Памире» они проходили свою первую морскую практику.

Утро 21 сентября выдалось хмурым. Около восьми часов ветер вдруг заметно усилился и резко изменил свое направление. Еще ничего не предвещало катастрофы, парусник был, как говорится, прочной «посудиной»: он не раз выходил с честью и из более серьезных передряг и испытаний. Ветер тем временем набирал силу, надул паруса и превратил их в гигантские полушария.

Капитан Иоганнес Дибич был опытным моряком, посвятившим морю 46 лет своей жизни. Получив донесение о надвигающемся урагане, он принял решение форсировать ход судна парусами, чтобы быстрее уйти с пути урагана. Однако этот маневр стал для «Памира» роковым. Центр урагана неожиданно настиг его, и ветер ударил с подветренной стороны. Паруса плотно легли на стеньги, ванты и фордуны.

^{Барк «Памир»}

На корабль обрушились поднятые ветром яростные волны, сильно креня его на левый борт. Через несколько минут поручни этого борта скрылись под водой. Крен вскоре достиг 30–40°, и огромные волны свободно перекатывались по палубе парусника. Груз зерна в трюме переместился на левый борт, и парусник опрокинулся.

Положение становилось чрезвычайно угрожающим, и капитан решил подать сигнал бедствия – SOS. Особой паники на корабле пока не было, но атмосфера создавалась гнетущая. Многие матросы уже перестали надеяться, что «Памир» выпрямится. Тогда капитан приказал раздать всем спасательные жилеты.

Разделив между собой сигареты и продукты, команда стала пробираться к спасательным шлюпкам. Однако дело это оказалось не таким простым и пробиваться приходилось с большим трудом. Три шлюпки по левому борту оказались полностью под водой. А шлюпки правого борта так высоко болтались на поднявшейся палубе, что спустить их не было никакой возможности. Тогда матросы бросились к резиновым плотам, два из которых тоже оказались затопленными. Лишь на оставшихся трех плотах нескольким счастливцам удалось отойти от гибнущего «Памира».

В этот момент капитан отдал приказ: «Всем оставить корабль! Держаться вместе!» – и моряки начали прыгать в воду с наклонной палубы. Волны, как падающие горы, обрушились на гибнущих людей, державшихся за различные обломки. В стороне виднелся перевернутый корпус «Памира», и человек десять еще пытались уцепиться за него в надежде, что парусник все же не пойдет ко дну. Неподалеку от него болталась полузатопленная шлюпка, к которой и направились наперекор волнам несколько отчаянных матросов. В их числе был и Ганс Вирт, один из немногих оставшихся в живых, который впоследствии написал о кораблекрушении и борьбе моряков за жизнь.

Однако добраться до шлюпки тоже оказалось делом нелегким. Всякий раз, когда волны смыкались над головами матросов, многим казалось потом чудом, что они вновь выныривали и оставались плавать на поверхности моря. Но, жадно хватая ртом воздух, все продолжали двигаться к цели. К счастью, ударами волн лодку подогнало к Гансу, и он ухватился за планшир. Вслед за ним еще девяти морякам удалось добраться до шлюпки – их единственной надежды на спасение. В шлюпке не оказалось весел, зато под одним из сидений люди нашли небольшой мешок с консервами и маленький бочонок с пресной водой.

Плавая, многие из матросов сбросили с себя часть одежды. Там, в бушующем море, она мешала, но теперь они сидели в шлюпке полуголые и лязгали от холода зубами. Шлюпка бешено болталась вверх и вниз, и с гребня одной из больших волн они увидели свой «Памир». Оставшиеся все еще цеплялись за его корпус, но уже через несколько минут парусник навсегда исчез под водой.

Кругом не было никого, только бескрайнее пустынное море… Лишь один раз вдали показалась спасательная шлюпка, в которой виднелись человек двадцать, но они их не заметили. Вскоре исчезла и она, и моряки остались лицом к лицу с разъяренным морем. Оно продолжало неистово бушевать, и одна из волн ударила в шлюпку так сильно, что перевернула ее, и все снова очутились в воде. Отчаянно барахтаясь, они с трудом восстановили ее в прежнем положении, причем изрядно ободрали себе руки и ноги об острые края шлюпки. Скоро соленая морская вода стала разъедать раны.

Для поддержания порядка матросы выбрали из своей среды старшего – Карла Думмера. Он плавал уже шесть лет и среди всех остальных был «морским волком». Чтобы как-то поднять дух своих приунывших товарищей, он предоставил в общее распоряжение спрятанную в кармане бутылку джина – их единственное оставшееся сокровище. Последний глоток Думмер решил оставить себе, но налетевшая волна вышибла у него из рук бутылку, и та исчезла в бушующем море.

А потом наступила ночь – первая страшная ночь после кораблекрушения. Без пищи и воды (бочонок был потерян, когда шлюпка в очередной раз перевернулась), полураздетые, замерзшие, выбившиеся уже из сил, они, однако, пытались подавить в себе возраставшее отчаяние и сохранить веру в спасение. Тем более что ветер стих и море стало спокойнее.

Людей стало клонить ко сну, но вдруг вдали мелькнул огонек. Он был таким неясным, что сначала даже показался нереальным. И все равно все вскочили, зашумели и завопили, как безумные. Да они и впрямь были почти безумными. Двое даже хотели броситься в воду, чтобы вплавь достичь судна. Но Думмер удержал их, потому что спасение и так казалось близким.

Однако волны совершенно скрывали шлюпку, и лишь изредка головы людей показывались над их гребнями. Обнаружить шлюпку при таких условиях было совершенно невозможно. Лучи прожектора пошарили где-то высоко над ними, и… скоро огни скрылись во мраке ночи. Они опять остались одни!

Прошло еще несколько томительных часов. Все дремали или уже просто впали в сонное оцепенение. Голова одного из них, Шинагеля, как-то странно свесилась на грудь, да и вообще вся его поза выглядела неестественной. Но это был не сон: холод и отчаянная борьба с волнами сломили его, и все усилия вернуть Шинагеля к жизни оказались напрасными.

Теперь в шлюпке их осталось девять человек…

А тут еще пошел дождь. Все сидели, открыв рты и высунув языки, чтобы поймать хоть несколько живительных капель пресной воды. Пить морскую воду Думмер запретил, потому что она может вызвать у человека бредовое состояние. Но скоро небо очистилось и дождь перестал.

Перед рассветом еще один из них не выдержал мучений. Очень ослаб Хольст, голова его бессильно моталась из стороны в сторону, и он уже не мог встать без посторонней помощи. И вскоре их осталось восемь…

Рассвет не принес облегчения. Море по-прежнему было пустынным, холодное солнце иногда выглядывало из-за туч, но оно не могло согреть их. Одному из матросов – Андерсу – пришла в голову мысль согреться, плавая вокруг шлюпки. Но только он спрыгнул в воду и сделал несколько энергичных взмахов руками, как кто-то вдруг отчаянно закричал: «Андерс, назад! Там акула!» Быстро втащили Андерса в шлюпку и подняли шум, стараясь криками и стуком отпугнуть приближающееся чудовище. Однако на акулу это не произвело ни малейшего впечатления. Она кружила вокруг шлюпки, поглядывая на людей маленькими злыми глазками и тычась в борт своим носом. Но потом она неожиданно исчезла.

Часов в одиннадцать в дымке горизонта показались очертания танкера. Тогда люди стащили с себя остатки одежды и стали размахивать ими, всячески стараясь привлечь к себе внимание. Моряки махали до судорог в руках, но танкер не заметил их, повернул к югу и через некоторое время исчез. Усталость обессилевших людей была так велика, что ни у кого уже не было сил, чтобы выразить свое отчаяние. Все подавленно молчали.

В исключительные моменты жизни мозг человека начинает работать как-то необычно. Ганс Вирт вспоминал потом, что в те тяжелые часы, когда смерть подстерегала их каждую минуту, его больше всего заставляло бороться за жизнь желание сдержать свое слово – слово, которое он дал своей восьмилетней сестренке Мики. Она уже давно приставала к нему с просьбой взять ее в цирк. Об этом она даже писала брату в Буэнос-Айрес, и он ответил, что они обязательно пойдут вместе в цирк. Как только он вернется…

Теперь это обещание представлялось ему самым важным в жизни. «Я не могу обмануть Мики, я должен показать ей цирк», – твердил Ганс, и это как-то поддерживало его.

Наступила вторая ночь – такая же холодная, безнадежная и мучительная. Все настолько ослабели, что едва держались, даже сидя. Кожа, изъеденная солью, побелела и в местах ушибов и ран висела лохмотьями. Начал бредить маленький блондин Майне – по виду почти мальчик. С криком «Я иду к капитану!» он бросился в воду. Из темноты послышался его безумный смех, и затем все стихло.

Семеро… Потом шестеро…

К этому времени они уже почти все наполовину потеряли рассудок, а вскоре начались галлюцинации. Перед воспаленными глазами стали возникать заманчивые картины. «Смотрите! – неожиданно вскрикивал кто-нибудь. – Мы приближаемся к земле!» И сейчас же перед взором всех появлялась столь долгожданная земля. Ясно были видны берег и машущие платками люди… В полусне свалился за борт Клаус Дрибельт, и течение отнесло его вдаль. Вскоре он исчез в волнах.

На третьи сутки из тумана, как видение, возник корабль. Но никто даже не привстал, потому что ни один не поверил своим глазам: это, конечно же, очередная галлюцинация. Однако нет! На палубе стоит человек и машет рукой. И вот с корабля спускают шлюпку, и она направляется… Боже, она действительно направляется к ним!

Почти не веря своему счастью, они вновь почувствовали под ногами твердую палубу. Их напоили горячим бульоном, ввели пенициллин, смазали мазью и уложили в постели. Потом из Касабланки отправили самолетом во Франкфурт-на-Майне, а оттуда каждый из пятерых отправился домой, где очутился в объятиях родственников и друзей. Позже они узнали, что, кроме них, спасся еще один матрос. Его подобрал американский угольщик.

Ганс Вирт, как только окончательно оправился, первым делом выполнил свое обещание…

Солдаты челябинского Чернобыля

В конце сентября 1957 года на одном из сверхсекретных объектов, располагавшемся в городе «без названия», прогремел взрыв. Тайна скрывалась более тридцати лет, и долгие годы об этом взрыве знали лишь те, кто находился в районе катастрофы. Теперь известны и название «секретного» города – Челябинск, и предприятие, на территории которого произошел взрыв, – комбинат «Маяк», который был известен также под названием «Челябинск-40». Затем первенец атомной промышленности стал называться «Челябинск-65», теперь он известен как город Озерск.

Озер вокруг города Озерска действительно много. Издавна эти красивейшие места принадлежали русским промышленникам Демидовым. Небольшие плавильные заводы давали отменную медь и чугун. Продукция демидовских заводов пользовалась огромным спросом далеко за пределами России.

После Великой Отечественной войны в этих краях развернулась особо секретная стройка. Холодная война с США требовала срочного создания атомной бомбы в противовес американской. Научно-производственное объединение «Маяк» и стало первым в стране комплексом по наработке военного плутония. Успешное испытание советской атомной бомбы имело огромное военно-политическое значение. Оно буквально ошеломило администрацию американского президента Гарри Трумэна. А в 1949 году «секретный объект» дал уже и плутоний. Рассказывают, что капсулу с первыми граммами смертоносного элемента И.В. Курчатов вынес из реактора в собственных ладонях.

О возможных последствиях облучения тогда, в сентябре 1957 года, было известно еще очень мало. Ученые терялись в догадках о причинах «невидимой» смерти. А от нее уже умирали солдаты и офицеры подразделений внутренних войск, охранявшие необычное предприятие.

^{Город Озерск (бывший Челябинск-65)}

Седьмого октября 1957 года тогдашнему министру внутренних дел Н. Дудорову поступило донесение: «Авария представляет собой взрыв гремучего газа в специальном отстойнике. При этом в воздух было выброшено большое количество мельчайших радиоактивных частиц, которые находились в отстойнике. Из этих частиц образовалось облако, которое некоторое время держалось над местом взрыва». Поднявшийся вскоре ветер понес это облако в северо-восточном направлении.

Впоследствии на месте взрыва и по пути следования облака выпало много мелких радиоактивных частиц, которые и загрязнили большую территорию как в зонах самого объекта, так и в Каслинском районе.

Взрыв произошел из-за радиационного перегрева одной из емкостей для хранения жидких высокоактивных отходов. В течение семи лет от ядерных отходов избавлялись весьма простым способом – их просто-напросто сбрасывали в реки Теча и Исеть. А потом еще два раза (по семь лет) отходы сбрасывались в озеро Карачай.

Авторы книги «Тайна “сороковки”», В. Новоселов и В. Толстиков, пишут, что 29 сентября 1957 года был воскресный день, солнечный и очень теплый. Горожане занимались своими повседневными делами, многие из них находились на стадионе «Химик». Там проходил футбольный матч за призовое место между двумя ведущими командами города.

«Примерно в 16 часов 30 минут раздался грохот взрыва в районе промплощадки. Далеко не все жители города обратили на него внимание. В то время на многих строящихся объектах мирные взрывы не были редкостью. Как рассказывают очевидцы, после взрыва поднялся столб дыма и пыли высотой до километра, который мерцал оранжево-красным светом. Это создавало иллюзию северного сияния».

Так, почти за тридцать лет до Чернобыля произошла одна из серьезнейших аварий на химкомбинате «Маяк». В течение долгого времени все сведения о ней держались в глубокой тайне. Практически ничего не знали о ней и на Западе. Только в 1979 году в США была опубликована книга ученого-биолога и известного советского диссидента Ж. Медведева «Ядерная катастрофа на Урале», которая и рассказала о сентябрьской трагедии 1957 года. Однако и после выхода книги многие американские специалисты продолжали считать, что русские проводили испытания своего ядерного оружия на Новой Земле и после этого радиоактивное облако опустилось именно на Южном Урале.

Сейчас опубликовано немало брошюр и статей, посвященных созданию в нашей стране атомного производства. А тогда никто и не знал, что 20 миллионов кюри радиоактивных веществ вырвалось на волю. Восточно-Уральский радиоактивный след накрыл территорию в 250 квадратных километров с населением в 270 000 человек.

Восемнадцать миллионов кюри, выброшенных из емкости, остались на промплощадке, а около двух миллионов кюри активности были подняты в воздух и подхвачены ветром. Радиоактивное облако покрыло многие объекты химкомбината «Маяк», реакторные заводы, строившийся радиохимический завод, пожарную и воинскую части, полк военных строителей и лагерь заключенных. Всего в двух полках и лагере заключенных находились около трех тысяч человек.

Еще в это время прибыло пополнение из Москвы – двести человек. Их расположили пока в свободной казарме, а на 30 сентября намечались занятия с молодыми солдатами. Когда раздался сильный взрыв, от ударной волны вылетели стекла из окон всех казарм и были сорваны выходные металлические ворота. Солдаты в первый момент выбежали на улицу, некоторые бросились к оружейному парку за оружием. Стоявший у въездных ворот часовой прыгнул в канализационный колодец и занял там оборонительную позицию.

На месте, где находилось хранилище радиоактивных отходов, поднялся огромный столб пыли, который ветром был отнесен в сторону расположения полка. Вскоре густое черно-серо-бурое облако нависло над казармами, во время яркого солнечного дня наступила темнота. Состояние людей было ужасным. Очень беспокойно вели себя служебные собаки: они выли, не умолкая ни на минуту. Птиц нигде не было видно.

В первые часы после взрыва на головы людей падали довольно крупные радиоактивные частицы, и вообще выпадение радиоактивных веществ было очень интенсивным. Мелкие частицы, в виде хлопьев, продолжали падать и на следующий день.

Как только радиоактивное облако накрыло военный городок, по телефону срочно вызвали дозиметристов. Замерив зараженность территории, они тут же объявили, что нужно немедленно эвакуировать людей. Предварительно все военнослужащие прошли санитарную обработку в бане, горячей водой мылись по несколько часов. Но такая обработка дала довольно слабые результаты.

На другой день, 30 сентября, началась эвакуация оружия и боеприпасов. Часть оружия была так сильно загрязнена, что его пришлось зарыть в одном из котлованов. Менее загрязненное оружие пытались отмыть. С его деревянных частей до белого цвета соскабливали стружку, а металлические части чистили песком и шкуркой. Но полностью очистить не могли, а «загрязненного» оружия военно-оружейный склад не принимал. Так и несли службу некоторые солдаты с радиоактивно загрязненным оружием.

Ширина «ядерного языка», в котором преобладал стронций-90, составляла восемь-девять километров. Сильным юго-западным ветром облако разнеслось по лесам, полям и озерам Челябинской, Свердловской и Тюменской областей – на площади 1000 квадратных километров. Из 23 окрестных деревень пришлось эвакуировать более десяти тысяч человек.

В 1958 году из сельскохозяйственного использования было изъято 59 тысяч гектаров в Челябинской и 47 тысяч гектаров в Свердловской областях. Только через два года началось вовлечение этих земель в оборот.

В результате аварии облучению подверглись в общей сложности 124 тысячи человек. Весной 1963 года, как будто в дополнение ко всем этим бедам, в этих краях случилась засуха. Обычно мелководное и заболоченное озеро Карачай пересохло, и образовавшаяся пыльная буря увеличила число жертв Восточно-Уральского радиоактивного следа еще на сорок тысяч человек. Кыштымская трагедия по своим последствиям намного превосходит Чернобыль.

Гибель подводной лодки «Трешер»

В известной русской «Сказке об Иване-царевиче, жар-птице и Сером волке» говорится: «На третий день прилетел Ворон Воронович и принес с собой два пузырька: в одном – живая вода, в другом – мертвая, и отдал те пузырьки Серому волку… Серый волк взял пузырьки и спрыснул Ивана-царевича мертвою водою – тело его и срослося…» Сказка, как говорится, – ложь, да в ней намек…

Во время полярной экспедиции норвежского исследователя Фритьофа Нансена было сделано много научных открытий. Например, опровергнуто мнение о мелководности Северного Ледовитого океана, исследована структура его водных масс, открыто влияние вращения Земли на движение льдов и др. В том числе было обнаружено явление «мертвой воды». Мгновенно скорость судна упала с четырех с половиной узлов до одного, хотя глубина была достаточной и Карское море выглядело спокойным.

Впервые это явление стали изучать братья Холлами еще в 1830 году, но теоретически оно было обосновано норвежским ученым незадолго до экспедиции Фритьофа Нансена. Однако до случая с «Фрамом» никто даже и предполагать не мог, что «мертвая вода» может иметь такую силу.

А произошло вот что. При подходе к кромке льда вдруг резко замедлился ход «Фрама». Машина работала на полных оборотах, но судно едва двигалось, как будто его кто-то удерживал с большой силой. «Фрам», казалось, увлекал за собой весь поверхностный слой воды. За судном образовались волны, которые под острым углом пересекали его след. Иногда они заходили вперед почти до середины корабля. «Фрам» поворачивал в разные стороны, кружил, но ситуация не менялась. Когда стопорилась машина, то неведомая сила тянула судно назад.

^{Атомная подводная лодка «Трешер»}

На преодоление небольшого расстояния до кромки льда потребовалось намного больше времени, чем если бы его преодолевала шлюпка на веслах. Если не считать небольших льдин, вокруг была глубокая и чистая вода – для движения не было никаких препятствий.

Так был обнаружен эффект «мертвой воды» – неожиданное торможение движения судов в открытом море. Такие торможения, впрочем, были известны и раньше. Парусные суда под действием «мертвой воды» сбивались с курса и переставали слушаться руля. Так случалось в прошлые века, и мореплаватели обвиняли в этом рыбу-прилипалу, которая будто бы присасывается к днищу корабля и тормозит его ход.

Но так происходит и сейчас, несмотря на то что техника шагнула далеко вперед. Сегодня ученые объясняют эффект «мертвой воды» затратой энергии судовой машины на преодоление внутренних волн. Волны эти возникают на границе раздела двух слоев воды с разной плотностью, и явление это очень коварное. Давно ушли в прошлое времена, когда капитан Немо погружался на своем «Наутилусе» в тихие глубины океана от всех земных горестей. Мировой океан оказался куда беспокойнее, чем представлялся раньше.

…В половине восьмого утра 10 апреля 1963 года американская атомная подводная лодка «Трешер» начала глубоководное погружение в Атлантическом океане – в 220 милях от Бостона. На ее борту, кроме штатного экипажа, находились семнадцать гражданских специалистов – представители завода-строителя и некоторых промышленных фирм, а также четыре офицера Портсмутской верфи, где ремонтировалась лодка. Цель погружения состояла в проведении испытаний лодки на предельной глубине (до 360 метров).

Лодку «Трешер» сопровождало в походе спасательное судно «Скайларк», которое было оборудовано приборами звуко-подводной связи и спасательным подводным колоколом. В состав его экипажа входили также водолазы, которые могли выполнять работы на глубинах до тридцати метров.

В половине седьмого утра 10 апреля подводная лодка всплыла на перископную глубину, чтобы определить свое место перед глубоководным погружением. К этому моменту она уже прошла континентальный шельф и вышла в район впадины Уилкинсона, где глубина Атлантического океана резко увеличивается, с 300 до 2400 метров.

В 7.47 с борта «Трешера» на обеспечивающее судно сообщили об окончании последних приготовлений к погружению. Море в это время было спокойным, видимость отличной, скорость ветра не превышала 3,5 метра в секунду.

Около восьми часов командир подводной лодки капитан-лейтенант Гарвей отдал приказ начать глубоководное погружение. Три человека в ходовой рубке «Скайларка» – командир, штурман (оба бывшие подводники) и гидроакустик – склонились над пультом гидроакустического телефона. Кроме них, в рубке находился еще матрос, который вел запись переговоров: на судне не было магнитофона и все сообщения фиксировались в вахтенном журнале.

Командир «Трешера» по гидроакустическому каналу должен был выходить на связь со «Скайларком» каждые пятнадцать минут. В 7.54 с борта подлодки было принято первое сообщение: «Все в порядке, продолжаем погружение». В половине десятого утра «Скайларк» принял последнее сообщение, из которого удалось разобрать только два слова: «…предельная глубина…».

События между этими двумя сообщениями, по записям в вахтенном журнале, развивались следующим образом.

8.00 – проведена проверка звукоподводной связи.

8.02 – лодка достигла глубины 120 метров. Произведен осмотр прочности корпуса, забортной арматуры и трубопроводов.

8.09 – получено сообщение, что пройдена половина пути до предельной глубины погружения. Темп погружения замедляется.

8.24 – проведен очередной сеанс связи.

8.25 – лодка достигла глубины, на 90 метров меньшей предельной.

8.26 – лодка приблизилась к предельной глубине погружения.

9.02 – получено сообщение, что курс лодки остается неизменным.

9.10 – подводная лодка не ответила на вызов. Не было ответа и на повторный вызов через 1 минуту. Обеспокоенный штурман «Скайларка» взял микрофон у гидроакустика и прокричал в него: «У вас все в порядке? Отвечайте! Отвечайте, ради бога!» Но ответа не последовало.

9.11 – с борта лодки поступило неразборчивое сообщение, из которого удалось уяснить, что возникли какие-то неполадки. Лодка имеет дифферент на корму, подводники пытаются продуть цистерны главного балласта. Через 2–3 секунды послышался шум сжатого воздуха, поступающего в цистерны, продолжавшийся в течение 20–30 секунд.

После этого, через некоторое время, и было услышано то последнее сообщение. А вслед за ним раздался приглушенный неясный грохот.

Штурман Уотсон попытался вспомнить, где он уже слышал подобный шум. Его взгляд упал на переборку рубки и автоматически зафиксировал показания хронометра – 9.17. Впоследствии он охарактеризовал слышанный шум как «треск ломающихся отсеков прочного корпуса», знакомый ему по опыту Второй мировой войны. Однако в тот момент на «Скайларке» еще не осознали трагедии происшедшего.

Командир «Скайларка» приказал гидроакустику связаться с «Трешером» и запросить: «Управляется ли подводная лодка?» Когда и на этот раз ответа не последовало, он сам трижды повторил свой вопрос. Зная о ненадежности гидроакустического телефона, командир «Скайларка» беспокоился еще и о том, что подводная лодка при аварийном всплытии могла протаранить и спасательное судно со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Целых полтора часа «Скайларк» безуспешно ждал всплытия подводной лодки. Напряжение на борту спасательной лодки возрастало по мере того, как один за другим проходили 15-минутные периоды, а ответных сигналов с «Трешера» все не было. Напрасно прослушивал подводные шумы гидроакустик. Напрасно радист искал позывные «Трешера» в эфире. Напрасно люди на мостике пытались обнаружить знакомый силуэт подводной лодки. Напрасно…

Около 10.00 один из сигнальщиков заметил в 3–4 милях низкий серый силуэт, похожий на силуэт подводной лодки. С помощью сигнальных прожекторов и ультракоротковолновой радиостанции сразу же были сделаны запросы, но ответа не последовало и на этот раз. А через несколько минут силуэт как бы растаял в туманной дымке. Что это было? Оптический обман или плод воображения уставших и встревоженных людей?

В 10.40 командир «Скайларка» решил перейти к более действенным мерам: в воду полетели гранаты, взрывы которых должны были послужить «Трешеру» сигналом к немедленному всплытию. Однако и эта крайняя мера не дала никакого результата.

Окончательно убедившись, что связь с «Трешером» потеряна, командир «Скайларка» передал в штаб радиограмму: «Не имею связи с “Трешером” с 9.17. Вызываю лодку каждую минуту, каждые 10 минут сбрасываю сигнальные патроны. Все попытки обнаружить лодку безуспешны. Последнее принятое сообщение сильно искажено. Можно понять, что лодка была на глубине, близкой к предельной… Продолжаю поиски».

После полудня в район исчезновения «Трешера» вышли поисковые группы кораблей и самолетов. Военно-морское командование США обратилось к капитанам всех торговых судов, проходивших через район поисков, с просьбой тщательно следить за водной поверхностью.

На другой день, 11 апреля, появились первые находки. В районе исчезновения лодки были подобраны в воде куски пробки и пластмассы, пластмассовые бутылки и стаканы, а также несколько резиновых перчаток, которые подводники обычно одевают при работе в реакторном отсеке. Все выловленные предметы могли принадлежать «Трешеру», но могли и не иметь к нему никакого отношения, поскольку подобные вещи используются практически на всех американских кораблях.

Час проходил за часом, а терпящую бедствие лодку на поверхности обнаружить не удавалось. Глубины же океана в этом районе настолько велики, что мысль о поврежденном «Трешере», лежащем на грунте, полностью исключалась. Поэтому в половине одиннадцатого утра 11 апреля начальник штаба ВМС США адмирал Андерсон сделал следующее заявление журналистам: «Печальная необходимость вынуждает меня прийти к заключению, что подводная лодка “Трешер”, которую мы в течение всего этого времени считали пропавшей, в действительности затонула. За прошедшие часы у нее было много возможностей дать знать о себе. С глубоким прискорбием и чувством огромного горя я вынужден объявить о том, что атомная подводная лодка “Трешер”, имевшая на борту 129 человек, погибла».

Но поиски «Трешера» не закончились, они продолжались в течение 1963–1964 годов и завершились некоторым успехом. На грунте были найдены и многократно сфотографированы обломки легкого корпуса, установлена и принадлежность их «Трешеру». В результате изучения всех обстоятельств гибели лодки было выдвинуто несколько версий случившегося.

1. Лодка вследствие ошибки личного состава проскочила предельную глубину погружения и была раздавлена.

2. Лодка потеряла плавучесть из-за поступления внутрь прочного корпуса воды через поврежденную арматуру или разорвавшийся трубопровод.

Это были официальные версии, но, кроме них, в зарубежной печати высказывались и другие предположения. Например, не исключалась и возможность взрыва подводной лодки, в том числе в результате боевого воздействия «неизвестного подводного противника».

Ученые предполагают, что причиной гибели подводной лодки стали внутренние волны. В тот день в районе испытаний свирепствовал циклон, который и мог их вызвать. Позднее здесь были зарегистрированы мощные внутренние волны высотой до 100 метров и периодом колебаний около восьми минут. Такие волны могли легко «затащить» лодку на глубину ниже предельной, на которую был рассчитан ее прочный корпус.

Превышение максимальной глубины погружения «Трешера» на 50 метров (то есть на глубину 410 метров) и привело к катастрофе – не хватило запаса прочности.

Советские ученые отмечали еще одну возможную причину. Циклон вызвал сильное вихревое движение океанских вод в районе погружения лодки, а это способствовало интенсивному перемешиванию верхнего слоя океана. В результате более легкая теплая вода из верхнего слоя могла быть затянута вниз. Если «Трешер» неожиданно попал в слой теплой воды вблизи предельной глубины, то он мог попросту провалиться ниже максимально допустимой отметки. Экипаж не успел продуть балластные цистерны, и «Трешер» затонул на глубине 2800 метров.

Андская трагедия

В октябре 1972 года команда регбистов из Монтевидео отправилась на соревнования в столицу Чили город Сантьяго. В самолете уругвайской авиакомпании, кроме них, находились еще пассажиры и пять членов экипажа – всего 45 человек. Однако до места назначения никто из них так и не добрался. Из-за тумана пилот ошибся в расчетах, не увидел горных вершин аргентинских Анд и на высоте 5000 метров направил самолет прямо на одну из них.

Когда летчики обнаружили свой просчет, было уже поздно: черные очертания горного пика стремительно приближались. Через несколько мгновений зазубренный гребень скалы пропорол стальную обшивку самолета, и фюзеляж развалился. От страшного удара несколько кресел оторвало от пола и вместе с пассажирами выбросило наружу. Семнадцать человек погибли прямо на месте, когда самолет «Фэачайлд» рухнул в сугроб.

^{Мемориал погибшим пассажирам рейса 571}

Картина падения напоминала сцену из фильма ужасов: кругом кровь, стоны раненых, трупы погибших… И жуткий холод!

Эта трагедия произошла почти тридцать лет назад и в свое время привлекла к себе внимание всего мира. О ней писали газеты всех стран, а в 1973 году американские кинематографисты сняли художественный фильм «Живые». В нем с документальной точностью воссозданы все перипетии страшной беды, постигшей пассажиров уругвайского авиалайнера. В результате авиакатастрофы люди провели два месяца в снежном аду – на высоте четыре тысячи метров, при температуре минус 40 градусов.

После катастрофы в живых остались 28 человек, но после схода снежной лавины и долгих, изнурительных недель голодания их осталось только шестнадцать.

Среди пассажиров злополучного лайнера был Карлито Паэс, сын художника, выросший (как и его друзья) в богатом предместье Монтевидео. Его отец попытался организовать поиски жертв авиакатастрофы и всех поднял на ноги. Спасательные команды пешком и на вертолетах отправились на поиски, которые, к сожалению, ни к чему не привели.

Проходили дни, недели, и люди, не имея теплой одежды, продолжали жить при сорокаградусном морозе. Питания, что хранилось на борту разбившегося самолета, хватило ненадолго. Скудные запасы приходилось делить по крохам, чтобы растянуть их на большее время. Под конец остались только шоколад и наперсточная норма вина. Но вот кончились и они. У выживших голод взял свое – на десятый день они стали есть трупы.

Сенсационное сообщение о людоедстве в Андах облетело весь мир в январе 1973 года, после того, как спасательные команды раскопали могилы. Многие тогда стали отпускать циничные шутки в адрес регбистов-каннибалов: мол, сидели себе спокойно на горной вершине и – надо же! – питались плотью своих товарищей. Многие возмущались. Большинство людей недоумевали: неужели современный человек способен на такое? Первым, кто решился есть мертвых, был Роберто Ганесса. Студент-медик, к тому же правоверный католик, он отрезал бритвой кусочек мяса от трупа в снегу. Это было не так-то просто: рассудок противился, однако голод оказался сильнее разума. Пришедшим в ужас товарищам он объяснил, что их главная задача – выжить, а нормы морали – дело десятое. «Эта мертвая плоть абсолютно такая же, как говядина, которую мы едим каждый день», – успокаивал он.

Фабула фильма «Живые» довольно проста: спасшиеся после авиакатастрофы люди больше двух месяцев ждут, когда к ним придет помощь. Но ее все нет и нет, потому что быстро отыскать несчастных среди бесконечного Андского высокогорья просто невозможно. Нандо Паррадо, самый лучший и самый выносливый игрок в своей команде, и Роберто Ганесса (вернее, их кинематографические герои) на пятьдесят восьмой день отправились в долгий путь за помощью.

Они двинулись в неправильном направлении, имея при себе самодельные спальные мешки (сшитые из обивки самолетных кресел) и скудный паек сушеного человеческого мяса. И даже не подозревали, что всего лишь в 16 километрах к востоку от места катастрофы находится небольшая аргентинская деревушка.

Несмотря на сильное истощение, им удавалось проходить в день по десять километров. Только на десятый день их взорам открылись новые пейзажи: вместо снега и льда они увидели песок, гальку, журчащий в долине ручей, окаймленный по берегам зарослями чахлого кустарника.

Нандо и Роберто не поверили собственным глазам, когда увидели первые признаки другой жизни – пустую банку из-под супа, лошадиную подкову и… человека. Это был аргентинский пастух, которого до смерти напугал вид двух призраков в лохмотьях. В фильме эта сцена символизирует собой благополучный «хеппи-энд»: над местом авиакатастрофы кружат вертолеты и звучит «Аве, Мария!».

Но в жизни все было гораздо сложнее. Пастух просто убежал от них тогда, а вертолеты прилетели намного позднее да и то смогли взять только часть людей. Однако вскоре счастливая радость спасшихся была омрачена чувством стыда, и тогда сеансы психотерапии должны были снять чувство вины у жертв катастрофы. Однако сами жертвы, несмотря на тяжелые воспоминания, не все были угнетены и не все чувствовали за собой особую вину. Во время медицинских сеансов они болтали о спорте, много шутили и спрашивали психоаналитиков о том, как бы те повели себя на их месте. Сегодня 45-летний кардиолог Ганесса с иронией вспоминает о тех днях, а свои рассказы перемежает эпизодами своего любимого фильма – «Молчание ягнят». Ему особенно нравится сцена, когда людоед-маньяк мечтает отведать человеческой печени с фасолью под доброе «Чианти».

В свой прежний мир они вернулись совершенно другими людьми, да и взгляд на жизнь у них сильно изменился. Впоследствии Карлито Паэс вспоминал: «Здесь, внизу, каждый пытается сожрать своего ближнего. А там, наверху, наши отношения были чистыми, глубоко нравственными. Да-да, как бы странно это ни звучало. И я бы отдал все на свете, чтобы пережить это заново».

С благодарностью вспоминает заботу друзей там, в Андах, и пятидесятилетний фермер Коча Инчиарте. Он настолько ослаб, что уже не мог встать, и друзья приносили ему в бутылке талый снег, истинную драгоценность. Без их помощи и поддержки ему было бы не выжить. Конечно, не все у них шло гладко, иной раз друзья ссорились и ругались, если ночью один наступал на руку или лицо другому. Проклинали они и того, кто ненароком забывал закрыть щель в их убогой времянке, и ледяной воздух врывался внутрь. Однако, несмотря ни на что, они не возненавидели друг друга, как это зачастую бывает в триллерах. Наоборот, даже сегодня, когда перед их глазами встают заснеженные вершины Анд, слезы размывают очертания горных скал. Каждый год в день своего спасения – 22 декабря – друзья собираются семьями и все вместе воскрешают в памяти былое: бесконечные дни и ночи в Андах, когда они сжимали в потрескавшихся губах сигареты, мечтали о домашнем ужине и молча плакали, сожалея о том, что никогда уже, наверное, не встретят Рождество…

Роковое столкновение Боингов

Американский пассажирский самолет «Боинг-747», способный брать на борт около шестисот пассажиров и без посадок преодолевать расстояния до тринадцати тысяч километров, на сегодняшний день по праву считается не только самым крупным, но и самым надежным. Эти машины задействованы, в основном, на отдаленных трассах, они перевозят с одного конца света на другой не столько грузы, сколько деловых людей и тысячи туристов.

В воскресенье 27 марта 1977 года «Боинг-747», принадлежавший голландской авиакомпании «КЛМ», выруливал на бетонную взлетную площадку аэропорта в маленьком городке Санта-Крус. Город был расположен в одном из самых живописных курортных мест – на острове Тенерифе (Канарские острова). На борту авиалайнера были 248 человек – пассажиры и члены экипажа. За штурвалом самолета сидел опытный пилот капитан Якоб ван Зантен. Он недавно привез в эти благословенные края туристов из Амстердама и теперь по прибытии в соседний Лас-Пальмас на острове Гран-Канария собирался заправиться там, забрать уже отдохнувших голландских туристов и доставить их домой.

Собственно, посадка боинга в Санта-Крус была вынужденной. Дело в том, что в одном из магазинов аэропорта Лас-Пальмас террористы взорвали бомбу. Обстановка там сложилась крайне нервозная, и поэтому было решено отправлять всех туристов из аэропорта Санта-Крус и там же принимать их.

^{«Боинг-747» голландской авиакомпании «КЛМ»}

Этот аэропорт находится в долине – как раз между двумя горами (потухшими вулканами) на высоте 700 метров над уровнем моря. Его взлетная полоса достигает длины в три километра. Однако, несмотря на природные красоты и чудесный климат, пилоты многих международных авиакомпаний недолюбливали этот аэропорт – уж слишком часто здесь гостят туманы. Но страшнее всего низкая облачность, которая затрудняет видимость и скрывает верхушки гор. Именно такая погода царила над островом в тот мартовский день. Было воскресенье, но из-за террористического взрыва настроение и у туристов, и у персонала, обслуживающего аэропорт, было невеселое. К тому же еще скопилось 180 самолетов, которые должны были или взлетать, или приземляться. Нагрузка для диспетчеров, плохо говорящих по-английски, огромная. Возникла еще одна проблема: из трех радиочастот две не работали, и пилотам всех самолетов приходилось работать на одной частоте. Естественно, это вносило в работу дополнительную неразбериху.

Самолеты принимали, но не очень-то выпускали. И на взлетную полосу образовалась очередь. Якоб ван Зантен, считавшийся самым опытным в Голландии летчиком, решил не заправляться в Лас-Пальмас, а заказал заправку топливом прямо в аэропорту Санта-Крус.

В это же время к взлету готовился и американский воздушный лайнер «Пан Ам», приземлившийся также в Санта-Крус (вместо того чтобы приземлиться в Лас-Пальмас). И его опытный капитан Виктор Граббс встал в очередь за голландским самолетом, который, по всей видимости, решил заправиться прямо на летном поле.

Вскоре в аэропорту не оставалось свободных мест от приземлявшихся и ожидавших разрешения на взлет машин. Длительная и вынужденная задержка в Санта-Крус нервировала многих пилотов и пассажиров, которые сидели в креслах, обливаясь потом. Столь длительная задержка многих выбивала из графика, могла привести к срыву других рейсов. Если бы пассажиры прибыли, например, в Голландию не по расписанию, ночью, то компании пришлось бы расселять более 230 человек в гостинице, оплачивать их проживание. Издержки получались колоссальные, поэтому каждый из пилотов торопился как можно быстрее покинуть Санта-Крус.

А погода между тем стала портиться, налетевший с моря ветер принес дождевые облака, по иллюминаторам самолетов поползли тяжелые серые капли, видимость упала практически до нуля. Но вот наконец голландский боинг заправился и получил разрешение на взлет. Он стал разогревать свои двигатели и двинулся к началу взлетно-посадочной полосы. Причем пришлось включить освещение, так как двигался он почти вслепую. Практически в это же время и американский самолет получил разрешение следовать за «голландцем». У пассажиров обоих самолетов, уже несколько часов томившихся в креслах, сразу стало легче на душе, они вздохнули свободнее и стали готовиться к взлету.

Диспетчеры вели самолеты к взлетно-посадочной полосе, полагаясь исключительно на доклады пилотов. Все шло как бы автоматически. Диспетчеры спрашивали, пилоты отвечали, не очень-то обращая внимание на вопросы, так как следили прежде всего за полосой. Они плохо видели полосу и опасались перепутать, сколько миновали съездов. Поскольку визуального наблюдения не велось и местонахождение лайнеров определялось только докладами пилотов, то могли возникнуть ошибки. А капитаны обоих боингов и так уже оба ошиблись – не смогли разобрать, в каком месте взлетно-посадочной полосы они находились. Голландский пилот сообщил, что он добрался до ее начала и начал разгон для взлета, а американец считал, что он съехал от полосы в сторону. Опять-таки из-за плохой радиосвязи «голландец» посчитал, что полоса готова к взлету, что диспетчеры дали «добро», к тому же он очень торопился и пустил машину.

«Американец» не мог толком разобрать, где он находится, и все пытался найти съезд с полосы. «Голландец» уже набрал скорость в 250 километров в час и готовился взлететь. И вдруг на полосе капитан ван Зантен увидел серое тело американского боинга, который пытался съехать с бетонной полосы в сторону.

Это было, как в кошмарном сне. Ван Зантен не верил своим глазам. Они миновали ту точку, после которой обратного возврата на землю нет. Он потянул на себя ручку управления, пытаясь тотчас поднять свою многотонную машину в воздух и пролететь над боингом. Но разбег для этого был слишком мал, и скорости не хватало.

Пилот американского боинга Виктор Граббс тоже заметил несущуюся прямо на него огромную машину. Он попытался выжать весь газ, но съехать с полосы не успел. «Голландец» сверху всеми четырьмя колесами врезался в крышу самолета и снес ее. Американский боинг отлетел в сторону на сто пятьдесят метров, «голландец» взлететь не смог, рухнул в нескольких метрах впереди и сразу же вспыхнул. Раздались оглушительные взрывы. Его горевшие обломки разлетались на сотни метров вокруг, и от них воспламенился американский боинг.

«Голландец» сгорел полностью. Ни пассажиры, ни пилоты, ни стюарды – никто не остался в живых. Из американского самолета только в первые секунды некоторые пассажиры сумели выкарабкаться живыми и невредимыми. А итог этой трагедии был страшным – 582 сгоревших человека.

Рядом со взлетно-посадочной полосой пылало два факела. Сверху их видели пилоты самолетов, которые шли в Лас-Пальмас. В истории авиации это была невиданная по своим трагическим масштабам катастрофа.

Вот что вспоминала об этом происшествии пассажирка американского боинга 35-летняя Дороти Келли: «Раздался взрыв, страшный грохот, все вокруг изменилось, я ничего не могла понять, что происходит. Потом, когда грохот стих, я увидела перед собой небо, вернее, тяжелые серые облака. Потом опять раздались взрывы, на этот раз где-то сзади. Я хотела выбраться наружу, но в этот момент пол подо мной провалился, и я оказалась на земле».

Самолет уже вовсю пылал, но все же миссис Келли вернулась к нему и стала оттаскивать лежавших на земле и потерявших сознание пассажиров. Так ей удалось спасти жизнь капитану самолета Виктору Граббсу.

Комиссия, расследовавшая причины столкновения двух боингов, пришла к выводу, что ее виновником оказался все же голландский пилот ван Зантен, который не дослушал диспетчера до конца, торопился и начал взлет в тот момент, когда с полосы пытался съехать заблудившийся в тумане американский лайнер.

Исчезающий Арал

В 1713 году посланец мангышлакских туркмен Ходжа Нефес добрался в Петербурге до «Белого царя» и изложил ему заманчивое предложение: в далекой-де стране, о которой Россия ничего не знает, протекает через пустыню могучая река Амударья. Раньше она текла в Каспий, а теперь течет в Аральское море. Если реку снова повернуть в Каспий, то русские смогут по воде проехать водным путем из Волги (через Каспий вверх по Амударье) к истокам Инда.

Предложение действительно было очень заманчивым. Петр Великий был заинтересован в водном пути в Индию, к тому же весьма соблазнительными были рассказы о золотых приисках, находящихся якобы где-то возле Амударьи. Была организована крупная экспедиция в Хиву под началом кавказского князя А. Бековича-Черкасского, которого мусульмане звали Давлет-Гиреем – счастливчиком.

В апреле 1715 года на специально построенных судах экспедиция вышла из Астрахани, обследовала восточный берег Каспия и составила первую профессиональную карту его побережья, включая «Черную пасть» – Кара-Богаз-Гол.

^{Корабли Аральской флотилии Российского Императорского флота. 1850-е гг.}

Экспедиция отыскала и каспийское устье реки Узбой, которое соединяло Приаралье с Каспием. С тех пор эта романтическая история почти уже триста лет дразнит географов и любителей старины. А тогда, уже в августе 1715 года, Давлет-Гирей докладывал царю: «Доехал до места, званием Актам, где текла Амударья века в море Каспийское. Ныне в том месте нет воды, понеже не в ближних местах, для некоторых причин, оная река запружена плотиною… от Хивы в четырех днях пути. От той плотины принуждена течь оная река в озеро, которое называется Аральским морем».

Петр I продемонстрировал карту, составленную А. Бековичем-Черкасским, крупнейшему европейскому географу Делиллю и, убедив весь ученый мир, что Окс (вопреки Птолемею) впадает не в Каспий, а в Аральское море, совершенно дотоле не известное, получил за это почетное звание академика Парижской академии наук. О том, что это были первые сведения об Аральском море, говорит комментарий географа XVIII века Карла Бэра: «Может показаться баснословным, но тем не менее достоверно, что до Петра ученый мир вовсе не знал Аральского моря».

Однако затея с водным путем из Волги в Индию провалилась, и Аральское море более чем на сто лет вышло из сферы российских интересов. Только в середине XIX века внимание к нему возрождается благодаря экспедиции А.И. Бутакова. Командир шхуны «Радуга», он с отрочества ходил в море, побывал в «кругосветке», слыл дельным и опытным моряком. Однако у высших чинов Адмиралтейства он был на плохом счету. Еще бы! Лейтенант, видите ли, посмел обвинить в казнокрадстве капитана Юнкера – одного из любимцев светлейшего князя Меншикова, главы морского ведомства.

Над лейтенантом А.И. Бутаковым тяготела опала. И утешением ему были лишь плавания, книги да беседы со старым адмиралом. Алексея запросто принимали в доме знаменитого морехода, и старик Беллинсгаузен надолго запирался с лейтенантом в кабинете. Чаще всего они беседовали о некоем далеком море, карт которого не существовало. Сведения о нем просачивались из сумрака веков и потому были путаные и сбивчивые. Так, например, в одной старинной книге сообщалось: «А в Синем море вода солона».

Однако миллионы лет тому назад на всей обширной территории, ныне занятой Аралом и Каспием и территорией между ними, плескались воды древнего океана Тетис. Проходили тысячелетия, мощные тектонические разломы меняли лик нашей планеты, и в результате одного из таких катаклизмов океан Тетис исчез. На его месте появились два соленых озера – Аральское и Каспийское. Озера эти так огромны, что за ними давно уже и прочно утвердились названия морей. Море-озеро Арал в два раза больше Азовского моря, а на территории Арала могли бы уместиться Бельгия и Голландия, вместе взятые. Арал по своим размерам занимает четвертое место в мире – после Каспия, Верхнего озера в Северной Америке и озера Виктория в Африке.

Вот и жил опальный лейтенант А.И. Бутаков мечтою об экспедиции к «Синему морю-озеру», а старый адмирал хлопотал о ней в гулких коридорах Адмиралтейства.

Кроме опального лейтенанта, в экспедиции участвовал и опальный поэт Т.Г. Шевченко, который сделал за время похода много рисунков и акварелей. Он рисовал упоенно, без устали, потому что на Аральском море (как впоследствии сам признавался) увидел «много оригинального, еще нигде не виданного».

Через несколько лет А.И. Бутаков привез первые научные сведения об Арале. И как только люди узнали об Аральском море, у них «зачесались» руки его переделать. В 1871 году в Киеве вышла небольшая книжечка, которая не привлекла к себе сколь-нибудь серьезного внимания. Автор ее, Я. Демченко, был одним из первых, кто предложил переделать природу этих мест. А предлагал он ни много ни мало – «прорыть многосоткилометровые каналы, по которым нужно было направить в Среднюю Азию воды сибирских рек». И весь этот план он изложил в своей книжке, которая называлась «О наводнении Аральско-Каспийской низменности для улучшения климата прилежащих стран».

С тех пор и начались деятельные вмешательства человека в жизнь Приаралья. Нашлось много людей, которые вдохновенно поддержали проект Я. Демченко. Были, наоборот, и такие, кто хотел уменьшить (или даже уничтожить!) море, отвернув от него реки Сырдарью и Амурдарью.

Ежегодно с бирюзовой глади Аральского моря испаряется метровый слой воды. Потому и спешат-торопятся Амударья и Сырдарья, стремясь возместить потери моря. Так продолжалось более трех тысяч лет. Но вот в дела природы вмешался человек, и море стало быстро отступать. Ведь человек всегда вмешивается в одну сторону – на пользу себе. Он никогда не пополняет пресных вод рек, влияющих на эти моря-озера. Он только забирает речные воды на их пути к морям, не давая им даже дойти до своих устьев.

Водный баланс сохранялся еще в конце 1950-х годов: в Арал ежегодно поступало 64 кубических километра воды, а испарялось 63 кубических километра. Но с 1965 года вследствие сокращения речного стока уровень моря стал интенсивно падать. А воду из Сырдарьи и Амударьи брали для построенных еще до 1960-х годов Ферганского, Голодностепского и других каналов и гидроузлов. И, конечно, для хлопчатника.

Хлопком засевают в Средней Азии каждый клочок земли, кусты хлопчатника зеленеют у самых порогов крестьянских домов, он заглядывает им прямо в окна. Сотни килограммов минеральных удобрений, десятки килограммов ядохимикатов вносится на гектар земли. По две нормы воды выливается, чтобы только получить 23 центнера хлопка с одного гектара. По мировым стандартам, это, надо сказать, весьма невысокий показатель.

Долгое время толком и не знали, сколько нужно стране хлопка. Девять миллионов тонн или пять? Может быть, и девять. Но тогда зачем два миллиона тонн шли на технические нужды, превращаясь в третьесортную продукцию? Расточительству не было никакого предела, экономика словно осатанела.

Тревожные разговоры возникли еще давно, но особенно усилились они в конце 1970-х годов. Отовсюду поступали мрачные сообщения. Оголяется дно Арала… Берега от морских портов ушли на десятки километров… Меняется климат, вымирают животные: было 178 видов, осталось 38… Гибнут тугаи – тростниковые заросли… Ухудшается жизнь людей, потому что в пустыне ее творит не земля, а вода.

Однако бесконтрольный водозабор, отсутствие водомеров, завышенные нормы полива (которые годами научно не корректировались) привели к неоправданно большому перерасходу воды. В результате вода не облагораживает землю, а губит ее. Например, в Ферганской долине сотни тысяч гектаров полей стояли со слоем воды в несколько метров.

За двадцать лет Аральское море лишилось 640 кубических километров воды. Море потеряло две трети своего объема и две трети своей площади, а ведь оно было просто гигантским – синим без конца и края. От Майнака до Аральска ходили корабли. Теперь уровень моря упал на тринадцать метров. Оголившееся дно Арала (а это 2,6 миллиона гектаров) превратилось в рукотворную пустыню, которая уже и название получила – Аралкумы. Здесь накоплены миллиарды тонн ядовитых солей. С пустынного дна моря в воздух поднимаются миллионы тонн солено-ядовитой пыли, которую ветер разносит на далекие расстояния. С усыханием моря участились пыльные бури. Пылевые облака заносятся на ледники Памира, Алтая, Тянь-Шаня, а это, в свою очередь, изменяет режим берущих там начало рек.

На полях Средней Азии долгие годы против вилта (болезни хлопчатника) применялся химикат ДЦТ. Соединение его для человека очень опасно, а в природе оно практически не разлагается. ДЦТ и другие ядохимикаты многие годы смывались с полей и накапливались в море. Теперь здесь проплывают ядовитые облака.

За последние годы высохли сотни естественных озер Приаралья, которые давали пищу скоту, рыбе, птице, кормившим людей. Теперь рыба для двух консервных заводов (в Аральске и Муйнаке) завозится с Дальнего Востока и из Прибалтики. Впрочем, в связи с развалом Советского Союза из стран Балтии, может быть, уже и не завозится. А ведь еще лет двадцать назад к проходящим мимо поездам выходили рыбаки и продавали пассажирам жирных лещей и огромных усачей. Крестьяне приносили дыни, арбузы, помидоры, огурцы.

Лес для Кзыл-Ординского целлюлозного комбината доставляют (если еще доставляют) из Сибири, так как дельта камыша усохла. Раньше вся территория Каракалпакии, Хорезмской и Ташаузской областей испытывала благоприятное воздействие Аральского моря, теперь же воздух здесь стал суше. На двадцать дней сократился безморозный период.

Раньше в Приаралье не только строили новые и расширяли старые города и поселки. Поговаривали даже об открытии международного курорта, потому что для этого было все: сухой климат, а с апреля по ноябрь – купальный сезон.

Теперь вокруг Арала пусто и безлюдно. В рыбном поселке Учсай раньше проживали десять тысяч человек, к концу 1980-х их осталось всего около тысячи. А сейчас есть ли сам поселок-то?

В когда-то процветавшем Аральске сегодня тысячи безработных. А сам город? Ободранные, изъеденные солью здания, грязные улицы, чахлая, усыхающая зелень… Рядом с мертвым морем бывший городской порт, где ржавеют рыболовецкие суда. На территории Аральска возникло 29 зловонных озер. В них население сбрасывает бытовые отходы, из них же пьет воду домашний скот. На одного человека в сутки в городе приходится одно ведро питьевой воды.

В конце 1980-х годов корреспонденты журналов «Новый мир» и «Памир» организовали экспедицию «Арал-88». Две недели участники ее провели на Арале и в Приаралье, экспедиция прошла тринадцать тысяч километров в бассейне Аральского моря, рек Сырдарьи и Амударьи. И везде они видели полуразрушенные, окруженные пустыней города – Аральск, Муйнак, Казалинск, поселок Учсай, катастрофически поредевшие рыбацкие и чабанские поселения.

Дно Аральского моря предстало перед участниками экспедиции бело-рыжим, вспученным солью. От своих портов (теперь тоже бывших) оно ушло на шестьдесят – семьдесят километров. Десятки ржавеющих, разрушающихся рыболовецких траулеров, катеров, шхун, моторных лодок, баркасов остались в прежних портах, теперь засыпаемых песками.

Для обсуждения результатов экспедиции «Арал-88» был проведен круглый стол, в работе которого приняли участие академик А.А. Дородницын, секретарь правления Союза писателей СССР Ю.Д. Черниченко, старший научный сотрудник Института географии АН СССР Д.Б. Орешкин, писатель Ч.Т. Айтматов, помощник прокурора РСФСР В.И. Олейник и многие другие. На одном из заседаний круглого стола выступил главный редактор «Нового мира», писатель С.П. Залыгин. Он сказал: «Очень часто приходится слышать, что мы – дилетанты, не понимаем дела, суемся не в свои проблемы. Тогда почему же ни одно министерство, ни одно ведомство не организовало вот такую же группу специалистов, такую же экспедицию, как наша? Да потому, что ведомства ничего, кроме своих интересов, знать не желают. И они заинтересованы, чтобы только их специалисты – и никто другой! – ездили в такие поездки».

Действительно, о тяжелом положении с Аралом знали государственные и партийные деятели высокого ранга, знали ученые и специалисты… Знали и сознательно скрывали от народа информацию о надвигающейся катастрофе. В мае 1988 года бывший остров Кокарал соединился с юга с сушей (с севера он соединился еще в 1977 году), и Арал распался на Большое и Малое моря. Мелководное, стремительно усыхающее Малое море относится к Казахстану, Большое море оказалось в Узбекистане. Уже тогда стали создаваться проекты, согласно которым, каждая республика будет строить свои дамбы и наполнять водой «свой Арал».

Теперь же для России «проблема Арала» превратилась в проблему хотя и ближнего, но «зарубежья». У властей Казахстана, Узбекистана и Туркменистана, на территории которых расположены бедственные районы и само море (вернее, то, что от него осталось), много других проблем. На их взгляд, более важных, а на Арал не хватает ни времени, ни средств. Уровень Аральского моря (ничем не восполняемый) падает со скоростью 0,5 метра в год, то есть через пять-шесть лет Арал может исчезнуть полностью, превратившись в ряд небольших и опасно загрязненных водоемов.

Корейский Боинг, сбившийся с курса

В ночь с 31 августа на 1 сентября 1983 года над островом Сахалин был сбит южнокорейский авиалайнер «Боинг-747». Четырнадцать минут с высоты 11 тысяч метров падали останки самолета, 269 пассажиров и членов экипажа… В те мгновения весь мир приблизился к краю катастрофы.

Исчезнувший с экранов радаров самолет, совершавший обычный рейс по маршруту Нью-Йорк – Сеул, не сразу вызвал серьезное беспокойство японских авиадиспетчеров, которые в семь утра ожидали его полет над своей территорией. Вначале они посчитали, что это временный сбой, что скоро все наладится и через минуту-другую боинг снова появится на экранах. Когда же время прошло, а он все не появлялся на экранах, японцы решили, что самолет сильно отклонился от курса. И если это так, то он, наверное, приземлился. Но где, на чьей территории? И почему от него не поступило никаких сигналов?

^{Печально знаменитый южнокорейский боинг}

В томительном ожидании прошло около суток, в течение которых никаких сигналов так и не поступило. Предположения высказывались самые разные: отказали сразу все четыре двигателя и самолет упал в море? Но почему не было сигналов? Нет, такое не могло случиться. Ждали утра.

А утром, как гром среди ясного неба, по радио прозвучало выступление государственного секретаря США Джорджа Шульца, повергшее всех в шок. Он объявил, что в результате анализа данных, полученных американскими компьютерами, пассажирский самолет «KAL-747» южнокорейской авиакомпании был сбит ракетами типа «воздух – воздух», выпущенными с борта советского истребителя-перехватчика. Теперь уже никто не сомневался, что случилось непоправимое.

Трагедия над Японским морем тотчас вызвала шквал негодования на Западе, страсти на международной арене накалились до предела, хотя толком никто не мог понять, как могло такое произойти. Зарубежные телевидение, радиостанции и следом газеты наперебой высказывали самые различные версии, в частности, и такие, что лайнер могли угнать террористы или на нем произошел взрыв. Наиболее ретивые из них призывали к походу против красных и звали к отмщению. Но при этом без ответа оставались главные вопросы: почему оснащенный современными навигационными приборами пассажирский самолет отклонился от заданного курса и вторгся в воздушное пространство Советского Союза? Почему он не ответил на сигналы советского истребителя-перехватчика? Почему были произведены смертельные выстрелы?

Советская сторона молчала. И только через два дня после трагедии прозвучало Заявление ТАСС. В нем утверждалось, что неопознанный самолет грубо нарушил государственную границу и вторгся на большую глубину в воздушное пространство СССР. При этом истребитель-перехватчик сделал предупредительные выстрелы, однако самолет на них не прореагировал. В этом же Заявлении прозвучали намеки, что, очевидно, полет выполнялся под руководством американцев со шпионскими целями. Выступивший министр иностранных дел А. Громыко подтвердил, что советская территория и границы Советского Союза – священны и ненарушимы. Каждый, кто прибегает к провокациям подобного рода, должен знать, что понесет ответственность за свои действия.

В этот тяжелый момент и русские, и американцы срочно приступили к поискам «черного ящика», расшифровки записей которого могли бы внести ясность в происшедшее. Море штормило, и «черный ящик» отыскать не смогли. В волнах только плавали разрозненные куски дерева, пластмассовой обшивки и человеческие останки, не поддающиеся никакой идентификации.

Через восемь дней с разъяснениями по телевидению выступил начальник Генерального штаба Министерства обороны СССР маршал Николай Огарков. Он признал, что советские истребители «остановили» авиалайнер двумя ракетами класса «воздух – воздух», и обвинил южнокорейский самолет в шпионаже в пользу Соединенных Штатов. Однако все эти версии международной общественностью были отвергнуты как несостоятельные. Пассажирский самолет «Боинг-747», пролетая ночью на большой высоте, не мог собрать никакой полезной информации. Представитель США в ООН Джин Киркпатрик высказалась однозначно, что цивилизованные страны не признают отклонения самолетов от курса преступлением, за которое полагается смертная казнь.

И все же, несмотря на грозные выступления политиков, дипломатов и военных, обостривших ситуацию до предела, победили соображения высшего порядка. Никто не хотел, чтобы инцидент вылился в открытую конфронтацию двух великих держав. Одиннадцать западных государств хоть и согласились с предложением США прекратить воздушное сообщение с Советским Союзом, но только на два месяца. Страсти постепенно угасли, и мировое общественное мнение вскоре сменило гнев на милость. Обе стороны пытались разобраться в произошедшем.

Теперь, спустя почти шестнадцать лет, можно почти досконально объяснить ту ситуацию, в которой оказался южнокорейский самолет. Вывод, который напрашивается после ознакомления с имеющейся информацией, мало утешителен: не только цепь роковых обстоятельств и ошибок как в работе бортовых компьютеров, так и в действиях наземных диспетчеров и пилотов самого боинга могли привести к тому, что никто не заметил отклонения от курса.

Так, в 1997 году один из бывших высокопоставленных чинов японской военной разведки признал, что южнокорейский самолет выполнял-таки задание американских спецслужб и его отклонение было не ошибкой навигационных устройств или диспетчеров, а явной попыткой попасть в советское воздушное пространство, чтобы привести в действие советскую систему противовоздушной обороны и засечь радиолокационные станции. Все американские самолеты-разведчики, периодически нарушавшие советское воздушное пространство, были вынуждены возвращаться на свой маршрут. Им не удавалось засечь ничем не выдававшую себя систему противовоздушной обороны СССР. Американцы рассчитывали, что эту задачу лучше всех выполнит пассажирский самолет, который вряд ли кто рискнет сбить. Однако все получилось совсем иначе.

Вылетев из аэропорта американского города Анкоридж на Аляске, боинг взял курс сначала в район Алеутских островов. Через четыре часа во время радиоконтакта с Токио радист боинга сообщил о продвижении к Сеулу. В 5 часов 07 минут местного времени с авиалайнера передали, что миновали контрольную точку. Так было зафиксировано первое ошибочное сообщение. В этот момент авиалайнер уже отклонился от своего курса на несколько десятков километров и находился над территорией Камчатки. Примерно через час самолет попросил у Токио разрешение подняться на высоту одиннадцать тысяч метров. Разрешение было дано. И при этом ни в Токио, ни на боинге опять-таки не зафиксировали, что отклонение от курса уже достигало 181 километра и машина пролетала над островом Сахалин. До начала трагедии оставались считаные минуты.

В это время на земле судорожно решали, как поступить с вторгшимся в воздушное пространство чужим самолетом. Два с половиной часа советские военные авиадиспетчеры следили за странным полетом вдоль границы СССР неопознанного объекта. И как только он появился над территорией Камчатки, в небо взлетели четыре самолета МиГ-23 и Су-15. Вначале в их задачу входило приблизиться к незнакомцу и попытаться принудить его к посадке. Но у лайнера была слишком большая высота, а на сигналы он не реагировал. Для советских военных летчиков проблема заключалась в том, что в воздухе их самолеты-перехватчики могли находиться около часа, на большее время не хватало горючего.

Итак, пилот Су-15, приблизившись к авиалайнеру, передал на землю, что видит, как вспыхивают огни самолета. Освещенный полумесяцем силуэт гигантского белого боинга довольно отчетливо выделялся на фоне темного неба. Советский истребитель послал запрос – «свой или чужой» (IFF), но и на него ответа не последовало. Дело в том, что такой сигнал и на такой частоте мог принять только советский самолет.

До выхода из воздушного пространства СССР чужаку оставались считаные секунды. В баках у перехватчика кончалось горючее, пора было возвращаться на базу. Это означало, что чужак мог уйти. Если упустить его, тогда… Его уход грозил не только серьезными неприятностями от местного командования.

Теперь можно привести запись разговора между пилотом советского самолета-перехватчика и землей. Эту запись сделали японские авиадиспетчеры, они же ее и расшифровали.

6.13:05 – Я наблюдаю его визуально и на экране.

6.13:26 – Цель не отвечает на запрос.

6.19:08 – Они меня не видят.

6.20:49 – Веду огонь из пушки.

6.23:37 – Теперь попробую ракетами.

6.26:20 – Произвел пуск.

6.26:22 – Цель уничтожена.

Во время визита в ноябре 1992 года в Сеул Президент Российской Федерации Борис Ельцин признал ошибочными действия советского военного командования и выразил глубокое сожаление по поводу трагедии, разыгравшейся над Сахалином.

Чернобыль – невидимая смерть

Человек со своими шестью органами чувств, к сожалению, не способен заметить, увидеть, услышать, обонять смертельную опасность XX века – радиацию, проникающую всюду. Она действительно невидима, беззвучна, не имеет запаха, цвета, вкуса и дает знать о себе только необратимыми изменениями в организме – неизлечимым заболеванием (раком). Единственный прибор, который способен сегодня определить опасную дозу излучения, – это механический счетчик Гейгера. Но такие чуткие измерители имеются далеко не у каждого, да и стоят они недешево.

^{Чернобыльская АЭС после трагедии 25–26 апреля 1986 г.}

Когда в 1945 году на Хиросиму и Нагасаки было сброшено две американские атомные бомбы и жертвами их стали десятки тысяч человек, это стало общечеловеческой трагедией. Смерть от бомбардировок была понятной. Однако спустя некоторое время (и даже годы) внешне не пострадавшие от бомбардировки тысячи людей начали жаловаться на непонятные недомогания, на слабость и чрезмерную сонливость. Японские врачи оказались беспомощными перед незнакомой болезнью. Они не могли понять, отчего умирали люди, не имевшие видимых очагов болезни.

Особенно страдали дети, у которых отмечались белокровие, лейкемия, увеличение щитовидной железы. Никакие лекарства не помогали, и все лечение сводилось только к клиническим процедурам.

Никто не догадывался тогда, что сыпавшийся сверху черный пепел был радиоактивным (следовательно, смертельно опасным), что вода в реках сделалась «отравленной» лучами, что все живое и мертвое, оказавшееся в зоне радиации, несло с собой лучевую болезнь и смерть.

Вполне объясним тот факт, что в те военные годы, когда произошел налет американских самолетов, решивших отомстить за поражение в Пёрл-Харборе, появились неизбежные жертвы. Пилоты сбросили атомные бомбы, раздались взрывы огромной разрушительной силы, были тысячи погибших от взрыва и позднее тысячи – от радиации.

А как должна повести себя радиация, упрятанная в стальные оболочки мирных реакторов, если бы она вырвалась наружу? Этого не знал никто. Радиация наружу пока нигде не вырывалась, да и с проблемами такими медики еще не сталкивались. Поэтому о последствиях возможной утечки радиации особенно не задумывались.

«Эксперимент» начался в пятницу 25 апреля 1986 года на третьем энергоблоке Чернобыльской атомной электростанции, располагавшейся примерно в 100 километрах севернее Киева. Его было решено приостановить, чтобы провести ряд технических операций. Однако неожиданно для самих инженеров и техников, обслуживавших третий реактор, он повел себя нестандартно, буквально вырвался из повиновения. На нем резко повысилась температура, попытки снизить ее ни к чему не привели. Начался пожар. Уже в субботу, 26 апреля 1986 года, произошло два взрыва, плотная металлическая оболочка реактора прорвалась, не выдержала и бетонная защита. Примерно 180 тонн пылающего урана вырвалось наружу. Радиоактивная мощность ядерного реактора в тот момент составляла 1500 атомных бомб, сброшенных на Хиросиму. Однако настоящие масштабы катастрофы выяснились гораздо позднее.

Три дня советское руководство не хотело делать никаких официальных заявлений, надеялось, что ничего страшного не случилось. Три дня мир находился в полном неведении. И только 30 апреля, когда работники шведской АЭС Форсмарк, расположенной на берегу Балтийского моря, зарегистрировали мощное ядерное излучение, исходившее не от их станции, а от пришедшего с востока облака, был дан сигнал тревоги. Откуда появилось зараженное облако? Ответ был один – с востока, из Советского Союза, в котором имеются ядерные реакторы огромной мощности. Повышенную радиацию зафиксировали также в Японии и США. Именно тогда физики определили, что центром неизвестного ядерного излучения явился взрыв на ядерном реакторе под Киевом.

И все это время на Чернобыльской АЭС в реакторе горели 180 тонн белого раскаленного урана. Горели на открытом воздухе, и никто толком не знал, что нужно делать в первую очередь – тушить пожар, засыпать поврежденный энергоблок или вывозить людей.

В Киеве началась паника. Люди стремились уехать из цветущего весеннего города. Во всех домах закрывались окна, двери, на улицу старались без особой необходимости не выходить. И только тогда правительство начало действовать: стало собирать консилиумы ученых, специалистов, врачей, которые стали сообща искать выход из положения.

Вся страна всколыхнулась. Всяческую помощь были готовы оказать из-за границы. За первые дни тушения пожара на энергоблоке погибли тридцать два человека, двести человек получили ядерное облучение и были, по сути, обречены. Стало ясно также, что с территории в 200 тысяч квадратных километров, прилегавшей к Чернобылю, на которой проживали примерно сто тридцать тысяч человек, необходимо всех эвакуировать, потому что всем грозила опасность радиоактивного заражения. Но ведь, кроме людей, на этой земле находились еще домашние животные и птицы. Вся эта территория объявлялась зоной заражения, не пригодной для проживания в течение нескольких десятилетий.

Вот как описывал аварию один из жителей прилегавшего к станции поселка, который непосредственно наблюдал взрыв и пожар на атомной электростанции. «26 апреля была суббота, день выдался солнечный, теплый. И наш сосед по дому полез на крышу загорать. Но не прошло и нескольких минут, как он вернулся, сказал, что сегодня с утра что-то сильно печет. И его тело действительно быстро покрылось красным налетом, а потом и волдырями, как от ожога. Мы очень удивились. Какое странное солнце! Потом решили вместе слазить на крышу и проверить. Вот тогда мы и обратили внимание, что над Чернобыльской станцией появилось яркое зарево. Как будто вспыхнуло еще одно солнце. Там что-то горело. Но что? Энергоблок? Вечером того же дня с моим соседом сделалось плохо. У него началась рвота, поднялась температура. И его сразу отправили в клинику. И только 27 апреля по радио объявили о пожаре на станции и всем рекомендовали не выходить из домов».

На место катастрофы прибыла самая различная техника, в основном, военная – самоходки, бульдозеры. Требовалось засыпать горевший реактор, но проблема заключалась в том, что вблизи его человеку нельзя было находиться дольше одной минуты и десяти секунд. Лишние шестьдесят секунд обозначали верную смерть. Чтобы избежать жертв, инженеры предложили прямо на месте монтировать управляемые роботы-бульдозеры, которые по команде двигались бы к реактору и создавали бруствер из бетона, песка, камней. В то же время сверху тридцать мощнейших вертолетов сбрасывали тонны цемента и дробленого свинца. День и ночь рыли подземный туннель, который вел к основанию реактора. Было решено замуровать третий энергоблок в бетонную оболочку, создать вокруг него вечный саркофаг.

В это же время началась дезактивация жилых домов и целых улиц. Сотни поливальных машин лили воду, смывая грязь. Тысячи людей были вынуждены покинуть свои места и перебираться в незнакомые города и поселки. Вырвавшийся джинн из Чернобыля принес неисчислимые беды не только Советскому Союзу.

Радиоактивное облако, прошедшее над Европой, отравило в некоторых местах землю, растения и животных. В Скандинавских странах были вынуждены заколоть 40 тысяч домашних животных, 30 000 овец на северо-западе Англии оказались облученными, и их тоже уничтожили. Тысячи тонн молока в Германии посчитали отравленными и вылили в землю.

Иностранные врачи и специалисты, побывавшие на месте катастрофы, считали, что в предстоящие десятилетия в Европе значительно повысится число людей, страдающих от раковых заболеваний. И как минимум число жертв составит 75 0 00 человек. Два американских профессора, Джон Гофман и Карл Морган, сделали прогноз, согласно которому, следующие 70 лет примерно полмиллиона человек будут страдать от раковых заболеваний.

Как стало известно позднее, основной причиной взрывов и пожаров стали ошибки, совершенные в ходе эксперимента, проводившегося на третьем реакторе, когда его производительность была снижена на 7 процентов от установленной нормы. Оказалось, что сами контрольные приборы на АЭС не были готовы к отклонению в работе реактора.

И только шестого мая температура ядерного реактора относительно стабилизировалась, но лишь к 30 ноября саркофаг был практически готов. Триста тысяч тонн бетона и шесть тысяч тонн металлов ушло на его сооружение.

В апреле 1991 года советский ученый Владимир Чернышенко сообщал, что в результате Чернобыльской катастрофы погибли не тридцать два человека (как официально сообщалось), а по меньшей мере от семи до десяти тысяч. И были это в большинстве своем шахтеры и военнослужащие, боровшиеся с последствиями катастрофы. К сожалению, никто не вел точной статистики, никто не подсчитывал число людей, страдающих в настоящее время от последствий Чернобыльской аварии. В. Чернышенко отметил, что советские власти предоставили МАГАТЭ неверные данные, заявив, что выброс в атмосферу составил только 3 процента радиоактивного вещества в реакторе. На самом на деле выброс составил от шестидесяти до восьмидесяти процентов. По словам В. Чернышенко, жертвами этого выброса и радиоактивного излучения стали не только взрослые, но и дети, у которых была поражена щитовидная железа. В конце XX века в разных странах Европы на излечении находятся дети из Чернобыля, получившие большую долю облучения. Зримая катастрофа давно закончилась, а ее незримые последствия все еще дают о себе знать.

«Челленджер», взорвавший небо

Цветная фотография семи улыбающихся американских космонавтов – двух женщин и пяти мужчин – в голубых костюмах и со скафандрами в руках на фоне звездно-полосатого флага 28 января 1986 года обошла весь мир. Вначале как радостная весть НАСА: «Они астронавты, они улетают в космос, чтобы вернуться героями». Затем в тот же день эта же фотография появилась на экранах телевизоров в черной траурной рамке. Подпись под ней гласила: «Они улетели в космос и никогда уже не вернутся на Землю. Будем вспоминать их добром. Они герои и погибли во имя науки».

…Старт космического корабля «Челленджер», который НАСА разрешило транслировать по телевидению прямо с места события, был назначен на 28 января 1986 года на 9 часов 38 минут местного времен с мыса Канаверал (штат Флорида). Неожиданно он был перенесен на два часа пополудни. Как сообщили вездесущие репортеры, обнаружились небольшие неполадки в герметической системе запоров люков; ничего страшного, специалисты обещали все быстро устранить.

^{Гибель космического корабля «Челленджер»}

Несколько часов свободного времени дали репортерам возможность порассуждать на тему о безопасности полетов в космос, расспросить ведущих специалистов, присутствовавших в этот день на стартовой площадке, о причине неполадок и о перспективах использования космических челноков. Вспоминали также о том, что 30 июля при выходе на околоземную орбиту у корабля «Челленджер» уже один раз аварийно отключился один из трех двигателей. По этой причине пришлось тому «Шаттлу», который совершал свой восьмой полет, спуститься на пониженную орбиту. Но на этот раз специалисты заверяли, что все будет в полном порядке, никаких неприятностей не будет.

Журналисты заполняли вакуум эфирного времени разного рода рассказами и интервью, тем более что на трибуне среди почетных зрителей находился и Президент США Рональд Рейган со своей супругой Нэнси. Он тоже отвечал на вопросы репортеров и с улыбкой поглядывал на сверкавший белизной космический корабль. У всех было приподнятое настроение, все улыбались, наводили бинокли на стартовую площадку. Небо было чистым, сияло яркое солнце, ветер дул не очень сильный – хорошая погода для старта.

Чтобы и далее заполнить возникшую паузу, телевидение передавало историю полетов в космос кораблей системы «Спейс-Шаттл», предсказывало великое будущее этим новым мощным представителям ракетной техники. Говорилось и о том, что перенос старта на более позднее время был вызван переменой погоды и неполадками в системе герметического запора люков.

И вот наконец отсчет времени пошел на секунды: до старта осталось – три, две, одна… Мощный гул и яркое пламя вырвались из сопел «Челленджера». Чуть покачиваясь, он оторвался от стартовой площадки и поднялся в небо, оставляя позади себя серебристый шлейф. Зрители внимательно следили за полетом. Космическое время начало свой отсчет. Одна секунда, вторая, третья…

Полет проходил в штатном режиме. Скорость космического корабля достигла трех тысяч километров, высота – семнадцати километров. Казалось, можно вздохнуть с облегчением: старт состоялся. Но…

Шла 73-я секунда полета, как вдруг в небе вспыхнул яркий желтый шар. То, что было космическим кораблем «Челленджер», в мгновение ока превратилось в белое пузырящееся раскаленное облако, словно десятки реактивных истребителей расчертили небо. «Челленджер» на глазах тысяч зрителей, присутствующих на мысе Канаверал, и миллионов телезрителей, наблюдавших за стартом, взорвался. Семьсот тонн кислорода и водорода, ракетного топлива вместе с семью космонавтами сгорели в атмосфере.

Это была величайшая трагедия. В тот момент все присутствующие и президент Рейган буквально потеряли дар речи. Все испытывали шок. А с неба на землю и в залив падали между тем раскаленные остатки «Челленджера».

В те тягостные минуты даже бойкие репортеры не знали, как и о чем говорить. Просто не верилось, что на глазах у празднично настроенной публики в небе произошел взрыв, свершилась трагедия и семь героев-астронавтов погибли. Среди них находилась и учительница Криста Мак-Олифф, о которой писали, что она первая из женщин-преподавательниц проведет из космоса два телевизионных урока и снимет учебный фильм.

Попытки составить из найденных на земле и поднятых из моря остатков «Челленджера» целостную ракету, чтобы определить причины катастрофы, ни к чему не привели. Многих частей не хватало. В результаты эксперты ни к каким определенным выводам прийти не смогли. Высказывались разные предположения о причинах катастрофы, в частности, что на топливных баках вследствие высокой температуры могли образоваться трещины и вытек керосин, который, смешавшись с кислородом, мог послужить причиной взрыва.

И все же большая часть экспертов склонялись к той версии, что взрыв мог произойти из-за повреждений в ускорителе первой ступени с твердым топливом. Затем по цепочке взорвались топливные баки. Не отрицалась также и другая версия, согласно которой, один из топливных баков в момент старта из-за тряски мог выйти из своего укрепления и ударить по самой ракете, отчего и произошел взрыв. Но точный ответ на этот вопрос человечество вряд ли когда узнает.

После такой крупнейшей катастрофы НАСА было вынуждено прекратить дальнейшие полеты в космос. И все пятнадцать запланированных вылетов «Шаттл» на 1986 год были отменены. Ответственные работники Управления по космическим полетам давно знали, что наиболее уязвимыми местами в комплексе «Шаттлов» были именно твердотопливные ракеты. Инженеры фирмы, на которой производили ракеты, хотели перенести старт, чтобы еще раз проверить все системы безопасности, но НАСА не пожелало откладывать полет. Проведенные несколькими комиссиями расследования показали, что нормы безопасности полетов НАСА нарушало и в прошлом. Во многих случаях космонавты подвергали себя смертельному риску, но до поры до времени им помогал его величество «Счастливый случай». В этот раз все произошло иначе.

Полночная тревога на «Адмирале Нахимове»

В последний день августа 1986 года от новороссийского причала точно по расписанию, в 22 часа, отошел огромный, величиной с пятиэтажный дом, сияющий огнями пассажирский пароход «Адмирал Нахимов» водоизмещением семнадцать тысяч тонн и проследовал к выходу из Цемесской бухты. Скорость у него в этот момент была небольшая – двенадцать узлов, и направлялся он в порт Сочи. На его борту находились девятьсот пассажиров и 340 членов экипажа.

Это был теплоход итальянской постройки, взятый в качестве трофея после Второй мировой войны. Ему уже насчитывалось шестьдесят лет, судно давно трудилось на внутренних линиях и, по сути, отслужило свой век. Но жаль было расставаться с красавцем пароходом, внутреннее убранство которого отвечало представлениям пассажиров о роскоши и комфорте 1930-х годов: отделка из красного дерева, ковровые дорожки, зеркала. Однако сама конструкция парохода уже давно не отвечала требованиям Международной конвенции по охране человеческой жизни на море, принятой в 1948 году. Тем более не соответствовала она конвенциям 1960 и 1975 годов. А в начале лета 1986 года теплоход был вообще признан не годным ни к эксплуатации, ни даже к ремонту. Тем не менее судно плавало и перевозило пассажиров. Командовал им опытный капитан В.Г. Марков, которому за тридцать лет службы на флоте было присвоено почетное звание «Лучший капитан Черноморского пароходства».

За несколько минут перед выходом из акватории порта «Нахимов» взял курс в открытое море. Стрелки часов показывали 22 часа 45 минут. Капитан Марков передал управление судном своему вахтенному помощнику – капитану Чудновскому.

^{Мемориал трагедии парохода «Адмирал Нахимов»}

Погода в этот августовский вечер стояла ветреная, и волны достигали высоты трех и даже более метров. Тем не менее на верхних палубах теплохода еще гремела музыка, в ресторане принимались заказы, некоторые пассажиры стояли у борта и любовались огнями удалявшегося Новороссийска.

В это же время по направлению к Цемесской бухте двигался огромный сухогруз «Петр Васев», водоизмещением четыреста тысяч тонн. В его трюмах находилось около тридцати тысяч тонн ячменя из Канады. Это было современное судно, снабженное многими новейшими навигационными приборами и компьютерами. Шло оно с той же скоростью, что и «Адмирал Нахимов», – двенадцать узлов час, а командовал им капитан В.И. Ткаченко.

В этой ситуации одному из судов следовало замедлить ход, а другому – пройти мимо. Капитаны обоих судов были извещены о сближении. Они запросили Пост регулирования движения судов (ПРДС), как им быть: кому тормозить, кому пропускать. ПРДС предложил свой вариант – пообещал всю проводку взять на себя. ПРДС же и выработал оптимальный вариант расхождения сухогруза и теплохода. Сухогрузу было рекомендовано затормозить, так как он входил в узкую бухту, и пропустить пассажирский теплоход. Это решение диспетчерской службы по прямому каналу радиосвязи было доведено до сведения капитанов. И оба они согласились на такое решение.

Проводку «Нахимова» из Цемесской бухты капитан Марков поручил своему помощнику и ушел с капитанского мостика. Чудновский, понимая, что в такой ситуации неплохо лишний раз обезопасить себя и судно, еще раз по радиотелефону вызвал капитана «Петра Васева» и заручился гарантией, что тот уступит ему дорогу.

Казалось бы, что сухогрузу надо было действовать согласно выверенной рекомендации диспетчеров, пропустить «Адмирала Нахимова» и уже потом направляться в порт. Но капитан «Петра Васева» знал, что его мощное судно снабжено современными навигационными и радиолокаторными устройствами, и ориентировался не на складывавшуюся в море ситуацию, а на показания радиолокатора. На них две зеленые точки отстояли друг от друга на довольно приличном расстоянии. Тогда, может быть, попробовать проскочить вперед «Адмирала Нахимова»? И «Петр Васев» начал очень рискованный маневр. Он решил следовать прежним курсом, не снижая скорости, то есть по-прежнему двигаясь полным ходом. Визуального наблюдения у судов не было, и сближались они в полной темноте.

Тем не менее Чудновский на «Адмирале Нахимове» понимал, что в полной темноте может возникнуть нештатная ситуация. Он еще и еще раз напомнил капитану Ткаченко о необходимости снизить скорость и пропустить вперед «Адмирала Нахимова». Тот нехотя согласился, но продолжал делать все по-своему.

Только в начале двенадцатого часа ночи (и то под воздействием неоднократных просьб Чудновского, погибшего в этой катастрофе) капитан Ткаченко снизил скорость и с полного хода перешел на средний. Освещенные суда сближались и, несмотря на ночь, уже вышли на линию визуального наблюдения. Можно ли было избежать в тот момент столкновения? «Можно», – ответила впоследствии комиссия по расследованию причин трагедии.

Капитан «Петра Васева» Ткаченко вышел на мостик и убедился, что допустил явную ошибку: к ним прямо по курсу приближался «Адмирал Нахимов». Самым результативным в такой экстремальной ситуации было бы отдать приказание взять круто «Право на борт!» и пропустить «Нахимова». В крайнем случае ситуацию мог еще спасти и отчаянный «Полный назад!». Однако капитан «Петра Васева» все еще надеялся на свой мощный сухогруз, на его способности маневрировать и отдал приказ дать «малый ход». Он, очевидно, не совсем понимал, что его гигантский 400-тонный корабль уже набрал скорость и еще некоторое время будет двигаться по инерции. По той самой инерции, которую невозможно затормозить.

Так и случилось. Суда неотвратимо сближались. И только в 23 часа 09 минут Ткаченко отдал наконец команду «Малый назад!». И сразу по радиотелефону услышал крик вахтенного помощника с «Нахимова»: «Что вы делаете? Немедленно давайте “Полный назад!”» Это был крик отчаяния, но прозвучал он слишком поздно.

Техническая сторона – инерция, а вместе с ней и человеческая самонадеянность уже в который раз сыграли свою зловещую роль. В 23 часа 12 минут огромный стальной подводный бульб «Петра Васева» проделал дыру в корпусе все еще двигавшегося (тоже по инерции) «Адмирала Нахимова». Суда столкнулись. Дыра увеличивалась, и в считаные секунды вода затопила два отсека, в том числе и машинное отделение.

На теплоходе сразу же погас свет. Судно стало сразу крениться на правый борт. Раздались крики. Никто из пассажиров не мог ничего понять: кромешная тьма, грохот, неожиданный крен судна. Капитан Марков отдал приказ спустить на воду шлюпки, но крен оказался настолько сильным, что многие плавсредства просто не успели спустить – «Адмирал Нахимов» стремительно уходил под воду. Лучшим положение было у тех, кто оставался на верхней палубе, они могли спрыгнуть с тонущего теплохода. Наступили трагические минуты: «Адмирал Нахимов» скрывался под водой. Через шесть минут он исчез с поверхности, унеся с собой 423 жизни – пассажиров и членов экипажа.

Несовершенные конструкция пассажирского теплохода и техническое состояние явились причиной его быстрого затопления и гибели большого количества людей. Хорошо известно, что «Титаник», напоровшийся на айсберг в Атлантике, который, как консервным ножом, вскрыл его обшивку размером в девяносто метров, продержался на воде два часа и сорок минут. Итальянский пароход «Андреа Дория», столкнувшись в 1956 году у берега США со шведским теплоходом «Стокгольм» при схожих с «Нахимовым» повреждениях, оставался на поверхности одиннадцать часов, и все его пассажиры были спасены. Обреченный «Михаил Лермонтов», напоровшийся по вине лоцмана на скалы у берегов Новой Зеландии, также оставался на плаву несколько часов, и всех пассажиров удалось спасти.

«Адмирал Нахимов» затонул в рекордно короткое для теплохода такого класса время – за семь-восемь минут. За это время не было практически никакой возможности спустить на воду все плавсредства. Ночь, открытое море, шторм около 3,5 балла, стремительное погружение судна на глубину пятьдесят метров… Возможности для спасения людей были минимальные, и все-таки помощь пришла.

Город на берегу Цемесской бухты не раз проявлял мужество и героизм. И в эту трагическую ночь он тоже принял на себя всю тяжесть беды, случившейся в море. Первая помощь с берега пришла уже через 25 минут. К месту гибели «Нахимова» прибыл лоцманский катер ЛК-90, с ним еще несколько небольших судов береговой охраны. Моряки сразу же бросились в море и при свете прожекторов поднимали из тьмы потерпевших на борт. Моторист В. Вологин увидел в воде женщину с ребенком и сразу же бросился им на помощь. Женщина, протягивая малыша, просила: «Спасите его!». Матрос снял с себя в воде спасательный жилет, отдал его женщине, а сам подхватил ребенка. Потом он поднял их обоих на борт катера.

Сигнал бедствия приняли и военные моряки, и пограничники. В считаные минуты вышли они на своих судах к месту катастрофы.

Вот воспоминание одного из спасенных, литовского парня Эдмундаса Привэна, который вместе со своей девушкой Эгли Аглинишите отправился в путешествие по Черному морю.

«Когда произошло столкновение, мы танцевали в баре на верхней палубе, – рассказывал он. – Все случилось так быстро, неожиданный удар, сотрясение всего корпуса, погас свет, и начался этот ужасный крен. Сам не знаю, как мы оказались в воде. Вытащил сначала Эгли, уложил ее на плотик, плававший рядом, а потом принялся спасать других».

Три часа находился в воде этот крепкий спортивный литовец, помогая вытаскивать женщин и детей. Правда, при этом он не знал, куда исчезла его Эгли. И только спустя сутки ему удалось отыскать ее уже на берегу, в городской больнице, где она лежала в реанимационном отделении.

Первого сентября к девяти часам утра всех, кто смог держаться на воде, удалось спасти – всего 836 человек. Затем стали доставать тела погибших. У моряков была еще надежда на то, что в верхней части «Адмирала Нахимова» могла образоваться воздушная подушка и там могли находиться люди. Но через несколько часов работы водолазов стало ясно: больше никого спасти нельзя. «Адмирал Нахимов» лежал на дне на боку, пропоротом сухогрузом. Теплоход был полностью заполнен водой, и ни одного живого человека поднять не удалось. Потом был суд, который проходил в Одессе. Под давлением центрального партийного аппарата он признал виновными в гибели судна, пассажиров и членов экипажа обоих капитанов. Никакие старания адвоката, защищавшего капитана Маркова и приводившего оправдательные факты, не возымели должного воздействия. Конечно, свою роль сыграл и понятный эмоциональный настрой родственников погибших, требовавших наказания для обоих капитанов, причем в одинаковой мере. Оба капитана – и Марков, и Ткаченко – были приговорены к пятнадцати годам лишения свободы.

Огненный шар в Рамштайне

От жуткого происшествия, которое случилось в чудный воскресный день 28 августа 1988 года на территории ФРГ, вздрогнула вся Европа. Готовились к празднику, а получилось, что огромной силы взрыв еще раз напомнил человечеству, что массовые скопления людей при демонстрации военной техники без соблюдения мер предосторожности очень опасны и рискованны. При малейшей технической неисправности или человеческой оплошности число жертв может исчисляться десятками, если не сотнями.

В те годы, когда казалось, что политическая разрядка в Европе дала уже свои плоды, когда М.С. Горбачев и Р. Рейган стали договариваться напрямую и впереди рисовались радужные перспективы новых мирных соглашений, которые ограничивали бы гонку вооружений, многие люди на планете вздохнули спокойно. Именно с целью демонстрации своей военной мощи, но в мирный период, с мирными целями американские офицеры решили устроить праздничный День открытых дверей на своей военной базе. Впервые они пригласили на свою крупнейшую базу в Рамштайн-Миезенбах жителей этого небольшого немецкого городка, в котором проживали всего восемь тысяч человек.

^{Авиакатастрофа в Рамштайне}

В Рамштайне располагались главное объединенное командование военно-воздушных сил НАТО «Европа-Центр» и крупнейший натовский военный аэродром в Европе. Это был плацдарм колоссального сосредоточения военной техники, но тогда об этом мало кто знал. Правда, жители Рамштайна не очень были довольны таким соседством. Они не раз жаловались местным и центральным властям на то, что их раздражают шумы от взлетающих самолетов-истребителей, которые на бреющем полете с раздирающими душу звуками пролетали буквально над их головами. Но все обращения не приводили к желаемому результату. И вот, чтобы устроить настоящее перемирие, американские военные приготовили праздник.

На приглашение откликнулись жители не только Рамштайна, но и многих близлежащих городов. Целыми семьями приехали из Мюнхена, Штутгарта, Западного Берлина. Народу съехалось невиданное количество – 350 тысяч человек. Собравшиеся ели сосиски, жарившиеся на открытом воздухе, пили пиво, слушали выступления духовых оркестров…

Задумка устроителей праздника заключалась в том, чтобы прибывшим гостям не только показать военную технику (в том числе танки и пушки с их скоростными и боевыми качествами), но и под занавес парада провести полеты боевых реактивных истребителей. Причем в воздушном параде должны были принимать участие итальянские летчики, которые собирались продемонстрировать искусство высшего пилотажа, так называемое Фрисе Триколори. На своих реактивных машинах типа «Аэр Маччи МБ 339 А» они должны были слетаться и разлетаться. При этом из сопла каждого самолета вылетали бы разноцветные газовые струи. И тогда небо окрасилось бы во множество радужных цветов и оттенков. Зрелище ожидалось необыкновенное. Его собирались фотографировать, снимать на пленку, чтобы потом показать по телевидению.

И вот наконец объявили долгожданный старт. С ревом в небо ушло примерно пятнадцать самолетов. Красные, синие, зеленые, желтые газовые струи тянулись за каждым из них.

Журналисты начали вести свои репортажи, телекамеры нацелились вверх. Вот уже самолеты собрались делать фигуры высшего пилотажа: они выстроились в одну линию, затем разошлись, образовав две группы, и с воем устремились навстречу друг другу. Реактивные самолеты должны были пролететь на разной высоте, но очень близко друг от друга. А главное – не очень высоко над головами возбужденных пивом и алкоголем зрителей.

И вот сближение начался. Скорость нарастала, рев двигателей просто-таки оглушал. Форсаж… И вдруг…

Сначала никто не поверил своим глазам. Три самолета неслись на огромной скорости, но, не сумев выдержать масштаб, зацепили друг друга. Один из них, перевернувшись в воздухе, стал стремительно падать на землю. Зрители не успели еще прийти в себя, а обломки истребителя уже упали рядом с почетной трибуной. Сначала раздался оглушительный грохот, а потом такой же страшный взрыв… На месте падения тотчас вспыхнул огромный огненный шар, продолжавший по инерции катиться. Зрители в панике бросились в разные стороны. От бушевавшего пламени в толпу летели горящие брызги бензина, раскаленные осколки взорвавшегося самолета. Море огня от разлившегося топлива охватило все взлетное поле, и сразу же черный жирный дым потянулся к небу.

Телевизионные камеры передавали репортаж о трагедии прямо с места события. Журналисты с ужасом говорили о криках и стенаниях людей, оказавшихся в жутком пекле и сгоревших заживо.

Оцепенение прошло не сразу. К такому исходу праздника никто не был готов. Никто даже предположить не мог, что может случиться такая страшная катастрофа. На аэродромном поле почти не было санитарных машин, врачей и вообще никакого медперсонала. А растерявшееся американское командование и местные энтузиасты ничем не могли помочь десяткам обгоревших людей.

Конечно, потом появились и санитарные машины, и врачи, и необходимые лекарства, но время было упущено. Для некоторых, как оказалось, навсегда. Раненых и обожженных людей развозили по местным больницам, которые вскоре оказались переполненными. И тогда санитарные машины с красными крестами отправились в другие города.

В первый день трагедии из 345 раненых в Рамштайне погибли 35 человек. На следующий день число жертв увеличилось до пятидесяти, в последующие дни от ожогов и ран скончались еще несколько человек. Всего было семьдесят погибших. И сотни изувеченных, искалеченных, обожженных людей.

Воскресная трагедия на натовском аэродроме в Рамштайне вызвала взрыв негодования среди населения ФРГ. Состоялись многочисленные демонстрации, вспомнили предыдущие обращения и протесты, горячо обсуждались проблемы: есть ли необходимость в проведении таких массовых мероприятий и кто, в конце концов, несет ответственность за возможную гибель людей?

В тот день в Армении плакали даже камни…

Это страшнейшее для Армении землетрясение началось днем седьмого декабря 1988 года, ровно в 11 часов 41 минуту. Сейсмические станции самой Армении и ряда близлежащих республик зафиксировали подземные толчки небывалой силы. Еще никто не мог понять, что случилось, но вдруг в один момент прервалась телефонная связь армянской столицы с Ленинаканом, Спитаком и рядом других небольших городов и поселков. Практически замолчал весь север Армении, а это 40 процентов всей территории республики с населением в миллион человек.

Только через семь минут после начала землетрясения в эфире неожиданно заработала военная радиостанция. Радист, младший сержант Александр Ксенофонтов, открытым текстом (чего раньше в советской практике никогда не случалось) сообщил, что для населения Ленинакана срочно требуется медицинская помощь: в городе много разрушений, нужны вертолеты для вывоза раненых. Это был настоящий сигнал «SOS»!

^{Последствия землетрясения в Армении}

И снова, как и во время чернобыльской беды, официальные власти долго хранили молчание. Они пытались якобы осмыслить страшные сообщения и разобраться в ситуации, чтобы прежде времени не сеять панику. А беда между тем требовала не просто осмысления ситуации: нужно было срочно оказывать помощь раненым, разбирать завалы и освобождать погребенных под ними. Кроме того, тысячи людей остались без крова, воды и пиши, а на улице была зима. Только к вечеру радио вкратце сообщило о землетрясении в Армении. При этом не сообщалось ни о его масштабах, ни о количестве жертв.

Правда, следует признать, что первый самолет Министерства обороны СССР вместе с военно-полевыми хирургами и лекарствами вылетел из аэропорта «Внуково» в тот же день. В Ереване военные медики пересели на вертолет и уже через два часа приземлились в Ленинакане. Садились поздно вечером и в полной темноте. Ни одного огонька внизу не светилось, и казалось странным: куда делся живой город, где его дома, улицы, площади, скверы? Но в городе не было электричества, как не было и ни одного целого дома, вместо них курганы из красного туфа, щебня, бетона, кирпича, стекла и остатков мебели. Со всех сторон раздавались крики и стоны. С редкими фонариками на эти курганы взбирались мужчины, выкрикивая имена жен и детей и отыскивая своих потерявшихся родственников.

Изредка в темноте виднелся свет фар машин «скорой помощи», которые подбирали раненых. Но куда их отвозить?

При первых лучах утреннего солнца прибывшие могли оценить масштабы разрушений. Над городом словно кто-то взорвал мощнейший снаряд, все дома рассыпались, как карточные. Все было сломано, перепахано, перерыто. Город Ленинакан перестал существовать. Вместо него груды развалин.

Не дали ничего утешительного и поездки в близлежащие поселки: землетрясение затронуло обширные пространства. Повсюду были завалы, и очень редко встречались стоящие стены с пустыми глазницами окон. Тогда в Москву пошли телеграммы, сообщавшие о значительных разрушениях и необходимости срочно организовать помощь. Только на второй день после землетрясения в разрушенный Ленинакан стали прибывать самолеты Як-40 с одеялами, палатками, теплыми вещами и продуктами питания. Отсюда они забирали раненых и отправляли их в Ереван.

Одиннадцатого декабря в Ереван прилетел Генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Горбачев с супругой. В руководстве республики ему доложили о ситуации, масштабах разрушений и количестве жертв. Он выразил соболезнование семьям погибших и обещал помочь.

Вслед за М.С. Горбачевым прибыл тогдашний премьер-министр Николай Рыжков. Он из Еревана отправился на место катастрофы, объехал множество районов. Собственно, его визит и послужил началом восстановительных работ.

Прежде всего нужно было дать людям, потерявшим жилище, кров, тепло, одежду и пищу. По всей стране объявили сбор гуманитарной помощи. На помощь пострадавшей Армении откликнулись тогда многие советские республики. Приехали строители (около 45 тысяч), спасатели, медики. Но и прибывающих надо было где-то размещать, организовывать для них столовые.

В декабре 1988 году ни в одном из средств массовой информации так и не появилось точных данных о количестве жертв в Армении. При всей объявленной М.С. Горбачевым гласности только спустя три месяца Совет министров организовал наконец прессконференцию и дал журналистам официальную статистику. От землетрясения пострадали 21 город и район, а также 350 сел – из них 58 были полностью разрушены. Погибли около 25 тысяч человек, почти столько же раненых и искалеченных. Разрушено около восьми миллионов квадратных метров жилой площади, то есть 17 процентов всего жилого фонда республики. В аварийном состоянии и не пригодными для использования оказались 280 школ, 250 объектов здравоохранения, сотни детских садов и яслей, примерно 200 предприятий. Полмиллиона человек остались без крыши над головой.

Естественно, неразберихой не преминули воспользоваться и люди, нечистые на руку. Милиция была вынуждена неоднократно применять оружие против тех, кто пытался снимать с погибших людей драгоценные украшения, кто растаскивал из разрушенных магазинов уцелевшие товары. Но все же честных людей, которые безвозмездно старались помочь людям, оказавшимся в беде, было намного больше.

Не остались в стороне от трагедии и зарубежные государства. Мать Тереза, всемирно известная своей благотворительной деятельностью, привезла лекарства и одежду. Вместе с ней прибыли сестры милосердия, которые сразу же включились в работу по спасению попавших в беду людей.

Французский певец армянского происхождения Шарль Азнавур тоже прислал посылки с гуманитарной помощью. Итальянское правительство безвозмездно предоставило «итальянскую деревню» – легкие сборные жилые домики, от норвежцев поступило медицинское оборудование. Посылали теплые вещи и продукты питания немцы и чехи. Правда, как выяснилось потом, не все эти вещи доходили до нужного адресата. Многое разворовывалось еще в пути, многое забирали себе люди, не имевшие к землетрясению никакого отношения. И тем не менее эта помощь оказала свое воздействие, помогла поднять моральный дух армянского народа.

Правда, за время восстановления Ленинакана, Спитака и других городов произошло много такого, что негативно повлияло на процесс братского восстановления Армении: распался Советский Союз и начатое строительство стало понемногу затихать. Северная Армения, некогда цветущий край, превращалась постепенно в пустынную зону. Несколько сот тысяч жителей уехали оттуда, многие развалины так и остались развалинами. И через десять лет Армения до конца не избавилась от последствий того страшного землетрясения. До сих пор еще восемнадцать тысяч человек, примерно девятая часть бывшего Ленинакана, обитают в деревянных домиках-времянках.

«Комсомолец» уплывает в вечность

К апрелю 1989 года атомная ракетная подводная лодка «Комсомолец» с 69 членами экипажа на борту находилась в плавании уже 39 дней. Все шло строго по распорядку, установленному на военном судне: вахтенные матросы докладывали о состоянии машинного отделения, показаниях приборов, работе ядерного двигателя, местонахождении судна. В 11 часов поступило уточненное сообщение о координатах в Северном море: 72-я параллель – в 180 километрах юго-западнее острова Медвежий. «Комсомолец», возглавляемый капитаном Евгением Ваниным, выполнял секретное боевое задание в Норвежском море.

Глубина прохождения была у судна небольшая, самая безопасная – всего 50 метров. Ниже опускаться не было особой необходимости, хотя подводная лодка могла опускаться на глубину до 900 метров. Корпус лодки, сделанный из легкого и прочного титана, вполне мог выдерживать давление на такой глубине.

Часы показывали 11.03, когда в седьмом кормовом отсеке старший матрос Нодар Бухникашвили неожиданно заметил задымление и огонь. Он как раз нес там вахту и дал сигнал тревоги: «В отсеке сильный дым, плохая видимость, горит проводка». По его предположению, причиной возгорания могло быть, скорее всего, короткое замыкание. По уставу каждый, обнаруживший у себя на участке огонь, должен был срочно задраить переборки, чтобы не допустить распространения пламени, и тушить пожар собственными подручными средствами: пенным огнетушителем, водой, песком.

^{Атомная ракетная подводная лодка «Комсомолец»}

Однако это означало, что если Бухникашвили не даст распространиться огню, то сам может задохнуться в дыму и пламени. Нодар Бухникашвили закрылся в отсеке и приступил к тушению. Он знал, что в соседнем, шестом отсеке находились турбины и генераторы. Если огонь доберется до них, то лодка остановится, а это уже грозило гибелью всем.

Но все попытки матроса погасить огонь собственными силами успехом не увенчались. Несмотря на задраенные переборки, огонь продолжал бушевать. Стало ясно, что нужно принимать более кардинальные меры. Вначале моряки надеялись, что с начавшимся пожаром сумеют справиться своими силами. Советская подводная лодка с ядерным двигателем и ядерными ракетами на борту находилась в Северном Ледовитом океане, рядом Норвегия – член НАТО; обнаруживать себя нельзя, рассчитывать на помощь со стороны советских судов не приходилось, ближе всех к ним в тот момент были опять-таки норвежцы. Прошло несколько минут с момента возникновения пожара в седьмом отсеке, как по телефону внутренней связи капитану доложили о начавшемся пожаре в третьем и четвертом отсеках, затем короткое замыкание произошло в пятом и шестом. Загорелось электрооборудование почти на всей лодке, пошел сильный дым, который сильно затруднял видимость. Трудно стало дышать. По сигналу тревоги матросы и офицеры спешили занять свои места, на ходу надевая противогазы. По непонятной причине во всех отсеках на корабле стали взрываться пульты и щитки электропитания.

Капитан Евгений Ванин находился на центральном командном посту, когда ему сообщили, что огонь в седьмом отсеке погасить собственными силами не удалось и температура достигла там 70 °C. Для тушения пожара оставалось последнее средство – пустить газ фреон, но тогда матрос Бухникашвили едва ли останется в живых. Какое принять решение?

Времени на размышление не оставалось. Газ был пущен, но исправить положение он уже не мог – было слишком поздно. Нодар Бухникашвили погиб. Вслед за ним сгорел и мичман Владимир Колотилин, боровшийся с огнем в шестом отсеке. Попытки победить огонь своими силами и не всплывать на поверхность повлекли за собой цепочку трагических смертей. Огонь вовсю бушевал в седьмом отсеке, потом он перебрался в шестой, пятый и, наконец, в четвертый, в котором находился атомный реактор… Главный механик «Комсомольца» пытался заглушить пламя, опасаясь взрыва.

К этому времени лопнул воздухопровод высокого давления и пламя получило кислородную подпитку. Температура поднялась до 500 °C, и подводная лодка превратилась в пылающий, замкнутый в стальной оболочке ад.

В 12 часов 19 минут, когда стало совершенно ясно, что пожар не потушить, с подводной лодки передали сигнал бедствия: «На борту возник пожар». Это сообщение вызвало переполох у командования Военно-морского флота СССР. Ледовитый океан мог стать подводным Чернобылем. Там тоже не сразу сообразили, что делать в такой ситуации. И у капитана не оставалось другого выхода – Ванин отдал приказ к всплытию.

Море штормило, трехметровой высоты волны окатывали накренившуюся лодку. Были отдраены люки, из которых сразу же повалил тягучий черный дым. Но матросы выбрались на свежий воздух, они дышали. Из отсеков докладывали, что огонь стихает, он уже потушен в четвертом, пятом, шестом отсеках. И только в седьмом никак не удавалось усмирить пламя.

Наверх вытаскивали обожженных и задохнувшихся моряков. Военный врач Леонид Заяц пытался каждого привести в чувство. Все надеялись, что теперь, когда положение стабилизировалось, они будут спасены. К тому же в небе уже кружились советские самолеты, которые первыми подлетели к месту аварии, а вскоре появился и норвежский поисковый самолет «Орион». Он разбросал вокруг дымящего судна оранжевые буи обнаружения и улетел.

Но в это время снизу доложили, что из седьмого отсека повалил пар. Похоже на то, что огонь расплавил все сальники и уплотнители, образовались пробоины, и в лодку – обесточенную, неуправляемую и едва державшуюся на плаву – стала поступать вода.

Начавшийся крен заметили все. Он мог означать только одно: через несколько минут «Комсомолец» пойдет на дно. И хотя тотчас раздалась команда: «Всем покинуть отсеки, спустить плоты на воду!» – не все успели вылезти из лодки. Подводная лодка стала быстро опускаться, причем кормовой частью.

Капитана на палубе не было. Значит, он находился в корпусе лодки. В этот момент матросы попытались спустить на воду два спасательных плота, но один из них тотчас унесло ветром. Матросы бросились за ним вплавь и вернули его. Второй плот в воде перевернулся, но у моряков уже не оставалось сил вернуть его в прежнее положение. Борьба с огнем, дым и ледяная вода отняли последние силы.

На палубе лодки оставался только мичман Александр Копейка. Он ждал капитана и еще пятерых моряков, которые находились внутри субмарины. В этот момент раздался громкий треск, палуба, скрываясь в воде, стала уходить из-под ног.

Лодка начала быстро тонуть. Но внутри находились люди. Мичман Копейка знал, что по инструкции он должен был срочно задраить люки, чтобы дать возможность оставшимся воспользоваться вспомогательной камерой, которая сама всплывет на поверхность. Она могла их спасти. Но как задраить люк, зная, что внутри твои товарищи..? И все же, преодолевая себя, мичман навалился на люк и задраил его. Другого выхода просто не было.

Мичман вплавь добрался до спасательного плотика, а лодка, задрав носовую часть, почти вертикально ушла на глубину. Теперь оставалось только ждать появления вспомогательной камеры, в которой могли разместиться пять-шесть человек.

Во вспомогательной камере действительно находились пять человек, среди которых был и капитан. Но камера – это не каюта корабля: она тесная, в ней нельзя повернуться. К тому же в ней заклинило стопорный механизм. Не хватало воздуха, некоторые уже потеряли сознание. Ценою чудовищных усилий морякам все же удалось сорвать заклинивший стопор. Раздался треск, сработали выталкивающие механизмы, и цилиндрическая камера вместе с людьми, словно снаряд, сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее двинулась с глубины в 400 метров на поверхность. Она вылетела рядом с плотиком. От разницы давлений у нее вырвало крышку, и вместе с ней в море вылетел один матрос, который тотчас погиб. Из открытого люка выполз только один мичман Слюсаренко, находившийся в сознании.

Но едва он появился, как камера перевернулась, и ее тотчас залило водой. Слюсаренко оставался на плаву, а камера вместе двумя моряками и капитаном снова ушла на глубину.

Единственный плот оказался переполнен, и некоторые моряки вынуждены были плавать рядом и держаться за леера. Однако у многих даже на это уже не было сил, и тогда они вцеплялись зубами. От переохлаждения, которое наступило через тридцать минут, у моряков отказывали руки, да и сам плот едва держался на воде. На нем находились те, кто не умел плавать и был без сознания.

Только под вечер ко вконец обессилевшим морякам подошла советская плавбаза «Алексей Хлобыстов». С нее спустили шлюпки, и 27 человек были подняты на борт. Всех спасенных сразу же доставили в госпиталь города Североморска, но из них трое умерли уже в госпитале от переохлаждения. И никакие медицинские средства не могли им помочь.

Из экипажа подводной лодки «Комсомолец» погибли 42 человека…

Мгновенная гибель парома «Эстония»

Балтика в конце сентября 1994 года была особенно неспокойной. Дул штормовой ветер, скорость которого достигала 20 метров в секунду, волны до 6 метров высоты набегали на берег, мешая швартоваться малым и средним судам. Метеосводка между тем не обещала улучшения погоды. Ветер усиливался, температура воды не превышала десяти градусов.

И даже такой мощный паром, каким была «Эстония», высотой с шестиэтажный дом, рассчитанный на 2000 пассажиров, чувствовал заметное сопротивление волн. Он вышел из Таллинского порта 28 сентября в очередной рейс в шведскую столицу Стокгольм. Сгущавшийся туман мешал видимости. Но судовождение при скверной погоде и высоких волнах – это забота капитана и экипажа корабля. Пассажиры (их было 1026 человек), находившиеся в теплых и уютных каютах, ресторанах и барах, на ветер и волны не обращали внимания. Одни еще танцевали и выпивали, другие (и их было подавляющее большинство) готовились ко сну – время приближалось к полуночи.

Паром, совершавший рейсы в Стокгольм три раза в неделю, даже при такой высокой волне, которая была в этот раз в Балтике, не снижал скорости. Вот и сейчас он шел со скоростью примерно 30 узлов в час.

^{Памятник погибшим на пароме «Эстония» в Таллине}

Корпус «Эстонии» слегка подрагивал, съемная носовая часть парома, удерживаемая мощными запорами, испытывала огромное давление. В двух специальных трюмах, располагавшихся на уровне ватерлинии, находились автомобили. Максимальная вместимость парома – примерно 460 легковых или 52 грузовых автомобиля. На стоянке они обычно заезжают в трюмы через поднятую носовую часть. Очень удобно: приехал в порт на своем автомобиле, погрузил его на паром, а сам перебрался в удобную каюту. На следующий день после прибытия в порт назначения садись в свою машину и кати дальше в нужном тебе направлении.

Сейчас в мире используется около 4500 судов такого типа. Правда, все они страдают одним общим изъяном – слабой устойчивостью. Высокие борта, надстройки, где в каютах располагаются пассажиры, и огромные (в две-три палубы) пустые трюмы, которые заполняются большей частью автомобилями. Они, естественно, должны основательно крепиться, ведь, если в трюмах, не дай бог, автомобили сместятся, это может привести к весьма трагическим последствиям.

За время эксплуатации судов этого класса двенадцать потерпели катастрофы именно по причине смещения центра тяжести. Это является очень высоким показателем. В 1987 году в бельгийском порту Зеебрюгге опрокинулся паром «Херальд оф фри Энтерпрайз». В ледяной воде тогда погибли 134 человека, совершавших однодневную увеселительную поездку. Через несколько лет в Северном море возле немецкого острова Рюген завалился на бок паром «Ян Хевелиус». У обоих опрокинувшихся судов возникли проблемы с погрузочными люками. Морская вода проникла через неплотно закрытые шлюзы и затопила погрузочные палубы. Автомобили, сорвавшись с креплений, перекатились на один борт, создали крен и привели к опрокидыванию.

«Эстония» была построена в 1980 году на немецкой верфи «Майер Верфт» в городе Папанбурге. Судно отвечало всем международным нормам. Для улучшения мореходных качеств его не раз обновляли, приделали даже подводные крылья. Затем «Эстонию» оснастили новейшими средствами автоматики и электроники, аппаратами для установления спутниковой связи. Команду нанимали строго по конкурсу, а возглавил экипаж капитан с 25-летним морским стажем – Арво Андерсен.

В трюмах «Эстонии» на этот раз находилось 30 грузовиков, 2 автобуса и легковые автомашины. До прибытия парома в Стокгольм оставалось еще несколько часов. Как раз столько, чтобы успеть выспаться и наутро привести себя в порядок. На верхней палубе в баре гремела музыка, разодетые в яркие маскарадные костюмы девушки из балетного ансамбля исполняли свою танцевальную программу, мужчины и женщины сидели за столиками и пили шампанское.

Но качка становилась все сильнее, паром швыряло с волны на волну с каким-то неимоверным грохотом. Девушки из варьете теряли равновесие, падали на пол, а музыканты едва удерживались на своих стульях. Около двенадцати часов ночи, извинившись перед публикой, музыканты решили выступление закончить. Зрители и артисты уже покидали зал, мечтая выспаться и отдохнуть перед прибытием в порт.

Но девятьсот человек – пассажиров и членов команды – так и не попали в Стокгольм. Не вернулись они и в Таллин. В ту сентябрьскую ночь паром «Эстония» стал для них железной гробницей, унесшей их на глубину 90 метров.

Все произошло очень быстро. Публика еще поднималась на верхнюю палубу к своим каютам, когда от сильнейшей волны не выдержали, видимо, крепления носовой части – самое уязвимое место парома, испытывавшее наибольшие нагрузки. Образовался крен. По всей видимости, щель в носовой части уже была ранее, и сквозь нее в трюм поступала вода. Уровень ее постепенно повышался и достиг 50 сантиметров, что превысило все допустимые нормы. Именно проникшая в трюм вода и стала создавать тот самый опасный крен. Плохо закрепленные автомобили и некоторые вообще не закрепленные грузовики от неумеренной качки сдвинулись с места и «поплыли». Перекатываясь на другой борт, они, очевидно, и добавили крен. Через несколько минут крен приближался уже к 30 градусам, а вскоре носовую часть парома совершенно сорвало и ледяная вода хлынула в трюм.

Опытный капитан Арво Андерсен надеялся выправить судно. Он отдал команду не снижать скорость, а «Эстония» еще больше зарывалась носом в воду. Четыре турбины общей мощностью почти 6000 лошадиных сил продолжали толкать судно вперед, и вода моментально заполнила все грузовые палубы.

Крен увеличивался очень быстро. Вскоре вода проникла в машинное отделение, через несколько минут моторы встали, а следом отключилось и аварийное освещение. Наступил полный мрак. Огромное судно закачалось в волнах, как легкая щепка. В этих условиях оставалось только одно – подавать сигнал «SOS» и спасать людей.

В 00 часов 24 минуты филиал финского морского пароходства на острове Уте, располагавшийся в 100 километрах от города Турку, неожиданно принял тревожные позывные: «Терпим бедствие! Окажите помощь!», «Нас заливает!». Передававший сигналы «SOS» паром «Эстония» сообщал, что у него неожиданно отказали все машины и отключилось электропитание. Это означало, что судно потеряло всякую способность к сопротивлению волнам и становилось их добычей. Долго ли оно могло продержаться на поверхности при волне высотой в шесть метров?

Расстояние до места катастрофы составляло примерно 35 километров. Ночь, на море шторм… Куда высылать спасательные суда? Как быстрее прийти на помощь? И тем не менее финны тотчас организовали спасение: в море отправились суда береговой охраны, в небо были подняты вертолеты. Были оповещены все корабли, находившиеся в это время в море. В Турку создали штаб для приема спасенных.

Прибывшие на место гибели парома суда и вертолеты смогли подобрать только 139 человек и 42 окоченевших трупа.

Несколько дней и ночей двенадцать судов и пять вертолетов обследовали местность в надежде найти еще некоторых спасшихся. Паром затонул на глубине примерно 90 метров, и больше никого в волнах обнаружить не удалось. Водолазы, внимательно обследовав оторванную носовую часть парома, предложили поднять ее на поверхность. С этим согласились и эстонские капитаны.

Восемнадцатого ноября 1994 года финскому ледоколу «Нордика» удалось поднять со дна оторванную носовую часть парома «Эстония». К ее изучению приступила группа экспертов. Они сразу обнаружили, что обе части – носовую и корпус – заклинило, в результате главный замок (который называют атлантическим) оказался нефункциональным. Но если бы капитан не отдал приказа двигаться полным ходом, предоставив тем самым волнам довести свою разрушительную работу до конца, то спасти можно было бы гораздо больше людей – практически всех. Ведь по всем техническим характеристикам это судно в случае аварии могло оставаться на плаву пять-шесть часов. И только начавшийся крен стал для него губительным.

Дюссельдорфский аэропорт задохнулся в дыму

Одиннадцатого апреля 1996 года в Германии заканчивались традиционные пасхальные каникулы. Эти весенние дни для немцев были веселым временем, когда можно дарить друг другу пасхальных зайцев и устраивать потешные карнавалы, высмеивать всех и вся, вплоть до самого канцлера. Ряженые в карнавальных костюмах заполнили центральные улицы и площади всех немецких городов. Они несли в руках зажженные бенгальские огни, а в небо со всех сторон взлетали разноцветные ракеты.

Дюссельдорф в этом отношении не был исключением. Все жители его веселились от всей души, несмотря на национальную немецкую сдержанность. Даже в аэропорту, где и во время пасхальных каникул не было суеты, появились ряженые. Но самолеты приземлялись и взлетали строго по расписанию, направлялись по своим маршрутам – в Берлин, Гамбург, за границу.

Запах дыма сначала уловил кто-то из служащих и тотчас доложил руководству. Немцы, обычно всегда действовавшие строго по инструкции, на этот раз растерялись. Конечно, не хотелось поднимать панику, да и в пожар не очень-то верилось. Дым? А не от пасхальной ли он шутихи? Вначале так и подумали, что это кто-то из ряженых устроил карнавал в зале ожидания: зажег какую-то дымовую шашку или запалил бенгальский огонь, который сунул затем в урну. От этого и появился неприятный запах.

Сразу же все проверили, но… ничего не обнаружили. Все урны были в порядке. Вскоре служащие аэропорта доложили, что появившийся дым совсем не напоминает бутафорский. Он был с примесью каких-то ядовитых запахов. Значит, все-таки действительно пожар? Но где загорелось?

^{Аэропорт Дюссельдорфа. Современный вид}

Какое-то время никто ничего не мог понять, но потом выяснилось, что дым идет из нижних, казалось бы, безлюдных багажных отделений.

Сначала было решено воспользоваться силами собственных пожарных, отправить их на поиски очага возгорания. Однако в тот момент сложность борьбы с огнем заключалась в том, что проникнуть в нижние этажи оказалось не просто трудно, а почти невозможно. Отовсюду с нижних этажей неожиданно повалил тяжелый ядовитый дым, помещения наполнились угарным газом, и пожарные не могли пробиться к очагу возгорания. Им требовались противогазы, но их, как это часто случается, под рукой не оказалось. В довершение ко всем бедам отключилось электричество.

Это был тот самый случай, когда «из искры возгорелось пламя». Пожар разбушевался так, что для его тушения потребовались большие силы. Здание аэропорта вспыхнуло внезапно и одновременно все, как будто вокруг специально разлили горючее вещество. В один момент огонь побежал по ковровым покрытиям, захватив пластиковую мебель и оконные портьеры. Служебный персонал в этот момент уже в панике покидал здание аэропорта. Могли ли там оставаться пассажиры? К счастью, они тоже успели выскочить.

Пожарные с брандспойтами бегали вокруг горящих помещений, но тяга была настолько велика, что струи воды, казалось, только способствуют горению. Быстро вспыхнули все горючие отделочные материалы, от наступившего жара даже камни стали плавиться. Когда весь резерв собственных противопожарных сил был использован без особого успеха, руководство аэропорта решило наконец призвать на помощь городских пожарных. Но драгоценное время было уже упущено.

Над аэропортом зазвучала сирена: «Тревога! Пожар! Всем срочно покинуть здание!» Тотчас прекратили работу диспетчеры. Сигнал тревоги приняли летчики подлетавших самолетов и изменили курс. Над дюссельдорфским аэропортом поднимались черные клубы дыма.

Через десять минут из города с воем прибыли десятки красных пожарных машин, которые окружили здание аэропорта. К этому времени пламя не только охватило уже почти все помещения первого этажа, но и прорывалось на верхние. Горели все внутренние служебные помещения, а внизу в багажном помещении пламя уже давно полыхало вовсю. По аэродрому продолжал стлаться черный ядовитый дым.

Сигнал тревоги разнесся по всей Германии: «Аэропорт Дюссельдорфа не принимает! Он в огне». Вскоре пламя вышло из-под контроля людей. Им было охвачено не только несколько этажей здания аэровокзала, но появилась опасность возгорания складов, в которых находились бензобаки с горючим. Внизу, в коммуникационных шахтах, выгорели все кабели и трубы. Изоляционные материалы, которыми они были покрыты, выделяли токсичный дым и запах. Отравляющий газ был настолько силен, что некоторые служащие, вдохнув его, теряли сознание и их сразу же увозили машины «скорой помощи».

Но вскоре выяснилось самое страшное. Никто и не предполагал, что в нижних этажах (в так называемых отстойниках) окажется часть пассажиров. В начавшейся суматохе все как-то забыли о людях, которые, сойдя с последних рейсов, ожидали, когда за ними придут и выпустят для получения багажа.

Дисциплинированные пассажиры вначале ничего не могли понять. Они ждали бортпроводниц, но к ним никто не приходил. А появившиеся вскоре дым и угарный газ буквально свалили людей с ног. Надышавшись ими, они теряли сознание и падали на пол. Некоторые пытались ползти к дверям, чтобы выбраться на свежий воздух. Многие уже просто потеряли ориентацию: они бились в стеклянные двери и не смогли вырваться из закрытых помещений. В эти праздничные дни никто из служащих толком не знал, оставались ли еще пассажиры в накопителях или нет. А если они там есть, то сколько их? Вообще следует признать, что начавшиеся паника и неразбериха предопределили массу недостатков в тушении пожара и большое количество жертв.

Например, руководство аэропорта, думая о спасении имущества, пыталось не допустить распространения пламени и дало команду отключить ток. В один момент все помещения были обесточены, и в результате несколько десятков пассажиров застряли в лифтах. Все их попытки выйти наружу были обречены, их криков никто даже не слышал.

Несколько человек потеряли сознание и задохнулись в дыму на разных этажах. Когда их обнаружили приехавшие из города пожарные, было уже поздно: им не смогли помочь ни санитары, ни врачи.

Четыре часа продолжалась борьба с огнем. Задействованы были десятки пожарных машин, сотни людей, тонны пенной смеси были вылиты на здание аэропорта.

Когда в конце концов пламя усмирили, то все увидели, что современное здание из стекла и бетона, которым так гордились дюссельдорфцы, перестало существовать. От него остался только покореженный черный остов. Зданию и помещениям аэропорта был нанесен материальный ущерб в несколько миллионов немецких марок.

Дисциплинированная и благополучная Германия была потрясена этой трагедией. В ней погибли около двадцати человек, шестьдесят стали инвалидами, получив ожоги различной степени тяжести.

Впоследствии эксперты из комиссии по расследованию установили причину, по которой возник пожар. Виноваты были совсем не ряженые и участники карнавала, как предполагалось вначале. Во время проведения обычных сварочных работ были нарушены правила техники безопасности. Сварка осуществлялась наверху на металлическом решетчатом полу, искры сквозь решетки полетели вниз и попали в багажное отделение. Там начали тлеть и затем воспламенились сложенные вещи. Затем огонь перебросился на горючие кабели. Распространению пожара способствовали вентиляционные люки, в которых образовалась мощная, как вихрь, тяга, и вскоре пламя с нижних этажей перешло на верхние. Задержка руководства аэропорта с вызовом пожарных машин привела к разрушительным последствиям и гибели многих людей.

Это была самая тяжелая катастрофа, которая когда-либо случалась в аэропортах Германии за всю историю развития авиации в этой стране.

Просто так самолеты не падают…

В 1994 году во многих средствах массовой информации сообщалось, что 22 марта в 20.58.01 по московскому времени в районе Междуреченска потерпел катастрофу пассажирский аэробус А-310—300 «Глинка».

Он принадлежал авиакомпании «Российские авиалинии» и выполнял рейс по маршруту Москва – Гонконг. «Все находившиеся на борту 75 человек погибли».

В этих сообщениях необычными были указание точного времени катастрофы, номер рейса, наименование авиакомпании и самого лайнера. В остальном оно мало чем отличалось от других, сообщавших о таких же авариях самолетов в различных уголках нашей планеты.

^{Аэробус А-310—300}

Но постепенно многие газеты стали заострять внимание именно на этой катастрофе. «Московский комсомолец» откликнулся на результаты первых исследований статьей «Свидетели, которые не исчезают». В ней, в частности, отмечалось, что всегда есть причина и даже целый ряд причин, по которым случаются катастрофы. «Последними свидетелями в таком случае остаются «черные ящики», которые сохраняют магнитофонную запись всего того, что происходит в кабине пилотов, до самой последней минуты: переговоры с Землей, команды, крики о помощи.

Аэробус «Глинка», летевший в Гонконг с 63 пассажирами на борту, неожиданно исчез с экранов и, не подавая никаких сигналов, упал с высоты 10 100 метров. Посланные на место катастрофы спасательные отряды уже через несколько часов обнаружили обломки воздушного лайнера. Отдельно друг от друга валялись части хвоста, крыльев, кабины самолета. От него самого остались лишь груды пепла.

Из трех «черных ящиков» уцелело лишь два. Они обгорели и деформировались, однако записи в них сохранились. Расшифровывали их во Франции в присутствии членов Российской государственной комиссии. Первые версии казались просто фантастическими: самолет либо столкнулся с естественным небесным телом, втянутым в зону земного притяжения, либо стал жертвой… НЛО. Предположения эти строились на том, что лайнер летел на 10-километровой высоте, четко выдерживал все заданные параметры полета и сигнала «SOS» не подавал. Позже еще прошел слух о якобы имевшем месте террористическом акте и разгерметизации корпуса, которая и вызвала мгновенную смерть экипажа и пассажиров.

Информационные агентства выдвинули свое предположение: летчики разрешили посидеть за штурвалом самолета детям. Кто-то из них нажал не ту кнопку, и самолет начал падать.

Однако все компетентные лица в один голос заявляют, что это не может быть правдой и ничего подобного – в принципе! – произойти не может. Российский ученый А.Ф. Черняев, анализируя ситуацию с авиалайнером, утверждает, что такой кнопки, которая может вывести всю систему управления самолетом, просто нет. Детские голоса, которые слышны в «черном ящике», сами по себе еще ни о чем не говорят. Может быть, дети даже и не находились в кабине пилотов, а просто стояли в проходе, наблюдая за работой экипажа. По международным правилам это совсем не запрещено. Наоборот, у самолета такого класса двери во время полета должны быть всегда открыты, чтобы пассажиры чувствовали себя спокойнее и увереннее.

Дальнейшие события развивались следующим образом. Командир самолета приходит в недоумение оттого, что автопилот вдруг совершает незапланированный маневр. После этого лайнер вдруг заваливается на бок и начинает терять высоту. Экипаж старается исправить ситуацию, но у него ничего не получается – что-то там не срабатывает.

Только у самой земли летчикам удается выровнять самолет, но тут раздается взрыв. Последние слова перед взрывом были: «Мы сделали это…»

Может быть, самолет натолкнулся на одну из сопок, лишился крыла и стал рассыпаться по частям? Место, на котором нашли обломки авиалайнера, говорит именно о таком падении.

На испытательном стенде в Тулузе российские и французские специалисты много раз воспроизводили полет А-310. Но даже в спокойной обстановке земного «полета» техника отказывалась воспроизводить те немыслимые пируэты, которые выписывал в воздухе гибнущий лайнер.

После неожиданного схода с высоты в 10 000 метров А-310 устремлялся к Земле то в штопоре, то в глубокой спирали. Был зафиксирован даже переворот на спину, который совершенно исключен для самолетов транспортного назначения. Таким образом, и по возвращении из Франции группа российских экспертов была не в состоянии назвать причину катастрофы. Только к концу октября эксперты двух стран, казалось, установили ее.

Однако российские граждане не могли тогда ознакомиться с этими драматическими выводами. Согласно международным правилам, страна, расследовавшая катастрофу на своей территории, обязана сначала ознакомить со всеми выводами производителя и хозяина самолета. Вряд ли можно ознакомиться с этими подробностями и сейчас, потому что документы как будто установили, что жизнь и судьбу 75 находившихся на борту самолета человек действительно решил «детский» фактор.

Командир экипажа Кудринский взял своих детей – двенадцатилетнюю Яну и четырнадцатилетнего Эльдара, чтобы те провели весенние каникулы в Гонконге. Крен самолета возник от одновременного воздействия на штурвал Эльдара и автопилота.

Вот Эльдар садится в левое кресло, и глаза у него разгораются. Еще бы! Кто из его сверстников не мечтает посидеть за штурвалом самолета, да еще во время полета!

Самолет все больше задирал нос, увеличивал угол атаки крыла (то есть как будто специально стремился к положению, идеальному для срыва в штопор). В какой-то момент именно так и произошло с машиной, абсолютно не предназначенной для полета в таком режиме. Столь же непривычным он оказался и для экипажа.

Эта катастрофа стала одной из самой трагических и загадочных в русской авиации. Аэробус был настолько совершенен в техническом отношении, что в его экипаже были только два человека – первый и второй пилот. Все остальное управление было распределено между электронными приборами.

Последний сеанс связи «Глинки» состоялся с городом Новокузнецком в 20.49.47. Следующий должен был быть через десять минут, но к этому времени уже ни одного человека в живых на самолете не было. Через несколько минут лайнер выйдет из-под контроля и начнет свой «смертельный танец».

Пока же на борту все как будто спокойно. Спокойно было и на земле.

А.Ф. Черняев, который много лет занимается свойствами и воздействием эфира, неоднократно писал в своих работах, что существует физический эфир. Жизнь людей, поднимающихся в воздух, во многом зависит от его поведения. Ученый вплотную занимался изучением всей этой ситуации с российским аэробусом и считает, что к этому времени, по-видимому, самолет уже шел в плотном эфирно-воздушном облаке. Его сигнал на экранах радиолокаторов либо уже начал пульсировать, либо исчез вовсе. И если это было действительно так, то исчезновение сигнала должно было послужить наземному диспетчеру знаком, что самолет находится в опасности. И тогда у него все равно бы оставалось несколько минут, чтобы предупредить о ней экипаж аэробуса.

К этому времени (20.51.15) пилоты уже (видимо, под действием эфира) заторможенно и неадекватно воспринимали ситуацию. Приборы под воздействием эфирных электронов тоже начали подавать на ЭВМ искаженную информацию. С этого момента, когда Эльдар приступил к активному пилотированию, самолет был обречен. Сын вовсю упражнялся со штурвалом, и вскоре огромный лайнер исподволь начинает подчиняться ребенку – наперекор работающему автопилоту.

Машина стала терять заданные ей автопилотом высоту и скорость. Вскоре Эльдар с удивлением увидел, что земля «поплыла под бортом». Автопилот попытался было скорректировать изменившиеся параметры, согласно заложенной в нем программе. Автоматика стала «брать» штурвал на себя, Эльдар крутил его в свою сторону. Какое-то время пилотирование осуществлялось в две руки – автопилот и ребенок, причем каждый пытался «убедить» другого в своей правоте. Однако, как отмечает А.Ф. Черняев, все могло происходить и с точностью до наоборот: и автомат, и человек работали слаженно.

Однако наступил момент, когда юноша понял, что самолет поворачивается сам. Чтобы понять это, он должен был хотя бы несколько секунд не воздействовать на штурвал. Этих секунд хватило бы автопилоту для выравнивания полета. Если бы приборы самолета не врали, если бы лайнер находился в нормальной обстановке и хватало бы мощности двигателей…

Вскоре самолет начала бить сильная «дрожь». Вместе со встряской в кабину ворвался оглушительный грохот, потому что на борту возникли мощные перегрузки. Машина заваливается влево все сильнее, тряска усиливается, но автопилот пока еще работает. По всей видимости, Эльдара пытаются извлечь из кресла, но из-за нарастающего ускорения и трехкратных перегрузок он оказывается просто вдавленным в сиденье.

Обезумевшего от страха парня пытаются извлечь из кресла (отец и один из пассажиров), но тут его нога случайно упирается в правую педаль газа. И самолет, идя на предельно низкой («срывной») скорости и до предела задрав нос кверху, тут же заваливается вправо через спину. Пилоты называют это «штопорной бочкой». Именно в этот момент сработал сигнал отключения автопилота и «Глинка» начал необратимое движение к земле. До этого целых пятнадцать секунд автопилот боролся с человеком, творя с самолетом головокружительные манипуляции. И лишь когда машина достигла критического крена, он (как и указано в инструкции по его эксплуатации) отключился.

Правда, в это время Эльдара уже извлекли из кресла, и на его место прыгает пассажир Владимир Макаров. Пилоты как будто почувствовали себя в привычной обстановке и начали было овладевать ситуацией. Экипаж пытался вывести машину из глубокой спирали за счет увеличения скорости. До этого состояние «эфирного» опьянения не позволяло пилотам одновременно отслеживать несколько параметров, осмысливать ситуацию и только потом принимать решения. Внимание экипажа сосредотачивалось только на отдельных операциях. Наверное, именно поэтому за две с половиной минуты никто не вспомнил о радиосвязи и о своих обязанностях сообщить наземному диспетчеру обо всех неполадках на борту.

В 20.58 самолет начал приподнимать нос и выравниваться, выходя из штопора. В этот момент и появилась зримая надежда на благополучный исход. Но было уже слишком поздно! Земля находилась на расстоянии трехсот метров, и до столкновения с ней оставалось четыре секунды…

Наверное (и даже обязательно), существуют и другие точки зрения, и другие объяснения причины катастрофы авиалайнера «Глинка». Эксперты двух стран ведь так и не могли установить ее точную причину. Но А.Ф. Черняев считает, что физику эфира изменить невозможно и именно она незримо сыграла роковую роль в этой трагедии.

Преступление против потомков

«Было бы неблагодарностью не назвать лес в числе воспитателей и немногочисленных покровителей нашего народа. Точно так же, как степь воспитала в наших дедах тягу к вольности и богатырским утехам в поединках, лес научил их осторожности, наблюдательности, трудолюбию и той тяжкой, упорной поступи, какою русские всегда шли к поставленной цели. Мы выросли в лесу… лес встречал русского человека при появлении на свет и безотлучно провожал его через все возрастные этапы: зыбка младенца и первая обувка, орех и земляника, кубарь, банный веник и балалайка, лучина на девичьих посиделках и расписная свадебная дуга, даровые пасеки и бобровые гоны, рыбацкая шняка или воинский струг, гриб и ладан, посох странника, долбленая колода мертвеца и, наконец, крест на устланной ельником могиле.

Вот перечень изначальных же русских товаров, изнанка тогдашней цивилизации: лес и тес, брус и желоб, ободье и мочало, уголь и лыко, смола и поташ. Но из того же леса текли и побарышнее дары: пахучие валдайские рогожи, цветастые рязанские санки и холмогорские сундуки на тюленевой подкладке, мед и воск, соболь и черная лисица для византийских щеголей…

Лес кормил, одевал, грел нас, русских!»

^{Последствия лесных пожаров ужасны}

Этот отрывок из романа Л. Леонова «Русский лес» стал настоящим гимном благодарного человека в честь своего благодетеля. Он действительно сопровождает нас с самых первых моментов жизни и до последних. Обожествляемый еще с языческих времен, лес стал для людей вместилищем всех богов – и злых, и добрых. Ставшие впоследствии поэтическими образами, они в сознании человека живы и до сих пор, и потому лес для него – тоже своего рода земной храм.

Лес дышит, тревожится, убаюкивает, ласкает. В царстве безропотного покоя среди тенистых елей, добродушного гула сосен, заботливого шепота осин и берез приходит успокоение. Мир начинает казаться более светлым и совершенным. И как страшно видеть вырубленную, безликую землю с черными подпалинами от костров!

На протяжении многовековой российской истории лесные и земельные угодья в стране принадлежали государству. В 1802 году император Александр I учредил Лесной департамент, на который и было возложено управление казенными лесами. В 1826 году Сенатом было утверждено «Положение об устройстве лесничеств по губерниям России». По нему на территории всех российских губерний создавались лесничества, которые, в свою очередь, подразделялись на лесные дачи. Лесные дачи делились на таксационные участки в зависимости от качества древесины и продавались с торгов на вырубку всем желающим. Одна десятина хвойного леса стоила примерно 100–300 рублей. Лицу, купившему лес, выдавался порубочный билет. Кроме того, покупатель должен был провести лесокультурные работы – выкорчевать пни, убрать ветки и сделать новые посадки.

Все деревья в лесных дачах клеймились для учета. Клеймились даже пни (!) деревьев, срубленных злоумышленниками, так как они представляли собой «вещественные доказательства».

Конечно, были и тогда нарушения Лесного устава, и борьба с этими нарушениями занимала основную часть времени лесничего. Если законные покупатели и не рубили лишнего, то крестьяне окрестных деревень часто посягали на государевы леса: незаконно рубили деревья, распахивали луга, пасли скот в лесу, собирали валежник, грибы и ягоды. Случались и такие (ныне почти экзотические) нарушения, как теребление мха, сдирание бересты, сбор смолы.

Но лесничества не были кровожадными административными органами, которые стояли только на страже казны и были глухи к народным нуждам. Бедным крестьянам, погорельцам и беженцам лес отпускался на самых льготных условиях, а то и вовсе бесплатно.

С приходом к власти большевиков все лесничества были ликвидированы. Наркомат земледелия принял Временное положение о лесном управлении в губерниях, по которому все леса – казенные, частные, удельные и общественные – перешли в ведение отделов губернских земельных комитетов. Так закончилось российское государственное управление лесами, которое гармонично сочетало интересы казны и человека и стояло на страже родной природы.

А теперь опять предоставим слово Леониду Леонову.

В Западной и Восточной Сибири еще в начале XX века сохранялись большие массивы кедровников. В период шишкования кедра сюда уходило почти все окрестное население – от мала до велика – на промысел. Возникновение этого промысла относится к временам далеким. В XVIII веке кедровые орехи добывали почти все проживавшие в Сибири народы. О сборе шишек с кедрового стланца на Камчатке писал еще С.П. Крашенинников и отмечал, что отвар кедровых веток является хорошим средством против цинги. Его, как чай или квас, пили все члены его экспедиции.

В XIX веке кедровые орехи были не только большим подспорьем в пище для местного населения. Орех оптом скупали в сибирских деревнях и на ярмарках и отправляли по всей необъятной России и за границу.

В целях сохранения лесов при заселении Сибири русскими земледельцами Тобольская губернская канцелярия предписывала, чтобы переселенцы не рубили кедров на строительные нужды, «а потребные с тех кедров орешки и шишки обирали, а не подрубали бы не токмо всего дерева, но и сучья берегли». Нарушавшие правила пользования кедровником строго наказывались. Так, в Сургутском районе виновных немилосердно секли и били, а затем, раздев донага, привязывали к дереву и оставляли на расправу таежному гнусу. В Томском уезде были установлены свои наказания: за сломанную ветку кедра – 10 розог, а за поруб дерева (в зависимости от его размеров) – от 25 до 100 розог.

Кедр – дерево уникальное. Продолжительность жизни сибирского кедра – четыреста лет. Первые десять лет он растет очень медленно и достигает полного развития лишь к пятидесяти годам. Он почти не подвержен болезням и регулярно плодоносит. Кедровые массивы необходимы для жизни соболя, белки и многих других зверей и птиц.

Кедр образует большие массивы и растет вместе с пихтой и елью на обширной территории от верховьев реки Вычегды на западе до верхнего течения реки Алдан на востоке. На восток от Забайкалья, Верхоянского и Станового хребтов кедровую сосну заменяет кедровый стланец. Он представляет собой стелющийся кустарник или небольшое деревце, 3–4 метров высоты (высота кедра сибирского – 35–40 метров). Кедровый стланик встречается по всей лесной зоне Дальнего Востока – от Камчатки до Приморья.

И этим огромным кедровым массивам серьезная опасность стала угрожать в нашем, XX веке. Уже в 1923 году лесовод С.П. Бонишко писал: «Если не будут приняты самые радикальные меры к сохранению кедровников, они будут уничтожены. И это будет не просто катастрофа, а преступление перед будущими поколениями».

Первозданные сибирские леса, не искалеченные еще вмешательством человека, представляли обычно сплошной сомкнувшийся древостой сорока и более аршин высоты, изобиловали ценным зверьем и птицей. Мощные пласты веками накопленного перегноя достигали иногда аршинной толщины.

Около четырех веков назад предприимчивые Строгановы положили начало промышленной культуре в Приуральской Сибири. Для защиты своих промышленных предприятий от неспокойных сибирских соседей они наняли бежавшую с Волги казачью вольницу, которая в скором времени и покорила Сибирь без малейшей правительственной помощи. А затем Ермак Тимофеевич бил челом московскому государю, принося в дар покоренную страну. С тех пор потомки этих первых смелых и свободолюбивых русских сибиряков и все пришлые после них земледельцы свободно пользовались лесными богатствами края, считая леса своим неотъемлемым достоянием. В 1621 году ясачные тунгусы приходили в Енисейск в собольих шубах, у некоторых и лыжи были подбиты собольими шкурками.

Лесу было так много, что земледельческой культуре приходилось шаг за шагом отвоевывать у него свое право на существование. Орудиями этой борьбы были топор и огонь. Под их действием рушились вековые леса, а на их месте воздвигались городища, расчищались покосы и пастбища. Однако все это было настолько микроскопически ничтожно среди океана лесов, что и сравнить нельзя, например, с той потерей, которую в прошлые века понесли наши южные губернии, которые лишились множества лесов от варварских азиатских завоевателей и вообще от кочующих монгольских племен. Полчища татар, киргизов и калмыков жгли леса и нарочно образовывали степи для своих табунов или для истребления неприятеля. Как кочующие народы, эти орды не могли жить в лесистых местах: в лесах нельзя было пасти, кормить и охранять бесчисленные стада. В лесах скот расхищают дикие звери, заедают слепни, комары и оводы.

Кочующие племена для прокорма своих табунов всемерно губили леса, нисколько не заботясь об их сохранении для будущих цивилизаций. Но их поведение было все-таки извинительным – их побуждала на эти действия необходимость. И вред, причиненный ими, не столь страшен, потому что лес на юге был лиственных пород и ежегодное опадение листвы образовало толстый слой плодородного чернозема.

Но истребление хвойных лесов в России лишает народ лучших строительных материалов, а гибель таких лесов практически невосполнима. Земля, на которой росли вековые сосны и ели, для земледелия не пригодна. Сосновый и еловый лес не могли образовать чернозем, и огромные площади из-под такого леса навеки остаются безобразными пустынями, потому что после вырубки исчезают тень и влага, местность летом высыхает, зимой промерзает, зелень пропадает.

Главный повод к уничтожению лесов вокруг Тюмени дала еще в прошлом веке постройка железной дороги. До ее проведения окрестные крестьяне большей частью занимались извозом. Но с проведением «чугунки» осталось очень много лошадей, которые лишились работы, потому что конкурировать с ней им было невозможно. Крестьянам не хотелось сразу расставаться с лошадьми, поэтому они и занялись извозом дров, которые продавали в городе за бесценок, чтобы хоть как-то прокормить себя и скотину.

Кроме того, окончательно отвыкшие от земледелия крестьяне вскоре поняли, что одним извозом не прокормишься, надо возвращаться к полям и огородам. И вскоре не осталось свободных пахотных земель, чего прежде никогда не было. Крестьяне деревень Малая и Большая Балда, занимавшиеся прежде выделкой деревянной посуды, стали подчищать земли из-под леса, чтобы увеличить количество пахотных полей. И за десять – пятнадцать лет (в конце прошлого века) случилось то, чего раньше и представить было нельзя. Жители Тюменского округа стали покупать дрова и строевой лес у соседей – татар есаульских, чикчинских и муллашевских.

Пострадала в этом округе и ольха. Когда в России появилась одна из первых русских чайных фирм, понадобились ольховые ящики для развески чаев. Чай может быть упакован только в такие ящики, так как ольха не имеет никакого запаха. Для сибирских чаев необходимо было 30 000 ящиков в год, для этого достаточно было заготовить 15 000 деревьев.

Производство это было очень выгодное, крестьяне же стали рубить по сто тысяч деревьев ежегодно. Излишек леса девать было некуда, и он портился в коре, потому что ольха – дерево очень нежное. Когда же цены на ольховые ящики были снижены, недовольные этим крестьяне тут же сожгли большую часть ольховника в Тюменском округе.

Почти на тысячу километров протянулся с севера на юг остров Сахалин. Большая часть его территории занята лесами, почти все из них естественного происхождения. Тревога за судьбу сахалинского леса высказывалась на протяжении всей истории острова, ведь в сахалинской тайге произрастают лиственница даурская, ель аянская, пихта, береза каменная и белая.

А лесные пожары? Картина разрушительного действия в лесу огненной стихии настолько ужасающа, что перед ней, пожалуй, бледнеет даже вред многолетнего хищнического хозяйничанья, самых опустошительных рубок, массового лесокрадства. Ежегодные убытки от лесных пожаров не поддаются никакому исчислению в деньгах.

Особенно страшны лесные пожары в западной полосе Сибири, где сплошные насаждения – в виде островов – разбросаны среди огромных безлесных болотистых торфяных пространств, покрытых высокой травяной растительностью. Здесь пожары превращаются в настоящие огненные циклоны, которые, двигаясь со страшной быстротой, уничтожают и душат на своем пути все живое. За ночь такие пожары могут проходить до двухсот верст.

Лесные пожары наложили особую печать какой-то даже мертвенности на сибирские леса: они бедны мелкими представителями пернатого царства и даже весной мало оживлены.

Лесные реки сильно засоряются павшими от пожара деревьями. Лес этот намокает, тонет, гниет, заражает воду ядовитыми продуктами разложения и делает ее совершенно не пригодной для обитания рыбы. Лесные речки разносят эту заразу на расстояния, довольно далекие от мест пожаров.

Тому, что сейчас творится с российскими лесами, трудно даже подобрать название. Никогда истребление лесов не достигало таких преступных масштабов. На больших территориях десятки вновь созданных совместных предприятий (или просто иностранных фирм) вырубают на огромных лесных площадях ценнейшие породы деревьев. Вырубают варварски, хищнически, оставляя после себя загаженные лесные участки, поломанные молодые насаждения, неубранные сучья, ветки…

Гибнущий лес

Изучая историю леса, ученые установили, что уже в глубокой древности человечеству было много известно о нем – о деревьях, способах их посадки, использовании древесины.

Исторические хроники приводят примеры, показывающие, как и в те далекие времена действия людей оказывали влияние на нарушение равновесия в природе. Плиний Старший, которого часто называли самым ученым мужем Рима, писал в своей «Естественной истории»: «Изменения происходят с такими явлениями природы, которые уже давно считались изученными и неизменными. Например, в Фессалии, в районе Лариссы, после того как осушили озеро, климат изменился, стал холодным. Оливковые деревья, которые там прежде произрастали, исчезли. Начали вымерзать виноградники, чего раньше никогда не случалось… Изменился климат и в районе Филиппои, ибо после того, как леса выкорчевали и стали обрабатывать землю, почва высохла».

Аналогичный пример – полное видоизменение ливанского кедра. Некогда это дерево было настолько широко распространено в Ливане, что являлось символом страны. Кедр покрывал склоны гор и защищал их от воздействия воды и ветра.

^{Мертвых лесов вблизи городов становится все больше}

У многих народов Древнего мира ливанский кедр был одним из самых желанных предметов ввоза. Месопотамские владыки еще в третьем тысячелетии до нашей эры похвалялись тем, что по их приказу из далеких краев доставляли стволы ливанского кедра связанными поперек или вдоль, «подобно гигантской змее». В большом количестве ввозили ливанский кедр египтяне, которые изготовляли из него драгоценное кедровое масло, употреблявшееся при бальзамировании.

Библейские источники приписывают царю Соломону необыкновенную мудрость. Совсем другого мнения о нем современные экологи, изучившие последствия его деяний. С согласия финикийского царя Соломон посылает 80 000 дровосеков в Ливан, чтобы заготовить лес для строительства большого храмового комплекса. Храм и дворец были построены, но лесоповал опустошил обширную зону, и уже следующее поколение местных жителей стало испытывать недостаток воды. Пересохли ручьи, началась эрозия почвы, пустыня стала надвигаться на поля и виноградники. Это произошло несколько тысяч лет назад, а Ливан до сегодняшнего дня испытывает на себе эти губительные последствия.

Использование кедра для постройки храмов и корабельных мачт указывает на то, что он имел прямой ствол и тонкие сучья. А во что превратился кедр теперь? Толстые, уже с самого низа сучковатые стволы увенчаны развесистой кроной. Семена его не дают хороших деревьев даже при густых посадках. Это как раз следствие того, что в течение многих тысячелетий выбирались и вырубались лучшие экземпляры, а худшие оставлялись. В результате в Ливане от когда-то обширных и густых лесов почти ничего не осталось.

Не лучше обстоит дело с лесами и в некоторых европейских странах. В Германии еще в XVIII веке вырубки и охотничьи набеги почти на нет свели знаменитый саксонский лес. Тогда лесники предложили полностью вырубить красу и гордость Саксонии и посадить новый лес. Вместо смешанных пород стали сажать только ель – чтобы побыстрее и подешевле дело вышло.

Первое поколение елок росло хорошо. Но когда деревья начали постепенно сбрасывать хвою, лесники стали собирать и использовать ее на всякие хозяйственные нужды. И второе поколение елей выросло значительно хуже: деревья вымерзали даже при небольшом холоде и подвергались воздействию различных вредителей. Третье поколение оказалось и вовсе чахлым.

Катастрофа наступила вследствие того, что не были учтены потребности деревьев в питательных веществах, которые дают перегнившие хвоя и ветки. И теперь часто можно видеть вдоль дороги пожелтевшую стену леса. Весна, а вместо яркой зелени ветер колышет буро-рыжеватую хвою деревьев, словно ошпаренных кипятком.

Картины гибнущего леса можно видеть везде, и даже в «цивилизованных» странах (как мы их называем) тянутся такие леса на десятки километров. В 1960-е годы нашего века эта проблема встала и перед Германией, тогда еще Западной. Влаги было вполне достаточно для небольших лесных массивов в земле Рейн-Вестфалия, а они стояли с по-осеннему блеклой листвой. Может быть, пожары? Однако нигде не было видно обуглившихся стволов. Да где же он, этот «таинственный враг» леса, которым отравляются не только люди, но и деревья? А это самый обычный промышленный дым, который поднимается из труб домен, цементных и металлургических заводов. Дым поражает деревья даже на расстоянии 20–25 километров от промышленных центров.

Кроме золы, копоти и частиц не полностью сгоревшего угля, промышленный дым содержит и другие химические отходы: сернистый газ, мельчайшие брызги серной кислоты и фтор. Разносимые ветром, они попадают в ткань листьев или хвои, разъедают их и разрушают клетки, которыми дерево дышит. Если сосна еще порой может перенести дым, то молодые ели медленно задыхаются, и отравленный лес начинает засыхать.

Ядовитые примеси могут отравлять деревья и через корни. Во время затяжных дождей, которые часто идут в горных районах Германии, водные потоки захватывают в воздухе частицы дыма, а потом стекают по стволам деревьев и отравляют почву. Иногда вокруг деревьев можно увидеть черные круги из копоти и золы, занесенных дождем.

Наибольший вред растительности причиняют предприятия, построенные в узких долинах. Дым постоянно тянется вдоль них и оседает на их лесистых склонах.

Ученые давно заметили, что местности, занятые виноградниками вблизи лесов, защищены от града. Так, на Цюрихском озере, в общине Киснахт, после сруба лиственных деревьев начал появляться град, чего раньше никогда не замечалось.

В южной части Франции после уничтожения лесов начали вымерзать оливковые деревья.

В США со времени заселения колонисты вырубили 80 процентов лесов в стране. Энергичные американцы быстро распахали в центральных районах Северной Америки бесполезные (с их точки зрения), заросшие травой и редкими кустарниками земли, свели на нет еще оставшиеся кое-где небольшие леса и стали получать поначалу богатые урожаи. Так продолжалось несколько лет.

Но вот в 1895 году на Великих равнинах началась страшная засуха, пересыхали водоемы и реки. Однако земледельцам как будто было невдомек, что реки и озера в большей степени погибли из-за их деятельности. И тогда они решили, что места эти непригодны, покинули их и пошли осваивать новые районы.

Прошло некоторое время, американцы вроде бы забыли о происшедшей трагедии. Вновь стали заселяться Великие равнины, вновь стали распахиваться заброшенные было земли. Первое время все шло хорошо, люди опять стали собирать обильные урожаи, но…

Природа не мстительная, но она имеет свои законы. И те, кто нарушает их, нередко бывают жестоко наказаны. Американские фермеры содрали вновь образовавшийся покров, и земля оказалась совсем не защищенной. И тогда в 1934 году на равнинах началась великая засуха, а вместе с ней пришли сильные ветры. Пыльные бури уничтожили весь урожай, погубили все сады, скот погибал от бескормицы и отсутствия воды. Люди, которые даже в домах не могли укрыться от пыли – она проникала во все щели, – тяжело заболевали.

А ветры продолжали свою разрушительную деятельность: тучи пыли достигали берегов Атлантики и засыпали палубы кораблей. Взметаясь высоко вверх, они добирались до Нью-Йорка и Скалистых гор. Через год плодородные земли превратились в пустыню: триста миллионов тонн почвы было рассеяно по окрестным районам, сорвано и сброшено в океан. А ведь слой этот образовывался веками!

Страдает от деятельности человека и фауна, многие виды животных почти полностью исчезли.

Потеря эта так велика, что ее не в силах восстановить даже значительные восстановительные работы по лесонасаждению. А между тем площадь, занятая «зеленым другом», продолжает сокращаться. Не случайно в Библии содержатся предупреждения о неразумности разрушения природы, которое приведет к осушению земли и потере последнего листика: «Содрогнитесь, беззаботные, ужаснитесь, беспечные!»

Сельва – легкие планеты

В одном из индейских племен, живущих в дождливых лесах Амазонии, есть человек, который работает… колдуном. Его главная обязанность – ежедневно молиться о дожде, хотя, казалось бы, зачем просить небеса о дожде в вечно сыром лесу. Тут бы, наоборот, солнечной погоды ждать, чтобы хоть немного обсохнуть. Но трудолюбивый колдун знает: не будет ливней – не будет леса. Племени без леса не прожить, как и вообще всему человечеству, ведь тропические леса считаются легкими всей планеты.

Но то, что происходит сейчас с тропическими лесами, нельзя назвать словами «опасность» или «беда». Это катастрофа! Земля лишилась уже половины сельвы. И специалисты с тревогой предсказывают, что оставшаяся половина может исчезнуть в течение ближайших пятидесяти лет. Если, конечно, человек не изменит своего поведения. Ведь в своих попытках выжить он зачастую разрушает ту самую среду, которая его и поддерживает. На наших глазах могут исчезнуть тропические леса Мадагаскара, а в них совсем недавно было обнаружено семнадцать видов деревьев из рода Симфониа. До сих пор был известен только один вид этого рода, который произрастал в Латинской Америке.

В последнее время наблюдается особенно широкое использование лесных ресурсов в тропических странах. Последствия этого здесь наблюдаются особенно остро, так как в тропиках значительно больше людей живут в лесу и за счет леса.

^{Влажные тропические леса в Южной Америке}

Ученые подсчитали, что ежегодно с лица земли исчезает 0,6 процентов лесных площадей. Процесс этот и сам по себе вызывает сильнейшее беспокойство, так как к 2000 году с лица земли может исчезнуть еще десять процентов влажного леса. Однако не меньшее опасение вызывает и деградация оставшихся лесных массивов. Целые лесные районы вырубаются, выжигаются, отдаются под поля и пастбища. Потом, как это часто случается, освоенные якобы места могут быть заброшены, но способность лесов к восстановлению уже снижена. В результате обезлесения почвы подвергаются эрозии и оскудению, теряют свои силы и плодородие, и процесс ухудшения состояния тропических лесов – этого достояния поистине всего человечества – во многих случаях становится необратимым. Особенно ужасна эта катастрофа для людей, живущих в лесу, ведь лес – это все, что они имеют. Но этот процесс, если он происходит на больших площадях, может привести к изменению климата и на всей планете.

С незапамятных времен тропические леса служили для проживающих в них народов своего рода кладовой. Лес был и остается важнейшим источником древесины, топлива, дичи и богатейшего разнообразия других продуктов. Кладовая эта представлялась человечеству неисчерпаемой. Однако люди стали сознавать, что сельва дает не только это. Тропические леса дают дополнительную землю (если в ней ощущается нужда), они поддерживают водный баланс и регулируют водоснабжение.

Многие древние цивилизации не могли без тропического леса развиваться. Некоторые из них пришли в упадок с исчезновением лесов, а впоследствии и сами исчезли.

Но, осознав значение тропических лесов, люди мало в чем изменили свое варварское отношение к ним. Более двадцати лет назад в Бразилии был построен сталелитейный завод, который должен был работать на древесном угле. Для производства этого угля хозяева завода приобрели 70 миллионов гектаров леса. Это значит, что за какое-то время сельва будет вырублена на площади, равной объединенной Германии. И это именно в Бразилии, которая (наряду с некоторыми другими южноамериканскими странами) и является в какой-то степени «зелеными легкими планеты». Ведь тропические леса в этих странах – наиболее активные поставщики кислорода: там на одном гектаре масса растений составляет около 1700 тонн (для сравнения – в пустыне максимум 2,5 тонны).

В погоне за барышами, которые сулит добыча красного дерева, люди не останавливаются ни перед чем. Несколько лет назад в районе реки Амазонки побывала группа британских экспертов. Картина, которая предстала там перед ними, привела их к неутешительным выводам: незаконная вырубка красного дерева полностью вышла из-под контроля властей.

Ценность красной древесины в том, что она необычайно тверда, долговечна и обладает к тому же необычайно красивым цветом. Ее давно уже используют для изготовления мебели и музыкальных инструментов, отделки помещений и строительства дорогих яхт. Многие ведущие бразильские компании, занятые добычей этой ценной древесины, не раз бывали уличены в незаконной деятельности: заготовка в запрещенных местах, подделка документов, превышение официальных норм вырубки.

В индейских резервациях ситуация усугубляется еще и тем, что аборигены нередко погибают от рук бандитов, которых специально нанимают компании. А ведь по бразильской Конституции все природные богатства на территории резерваций безраздельно принадлежат индейцам, и вырубка деревьев здесь является беззаконной.

Во влажных тропиках существует необычайно богатое разнообразие растений, многие из которых не то что не изучены человеком, а даже и не известны ему. Точно такая же ситуация складывается и с животным миром тропиков – настоящим раем для ученых. Открытия совершаются здесь довольно часто. Казалось бы, что бабочки, такие знакомые и давно изученные, уже не могут сильно удивлять энтомологов. Но так кажется только на первый взгляд. Некоторые из этих нежных созданий могут показывать рекорды выносливости, обитая высоко в горах, пустынях и даже тундре. Другие совершают осенние перелеты в несколько тысяч километров, и получается, что биологическая структура этих «летающих цветков» еще до конца не разгадана.

Но еще больше изумляет самих ученых тот факт, что каждый год они открывают десятки новых видов бабочек. Так, совсем недавно на Кубе открыта и изучена хрупкая с виду бабочка с крыльями, прозрачными, как у стрекозы. Однако, удирая от птиц, эта бабочка способна развивать скорость до тридцати километров в час!

Открытия в тропиках происходят не только после многолетних исследований ученых, а порой весьма курьезным образом. Так, например, пятилетняя девочка Анни из предместья новозеландского городка Окурио принесла домой пойманную в лесу муху. Для нее это был подвиг, потому что насекомое имело в длину пять сантиметров, а по размаху крыльев сравнимо только с бабочкой, и то довольно крупной. К тому же крылья мухи были необычайно черного цвета. Родители девочки испугались, но все же догадались передать это «чудо природы» ученым. А то, что это оказалось действительно чудом, стало известно сразу же: муха приобрела известность и славу мировой редкости.

Единственный экземпляр, который до этого был в распоряжении энтомологов, – гигантская муха, случайно пойманная еще в 1941 году. Ни образ жизни, ни характер питания, ни цикл размножения этого «чуда» – ничего науке пока не было известно. Разумеется, новозеландские зоологи сразу же забросили в район, где храбро действовала Анни, целую экспедицию. Поиски редкости продолжались целых три года, но результатов не дали. Правда, ученые не теряют надежды.

Тропические леса часто называют самой большой аптекой мира. И это не пустые слова и не сильное преувеличение. Так, например, сравнительно недавно американские ученые нашли в коже эквадорской лягушки-кураре вещество, которое может служить эффективным болеутоляющим средством.

Лягушка-кураре принадлежит к семейству пятнистых древолазов. Ее яркая окраска – грозное и честное предупреждение врагам, ведь это земноводное (пять сантиметров в длину) выделяет один из самых сильных ядов – кураре. Южноамериканские индейцы смазывают им наконечники своих стрел. Некоторые подвиды этих лягушек настолько ядовиты, что даже простое прикосновение к их коже может быть опасным для жизни. И лягушка не зря имеет прозвище «отравительница».

Но, оказывается, нужно уметь пользоваться дарами, данными Природой. Открытый учеными яд назвали эпибадитином – по латинскому имени лягушки. А свойства нового средства по утолению боли удивительны. Проверено оно, правда, пока только на подопытных мышах. На людях лягушачье снадобье до сих пор не было испробовано. Среди всего прочего еще и потому, что лягушки выделяют его микроскопически малыми дозами. Если ученым-фармакологам удастся его синтезировать, станет явью мечта о действенном и притом абсолютно безвредном болеутоляющем средстве, не дающем побочных эффектов.

Обезлесение сельвы порождает и серьезные проблемы для здоровья. Коренные жители тропических районов адаптировались к окружающим их условиям и приобрели иммунитет к возможным заболеваниям. Однако к освоению новых лесных участков привлекаются поселенцы, которые не обладают иммунитетом к таким заболеваниям, как желтая лихорадка, филяриоз, тиф джунглей и другие. В свою очередь, и переселенцы приносят в тропики не известные здесь заболевания. С вырубкой лесов комары и москиты перестают находить для себя животных-хозяев и начинают питаться кровью человека, тем самым распространяя болезни и эпидемии.

Научные исследования позволяют обнаружить многие виды растений и животных, о которых наука и не подозревала. Только в бассейне реки Амазонки насчитывается один миллион видов растений, 1800 видов птиц, 2000 видов рыб (в четыре раза больше, чем в бассейне Заира, в восемь раз больше чем в бассейне Миссисипи, и в десять раз больше, чем во всей Европе). С точки зрения их экономического использования изучен лишь 1 процент этих видов, так что эта зона – поистине крупнейший в мире генетический резервуар. Однако известны случаи, когда обитающие в сельве виды (особенно млекопитающие и птицы) полностью исчезали с лица земли из-за нарушения среды их обитания.

Тропические леса имеют большое значение и для регулирования климата во всем мире. Они непрерывно возвращают в атмосферу водные пары, а прикрывая почву, способствуют удержанию в ней влаги. В целом сельва возвращает осадки в атмосферу в большей степени, чем любой другой вид растительного покрова. Тропические леса испаряют 90 процентов выпадающих дождей, в то время как травянистый покров – только 40 процентов, а почва без покрова – лишь 30 процентов. При вырубке же крупных участков тропического леса (свыше 100 квадратных километров) возможны повышение альбедо (доля солнечного излучения, отражаемого в атмосферу) и, соответственно, уменьшение количества осадков.

С обезлесением связаны в тропиках наводнения и другие стихийные бедствия. С ноября 1982 года по июль 1983 года вся прибрежная равнина северо-западной части Латинской Америки (от Эсмеральды до Лимы) была охвачена наводнением. В Эквадоре и Перу от него погибли 671 человек, а без крова и средств к существованию остались полтора миллиона человек. Катастрофа эта была вызвана течением реки Эль-Ниньо, которое временами бывает настолько сильным, что нарушает климатический баланс на всем тихоокеанском побережье Латинской Америки.

Ученые ставят участившиеся в этом районе стихийные бедствия (наводнения и оползни) в прямую зависимость от исчезновения здесь лесов. Именно Андский водораздел потерял здесь с 1965 года двадцать процентов своих лесов, причем кое-где леса исчезли полностью.

В другой части планеты от подобных бедствий сильно страдают долины Ганга и Брахмапутры. Здесь в 1978 году за несколько недель наводнения было затоплено 66 деревень, утонули две тысячи человек и погибли сорок тысяч голов скота. Причиненный ущерб исчисляется в сорок миллионов американских долларов, а связано наводнение явно с обезлесением в Гималаях.

Большой ущерб наносят тропическим лесам и участившиеся в них пожары. Например, в Гаити и Доминиканской Республике в значительной степени именно пожары довели влажные тропические леса до состояния «растительной бедности». В 1983 году лесной пожар на Центральном высокогорье Доминиканской Республики нанес огромный ущерб лесу и почве на площади в 3000 гектаров.

Богатством животного мира немногие африканские страны могут соперничать с Танзанией. В постоянном и тесном соседстве с представителями экзотической фауны проходит повседневная жизнь даже в столице страны. В садах, что в самом сердце Дар-эс-Салама, по ночам пронзительно кричат павианы и затевают шумные перебранки миниатюрные лемуры «буш-бэбэ». Прямо перед колесами автомобиля вам могут перебежать дорогу мангусты, бредут куда-то в сторону от океанского берега крабы.

В нескольких шагах от оживленной городской магистрали гнездятся в своих колониях цапли, кулики и утки. Никто не удивляется, если прямо на дорогу с дерева срывается змея.

В сельских районах общение человека с природой еще непосредственнее и многообразнее. У деревенской околицы, выискивая в траве ящериц и лягушек, бродят по зеленым лугам солидные, величиной с индюка птицы-носороги. Рядом со стадами низкорослых коров галопом носятся страусы, огненно-рыжими сполохами мелькают пугливые антилопы.

Но в столкновении с человеком побежденными неизменно оказываются четвероногие и пернатые, и с лица земли исчезают все новые виды животных. Животный мир Танзании веками грабили и уничтожали добытчики шкур, рогов, мехов и слоновой кости.

В колониальной Танганьике истребление слонов, носорогов, львов, бегемотов, крокодилов, антилоп и буйволов организовывалось по всем правилам военного искусства. Трофеи из Африки тешили собственное тщеславие и вызывали зависть окружающих. От размеров слоновьих бивней или рогов антилопы-куду, висящих в состоятельном доме, часто зависели престиж хозяина и вес его в обществе. До сих пор не прошла возникшая в прошлом мода на табуреты из слоновьих ног и торшеры из лап страуса.

Гиацинтовый макао – настоящий великан в мире попугаев. Его рост (вместе с хвостом) достигает одного метра, а весит он до полутора килограммов. Эти самые большие в мире попугаи обитают в лесах и пальмовых рощах на границе Бразилии и Боливии. Ярко-синее оперение гиацинтового макао издавна привлекало птицеловов, и в конце концов попугаи-великаны оказались на грани исчезновения. По подсчетам орнитологов, на планете осталось, самое большое, пять тысяч особей. А скорее всего, вдвое меньше, так как истинную численность популяции установить довольно трудно. Между тем птичий бизнес продолжается, и под угрозой оказались не только гиацинтовые макао. Более двухсот тысяч южноамериканских попугаев вывозят за пределы континента в рамках официальной торговли, еще десятки тысяч – контрабандой. Огромное количество птиц погибают в пути.

На острове Бали (Индонезия) есть птица эндемик – балийский скворец. Совсем недавно ей была уготована трагическая участь – исчезнуть с лица Земли. «Виной» тому – ее замечательное оперение. Эндемик – очень красивая птица с голубым узором вокруг глаз. Усилия браконьеров и контрабандистов привели к тому, что красавцев скворцов на острове осталось всего около тридцати особей. И тут уже индонезийские орнитологи забили тревогу, разработав экстренную программу по спасению пернатых, попавших в беду.

В реках Амазонии обитает одна из редчайших пресноводных рыб мира – гигантская арапаима. Пока обитает, потому что в наши дни видеть ее удается уже не часто. Только местные рыбаки еще вспоминают, как гарпунили арапаим в 4,5 метра! Про эту рыбу можно сказать, что она стара как мир. Действительно, это живое ископаемое осталось неизменным в течение 135 миллионов лет. Прожить так долго рыбе помог пузырь, прикрепленный к ее пищеводу. Он действует, как легкое, позволяя рыбе существовать в застойных водах, заглатывая воздух через каждые 10–15 минуть.

Мясо арапаимы очень нежное и вкусное, его можно сравнить лишь с форелью и лососем. Раньше было принято бить только крупных рыбин, но вот уже несколько лет правительство Бразилии, обеспокоенное ее быстрым исчезновением, запретило продажу этой рыбы длиной менее полутора метров. Но рыбаки перед вывозом на рынок просто режут рыбу на куски… Да, в экваториальных джунглях идет нескончаемая борьба каждого существа за жизнь. Слабые растения подавляются сильными и служат им пищей, более смелые животные поедают беззащитных. Из смерти одних произрастает жизнь других. Но сами животные никогда не наносят друг другу столько вреда, сколько им достается от человека. Конечно, сова никогда не пропустит на охоте змею и чаще всего сделает из нее для себя хороший ужин. Но вот в некоторых районах Мексики зоологам удалось понаблюдать за хищными птицами, живущими на высоких деревьях. Среди веток, образующих основание гнезда, ученые увидели множество змей. И выяснилось, что совы этого вида живут с пресмыкающимися в полном согласии. Птицы понимают, что обзавелись старательными санитарами. Змеи наводят гигиену, освобождают ветки от остатков пищи, поднимаются и выше, чтобы поймать насекомых. Такое сожительство продолжается и в период кладки яиц, и во время выкармливания птенцов – словом, здесь пример редкой и разумной дружбы. Ведь совам она гарантирует здоровье молодого поколения. Независимая комиссия по международным гуманитарным вопросам (в результате своих исследований) пришла к выводу, что на протяжении тысячелетней истории человечества многие отрасли его хозяйства развивались в ущерб лесу. Леса гибли от огня и топора, да и вообще лесные богатства использовались очень расточительно. На месте тенистых зарослей, которые якобы таили много опасностей, возникали поля и саванны. Дикие леса уступили место однообразным полям и пастбищам, впоследствии зачастую брошенным. Таким образом, обезлесение планеты давно уже стало одним из проявлений так называемой цивилизации. Поистине, как еще в свое время сказал Нострадамус, «шагает в пропасть род людской».