СКАЗАНИЯ СРЕДНЕВЕКОВОЙ ЕВРОПЫ

Легенды и предания европейских народов, сложившиеся в эпоху Средневековья, разнообразны по сюжетам, жанрам, образному строю, происхождению.

Наиболее древние из них тесно связаны с мифологией. Чисто мифологичны скандинавские сказания «Эдды», сильны мифологические мотивы в карело-финском эпосе «Калевала», в ирландских сказаниях о Кухулине, в англосаксонском эпосе «Беовульф».

Большое влияние на формирование сказаний средневековой Европы оказало христианство. Термин «легенда», которым определяется жанр большинства средневековых европейских сказаний, имеет церковное происхождение. По-латыни «легенда» означает «то, что следует прочесть». Первоначально так называли жизнеописания святых, предназначенные для чтения в дни их памяти.

Но поскольку в средневековой Европе грамотным было главным образом духовенство, в народе эти легенды бытовали в устной форме, видоизменяясь и расцвечиваясь народной фантазией.

Первый сборник таких, зачастую уже очень далеких от первоисточника, легенд, составил генуэзский архиепископ Джакопо де-Вораджине в XIII веке. Этот сборник получил название «Золотая легенда».

Религиозные мотивы присутствуют в чисто народных легендах о Граале, о рыцаре Тангейзере, о докторе Фаусте.

Во многих средневековых сказаниях нашли отражение реальные исторические события: заселение кельтскими племенами Британских островов — в сказании о Бритте, война франков и мавров — в «Песни о Роланде», борьба за освобождение Испании от иноземного владычества — в «Песне о Сиде». Исторические события и реальные персонажи в этих сказаниях обобщаются, укрупняются становятся эпически величественными.

Лучшие сказания средневековой Европы приобрели общечеловеческое значение и послужили основой для многих произведений мирового искусства как вечные сюжеты о поисках красоты и истины, о борьбе за свободу и справедливость, о мужестве, о верности, о великой любви.

50. ЭДДА

В 1222 или 1223 годах исландский историк, поэт и политический деятель Снорри Стурлусон написал книгу, которую назвал «Эдда».

О том, что означает это название, исследователи спорят до сих пор. Одни производят слово «эдда» от наименования хутора, на котором Снорри Стурлусон жил и собирал материалы для своей книги, другие — от слова, означающего «поэзия», третьи полагают, что «эдда» значит «прабабушка». Как пишет известный специалист по скандинавской литературе М.И. Стеблин-Каменский, «все три этимологии были выдвинуты давно и по очереди снова выдвигаются и отвергаются».

«Эдда» Снорри Стурлусона представляет собой учебник поэтического мастерства. Но наряду с чисто профессиональными советами в ней содержится множество сведений по древнескандинавской мифологии, поскольку поэт должен был уметь пользоваться мифологическими образами.

Одна из частей книги написана в форме диалога между неким легендарным конунгом (королем) и верховным скандинавским богом Одином. Конунг расспрашивает о сотворении мира, об устройстве Вселенной — и Один отвечает. В этом диалоге предстает вся скандинавская мифология, приведенная в строгую, четкую систему.

Другая часть «Эдды» содержит указания к употреблению так называемых «кеннингов». Кеннинг — характерный для древнескандинавской поэзии литературный прием, когда вещи называются не прямо, а иносказательно. Так битва может называться «буря оружия», воин — «ясень битвы», корабль — «конь моря», земля — «море зверей», солнце — «огонь неба», небо — «страна солнца» и т. д.

Часто кеннинги имеют мифологическое происхождение и, перечисляя их, Снорри Стурлусон пересказывает древние сказания. Например, объясняя, почему кеннингом золота является «выкуп за выдру», он рассказывает историю о том, как боги нечаянно подстрелили колдуна, перед тем превратившегося в выдру, и были вынуждены заплатить большой выкуп его отцу.

«Эдда» Снорри Стурлусона является ценнейшим научным источником, но мифы и сказания играют в ней лишь служебную роль. Они представлены или в кратком пересказе, или отдельными цитатами.

В средние века считалось, что Снорри Стурлусон пользовался неким древним источником, который также назывался «Эдда».

Исландский ученый епископ Бриньольв Свейнссон, живший в XVII веке, утверждал, что от этой древней «Эдды» «у нас теперь осталась, кроме названия, едва ли тысячная доля, и которая не сохранилась бы совсем, если бы извлечения Снорри Стурлусона не оставили бы нам скорее тень и след, чем подлинный состав древней «Эдды».

В1643 году Бриньольв Свейнссон нашел древнюю рукопись, состоящую из сорока пяти пергаментных листов, сшитых в шесть тетрадей. Она содержала в себе двадцать девять поэтических песен, рассказывающих о скандинавских богах и героях.

Бриньольв Свейнссон счел найденную рукопись той самой древней «прославленной «Эддой», в существовании которой он не сомневался. Хотя впоследствии оказалось, что рукопись относится приблизительно к тому же времени, что и «Эдда» Снорри Стурлусона, ее стали называть «Старшей Эддой», или Поэтической, а «Эдду» Снорри Стурлусона — «Младшей», или Прозаической.

Песни, включенные в «Старшую Эдду», были записаны в XIII веке на исландском языке. Но возникли они в разные времена — с V по Х века — у разных народов, говорящих на германских языках. К германской языковой группе принадлежат все скандинавские языки, немецкий и английский.

Не случайно языческие сказания германских народов сохранились именно в Исландии.

Исландия была заселена в IX–X веках выходцами из Норвегии. В то время в большинстве европейских стран, в том числе и германоязычных, язычество было вытеснено христианством, и остатки языческих верований жестоко искоренялись.

В Исландии в 1000 году христианство также стало официальной религией. Но христиан там было слишком мало, чтобы они могли занять воинствующую позицию, а язычники не видели принципиальной разницы между своей верой и христианством. Поэтому в Исландии на протяжении нескольких веков христианство и язычество мирно сосуществовали.

Старшая и Младшая «Эдды», дополняя друг друга, представляют собой стройное поэтическое сказание о небесной стране Асгарде и населяющих ее богах — асах.

Вначале не было ничего — ни моря, ни песка, ни неба. Не светили солнце и луна — мир был черной, зияющей бездной.

К северу от Мировой бездны лежало царство холода и свирепой непогоды, к югу- бушевал неугасимый огонь.

Однажды в царстве холода забил водяной источник, из него взяли начало двенадцать рек. Воды их низвергались в бездну и превращались в лед. Ледяные глыбы росли, громоздились друг на друга и, заполняя бездну, приближались к царству огня.

От тепла лед начал таять, и из талой воды возник великан Имир — первое живое существо в мире.

В тот же день из его руки родились сын и дочь, а из ног — другой сын. От них пошло многочисленное племя великанов, могучих и беспощадных, как огонь и вода, их породившие.

Лед продолжал таять, и из него возникла гигантская корова Аудумбла. Из ее вымени потекли четыре молочные реки, давая пищу великанам.

Сама корова питалась, слизывая соль с ледяных глыб. Одна глыба, которую облизала корова, превратилась в великана по имени Бури, что значит «родитель». Он породил сына, которого звали Бор, что значит «рожденный». У Бора было трое сыновей: Один, Вили и Be. Они стали первыми богами, и от них пошел род богов-асов.

Боги убили Имира. В его крови утонули все великаны, лишь один из них, по имени Бергельмир, что значит «ревущий, как медведь», успел построить лодку и спастись со своей семьей.

После этого боги начали обустраивать мир. Из тела Имира они создали землю, из костей — горы, из зубов — камни, из волос — траву и деревья, из крови — океан, который кольцом окружил землю. Из черепа Имира боги сделали небосвод и укрепили его над землей.

Затем они срубили два дерева — ясень и иву — и сделали из них первых людей, мужчину и женщину. Боги дали им жизнь и душу, разум и движение, речь, зрение и слух, одежду и имена, назвав их Аск и Эмбля.

Поначалу мир был темен, его освещали лишь искры, залетавшие из царства огня. Боги сотворили солнце, луну и звезды. Но беспорядочным было движение светил по небу. В одной из песен «Старшей Эдды» говорится:

Солнце не ведало, где его дом, звезды не ведали, где им сиять, месяц не ведал мощи своей…

(Перевод А. И. Корсуна)


В то время людей стало уже много. У одного человека было двое детей — сын и дочь, таких красивых, что отец назвал сына Мани, что значит «луна», а дочь — Суль, что значит «солнце».

Боги взяли брата и сестру на небо и повелели им править конями, запряженными в колесницы небесных светил. С тех пор днем красавица Суль везет по небу солнце, а ночью ее брат Мани — луну. Так появились смена дня и ночи — и пошел счет времени.

В другом сказании небесными конями правит темноликая красавица Ночь и ее сын День. Коня Ночи зовут Льдистая Грива, и каждое утро на землю в виде росы падает пена с его удил. А конь Дня носит имя Ясная Грива. От него исходит сияние, озаряющее все вокруг.

Боги разделили мир между всеми, кто его населял.

На земле они основали страну Мидгард, что значит «Средний город», и отдали ее людям. Великанов, потомков Бергельмира, боги поселили далеко на востоке, на берегу океана. А для себя высоко на небе воздвигли крепость Асгард — «Город асов».

Земля и небо соединились при помощи моста-радуги. Там, где радуга красного и оранжевого цветов, полыхало жаркое пламя, поэтому никто, кроме богов, не мог пройти по этому мосту.

В центре мира выросло огромное Мировое дерево — Иггдрасиль. Его крона шумит в небесах, ствол пронизывает земное пространство, а корни уходят в подземный мир.

На вершине Иггдрасиля сидит орел, под корнями живет дракон, по стволу вверх и вниз снует белка. Белка избрана посредницей между верхним и нижним мирами не случайно. В отличие от других животных, лазающих по деревьям (например, кошки) она и поднимается и спускается с дерева вперед головой.

Три корня Иггдрасиля раскинулись в разные стороны. Один протянулся в царство холода, другой — в страну великанов, третий — в Митгард, страну людей. Из-под всех трех корней бьют источники.

В царстве холода — Кипящий Котел, тот самый, из которого потекли некогда первые реки.

В стране великанов — Источник Мудрости. Однажды Один захотел испить из него. Страж источника великан Мимир потребовал в уплату правый глаз Оди-на. И Один отдал глаз в обмен на мудрость.

В Мидгарде из-под корня Иггдрасиля пробивается Источник Судьбы. Возле него поселились три вещие девы — норны. Их зовут Урд, Верданди иСкульд, что значит «судьба», «становление» и «долг». Норны определяют судьбы людей и богов и прядут нить их жизни.

Боги населили также земные недра и воздух. Из червей, что появились в земле, они создали черных и светлых карликов — цвергов и альвов. Цверги добывают подземные руды и драгоценные камни и славятся как искусные мастера; альвы летают по воздуху и даруют цветение травам.

Один — глава всех богов. Имя его означает «экстаз», «неистовство», «поэтическое вдохновение». Первоначально он был богом-колдуном, богом-шаманом. Однажды он пронзил себя копьем и повесился на ветвях Иггдрасиля. Провисев таким образом девять дней, он обрел высшую мудрость. В этом мифе отразился обряд ритуального самоистязания, благодаря которому шаманы впадали в экстаз и получали возможность общаться с духами.

Атрибуты Одина — два ворона по имени Гутин и Мумин, что значит «память» и «мысль», и два волка.

Мудрость в представлении древних скандинавов неразрывно связана с поэзией. Поэтому Один — еще и бог поэтов.

Но, прежде всего, он — бог войны. Один решает исход всякой битвы. Ему подвластны небесные девы-валькирии, которые даруют победу или обрекают на поражение и уносят души павших воинов с поля боя на небо. Валькирия — значит «выбирающая убитых».

Небесное жилище павших храбрецов — Вальгалла, «чертог убитых». Вместо огня она освещена сверкающими мечами. Там воины пируют и сражаются друг с другом.

В Вальгаллу попадает лишь тот, кто пал в бою. Все остальные умершие отправляются в подземное царство Хель.

В «Младшей Элле» говорится, что дорога в царство Хель «идет вниз и к северу». Хель — владычица царства мертвых — свирепая великанша. Тело ее наполовину синее, наполовину цвета сырого мяса.

Отец Хель — бог огня Локи, а мать — великанша Ангрбода. Кроме Хели у Локи и Ангрбоды было еще двое детей — змея Ермунганд и волк Фенрир.

Норны напророчили, что страшные дети Локи принесут в мир беду и гибель. Тогда Один отправил Хель под землю и сделал владычицей царства мертвых, а змею поселил в Мировом океане. Стала змея расти, опоясала всю землю и положила голову на свой хвост.

А волка Фенрира асы оставили у себя. Пока он был волчонком, то жил на свободе, но когда вырос в огромного зверя, асы решили посадить его на цепь. Сковали они цепь, крепче которой до тех пор не бывало, и надели ее на волка. Но волк разорвал ее без труда. Сковали другую цепь, вдвое крепче прежней — волк разорвал и ее.

Тогда подумали асы, что нужна цепь не простая, а волшебная. Приказали они подземным мастерам — цвергам — сковать такую цепь. Принялись цверги за работу. Сковали цепь не из железа, а из шума кошачьих шагов, женских бород, корней гор, рыбьих голосов и птичьей слюны. В «Младшей Эдде» говорится: «Ты можешь и сам, рассудив, убедиться, что тут нет обману: верно, примечал ты, что у жен бороды не бывает, что неслышно бегают кошки и нету корней у гор».

Порвать эту цепь волку оказалось не под силу, и асы приковали его к скале. С тех пор и сидит Фенрир на цепи.

Женой Одина была Фригг — богиня красоты, любви и деторождения. Имя ее означает «возлюбленная».

У Одина было много детей. Тор, его сын от богини земли Йорд — один из самых почитаемых в Скандинавии богов. Тор — значит «громовержец». Его атрибуты — боевой молот по имени Мьелльнир, который без промаха разит противника и сам возвращается к хозяину. Слово «мьелльнир» того же корня, что и русское «молния».

Тора представляли в виде рыжебородого богатыря, разъезжающего на колеснице, запряженной двумя козлами. Козел — один из символов плодородия, так что, вероятно, первоначально Тор был божеством производительных сил природы.

Большинство сказаний о Торе повествуют о его борьбе с великанами, от которых он защищает богов и людей. В Норвегии — прародине исландцев — до сих пор бытует поговорка: «Если бы не было Тора, великаны уничтожили бы мир».

Некоторые исследователи считают Тора богом простого народа, в противоположность Одину — богу военной аристократии. Действительно, Тор напоминает героя народных сказок, простодушного богатыря, прямотой и честностью одерживающего победу над хитрым и изворотливым противником.

Жена Тора — богиня плодородия Сив. Однажды, когда она спала, бог огня Локи, склонный к злым проделкам, остриг ее волосы. Разгневанный Тор хотел убить Локи, но тот пообещал, что добудет для Сив другие волосы — из чистого золота.

Он отправился под землю к цвергам, и они выковали для Сив золотые волосы, которые могли расти как настоящие.

Кроме того, цверги сделали в подарок богам еще несколько чудесных вещей. Для Одина-копье Гунгаир, которое пробивает любую броню, и золотое кольцо Драупнир, которое каждый девятый день приносит восемь таких же колец. Для Тора — молот Мьелльнир, для бога Фрейра — корабль Скидбландир, которому всякий ветер становится попутным. Был этот корабль очень велик, но в случае надобности его можно было свернуть как платок и убрать за пазуху.

Так, благодаря проделке Локи, боги стали обладателями волшебных сокровищ.

Еще одним сыном Одина был Бальдр. В «Младшей Эдде» он описывается так: «О нем можно сказать только доброе. Он лучше всех, и все его прославляют. Так он прекрасен лицом, так светел, что от него исходит сияние».

Вероятно, Бальдр является одним из олицетворений солнца. Некоторые исследователи считают, что мифы о Бальдре появились достаточно поздно, и в них нашли отражение известные язычникам предания о Христе.

Однажды Бальдру начали сниться зловещие сны, предвещавшие ему скорую гибель. Мать Бальдра богиня Фригг обошла всю землю и взяла клятву с огня и воды, камней и металлов, земли и растений, болезней и ядов, что никто из них не причинит вреда Бальдру. Лишь один молодой побег омелы был так мал, что Фригг не стала брать с него клятвы.

Обрадовались асы, что не грозит больше Бальдру беда, собрались в поле и стали забавляться тем, что стреляли в Бальдра из луков, бросали в него камнями, рубили его мечами, но Бальдр оставался невредим.

Позавидовал Локи Бальдру. Хитростью выведал у Фригт, что не взяла она клятвы с побега омелы, отыскал этот побег, который уже достаточно вырос, вырвал его с корнем и пошел на поле, где забавлялись асы. Локи подсунул омелу слепому богу Хёду, и тот метнул ее в Бальдра. Словно стрела, омела пронзила Бальдра насквозь — и он упал мертвым.

Велико было отчаяние асов. В «Младшей Эдде» говорится: «Сначала был слышен только плач, ибо никто не мог поведать другому словами о своей скорби».

С почестями перенесли тело Бальдра на корабль, сложили там погребальный костер и пустили пылающий корабль в море.

Но все так горевали по Бальдру, что Один решился на небывалое: послал гонца к Хель с предложением выкупа и просьбой отпустить Бальдра из царства мертвых.

Девять дней и ночей скакал гонец, пока не достиг реки Гьёлль, что отделяет мир мертвых от мира живых. Через реку был перекинут мост из чистого золота. Въехал гонец на мост, зазвенело золото под копытами его коня. Мост охраняла цева по имени Модгут. Она сказала: «Мертвые проходят по мосту неслышно, а под тобой он грохочет, как гром. И лицом не похож ты на мертвого. Кто ты и чего тебе надо?» Ответил гонец: «Меня послали асы к самой Хель, чтобы просить ее отпустить Бальдра из царства мертвых, потому что великий плач стоит по нему на земле и на небе».

Привели посланца к Хель. Выслушала она его и сказала, что согласна отпустить Бальдра, если действительно плачет о нем все живое.

Узнал об этом злобный Локи, превратился в великаншу по имени Тёкк и сказал: «Сухими слезами Тёкк оплачет кончину Бальдра Ни живой, ни мертвый Он мне не нужен, пусть хранит его Хель».

И Бальдр навсегда остался в царстве мертвых.

В давние времена ни боги, ни люди не знали алчности, а золото ценили не больше других металлов и делали из него домашнюю утварь.

Но однажды к асам пришла колдунья Гулльвейг, что значит «сила золота». Асы испугались злой колдуньи и попытались ее уничтожить. Трижды пронзали ее копьями и трижды сжигали, но она возвращалась вновь. В «Старшей Эдде» говорится: «Умы покорились ее чародейству».

Чары Гулльвейг пробудили в асах алчность, и они начали войну со своими соседями — ванами, чтобы захватить их богатства.

Ваны — боги плодородия. Откуда они появились — об этом в мифах ничего не говорится.

Война асов и валов стала первой войной ради богатства. С ее началом окончился золотой век.

Ваны победили асов. Асам пришлось заплатить богатый выкуп, после чего был заключен мир. В знак мира ваны выдали замуж за аса по имени Од (иногда его считают воплощением Одина) свою богиню красоты и любви Фрейю. Атрибут Фрейи — кошка. В «Младшей Эдде» говорится, что богиня разъезжает в колеснице, запряженной кошками, а в стенной росписи XII века сохранилось изображение Фрейи верхом на полосатой кошке.

Асы обладали вечной молодостью. Богиня Идунн, что значит «обновляющая», жена бога поэзии Браги, оделяла асов чудесными яблоками, которые не давали им стареть.

Однажды Один, Локи и бог Хенир странствовали по земле. Они остановились отдохнуть в долине и стали жарить мясо на костре. Но мясо никак не жарилось, поскольку неподалеку оказался великан Тьяцци, повелитель зимних бурь. Он превратился в большого орла и своим ледяным дыханием остужал пламя костра.

Локи взял палку и ударил орла. Но тот ухватил палку когтями и взмыл вверх, увлекая за собой Локи, руки которого примерзли к дереву.

Стал Локи просить орла вернуть его на землю. Тьяцци взамен потребовал, чтобы Локи помог ему похитить Идунн с ее волшебными яблоками. Локи пообещал, и Тьяцци опустился на землю.

Пошел Локи к Идунн и сказал, что видел в дальнем лесу яблоки лучше, чему нее. Идунн захотела пойти посмотреть, взяла свои яблоки для сравнения и попросила Локи проводить ее в дальний лес.

Когда они отошли от Асгарда, Тьяцци в образе орла подхватил Идунн вместе с корзиной яблок и унес в страну великанов.

Узнали об этом асы, стали грозить Локи смертью, если не вернет он богиню и ее чудесные яблоки.

Локи обернулся соколом и полетел в страну великанов.

Тьяцци в то время уплыл на лодке в море, Идунн была дома одна. Локи превратил ее в орех, положил в корзину с яблоками и, подхватив корзину, полетел обратно в Асгард.

Вернулся домой Тьяцци, не нашел Идунн — и пустился в погоню. Летит орел за соколом — вот-вот настигнет. Подлетели они к самому Асгарду. Асы разожгли на стене высокий костер. Локи — бог огня — пролетел невредимым, а Тьяцци сгорел.

В другой раз один из великанов захотел взять в жены Фрейю.

Он явился к асам и сказал, что за три полугодия построит вокруг Асгарда такую стену, что ее не одолеют никакие враги. За работу он попросил Фрейю, а в приданое ей — солнце и луну.

Асы хотели прогнать дерзкого великана, но Локи посоветовал согласиться на его условия, поскольку построить стену в оговоренный срок великан наверняка не успеет и можно будет отказать ему в плате, а стену потом достроить самим.

Послушались асы хитрого Локи, и с первым зимним днем великан взялся за строительство. Он работал один, но ему помогал его конь по имени Свадильфари. Конь возил на себе такие огромные глыбы камня, что работа подвигалась быстро. Когда до срока оставалось только три дня, стена была почти готова, оставалось только поставить ворота.

Испугались асы, что придется им отдать Фрейю и снять с неба луну и солнце, стали бранить Локи за плохой совет. Тогда Локи пошел на хитрость: превратился в кобылу и с громким ржанием пробежал мимо коня великана. Конь устремился за кобылой — и они скрылись в лесу. Пошел великан ловить своего коня, да не поймал.

Великан увидел, что без коня ему не закончить работу в срок, понял, что его обманули, и впал в великую ярость.

Но тут появился Тор — и сразил великана.

Асы достроили стену и забыли про великана, однако им было пророчество, что когда-нибудь понесут они за нарушенную клятву суровую кару.

А Локи целый год проходил в образе кобылы и родил жеребенка серой масти о восьми ногах. Один взял жеребенка себе и назвал Слейпнир, что значит «скользящий». И не было на свете коня резвее и лучше.

Локи — загадочный и противоречивый персонаж скандинавской мифологии. Он — один из асов, но в то же время противостоит им. Иногда его козни напоминают проделки сказочного героя-плута и, в конце концов, оказываются на пользу асам, но часто он выступает как абсолютное воплощение зла. Некоторые исследователи считают его не богом, а демоном и даже сопоставляют с самим Люцифером.

В одной из песен «Старшей Эдды», которая носит название «Перебранка Локи», рассказывается об окончательной ссоре Локи с асами.

Однажды морской великан Эгир сварил большой котел пива и пригласил к себе на пир асов. Весело было на пиру, пиво само лилось в кубки. Прислуживал асам слуга Эгира по имени Фимафенг. Был он так ловок и расторопен, что все асы хвалили его. Завистливому Локи это не понравилось, и он убил Фимафенга. Боги разгневались и прогнали Локи. Тогда он решил: «Раздор и вражду я им принесу, разбавлю мед злобой».

Локи вернулся в пиршественный зал и напомнил Одину, что когда-то они совершили обряд побратимства: «Помнишь ли? — кровь мы смешали с тобою, — сказал ты, что пива пить не начнешь, если мне не нальют».

Один велел усадить его за стол, «чтоб Локи не начал бранить нечестиво гостей в доме Эгира».

Но Локи все же затеял ссору. Он назвал трусом бога поэзии Браги, а когда жена Браги Идунн вступилась за мужа, обвинил ее в распутстве.

В перепалку вступили остальные асы. Локи всех их попрекнул какими-нибудь неблаговидными поступками или напомнил о смешных и нелепых положениях, в которые они когда-то попадали.

Боги и богини также отвечали Локи оскорблениями, потом начали угрожать расправой.

Тор сказал: «Мерзостный, смолкни! Принудит к молчанью тебя молот Мьёлльнир!» Локи предпочел не вступать в схватку с могучим Тором и покинул пир, сказав на прощанье хозяину дома: «Пива ты, Эгир, немало припас, но напрасно старался: пусть все, чем владеешь, в пламени сгинет!» «Перебранка Локи» до сих пор вызывает споры между исследователями. Одни считают, что ее обличительный пафос направлен против богохульника Локи, другие полагают, что песня написана с христианских позиций и разоблачает языческих богов, третьи утверждают, что она не содержит никакого пафоса и цель ее — просто позабавить слушателей энергичностью бранных выражений.

Ссора на пиру у Эгира истощила терпение богов, и они сурово наказали Локи. Его приковали к скале, а над ним подвесили змею, из пасти которой капал яд. Жена Локи Сигун не покинула мужа. Она сидит рядом, подставив чашу под ядовитые капли. Когда чаша наполняется и Сигун отходит выплеснуть ее, яд капает на лицо Локи. Он корчится так, что содрогается скала — и тогда на земле происходят землетрясения.

Однажды боги решили узнать, что ожидает их в будущем, и призвали к себе прорицательницу-вёльву.

«Прорицание вёльвы» — самая знаменитая песня «Старшей Эдды» и одно из величайших произведений средневековой литературы.

Скорее всего, эта песня возникла уже в христианскую эпоху. Разные исследователи датируют ее кто IX, кто X или XI веками. Возможно, в ней отразилось ожидание конца света, который предполагался в 1000 году.

Хотя содержание песни чисто языческое, в ней присутствует христианская идея вины и наказания, осуждение алчности и нарушения клятв.

Вельва начинает свое прорицание с рассказа о прошлом, которое она «помнит», рассказывает о первобытном хаосе, о сотворении мира, о создании первых людей. Затем она говорит о том, что со временем боги и люди забыли древние законы, стали нарушать свои клятвы, погрязли в алчности.

Боги просят ее продолжать: они хотят знать грядущее.

И вельва разворачивает перед ними грандиозную и мрачную картину гибели мира. Рассказ вёльвы о грядущем называют «Рагнарек» «сумерки богов».

Пророчица описывает то, что она видит, проникая взором сквозь время: «Солнце померкло, земля тонет в морю, срываются с неба светлые звезды».

Наступает хаос, подобный первобытному. Вырываются на волю все злые силы: срывается с цепи волк Фенрир, поднимается из океана змей Ермунганд, оживают убитые великаны. Из царства Хель на призрачном корабле плывут мертвецы. Злые силы ополчаются против асов, и во главе страшного войска встает разбивший свои оковы Локи.

Асы пытаются противостоять врагам. Они выводят из ворот Вальгаллы павших воинов и ведут их в бой. Начинается последняя битва: «Змей бьет о волны, клекочет орел, павших терзает».

Один сражается с Фенриром, Тор — с Ермунгандом. Но вот Фенрир пожирает Одина, Ермунганд убивает своим ядом Тора.

Гибнут и другие асы.

Два свирепых волка проглатывают солнце и луну — и мир погружается во мрак. Все исчезает в темной бездне.

Но видение вёльвы продолжается, она видит возрождение мира: «Вздымается снова из моря земля, зеленея, как прежде, падают воды, орел пролетает, рыбу из волн хочет он выловить…» На небе, там, где был Асгард, поселятся новые боги: сыновья Одина — Видар и Вали, сыновья Тора — Магаи и Моди. И вместе с ними — светлый Бальдр, восставший из мертвых.

А на земле живут двое — муж и жена, Ливтрасир и Лив, что означает «живущий» и «жизнь». От них вновь возрождается человеческий род.

Вельва, закончив пророчество, покидает Асгард.

51. СКАЗАНИЕ О СИГМУНДЕ

Сигмунд — один из героев древнеисландской «Саги о Вёльсунгах».

Слово «сага» образовано от глагола, который означает «рассказывать». По-древнеисландски сагой называлось всякое прозаическое произведение.

Древнеисландские саги создавались в XIII–XTV веках. Среди них есть исторические, повествующие о прошлом Исландии и Норвегии — прародины исландцев, есть родовые саги, посвященные семейным преданиям, есть саги, описывающие путешествия исландцев в чужие страны.

И есть легендарные саги, которые обычно называют «саги о древних временах». Они основаны на эпических сказаниях, возникших задолго до того, как выходцы из Норвегии заселили Исландию, то есть до конца IX века. По своему происхождению легендарные саги являются общескандинавскими, а зачастую и общегерманскими.

Самая знаменитая из легендарных саг — «Сага о Вёльсунгах». Она повествует о трагической судьбе потомков конунга Вёльсунга — правнука бога Одина.

В «Саге о Вёльсунгах» упоминаются реально существовавшие в период раннего Средневековья народы и страны: франки, готы, гунны, но почти все персонажи и события — легендарны. В саге отразились лишь общие процессы эпохи великого переселения народов, когда в IV–VII веках на территории Европы формировались основные нации и складывались государства.

Великий бог Один вступил в любовную связь с земной женщиной, и она родила ему сына по имени Сиги.

Однажды Сиги убил по неосторожности любимого слугу своего соседа и за это был изгнан из Скандинавии.

Он отправился на юг, в страну франков, и Один помог ему захватить там престол и стать конунгом. У Сиги родился сын по имени Рерир, а у Рерира — сын Вёльсунг.

Унаследовавший престол отца и деда конунг Вёльсунг был храбрым воином и мудрым правителем. У него было десять сыновей и одна дочь. Старшего сына звали Сигмунд, а дочь — Сигни. Они были близнецами.

Дом конунга, по древнему обычаю, был выстроен вокруг могучего дуба. Крона дуба шумела над крышей, ствол рос посреди пиршественного зала.

Однажды в этом зале шел пир — Вёльсунг выдавал свою дочь Сигни замуж за гаутландского конунга Сиггейра.

Вдруг среди пирующих появился сам Один. В руках он держал блестящий меч. Один подошел к дубовому стволу и вонзил меч в дерево. А потом сказал: «Этот меч зовется Грам, и нет ему равных. Кто вынет его из дубовых ножен, тому им и владеть».

Один исчез, и все, кто был в зале, стали пытать счастья.

Первым взялся за рукоять меча жених — конунг Сиггейр, но клинок словно врос в дерево. Со стыдом вернулся Сиггейр на свое место.

Потом стали тянуть меч остальные гости, потом хозяева — Вёльсунг и его сыновья.

Сигмунд подошел к мечу последним и вытащил клинок из дубового ствола, словно из обычных ножен.

Все стали славить и поздравлять Сигмунда, и лишь Сиггейр позавидовал шурину и затаил против него злобу.

Закончился свадебный пир. Сиггейр с молодой женой стал собираться домой, в Гаутланд. Прощаясь с новой родней, он сказал, что через две недели ждет тестя и шурьев к себе в гости. Те поблагодарили и обещали приехать.

Вот прошли две недели. Старый Вёльсунг с сыновьями и дружиной сел на корабль и отправился в Гаутланд.

Сигни ждала их на берегу. Увидев отцовский корабль, она прыгнула в воду и поплыла навстречу. Отец и братья подняли Сигни на борт, морская вода текла с ее волос и одежды.

Сигни сказала: «Мой муж — предатель. Он позвал вас к себе, чтобы убить и захватить меч Грам. Поднимайте паруса, поворачивайте корабль и плывите назад. И меня возьмите с собой».

Но старый Вёльсунг сказал: «Негоже жене покидать мужа, каков бы он ни был. Также негоже воинам бежать от врага, не приняв боя. Ты вернешься к Сиггейру и по- прежнему будешь ему женой, а мы явимся к нему как гости, и если он нападет на нас, сразимся с ним».

Мало было дружинников у старого Вёльсунга, велико было войско коварного Сиггейра. Недолгим был бой, и вот убит старый Вёльсунг, а десять его сыновей стоят пленниками перед своим зятем.

Захватил Сиггейр меч Грам, а сыновей Вёльсунга осудил на жестокую смерть. Приказал отвести их в лес, приковать к поваленному дереву, чтобы умерли они от голода, чтобы растерзали их дикие звери.

Ночью к прикованным братьям вышло из лесу чудовище. С виду оно было подобно лосихе, но глаза его горели огнем, а ноздри раздувались, как у хищного зверя.

Словно волчица, набросилась лосиха на младшего брата, загрызла его насмерть и сожрала.

Девять ночей подряд приходила свирепая лосиха и сжирала одного из братьев. На десятую ночь оставался в живых один Сигмунд.

Подошла к нему лосиха, оскалив клыки, но Сигмунд схватил ее за горло и сжал что есть силы. Стала лосиха задыхаться. В предсмертных судорогах ударила она копытами дерево, к которому был прикован Сигмунд, и разбила его в щепки. Лосиха издохла, а Сигмунд оказался свободен.

Наутро пришла в лес Сигни, чтобы оплакать своих братьев и похоронить их останки. Увидела она Сигмунда, живого и невредимого. Мертвое чудовище лежало у его ног.

Сигмунд поклялся, что не покинет Гаутланда, пока не отомстит за отца и братьев.

Он построил себе в лесной чаще дом и стал там жить. Мясо он добывал охотой, а хлеб ему приносила Сигни.

Так прошло много лет. У Сигни было трое сыновей. Старшие, трусливые и злые, пошли в своего отца Сиггейра, а младший Синфьётли был похож на Сигурда — отважен и великодушен.

Когда Синфьётли исполнилось десятьлет, Сигни привела его в лес и сказала брату: «Вот мой сын. Воспитай из него воина, он поможет тебе свершить твою месть».

Прошли еще годы. Синфьётли возмужал, и Сигмунд решил, что наступило время мести.

Ночью вышли Сигмунд и Синфьётли из леса, проникли в дом Сиггейра и спрятались в погребе среди бочек с пивом.

На беду старший сын Сиггейра захотел ночью пить, спустился в погреб, увидел Сигмунда и Синфьётли — и поднял тревогу.

Сигмунда и Синфьётли схватили. Сиггейр приказал бросить их живыми в глубокую яму, закрыть ее наглухо дубовыми бревнами, засыпать сверху тяжелыми камнями.

Вот сидят Сигмунд и Синфьётли в яме, а над ними строят дубовый помост. Подошла к яме Сигни, со слезами стала просить сторожей: «Дозвольте мне бросить в яму соломы, чтобы сын мой и брат умерли не на голой земле».

Сторожа подумали, что не будет в этом беды — и разрешили. Бросила Сигни в яму охапку соломы, а в ней был спрятан меч Грам.

Услышал Сигмунд, как упал в темноте рядом с ним его меч. Разрубил чудесным клинком дубовые бревна, разметал тяжелые камни.

Вышли Сигмунд и Синфьётли на волю.

Была ночь, и в доме Сиггейра все спали. Сигмунд и Синфьётли набрали в лесу хвороста, обложили им дом и подожгли. Запылал дом, словно костер.

Сигмунд спас из огня одну Сигни. Он сказал ей: «Теперь ты вдова, и мы можем вернуться домой». Но Сигни ответила: «Отец говорил мне, что негоже жене покидать мужа, каков бы он ни был». Она бросилась в огонь и погибла вместе с мужем и старшими сыновьями.

Сигмунд и Синфьётли отправились в страну франков. Франки признали Сигмунда своим законным конунгом, он занял отцовский престол и женился на дочери соседнего конунга. Звали ее Боргхильд.

А Синфьётли захотел постранствовать по свету, чтобы подвигами прославить свое имя.

Однажды в стране варнов он поссорился с человеком по имени Роар и убил его. А был тот Роар родным братом Боргхильд, жены Сигмунда.

Боргхильд решила отомстить за брата, и когда Синфьётли вернулся в страну франков, поднесла ему на пиру рог с отравленным медом. Выпил Синфьётли мед — и умер.

Сигмунд догадался, что племянник умер от яда. Но месть в те времена была священна, поэтому Сигмунд никак не покарал жену, а лишь отослал ее от себя.

Был Сигмунд в ту пору уже стар, но не было у него наследника. Поэтому задумал он снова жениться и посватался к юной Хьёрдис, дочери конунга Гилми. К Хьёрдис сватался еще один жених по имени Люнгви. Был он тоже богат и знатен, и отец невесты не знал, кому отдать предпочтение.

Он сказал дочери: «Выбирай сама. Люнгви молод и красив, Сигмунд храбр и славен». Хьёрдис сказала: «Храбрость и слава дороже молодости и красоты» — и вышла замуж за Сигмунда.

Отвергнутый Люнгви затаил злобу. Он напал на Сигмунда, чтобы захватить его королевство и Хьёрдис.

С полудня до вечера продолжалась битва. Франки теснили врагов, и победа была близка. Сигмунд занес меч над головой Люнгви, но вдруг перед ним появился Один. Он сказал: «Настал твой час, Сигмунд!» — и протянул вперед свое сверкающее копье. Сигмунд, не удержав занесенной руки, ударил мечом по копью, и Грам чудесный клинок, не знавший поражений и разрубавший камень, сломался пополам.

Тут же Люнгви поразил Сигмунда в грудь — и тот упал на землю.

Вскоре войско франков было разбито.

Люнгви устремился в дом Сигмунда, чтобы захватить Хьердис, но она со своей служанкой успела укрыться в лесу.

Когда стемнело, Хьёрдис пробралась на поле боя, склонилась над поверженным мужем.

В последний раз открыл Сигмунд глаза и сказал жене: «Возьми мой меч Грам и сохрани его для сына, которого ты носишь под сердцем. Придет время — искусный мастер починит клинок, что сломал я в этом бою, — и мой сын отомстит за меня».

Так сказал Сигмунд — и умер.

52. СКАЗАНИЕ О СИГУРДЕ

Конунг франков Сигмунд, правнук самого бога Одина, был славным воином. Но пришел его час, и он погиб в бою. Враги захватили его страну, чужой конунг Люнгви занял его престол.

Вдова Сигмунда Хьёрдис нашла приют у конунга Дании Хиальпрека. Хьердис была беременна и вскоре родила сына, которого назвала Сигурд, что значит «победитель». Хьёрдис верила, что сын, возмужав, отомстит за отца.

Сигурд рос в семье датского конунга. Его воспитателем стал мудрый карлик Регин — колдун и искуснейший мастер-кузнец.

Однажды, когда Сигурд был уже юношей, Регин выковал для него меч. Взял Сигурд меч и сказал: «Надобно его испытать!» Ударил мечом по наковальне — и клинок разлетелся на мелкие осколки.

Выковал Регин другой меч, сказав: «Вот этот будет получше!» Ударил Сигурд новым мечом по наковальне — и сломал его тоже.

Тогда Регин сказал: «Обычный меч для тебя не годится. Поди к своей матери Хьёрдис, пусть она даст тебе меч, который твой отец получил от самого Одина. Зовется тот меч Грам, и нет ему равных. Твой отец в своем последнем бою сломал его пополам, но если меч починить, то будет он тебе как раз по руке».

Пошел Сигурд к Хьёрдис, дала она ему сломанный отцовский меч.

Сигурд принес меч к Регину. Тот развел огонь, починил клинок. Когда работа была закончена, из клинка вырвалось пламя.

Взял Сигурд меч Грам, ударил им по железной наковальне — разрубил ее пополам, до самого подножья. Похвалил Сигурд меч, сказал Регину: «Спасибо».

Был теперь у Сигурда меч, но не было коня. Пошел он просить коня у конунга Хиальпрека. Хиальпрек сказал: «На берегу реки пасется мой табун. Выбери себе коня по сердцу, да не ошибись, выбери лучшего».

Вот пришел Сигурд на берег реки. Паслось там больше сотни коней. Смотрит на них Сигурд — и не знает, который из них лучший.

Вдруг появился сам бог Один и указал Сигурду, какого коня ему взять. Звали того коня Грани, и он приходился сыном коню самого Одина, восьминогому Слейпниру.

Теперь были у Сигурда и славный меч, и добрый конь. Пришла пора отправляться в путь, чтобы отомстить за отца.

Заехал Сигурд к Регину, чтобы проститься. Но Регин сказал: «Подожди. Есть для тебя другое дело, которое принесет нам с тобой большое богатство».

И он рассказал Сигурду о том, что случилось в давние времена.

Был тогда Регин молод и жил с отцом и двумя братьями на берегу реки, возле водопада. Отца его звали Хрейдмар, старшего брата — Фафнир, младшего — Отр. А Регин был средним. Братья и их отец умели колдовать, могли превращаться в разных зверей и птиц.

Однажды Отр, превратившись в выдру, поймал в реке жирного лосося и ел его на берегу, зажмурившись от удовольствия.

В это время мимо проходили три бога: Один, Хенир и Локи. Боги странствовали по земле, желая всю ее осмотреть. Подстрелили боги выдру себе на ужин, а заодно забрали и лосося, которого она не успела доесть.

На ночлег боги попросились к Хрейдмару. Тот увидел убитую выдру, узнал в ней младшего сына, но не подал виду и принял богов в своем доме как дорогих гостей.

Ночью, когда боги уснули, Хрейдмар сказал сыновьям: «Ваш брат убит, и вот его убийцы». Отец и сыновья втроем напали на спящих богов, связали их кожаными ремнями.

Боги, узнав о своей невольной вине перед хозяином дома, предложили ему за убитого сына выкуп, какой он только пожелает. Хейдмар потребовал столько золота, чтобы можно было им наполнить шкуру выдры изнутри и засыпать ее снаружи — да так, чтобы не осталось на виду ни одной шерстинки.

Один и Хёнир остались в доме Хрейдмара заложниками, а Локи отправился добывать золото.

Богаче всех был тогда карлик Андвари. Превратившись в щуку, жил Андвари в водах глубокой реки, а на ее дне хранил свои сокровища.

Локи одолжил у жены морского великана большую сеть, которой она утягивала на дно тонущие корабли, этой сетью поймал Андвари-щуку и потребовал с него выкуп — все, чем тот владеет.

Согласился Андвари. Принес он свое золото, сложил к ногам Локи. Лишь одно золотое кольцо оставил себе Но Локи велел отдать его тоже.

Тогда взмолился Андвари: «Не отбирай у меня последнего! Если сохраню я это кольцо, оно снова принесет мне богатство. Если же потеряю его — лишусь всего навсегда».

Но Локи отнял у Андвари кольцо, надел его на палец и, взвалив на плечи мешок с золотом, пошел прочь.

Андвари крикнул ему вслед: «Будь же отныне проклято это кольцо! Пусть приносит оно горе и погибель всякому, кто им завладеет.»

С мешком золота пришел Локи в дом Хрейдмара и сказал. «Я принес выкуп». Как было условлено, он наполнил золотом шкуру выдры и засыпал ее снаружи.

На это ушло все золото Андвари, но все равно кончик уса оставался виден. Тогда Локи снял с пальца проклятое кольцо и прикрыл им кончик уса. Выкуп был уплачен сполна.

Как только боги ушли, Фафнир и Регин стали требовать, чтобы отец уделил им часть золота, полученного за гибель брата.

Хрейдмар отказался — и сыновья убили отца.

Стали братья делить наследство. Фафнир как старший забрал себе все, а Регина выгнал из дому.

Регин покинул родные края и нанялся на службу к конунгу Хиальпреку. А Фафнир, оставшись один, превратился в огромного змея и с тех пор стережет свое золото.

Поведав Сигурду эту историю, Регин сказал: «Ты молод, силен и храбр. Убей змея- Фафнира, и мы разделим его золото пополам».

Но Сигурд ответил: «Вздор говоришь, мудрый Регин. Я стану посмешищем в глазах любого, если отправлюсь добывать богатство прежде, чем отомщу за отца!» Снарядил Сигурд сто кораблей, набрал храбрых воинов и пустился по морю к франкским берегам, где царствовал Люнгви, убийца его отца.

В пути их застигла буря. Холодные волны вздымались выше бортов, и никто не мог совладать с парусами. Корабли несло на одинокий утес.

Там, на самой вершине утеса, стоял человек. Он крикнул, заглушая бурю: «Кто вы и куда держите путь?» Сигурд ответил: «Сигурд, сын Сигмунда, со своею дружиной. Ветер дует в наши паруса, попутный ветер нашей смерти!» Тогда человек на утесе крикнул: «Возьми меня на свой корабль, Сигурд, сын Сигмунда!» И тут же буря утихла. Сигурд подвел корабль к утесу, человек спрыгнул на палубу. Сигурд узнал его — это был бог Один.

Вот достигли сигурдовы корабли франкских берегов. Выставил Люнгви против Сигурда большое войско. Жестокой была битва, но Сигурду помогал сам Один, и вскоре войско Люнгви было разбито, а сам он пал от руки Сигурда.

Так Сигурд отомстил за отца. Он мог бы занять отцовский престол, но решил прежде постранствовать по свету.

Сигурд вернулся к Регину и сказал: «Теперь я готов добывать богатство».

Пустились Сигурд и Регин в путь. Вот выехали они на тропу, что вела от жилища змея-Фафнира к водопою. Увидел Сигурд следы на тропе и сказал Регину: «Верно, очень велик твой брат!» Вырыл Сигурд на пути у змея большую яму, залез в нее и стал ждать. Вот показался на тропе змей-Фафнир. Он полз, извиваясь и изрыгая яд. Когда змей проползал над ямой, Сигурд вонзил ему меч под левую ключицу.

Хлынула из раны черная кровь. Издыхая, змей сказал Сигурду: «Послушай моего совета: не трогай золота, ради которого ты меня убил. Оно проклято и тебе тоже принесет погибель».

Но Сигурд ответил: «Я не стал бы его трогать, если бы был уверен, что в таком случае буду жить вечно».

Змей издох. Сигурд вытер травой кровь со своего меча. Тут к нему подошел Регин, который до тех пор ждал в стороне, и сказал: «Если бы я не выковал тебе меч и не привел бы тебя сюда, ты не убил бы змея. Так что убили мы его вместе».

Регин вырезал у змея сердце и велел Сигурду его зажарить, а сам лег на землю и заснул.

Сигурд развел костер, насадил змеиное сердце на вертел и стал жарить. Когда змеиное сердце изжарилось, Сигурд хотел снять его с вертела, но обжегся — и сунул палец в рот. Капля запекшейся крови со змеиного сердца попала ему на язык — и он стал понимать все, что говорят звери и птицы.

Рядом щебетали три ласточки. Одна сказала: «Вот сидит Сигурд и жарит для Регина змеиное сердце. А если бы он съел его сам, то стал бы мудрейшим среди людей». Другая ласточка сказала: «Регин притворяется спящим, а сам выжидает минуту, чтобы убить Сигурда и одному завладеть богатством змея-Фафнира». А третья ласточка прощебетала: «Если бы Сигурд не был глуп, он сам убил бы Регина, а золото змея-Фафнира забрал себе».

Ласточки улетели. Сигурд взял меч и отрубил Регину голову. Потом он съел змеиное сердце и пошел к жилищу змея-Фафнира. Двери в змеином жилище были железные, крыша держалась на железных стропилах. Но двери не были заперты, и Сигурд вошел внутрь. Там грудой лежало золото. Стал Сигурд складывать его в мешки, которые заранее приготовил Регин. Сверкнуло среди золота кольцо — проклятое кольцо Андвари. Оно так понравилось Сигурду, что он сразу надел его на палец.

Сигурд погрузил мешки с золотом на своего Грани и хотел вести его в поводу, но конь не шел. Тогда Сигурд сел на него верхом, и Грани поскакал, как будто не было на нем никакой ноши.

Увидел Сигурд по пути высокую гору. На вершине ее будто горел огонь, зарево достигало самого неба. Но когда Сигурд подъехал поближе, то увидел, что это не огонь, а шатер, сложенный из медных щитов, ярко блестевших на солнце.

Сигурд сошел с коня и заглянул в шатер. Посреди шатра на высокой постели спал молодой воин в доспехах и шлеме. Снял Сигурд шлем с головы воина, и длинные волосы упали до самой земли. Воин оказался девушкой.

Девушку звали Брюнхильд. Некогда Брюнхильд была валькирией, ее уделом было реять над битвой, приносить по велению Одина одним — победу, другим — поражение.

Раз Один послал ее в бой, чтобы даровала она победу знаменитому герою, свершившему много подвигов и изведавшему много славы. Противник его был молод, еще ничем себя не прославил, но сражался храбро. Брюнхильд ослушалась Одина: даровала победу молодому воину.

Разгневался Один и приказал непокорной валькирии отныне жить среди людей, избрать себе мужа, чтобы покоряться ему до конца своих дней.

Брюнхильд сказала: «Я не смею ослушаться, но клянусь, что моим мужем станет лишь тот, кто ни разу в жизни не изведал страха!» «Будь по-твоему, — ответил Один — Ты уснешь зачарованным сном, и тот, кто ни разу в жизни не изведал страха, придет и разбудит тебя». Он уколол ей палец шипом терновника, и Брюнхильд тут же заснула. Ее отнесли на вершину горы, положили в шатре из медных щитов и оставили ждать избавителя.

Когда Сигурд снял с головы Брюнхильд тяжелый шлем, она проснулась. Увидела Брюнхильд Сигурда — и полюбила его, а он полюбил ее.

Сигурд сказал. «Клянусь, если я тебе по сердцу, ты станешь моей женой». Брюнхильд ответила: «Я бы выбрала тебя своим мужем, даже если бы мне довелось выбирать из всех людей, что живут на свете!» Они обручились, и Сигурд надел ей на палец кольцо — проклятое кольцо Андвари.

Брюнхильд отправилась в дом своего брата, конунга гуннов Атли, и там стала ждать сигурдовых сватов. А Сигурд поехал к своей матери, чтобы объявить ей о своей предстоящей женитьбе.

По пути Сигурд остановился отдохнуть в доме бургундского конунга Гьюки. У Гьюки было два сына и дочь. Молодых Гьюкингов звали Гуннари Хёгни, а дочь — Гудрун.

Гудрун была красива, жила в доме отца счастливо и беззаботно, не зная горестей — ни истинных, ни мнимых. Она полюбила Сигурда, и старый Гьюки был бы рад назвать Сигурда зятем, но Сигурд сказал, что у него уже есть невеста.

Жена Гьюки, мать Гудрун, была колдуньей. Она собрала ей одной ведомые травы, смешала их с медом и на пиру приказала Гудрун поднести Сигурду этого меду. Сигурд выпил — и тут же забыл Брюнхильд.

Вскоре он посватался к Гудрун и женился на ней.

Братья Гудрун Гуннар и Хегаи стали его друзьями. А чтобы дружба была еще крепче, они совершили обряд побратимства: все трое надрезали себе руки, смешали кровь на земле и поклялись друг другу в верности.

Через некоторое время скончался старый Гьюки, и молодые Гьюкинги вместе с Сигурдом стали управлять королевством.

А Брюнхильд ничего об этом не знала. Живя в доме брата, она ждала Сигурда и отказывала всем женихам.

Наконец брат стал понуждать ее выйти замуж. Тогда Брюнхильд окружила свой дом огненной стеной и объявила, что станет женой тому, кто пройдет через огонь. Она знала, что никому, кроме Сигурда, не под силу такое испытание. И правда: многие пытались преодолеть огненную стену, но никому это не удалось.

Тем временем старший из Гьюкингов Гуннар решил жениться и задумал взять в жены Брюнхильд. Гуннар отправился за невестой, Хегни и Сигурд сопровождали его.

Вот подъехали они к огненной стене, что окружала жилище Брюнхильд. Гуннар направил своего коня в огонь, но тот не пошел. Сигурд сказал: «У тебя плохой конь, возьми моего Грани».

Вскочил Гуннар на сигурдова коня, но Грани не послушался чужого и едва не сбросил Гуннара на землю.

Тогда Сигурд решил поменяться с Гуннаром обличьем. Произнесли они заклинания, и стал Гуннар точь-в-точь, как Сигурд, а Сигурд — как Гуннар.

Вскочил Сигурд на своего Грани, вихрем промчался сквозь пламя.

Выбежала ему навстречу Брюнхильд, но не узнала Сигурда в чужом обличье. Горько ей стало, что приехал за ней не тот, кого она ждала. А Сигурд так и не вспомнил Брюнхильд и приветствовал ее от имени Гуннара Они провели вместе ночь, но Сигурд положил между собой и Брюнхильд свой меч Грам.

Утром Сигурд надел ей на палец кольцо Гуннара, а она ему — проклятое кольцо Андвари, то, что Сигурд дал ей прежде.

Огонь вокруг жилища Брюнхильд угас сам собой, и свита Гуннара торжественно вошла в дом. Сигурд и Гуннар опять поменялись обличьем, и никто не заметил обмана.

Гуннар привез молодую жену домой. Тут узнала Брюнхильд, что Сигурд женился на Гудрун — и жизнь ее обратилась в муку.

Раз пошли Гудрун и Брюнхильд к реке мыть волосы — и заспорили, которой из них следует войти в воду выше по течению Брюнхильд сказала: «Невместно мне мыться той водой, что стекает с твоих волос. Ведь мой муж, Гуннар, отважнее твоего Сигурда».

Гудрун ответила: «Гуннар отважен, спору нет, но с Сигурдом ему не сравниться».

Брюнхильд возразила: «Гуннар прошел через огонь, чтобы взять меня в жены. Сигурд бы такого не совершил».

Тогда засмеялась Гудрун и поведала, что не сам Гуннар добыл себе Брюнхильд, а Сигурд добыл ее для Гуннара. Ничего не сказала Брюнхильд, пошла домой. Там ее встретил муж. Брюнхильд сказала Гуннару: «Я поклялась выйти замуж за того, кто отважней всех, а вышла за тебя. Не ты, а Сигурд проскакал через пламя. Теперь я — клятвопреступница. Лучше бы мне умереть!» Брюнхильд затворилась в своем покое и так горевала, что весь дом погрузился в глубокую скорбь.

Сигурд пошел к Брюнхильд. Он сказал: «Напрасно ты гневаешься на Гуннара. Он был готов пройти ради тебя сквозь огонь, да мой конь его не послушался».

Брюнхильд сказала: «Не Гуннара избрала я себе в мужья. Никогда при виде его не веселилось мое сердце».

Тут Сигурд словно очнулся. Кончилось действие колдовского напитка, и он вспомнил, что любил Брюнхильд и должен был стать ее мужем Сердце его забилось так сильно, что разошлись кольца кольчуги на груди Сказал Сигурд: «Я оставлю Гудрун и буду любить тебя!» Но Брюнхильд ответила: «Я хотела стать твоей женой, а вышла за Гуннара. Вы оба обманули меня, и теперь я ненавижу вас обоих».

Сигурд ушел в печали, а Брюнхильд решила: «Коли нету меня ни любви, ни радости, сотворю я себе радость из своего гнева!» Она позвала Гуннара и сказала: «Не будет нам с тобой жизни, пока жив Сигурд. Убей его, или я покину тебя навсегда».

Брюнхильд была Гуннару дороже всего на свете, но Сигурд был его побратимом. В горестном смятении спросил Гуннар совета у своего младшего брата Хёгни. Хёгни ответил: «Недостойно было бы убить того, с кем смешал ты свою кровь в знак побратимства. Нельзя рассечь мечом принесенную клятву».

Тогда Брюнхильд возвела напраслину на себя и на Сигурда, сказала, что в ту ночь, которую провели они вместе, не было между ними меча.

Гуннар поверил навету. Вместе с Хёгни заманили они Сигурда в лес — и зарубили мечами.

Поздним вечером на забрызганных кровью конях вернулись убийцы домой, а следом без седока прискакал Грани.

Гудрун почуяла беду. Она спросила: «Отчего вернулись вы без Сигурда?» Гуннар стал мрачен, как туча, а Хёгни ответил: «Мертвым лежит твой муж в лесу за рекой. Вороны клекочут над ним, и завывают подле него волки».

Горестно закричала Гудрун. Так громок был ее крик, что зазвенели кубки в доме, откликнулись издали дикие гуси.

Отправилась Гудрун в лес, лунная ночь казалась ей темной, как в новолунье. Отыскала она тело Сигурда, в горести склонилась над ним. В ту ночь желала Гудрун, чтобы вышли из чащи свирепые волки и растерзали бы ее, избавив от нестерпимого страданья.

Утром тело Сигурда с почетом перенесли домой. Пришли знатные женщины, чтобы оплакать его.

Гудрун не плакала, не заламывала рук. Словно мертвая сидела она подле тела мужа. Но когда женщины приподняли покров с лица Сигурда, Гудрун посмотрела на его закрытые глаза — и слезы дождем хлынули ей на колени.

Запричитала Гудрун: «Муж мой любимый! Был ты, как высокий стебель среди травы, как драгоценный камень в ожерелье, как сияющее золото рядом с оловом! Пусть будут прокляты твои убийцы — мои братья! Пусть будут пусты их земли, как были пусты их клятвы! Пусть погибнут они жестокою смертью!» Брюнхильд стояла рядом. Она сказала: «Сейчас Гудрун горюет по мужу, проклинает его убийц, своих братьев. Но скоро она помирится с братьями и изберет себе нового мужа. А я, хоть и не была женой Сигурда, умру вместе с ним!» Она взяла меч и вонзила его себе в грудь.

Умирая, Брюнхильд сказала: «Прошу тебя, Гуннар, последней просьбой. Пусть воздвигнут большой костер для меня и для Сигурда. И когда будем мы лежать на погребальном ложе, прикажи положить между нами меч Грам, как положил его Сигурд, взойдя со мной на брачное ложе».

Тут кровь хлынула из раны Брюнхильд — и она умерла. Гуннар исполнил ее последнюю просьбу. Брюнхильд и Сигурда сожгли на одном костре, и они соединились в царстве мертвых. История Сигурда рассказывается в нескольких песнях «Старшей Эдды», в «Младшей Эдде» и в «Саге о Вёльсунгах».

Сказания о Сигурде южно-германского происхождения и по сюжету почти полностью совпадают с немецкой «Песнью о Нибелунгах», герой которой носит имя Зигфрид.

Но в скандинавском варианте присутствуют более архаичные по сравнению с «Песнью о Нибелунгах» черты, отражены более древние нравы и образ жизни.

Неоднократно предпринимались попытки отыскать исторические прототипы сказаний о Сигурде.

Прообразом Гуннара считают бургундского короля Гундихария, погибшего в 437 году в сражении с гуннами.

Прообразом Сигурда называли различных франкских и бургундских королей с созвучными именами, но убедительных к тому доказательств найдено не было.

Несмотря на то, что образ Сигурда, скорее всего, полностью вымышлен, в Исландии его почитают как реального героя. Современный исландский историк Эйнар Ольгейрссон в своей книге «Из прошлого исландского народа» пишет: «И по сей день каждый исландец с легкостью может возвести свой род к Сигурду».

53. КАЛЕВАЛА

Калевала — карело-финский эпос. В его основе лежат карело-финские народные песни — руны. Возникновение рун многие исследователи относят к I тысячелетию до н. э. Предположительно, именно тогда у прафинских племен сложился особый стихотворный размер, который сейчас носит название «калевальский»:

Мне пришло одно желанье,

Я одну задумал думу, -

Быть готовым к песнопенью

И начать скорее слово,

Чтоб пропеть мне предков песню,

Рода нашего напевы.

(Перевод Л.П. Вельского)


Первые письменные упоминания о рунах относятся к середине XVI века, ко времени зарождения финской письменности. Эти упоминания связаны с порицанием «бесовских» языческих песен, бытовавших в народе.

В XVIII веке древние руны начинают привлекать внимание исследователей. Финский ученый-историк, профессор университета в городе Турку Х.-Г. Портан писал: «Я не только то считаю постыдным, что прирожденный финн не знает своей поэзии, но и то, что он ею не восхищается».

В1928 году замечательный ученый-фольклорист Элиас Лённрот(1802–1884), всю свою жизнь посвятивший собиранию, изучению и обработке древних рун, отправился в свою первую экспедицию за рунами. В то время живая рунопевческая традиция сохранялась главным образом не в Финляндии, а в Карелии. В своих путевых заметках Лённрот подробно описывает процесс исполнения рун рунопевцами: «Если рядом нет другого певца, он поет один, но если рунопевцев двое, как того требует торжественное исполнение рун, они садятся рядом либо друг против друга и, взявшись либо за одну, либо за обе руки, начинают петь. При пении они размеренно покачиваются вперед и назад, и создается впечатление, будто они по очереди тянут друг друга к себе. Сначала один из них поет строку, другой присоединяется к пению на последнем такте и повторяет всю строку».

Лённрот обратил внимание, что лучшие рунопевцы стремятся объединить отдельные руны в сюжетно завершенные циклы — и задался целью составить на основе рун единый эпос.

За свою жизнь Лённрот совершил одиннадцать экспедиций, записал огромное количество рун самого разного характера — эпических, магически-заклинательных, обрядовых, лирических и объединил их в единое произведение, названное им «Калевала». (Калевала — название эпической страны.) Первый вариант «Калевалы» был им создан в 1835 году, второй, ставший классическим, в 1849-м.

По словам финского писателя Эйно Лейно, «складывая «Калевалу», Лённрот следовал законам красоты, созданным неизвестными рунопевцами, но каждое мгновение отшлифовывая, формируя и совершенствуя их».

В настоящее время «Калевала» переведена на 51 язык. Классический перевод «Калевали» на русский язык был сделан в 1888 году поэтом Л.П. Вольским. В.Я. Брюсов писал: «Перевод 22 тысяч стихов, притом с языка, по своему строю совершенно чуждого русскому, есть несомненно подвиг, заслуживающий глубокой признательности всего нашего общества». «Калевалу» на русский язык не раз переводили и позже, но перевод Вельского, несмотря на встречающиеся шероховатости, до сих пор считается лучшим и наиболее полно передающим обаяние подлинника.

Главные герои «Калевалы» — Вяйнямейнен, Ильмаринени Лемминкяйнен — изначально были чисто мифологическими персонажами, связанными с силами природы. Имя Вяйнямейнен образовано от слова «вода», Ильмаринен — «небо», Лемминкяйнен — «огонь».

В некоторых вариантах рун, оставшихся за пределами «Калевалы», Вяйнямейнен или Ильмаринен являются создателями мира. Вяйнямейнен, «вещий песнопевец», творит мир при помощи заклинаний, Ильмаринен, «кователь вековечный», выковывает его кузнечным молотом. Существует предположение, что волшебная мельница Сампо, созданная Ильмариненом, символизирует землю, а ее «пестрая крышка» — небесный свод.

I. Начало Калевалы

В изначальные времена были лишь воздух и море. И жила среди воздушных просторов дочь воздуха — дева Ильматар. Шли века — и стало ей одиноко в бесконечной воздушной пустыне.

Покинула дева Ильматар воздух — опустилась на морские воды. Подхватило дочь воздуха волнами, налетел на нее холодный ветер. От волн и от ветра зачала дева ребенка.

Прошло семь столетий — девять человеческих жизней, а зачатый от волн и от ветра все не рождался.

Тяжко было Ильматар носить свое бремя. Металась она по морским просторам, стонала дева от боли, а зачатый от волн и от ветра все не рождался.

Летела раз по небу красавица-утка, высматривала место для своего гнезда. Думала птица думу: «Совью я гнездо в воздухе — унесет его ветром, устрою гнездо в море — потопят его волны».

Согнула тут Ильматар колено, поднялось оно над водой, подобно утесу.

Опустилась утка на колено деве, свила гнездо, положила яйца. Сидит утка на яйцах день, другой и третий, греет их птица своим телом. Проник жар в колено Ильматар, горит оно, словно огнем, плавятся от жара сухожилья.

Выпрямила Ильматар колено, упало утиное гнездо в море, разбилась пестрая скорлупа яиц. Но не сгинули они в морской пучине, а чудесно преобразились:

Из яйца, из нижней части,

Вышла мать-земля сырая;

Из яйца, из верхней части,

Встал высокий свод небесный,

Из желтка, из верхней части,

Солнце светлое явилось;

Из белка, из верхней части,

Ясный месяц появился;

Из яйца, из пестрой части,

Звезды сделались на небе.

Стали сменяться дни и ночи. Днем сияет над миром молодое солнце, ночью светит юный месяц, а зачатый от волн и от ветра все не рождался.

Год за годом проходит время, а Ильматар все мечется в море, все несет свое тяжкое бремя.

Проплывает Ильматар мимо суши, где коснется суши рукой — появляются глубокие заливы, где заденет ее боком — становится отлогий берег, где склонит голову — возникают тихие бухты.

Выросли могучие утесы, ярко запестрели камни, появились многие земли, а зачатый от волн и от ветра все не рождался.

Но вот стало ему тесно в материнской утробе, захотелось увидеть сияние солнца, свет месяца и семизвездную Большую Медведицу. Встал он на ноги — и покинул свое тесное жилище.

Так родился мудрый старец Вяйнямейнен, так явился в мир вещий песнопевец.

Выплыл Вяйнямейнен на прибрежную отмель, оттолкнулся от морского дна коленом, оперся о берег руками — и вышел на пустынную сушу.

Лежит перед ним страна Калевала. Голы ее равнины, каменисты ее поляны, безлесы холмы и утесы. Задумался Вяйнямейнен: чем засеять землю Калевалы, как взрастить на ней деревья и травы?

Вдруг явился Сампса Пеллервойнен — дитя, рожденное поляной. Через плечо у него — холщовая сумка с семенами всяких растений. Говорит Сампса Пеллервойнен: «Я засею землю Калевалы». Стал он разбрасывать семена щедрой рукою. На высоких местах сеет сосны и ели, в низких — ольху и березу, у воды — черемуху и иву, на суглинках — колючий можжевельник, на полянах — частый кустарник, на лугах — сочные травы. А в речной пойме посеял священное дерево — дуб.

Дружно поднялись всходы, потянулись к солнцу побеги, зазеленели сочные травы, зашумели высокие деревья. Зацвела черемуха белым цветом, завязались ягоды брусники. Запели в зеленых рощах птицы, закуковала кукушка.

И лишь в речной пойме не взошло священное дерево дуб. Семь дней и ночей ждал Вяйнямейнен, но не проклюнулся из желудя росток.

На восьмое утро вышли из моря четыре морские девы, прошли по росистому лугу, скрытому утренним туманом. На плечах несли девы косы и грабли. Споро принялись они за работу. Выкосили зеленый лужок, высушили сено на солнце, сгребли в высокую копну. А когда свечерело, запалили копну — вспыхнул яркий огонь. Потянулся к небу темный дым, стало сено серой золой.

Девы вернулись в море, а Вяйнямейнен положил в теплую золу дубовый желудь. Вырос из желудя тонкий росток, стал росток могучим дубом. Поднялся дуб до самого неба — преградил путь облакам, раскинул зеленые ветви над всем миром — закрыл солнце и месяц. Погрузилась Калевала во тьму. Нет во тьме радости ни зверю, ни птице, ни рыбе, ни человеку.

Пошел Вяйнямейнен на берег моря, стал взывать к своей матери деве Ильматар:

«Мать родная, дочь творенья!

Из воды пошли мне силы -

Много сил вода имеет-

Опрокинуть дуб огромный,

Злое дерево обрушить,

Чтоб опять светило солнце,

Засиял бы месяц ясный!»

Выслала Ильматар из морских глубин морского человека. Был он ростом с палец рослого мужчины, высотой — с оленье копыто, весь покрыт медной чешуей, а в руках держал медный топор.

Говорит Вяйнямейнен морскому человеку: «Как же ты мал, бедняга! Асил в тебе, верно, не больше, чем в покойнике».

Не успел Вяйнямейнен вымолвить эти слова, стал морской человек расти, превратился в великана с волосами до пят, с бородой по колена. В три шага подошел великан к дубу, три раза ударил топором дерево под корень. Рухнул могучий дуб на землю, лег комлем на восток, вершиной на запад, ветви раскинул на юг и на север.

Снова засияло над Калевалой солнце, снова появился ясный месяц.

Стал Вяйнямейнен думать, как взрастить на земле Калевалы хлеб. Нашел он шесть зерен, собрал семь семян, сложил их в мешочек из куньей шкурки, отнес в зеленую рощу, чтобы посеять на поляне.

Взлетела на ветку птичка-синичка и запела:

«Не взойдет овес среди рощи,

Не встанет ячмень на поляне!

Не расчищено там поле,

Там не срублен лес под пашню,

Хорошо огнем не выжжен»

Сделал Вяйнямейнен топор, расчистил поле от леса, побросал стволы на поляне. Не тронул лишь одну белую березу, чтобы отдыхали на ее вершине птицы, чтобы куковала на ней кукушка.

Прилетел издалека небесный орел, сел на вершину белой березы. Говорит орел Вяйнямейнену:

«Хороша твоя забота,

Что березу ты не тронул,

Стройный ствол ее оставил,

Чтобы птицы отдыхали».

Ударил орел крылом о крыло, высек огненную искру. Налетели четыре ветра, раздули искру в жаркое пламя. Сжег огонь срубленные деревья, превратил рощу в плодородное поле.

Засеял Вяйнямейнен поле зерном, побросал семена в тучную землю. Прошел день, и другой, и третий — поднялись высокие колосья, стеной встали густые хлеба.

Прилетела тут весенняя кукушка, птица с серебряной грудкой, села на белую березу среди поля. Весело кукует кукушка, звенит ее песня над всей Калевалой. Говорит кукушке Вяйнямейнен:

«Пой ты утром, пой ты на ночь,

Ты кукуй в часы полудня,

Чтоб поляны украшались,

Чтоб леса здесь красовались,

Чтобы взморье богатело,

И весь край был полон хлебом!»

II. Айно

Годы шли за годами. На просторах Калевалы поселились люди, сменилось много поколений, и уже никто, кроме Вяйнямейнена, не помнил, как начиналась Калевала, как появились ее леса, как взросли на ее полях хлеба.

Старый мудрый Вяйнямейнен жил среди народа Калевалы, хранил древнюю мудрость, пел вещие песни.

Пел дела времен минувших,

Пел вещей происхожценье.

Был Вяйнямейнен могучим шаманом, покорялась ему вся природа. Далеко разнеслась о нем слава, дошла до холодной страны Лапландии.

Жил в Лапландии молодой Ёукахайнен. В своем краю славился он как искусный певец. Решил Ёукахайнен посостязаться в пении с мудрым Вяйнямейненом, перепеть вещего песнопевца — и собрался в зеленую Калевалу. Не отпускает его старик-отец, удерживает старуха-мать: боятся родители, что изведет их сына Вяйнямейнен чарами, что найдет Ёукахайнен в Калевале свою погибель.

Не послушался Ёукахайнен родителей, сказал заносчивый парень: Пусть разумен мой отец, еще разумнее мать, да я умнее их обоих. Нет на свете певца лучше меня.

Если я хочу поспорить

И с мужами состязаться,

Посрамлю певцовя пеньем,

Чародеев зачарую;

Так спою, что кто был первым,

Тот певцом последним будет».

Запряг Ёукахайнен в сани белолобого коня, взмахнул ременным кнутом, поехал в далекую Калевалу.

Едет он день, и другой, и третий. Вот уже вокруг него равнины Калевалы, ее леса и поляны.

Мчатся ему навстречу сани, а в тех санях — сам Вяйнямейнен. Не смогли разъехаться двое саней на дороге — сцепились оглоблями, переплелись гужами. Ударились друг о друга березовые дуги, затрещали новые хомуты.

Вылезли седоки из саней. Спрашивает Вяйнямейнен парня: «Почему скачешь ты, не разбирая дороги? Кто ты таков и откуда?» Отвечает заносчивый парень: «Имя мое — Ёукахайнен. Прославлено оно по всей Лапландии. А ты кто таков и откуда взялся на моей дороге?» Мудрый Вяйнямейнен не рассердился на дерзкие речи, назвал свое имя и попросил Ёукахайнена посторониться с дороги:

«Уступи-ка мне дорогу,

Ты годами помоложе».

Отвечает Ёукахайнен вещему песнопевцу: «Хоть ты и старше меня годами, да я тебя мудрее. Не молодой уступает дорогу старому, а глупый — мудрому».

Вызвал дерзкий парень Вяйнямейнена на состязание: в чьих песнях больше мудрости, у кого глубже познания, тот и уступит дорогу другому.

Говорит мудрый Вяйнямейнен:

«Что ж, певец я безыскусный,

Песнопевец неизвестный.

Жизнь я прожил одиноко

По краям родного поля,

Посреди полян родимых.

Слышал там одну кукушку.

Но пусть будет, как ты хочешь».

Первым запел Ёукахайнен. Пел он обо всем, что знает: о том, что в печи горит огонь, а дым выходит через дыру в крыше, что щука мечет икру зимой, а окунь — летом, что жители севера пашут свои поля, впрягая в плуг оленей, а жители юга — лошадей.

Замолчал Ёукахайнен, а мудрый Вяйнямейнен промолвил: «Ребячьи это познания, бабья это мудрость».

Снова запел Ёукахайнен. Пел он о том, что синица — птичьей породы, гадюка — змеиной, что колючий ерш — рыба, что вода течет с гор, огонь приходит с неба, медь родится в земле.

Говорит мудрый Вяйнямейнен: «Это всем давно известно. Спой-ка лучше о начале мира. Или ты об этом ничего не знаешь?» Отвечает дерзкий Ёукахайнен: «Мне ли не знать о начале мира — ведь я сам его создал!

Сотворил я эту землю,

Заключил в границы воздух. (…)

Я направил ясный месяц,

Солнце светлое поставил,

Вширь Медведицу раздвинул

И рассыпал звезды в небе.(…)

Помню древность я седую,

Как вспахал тогда я море

И вскопал морские глуби,

Выкопал я рыбам ямы,

Опустил я дно морское,

Распростер я вширь озера,

Горы выдвинул я кверху,

Накидал большие скалы».

Тут разгневался Вяйнямейнен, грозно молвил дерзкому парню:

«Лжешь ты свыше всякой меры! Не было тебя, когда создавали землю, когда направляли путь месяца и солнца, пахали поверхность моря, копали морские глубины, воздвигали горы и скалы! Никто тебя при этом не видел!» Не смутился дерзкий Ёукахайнен, выхватил острый меч, говорит: «Коли не по душе тебе моя мудрость, отведай-ка моего меча!» Стал тогда Вяйнямейнен темен, как туча, негромко запел он заклинанье. Всколыхнулись воды в озерах, покачнулись высокие утесы, посыпались на землю тяжелые камни. Громко запел вещий песнопевец. Вдруг обернулись белолобый конь Ёукахайнена скалой у водопада, его сани — прибрежным тальником, кнут — камышом. Острый меч стал молнией в небе, пестрый лук — радугой над морем. Шапка взмыла ввысь светлым облаком, рукавицы поплыли по воде белыми кувшинками.

А сам заносчивый парень увяз по колена в болоте, погрузился по пояс в зыбучую топь, затянуло его по плечи в вязкую трясину.

Взмолился Ёукахайнен: «Пощади, мудрый Вяйнямейнен! Отпусти меня, вещий песнопевец! Дам я тебе любой выкуп, какой ты только пожелаешь!» Спрашивает Вяйнямейнен: «Что же ты мне дашь, если я сниму с тебя заклятье?» Говорит Ёукахайнен: «Есть у меня два хороших лука: один метко стреляет, другой бьете великой силой. Выбирай, какой хочешь!» Отвечает Вяйнямейнен: «Зачем мне твой лук! Есть у меня свой, сам он ходит на охоту, сам приносит домой добычу».

Говорит Ёукахайнен: «Есть у меня две лодки. Одна быстра, как птица, на другой можно возить тяжелые грузы».

Отвечает Вяйнямейнен: «Не нужна мне твоя лодка, есть у меня своя — ходит по ветру без паруса, против ветра без весел».

Тогда говорит Ёукахайнен: «Есть у меня сестра Айно. Если снимешь с меня заклятье, отдам ее тебе в жены».

Обрадовался Вяйнямейнен, возвеселился вещий песнопевец, просиял, как ясное солнце.

Стал он снова петь заклинанья. Обернулась скала белолобым конем, прибрежный тальник-санями, камыш — ременным кнутом, молния — острым мечом, радуга — пестрым луком, облако — белой шапкой, водяные цветы — рукавицами. А сам Ёукахайнен высвободился из болота, отпустила его зыбучая трясина.

Вскочил он в сани, поворотил коня, погнал его обратно в Лапландию. Влетел Ёукахайнен на отцовский двор, оглоблями зацепил ворота, задел санями угол овина, остановился посреди двора — и горько заплакал.

Привели родители Ёукахайнена в дом, стали расспрашивать сына, что с ним приключилось и о чем он плачет. Отвечает им Ёукахайнен: «Естьу меня для печали немалая причина. Пообещал я бедную Айно, мою единственную сестру, вашу любимую дочь, в жены старому Вяйнямейнену, чтоб была она ему опорой и утехой, чтоб мела полы в его жилище, мыла дубовые кадки, ткала шерстяные одеяла, пекла медовые лепешки».

Всплеснула руками мать-старуха, да не от печали, а от радости: «Не плачь, мой сын родимый! Нашел ты для Айно жениха, лучше которого и быть не может. Станет она женой прославленного мужа, будет вещий песнопевец нашим зятем!» Услыхала эти речи бедная Айно, залилась горючими слезами. Плачет девушка на крыльце родного дома, поливает слезами ступени: «Не видать мне счастья за старым мужем! Лучше бы я на свет не родилась, или умерла бы ребенком-несмышленышем! Сшили бы мне холщовую рубашку, схоронили бы меня под зеленым дерном, не знала бы я ни горя, ни печали!» Вышла на крыльцо мать-старуха, спрашивает Айно: «О чем ты, глупая, плачешь? О чем, неразумная, горюешь? В отцовском доме ты — ребенок, в мужнином доме станешь хозяйкой».

Отвечает матери Айно: «Идти в дом к старому мужу — словно заблудиться в осеннюю ночь, словно ступить на весенний лед. Не видать мне больше ясного солнца, не радоваться светлому утру, не петь веселых песен, не собирать на полянах спелую бруснику!» Рассердилась мать: «Брось, неразумная, свои стенанья! Повсюду восходит солнце — не только над отцовским домом. Повсюду вызревает брусника — не только на здешних полянах».

Пошла Айно по лугам и болотам, по зеленым лесам и равнинам. Плачет девушка, жалобно причитает:

«Тяжелы мои печали.

И тоска на бедном сердце. (…)

Как скончаюсья, бедняжка,

Так с мученьями покончу,

С этой тягостной печалью,

Бесконечной, горькой скорбью!»

Вышла Айно к морскому заливу, села на прибрежный камень, проплакала до самого рассвета.

На рассвете поднялся над заливом туман, показались в волнах морские девы. Подошла Айно к самой воде. Сняла она с шеи жемчужное ожерелье, с пальцев — золотые перстни, положила их на прибрежный песок. Сняла с ног новые башмаки — поставила их на камень. Скинула цветное платье — повесила его на осинку.

Бросилась Айно в морские волны, запела, расставаясь с белым светом:

«В море к рыбам направляюсь,

В глубину пучины темной. (…)

Никогда, отец мой милый,

Никогда в теченье жизни

Не лови в волнах здесь рыбы

На пространстве вод широких! (…)

Никогда ты, мать родная,

Никогда в теченье жизни

Не бери воды в заливе,

Чтоб месить для хлеба тесто! (…)

Никогда, мой брат любимый,

Никогда в теченье жизни

Не пои коня ты в море

На песчаном этом месте!»

Утонула молодая Айно, стала подругой морским девам.

Кто отнесет печальную весть отцу с матерью? Отнес бы медведь, да поджидает он в лесу отбившуюся от стада корову. Отнес бы волк, да подстерегает он заблудившуюся овцу. Отнесла бы лисица, да роет она лаз в курятник.

Взялся отнести весть длинноухий заяц. Быстро скачет короткохвостый, изо всех сил спешит косоротый. Прискакал заяц на широкий двор, громко закричал:

«Я пришел, чтоб вам поведать,

Чтоб сказать такое слово:

Ведь красавица погибла, (…)

Погрузилась в волны моря,

В глубину морей обширных!»

Услыхала печальную весть мать Айно, горько старая зарыдала. Разлились ее слезы тремя ручьями, потекли тремя реками, рассыпались тремя водопадами. Встали среди водопадов три скалы, выросло на каждой скале по березке, прилетели на березки три кукушки.

Одна кукует: «Радость, радость!» — да вовек не будет радости старой матери. Другая кукует: «Свадьба, свадьба!» — да не с кем играть свадьбу мудрому Вяйнямейнену. Третья кукует: «Любовь, любовь!» — да не было любви у бедной Айно.

III. Сватовство Лемминкяйнена

Жил в зеленой Калевале со старухой-матерью молодой охотник, веселый Лемминкяйнен.

От матери знал он много вещих песен, знал немало колдовских заклинаний.

Задумал Лемминкяйнен жениться, захотел взять за себя красавицу из страны Похъёлы, младшую дочь злой старухи Лоухи.

Говорит Лемминкяйнену его мать: «Не езди, сынок, в далекую Похъёлу. Погибель поджидает там сильных, смерть стережет отважных. Похъёла — край холода и мрака, страна злых чародеев».

Отвечает матери веселый Лемминкяйнен: «Я и сам знаю много вещих песен, умею петь колдовские заклинанья. Нечего мне бояться чародеев Похъёлы, лучше пусть они меня боятся!» Нарядился Лемминкяйнен в праздничное платье, расчесал волосы густой щеткой, бросил щетку на лавку возле печки и сказал своей старой матери: «Если со мной приключится беда — закапает со щетки алая кровь».

Вот приехал веселый Лемминкяйнен в далекую Похъёлу, в страну холода и мрака, вошел в дом старухи Лоухи. Сидят в ее доме на лавках чародеи, на печи — колдуны, творят злые заклинанья.

Увидела Лемминкяйнена редкозубая Лоухи, всполошилась: «Как прошел ты через мой двор, что не почуял тебя дворовый пес, не забрехал косматый сторож?» Усмехнулся веселый Лемминкяйнен и ответил:

«Знай, что я сюда к вам прибыл

Не без знанья и искусства,

Не без мудрости и силы,

Не без отческих заклятий,

Не без дедовских познаний»

Стал Лемминкяйнен петь колдовские заклинания, заклял всех колдунов и чародеев, обратил их в серые камни, разбросал по бесплодным полям, по засохшим лесам, по безрыбным озерам. Не заклял Лемминкяйнен лишь одного дряхлого старика, бессильного и без всяких заклятий.

Говорит Лемминкяйнен редкозубой Лоухи: «Приехал я сватать твою младшую дочь, прекрасную Деву Похъёлы».

Отвечает редкозубая Лоухи: «Отдам я за тебя свою дочь, отдам мой полевой цветочек, если поймаешь ты быстроногого лося, что живет в дремучих лесах, во владениях злого духа Хийси».

Стал веселый Лемминкяйнен снаряжаться на охоту. Взял крепкий аркан, сделал быстрые лыжи, смазал их оленьим салом. Каждой лыже цена — лисья шкура, каждой палке — шкура выдры, кольцам на палках — по заячьей шкурке.

Встал Лемминкяйнен на лыжи, оттолкнулся палками — помчался быстрее ветра. Бежит он по лугам и болотам, по лесам и широким равнинам.

Достиг Лемминкяйнен владений Хийси, выследил быстроногого лося, пустился за ним в погоню. Вдруг сломалась у него одна лыжа, лопнул ремень на другой, обломились концы у палок. Потерял веселый Лемминкяйнен лося из виду.

Тогда запел молодой охотник заклинанье, стал просить помощи у Хозяйки леса:

«Леса чудная Хозяйка (…),

Пригони ты дичь к опушке,

К протянувшимся полянам,

Коль она бежать не хочет, (…)

От куста возьми ты хлыстик (…)

И гони скорее к месту,

С быстротой гони добычу.

К ожидающему мужу

По охотничьему следу!»

Услыхала Хозяйка леса заклинанье Лемминкяйнена, выгнала лося Хийси из чащи, пригнала к молодому охотнику. Накинул веселый Лемминкяйнен на лося аркан, отвел его к старухе Лоухи.

Говорит молодой охотник: «Я исполнил то, что ты велела. Теперь отдай, как обещала, мне в жены свою дочь, прекрасную Деву Похъёлы».

Отвечает злая Лоухи, говорит редкозубая старуха: «Отдам я за тебя свою дочь, отдам мою веселую птичку, если добудешь мне коня, что пасется на полянах злого духа Хийси».

Взял веселый Лемминкяйнен золотую уздечку и серебряный недоуздок, снова отправился во владения Хийси. Поднялся на высокую гору, видит — внизу у елей гуляет на воле чудесный конь. Дым валит у коня из ноздрей, с гривы струится пламя. Не знает Лемминкяйнен, как и подойти к такому коню. Стал он просить Владыку неба:

«Отвори ты свод небесный,

Твердь воздушную раскрой ты,

Напусти ты град железный,

Ты пошли куски железа».

Услыхал Владыка неба молодого охотника. Посыпался с неба железный град — поменьше конской головы, покрупнее человеческой.

Испугался конь Хийси железного града, сам побежал к Лемминкяйнену. Надел молодой охотник на коня золотую уздечку, надел серебряный недоуздок, вскочил к нему на спину, поскакал к старухе Лоухи.

Говорит ей Лемминкяйнен: «Привел я тебе коня злого духа Хийси. Теперь отдай за меня красавицу Похъёлы».

Отвечает редкозубая Лоухи: «Отдам я тебе свою дочь, отдам сладкую ягодку, если подстрелишь ты длинношеего лебедя, что живет в царстве смерти, плавает по черным водам подземной реки Туонелы».

Взял веселый Лемминкяйнен лук и стрелы, спустился в подземное царство, вышел на берег черного потока.

Сидит на берегу потока дряхлый старик — злой чародей, которого не заклял Лемминкяйнен, держит в руках ядовитую змею. Бросил чародей змею Лемминкяйнену в грудь — пронзила она его, словно копье: вошла в левую подмышку, вышла через правую лопатку.

Почувствовал веселый Лемминкяйнен свой смертный час, стал звать на помощь старую мать:

«Мать, ведь ты меня носила

И, трудяся, воспитала!

Ты узнать, родная, можешь,

Где теперь твой сын несчастный.

Ты приди сюда скорее,

Ты приди ко мне на помощь,

Чтоб избавить от несчастья,

Чтоб спасти меня от смерти».

Покинули Лемминкяйнена силы — столкнул его чародей в черные воды мрачной реки Туонелы, рассек его тело мечом на пять кусков.

И тут увидела мать Лемминкяйнена, что закапала со щетки алая кровь. Горестно зарыдала старуха. Покинула она свой дом, пошла по свету искать сына.

Медведицей продирается старая мать через лесные чащобы, волчицей бежит по болотам, выдрой переплывает реки Отбрасывает со своего пути тяжелые камни, руками раздвигает вековые деревья, хворостом засыпает зыбучие топи.

Спрашивает старуха у солнца: «Не видало ли ты моего милого сына, не знаешь ли, где мое золотое яблочко?» Отвечает солнце — «Лежит твой сын под землею, скрыли его черные воды реки Туонелы.» Побежала мать к кузнецу, просит его сковать железные грабли, чтобы зубья у них были по сто сажен, а рукоять — в тысячу.

Выковал кузнец такие грабли. Спустилась старая мать под землю, вошла по пояс в черные воды. Шарит граблями по дну реки Туонелы, и вдоль, и поперек, и наискось. Зацепила тело Лемминкяйнена, вытащила на берег.

Разрублено тело на пять кусков. Стала мать складывать кусок с куском, связывать жилку с жилкой.

Окончила старуха свою работу — лежит Лемминкяйнен, словно живой. Стала мать думать, где добыть целебное зелье, чтобы вернуть жизнь в тело сына, чтобы заговорил веселый Лемминкяйнен, чтобы открылись его уста для песен.

Закаркал на осине черный ворон

«Кто погиб, тот жить не будет. (.)

Брось его в поток обратно,

Пусть он там трескою станет,

Пусть в кита он обратится!»

Отмахнулась старая мать от черного ворона, позвала золотую пчелку, ласково ей сказала: «Пчелка — цветов хозяйка, золотая маленькая птичка! Лети, хлопотунья, на небо, принеси небесного меда!» Полетела пчелка на небо, поднялась выше жаркого солнца, задела крылом ясный месяц, коснулась лапками семизвездной Медведицы, обмакнула крылья в котел с небесным медом, поспешила назад, на берег черного потока.

Собрала старая мать с крыльев пчелки небесный мед, смазала им тело сына.

Пробудился веселый Лемминкяйнен от смертного сна, говорит: «Долог же и глубок был мой сон!» Заплакала от радости старая мать, стала спрашивать Лемминкяйнена, зачем отправился он под землю, что искал на берегу черного потока.

Рассказал Лемминкяйнен, что хотел подстрелить длинношеего лебедя для редкозубой старухи Лоухи, чтобы получить в жены ее младшую дочь — прекрасную Деву Похъелы.

Говорит Лемминкяйнену старая мать:

«Пусть плывет тот лебедь с миром,

Пусть живут в покое утки

В черном Туйнелы потоке».

Мать и сын вышли из подземного мрака — и вернулись в зеленую Калевалу.

IV. Волшебная мельница Сампо

Ехал Вяйнямейнен на коне по берегу моря, а за скалой поджидал его дерзкий Ёукахайнен. Натянул Ёукахайнен свой пестрый лук, пустил стрелу. Хотел попасть в Вяйнямейнена, а попал в его коня. Подкосились у коня ноги, упал Вяйнямейнен в море.

Восемь дней носило его по волнам, словно еловую ветку, и вынесло на каменистый мыс в северной стране, в холодной Похъёле. Далеко зеленая Калевала! Не найти туда ни дороги, ни тропинки! Стал Вяйнямейнен стенать и громко сетовать:

«Горе бедному мне мужу,

Горе мне, несчастья сыну!

Землю я свою оставил,

Из родной страны ушел я,

Чтоб теперь под вольным небом

Здесь блуждать и дни и ночи».

Услыхала его стенания старуха Лоухи, злая владычица холодной Похъёлы, спустила на море лодку, сама села на весла, поплыла к каменистому мысу. Увидела Лоухи Вяйнямейнена, узнала вещего песнопевца, привезла его в свой дом, приняла с великим почетом.

Говорит Лоухи Вяйнямейнену: «Оставайся навсегда в холодной Похъёле! Вдоволь у нас здесь семги, нет недостатка в свинине».

Отвечает старухе мудрый Вяйнямейнен:

«Тяжело человеку на чужбине.

Лучше лаптем воду черпать

У себя в родной сторонке,

Чем в стране чужой, далекой

Мед — сосудом драгоценным».

Спрашивает тогда Лоухи: «А что ты мне дашь, если помогу я тебе вернуться в зеленую Калевалу?» Отвечает Вяйнямейнен: «Хочешь — шапку золота и шапку серебра?» Усмехнулась владычица Похъёлы: «Золото годится только детям на игрушки, серебро — на украшение конской сбруи. А можешь ли ты выковать Сампо — чудесную мельницу с пестрой крышкой, чтоб сыпалась из-под одного жернова мука без меры, из-под другого — вдоволь соли, из-под третьего — без счету денег?» Говорит Вяйнямейнен: «Несковать мне мельницы Сампо, незнаю я, как сделать пеструю крышку. Но есть в зеленой Калевале кузнец Ильмаринен — вековечный кователь. В давние времена сковал он небесный свод, да так, что не видно следов от клещей — уж, верно, выкует он и Сампо».

Говорит старуха Лоухи: «Если и впрямь выкует он мне Сампо, то отдам я ему в жены свою младшую дочь, украшение земли и моря, прекрасную Деву Похъёлы. Отправляйся в зеленую Калевалу, пришли в Похъёлу кузнеца Ильмаринена».

Вывела она из конюшни гнедого коня, запрягла его в сани. Сел Вяйнямейнен в сани — поскакал конь быстрее ветра, помчался в зеленую Калевалу, лишь поскрипывают полозья да потрескивает березовая дуга.

Остановился Вяйнямейнен возле кузницы. Горит в кузнице огонь, стучит молотом Ильмаринен — работает вековечный кователь.

Говорит кузнецу Вяйнямейнен: «Обещал я старухе Лоухи, владычице холодной Похъёлы, что выкуешь ты для нее Сампо. За это отдаст она тебе в жены свою младшую дочь, украшение земли и моря».

Ильмаринен отправился вхолодную Похъёлу. Увидела его старуха, побежала к дочери и говорит:

«Дочь моя, что всех моложе,

Всех детей моих прекрасней!

Нарядись получше нынче,

Выйди в платье понарядней,

Ты навесь прекрасный жемчуг,

Грудь укрась как можно краше,

Шею ты укрась поярче.(…)

Ведь кузнец-то вековечный,

Знаменитый Ильмаринен,

Прибыл выковать нам Сампо,

Крышку пеструю устроить».

Говорит Ильмаринен старухе: «Укажи мне место для работы».

Нет в холодной Похъёле кузницы, нет ни наковальни, ни горна, ни мехов, ни кузнечного молота. Но только малодушный отступает от задуманного дела! Нашел Ильмаринен плоский валун, построил на нем кузницу, поставил наковальню, сделал молот и мехи, развел в горне огонь и принялся за работу. Призвал вековечный кователь себе в помощники четыре ветра — северный и южный, западный и восточный. Раздувают ветры в горне огонь.

Из окошка вьется пламя, Из дверей несутся искры, К небу мчится туча гари, Дым смешался с облаками.

Три летних дня и три ночи работал Ильмаринен — и выковал чудесную мельницу Сампо, потекли рекой мука и соль, и золотые монеты.

Схватила старуха Лоухи Сампо, спрятала в недрах медного утеса, заперла девятью железными замками.

Говорит Ильмаринен владычице Похъёлы: «Теперь отдай мне в жены свою дочь, украшение земли и моря!» Ничего не отвечает злая Лоухи, отводит глаза редкозубая старуха, молча подносит Ильмаринену кружку сладкого меда.

Говорит Ильмаринен: «Ни к чему не притронусь в этом доме, пока не увижу свою невесту!» Отвечает редкозубая Лоухи: «Недостаточно ты потрудился, чтобы получить в жены мою дочь, прекрасную Деву Похъёлы, украшение земли и моря».

Задала злая Лоухи Ильмаринену три задачи: велела вспахать змеиное поле, привести из подземного царства косматого медведя и седого волка, изловить в Туонеле — реке смерти — жирную щуку.

Узнала об этом прекрасная Дева Похъёлы решила помочь Ильмаринену. По ее совету выковал он золотой плуг с серебряным наконечником — и вспахал им змеиное поле; сделал железную цепь и узду из булата — привел медведя и волка; изготовил медного орла — выловил орел щуку из реки Туонелы.

Нет больше у старухи Лоухи отговорок, стала она готовиться к свадьбе. Наготовила угощения, наварила пива, созвала гостей со всей Похъёлы, со всей Калевалы.

Весело идет свадебный пир. Гости пьют, едят, да только не хватает на пиру песен. Встал со своего места мудрый Вяйнямейнен, поднял кружку пенного пива и сказал:

«Пиво, доблестный напиток!

Да не пьют тебя в молчанье!

Дай мужам охоту к песне,

Золотым устам — к напеву!»

Спрашивает Вяйнямейнен: «Кто из молодых или из старых, или из достигших середины жизни протянет мне свои руки, споет со мной веселую песню?» Молчат молодые, молчат достигшие середины жизни.

Лежал на печке столетний старик. Говорит он: «В прежние годы спел бы я с тобой, мудрый Вяйнямейнен. Был я когда-то отменным певцом. Текли мои песни, как реки, бежали, как сани по снегу, летели, словно парусные лодки. А теперь надорвался мой голос, стал подобен скрипучему дереву зимой, лодке на сухих камнях, саням на шершавом песке».

Говорит тогда Вяйнямейнен: «Коли некому спеть со мной вместе — буду петь один».

И запел тут Вяйнямейнен,

Пел он вечеру на радость,

Чтобы женщины смеялись,

Чтоб мужчины веселились,

Чтобы слушали, дивились

Вяйнямейнена напевам,

И дивились те, кто слушал,

Слух ничем не отвлекая.

Закончился свадебный пир, стала невеста прощаться с родным домом:

«Ты прощай, мое жилище,

Ты, с своей дощатой крышей, (…)

Ты прощай, мой двор широкий,

Двор, рябиною поросший, (…)

Вы прощайте, берег моря,

Берег моря, край поляны,

Вы, все сосны на пригорке,

По дубравам все деревья,

Ты, черемуха у дома,

Можжевельник у потока,

Вы, все ягодки на поле,

Стебли ягодок и травок,

И кусточки, корни елей,

Листья ольх, кора березы!»

Усадил жених невесту в расписные сани, хлестнул жемчужным кнутом резвого коня, зазвенели под березовой дугой колокольчики, будто запели серебряные дрозды, будто закуковали золотые кукушки.

Увез Ильмаринен прекрасную Деву Похъёлы в зеленую Калевалу.

Прошел год, и другой, и третий. Случился в зеленой Калевале неурожай, не стало хватать людям хлеба.

А в холодной Похъёле в недрах медного утеса за девятью железными замками день и ночь мелет чудесная мельница Сампо, сыплются из-под жерновов мука, и соль, и золотые монеты.

Говорит мудрый Вяйнямейнен вековечному кователю Ильмаринену: «Поедем в холодную Похъёлу, заставим злую Лоухи поделиться своим богатством. Пусть чудесная мельница Сампо потрудится и для зеленой Калевалы».

Снарядили они быстроходную ладью, поплыли по морю на север. Ильмаринен сидит на веслах, Вяйнямейнен правит рулем.

Ловил с крутого берега рыбу веселый Лемминкяйнен. Увидел он ладью, разглядел Ильмаринена на веслах, Вяйнямейнена у руля, громко крикнул: «Привет вам, герои Калевалы! Далеко ли держите путь?» Отвечает мудрый Вяйнямейнен:

«Едем прямо мы на север,

Против сильного теченья,

По волнам, покрытым пеной:

Мы себе добудем Сампо,

Крышку пеструю захватим

В скалах Похъёлы туманной,

В недрах медного утеса».

Говорит веселый Лемминкяйнен: «Возьмите с собой и меня. Неокажусья лишним, если придется вступить в бой с воинами холодной Похъёлы».

Подвел Вяйнямейнен ладью к берегу, спрыгнул к ним веселый Лемминкяйнен.

Вот прибыли герои Калевалы в холодную Похъёлу. Спрашивает их старуха Лоухи: «Что привело вас сюда? О чем хотите вы вести разговор?» Отвечает мудрый Вяйнямейнен: «Разговор наш будет о чудесной мельнице Сампо. Хотим мы разделить ее дары так, чтобы всем хватило».

Засмеялась редкозубая Лоухи:

«Меж тремя не делят белку

И не делят куропатку.

Хорошо вертеться Сампо

И шуметь здесь пестрой крышкой

В глыбе Похъёлы скалистой,

В недрах медного утеса,

Хорошо мне быть владыкой,

Обладательницей Сампо».

Говорит веселый Лемминкяйнен: «Если ты не хочешь с нами поделиться, то мы силою захватим Сампо, увезем к себе в Калевалу».

Разозлилась владычица Похъёлы, кликнула грозный клич, явились перед ней воины, обернули свои мечи против героев Калевалы.

Тогда мудрый Вяйнямейнен начал петь заклинанья, и погрузились воины Похъёлы в глубокий сон, заснула и старуха Лоухи.

Пришли герои Калевалы к медному утесу, Ильмаринен сбил железные запоры. Обхватил Лемминкяйнен Сампо, да не смог сдвинуть с места: пустила чудесная мельница в землю три корня, каждый длиной в девять сажен.

Пасся неподалеку на лугу пестрый бык. Могучие у быка ноги, крепкие сухожилья. Запрягли герои Калевалы быка в плуг, опахали Сампо кругом, подрезали глубокие корни. Отнесли чудесную мельницу в свою ладью и пустились в обратный путь.

Летит ладья, словно лебедь, подгоняет ее попутный ветер, помогают ей морские волны.

Говорит Лемминкяйнен: «Отчего бы нам не спеть веселую песню? Ведь захватили мы Сампо и плывем домой, в зеленую Калевалу!» Отвечаетмудрый Вяйнямейнен: «Не настало еще время для песен. Будем петь тогда, когда высадимся на родном берегу».

Не послушался веселый Лемминкяйнен мудрого Вяинямейнена, запел во весь голос. Громкий у веселого Лемминкяйнена голос, да неблагозвучный. Разнеслось его пенье на шесть деревень, улетело за семь морей.

За седьмым морем стоял на одной ноге журавль — считал пальцы на другой. Услыхал он, как поет Лемминкяйнен, закричал со страху и полетел на север, в холодную страну Похъёлу.

От журавлиного крика пробудилась старуха Лоухи, проснулись ее воины.

Бросилась Лоухи смотреть, на месте ли ее богатства. По-прежнему стоит в хлеву скотина, не стало меньше зерна в амбарах — только нету в недрах медного утеса чудесной мельницы Сампо.

Заголосила старуха: «Горе мне несчастной!» Снарядила Лоухи большой корабль, посадила на него сотню воинов с мечами, тысячу- с луками, пустилась в погоню за героями Калевалы.

Говорит Вяйнямейнен веселому Лемминкяйнену:

«Ты взойди наверх, на мачту,

Влезь на парусные стеньги!

Посмотри вперед на воздух,

Посмотри назад на небо -

Ясны ль воздуха границы,

Все ли ясны иль туманны?»

Взобрался веселый Лемминкяйнен на высокую мачту, кричит сверху:

«Впереди небо ясное, а сзади нагоняет нас черная туча!» Говорит мудрый Вяйнямейнен: «Посмотри получше — вправду ли это туча?» Пригляделся Лемминкяйнен и отвечает: «Нет, это не туча, а остров, поросший темным лесом. Сидят там соколы на осинах, глухари на березах».

Снова говорит Вяйнямейнен: «Посмотри еще получше — вправду ли это остров?» Пригляделся Лемминкяйнен получше — и закричал: «Нагоняет нас большой корабль в сотню весел! Плывут на нем сто воинов с мечами, тысяча с луками!» Велел Вяйнямейнен приналечь на весла. Стучат весла в уключинах, кипит вода вокруг ладьи, клубится морская пена. Трещит сосновая ладья, кричит, как лебедь, ревет, как тюлень.

Вытащил мудрый Вяйнямейнен из мешочка с трутом кремень, бросил в воду позади кормы. Превратился кремень в подводный утес. Налетел на утес корабль старухи Лоухи — и разбился.

Обернулась тогда владычица Похъёлы орлицей. Посадила себе на крылья тысячу воинов с луками, на хвост — сто воинов с мечами, взмыла в небо. Одним крылом задевает морские волны, другим — небесные тучи.

Настигла орлица ладью героев Калевалы, схватила железными когтями чудесную Сампо.

Вытащил Вяйнямейнен из воды дубовый руль, которым направлял он ход ладьи, и ударил по железным когтям Лоухи.

Выронила Лоухи Сампо, упала чудесная мельница в море, разбилась на тысячу осколков.

Зарыдала владычица Похъёлы:

«Власть моя отныне гибнет,

И могущество слабеет:

Под водой мое богатство,

В глубине у моря — Сампо».

Громко стеная, улетела старуха Лоухи в свою холодную страну.

А осколки волшебной мельницы Сампо волны принесли к берегам Калевалы. Выловил их из воды мудрый Вяйнямейнен, закопал в калевальскую землю.

С той поры изобильны стали ее поля, навсегда поселились в зеленой Калевале довольство и счастье.

54. БЕОВУЛЬФ

«Беовульф» — эпос англосаксов — племени германского происхождения, в V–VI веках завоевавших Британию и положивших начало английской народности. Эпос складывался в VIII–IX веках, известен в записи X века, но в его основе лежат народные сказания, уходящие корнями в более древние времена.

Беовульф — типично мифологический герой — победитель чудовищ, подобный шумеро- аккадскому Гильгамешу, греческому Гераклу, скандинавскому Тору. Его имя означает «пчелиный волк» (так иносказательно англосаксы называли медведя). Вероятно, образ Беовульфа первоначально был связан с медвежьим культом, распространенным у многих племен на ранней стадии развития.

Действие «Беовульфа» происходит не в Британии, а в Скандинавии — прародине англосаксов.

Беовульф, исторический прообраз которого не установлен, был, как утверждает предание, племянником короля геатов (или гаутов) — скандинавского племени, некогда населявшего южные области Швеции.

Однажды Беовульф узнал, что соседей геатов, датчан, постигло страшное бедствие. В то время Данией правил король Хротгар. (Он упоминается в хрониках: известно, что около 520 года Хротгар совершил набег на франкские земли.) Король Хротгар, чтобы было ему где пировать со своими воинами, приказал построить просторную палату, роскошнее которой не бывало ни у одного короля, и украсить ее оленьими рогами. Получила та палата название Хеорот, что значит — «Оленья палата».

Хеорот окружали топкие болота, а в их недрах, в подводной пещере, жило свирепое чудовище — Грендель, вместе со своей матерью, столь же кровожадной, как и он сам.

Громкие клики пирующих воинов, звон заздравных чаш и веселые песни, доносившиеся из пиршественной палаты, потревожили покой Гренделя. В глухую полночь он выполз из своего логова и проник в Хеорот.

Король и датские воины, утомленные пиршеством, спали, не чуя приближения опасности. В мгновение ока набросился Грендель на спящих. Он растерзал нескольких воинов, спавших ближе к двери, так быстро, что те даже не успели вскрикнуть. Затем Грендаль пожрал окровавленные останки и уполз в свое болото.

Проснувшись утром, датчане обнаружили исчезновение товарищей, увидели следы крови и поняли, что те погибли жестокой смертью.

С тех пор страх и печаль воцарились в Хеороте. Каждую ночь туда являлся Грендель, убивал и пожирал по нескольку человек.

Датчане были храбрыми воинами, но никто не решался сразиться с чудовищем, поскольку все знали, что оно неуязвимо.

Грендель, Навеки заклятьем от всех защищенный,

Не мог быть повержен острейшим оружьем,

Мечом драгоценным, копьем, лучшим в мире

(Переводы. Замаховской)


Датчанам пришлось покинуть Хеорот. Пиршественная палата осталась стоять пустой и заброшенной, никто в нее не заходил, и лишь Грендель приползал туда по ночам, тщетно ища добычи.

Беовульф решил избавить датчан от свирепого чудовища. Друзья и родичи пытались отговорить героя от такого намерения, убеждая его, что он лишь напрасно погубит себя, но Беовульф настоял на своем. Он снарядил корабль и с дружиной из четырнадцати храбрецов, вызвавшихся его сопровождать, отплыл к берегам Дании.

Датчане встревожились, увидев вооруженных геатов, высадившихся на их берегу. Но Беовульф объявил, что они прибыли как друзья и хотят говорить с королем.

Их провели к Хротгару. Войдя в королевское жилище, геаты отстегнули свои мечи, сложили на пол щиты, поставили копья в угол у двери и, оставив двух человек сторожить оружие, предстали перед королем.

Беовульф сказал: «Привет тебе, король Хротгар! Прослышал я, что тебе досаждает кровожадный Грендель и из-за его свирепости ты был вынужден покинуть Хеорот, палату, лучше которой нет на свете. И теперь она стоит пустая, без всякой для тебя пользы. Я явился, чтобы сразиться с Гренделем и победить его!» Король ответил: «Если ты и впрямь избавишь меня от Гренделя, я награжу тебя так, как никого еще не награждал».

Беовульф и четырнадцать геатов отправились в Хеорот и стали поджидать чудовище. Беовульф не взял с собой меча: он знал, что Гренделя нельзя победить оружием, и полагался только на свою силу да на счастливую судьбу.

Наступила ночь. Сон сморил геатов, и тут в палату вполз Грендель. Хищным взглядом обвел он спящих и, наметив себе жертву, бросился на одного из воинов — и вмиг проглотил целиком. Не насытившись, Грендель двинулся дальше, но в тот же миг Беовульф крепко ухватил его за когтистую лапу.

Чудовище разом Мощную руку узнало.

Вовеки Хватки железной такой не знавал он

Ни у кого из мужей всей подлунной!

Между ними началась борьба. Зашатались стены Хеорота, сложенные из толстых бревен, ходуном заходил дубовый пол, с грохотом опрокинулись тяжелые скамьи, сдвинуть которые с места не смогли бы и десять человек.

Король Хротгар и датчане издали слышали шум боя и ожидали, что Хеорот вот-вот обрушится и погребет под собою сражающихся.

Тем временем Беовульф уже одолевал чудовище. Грендель изнемогал и помышлял лишь о бегстве, но не мог освободить свою лапу, которую Беовульф продолжал сжимать, как железными тисками.

Грендель рванулся из последних сил — плечо его вышло из сустава, порвались жилы, и страшная лапа осталась в руках Беовульфа. А чудовище, истекая кровью, уползло в свое логово и там издохло.

Для датчан воскресло блаженное счастье,

Разумный и храбрый, пришелец-спаситель

Хротгара дворец королевский очистил

И победоносно покончил со страхом.

Король приказал навести порядок в Хеороте, расставить по местам опрокинутые во время боя скамьи, украсить стены златовышитыми тканями. Датчане и геаты сели за накрытые столы и стали праздновать победу Беовульфа над свирепым Гренделем.

Король сказал: «О, храбрый Беовульф! Отныне я считаю тебя своим сыном!» Он подарил герою золотые доспехи, меч, украшенный драгоценными каменьями, и восемь коней в полном убранстве. Затем супруга Хротгара, королева Веальхтеов, надела Беовульфу на обе руки витые запястья, на пальцы — золотые перстни, а на шею — золотое ожерелье, самое тяжелое из всех ожерелий на свете.

Много было выпито вина и меда, много сказано заздравных речей.

Но вот наступил вечер, пир окончился. Воины подмели пол, разложили подстилки и улеглись спать, там же, где пировали.

Но кто угадал бы Угрозу судьбы, ее поступь в потемках, Несущую смерть одному из героев.

В полночь в Хеорот явилась мать Гренделя, чтобы отомстить за сына. Она схватила датчанина Эскера, храброго воина и мудрого советника короля, и, умертвив, уволокла в болото.

Король, узнав о новой беде, спросил Беовульфа: «Спасешь ли ты нас еще раз?» И Беовульф ответил: «Если судьбе будет угодно, спасу. Но если случится так, что я погибну, позаботься о том, чтобы геаты, мои земляки, вернулись на родину, и отправь к моему дяде, королю Хигелаку те дары, что я получил от тебя вчера».

Беовульф решил не дожидаться, когда мать свирепого Гренделя снова явится в Хеорот и погубит кого-нибудь из людей, а сразиться с ней в ее логове.

Опасен был его замысел. Никто и никогда еще не отваживался проникнуть в болота, где обитали Грендель и его мать. Даже олень, настигнутый собаками, предпочитал погибнуть от их клыков, нежели ступить в страшную трясину.

Беовульф оседлал коня и поскакал по следу чудовища. Геаты и датчане со своим королем сопровождали его. У края болота все остановились. Беовульф вынул из ножен меч, крепко сжал его в руке и шагнул в мрачную трясину.

Целый день, до самого вечера, опускался он на дно болота. Вокруг него в черной воде извивались змеи и водяные драконы, но прочная броня защищала героя от их ядовитых жал и острых зубов. Наконец Беовульф достиг дна. Там, в кромешной тьме, его поджидала мать свирепого Гренделя. Яростно накинулась она на Беовульфа, стиснула его так, что он не мог шевельнуться, и поволокла его в подводную пещеру, где лежал мертвый Грендель.

В пещере было светлее. Беовульф сумел освободиться от лап чудовища и ударил его мечом. Но благородная сталь лишь скользнула по чешуе. Тут Беовульф увидел на стене пещеры огромный меч, пригодный лишь для великана. Герой схватил его двумя руками, размахнулся и обрушил не голову матери свирепого Гренделя. Клинок рассек чешую, и чудовище рухнуло мертвым.

Беовульф отсек голову Гренделя, чтобы унести с собой как трофей. Он хотел взять с собой и чудесный меч, но клинок вдруг стал таять, как кусок льда, и через несколько мгновений в руках у Беовульфа осталась лишь рукоять.

Меж тем король Хротгар, датчане и геаты, ожидавшие Беовульфа на берегу, думали, что его уже нет в живых. Они видели, как темные воды болота окрасились кровью, и решили, что это кровь отважного героя.

Велика же была их радость, когда вода всколыхнулась, и на поверхности показался Беовульф, живой и невредимый, с отрубленной головой чудовища в руках.

В тот день снова был пир в Хеороте, снова все славили Беовульфа.

Здесь каждый друг другу не враг, а товарищ,

К правителю все расположены сердцем,

Бойцы благодушны, и слуги учтивы.

Следующей ночью уже никто не тревожил покой спящих. Беовульф и его товарищи со славой вернулись на родину. Вскоре дядя Беовульфа, король Хигелак, погиб в бою, и Беовульф стал королем геатов, мудрым и справедливым. Прошло полвека. Беовульф состарился, борода его побелела. И тут случилась беда. Один геат, заблудившись в горах, набрел на заброшенную тропинку, и она привела его к глубокой пещере. Геат заглянул внутрь и увидел несметные богатства, сваленные в огромную груду: золотую и серебряную утварь, драгоценные камни и жемчуг. Но тут на небе показался хозяин клада — крылатый дракон. Геат схватил один из золотых кубков и бросился бежать.

Дракон, через некоторое время обнаружив пропажу, стал разыскивать похитителя, но не нашел. Тогда он обрушил свой гнев на всю землю геатов. Никому не было от него спасения — он убивал людей и скот, огненным дыханием сжигал селения и посевы.

Беовульф, несмотря на преклонные годы, был по-прежнему силен и отважен. Вооружившись и взяв с собой двенадцать храбрейших воинов, он отправился к пещере дракона и вызвал его на бой.

Дракон, изрыгая пламя, вылетел навстречу старому королю. Сопровождавшие Беовульфа воины в страхе обратились в бегство, и лишь один из них, по имени Виглаф, остался со своим королем.

Беовульф выхватил меч и нанес дракону удар такой силы, что клинок разлетелся на мелкие осколки. Верный Виглаф тотчас же подал королю запасной меч, но было поздно: дракон успел ужалить Беовульфа своим ядовитым жалом. И все же герой собрал последние силы, взмахнул мечом и поразил дракона насмерть.

Старый король опустился на землю рядом с поверженным драконом, прислонился спиной к скале и сказал Виглафу: «Полвека правил я своей страной и защищал ее от врагов; ни разу не давал клятвы, которой бы не исполнил; никогда не убивал родичей или друзей. Теперь жизнь покидает меня. Но я не страшусь смерти».

Так сказал Беовульф — и свет навсегда померк в его глазах.

55. СКАЗАНИЕ О КУХУАИНЕ

Кухулин — главный герой ирландского эпоса.

Ирландцы — народ кельтского происхождения. В середине I тысячелетия до н. э. кельтские племена населяли значительную часть Европы, в VI веке до н. э. они захватили Британские острова, покорив местное племя пиктов.

Впоследствии под натиском германцев и римлян кельты были оттеснены на юго-запад Британских островов.

Самым крупным очагом кельтской культуры стал остров Ирландия.

В языческую эпоху хранителями древних преданий в Ирландии были жрецы-друиды. После введения христианства, вV веке, друиды исчезли (причем, как утверждала народная молва, исчезли в прямом смысле слова: таинственно растворились в воздухе), а их роль в значительной степени перешла к филидам — так называли магов, поэтов-певцов и прорицателей.

Известно, что вV веке в Ирландии стали появляться особые школы филидов, содержавшиеся на общественные средства. Обучение в таких школах продолжалось двенадцать лет, ученики должны были изучить и запомнить более тысячи древних поэм, сказаний, магических заклинаний. Интерес к подобным знаниям был чрезвычайно велик, временами в таких школах обучалось до трети населения Ирландии.

Филиды сохраняли и совершенствовали древние сказания в устной форме, а христианские монахи-ирландцы, будучи грамотными, со временем начали записывать народные предания о богах и героях.

В IX веке Ирландия, как и большинство стран Европы, подвергалась опустошительным набегам датских и норвежских викингов.

Национальные предания — важная часть национальной культуры, поэтому ирландцы как величайшую ценность спасали от врагов древние рукописи. Наиболее образованные монахи и светские литераторы усердно собирали эти рукописи воедино.

В IX веке разрозненные, существовавшие в различных вариантах сказания были приведены в стройную систему, объединены в циклы.

Наиболее значительная часть ирландского эпоса — это цикл саг о Кухулине, в который входит около ста сказаний.

Самая древняя рукопись, содержащая сказания о Кухулине — «Книга Бурой Коровы», названная так по материалу, из которого сделан ее переплет, была написана около 1100 года, но возникновение этих сказаний скорее всего относится к VI–VII векам.

Саги о Кухулине отчасти имеют под собой историческую основу. Время их действия, по традиции, относят к рубежу нашей эры. По преданию, Ирландия делилась тогда на пять королевств: Улад, Лейнстер, Коннахт, Мунстер и Миде. Кухулин был героем Улада.

В ирландских исторических анналах, составленных в VIII–IX веках указываются даже точные даты жизни Кухулина (34 г. до н. э. -2 г. н. э.), но большинство специалистов считают сведения, содержащиеся в этих анналах, «условно-историческими», то есть относящимися к области легенд.

Тем не менее в сагах о Кухулине встречаются и вполне достоверные приметы эпохи рубежа нашей эры. Подробные описания оружия, приемов боя, одежды, украшений, утвари, содержащиеся в сагах, подтверждаются как рассказами античных авторов, так и археологическими находками. На севере Ирландии, в нескольких километрах от современного города Арма, сохранились следы укреплений Эмайн Махи — столицы Улада.

Хотя саги о Кухулине складывались главным образом уже в христианскую эпоху, в них содержится много языческих мотивов, элементов мифологии древних кельтов.

Так, Кухулин является сыном Луга — бога света, искусств и ремесел, и сам наделен магическими способностями. Нередко в сагах появляются фантастические существа — сиды, одни из них дружественны, другие — враждебны героям.

Вероятнее всего, в образе Кухулина слились воедино несколько исторических и мифологических персонажей, олицетворяющих в народном сознании доблесть, благородство и другие черты национального характера.

Цикл сказаний о Кухулине открывается сагой о его рождении.

I. Рождение и детство Кухулина

Однажды в окрестностях Эмайн Махи, столицы уладов, появились тучи птиц невиданного до тех пор облика и расцветки. Стали птицы расклевывать плоды на деревьях и зерна в колосьях, выщипывать траву до самого корня, оставляя лишь сухую землю да голые камни.

Конхобар, король уладов, снарядил девять колесниц, собрал лучших стрелков и отправился на охоту, чтобы истребить этих птиц и спасти от разоренья страну.

Колесницей короля управляла его сестра — юная Дехтире.

Охотники спугнули птиц и стали их преследовать, но до самой темноты не смогли подстрелить ни одной.

Оказались охотники в незнакомом лесу. Меж тем совсем стемнело. Король послал двоих слуг поискать какого-нибудь ночлега. Долго бродили слуги по лесу, пока не увидели на поляне какое-то бедняцкое жилище.

Вернулись слуги к королю и сказали, что нашли дом, но такой тесный и бедный, что вряд ли там можно заночевать королю со свитой.

Все же король отправился к тому дому. Хозяева — муж и жена — почтительно приветствовали его и пригласили войти. Как ни был мал дом, уместились в нем все, кто был с королем, как ни был беден, гостям подали угощение — и все насытились.

Потом хозяин сказал королю: «Моя жена должна нынче родить. Было бы хорошо, если б твоя сестра помогла ей при родах».

Дехтире пошла за перегородку, где жена хозяина уже начала мучиться родами, и оставалась с ней всю ночь. Утром женщина родила сына.

И тут же не стало ни дома, ни его хозяев. Оказались улады среди дикого леса, и только подле Дехтире лежал на земле новорожденный младенец.

Улады вернулись в Эмайн Маху, взяв ребенка с собой.

Дехтире стала заботиться о нем и полюбила, как сына. Но мальчик заболел и умер.

Очень горевала о нем Дехтире. Три дня не пила она и не ела, а только проливала горькие слезы.

На четвертый день одолела ее великая жажда. Подали Дехтире напиться, но в воде оказалась какая-то букашка. Дунула Дехтире, чтобы ее отогнать, но букашка прыгнула ей в рот — и девушка ее проглотила.

И тут же зачала Дехтире ребенка.

Ночью во сне явился ей Луг — бог солнечного света, искусств и ремесел — и сказал: «Я избрал тебя из всех женщин: мой сын — в твоем чреве. Он станет великим героем, а имя ему следует дать Сетанта».

И вот родила Дехтире сына. Было у него в глазах семь зрачков, три в одном и четыре в другом, а на руках и ногах — по семи пальцев.

Как велел Луг, Дехтире назвала сына Сетантой. Но недолго носил он это имя. Когда ему было шесть лет, он получил прозванье Кухулин. Вот как это получилось.

Однажды король Конхобар со своими воинами, а Дехтире со своими служанками отправились на пир, что давал в своем доме кузнец по имени Кулан. Позвали с собой и Сетанту. Но он в то время играл в мяч со ста пятьюдесятью взрослыми юношами, неизменно их побеждая, и пообещал прийти позже.

Наконец закончил Сетанта игру и пошел к дому Кулана. А был у кузнеца пес, такой огромный и свирепый, что целый отряд воинов не смог бы его одолеть.

Оскалил пес страшные клыки, зарычал на Сетанту и хотел его разорвать. Но мальчик поднял с земли тяжелый камень, метнул в открытую пасть — и пес пал бездыханным.

Вышли на шум хозяин и гости, подивились силе и храбрости шестилетнего ребенка.

Сказал ему Кулан: «Я рад приветствовать сына твоих отца и матери, хоть и лишил ты меня верного слуги, который стерег мой дом, мое добро и мои стада».

Сетанта сказал: «Я отыщу щенка того же семени, что и твой пес, и выращу его для тебя. А до тех пор буду сам стеречь твой дом, твое добро и твои стада».

И все признали, что это будет справедливо.

С тех пор получил Сетанта прозванье Кухулин — «Пес Кулана».

II. Женитьба Кухулина

Когда стал Кухулин юношей, то не было ему равного во всей Ирландии ни по силе, ни по храбрости, ни по красоте. Кроме того, был он мудр, красноречив, умел играть в шахматы и прочие игры, владел искусством счета и обладал даром пророчества.

Все уладские женщины — будь то девушки, мужние жены или вдовы — любили его безмерно.

Забеспокоились мужья и отцы, стали просить короля Конхобара, чтобы он поскорее женил Кухулина.

Король послал девятерых гонцов во все концы Ирландии искать для Кухулина невесту. Ровно через год вернулись гонцы и сказали, что нигде не нашли достойной девушки.

Тогда Кухулин решил сам отправиться на поиски.

Прослышал он, что у короля Форгала Хитрого есть дочь Эмер, которая прекрасна и мудра, обладает сладкой речью, умеет петь, а в искусстве вышивания превосходит всех женщин Ирландии.

Он запряг в колесницу двух коней и поехал туда, где жила Эмер, чтобы посмотреть на нее и, если окажется правдой все, что о ней говорят, посвататься к ней.

Эмер в то время гуляла в саду со своими подругами и служанками. Услышали девушки, как стучат по дороге конские копыта и скрипят колеса, покрикивает на лошадей возница и звенит оружие. Сказала Эмер одной из служанок: «Пойди, посмотри, что за герой едет к нам».

Вышла служанка за ворота, взглянула на дорогу, потом вернулась и сказала госпоже: «Мчится по дороге колесница, запруженная двумя конями. Один из них серый, широкобедрый, земля дрожит под его тяжелыми копытами. Другой — черный, как смоль, тонконогий, несется по земле, словно по воздуху, едва касаясь копытами травы. Колесница сделана из витых ивовых прутьев, колеса — из светлой бронзы, ее борта обиты яркой медью. Едет на колеснице прекраснейший из героев. Надувает он румяные щеки, глаза его сверкают, как пламя, брови его — чернее угля, зубы — белее жемчуга. На нем одежда алого цвета, на груди — золотая пряжка. На плечах его белый плащ, затканный красными и золотыми нитями. У бедра — меч с золотой рукояткой, на руке — щите серебряной оковкой».

Вот подъехал Кухулин к девушкам, сошел с колесницы.

Эмер, приветствуя его, сказала: «Пусть будет гладкой твоя дорога!» Кухулин ответил: «Желаю тебе не знать никакого зла!» И завели они между собой учтивую беседу.

Спросила Эмер: «Как твое имя, герой, и велики ли твои подвиги и слава?» Ответил Кухулин: «Зовусь я Кухулин, и клянусь тебе, что совершу такие подвиги, молва о которых пройдет по всему свету». Спросила Эмер: «А какова твоя сила?» Ответил Кухулин: «Одной трети моей силы хватит, чтобы победить тридцать воинов».

Спросила Эмер: «А где и как был ты воспитан?» Ответил Кухулин: «Рос я не как бедняк — между лавкой и квашней, между очагом и дверью в кладовую. Воспитал меня мой приемный отец король Конхобар — среди воинов и колесничих, среди друидов и ученых людей, среди певцов и музыкантов».

Потом спросил Кухулин: «А что ты можешь рассказать о себе?» Сказала Эмер: «Отец мой — Форгал Хитрый — храбрее любого воина, ученее друида, сладкоречивие певца. Воспитал он меня по древнему обычаю, в добродетели и благонравии. Много славных воинов добивались моей руки, но я — неприступная гора, я — воин, который не сдается, я — камыш, что растет в уединении. Нет женщины, равной мне, во всей Ирландии».

«Коли так, — сказал Кухулин, — почему бы нам не соединиться?» Ответила Эмер: «Я выйду замуж лишь за того, кто сразится с трижды девятью воинами — и поразит их одним ударом».

Сказал Кухулин: «Я совершу это для тебя».

«Тогда, — сказала Эмер, — я обещаю стать твоей женой — и исполню свое обещание».

После этого Кухулин вскочил на свою колесницу — и уехал. Узнал Форгал Хитрый, что Кухулин хочет жениться на его дочери, и решил воспрепятствовать этому.

Нарядился он в чужеземное платье и отправился ко двору короля Конхобара, назвавшись послом из страны галлов.

С почетом принял Конхобар мнимого посла, устроил в честь него пир.

На пиру разговор зашел о воинском искусстве, и сказал Форгал Хитрый, что далеко на востоке есть воительница по имени Скатах. Владеет она тайными боевыми приемами, и тот, кто побывает у нее в ученье, станет искуснейшим воином на всем свете.

Услышал это Кухулин и спросил: «А как найти воительницу Скатах?» Ответил Форгал: «Живет она на острове посреди моря. Далек и труден путь к ее жилищу. Нужно пройти Равнину Несчастий, миновать Долину Опасностей переправиться на остров по неприступному Мосту. Лишь доблестному воину этот путь под силу», — а сам подумал, что и доблестный воин того пути не осилит, что погибнет в дороге Кухулин.

Вот пустился Кухулин в путь. Прошел он Равнину Несчастий, где ноги путника прилипали к земле, миновал Долину Опасностей, кишащую свирепыми чудовищами, и подошел к Неприступному Мосту, что был перекинут с берега моря на остров, где жила воительница Скатах.

Только ступил Кухулин на мост, как другой его конец внезапно вздыбился — и отшвырнул Кухулина назад. Трижды пытался Кухулин перейти через мост, но не смог этого сделать. Тогда впал он в великую ярость, одним прыжком перенесся на середину моста, а вторым — на остров.

Подошел Кухулин к жилищу воительницы, стукнул в дверь древком копья, да так, что пробил дверь насквозь.

И сказала Скатах: «Стучит в мою дверь доблестный воин».

Стал Кухулин учиться у Скатах боевому искусству. Освоил прием вихря и прием грома, прыжок кота и прыжок лосося, геройский клич и геройский удар, бег по копью и стояние на его острие. Через год не было на всем свете воина, ему равного.

Тем временем Форгал Хитрый, думая, что Кухулин погиб, просватал дочь за соседнего короля Лугайда. Но Эмер поклялась своей жизнью, что любит Кухулина, и сказала, что стать женой другого было бы для нее бесчестьем. Разгневался Форгал Хитрый и запер дочь в одной из покоев своего замка.

Меж тем закончилось обучение Кухулина, и он вернулся в Ирландию. Узнал он, что Эмер сидит в заточении, и напал на замок Форгала. Прыжком лосося перенесся он через три стены, окружавших замок, геройским ударом поразил триждыдевять воинов, охранявших Эмер.

Устрашенный Форгал хотел спастись бегством, взобрался на замковый вал, но сорвался с него — и разбился насмерть.

А Кухулин отвез Эмер в Эмайн Маху. Там сыграли они свадьбу, и была Эмер Кухулину верной женой до самой его смерти.

III. Путешествие Кухулина на Остров Блаженства

В одной из саг рассказывается о путешествии Кухулина в потусторонний мир-мир сидов.

Сиды — «волшебный народ» — персонажи кельтских мифов. Сиды превосходят людей силой и мудростью, наделены магическим даром, вечной юностью и красотой. С установлением христианства к числу сидов были отнесены и древние языческие боги.

Именно кельтские сиды послужили прообразом популярнейших персонажей более поздних, в том числе и литературных, сказок — фей и эльфов.

Сиды обитали или в глубине зеленых холмов, или на чудесном Острове Блаженства, куда нет пути простым смертным.

Ирландцы утверждают, что с утесов западного побережья Ирландии в ясную погоду можно увидеть очертания этого острова.

Проникновение героя в потусторонний мир — распространенный сюжет в эпосе разных народов. Но Кухулин не просто проникает на Остров Блаженства, а отправляется туда по просьбе самих сидов, чтобы помочь им.

…Однажды 1-го ноября — в день праздника начала зимы собрались улады на берегу озера близ Эмайн Махи. Они веселились и пировали, состязались в ловкости и слушали певцов-сказителей.

Вдруг прилетела и опустилась на озеро стая красивых птиц.

Сказали уладские женщины, бывшие на празднике: «Ах, если бы кто-нибудь изловил этих птиц для нас!» Заспорили они, кому из уладов по силам совершить такое.

Красавица Этне Ингуба сказала: «Если кто и сможет поймать целую стаю птиц, то только Кухулин».

Стали женщины просить Кухулина, чтобы сделал он им такой приятный подарок.

Подошел Кухулин к самой воде, громким криком вспугнул птиц, метнул камень из пращи — и сбил на лету всю стаю.

Досталось женщинам каждой по две птицы, лишь красавица Этне осталась ни с чем.

Сказал ей Кухулин: «Не сердись. Обещаю, что первых же птиц, которых увижу, добуду для тебя».

Тут появились в небе две птицы, прекраснее которых прежде никто не видывал. Были они соединены друг с другом цепочкой из червонного золота.

Взялся Кухулин за пращу, но рыжеволосый Лойг — его возница и друг — сказал: «Кухулин, послушай доброго совета: не трогай этих птиц. По всему видать, наделены они тайной силой».

Но Кухулин ответил: «Может, это и так, но я обещал Этне добыть для нее первых птиц, которых увижу, — и сдержу свое обещание».

Метнул Кухулин камень из пращи — просвистел камень в воздухе и упал на землю, не попав в птиц.

«Горе мне! — воскликнул Кухулин. — С тех пор, как я взял в руки оружие, никогда еще не давал промаха!» Метнул он в птиц другой камень — и опять промахнулся. Метнул третий камень, но птицы были уже далеко и вскоре скрылись из глаз.

Охватили Кухулина стыд и досада. Молча отошел он в сторону, прислонился к большому камню — и вдруг погрузился в сон.

Во сне увидел он двух красавиц. Одна была в зеленом плаще, другая — в пурпурном. В руках они держали плети. Взмахнули красавицы плетьми, засмеялись — и стали хлестать Кухулина. Хлестали так долго, что Кухулин почувствовал себя близким к смерти.

Собрались улады вокруг, поняли, что творится со спящим что-то неладное, и хотели было разбудить, но один мудрый старец сказал: «Не троньте его, ибо он сейчас во власти видения».

Наконец Кухулин пробудился. Улады спросили: «Что с тобой было?» Но Кухулин смог только сказать: «Отнесите меня домой» — и рухнул на землю.

С того дня тяжко захворал Кухулин, лежал на своем ложе недвижный, словно мертвый, и никому не говорил ни слова.

Так прошел ровно год — и вновь наступил праздник начала зимы. Но в этот день не было обычного веселья. Друзья сидели вокруг ложа Кухулина и горевали. Его жена Эмер спела такую песню:

О, восстань от сна, герой Улада!..

Долгое лежанье отнимает силу,

Сон чрезмерный вреден, как сытому — пища,

Он вестник смерти, ее брат родной…

(ПереводАЛ. Смирнова)


Вдруг появился некий человек и сказал: «О, Кухулин, горестен теперь твой вид, но недолго пребывать тебе в болезни. Нынче ночью приходи к тому камню, где год назад тебе было виденье. Там будет ждать тебя одна из моих сестер». Так сказал человек и исчез. И поняли все, видевшие это, что был перед ними не человек, а сид.

Кухулин тут же поднялся со своего ложа — и стал здоров, как прежде.

Ночью пошел он к камню. Там встретила его сида в зеленом плаще — одна из красавиц, виденных им во сне. Она сказала: «В добрый час, Кухулин!» Кухулин ответил: «Недоброй была наша давешняя встреча».

Сказала сида: «Я не хочу тебе зла, а прошу помощи для моего народа. Мы обитаем среди светлых вод, на Острове Блаженства. Меня зовут Либан. Мой муж — Лабрайд — Меч Быстрый в Бою — много лет ведет войну со своими врагами и не может их одолеть. Помоги ему победить — и ты получишь в награду мою сестру прекрасную Фанд. Из любви к тебе она покинула своего мужа, повелителя морской стихии Мананнана, которого прежде любила».

Мрачен стал Кухулин и сказал: «Я бы охотнее отправился в какие-нибудь другие края, ибо слыхал, что на Острове Блаженства властвуют силы, чуждые смертным».

Но Кухулин не мог отказать просящему, и пошел следом за сидой Либан к берегу моря. Там они сели в бронзовую ладью и переправились на Остров Блаженства.

Либан привела Кухулина в жилище своего мужа Лабрайда. Богат был Лабрайд-Меч Быстрый в Бою. На западной стороне его двора паслись пестрогривые кони, на восточном — гуляли сладкогласые птицы. Посредине стояло серебряное дерево с золотыми листьями, а вокруг — еще триста тридцать деревьев, на каждом из них росло столько плодов, что ими могли насытиться триста человек. И были все те плоды без жесткой кожуры.

А еще был у Лабрайда боченок с веселящим пивом, и сколько бы из него ни пили, боченок всегда оставался полнехонек.

Вот вошел Кухулин в дом Лабрайда. Крышу там подпирали столбы из серебра, столешницы были позолочены, ложа стояли на бронзовых ножках, а освещался дом не огнем, а сиянием драгоценных каменьев. Встретили Кухулина трижды пятьдесят женщин, поклонились ему и сказали: «Привет тебе ради той, с кем ты пришел, и ради тебя самого!» Спросила Либан: «Где муж мой Лабрайд?» Ответили женщины: «Твой муж бьется с врагами».

Вскоре вернулся Лабрайд-Меч Быстрый в Бою. Нерадостен был его вид.

Сказала мужу Либан: «Привет тебе, о Лабрайд, храбрейший из воинов, сокрушитель сильных!» Но ничего не ответил Лабрайд жене.

Тогда сказала Либан: «Привет тебе, о Лабрайд, стремящийся в бой, не страшащийся ран!» По-прежнему безмолствовал ее муж.

И в третий раз заговорила Либан: «Приветтебе, о Лабрайд, бесстрашный, как буря, могучий, как море!» Тогда ответил Лабрайд: «Не мила мне твоя речь, женщина! Жестокой была нынче битва, но не мне досталась победа».

«Порадуйся же, — сказала Либан. — Кухулин здесь, снами!» Лабрайд приветствовал Кухулина. Кухулин сказал: «Идем, взглянем на вражеское войско».

Вышли они в поле. Врагов было так много, что, казалось, заполонили они всю страну.

Сказал Кухулин Лабрайду: «Теперь удались. Я один сражусь с твоими врагами».

Испустил Кухулин боевой клич — и ринулся в битву. Словно молния, разил его меч, одним ударом поражал Кухулин тридцать человек. В ужасе убежали враги с поля боя. Но воинственный пыл Кухулина еще не иссяк.

Тогда испугались сиды, что обратится ярость Кухулина против них самих. Принесли они три чана ледяной воды, чтобы мог Кухулин остудить свою ярость. Прыгнул он в первый чан — вода в нем обратилась в пар, прыгнул во второй — вода закипела, прыгнул в третий — стала вода в чане так горяча, что не всякий бы выдержал.

Со славой вернулся Кухулин с поля боя. Женщины пели ему хвалебную песню:

Дивный герой на колеснице

Возвращается к нам; он безбород и юн.

Прекрасен и слажен его победный въезд

Этим вечером после боя…

(ПереводАА. Смирнова)


Красивы были женщины в стране сидов, но лучше всех — сестра Либан, сида по имени Фанд. Имя это значит «слеза», ибо чиста и непорочна была душа красавицы.

Сказала Фанд Кухулину: «Долго ждала я тебя — и вот дождалась!» Целый месяц провел Кухулин с прекрасной Фанд, но пришла пора возвращаться ему домой.

Сказала Фанд на прощанье: «Когда бы ты меня ни позвал — я приду».

Вернулся Кухулин в Эмайн Маху и зажил по-прежнему. Но вскоре затосковал он по прекрасной Фанд, позвал ее — и она откликнулась, как обещала. Условились они встретиться ночью на берегу моря.

Узнала о предстоящем свидании жена Кухулина Эмер. Взяла она острый нож из голубой стали, позвала пятьдесят знатных женщин и пошла на берег моря, чтобы убить соперницу, похитившую у нее любовь мужа.

Вот предстала Эмер перед своим мужем и Фанд.

В страхе воскликнула Фанд: «О, Кухулин! Подобна свирепому воину, устремляющемуся в битву, твоя жена. Нож из голубой стали в ее руке!» Кухулин сказал возлюбленной: «Не бойся, не тронет тебя Эмер». Потом сказал жене: «Я не стану силой отнимать у тебя нож. Я отступлю перед тобой, как отступают перед другом, и твоя ярость сама утихнет».

Спросила Эмер: «Ответь мне, Кухулин, почему ты покрыл меня позором, почему предпочел мне другую?» Ответил Кухулин: «Фанд прекрасна, мудра и чиста, происходит из знатного рода, искусна в вышивании и всяком другом рукоделии».

Сказала Эмер: «Женщина, которую ты так хвалишь, ничуть не лучше меня. Но так уж повелось: все яркое — красиво, запретное — сладко, новое — желанно, а привычное — постыло».

«Клянусь, — воскликнул Кухулин, — ты дорога мне не меньше, чем была прежде, и я никогда тебя не покину!» «Увы, — сказала Фанд, — этого-то я и боялась. Не тебя, Эмер, а меня покидает нынче Кухулин. Хотела бы я остаться с ним навсегда, но должна уйти, ибо вижу теперь, что любовь моя к нему безответна. Я возвращаюсь в свою страну. Больше не коснется любимого моя рука, но душа моя будет стремиться к нему вечно!» Тут охватила ее скорбь и печаль, и заплакала Фанд горючими слезами.

Вдруг вспенилась морская гладь — то скакал на своей колеснице повелитель морской стихии, муж прекрасной Фанд — Мананнан. Узнал он, что его жене угрожает соперница, что покидает ее возлюбленный — и поспешил к ней на помощь.

Стыд и раскаянье охватили Фанд и она сказала: «Вот супруг мой Мананнан, прекрасный и благородный всадник, покрытый морскою пеной. Ему нет нужды в деревянной ладье, мудрость его проницает расстоянье, знает он, что происходит вдали от него. Никогда ничем он меня не обидел, и было время, когда я его любила, была ему верной женой. Но хрупка любовь, неисповедимы ее пути. Я разлюбила Мананнана, полюбила другого, но тот, кого я полюбила, нынче принес мне горькое страданье».

Мананнан достиг берега, остановил свою колесницу и сказал: «Привет тебе, Фанд! Решай, последуешь ли ты за мной, или останешься ждать, когда вернется к тебе Кухулин».

Ответила Фанд: «Я последую за тобой, потому что Кухулин никогда ко мне не вернется!» Увидел Кухулин, что удаляется Фанд с Мананном, воскликнул: «Как могло такое случиться?» Рыжий Лойг, его верный возница, сказал: «Фанд удаляется с Мананном, потому что она не полюбилась тебе больше Эмер».

Тогда совершил Кухулин три великих прыжка, умчался в горы и долгое время жил там, не принимая ни пищи, ни питья.

Эмер пошла к королю Конхобару и рассказала ему обо всем, что случилось.

Конхобар послал к Кухулину ведунов и друидов. Кухулин хотел их убить, но они крепко ухватили его за руки и за ноги и стали петь над ним волшебные песни, а потом поднесли ему напиток забвения. Выпил его Кухулин и забыл прекрасную Фанд.

А Мананнан, чтобы не встретились больше Кухулин и Фанд, взмахнул между ними своим плащом.

IV. Похищение быка из Куальнге

Ирландские саги, как правило, невелики по объему и рассчитаны на то, чтобы их можно было рассказать в течение одного вечера.

Исключение составляет сага, известная под названием «Похищение быка из Куальнге». В ее рукописи, относящейся к XII веку, содержится краткое предисловие, озаглавленное «Как было найдено «Похищение быка из Куальнге». Начинается оно так: «Собрались однажды поэты со всей Ирландии (…), дабы выяснить, знает ли кто-нибудь из них «Похищение быка из Куальнге» целиком. Но сказал каждый из них, что известна ему лишь часть».

Поэты решили отыскать полный текст саги, и один из них, Миурген, оказался в своих странствиях возле могилы одного из участников «Похищения», по имени Фергус. «И тогда явился перед ним Фергус во всем великолепии своем — с каштановыми кудрями, в зеленом плаще, (…) с мечом с золотой рукоятью, в сандалиях с бронзовыми пряжками. Рассказал ему Фергус все «Похищение» целиком, как все случилось тогда, от начала и до конца».

Сага рассказывает о борьбе, которую вели между собой два ирландских королевства Улад и Коннахт за обладание чудесным быком.

Охрана стад была постоянной заботой древних ирландцев. Нередки были случаи угона чужого скота, что приводило к многочисленным и подчас серьезным столкновениям. В саге такое столкновение приобретает эпический характер.

Войско королевства Коннахт возглавляет королева Медб. Женщины-воительницы встречаются в ирландских сагах неоднократно (достаточно вспомнить Скатах, у которой Кухулин обучался военному искусству). Объясняется это тем, что в Ирландии очень долго сохранялись пережитки матриархата, женщины владели собственным имуществом, принимали участие в сражениях. Лишь в 697 году был принят закон об освобождении женщин от воинской повинности.

Как-то раз, ложась спать, король Коннахта Айлиль и его жена королева Медб заспорили, кто из них был богаче до того, как соединили они свои владения.

Айлиль сказал: «Преумножились твои богатства после того, как я взял тебя в жены».

Медб возразила: «И прежде их было немало. Многое, чем ты сейчас владеешь, принесла тебе я, став твоей женой».

Так спорили они немалое время, а потом решили пересчитать все свое добро, чтобы узнать наверняка, кто из них превосходит другого богатством.

Вот принесли им слуги деревянные чаши и железные кубки, кадки и бочки, чаны для мытья, золотые ожерелья, браслеты, кольца, платье разных цветов, а также полосатое и в клетку. Затем пригнали отары овец из загонов, табуны коней с полей и лугов, стада свиней с косогоров и пустошей.

Все осмотрели и сосчитали король с королевой и увидели, что равны их богатства и числом и добротностью.

Но тут с дальних пастбищ пригнали стада коров. И оказалось, что у Айлиля есть бык по имени Финдбеннах, равного которому по мощи и красоте нету в стаде королевы Медб.

Не в радость стало королеве все ее богатство. Разослала она гонцов по всей Ирландии, чтобы нашли для нее быка не хуже Финдбеннаха.

Отыскался такой бык в королевстве уладов, в краю Куальнге. Звали его Донн Куальнге, то есть Бурый из Куальнге.

Так велик был Донн Куальнге, что сотня воинов могла укрыться в его тени. Пятьдесят телок покрывал он каждый день — и уже через сутки каждая приносила по теленку. А когда вечерами мычал Донн Куальнге у своего сарая, то всякий человек и на севере и на юге, на западе и на востоке мог наслаждаться его звучным мычанием.

Решила королева Медб похитить быка у уладов. Собрала она большое войско. Были в нем воины не только из Коннахта, но и из трех других королевств Ирландии — из Мунстера, Лейнстера и Миде.

Выступили в поход войска четырех королевств, чтобы помочь королеве Медб завладеть Донном Куальнге.

Ранним утром подошли они к границе Улада и остановились у реки возле брода. Ночью выпало невиданно много снега, кони проваливались в снег по грудь, пешие воины — по самые плечи.

На другом берегу поджидал врагов Кухулин. Стоял он один, не было с ним никого, кроме верного возницы рыжеволосого Лойга. В одиночку собрался Кухулин защищать границы Улада.

Тут надо рассказать, почему случилось так, что был он один.

В давние времена жил улад по имени Крунху. Жена его умерла, и некому было заботиться об его хозяйстве.

Однажды в дом Крунху вошла женщина, которой он никогда прежде не видел. Прекрасно было ее лицо, строен стан, богата одежда. Ни слова не сказав, развела она огонь в очаге, замесила квашню, испекла хлеб. Целый день хлопотала она по хозяйству, и все, что ни делала — делала хорошо. Вечером женщина взяла ведро, подоила коров, а когда пришло время ложиться спать, погасила огонь и легла под плащ к Крунху.

Так стала красавица его женой. Звали ее Махой, и была она не простой женщиной, а сидой.

Хорошо жили Крунху и Маха. Ни в чем не знали они недостатка, само собой преумножалось их богатство, в доме было тепло и чисто. Но Маха предупредила мужа, чтобы он никому о ней не рассказывал, не хвастался тем, что во многом она превосходит обычных людей.

Раз захотелось Крунху пойти на праздник начала зимы, что каждый год справляли улады на широкой равнине. Стала Маха его отговаривать: «Не ходи. Ведь не сможешь ты удержаться — и расскажешь кому-нибудь обо мне!» Но Крунху обещал молчать и пошел на праздник.

Много собралось там народу, было весело и шумно. Воины состязались в стрельбе из лука, в метанье копья и поднятии тяжестей.

Под конец устроили состязание в беге на колесницах. Принял в нем участие и сам король. Королевская колесница, запряженная белыми конями, пришла первой, и все закричали: «Нет ничего во всей Ирландии быстрее этих коней!» И тут Крунху сказал: «Моя жена может бежать быстрее, чем эти кони».

Услышал его слова король, велел привести жену Крунху — пусть она докажет, что ее муж говорит правду.

Привели Маху, и приказал ей король бежать наперегонки с его конями.

Стала Маха просить короля: «Дайте мне отсрочку, ибо я на сносях и близки мои родовые муки».

Но король сказал: «Раз ты отказываешься бежать, значит твой муж солгал — и надлежит его казнить».

Тогда сказала Маха: «Приходится мне согласиться. Но знайте: навлекаете вы на себя беду, обходясь со мною так жестоко!» Велела она пустить вскачь королевских коней, и сама побежала вровень с ними. В конце бега кони отстали, а Маха, добежав, упала на землю и в муках произвела на свет двух близнецов — сына и дочь.

И сказала Маха королю и всем уладам: «Отныне каждый раз, как станут угрожать Уладу враги, все его мужчины будут испытывать муки, подобные мукам рожающей женщины. И так будет девять поколений».

Исполнилось то, что сказала Маха. Тяжким грузом легло на уладов ее проклятье. С той поры в часы опасности настигал уладов жестокий недуг. И лишь Кухулин, рожденный от бога, оказался ему неподвластен.

Потому-то и вышел он один, а не вместе со всеми уладами, сражаться с войском четырех королевств.

Вот стоят враги на одном берегу, Кухулин — на другом. Итак велик был его воинственный пыл, что снег растаял на тридцать шагов вокруг него. Громко закричал Кухулин, призывая противников помериться с ним силой.

Но воинов четырех королевств охватила робость и каждый из них сказал: «Не я первым пойду на бой с Кухулином, ибо нелегко справиться с ним».

Так прошел день. Когда наступил вечер, войско четырех королевств стало устраиваться на ночлег. Раскинули шатры, развели огонь, сварили себе еду, поужинали и легли спать.

Разгневался Кухулин, схватил пращу и стал метать через реку камни, чтобы разбудить врагов. От этих камней погибло сто воинов.

И продолжалось так не один день и не одну ночь.

Сказала королева Медб: «Ненадолго хватит нашего войска, если каждую ночь станет Кухулин убивать по сотне воинов». И решила она заключить с Кухулином уговор. Пообещала ему молочных коров и красивых невольниц, если укротит он свою пращу и не станет убивать спящих.

Ответил Кухулин: «Не надо мне ни коров, ни невольниц. Пусть лучше каждый день выходит кто-нибудь из ваших воинов, чтобы сразиться со мной один на один. Тогда не придется мне убивать их ночью спящими».

Сказала Медб своему войску: «Лучше терять по одному воину в день, чем по сотне каждую ночь».

Наступило утро. Вышел первый воин на единоборство. Двумя ударами разрубил Кухулин врага натрое: от макушки до пояса, а потом — поперек.

Так началась война Кухулина и войска четырех королевств.

Каждый день вставал Кухулин рано утром и быстро, словно кошка, бегущая к сметане, проделывал все боевые приемы, чтобы не забыть, не растерять их, а потом сражался с одним из вражеских воинов — и всегда побеждал.

Не могли враги перейти границу Улада, по-прежнему далек был от них бык Донн Куальнге.

И никогда бы они его не похитили, если бы не помогла им злая сида по имени Морриган. Она была колдуньей и не любила Кухулина. Отправилась Морриган в Куальнге, села на камень и сказала быку: «Послушай, Донн Куальнге, скоро придет сюда войско четырех королевств, чтобы увести тебя с собой. Уходи отсюда подальше, чтобы они тебя не нашли».

Пошел бык, да только не в глубь страны, а прямо к границе. Тут захватили его враги и угнали в свой лагерь.

Не уберег Кухулин Донна Куальнге! За всю жизнь не было у него большего горя и бесчестья.

А королеве Медб показалось мало, что похитила она Донна Куальнге, захотелось ей угнать и другую скотину уладов. Поэтому ее войско продолжало стоять у брода, и каждый день высылала она по воину против Кухулина.

Однажды сражался с Кухулиным воин по имени Лох. Был он так храбр и силен, что даже Кухулину оказалось нелегко его одолеть. К тому же вмешалась в бой Морриган — злая сида. Обернулась она скользким черным угрем, обвилась вокруг ног Кухулина. Пока он пытался освободиться. Лох нанес ему удар в грудь. Морриган превратилась в рыжую волчицу, вцепилась в Кухулина зубами. В то время, как Кухулин отрывал ее от себя, снова ранил его Лох.

Но все же Кухулин победил противника, хоть и дважды раненый, поразил Лоха в самое сердце.

Попросил его Лох о последней милости: «Прошу тебя, Кухулин, отступи на шаг, чтобы мог я упасть головой на восток, куда мы стремимся, а не на запад, откуда пришли».

«Воистину, — сказал Кухулин, — это — желание воина». Он отступил на шаг. Лох упал головой к востоку и умер.

Был у Кухулина среди воинов четырех королевств друг, звали его Фер Диад. Некогда оба они обучались у воительницы Скатах боевому искусству и тогда совершили обряд побратимства.

И вот пришел черед Фера Диада выйти на бой с Кухулином. Фер Диад хотел отказаться, говоря, что не может сражаться с названым братом.

Стала королева Медб его уговаривать. Посулила ему колесницу стоимостью четырежды семь невольниц, цветную одежду, землю на плодородной равнине, освобождение ему самому и его потомству от всех податей и повинностей на вечные времена, а еще — свою дочь красавицу Финдабайр в жены.

Прельстился Фер Диад посулами Медб — и вышел сразиться с Кухулином.

Вот приготовились они кбою.

Сказал Кухулин: «Негоже нам биться друг с другом, когда столько раз бились мы вместе».

Ответил Фер Диад: «Увы, обещал я сразиться с тобой, и бесчестно было бы мне отказаться от боя».

Сошлись два героя в жестокой схватке. Силой и храбростью Фер Диад почти не уступал Кухулину, почти равен был ему воинским искусством.

Страшные раны наносили они друг другу. Птицы, что слетаются на тела убитых, уже кружились над ними, ожидая, что вот-вот один из бойцов упадет и станет их добычей.

Так сражались они от рассвета до вечера. Когда стемнело, герои прекратили бой, обнялись, трижды поцеловались и разошлись по разные стороны брода, чтобы назавтра снова начать сражаться.

Ночь их кони провели в одном загоне, возницы — у одного костра.

Пришел к Кухулину знахарь из ближней деревни, принес целебные травы, стал творить заклинания, чтобы остановить кровь, бегущую из ран, облегчить боль, терзающую тело.

Кухулин велел половину целебных трав отнести на ту сторону брода Феру Диаду.

А Фер Диад отправил Кухулину половину яств и напитков, что прислала ему королева Медб.

Наутро снова сошлись они в поединке. Отважно было нападение, искусна была защита, и ни один не мог одолеть другого. К вечеру измучились их кони, изнемогли возницы, устали и сами герои. Снова обнялись они, трижды поцеловались — и разошлись до утра.

Утром увидел Кухулин, что лицо побратима бледно, взгляд его потускнел, не блестят, как прежде, его волосы.

Опечалился Кухулин и сказал: «О Фер Диад! Вижу, что нынче обречен ты на смерть».

Ответил Фер Диад: «О брат мой милый! Знать, суждено, чтобы тебе достались победа и слава, а я ушел под землю, на свое последнее ложе».

Стали они готовиться к сраженью. Кухулин сказал своему возничему рыжеволосому Лойгу: «Если сегодня я начну уступать противнику, то брани и срами меня, чтобы усилилась моя ярость. А если буду побеждать, то хвали меня и прославляй, чтобы укрепилось мое мужество».

Вот сошлись герои для последнего боя. Взмахнул Кухулин мечом, чтобы срубить голову Феру Диаду, но тот отразил удар, да так, что Кухулин отлетел на середину брода. Закричал Лойг: «Стыд и срам тебе, Кухулин! Фер Диад побил тебя, как нянька непослушного ребенка, бросил в воду, как грязную чашку в лохань, обрушился на тебя, как ястреб на глупого цыпленка!» Распалился яростью Кухулин от такого поношения, быстрее ветра, стремительней ласточки бросился на Фера Диада.

Так яростно сошлись бойцы, что треснули их щиты, погнулись копья, а духи и демоны, что были изображены на их оружии, испустили громкий крик. Испугались этого крика кони в лагере четырех королевств, обезумев, сорвались с привязи и помчались прочь, топча все и всех на своем пути.

Нанес Кухулин последний могучий удар. Упал Фер Диад на землю и сказал, умиряя: «Тобой, о, Кухулин, сражен я насмерть!» Кухулин отбросил оружие, встал на колени рядом с телом друга, и от горя свет помутился в его глазах. Стал Кухулин оплакивать Фера Диада: «О, Фер Диад, брат мой любимый! Горькой была наша последняя встреча. Лучше бы ты отрубил мне ногу или руку, но остался бы жив. Теперь нет со мною моего брата, и вечной будет наша разлука!» Тут закричал рыжеволосый Лойг: «Поднимайся, Кухулин! Сто воинов четырех королевств идут на тебя, чтобы отомстить за смерть Фера Диада. Это уже не будет поединком: нападут они на тебя всем скопом!» Так нарушила уговор королева Медб. С того дня стала она высылать против Кухулина по сотне воинов сразу. И бился Кухулин каждый день от восхода солнца до заката, а по ночам спал, склонив голову на кулак, в котором сжимал копье, и положив меч на колено.

Тяжко страдал Кухулин от ран, что нанес ему Фер Диад, и на исходе были его силы.

Охватила его великая грусть, оттого что сражается он в одиночку и никто не придет ему на подмогу. Сложил Кухулин такую песню:

«Стекает кровь с моего копья.

От ран жестоко страдаю я

Не спешат мои друга ринуться в бой.

Верен мне только возница мой. (…)

Хороша пословица, хоть и стара:

Из одного полена не разжечь костра. (…)

Я один у брода, от войска вдали,

На самом краю Великой Земли…»

(Перевод С. Шкунаева)


Вдруг показались вдали колесницы. То спешили к Кухулину трижды пятьдесят юношей из Эмайн Махи. Были они так юны, что еще не могли называться мужчинами, и поэтому были неподвластны недугу уладов.

Вступили юноши в бой с врагами и многих побили, но сами полегли все до единого.

«Увы! — воскликнул Кухулин. — Кабы не страдал я от ран и были бы прежними мои силы, не дал бы я погибнуть юношам Эмайн Махи. Теперь же остается мне только отомстить за их смерть!» Велел Кухулин рыжеволосому Лойгу запрячь колесницу — и устремился на врагов. От великой ярости облик Кухулина исказился и стал ужасен: все его кости, все суставы и сухожилия пришли в движение, мышцы вздулись буфами, волосы встали дыбом и превратились в железные острия. Один глаз ушел в глазницу так глубоко, что и журавль не смог бы его достать, а второй выкатился наружу и стал размером с котел, в котором можно сварить теленка.

Стук его сердца был подобен рычанию льва, молнии сверкали вокруг лба, а над макушкой поднимался столб багрового дыма, словно над крышей дома, в котором зимним вечером остановился король.

Ринулся Кухулин разить врагов. Сражался он весь день и всю ночь, и никто не смог бы сосчитать, сколько воинов пало в том бою от его руки.

А утром вернулся к нему его прежний, приятный облик.

В войске четырех королевств было много женщин и девушек, поскольку многих воинов сопровождали их жены и дочери.

Кухулин захотел показать им, что он снова обрел свое приятное обличье, ибо вряд ли кому из них пришелся по нраву тот страшный образ, который он принял в бою.

Облачился Кухулин в шелковую рубаху и пурпурный плащ, падающий пятью складками и украшенный бахромой. Его глаза сияли, как драгоценные камни, волосы, черные у корней, красные посредине, золотые на концах, лежали кольцами. Сел Кухулин в свою колесницу и проехался перед вражеским войском — туда и обратно.

Женщины четырех королевств любовались его красотой и просили своих мужей и отцов посадить их на щиты и поднять повыше, чтобы могли они лучше видеть Кухулина.

Тем временем кончился срок заклятья — и отпустил уладов их недуг, восстали они с одра болезни. Король Конхобар собрал войско и во главе его двинулся к границе Улада, на помощь Кухулину.

Услышала королева Медб шум и грохот, будто рухнули небеса на землю, или море со всеми рыбами хлынуло на сушу, или раскололась мировая твердь. То скакало войско уладов, и земля содрогалась под копытами коней.

Затем увидела королева Медб вдали клубы тумана, сквозь который виднелись холмы и утесы, чернели глубокие пещеры. Был тот туман дыханьем уладских воинов и их коней, холмы и утесы — шлемами на их головах, пещеры — ртами, раскрытыми в воинственном кличе.

И вот вступило войско уладов в бой с войском четырех королевств.

Но Кухулина улады не пустили в битву, его связали ремнями, сказав, что покрытый тяжкими ранами, он не сможет устоять против врагов.

Лежит Кухулин, распростертый на ложе, и с криком рвется в сраженье. Рядом с ним сидит его верный Лойг.

Спросил Кухулин: «Кто начал битву, друг мой Лойг?» Лойг ответил: «Самые молодые улады».

«И как они бьются?» «Храбро, о, Кухулин».

«Горе мне, — воскликнул Кухулин, — что я не с ними!» Некоторое время спустя, он спросил: «А кто теперь идет в бой?» Ответил Лойг: «Опытные воины. Вышли они из своих шатров, и те, у кого выход был обращен к востоку, прошли прямо сквозь шатер на запад, чтобы не мешкать, обходя его».

«Увы! — воскликнул Кухулин. — Нет у меня сегодня сил, чтобы быть среди них».

Меж тем улады и воины четырех королевств рубили, кололи, резали, убивали и крушили друг друга, и делалось это уже долгое время. Сама королева Медб взялась за оружие и ввязалась в бой против уладов.

Сказали улады: «Мы ни на шаг не отступим перед врагом, пока небеса у нас над головой, земля под ногами и море вокруг!» Вот в самом центре сражения враги стали теснить короля Конхобара. Услышал Кухулин, как звенит щит короля под ударами вражеских мечей, и воскликнул: «Неужели кто-то посмел нанести удар по щиту моего короля, пока я жив!» Разорвал Кухулин свои путы, поднялся с ложа. Не было у него никакого оружия, лишь стояла неподалеку колесница. Кухулин взвалил ее на плечи, устремился в гущу сражения и стал разить врагов, нанося удары колесницей направо и налево. К вечерней заре в руках у него остался лишь пучок спиц от колеса да несколько жердей от бортов, но и тогда он продолжал сражаться.

Дрогнуло войско четырех королевств — и обратилось в бегство.

Меж тем королева Медб поспешила отправить под хорошей охраной Донна Куальнге в свою столицу Круахан.

Трижды взревел Донн Куальнге, оказавшись в незнакомом краю. Грозным ревом ответил ему Финдбеннах — бык из стада короля Айлиля.

Сцепились два быка в яростной схватке. Глаза их горели огнем, щеки и ноздри раздувались, как кузнечные мехи, комья земли летели из-под копыт выше загривков. Велика была мощь и ярость Финдбеннаха, но все же Донн Куальнге поднял его на рога и бездыханного швырнул на землю.

Никто не посмел приблизиться к разъяренному быку, Донн Куальнге повернулся — и пошел обратно в Улад.

Но был он истомлен долгим путем, измучен жестокой схваткой. Едва увидел Донн Куальнге родную землю, сердце его раскололось, как орех, и он упал замертво.

Так заканчивается сага «Похищение быка из Куальнге».

V. Смерть Кухулина

Королева Медб не могла смириться с поражением и решила: раз нельзя одолеть Кухулина силой, надо погубить его колдовством и обманом.

Снова собрала она войско, а во главе его поставила трех чародеев. Были они сыновьями Калатина, которого некогда убил Кухулин, и ненавидели героя лютой ненавистью. После гибели отца они принесли в жертву по одному своему глазу и по одной руке — и обрели дар чародейства.

Войско королевы Медб подошло к столице уладов так близки, что во дворце короля Конхобара было слышно, как бряцает оружие врагов. Черной тучей поднимался дым от сожженных ими селений.

А уладов опять поразил их тяжкий недуг-заклятье, и снова пришлось Кухулину идти на врагов в одиночку.

Стал он снаряжаться в бой. Надел боевые доспехи, накинул алый плащ, взял золотую пряжку, чтобы застегнуть плащ на плече, но пряжка выпала у него из рук и до крови поранила ему ногу. Сказал Кухулин: «Недобрый это знак. Верно, суждено мне нынче погибнуть».

Тут пришел возница Кухулина рыжеволосый Лойн и сказал: «Заупрямился твой любимый конь, прославленный Серый. Не дает запрячь себя в колесницу».

Кухулин пошел на конюшню, сказал коню: «Не в твоем обычае, Серый, не слушаться моего возницу».

Из глаз коня скатились две слезы, упали под копыта. Повернулся конь к хозяину левым боком — а это тоже был недобрый знак, но позволил запрячь себя в колесницу.

Улады прослышали, что Кухулину были зловещие предзнаменования. Зарыдали трижды пятьдесят женщин Эмайн Махи, стали просить Кухулина, чтобы не покидал он города, не шел на верную смерть.

Лойг посоветовал Кухулину послушаться женщин, но Кухулин сказал: «Вознице подобает править конями, женщинам — сетовать, воину — защищать свой народ». Выехал он за ворота Эмайн Махи и устремился к равнине, где ждали его враги.

По пути увидел он трех старух. Старухи были ведьмами, и подослала их королева Медб. Ведьмы сидели вокруг костра и жарили на рябиновых прутьях песье мясо, приправляя его ядовитыми травами и сдабривая заклинаниями.

Старухи позвали Кухулина: «Присядь, герой, к нашему огню, отведай нашего угощения».

Кухулин ответил: «Не могу, ибо зовут меня Кухулин — Пес Кулана, и я дал зарок не есть песьего мяса».

Но старухи сказали: «Ты гнушаешься нашей бедностью, недостойно это героя».

Устыдился Кухулин, присел к костру. Взял левой рукой песью лопатку, обглодал с нее мясо — и тут же левая его рука утратила прежнюю силу, а ведь левой рукой воин в бою держит щит.

Подъехал Кухулин к полю боя, увидел многочисленные вражеские колесницы, реющие знамена, сверкающее оружие и сказал: «Увы! Этот бой будет для меня последним».

Кухулин на своей колеснице врезался во вражеское войско. То мечом, то копьем без промаха разит он врагов. Сколько в море песчинок, в небе звезд, весной росы, зимой снежных хлопьев — столько воинов полегло от его руки.

Но вот предстал перед Кухулином не воин, а заклинатель. Он сказал: «Отдай, Кухулин, мне свое копье».

А было всем известно, что Кухулин никогда не отказывает просящему. Однако на этот раз Кухулин сказал: «Клянусь, сейчас мне копье нужнее, чем тебе. Враги нападают на меня — и я сражаюсь с ними».

Но заклинатель сказал: «Если не отдашь мне копья, я сложу песню тебе в поношенье — и великий позор падет на тебя!» Воскликнул Кухулин: «Никогда еще не бывал я опозорен за скупость! Возьми!» Он метнул копье древком вперед. Полетело оно с такой силой, что насквозь пронзило заклинателя и еще девять воинов, что стояли за его спиной.

Копье Кухулина поднял воин по имени Лутайд и спросил у трех одноглазых и одноруких чародеев, возглавлявших войско: «Кому принесет смерть это копье?» Чародеи ответили: «Королю».

Лугайд удивился, ибо намеревался он поразить копьем Кухулина, а тот не был королем. Все же метнул он копье в Кухулина, но попало оно не в героя, а в его возницу — верного Лойга.

Лойг сказал: «Я получил смертельную рану». Простился с ним Кухулин, выдернул из раны копье — и Лойг умер.

Тогда Кухулин сказал: «Буду я сегодня и воином и возницей».

Но тут появился перед ним другой заклинатель и сказал: «Отдай мне свое копье».

Кухулин ответил: «Я уже отдал его сегодня, и никто не может меня упрекнуть, что я отказал просящему».

Заклинатель сказал: «Я сложу песню в поношение всем уладам — и позор падет на твой народ».

Воскликнул Кухулин: «Не подвергнется Улад бесчестью из-за меня!» Как и в первый раз, метнул он копье древком вперед, поразило копье заклинателя и еще девять воинов.

Копье поднял воин по имени Эрк. Он спросил у чародеев: «Почему в прошлый раз копье поразило возницу, хотя вы сказали, что оно принесет смерть королю?» Ответили чародеи: «Лойг был королем среди возниц, не было ему равных».

Эрк метнул копье в Кухулина, но попал в одного из его коней, в Серого, которого Кухулин любил, как друга.

Простились конь и хозяин, и Кухулин сказал: «Сегодня я буду сражаться на колеснице об одном коне».

Он уперся ногою в дышло и снова стал крушить врагов.

Но уже поджидал его третий заклинатель с угрозой: «Если не отдашь мне копье, Кухулин, я сложу песню, которая принесет позор твоему роду».

Кухулин сказал: «Пусть я погибну, но не стану причиной позора моих родичей».

В третий раз метнул он копье древком вперед, поразив заклинателя и девятерых воинов.

Снова завладели враги копьем Кухулина. Сказали чародеи: «В первый раз копье поразило короля возниц, во второй — короля коней. В третий раз поразит оно короля героев».

Просвистело копье в воздухе — и вонзилось Кухулину в грудь!

Окружили его враги. Сказал Кухулин: «Хотелось бы мне перед смертью добраться до озера и испить из него воды».

Враги сказали: «Не станем противиться этому».

«Идите следом за мной, — сказал Кухулин, — ибо уже не смогу я вернуться».

Зажимая рукой смертельную рану, пошел Кухулин к озеру и в последний раз испил холодной воды. Потом встал у высокого камня и привязал себя к нему поясом, потому что хотел умереть стоя.

Издали смотрели враги на героя.

С неба слетели птицы, сели ему на плечи — и Кухулин испустил дух.

56. ДЕЯНИЯ БРИТТА

Рассказ о деяниях Бритта, легендарного основателя королевства Британии, содержится в двух средневековых исторических книгах: «Истории бриттов» Ненния, написанной в IX веке, и «Истории бриттов» Гальфрида Монмутского, написанной в XII веке.

Как и все средневековые историки, Ненний и Гальфрид Монмутский широко пользовались в качестве источников устными народными преданиями.

Ненний в предисловии к своей «Истории» пишет: «Я, Ненний, ученик Эльводуга, постарался записать некоторые известия, (…) ибо (…) ученые мужи нашего острова не оставили в своих книгах ни малейшего упоминания о происходившем на нем. Я же собрал все, что нашел, как из анналов римлян, так и из сочинений святых отцов (…), а также из изустного предания наших предков, о чем уже пытались, но безуспешно, написать многие ученые мужи и хранители книг; не знаю, какие препятствия помешали им в этом, то ли бесконечно частые моровые поветрия, толи бедствия бесчисленных войн».

Легендарного основателя Британии — Бритта — и Ненний, и Гальфрид Монмутский называют правнуком Энея — столь же легендарного основателя Римского государства.

С I по V века Британия находилась под властью Римской империи. Имена римлян, как исторических деятелей, так и легендарных персонажей, встречаются в британских сказаниях. Британские историки, возводя происхождение римлян и бриттов к одному предку, хотели подчеркнуть, что древние бритты не менее значительный народ, чем древние римляне.

Еще до рождения Бритта прорицатели предсказали, что ему суждено убить своих отца и мать, но затем, обойдя изгнанником многие земли, достичь великой славы.

В отличие от большинства сказаний, содержащих подобный сюжет, прорицателям никто не поверил, но вскоре исполнилась первая часть предсказания: его мать умерла родами, а несколько лет спустя подросший Бритт, «играя с другими детьми, не намеренно, а случайно убил стрелою своего отца и, изгнанный из Италии, стал скитальцем».

О главном деянии Бритта — основании Британии — Ненний сообщает очень кратко: «Позднее он прибыл на этот остров, получивший название от его имени, то есть на остров Британию, заселил его своим семенеми там обитал. С того дня и посейчас Британия обитаема».

Гальфрид Монмутский в отличие от Ненния, разворачивает рассказ об основании Британии в пространное и красочное повествование Судьба привела изгнанного Бритта в Грецию, где томились в рабстве потомки троянцев, захваченных греками после их победы в Троянской войне. Поскольку прадед Бритта, Эней, был троянцем, Бритт решил остаться среди своих единоплеменников и разделить их участь.

«Был он между мудрыми мудр, между воинственными воинствен», и вскоре троянцы избрали его своим вождем, «умоляя, чтобы он возглавил их в борьбе за избавление от рабства».

Бритт и семь тысяч троянцев, не считая женщин и малых детей, укрылись на поросших лесом горных склонах и начали войну с греческим царем Пандрасом.

Прежде чем приступить к военным действиям, Бритт отправил Пандрасу послание, в котором именовал себя «вождем последних уцелевших троянцев» и писал, что его народ укрылся в лесной глуши и предпочитает «кормиться подобно зверям мясом и травами, наслаждаясь свободой, чем, ублажая себя всевозможными яствами, оставаться и впредь порабощенными тобою».

Восставшие троянцы победили, и Бритт лично захватил в плен греческого царя. Устрашенный Пандрас предложил троянцам треть своего царства «для заселения», но троянцы не пожелали остаться в Греции и, взяв с Пандраса выкуп золотом и зерном, погрузились на триста четырнадцать кораблей и отправились в плаванье, чтобы найти землю, где они могли бы поселиться.

При попутном ветре, не менявшем направления два дня и одну ночь, корабли Бритта подошли к пустынному острову. В давние времена он был разорен морскими разбойниками, и с тех пор на нем никто не селился.

Триста человек отправились в глубь острова на разведку. Через три дня они вернулись, нагруженные добытой ими дичью, и рассказали, что остров безлюден, покрыт густыми лесами, а в середине его стоит покинутый город и храм, посвященный богине Диане, с ее изваянием.

Бритт взял с собой двенадцать из своих спутников, старейших по возрасту, и мудрого прорицателя Гериона и пошел к храму богини, чтобы принести ей жертву.

Он заколол белоснежную оленуху, наполнил ее кровью священную чашу и, подняв лицо к изваянию богини, вопросил:

Дебрей богиня лесных, вепрей дубравных погибель,

Коей открыты пути в темных просторах небес,

В безднах подземных миров!

Открой нам судьбы изволенье:

В землях каких обитать ныне ты нам повелишь?

(ПереводА С. Бобовича)


Повторив эти слова девять раз, он четырежды обошел вокруг алтаря, выплеснул кровь из чаши в огонь и лег перед алтарем на шкуре жертвенной оленухи. Вскоре на него снизошел сон и во сне явилась богиня Диана. Она сказала:

Там, где солнца закат, о Бритт, за царствами галлов,

Средь океана лежит остров, водой окружен. (…)

Пуст он ныне и ждет, чтоб заселили его

Люди твои; поспеши — и незыблемой станет твердыней,

Трою вторую в нем дети твои обретут.

Пробудившись, Бритт вернулся к кораблям и рассказал товарищам о видении, которое ему было. Все они возликовали и, подняв паруса, не мешкая, устремились на закат солнца, в поисках острова, обещанного богиней.

После долгого пути и многих приключений, Бритт и его спутники оказались на острове, который римляне называли Альбионом.

На острове жили злобные и воинственные великаны. «Тем не менее, — пишет Гальфрид Монмутский, — его чарующие глаз человеческий дивные земли, обилие рек, богатых рыбой, его нетронутые леса внушили как самому Бритту, так и его спутникам, страстное желание поселиться на нем».

Оттеснив великанов в горы, Бритт и его товарищи построили для себя жилища, возделали поля, так что через короткое время остров стал казаться обитаемым испокон века.

По имени Бритта он стал называться Британией, и населивший его народ — бриттами.

На высоком холме Бритт основал город и дал ему имя Новая Троя. Со временем это название забылось, и город стали называть Лондон, что значит «крепость на холме».

57. КОРОЛЬ ЛИР

Король Лир достойно и мудро правил Британией шестьдесят лет.

Бог не дал королю сына, а было у него три дочери — Гонорилья, Регау и Кордейла. Король Лир любил всех своих дочерей, но младшую, Кордейлу, сильнее, чем двух других.

Чувствуя, что близится его старость, король Лир решил поскорее выдать замуж дочерей и еще при жизни своей отдать им с мужьями во владение половину своего королевства.

Но прежде он захотел увериться в любви и преданности своих дочерей Король призвал их к себе и спросил всех трех: «Скажите, сколь велика ваша любовь ко мне?» Старшая, Гонорилья, ответила: «О, мой отец! Я люблю вас превыше всего, что есть в подлунном мире!» — и поклялась в правдивости своих слов всеми богами Регау сказала. «Я люблю вас, отец мой, сильнее, чем собственную душу!» А Кордейла ответила так: «Ни одна дочь, если она не хочет солгать, не станет утверждать, что любит отца больше того, чем подобает дочери любить отца. Моя любовь к вам истинно такова».

Лир остался доволен словами старших дочерей, а ответ Кордейлы опечалил его и разгневал.

Король сказал: «Не велика же твоя любовь в сравнении с любовью твоих сестер! Ты выказала ко мне равнодушие, и я отвечу тебе тем же. Гонорилье и Регау я отдам половину своего королевства, а ты не получишь от него ни малой частицы. Поскольку ты все же моя дочь, я и тебе найду мужа, но не надейся выйти замуж с таким же почетом, как старшие сестры». Вскоре Гонорилья и Регау вступили в браке двумя знатными юношами. Король Лир разделил между ними полкоролевства, сказав, что после его смерти они получат и вторую половину.

А к Кордейле прислал сватов король франков Аганипп, прослышавший о ее красоте, рассудительности и добром нраве.

Король Лир велел передать жениху, что отдаст за него Кордейлу, но без всякого приданого, поскольку щедро наделил землей, золотом и серебром ее старших сестер.

На что Аганипп ответил: «У меня нет недостатка в землях, золоте и серебре. Я ищу лишь хорошую жену».

Кордейла отбыла в землю франков и стала там королевой. Прошло время, и король Лир совсем одряхлел. Гонорилья и Регау льстивыми речами убедили его передать им и их мужьям всю Британию, а самому на покое доживать свой век в доме любой из них.

Старый король со свитой из сорока верных воинов поселился у Гонорильи. Ее муж, Маглаун, оказывал тестю почет и уважение. Но через два года Гонорилья решила, что сорок воинов требуют слишком больших расходов, и сказала отцу: «Отпустите половину, довольно с вас и двадцати».

Оскорбленный отец покинул дом старшей дочери и направился к средней. Регау и ее муж Хенвин встретили Лира с должным почтением, но не прошло и года, как средняя дочь потребовала, чтобы отец отказался от тридцати пяти воинов и оставил лишь пятерых.

Тогда король Лир вернулся к Гонорилье. Она приняла отца, но на этот раз разрешила ему держать лишь одного оруженосца, напомнив Лиру, что теперь он ничего не имеет и будет жить у нее из милости.

Лиру пришлось смириться. Все чаще вспоминал он о младшей дочери, но не решался обратиться к ней за помощью, полагая, что раз уж старшие сестры, которых он одарил властью и богатством, так поступают с ним, то Кордейла, выданная замуж без приданного и подобающего почета, и слышать не захочет о бедственном положении отца.

Но вскоре жить в доме Гонорильи ему стало совсем невмоготу, и он решился попытать счастья у Кордейлы.

Старый Лир со своим оруженосцем сел на корабль и поплыл к земле франков На корабле было немало знатных людей, и все они отнеслись к королю, лишенному королевства, с откровенным презрением.

Видя это, горько зарыдал старый Лир и воскликнул, обращаясь к небесам: «О, неумолимое небо! Зачем даровало ты мне непрочное счастье, а затем отняло его? Я вспоминаю, как некогда во главе многих тысяч воинов сокрушал вражеские армии и штурмовал города, как управлял государством и все прославляли меня. Теперь же я впал в ничтожество, и память о былом могуществе не радует, а удручает меня».

И еще сказал старый король: «Увы мне! Мои старшие дочери любили не меня, а те дары, которые от меня ожидали. Теперь мне нечего им дать, и их любовь иссякла».

Корабль причалил к берегу, король Лир ступил на землю франков. Ему было стыдно показаться на глаза дочери, которую он некогда несправедливо обидел, и Лир послал к Кордейле своего оруженосца с известием, что ее отец, нищий и бесприютный, ждет за городом и взывает к ее милосердию.

Кордейла, выслушав оруженосца, горько заплакала и велела придворным препроводить отца в ближайший замок, омыть, накормить и напоить, нарядить в богатые одежды и предоставить в его распоряжение свиту из сорока человек, а затем, когда он отдохнет и приобретет вид, подобающий королю, объявить ее супругу Аганиппу о прибытии тестя.

И вот король Лир в пышной одежде, в сопровождении блестящей свиты предстал перед Кордейлой и королем франков. Он поведал, как вероломные дочери коварно лишили его власти, но попросил у Аганиппа не приюта, а поддержки, чтобы вернуть свое королевство.

Аганипп разослал гонцов по всей земле франков, чтобы собрать хорошо вооруженных воинов, и вскоре король Лир на нескольких кораблях переправился в Британии и встал во главе сильного войска.

Произошло сражение. Лир разбил войска, посланные против него вероломными дочерьми, и вернул себе утраченную власть.

Вскоре Кордейла овдовела и, покинув землю франков, поселилась в Британии вместе с отцом.

Старый Лир прожил еще три года, а затем скончался, завещав королевство младшей дочери.

Кордейла стала королевой Британии. Пять лет управляла она государством, и все эти годы в стране царили мир и благоденствие.

Но за это время подросли сыновья Гонорильи и Регау, племянники Кордейлы, внуки короля Лира. Досадуя, что власть, которая могла бы принадлежать им, принадлежит их тетке, они восстали и начали войну с королевой. В одном из сражений Кордейла была захвачена в плен. Не в силах смириться с поражением, она лишила себя жизни.

Племянники разделили королевство между собой, но затем старший убил младшего и стал единовластным правителем Британии.

Сказание о короле Лире и трех его дочерях в настоящее время известно, главным образом, по трагедии Шекспира. Шекспир заимствовал сюжет «КороляЛира» из «Истории бриттов» Гальфрида Монмутского. Но если в большинстве случаев Гальфрид Монмутский основывался на народных преданиях, то история Лира, по мнению многих исследователей, является его собственным вымыслом. Тем не менее в дальнейшем этот сюжет воспринимался как народное сказание.

Кроме «Истории бриттов» король Лир упоминается в британском эпическом сказании, записанном в XVI веке, в котором Лир с помощью своего брата-волшебника избавляет Британию от «Трех Погибелей»: от нашествия странных существ, наделенных магической силой, от страшного крика, убивающего всякого, кто его слышал, и от таинственного исчезновения еды и питья.

В конце этого сказания кратко пересказывается сюжет Гальфрида Монмутского и добавляется: «Это лишь сказка, сочиненная многие века спустя после правления короля Лира».

Иногда легендарного короля Лира отождествляют с реальным королем, носившим то же имя, который правил Британией в I веке до н. э., но о нем ничего, кроме имени, не известно.

58. МЕРЛИН

Мерлин — герой британских сказаний, волшебник и прорицатель. Его историческим прототипом считается поэт Мирддин, живший в VI веке.

В британских сказаниях говорится, что Мерлин был рожден от земной женщины и духа. О природе этого духа рассказывали по-разному.

Одни утверждали, что это был сам дьявол. Он воспылал страстью к некоей добродетельной девушке и решил ее соблазнить. Однако девушка была настолько безгрешна и благочестива, что враг рода человеческого не мог к ней даже приблизиться. У девушки была старшая сестра, в отличие от нее распутная и нечестивая. Однажды старшая сестра явилась пьяной к младшей и стала непристойно ее оскорблять. Девушка, несмотря на всю свою кротость, разгневалась и прогнала сестру. А поскольку гнев — один из смертных грехов, дьявол воспользовался случаем и овладел девушкой. Так был зачат Мерлин.

В другом варианте сказания нечистый дух действует не по личной склонности, а во исполнение заговора, составленного всеми адскими силами, которые собрались на совет и постановили породить на свет чудовище, способное вступить в борьбу с самим Христом. Но девушка, почувствовав, что беременна, горячо молилась Богу, и, благодаря молитве, чудовище, заключенное в ее чреве, превратилось в мудрого и доброго волшебника.

Гальфрид Монмутский в «Истории бриттов» приводит еще одну версию происхождения Мерлина и предполагает, что его отцом был так называемый инкуб. Гальфрид пишет: «Между луной и землей обитают бесплотные духи, которых мы именуем инкубами. Частично они обладают естеством человека, частично — ангелов и, когда пожелают, присваивают себе человеческое обличие и сочетаются с нашими женщинами».

Необыкновенная мудрость Мерлина и его пророческий дар начали проявляться уже в детстве. Однажды он предсказал какому-то человеку, что тот погибнет, упав со скалы. Человек не поверил юному предсказателю и, желая уличить его во лжи, через некоторое время пришел к нему, изменив внешность, и спросил: «Какой смертью я умру?» Мерлин ответил: «Ты повиснешь на ветке дерева». Человек внутренне посмеялся над таким противоречием и решил испытать Мерлина еще раз. Он переоделся в женское платье, снова явился к Мерлину и задал тот же вопрос. На сей раз Мерлин ответил: «Ты утонешь».

Прошло немного времени, и этот человек во время охоты на оленя сорвался со скалы. У самого ее подножия он зацепился плащом за ветку дуба и повис вниз головой. Под дубом протекал ручей, голова несчастного оказалась в воде, и он захлебнулся.

В то время Британией правил король Вортегирн. Он вступил на престол, свергнув законного короля, мудрого Констана. Его сыновей, Аврелия Амброзиуса и Утера Пендрагона, он отправил в изгнание. И себе на помощь призвал саксов — племя, враждебное бриттам.

Бритты презирали Вортегирна как человека не королевского рода и ненавидели как узурпатора.

Опасаясь восстания, Вортегирн решил построить неприступную башню, чтобы в случае нужды затвориться в ней с немногими верными ему людьми.

Он выбрал место на вершине горы Эрир, согнал туда плотников и каменщиков со всей страны, приказал доставить на гору бревна, камни и прочие материалы. И было начато строительство.

В первый день заложили фундамент башни, но за ночь все сделанное бесследно исчезло, словно уйдя под землю.

Вортегирна уведомили о случившемся. Он собрал колдунов и прорицателей, чтобы они объяснили столь странное явление и посоветовали, что делать.

Колдуны и прорицатели стали думать и совещаться между собой, но так ничего и не придумали. Однако они побоялись признаться в этом Вортегирну и дали ему совет наобум. Они сказали: «Вели, государь, отыскать отрока, у которого нет земного отца, убей его и окропи кровью место, где должна быть построена башня».

Вортегирн тут же послал гонцов на поиски такого отрока. Вскоре гонцы прибыли в город, где жил со своей матерью Мерлин. Он играл у городских ворот со сверстниками. В пылу игры один из мальчиков крикнул Мерлину: «Где тебе обыграть меня! Я — сын знатного человека, а у тебя вообще нет отца».

Услышав это, королевские гонцы подумали: «Уж не тот ли это, кого мы ищем?» Они доставили Мерлина вместе с матерью к Вортегирну. Король расспросил мать Мерлина и убедился, что у мальчика действительно нет земного отца.

На другой день Мерлина привели к месту строительства. Колдуны и прорицатели объявили об уготованной ему участи, и король приказал отроку готовиться к смерти.

Но Мерлин рассмеялся и сказал королю: «Вздорного совета послушался ты, государь!» Потом спросил колдунов: «Известно ли вам, что за сила препятствует строительству башни?» Колдуны промолчали, потому что не знали ответа.

Тогда Мерлин сказал: «В недрах этой горы — глубокое подземное озеро, из-за него и нету башни должной опоры».

Король повелел копать землю, и вскоре действительно показалась вода.

Мерлин спросил колдунов: «А что скрыто в глубине этого озера?» И колдуны со стыдом признались: «Мы не знаем».

А Мерлин сказал: «На дне озера стоят два каменных чана, и в них завернутые в златотканные ковры спят два дракона — красный и белый».

Тогда прорыли канавы, чтобы отвести из озера воду, и все оказалось так, как сказал Мерлин.

О том, как попали на дно озера два дракона, существует особая легенда.

В давние времена над Британией раз в год по весне стали раздаваться страшные крики. И так они были ужасны, что, услышав их, иные лишались силы и здоровья, а иные — самой жизни.

Тогдашний король Британии Ллир Серебрянорукий сильно горевал из-за несчастья, постигшего его страну, но не знал, чем помочь. Он обратился за советом к своему младшему брату Ллевелису, обладавшему великой мудростью.

Ллевелис сказал: «Высоко в небе идет жестокий бой: сражаются два дракона, красный и белый. И когда один из них получает удар, то издает тот ужасный крик, который разносится по всему твоему королевству. Но беде можно помочь. Вели измерить всю Британию вдоль и поперек, найди ее середину и вырой там глубокую яму. На дно ямы поставь два каменных чана, полных хмельного меда. Драконы почуют его запах, прекратят свой бой и, спустившись в яму, станут пить мед. Напившись, они охмелеют и заснут. Тогда прикажи завернуть их в златотканные ковры и засыпать землей. Яма превратится в подземное озеро, и драконы будут спать на его дне, пока кто-нибудь их не потревожит».

Король Ллир исполнил все, что сказал ему мудрый брат, и больше в Британии не слыхали страшных криков.

Когда по приказанию Вортегирна подземное озеро осушили, драконы проснулись, взвились в небо и возобновили бой. Сначала белый дракон одолевал красного, но вдруг красный, словно обретя новую силу, обрушился на противника и победил его. Белый дракон упал на землю и издох, а красный устремился ввысь и скрылся из глаз.

Вортегирн спросил Мерлина, что означает сие знамение, и Мерлин ответил: «Победа красного дракона над белым означает, что сыновья свергнутого тобою короля Констана победят тебя и саксов, которых ты призвал на нашу землю. Близок час твоей смерти, король Вортегирн, и не спасет тебя даже самая крепкая башня, так что незачем ее и строить».

Сказав так, Мерлин пошел прочь, и никто не посмел его задержать.

А вскоре на остров прибыли возмужавшие сыновья короля Констана, Аврелий Амброзиус и Утер Пендрагон. Все бритты с радостью встречали их как своих законных властителей, и скоро у молодых королевичей собралось огромное войско.

Вортегирн попытался укрыться в одной из крепостей, но Аврелий Амброзиус и Утер Пендрагон взяли ее штурмом и подожгли. Узурпатор погиб в огне.

Старший из братьев, Аврелий Амброзиус, стал королем. За время своего царствования он одержал немало славных побед над саксами, отогнав их далеко на запад.

Однажды Аврелий Амброзиус посетил монастырь на горе Амбрия. Там на кладбище были погребены многие бриттские воины, павшие в битвах с саксами.

Король поклонился их праху и приказал воздвигнуть им памятник, подобного которому не было бы нигде в мире. Собрались искусные мастера, стали думать, но так и не придумали памятника, который бы достойно увековечил память отважных мужей. Тогда король решил попросить совета у Мерлина, жившего все эти годы отшельником в лесу.

Мерлин предстал перед Аврелием Амброзиусом и сказал: «Государь! Ты, верно, слышал, что есть в Ирландии место, которое называют Хоровод Великанов. Там стоят по кругу исполинские камни. Надо привезти их сюда, и они будут достойным памятником отважным бриттам».

Король удивился: «Разве нет в Британии больших камней? Зачем везти их из Ирландского королевства?» Но Мерлин ответил: «Эти камни — не простые. В незапамятные времена из дальних пределов Африки их принесли великаны, которые тогда еще водились на земле. Эти камни исполнены чудесных свойств. Великаны поливали их водой, и эта вода становилась целебной, заживляла самые страшные раны, давала здоровье и силу».

И Аврелий Амброзиус согласился, что лучшего памятника не придумать. В Ирландию за камнями он послал своего младшего брата Утера, отправив вместе с ним отряд воинов на тот случай, если ирландцы не захотят отдать камни добром.

Мерлин тоже пожелал присоединиться к походу.

Ирландский король Гилломаурий, узнав, зачем прибыли бритты в его страну, рассмеялся и воскликнул: «Что за невежественные и глупые люди? Неужели они думают, что у нас камни лучше, чем в Британии?» Тем не менее он отказался их отдать, сказав Утеру: «Знай, Утер Пендрагон, ирландцы стойко защищают все, что им принадлежит, хотя бы и простые камни. Вы не получите из Хоровода Великанов ни одного, даже самого маленького камешка».

Бритты вступили с ирландцами в бой — и победили. Они поднялись на гору, где располагался Хоровод Великанов, но, увидев исполинские камни, сразу поняли, что сдвинуть их с места не в человеческих силах.

Тогда Мерлин придумал особые приспособления, с помощью которых бритты погрузили камни на корабли и торжественно отвезли в Британию.

Там в присутствии короля их установили вокруг могилы павших героев и отметили это событие трехдневной тризной.

Так, по преданию, появился на юге Англии близ города Солсбери знаменитый Стоунхендж (что значит «каменная ограда») — существующее до сих пор грандиозное сооружение. Оно состоит из земляных валов, огромных каменных столбов и плит, расположенных концентрическими кругами.

Ученые считают, что Стоунхендж был сооружен во II тысячелетии до н. э., древнейшими, еще докельтскими, обитателями острова. Вероятнее всего, это был храм, посвященный Солнцу (круг — символ Солнца).

Кроме того, Стоунхендж использовался в качестве обсерватории. Его камни расположены таким образом, что, наблюдая положение небесных светил по отношению к ним, можно предсказывать солнечные и лунные затмения.

Большинство камней Стоунхенджа имеют высоту около 9 метров и вес до 25 тонн, но есть и достигающие 40 тонн.

Установлено, что эти камни были добыты в различных каменоломнях на расстоянии от 23 до 290 км от Стоунхенджа. О том, каким образом их доставляли на столь большие расстояния и как установили вертикально, высказывалось немало догадок. В древности считали, что это сделали великаны, в XX веке возникла гипотеза о том, что это — работа инопланетян.

Однако проведенные эксперименты показали, что и доставка и установка в вертикальном положении подобных камней с помощью «особых приспособлений» — вполне в человеческих силах. Р. Маяинова и Я. Малина в книге «Прыжок в прошлое», посвященной экспериментальной археологии, пишут: «В 1954 году экспериментаторы погрузили с помощью крана бетонный макет каменного монолита, весом почти 2 тонны, на деревянные доски, уложенные поперек трех привязанных друг к другу долбленок (…). Четыре школьника без особого напряжения шестами толкали его против течения».

Другой эксперимент показал, что поставить вертикально камень длиной 9 метров и весом 40 тонн могут 180 человек при помощи системы катков и досок, длинного рычага и крепкой веревки.

Так что Гальфрид Монмутский был не слишком далек от истины, когда писал, что Мерлин, «применив кое-какие необходимые приспособления, сдвинул камни (…) и доказал тем самым, что разум сильнее мощи».

Вскоре король Аврелий Амброзиус скончался, и ему наследовал его брат Утер Пендрагон.

При вступлении на престол короля Утера на небе взошла большая яркая звезда, испускавшая один-единственный луч, протянувшийся через все небо.

Мерлин сказал Утеру пророческие слова: «Звезда-это ты, а ее луч означает, что у тебя будет один сын, который прославится на весь мир».

Король Утер Пендрагон в то время еще не был женат, и случилось так, что он страстно возжелал жену своего вассала, герцога Горлоя, прекрасную Игрейну.

Герцог Горлой, чтобы уберечь жену от посягательств короля, укрыл ее в неприступном замке, стоявшем на вершине утеса над морем. В замок вела крутая тропа, такая узкая, что на ней три вооруженных воина могли бы выдержать натиск всего королевского войска.

Король Утер призвал к себе Мерлина и сказал: «Помоги мне, о мудрый Мерлин, силою твоих чар. Страсть к прекрасной Игрейне терзает меня подобно жестокому недугу. Я умру, если она не станет моей».

Мерлин приготовил волшебное зелье, дал испить его королю — и король принял облик герцога Горлоя. В преображенном виде он без препятствий проник в замок к прекрасной Игрейне и провел с нею ночь. Игрейна зачала сына.

Вскоре герцог Горлой погиб в бою. Король Утер был огорчен смертью своего верного вассала, но в то же время радовался, что теперь Игрейна свободна, и он может взять ее в жены. В положенный срок Игрейна, ставшая королевой, родила сына, которого нарекли — Артур.

Прошло много лет. Король Утер Пендрагон состарился и тяжко заболел. Саксы, исконные враги бриттов, воспользовавшись этим, осмелели и вновь стали опустошать Британские земли.

Король Утер, несмотря на свою немощь, начал готовиться к войне. Он собрал большое войско, а себя велел положить на носилки и нести в рядах воинов.

В первой же битве бритты одержали блестящую победу над врагами. Король Утер преисполнился великой радости, придавшей ему новые силы. Без посторонней помощи он сел на носилках, хотя до этого не мог даже пошевелиться, и сказал: «Лучше быть полумертвым, но победить врагов, чем живым и здоровым потерпеть поражение».

Однако жить ему оставалось недолго. Коварные саксы под видом лекаря подослали к нему убийцу, который дал королю вместо лекарства яд. Утер Пендрагон скончался, и на престол взошел его сын Артур. Как и предсказал мудрый Мерлин, король Артур свершил много славных деяний и стал знаменит, как ни один король в мире.

Мерлин был верным другом и советчиком короля, жил теперь в столице, лишь изредка отлучаясь, чтобы навестить своего друга, отшельника Блазия. Мерлин рассказывал ему о событиях, которым был свидетелем, а отшельник все услышанное записывал в книгу.

Однажды при королевском дворе появилась красивая девушка с золотыми глазами. Звали ее Вивиана, и была она послана на погибель мудрому Мерлину.

Очарованный красотой Вивианы Мерлин исполнял все ее желания. Она захотела сравняться мудростью и могуществом с ним самим, и Мерлин выучил ее волшебству и всем тайным наукам.

Как-то раз гуляли Мерлин и Вивиана в зеленом лесу и присели отдохнуть под высоким дубом. Мерлин положил голову на колени красавицы и задремал. Тогда Вивиана стала петь над ним заклинания, которым он сам ее научил, и погрузила его в вечный сон.

В одних вариантах сказания рассказывается, что Вивиана поступила так, опасаясь, что когда-нибудь Мерлин ее покинет, в других — действуя по приказу своей госпожи, злой феи Морганы, враждебной королю Артуру и пожелавшей лишить короля его мудрого советника.

С той поры спит мудрый Мерлин непробудным сном. Одни говорят — в глубокой пещере, другие — в стволе дуба, третьи — в воздушном замке, который он однажды возвел среди облаков, чтобы порадовать златоглазую Вивиану.

Наиболее ранний рассказ о Мерлине содержится в «Истории бриттов» Гальфрида Монмутского, жившего в XII веке. Эта часть его книги пользовалась особой популярностью, ее не раз иллюстрировали средневековые художники. Впоследствии Гальфрид Монмутский посвятил Мерлину отдельное произведение — стихотворную поэму «Жизнь Мерлина».

Известны французские романы о Мерлине XII–XIII веков. О нем писали в XVIII веке писатели-романтики Доротея Шлегель, Людвиг Уланд, Альфред Теннисон и другие.

Пародийный образ Мерлина запечатлен в известной повести братьев Стругацких «Понедельник начинается в субботу».

59. КОРОЛЬ АРТУР

Король Артур — герой обширного цикла средневековых сказаний, зародившихся в Британии и распространившихся по всей Европе.

Историческим прототипом легендарного короля был кельтский военный вождь Артур, живший в V–VI веках и одержавший несколько побед над саксами, завоевавшими Британию (кельты — более древнее население Британии). Он не раз упоминается в исторических хрониках, известно, что под предводительством Артура кельты разбили саксов в битве при Маунт-Бадоне.

Легенды об Артуре стали складываться очень рано. В «Истории британских королей» Уильяма Мальмсберийского, написанной в начале XII века, говорится: «О сем Артуре британцы сложили многие легенды и с любовью рассказывают про него и поныне». Автор книги, в соответствии с исторической действительностью, называет Артура не королем, а военным вождем на королевской службе.

В «Истории бриттов» Гальфрида Монмутского, написанной также в XII веке, впервые изложена легенда об Артуре — короле. Гальфрид Монмутский излагает ее довольно кратко, но тем не менее намечает и главную сюжетную линию, и идею рыцарского содружества, послужившую основой для всех последующих разработок легенд о короле Артуре и его рыцарях.

Гальфрид Монмутский рассказывает, что Артур занял британский престол, будучи совсем юным: «Отроку Артуру было пятнадцать лет, и он отличался неслыханной доблестью и такой же щедростью. Его врожденная благожелательность настолько привлекала к нему, что не было почти никого, кто бы его не любил».

Далее Гальфрид Монмутский описывает военные походы короля Артура, причем, вопреки исторической действительности, утверждает, что он не только изгнал саксов из Британии, но и завоевал многие другие страны, став властелином половины Европы, так что по всему миру «разнеслась молва, что никто не в состоянии отразить Артура».

Храбрейшие и благороднейшие рыцари Британии стали стремиться поступить на службу к Артуру. «Он начал увеличивать число своих приближенных и заводить такую утонченность у себя во дворце, что внушил далеко отстоящим народам желание соперничать с ним во всем этом». Рыцари всего мира стали подражать рыцарям короля Артура, и «всякий отличавшийся знатностью муж (…) почитал себя за ничто, если не обладал платьем, доспехами, вооружением точно такими, как у окружавших названного короля».

Рыцари короля Артура храбро сражались с врагами и верно служили дамам. «Женщины (…) удостаивали своей любовью только того, кто в воинских состязаниях не менее чем трижды выходил победителем». Каждый рыцарь стремился заслужить любовь, и это «побуждало его к наивысшему душевному благородству». В «Истории бриттов» описываются не только бои, но и турниры, на которых рыцари соревнуются в воинском искусстве «без ссор и беззлобно».

Женой короля Артура была прекрасная Геневера, «превосходившая красотой всех женщин».

Артур правил подвластными ему землями долгие годы. Наконец, он задумал покорить Рим и отправился в далекий поход, оставив Британию и прекрасную Геневеру на попечение своего племянника Мордреда.

Но Мордред, воспользовавшись отсутствием короля, «самовольно и предательски возложил на себя королевский венец», а королева, «осквернив свой брак, вступила с ним в преступную связь».

Кроме того, Мордред призвал в Британию изгнанных Артуром саксов и сформировал из них верное себе войско.

Узнав о том, что произошло в его королевстве, Артур повернул свои войска назад, вернулся в Британию и напал на Мордреда. В первом же сражении король одержал победу, Мордред был вынужден отступить.

Геневера, раскаиваясь в своей измене и страшась гнева короля, бежала из столицы и, «возложив на себя обет целомудрия, постриглась в монахини».

Меж тем король Артур преследовал Мордреда и остатки его войска. Племянник короля был храбрым воином, привыкшим нападать, а не отступать, и на сей раз он решил «победить или пасть, но впредь никоим образом не искать спасения в бегстве».

На морском берегу произошло кровопролитное сражение, в котором Мордред был убит, а король Артур получил смертельную рану.

Хотя Гальфрид Монмутский называет рану короля смертельной, тем не менее он не пишет о его смерти, а лишь сообщает, что Артур был «переправлен для лечения на остров Аваллон».

В кельтских мифах остров Аваллон — блаженная страна бессмертия и вечной молодости, населенная духами и феями. Народное предание утверждает, что король Артур обрел там вечную жизнь — и вернется в Британию, когда ей будет угрожать опасность.

Церковь не одобряла это предание как «языческое».

В 1190 году в аббатстве Гластонбери были произведены раскопки и обнаружена гробница, в которой якобы были захоронены король Артур и Геневера. Два года спустя хронист Гиральд Камбрейский писал: «О короле Артуре рассказывают всякие сказки, будто тело его было унесено некими духами в какую-то фантастическую страну, хотя смерть его не коснулась. Так вот (…), тело короля было в наши дни обнаружено в Гластонбери меж двух каменных пирамид (…). Найдено тело было глубоко в земле в выдолбленном стволе дуба». Далее хронист сообщает: «Две трети гробницы были предназначены для останков короля, а одна треть, у его ног, — для останков жены. Нашли также хорошо сохранившиеся светлые волосы, заплетенные в косу, они несомненно принадлежали женщине большой красоты. Один нетерпеливый монах схватил рукой эту косу, и она рассыпалась в прах».

Останки Артура хронист описывает так: «Да будет известно, что кости Артура, когда их обнаружили, были столь велики, будто сбывались слова поэта: «И богатырским костям подивимся в могиле разрытой». Берцовая кость, поставленная на землю рядом с самым высоким из монахов (аббат показал мне его), оказалась на три пальца больше всей его ноги. Череп был столь велик, что между глазницами легко помещалась ладонь. На черепе были заметны следы десяти или даже еще большего количества ранений. Все они зарубцевались, за исключением одной раны, большей, чем все остальные, оставившей глубокую открытую трещину. Вероятно, эта рана и была смертельной».

Гиральд Камбрейский сообщает, что в гробнице был также найден крест с надписью, удостоверяющей, что «здесь покоится прославленный король Артур вместе с Геневерой». Но хотя почтенный хронист утверждал, что своими глазами видел этот крест «и даже потрогал выбитую на нем надпись», впоследствии этот крест исчез неизвестно куда, и многие исследователи сомневаются в том, что захоронение в Гластонбери действительно принадлежит Артуру.

Сказания о короле Артуре и его рыцарях разрабатывали и народные сказители, и профессиональные среденевековые литераторы.

С XII по XV век в Англии, Франции, Германии создаются многочисленные так называемые «артуровские романы», или «романы Круглого Стола». Наиболее известные авторы таких романов — Кретьен де Труа, Гартман фон Ауэ, Вольфрам фон Эшенбах.

В середине XII века в сочинении англо-нормандского трубадура Васа впервые был упомянут Круглый Стол, собираясь вокруг которого, рыцари короля Артура рассказывали о своих подвигах и приключениях. Круглый стол — символ равенства, за ним нет первых или последних мест. Содружество рыцарей короля Артура получило название рыцарей Круглого Стола.

Во многих романах артуровского цикла главными героями являются рыцари короля Артура — сэр Гавейн, сэр Ивэн, сэр Бор и другие, а сам он выступает лишь в качестве связующего звена. В артуровский цикл включаются и сказания, первоначально с ним не связанные — о Тристане и Изольде, о святом Граале.

Значительная часть артуровского цикла посвящена сказаниям о рыцаре Ланцелоте Озерном. Лишившись в раннем детстве родителей, он был воспитан феей Нимуэ — Девой Озера — в ее подводном царстве, отчего и получил свое прозвание. В отличие от большинства рыцарей Круглого Стола, судьба Ланцелота тесно переплетается с судьбой короля Артура. В сказаниях о Ланцелоте несколько иначе, чем у Гальфрида Монмутского, рассказывается о конце артуровского царствования.

Ланцелот превосходил благородством и бесстрашием всех рыцарей на свете, в совершенстве владел боевыми искусствами, был наделен красотой телесной и душевной и мог бы почитаться образцом рыцарства, если бы им не владела преступная любовь к жене короля Артура — прекрасной Геневере.

Явившись ко двору Артура восемнадцатилетним юношей, Ланцелот впервые увидел королеву — и навсегда избрал ее единственной дамой своего сердца. Долгие годы верно и бескорыстно служил Ланцелот Геневере, совершая в ее честь небывалые подвиги и прославляя ее имя. Наконец, Геневера, тронутая преданностью благородного рыцаря, ответила на его любовь — и изменила королю. Артур, узнав об этом, приговорил Ланцелота к изгнанию, а Геневеру — к смерти. Но когда королеву вели на казнь, Ланцелот с мечом в руках отбил ее у стражи и увез за море, в Бретань, где находились его родовые владения.

Король Артур собрал войско, переправился через море, достиг Бретани и осадил замок Ланцелота, в котором тот затворился с Геневерой. У Ланцелота был собственный отряд воинов, но он запретил им выступать с оружием против короля Артура, которому когда-то поклялся в верности. Осада продолжалась уже пятнадцать недель, но тут из Британии пришло известие, что Мордред посягнул на королевский престол. Король Артур, прервав осаду, вернулся на родину — и в бою с Мордредом встретил свою смерть.

Геневера и Ланцелот винили себя в смерти короля. Геневера постриглась в монахини, а Ланцелот стал отшельником.

В сказаниях о короле Артуре прослеживаются и мифологические мотивы. Противостояние Артура и Мордреда некоторые исследователи истолковывают как мифологическое противостояние света и тьмы, отождествляя Мордреда с кельтским божеством преисподней Медру-Мидиром. Во многих сказаниях большую роль играет покровительствующий Артуру волшебник Мерлин и враждебная им обоим фея Моргана, образ которой связан с кельтской богиней войны и смерти Морриган.

Артур в сказаниях предстает владельцем волшебных, магических предметов: котла, способного накормить целое войско, плаща-невидимки, непобедимого меча по имени Калибурн и ножен, исцеляющих раны. Замок Артура Камелот в сказаниях изображается как мифический «центр мира».

В XV веке английский писатель Томас Мэлори собрал все известные сказания и литературные произведения о короле Артуре и рыцарях Круглого Стола и создал объемный роман «Смерть Артура», изданный в 1485 году английским первопечатником Кекстоном. Роман Мэлори послужил основным источником для писателей нового времени, писавших о короле Артуре, У. Морриса, А. Теннисона и других. В начале XX века Марк Твен создал пародийно-фантастический роман «Янки при дворе короля Артура».

Томас Мэлори заканчивает свою книгу описанием таинственной местности, где погребен король Артур, и приводит загадочную надпись на его надгробном камне: «Здесь лежит Артур, король Былого и Грядущего».

60. СКАЗАНИЕ О СВЯТОМ ГРААЛЕ

В средние века в странах Европы наряду с каноническими религиозными сюжетами, известными из писания, то есть книг Ветхого и Нового Заветов, появились фольклорные легенды, созданные в традициях народных сказок. Вэтихле-гендах, кроме известных по писанию сюжетов и образов, рассказывалось о событиях и персонажах, созданных народной фантазией.

Одна из таких легенд — сказание о святом Граале. Сказание возникло на Британских островах и было связано с циклом кельтских сказаний о короле Артуре.

Когда Люцифер восстал против Бога и был низринут с небес, — рассказывается в сказании о святом Граале, — из его короны выпал камень-агат. Долгое время носился этот камень в пространстве, но когда родился Христос, агат упал на землю.

Из этого камня сделали сосуд, получивший название Грааль.

О том, что значит слово «Грааль», высказывались различные предположения. Его производили от созвучных слов и словосочетаний, означающих «сосуд для смешения вина и воды», «истинная кровь», «корзина изобилия», но к единому мнению так и не пришли.

По легенде, из Грааля Христос пил вино на тайной вечере и угощал своих учеников. А когда Христос был распят на кресте и грудь его пронзили копьем, праведник Иосиф Аримафейский, впоследствии похоронивший Христа, собрал в эту чашу его кровь.

Сосуд исчез таинственным образом, но из пророчества было известно, что Грааль еще явится людям и сам изберет себе хранителя.

Много лет спустя у некоего короля родился сын Титурель. С юных лет отличался он чистотою помыслов и приверженностью к христианской вере. Когда юноше исполнилось пятнадцать лет, с неба слетел ангел и известил Титуреля, что святой Грааль избрал его своим хранителем.

Титурель простился с родителями и пошел туда, где ожидал его святой Грааль. Ангел с пением летел впереди, указывая дорогу.

И вот пришел Титурель в дремучий лес, посреди которого возвышалась гора, а над ее вершиной реял в воздухе священный сосуд — святой Грааль, поддерживаемый незримыми ангелами.

У подножия горы Титуреля ожидали рыцари, склонившиеся перед ним как перед своим повелителем. Это было благочестивое воинство, призванное служить святому Граалю и его хранителю. Так появилось рыцарское братство святого Грааля.

Прежде всего Титурель и его рыцари решили построить на горе укрепленный замок, который стал бы их оплотом, а в центре замка храм.

Строительство продолжалось тридцать лет, и все это время святой Грааль реял в воздухе, чудесным образом давая благочестивым строителям пищу и питье, а для строительства — драгоценное дерево алоэ, золото и камни-самоцветы.

Когда строительство было окончено, святой Грааль спустился с небес и поместился в алтаре храма.

Перед замком на столбе висел большой колокол, и если где-нибудь притесняли христиан за их веру или обижали невинного, колокол начинал звонить сам собою, и рыцари святого Грааля спешили на помощь.

Святой Грааль по-прежнему давал им все необходимое для жизни и, кроме того, наделял долголетием, превосходящим человеческий предел: рыцари святого Грааля жили по нескольку сот лет.

Титурель взял себе в жены дочь испанского короля и имел от нее двух сыновей — Амфортаса и Треврезента. Став юношами, оба они были посвящены в рыцари святого Грааля и со временем должны были унаследовать от отца сан хранителей святыни.

Братья были сильны и отважны, храбро бились с врагами христовой веры, но в их душах не было истинного благочестия. Нередко бывало так, что они сражались не в священном бою во славу святого Грааля, а на рыцарском турнире во славу прекрасных дам.

Однажды на таком турнире Амфортас был тяжело ранен в грудь копьем. Его перенесли в замок и принялись лечить. Но не помогли ему ни дым горящего дерева алоэ, ни кровь пеликана, ни земля, пропитанная желчью дракона. Прошло много дней, а рана кровоточила, как будто была только что нанесена и причиняла раненому безмерные страданья.

И все поняли, что Амфортас наказан за недостаток благочестия.

Треврезент, видя страдания брата, устрашился подобной участи для себя и дал обет никогда больше не участвовать в турнирах, не вкушать ни мяса, ни печеного хлеба и не пить вина, поселился в лесу и стал жить, как отшельник, питаясь только дикими травами.

Великая печаль воцарилась среди рыцарей святого Грааля. Титурель был к тому времени уже стар, ему исполнилось четыреста лет, и он чувствовал приближение смерти. Но теперь ему некому было передать сан хранителя святого Грааля: один его сын был прикован к ложу страдания, другой — удалился от мира.

Собрались рыцари перед священным сосудом и вознесли горячую молитву. И тут появились на святом Граале письмена, извещавшие, что скоро придет в замок никому не ведомый рыцарь и спросит, что здесь происходит. Как только задаст он этот вопрос, Амфортас исцелится от своей раны.

У старого Титуреля кроме двух сыновей была дочь Херценлойде. Она полюбила храброго рыцаря Гамурета и вышла за него замуж.

Но недолгим было их счастье. Так всегда бывает в любви: кто радовался миг, тот плакать будет вечно.

Однажды, когда Гамурет в далеком походе сражался с язычниками, Херценлойде приснился сон, будто налетел на нее огненный дракон и вырвал сердце у нее из груди.

А утром прискакал из дальних краев гонец с известием, что храбрый Гамурет погиб в бою.

Вскоре Херценлойде родила сына и поклялась, что убережет его от участи отца, не даст подвергнуться опасностям рыцарской жизни.

Она покинула замок и поселилась с новорожденным сыном, которого назвала Парсифалем, в дремучем лесу.

Парсифаль рос, не зная ничего, кроме леса, не видя никого, кроме матери, лесных зверей и птиц.

Но однажды на лесной дороге повстречал он двух рыцарей в блестящих доспехах, на легконогих конях. Парсифаль решил, что это сверхъестественные существа, и пал на колени, но рыцари приветливо с ним заговорили. Юноша узнал, что на свете есть другая жизнь, и страстно захотел ее изведать.

Он отправился к матери и сказал ей, что покидает лес — уходит в мир, чтобы стать рыцарем. Поняла Херценлойде, что не удержать ей больше сына подле себя, и отпустила его.

Вскоре достиг Парсифаль города, где жил славный король Артур. У городских ворот он повстречал рыцаря в красных доспехах с золотым кубком в руках.

Представ перед королем Артуром, юноша попросил посвятить его в рыцари, и король исполнил его желание.

Узнал Парсифаль, что Красный рыцарь, которого он встретил у городских ворот, только что дерзко похитил золотой кубок с королевского стола. Парсифаль тут же устремился за ним в погоню, догнал, вызвал на поединок и победил, отобрав кубок, доспехи, коня и оружие.

Кубок он отослал королю Артуру, а доспехи, коня и оружие взял себе и отправился странствовать по свету в поисках подвигов.

Подъехал Парсифаль к городу, который осаждали враги. Правила тем городом молодая королева, прекрасная, как утренняя роза. Королева обратилась за помощью к Парсифалю. Тот сразился с предводителем вражеского войска — и убил его. Город был спасен, и странствующий рыцарь взял прекрасную королеву в жены. Вскоре она родила ему двоих сыновей.

Но Парсифаль мечтал о подвигах и славе, а не о тихом семейном счастье, поэтому он покинул жену — и снова пустился в путь.

Странствуя по свету, однажды оказался он в дремучем лесу, где обитали рыцари святого Грааля, и попросился на ночлег в их замок.

Привели его в огромный зал. Стены зала сверкали золотом и драгоценными камнями, за большим столом сидели четыреста рыцарей, прислуживали им сто пажей. Но перед рыцарями стояли пустые блюда и кубки, не было там ни еды, ни питья.

Во главе стола возлежал на ложе человек в богатой одежде. На груди его кровоточила рана, и он едва сдерживал стоны. Парсифаля усадили за стол вместе с рыцарями. И тут девушки в белых одеждах, подобные небесным ангелам, внесли в зал прозрачную чашу, от которой исходил дивный свет. Все встали и вознесли молитву. И сразу блюда и кубки наполнились. Чашу унесли, а рыцари принялись за трапезу.

Подивился Парсифаль тому, что увидел, но спросить ни о чем не решился.

Утром он покинул замок и отправился дальше странствовать по свету. Парсифаль совершил много рыцарских подвигов и прославил свое имя на весь христианский мир.

Через год, увенчанный славой, он вернулся ко двору короля Артура и занял почетное место среди его рыцарей.

Однажды, когда рыцари короля Артура сидели и пировали, рассказывая друг другу о своих подвигах, в зале появился странный, неуклюжий зверь. Безобразен был этот зверь, но еще безобразнее — всадница, сидевшая на нем верхом. Были у нее желтые глаза, собачий нос, кабаньи клыки и медвежьи уши, по спине спускалась черная коса, жесткая, как свиная щетина.

Но наружность бывает обманчива: безобразная всадница служила Граалю, была мудра и благочестива, знала разные языки и умела читать по звездам. Звали ее Кундрия. Она прибыла вестницей к Парсифалю.

Сказала Кундрия: «Увы, рыцарь! Ты был у нас, ты видел святой Грааль, видел Амфортаса, страждущего от неисцелимой раны, видел блюда и кубки, наполняющиеся сами собой, но не задал ни одного вопроса. Если бы ты спросил, что это значит, исцелился бы Амфортас, стал хранителем святыни, и снизошли бы покой и счастье на наше братство. Ты не исполнил пророчества, и теперь, по твоей вине, когда умрет хранитель Грааля, священный сосуд останется без защиты!

Рыдая, покинула Кундрия замок короля Артура. Ужаснулся Парсифаль своей невольной вине, смятение поселилось в его душе. Снова отправился он странствовать по свету, терзаясь мыслью, что тяжко согрешил, не совершив предначертанного блага.

Он перестал ходить в церковь, не смел беседовать с Богом и искал только битв и сражений.

Так прошло пять лет. Однажды зимой ехал Парсифаль по лесу и набрел на хижину отшельника, занесенную снегом. В той хижине жил Треврезент — брат несчастного Амфортаса.

От Треврезента Парсифаль узнал, что его мать Херценлойде приходится дочерью старому Титурелю, хранителю Грааля, а сам он — его внук. Треврезент велел Палсифалю не отчаиваться, а уповать на милосердие Божье, возвращаться ко двору короля Артура и там ждать известий от рыцарей святого Грааля.

Парсифаль послушался совета, и вскоре опять появилась перед ним Кундрия. Но на этот раз светилась она великой радостью.

Сказала Кундрия: «Радуйся, рыцарь! На святом Граале вновь появились письмена. Они извещают, что ты избран хранителем святыни».

Парсифаль немедля отправился к святому Граалю. Рыцари встретили его радостными кликами. Он вознес горячую молитву Богу, и по этой молитве Амфортас исцелился от своей раны. Парсифаль призвал к себе свою жену и сыновей.

Стал Парсифаль главою братства святого Грааля, хранителем священного сосуда.

В средние века многие европейские поэты обрабатывали сюжет сказания о святом Граале. В XII веке во Франции Робен де Борон написал стихотворный «Роман об истории Грааля», а Кретьен де Труа — роман «Парсифаль, или Сказание о Граале». В Германии в XIII веке появился роман Вольфрама фон Эшенбаха «Парсифаль». Сказание о Граале входит в роман английского писателя XV века Томаса Мэлори «Смерть Артура».

Привлекал этот сюжет и поэтов-романтиков XIX века (Л. Уланд, А.Теннисонидр.).

В 1882 году великий немецкий композитор Рихард Вагнер написал оперу «Парсифаль». Вагнер придавал большое значение литературной основе своих опер и сам писал либретто. Либретто «Парсифаля» было создано, главным образом, на основе романа Вольфрама фон Эшенбаха. Но Вагнер усилил религиозно-философский смысл легенды, подчеркнул христианскую идею греха и искупления. В опере Вагнера Амфортас терпит не столько физические, сколько душевные муки, оттого что, не будучи достойным, продолжает служить святому Граалю. Он стремится не к исцелению, а к смерти, и в финале оперы умирает.

Большая роль в опере принадлежит Кундрии. У Вагнера это не чудовище из древней легенды, а прекрасная девушка, находящаяся под властью злого заклятья и вынужденная — против своей воли — соблазнять рыцарей святого Грааля, склонять их к греху. Парсифаль, устояв перед ее чарами, освобождает Кундрию от заклятья, и она умирает просветленная.

61. ТРИСТАН И ИЗОЛЬДА

Одно из самых прославленных средневековых сказаний — «Тристан и Изольда» — кельтского происхождения.

Действие сказания происходит в королевстве Корнуолл (полуостров на юго-западе Великобритании), в Ирландии и в Бретани — области на северо-западе Франции, заселенной кельтами. Лес Моруа, где скрывались Тристан и Изольда, находится в Шотландии, остатки стен замка Тинтагель, названного в сказании резиденцией короля Марка, сохранились до наших дней на берегу Корнуолла.

Несмотря на столь точно обозначенное место действия, персонажи сказания, скорее всего, чисто легендарны. (Хотя известно, что в VI веке в Корнуолле правил король по имени Марк.) История о Тристане и Изольде уже в средние века получила общеевропейскую известность: с XII по XV век на этот сюжет было создано множество стихотворных и прозаических произведений на французском, английском, немецком, итальянском, испанском, норвежском, польском и других языках.

Ученые-литературоведы различают три направления, по которым средневековые авторы разрабатывали историю Тристана и Изольды: эпическое, лирическое и так называемое «рыцарское». В эпических версиях преобладает событийная сторона, в лирических на первый план выходит внутренний мир героев, их душевные переживания, в рыцарских описываются главным образом подвиги Тристана. Иногда сказание о Тристане и Изольде сближается с циклом сказаний о короле Артуре, и Тристан причисляется к рыцарям Круглого Стола.

Наиболее ранним из сохранившихся до нашего времени литературным произведением, посвященным любви Тристана и Изольды, является небольшая поэма «Жимолость» поэтессы XII века Марии Французской, причем в начале поэмы отмечается общеизвестность этого сюжета. Мария Французская пишет, что она «слышала не раз»,

Как сладостный постиг недуг

Тристана и Изольду вдруг,

Как скорбь наполнила их дни,

И вместе смерть нашли они.

(ПереводМ. Замаховской)


В средние века о Тристане и Изольде писали Эйльхарт фон Оберге, Готфрид Страсбургский, Томас Английский и многие другие авторы. До нашего времени дошла лишь часть этих произведений, причем большинство из них сохранилось не полностью. В1900 году французский ученый и писатель Ж. Бедье на основе сохранившихся текстов попытался реконструировать древнейшую версию сказания и создал «Роман о Тристане и Изольде».

Рихарду Вагнеру принадлежит опера «Тристан и Изольда». О ее героях композитор писал: «Их чувство проходит до конца все фазы бесплодной борьбы со сжигающим их в глубине души пламенем».

Правил некогда в Корнуолле благородный король Марк. И был у него племянник — Тристан, доблестный и прекрасный.

Однажды в окно королевского замка залетела белогрудая ласточка. В клюве она несла длинный и сияющий, как солнце, золотой волос.

Сказал король Марк своим рыцарям и баронам: «Та, которой принадлежит этот волос, сияющий, как солнце, должна стать моей женой. Кто из вас, благородные сеньоры, отправится добывать мне невесту? Кто отыщет златокудрую красавицу, где бы он ни была, и привезет ее в Корнуолл?» И сказал Тристан, доблестный и прекрасный: «Если такова твоя воля, король мой и дядя, я готов услужить тебе».

Снарядил он быстрый корабль, взял с собой десять рыцарей, храбрых и верных, и пустился в неведомый путь.

Побывал Тристан во многих странах, многих повидал красавиц, но не было среди них той, чьи волосы сияли, как солнце.

Однажды в сильную бурю прибило корабль Тристана к незнакомому зеленому берегу. Сошел Тристан на берег и спросил у древней старухи, несшей вязанку хвороста: «Скажи мне, матушка, как называется эта страна?» И старуха ответила: «Это Ирландия».

Вдруг слух Тристана был поражен грозным ревом, страшным, как голос злого духа. Тристан воскликнул: «Ради Бога, матушка, скажи мне, кто это кричит так ужасно?» Старуха ответила: «Это кричит дракон, что поселился в пещере возле нашей столицы. Каждый день требует он себе девушку и пожирает ее скорее, чем можно успеть прочитать «Отче наш». Король обещал свою дочь, Златокудрую Изольду, тому, кто победит дракона, но не нашелся пока такой храбрец».

И сказал Тристан: «Если суждено мне убить дракона, то я убью его».

Он пошел к пещере чудовища и вызвал его на бой. Огромен был дракон и ужасен с виду: покрыт чешуей, что крепче железа, на лапах — львиные когти, на лбу — бычьи рога, глаза — как раскаленные угли.

Ударил Тристан дракона копьем — не смог пробить чешуи. Ударил дракон Тристана лапой — рассек железные доспехи, заструилась по груди рыцаря алая кровь. Разинул дракон страшную пасть, дохнул на Тристана ядовитым пламенем. Потемнело у Тристана в глазах. Вонзил он свой меч прямо в разверстую пасть, поразил дракона в самое сердце. Грянулся дракон оземь и издох.

Болят у рыцаря кровавые раны, томит его жгучая жажда. Побрел он к ручью, чтобы напиться, но упал в зеленую траву и остался лежать почти бездыханный.

Вечером королевская дочь, Златокудрая Изольда, вышла со своими служанками прогуляться. Увидела она мертвого дракона, а поодаль — умирающего Тристана. А была королевская дочь сведуща в искусстве врачеванья, умела готовить отвары и мази, исцелять самые страшные раны. Велела она перенести Тристана в замок и стала за ним ходить.

Семь дней был Тристан без памяти. На восьмой — открыл глаза и увидел Златокудрую Изольду. Волосы ее сияли, как солнечный свет, и понял Тристан, что нашел ту, которую искал так долго.

Когда зажили раны Тристана, призвал его пред свои очи ирландский король и сказал: «Рыцарь доблестный и прекрасный! Ты избавил нашу страну от дракона, и я отдаю тебе в жены мою дочь, Златокудрую Изольду».

Изольда протянула Тристану руку.

Поклонился Тристан и сказал: «Я прибыл сюда по повелению моего господина, короля Марка. И к нему отвезу Златокудрую Изольду, чтобы стала она его супругой и нашей королевой».

Горько стало Изольде: не для себя, для другого увозит ее из дому Тристан, доблестный и прекрасный.

Стали собирать Изольду в дорогу. Мать Изольды, старая королева, сварила из тайных трав любовное зелье — если выпьют его мужчина и женщина вместе, то полюбят друг друга вечной любовью. В серебряный кувшин налила королева любовное зелье и велела Брангене, верной Изольдиной служанке, дать того зелья Изольде и королю Марку в день свадьбы.

Отчалил корабль от берегов зеленой Ирландии, поплыл к суровым берегам Корнуолла.

Грустит и плачет Изольда: жалко ей покидать родную землю, страшно плыть на чужбину.

Тристан старался развлечь ее и утешить. Стал он учить Златокудрую Изольду читать и писать, и понимать по-латыни, и играть в шахматы — игру королей.

Раз сидели они за шахматной доской, а день был жаркий. Захотелось Изольде пить, и послала она Брангену за вином. Перепутала Брангена кувшины, принесла не вина — любовного зелья.

Выпила Изольда половину кубка, а вторую дала Тристану. Так выпили они свою погибель.

С того дня предались Тристан и Изольда друг другу душою и телом, вступили на путь, с которого не сойти им до самой смерти.

На суровом берегу Корнуолла король Марк со своими рыцарями встречал их корабль.

О, благородный король Марк, встречаешь ты горе свое и терзанье!

Увидел король Марк, как красива Изольда, и полюбил ее с первого взгляда, а Тристана похвалил за верную службу.

Брангена, Изольдина служанка, чтобы скрыть позор госпожи и искупить невольную свою вину, в брачную ночь заменила Изольду на королевском ложе. Ночная тьма помогла обману.

Так стала Изольда королевой Корнуолла.

Честь не велит Тристану любить свою королеву. Долг не велит Изольде нарушать супружескую верность. Но забывали они о долге и чести и помнили лишь о любви.

Был у Тристана враг при дворе благородного Марка, коварный барон Андрет. Давно завидовал Андрет Тристану, давно искал случая опорочить его в глазах короля.

Говорит барон Андрет королю: «Берегись, государь! Королева обманывает тебя с Тристаном».

Король не поверил доносу, но видеть Тристана стало ему тяжело, и он отослал его из замка.

Но не мог Тристан жить без Изольды, а она без него. Стали они встречаться тайно и придумали такую уловку: Тристан, чтобы вызвать на свиданье Изольду, бросал щепки в быстрей ручей, что брал начало за пределами замка. Нет преград водному потоку — бежал ручей по королевскому саду, видела плывущие щепки Изольда, и было то знаком, что ждет ее Тристан у истока ручья под сосной.

Проведал об этом барон Андрет и сказал королю: «Государь, не поверил ты моим словам, так убедись своими глазами. Нынче вечером взберись на сосну, что растет за оградой замка, спрячься в ее ветвях, и ты узнаешь, какие речи ведут между собой Тристан и Изольда».

Послушался король коварного барона Андрета. Вот пришел Тристан под сосну, к истоку ручья, стал бросать в воду светлые щепки. Понесло их теченьем к Изольде. Но тут взошла на небе луна, и увидел Тристан в ручье отражение сосны и короля Марка в ее ветвях.

Не остановить Тристану быстрого теченья, не остеречь Златокудрую Изольду!

А Изольда уже спешит на свиданье, уже подходит к Тристану. Но тут услышала она, как качнулась на высокой сосне ветка. А ветра в тот вечер не было, и догадалась Изольда, что скрывается на сосне соглядатай. Остановилась златокудрая королева, но по своей женской хитрости даже не взглянула наверх, а громко заговорила с Тристаном.

Сказала Изольда: «Господин Тристан! Как посмел ты позвать меня сюда? Чего ты хочешь от меня?» Тристан, поняв хитрость Изольды, также громко ответил: «Прости меня, королева! Хочу я только, чтобы ты замолвила за меня слово перед королем, твоим супругом. Неведомо мне, чем навлек я на себя его немилость. Не знаю, за что прогнал он меня из замка».

Поверил король, что ни в чем не повинны Тристан и Изольда, обрадовался и на другой день послал к Тристану гонца с разрешением вернуться в замок.

По обычаю того времени, рыцари спали в том же покое, что и король с королевой, и от ложа Тристана до ложа Изольды было не более длины копья.

Говорит коварный барон Андрет королю Марку: «Государь! В последний раз испытай верность твоей жены и Тристана. Выйди после первого сна из опочивальни, и можешь меня повесить, если, вернувшись, не уличишь их в измене!» Купил барон Андрет крупичатой муки на четыре денье, рассыпал по полу опочивальни, чтобы остались на ней следы шагов Тристана, когда ночью он приблизился к королеве.

В полночь вышел король из опочивальни.

Но Тристан уже заметил рассыпанную муку, и перенесся к Изольде одним прыжком, не коснувшись ногою пола. На беду позабыл Тристан, что накануне во время охоты ранил его острым клыком дикий кабан. Открылась свежая рана, полилась горячая кровь.

Вернувшись, король застал Изольду одну на ложе, но обличали измену следы свежей крови, запятнавшей постель.

Велико было горе короля Марка, еще больше был его гнев. Повелел он схватить неверную королеву, повелел схватить и ее любовника и наутро сжечь обоих на костре.

Повели на казнь Тристана и Изольду. Вот ведут их мимо уединенной часовни. Тристан просит свою стражу: «Добрые господа! Разрешите мне помолиться в последний раз».

Вошел Тристан внутрь, а стража осталась у входа.

А надобно сказать, что стояла часовня на краю крутого обрыва, и внизу было море и острые камни.

Выломал Тристан из окна железную решетку и ринулся вниз.

А Изольду уже подвели к месту казни — сейчас взойдет она на костер.

Вдруг послышался глухой звук трещоток — это шли к костру сто прокаженных, отвратительных и покрытых гнойными язвами.

Старший из них сказал королю: «Государь! Костер — слишком легкая смерть для изменницы. Лучше отдай королеву нам».

И так велик был гнев короля, что он сказал: «Берите ее!» Под звук трещоток увели прокаженные Златокудрую Изольду.

А король залился слезами и, рыдая, сказал: «Погубил я храбрейшего из рыцарей, погубил прекраснейшую из женщин!» Но Господь милосердный сделал так, что Тристан не погиб. Когда прыгнул он из окна часовни, то ветер надул его плащ как парус, и Тристан опустился на камни, не претерпев никакого ущерба.

Узнал Тристан, что сталось с Изольдой, раздобыл себе меч и коня и устремился на помощь. Быстро нагнал он толпу прокаженных, тащивших златокудрую королеву, громким голосом крикнул: «Отпустите ее, коли жизнь вам мила!» Взялись прокаженные за дубины и колья. Но что дубина против меча, что злоба против доблести! Отбил Тристан Златокудрую Изольду, спас от участи, горшей, чем смерть.

В зеленом лесу, вдали от людей, поселились Тристан и Изольда. Тристан построил шалаш из еловых ветвей, чтобы им было, где жить, смастерил себе лук и стал ходить на охоту, а Изольда жарила дичь на костре.

Не было у них ни соли, ни хлеба, сухие листья служили им постелью, одежда превратилась в лохмотья, но в том зеленом лесу были счастливы Тристан и Изольда, как никогда прежде: теперь не упрекала их совесть, теперь не была их любовь преступной.

Но случилось так, что король Марк, охотясь однажды в том же лесу, увидал шалаш. И подумал король: «Кто же может жить в столь глухом месте?» Он сошел с коня и, раздвинув зеленые ветки, заглянул внутрь шалаша.

Тристан и Изольда спали, меч Тристана лежал между ними. Изумился король, увидев живыми тех, кого почитал умершими, и былой гнев вскипел в его сердце. Выхватил он из ножен свой меч с золотой рукоятью и хотел поразить спящих, но подумал: «Господь милосердный явил чудо, избавив их от неминуемой смерти. Хорошо ли я поступлю, если убью их?» И тогда, умягчившись сердцем, король Марк осторожно взял меч Тристана, а вместо него положил свой — с золотой рукоятью. Потом снял кольцо с пальца Изольды — легко снялось оно, так исхудали ее руки — и надел другое, то, что сама Изольда подарила ему в злополучный день их свадьбы. И тихо, не разбудив спящих, удалился король.

Проснулись Тристан и Изольда. Узнал Тристан меч своего короля, узнала Изольда свое обручальное кольцо.

«Горе нам! — воскликнул Тристан. — Здесь был благородный Марк. Он пощадил нас, хотя мог убить».

Опечалилась Златокудрая Изольда: перед жестоким королем они были правы, перед великодушным — опять виноваты.

И сказал Тристан: «Госпожа моя! Чтобы не совершить бесчестного дела, должен я возвратить тебя супругу».

И сказала Изольда: «Я сделаю так, как ты прикажешь, единственный мой господин».

Посадил Тристан Изольду на своего коня, взял его под уздцы и шагом повел по лесной дороге. Горестным был этот путь, и они не сказали друг другу ни слова.

Благородный король Марк принял Изольду с любовью, даровал ей полное прощенье, а Тристан, терзаемый жестокой печалью, навсегда покинул берега Корнуолла.

Два года скитался Тристан по свету. Много подвигов он совершил и покрыл новой славой свое имя, но в мыслях его была одна Изольда.

Узнал однажды Тристан, что есть у короля Уэльса волшебный колокольчик, от нежного звона которого забывается всякое страданье и печаль превращается в радость.

И подумал Тристан: «Вот бы был подарок для Изольды!» Отправился Тристан в Уэльс и спросил короля: «Что бы ты дал, государь, тому, кто убьет свирепого великана Ургана, угнетающего твою страну?» Король Уэльса ответил: «Все, что тот пожелает».

Страшен был бой с великаном, но Тристан победил. Получил он волшебный колокольчик, послал его Златокудрой Изольде.

Изольда обрадовалась подарку Тристана, но, узнав, что колокольчик волшебный, сказала: «Разве могу я быть веселой, когда мой любимый пребывает в печали?» И бросила колокольчик в море.

Но Тристан об этом не знал и думал, что Изольда уже позабыла их страданья и живет в спокойствии и счастье.

Однажды оказался Тристан в Бретани, стране красивой и плодородной. Но захватили Бретань враги, потоптали ее поля, пожгли города и села, осадили королевскую столицу.

Встал Тристан на защиту Бретани, изгнал врагов из ее пределов. Король Бретани полюбил Тристана как сына и предложил свою дочь ему в жены. Была королевна добра и простодушна, были у нее нежные руки, а звали ее — тоже Изольдой. Дрогнуло сердце Тристана, и в недобрый час взял он в жены другую Изольду.

Но когда другая Изольда, добрая и простодушная, спросила, стыдясь, отчего не одарит он ее поцелуем, почему не прижмет к своему сердцу, Тристан ответил: «В давние времена я дал обет: если когда-нибудь возьму себе жену, то первый год буду жить с ней, как брат с сестрой».

Вскоре поссорился Тристан с одним бароном и вызвал его на поединок. Барон был предатель и трус, он ударил Тристана отравленым копьем.

И вот, умирает Тристан, доблестный и прекрасный.

Велел Тристан снарядить корабль и послать за Златокудрой Изольдой, чтобы мог он проститься с ней перед смертью.

Тристан сказал капитану: «Торопись, друг, ибо недолго осталось мне жить. И если привезешь ты златокудрую королеву — поставь на корабле белый парус, если же откажет она мне в последней милости — черный».

Подслушала речь Тристана его супруга, другая Изольда, добрая и простодушная, и охватила ее жгучая ревность.

Узнала Златокудрая Изольда, что умирает ее любимый, рванулась к нему всем сердцем. Но как уехать от мужа, благородного короля Марка?

Говорит она Брангене, верной своей служанке: «Если король меня не отпустит, то я умру».

Бросилась Брангена перед королем на колени и поведала, как своими руками дала она Тристану и Изольде любовного зелья, и полюбили они друг друга такой любовью, противиться которой не в человеческих силах.

Сказал король Марк: «Если так, то нет на них никакой вины».

И отпустил Златокудрую Изольду, куда она пожелает.

Птицей летит по морю корабль, ветер надувает белый парус.

Выглянула из окна другая Изольда, увидела корабль, сказала о том Тристану.

Спрашивает Тристан: «Какого цвета на нем парус?» Ответила другая Изольда, добрая и простодушная: «Чернее тутовых ягод».

И Тристан, не отпускавший от себя жизнь лишь потому, что ждал Златокудрую Изольду, трижды произнес ее имя и умер.

Не пришлось Златокудрой Изольде принять последний вздох Тристана, без нее скончался ее любимый!

Сказала Изольда Златокудрая другой Изольде: «Уйди! Сейчас я должна быть с ним, потому что никто на свете не любил его сильнее меня».

И, оставшись наедине с Тристаном, крепко его обняла, прижалась грудью к его груди, устами к его устам, и сердце ее разорвалось.

Король Марк приказал сделать два гроба: для Тристана — из зеленого берилла, для Изольды — из прозрачного халцедона.

Похоронили их по две стороны от часовни. За ночь на могиле Тристана вырос высокий терновник, изогнулся над крышей часовни и вершиной врос в могилу Изольды.

62. ТОМАС ЛЕРМОНТ

Полулегендарный шотландский поэт Томас Лермонт из Эрсидцуна, живший в XIII веке, считается зачинателем шотландской литературы. Великий английский писатель Вальтер Скотт писал: «Мало кто так прославлен в преданиях, как Томас из Эрсилдуна».

В одной из легенд рассказывается о том, каким образом Томас Лермонт обрел свой поэтический дар.

На берегу реки Лаудер, у подножия Эддонских холмов, в своем родовом замке Эрсилдун жил благородный, хотя и небогатый, шотландский дворянин Томас Лермонт. На всю округу славился Томас Лермонт своим умением петь и играть на арфе, а такое умение шотландцы издревле ценили наравне с воинской доблестью.

Однажды майским утром Томас Лермонт сидел на берегу Лаудера под сенью старого Элдонского дуба, о котором говорили, что ему уже тысяча лет, и задумчиво перебирал струны арфы.

Вдруг послышался стук копыт, перезвон бубенцов, и из леса выехала всадница на статном сером коне. Она держала на сворке семь борзых собак, семь гончих бежали следом. Грива коня была украшена пятьюдесятью и еще девятью серебряными бубенцами, шелковые поводья расшиты драгоценными каменьями, седло крыто алым бархатом, а стремена сделаны из прозрачного хрусталя.

На всаднице было атласное платье, зеленое, как молодые листья рябины, и такой же плащ, а сама она была хороша, как майское утро.

Томас подумал, что перед ним Святая Дева, и хотел преклонить перед нею колена, но красавица, будто угадав его мысли, сказала: «Нет, Томас, я не Святая Дева, а всего лишь королева доброго народца — фей и эльфов».

Она спрыгнула с коня, присела на траву рядом с Томасом и попросила: «Сыграй мне на своей арфе, Томас из Эрсидцуна! И, если твоя игра придется мне по нраву, я щедро награжу тебя».

«Охотно, прекрасная королева, я приложу все свое умение, чтобы угодить тебе», — ответил Томас и заиграл. Струны как будто сами пели под его руками, мелодия лилась, как ручей с вершины холма.

Когда Томас закончил, королева фей сказала: «Никогда еще мне не доводилось слышать такой прекрасной игры, хотя в моем королевстве немало искусных музыкантов. Проси у меня награду, какую только пожелаешь».

Томас ответил: «Если ты и вправду хочешь меня наградить, то позволь поцеловать тебя».

Лицо прекрасной королевы затуманилось печалью, и она сказала: «Как бы не пожалеть тебе, Томас из Эрсилдуна, о своей просьбе. Ведь если ты поцелуешь меня хоть раз, то окажешься в полной моей власти и тебе придется прослужить мне семь лет. А к добру это или к худу — никто не знает».

Томас воскликнул: «Я готов служить тебе не семь лет, а до конца своей жизни!» — и поцеловал прекрасную королеву в уста, алые, как цветы шиповника.

И вдруг с королевой произошла страшная перемена: ее золотые волосы поседели, белоснежная кожа пожелтела и покрылась морщинами, зеленое платье полиняло и стало серым, как пепел. Статный конь превратился в заморенную клячу, а борзые и гончие — в голодных волков.

В ужасе смотрел Томас Лермонт на преображенную королеву, а она рассмеялась и сказала: «Не будем медлить, Томас из Эрсилдуна, нам предстоит неблизкий путь!» Королева вскочила в седло, велела Томасу сесть к ней за спину, и заморенная кляча понеслась быстрее птицы, а голодные волки побежали следом.

И вот зеленые долины и поросшие вереском холмы остались позади — перед путниками расстилалась унылая пустошь, бескрайняя и бесплодная.

Королева фей остановила коня и сказала: «Здесь мы отдохнем. Приляг, Томас, на землю, склони голову ко мне на колени, да смотри — не засни, потому что должны тебе явиться три видения».

Томас послушался и вскоре увидел, как пролегли через пустошь три дороги. Одна — узкая и каменистая, вся заросшая тернием и колючим шиповником. Королева фей сказала: «Это — путь правды, самый трудный из всех путей».

Другая дорога была широкая и гладкая, по ее обочинам цвели душистые лилии. Королева фей сказала: «Это — дорога лжи. Многие выбирают ее, потому что легко по ней идти, но она ведет к погибели».

Третья дорога, то исчезая, то вновь появляясь, вилась среди густых зарослей зеленого папоротника и лилового вереска. «А эта дорога, — сказала королева фей, — ведет в мою страну. По ней-то мы и поедем».

Сначала дорога петляла по склону холма, потом стала спускаться в ущелье, сумрачное и холодное, как могила. По дну ущелья катил свои темные воды широкий поток, и Томас увидел, что течет в нем не вода, а кровь.

Королева фей сказала: «Это кровь, пролитая на полях сражений. Когда на земле мир — поток мелеет, когда начинаются войны — выходит из берегов».

Конь переплыл кровавый поток, перенеся всадников на другой берег. Дорога пошла вверх, и вскоре Томас снова увидел солнечный свет.

Он и его спутница оказались в зеленом саду. Ветви яблонь клонились под тяжестью спелых плодов. Томас проголодался и хотел сорвать яблоко, но королева фей остановила его: «Остерегись, Томас, если в стране фей ты съешь что-нибудь кроме того, что я сама тебе предложу, или заговоришь с кем-нибудь, кроме меня, то останешься здесь навсегда».

Вскоре пред ними предстал прекрасный замок, стоящий на вершине холма. Королева фей сказала: «Вот мое жилище. Здесь живет король — мой супруг, и мой народ — феи и эльфы».

Она затрубила в рог, что висел у нее на поясе, и со всех башен радостно отозвались трубы. Распахнулись ворота, опустился подъемный мост, навстречу королеве вышел ее супруг в окружении фей и эльфов.

И тут же к королеве вернулась ее прежняя красота и великолепный наряд, конь обрел прежнюю стать, а голодные волки превратились в породистых собак.

Король и королева рука об руку вошли в замок, остальные последовали за ними. В замке феи и эльфы окружили Томаса и стали спрашивать, кто он таков. Но Томас, помня предостережение королевы, молчал.

За него ответила королева: «Это Томас из Эрсилдуна. Он дал обет молчания, но прекрасно умеет играть на арфе. Завтра мы устроим состязание музыкантов и посмотрим, кто окажется искуснее — жители страны фей или обычный человек».

На другой день все собрались в самом большом зале замка. Король и королева сидели на тронах, украшенных драгоценными камнями. Два эльфа внесли золотую арфу, и королева фей объявила: «Эта арфа станет наградой тому, кто победит в состязании».

Сначала свое искусство показали жители страны фей. Мелодии, которые они играли, были волшебными, на земле таких не слыхали.

Томас Лермонт подумал: «Где мне с ними тягаться!» Но тут королева фей сказала: «Теперь твой черед, Томас из Эрсилдуна!» Томас взял свою арфу и, едва начав играть, забыл, что находится в царстве фей и вокруг него множество народа. Ему казалось, что он сидит под Элдонским дубом и слушает его одна прекрасная королева.

Когда он закончил, все в один голос решили: «Томас из Эрсилдуна выиграл состязание.» Ему вручили золотую арфу.

Следующим утром королева сказала Томасу: «Пора тебе возвращаться домой».

Томас удивился: «Ведь ты говорила, что я должен прослужить тебе семь лет, а пошел только третий день!» На что королева ответила: «В стране фей время идет не так, как на земле. Ровно семь лет минуло с тех пор, как мы с тобой встретились под Элдонским дубом».

Тогда Томас воскликнул: «Без тебя безрадостна будет моя жизнь! Разреши мне остаться здесь навсегда».

Но королева фей сказала: «Тебе нельзя больше оставаться здесь ни одного дня. Раз в семь лет сюда прилетает злобный дух из Царства Тьмы и забирает кого-нибудь из моих слуг. Сдается мне, что на этот раз он выберет тебя».

Королева фей велела оседлать своего серого коня, вскочила в седло, Томас снова сел к ней за спину, и они пустились в обратный путь.

Вот уже показались Элдонские холмы. Томас сошел с коня и стал прощаться с прекрасной королевой.

Королева фей сказала: «Прими от меня три волшебных дара, Томас из Эрсилдуна. Первый — дар стихотворства. Отныне ты сможешь слагать стихи, и люди станут называть тебя Томас Стихотворец. Второй — дар пророчества. Ты будешь провидеть на много лет вперед и предсказывать то, что случится в далеком будущем. Третий — дар правдивости. Никогда твои уста не произнесут ни слова лжи».

Томас воскликнул: «Спасибо тебе за два первые дара, а третий — возьми обратно. Если я не смогу лгать, то как же я стану торговать на ярмарке, оказывать почтение вельможам и льстить красавицам?» Но королева фей сказала: «Не отказывайся от третьего дара, Томас. Он пугает тебя, но в нем — великая сила».

И Томас ответил: «Будь по-твоему».

Королева фей повернула своего коня. Томас крикнул ей вслед: «Я не хочу расставаться с тобой навсегда!» Королева, обернувшись, ответила: «Придет время — и я позову тебя. Жди моих посланцев, Томас из Эрсилдуна! Но знай, придут они за тобою не скоро».

С той поры минуло дважды семь лет. Томас жил в родном Эрсилдуне, но его слава гремела по всей Шотландии. Его почитали как мудрого прорицателя, как человека, который никогда не лжет и как вдохновенного поэта.

Предсказания Томаса Лермонта были полны глубокого смысла и всегда исполнялись. Однажды граф Марч, знатный вельможа, послал к Томасу в Эрсилдун своего слугу, чтобы узнать, какая на другой день будет погода. Томас ответил: «Завтра разразится буря, какой еще не бывало в Шотландии».

Однако следующее утро выдалось ясным и тихим Граф Марч потребовал, чтобы прорицатель признал свою ошибку, но Томас сказал: «Подождите до полудня».

Настал полдень. И случилось так, что в это время король Шотландии Александр III ехал верхом по узкой горной дороге. Конь под ним оступился, король упал с крутого склона и разбился насмерть.

У Александра III не было прямого наследника, и сразу после его гибели объявилось тринадцать претендентов на шотландский престол. В стране началась великая смута, которая продолжалась долгие годы.

Вскоре на Шотландию напали англичане. Шотландцы мужественно защищали свою независимость.

Однажды шотландское войско остановилось на отдых в двух милях от Эрсилдуна, там, где Лаудер впадает в реку Твид. Томас Лермонт пригласил шотландских вождей в свой замок и устроил для них пир. Когда гости насытились, они стали просить хозяина показать свое искусство, о котором они так много слыхали, и спеть какую-нибудь песню собственного сочинения.

Томас взял свою золотую арфу и запел о том, как некогда побывал он в стране фей и с тех пор тоскует по ее прекрасной королеве.

Вдруг в пиршественную залу вбежал слуга и закричал: «Господин, случилось небывалое: из лесу вышли два белых оленя и идут прямо к замку!» Томас Лермонт и его гости пошли посмотреть на такое диво. И правда — по улице селения, не обращая внимания на собравшуюся толпу, царственной поступью шествовали олень и олениха, белые, как снег на горной вершине.

И сказал Томас Лермонт: «Клянусь, это существа не из нашего мира, и они посланы за мной».

Он вернулся в замок, взял свою золотую арфу и пошел навстречу оленям. Олени остановились, поджидая его. Томас в последний раз взглянул на Эрсилдун и произнес: «Прощай, жилище моих предков! Отныне никто из Лермонтов не будет владеть тобой. Твои древние стены обветшают, и там, где некогда пылал твой гостеприимный очаг, зайчиха выведет свое потомство».

Томас вместе с белыми оленями перешел вброд Лаудер — и все трое скрылись из глаз…

В Шотландии Томаса Лермонта почитают до сих пор. На древней башне, сохранившейся там, где было селение Эрсилдун, и, по традиции, называемой «Башней Томаса», в 1894 году была установлена мемориальная доска. Памятным камнем отмечено и место, где, по преданию, рос Элдонский дуб, под которым Томас Лермонт встретился с королевой фей.

В1838 году Вальтер Скотт собрал и опубликовал легендарные и исторические данные о Томасе Лермонте, а также написал поэму «Томас Стихотворец».

Произведения самого Томаса Лермонта на протяжении долгого времени бытовали в изустной традиции. Ему приписывается один из ранних стихотворных вариантов романа о Тристане и Изольде. Поэт и историк XVI века Роберт де Брюнн писал об этом романе: «Он был бы лучшим из всех, когда-либо сочиненных, если бы его можно было читать вслух в том виде, в каком он был создан автором — Томасом Эрсилдуном», но «он написан таким цветистым языком и таким сложным размером, что теряет все свои достоинства в устах обыкновенных менестрелей».

Свои прорицания Томас Лермонт также облекал в стихотворную форму. По большей части они касались истории Шотландии. Томас Лермонт предсказал битву при Бэннокберне, в которой шотландцы нанесли сокрушительное поражение англичанам. Это произошло в 1314 году, через семнадцать лет после смерти (или, если верить легенде, таинственного исчезновения) самого Томаса. Он предсказал также объединение Англии и Шотландии под властью короля шотландского происхождения, рожденного французской королевой:

Британию он от морей до морей покорит,

Потомкам его подчинятся шотландец и бритт

(ПереводМ Клягиной-Кондратьевой)


Это предсказание исполнилось в 1603 году, когда королем Англии и Шотландии стал Яков VI, сын шотландки Марии Стюарт, бывшей замужем за французским королем Франциском II.

Предсказал Томас Лермонт и будущее наступление конца света: это произойдет, когда два валуна, стоящие в узком заливе Тэй и известные под названием «Коровы Гаури», выйдут на берег. (Говорят, что валуны приближаются к суше со скоростью одного дюйма (2,54 см) в год.). Великий русский поэт М.Ю. Лермонтов считал Томаса Лермонта своим предком. Действительно, в начале XVII века некий шотландский дворянин Георгий Лермонт поступил на службу к царю Михаилу Федоровичу и был назначен «обучать хитростям ратного строения дворян и детей боярских». М.Ю. Лермонтов является потомком этого Лермонта в восьмом колене.

Философ и литературный критик Вл. Соловьев писал, что Лермонтов был очень близок по духу к Томасу Лермонту — «древнему своему предку, вещему и демоническому(…), сего любовными песнями, мрачными предсказаниями, загадочным двойственным существованием и роковым концом».

63. РОБИН ГУД

Сказания о Робин Гуде сохранились в форме баллад — сюжетных стихотворений. Слово «баллада» происходит от того же корня, что и «балет». Первоначально балладами называли народные песни, которыми сопровождались пляски.

О смелом парне будет речь.

Он звался Робин Гуд.

Недаром память смельчака

В народе берегут.

(Перевод Игн. Ивановского)


Вольный лесной стрелок Робин Гуд — герой английских народных баллад, благородный разбойник, борец с несправедливостью, защитник угнетенных. По степени популярности его часто сравнивают с королем Артуром: король Артур — идеал рыцарства, Робин Гуд — идеал простого народа.

Существует огромное количество баллад о Робин Гуде. На протяжении столетий в народе возникали все новые и новые истории о его приключениях и подвигах. Наиболее ранние из этих баллад относятся к XIII веку, наиболее поздние — к XVII веку.

В балладе, открывающей цикл баллад о Робин Гуде, рассказывается о том, что он с юных лет был непревзойденным стрелком излука.

Но дом его сожгли враги,

И Робин Гуд исчез, -

С ватагой доблестных стрелков

Ушел в Шервудский лес.

Баллада не называет врагов, разоривших селение Робин Гуда, но большинство исследователей считает, что в ней отразилась память о завоевании Англии норманами в XI веке. Завоеватели жестоко притесняли тогдашнее население Англии — англосаксов, отбирали у них земли, лишали прав. В исторической хронике, составленной в XII веке, говорится: «Среди людей, у которых конфискованы были имения, находился также знаменитый Робин Гуд, которого прославили все современные барды». Таким образом, в XII веке легендарный Робин Гуд отождествлялся с конкретной исторической личностью.

Нередко англосаксы, нежелающие покоряться завоевателям, уходили в леса и создавали партизанские отряды для борьбы с норманнами. Вероятно, Робин Гуд был предводителем такого отряда.

Однако в балладах образ Робин Гуда не привязывается к какой-либо определенной эпохе. Иногда его называют современником короля Ричарда Львиное сердце, правившего в XII веке, иногда — современником королей Эдуардов (их было несколько, и они жили в XIII–XIV веках).

Постепенно англосаксы смешались с норманнами, образовав единый английский народ, борьба между ними потеряла свою актуальность, и Робин Гуд из непокоренного англосакса превратился в вольнолюбивого английского крестьянина-йомена.

Робин Гуд и его удальцы жили в Шервудском лесу не только разбоем, но и охотой. Однако охота в средневековой Англии была для крестьянина занятием опасным, противозаконным. Вся дичь в лесу принадлежала королю и королевские лесничие зорко ее охраняли. Нарушившим запрет грозила смертная казнь. В большинстве баллад противниками Робин Гуда являются нотгингемский шериф — наместник короля в городе Ноттингеме, а также королевские лесничие.

Однажды шериф приказал повесить трех сыновей старухи-вдовы из ближайшей деревни за то, что они подстрелили оленя в королевском лесу. Об этом узнал Робин Гуд.

«Клянусь, — воскликнул Робин Гуд, -

Ты рано плачешь, мать!

Но видит Бог, что я бы мог

Навеки опоздать!»

Робин Гуд переоделся нищим и поспешил в Ноттингем, где все уже было готово к казни. Когда осужденных подвели к виселице, Робин Гуд затрубил в рог. Тут же из леса примчалась сотня вольных стрелков, и сыновья вдовы были освобождены.

В другой балладе Робин Гуд и его удальцы спасают от казни своего товарища Вилла Статли:

И вот на воле храбрый Вилл,

Избавлен от петли.-

Навек запомню я, друзья,

Как вы меня спасли.

Мы будем в зарослях бродить,

В волнах густой травы

И слушать звонкий щебет птиц

Да пенье тетивы».

В балладе «Робин Гуд и золотая стрела» шериф жалуется королю, что не может изловить Робин Гуда и его вольных стрелков. Король советует прибегнуть к хитрости:

«Найди приманку похитрей,

Захлопни западню,

А там вези врага ко мне,

Я сам его казню».

Шериф объявил в Ноттингеме состязание в стрельбе из лука, пообещав победителю золотую стрелу. Когда весть об этом дошла до Шервудского леса, вольные стрелки решили принять участие в состязании и отправились в город. Но по совету одного из них, дюжего молодца по прозвищу Малютка Джон, Робин Гуд и его товарищи сменили зеленые плащи, которые носили обычно, на разноцветные, и шериф их не узнал.

Робин Гуд выиграл состязание, получил золотую стрелу — и благополучно вернулся в лес.

Люблю, — воскликнул Робин Гуд, -

Нелегкие дела!

Вот только плохо, что шериф

Не знает, где стрела.

Вольные стрелки сочинили письмо к шерифу, в котором сообщили ему, кто выиграл приз, привязали письмо к стреле, и Робин Гуд выстрелил ею излука, да так, что стрела долетела до Нотингема и попала прямо в окно к шерифу.

Был в страшной ярости шериф

От дерзкого письма,

И сам потом дивился он,

Что не сошел с ума.

Робин Гуд не раз ловко обманывал и грабил самого шерифа. В одной балладе, захватив шерифа в плен, он заставляет его поклясться не притеснять бедняков; в другой — нагоняет на него такого страха, что шериф решает держаться подальше от Робин Гуда — и отказывается от борьбы с ним.

Хотя обычно Робин Гуд враждует со знатью, в одной из баллад рассказывается о том, как он помог попавшему в беду рыцарю.

Сын рыцаря служил при королевском дворе, что требовало больших расходов, и рыцарю пришлось заложить все свои имения аббату ближайшего монастыря. Пришло время уплаты долга, но платить было нечем, и рыцарь отправился в аббатство просить об отсрочке.

Когда он проезжал через Шервудский лес, на него напали вольные стрелки во главе с Робин Гудом. Но увидев, что у рыцаря ничего нет, и выслушав его печальную историю, Робин Гуд дал ему сумму, необходимую для выкупа земель, а остальные вольные стрелки подарили коня, уздечку, пару сапог и кусок сукна на новый плащ. Робин Гуд приходил на выручку нуждающимся в помощи в самых разных жизненных обстоятельствах.

Однажды, когда теплым майским днем Робин Гуд отдыхал в тени под деревом, мимо него по дороге прошел молодой парень, распевающий веселую песню. А вскоре Робин Гуд увидел того же парня, возвращавшегося обратно. Он уже не пел, а тяжко вздыхал. Робин Гуд вышел из лесу ему на встречу и спросил, какая беда с ним приключилась. Парень поведал, что шел к своей милой, чтобы подарить ей обручальное колечко, но узнал, что ее насильно выдают замуж за старого лорда. Робин Гуд со своими стрелками поспешил в церковь, где уже началось венчание, прогнал старого лорда, и влюбленные тут же обвенчались.

В одной из баллад рассказывается о женитьбе самого Робин Гуда. Робин Гуд полюбил знатную девушку по имени Марианна и, выдавая себя за графа, добился ее любви. Затем он вернулся в Шервудский лес, а опечаленная Марианна, переодевшись в мужское платье, отправилась его искать. Они встретились на лесной дороге. Робин Гуд принял Марианну за богатого путешественника и напал на нее, желая ограбить, а Марианна не узнала в разбойнике своего возлюбленного-графа. Между ними завязался бой, причем девушка сражалась так мужественно, что восхищенный Робин Гуд предложил ей заключить мир и быть отныне товарищами. Вскоре недоразумение разъяснилось, Робин Гуд и Марианна обвенчались и счастливо жили в зеленом лесу.

Завершается цикл баллад о Робин Гуде балладой о его смерти. Однажды Робин Гуд почувствовал, что рука его ослабела и стрелы летят мимо цели. Он решил, что заболел, и отправился в Кирклейский монастырь, монахини которого славились искусством «отворять кровь» (в средние века кровопускание считалось лучшим средством от всех болезней). Монахини, то ли по недосмотру, то ли по злому умыслу, выпустили из жил Робин Гуда так много крови, что он оказался при смерти. Из последних сил затрубил Робин Гуд в свой рог. Малютка Джон услышал призыв. Он выломал монастырские ворота и, найдя Робин Гуда умирающим, предложил поджечь монастырь, чтобы отомстить монахиням. Однако Робин Гуд ответил, что за всю свою жизнь не причинил вреда женщинам и перед смертью не хочет изменять этому правилу.

С помощью Малютки Джона он вернулся в лес. Робин Гуд простился с товарищами, в последний раз натянул тетиву своего верного лука и пустил стрелу, завещав похоронить себя там, где она упадет.

Так закончилась жизнь Робин Гуда.

Как и многие герои народных сказаний, Робин Гуд имеет не только исторические, но и мифологические корни. В германской мифологии известен лесной дух Гудекин. В Англии существовал майский праздник, посвященный Робин Гуду, когда крестьяне отправлялись в лес ломать свежие зеленые ветки. Этот обычай свидетельствует о том, что в народном сознании Робин Гуд объединился с языческим лесным божеством.

В настоящее время в графстве Ноттингемшир, в Шервудском лесу, существует «Музей Робин Гуда».

64. ПЕСНЬ О РОЛАНДЕ

«Песнь о Роланде» — величайшее произведение французской эпической поэзии — возникла в IX веке. Первоначально она бытовала в устной форме, ее исполняли бродячие певцы-жонглеры.

302 Популярность «Песни о Роланде» очень велика. Английский летописец Вильгельм Мальмсберийский писал, что прибывшие из Франции норманны во время битвы при Гастингсе (1066) пели «кантилены Роланда», «чтобы пример этого мужа воодушевлял воинов».

Наиболее ранняя запись «Песни о Роланде» относится к 1170 году, она была сделала неким Турольдусом, который приписал в конце: «Турольдус утомился». Но был ли этот Турольдус просто переписчиком или его рукопись является авторской обработкой народного сказания — неизвестно.

В основе «Песни о Роланде» лежит исторический факт. В 778 году император франков Карл Великий со своим войском возвращался из похода против Испании. В Пиренеях, при переходе через ущелье Ронсеваль, на арьергард франкского войска напал отряд басков. Произошло кровопролитное сражение, в котором погибло множество франков — рядовых воинов и полководцев. Современник и биограф Карла Великого, Карл Эйнхард, рассказывая об этом сражении, называет среди убитых Роланда — графа бретонской марки (области на севере Франции).

В «Песни о Роланде» частный эпизод войны был преобразован в событие, исполненное величия и глубокого внутреннего значения, а «граф бретонской марки», о котором неизвестно ничего, кроме имени, превратился в национального героя, образец доблести и патриотизма.

Вместо реальных басков, коренного населения испанских гор, в «Песни о Роланде» противниками франков выступают сарацины (или мавры) — так называли захвативших Испанию арабов. Дело в том, что баски, также как и франки, были христианами, а сарацины — мусульманами (христианские авторы ошибочно называли их язычниками). Таким образом, в «Песни о Роланде» стычка христиан с христианами заменяется борьбой христианства с язычеством, и франки сражаются, воодушевленные религиозной идеей.

В соответствии с законами эпоса был преобразован и образ императора франков Карла Великого. В «Песни о Роланде» он представлен древним, седобородым старцем, тогда как на самом деле в год Ронсевальской битвы ему было тридцать шесть лет и он носил титул короля, став императором лишь в 800 году.

Историческим лицом является еще один персонаж «Песни о Роланде» — Турпин, архиепископ Реймский, но известно, что он не погиб в Ронсевальской битве, как об этом повествуется в «Песни о Роланде», а скончался на 24 года позже.

Прообразом изменника Гвенелона принято считать архиепископа Санского, имевшего созвучное имя Венило, жившего, правда, значительно позже и в 856 году изменившего внуку Карла Великого, королю Карлу Лысому.

Сарацинский царь Марсилий — лицо вымышленное.

«Песнь о Роланде» — классический образец средневековой эпической поэзии. В народной среде она долгое время продолжала существовать в устной форме, развиваясь и видоизменяясь, порой, самым неожиданным образом. Так, во второй половине XIX века по Франции был записан вариант «Песни о Роланде», который заканчивается тем, что Карл Великий удаляется на покой, передав свой престол Наполеону.

Карл Великий, император франков, семь долгих лет воевал в Испании против сарацин. Много славных побед одержали франки, захватили множество вражеских городов, и, наконец, у сарацин остался лишь один город — их столица Сарагоса.

Сарацинский царь Марсилий призвал к себе мудрецов и сказал: «Силы наши на исходе, мы больше не можем сопротивляться доблестным франкам. Посоветуйте, мудрейшие, как избежать нам позора и смерти?» Задумались сарацинские мудрецы, и один из них, по имени Бланкандрин, ответил: «Раз мы не можем победить императора Карла в открытом бою, нужно обойти его хитростью и обманом. Пошли, господин, ему богатые дары: четыре сотни мулов, груженых золотом и серебром, породистых собак, львов, и верблюдов, и охотничьих соколов, уже перелинявших, чтобы не беспокоиться, что они умрут во время линьки; да вели сказать, что ты хочешь заключить с ним мир, обещаешь отречься от нашей веры и принять христианство в столице франков, городе Аахене. Император Карл поверит и уйдет со своим войском из наших земель».

Марсилию понравился совет мудреца, и он отправил к повелителю франков посольство с богатыми дарами и обманным предложением мира.

Карл Великий в завоеванном им испанском городе Кордове отдыхал в зеленом саду. Он восседал на золотом троне, его длинные кудри, белые, как яблоневый цвет, падали на плечи. Вокруг на шелковых коврах сидели храбрейшие франкские рыцари и бароны, и самый доблестный среди них — племянник короля Роланд.

Послы Марсилия предстали перед Карлом Великим, объявили о богатых дарах, которые посылает их господин, и сказали:

«Великий Карл, ты долго здесь сражался —

Пора тебе домой вернуться в Аахен!

Марсилий наш пойдет за вами следом,

Чтоб там принять святой закон Христа».

(Перевод Ф. дела Барта)


Император выслушал послов и задумался. Потом обратился к своим баронам: «Вы слышали, благородные бароны, речи послов Марсилия. Посоветуйте, что на них ответить».

Роланд воскликнул: «Не следует, государь, верить врагам! Царь Марсилий — презренный лжец. Вспомни — один раз он уже предлагал нам мир и дружбу, тогда мы согласились и отправили к нему наших послов, а он приказал отрубить им головы. Не будем же теперь слушать лживых речей, а продолжим войну и захватим Сарагосу — последний оплот язычников?

Но рыцарь Гвенелон, отчим Роланда, возразил: «Не слушай, государь, Роланда — его совет неразумен. Не отвергай мира и дружбы и окончи войну, чтобы мы могли вернуться домой».

И все бароны согласились с графом Гвенелоном.

Тогда император Карл сказал: «Раз такое ваше решение, я согласен окончить войну. Но кто из вас отправится в Сарагосу, чтобы сообщить об этом Марсилию?» Первым выполнить опасное поручение вызвался Роланд, за ним — храбрый Оливьер, друг Роланда, брат его невесты — прекрасной Альды, а третьим был мудрый архиепископ Турпин. Но император Карл сказал: «Никого из вас я не могу отпустить от себя. Вы, все трое, нужны мне здесь». Тогда Роланд предложил: «Пусть поедет мой отчим, граф Гвенелон. Он храбр и рассудителен и умеет хорошо говорить. Никто лучше него не справится с таким поручением».

Карл согласился: «Да будет так! Возьмите, Гвенелон, мою перчатку и жезл, чтобы в вас сразу признали посла, и поезжайте».

Гвенелон, не ожидавший, что выбор падет на него, испугался, поскольку знал, как коварен Марсилий, и в душе графа поселилась злоба против Роланда. Все же он ответил: «Раз вы посылаете меня, государь, я поеду!» Гвенелон сел на коня и отправился в путь.

Всю дорогу он думал, как ему поступить, и надумал: чтобы обезопасить себя, а заодно погубить Роланда, решил Гвенелон совершить измену.

Он предстал перед Марсилием и сказал: «Я научу тебя, господин, как победить императора Карла. Знай, Карл сильнее тебя до тех пор, пока в его войске сражается храбрый Роланд. Одолей Роланда — и ты одолеешь все франкское войско!» Марсилий спросил: «Но как же это сделать?» Изменник Гвенелон ответил: «Притворись покорным императору Карлу, подтверди, что готов отречься от своей веры, поклянись отправиться в Аахен и принять там крещенье. Карл уйдет во Францию и уведет свое войско, а я позабочусь, чтобы Роланд с малым отрядом шел последним. Ты нападешь на него со всей своей ратью — и убьешь, а когда Роланд будет мертв, без труда победишь войско императора Карла».

Марсилий наградил Гвенелона богатыми дарами, и изменник вернулся к императору Карлу с подтверждением лживых клятв сарацинского царя.

Карл Великий, как и предполагал Гвенелон, объявил, что война окончена, собрал франкское войско и повел его через горы и ущелья в родную Францию.

В Ронсевальской долине Гвенелон сказал Карлу: «Государь, нужно оставить небольшой отряд, чтобы он прикрывал отход наших войск. А предводителем этого отряда пусть будет Роланд». И Карл согласился. Войско франков двинулось дальше, а Роланд с двадцатью тысячами воинов остался в Ронсевальской долине. Вместе с ним остались его друг храбрый Оливьер и мудрый архиепископ Турпин.

Меж тем Марсилий собрал все свое войско, и четыреста тысяч сарацин выступили против отряда Роланда.

Храбрый Оливьер увидел приближающихся врагов и сказал Роланду: «Несметное войско идет на нас. Берите свой рог Олифант, мой добрый Роланд, и трубите погромче. Император Карл услышит — и вернется нам на подмогу».

Но Роланд ответил: «Я бы счел себя опозоренным, если бы стал звать на помощь. Врагов больше, чем нас? Тем лучше! Моему мечу Дюрандалю предстоит славная работа. На горе себе пришли сюда сарацины, ручаюсь — ни один из них не уйдет живым!» Роланд вскочил на коня, выхватил из ножен меч и поскакал навстречу врагам. Храбрый Оливьер, мудрый архиепископ Турпин и двадцать тысяч франков поскакали за ним.

Завязался кровавый бой. Храбро сражались франки, но на каждого из них приходилось по двадесятка врагов. Один за другим падали франки мертвыми на землю, а Марсилий посылал в бой все новые и новые полки.

И вот франков осталось всего шестьдесят человек.

Роланд воскликнул: «О, горе! Сегодня милая Франция лишилась лучших своих рыцарей! — Затем он сказал Оливьеру: — Друг мой Оливьер, вы были правы. Я послушаюсь вас и затрублю в свой рог Олифант, пусть император Карл поспешит нам на помощь».

Но Оливьер сурово ответил: «Слишком поздно решили вы меня послушаться, Роланд! Если бы вы затрубили в свой рог, когда я просил вас об этом, император Карл и все его войско были бы уже здесь, и победа была бы нашей. А теперь, когда из-за вашего безрассудства погибло столько франков, звать на помощь, чтобы спасти самих себя, было бы позором!» Мудрый архиепископ Турпин услышал речь Оливьера и сказал: «Войско императора Карла уже далеко и не успеет спасти нас. Но все же трубите в свой рог, Роланд, чтобы император Карл узнал, что мы погибли, и, вернувшись, отомстил за нас!» И Роланд взял свой рог Олифант.

К устам своим Роланд свой рог приставил, Напряг все силы, зычно он трубит.

На тридцать лье чрез горные вершины Заветный рог раскатами гремел.

Войско Карла Великого ушло далеко вперед, но все же император услышал звук Олифанта.

Карл сказал: «Слышите? Это рог Роланда!» Изменник Гвенелон ответил: «Наверное, Роланд решил поохотиться на зайцев и подбадривает охотников звуками рога».

Но тут Олифант затрубил снова, и Карл воскликнул: «Роланд в беде, он зовет нас на помощь!» Император развернул свое войско и поскакал назад к Ронсевалю.

Во весь опор несется Карл Великий;

Поверх брони висит брада седая,

Вокруг него французские дружины

Несутся вскачь, исполнены тоски.

Меж тем в Ронсевальской долине в неравном бою погибли последние франки. Пал храбрый граф Оливьер, пал мудрый архиепископ Турпин — и Роланд остался один.

Конь под ним убит, сам он весь изранен, но из последних сил продолжает сражаться. И сарацины, дрогнув под его натиском, обратились в бегство.

Тогда Роланд стал оплакивать погибших товарищей. Рыдая, он говорил:

«Друзья мои, могучие вассалы!

Как долго мне служили верно вы! (…)

Товарищи! В несчастье виноватый

Не смог я вас от смерти защитить!

Пусть вас хранит великий, справедливый,

Единый Бог…»

Чувствуя, что приближается его смерть, Роланд в последний раз взял в руки свой меч, верный Дюрандаль, и сказал:

«Мой добрый меч, ты больше мне не нужен,

Мне жаль тебя! В таких боях жестоких

С тобой врагов так часто побеждал я,

Так много царств тобой завоевал!»

Роланд подошел к гранитной скале и что есть силы ударил Дюрандалем по камню. Он хотел разбить меч, чтобы благородный клинок после его смерти не попал в недостойные руки. Но Дюрандаль лишь зазвенел от удара и даже не затупился о гранит.

Тогда Роланд прижал меч Дюрандаль и рог Олифант к груди, лег на землю и в последний раз обратился к Богу, прося отпустить ему грехи.

И вот с душой Роланда херувимы

Помчались прямо в чудный, светлый рай.

Едва Роланд испустил дух, как Ронсевальская долина огласилась звуками боевых труб — то скакало войско франков во главе с императором Карлом.

Увидел Карл Великий поле боя, залитое кровью и усеянное трупами. Он позвал Роланда, позвал храброго Оливьера, позвал мудрого архиепископа Турпина — но никто не отозвался на его зов. Тогда император Карл зарыдал и стал рвать свою седую бороду.

А потом приказал своему войску мчаться в погоню за сарацинами и уничтожить их всех до единого, чтобы отомстить за павших.

День уже клонился к вечеру, быстро темнело. Карл воздел руку к небу и стал молить Бога, чтобы он задержал наступление тьмы.

И свершилось чудо: солнце остановило свой бег по небу и не склонилось к закату, пока франки не настигли сарацин и не перебили все их войско.

Царь Марсилий, узнав о своем поражении, впал в отчаянье:

Лицом к стене Марсилий повернулся,

Закрыв лицо, он горько зарыдал

И умер с горя. Был он страшный грешник,

Его душа — добыча сатаны.

Карл Великий оставил в Испании тысячу воинов, а сам с остальным войском вернулся в столицу франков Аахен.

Тела Роланда, Оливьера и архиепископа Турпина с почетом перевезли во Францию, чтобы похоронить в родной земле.

Прекрасная Альда — невеста Роланда и сестра Оливьера — вышла навстречу печальной процессии.

Карл Великий взял ее за руку и сказал: «Милая сестра души моей! Твой брат и твой жених мертвы. Но я хочу возместить твою потерю и дать тебе в мужья моего сына и наследника». Альда ответила:

«Странные речи говоришь ты, государь!

Да сохранит меня Небесный Царь

И ангелы Его, и все святые,

Чтоб я по смерти храброго Роланда

Осталасьжить…»

Прекрасная Альда побледнела — и упала к ногам императора. Карл, думая, что она лишилась чувств, наклонился, чтобы ее поднять, и увидел, что жизнь от нее отлетела.

Альду похоронили в монастыре святого Фарона. На ее могиле был поставлен памятник, который сохранялся до XVI века.

А изменника Гвенелона постигла суровая кара: по приказанию Карла он был разорван четырьмя лошадьми. Да послужит такая позорная казнь уроком всякому, замыслившему измену!..

65. РОБЕРТ-ДЬЯВОЛ

Французская легенда о нормандском герцоге Роберте по прозванию «Дьявол» возникла в XI веке. В XIII веке на ее сюжет неизвестным французским автором был написан стихотворный роман. Широкую известность эта легенда приобрела после создания в 1831 году композитором Дж. Мейербером оперы «Роберт-Дьявол».

Нормандия — историческая область на севере Франции. В первой половине X века она была завоевана скандинавскими викингами, известными в средневековой Европе под именем норманнов, то есть «северных людей»; в это время она получила свое название и стала самостоятельным герцогством.

В1066 году нормандский герцог Вильгельм — прославленный Вильгельм Завоеватель — захватил Англию и стал английским королем. Нормандия вошла в состав Англии, но в начале XIII века была отвоевана Францией.

Память о воинственных и жестоких нормандских герцогах, не раз совершавших разбойные нападения на мирное население французского побережья, отразилась в легенде о Роберте-Дьяволе.

Его историческим прообразом считают Роберта I, отца Вильгельма Завоевателя. По слухам, Роберт I отравил своего старшего брата, чтобы самому занять престол, жестоко расправлялся с непокорными вассалами, но под конец жизни стал очень благочестив и отправился в паломничество по святым местам, во время которого умер.

Легенда гласит, что герцог Нормандский, отец Роберта, долгое время был бездетен. Супруга герцога молила небо о даровании ей наследника, но ее мольбы оставались тщетными. Тогда, в отчаянии, она обратилась к адским силам и поклялась, если они даруют ей сына, посвятить его дьяволу.

Вскоре герцогиня забеременела. Когда подошло время родов, явились грозные знамения: солнце померкло на небе, и день стал темнее ночи, ураганные вихри налетели со всех четырех сторон света, потрясая стены герцогского замка. Под раскаты грома, в блеске молний герцогиня разрешилась от бремени сыном.

Младенца окрестили Робертом. Он рос необыкновенно быстро и очень рано стал проявлять свой жестокий и необузданный нрав. Роберт был еще ребенком, но его уже называли не иначе как Дьяволом.

Роберт-Дьявол постоянно затевал ссоры и драки со своими сверстниками, заканчивавшиеся для них тяжелыми увечьями, не почитал родителей и не повиновался наставникам. Местный священник не раз пытался увещевать его, и однажды Роберт, впав в ярость, убил старика.

Герцог, отец Роберта, ужаснулся и был готов проклясть сына, но герцогиня умолила его не делать этого. Несчастная мать понимала: лишь она виновата в том, что у ее сына дьявольский нрав.

Когда Роберту минуло восемнадцать лет, его посвятили в рыцари, и в честь этого события в герцогском замке был устроен рыцарский турнир.

Однако благородное состязание по вине Роберта-Дьявола превратилось в кровавое побоище. Пренебрегая турнирными правилами и законами чести, Роберт-Дьявол, как дикий зверь, обрушился на своих противников, яростно нанося им смертельные удары. Многие достойные рыцари обрели на том турнире бесславный конец.

Вскоре Роберт бежал из отцовского дома. Он набрал шайку головорезов, поселился с ними в лесу, выстроив там разбойничий замок, и стал наводить ужас на всю округу.

Во главе своей шайки Роберт-Дьявол грабил на большой дороге купцов и пилигримов, разорял селения и монастыри, убивал мирных земледельцев и благочестивых монахов.

Старый герцог, отец Роберта, послал отряд вооруженных людей, чтобы вернуть сына домой, но Роберт захватил посланных отцом в плен и предал их смерти.

Тогда герцог, невзирая на мольбы и слезы своей жены, проклял сына и пожаловался на него папе Римскому, а папа Римский отлучил Роберта от церкви.

В лесу, где стоял разбойничий замок, в уединенной хижине жил благочестивый отшельник. Узнав об этом, Роберт-Дьявол сел на коня, отыскал праведного старца и заколол его мечом. Но, вкладывая в ножны окровавленный клинок, он вдруг задумался о том, что заставило его совершить это преступление.

И тут на Роберта снизошло озарение: ему стало ясно, что с самого рождения он живет не по своей воле, а подчиняясь какой-то неведомой силе.

Медленно, в раздумье, возвращался Роберт в свой замок. По дороге он встретил знатную даму, ехавшую в карете в сопровождении слуг. Это была герцогиня, мать Роберта. Слуги, завидев Роберта, разбежались, оставив свою госпожу одну.

Роберт сошел с коня, опустился перед матерью на колени и со слезами стал молить, чтобы она сказала, почему он не таков, как все, и что за злая сила толкает его на жестокости и святотатства.

Герцогиня подняла сына и, сама упав перед ним на колени, поведала страшную правду.

И тогда Роберт торжественно поклялся, что освободится от власти дьявола, которому мать его посвятила.

В тот же день он распустил свою шайку и отправился в Рим, чтобы исповедаться перед папой Римским и испросить у него отпущение грехов.

По пути он заехал в монастырь, незадолго перед тем им разграбленный. Настоятель монастыря при виде Роберта в страхе перекрестился, но Роберт смиренно облобызал его руки и передал ключи от своего замка, попросив забрать оттуда все неправедно добытое добро и вернуть тем, у кого оно было похищено, а если владельцев отыскать не удастся — раздать бедным.

Роберт оставил в монастыре своего коня и меч — свидетеля и орудие его былых преступлений, и дальше пошел пешком.

Достигнув Рима, он припал к стопам папы и без утайки поведал ему обо всех своих грехах. Папа Римский был поражен чудовищностью и неисчислимым количествам преступлений Роберта. Он не осмелился сразу дать ему отпущения грехов, решив подождать какого-нибудь знамения.

Ждать пришлось недолго. Той же ночью одному святому старцу, жившему неподалеку от Рима, явился во сне ангел и объявил, что Бог простит Роберту его грехи, если он выдержит тяжкое испытание: семь лет будет ходить в рубище, подобно нищему, питаться объедками вместе с псами и притворяться немым и слабоумным. Роберт с готовностью согласился на испытание. Вскоре жители Рима привыкли к немому слабоумному нищему, в любую погоду бродившему по городским улицам. Простые люди жалели его, богатые и знатные над ним потешались. И то и другое Роберт принимал с неизменной кротостью. Через некоторое время о нем прослышал король и взял его к себе во дворец в качестве шута.

Прошло без малого семь лет. Испытание Роберта близилось к концу.

В это время в Итальянские земли вторглись турки-мусульмане. Они подошли к самому Риму, угрожая разорением христианской столице. Король со своим войском выступил навстречу врагу.

Накануне решающей битвы Роберту, остававшемуся в королевском дворце, явился ангел. Он привел коня белой масти, принес белоснежные доспехи, меч, щит и копье, повелел Роберту вооружиться и поспешить на помощь королевскому войску.

И вот, когда враги начали теснить королевское войско, неведомо откуда появился Белый рыцарь. Его натиск был так мощен и стремителен, что турки обратились в бегство.

Одержав победу, Белый рыцарь развернул своего коня и ускакал с поля боя также внезапно, как и появился.

И лишь королевская дочь видела из окна дворца, как прискакавший во весь опор Белый рыцарь спешился, отдал коня и доспехи ангелу — и превратился в нищего. Но королевна была немая от рождения и никому не могла рассказать об увиденном.

Меж тем король, с победой вернувшийся во дворец, приказал отыскать Белого рыцаря, пообещав щедро его наградить и отдать ему свою дочь в жены. Однако найти Белого рыцаря не удалось, а сам он не откликнулся на королевский призыв.

Тогда один из вельмож короля, человек трусливый и лживый, решил воспользоваться случаем. Он купил коня белой масти, заказал доспехи точь-в-точь как у Белого рыцаря, и, явившись во дворец, заявил, что он и есть победитель турок.

Король поверил обманщику, пожаловал ему много золота и отдал руку своей дочери. Но когда обманщик-вельможа и королевская дочь шли к венцу, случилось чудо: королевна, немая от рождения, внезапно обрела дар речи и поведала, что Белым рыцарем является не тот, кто присвоил себе эту честь, а нищий, много лет проживающий во дворце.

Свершившееся чудо свидетельствовало о том, что королевна говорит правду. Все почтительно склонились перед Робертом. Но он делал вид, что ничего не понимает, и в смущении отказывался от почестей.

Тут неожиданно появился святой старец, через которого ангел семь лет назад сообщил о назначенном Роберту испытании. Святой старец торжественно возвестил, что испытание Роберта окончено, Небо простило его, и он может открыть свое настоящее имя и звание.

В это самое время к королевскому двору прибыли послы из Нормандии. Уже давно они искали Роберта, поскольку его отец, старый герцог, скончался, и теперь Роберт должен был занять герцогский престол.

Король был доволен, что тот, кому он пообещал в жены свою дочь, оказался знатного рода.

Однако Роберт отказался и от герцогского престола, и от руки прекрасной королевны.

Он удалился в пустыню и окончил свои дни благочестивым отшельником.

66. ПЕСНЬ О НИБЕЛУНГАХ

«Песнь о Нибелунгах» — крупнейший памятник немецкого героического эпоса. В его основу легли сказания, общие для всех германских народов, этим объясняется сходство «Песни о Нибелунгах» со скандинавским «Сказанием о Сигурде».

«Песнь о Нибелунгах» сложилась около 1200 года и известна в трех вариантах, отличающихся друг от друга степенью подробности изложения сюжета.

Понятие «Нибелунги» имеет двоякий смысл. Оно употребляется в германо-скандинавских сказаниях и как имя нарицательное и как имя собственное. С одной стороны, нибелунги — это сказочные великаны, владельцы скрытых в земле кладов, самое слово «нибелунги» некоторые исследователи производят от исландского — «подземный мир». С другой стороны, Нибелунгами называли себя бургундские короли, завладевшие одним из кладов живущих под землей великанов.

Исторической основой сказаний о Нибелунгах послужила гибель Бургундского королевства, разоренного гуннами в 437 году.

Некоторые персонажи «Песни о Нибелунгах» имеют исторические прототипы. Прообразами Гунтера и его брата Гизельхера считаются бургундские короли Гундахари и Гислахари (Гундахари погиб в сражении с гуннами в 437 году).

Прообразом царя Этцеля был предводитель гуннов Аттила. Однако его пассивная роль в «Песни о Нибелунгах» не соответствует исторической действительности. Реальный Аттила (ум. в 453 г.), царь воинственного кочевого народа, совершил ряд опустошительных набегов на многие страны Европы. Современники называли его «бич Божий».

«Песнь о Нибелунгах» послужила основой многих произведений искусства: драматической трилогии Ф. Фуке де ла Мотта «Герой севера», оперы Р. Вагнера «Кольцо Нибелунгов», драмы Г. Ибсена «Воины Хёльеланда» и других.

Один из друзей Г. Гейне вспоминал, что, когда в присутствии поэта кто-то признался, «что ему никогда по-настоящему не нравилась «Песнь о Нибелунгах», Гейне воскликнул: «Да простит вам Господь этот грех».

«Песнь о Нибелунгах» рассказывает: Бургундским королевством управляли три брата- короля, старший — Гунтер, средний — Гернот и младший — Гизельхер.

Братья-короли со своими дружинами жили в городе Вормсе на берегу Рейна. Все трое были отважными воинами, беспощадными к врагам, щедрыми к друзьям.

У братьев была сестра — Кримхильда. Красотой она затмевала всех женщин королевства, да и на всем свете едва ли нашлась бы другая, равная ей. Братья берегли Кримхильду как зеницу ока, она жила в покое и холе, не ведая никаких невзгод.

Однажды Кримхильде приснился сон: будто приручила она вольного сокола, но с неба слетели два орла и насмерть заклевали благородную птицу.

Встревоженная Кримхильда поведала свой сон матери — старой королеве Уте. Королева сказала: «Нетрудно истолковать твой сон, но не сулит он тебе радости. Ты полюбишь благородного рыцаря и назовешь его своим мужем, но злая судьба отнимет его у тебя».

И сказала Кримхильда: «Если так, лучше мне до самой смерти оставаться в девицах. Пусть не узнаю я счастья, но не узнаю и горя!» И она твердо решила, что никогда никого не полюбит.

Но прошло недолгое время, и ко двору бургундских королей приехал благородный рыцарь по имени Зигфрид.

Зигфрид был сыном короля Нидерландов. С детства отличался он необыкновенной отвагой, силой и ловкостью. Став юношей, Зигфрид испросил разрешения у отца и отправился странствовать по свету.

Однажды, проезжая через дремучий лес, он наткнулся на избушку. В ней жил кузнец- колдун Нимер. Юный Зигфрид нанялся к нему подручным.

Но кузнечное ремесло плохо давалось молодому королевичу: он был так силен, что от ударов его молота наковальня наполовину уходила в землю, а выкованное им оружие ломалось у него же в руках.

Старому Нимеру захотелось избавиться от такого помощника, и он послал Зигфрида за угольями в лес, к болоту, в котором обитал страшный змей. Нимер надеялся, что змей задушит Зигфрида, но случилось так, что Зигфрид зарубил змея.

Хлынула на землю змеиная кровь. Было ее так много, что натекло целое кровавое озеро. Зигфрид окунул в него палец, и вдруг почувствовал, что палец стал твердым, как рог дикого тура. Зигфрид провел пальцем по лезвию топора, но не почувствовал боли, а на коже не осталось даже самой маленькой царапины.

Тогда Зигфрид разделся и с головой окунулся в змеиную кровь. Стал молодой королевич неуязвимым для любого оружия. И лишь на спине, между лопаток, прилип к его телу листок, упавший с липы, и это место осталось неомытым змеиной кровью.

Зигфрид не стал возвращаться к кузнецу, а отправился странствовать дальше и вскоре оказался в волшебной стране нибелунгов. Нибелунги — великаны, обладавшие огромной силой, владели несметными богатствами, скрытыми под землей. И случилось так, что два нибелунга извлекли свое сокровище из-под земли, но никак не могли его поделить между собой. Увидели нибелунги Зигфрида и стали просить помочь им. А чтобы он не отказался, подарили ему чудесный меч. Зигфрид разделил груду золота на две равные части, но нибелунги остались недовольны: каждому из них казалось, что доля другого — больше. В ярости набросились они на Зигфрида, и Зигфрид убил их обоих.

Он уже хотел забрать золото нибелунгов, как вдруг на него обрушился могучий удар. Противник Зигфрида — карлик Альберих, хранитель подземных богатств страны нибелунгов, был невидим, потому что владел шапкой-невидимкой.

Зигфрид схватил свой меч и первым же ударом сбил шапку-невидимку с головы карлика. Альберих признал себя побежденным, а Зигфрид стал владельцем большого богатства, чудесного меча и шапки-невидимки.

Долго еще странствовал Зигфрид по свету, много совершил славных подвигов и, наконец, вернулся в родные Нидерланды.

Задумал Зигфрид жениться. Он много слышал о красоте Кримхильды, но решил, прежде чем засылать сватов, самому убедиться в правдивости молвы, и поехал ко двору бургундских королей.

Братья-короли с почетом приняли гостя, целый год прожил Зигфрид у них во дворце, но за это время ему ни разу не удалось увидеть Кримхильду.

Когда исконные враги бургундов — саксы объявили братьям-королям войну, Зигфрид сражался вместе с бургундским войском и помог бургундам одержать победу.

По случаю победы братья-короли устроили большой праздник. В королевском дворце в Вормсе собралось пять тысяч воинов — все в праздничных одеждах, все они ели и пили и славили гостеприимных хозяев.

Но один из старых воинов, благородный Ортевин, сказал королю Гунтеру: «Государь! Если ты хочешь, чтобы праздник и впрямь удался на славу, позволь почтить его своим присутствием твоей достойной матери, прекрасной сестре и знатным дамам и девицам, которые им служат».

Гунтер сказал: «Пусть будет так». И тотчас распорядился, чтобы королева Ута и Кримхильда с придворными дамами и девицами явились на пир.

Вот предстали они перед гостями. Словно солнце, озарила красота Кримхильды пиршественную залу. Среди окружавших ее женщин она блистала, как луна среди звезд.

И Зигфрид подумал: «Если она не полюбит меня — я умру». Король Гунтер сказал Кримхильде: «Сестра, поприветствуй нашего гостя, отважного Зигфрида. Если бы не он, мы не одержали бы победы над врагами».

Кримхильда промолвила: «Привет тебе, Зигфрид!» — и протянула ему руку. Но Гунтер велел ей поцеловать Зигфрида в уста. Сладко забилось сердце Кримхильды, и она полюбила Зигфрида также, как и он ее.

Гунтер охотно согласился на их брак, но попросил Зигфрида оказать ему прежде одну услугу.

Оказалось, что Гунтер тоже собрался жениться и хотел посвататься к гордой королеве Брунхильде, жившей на далеком северном острове. Брунхильда не была обычной девушкой: силой, ловкостью и отвагой она превосходила любого мужчину, и тем, кто отваживался просить ее руки, предлагала вступить с ней в состязание — сначала сразиться на копьях, а потом метнуть камень — и прыгнуть за ним вслед. Никому пока не удалось победить воинственную деву, и Гунтер решил попытать счастья. Однако он не был уверен в своих силах и попросил Зигфрида помочь ему.

Гунтер снарядил корабль и, взяв с собой малую дружину, отправился вниз по Рейну. Зигфрид стоял у руля.

Вот вышли они в море и через несколько дней пути достигли скалистого северного острова, где жила гордая Брунхильда.

Гунтер со свитой сошел на берег. Зигфрид, в одежде простого рыцаря, ничем не выделялся среди других. И все же Брунхильда поприветствовала его прежде, чем остальных.

Зигфрид ответил: «Ты очень добра, госпожа, что почтила меня первым. Но я — простой воин, а вот — мой господин, король бургундов Гунтер. Он прибыл просить твоей руки».

«Раз так, — сказала Брунхильда, — ему придется померяться со мною силой». И она назначила час испытания.

Воинственная дева облачилась в доспехи, взяла крепкий щит. Трое слуг принесли ей копье — таким оно было тяжелым.

И Гунтер подумал: «Лучше бы мне быть сейчас в Бургундии! Сам дьявол не устоит против такого копья».

Но Зигфрид шепнул ему: «Не бойся, благородный Гунтер! Я помогу тебе». Он надел шапку-невидимку и последовал за Гунтером на поле боя.

Вот стоят Гунтер и Брунхильда друг против друга. Брунхильда засучила рукава и метнула копье с такой силой, что оно должно было бы пронзить Гунтера насквозь, но Зигфрид подставил под удар свой щит. Зазвенел щит, посыпались с него искры. Зигфрид поднял копье и метнул обратно в Брунхильду, но не острием, а тупым концом. Ударило копье в ее крепкие доспехи, покачнулась Брунхильда и едва устояла на ногах. Разгневалась воинственная дева, но сказала Гунтеру: «Отменный удар, государь! Я благодарю тебя за него. Однако наше состязание еще не окончено».

Она подняла с земли тяжелый камень и метнула его на двенадцать сажен, а сама прыгнула следом еще дальше.

Гунтер поднял другой камень — не меньший, и Зигфрид метнул его могучей рукой. Затем он подхватил Гунтера и прыгнул, оставив Брунхильду далеко позади.

Поникла головой гордая Брунхильда, позвала своих воинов и слуг и сказала им: «Отныне могучий король Гунтер — мой и ваш повелитель!» Радостный возвращался Гунтер в свое королевство. Вскоре в Вормсе сыграли две свадьбы: Гунтер женился на Брунхильде, Зигфрид — на Кримхильде. Золото нибелунгов он преподнес Кримхильде как свадебный дар.

Зигфрид отбыл с молодой женой в Нидерланды, и они жили там счастливо девять лет.

На десятый год Гунтер пригласил сестру и зятя погостить в Вормс. Прибыли Зигфрид и Кримхильда ко двору бургундских королей. И все было бы хорошо, да как-то раз перед утренней церковной службой заспорили Кримхильда с Брунхильдой — которой из них подобает первой войти в церковь.

Сказала Кримхильда: «Другие короли рядом с моим Зигфридом, как звезды рядом с луной. И мне принадлежит право идти впереди тебя».

Ответила Брунхильда: «Как можешь ты говорить такие речи? Хоть твой муж и владеет королевством, но он был в свите Гунтера как простой воин, когда тот приехал свататься ко мне».

Не стерпела обиды Кримхильда и рассказала Брунхильде, как все было на самом деле.

Гнев и стыд охватили Брунхильду. Она потребовала объяснений от мужа и от Зигфрида, и Зигфрид, желая спасти честь своего шурина и друга, заверил Брунхильду, что Кримхильда солгала.

Но с той поры не стало Гунтеру покоя, и он решил убить Зигфрида, чтобы вместе с ним умерла их общая тайна.

Помощником в этом злом деле он избрал верного вассала бургундских королей Хагена фон Тронье. Хаген был суров, отважен и предан своим господам, как цепной пес.

Хаген сказал: «Трудно убить Зигфрида, ведь его тело неуязвимо для любого оружия, но я убью его!» Он пошел к Кримхильде и спросил: «Скажи, госпожа, можно ли как-нибудь причинить вред благородному Зигфриду? Я хочу знать это для того, чтобы защитить его в случае опасности».

Кримхильда, знавшая Хагена с детства и безгранично ему доверявшая, ответила: «На спине у Зигфрида между лопаток есть место, величиной с липовый листок, куда его можно поразить насмерть». Тогда коварный Хаген сказал: «Отметь, госпожа, как-нибудь это место на его одежде, чтобы в случае нужды я не ошибся» И Кримхильда тонкими шелками вышила на одежде мужа небольшой крест.

Вскоре позвал Гунтер Зигфрида на охоту. Их сопровождал Хаген. Слуги несли запас всякой снеди, чтобы охотники могли закусить в лесу, когда настанет время обеда. Но Гунтер, по наущению Хагена, отдал тайный приказ не брать ни вина, ни какого иного питья.

Когда Зигфрид перед отъездом на охоту пришел проститься с Кримхильдой, она вдруг заплакала и сказала: «Молю тебя, не езди сегодня на охоту! Нынче ночью мне приснилось, что растерзали тебя в лесу два кабана. Чует мое сердце — с тобой приключится беда».

Но Зигфрид ответил: «Не тревожься! Я еду на охоту с друзьями — твоим братом и верным Хагеном. Они не могут желать мне зла, а диких зверей я не боюсь».

Он поцеловал Кримхильду на прощанье и покинул ее.

Охота была удачной. Много дичи настреляли охотники, а затем расположились на поляне, чтобы отдохнуть и пообедать. И тут-то обнаружилось, что еды у них вдоволь, а вот питья нет никакого.

Гунтер сказал: «Раз уж наши слуги так оплошали, придется нам пить воду из ручья. Хорошо, что он протекает совсем близко».

Тут коварный Хаген предложил: «А давайте устроим состязанье, кто из нас троих быстрее добежит до ручья».

Зигфрид рассмеялся: «Вам не обогнать меня, даже если я побегу в полном доспехе, с копьем и щитом, а вы — в одних рубахах».

«Все же мы попробуем», — сказал Хаген, и все трое побежали.

Зигфрид прибежал раньше своих соперников, но учтиво подождал их и дал королю напиться первым.

Затем он положил на траву свой щит и копье и, склонившись над ручьем, припал к воде.

Тогда Хаген украдкой взял копье Зигфрида и со всей силы вонзил ему между лопаток, туда, где Кримхильда вышила шелками крест.

Свершив злое дело, Хаген бросился бежать в лес. Смертельно раненный Зигфрид метнул ему вслед свой тяжелый щит, но рука его уже ослабела, и щит лишь сбил злодея с ног, не причинив ему особого вреда.

Зигфрид упал на землю. Цветы, что росли вокруг, стали алыми от его крови. Король Гунтер, глядя на умирающего друга, залился слезами.

Зигфрид сказал: «Не подобает горевать убийце над убитым. За свое вероломство, Гунтер, будешь проклят ты сам и весь твой род. Мне жаль только госпожу Кримхильду, мою любимую супругу. Если в твоем сердце есть хоть капля чести, ты не покинешь ее и будешь заботиться о ней, как подобает брату».

Так сказал Зигфрид — и умер.

Король Гунтер приказал уложить зятя на золотой червленый щит и с почетом отнести во дворец. Всем объявили, что отважный Зигфрид погиб на охоте от кабаньих клыков.

Горестно рыдала Кримхильда над телом мужа. Она сразу догадалась, что рана его нанесена не кабаньими клыками, а человеческой рукой, и поняла, что Зигфрид был предательски убит, а убийцы — ее брат и Хаген.

С этой минуты не осталось в душе Кримхильды ничего, кроме горя, ненависти и жажды мщения.

Зигфрида схоронили в монастыре близ Бормса, а Кримхильда поселилась в одной из монастырских келий, чтобы быть поближе к дорогой могиле.

Братья безутешной вдовы завладели принадлежавшим ей золотом нибелунгов и спрятали его на дне Рейна. Кроме самих братьев об этом знал лишь Хаген, но он поклялся хранить тайну, пока жив хоть один из бургундских королей.

Став владельцами чудесного клада, братья-короли присвоили себе имя могучих великанов и стали называться Нибелунгами.

Прошло тринадцать лет. Однажды в Вормс прибыло посольство из страны гуннов. Могущественный царь гуннов Этцель недавно овдовел и теперь просил отдать ему в жены Кримхильду. Братья-короли стали уговаривать сестру принять это предложение.

Кримхильда сначала отказалась наотрез, но после рассудила, что, став женой могущественного царя, она обретет власть и силу, чтобы отомстить убийцам незабвенного Зигфрида, и согласилась.

Кримхильда отбыла в страну гуннов и стала там царицей.

Прошло еще тринадцать лет, и как-то раз Кримхильда сказала мужу: «Давно не видела я своих братьев и хочу, чтобы они приехали к нам в гости».

Этцель тут же снарядил гонцов в бургундские земли. Кримхильда велела гонцам передать ее братьям, чтобы они непременно взяли с собой Хагена фон Тронье.

Хаген знал, что приглашение Кримхильды не сулит им добра, и стал отговаривать братьев-королей от поездки. Но Гунтер сказал: «Будем смело смотреть в лицо опасности! И если суждено нам погибнуть — погибнем».

Взяв с собою тысячу воинов, братья-короли тронулись в путь.

Вот подъехали они к широкой реке и стали искать место для переправы. Хаген пошел вдоль берега и вдруг увидел в воздухе стаю лебедей. Опустились лебеди на землю, скинули с себя оперенье и, превратившись в прекрасных дев, стали купаться в реке.

Хаген подкрался к лебединым девам и спрятал их белое оперенье.

Стали девы его просить: «Верни нам наши одежды! А мы расскажем тебе, что ждет тебя самого и тех, кому ты верно служишь».

«Согласен, — ответил Хаген. — Только пусть ваше предсказание будет благоприятным, иначе не видать вам ваших белых перьев».

Говорят вещие девы: «Удачным будет ваше путешествие. Примут вас с великим почетом, отпустят домой с богатыми дарами».

Поверил Хаген вещим девам и вернул им оперенье. Девы облачились в свои лебединые одежды, взмахнули крыльями и взмыли ввысь. А из поднебесья крикнули: «Неправду мы тебе сказали. И тебя, и тех, кто с тобой, ждет скорая смерть. Из всех вас в живых останется лишь старый капеллан».

Хаген рассказал братьям-королям о зловещем предсказании, но они решили все же продолжать путь.

Во время переправы через реку Хаген захотел испытать судьбу. Посредине реки он схватил старого капеллана и бросил в воду. И хотя капеллан был стар и немощен, а река — глубока и бурлива, он благополучно выбрался на берег. И стало ясно, что вещие девы сказали правду.

Наконец прибыли бургунды ко двору царя Этцеля. Кримхильда встретила братьев и Хагена фон Тронье с приветливой улыбкой, но в душе она предвкушала скорое мщение.

Вот гости и хозяева сели за пиршественный стол. Кримхильда подала знак гуннам, и они с мечами набросились на бургундов.

В царском дворце завязался бой. Стены дрожали от воинственных криков, по полу текли реки крови. Хаген бился мечом, который он забрал у Зигфрида. Много было бургундов, но гуннов еще больше, и они одержали верх. Погибли все бургундские воины, погибли младшие братья-короли — Герноти Гизельхер.

Гунтер и Хаген были захвачены гуннами и, связанные, предстали перед Крим- хильдой.

Кримхильда сказала: «Пришло время поплатиться вам за смерть благородного Зигфрида».

Она приказала гуннам немедля убить Гунтера, а когда это было исполнено, взяла меч Зигфрида и своею рукой снесла голову Хагену фон Торнье.

И все, кто видели это, ужаснулись.

Старый рыцарь Гильдебрант, который не был гунном, хоть и служил Этцелю, в негодовании воскликнул: «О, горе! Нет оправдания женщине, поднявшей руку на Воина? Пусть навлеку я на себя беду, но дерзкая не останется безнаказанной!» С этими словами он поразил Кримхильду мечом, она упала на пол, залитый кровью — и умерла.

Так прекратился род бургундских королей Нибелунгов, а золото нибелунгов навсегда осталось на дне Рейна.

67. ЛОЭНГРИН

В давние времена в Германии, на берегу реки Шельды, жил в своем замке старый герцог Брабантский и была у него красавица-дочь Эльза.

К Эльзе посватался рыцарь Фридрих Тельрамунд. Но он не пришелся по нраву красавице. Старый герцог не стал неволить дочь — и жениху отказали.

Через год герцог умер. Тогда Фридрих Тельрамунд поклялся на своем мече, что Эльза была обещана ему в жены, а Эльза поклялась, что рыцарь лжет. И никто из них не желал отступить от своей клятвы.

Весть о споре между рыцарем и девушкой дошла до короля Генриха Птицелова, и он сам явился в Брабант, чтобы рассудить их Божьим судом: король приказал, чтобы Эльза избрала себе защитника, который сразился бы с Фридрихом Тельрамундом, и тогда Бог сам укажет правого, даровав ему победу.

Рано утром собрался народ на широком берегу Шельды, где рос могучий дуб, издревле называемый Древом Правосудия. Под этим дубом сидел король Генрих, а Фридрих Тельрамунд, закованный в крепкие доспехи, вооруженный тяжелым мечом и длинным копьем, ожидал защитника Эльзы.

Но тщетно взывала красавица Эльза к друзьям и вассалам своего отца. Хотя все они знали Эльзу с детских лет, но каждый думал, что скорее солжет молодая девушка, чем рыцарь, поклявшийся на своем мече, и никто не хотел рисковать собой понапрасну.

Поняла Эльза, что нет у нее защитника, залилась слезами и стала молиться Богу, на которого была ее последняя надежда.

И в ответ на ее молитву показалась на реке золотая лодка. Легко скользила она вверх по течению, влекомая белоснежным лебедем. В лодке, опершись на щит, стоял молодой рыцарь в светлых доспехах. На щите был изображен его герб — белый лебедь в лазоревом поле.

Лодка причалила к берегу, рыцарь ступил на землю и сказал: «Я буду защитником прекрасной Эльзы».

Вознесла Эльза благодарность Богу, а рыцаря полюбила с первого взгляда.

Король дал знак — и рыцарь Лебедя вступил в бой с Фридрихом Тельрамундом. Яркой молнией сверкнул меч неизвестного рыцаря — и его противник, поверженный, упал на землю. Приставил рыцарь Лебедя острие меча к груди Фридриха Тельрамунда и потребовал, чтобы тот признал, что дал ложную клятву, а Эльза была права.

«Признаю!» — воскликнул Фридрих Тельрамунд и попросил пощады. Рыцарь Лебедя даровал ему жизнь — и клятвопреступник с позором покинул поле боя.

Король спросил неизвестного рыцаря: «Как твое имя и откуда ты прибыл к нам?» Но рыцарь Лебедя ответил: «Я поклялся никому не открывать своего имени. Могу лишь сказать, что я хорошего рода и ничем не запятнал своей чести».

Сказал король: «Я верю тебе, рыцарь. И думаю, что будет справедливо, если ты возьмешь в жены девушку, которую спас от тяжкого обвинения».

Потупившись, Эльза подала руку рыцарю Лебедя, а рыцарь сказал: «Я полюбил тебя, прекрасная Эльза, но стану твоим мужем только, если ты поклянешься никогда не спрашивать о моем имени». И Эльза ответила: «Клянусь».

Вскоре сыграли свадьбу.

С той поры рыцарь Лебедя стал вассалом короля Генриха, не раз ходил с ним в военные походы и покрыл себя великой славой. Не было ему равных ни в бою, ни на турнире, сильные трепетали перед ним, слабые благословляли его как своего защитника.

Прошел год — и Эльза родила сына. Знатные женщины пришли поздравить ее. И была среди них одна, по имени Урсула. Некогда рыцарь Лебедя победил на турнире ее мужа, и с той поры снедала Урсулу злоба.

Сказала Урсула Эльзе: «Незавидна судьба твоего сына, благородная Эльза. Что ответит он, когда спросят его: «Как имя твоего отца и какого он рода?» Гордо ответила Эльза: «Пусть неизвестно имя отца моего сына, однако всем известна его слава!» Но с того дня поселилось в сердце Эльзы сомненье. Вскоре завела она обиняками разговор с мужем.

Сказала Эльза: «Не должно быть недоверия между мужем и женой. Если тяготит тебя какая-то тайна, откройся мне, чтобы я могла помочь тебе и утешить».

Ответил рыцарь: «Ты поможешь мне и утешишь, если будешь мне верить, не задавая вопросов».

В другой раз сказала Эльза: «Я верю, что ты знатного рода. Но недоброжелатели твои могут думать иначе. Не обернется ли это позором и горем для нашего сына?» Ответил рыцарь: «Я оставлю сыну в наследство мою славу, и никто не попрекнет его незнатным происхождением».

Но сомненья уже не покидали Эльзу, и однажды ночью она сказала мужу: «Не будет мне ни покоя, ни счастья, пока не узнаю я твою тайну».

Воскликнул рыцарь: «Остановись, Эльза! Если скажешь ты неосторожное слово, то навсегда погубишь наше счастье».

Но Эльза уже не могла удержаться. Она спросила: «О, мой муж! Скажи, кто ты? И как твое имя?» Тогда опечалился рыцарь великой печалью и сказал: «Ах, Эльза! Ты не сдержала своей клятвы — и теперь мы должны расстаться».

Зарыдала злосчастная Эльза, упала к ногам мужа, стала просить прощенья. Но рыцарь ответил: «Поздно! Я не властен над собой. С восходом солнца назову я свое имя перед всеми — и покину вас навсегда».

На рассвете рыцарь Лебедя вышел на берег Шельды. Рядом с ним стояла Эльза. Была она белее своего белого покрывала, и сердце ее разрывалось от горя. Она увидела, что у берега ждет золотая ладья, запряженная лебедем — и слезы покатились у нее из глаз.

Окрестные жители, прослышав, что вновь появился чудесный лебедь, собрались на берегу Шельды. Пришли рыцари, прибыл и сам король Генрих.

Сказал рыцарь Лебедя: «Прощайте! Пришло время разлуки. Знайте же, что я — один из рыцарей святого Грааля. Имя мое — Лоэнгрин, а мой отец — Парсифаль. Рыцари святого Грааля приходят на помощь невинным и, выполнив свой долг, возвращаются в свое братство. Но если рыцарь Грааля полюбит девушку, а она его, то он может остаться с ней навсегда. Однако, если она в нем усомнится и станет допытываться, кто он таков, то, как бы ни было это горько, должен он ее покинуть и вернуться в братство святого Грааля».

Тут лебедь призывно взмахнул крылом, Лоэнгрин в последний раз обнял Эльзу — и взошел на ладью.

Медленно поплыл лебедь вниз по Шельде, и когда ладья скрылась из глаз, сердце Эльзы разорвалось — и она умерла. Легенда о Лоэнгрине возникла в Германии. Основа ее сюжета чисто сказочная: герой прибывает из таинственного, волшебного мира и исчезает после того, как героиня нарушает запрет, проявив любопытство. В первоначальном, сказочном, варианте Лоэнгрин прилетает в образе лебедя, и лишь в анонимном стихотворном романе XIII века приплывает в запряженной лебедем ладье.

Поэтический образ рыцаря Лебедя привлекал многих поэтов. Вольфрам фон Эшенбах включил его в свой роман о святом Граале, сделав Лоэнгрина сыном Парсифаля.

В некоторые варианты легенды введен реальный исторический персонаж — король Генрих I Птицелов, прозванный так за любовь к соколиной охоте, царствовавший в Германии в первой половине X века.

На сюжет легенды о Лоэнгрине Рихард Вагнер в 1848 году создал оперу «Лоэнгрин».

68. ТАНГЕИЗЕР

В Германии, неподалеку от города Вартбурга, стоит гора Герзельберг, что значит «не потухшая огненная зола», очертаниями напоминающая гигантскую гробницу.

По древнему преданию, на этой горе, в глубокой пещере, обитала германская языческая богиня Хольда — олицетворение зимы и метели. В средние века Хольду стали отождествлять с античной Венерой, которую называли «фрау Венус» — госпожа Венера. Гора Герзельбург получила второе название — Венусберг — гора Венеры.

Хотя Хольда и Венера по сути не имеют между собой ничего общего, в представлении людей Средневековья они мало чем отличались друг от друга по той причине, что обе были божествами языческими, противными христианству.

Впрочем, в немецком фольклоре Хольда продолжала существовать и самостоятельно. По народному поверью, зимой, от Рождества и до Богоявления, вьюжными ночами Хольда проносится по небу во главе так называемой «дикой охоты» — кавалькады призрачных всадников, сопровождаемых гончими псами, от воя которых начинают выть все дворовые собаки. Некоторые рассказчики утверждали, что утром «дикая охота» скрывается в пещере на горе Герзельберг. Хольда (иначе — фрау Холле) хорошо известна также по сказке братьев Гримм, в которой она вызывает снегопад, выбивая свою перину. В недрах Герзельберга били подземные ключи. Местные жители слышали в их шуме то стоны грешников, то нечестивую языческую музыку, под которую пляшет нечистая сила.

С горой Венеры связана знаменитая легенда о Тангейзере Историческим прототипом героя этой легенды был известный миннезингер — поэт и музыкант — Тангейзер, живший в XIII веке.

Тангейзер происходил из знатного баронского рода и поначалу был богат, но со временем, как рассказал он сам в одном из своих стихотворений, «проел и прозаложил свое имение, так как ему очень дорого стоили красивые женщины, хорошие вина, вкусные закуски и дважды в неделю баня». Вконец разорившись, он «вынужден был скитаться странствующим рыцарем, причем домохозяева более радовались его уходу, нежели приходу».

В1228 году Тангейзер принял участие в крестовом походе и благополучно из него вернулся.

Тангейзеру принадлежит разработка особого стихотворного размера, получившего в немецком стихосложении название «долгого и короткого тона Тангейзера». В своих стихах Тангейзер воспевал радости жизни, весенние пляски на зеленом лугу и свои любовные приключения. Со временем народная молва стала утверждать, что он был возлюбленным самой фрау Венус.

В легенде рассказывается, что однажды Тангейзер отправился на состязание певцов в Вартбург. Проходя мимо горы Венеры, он, движимый любопытством, захотел проникнуть в пещеру, о которой слыхал немало чудесных рассказов. Ему это удалось, и он оказался в волшебном чертоге, полном света и благоухания. Фрау Венус, красоту которой ни один из смертных не в силах ни вообразить, ни описать, вышла ему навстречу.

Тангейзер стал возлюбленным прекрасной языческой богини и провел в ее волшебном чертоге семь блаженных и безмятежных лет.

Но он был добрым христианином и, в конце концов, стал задумываться о том, что подобная жизнь гибельна для его души. Тангейзер решил покинуть прекрасную фрау Венус и вернуться в христианский мир, надеясь, что Бог простит ему годы, прожитые во грехе.

Сцена расставания Тангейзера и фрау Венус запечатлена в немецкой народной песне, известной с XVI века. Генрих Гейне писал: «Какая чудная поэма, эта старая народная песня!(…)я не знаю произведения более любовного, более пылкого, чем диалог Венеры и Тангейзера. Эта песня — любовная битва, в ней течет самая красная кровь сердца». Вот этот диалог в прозаическом переводе конца XIX — начала XX века:

«Венера, прекрасная и благородная дама, я хочу расстаться с вами».

«Сеньор Тангейзер, я люблю вас, вы не должны забывать этого; вы клялись мне страшной клятвой не расставаться со мной».

«Прекрасная дама Венера, я вовсе не клялся вам и утверждаю это; если б кто-нибудь другой сказал что-либо подобное, я бы вызвал его на суд Божий».

«Сеньор Тангейзер, что вы говорите? (…) Перемените ваш образ мыслей. Пойдемте в мою комнату и насладимся благородной игрой любви!» «К вашей любви я чувствую отвращение; я угадываю ваши дурные мысли: по огненному блеску ваших глаз я вижу, что вы дьявол в образе женщины».

Наконец, фрау Венус согласилась отпустить Тангейзера и на прощание даже пожелала ему счастья.

Тангейзер, облачившись в одежды пилигрима, пешком отправился в Рим, чтобы испросить отпущения грехов у папы римского Урбана IV. Но папа, выслушав исповедь Тангейзера, впал в великий гнев и, ударив посохом о землю, воскликнул: «Ты получишь отпущение грехов не раньше, чем этот посох зазеленеет!» В великой печали покинул Тангейзер Рим. Утратив надежду на спасение души, он вернулся в чертог фрау Венус и сказал ей в отчаянии: «Бог отринул меня. Отныне я ваш навсегда, прекрасная и благородная дама». И фрау Венус ответила: «Добро пожаловать, мой избранный из всех возлюбленных!» А через три дня свершилось чудо: посох Урбана IV покрылся зелеными побегами. Урбан IV тут же послал за Тангейзером, чтобы объявить ему прощение грехов от самого Господа, но посланцам папы римского не было хода в венерину пещеру, и они не смогли отыскать Тангейзера.

Заканчивается народная песня о Тангейзере следующим рассуждением: «Никакой папа, никакой кардинал не должен осуждать грешника: как бы ни был велик грех, Бог всегда может простить его».

Наиболее ранние литературные обработки легенды о Тангейзере в немецкой литературе относятся к XV веку. Это поэма Германа фон Заксенгейма и две поэмы неизвестных авторов. Образ Тангейзера привлекал многих немецких писателей- романтиков XIX века — Тика, Эйхендорфа, Гейне и других. Общеевропейскую известность легенда приобрела после создания в 1845 году оперы Рихарда Вагнера «Тангейзер, или Состязание певцов в Вартбурге».

69. ЛОРЕЛЕЯ

Немецкая легенда о Лорелее принадлежит к числу так называемых «местных преданий», то есть связанных с какой-либо определенной местностью.

На берегу Рейна, близ города Бахараха, стоит высокая скала, издревле славившаяся удивительно отчетливым эхом, которое разносит далеко по воде голоса и каждое сказанное слово повторяет несколько раз.

Эту скалу называют скалой Лорелеи.

Легенда рассказывает, что в давние времена неподалеку от этой скалы в прибрежной деревушке жил бедный рыбак с дочерью, золотоволосой Лорелеей.

Лорелея полюбила знатного рыцаря и бежала с ним из отцовского дома. Рыцарь увез ее в свой замок, но недолгим было счастье красавицы. Прошло время — и рыцарь охладел к прекрасной Лорелее. Она вернулась в родную деревню и стала жить, как жила прежде, но сердце ее было разбито.

Красота Лорелеи привлекала многих достойных юношей, многие верно и преданно любили ее и хотели сделать своей женой, но она никому не верила и никого не хотела любить.

Люди начали обвинять ее в жестокосердии, а некоторые говорили, что она завлекает мужчин колдовством, чтобы отомстить им за измену рыцаря.

Эти слухи дошли до местного епископа. Он призвал к себе Лорелею и стал сурово ее упрекать. Несчастная красавица заплакала и поклялась, что неповинна в колдовстве, а потом сказала, что единственное ее желание — окончить свои дни в монастыре, в тишине и уединении.

Епископ одобрил ее намерение и дал ей провожатых до ближайшей обители. Путь туда лежал по берегу Рейна. Лорелея поднялась на высокую скалу, чтобы в последний раз взглянуть на рыцарский замок, где она так недолго была счастлива.

А в это время ее неверный возлюбленный плыл на лодке по Рейну, приближаясь к опасному водовороту у подножья скалы.

Увидев его, Лорелея простерла к нему руки — и окликнула по имени. Рыцарь взглянул наверх, забыв про весла, и тут же лодку подхватило водоворотом, перевернуло и увлекло на дно.

Лорелея с горестным криком бросилась со скалы в воды Рейна следом за своим возлюбленным — и утонула.

Но с той поры по вечерам, на закате, стала появляться над Рейном ее бесплотная тень. Словно живая, сидит Лорелея на вершине скалы, золотым гребнем расчесывает свои золотые волосы и поет так печально и нежно, что всякий, плывущий в этот час по Рейну, заслушавшись, забывает обо всем на свете и гибнет в водовороте у подножия скалы Лорелеи.

Долгое время эта легенда бытовала лишь в Рейнском крае. Общеевропейскую известность она получила в XIX веке, после того как Генрих Гейне написал одно из своих лучших стихотворений «Лорелея»:

Не знаю, что значит такое,

Что скорбью я смущен;

Давно не дает покою

Мне сказка старых времен.

Прохладой сумерки веют,

И Рейна тих простор;

В вечерних лучах алеют

Вершины далеких гор.

Над страшной высотою

Девушка дивной красы

Одеждой горит золотою,

Играет златом косы,

Золотым убирает гребнем

И песню поет она;

В ее чудесном пенье

Тревога затаена.

Пловца на лодочке малой

Дикой тоской полонит;

Забывая подводные скалы,

Он только наверх глядит.

Пловец и лодочка, знаю,

Погибнут среди зыбей;

Так и всякий погибает

От песен Лорелеи.

(Перевод А. Блока)

70. ГАМЕЛЬНСКИИ КРЫСОЛОВ

В немецкой городе Гамельне на старинной ратуше есть надпись: «В году 1284 чародей-крысолов выманил из Гамельна звуками своей флейты 130 детей, и все они до одного погибли в глубине земли».

О том, что произошло тогда в действительности, высказывались разные предположения: возможно, дети погибли во время бури или попали в обвал в горах — и это совпало с появлением в городе какого-то бродячего музыканта, но предание рассказывает следующее.

Летом 1284 года на Гамельн обрушилось бедствие: неведомо откуда нахлынули несметные полчища крыс. Прожорливые твари проникли в подвалы и кладовые и стали уничтожать съестные припасы.

Не боясь людей, они шныряли под ногами в домах и на улицах. Крыс становилось все больше и больше, их не брала отрава, они обращали в бегство самых храбрых кошек. Жители Гамельна впали в панику.

В это время в городе появился незнакомый человек. Он был смугл, костляв и прихрамывал на одну ногу. На нем был темно-алый дорожный плащ, а за поясом — флейта.

Миновав городские ворота, незнакомец направился прямо в ратушу и сказал бургомистру: «Слышал я, что вам сильно досаждают крысы. Какую награду дадите вы тому, кто избавит вас от этой напасти?» Бургомистр воскликнул: «Ах, добрый человек! Если ты и впрямь прогонишь крыс, то получишь столько золота, сколько сможешь унести».

Незнакомец спросил: «А кто поручится, что ты меня не обманешь?» Тогда все жители Гамельна клятвенно подтвердили обещание бургомистра. Незнакомец вышел на центральную площадь, достал из-за пояса флейту, поднес ее к губам и заиграл причудливую мелодию.

И вдруг к нему отовсюду стали сбегаться крысы. Таинственный музыкант, не переставая играть, пошел по улицам города, а крысы, завороженные звуками флейты, покорно шли за ним.

Выйдя за пределы города, музыкант направился к реке Везер. В прибрежных камышах покачивалась лодка. Он перешагнул через борт, оттолкнулся от берега, и течение вынесло лодку не середину реки.

Крысы, повинуясь призывной мелодии, стали прыгать в воду. Сначала они плыли за лодкой, потом стали тонуть — и утонули все до единой.

Таинственный музыкант вернулся в город и потребовал обещанную награду. Но гамельцы, когда беда миновала, пожалели о своем слишком щедром обещании и передумали его выполнять. Бургомистр протянул музыканту несколько золотых монет и посоветовал поскорее убраться из города, пока его не арестовали как бродягу.

Музыкант усмехнулся и, не взяв денег, пошел прочь. Сойдя со ступеней ратуши, он опять достал из-за пояса флейту и опять заиграл на ней мелодию, но на этот раз — другую. Тут со всех улиц, изо всех домов к нему стали сбегаться дети. Музыкант вышел за городские ворота и пошел по дороге, все дальше уходя от Гамельна. Дети бежали следом. Вскоре все они скрылись за горизонтом, и флейта замолкла вдали.

Средневековому читателю или слушателю не надо было объяснять, кем был таинственный крысолов — в то время каждому было очевидно, что в Гамельне побывал сам дьявол. По средневековым поверьям, крысы находились у него в подчинении.

В память об исчезновении детей, на улице Гамельна, ведущей к городским воротам, было запрещено петь и играть на музыкальных инструментах. Известно, что еще в XVIII веке улица называлась «Беззвучная».

О дальнейшей судьбе гамельнских детей рассказывали по-разному. Одни говорили, что дьявол утопил их в Везере, другие — что заточил в недрах горы Коптенберг. Но многие верили, что нечистый дух не смог причинить никакого зла безгрешным детям, и они, невредимыми пройдя сквозь гору, оказались в блаженной стране вечной юности, где живут и поныне Предание о Гамельнском крысолове послужило основой стихотворений Гете и Гейне, Брюсова и Марины Цветаевой.

71. ЛЕГЕНДА О ДОКТОРЕ ФАУСТЕ

Легенда о докторе Фаусте, ученом-чернокнижнике, продавшем душу дьяволу, возникла в Германии в XVI веке.

Иоганн Фауст — личность историческая. С1507 по 1540 год его имя неоднократно встречается в различных документах. В1909 году Фауст упоминается в числе студентов философского факультета Гейдельбергского университета. 12 февраля 1520 года в приходно-расходной книге епископа Бамбергского отмечается: «Назначено и пожаловано философу доктору Фаусту 10 гульденов за составление гороскопа». В1540 году участник неудачной экспедиции в Венесуэлу Филипп фон Гуттен пишет своему брату: «Приходится мне признать, что предсказания философа Фауста сбылись почти полностью, ибо немало мы натерпелись здесь за это время».

Тем на менее конкретных биографических данных о Фаусте очень мало. Существует предположение, что он был так называемым «бродячим школяром», то есть одним из представителей средневековой интеллигенции, получивших университетское образование, но не имевших постоянной службы и переезжавших из города в город в поисках временного заработка.

Фауст прославился как знаток оккультных наук, предсказатель и составитель гороскопов. Но в высших ученых кругах о нем отзывались скептически, называя хвастуном и невеждой.

Легенда о том, что Фауст продал душу дьяволу, возникла еще при его жизни. Сам Фауст не опровергал этих слухов, а, напротив, поддерживал. Один из современников Фауста, знавший его лично врач Иоганн Вир, пишет: «Есть у меня один знакомый, борода у него черная, лицо темноватое, свидетельствующее о меланхолической конструкции (вследствие болезни селезенки). Когда он как-то повстречался с Фаустом, тот сразу же сказал: «До того ты похож на моего куманька, что я даже посмотрел тебе на ноги, не увижу ли длинных когтей». Это он принял его за дьявола, которого поджидал к себе и обычно называл куманьком.

Реальность сделки с дьяволом в то время ни у кого не вызывала сомнений. Другой знакомый Фауста, ученый-богослов Иоганн Гаст, писал: «Были у него собака и конь, которые, полагаю, были бесами, ибо могли выполнять все, что угодно. Слыхал я от людей, что собака иной раз оборачивалась слугой и доставляла хозяину еду».

Фауст скончался в 1540 году. В одной из исторических хроник, написанных спустя двадцать семь лет после его смерти, говорится: «Этот Фауст за свою жизнь совершил так много чудесных дел, что их хватило бы на сочинения целого трактата, но в конце концов нечистый все же удушил его».

И при жизни Фауста, и после его смерти в народе ходило множестве рассказов о нем. Они бытовали как в устной, так и в письменной форме, причем эти записи считались заметками самого Фауста.

В1587 году во Франкфурте-на-Майне книгоиздатель Иоганн Шпис выпустил книгу под названием «История о докторе Иоганне Фаусте, знаменитом чародее и чернокнижнике», в подзаголовке которой указывалось: «Большей частью извлечено из его собственных посмертных сочинений».

Образ легендарного Фауста существенно отличается от своего исторического прототипа. В книге Шписа впервые отчетливо прозвучала основная идея легенды о докторе Фаусте — жажда познания, для удовлетворения которой ученый готов пожертвовать своей душой, отречься от Бога и предаться дьяволу.

Автор книги пишет, что Фауст имел «быстрый ум, склонный и приверженный науке», и «окрылился он, как орел, захотел постигнуть все глубины неба и земли». Для этого Фауст заключил союз с дьяволом, и тот приставил к нему нечистого духа по имени Мефистофель, который должен был исполнять все желания ученого и отвечать на все его вопросы.

Значительная часть книги о Фаусте посвящена его ученым беседам с Мефистофелем. Фауст расспрашивает нечистого духа о небесах и о преисподней, об устройстве Вселенной, о небесных светилах, причинах смены дня и ночи, происхождении грома и тому подобном, и на все вопросы получает ответы в соответствии с научными представлениями того времени.

Чтобы расширить свои познания, Фауст пожелал увидеть вблизи небесные светила. Мефистофель предоставил в его распоряжение повозку, запряженную двумя драконами, «как видно, из адского пекла». На этой повозке Фауст поднялся на 47 миль в вышину и обозрел оттуда землю, причем Мефистофель называл открывавшиеся его взору части света и страны. Поднявшись еще выше, Фауст убедился, что хотя солнце с земли кажется «величиной едва ли с днище от бочонка, на самом же деле оно больше всей земли».

Затем Фауст и Мефистофель совершили еще одно путешествие по воздуху, посетив различные страны, города и ознакомившись со всеми известными достопримечательностями.

В другой части книги о Фаусте рассказывается о различных мелких эпизодах из его жизни. В этих рассказах Фауст нередко напоминает традиционного фольклорного героя — ловкого плута, мастера забавных проделок, в которых ему охотно помогает Мефистофель.

Так однажды Фауст при помощи колдовства отвел глаза торговцу скотом — и продал ему вместо свиней вязанки соломы. В другой раз он повздорил на улице с крестьянином, который вез на продажу сено и «отпустил Фаусту много бранных слов». Фауст ему пригрозил: «Не очень разговаривай, а не то я съем твое сено вместе с лошадью». Неучтивый крестьянин ответил: «Ну так жри с моим дерьмом вместе». Тогда Фауст сделал так, что крестьянину стало чудиться, «будто у Фауста пасть величиной с чан, и пожрал он и проглотил сначала лошадь, потом сено и телегу». Перепуганный крестьянин побежал жаловаться бургомистру, но когда тот пришел посмотреть в чем дело, оказалось, что лошадь и телега стоят, как и прежде, «а Фауст его только обморочил».

Хотя исторический Фауст, насколько известно, никогда не был университетским профессором, в книге Шписа он нередко предстает в окружении своих студентов. Фауст часто демонстрирует студентам различные чудеса, причем происходит это преимущественно во время студенческих пирушек. По воле Фауста бочка с вином начинает скакать, подобно коню, тарелки и кубки наполняются сами собой, стоит выставить их за окно, а однажды, желая потешить собравшихся за столом, Фауст «наколдовал тринадцать обезьян, которые явились в комнату и так чудно паясничали, как никто еще не видел. Они прыгали друг на друга, затем взялись за лапы и стали плясать вокруг стола хороводом, а потом выскочили в окно и пропали».

По традиции, местом пирушек Фауста со студентами считается погребок, в Лейпциге, владельцем которого был некий Ауэрбах. Благодаря легенде о докторе Фаусте ауэрбаховский погребок стал одной из местных достопримечательностей. В XVII веке его стены были украшены двумя картинами: на одной Фауст изображен пирующим со студентами, на другой — выезжающим из погребка верхом на бочке. Под последней картиной было подписано:

Выехал Фауст, держась за бока,

Из ауэрбаховского погребка,

Сидя верхом на бочке с вином,

И это видели все кругом.

Постигнул черную магию он

И чертом за это был награжден

Эти картины бережно сохранялись и не раз реставрировались. В XIX веке ауэрбаховский погребок был перестроен и стал модным рестораном.

Во время пирушек Фауст вел со студентами и ученые беседы. Однажды, когда речь шла о Троянской войне, Фауст при помощи колдовства вызвал образ Елены Прекрасной, «и была она так дивно хороша собой, что студенты не знали, в уме они или нет».

Фауст и сам был поражен красотой Елены. Он «так ее полюбил, что ни на мгновение не мог с ней разлучиться». Елена Прекрасная оставалась с Фаустом до конца его жизни и родила ему сына, обладавшего способностью предсказывать будущее. После смерти Фауста и Елена и ребенок бесследно исчезли.

Заканчивается книга о докторе Фаусте рассказом «о его горестной и ужасной кончине и погибели».

Когда Фауст почувствовал приближение смерти, он начал раскаиваться в том, что предался дьяволу, и стал сокрушаться о своей погубленной душе. На что Мефистофель ответил ему пословицей: «Что ты накликал, не вдруг пришло — а ведь жареная колбаса о двух концах», после чего «исчез, оставив Фауста в полном смущении и меланхолии».

В полночь вокруг дома, в котором жил Фауст, «поднялся неистовый ветер, охватил его со всех сторон, так что казалось, что рушится все и самый дом будет вырван из земли», из комнаты Фауста слышалось «страшное шипение и свист, будто дом был полон змей, гадюк и других вредоносных гадов», а поутру Фауста нашли мертвым.

Книга, изданная Шписом, пользовалась огромной популярностью в народе. Эпизоды из нее стали излюбленными сюжетами народных кукольных представлений.

Эти представления не раз вызывали негодование духовенства. В начале XVIII века в Берлине церковники подали жалобу городским властям, в которой говорилось: «Поскольку в не раз исполнявшейся трагедии о докторе Фаусте показано было настоящее заклинание бесов, коих выпустили на сцену, и кощунственное отречение от Бога во имя нечистого, то многие в нашем городе либо открыто негодовали, либо вместе с подателями жалобы глубоко скорбели и тяжко вздыхали».

Очевидцы утверждали, что во время представлений «Фауста» «в толпу наряженных чертями проникали и настоящие бесы, вследствие чего неоднократно случалось, что на поверку один черт оказывался лишним, и не было никакой возможности понять, откуда взялся этот четвертый, или седьмой, или двенадцатый».

Несмотря на неоднократные запрещения, пьесы о Фаусте продолжали играть по всей Германии. Известно, что великий немецкий поэт И.-В. Гете задумал свое величайшее произведение — драму «Фауст», посмотрев такое кукольное представление.

Образ Фауста у Гете обретает философскую глубину и величие, его жажда познания одушевляется стремлением к истине. В прологе к драме Бог говорит Мефистофелю:

«И посрамлен да будет сатана!

Знай: чистая душа в своем исканье смутном

Сознаньем истины полна!»

(Перевод И. Холодковского)

72. ЛИБУША И ПРЖЕМЫСЛ

Самая древняя запись сказаний об основании Чешского государства, его легендарной правительнице мудрой прорицательнице Либуше и ее муже, родоначальнике чешских королей, крестьянине Пржемысле, содержится в «Чешской хронике» Козьмы Пражского, написанной в XII веке.

В предисловии к «Хронике» ее автор отмечает, что среди источников, которыми он пользовался, были устные народные предания. Козьма Пражский пишет: «Свое повествование я начал от времени первых жителей Чешской земли; и о том немногом, что стало мне известно из преданий и рассказов старцев, я повествую, как могу и как умею, не из присущего людям тщеславия, а лишь из опасения, чтобы рассказанное мне не было предано забвению».

В XVIII веке немецкий писатель И.-К. Музеус, любитель и знаток фольклора, создал свой вариант сказания о Либуше и Пржемысле. Он ввел целый ряд мотивов и эпизодов, отсутствующиху Козьмы Пражского, но явно имеющих народно-сказочную основу. В конце XIX века классик чешской литературы Алоис Ирасек выпустил книгу «Старинные чешские сказания». В ее первой части, которая называется «Сказания времен языческих», он собрал и пересказал предания о Либуше и Пржемысле, пользуясь как «Хроникой» Козьмы Пражского, так и устными легендами, еще бытовавшими в то время среди чешского народа.

В долине реки Вислы, — рассказывается в легендах о Либуше и Пржемысле, — издавна обитали славянские племена. Они были родственны по нравам, языку и обычаям, но со временем между ними возникла рознь, началась вражда.

Один из славянских вождей, по имени Чех, собрал свой род, а также всех, кто захотел идти с ним, и покинул родные местам, чтобы поселиться в иных землях.

Долог и труден был путь переселенцев. Много дней шли они на заход солнца, переправились через реку Одр, миновали долину Лабы (так славяне называли Эльбу) и вступили в пустынную страну, заросшую дремучими лесами, полную топких болот. По тем глухим местам протекала великая река Влатва.

На ее берегу, у подножия горы Ржип, переселенцы остановились на ночлег.

На утро Чех поднялся на вершину горы, чтобы обозреть окрестнести, и увидел, что дальше, по ту сторону горы, простираются обширные плодородные земли, зеленые леса, полные зверей и птиц, реки с прозрачной, пригодной для питья водой и изобилующие рыбой.

Чех спустился к своим спутникам и сказал: «О, друзья мои! Путь наш окончен. По ту сторону горы лежит прекрасная страна, богатая всем, что нужно для жизни, и никому не подвластная. Если мы поселимся здесь, то ни в чем не будет у нас недостатка, и никто не станет мешать нам мирно жить и трудиться».

Все возрадовались, принесли благодарственные жертвы богам, а затем, перевалив через гору Ржип, поцеловали землю своей новой родины и нарекли ее именем Чеха — Чехия.

Люди стали обживать Чехию. Распахали поля, построили селения. Это время Козьма Пражский называет золотым веком. Он пишет: «Если бы кто-либо попытался поведать современным людям о том, какие люди были в те времена, какие нравы были у них, сколь честными, простыми и добросовестными они были (…), если бы кто-нибудь попытался рассказать об этом нашим современникам, придерживающимся всего совсем противоположного, то он был бы обращен ими в посмешище».

Древние чехи не ведали грабежа и обмана, все у них было общее, двери всегда были открыты для тех, кто нуждался в помощи, а оружие они использовали только для охоты на лесных зверей.

Чех правил своим народом тридцать лет. Но пришло время — он состарился и умер. Его похоронили в священной роще, а над могилой насыпали высокий курган.

Со смертью мудрого Чеха пришел конец золотому веку. Козьма Пражский пишет: «Увы! Благополучие превратилось в противоположное явление, общее уступило место собственности. Если бедность раньше не была унизительной и пользовалась уважением, то теперь ее стали сторониться, как грязного колеса; страсть стяжания пылает в душе сильнее огня Этны».

Старейшины рода сошлись на могиле Чеха и стали держать совет. Решили они избрать нового вождя, чтобы он правил Чешской землей. Их выбор пал на разумного и справедливого человека по имени Крок.

Козьма Пражский лишь упоминает Крока, Музеус же рассказывает о нем поэтическую легенду.

Крок пришел в Чешские земли вместе с Чехом. В то время он был еще юношей и занимался тем, что пас коней. Каждый день гонял он табун на лесное пастбище и, пока кони паслись, отдыхал под сенью зеленого дуба, самого красивого и раскидистого во всем лесу. В ветвях дуба обитала прекрасная лесная фея — душа дерева, однако Крок об этом не знал.

Однажды в лес пришли дровосеки. Они хотели срубить дуб, но Кроку стало жаль прекрасное дерево и он уговорил дровосеков не трогать его.

Едва дровосеки ушли, фея спустилась с ветвей на землю и стала благодарить Крока за то, что он спас жизнь дубу и ей самой.

Фея сорвала три тростинки, протянула их Кроку и сказала: «В одной из них заключена слава, в другой — богатство, в третьей — удача в любви. Выбери любую из них — и ты будешь счастлив».

Крок, смутившись, ответил: «Мне не нужна ни одна из этих тростинок. Слава порождает гордыню, богатство — алчность, а удача в любви ввергает в пучину страстей. Если ты и впрямь хочешь, чтобы я был счастлив, даруй мне мудрость».

Фея сказала: «Будь по-твоему. Но, вкушая сладкий плод мудрости, не пренебрегай его кожурой: мудрецу сопутствует слава, ибо все его почитают, он один по- настоящему богат, ибо довольствуется тем, что имеет, и только мудрый бывает счастлив в любви, поскольку не отравляет ее суетными и нечистыми помыслами».

С этими словами фея отдала Кроку все три тростинки.

Крок покинул селение, в котором жил, и поселился в лесу. Под заветным дубом он построил себе хижину, посадил сад, развел огород.

Каждый вечер фея спускалась с ветвей и беседовала с Кроком о тайнах мироздания, скрытых от людей, но известных духам.

Крок и прекрасная фея полюбили друг друга, вскоре у них — одна за другой — родились три дочери.

Слава о мудром отшельнике Кроке разнеслась по всей Чехии.

Поэтому, когда умер старый Чех, старейшины рода пришли к Кроку просить его принять власть над Чешской землей. Ему принесли шапку Чеха, его посохи плащ — и воздали великие почести.

Крок стал правителем Чехии. Он по-прежнему жил в лесу, туда приходили к нему люди со своими спорами и тяжбами, и он судил их по справедливости.

Шли годы. Дочери Крока подрастали, а их мать-фея оставалась, как и прежде, молодой и прекрасной. Но однажды она сказала: «Нынче в полдень рухнет мой дуб, а с ним умру и я».

Крок воскликнул: «Как может случиться такое? Ствол дуба крепок, ветви мощны, корни глубоко уходят в землю. Он простоит еще сто лет!» В ответ фея лишь печально поникла головой.

А в полдень небо заволокло тучами, налетел ветер, разразилась гроза. Огненная молния ударила в вершину дуба и разбила его в щепки. В тот же миг фея умерла, а тело ее бесследно исчезло.

Крок не надолго пережил свою возлюбленную.

Дочери Крока к тому времени были уже взрослыми девушками. От отца они унаследовали мудрость, от матери — красоту и способность к чародейству.

Старшая, Казн, знала тайные свойства трав и кореньев, умела исцелять болезни и нередко возвращала к жизни тех, кто находился уже при смерти. Козьма Пражский приводит пословицу — о чем-либо безвозвратно утерянном говорят: «Этого не сможет вернуть даже сама Кази».

Вторая сестра, Тэтка, могла постигать волю богов. Она установила обряды для их ублаготворения, о чем Козьма Пражский говорит с осуждением: «Тэтка научила глупый и невежественный народ поклоняться горным, лесным и водяным нимфам, наставляла его во всех суевериях и нечестивых обычаях».

Младшая, Либуша, была наделена даром пророчества. Красотой она превосходила своих сестер, и никто во всей Чехии не мог сравниться с ней мудростью — ни среди женщин, ни среди мужчин.

По кончине Крока старейшины порешили вручить Либуше княжескую власть, и весь народ поддержал это решение.

Столицей Чехии Либуша сделала город Вышеград и поселилась там. Каждый день в венке из белых цветов выходила Либуша на широкий двор и садилась под развесистой липой. Шестеро старейшин сидели от нее по правую руку и шестеро — полевую. К ней приходили все, кто нуждался в совете, помощи или справедливом суде.

Однажды два знатных и богатых чеха начали тяжбу из-за границ своих полей. Козьма Пражский пишет: «Эти люди затеяли великую ссору: вцепившись ногтями друг другу в густые бороды, они стали непристойно поносить один другого, разъяренные, тыкая пальцами друг другу внос, они прибежали на Двор Либуши».

Либуша выслушала их дело и рассудила по справедливости, признав одного правым, а другого — виноватым. Первый согласился с ее решением, а второй разозлился и стал кричать, что не бабье дело разбирать ссоры между мужчинами и что женщинам подобает прясть, а не управлять государством.

И никто из окружавших Либушу мужчин не приказал замолчать дерзкому, все слушали и кивали головами.

Тогда Либуша встала и сказала: «Не вы ли сами просили меня принять княжение, а теперь недовольны тем, что я женщина! Я согласна избрать себе мужа, пусть будет у вас правитель-мужчина. Будете вы служить не под мягкой рукой, а под железной, будете ему платить дань, какой мне не платили, и на каждое его слово станете отвечать, дрожа от страха: «Так, господин». Зато не придется вам больше стыдиться, что вами правит женщина».

Либуша призвала к себе своих сестер, Кази и Тэтку, и три мудрые девы удалились в священную рощу, где стоял деревянный идол древнего бога (Алоис Ирасек полагает, что это был Перун — славянский бог-громовержец). Всю ночь молились сестры в священной роще, вопрошая богов и духов о том, как надлежит поступить младшей сестре, чтобы найти себе достойного мужа, а Чехии — достойного государя. И наутро получили ответ.

Едва взошло солнце, Либуша снарядила двенадцать гонцов и сказала им: «Возьмите княжескую шапку, плащ и посох и идите на север. Там, на берегу реки Белины, близ селения Стадице увидите поле. На этом поле на двух пестрых волах пашет ваш князь. Имя его — Пржемысл, и род его до скончания века будет править Чешской землей. А чтобы вам не сбиться с дороги, возьмите моего белого коня. Он пойдет впереди и будет указывать вам путь».

Следуя за белым конем, гонцы достигли поля, о котором говорила Либуша, увидели работавшего на нем пахаря, низко ему поклонились и сказали: «Будь здрав и благословен, господин, суженый нам богами!» И, «по крестьянскому обычаю, по которому сказать один раз недостаточно», повторили эти слова еще дважды. А потом продолжили: «Облекись в княжеские одежды, которые мы принесли с собой, и отправляйся с нами в Вышеград, чтобы принять власть над Чешской землей!» Пахарь Пржемысл, имя которого означает «мыслящий вперед», также как и Либуша, обладал даром прорицания. Поэтому он ничуть не удивился, распряг и отпустил своих волов, потом сказал: «Жаль, что я не успел допахать свое поле. Если бы я вспахал его целиком, то никогда не было бы неурожая и голода в Чешской земле. Но вы оторвали меня от работы, и теперь у нас часто будет случаться недород и голод».

Пржемысл облачился в княжеские одежды, сел на коня и торжественно направился в Вышеград. Из прежнего своего имущества он взял с собой лишь суму и лапти — и велел хранить их вечно, чтобы его потомки, как бы высоко они ни вознеслись, не забывали своих крестьянских корней.

В Вышеграде Либуша, старейшины рода и весь чешский народ с почетом встретили Пржемысла, приветствуя его как своего господина.

Здесь Музеус, в соответствии со сказочной традицией, вводит в повествование еще двух претендентов на руку Либуши: князя Владомира и воина Мицыслу. Либуша, желая испытать мудрость всех троих, предложила им решить такую задачу: «Задумала я преподнести вам подарок — корзиночку слив, которые сама набрала в саду. Одному из вас достанется половина и одна сверх того, другому половина оставшихся и одна сверх того, а третьему половина оставшихся и три сверх того — и корзиночка опустеет. Скажите, сколько слив в корзиночке?» Мицысла сразу понял, что решить такую задачу ему не под силу, и ответил наобум, Владомир долго думал и считал, но все же решил задачу неверно, и лишь Пржемысл дал правильный ответ — тридцать слив.

Либуша открыла свою корзиночку, отсчитала пятнадцать штук в шляпу князю Владомиру и прибавила еще одну. В корзиночке осталось четырнадцать слив. Из них она дала Мицысле семь слив и одну. В корзиночке осталось шесть слив. Она отделила половину и дала их Пржемыслу, добавив оставшиеся три сливы — и корзиночка опустела. (Кстати сказать, эта задача до недавнего времени включалась в школьные задачники по арифметике, в раздел «Задачи повышенной сложности».) Либуша и Пржемысл сыграли свадьбу и стали вместе княжить. Пржемысл установил законы и железной рукой заставил непокорных им подчиняться.

Город Вышеград по-прежнему был столицей. Но однажды Либуша в сопровождении супруга и старейшин рода поднялась на высокую скалу над Влатвой и изрекла пророчество: «В излучине Влатвы, там, где сейчас растет дремучий лес, встанет наша новая столица. И поклонятся ей все, как кланяются, переступая порог дома. Поэтому имя ей будет — Прага».

За свою жизнь Либуша собрала великие богатства и спрятала их в недрах Вышеградской скалы. Но ни она сама, ни ее супруг, ни дети их, ни внуки не тронули того клада, потому что он был заповедным и ждал особого часа.

Прошли годы. Либуша и Пржемысл окончили свою земную жизнь. А клад так и остался лежать в глубине Вышеградской скалы, о нем еще долго рассказывали легенды. Алоис Ирасек пишет: «Засверкает и объявится он лишь тогда, когда будет народу тяжелее всего и покажется жизнь непосильной. И когда он откроется(…), станет жизнь изобильна, и навсегда исчезнет нужда».

Большинство ученых считают Чеха, Крока, Либушу и Пржемысла персонажами чисто легендарными. Однако известный чешский историк XX века Зденек Неедлы, отмечая «очень глубокие корни» сказаний о первых правителях Чешского государства, находит в этих сказаниях отзвуки реальных исторических событий: заселения чешскими племенами долины реки Влатвы и возникновения княжеской власти, сменившей власть старейшин.

Предание относит время княжения Либуши и Пржемысла к неопределенным «баснословным» временам. Однако чешские короли, правившие в IX–XIV веках, называли себя Пржемысловичами и возводили свой род к легендарному Пржемыслу. В XI веке король Вратислав II в зале своего дворца в Вышеграде выставил для всеобщего обозрения «лапти Пржемысла». Впоследствии на протяжении нескольких веков эти лапти и суму выносили вместе с другими реликвиями во время королевских коронаций.

Жителям Стадице — родной деревни Пржемысла — были даны особые привилегии, а поле, которое он пахал, считалось королевской собственностью.

В середине XIX века на этом поле был поставлен памятнике надписью: «Здесь Пржемысл был призван на воеводство». В 1945 году, после освобождения Чехословакии от немецко-фашистских захватчиков, было прибавлено: «Власть вернулась в твои руки, о народ чешский».

73. ВИЛЬГЕЛЬМ ТЕЛЛЬ

Вильгельм Телль — легендарный национальный герой Швейцарии, участник освободительной борьбы против австрийского владычества.

Был ли у Вильгельма Телля исторический прототип или он является собирательным образом народного героя — доподлинно не известно.

В XIII веке Швейцария, небольшая горная страна, занимавшая выгодное положение на торговом пути через Альпы, была завоевана австрийцами. Народ Швейцарии не смирился с порабощением своей родины. В1291 году представители трех швейцарских лесных кантонов (областей) — Швица, Ури и Унтервальдена, главным образом, это были крестьяне, пастухи и охотники, встретились на берегу горного Фирвальдштетского озера и заключили между собой союз для борьбы за свободу.

Среди участников этой борьбы, по преданию, был крестьянин из кантона Ури Вильгельм Телль. О том, как он стал повстанцем, рассказывается в швейцарской хронике, составленной в XV веке, так называемой «Белой книге», — причем это легендарное событие приурочено к точной дате — 18 ноября 1307 года, и хотя в действительности национально-освободительное движение началось намного раньше этой даты, народная традиция считает Вильгельма Телля его вдохновителем.

В тот день Вильгельм Телль со своим маленьким сыном отправился на ярмарку в город Альтдорф, главный город кантона Ури. В Альтдорфе находилась резиденция австрийского наместника — ландфохта Геслера, человека жестокого и глубоко презиравшего швейцарский народ. Чтобы лишний раз напомнить швейцарцам об их унижении, Геслер распорядился установить на центральной площади шест, на верхушке которого красовалась шляпа австрийского герцога, и приказал всем жителям, проходящим мимо, почтительно ей кланяться. За исполнением этого приказа следили два специально приставленных стражника.

Вильгельм Телль знал об издевательском приказе ландфохта, его гордость возмутилась, и он прошел мимо герцогской шляпы, не поклонившись. Стражники тут же схватили его. Однако Вильгельм Телль был силен и легко отшвырнул стражников от себя. Собравшаяся толпа приветствовала смелого крестьянина радостными криками.

Но вдруг на площади появился сам ландфохт Геслер, ехавший верхом на коне в сопровождении солдат. Притихшая толпа расступилась перед ним, и Вильгельм Телль оказался лицом к лицу с австрийским наместником.

Геслер спросил: «Что здесь происходит?» Стражники, приставленные к шляпе, объяснили, что они задержали смутьяна, пытавшегося пренебречь приказом ландфохта.

Геслер хотел сразу же отправить Вильгельма Телля в тюрьму, но, увидев, что за плечами у крестьянина висит лук и колчан со стрелами, решил прежде доставить себе развлечение. Он спросил: «Правду ли говорят, что швейцарцы — искусные стрелки из лука?» Вильгельм Телль ответил: «Правду. Я попадаю в яблоко с расстояния в сто шагов».

Ландфохтсказал: «Это мы сейчас проверим», — и приказал принести яблоко.

Маленький сын Вильгельма Телля со страхом наблюдал за происходящим. Геслер спросил Вильгельма Телля: «Это твой сын?» — и когда тот ответил утвердительно, распорядился: «Ты собьешь яблоко с его головы».

Мальчика поставили возле липы, росшей на площади, положили ему на голову яблоко и отмерили сто шагов. Вильгельм Телль вынул из колчана две стрелы, одну из них спрятал за пазуху, другую положил на тетиву. Затем мысленно помолился Богу — и выстрелил.

Стрела попала точно в цель, яблоко упало на землю.

Толпа с облегчением вздохнула. Мальчик, целый и невредимый, бросился к отцу.

Но тут ландфохта охватило страшное подозрение. Он спросил: «Почему, прежде, чем стрелять, ты спрятал вторую стрелу за пазуху? Отвечай, не бойся. Если ты скажешь правду, клянусь, отпущу тебя, не причинив никакого вреда».

Вильгельм Телль ответил: «Если бы рука моя дрогнула и я попал в своего сына, то второй стрелой поразил бы тебя. И в этом случае, будь уверен, не промахнулся бы! А теперь отпусти меня, как обещал».

Ландфохт не исполнил клятвы. Он сказал: «Ты — опасный бунтовщик. Я заточу тебя в замке Кюсонахт до конца твоих дней».

Чтобы попасть в замок Кюсонахт, нужно было переправиться через озеро. Вильгельма Телля, закованного в цепи, посадили в лодку. Геслер решил сам сопроводить узника к месту заточения.

Когда лодка была уже далеко от берега, поднялся сильный ветер, налетел ураган и разразилась буря. Лодку швыряло с волны на волну, гребцы не справлялись с веслами.

Один из гребцов сказал Геслеру: «Нам нужна еще одна пара рук. Пусть узник тоже сядет за весла».

Перепуганный ландфохт приказал снять с Вильгельма Телля оковы и закричал: «Греби, что есть силы! Спасай меня и себя!» И вот, среди плеска волн и завывания ветра, лодка достигла берега. Геслер не сразу пришел в себя после пережитого страха. Вильгельм Телль, воспользовавшись этим, выпрыгнул из лодки и бросился бежать по узкой тропинке, ведущей в горы.

Ландфохт вскочил, выкрикивая проклятья и грозя кулаком, но ярость его была бессильна — Вильгельм Телль скрылся, родные горы спрятали его.

Вскоре он раздобыл лук и стрелы, подстерег Геслера на обрывистой горной дороге и метким выстрелом поразил его в сердце.

Это убийство, как утверждает легенда, послужило сигналом к восстанию всего швейцарского народа.

В1315 году в битве при Моргартене повстанцы разбили австрийские войска и навсегда изгнали врагов из Швейцарии. По преданию, в этой битве принимал участие и Вильгельм Телль.

В Швейцарии Вильгельму Теллю воздвигнуто несколько памятников, а в том месте, где он выпрыгнул из лодки на берег, поставлена часовня.

На сюжет легенды о Вильгельме Телле написал драму Ф. Шиллер и оперу — Дж. Россини.

74. СИД КАМПЕАДОР

«Песнь о Сиде» — всемирно известное произведение испанского героического эпоса. Немецкий писатель Фридрих Шлегель писал: «Одно такое предание, как о Сиде, ценнее для нации, чем целая библиотека литературных произведений, порожденных лишь умом и лишенных национального содержания».

Герой эпоса, Родриго Диазде Бивар, по прозванию Сид — личность историческая. Он жил в XI веке и был одним из виднейших деятелей Реконкисты — национально- освободительного движения испанцев против захвативших их земли арабов (в средние века их чаще называли маврами). Реконкиста началась в VIII веке и продолжалась до конца XV века.

Прозвание «Сид» по-арабски означает «господин, повелитель». Родриго Диазуде Бивару его дали мавры, над которыми он одержал множество блистательных побед. Испанцы называли его «Кампеадор», что значит «воитель».

В 1094 году Родриго Диазде Бивар отвоевал у мавров обширную испанскую область Валенсию и правил ею как самостоятельный государь до самой своей смерти в 1099 году.

«Песнь о Сиде» сложилась в XII веке и дошла до нашего времени в одном- единственном списке, сделанном в начале XIV века. Начало этого списка утрачено, но его содержание можно восстановить на основе исторических хроник.

Известно, что Сид Кампеадор верой и правдой служил королю Кастилии Санчо. (Испания в то время состояла из нескольких королевств — Кастилии, Наварры и других.) Король Санчо погиб при невыясненных обстоятельствах, и на кастильский престол вступил его брат Альфонс VI. Двенадцать знатных рыцарей, и в их числе Сид, потребовали от нового короля клятвы, что он непричастен к смерти брата. Альфонс VI поклялся, но с тех пор затаил злобу против Сида?

Через некоторое время Сид одержал очередную победу над маврами и захватил богатую добычу. Недоброжелатели обвинили Сида в том, что он утаил часть добытых богатств от короля. Альфонс VI воспользовался этой клеветой и в 1087 году приговорил Сида к изгнанию из Кастилии.

Сохранившаяся часть «Песни» начинается с описания того, как Сид покидает родную землю, оставляет свой родовой замок Бивар.

Жгучими слезами так горестно плача,

Назад он обернулся, взглянул на палаты.

Видит, двери без запоров, и ворота все настеж. (…)

Вздохнул мой Сид от великой печали,

Молвил мой Сид разумными словами.

«Господи-Отче, в небесах тебе слава

Вот что учинили лихие супостаты»

(Перевод Б. Ярхо)


Вместе с Сидом Кастилию покидали шестьдесят отважных рыцарей — его верных друзей и вассалов, пожелавших разделить с ним изгнание.

Король Альфонс VI дал Силу всего девять дней сроку, чтобы выехать за пределы кастильской земли, а по всем городам и селениям, через которые должен был проезжать Сид со своими рыцарями, разослал грамоты с печатью и строгим приказом не давать ему ни крова, ни пищи.

Вот въезжает Сид Кампеадор в город Бургос. Горожане попрятались по своим домам, накрепко заперли двери. С охотою приняли бы они благородного Сида, но боятся королевского гнева. Украдкой смотрят горожане из окон на проезжающего по улице Сида и плачут горькими слезами.

Подъехал Сид к одному из домов, выпростал ногу из стремени, ударил в запертую дверь.

Вышла из дома маленькая девочка и сказала: «О, Кампеадор, в добрый час вы меч надели! Если дадим мы вам приют, король покарает нас смертью. Не прибудет вам добра от нашего горя Храни вас Господь со всею силою небесной!» Так сказала девочка и скрылась в доме.

Повернул Сид коня и поехал со всеми, кто ему верно служил, прочь из Бургоса. В поле за городской стеной раскинули они лагерь. Поставили палатки, чтобы не ночевать под открытым небом, но на ужин не было у них ни куска хлеба.

И тут пришел из Бургоса человек по имени Мартин Антолинез и принес вдоволь всякой снеди и вина, и все это было его собственное, а не купленное. Сказал Мартин Антолинез Сиду: «Пусть я впаду в немилость у короля дона Альфонса, но услужу вам, о Сид Кампеадор, в добрый час вы меч надели!» Сид ответил: «Если я буду жив, то дам тебе достойную награду».

На следующее утро, до первого петушиного крика, Сид и те, что верно ему служили, отправились дальше. И Мартин Антолинез ушел вместе с ними.

Держит Сид Кампеадор путь в монастырь Сан-Перо, где нашли приют его супруга, донья Химена, и две малолетние дочери.

День и ночь молила донья Химена Бога: «О, Ты, что правишь миром, помоги Кампеадору!» Настоятель монастыря, аббат дон Санчо, сказал Сиду: «Оставайтесь, мой Сид, в монастыре Сан-Перо».

Сид ответил: «Спасибо, дон аббат, но я не могу остаться: король повелел мне покинуть Кастилию. Прошу вас, позаботьтесь о донье Химене и моих дочерях, пока я буду в изгнании».

Донья Химена, плача, целовала мужу руки и говорила: «О, горе! Будем мы с вами отныне в разлуке!» Сид прижал к сердцу супругу и дочерей и сам заплакал. Потом сказал:

«Отменная супруга, донья Химена!

Как душу свою, люблюя вас верно. (…)

Я вдаль ухожу, вы останетесь при детях.

Пошли нам Господь и Пресвятая Дева,

Чтоб своими руками обвенчал я этих деток.

Коль будет мне удача и спасусь я от смерти,

Вам, супруга честная, послужить я сумею».

И уж так горевал Сид, расставаясь с доньей Хименой и дочерьми, что один из его рыцарей сказал ему: «Где ваша стойкость, мой Сид? Верьте, придет время и вы свидитесь с вашей супругой!» Слух о том, что Сид Кампеадор отправляется в изгнание, пронесся по всей кастильской земле, и многие кастильцы решили оставить свои дома и уйти вместе с ним. Вскоре собралось у Сида большое войско: триста всадников, а пеших воинов столько, что и не сосчитать.

Вот достиг Сид границы Кастилии. В последний раз ночует он на родной земле. Во сне ему явился архангел Гавриил и сказал: «Скачите, мой Сид, о добрый Кампеадор! Никогда с такой удачей не выезжал никто: Покуда вы живы, все пойдет хорошо».

На другой день Сид со своим войском вступил в земли, завоеванные маврами.

На пути у Сида Кампеадора оказалась крепость Кастежон, в которой засели мавры. Сид захватил крепость и взял богатую добычу. Пятую часть ее, как положено, оставил себе, а остальное по совести разделил между воинами: конным досталось по сто марок, пешим — по пятьдесят, и все были довольны таким дележом.

Вскоре Сид занял еще одну крепость — Алькосер. Узнав об этом, два мавританских царя, Фарис и Гальве, пришли на помощь своим соплеменникам и осадили Сида в Алькосере.

И вот у осажденных кончаются припасы. Спрашивает Сид своих рыцарей: «Что будем делать?» Рыцари ответили: «Велико вражеское войско, но и нас немало. Выйдем им навстречу — и примем бой!» Наутро испанцы покинули крепость и ударили по маврам. Храбро сражается Сид и те, кто верно ему служит. Бой еще только начался, а уже более тысячи мавров полегло мертвыми. Цари Фарис и Гальве бежали. Досталась испанцам победа, досталось великое богатство: пятьсот арабских скакунов, дорогое оружие и доспехи, а золота и серебра столько, что стали богаты все воины в войске Сида, и конные и пешие.

Сид призвал одного из своих верных рыцарей, Альвара Аньеса, и сказал ему:

«Хочу я вас послать в Кастилию с вестью

Об этой битве, где досталась нам победа.

Королю дон Альфонсу, что так сильно разгневан,

Тридцать коней посылаю отменных,

Все под седлом со сбруей драгоценной».

А еще Сид дал Альвару Аньесу сапог, доверху полный золотыми монетами, и велел заказать на родине тысячу месс святой Марии Бургосской, а оставшиеся деньги передать донье Химене.

Альвар Аньес ответил: «Все исполню усердно».

Вот прибыл Альвар Аньес в Кастилию и предстал перед королем Альфонсом. Говорит Альвар Аньес: «Государь! Мой господин Сид Кампеадор — в добрый час надел он свой меч — разбил в жестоком бою двух мавританских царей. Он целует вам руки и ноги, шлет в дар тридцать коней и просит о милости».

Ответил король: «Трех недель не прошло, как Кампеадор навлек на себя мой гнев. Я не могу простить его так скоро. Но коней возьму охотно, ведь они отняты у мавров, врагов христиан».

Альвар Аньес, исполнив остальные поручения своего господина, возвратился к Сиду и сказал ему, что король принял подарок, мессы святой Марии Бургосской заказаны, донья Химена получила деньги и шлет привет от себя и от дочерей. Сид остался доволен.

Прошло немалое время. Много славных сражений выиграл Сид Кампеадор, много отвоевал у мавров земель и, наконец, дошел до самого моря. Там он взял штурмом город Валенсию и стал правителем валенсийских земель.

Снова снаряжает Сид Альвара Аньеса в Кастилию, посылает королю дону Альфонсу сто прекрасных коней, захваченных в последнем бою, и просит, чтобы король разрешил донье Химене с дочерьми покинуть монастырь Сан-Перо и жить отныне в Валенсии вместе с Сидом.

Король принял подарок и сказал: «Я рад, что Сид Кампеадор совершил столько подвигов и отвоевал у мавров столько испанских земель, и охотно приму его подарок. А что до доньи Химены — пусть она едет к мужу».

И вот после долгой разлуки Сид снова соединился с женой и дочерьми, которых любил больше души своей.

Тем временем мавры, желая вернуть себе Валенсию, с несметным войском подошли под ее стены и раскинули свои шатры.

Испугалась донья Химена, увидев, как враги готовятся к бою, но Сид сказал: «Идет к нам в руки богатая добыча, будут вам с дочерьми подарки к приезду!» Он повел донью Химену и дочерей на алькасар — самую высокую крепостную башню и сказал:

«Здесь, на алькасаре, супруга, стойте смело,

Не бойтесь, что иду я на ратное дело:

По милости Бога и святой Приснодевы,

Оттого, что вы — здесь, мое сердце окрепло.

С Божьей помощью в битве одержу я победу».

Когда началось сражение, было у мавров пятьдесят тысяч воинов, когда оно окончилось, из них остались в живых сто четыре человека, и те бежали с поля боя.

Был весел мой Сид и все его вассалы,

Что по милости божьей победа им досталась. (…)

Взяли серебром и златом три тысячи марок,

А прочей поживе нет счета и сказа.

Сид опять отправил королю дону Альфонсу богатые дары. На этот раз король сказал: «Пришло время помиловать Кампеадора. Пусть он предстанет передо мной, когда ему угодно».

Узнав об этом, Сид воскликнул: «Благодарение Богу!» Не мешкая, снарядился он в путь и отправился в Кастилию.

Скачет Сид во весь опор. Следом — его верные рыцари. Все на добрых конях — взяты они в бою, а не подарены; все в богатой одежде, в шелковых плащах, подбитых мехом.

Король дон Альфонс встретил Сида с почетом. Сид упал к ногам короля и заплакал от радости. Король сказал:

«Встаньте немедля, о Сид Кампеадор!

Целуйте мне руки, но ноги — ни за что.

Коль сейчас же не встанете, снимаю с вас любовь».

Он поднял Сида и поцеловал его в уста. И все, кто при этом присутствовали, радовались их примирению.

В свите короля были два инфанта из знатного графского рода де Каррион — дон Дидаго и дон Феррандо, алчные и тщеславные. Они знали, что Сид, воюя с маврами, добыл себе немалое богатство. Теперь же, видя, что король вернул Кампеадору свою милость, они решили посвататься к дочерям Сида, донье Эльвире и донье Соль, к тому времени уже ставшими невестами.

Быть сватом они попросили самого короля.

Дон Альфонс сказал Силу: «Я прошу вас, Кампеадор, отдать своих дочерей в жены молодым графам де Каррион. Породнившись с ними, вы умножите честь и славу своего рода».

Сид ответил: «И я, и мои дочери в полной вашей власти, государь. Вы можете отдать их в жены, кому вам будет угодно».

Дело было слажено, и Сид вернулся в Валенсию к своей семье с женихами для доньи Эльвиры и доньи Соль.

Две недели праздновали двойную свадьбу. Зятья остались жить в Валенсии в доме Кампеадора. Сид относился к инфантам как к родным сыновьям, хотя они и не заслуживали такого отношения.

Прошло немного времени, и мавры снова попытались захватить Валенсию. Испанцы отразили их приступ. Сид не видел в бою своих зятьев, но, полагая, что они сражались не хуже других, после боя похвалил их за храбрость.

Инфанты, которые во время боя трусливо прятались в последних рядах, приняли его похвалу за насмешку и разозлились.

Среди прочих богатств был у Сида ручной лев. Однажды, когда Кампеадор почивал после обеда, зверь вырвался из клетки.

Инфанты де Каррион перепугались до полусмерти. Дон Дидаго спрятался под скамью, на которой спал Сид, дон Феррандо забрался на высокий столб, порвав на себе одежду.

Сид проснулся от львиного рыка, ухватил зверя за косматую гриву и отвел его в клетку.

Когда об этом случае стало известно, все начали потешаться над трусливыми инфантами, пока Сид не пресек насмешек, объявив, что обида его зятьям — обида ему самому. Однако мнительным дону Дидаго и дону Феррандо казалось, что в душе Сид потешается над ними еще больше, чем другие.

И задумали инфанты отомстить Кампеадору — жестоко и коварно.

Они пришли к Силу и сказали: «Пришло время вернуться нам вместе с женами в свои родовые земли. Пусть донья Эльвира и донья Соль готовятся в дорогу».

Не хотелось Силу разлучаться с дочерьми, да делать нечего — раз дочери выданы замуж, обратно их не возьмешь. Сид сказал зятьям: «Берегите своих жен. И знайте, что вместе с ними вы увозите мое сердце».

Он наградил инфантов де Каррион богатыми дарами, дал им золота и серебра, драгоценное оружие и боевых коней, шелковое и суконное платье и другие ценные вещи. Много мулов нагрузили инфанты де Каррион подарками Сида.

Донья Эльвира и донья Соль простились с Сидом и доньей Хименой, со своими подругами и служанками и покинули Валенсию.

Сид послал с дочерьми надежную охрану во главе со своим племянником Фелесом Муньосом, чтобы проводить донью Эльвиру и донью Соль до самого Карриона.

Проезжая через дубовый лес, дон Дидаго и дон Феррандо услали вперед слуги охрану, а сами с женами остались на поляне, посреди которой росли два одиноких дуба.

Инфанты сказали дочерям Сида: «Донья Эльвира и донья Соль, в этом пустынном месте мы предадим вас позорному наказанию, а потом бросим вас здесь, асами уедем».

Злодеи привязали сестер к двум дубам, взяли крепкие плети и принялись хлестать донью Эльвиру и донью Соль без всякой пощады.

Сестры говорят смиренно: «Дон Дидаго и дон Феррандо! Ради Бога на небе, не предавайте нас такому бесчестью. Лучше возьмите острые мечи, что подарил вам наш отец, и отрубите нам головы. Избив нас, вы унизитесь навеки, вас осудят и христиане и мавры!» Но инфанты продолжали хлестать сестер.

Так тяжко их забили, едва не до смерти

Окровавлены рубашки и нижние одежды.

Примахалисьу братьев и руки и плечи:

Ведь тягались друг с дружкой, кто вытянет крепче.

Наконец, утомившись, инфанты сели на своих коней и поскакали догонять свиту, а донья Эльвира и донья Соль остались на растерзание диким зверям, и некому было им помочь.

Так бы и погибли дочери Сида, но — благодарение Богу — Фелес Муньос решил не ехать вперед со всей свитой, а подождать дочерей своего господина на обочине дороги. И вот, не заметив его, мимо проскакали инфанты де Каррион. Были они одни, без жен, и громко похвалялись, как жестоко отомстили Силу.

Понял Фелес Муньос, что с доньей Эльвирой и доньей Соль приключилась беда, и в великой тревоге поспешил на их поиски.

Найдя сестер на поляне, окровавленных и почти бездыханных, Фелес Муньос отвязал их от дубов, дал им напиться, принеся воды из ближнего ручья в своей новой шляпе, а потом отвез донью Эльвиру и донью Соль обратно в Валенсию к их отцу.

Когда Сид узнал о несчастье и позоре, постигшем его дочерей, то поклялся своей бородой, что инфанты де Каррион поплатятся за совершенное ими злодейство.

Он отправился в Кастилию к королю дону Альфонсу и потребовал, чтобы тот учинил суд над виновными.

Король назначил суд в городе Толедо.

Вот стоят инфанты перед судьями. Дон Альфонс говорит:

«…в Толедо прибыл я сегодня

Из почтения к Сиду, рожденному в час добрый,

Чтоб добился он права от инфантов Карриона.

Он ими изобижен, как знаем мы бесспорно».

Судьи, выслушав дело, постановили, что инфанты должны вернуть Сиду три тысячи червонцев, которые он дал в приданое за дочерьми, и все полученные от него подарки.

Взвыли инфанты — ведь они уже порастрясли деньги. Пришлось им отдать Сиду часть своих земель и имущества.

Тогда Сид сказал: «Я получил возмещение за убытки, но не сквитался за обиду. Ответьте мне, дон Дидаго и дон Феррандо, зачем взяли вы в жены моих дочерей, если они не были вам милы? Зачем увезли их из Валенсии и обошлись с ними жестоко и бесчестно? Я ничего не сделал вам дурного, ни в шутку, ни всерьез, ни поступком, ни словом, а вы истерзали мое сердце!» Инфанты де Каррион на это ответили надменно: «Мы оба настолько благородного рода, что могли бы жениться на принцессах, ты же не имеешь знатных предков, и дочери твои — нам не пара. Мы ничуть не жалеем о том, что проучили донью Эльвиру и донью Соль. Пусть они теперь вздыхают и плачут до самой могилы».

Говорит Сид инфантам: «За оскорбление, нанесенное моим дочерям, вы должны расплатиться кровью!» И тут же два рыцаря, что верно служили Сиду, — одного звали Перо Вермудоз, а второго — Мартин Антолинез — вызвали инфантов на поединок.

Перо Вермудоз сказал дону Феррандо:

«Перед королем Альфонсом здесь я биться готов.

За дочерей Кампеадора, донью Эльвиру и донью Соль.

За то, что вы их бросили, цена вам грош.

Хоть женщины они, вы не мужской пол,

Больше вас они стоят везде и во всем»

А Мартин Антолинез сказал дону Дидаго:

«С тобой мы сразимся, не уйдешь ты никуда.

Дочерей Кампеадора ты бросил без стыда,

Больше вас они стоят, вы им не чета.

Под конец поединка признаешь ты сам,

Что вор ты и предатель, и во всем ты солгал».

Король подал знак к началу поединка. Дон Феррандо был побежден и попросил пощады, а дон Дидаго не стал дожидаться поражения и обратился в позорное бегство.

Так были посрамлены надменные инфанты де Каррион — да послужит это уроком всякому, кто задумает обидеть беззащитную женщину.

Прошло недолгое время, и к королю дону Альфонсу прибыли послы из соседних королевств — Наварры и Арагона, чтобы просить в жены своим государям дочерей Сида Кампеадора. Донья Эльвира и донья Соль стали королевами, чему король дон Альфонс и сам Сид были очень рады.

«Песнь о Сиде» максимально приближена к исторической действительности. Однако, народная фантазия сделала образ главного героя более цельным, чем это было на самом деле. Реальный Сид Кампеадор был не только воином, но и дипломатом и, в силу дипломатической необходимости, некоторое время находился на службе у мавританского царя — ситуация, немыслимая для Сида-героя эпоса.

Кроме того, в «Песни» Сид предстает как «инфансон» — простой рыцарь, достигший вершины славы лишь благодаря своей личной доблести. В действительности же Родриго Диаз де Бивар принадлежал к высшей испанской знати, его жена донья Химена была двоюродной сестрой короля Альфонса VI. Конфликт Сида с надменными инфантами де Каррион полностью вымышлен (хотя инфанты с такими именами существовали), а дочери Сида стали королевами Наварры и Арагона без предшествующих событий, описанных в «Песни».

75. ДОН ЖУАН

Испанская легенда о Дон Жуане — одна из самых популярных средневековых легенд. К ней обращались крупнейшие поэты и писатели едва ли не всех европейских стран: в Испании — Тирсо де Молина, во Франции — Ж.-Б. Мольер, в Англии — Д.-Г. Байрон, в Германии — Э.-Т.-А. Гофман, в России — А.С. Пушкин, А.К. Толстой, А.А. Блок.

Дон Жуан — личность историческая. Сведения о нем содержатся в одной из хроник его родного города Севильи.

Исторические факты почти полностью совпадают с легендой, за исключением обстоятельств таинственной гибели Дон Жуана, которую легенда приписывает вмешательству потусторонних сил, а хроника объясняет вполне реальными причинами.

Дон Жуан Тенорио жил в XIV веке и принадлежал к одной из двадцати четырех самых знатных фамилий Севильи.

Его отец, Алонзо Тенорио, был боевым адмиралом, участвовал в борьбе с маврами и погиб в морском сражении близ Трафальгара, сжимая в одной руке меч, а в другой — знамя.

Дон Жуан — младший сын отважного адмирала — был сверстником и другом детства сына короля Альфонса XII, Педро. В 1350 году дон Педро вступил на престол и вскоре получил прозвание Педро Жестокий. Дон Жуан, по-прежнему остававшийся его другом, был возведен в звание обер-келлермейстера.

Отличаясь дерзким бесстрашием, презрением к общепринятой морали, сластолюбием и бессердечием, Дон Жуан по малейшему поводу, а иногда и без него, затевал многочисленные дуэли, из которых всегда выходил победителем, обольщал женщин — девиц и замужних дам, навлекая на них позор и принося горе многим почтенным семьям. Благородные севильцы не раз жаловались на Дон Жуана королю, но Педро Жестокий неизменно пренебрегал этими жалобами.

Однажды внимание Дон Жуана привлекла дочь командора Гонсалес де Ульоа донна Анна, и он решил похитить девушку. Ночью Дон Жуан тайно проник в дом командора. Однако Гонсалес де Ульоа в это время еще не спал, между хозяином и незваным гостем произошла схватка, и командор был убит.

Король не мог оставить безнаказанным убийство столь знатного человека, и Дон Жуану пришлось покинуть Севилью.

Командора похоронили в фамильном склепе в монастыре Святого Франциска, а над его могилой поставили каменною статую.

Родичи убитого поклялись отомстить убийце. Чтобы заманить Дон Жуана в Севилью, ему отправили подложное любовное письмо с приглашением на свидание в монастырь Святого Франциска, и, когда Дон Жуан явился в назначенный час, убили его, а тело тайно закопали.

Предполагая, что тайна может быть раскрыта и опасаясь в этом случае королевского гнева, родичи Гонсалеса де Ульоа распустили слух о том, что Дон Жуан ночью пробрался в склеп и оскорбил статую убитого им командора. Но статуя вдруг ожила, схватила дерзкого нечестивца в свои каменные объятья и низвергла его в ад.

Этот слух показался всем весьма правдоподобным, и история жизни Дон Жуана вошла в легенду именно с таким окончанием.

С легендой о Дон Жуане связан обычай, существовавший в Севилье еще в XIX веке. Очевидец описывает его так: «Каждый год на масленицу во вторник устраивается процессия, во время которой несут Дон Жуана, с головы до ног одетого в белое, коленопреклоненного на белой подушке (…). По-видимому, это должно означать, что знаменитый севильский грешник при жизни не успел покаяться в полной мере и доканчивает покаяние всенародно теперь».

Склеп и статуя командора погибли во время пожара в середине XVIII века.

Отношение к образу Дон Жуана в разные времена было различным. Дон Жуан из народной легенды — персонаж безусловно отрицательный, понесший наказание по заслугам. Таким же предстает он и в наиболее ранней литературной обработке легенды-пьесе испанского драматурга XVII века Тирсо де Молина «Севильский обольститель, или Каменный гость».

В произведениях писателей более позднего времени Дон Жуан приобретает иные черты, превращаясь в трагического героя, стремящегося к недостижимому идеалу. Э. — Т.-А. Гофман в новелле «Дон Жуан» пишет: «Дон Жуан — любимейшее детище природы, и она наделила его всем тем, что роднит человека с божественным началом (…). Но (…) за врагом осталась власть подстерегать человека и расставлять ему коварные ловушки, даже, когда он, повинуясь своей божественной природе, стремится к совершенному. (…) Враг рода человеческого внушил Дон Жуану лукавую мысль, что через любовь, через наслаждение женщиной уже здесь, на земле, может сбыться то, что живет в нашей душе как предвкушение неземного блаженства и порождает неизбывную страстную тоску, связывающую нас с небесами. Без устали стремясь от прекрасной женщины к прекраснейшей (…), неизменно надеясь найти воплощение своего идеала, Дон Жуан дошел до того, что вся земная жизнь стала ему казаться тусклой и мелкой». А.С. Пушкин в «Каменном госте» рисует противоречивый характер: Дон Гуану (так поэтом назван Дон Жуан) свойственны коварство — и правдивость, холодный расчет — и глубокое, искреннее чувство.

Обращаясь к Доне Анне, которую страстно полюбил, Дон Гуан говорит, что он слывет

«Злодеем, извергом. — О, Дона Анна, -

Молва, быть может, не совсем неправа,

На совести усталой много зла,

Быть может, тяготеет. Так, разврата

Я долго был покорный ученик,

Но с той поры как вас увидел я,

Мне кажется, я весь переродился.

Вас полюбя, люблю я добродетель

И в первый раз смиренно перед ней

Дрожащие колена преклоняю».

Дон Жуан, созданный поэтами-романтиками, хочет видеть идеальным весь мир. В пьесе А.К. Толстого он говорит Доне Анне: «…Да, я враг Всего, что люди чтут и уважают. Но ты пойми меня; взгляни вокруг: Достойны ль их кумиры поклоненья? Как отвечает их поддельный мир Той жажде правды, чувству красоты, Которые живут в нас от рожденья? Везде условья, ханжество, привычка, Общественная ложь и раболепство! Весь этот мир нечистый я отверг. Но я другой хотел соорудить, Светлей и краше видимого мира…» Легенда о Дон Жуане послужила основой одного из величайших творений Моцарта — оперы «Дон Жуан».

76. ЛЕТУЧИЙ ГОЛЛАНДЕЦ

Морская стихия, полная тайн, чудес и опасностей, всегда будоражила воображение человека. Люди издревле населяли морские глубины фантастическими существами — грозными чудовищами и прекрасными морскими девами. Среди моряков ходило много рассказов о чудесных островах и удивительных народах.

В начале XVII века в Голландии возникла легенда о корабле-призраке, получившим название «Летучий Голландец».

О существовании этого корабля знают моряки всего мира, но о том, откуда взялся Летучий Голландец, почему он осужден вечно скитаться по морям и кто был его капитаном, рассказывают по-разному.

В одном варианте легенды говорится, что голландский капитан по имени Ван Страатен поклялся обогнуть мыс Доброй Надежды против ветра и против течения.

Но стихия оказалась сильнее человека. Сто раз приступал Ван Страатен к выполнению своего дерзкого замысла, и сто раз ветер и волны отбрасывали его корабль назад.

Ослепленный гордыней капитан не пожелал смириться с поражением. Он призвал на помощь самого дьявола и заявил, что готов пожертвовать вечным блаженством, лишь бы достигнуть намеченной цели.

Дьявол услышал роковые слова Ван Страатена. Ветер тут же стих, волны улеглись, и корабль голландского капитана легко и свободно обогнул мыс Доброй Надежды.

Но с того дня Ван Страатен был осужден вечно носиться на своем корабле по морским просторам, без надежды когда-нибудь достигнуть гавани.

Известно, что в Голландии действительно жил капитан по имени Ван Страатен, погибший в море, но основой легенды скорее всего послужила судьба знаменитого португальского мореплавателя Барталомео Диаса, известная морякам всего мира.

Бартоломео Диас жил в XV веке. Именно он открыл и первым обогнул мыс на юге Африки, омываемый водами Атлантического и Индийского океанов и назвал его мысом Бурь. (Впоследствии на мысе Бурь был установлен маяк, и мыс получил название — мыс Доброй Надежды.) Некоторое время спустя, в 1500 году, Бартоломео Диас вновь отправился к мысу Бурь. Плаванье оказалось последним в жизни отважного мореплавателя — Бартоломео Диас и его корабль пропали без вести.

В другом варианте легенды капитаном корабля-призрака называют некоего Ван дер Декена, человека алчного, бесчестного и жестокого. Он занимался торговлей, но не брезговал и морским разбоем. Однажды Ван дер Декен взял на борт своего корабля пассажира, поклявшись благополучно доставить его до места назначения. У пассажира было при себе много денег, Ван дер Декен польстился на золото и, забыв о данной клятве, приказал своим матросам бросить пассажира в море. Перед смертью в морской пучине несчастный проклял жестокого капитана, и Ван дер Декен со своим кораблем был осужден на вечные скитания.

Прообразом Ван дер Декена считают известного голландского корсара Николаса Яарри.

Моряки верили, что любое судно, встретившее Летучего Голландца, обречено на верную и немедленную гибель. Но все же находились очевидцы, рассказывающие о том, как выглядит корабль-призрак.

По большинству свидетельств, он несется под черными парусами, управляемый неведомой силой. Капитан стоит на мостике, устремив в пространство мрачный и полный отчаяния взор. Многие видели на палубе также матросов, но одни утверждают, что матросы корабля-призрака ничем не отличаются от обычных людей, другие говорят, что они представляют собой скелеты в полуистлевшей матросской одежде.

Свидетельства о встречах с кораблем-призраком не полностью лишены основания. Вероятно, моряки принимали за Летучего Голландца корабли, по тем или иным причинам лишившиеся своего экипажа.

История мореходства знает немало случаев, когда в море оказывались такие корабли. Неуправляемые, без опознавательных знаков, они представляли большую опасность для встречных судов.

В1770 году на одном из парусников вспыхнула эпидемия какой-то болезни. Экипаж хотел высадиться в ближайшем порту на острове Мальта, но местные власти, опасаясь распространения заразной болезни, не разрешили кораблю причалить к берегу. Парусник направился к берегам Италии, затем Англии, но ни один порт не согласился его принять. Лишенные какой-либо помощи, моряки умерли один за другим, а сам корабль с мертвой командой на борту унесло в открытое море и долго носило по волнам.

«Летучими голландцами» не раз становились корабли, потерпевшие аварию. Так, в начале XIX века английский парусник «Дженни» в Антарктических водах был затерт льдами и дрейфовал на протяжении семнадцати лет, пока не был обнаружен китобойным судном.

В1888 году американская шхуна «Леон Уайт» потерпела крушение в Атлантическом океане. Команде удалось спастись, а полузатонувшая шхуна блуждала по океану в течение десяти месяцев и прошла более восьми тысяч миль, дважды проделав путь через всю Атлантику.

Хотя все эти, зафиксированные историей, случаи относятся к относительно поздним временам, но наверняка подобное происходило и раньше, укрепляя веру моряков в существование Летучего Голландца.

77. ПАН ТВАРДОВСКИЙ

Пана Твардовского, героя многих польских легенд, обычно называют польским Фаустом. Время его жизни легенды относят к эпохе правления польского короля Сигизмунда Августа, то есть ко второй половине XVI века.

Пан Твардовский был сыном небогатого шляхтича и жил в Кракове. Еще в XIX веке краковчане считали одной из достопримечательностей своего города старинный дом с лепными украшениями и стрельчатыми окнами, по преданию, принадлежавший пану Твардовскому.

С ранней юности пан Твардовский был одержим жаждой познания. Он блестяще окончил Краковский университет, изучив богословие, астрономию, естественные науки, историю и искусство врачевания, но, получив диплом и став университетским профессором, продолжал умножать свои познания.

Ученость и красноречие пана Твардовского снискали ему немалую славу. Студенты, слушая его лекции по древней истории, в восхищении говорили, что события, о которых он рассказывал, будто бы въяве проносились перед их глазами. По городу разнесся слух, что пан Твардовский обладает волшебным зеркалом и во время лекций с его помощью вызывает тени давно умерших героев.

Ученому льстили подобные слухи, и постепенно его обуяла такая гордыня, что он и впрямь захотел овладеть знаниями и способностями, недоступными обычным людям. Когда-то пан Твардовский был благочестив и однажды даже сочинил гимн во славу Девы Марии, но теперь, охваченный дерзким желанием, решил отойти от Бога и предаться дьяволу.

Бурной осенней ночью он тайно вышел за городские ворота и в открытом поле стал творить заклинания, призывая нечистого духа. И вот посланец дьявола — рогатый черт — предстал перед ученым.

Пан Твардовский сказал: «Я хочу обладать великим могуществом, чтобы проникнуть во все тайны бытия, и в обмен на это готов отдать свою бессмертную душу».

«Ладно, — ответил черт. — Я дам тебе то, о чем ты просишь. Семь лет неведомые людям силы будут служить тебе, а когда этот срок завершится, твоя душа отправится в ад».

Они составили договор и под ним, уколов себе палец на левой руке, пан Твардовский подписался кровью, оговорив лишь одно условие: свою душу он вручит черту ни где-нибудь, а только в христианнейшем городе Риме.

Черт согласился, помахал листом, чтобы подпись поскорее высохла, и исчез, а пан Твардовский возвратился в Краков.

Уже светало, когда он шел по улицам города. И вдруг на всех краковских колокольнях зазвучали колокола. Торжественно и заунывно вызванивали они погребальную песнь.

Пан Твардовский стал спрашивать ранних прохожих: «Кого нынче хоронят?» Но никто этого не знал.

Тогда пан Твардовский понял, что колокола звонят по его погибшей душе. В страхе и смятении он воскликнул: «Замолчите!» И тут же наступила тишина — у всех колоколов в городе оборвались веревки.

Так пан Твардовский впервые испробовал свою силу, полученную от нечистого духа.

Последующие годы ученый употребил на научные изыскания. Наделенный сверхъестественными возможностями, он постиг самую глубинную сущность всех вещей и явлений. А когда в природе для него не осталось никаких тайн, он захотел вкусить обычных радостей жизни.

Денег у пана Твардовского, благодаря услужливому черту, было сколько угодно, он стал вести разгульную жизнь, задавая роскошные пиры, на которые приглашал чуть ли не весь город, завел обширные знакомства и не раз тешил себя и своих новых друзей разными забавными выходками.

Однажды, проходя мимо трактира, на вывеске которого был намалеван конь, пан Твардовский магическим словом оживил его — и верхом отправился домой, причем вошел в свой дом не через дверь, а вместе с конем проскакал сквозь стену. Оставшийся после этого пролом пытались заделать, но уложенные кирпичи тут же выпадали, штукатурка осыпалась, и пришлось оставить все как есть.

В другой раз, прогуливаясь с веселой компанией за городом, пан Твардовский перевернул вершиной вниз, а основанием вверх Пяцковую скалу, и она до сих пор стоит в таком виде в окрестностях Кракова. А то еще — приказал он всей серебряной руде, какая есть в недрах польской земли, переместиться в Олькутские копи близ Кракова. Эти копи долгие годы были самыми богатыми в Польше.

Так прошло несколько лет. Разгульная жизнь надоела пану Твардовскому, и он решил жениться. Среди краковчанок славилась своей красотой дочь горшечника. К ней сваталось много женихов, но своенравная девица для каждого придумывала какую-нибудь мудреную загадку, которую невозможно было разгадать, и отказывала всем претендентам на свою руку.

Пан Твардовский посватался к девушке. Она принесла закрытую коробку, в которой что-то жужжало, и спросила: «Что в ней спрятано?» Пан Твардовский, которому было известно все на свете, ответил: «Пчела». И девице пришлось выйти за него замуж.

Однако через недолгое время между супругами начался разлад, и молодая жена, забыв о долге и чести, завела себе милого дружка.

Разгневанный пан Твардовский превратил любовника жены в шелудивого пса, а жену прогнал. Она вернулась к отцу и снова, как в девичестве, стала торговать горшками на базаре, причем пан Твардовский время от времени не отказывал себе в удовольствии завернуть на базар и потоптать конем горшки своей неверной жены.

Меж тем молва о пане Твардовском как о мудреце и чародее дошла до самого короля. Сигизмунд Август пребывал в глубокой печали: недавно умерла его супруга, молодая и прекрасная Барбара Радзивилл.

Король, желая еще хоть раз увидеть незабвенную супругу, послал за паном Твардовским и повелел ему силою своего волшебства вызвать тень покойной королевы.

Пан Твардовский обвел вокруг короля магический круг, предупредив его, чтобы он ни в коем случае не переступал черты, и стал творить заклинания.

Королевский покой наполнился светлым туманом, затем туман сгустился, принял очертания женской фигуры, и вот — перед королем, как живая, стоит Барбара, улыбаясь и сияя пленительной красотой.

Король простер к ней руки и рванулся из магического круга. Но едва он переступил черту, прекрасный образ померк, и там, где только что стояла королева, Сигизмунд Август увидел ужасный скелет в полуистлевших лохмотьях…

Тем временем шесть лет из семи, что были отпущены чертом пану Твардовскому, уже прошли, и пошел седьмой, последний. Видя, что близок час расплаты, Пан Твардовский решил пойти на хитрость.

Он отправился путешествовать по Италии. Переезжая из города в город, он не спеша осматривал достопримечательности, в Венеции познакомился со знаменитым художником Тинторетто, в Падуе посетил университет, древнейший в Европе, и прочел с его кафедры несколько лекций и, наконец, достиг Рима. Там он оставался почти до конца года. Когда же год был уже на исходе, внезапно покинул Вечный Город и вернулся в Краков.

Тотчас по приезде перед ним явился черт и сказал: «Пора тебе, ясновельможный пан, расплатиться с моим господином. Отправляйся-ка, как уговорились, в Рим».

Пан Твардовский ответил: «Мы уговорились, что я вручу тебе свою душу в Риме в конце седьмого года, я и жил там продолжительное время, но мы не уговаривались, что я буду сидеть там до самого последнего дня. Я только что воротился из Рима и во второй раз, воля твоя, туда не поеду».

Черт не нашелся, что возразить. Со злости он выдернул из земли высокую сосну и швырнул ею в пана Твардовского, перешибив ему ногу, так что тот навсегда охромел, а сам ни с чем убрался в преисподнюю.

Прошло много лет. Пан Твардовский почувствовал, что к нему приближается старость, и решил попытаться отыскать средство, возвращающее молодость. После долгих и упорных трудов ему это удалось. Средство было опасное и требовало участия верного помощника.

У пана Твардовского был слуга, сметливый нерасторопный парень. Сам пан Твардовский утверждал, что вырастил его в реторте посредством волшебства, но люди говорили, что мать парня, вечно пьяная нищенка, младенцем бросила его на церковной паперти, а пан Твардовский подобрал и взял к себе в дом. Так или иначе, парень был предан своему господину душой и телом.

Пан Твардовский сказал слуге: «Возьми острый нож — и убей меня. Положи мое тело в гроб и похорони, но так, чтобы никто об этом не знал. Если будут спрашивать обо мне, говори, что я уехал в далекое путешествие. А когда минет семь лет, раскопай могилу, открой гроб — и увидишь, что будет».

Слуга в точности исполнил приказание своего господина. И семь лет спустя вынул из гроба новорожденного младенца. В считанные часы младенец превратился в отрока, затем — в юношу и, наконец, в пана Твардовского, каким он был в расцвете своих лет.

Пан Твардовский строго настрого запретил ему рассказывать кому-либо о том, что ему известно средство возвращения молодости, но парень нарушил запрет.

Соблазнившись большими деньгами, он пообещал вернуть молодость одному старому магнату так же, как вернул ее своему господину. Однако на сей раз довести дело до конца не удалось: едва слуга вонзил нож в грудь старого магната, в покой, где это происходило, вошел кто-то из домашних. Парня схватили, обвинили в убийстве и приговорили к сожжению на костре.

Пан Твардовский сильно разгневался на ослушавшегося слугу, но все же не оставил его в беде. Когда в темницу, где несчастный сидел, ожидая своей участи, пришли стражники, чтобы вести его на казнь, пан Твардовский отвел всем глаза и вывел незадачливого парня на волю.

Посреди площади был сложен костер. Пан Твардовский и его слуга смешались с толпой, собравшейся посмотреть, как будут сжигать убийцу. И вдруг слуга остолбенел от изумления: он увидел, как из дверей тюрьмы стражники выводят его самого, возводят на костер и привязывают к столбу. Но вот костер подожгли, и тогда стало видно, что в огне горит не человек, а мешок с соломой.

Так пан Твардовский избавил своего слугу от мучительной и позорной смерти, однако сам не простил его и наказал весьма сурово, навсегда превратив в паука.

Пан Твардовский жил, ни в чем не зная недостатка, пользовался славой и всеобщим уважением, и был бы доволен и счастлив, если бы его не тревожила мысль о том, что в преисподней, у дьявола, остался договор, скрепленный его подписью. Пан Твардовский решил проникнуть в преисподнюю, чтобы завладеть опасным документом.

В царство дьявола вела темная, извилистая дорога. Ветви сухих деревьев, словно острые когти, впивались в тело пана Твардовского, когда он продирался сквозь густые заросли. Камни, подобно молотам, обрушивались на него неизвестно откуда. Злые духи выли так, что кровь стыла в жилах. Но пан Твардовский творил заклинания и шел дальше.

И вот достиг он самых глубин преисподней и узрел дьявола. Однако вид Князя Тьмы был столь грозен и ужасен, что несчастный грешник затрепетал и, не посмев даже приблизиться к нему, покинул подземное царство и вернулся на землю.

Пан Твардовский зажил по-прежнему, стараясь не думать о том, что рано или поздно все же настанет час расплаты.

Однажды пировал пан Твардовский в своем доме с друзьями. Тут пришел какой-то незнакомый человек и стал звать его к больному, который будто бы настолько плох, что спасти его можно лишь силою чар.

Пан Твардовский простился со своими друзьями и последовал за незнакомцем. Тот предупредил, что путь предстоит неблизкий. Они вскочили на коней и пустили их рысью.

Была безлунная, ненастная ночь. В темноте ухал филин, хлопали крыльями летучие мыши, а через дорогу, перед самыми копытами коней, несколько раз перебегал заяц.

Наконец провожатый пана Твардовского сказал: «Приехали».

Они спешились и вошли в одинокий дом, стоящий у самой дороги. Пан Твардовский взглянул на своего провожатого — и узнал в нем черта. Тот расхохотался и промолвил: «Пришло время расплаты, ясновельможный пан».

Пан Твардовский воскликнул: «Ты нарушил уговор! Ведь мы в нескольких верстах от Кракова, а не в Риме!» Черт ответил: «В темноте ты не заметил вывески над входом в дом. Но я скажу тебе, где мы находимся. Это — корчма, а называется она — «Город Рим»!» Нечистый дух протянул к пану Твардовскому свои лапы. Тот в ужасе отступил, едва не задев свисавшую с потолка люльку, в которой спал недавно окрещенный хозяйский младенец. Пан Твардовский схватился за ее край, и черт вынужден был остановиться: нечистая сила бессильна перед невинным ребенком.

Раздосадованный черт сказал: «Послушай, ясновельможный пан! Ты ведь шляхтич, и негоже тебе отрекаться от своего шляхетского слова. Мы уговорились, что ты вручишь мне свою душу в городе Риме, а теперь хочешь уйти от расплаты и прячешься за малого ребенка!» Стыдно стало пану Твардовскому, взыграл в нем шляхетский гонор. Он отпустил люльку и сам шагнул навстречу черту.

За плечами у нечистого духа появились крылья, как у летучей мыши, он подхватил пана Твардовского и через печную трубу взвился в ночное небо.

Жутко и тошно было пану Твардовскому в холодном мраке. Сам не зная как, он запел гимн Деве Марии, сочиненный им в юности, а потом стал читать все молитвы, которым когда-то учила его мать.

Внезапно страшный полет прекратился. Черт куда-то исчез, однако пан Твардовский не упал вниз, а повис между небом и землей. И тут ему явился ангел, суровый и печальный. Ангел сказал: «Молитвы спасли тебя от адского огня, но по твоим грехам ты не можешь войти в светлый рай. Суждено тебе до Страшного Суда висеть между небом и землей, а там — Господь решит твою участь».

Ангел улетел, а пан Твардовский остался, полный раскаяния и надежды.

Вдруг он заметил на рукаве своего кунтуша паука — и узнал в нем слугу, которого когда-то покарал столь сурово. Верный слуга-паук не таил зла на пана Твардовского, и когда тот отправлялся из дома в свой последний путь, незаметно уцепился за его рукав, предчувствуя, что сможет сослужить службу своему господину.

Несказанно обрадовался пан Твардовский слуге: теперь было кому скрасить его одиночество.

С тех пор так и висит пан Твардовский между небом и землей. Слуга-паук каждое утро спускается по своей паутине на землю, а вечером возвращается к пану Твардовскому и рассказывает ему о том, что происходит на свете.

В полнолуние над рекой Вислой в небе видна темная точка. Старые люди уверяют, что это — пан Твардовский. А паутинки, которые прядет его слуга-паук, в летние дни летают по воздуху.

Легенду о пане Твардовском не раз обрабатывали польские и немецкие писатели и поэты: А. Мицкевич, Ю. Крашевский, К. Вурцбах, И. Фогль.

А.В. Швыров в книге «Легенды европейских народов», изданной в 1904 году, пишет: «Популярность Твардовского (…) достигла громадных размеров не только среди поляков, но также и среди нас, русских, и в деревнях до сих пор нередко на посиделках можно услышать повесть о грешном польском пане Твардовском».

Загрузка...