В.К. Арсеньев: «русский Купер»

Летом 1900 г. во Владивосток из далекого Петербурга прибыл в 1-й пехотный полк никому не известный двадцативосьмилетний поручик Владимир Арсеньев. Проделав долгий путь через всю Россию, откровенно радовался тому, что его мечта попасть на берега Великого океана наконец сбылась. Впереди ждали походы, занятия этнографией и книги, которым суждено было прославить его имя.


О том, что Владимир Клавдиевич Арсеньев родился в Петербурге – 29 августа 1872 г., – иногда просто забывают, считая его коренным дальневосточником. Действительно, сполна раскрыть свои дарования он смог только там, в уссурийской тайге, однако отправиться туда он, может быть, потому и решился, что его незаурядный характер еще прежде выдержал серьезную проверку на прочность. «Образовательный ценз» всегда тревожил Арсеньева, а двери университета так и остались для него закрытыми, поскольку его отец, Клавдий Федорович Арсеньев, внебрачный сын тверской крепостной крестьянки, принадлежал к податному сословию. Когда пришел срок отбывать воинскую повинность, он решил отдать сына в полк своекоштным вольноопределяющимся: отсюда Владимир имел право перевестись в пехотное юнкерское училище, а окончив его, мог выйти в запас и подобрать себе занятие по душе.

В сентябре 1893 г. он был командирован в Петербургское пехотное юнкерское училище. Так Арсеньев стал военным.

Учебная программа в училище не была ни обременительной, ни особенно интересной, только вот географию преподавал здесь поручик М.Е. Грум-Гржимайло, оказавший на Арсеньева в юности, может быть, решающее влияние. Человек еще молодой, он вместе со своим знаменитым братом незадолго перед тем совершил путешествия на Памир и Тянь-Шань и воистину покорил своего воспитанника рассказами о Сибири и Центральной Азии.

В юнкерском училище Арсеньев начал много и сосредоточенно читать. Круг этого чтения был разнообразен: в него вошли и «Картины природы» А. Гумбольдта, и «Фрегат “Паллада”» И. Гончарова, и, конечно же, записки Н. Пржевальского о его путешествиях – книги, надолго ставшие для Арсеньева настольными.

Приехав во Владивосток, Арсеньев, по его словам, почувствовал, будто попал на другую планету. Он словно заново рождался на свет: учился ходить – осторожно, неторопливо по таежным тропам; учился смотреть – внимательно, цепко вбирая в память каждую мелочь; учился по-новому думать.

Уже в январе 1903 г. Арсеньева назначили начальником Владивостокской крепостной конно-охотничьей команды. Такие команды представляли собой разведывательные отряды, обследовавшие край в военно-географическом отношении и собиравшие статистические данные стратегического характера.

Но в январе 1904 г. разразилась Русско-японская война, и Арсеньев на правах батальонного командира возглавил вскоре военную разведку владивостокской крепости. Судя по тому, что за период кампании Арсеньева наградили тремя орденами, воевал он смело и хорошо. А после окончания войны, в декабре 1905 г., его направили в Хабаровск, в штаб Приамурского военного округа.


В.К. Арсеньев. Фото начала XX в.


С этим переездом в жизни Арсеньева открывается, пожалуй, самая яркая страница: именно отсюда он предпринял свои длительные экспедиции в Сихотэ-Алинь, и первая из них началась уже в мае 1906 г. И вместе с тем в душе он остался натуралистом. Попав в Сихотэ-Алинь, он с наслаждением читал, как говорится, природу с листа.

Неудивительно, что дневники стали первоначальной формой духовного самовыражения. Их можно считать хроникой мыслей и переживаний Арсеньева, фиксировавшихся изо дня в день, и хроника эта, при всей пестроте бытовых заметок, натурных и портретных зарисовок, складывается в единый сюжет взаимоотношений носителя городской цивилизации с первозданной уссурийской тайгой и ее обитателями.

И еще одно обстоятельство сразу же обращает внимание уже в ранних арсеньевских дневниках – обилие этнографического материала. Причем путевой дневник 1906 г. содержит факт, значение которого трудно переоценить: в этом дневнике сообщается о первой встрече Арсеньева с Дерсу Узала. Она случилась 3 августа, когда на бивак к Арсеньеву пришел охотник-гольд, провел в отряде ночь и наутро согласился остаться у Арсеньева проводником. Вряд ли мог тогда Арсеньев предположить, во что выльется в дальнейшем эта встреча, насколько дорогим человеком окажется для него этот пожилой «инородец», что судьба навсегда свяжет их имена.

Если судить по дневникам, экспедиция 1906 г., продолжавшаяся 190 суток, обошлась без особых приключений. Сихотэ-Алинь был преодолен в девяти местах. Первый серьезный экзамен Арсеньев-путешественник выдержал с честью и в июне следующего года вновь отправился в тайгу. Экспедиция 1907 г. послужила сюжетом книги «Дерсу Узала» и описана там во всех подробностях. А самой тяжелой и героической оказалась для Арсеньева экспедиция 1908–1910 гг., она как бы обобщала все его прежние достижения и окончательно утвердила Арсеньева в звании путешественника.

Опаснейший маршрут, предельно утомительные переходы безо всяких троп, катастрофы с лодками, которые то и дело переворачивались на горных стремительных речках, проливные дожди, голодовки, грозившие смертью, – все это довелось испытать Арсеньеву и не потерять при этом самообладания и присутствия духа.

После возвращения из этой экспедиции Арсеньев поехал в Петербург и выступил там с сообщениями, которыми заинтересовались видные ученые и путешественники. За богатые коллекции, пожертвованные на Общероссийскую этнографическую выставку, Арсеньев получил тогда большую серебряную медаль, а Географическое общество наградило его за экспедиционную деятельность малой серебряной медалью.

Высочайшим повелением Арсеньев был освобожден от службы в войсках и штабах и, сохраняя воинское звание, переведен в главное управление землеустройства и земледелия. Еще раньше он был избран директором Хабаровского краеведческого музея и теперь хотел полностью посвятить себя науке.

Сразу же после экспедиции 1908–1910 гг. Арсеньев зaдумал написать труд под названием «По Уссурийскому краю».

Взволнованность, с какой Арсеньев думал об орочах, проявилась в книге «По Уссурийскому краю» и привела к созданию образа Дерсу Узала. Во второй половине 1916 г. книга была закончена. Обе книги, каждая в отдельности, были полностью подготовлены к печати в конце этого года, но увидели свет они позднее: «По Уссурийскому краю» была напечатана на средства автора во Владивостоке в 1921 г., а «Дерсу Узала» – в 1923-м, после изгнания интервентов с Дальнего Востока.

«По Уссурийскому краю» и «Дерсу Узала» кровными узами связаны с арсеньевскими путевыми дневниками. Описания маршрутов, научные данные, этнографические наблюдения – все это, как уже отмечалось, первоначально было зафиксировано в дневниках. И столь же очевидно, что художественный смысл этих книг в значительной степени зависит от присутствия на их страницах Дерсу Узала. Появление Дерсу Узала в книгах Арсеньева не равнозначно обычному знакомству с одним из участников экспедиций, пусть и особенно самобытным; его присутствие не сводится к роли «этнографического экспоната», представляющего уссурийскую «экзотику». Дерсу Узала как человек занимает в духовном мире Арсеньева ни с кем не сравнимое место, и его рождение в качестве героя книг, возникновение его образа – результат сложной духовно-творческой эволюции писателя.

Образ Дерсу Узала вобрал в себя многолетние наблюдения Арсеньева над таежными аборигенами и как бы сконденсировал всю его любовь и безмерное уважение к этим людям.

Воссоздавая миросозерцание «лесных людей», Арсеньев не только убежденно защищал «особую таежную этику», но еще и находил в их нравственных представлениях нечто остро необходимое ему самому.

Всю жизнь Арсеньев последовательно стремился к тому, чтобы стать профессиональным ученым-этнографом, добивался научного признания своих трудов и скорее скептически относился к литературному поприщу. На склоне лет он как-то признался, что в молодости был совсем неумелым в литературном деле и никогда не думал о таком поэтическом произведении, как книга о Дерсу Узала. Когда же эта книга стала достоянием широкой публики, Арсеньева, что называется, настигла писательская судьба, и важнейшую роль сыграл здесь М. Горький.

В письме из Италии, замечая, что читал книгу «с великим наслаждением», М. Горький писал: «Не говоря о ее научной ценности, конечно, несомненной и крупной, я увлечен и очарован был ее изобразительной силою. Вам удалось объединить в себе Брема и Фенимора Купера».

В это время общественная деятельность Арсеньева была весьма активной. Он много внимания уделял работе в Дальрыбе, в Хабаровском краеведческом музее. Еще в 1921 г. он был избран профессором по кафедре краеведения и этнографии во Владивостокском пединституте и периодически читал лекции в разных городах и самых различных аудиториях. В 1927 г. Арсеньев предпринял новую экспедицию в Сихотэ-Алинь и затем выпустил книгу «Сквозь тайгу».

Деятельность Арсеньева была активной и многогранной, она требовала от него полной душевной отдачи и предельного напряжения сил. В 1930 г. Арсеньев, как он сообщал М. Горькому, возглавил четыре экспедиции по обследованию таежных районов в связи с постройкой новых железнодорожных линий. В середине июля он уехал в командировку в низовья Амура, а вернувшись 26 августа во Владивосток, слег а постель с крупозным воспалением легких. Болезнь развивалась стремительно, врачебный уход, судя по всему, был недостаточным, и 4 сентября 1930 г. Арсеньев скончался.

Смерть Арсеньева оказалась для всех неожиданной. М. Горький прислал в Дальневосточный краевой научно-исследовательский институт телеграмму: «Глубоко поражен преждевременной кончиной Владимира Клавдиевича Арсеньева – талантливого человека, неутомимого исследователя Уссурийского края. Сердечно сочувствую его друзьям и сотрудникам по работе, разделяю с ними их печаль». Погребли Арсеньева не в тайге, как ему мечталось, а сперва на Эгершельде и в пятидесятых годах перенесли его прах на Морское кладбище Владивостока.

(По материалам И. Кузьмичева)

Загрузка...