100 великих замков - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Надежда Алексеевна Ионина (В казематах Бастилии) #47

В казематах Бастилии

В одно прекрасное сентябрьское утро 1377 года в Париже было заметно необыкновенно оживленное уличное движение. Монахи, сеньоры, лавочники, студенты, солдаты городской стражи – почти все население города высыпало на улицы. Торговые лавки были закрыты, дома остались только старики и дети, а по нарядным костюмам и оживленным лицам горожан было видно, что спешили они на праздник. В этот день на площади должна была состояться церемония раздачи университетом ученых степеней и прием новых студентов.

Но в этот же день на эшафот, возведенный на площади перед собором Нотр-Дам де Пари, был приведен Гуго Обрио – прево Парижа, которому за несколько лет до этого было поручено возведение Бастилии. В Средние века были особого рода укрепления, которые назывались «бастидами» (или бастилиями): одни из них были постоянными, другие возводились на время. Бастиды существовали уже у древних римлян: обычно они были деревянными, по большей части 4угольными и с платформой для приведения в действие метательных машин.

Для охраны Парижа вокруг него тоже были устроены бастиды, а между ними находились рвы и стены. Бастидами назывались также и главные ворота города. Во время правления короля Иоанна II (1350–1364) при входе на улицу Святого Антония находилась такая бастилия, с обеих сторон которой были устроены две крепостные башни. Карл V (1364–1380) решил превратить их в сильное укрепление и приказал Гуго Обрио пристроить к ним еще 6 башен, соединив их толстыми стенами.

Гуго Обрио начал строительство башен в 1369 году, а закончилось возведение Бастилии в 1383 году – уже при короле Карле VI. Хотя новая крепость сооружалась главным образом для защиты от врагов, но уже с самого начала своего существования стала использоваться как государственная тюрьма, тем более что само устройство ее было к этому приспособлено.

Бастилия представляла собой довольно правильный параллелограмм длиной около 65 метров и шириной около 35 метров. На каждой из длинных сторон располагалось по четыре полукруглых 5этажных башни (толщина стен равнялась 1,5 метра), соединявшиеся друг с другом галереями, на которых стояли пушки. Одной своей стороной Бастилия была обращена к Парижу, а другой – к Сент-Антуанскому предместью. Со всех сторон ее окружал широкий и глубокий ров с перекинутым через него висячим мостом. В башнях были устроены верхние камеры для заключенных: свет и воздух в них проходили через небольшие отверстия, закрытые решетками, так что в достаточном количестве свет и воздух туда никогда не поступали. Но были в Бастилии места заключения и более ужасные, устроенные на 6 метров ниже уровня двора: в эти подземелья упрятывали тех, от кого хотели поскорее отделаться, а также непокорных и буйных арестантов, нарушавших суровую тюремную дисциплину.

Гуго Обрио не довел возведение Бастилии до конца. Уличенного в любовной связи с еврейкой и в том, что, угождая ей, он плевал на Распятие, топтал его ногами и произносил при этом кощунственную хулу, его приговорили к сожжению на костре. Поэтому и спешил парижский народ в сентябре 1377 года на площадь, где на эшафоте прево Парижа встал на колени перед ректором университета, инквизитором и епископом Парижа, раскаиваясь в своих преступлениях и прося прощения. Из уважения к его прежним заслугам казнь Гуго Обрио заменили пожизненным заключением в крепости-тюрьме, которую он сам и возводил.

Это был первый узник, которому пришлось выдержать заключение в Бастилии. Но в 1381 году парижский люд, раздраженный новыми налогами, бросился убивать чиновников, которые эти налоги собирали, и освободил узников Бастилии, в том числе и Гуго Обрио. Ему даже предложили стать главой восставших парижан, но он уже так был потрясен тюремным заключением, что отказался и уехал к себе в Бургундию, где через год и умер.

Царствование Карла VI было одним из самых печальных периодов в истории Франции: постоянные войны с Англией и при этом страшные внутренние междоусобицы, во время которых крепость-тюрьма служила убежищем то одной, то другой стороне. В 1420 году Бастилией, Лувром и Венсенским замком завладел английский король Генрих V: англичане укрепились в Бастилии и продержались там 16 лет. После их изгнания французскому королю Карлу VII пришлось вести борьбу со своими непокорными вассалами. Он восторжествовал над ними, хотя его сын – дофин Людовик – был во главе непокорных и руководил заговорами против отца. Впоследствии и сам дофин Людовик вынужден был бежать к герцогу Бургундскому, у которого и находился до самой смерти отца.

Волнения сеньоров продолжались и после восшествия на престол Людовика XI. Ведя в течение всего своего царствования борьбу с вассалами, постоянно встречая с их стороны измены и черную неблагодарность, король в своем мщении тоже действовал коварно, и потому многие из них побывали в Бастилии.

При этом короле в крепости были введены два новшества – железные клетки и комната ублиеток. Железные клетки существовали и до Людовика XI, но именно при нем в Бастилии и других французских тюрьмах были устроены такие камеры, в которых нельзя было ни встать в полный рост, ни лечь – только сидеть согнувшись. Такие клетки король называл своими доченьками. Первым муки заключения в железных клетках испытал на себе Вильгельм де Горакур – епископ Верденский. Сначала он был в милости у короля, потом изменил ему и протомился в железной клетке целых 10 лет.

Ублиетками назывались камеры и глубокие колодцы, куда сажали приговоренных к смерти людей, поэтому они отличались еще более утонченной жестокостью. Комната ублиеток была устроена в одной из бастильских башен, которая по иронии называлась башней Свободы. Сначала приговоренного к смерти приводили к коменданту в комнату, называвшуюся «комнатой последнего слова». Она была довольно большого размера, но освещалась только одной лампой и так, чтобы можно было рассмотреть на стенах кинжалы, пики, шпаги и огромные цепи.

После допроса комендант и несчастный узник входили в комнату ублиеток – очень светлую и с запахом чудесных цветов. Здесь они оба садились, и комендант в разговоре подавал арестанту надежду на скорое помилование. Жертва немного успокаивалась и даже ободрялась, но уже в следующую секунду по знаку, данному комендантом, пол под несчастным опускался, и он падал на колесо, утыканное острыми ножами. Невидимая рука приводила это колесо в движение, и узника разрезали на кусочки…

В Бастилию никогда не заключали уголовных преступников, находившихся под следствием или отбывающих наказание по приговорам общих судов: для них существовали другие тюрьмы. «Высокой чести» попасть в Бастилию удостаивались только те, о ком давались именные королевские приказы – так называемые «letter de cachet». Такие приказы составлялись без указания срока: узник одинаково мог провести в крепости-тюрьме и несколько дней, и несколько десятков лет. Если у него не находилось влиятельных покровителей или они отказывались хлопотать за него, он рисковал просидеть в Бастилии большую половину своей жизни. Иногда о заключенном совсем забывали, и он оставался в тюрьме только потому, что им никто не интересовался.

Во времена правления Бурбонов придворные дамы получали от министров и других высокопоставленных лиц тайные приказы (иногда в качестве новогоднего подарка), в которых было пропущено имя осужденного. И в подходящий для себя момент, вписав нужное имя, дамы могли освободиться от надоевшего мужа или какого-либо другого неудобного лица. В царствование Людовика XV такие тайные приказы можно было получить и за деньги. Например, министр Ла Врийер сначала продавал их через графиню де Лонжак, но потом дошел до того, что стал продавать их через своих слуг, так что за 25 луидоров можно было кого угодно засадить в Бастилию.

В знаменитую тюрьму сажали не только людей, но и внушавшие опасения книги: королевский приказ о заключении под стражу книг писался точно таким же образом, как и обычные приказы. Книги помещались в каземат, находившийся между башнями Казны и Конде. В 1773 году начальник парижской полиции попросил коменданта Бастилии принять «все инструменты тайной типографии, помещавшейся в одной из комнат аббатства Сен-Виктор». Когда те или иные книги переставали внушать опасения, им возвращали «свободу»: так, «Энциклопедия» Дени Дидро появилась на свет только после нескольких лет заточения.

История этой крепости представляет собой описание стольких страданий, несчастий, ужасов и злодейств, что парижане во все времена говорили: «О Бастилии безопаснее молчать, чем говорить». Кто попадал туда, назад обычно уже не возвращался. Если же случайно кто-то и встречался из бывших там, то такой человек при первом же вопросе отвечал, что при выходе из Бастилии дал клятвенное обещание ни с кем ни слова не говорить о том, что там было. Трагедий и сломанных человеческих судеб было так много, что для подробного повествования о них потребовалось бы несколько томов. Одна только история Латюда могла бы составить отдельную книгу и стать материалом для романа.

Жан-Анри Латюд – сын лангедокского помещика средней руки и известного своими подвигами офицера. Но брошенный отцом на произвол судьбы, он вынужден был с ранних лет сам пробивать себе дорогу в жизни. Успев получить кое-какое образование и неплохо зная математику, Латюд в 1747 году, будучи 22 лет от роду, поступил на службу военным фельдшером в саперный полк. Ему довелось участвовать в войне против Голландии, но мир, подписанный в 1748 году, положил конец его военной карьере.

После этого Латюд некоторое время перебивался в Париже, приготовляя пилюли и помаду для какого-то аптекаря. Очутившись в трудовой и в то же время полной развлечений парижской жизни, он решил во что бы то ни стало пробить себе дорогу, причем как можно быстрее, так как хотел разом попасть на вершину могущества. Для достижения своей цели Латюд не видел лучшего средства, как войти в близкие отношения с маркизой де Помпадур – фавориткой короля Людовика XV, которая раздавала места и должности, комплектовала кадры и везде рассовывала своих протеже. Немаловажную роль в мечтах Латюда играла и красота маркизы…

Чтобы добиться расположения королевской фаворитки, он на свою беду задумал весьма легкомысленную проделку и даже пустился на обман. Латюд насыпал в конверт белый, совершенно безвредный порошок, запечатал пакет, написал на нем адрес – Версальский дворец, маркизе де Помпадур – и сам отнес его на почту. А потом отправился в Версаль и потребовал, чтобы о нем доложили маркизе, которой якобы угрожает опасность, и только он может ее спасти.

Маркиза тотчас приняла Латюда, и он рассказал, что два молодых человека задумали погубить ее и послали конверт с каким-то ядом, «который должен будет засыпать вам глаза при вскрытии письма». Побледневшая от ужаса маркиза стала благодарить молодого человека и опустила ему в руку кошелек с золотом. Латюд покраснел и тихонько отстранил дар.

– Прошу вас, не лишайте меня возможности изредка свидетельствовать вам мое глубокое почтение. Эта милость будет более достойна как вас, сударыня, так и меня, так как я сын маркиза Латюда – кавалера королевских орденов.

– Я всегда буду помнить вашу услугу, – проговорила маркиза, – и никогда не забуду вашего имени, но я могу забыть ваш адрес. Вот вам бумага и чернила, напишите его.

Ослепленный красотой и любезностью мадам де Помпадур, Латюд поспешил написать свой адрес, совершенно позабыв, что его же рукой надписан и конверт с порошком. Через несколько дней его арестовали и отправили в Бастилию, где одели в арестантский балахон, который был таким ветхим и грязным, будто его носили не менее 20 заключенных. На другой день после заключения Латюда посетил начальник парижской полиции Бернье: на все его вопросы арестант отвечал так искренне, что Бернье даже пообещал уговорить маркизу простить его. Надежда ожила было в сердце Латюда, но мадам де Помпадур оказалась непреклонной.

Начальник полиции всеми силами старался облегчить участь легкомысленного молодого человека: приказал отвести ему лучшую комнату в Венсене, куда перевели Латюда, давал ему книги, бумагу, приказал, чтобы ему отпускали хорошую пищу, но все это не могло заменить желанной свободы. И тогда Латюд решил бежать, что вскоре ему и удалось совершить. Он нашел в Париже верное убежище и два дня не мог успокоиться от радости. Латюд много думал и размышлял, но зародившиеся мысли, к несчастью, привели его к новой опрометчивости.

Казалось бы, довольно он уже настрадался за свой необдуманный поступок и узнал, на что способна раздраженная фаворитка короля. Но любовь ослепляла Латюда настолько, что он решил: маркиза не забыла его, а ее ненависть и злопамятство не что иное, как знаки внимания, которым она почтила жертву. Латюд полагал, что она сама уже ищет случая, чтобы увериться в хороших качествах своего обожателя и приблизить его к себе. Убедив себя в этом, он написал на имя короля письмо, в котором безмерно расхваливал маркизу и выражал сожаление, что огорчил ее своим безрассудным поведением. В конце письма указал адрес дома, в котором скрывался…

На следующий день Латюда снова отвезли в Бастилию, осудив на тяжкое одиночное заключение при самом скудном содержании. Но начальник полиции Бернье, искренне сострадавший несчастному, просил отпускать ему сносную пищу и давать книги и бумагу, перья и чернила. Однако заключенный слабел и чах от тоски, и тогда Бернье разрешил ему держать слугу. Положение слуги заключенного было весьма печальным и безотрадным: он должен был делить со своим господином его удел, жить с ним и умереть в неволе. На третий месяц несчастный слуга умер возле своего господина…

А Латюду снова удалось убежать из Бастилии и даже добраться до Голландии, но и в этой свободной стране деньги и угрозы мадам де Помпадур сделали свое дело. Он был арестован среди бела дня и вновь доставлен в Бастилию, где на этот раз его посадили в самый глухой каземат. Для присмотра за ним приставили тех самых охранников, которых он успел обмануть и которые отсидели за его побег по три месяца.

Новый каземат Латюда был почти темным, свет и воздух проникали в него через две бойницы, устроенные в широкой стене и суживающиеся к наружной стороне. Вся «мебель» каземата состояла из двух связок соломы, которые служили узнику и постелью. И в таком «логове» Латюд провел более трех лет. Тюремный врач не раз уведомлял начальство о страданиях заключенного, но это нисколько не изменяло положения несчастного. До самой весны 1757 года он оставался в своем мрачном каземате, и в другое помещение перевели его только потому, что вышедшая из берегов Сена могла затопить каземат. Да и это «облегчение» было сделано по просьбе тюремщиков, которым «крайне неудобно было носить пищу в каземат Латюда, так как приходилось брести по колена в воде и грязи».

После Бастилии несчастный Латюд еще раз побывал в Венсенском замке, а потом в Бисетре – тюремной больнице, известной под названием «Бастилия для сброда». Здесь Латюда окружали эпилептики, паралитики, люди помешанные, неизлечимо больные, зараженные венерическими болезнями… Все они представляли картину печальную и отталкивающую, здесь Латюд изнывал от холода, голода, болезней и отравленного воздуха, так что даже Бастилия виделась ему раем. В местах заключения Латюд провел 35 лет: маркиза де Помпадур уже давно умерла, и обида, нанесенная ей, всеми была забыта, но новый начальник полиции не хотел простить заключенному его побеги и те дерзкие письма, которые он писал из тюрем. И потому узник оставался в заключении год за годом.

Освободила Латюда одна честная небогатая женщина по фамилии Легро, к которой случайно попало одно из написанных им писем. Прочитав его, она прониклась всеми теми мучениями, которые выпали на долю узника. Все свое свободное время госпожа Легро посвящала делу освобождения Латюда, порой пренебрегая даже торговлей и заботой о семье, так сильно хотелось ей освободить невиновного, но сделать это удалось только после долгих лет неимоверных стараний и усилий.

Однако число заключенных в Бастилии было все же не так велико, как можно было бы предполагать. При Людовике XIV, когда правительство свободно выдавало «тайные приказы», в тюрьму в среднем попадало не больше 30 человек в год, причем в некоторых случаях пребывание их здесь было непродолжительным. За все время царствования Людовика XVI в Бастилию было посажено 240 человек, то есть в среднем по 16 человек в год. Несмотря на свои внушительные размеры, тюрьма могла вмещать только 42 человек, так как каждый заключенный находился в отдельной камере.

К 1789 году Бастилия была почти пуста, и если бы не решение помещать туда преступников, которых надлежало содержать в других тюрьмах, то она была бы необитаема. Содержание тюрьмы обходилось королю очень дорого: только комендант получал ежегодно 60 000 ливров жалованья. Сюда следует отнести еще расходы по содержанию офицеров, тюремщиков, врачей, хирурга, аптекаря, священников; к тому же расходы на питание и одежду заключенных, на ремонт зданий, так что общая сумма оказывалась огромной.

Некоторые предлагали упразднить Бастилию «ради экономии», например, в 1784 году художник Густав Курбе – городской архитектор Парижа – представил проект открытия «площади Людовика XVI» на месте старой крепости-тюрьмы. Составлением проекта памятника на месте Бастилии занимались и другие художники, один из таких проектов заслуживает особого внимания. Согласно ему, из восьми бастильских башен семь должны быть снесены, а последняя оставаться в состоянии полной ветхости. На месте снесенных семи башен предполагалось воздвигнуть памятник во славу короля Людовика XVI: пьедестал должен состоять из груды цепей и оков государственной тюрьмы, а наверху всего этого возвышалась бы статуя короля, протянувшего руку жестом освободителя по направлению к ветхой башне.

В 1789 году начальник парижской полиции Крон в сопровождении члена парламента прибыл в Бастилию, чтобы провести ее осмотр. В это время вопрос об уничтожении государственной тюрьмы был уже официально решен, таким образом, накануне революции Бастилия как тюрьма уже не существовала, хотя 8 ее башен продолжали стоять. Когда 14 июля 1789 года восставший народ Парижа ворвался по подъемному мосту в ворота Бастилии, ярость его не знала границ, громовой крик огласил тюремные дворы и каменные коридоры. Комендант Бастилии был обезглавлен, семь заключенных освобождены: четверо из них должны были бы находиться в других тюрьмах, двое были сумасшедшими и молодой граф де Солаж, обвиненный в ужасном преступлении, которое хотели скрыть из уважения к его семье (содержание в Бастилии оплачивал его отец). После освобождения заключенных началось разрушение королевской крепости-тюрьмы, и стены ненавистной твердыни восставший народ сровнял с землей.