Простите, кто?

Первая заповедь провалившегося в прошлое — прежде, чем рваться к Сталину, определись, в своем ли ты прошлом? А то может получиться неудобно…


«Интересная какая программка, — размышлял Николай Быстров, рассматривая экран монитора, — даже как-то сразу не поймешь, для чего служит…»

Окно программы в самом деле было непонятным. Стандартный виндоусовский прямоугольник с красным крестиком в правом верхнем углу. Темно-рыжий фон, вызывающий ассоциации с заржавленной стальной пластиной. На фоне — окна и кнопки. И — ни одной надписи. Россыпь маленьких квадратиков-окошек, в темно-желтых, латунных рамках. В них — яркие цифры на густом черном фоне. У каждого — такие же латунные кнопки, от одной до трех. На кнопках — символы: стрелки в разнообразных направлениях, звездочки, геометрические фигурки. В верхних углах — два верньера, установленных на ноль.

В центре окна — четыре квадрата побольше с горящими желтыми цифрами, в каждом по два.

22-06-19-41.

И четыре кнопки со стрелками вверх-вниз-вправо-влево.

Больше всего окошко напоминало заставку какой-то занимательной компьютерной игрушки, чем и привлекло внимание Николая, любившего потратить пару часов за чем-то вроде «Метро-2», «Call of Duty», «Return to Castle Wolfenstein»… Вторая мировая вообще была коньком Николая.

«Интересно, что за игрушка? Названия нет…»

Была бы возможность спросить у соседа, Николай не преминул бы ею воспользоваться. Однако разговаривать с покойниками он не умел.

Сосед, чьего имени Николай даже не знал, несмотря на то, что тот жил в квартире уже больше года, отличался редкостной нелюдимостью. Высокий, худощавый старик, с прямо-таки ввалившимися щеками, всегда прямой, как клинок, в широкополой шляпе, в сером строгом костюме, он выходил из квартиры только за покупками и иногда — очень редко прогуливался вокруг дома. Кто он такой, не знали даже всеведущие бабки на лавочке у подъезда. Явственно военная выправка, скрытность и окружающая тайна делали его в умах окружающих сотрудником всех известных спецслужб — от ГРУ до НКВД — и ветераном чуть ли не всех войн второй половины двадцатого века. Даже Второй Мировой, хотя в этом Николай на сто процентов был уверен — неправда. Старику на вид было лет семьдесят, не больше. Молод.

Сегодня утром хозяйка квартиры, по совместительству тетка Николая, пришла за очередной платой за месяц — Старик платил аккуратно и в срок. У стола, на котором тихо гудел компьютер, лежало тело Старика. Сердечный приступ. Судя по следам — разбитой посуде, сбитому половику, упавшему стулу — прихватило его на кухне, однако вместо того, чтобы вызвать «скорую» — телефон стоял на тумбочке у кровати — Старик пополз к компьютеру. Не дополз.

Уже вызванные врачи забрали тело, приходила и осмотрела место происшествия милиция, не нашедшая ничего интересного, Николай стоял на лестничной площадке, курил, глядя на поднявшуюся суматоху — а что? Сегодня выходной — тетка уже защелкала было замками, как вдруг вспомнила:

— Коленька, совсем забыла. Вот ключи, сходи, пожалуйста, выключи компутер и так, посмотри, не осталось ли чего включенным. Газ там или еще чего.

«Компутеров», как технику сложную, тетка немного побаивалась. «Нажмешь не на ту кнопку — и ядерный взрыв». А Николаю в этом вопросе вполне доверяла — фирма по продаже компьютеров, в которой он трудился менеджером, тетке была прекрасно известна.

Прежде, чем все обесточить — когда еще такой случай выпадет, раскрыть тайну загадочного Старика? — Николай осторожно осмотрел квартиру. Заглянул в ванную, кладовку, приоткрыл шкаф. Ничего интересного, ни скелетов, ни окровавленных ножей. В шкафу висели несколько одинаковых костюмов, даже без наград.

А вот компьютер был необычным. Николай не смог понять, какой он марки, как впрочем, и определить марку монитора, клавиатуры, даже мыши. Никаких опознавательных знаков, серийных номеров, и прочего он нигде не увидел.

Зачем, собственно, старику мог понадобиться компьютер, было совершенно непонятно, но, судя по всему, он проводил за ним много времени: вытерлись клавиши клавиатуры, мышь лоснилась там, где ее сжимали пальцы. К тому же перед столом стояло роскошное мягкое кресло, с высокой спинкой и широкими подлокотниками.

Николай хихикнул, представив, что Старик всего-навсего лазил по сайтам с фотографиями голеньких девочек, и шевельнул мышь. Заставка, на которой вращались, сплетаясь и расплетаясь, красные кольца, исчезла и вот тут Николай увидел окно таинственной игры.

Интересно…

Долго не размышляя, по извечному принципу Зигзага Маккряка «Не знаешь, что делать, жми на все кнопки разом», Николай пощелкал мышью по всем кнопкам окна. Цифры кое-где поменялись, видимо, в один из моментов он сделал что-то правильно и внизу окна появилась светящаяся красная кнопка с надписью «Пуск».

— Ага, сейчас поиграем!

Ага, сейчас. Кнопка исправно нажималась с тихим писком, но ничего не происходило.

Николай щелкнул мышью. Ничего. Уселся в кресле поудобнее, обхватил левой рукой подлокотник, и часто-часто защелкал мышкой. Должна же игра рано или поздно заработать…

Пальцы левой руки неожиданно нащупали в подлокотнике несколько углублений, как раз под пальцы. Внутри, на глубине около сантиметра-двух, ощущался гладкий холодный металл…

— Ага!

Кнопка пуска засветилась зеленым, Николай выпрямился было, перенося левую руку на стол…

— ААААА!!!!

В глаза ударил яркий свет, сердце взлетело под самое горло. Николай, потеряв опору, замахал руками, чувствуя себя гигантской неудачной птицей. В спину врезало что-то огромное и твердое. Николай замер на мгновенье, успел осознать, что перед его глазами — ветки и хвоя высоченных сосен, и рухнул вниз, на землю.

К счастью, недалекую.

Он полежал немного, рассматривая травинки и хвоинки перед глазами, ощущая боль в отбитых коленях, локтях, спине… да вообще во всем. Встал на четвереньки и медленно выпрямился.

Николай, в синем спортивном костюме и домашних тапочках, стоял посреди соснового леса.

Хотя нет, не леса. Парка. Неподалеку проходила утоптанная тропинка, нигде не было видно поваленных деревьев, валяющихся сучьев. Совсем рядом под деревом лежала пивная бутылка.

Из-за деревьев, где ясно просвечивало открытое пространство, слышалась бравурная музыка, доносились человеческие голоса.

В голове всплыл закономерный вопрос. «Где я?». Потом: «Как я здесь оказался?»

Николай оглянулся. Судя по всему, он возник из воздуха на уровне приблизительно второго этажа, пролетел спиной вперед, ударился о сосну и упал вниз. На уровне второго этажа…

Квартира Старика была как раз на втором.

— Это что же получается, — пробормотал Николай, — дед изобрел телепортатор? Меня куда-то перенесло?

«Хорошо еще, — возникшая мысль заставила похолодеть, — что он жил не на двадцатом этаже…»

Нужно определиться на местности. Вон там есть люди, спрошу у них, где я…

Немного пошатываясь — а кто бы не шатался, — Николай вышел на край парка и застыл.

Огромное поле зеленой травы. Вдалеке — белые домики, окруженные забором. У домиков — флагшток. На нем — флаг. Красный. Чисто красный.

«Санаторий коммунистов?» — вяло подумал Николай, уже понимая, что попал он гораздо хуже, чем решил вначале.

Гораздо хуже.

Неподалеку — река, с широким песчаным пляжем. Несколько женщин лежат, загорая, плавают, выходят из воды. Все, как одна — в купальных шапочках, полностью закрытых купальниках, какие носили лет восемьдесят назад. Неподалеку стоит черная лаково блестящая на солнце автомашина.

«Эмка».

За отдаленной рощицей скрывается дирижабль, тащивший огромное полотнище с портретом человека в полувоенном френче.

— Здравствуйте!

Николай шарахнулся. По тропинке из-за его спины вышли и двинулись к пляжу две девушки. В ситцевых платьях в горошек, черных туфельках, обутых на белые носочки.

ГДЕ Я?

Одно из двух: или здесь проходит сборище реконструкторов, фанатеющих от СССР тридцатых годов, либо…

Это ПРОШЛОЕ.

Николай вспомнил цифры в окошках.

Двадцать два. Ноль шесть. Девятнадцать. Сорок один.

Или…

Или двадцать второе шестого тысяча девятьсот сорок первого.

День начала войны.

Попал…

— Здравствуйте, товарищ.

Николай обернулся. К нему подошли и внимательно, хотя и явственно скрывая улыбки, рассматривали два человека, молодой и постарше.

Зеркально начищенные сапоги, широкие галифе, белые гимнастерки, затянутые широкими ремнями, белые фуражки с красными звездами… На рукавах — овальные красные нашивки с мечом, серпом и молотом, красные петлицы. У молодого — два эмалевых квадрата, «кубаря», у старшего — прямоугольник, «шпала».

Госбезопасность. НКГБ.

Прошлое.

— Что ж это вы, товарищ, в таком виде прохаживаетесь? — с укоризной заметил молодой, — Прохожих пугаете?

Старший незаметно втянул ноздрями воздух, пытаясь уловить запах спиртного.

Николай медленно вздохнул и выдохнул. Спокойно… Спокойно… если это — реконструкторы — засмеют. Если прошлое — примут за сумасшедшего.

Спокойнее…

— Скажите, пожалуйста, — вежливо спросил Николай, — а где я нахожусь?

Чекисты переглянулись.

— Санаторий для сотрудников НКВД и членов их семей «Роща».

Все понятно… Все правильно… Именно этот санаторий и находился на том месте, где сейчас находился городской район, в котором жил Николай.

Прошлое.

— Товарищи, а какой сегодня день?

— Суббота.

— Нет, я имею в виду число.

— Двадцать первое.

— А месяц?

— Июнь.

Все сходится…

— А год?

Молодой хохотнул. Старший недовольно посмотрел на него:

— Сорок первый.

Завтра начнется война!

— Товарищи, — стараясь быть спокойным, но чувствуя, как сердце бешено колотится, проговорил Николай, — мне нужно срочно увидеть товарища Сталина. У меня для него важное сообщение. Я — путешественник во времени, прибыл сюда из будущего и имею точные сведения: завтра начнется война…

— Погодите, погодите, — прервал его старший, — КОГО вы хотите увидеть?

— Товарища Сталина. Я понимаю…

— Сталина? А кто это? — недоуменно переспросил молодой.

Николай уставился на него.

— Сталин??? Сталин это — Сталин…

Старший посмотрел на молодого. В воздухе возникло ощущение подзатыльника:

— Сколько раз тебе говорить, Мальцов, учи историю партии. Товарищ Сталин, он же товарищ Коба, настоящее имя — Джугашвили Иосиф Виссарионович. Правильно, товарищ путешественник?

— Да! — обрадовался Николай, — Да!

— Родился в 1879-ом, погиб в 1913-ом…

Как погиб???

— Как погиб??!!

— Вспомнил! — обрадовался молодой — Товарищ Коба, погиб в ссылке в Туруханском крае при попытке побега…

Николай стоял, оглушенный. В ушах звенело. Сталин погиб. Сталина здесь никто не помнит, кроме заядлых знатоков. Это не прошлое. Не НАШЕ прошлое.

Параллельный мир.

— Так что, — ехидно заявил молодой, — вы промахнулись немного. Это вам еще лет на тридцать дальше в прошлое надо. Вам до аппарата помочь дойти или вы так, отсюда отправитесь?

Стоп!

Мир со смертью Сталина не перевернулся. Вокруг — по прежнему СССР… Ведь так?

— Скажите, товарищи, я ведь в СССР?

— Конечно, Союз Советских Социалистических Республик…

Вокруг — СССР, значит, была и Октябрьская революция и Первая мировая и Гражданская… Значит, был и Версальский договор и унизительные репарации. Значит, есть и Гитлер. А значит — война будет.

Правда, уже не факт, что она начнется именно завтра, однако Николаю есть, что рассказать здешнему правительству и без этого. Не зря он увлекался историей. Чертежи автоматов Калашникова, Судаева, гранатомета, состав напалма, все тонкости производства и конструирования танков, самолетов, вертолетов, разгрузки, камуфляж — ему есть что рассказать, чтобы СССР успел подготовиться к войне. Не говоря уж об атомной бомбе, космических ракетах, электронике и кибернетике…

Есть, что рассказать.

Николай никогда не жаловался на свою память и был уверен, что сможет правильно начертить устройство, скажем «Калашникова», полностью, подробно и правильно.

— Товарищи, кто сейчас глава правительства? У меня есть для него очень важная информация! На СССР может напасть Гитлер!

Молодой поперхнулся, старший выпучил глаза:

— Простите, кто? Гитлер?! Напасть на СССР?! В одиночку?!

— Да нет, конечно, — подосадовал на тупость здешних чекистов Николай.

— Наш нынешний председатель Совнаркома, он же председатель ВКП(б) стал верным большевиком и учеником товарища Ленина, — старший начал рассказ, почему-то пристально вглядываясь в лицо Николая, как будто тот должен был догадаться об имени здешнего вождя самостоятельно, — только в четырнадцатом году, в Поронине, Австро-Венгрия, где они и познакомились. Раньше идеи нашего вождя были далеки от большевистских, однако, пообщавшись с товарищем Лениным он изменил свое мнение и со всем пылом вступил в борьбу за революцию. Блестящий оратор, чьими речами заслушивались, он был одним из ведущих организаторов Октябрьской революции, наркомом по венным и морским делам, чей военный гений помог нам выиграть несколько важнейших сражений Гражданской войны…

У Николая закралось страшное подозрение, что речь идет о Троцком. Хотя, безмятежное солнечное утро, пение птиц, запах цветущего луга, беззаботные купальщицы — все это никак не связывалось с возможными последствиями того, что здесь заправляет Троцкий: трудовыми армиями, милитаризованной экономикой и экспортом революции.

Или все же Троцкий?

Из-за рощицы начал выплывать тот самый дирижабль. Николай понял, что через несколько секунд он увидит нынешнего вождя.

— …После смерти товарища Ленина никто из его учеников не обладал таким огромным влиянием, позволившем стать преемником. Кроме нашего вождя. Несгибаемый большевик, верный интернационалист, упорный строитель социализма, надежда коммунистов всего мира…

Плакат уже виднелся между веток. Френч защитного цвета…

— …хотя выступать ему и трудно, акцент дает о себе знать…

Портрет стал виден полностью. Знакомое, ОЧЕНЬ знакомое лицо, улыбка, знаменитые усы…

Старший продолжал:

— …немец все-таки.

На плакате был изображен улыбающийся Гитлер.

— Вождь всего советского народа, товарищ Гитлер, Адольф Алоизович.

Старший посмотрел на раздавленного Николая:

— Так кто, вы говорите, на нас нападет?

Загрузка...