Минин и Пожарский. Преодоление смуты

Первая Смута

Смута начала XVII века была предопределена болезнями роста России как великой державы. Она расширялась пространственно и теснила другим крупные государства – Польшу, Швецию, крымских ханов. Россия превращалась в оплот изначального христианства – Третий Рим, которому суждено было создать вместилище для религии, определившей историю человечества на две тысячи лет.

Впереди было три века православного царства, казавшегося незыблемым. Именно Смута показала истинный путь священства – поддержка суверенной русской государственности и самодержавной власти. Над всеми метаниями священства в поисках своей миссии возвысилась фигура патриарха Гермогена, принявшего мученическую смерть от иноземцев, захвативших Москву. Именно Гермоген явил ту мощь духа и то направление помыслов о государстве, которые помогли одолеть смуту и вернуть Россию к «досмутному» состоянию. При этом подчиненное положение священства было отражено общей присягой новой династии, в которой священство соединилось с другими сословиями в общем служении.

И все же главный вопрос, который был разрешен через изгнание интервентов и самозванцев – это вопрос о самодержавной власти и о ее природе. Оказалось, что вручение власти наисильнейшему, кажущемуся самым достойным и дееспособным, вовсе не гарантирует стабильности крупного государства.

Накануне Смутного времени, в 1584 году царский престол наследовал болезненный сын Ивана Грозного царь Федор Иоаннович, который, по словам его отца, был «постник и молчальник, более для кельи, нежели для власти державной рождённый», по народному определению – «блаженный», по злобному навету иноземцев – «durak». В предубеждениях неблагодарных потомков Федор Иоаннович слывет «слабоумным». Казалось бы, фигура последнего представителя династии Рюриков второстепенна и даже неуместна. И тогда не может быть сомнений в том, что воцарение Бориса Годунова было благом – устранялась лишняя фигура, власть приобретала более зримые черты в харизматичной фигуре вождя. Но в действительности самовольное вступление Годунова на престол как раз и положило начало Смуте.

При всей внешней незаметности Федора Иоанновича – особенно на фоне Бориса Годунова, реальной распоряжавшегося всеми делами государства – именно он был гарантом единения народа и власти. Только при таком единении были возможны масштабные деяния Годунова: учреждение партиаршества, строительство городов и крепостей в Диком поле (Воронеж, Ливны, Белгород, Самара, Царицын, Саратов, Томск), восстановление опустевших после ордынского ига земель к югу от Рязани, успешная русско-шведская война и возвращение ряда русских земель и городов, строительство смоленской крепостной стены, Белого города в Москве, отражение нашествия в 1591 набега крымского хана Казы-Гирея.

Фёдор I Иоаннович (миниатюра из Царского титулярника)

Незримый договор между народом и властью позволил путем закрепощения крестьян преодолеть хозяйственный кризис и даже ввести меры в отношении беглых крестьян – розыск в течение пяти лет и возвращение на прежние земли. Вопреки досужим убеждениям наших современников, крепостное право вовсе не было актом насилия и порабощения. Оно было средством мобилизации в условиях хозяйственного кризиса, и принято народом как должное – до тех пор, пока власть воспринималась им как законная.

Царевич Дмитрий Иоаннович

После Федора Иоанновича престол должен был наследовать его младший брат Дмитрий. Но в 1591 году он погиб при невыясненных обстоятельствах. В течение столетий считалось, что это было убийство, организованное Борисом Годуновым. Но открытое расследование с публичным опросом свидетелей, которое проводил боярин Василий Шуйский, изученное современными историками, поставило эту версию под сомнение. Прямых причин убивать Дмитрия у Годунова не было. Царь Федор продолжал царствовать до своей смерти в 1598 году. До этого момента, вероятно, в народе не было сомнений в том, что расследование Шуйского добросовестно, и Дмитрий погиб в результате несчастного случая – в детской игре с ножом. Почему же эти сомнения возникли? Потому что власть, лишенная божественной санкции, теряет доверия, и на ее счет могут возникать любые предположения – и все они верны если не по фактической стороне, то по сути. Даже если Борис Годунов не убивал царевича, он поступил так, как если бы намеренно лишил его жизни – занял на престоле чужое место.

После смерти Федора Иоанновича мужская ветвь династии Рюриковичей пресеклась, ближайшей родственницей почившего царя была его троюродная сестра Мария Старицкая, не казавшаяся заметной фигурой в расчетах властных группировок. Да и переход власти по женской линии не был тогда принят и понят. Бесспорным казалось наследование прав только по мужской линии. А коль скоро мужская линия пресеклась, то по внешнему достоинству престол должен был занять первенствующий среди знати по реальной власти. На царство был венчан Борис Годунов, бывший царю Федору шурином. Фактически речь шла о передаче наследственной власти через сестру царя.

Борис был поддержан Земским собором. Казалось бы, легитимность власти соблюдена, мнение народа учтено. Можно сказать, что «демократические процедуры» формально проведены. Но этого оказалось мало. Незримый договор народа и власти был разорван. Ведь Борис Годунов не был кровным родственником Рюриковичей. Он правил, но его право на престол показалось простому народу сомнительным и ничем, кроме силы, не подтвержденным. Что и привело к распространению слухов о чудесно спасшемся царевиче Дмитрии и к интригам против Годунова его противников. Немалую роль в этом сыграла ориентация нового царя на Запад, приглашение иноземцев служить в России. Появившиеся самозванцы, выдающие себя за Дмитрия, опирались то на иноземные силы (Польша), то на сопротивление им (ополчение).

Царь Фёдор Иоаннович надевает на Бориса Годунова золотую цепь (А. Кившенко)

Царь Борис и сам понимал, что по знатности рода с ним могут соперничать Мстиславские, Шуйские и другие известные боярские фамилии, а потому всячески препятствовал их влиянию. По доносу он сослал и постриг в монахи Федора Романова и его жену. (Что и предопределило негативное отношение к Годунову в официальной историографии романовских времен). К концу своего правления Годунов заперся в кремлевских палатах, отказался принимать челобитные и потребовал, чтобы в каждой семье читалась особая молитва и поднималась заздравная чаша за царя. Подобное навязывание лояльности не могло не вызвать недовольства, переходящего в ненависть.

Царь Борис Федорович Годунов

По сути дела смутьянами в этот период выступали все влиятельные группировки, боровшиеся за власть. Не имея принципа разрешения споров вокруг прав на престол, они были обречены на кровавый конфликт. При этом народ также оказывался без руководящей роли аристократии и метался между воюющими группировками, не зная, к какой пристать.

Неурожайные годы способствовали росту недоверия к власти. Несмотря на то, что царь Борис установил контроль за ценами на хлеб и открыл для голодающих царские закрома. Этого оказалось мало. Недоверие к царской власти проявляло и боярство, не торопившееся делиться с народом запасенным хлебом. Это рассматривалось бы как поддержка Годунова, чьи права на престол выглядели все более сомнительными как в связи с начавшимися волнениями и восстаниями крестьян, так и в связи со слухами о спасении царевича Дмитрия.

В течение нескольких лет Смуты борьба за власть была одновременно и поиском утраченного доверия к власти, поиском легитимного правителя. При этом ключевую роль начали играть вовсе не лидеры боярских группировок, а самозванцы, в которых простому народу чудился настоящий царь, а вельможным интриганам – силовой захват власти.

Историки не раз отмечали, что появление самозванцев во время Смуты имеет социально-психологические корни и связано с русским характером и конкуренцией претендовавших на власть группировок. Фактически мы видим ту же замороченность народа «выборами», которую наблюдаем и теперь. Самозванец выступал в роли лидера (чаще всего мнимого) одной из «партий». Ему создавали образ царя (обряжали в великолепные одежды и устраивали пышный церемониал), а народ ублажали «предвыборными обещаниями» и раздачей подарков. Народ поддерживал то одну «партию», то другую – в зависимости от того, удавался ли очередному самозванцу «имидж» самодержца, и готова ли была свита, составленная из авантюристов, мечтавших о власти и поживе, свидетельствовать о подлинности царского достоинства.

Самозванец – в полном смысле «никто», человек без биографии, который из безвестности стремится шагнуть на высшую ступень социальной иерархии. Либеральная демократия позднее превратила самозванство в принцип – люди, доселе никому не известные, становятся народными представителями, благодаря удачно разыгранной роли. Это политически артисты! Самозванец Смутного времени играл царя, современный политик играет народного представителя – депутата, мэра, президента. Важен не результат деятельности, а выдержанность роли. Если общество не способно жить обособленно от самозванца, то его роль предполагает также и жестокость: все, кто видит, что «король голый», должны быть уничтожены.

Самозванец – всегда порождение не только смуты, расстроившей народное самосознание и миссию власти, но и внешних сил, которые используют самозванство как ложный притягательный символ, побуждающих служить этим силам. Литва, Польша, католический Рим лелеяли мечты поставить Русь под свой контроль, провести в жизнь собственные имперские проекты, превратить русские земли в свою периферию.

Боярские «верхи», придворные «партии», дав народу возможность «избрать царя», могли утвердить на престоле Бориса Годунова или Лжедмитрия (того, кто окажется удачливее). А могли привести на русский престол и польского принца Владислава – также по принципу «выборности». Принцип народности, как только он забывался властью, превращал его в орудие олигархии, спрятавшейся за тем или иным самозванцем.

Пётр Басманов, один из самых преданных Лжедмитрию I сподвижников, говорил: «Хотя он и не сын царя Ивана Васильевича, все же теперь он наш государь. Мы его приняли и ему присягнули, и лучшего государя на Руси мы никогда не найдём». Нечто подобное звучало и в наши дни: «Альтернативы Ельцину нет», «коней на переправе не меняют», «лучшего президента у нас нет».

Присяга Лжедмитрия I польскому королю Сигизмунду III на введение в России католицизма (Н. Неврев, 1874 г.)

Лжедмитрий I оказался беглым монахом Григорием по прозвищу Отрепьев от рода Нелидовых, который происходил из Литвы. Рано потеряв отца Юрий (Григорий) был воспитан матерью и отправлен на службу в Москву к Михаилу Никитичу Романову. Во время годуновской расправы над Романовыми, спасаясь от репрессий, Григорий постригся в монахи. Оказавшись в Чудовом монастыре, занимался перепиской книг и привлекался писцом в «государеву Думу». По доносу Григорий должен был быть схвачен и выслан в отдаленный монастырь, но воля царя не была исполнена: монах бежал в Речь Посполитую, где и объявил себя спасшимся царевичем Дмитрием, получил от короля Сигизмунда признание и жалование, а также право набирать наемное войско. В обмен на обещание отдать Польше большой кусок русской земли со Смоленском и поддержать распространение на Руси католичества.

«Агенты Дмитрия Самозванца убивают сына Бориса Годунова» (К. Маковский, 1862)

В своем бегстве самозванец явно пользовался помощью противников Годунова. Есть основания полагать, что Отрепьев был лично знаком с патриархом Иовом и многими из думных бояр. Что Григорий готовился быть не только монахом, свидетельствует его умение ездить верхом и владеть саблей, а также европейская образованность. Смелость самозванца предопределялась уверенностью в поддержке антигодуновских сил и личном гипнотическом воздействии на толпу.

Во главе небольшого отряда из польских наемников и сечевых казаков Лжедмитрий I двинулся на Москву. И его план сработал. По пути следования отряда он превратился в многочисленное войско, а города один за другим сдавались ему и присягали на верность. На сторону самозванца переходил не только «черный люд», но и местное дворянство. Посланное Годуновым войско было разбито у Новгорода Северского, несмотря на значительное численное преимущество. У села Добыничи московская рать все же разбила войска самозванца, умело используя артиллерию. Поражение было также обусловлено ссорой Самозванца с польскими наемниками, в большинстве своем отправившимся назад к польской границе.

Победа не принесла избавления от самозванца. Террор против присягнувшего Лжедмитрию населения ожесточил его, а московское дворянство раскололось. Самозванцу дали уйти в Путивль, где под защитой донских и сечевых казаков он начал снова собирать силы. Кончина Бориса Годунова в 1605 году придала авантюре новый импульс. Москвичи при поддержке и одобрении боярства разграбили дворец, убили наследника – царя Федора Годунова, его жену и мать, вынесли тело Бориса Годунова из Архангельского собора «на поругание».

Последние минуты жизни Лжедмитрия I (Карл Вениг, 1879 г.)

Василий IV Шуйский

Самозванец утвердился в Кремле, начал проводить самостоятельную политику. Но слухи о его истинном происхождении уже гуляли в народе. Года не прошло, как Василий Шуйский организовал купцов и служилых людей для восстания против Лжедмитрия I и польского присутствия в Москве. Восставшие изрубили самозванца мечами и алебардами. Тело его было подвергнуто «торговой казни» – три дня оно лежало в грязи посреди рынка на Красной площади и подвергалось надругательствам, а затем было захоронено. Посмертные слухи о том, что «земля не принимает» труп самозванца и что над могилой «бесы расстригу славят», тело откопали, сожгли, а пепел выстрелили из пушки в сторону Польши.

После свержения Лжедмитрия I 19 мая 1606 года Василий Шуйский был возведен на российский престол. Как и большинство высших аристократов, Шуйский был рюриковичем. Дополнительные преимущества в родовитости ему давало родство со старшей ветвью потомком Александра Невского. Но его авторитет был зыбок. Равных Шуйскому по знатности было множество, а слава Шуйского была только в молве о его мучениях в застенках у самозванца. Правда, тот же самозванец помиловал Шуйского, и не лишил его жизни. Фактически мы видим тот же путь к престолу, что и в случае Годунова – силовой захват власти, которые лишь на краткий период времени мог показаться целесообразным и полезным для государства. Но царствование Шуйского было недолгим – оно не остановило Смуты, не пресекло появления новых самозванцев.

Мода на самозванство вызвала к жизни авантюры, вроде «назначения» казаками «царевича Петра» – мнимого сына Федора Ивановича. В 1607 выбрали из своего круга Илейку Горчакова, знакомого со столичной жизнью, и собрали войско, чтобы добиваться милости государя (Лжедмитрия I), но место на престоле было уже занято Василием Шуйским. Армии Лжепетра и воевод «царя Дмитрия» подступили к Москве, но были разбиты. Мятежники, прославившиеся своей жестокостью, сторонниками Шуйского также уничтожались беспощадно. Остатки разбитых сил были осаждены в Туле.

Одновременно на русско-польской границе объявился Лжедмитрий II – марионетка польских авантюристов, подобравших на роль «царя» человека, внешне похожего на Лжедмитрия I. Новый самозванец двинулся с войском поляков и казаков на помощь Лжепетру. Но не поспел. Тула была сдана оголодавшими мятежниками, их главари были казнены.

В 1608 Лжедмитрий II попытался вновь подобраться к Москве и обосновался в Тушине вместе с многоплеменной массой авантюристов, отчего получил имя Тушинский Вор. Вокруг Москвы и в прилегающих землях начались массовые грабежи населения, проводимые польскими наемниками и присоединившимся к ним сбродом во главе с польскими воеводами. Между Москвой и Тушинским лагерем распределились боярские группировки. Оппозиционные Шуйскому силы предпочитали признать самозванца и даже образовали Думу при нем. Реальной властью при этом обладал пан Роман Рожинский.

В сентябре 1609 г. польский король Сигизмунд III решил, что с Москвой уже покончено, самозванцы исполнили свою роль, и двинул свои войска на Русь, осадив Смоленск. Другой причиной вторжения был союз Шуйского со Швецией против Польши. Так или иначе – на авансцене появился новый игрок, спутавший планы самозванца. Тушинские силы стали перетекать в лагерь Сигизмунда, Лжедмитрий II бежал в Калугу, где намерен был отсидеться, пока не сложатся новые условия для марша на Москву. Парадоксальным образом вокруг него начали собираться антипольские, патриотические силы, которые впоследствии активно участвовали в Первом и во Втором ополчении.

Шуйский как царь Василий IV он имел еще меньше прав на престол, чем Борис Годунов. Фактически он был самозванцем, самопровозглашенным царем. Причиной краха власти Шуйского стали жестокие расправы со своими противниками и простым народом, разрыв с Романовыми и их главой – митрополитом Филаретом, а также с другими боярскими группировками. Но главной причиной краха была нелегитимная, незаконная в глазах народа власть.

После поражения войск Шуйского от поляков в 1610 под Можайском войска Тушинского Вора подошли к Москве и захватили Пафнутьев-Боровский монастырь. Близкий крах побудил дворян насильно свести с престола и постричь в монахи Василия Шуйского, а потом и выдать его полякам на погибель. Сложилась немыслимая ситуация: русские силы были разделены между самозванцем и интервентами. Те и те, бесспорно, были смутьянами.

Против Вора московская боярская Дума попыталась использовать союз с поляками – заключила договор о призвании на русский престол королевича Владислава. Московские «низы», напротив, надеялись на самозванца как на силу, направленную против поляков. Наступление Лжедмитрия II на Москву было остановлено приглашением польского войска гетмана Жолкевского в столицу. Бояре готовы были признать Владислова и даже одобрили чеканку монет с его изображением. Священство уже воздавало молитвы новому правителю. Но король Сигизмунд предпочитал московским интригам территориальные приобретения – захват Смоленска. Поэтому Владислав так и не появился в Москве.

Калужский лагерь самозванца между тем начал рассыпаться: искавшее власти и богатства дворянство вновь стало перебираться в Москву, пополняя пропольскую «партию». Самозванец был убит во время охоты ногайским князем. Но вослед претензии на престол были предъявлены новым самозванцем Лжедмитрием III, сумевшим захватить Псков, а также сыном Лжедмитрия II, которому присягнули города Рязанской земли.

Решительная победа над самозванцами стала возможна в результате формирования народного ополчения под предводительством князя Дмитрия Пожарского, который призывал не признавать самозванцев. Но чтобы настроения народа качнулись в сторону формирования самостоятельной русской власти, нужен был подвиг патриарха Гермогена, который, может быть, первым понял, что власть инородцев ляжет тяжким бременем на русских православных людей. И стал рассылать по стране призывы об изгнании поляков. Веры светским правителям уже не было, поэтому на площадях русский люд готов был слушать только послания Гермогена. Их переписывали и распространяли повсеместно. Именно это и восстановило в сознании народа идею государственного суверенитета и суверенной самодержавной власти.

«Патриарх Гермоген в темнице отказывается подписать грамоту поляков» (П. Чистяков, 1860 г.)

Роль купца Кузьмы Минина – истинного народного героя – в формировании ополчения состояла в том, чтобы взять на себя грех насилия над состоятельными нижегородцами, которые не торопились помогать стекавшемуся под начало Пожарского люду. Минин с выборными от народа людьми пленил жен и детей богатеев, пытавшихся остаться в стороне от народного движения и не тратиться на формирование русской власти. Жены и дети были выставлены на продажу в холопы, и деньги на выкуп у богатеев нашлись. В результате ополчение было вооружено и организовано.

Поход ополчения на Москву в ноябре 1612 года был успешен: поляки были изгнаны. Василий Шуйский к тому времени умер в Польше, патриарх Гермоген был замучен голодом в польских застенках в Москве. Казалось бы, у Пожарского были все основания взять на себя ответственность за страну и, следуя путем Годунова и Шуйского, принудить знать и священство провозгласить его новым царем. Но в таком случае смута продолжилась бы.

Дмитрий Пожарский отказался от претензий на верховную власть. И тем совершил величайший подвиг самоотречения, который избавил страну от последующих волнений, который были неизбежны, если бы Пожарский стал править как царь. Многие считали, что он не простит прежних сторонников самозванцев, переметнувшихся в ополчение. Сведение счетов между боярскими группировками, каждая из которых была повинна в Смуте, не привело бы к миру. Пожарский понял это, и по этой причине его следует считать одним из главных героев, обеспечивших преодоление Смуты. По достоинству его мы должны ценить выше царствующих самозвано Годунова и Шуйского – вровень с наиславнейшими русскими государями.

Избрание в марте 1613 года царем не причастного к борьбе за власть шестнадцатилетнего Михаила Романова разрешило все споры о власти. Фигура молодого царя символизировала освобождение от самозванства и смертельных схваток за власть между боярскими группировками, а также прощение взаимных обид между ними.

Михаил Романов был родственником царя Ивана Грозного по линии его первой жены Анастасии, на которой падает тень бесчинств опричников и царской челяди в более поздние периоды правления. Дед Михаила Романова приходился братом Анастасии. Кроме того, род Романовых сильно пострадал от Бориса Годунова, видевшего в нем множество конкурентов в борьбе за власть. Отец будущего царя Федор Никитич Романов, как уже говорилось, был разлучен с семьей, насильно пострижен в монахи и под именем Филарета заточен в монастырь.

Михаил I Фёдорович Романов

Превратности Смуты затронули Романовых и милостями от самозванцев, и карами. Лжедмитрий I пожаловал Филарету сан митрополита Ростовского, а его брату Ивану Романову – боярское звание. Затем Филарет оказался на стороне Василия Шуйского, но был пленен Лжедмитрием II, который уговаривал его действовать заодно и даже стать патриархом. Затем, когда и Шуйский, и Лжедмитрий II сошли с авансцены истории, Филарет возглавил делегацию, отправившуюся в Польшу с уговорами отдать Владислава на русский престол (с принятием им православного вероисповедания), но оказался там в плену, а потому не мог влиять на московские дела.

Мы видим возвращение ситуации к той, что была при царе Федоре Ивановиче – своего рода попятное движение русской истории. Первый Романов своей очевидной слабостью, но вместе с ней и невинностью, был аналогом «слабовольного» Федора – последнего прямого потомка Рюрика. Мы видим воплощение в русской истории библейского принципа: Сила Божья в немощи свершается. В немощи правителя перед боярскими группировками свершилась Воля Божья: русское государство получило фундамент – легитимную власть. Соборная клятва на верность новой династии, принесенная в 1613 году на Земском Соборе всеми сословиями, стала русской «конституцией», основой государственного строительства и консолидации общества на триста лет. Ее растоптали самозванцы XX века, от которых до конца мы не избавились до сих пор.

Что касается смутьянов-самозванцев, то персонажи, подобные Лжедмитриям или Лжепетру, действуют во власти и в наши дни, позволяя бродить по Руси отрядам иностранных грабителей и бандам доморощенных разбойников. И будет это продолжаться до тех пор, пока не восстановится легитимная власть, наследующая от прежних поколений государственную традицию отношений правителей и народа. Пока не восстанут против Смуты и смутьянов люди, подобные подвижнику Гермогену и герою Пожарскому. Они-то и создадут власть, следующую незримым Божьим законам, а не произволу человеческому, ищущему себе великих владык, которые на поверку не способны к государственному строительству.

Малая смута

Петр Великий продолжил реформаторские усилия своего отца, помножив их буйством своей натуры, которая и стала причиной как для его безоглядного возвеличивания, так и критики его личности и итогов его правления. Нет сомнений, что именно натура Петра вносила в государство смуту и порождала смутьянство.

Само начало правления Петра связано с так называемой «малой смутой» – хованщиной. Его единокровный брат Федор Алексеевич, унаследовавший трон в пятнадцатилетнем возрасте после смерти Алексея Михайловича в 1676 году, правил тихо и недолго и скончался в 1682 году бездетным. Этот момент стал поводом для смуты. Дело в том, что за Федором Алексеевичем стоял его род его матери – Милославские, за Петром Алексеевичем – род его матери, Нарышкины. Если переход власти от отца к сыну был воспринят этими группировками как естественный и правомерный, то переход власти от брата к единокровному брату означал возможную смену лиц, определявших властную волю от имени юного царя. Поэтому на похоронах Федора Алексеевича его сестра царевна Софья устроила политический спектакль. Был он спровоцирован сторонниками Петра – патриархом Иоакимом, использовавшим проходящий в то время Земский Собор, который продолжал прежние реформы – уравнение прав по сословиям, но сыграл свою роль в том, чтобы закрепить права Петра на престол. Собор провозгласил Петра царем. В ответ Софья распустила слух, что царь Федор был отравлен. На призыв к бунту откликнулись стрельцы – единственная военная сила, которая в Москве исполняла двусмысленную роль римской преторианской гвардии: требовала к себе особого отношения и особых размеров жалования.

«Сцена из истории Стрелецкого бунта. Иван Нарышкин попадает в руки мятежников» (Стрельцы выволакивают из дворца Ивана Нарышкина. Пока Пётр I утешает мать, царевна Софья наблюдает с удовлетворением) (А. И. Корзухин, 1882 г.)

30 апреля 1682 года стрельцы ворвались в Кремль с требованием к Нарышкиным выплатить долги по жалованию (а оно в силу сложного военного положения выплачивалось нерегулярно) и устранить неугодных полковников. Молодому царю (а скорее Нарышкиным) пришлось согласиться на условия стрелецкого ультиматума. 15 мая стрельцы вновь вламываются в Кремль – под предлогом распространенных слухов, что старший брат Петра Иван задушен Нарышкиными. Царица Наталья Нарышкина вынуждена выйти на Красное крыльцо с детьми. Но этого оказалось мало: в руках у стрельцов обнаружились списки неугодных, которые должны были быть им выданы. Из толпы слышались крики о том, чтобы Петр передал корону своему старшему брату, который в действительности не мог править в силу душевной болезни. Начавшиеся бесчинства и убийства продолжались несколько дней.

«Стрелецкий бунт» (Царица Наталья Кирилловна показывает Ивана V стрельцам, чтобы доказать, что он жив-здоров) (Н. Д. Дмитриев-Оренбургский, 1862 г.)

Фактически власть в Москве была захвачена Милославскими. Им оставалось лишь поставить под сомнение царский статус Петра. Начальник Стрелецкого приказа князь Хованский выступил с инициативой совместного царствования Петра и Ивана. Под угрозой стрелецкого мятежа Боярская дума и Освященный Собор нарекли царем Ивана, а Петру досталась роль царя-соправителя. Через неделю было объявлено, что по молодости обоих царей от их имени будет править царевна Софья, затем смутьянам были выданы похвальные жалованные грамоты, а на Красной площади был установлен столп с именами убитых «злодеев» – убийство было объявлено геройством.

Так, опираясь на стрельцов, Милославские установили контроль за властью. И тут же подавили выступление крестьян, вздумавших использовать смуту, чтобы добиться и для себя каких-то послаблений по государственным обязанностям. Государственная традиция уже пустила корни, и борьба вокруг престола не отменяла учрежденных Алексеем Михайловичем порядков. Они были приняты правящими слоями, но еще не полностью укоренились в народе. Поэтому венчание на царство Ивана и Петра по новому церковному обряду были использовано сторонниками старого обряда для организации волнений. Под давлением раскольников в Грановитой палате Кремля в присутствии патриарха и царевны Софьи состоялись «прения о вере». Взаимные оскорбления дошли до того, что староверы потребовали, чтобы Софья отказалась от власти и ушла в монастырь. Расчет, что стрельцы поддержат смуту, в данном случае не оправдался. На следующий день лидер староверов суздальский священник Никита Пустосвят (прозвище о. Никите дал патриарх Иоаким, когда у него закончились аргументы) был казнен, а остальные участники «прений» схвачены и сосланы. Позднее – в апреле 1682 – был казнен и признанный лидер староверов Аввакум Кондратьев, проклинавший государственную и церковную власть за измену старой вере.

«Никита Пустосвят. Спор о вере» («прения о вере» 5 июля 1682 года в Грановитой палате в присутствии Патриарха Иоакима и царевны Софьи)(В. Перов, 1881 г.)

Стрелецкая смута, поставившая Софью правительницей царства, теперь захлестнула и ее. Князь Хованский подбил стрельцов потребовать сбора разового налога с дворцовых волостей в пользу стрельцов. Боярская дума отказалась это сделать. Под угрозой мятежа Царский двор и бояре бежали из Москвы под защиту монастырских стен. Празднование Нового года 1 сентября 1682 года обошлось без обычных торжеств. Царевна Софья из Саввино-Сторожевского монастыря объявила о сборе ополчения против мятежных стрельцов. Отец и сын Хованские были вызваны царицей в Коломенское, где схвачены и немедленно казнены. Стрельцы укрылись за стенами Кремля. Но без лидера они не смогли долго выдерживать противостояния. Софья вернулась в Москву с полками «иноземного строя» и ополчением, удовлетворившись повинной челобитной от стрельцов. Попытка затеять новые волнения среди стрельцов были быстро пресечены: новый глава Стрелецкого приказа думский дьяк Шакловитый казнил зачинщиков, а тех, кто проявлял беспокойство, выслал в «украинные города». Софья утвердилась у власти на семь лет, не помышляя ни о каких новых реформах.

Князь Иван Андреевич Хованский

Почему Милославские не уничтожили царей Ивана и Петра и не возвели на престол своего ставленника? Все дело в государственной традиции, заложенной Соборной клятвой 1613 года и реформами Алексея Михайловича. Без большой войны невозможно было переступить через престолонаследие. Пока власть Ивана и Петра – сыновей Алексея Михайловича – была бесспорной, большая часть народа оставалась спокойной, рассматривая боярские распри как дело маловажное. Недвижной оставалась и армия, которая строилась по лучшим образцам европейских учителей. При посягательстве на царскую власть она, имея численное и качественное превосходство над стрельцами, сумела бы покарать смутьянов. Стрельцы к тому времени уже не были полноценным войском – они в основном занимались торговлей и участвовали в столичных интригах. Их судьба была предрешена военной реформой, которую в дальнейшем ускорил царь Петр.

Последний шанс не допустить самодержавного правления выдался у Милославских в момент единоличного воцарения Петра. В 1689 г. регентство Софьи заканчивалось. Не только старший царь Иван, но и младший Петр были уже женаты, и Петру исполнилось 17 лет. Формальное право править было за Петром, реальное руководство – за Софьей, которая расставила своих людей на все значимые должности. Взаимная подозрительность достигла предела, когда Петру донесли о готовящемся покушении. Петр укрылся в Троице-Сергиевом монастыре, куда прибыла и его потешная армия, ставшая уже вполне боеспособной. Отправленный Софьей к царю патриарх Иоаким предпочел не возвращаться. Петр потребовал к себе стрелецких начальников, угрожая смертью в случае неподчинения. Софья в ответ запретила под страхом смерти ездить в Троице-Сергиев монастырь. В лагере Софьи начался разброд, и она решила попытаться лично воздействовать на молодого царя. По пути ее с охраной задержали стрельцы, объявив, что царь ее не примет, а попытка ехать дальше встретит применение силы.

Чтобы ослабить рассыпать лагерь Софьи, слывшей продолжателем реформаторских дел и умонастроений прежних царей, Петр принял образ благонамеренного и богомольного правителя, предпочитавшего традиционно русские одежды и сторонящегося иностранцев. А переходящих на его сторону бояр, стрелецких начальников и простых стрельцов награждал. С боярами и высшим священством он с большой почтительностью вел длинные совещания. И показывал всем, что теперь-то он всерьез намерен стать русским царем и оставить скандальные развлечения Преображенского периода.

Заручившись поддержкой большинства бояр и переманив к себе основную воинскую силу, Петр нанес следующий удар: потребовал от стрельцов выдать последовательного сторонника Софьи Шакловитого. И снова угрожал смертью за неповиновение. Стрельцы потребовали от Софьи выдать главу стрелецкого приказа. Ей пришлось уступить, и Шакловитый был вывезен в Троицу, где и казнен за организацию покушения на царя. Потеряв всякую поддержку, Софья вынуждена была подчиниться приказу Петра переехать в Новодевичий монастырь, где и содержалась под стражей до стрелецкого бунта 1698 года, в котором смутьяны назвали ее имя как законной правительницы. После подавления бунта Софья была пострижена в монахини и умерла в монастыре через несколько лет.

«Утро стрелецкой казни» (Стрелецкий бунт 1698 года) (В. И. Суриков, 1881 г.)

В Малой Смуте принцип легитимности власти взял верх над политической мощью. Повторилось то, что в первой Смуте привело к длительным бедствиям – самозванство. Но в Малой Смуте самозванство не привело к захваты трона. И только это сохранило относительную стабильность в государстве и власти. Смуты не хотели группировки, конкурирующие по поводу власти. Они не рискнули поставить на карту судьбу страны – лишь бы повысить свои шансы уничтожить конкурентов. Поэтому Малая Смута отступила сама собой – со временем. Что и позволяет сделать вывод о том, что принципы властвования, определенные в 1613 году оказались правильными и благотворными для страны.

Раскольники

Самозванство – это не только поползновение занять царский престол, но попытка возвыситься над ним. Именно это отличает церковных раскольников, отпадающих от учения Христа и православных традиций отношения священства и Царства.

Царь Алексей Михайлович, восшедший на престол в 1645 году, в отличие от своего отца и предшественника, был подготовлен к царствованию, а потому ясно осознавал положение России и стоящие перед ней задачи. Россия все еще была государством рыхлым и нестойким. Во многом это определялось мощными внешними воздействиями, которые способны были в любой момент поставить под вопрос самое существование суверенного статуса державы. Но имелись также и внутренние нестроения. С одной стороны, осознанное именно Алексеем Михайловичем отставание от технического развития Европы, а вместе с этим – слабость в военном отношении. С другой стороны – проблема разнородности толкований вопросов веры, которые различно преподносились в великорусской, малорусской и исконной – греческой – традициях. Военная и религиозная реформа были насущной необходимостью, но вместе с тем – и риском. Новые смутьяны могли воспользоваться непростой ситуацией, сделать непонимание смысла реформ оружием против самодержавной власти.

Алексею Михайловичу удалось провести свои реформы и заложить основы превращения России в могучую империю. На долю этого великого правителя достались соляные и медные бунты, чумные эпидемии и неурожаи, военные неудачи и опустевшая казна. Все это удалось преодолеть тем, что законность власти и ее действий подтверждалась Земскими Соборами. В 1648 году Земский Собор принял Соборное уложение – фундамент русского законодательства не многие годы. В 1653 году Земский Собор созывается в последний раз – он выполнил свою функцию: власть царя стала поистине самодержавной, то есть абсолютной в рамках духовной и исторической традиции (чего не было в европейских абсолютных монархиях). Русская государственность окончательно укрепилась, и она до времени не нуждалась в санкциях со стороны всесословного законосовещательного представительства, выражавшего «мнение земли».

Портрет царя Алексея Михайловича (Неизвестный русский художник второй половины 17 века)

Россия в понимании людей, осознающих ее положение в мировой истории, может существовать только как великая держава. Или она распадется на множество государствиц и перестанет быть Россией. В условиях, когда суверенитет и развитие страны поставлены под вопрос, это понимание требует сверхмобилизации – превращения народа в войско. Подобным образом в древности многие народы становились непобедимыми. Но теперь победу надо было заложить в сам государственный механизм, который впоследствии воспитает то, что теперь мы называем «политической нацией» – общность солидарности, подкрепляющей верховную власть сплоченностью подданных. По сути дела, именно это и сделало из русских лучших воинов на три столетия вперед.

Царь смог провести свои реформы и подавить крамолы и смуты только потому что привязал любую деятельность своих подданных к государственной службе. Все стали «крепостными». Не рабами, а сотрудниками в государственном строительстве, прикрепленными к своей службе. Крестьянин был прочно привязан к земле, и только это давало возможность из его скудной продукции выделять средство на содержание служилого дворянства. Которое также прикреплялось к военной службе. Посадское ремесленное и торговое население было обязано «тяглом» – податями, которые поддерживали казну, а с ней – и все государственные дела. Так образовалась государственная машина, которая обеспечила России мощный рывок вперед.

Оставалось священство – сословие, испокон веков независимое, и испокон веков стремящееся вмешиваться в государственные дела, а то и диктовать правителям, что им делать и как себя вести. Государственные реформы Алексея Михайловича не могли обойти Церкви, что и привело к вспышке религиозной смуты, последствия которой мы ощущаем на себе до сих пор.

Новый перевод и исправление богослужебных книг, который был затеян совместными усилиями Царя и патриарха Никона, не могли встретить понимания у церковных «низов», а с ними – и у простонародья, которое шло за духовными лидерами и символами веры, а вовсе не за текстами, нюансы перевода которых народ знал и не понимал. Союз высшего священства и Царства нанес удар по разлагающим целостность веры толкованиям – безграмотным интерпретациям Писания и обряда, а также по обнаружившимся в иконописании подражаниям еретическому европейскому Возрождению. Вместе с тем, заносчивость и репрессивный характер реформ породили смуту и протест религиозных подвижников, для которых любое отступление от древних книг, к тому времени уже окутанных религиозным опытом, воспринимали как кощунство. Символом раскола стал вопрос о том «как креститься». Разница между двуперстием и троеперстием со временем была признана патриархом Никоном несущественной. Но было уже поздно: раскол рассек русское общество, образовав в нем удивительно стойкую прослойку староверов. И в будущем эта прослойка сыграла свою роль в новых смутах – она в полной мере «отомстила» династии Романовых поддержкой большевицкой крамолы.

Портрет патриарха Никона с клиром (Д. Вухтерс, 1660–1665 годы)

В истории церковного раскола патриарх Никон, при всех его заслугах и личных достоинствах, оказывается смутьяном, попытавшимся устроить русское государство по принципу архаичных и малозначимых сообществ, где жрец возвышался над вождем племени. Чем попирался главный принцип имперской власти: правитель – первый жрец. Так было и в Римской Империи, так было и в Византии.

Но, судя по имеющимся историческим исследованиям, дух Смуты пронизывал все общество. И необходимо было жесткое принуждение народа к дисциплине и нравственному поведению. Власти приходилось выпускать указы по запрещению бесстыдных увеселений, ругательств. Где-то перегибая палку, полагали запрещать шахматы и качаться на качелях, требовали жечь домры, гусли и дудки. Ослушникам полагались батоги и тюрьма.

Порядок наводился и в церковных делах, которые находились в полном расстройстве. Священство предпочитало оставаться в стороне от тревог государства, получая от него различные льготы. Тяжелая и неудачная война с Польшей требовала мобилизации материальных и человеческих сил. Царю пришлось ограничить льготы монастырей, обложив священство налогами и даже мобилизовав часть разросшегося клира для воинского дела. Разумеется, священство роптало, а иные архиереи доходили до словесного буйства в адрес власти. Одним из жестких оппонентов власти оказался и патриарх Никон.

Личность Никона отмечена сильным, резким характером. Казалось бы, набожный и мягкий Алексей Михайлович должен был попасть под его контроль. Но кроткий царь проявил волю и не позволил патриарху встать над царем. Полагая, что одолеет в противостоянии, Никон принял на себя титул «великого государя» – то есть, высшего правителя, как минимум, равного Царю. Алексей Михайлович в этом противостоянии победил именно своей мягкостью и праведностью, а Никон уронил свое достоинство постоянными скандалами и конфликтами.

Суд над патриархом Никоном (С. Д. Милорадович, 1885 год)

Упадок церковных дел был связан не только с борьбой за власть, но и с расколом, подорвавшим у русского народа веру в то, что священство знает истину. Старые истины были опровергнуты, их адепты названы невеждами, о Стоглавом Соборе было сказано, что его постановлению «писаны неразумно», «клятва без рассуждения и неправедно положена». Православные патриархи, приехавшие из Греции и не знавшие России, определяли: «неправедную и безрассудную клятвы» разрушить, поскольку она основана на «невежественных мудрствованиях». Подобное уничижение русской религиозности не могло не отразиться на репутации священства – как яро следовавшего реформам, так и противящегося ему. Официальная церковность казалась неправедной, негласно существующие секты трактовали основы веры каждая по-своему. Только властью Царя Церковь была спасена от разложения и распада.

Церковный Собор 1666–1667 определил главенство Государя и первенство его перед патриархом. Что соответствовало древней традиции отношений священства и Царства, идущей от Византии: Император, Царь является земным главой Церкви. Этим решением был положен конец церковной смуте и дан принцип, следование которому удерживало от новых смут. В то же время, утверждение древней традиции было проведено в такой форме, что она отвергла все те откровения, которые почитались незыблемым до никоновских реформ. Вышло так, что раскол был обоюдным, и последующие разъяснение, что все решения Собора были направлены не против двуперстия или других церковных обычаев, а против людей, которые использовали разночтения для раскола, никого не убедили. Раскол застрял в русской истории, породив последующие нестроения.