1941 год (СИ)

Глава 1

Утром Иван из-за плохого самочувствия матери задержался дома, поэтому он опаздывал на урок литературы, который вот-вот должен был начаться в школе. Сегодня была пятница четвертого мая 1940 года, это был обычный учебный, ничем не выделяющийся день в жизни семнадцатилетнего москвича. В этом года Иван Фролов должен был получить аттестат зрелости, навсегда покинуть школу, начать взрослую жизнь. Поэтому в школу Иван очень спешил, он почти бежал вниз по Самотечному переулку. До школы ему осталось пробежать совсем немного, перебежать трамвайную линию, а затем повернуть направо и вбежать в школьные ворота. Как-то получилось так, что ноги парня неплохо выполняли свою работу, они быстро несли его по московской мостовой. Голова же этого выпускника школы была занята далеко не детскими мыслями, Иван думал о своих родителях, об отце и матери.

Три года назад НКВД арестовало его отца, заподозрив его в связях с немецкой разведкой! В свое время отцу пришлось немного поработать вместе с немецкими инженерами в одном из советских конструкторских бюро, там они вместе разрабатывали новый тип гражданского самолета. Вот и нашлись люди на авиазаводе, на котором он тогда работал, которые позавидовали успехам его отца, достатку семьи, красивой жене и сыну, и накатали на него телегу в Наркомат внутренних дел СССР! Через полгода расследования отца выпустили из тюрьмы из-за недоказанности улик, выдвинутых в анонимке. Вернувшись домой, там отец обнаружил страшную картину, его жена в прошлом из дворянской семьи, не выдержала своего даже столь короткого одиночества. За время своего девичества, первых лет замужества она слишком уж привыкла к легкой, обеспеченной жизни супруги советского инженера! Поэтому арест мужа, злой язык соседей пролетариев, другие беды и напасти, она не перенесла, сломалась душевно! А вслед за надломом души, молодая и красивая женщина начала злоупотреблять водкой, чтобы ею отгорородиться от своего бытия, отрешиться от тогдашних реалий жизни.

Отец уже три года, как вернулся домой, казалось бы, былое благополучие вместе с ним снова вернулось в его семью. Каждый утро отец уезжал на работу, а жена в его отсутствие все больше и больше пила водку, к тому времени своей меры она уже не знала! Эта женщина перестала присматривать за своим единственным сыном, обращать на него внимание, хорошо, что Иван достаточно к этому времени повзрослел, уже мог за собой присматривать. Женщина забывала готовить завтраки мужу перед уходом на работу и сыну перед школой. Все в хозяйстве этой семьи начало разваливаться прямо на глазах! Ни постоянные убеждения мужа, ни горячие просьбы сына не пить водки, на все это молодая женщина перестала обращать внимание, она оказалась безвольной натурой.

Вот и сегодня Иван, проснувшись рано утром, услышал, как зло и коротко, хлопнула входная дверь их квартиры. Это отец отправился на авиазавод, на котором работал ведущим авиаконструктором, так и не позавтракав. Натянув на себя майку, Иван отправился в ванную комнату, умыться и почистить зубы. Когда Иван вошел на кухню чего-нибудь перекусить перед школой, то там увидел свою мать. Она стояла у окна, пальцем водила по запотевшему оконному стеклу, напевала что-то очень грустное, по ее глазам текли слезы.

Иван стоял на пороге кухни, смотрел на мать у окна, по его глазам потекли слезы. После возвращения отца из тюрьмы, они много вечеров проводили вместе на этой кухне, пытаясь убедить эту женщину, их жену и мать, начать борьбу со своим пороком. Но все их попытки ее уговорить оказывались совершенно напрасным делом. Утром на следующий день она их провожала на работу и в школу приготовленным завтраком, а вечером встречала бегающим взглядом, пустой бутылкой водки, которую только что распила на своей кухне!

Все чаще и чаще Иван, возвращаясь домой после уроков в школе, заставал мать на кухне, но уже вместе с собутыльниками. Каждый раз ее собутыльниками становились местные пьяницы, которые были готовы пойти на все, чтобы только выпить за чужой счет. Они охотно принимали приглашения хозяйки дома, еще более охотно пили бесплатную водку за ее здоровье. За выпивкой говорили целые речи, славасловия хозяйке. Они не отказывались, беспрекословно бегали за новой бутылкой водки. При появлении на кухне ее сына школьника эта подъездная пьянь также беспрекословно поднимались на ноги, отправляясь с кухни восвояси!

Чаще всего среди этих собутыльников Иван видел дворника дома, в котором находилась их квартира, дядю Мишу, который особо много не пил, поэтому у соседей не считался пьяницей. Эта гадюка подколодная ради того, чтобы заработать лишний рубль, стал из-под полы втридорога продавать матери Ивана бутылки с паленой водкой. При появлении на кухне Ивана, вернувшегося из школы, дядя Миша прерывал свою беседу, злобно посматривал на мальца, тяжело поднимался из-за стола, направляясь к выходу из квартиры. Несколько раз отец пытался усовестить, урезонить дворника, один раз он его даже сильно побил, но дядя Миша продолжал регулярно появляться на их кухне, регулярно продавать матери Ивана паленую водку. Мать Ивана также регулярно продолжала пить эту паленую водку, причем, ее здоровье ухудшалось день ото дня.

Апрель этого года выдался прохладным месяцем, поэтому Иван, как и всю зиму, второй весенний месяц проходил в своем стареньком демисезонном пальтишке. Из этого пальто он уже давным-давно вырос, сейчас на его плечах оно более всего походило на демисезонную куртку, и было оно ему только до пояса. Сегодня впервые после майских праздников пришло настоящее тепло, поэтому Иван, натянув на себя простенькую рубашку и вельветовую куртку с молнией, отправился на уроки в школу. Он переступил порог школы именно в тот момент, когда громко прозвенел школьный звонок, объявляя о начале первого урока. Он вошел в класс, когда преподаватель русской литературы и одновременно их классный руководитель, Анна Николаевна, уже пригласила учеников его класс занять свои места. Иван застыл у дверей, терпеливо ожидая, когда Анна Николаевна обратит на него свое внимание, разрешит ему сесть за парту.

Несколько минут классный руководитель не поворачивала своей головы в его сторону, что-то изучая в классном журнале. Иван, как и все ученики класса, прекрасно знал, что Анна Николаевна его успела увидеть, но сейчас она перед всеми учениками притворялась, делала вид, что его она пока не видит. За последний месяц в отношениях Ивана с преподавательницей русской литературы появились непонятные ему трещины, настоящие проблемы! По русской литературе Ивану стала грозить четвертка, хотя он был первым кандидатом на получение красного аттестата. За все годы учебы в школе Иван Фролов еще ни разу не получал, хотя бы одной четверки! Школа до последнего ученика была тоже уверена в том, что в июне месяце ученик из 10А Иван Фролов получит красный аттестат!

— Хорошо, Фролов! — В этот момент послышался голос Анны Николаевны. — Займи свое место за партой! Но ты уже постарайся больше не опаздывать на мой урок!

Иван прошел к стене с окнами, затем прошелся вдоль этой стены, чтобы сесть за самую дальнюю парту в том ряду. Но только он устроился за партой, как в дверь класса снова кто-то вежливо постучал.

Донельзя возмущенная этим обстоятельство, Анна Николаевна подошла к двери, слегка ее приоткрыла. Тут же послышался чей-то шепот. Иван сидел слишком далеко от этой двери, чтобы разобрать, о чем это там шептались. Он из портфеля достал учебник русской литературы, положил его на угол парты. Татарка Машка, его соседка по парте, мазнула по нему взглядом своих черных глаз. По этому страстному взгляду Иван догадался о том, что соседка хотела его о чем-то спросить, но в этот момент Анна Николаевна с ничего особенно не выражающим лицом отошла от двери, негромким, спокойным голосом произнесла:

— Иван Фролов, выйди, пожалуйста, в коридор. С тобой хотят поговорить!

Иван недоуменно пожал плечами, поднялся из-за парты и, пройдя через весь класс, открыл тяжелую дверь класса и вышел в коридор. Там он тут же застыл на месте от полной неожиданности, от того, что увидел перед собой! В школьном коридоре находилась директор школы, двое военных в форме НКВД и два красноармейца с винтовками за плечами. А за его спиной, за закрытой дверью класса послышал ровный голос Анны Николаевны, которая обратилась к ученикам Иванова класса:

— А сейчас, друзья, мы начнем наш урок литературы. Сегодня мы поговорим о Михаиле Лермонтове, его «Мцырях»…

В этот момент Иван Фролов находился в полной растерянности, он явно не ожидал увидеть подобной картины в этом школьном коридоре! Парень начал даже осматриваться по сторонам, желая разыскать еще одного человека, к которому могла бы прийти такая странная компания! Но никого другого в этом коридоре он так и не нашел.

В этот момент один из командиров НКВД злобно ухмыльнулся, выхватил наган из кобуры, прыжком подскочил к Ивану со спины. Он с такой неожиданной силой оттолкнул школьника подальше от двери класса, что Иван грохнулся на колени, больно ударившись им о школьный пол, и на них проехал метра полтора от своего класса. С большим трудом мальчишке удалось сдержать свой первый стон. Но он также не успел подняться с колен на ноги, как тот же энкеведешник дуло своего нагана приставил к его затылку, злобным шепотом прокричал:

— Ты, что, курва, глазами рыскаешь по сторонам, что бежать надумал?! Да, я ж тебя, предателя родины, сейчас же поставлю к стенке, на расплав души пущу!

Иван Фролов, по-прежнему, молчал, он не понимал, что с ним сейчас происходит?! Он стоял на коленях, склонив голову к полу, а по его шее уже текла кровь, это энкеведешник дулом своего нагана рассек кожу ему на затылке. Иван не молил энкеведешников о снисхождении, так как он оказался в ситуации, когда его мальчишеское сознание попросту отказалось воспринимать все эти вещи сейчас с ним происходящие! Энкеведешник же с наганом в руках не успокаивался, он все больше и больше бесился! Видимо, молчание арестованного мальца его сводило с ума, размахнувшись он рукояткой револьвера ударил по голове Ивана. Удар оказался таким сильным, рукоятка нагана уже в нескольких местах рассекла тому кожу на голове. Из ранений на голове парня хлынул целый поток крови, который тут же пролился на его лицо, сделав его каким-то красным и липким. Иван попытался лихорадочными движениями своим рук стереть с лица эту прилипчивую красноту, но у него ничего не получалось.

Директор школы, наблюдая со сторону картину избиения школьника своей школы, ничего не могла ему помочь, но ее женское сердце ее продало. В какой-то момент она вскрикнула, но тут же свои руки эта пожилая женщина подняла ко рту, чтобы не позволить себе политических высказываний! Склонив свою голову к полу, директорша начала плакать и громки всхлипывать! На ее поведение обратил внимание второй командир, до этого момента стоявший совершенно спокойно, наблюдавший за тем, как его товарищ профессионально избивал школьника.

Он к своему товарищу по службе, серьезно разбушевавшемуся, руками, ногами и револьвером избивавшего Фролова, чтобы тихо прошептать тому на ухо:

— Сема, прекрати буйствовать! Не забывай о том, что мы не на службе, а арестовываем предателя родины в школе. Скоро в этом коридоре появится наша малышня. Здесь будет сплошная толкотня из детей и женщин! Многие из них могут неправильно истолковать твои методы работы!

— Ну, и что? Не мешай мне работать! Мы должны сейчас и здесь расколоть этого изменника родины, решившего пойти по стопам своего отца! Нужно, чтобы он сейчас признался, сообщил бы нам имена своей преступной группы! В другом месте, этого нам труднее будет добиться!

— Я полностью с тобой согласен по этому вопросу, Сема. Но ты пойми, свою работу мы должны делать тихо, без свидетелей и без громкого детского рева! Ну, а ты только представь себе, как дети будут реагировать на твое разумное поведение! Словом, мы должны, как можно скорей, покинуть эту школу, а этого молокососа должны доставить в тюремную камеру.

Энкеведешник Сема внешне успокоился, согласился со своим товарищем, посоветовавшему ему, спецобработку арестанта перенести в камеру тюрьмы на чуть более позднее время! Он свой наган убрал обратно в кобуру, поправил под ремнем гимнастерку и молча по коридору отправился к выходу из школы. Второй же командир НКВД повернулся к красноармейцам, и им спокойным голосом приказал:

— Парни, забирайте этого предателя, отведите его в наш воронок!

Тюремный фургон стоял на школьном дворе. Этот двор в основном использовался для проведения общешкольной линейки первого сентября каждого года. С этим двором у школьников были связаны одни только радостные воспоминания, в тот день на нем собирались празднично ученики всех классов школы, приходили родители. По окончанию линейки будущие выпускники школы на свои плечи сажали первоклашек с большими букетами цветов, таки на своих плечах первоклашек разносили по классам, там они рассаживали их по школьным партам. Это мероприятие сопровождалось громкой и веселой музыкой, детским смехом и детскими слезами радости.

Сегодня же этот двор встретил Ивана, конвоированного двумя красноармейцами, полной тишиной, а также тюремным воронком с гостеприимно распахнутой дверью. Когда Ивана Фролово вывели на этот двор из школьного подъезда, то он вдруг ощутил, что занятия в школе прекратились, а все ее ученики прильнули к школьным окнам, наблюдая за тем, как их товарища подводят к этому страшному грузовичку, тюремному воронку. Обернувшись, Иван хотел рукой поприветствовать своих товарищей, но он увидел одни пустые окна. Эта школа и его товарищи по школе оказались равнодушными к несчастию, только что с ним случившемуся! Только одна дуреха стояла раскрытого школьного окна, она открыто и громко ревела, его провожая в тюрьму. Эти слезы его соседки по парте, татарки Машки, словно кувалда кузнеца, ударили по голове Ивана! Парень вдруг осознал, понял, что все происходящее с ним это дело серьезное и надолго. Что может случиться и так, что он, Иван Фролов, уже никогда не вернуться в эту школу! Что в этом учебном году он уже не будет сдавать экзамены на аттестат зрелости!

Сейчас Иван Лавров пока еще не знал о том, что этот арест навсегда изменил его жизнь, его будущее, его судьбу! Что с этого дня он в свое будущее пойдет другой дорогой, которая уже не будет той дорогой, по которой в свое будущее пойдет подавляющее большинство советских школьников!

Когда конвоиры подвели Ивана к тюремной карете, то энкеведешник Сема неожиданным ударом кулака снова сбил его с ног. Красноармейцы, отложив винтовки в сторону, ухватили парня за руки и ноги, начали его тело раскачивать в воздухе. На счет «три» они ловко, видимо, им неоднократно приходилось проделывать подобное упражнение, швырнули Иваново тело за решетку тюремной кареты. Всю дорогу до Лубянской тюрьмы Ивана избивали в этой карете, остервенело, били кулаками, сапогами. В какой-то момент Иван в этой дикой для него кутерьме интуитивно попытался защищаться. Ему удалось ударом кулака заехать в переносицу одному из энкеведешников. Тогда энкеведешники, отобрав винтовки у красноармейцев, принялись его избивать прикладами винтовок. Прикладами они переломали ему все ребра, нанесли тяжелую черепно-мозговую травму, лицо парня превратили в одну кровавую массу. Сломали одну ногу и все продолжали бить, бить, калечить парня.

Когда на тюремном дворе Ивана волоком вытащили из зарешеченного кузова грузовика, швырнули на бетонный пол. Иван не то, чтобы уже не мог самостоятельно стоять на ногах, передвигаться, к этому времени парень с большим трудом дышал. Мимо проходили работники НКВД СССР, ни один из них не подошел к Ивану, не попытался ему помочь! Пришедший его принимать, тюремный старшина укоризненно посмотрел на командиров НКВД, покачал головой и сказал:

— Мужики, ну, а за что вы его так? Он, что дорогу вам перешел? Я его, конечно, приму, но только после медицинского освидетельствования. Нести ответственность за жмура я не собираюсь, так что идите, зовите тюремного доктора. Когда тюремный доктор его осмотрит, даст свое заключение, тогда мы с вами и подпишем документ о передаче вашего арестанта в мои руки.

Доктор, пришедший осматривать Ивана, при одном только взгляде на едва дышавшее тело парня тут же его отправил в тюремную медсанчасть. Затем он посмотрел на тюремного старшину и сказал:

— Этот парень больше не жилец на этом свете! Я не понимаю, за что конвой его так отделал! Какие-то личные счеты, наверное! А может и действительно чей-то шпион! Только мал он уж очень, ему же всего семнадцать лет, у него вся жизнь была впереди! А теперь, если его и вылечат, то он будет хромать, ездить в инвалидной коляске!

В медсанчасти Иван Фролов провел почти месяц, прежде чем его тело оправилось от ушибов, нанесенных побоями, но пока не срастались ребра в груди, постоянно и сильно болела голова. В одну из ночей в медсанчасти ему вдруг приснился очень странный сон. В этом сне его кровать, а он лежал на ней, стояла в очень большой палате какой-то больницы. Фролов не видел, но ощущал, что в палате очень много больных, почти умирающих человек. Их обходили врачи, которые с ними беседовали. Один из таких врачей подошел к нему, внимательно его осмотрел, затем он сверился со своими записями в блокноте, повернул лицо к Ивану и тихим голосом сказал:

— Молодой человек у тебя сильная черепно-мозговая травма, несовместимая с жизнью. Но ты не умрешь, Всевышний, сказал, таких, как тебя больных, лечить, возвращать в родные пенаты! Так что сейчас тебя прооперируют, но я должен тебя заранее предупредить о том, что такие гематомы, какая сейчас находится у тебя в голове, просто так без последствий не извлекаются. Будь готов к тому, что впоследствии у тебя появятся необычные для человека способности! Мой тебе совет, смирись, продолжай жить, пока не наступит твое окончательное время.

Ровно через месяц Ивана Фролова выпустили из тюремной медсанчасти, тюремный врач только развел руками, когда директор тюрьмы у него поинтересовался:

— Послушай, что же произошло, почему этот парень все еще жив и здоров, а не покоится на погосте, как ты мне раньше обещал?!

Из медсанчасти Иван Фролов попал в общую камеру, в которой сидели пятьдесят арестантов, высший криминальный элемент и политические, по делам которых все еще велось следствие. Политические встретили Ивана с гостеприимством, а вот с представителями криминала ему пришлось пару раз подраться, отстаивая свои гражданские права. Причем, вдруг в этих драках выяснилось, что заключенный Фролов был знаком с такими приемами и способами ведения рукопашного боя, в результате чего он оказался не по зубам быкам преступного элемента.

Время в тюремной камере для Ивана Фролова потекло размеренно, но уж очень медленно, он рвался на волю. Изредка, два раза в неделю следователь вызывал его на допрос, но ни разу на допросе он его пальцем не тронул! Да к тому же этот следователь практически уже ничем особо не интересовался! Преступный элемент камеры после двух драк стал относиться к новичку нейтрально, но с уважением. Ивану отвели не очень плохое, но и не очень хорошее место в камере. Все свободное время он был предоставлен самому себе, начал заниматься спортом, тренироваться в дальнем углу камеры, подальше от всех, стараясь никому из заключенных и арестантов не мешать своим бегом на месте, прыжками в высоту, выполнением физических упражнений на развитие мускулатуры живота, рук и ног! Кое-что у Ивана получалось, но очень многие упражнения ему приходилось выполнять снова и снова, добиваясь лучшего результата.

В перерывах между занятиями спортом, Иван Фролов уже вместе с представителями преступного мира осваивал новый для себя язык, воровскую феню! Вскоре он научился говорить на фене лучше, чем кто-либо еще из его камеры. Потихонечку этот паренек своей настойчивостью, стремлением к новому, стал и доброму, стал заметен в среде преступного элемента советского общества, сумел завоевать авторитет. Через полгода пребывания в Лубянской тюрьме кое-что изменилось по его тюремному делу. Иван не знал того, что его отец не выдержал допросов с пристрастием, он покончил с собой в тюремной одиночке, повесившись на оконной решетке! После его смерти надуманное следователем дело начало разваливаться. Тогда этот следователь НКВД, ведший его дело, обеляя самого себя перед начальством, принял решение, расследуемое им дело из политического дела переклассифицировать в криминальное расследование. Эта переклассификация сказался на положении Ивана Фролова в тюрьме. Теперь он больше не преследовался по политическим причинам, а стал простым криминальным элементом, или, проще говоря, Иван стал уркаганом.

Словом, после смерти отца Ивана всего пару раз вызывали на допрос к следователю, а потому о его существовании как бы забыли! Но дела не прекратили и на волю Ивана Фролова не выпустили! Дело Фролова рассматривалось в суде, это был редкий случай даже по тому времени, судья в приговоре советского суда присудил Ивану пятнадцать лет трудовых лагерей без права переписки. Этот срок урка Иван должен был отработать в сибирских трудовых лагерях. Из Лубянской тюрьмы Ивана перевели в одну из московских тюрем. Некоторое время его еще продержали в этой московской тюрьме, а затем отправили в трудовой лагерь под Долгопрудным, где формировались этапы для отправки на Дальний Восток! Осужденного уркагана Фролова должны были очередным этапом отправить в далекий Магадан. Но в лагере под Долгопрудным уркаган Иван Фролов почему-то надолго задержался. Он там провел целых полгода, прежде чем руководство магаданского трудлагеря вспомнило о существовании этого своего зека. Оно перед руководством ГУЛАГа подняло вопрос о включении Фролова в этап, для последующей транспортировки на Дальний восток.

Когда Ивана Фролова под конвоем доставили в трудовой лагерь под Долгопрудным, то он к этому времени почти уже превратился в уркагана. Научился неплохо владеть ножом, говорил только на фене. Ему оставалось только обкататься какой-нибудь кражей, чтобы официально стать вором. Но в жизнь этого молодого парня москвича снова внезапно вмешалась такая ветреная женщина, как его судьба!

Она с этим парнем поступила очень интересным образом! Однажды, будучи пойман за нарушение одного лагерного правила, Иван Фролов был наказан. Трое суток он провел в лагерном карцере. В тот же момент в карцере отбывал срок еще один зек. Случайно оказалось, что этим двум зекам предстояло провести трое суток вместе в этом железном ящике. Карцер имел такие размеры, что оба зека ничем не могли в нем заниматься, разве что одним лишь разговором по душам, так быстрее летало время их отсидки. В первый день знакомства Иван своему новому товарищу в деталях поведал историю о том, каким это образом он образом загремел на пятнадцать лет трудлагерей строго режима.

Внимательно слушая рассказ своего товарища, Михаил, так себя назвал товарищ Ивана по карцеру, неожиданно ему предложил, под его непосредственным руководством научиться новому комплекс специальных упражнений. По словам Михаила, этот комплекс упражнений сделает Ивана сильным и уважаемый в лагерных кругах человеком, поможет ему выживать даже в самых нечеловеческих условиях. Но опять-таки, снова и снова повторял Михаил:

— При условии, Ваня, что этими упражнениями ты будешь заниматься по часу каждый божий день!

Разумеется, Иван заинтересовался этим предложением Михаила. Еще во время их пребывания в карцере он под надзором Михаила приступил к освоению этого волшебного комплекса упражнений. Два последних дня Ивана в карцере пролетели, словно одно мгновение, он снова и снова принимал стойку, а затем приступал к выполнению различных упражнений для укрепления мускулатуры пресса живота, бицепсов предплечий. Причем, одно упражнение переходило в другое, образовывая цепочку из звеньев спортивных упражнений, крепко связанных между собой.

Вернувшись в лагерный барак, теперь Иван каждое утро отправлялся в барак, где содержался Михаил. Там, неподалеку от барака, они нашли свободный пятачок земли, где оба в паре снова и снова выполняли одни и те спортивные упражнения. Первое время Ивану казалось, что он только зря теряет время с Михаилом, танцуя вместе с ним на этом пятачке. Но вскоре он почувствовал, как неведомая сила начала извне в него вливаться. Немного быстрее заработал его головной мозг. Он стал более быстро просчитывать и анализировать различные житейские ситуации. Иногда случалось такое, что Иван уже знал конечный результат, когда другие люди только-только приступали к рассмотрению той или иной ситуации!

А затем наступило время, когда неведомая сила оккупировала его мускулы, пресс стал непробиваемым, кулак одним ударом пробивал практически любую доску. Движения его тела стали настолько быстрыми, что другие профессиональные борцы попросту не успевали брать его в захват, как сами оказывались на лопатках! А Михаил продолжал настаивать на аккуратном исполнении этого чудесного спортивного танца, череды спортивных упражнений, от которых Иван Фролов становился только сильней.

Однажды вечером, прогуливаясь перед лагерными бараками, до сигнала горна отхода ко сну оставалось еще время, Михаил вдруг поинтересовался у Ивана:

— Ваня, а какими иностранными языками ты владеешь?

Фролов очень серьезно отнесся к этому вопросу своего товарища, он подробно ему рассказал:

— Понимаешь, Миша, моя мама была урожденной дворянкой. Она даже имела какой-то титул, то ли баронессы, то ли графини. Сегодня я уже не помню, каким именно это был ее титул?! Всю жизнь она никогда не работала, ни разу не стояла за ткацким станком! Поэтому мама так и не смогла найти кусочек своей жизни в этой нашей большой пролетарской жизни. Но моя мама свободно владела французским и английским языком. Французский-то язык я под ее руководством легко усвоил, ну а на английском сейчас я говорю так себе! Отец хорошо знал немецкий язык, и он меня научил этому языку. Могу похвалиться тем, что я могу на немецком языке говорить, как истинный немец!

— То есть, ты хочешь этим сказать, что свободно владеешь французским и немецким языками, и более слабо английским языком?!

— Может быть, и так, Миша! По крайней мере, я их понимаю, а иностранцы понимают меня!

Вскоре после этого разговора Михаил познакомил Ивана с различными упражнениями рукопашного боя. Он своего друга познакомил с боевым ножом, научил его мастерскому владению этим ножом. Очень скоро Иван мог своим ножом насмерть поразить любого врага. Фролов мог выстоять и добиться победы в любом поединке с ножом в руке или просто кулаками. Михаил обучил его, как во время упражнений по эквилибристики, акробатики и просто в борьбе голыми руками убивать людей. Иван Фролов оказался способным учеником, к этому времени сформировался его характер.

Эта, казалось бы, очень странная дружба Ивана с Михаилом, закончилась также странно и неожиданно, как и началась!

Они даже не успели по-хорошему попрощаться, поговорить, когда Михаила внезапно отправили по этапу в неведомые края. Придя однажды утром к девятому лагерному барака, Иван вдруг обнаружил, что этот барак плотно окружен охранниками, мимо которых не могла проскользнуть даже опытная барачная крыса. Присмотревшись, Иван увидел, что в том бараке шел большой шмон! Охранники лагеря по одному выводили из барака зеков, вывернув им руки за спину, заломив их кверху. В таком согнутом в три погибели виде зеков подводили железнодорожному вагону, только что подогнанному к бараку. Как бы Иван Фролов не старался увидеть, но он так не смог увидеть своего друга Михаила! С тех пор Ивану пришлось заниматься самостоятельно всему тому, чему его обучил Михаил! Но добрая память об этом несломленном зеке так навсегда осталась в памяти Фролова!

Старшина, отвечавший за барак N 2, подошел к нарам заключенного Ивана Фролова, коснулся его плеча и негромко, чтобы не разбудить других зеков, произнес:

— Вставай, парень, настала и твоя пора отправляться в дальнюю дорогу!

— А куда, не подскажите? — Вежливо поинтересовался парень, на локтях приподнявшись на нарах.

— Сказал бы, если бы только знал! — Тяжело вздохнул старшина, ему нравился этот спокойный и сам себе на уме парень. — Но сейчас я хочу тебя предупредить о том, что бойцы и командир охраны этого этапа не очень-то хорошие люди. Наши командиры за их спинами часто говорят о том, что уж слишком много трупов они собой привозят из этих этапов. Так что ты, паренек, с ними поостерегись, лучше с ними не связывайся. Потерпи, рано или поздно, когда ты прибудешь на место своего назначения, то там тебе будет более спокойно, чем на этапе!

Сказав заключенному на прощанье необходимые слова, старшина незаметно перекрестился, и, тихо шаркая ногами в валенках, направился глубже в барак, поднимать на ноги других зеков этапников.

Иван поднялся на ноги, начал неторопливо одеваться. Он давно уже решил для себя, что, когда его будут отправлять на этап, то он какого-либо багажа с собой брать не будет! Поедет с пустыми руками, и одеждой, что сейчас на нем! Натягивая сапоги, он прежде в шов одного из сапог засунул длинную стальную иглу. В свое время Михаил ее нашел, заточил и закалил, а затем передал Ивану, научив его, как ею пользоваться в качестве оружия. Другого оружия Иван Фролов решил с собой не брать, так как его легко можно было бы обнаружить!

К этому времени Иван из ложки, им же украденной из лагерной столовой, сам себе заточил стилет. Получилось очень неплохое оружие, но спрятать его на себе сейчас не было никакой возможности. Как он часто слышал в разговорах бывалых этапников зеков, при малейшем подозрении охрана зеков бросалась шамонать всех подряд, и правого, и не правого зека. Если охрана обнаружит какое-либо оружие, то этот зек уже не доезжал до конечной точки своего этапа.

Поэтому Иван свой стилет сунул под подушку молодому зеку, спавшему на нарах у выхода из барака. Этот парень последнее время почему-то стал набиваться ему в дружбаны, что было несколько подозрительно. Натянув на плечи ватник, Фролов вышел во двор барака. Декабрь сорокового года оказался каким-то слякотным, слишком уж теплым месяцем, температура по ночью не опускалась ниже минус пяти градусов мороза. Уже на подходе к строю зеков этапников, Иван Фролов незаметно для всех выполнил небольшую серию согревающих тело упражнений.

В серой массе зеков Иван Фролов обычно выделялся своим ростом. Подобно деревенской каланче, он почти на голову возвышался над зеками и охраной. Хотя сам Фролов был лишь немногим выше среднего роста! Но этот его рост позволял ему всегда занимать левый фланг любого зековского построения. Так и в этом случае Иван встал в строй на левом фланге зековского строя, причем, он оказался одним из последних зеков этапников, ставших в строй.

Командиры НКВД находились на своих местах. Они уже бегали, суетились, вдоль зековского строя. Слюнявя во рту химические чернильные карандаши, они делали поспешные заметки в своих блокнотах, вели какие-то несложные подсчеты. А затем уже по одному они подбегали к командиру этапа, тянулись перед ним, ему громко рапортуя о том, что команда зеков построена и готова к отправлению по этапу.

Более внимательно присмотревшись к этому командиру энкеведешной охраны, Иван Фролов внезапно и с душевным трепетом в нем узнал того психически неуравновешенного командира НКВД, по имени Сема, который арестовывал его в школе. Этот самый Сема бросился его избивать еще в школьном коридоре на глазах директора школы. Он едва его не убил, требуя признаться в предательстве своей родины, а затем избивая в воронке во время транспортировки арестанта в тюрьму. Душевные волнения Ивана оказались настолько велики, что его затрясло, словно от жесточайшего озноба! В этот момент перед глазами Ивана фотографии отца, повесившегося в тюремной камере, матери, спившейся от внезапно обрушившегося на нее горя, татарки Машки, когда она его целовала, горячо шептала:

— Ты, Ваня, мой любимый до конца моей жизни. Мы восточные женщины влюбляемся раз в своей жизни и навсегда! Я буду тебе всегда верна!

Лицо Маши позволило Ивану взять себя в руки, внутренне успокоиться. Глубоко внутри Ивана Фролова вдруг родилась уверенность в том, что школьное избиение на этот раз не повториться. За полгода пребывания в тюрьме и в трудовом лагере кое-что в Иване изменилось, сегодня он уже не прежний московский пацан, пока еще не нюхавший воровской жизни. Он пока еще не стал настоящим уркаганом уголовником, реальным продуктом тюремного воспитания, но уже сейчас имел достаточно сил, был готов за себя постоять!

В этот момент прогудел старенький паровозишко «Овечка», он на территорию лагеря заталкивал печально известный всей России-матушке столыпинский вагон. Вагон остановил перед зековским строем, первым в него поднялся Сема, командир охраны этого зековского этапа. Вместе со своими сержантами Сема осмотрел вагон, вскоре он снова в вагонном тамбуре. Жестами своих рук приказал бойцам охраны, подниматься в вагон. Пятнадцать бойцов охраны с карабинами, винтовками за плечами и с пистолетами в кобурах на поясах, один за другим по ступеням поднялись в тамбур, исчезая в его недрах.

Когда охрана вернулась и по ступенькам тамбура ее бойцы спустились на землю, но уже без винтовок, то они тут же выстроились для погрузки в вагон зеков. Командир этапа по общему списку вызывал того или иного зека. Специально выделенные бойцы охраны этого зека вместе с вещами провожали от строя до вагона. Затем они внимательно отслеживали, как зек по ступенькам поднимался в тамбур. В тамбуре этого зека встречали другие бойцы охраны, они конвоировали его до железной клетки в вагоне.

Как только командир этапа озвучил его фамилия, то Иван Фролов вышел из общего строя и в сопровождении двух бойцов прошелся до вагона. Но, как только он поднял ногу, чтобы ее поставить на ступеньку тамбурной лесенки, чья-то твердая рука ухватила его за локоток. Она сначала Ивана попридержала, а затем с силой развернула его к себе лицом. Иван Фролов перед своими глазами увидел лицо энкеведешника Сему, командира его этапа. Сема злорадно улыбался и, увидев, что Иван Фролов на него вполне спокойно смотрит, то рассмеялся и, продолжая весело ухмыляться своими тонкими губами, сказал:

— Ба, знакомый человек! Да, ты все еще, оказывается, живой, пацан? В тюрьме не умер?! Так, как ты говоришь, твоя настоящая фамилия, куда ты следуешь, болван? Приказываю отвечать!

— Иван Фролов, заключенный N 15334442. Куда следую, не знаю! Мне не говорили! Багажа с собой не имею!

Сема начал нервно перелистывать бумаги, хранившиеся в его командирском планшете. По нервным и судорожным движениям его рук Иван легко догадывается о том, что этот капитан НКВД в своем планшете не находит его сопроводительных документов! В этот момент к капитану подбегает еще один посыльный из штаба лагерной охраны, он командиру этапа протягивает несколько папок. Тот внимательно их просматривает, затем удовлетворенно улыбается и, словно ребенок, громко и удовлетворенно причмокает своим губами:

— Ну, вот, как видишь, Иван Фролов, заключенный N 15334442, в нашем мире существует высшая справедливость! Я уж было начал подумывать о том, твоя фамилия в моем списке, — это ошибка! Что тебя необходимо передавать в этап на Дальний восток. Солнечный Магадан ждет свое зека! Тогда на этом своем первом этапе ты, Иван Фролов, может быть, и избежал бы божьего наказания! Но твои сопроводительные документы, как видишь, Ваня, сейчас находятся в моих руках, а это для тебя означает, ты вместе со мной отправишься на запад. Но, как я понимаю, что до места назначения доедет только один из нас! Ну, а кто это будет, Ваня, пусть, решит божье провидение! Так, что ты, вшивая урка, полезай скорей в вагон, а то на этой мерзкой декабрьской погоде ты вдруг замерзнешь и снова заболеешь, чтобы от меня удрать в свою благословенную медсанчасть!. Старшина Старостин, приказываю тебе, принять в свои руки еще одного нашего подопечного зека. Посади его на короткую цепь в нашу самую почетную клетку люкс! И не дай тебе боже, старшина, что этот подопечный тебя обманет и от нас сбежит! Тогда за твою шкуру я не дам и копейки!

Иван снова подошел к вагону, как только он по ступенькам поднялся в тамбур, то там его подхватили сильные руки. Они Ивана с силой притиснули к стенке тамбура. Пьяный голос пробормотал под ухом Ивана Фролова:

— Дай-ка я тебя запомню, морда косоротая! Мой капитан, впервые так много слов произносил о каком-то вшивом зеке! Да ты совсем мальчишка, сколько же тебе лет?

— Восемнадцать!

— За что сидишь?

— За измену родины!

— Как и когда успел изменить, предать нашу великую родину:

— Не знаю, может быть, когда учился в школе!

— Благодарю за честные ответы, а теперь иди в свою клетку! В ней ты будешь сидеть в полном одиночестве. Информация для тебя, этот наш этап по времени в пути, наверное, самый короткий из всех, которыми я ездил, всего лишь сутки в пути! Выдержишь издевательства капитана, останешься жив! Не выдержишь, твой труп сдадим в Лиде, на нашей конечной станции следования. Так что надейся только на себя, никто тебе из нас здесь уже не поможет!

Железная клетка, в которую поместили Ивана Фролова, оказалась действительно уникальной. Она имела размеры полтора метра на полтора. В этой клетке человек должен был находиться в постоянно полусогнутом состоянии. Когда Ивана в ней заперли, то он с большим трудом нашел в этой клетке более или менее удобное положение для своего тела. В этом положении он мог полулежать, полусидеть, не испытывая особо жесткого неудобства. Все это время Иван лихорадочно размышлял о том, что же он должен был бы сделать для того, чтобы избежать своего позорного конца. Ведь, как только поезд с вагоном этапников тронется от перрона, то Сема энкеведешник обязательно к нему придет. Он не отстанет до тех пор, пока Иван не превратиться в труп. По отдельным репликам его товарищей, Иван узнал о том, что у капитана Семы от служебного рвения давно поехала голова, что в нем самом мало чего осталось человеческого!

Размышляя о путях, ведущих к его свободе, Иван одновременно пальцами правой своей руки ощупывал навесной замок своей клетки. Изучал, как этот замок можно было бы быстро открыть?! Но, как он ни старался. придумать наиболее быстрый способ открытия этого замка, ему пока не удавалось. Требовалось достаточно много времени даже на то, чтобы попросту его взломать. Иван Фролов, чтобы навсегда покинуть этот столыпинский вагон, понимал, что ему потребуется какая-то минута времени для того, чтобы оказаться вне поля зрения всех пятнадцати бойцов охраны этапа. За эту минуту ему нужно было бы поработать и открыть замок своей клетки. Затем выйти на свободу, то есть иными словами, чтобы бежать, он должен был бы уничтожить всех бойцов охраны НКВД.

Что касается описания внутренностей вагона для транспортировки зеков, то можно было бы сказать о том, что этот столыпинский вагон был чем-то похож на обыкновенный плацкартный пассажирский вагон. Только входы в купе этого вагона были перекрыты железными дверьми с засовами для замков. В клетках могли бы разместиться столько зеков, сколько этого пожелает энкеведешный командир всего этапа. Ивана разместили в центровой клетке, которая разделяла два купе, обычно занимаемыми бойцами и командирами охраны. По высоте эта клетка специально положенными железными прутьями была, как бы разделена на две части, на верхнюю и нижнюю части! То есть в этой клетке могли разместиться только два зека! Сейчас его заперли в нижней части этой центровой клетки.

Тем временем погрузка зеков в вагон была окончена, Паровозик «Овечка» этот вагон с зеками оттащил на главный путь, прицепил его к составу, который должен был отправиться по маршруту Москва — Вильнюс.

Западный этап оказался не очень-то большим, он насчитывал всего семнадцать или восемнадцать зеков. Сейчас вагон был очень плохо освещен, горели только две лампочки в начале и в конце вагонного прохода. Но слабое освещение не помещало охране этапа дважды произвести общий пересчет заключенных. Когда поезд тронулся, покинул перрон Киевского вокзала, то лампочки в проходе стали светить более ярко. При их свете охрана этапа снова начала переселение зековских народов. Зеков стали осторожно переводить из одной клетки в другую, формируя такие зековские группы, которые должны были бы покинуть этап в том или ином белорусском городке.

Затем охрана этапа и ее командиры, видимо, проголодались. Сухие пайки зекам были небрежно разбросаны по клеткам. Бойцы охраны собрались в одном из своих купе, где устроили шикарный обед и выпивон. Каждый вертухай получил по половинке тушки курицы. Пятнадцать бойцов с громким чавканьем пожирали курицу, стаканами пили водку, а кости швыряли в Ивана Фролова, стараясь попасть ему в лицо. Но тот хранил молчание даже тогда, когда кость попадала ему в лицо. Фролов хорошо понимал, что этим нелюдям нужен был лишь повод для того, чтобы с ним расправиться. Пару раз капитан Сема подходил к его клетке, ногой пытался ударить по его копчику, но каждый раз не доставал. Точно прицелиться ему мешали сами железные прутья клетки Ивана. Последний раз этот капитан нагнулся к Ивану, и прошептал ему на ухо:

— Извини, Ваня, но я сегодня сильно устал! Мы только что сдали сибирский этап зеков в Москву всего лишь с двумя трупами. Ты представляешь, эти люди имели наглость умереть от инфаркта, правда, это лагерный доктор им так написал, не захотев сам стать таким же жмуром. Я же хорошо помню то, как одному из зеков едва не пробил грудь своим кулаком, а второй задохнулся от тряпки, намоченной в его же мочи. Так что ты, Ваня, немного подожди, когда завтра утром мы проснемся, то тут же примемся за наши труды праведные. Постараемся, чего-нибудь новенького придумать и для тебя, Ванюша.

С этими словами капитан Сема развернулся и пьяным трупом рухнул на свое нижнее место в командирском купе. Вскоре все бойцы охраны храпели в обоих купе, только двое часовых расхаживали туда и обратно по вагонному проходу. Несколько раз Иван просчитал их ритм хождения, затем он из шва своего сапога достал иголку, поковырялся ею в замке своей клетки. Тихо лязгнув, замок раскрылся. В этот момент проснулся капитан Сема, он присел на своей лавке, почесывая затылок. А затем поднялся на ноги и, не надевая своих синих галифе, шатаясь и кривя лицом, он прошел к дверям соседнего купе, где спали зеки. Полчаса он мочился на только что заснувших зеков, стараясь своей струей попасть на их лица. На свое унижение зеки не ответили капитану Семе даже свои ропотом. Посмеявшись над ошарашенными зековскими лицами, капитан НКВД вернулся на нижнюю лавка своего купе. По дороге он успел пригрозить пальчиком Ивану, напоминая ему о своем обещании с разделаться утром. Затем капитан Сему свою голову положил на подушку, он тут же крепко заснул.

Иван Фролов, не торопясь, вытащил замок из петель, сам выбрался из клетки, выпрямился во весь свой рост, желая восстановить кровообращение в своих руках и теле. Когда к дверям командирского купе подошел первый часовой, то он тень скользнул к нему, погружая иголку на всю ее длину в правый висок охранника. Он вовремя поддержал тело охранника и его винтовку, не позволив им с громким лязгом грохнуться о железный пол этого вагона.

Иван, едва успел выпрямиться, как в этот момент его глаза встретились с глазами второго, только что подошедшего охранника. Тот находился от него всего в полутора шагах, этот охранник своими дрожащими от страха руками пытался снять с плеча ремень винтовки. Иван, молча, протянул вперед свою правую руку, ее ребром сильно ударил в кадык часового. Тот аж захлебнулся от крови, нехватки дыхательного воздуха, когда вдребезги разбитый кадык перекрыл его дыхательное горло. Иван нагнулся, свою иголку он вытащил из виска первого охранник, чтобы с силой вонзить ее в висок второго охранник, все еще бьющегося в агонии. Когда второй охранник окончательно успокоился, перестал дышать. то Иван выпрямился и с окровавленной иглой в руке задумался о том, с какого же купе ему продолжить эту серию убийств бойцов охраны.

Очень осторожно Иван зашел в купе, где спали одни солдаты рядовые и старшины. Их винтовки он перетащил в вагонный проход, а затем солдатское купе перекрыл железной дверью, набросил засов, вставил замок в петлицы засова и повернул ключ замка. Обезопасив себя от бойцов охраны, Иван перешел в соседнее купе, где спали энкеведешные командиры, опять-таки осторожно их разоружил, наганы и пистолеты он осторожно вынес в коридор. А затем снова задумался, его кровь требовала жестоко наказать капитана Сему, лишить его жизни, но разум этому всячески препятствовал. Он пытался убедить своего хозяина в том, что хватит ему убивать людей!

Словом, разум Ивана Фролова восторжествовал над его жаждой убийства капитана. Снова, осторожно ступая, он прошел в командирское купе, забрал со столика планшетку капитана со всеми сопроводительными документами зеков. Затем вернулся в проход, закрыл и запер на замок командирское купе. Затем Иван в коридоре присел на корточки. Он долго рассматривал оба нагана и два пистолета Токарева, выбирая себе оружие. Затем Иван осторожно, касаясь пистолета ТТ одними только кончиками пальцев, поднял его с железного пола вагона, проверил его обойму. А затем этот пистолет он спрятал за пояс штанов под свою пазуху.

Снова поднялся на ноги, посмотрел в зарешеченное окно, близился рассвет. Только одна сторона этого зековского вагона имела окна, вторая же стена была глухой, так что охранники не смогли бы сбежать, разбив стекла окон, поднять тревогу. Иван просмотрел документацию, хранившуюся в капитанском планшете, отобрал документы, в которых упоминалась его фамилия или его лагерный номер. Все другие документы обратно вложил в планшет.

Теперь Иван Фролов почувствовал, что он настало время ему навсегда покинуть этот тюремный вагон. Но, немного подумав, он решил воспользоваться еще одной возможностью для того, чтобы еще более запутать свои следы. Он подошел к зековской клетке и, не отпирая ее, толчком руки разбудил одного зека.

— Кто в вашей группе является воровским паханом или авторитетом? — Поинтересовался Иван.

Тот удивленно приподнял голову, что-то соображая. Но, по-видимому, этот зек узнал Ивана, тихо, чтобы не разбудить товарищей по купе, прошептал:

— Седой такой мужик, он во втором купе спит на нижней койке справа!

Поблагодарив за информацию, Иван тенью скользнул к второму купе. Действительно на нижней лавке этого купе с правой стороны спал крупный мужчина с приятным лицом. Посмотрев на этого мужика, Иван даже вспомнил его имя, Артамон, или другое, но очень похожее имя. Он вспомнил даже то, что Михаил этого человека почему-то называл Моней. Не открывая железной двери этого купе, Иван слегка ногтем постучал по железной решетчатой двери и очень тихим голосом обратился к мужику, когда тот приоткрыл глаза на этот стук:

— Моня, я могу с тобой переговорить?!

Через секунду здоровяк Моня стоял перед решеткой, внимательно всматриваясь в глаза Ивана Фролова.

Иван Фролов некоторое время постоял на железнодорожной насыпи, наблюдая за огнями хвостового вагона поезда Москва-Вильнюс, быстро удаляющимися в ночную темноту. Вскоре огни поезда исчезли, навсегда ушли из его жизни. Фролов машинально по шпалам прошелся вперед, словно собирался догнать поезд, внесший столько изменений в его жизнь. А главное, этот поезд снова сделал его свободным человеком! Сделав несколько шагов, он остановился, огляделся кругом. Внизу под насыпью угрожающе чернел большой лесной массив. Память Ивана ему сразу же подсказала, что это бы не лес, а лишь небольшой подлесок, лежавший между железнодорожными путями и шоссе Клайпеда — Лида!

Иван Фролов кубарем скатился по этой насыпи к ее подошве. Там он поднялся на ноги, отряхнулся от песка, перепрыгнул сточную канаву и оказался в подлеске. Через минуту, уже шагая по колее, оставленной крестьянскими телегами, что-то перевозившими от шоссе к железной дороге, он шел по подлеску. Эта тележная колея сегодня превратилась в нечто вроде лесной дороги, до колен заросшей дикой травой. Ивану все время приходилось придерживаться центра этой колеи, чтобы острыми ветками деревьев случайно не повредить свои глаза в этой густой темноте леса. К тому же Ивана на этой лесной тропе время от времени вдруг пробивал мелкий озноб, когда он снова и снова вспоминал свои последние минуты пребывания в зековском вагоне. Впервые в жизни он почувствовал себя человеком, от желаний которого, его приказов зависели жизни других людей. Это сильное чувство так пьянило Иванову голову, что у него начиналась бешено кружиться голова, его в лесу начинало швырять из стороны в сторону так, что он терял свою тропу.

Разбудив пахана Моню, Фролов передал ему бразды правления в зековском вагоне, власть над зеками, командирами и бойцами охраны НКВД. Все эти люди находились взаперти в железных клетках вагона. В разговоре с Моней, Иван ему предложил две альтернативы, бежать вместе с ним или же поступать по своей воле. Моня выбрал второй вариант, так как его серьезно беспокоили судьбы своих товарищей зеков. Иван же прошел в тамбур вагона, открыл там дверь и на полном ходу, прямо с тамбурной площадки вагона сиганул в ночную темноту. Приземлился Фролов на полусогнутые в коленях ноги, чтобы погасить инерцию движения поезда, он был вынужден упасть на правое плечо. Перевернувшись пару раз через это свое плечо, он застыл в неподвижности на самом краю откоса высокой железнодорожной насыпи!

Михаил, несколько месяцев проработав с ним, сумел вбить в его дурную голову одно хорошее правило. Суть этого правила заключалось в том, что ты должен всегда относиться к своему противнику, кто бы он ни был, с должным уважением, полагая, что он сильнее, серьезнее и умнее тебя! Такое отношение к неприятелю, по мнению Михаила, в дальнейшем тебе позволило бы на шаг его опережать, планируя и осуществляя боевые операции! Такое уважительное отношение к противнику станет залогом всех твоих успехов, не раз он внушал Ивану.

Поэтому Иван Фролов, покидая зековский вагон, сделал все возможное для того, чтобы, как можно больше инсценировать свой побег. Ему хотелось бы, чтобы следователи милиции и НКВД, которым поручат вести расследование такого преступления Ивана Фролова, как его побег с этапа и убийство двух бойцов охраны, искренне поверили бы в то, что в тот момент он горел одним только желанием, как можно скорее вернуться в Москву, чтобы там начать мстить своим противникам.

Иван же хорошо понимал, что пока в Москве ему пока было нечего делать. Да, как хороший сын, он обязан был бы выяснить, кто же был тем подлецом, который дважды брался за перо, чтобы написать доносы в НКВД на его отца? Он не понимал, кто и с какой целью написал на него, простого московского школьника, донос в НКВД СССР. Не понимал он также, почему его не выпустили из тюрьмы, когда после смерти отца закрыли его дело. Ивана же по судебному приговору отправили в трудовые лагеря на пятнадцать лет? Без поддержки друзей, товарищей и знакомых, Иван Фролов бы не в состоянии что-либо сделать в Москве. Ведь, как только он покажется в столице, то без должной поддержки, мог бы быть практически сразу же арестован милицией или НКВД, и уж тогда ему было бы совсем вырваться из лап своего противника, чтобы в полной мере отомстить недругам! Словом, этот парень жил желанием отомстить всем тем подлецам, разрушившим его семью, заставившим повеситься отца и спиться маму, но он с холодным сердцем, как этому научил его Михаил, подходил к решению этой своей проблемы.

Поэтому Иван решил вместо Москвы после побега с этапа добираться до белорусской Лиды, на время осесть в этом маленьком провинциальном городишке, который всего год назад вошел в состав СССР. В нем же начать готовиться к своей поездке в Москву. Но опять-таки Фролов хорошо понимал, что свои истинные намерения, он должен хорошо замаскировать.

Иван шагал по ночному лесу, время от времени он поднимал руку для того, чтобы еще раз коснуться своего зековского дела, которое сейчас лежало за пазухой его рубашки. В этом деле находились копии показаний его друзей, приятелей и товарищей по школе, а также его школьных преподавателей, которые с упоением в сердцах расписывали сказки о том, как их школьный товарищ стал прожженным предателем родины. Анна Николаевна, его классный руководитель, не поленилась, собственноручно написала о том, что этот ученик ее класса всегда был испорченным мальчиком с порочными наклонностями. Поэтому она была нисколько не удивлена тем обстоятельством, что Иван Фролов встал на путь предательства своей родины. Жорка Дорохов целых три страницы исписал своими фантастическими рассказами о том, какое у Ивана он видел оружие, как он им пользовался и где его хранил. Первым донос в НКВД написал Владимир Дронов, который, видимо, по подсказке своего отца, стукача НКВД, целую страницу исписал о том, как его соклассник Ваня Фролов добывал секретные разведданные, как он передавал их своему отцу, шпиону Германии.

В этой большой кипе листов бумаги, из которых в основном и состояло его уголовное дело, Иван искал, но так и не нашел показаний, которые должны были бы написаны его соседкой по школьной парте, татаркой Машкой. Пока Фролов не знал того, что эта девушка ревела, как белуга, категорически отказывая следователю НКВД написать что-нибудь плохое об Иване, своем соседе по школьной парте! Машка оказалась единственной девчонкой во всей школе, которая его так и не предала надуманными сказками!

Сейчас Фролов, находясь в бегах, очень надеялся на свою удачу. Ведь в случае возникновения какого-либо осложнения, когда милиция начнет проверку документов на дороге, он всегда мог сказать, что он латыш или литовец. По всем характеристикам расовой принадлежности его легко можно было бы отнести к представителям этих наций. У него были европейские черты лица. Он, благодаря своей матери, имел слегка рыжеватые волосы на голове, прямой нос и вытянутое треугольное лицо. Мог говорить по-русски с латгальским, литовским или немецким акцентами.

Не зря Иван Фролов надеялся на свою удачу, как только он вышел на шоссе Клайпеда — Лида, то вдали показались святящиеся фары приближающегося легкового автомобиля, ехавшего по направлению к Лиде. Иван на всякий случай поднял кверху свою руку, этим всем известным знаком, он как бы просил водителя, приближающегося автомобиля подвезти его до города. Поднимая руку, Иван в душе не верил, что такое может случиться на пустом и безлюдном шоссе перед самым рассветом. Но удивительное дело, автомобиль вдруг замедлил скорость и остановился рядом с ним. В автомобильном окне с опустившимся стеклом показалось лицо полного человека с усиками, которые тонкой полоской приклеились к его верхней губе. Этот человек и был водителем автомобиля, он, видимо, плохо видел, так как на у него на носу были очки в черной черепаховой оправе. Водитель автомобиля поинтересовался, когда он заговорил, то в его голосе Иван услышал густой еврейский акцент:

— Молодой человек, сейчас я направляюсь в город Лиду. Если хотите, то я могу и вас подвезти в этот город, но с одним небольшим условием. В течение всей дороги до города я буду с вами разговаривать. Рано утром я выехал из Риги, весь день провел за рулем, сильно устал. Сейчас я очень хочу спать. Вот, чтобы не заснуть, я и решил вас подобрать. Поддерживая с вами разговор, я не усну! Так что, молодой человек, вы согласны на это мое условие?

— Да, согласен! Обещаю вам, что я буду вас внимательно слушать всю ночь напролет. Следить за тем, чтобы вы не заснули в дороге! — Ответил Иван.

Вскоре он уже сидел рядом с водителем, на пассажирском сиденье автомобиля. Через ветровое стекло Иван хорошо видел, как фары автомобиля высвечивали отдельные участки шоссе Клайпеда — Лида, которые на скорости летели навстречу автомобилю. Шоссе оказалось не очень хорошим, автомобиль постоянно трясло, чем сильнее была скорость, тем сильнее была эта тряска! Автомобиль постоянно заваливало то в одну, то в другую стороны. Иногда Фролову казалось, что, когда ему приходилось с силой сдерживать стук зубами, что они едут по самой настоящей гладильной доске, а не шоссе. Не комментируя, Иван в такие времена попросту удивлялся тому, как вообще можно было бы заснуть в таком трясучем, готовым вот-вот рассыпаться автомобиле. Пока он молчал, водитель тоже не задавал обещанных вопросов, а, молча, и даже как-то ожесточенно крутил баранку автомобиля, стараясь объехать стороной наиболее глубокие рытвины и высокие ухабы.

Но вскоре водитель все же заговорил:

— Меня зовут Морис Берныньш, я латыш по национальности, но с глубокими еврейскими корнями. До прихода Советов в Латвию и в Западную Белоруссию наша семья имела хороший бизнес в парфюмерном деле. Наши духи и женская косметика продавались по всей Восточной Европе, приносили семье очень хорошие деньги. Сейчас же мне приходится сворачивать этот бизнес, оставшиеся деньги аккумулировать на счетах шведских и немецких банков. Вы разрешите мне, молодой человек, задать вам мелкий, но уж очень нескромный вопрос?

Он дождался, когда Иван утвердительно кивнет ему головой в знак согласия, а затем огласил свой вопрос:

— Не могли бы вы мне сказать всей правды, молодой человек, не течет ли в ваших жилах немного нашей еврейской крови?

Иван подумал, спокойно выдерживая любопытный взгляд Мориса, а затем уклончиво покачал головой, и сказал:

— Я этого попросту не знаю! Мой отец, поляк, служил капитаном в польской армии. Он пропал на второй день польско-немецкой войны, его артиллерийский дивизион был окружен и разгромлен немецкими танками. Мама пропала во время бомбежки Варшавы. Сестру забрала тетка в свое поместье. Я же пошел добровольцем в польскую армию, неделю нас, как крестьянское стадо, перегоняли с одного места на другое, но нам так и не пришлось повоевать ни в одном бою с немцами. Тогда я решить бросить войну в самой Польше, так как это оказалось совершенно бестолковым занятием. Решил отправиться в Англию, чтобы там послужить в польской воздушной эскадрилье. Но почему-то я с каждым днем все дальше и дальше удаляюсь от Польши, от Балтийского моря, на берегах которого родился.

— Интересная у вас биография, молодой человек, а чем же вы сейчас занимаетесь?

— Да ничем! До армии учился, после армии решил пожить в Лиде! Может быть, там отыщу своих пропавших родственников. Сейчас же у меня ведь нет ни паспорта, одно лишь офицерское удостоверение личности! Если красные остановят нас для проверки документов, то они меня обязательно попытаются арестовать, как подофицера польской армии. Тогда мне придется отстреливаться, так как я не хочу свою жизнь окончить в русских трудовых лагерях!

С этими словами Иван показал Морису свой пистолет Токарева, а затем снова засунул его за пояс. Минут двадцать после этого они ехали, молча, не разговаривая друг с другом. Морис явно раздумывал о чем-то серьезном. Иван же в тот момент размышлял о том, что он, видимо, переборщир и зря свой пистолет показал этому латышскому бизнесмену. Он не хотел Мориса испугать этим своим пистолетом. В этом общем молчании они подъехали к Лиде, показались первые городские кварталы, Морис, снижая скорость автомобиля, поинтересовался:

— Мое доверенное лицо в этом городе в своем распоряжении имеет неплохой особняк. Я всегда останавливаюсь в этом особняке, когда посещаю в Лиду по делам. Правда, эта моя поездка, вероятно, станет моей последней поездкой в этот город. Больше в Лиду, я уже не приеду! Вскоре мне придется покинуть и Ригу, так как при советах в этих городах мне больше делать нечего. Советы запрещают нам вести торговлю парфюмерией и косметикой, так что мы уже больше не сможем делать деньги на этом своем бизнесе. Сейчас я планирую переехать в Швеции, осесть там, так как немцы очень странные люди. Слишком уж они не любят евреев, не дают нам работать в полную силу, часто устаивают на нас охоту. В этой связи мне хотелось бы в этих городах оставить своих людей. Через этих людей в Лиде и в Риге я мог осуществлять свой малый бизнес, малыми или контрабандными партиями продавать советским женщинам косметики и парфюмерию! Помимо работы по поддержанию бизнеса эти люди могли бы регулярно меня снабжать информировать обо всем, что будет происходить в этих городах при советской власти. Этим своим людям я готов регулярно платить очень большую заплату, со временем смогу им помочь в получении шведского паспорта.

Дом Мориса Берныньша располагался в самом начале Советской улицы, практически за городом, за пределами Лиды. Когда они на автомобиле подъехали к воротам этого дома, то ворота сразу же, словно они были автоматическими, начали открываться. За воротами их встречали две веселые девчонки, у одной на талии болтался пистолет в кобуре. Почему-то Вальдемару не понравились обе эти девушки, но больше всего ему не понравился пистолет в кобуре, болтавшийся на поясе одной из девушек. Как недавний москвич Иван хорошо знал о том, как милиция и правоохранительные органы Советского Союза относятся к людям, незаконно носящим оружие! Словом, эти две девушки показались ему слишком бедовыми, слишком бесстрашными для того, чтобы быть простой прислугой у Мориса Берныньша.

Эти негативные чувства по отношению к обеим девушкам у Ивана возникли во многом благодаря советам и поучениям его опытного, но куда-то внезапно исчезнувшего друга Михаила. Когда они по вечерам перед отбоем прогуливались перед лагерным бараком, то Михаил частенько его поучал о том, как он должен был бы себя вести во время разведывательного поиска во вражеском тылу. А также частенько говорил о том, кому можно или нельзя доверять:

— Иван, мой тебе совет, старайся особо никому не доверять в этой нашей и так не простой жизни! Не доверяй всем людям, тебя окружающим, или не доверяй одному специфическому человеку до той поры, пока сам на своем опыте не убедишься в том, что ему можно доверять! Даже, когда тебя, Иван, заберут в армию, на первых порах не доверяй даже своим командирам. Разумеется, ты обязан выполнять командирские приказы, на то она и армия, но можешь не доверять своим непосредственным командирам, как людям!

Разумеется, познакомившись с этими девчонками, Фролов не бросился, сломя голову, к Морису, не стал того убеждать в том, что этих девчонок требуется срочно уволить. Уж слишком они были своенравными, бедовыми и самостоятельными. Он решил за ними присмотреть, а уж потом решать, что с ними делать. Автомобиль Морис Берныньш оставил прямо во дворе, не стал его загонять в гараж. Ступая по ярко зеленой траве двора, скошенной, как английский газон, Морис сказал, обращаясь к Вальдемару:

— Вальдемар, если ты не возражаешь, то я остановлюсь во втором этаже дома, а ты уж занимай первый этаж, чувствуй себя там, как дома!

Иван Фролов так и ничего не ответил на слова своего только что приобретенного друга, Мориса Берныньша. Несколько минут назад, перед самым въездом во двор этого дома, Морис вдруг Ивану предложил:

— Иван, а почему бы тебе сейчас не стать Вальдемаром Косински, так назывался один мой знакомый в Польше. Его почему-то немцы одним из первых расстреляли, когда они захватили Вестерплятте на Балтийском море. По моему мнению, быть поляком в Советском Союзе не такая уж плохая идея. По крайней мере, ты Иван можешь быть обвинен советским НКВД в шпионаже, но уж ни в коем случае уголовщине!

Ивану понравилось это предложение Мориса, вот он и решил, по крайней мере, попытаться поляком Вальдемаром Косински. Пройдя в помещения первого этажа, Вальдемар Косински там обнаружил вполне удобные помещения, — столовой, гостиной, спальни, несколько туалетов, в подвале небольшой бассейн и бильярдная. Там же он обнаружил ванную комнату с кабинкой для душа и большую ванну. Но больше всего его удивило, что в ванную комнату подавалась холодная и горячая вода. Скинув в спальне свое зековское одеяние, пистолет ТТ спрятав под одеяло, Вальдемар практически сразу же завалился отмываться от лагерной грязи в горячую ванну. Пару раз он менял в ванной воду, смывая с себя лагерную грязь. С ужасом Вальдемар подумал о том, что так цивилизованно он уже давно не мылся. Наверное, целый год прошел с тех времен, когда он последний раз мылся холодной водой в ванной своей московской квартиры. Углубившись в воспоминания, Вальдемар Косински задремал.

Его разбудил сам Морис, который к нему зашел, успев переодеться у себя на этаже в белый шерстяной халат. Морис уверенно прошел к креслу, стоявшему у распахнутого окна. Он начал с удобством устраиваться в этом кресле, видимо, собирался продолжить разговор, начатый в салоне автомобиля.

Но Иван не дал ему и слова вымолвить, он первым заговорил:

— Морис, ты не будешь возражать, если наш разговор мы продолжим чуть позже, сегодня вечером перед сном. Мне потребуется немного времени для того, чтобы в этом городе встретиться со знакомыми людьми. Переговорить с ними, узнать, какая сегодня обстановка в этом белорусском городке после года пребывания в Советском Союзе. Так что, Морис, наберись терпения и дождись результата моих встреч. Да и своих девчонок ты попроси на всякий случай привести в порядок твой автомобиль, нужно его бензобак до краев наполнить бензином.

— Честно говоря, Вальдемар, я не понимаю этой твоей подозрительности ко всему! Иногда мне кажется, что ты постоянно чего-то боишься, ожидаешь неприятностей со всех сторон. Свое лицо ты постоянно прячешь от людей, избегаешь моих обеих служанок. Я же сам нанимал этих белорусских девчонок, полностью им доверяю, так что расслабься и наслаждайся жизнью, Вальдемар.

— Ты, Морис, когда-либо имел дело с НКВД? Если хочешь, я расшифрую, что означают эти заглавные буквы…

— Не надо этого делать, Вальдемар! Я и сам хорошо знаю, что они на деле эти буквы означают!

— Так вот, Морис, я на собственной шкуре испытал, что означают застенки НКВД. Попав однажды в один из них, даже в том случае, что ты ни в чем не виновен, ты уже никогда из этих застенок не выберешься! Оттуда только могут вынести только твой бездыханный труп! Мне сильно не повезло, я целый год провел в одном из таких застенков НКВД. Со мной работали такие энкеведешники, которые делали все для того, чтобы я душевно и физически сломался, чтобы предал родителей и своих друзей. Мне без суда, вынесли жесточайший приговор, пятнадцать лет трудовых лагерей, хотя я был ни в чем не виноват! Только, благодаря своим друзьям, мне удалось вырваться на свободу!

— Ты, Вальдемар, говоришь о том, что получил пятнадцать лет лагерей?! Но это может лишь означать, что ты прожженный уголовный рецидивист!

— Нет, Морис, я выпускник обыкновенной московской школы. Меня арестовали во время урока русской литературы. За мной прислали конвой из четырех энкеведешников и черный воронок.

— Черный воронок, это…

— Тюремная карета. В этой тюремной карете меня так сильно избили конвоиры, что начальник тюрьмы не захотел меня принимать, так как в тот момент я больше походил на труп, а не на живого человека!

— Знаешь, дорогой Вальдемар, чем больше ты мне о себе рассказываешь, тем более я утверждаюсь в мысли о том, что именно в тебе я нашел так нужного мне человека, представителя своей компании по Лиде! Видимо, не случайно фортуна нас свела на том пустынном шоссе в столь ранний час! А теперь, отвечая на твои слова о девчонках, я подтверждаю, что готов подождать до завтрашнего утра. Сейчас ты, Вальдемар, свободен, можешь заниматься своими делами. Я подожду. Да, и последнее, что я хотел бы тебе сказать. Если тебе потребуется еще оружие, помимо твоего пистолета ТТ, ты мне скажи об этом, тогда я смогу тебе подыскать еще кое-что!

С этими словами, Морис Берныньш покинул ванную комнату. Иван от истомы и удовольствия, охватившее его тело, потянулся в горячей воде, прикрыл глаза. Но вскоре мочалка снова принялась за свою работу, смывая с его тела последнюю грязь. Покинув ванну, по пояс завернутый в полотенце, Иван прошел в свою спальню. Он сразу же заметил, что куда исчезла его арестантская роба, а на стуле аккуратной стопочкой была сложена его новая одежда. Все предметы одежды оказались ему впору. Уже одетый, Иван подошел к окну и, не раздвигая штор, осмотрел двор.

Ему сразу же бросилось в глаза, как обе девчонки были заняты серьезным делом, обе они отмывали автомобиль, которым он Морисом только что приехали, от дорожной пыли и грязи. Ивану не понравилось только то, что они почему-то мыли автомобиль прямо напротив окон его спальни. Продолжая скрытно наблюдать за работой прислуги, Иван подумал о том, что Морис, может быть, и прав, когда говорил о том, что он слишком уж раздражителен, что ему чуть ли все не нравится! Иван еще раз через щелочку в шторах посмотрел во двор, общая картина помывки автомобиля не изменилась.

Тогда Иван прошел вглубь спальни, осмотрел себя в зеркало. Новая одежда ему понравилась, но вот белые брюки, по его мнению, слишком уж резко контрастировали с его черными полуботинками и темной рубашкой апаш. Хотя сами брюки были вполне элегантными, они ладно сидели на нем и, как вторая кожа, обтягивали его бедра. Но Иван прекрасно понимал, что эти белые брюки, подобно белым парсам бригантины, наверняка, будут заставлять окружающих его людей, обращать на него свое внимание! Михаил же его всегда поучал тому, чтобы он умел бы бесследно растворяться в любой толпе людей! Тогда Иван подошел к гардеробу, который занимал чуть ли не треть спальни, раскрыл его дверцы. Он оказался прав, все полки этого шкафа, были забиты предметами мужской одежды. Немного порывшись на полках, Иван нашел черные брюки, которые он тут же натянул на себя. Эти брюки оказались ему впору, только он теперь уже больше не выделялся своими брюками в любой людской толпе.

Глава 2

Моня по-хозяйски расположился в глубине пивного бара при городском рынке, там он пил пиво с воблой. За одним столом с ним сидели два амбала уголовника, его телохранители, которые пили чай по старинке. Горячий чай наливали на блюдечко и, подув на кипяток, они аккуратно пили его с блюдечка вприкуску с сахаром рафинадом. Войдя в зал бара, увидев эту картину, Иван Фролов замер на месте от умиления.

Этот пивной бар занимал небольшое помещение всего на шесть столиков. Перед вечерним наплывом народа в нем пока еще было очень мало посетителей. Моня со своей охраной, да еще один местный парень со своей девчонкой. Но эти двое явно наслаждались компанией друг друга, на Моню и его парней они, похоже, не обращали ни малейшего внимания. Парочка не подняли голов, не посмотрели на Ивана, когда он проходил мимо их столика. Только миновав этот столик, Иван вдруг сообразил, что эти двое влюбленных почему-то заняли столик, который обязательно оказывался на пути всех входящих в бар посетителей. Но он почему-то решил, на это обстоятельство не обращать своего внимания.

Поздоровавшись, Иван присел за столик Мони. Оба охранника Мони без излишнего напоминания тут же поднялись на ноги, пересели за другой столик вместе со своими стаканами чая, блюдечками и сахаром.

— Как дела? — Поинтересовался Иван.

— Нормально! — Ответил Моня. — В вагоне мы поступили так, как ты нам и посоветовал. На свободу ушли еще двое, я и еще один авторитет, остальные же зеки остались на этапе! Пока их держат в местной тюрьме, но по городу пошли слухи о том, что уже завтра новый вагон с зеками нашего этапа прицепят к другому поезду, отправят в Гродно. Что касается второго человека, который бежал вместе со мной, то я не стал его приглашать на встречу с тобой, так как ты не знаком с ним, ничего о нем не знаешь. Нам сейчас лучше поостеречься, лучше перебдеть, чем попасть впросак! Словом, энкеведешники, вернув власть над этапом в свои руки, не стали останавливать поезд, не бросились нас или тебя преследовать, разыскивать! А тот энкеведешник, о котором ты мне рассказал, когда он освободился из железной клетки, то повел себя вполне предсказуемо, спокойно и разумно. Только однажды при всех он не сдержался и зло сказал, что он все равное он кого-то разыщет и строго накажет! Под этими словами он, вероятно, имел в виду только тебя, Иван, но опять-таки не нас!

— Спасибо, Моня, за информацию! Что ты сам собираешься делать в этой Лиде, нужна ли помощь с моей стороны?!

— Ну, во-первых, я решил все-таки задержаться в этом городке, навести в нем свой порядок. В Лиде очень много скрытых перспектив и, прежде всего, он совсем недавно стал советским городком. К тому же в нем проживает большое количество еврейских семей, которые по сей день ведут собственное хозяйство, занимаются своим ремеслом, владеют собственными магазинами, лавками. Словом, в нем имеется полное раздолье, где я мог бы развернуться. Только мне сейчас нужно заняться подбором таких неприкаянных пареньков, ну, типа тех, что сидит за столиком за нашими спинами. С их помощью я мог бы хорошо поработать с городским контингентом, о котором я только что говорил. Для начала начнем помаленьку пощипывать эти еврейские семьи, так по очень немного, чтобы они только бы не побегли милицию за защитой от нас!

— Моня, я бы с местными богачами поступил бы иначе! Может быть, тебе с ними стоило бы поступить другим способом, наоборот, этим богатейчикам я бы предложил свою защиту от конкурентов и от самой милиции за отдельную, конечно, плату. А в местной милиции, не жалея на то денег этих богатейчиков, начал бы искать и покупать нужных себе милиционеров, чтобы ими покрывать или крышевать свои городские дела и делишки.

— Интересную ты, Иван, высказал идею! Мне ее следует немедленно опробовать на деле! Ты прав в том, что местные богатеи, наверняка, готовы будут мне заплатить какие угодно деньги, чтобы в своей душе сохранять хотя бы маленькую уверенность в том, что советская власть их не затронет, не отправит эшелоном на восток.

В этот момент бармен, спящий за стойкой, вдруг оживился, как-то странно засуетился, когда в его пивном баре вдруг появились четверо парней в одежде железнодорожников. Вместо того, чтобы бежать в зал и поприветствовать своих новых посетителей, бармен змею шмыгнул в маленькую дверцу, скрывавшуюся за стойкой. Иван, внутри себя сильно удивившись тому, что в баре в столь неурочное время вдруг появились железнодорожники, когда ни пересменки, ни обеденного перерыва у них еще не было, сквозь прищуренные глаза внимательно наблюдал за тем, как эти четыре парня располагались за столиком, напрочь перекрывшим им выход из пивного бара.

Честно говоря, сейчас Ивану Фролову не нравился и сам этот пивной бар, и его посетители. Когда он только перешагнул порог этого пивного бара, то внутри его появилось и стало расти ощущение того, что он вдруг оказался в ловушке. Что кто-то его пытается заставить сыграть роль несчастных мышек, решивших полакомиться бесплатным сыром! Тогда Иван еще подумал о том, что коты, имевшие солидный опыт по ловле этих мышей, сейчас ее обкладывают своими опытными котами бойцами, чтобы в определенный момент одним ударом покончить, передушить этих несчастных мышек сладкоежек. Подозрения Ивана получили еще одно подтверждение, когда сладкая парочка неожиданно для него вдруг обменялась специфическими взглядами с вошедшими в бар парнями. Словно между ними прошла перекличка:

— Ну, как все готово? Когда тогда начинаем?

Да, и эта сладкая парочка, проводившая время в пивном баре, была одета в кожаные куртки, которые так любили носить чекисты в незабвенном 1917 году. Словом, этот бар-ловушку Иван решил, им следует покинуть, из него нужно было бы бежать, как можно быстрее!

— Моня, извини, но я хочу тебя спросить! Ты пойдешь со мной, или будешь прорываться со своими парнями, но уже без меня?! Очень похоже на то, что нас в этом баре кто-то обкладывает своими бойцами, они хотят нас арестовать. Я уверен только в одном, что сейчас против нас работают не энкеведешники, они бы с нами так по-дилетантски бы не поступили! Так что решай, Моня, если ты пойдешь со мной, то забудь о своих парнях охранниках, просто следуй за мной по пятам. Но только имей только в виду, что сейчас я буду стрелять, иначе нам отсюда не уйти! Считай до трех, Моня, я начинаю действовать! — Прошептал Иван, глядя в глаза Артамона.

Он достал папиросу из пачки «Беломорканала», глазами поискал на столе или спички, или зажигалку. Но ни того, ни другого на столе не было, пахан Моня не курил. Пришлось Ивану подняться на ноги и, легко ступая, он направился к столику с влюбленными, которые оба курили папиросы. Подойдя к их столику, он к парню обратился с вежливой просьбой:

— Вы не будете возражать, если я воспользуюсь вашими спичками, чтобы прикурить свою папиросу?

Парень, сидевший к нему спиной, повернул к нему свое удивленное лицо, он не слышал и не видел, как Иван к нему подошел, а девчонка, не отрывая своих серых глаз, смотрела на него. Ее лицо вдруг покраснело, на лбу появилась самая настоящая испарина, в ее глазах появился и застыл испуг, переросший в дикий ужас. Этот ужас в глазах девчонки появился в тот момент, когда она увидела, как ствол пистолета Токарева, который так внезапно появился в руках этого незнакомого парня, на которого они вели охоту, вдруг осветился выстрелом. По помещению бара еще не рассеялся громкий звук пистолетного выстрела, как голова парня с кровоточащей дыркой в виске, деревянно стукнулась о поверхность столика, замерла в неподвижности.

— А ты, девочка, зря решила принять участие в охоте на человека! Это не женская работа, ловить и убивать других людей! К тому же не забывай, что некоторая охотничья добыча умеет защищаться! И тогда останешься живой! Я не буду тебя убивать, как твоих напарников, но ты должна забыть о наших лицах! — Медленно произнося последние слова, Иван воспользовался гипнозом, стараясь воздействовать на память этой дурехи.

Резко повернувшись от этого столика, он четырьмя выстрелами кряду прикончил четверку Яковы железнодорожников, сидевшую за столом при выходе. Затем он снова повернулся к девчонке, чтобы окончательно решить, как же с ней поступить, оставить в живых или все же пристрелить, она же видела его лицо?! Девчонка, не живая, но и не мертвая, продолжала сидеть за своим столиком. Она, не отрывая своих глаз от головы парня, наблюдала за тем, как кровь, вытекавшая из-под головы ее напарника, растекалась по столу, подбираясь к ее руке с пистолетом, безвольно лежавшей на столе.

Затем Иван протянул к ней руку и потребовал:

— Отдай мне свое оружие, чтобы ты случайно не выстрелила мне в спину, когда я отойду от твоего столика!

Девчонка медленно протянула ему свою руку, в которой она держала новенький немецкий пистолет «Вальтер Р38». За стенами бара прогремели новые выстрелы, это Моня под прикрытием своих бандитов прорывался на волю. Ловкими движениями своих рук Иван Фролов новой обоймой перезарядил свой Токарев, снял с предохранителя «Вальтер Р38», который он только что забрал из дрожащей руки девушки. Он неторопливо направился к стойке бара, оставив столик с девчонкой за своей спиной. Зайдя за стойку он оказался на кухне бара.

В этот момент в помещении пивного бара послышался громкий женский крик отчаяния и горя. Вернувшись обратно, Иван из-за стойки увидел девчонку, которая стояла на ногах и, запрокинув голову, плакала и кричала. При входе в бар замелькали еще несколько человеческих фигур, они бежали к входу в бар и, припав на колени, стреляли из своих винтовок. Одна из этих винтовочных пуль попала девчонке в голову, этот крик отчаяния сразу же прекратился. Девчонка еще немного постояла, а затем она грузно осела на грязный пол. Иван неумело перекрестился, он не хотел ее убивать, но судьба снова вмешалась в его жизненный путь, поступила по-своему! Снова послышалась россыпь револьверных выстрелов и отчаянный русский мат. Иван догадался, что парни Мони, их новая попытка вырваться была остановлена милиционерами!

Фролов снова вернулся на кухню бара, сейчас он разыскивал владельца этого пивного бара. Это он, владелец бара, наверняка, и вызвал местную милицию, навел ее на криминального авторитета Моню.

Артамон пока еще в этом областном городе был чужим человеком, он не успел создать своей банды, не успел местный криминал подчинить своей воли. Поэтому его местные фраера поспешили сдать милиции. Пусть, для начала она с ним разберется, решили они, а мы со стороны посмотрим, кто из них, Моня или милиция, окажется сильней. Кто из них окажется более сильным в этой стычке, тому и подчинимся!

В дальнем углу кухни Иван увидел еще одну дверь, а по щели, расположенной у самого пола, то и дело пробегали какие-то тени. Очень походило на то, что там, в помещении за этой дверью спрятался хозяин-предатель этого пивного бара. Не обращая внимания на то, что у него само уже совсем не оставалось времени на бегство из окружения, Иван подбежал к этой двери, сильным ударом своих советских полуботинок распахнул эту дверь. В этот момент хозяин бара сидел на стуле за столом, он разговаривал по телефону. Увидев Ивана, входящего в его коморку, мужчина громко прокричал в телефонную трубку:

— Он все-таки меня нашел! Он уже здесь, сейчас он меня убьет!

Сухо треснул выстрел «Вальтера» в руке Ивана, телефонная трубка выпала из рук хозяина бара, со стуком упала на пол. Голова хозяина бара с красной точкой в середине лба, запрокинулась на спинку стула. Иван уже совсем было собрался покинуть эту каморку, как за спиной хозяина увидел еще одну дверь. Одновременно он прислушался к звукам перестрелки, которые вдруг зазвучала у него прямо за спиной, из-за чего не трудно было догадаться о том, что милиция только что прорвалась в помещение бара. Теперь ему туда не стоило бы возвращаться! Тогда Иван Фролов стал продвигаться вперед, к видневшейся впереди второй двери. Осторожно стволом пистолета он повернул ручку двери, своим плечом нажал на дверь, ее приоткрыл дверь и перешагнул порог. За дверью он небольшой городской сквер, который, насколько Иван мог вспомнить, располагался справа от пивного бара.

Неподалеку на земле валялся толстый сук дерева, Иван подобрал с земли этот сук и им припер дверь, через которую он только что покинул помещение пивного бара. По дорожке сквера он стал удаляться от бара, продолжали греметь выстрелы, раздавались матерные крики людей, ведших перестрелку. Его друзьям уголовникам, видимо, так и не удалось вырваться на волю, милиция окружила их в баре, не позволяя им оттуда и носа высунуть! Теперь Моня со своими телохранителями или погибнет, или его милиция возьмет в плен, арестует!

Отойдя на довольно-таки значительное расстояние от пивного бара, Иван Фролов вдруг подумал о том, что без поддержки Мони ему будет особенно трудно выжить в этом белорусском городке. Эта мысль, внезапно позвучавшая у него в голове, заставила Ивана остановиться и глубоко задуматься. Затем он медленно повернулся лицом к бару и, едва переставляя ноги, побрел в его направлении. Сначала он медленно шел, все еще продолжая над чем-то раздумывать. Затем его медленный шаг сменился на рысь, вскоре он быстро бежал к бару, оба его пистолеты уже были у него в руках.

Милиционеры к этому времени троих уголовников снова загнали в помещение пивного бара. Милицейская группа захвата, вначале потерявшая более чем половину своих бойцов, к этому времени была поддержана целым дежурным взводом милиционеров. Сейчас этот взвод милиционеров, загнав бандитов в пивной бар, перегруппировывался, готовился к финальному штурму бара, чтобы покончить со все еще сопротивляющимися уголовниками. Поэтому милиционеры слишком поздно обратили внимание на подбегающего к ним со спины молодого человека. Они так же слишком поздно обратили внимание на то, что этот парень имел по пистолету в каждой из своих рук.

Первые выстрелы в спину милиционерам прозвучали неожиданно! Молодые милиционеры не выдержались обстрела, словно кролики, они в панике мгновенно рассыпались по кустам и укрытиям. На земле остались лежать еще два трупа молодых парней в милицейской форме. В итоге Ивану удалось прорвать милицейское оцепление, он снова оказался в помещение пивного бара.

Там, внутри он пробежался вдоль всех окон, имевшихся в помещении этого бара. В каждое из окон он выстрелил по два — три раза. Этими выстрелами он хотел отсрочить штурм помещения, стараясь у милиционеров создать впечатление, что у них в окружении находится довольно-таки большое количество уголовников. Моня и оба его телохранителя были тяжело ранены, они лежали пластом, потеряв способность самостоятельно двигаться. Моня получил тяжелое пулевое ранение в живот, сейчас он был без сознания. Его телохранители лежали поблизости, у одного из них было простреляно бедро, а у второго имелось серьезное ранение в ногу. Сейчас оба молодых парня хорошо понимали, что их жизнь, из-за полученных ранений, подходит к концу.

Ивана особенно удивило то обстоятельство, что оба эти молодца хладнокровно отнеслись к своему бедственному положению, они не требовали у него, чтобы он вынес бы их из-под милицейского обстрела.

Один из телохранителей промолчал, а второй спокойно так и заявил Ивану:

— Забирай нашего пахана! Мы же прикроем твой отход!

Иван Фролов нагнулся, попытался Моню погрузить на свое плечо, но у него в его руках все еще были пистолеты. Тогда Иван один пистолет засунул себе за пояс брюк, а второй, это был пистолет Токарева, бросил одному из телохранителей. Затем он снова нагнулся, на этот раз ему удалось взвалить Моню себе на плечо. Слегка пошатываясь, он пошел на кухню, чтобы через нее и вторую дверь незаметно покинуть пивной бар.

Все шло хорошо, он спокойно прошел кухню и кабинет-каморку владельца бара, но, когда Иван попытался открыть последнюю дверь, то вдруг оказалось, что тот сук, им приставленный к двери, хорошо удерживает закрытой эту проклятую дверь. А в зале бара снова послышалась россыпь выстрелов, это милиционеры добивали телохранителей Мони.

В этот момент дверь внезапно распахнулась, Иван с телом Мони на плечах едва не вывалился через нее наружу. Там же стояла какая-то старушенция с клюкой в руках. Она с какой-то растерянностью и с испугом в глазах посмотрела на перепачканного в крови Ивана. Затем бабка перекрестилась, а затем повалилась на землю, на ее лице застыла испуганная улыбка. Бабуля умерла, чтобы дать еще немного пожить двум мужчинам!

Чтобы раненого Моню перевезти в дом Мориса Берныньша, Ивану Фролову пришлось искать и нанимать крестьянскую подводу на городском базаре. Люди на этом базаре хорошо слышали перестрелку, только произошедшую в пивном баре. По базару тут же начали бродить, мгновенно плодиться тысячи разные слухов о причинах перестрелки. Люди говорили, что это ловили вражеских диверсантов, или что лесные братья, решившие снова милиции показать, что они существуют и полностью не разгромлены! Крестьяне владельцы подвод и телег, приехавшие в город на базар с продуктами своего хозяйства, с сильным подозрением отнеслись к самому человеку, просившего их перевезти раненого человека. Советская власть всего лишь только год простояла в Лиде, но, тем не менее, она уже успела показать свою силу и непреклонность. А белорусское крестьянство было народом пугливым, оно не любило лезть на рожон против сильного!

Моня в это время истекал кровью, лежа в наспех сделанным схроне, расположенным неподалеку от базара. Прежде чем отправиться на базар за подводой, Иван сделал ему перевязку, разорвав на бинты свою собственную рубашку. Но ранение Мони в живот было очень серьезным делом, поэтому Иван хотел его, как можно быстрей, перевезти под крышу дома. После этого можно было заняться поисками хирурга, который должен был удалить пулю из живота его друга, Мони!

В конце концов, после долгих торгов на базаре Ивану удалось найти подводу, уговорить одного крестьянина, владельца подводы, за очень большие деньги перевезти Моню в дом Мориса Берныньша. Иван, в принципе, был готов за перевоз Мони заплатить такие бешеные по тем временам деньги, как сто рублей царскими золотыми десятирублевками, которые почему-то оказались в карманах самого же Мони.

Но ему в этой связи совершенно не понравились мысли, забродившие в голове этого белорусского хитреца! Он решил поохотиться сразу же на двух зайцев, согласившись на перевозку раненого человека, он захотел не только получить большие обещанные деньги, но остаться на хорошем счету у милиции. Рассуждения этого белорусского крестьянина, как их прочитал Иван в его крестьянском сознании, сводились к следующему. Если его подводу по дороге во время перевозки раненого остановит милиция, то крестьянин был готов заявить милиционерам, что это Иван его заставил везти раненого под угрозой оружия, под дулом своего пистолета! Если же он благополучно довозит раненого до места назначения, то в этом случае он может сам добровольно обратиться в милицию, чтобы там дать показания о том, что он перевозил раненого человека по следующему адресу, и назвать адрес того места, куда он привезет того раненого человека.

Словом этот крестьянин был из тех людей хитрецов, которые искренне полагали, что он способен выйти сухим из воды, что в самой сложной ситуации он может изыскать разумный способ не выполнять ранее данного же им обязательства во. Но он и подумать не мог, чтобы предположить, что на белом свете может существовать человек, который мгновенно по его же мыслям узнает о его скрытых замыслах, о его желании сухим выйти из воды. Что этот человек предпримет меры, чтобы разрушить эти замыслы, не дать ему совершить предательства!

Ударив по рукам с этим белорусом, Иван на его подводе покинул базар. Они подъехали к месту, где в схроне Моня ожидал их появления. Как только Моню они вдвоем перенесли на подводу, то Иван сильным ударом рукояткой своего пистолета по темени крестьянина, аккуратно ввел того в бессознательное состояние. Обоих, раненого Моню и потерявшего сознание крестьянина, Иван ворохом сена прикрыл от любопытных глаз и, не подгоняя лошадей, на подводе поехал в дом Мориса. В этот день служанки имели выходной день, они должны были вернуться на работы поздним вечером.

Крестьянин все еще был без сознания, когда Иван довез Моню до дома, перенес друга в свою спальню, где уложил его в постель. Затем телегу с ее владельцем крестьянином, он отогнал подальше от дома Мориса Берныньша. Там он лошадь оставил на обочине дороге, привязал ее к дереву на длинный поводок, чтобы он могла пощипать травы. Перед уходом отсыпал, как и было уговорено, крестьянину в карман сто золотых десятирублевок, и был таков. Крестьянин же должен был прийти в сознание максимум через час.

Вернувшись в дом, Вальдемар Косински переговорил с Морисом Берныньшем, рассказал ему о том, что произошло в городе, как ранили Моню. В разговоре Вальдемар не скрыл от Мориса, что его друг является уголовным авторитетом. Они вместе спустились в его спальню, так как Морис захотел сам осмотреть рану Мони. Раненый все еще находился без сознания. Осмотрев его рану, Морис сильно разволновался, сказав, что раненому срочно требуется полостная операции по удалению пули, которая застряла в ране. Что из-за этой пулю наблюдается повышение температуры тела, а также возможно, что в рану попала грязь. Пришлось Ивану успокаивать Мориса, он, глядя тому в глаза через его стекла очков, тихим голосом произнес:

— Не волнуйся, Морис! Я хорошо понимаю, что тебе, как западному бизнесмену очень трудно разобраться в суровой действительности советской власти. Я также хорошо понимаю и то, что тебе очень трудно принимать решения, которые в чем-то противоречат твоим жизненным понятиям. Ты всегда полагал и думал, что уголовник, — это человек, преступивший общепринятые законы своего общества! Поэтому заботиться о таком человека, делать все возможное, чтобы уголовник, получив пулю в живот от представителя власти, выжил, по твоему мнению, это может стать богопротивным делом! В этом случае я хочу тебе сказать, что этот уголовник, что лежит на постели, с раной в животе — мой друг, ради него я готов многим в своей жизни пожертвовать! Если тебе не нравится такая перспектива, через меня подружиться и помочь выжить уголовнику, то я готов, хоть сию минуту, покинуть твой дом. Морис, поискать помощь и поддержку на стороне!

— Вальдемар, ты совсем неправильно меня понял! Ничего подобного не было в моей голове! Но я честно признаюсь тебе в том, что сейчас я пока я не понимаю, чем же конкретно могу тебе или твоему другу помочь?! Если тебе нужны мои деньги, то можешь взять у меня столько денег, сколько их тебе потребуется! Мой сейф в этом доме для тебя всегда открыт! Если тебе нужен хирург для проведения операции, то среди местной еврейской диаспоры, я могу поискать хирурга, способного его прооперировать в таким условиях. Но мне хотелось бы знать о том, что ты собираешься со служанками, когда они сегодня вечером вернуться в дом. Я хорошо помню твои слова, сказанные утром, что моей прислуге нельзя доверять?!

— Морис, я не отказываюсь от своих прежних слов, касательно твоей прислуги! Сегодня друзья в городе мне сообщили о том, что ты, Морис, твои друзья и товарищи, которые хоть бы раз посетили этот твой дом на ночевку, внесены в специальную картотеку НКВД СССР с пометками «для дальнейшей разработки»! Работу с такими людьми НКВД обычно проводит в основном ради своих специфических целей в будущем. Сегодня же ни один оперативник этой службы не придет, не посетит твой дом! Так что сегодня вечером мы находимся в полной безопасности. Можем прооперировать Моню, спасая его жизнь! Морис, ты понимаешь, о чем именно я тебе рассказываю?

— Да, Вальдемар, я хорошо тебя понимаю! Досконально понимаю все то, о чем мне ты говоришь! Но в этой связи у меня возникает вопрос, откуда ты, совсем еще юноша, имеешь столь глубокие познания о деятельности НКВД, о способах и методах работы этой Сталинской организации?

— Морис, я тебе уже много рассказывал о том, что прямо со школьной парты меня арестовали, бросили в казематы этой организации. Случай мне помог случайно встретить человека, который меня научил тому, как я, даже в одиночестве, могу противостоять этим зверям, следователям НКВД.

— Хорошо, Вальдемар, я помню и этот твой рассказ. Правда, иногда мне кажется, что он несколько преувеличен. Я не совсем понимаю, как один человек может на равных бороться с такой громадной системной организацией, как НКВД Советского Союза! Но все это мне позволяет еще и еще раз убеждаться в том, что ты, Вальдемар, являешься именно тем человеком, который сможет и должен мне помочь, занявшись делами моей фирмы в Лиде в мое отсутствие. В этой связи пообещай мне, что примешь мое предложение и поработаешь со мной! А сейчас, мой друг, позволь тебя покинуть. Я должен навестить одного своего старого друга, который во время войны в Испании оперировал солдат в полевых условиях. У меня такое предчувствие, что этот человек не откажет твоему другу в медицинской помощи. Но в этой связи возникает еще один вопрос, чем ты ему заплатишь, Вальдемар, или ты хочешь, чтобы я сам бы ему заплатил?!

— Нет, Морис, тебе не стоит этого делать! У нас есть деньги, твоему другу хирургу мы заплатим царским золотом, полновесными золотыми десятирублевками! И последнее, если ты не будешь возражать, то с твоими служанками я хотел бы сам переговорить. Словом, я жду твоего возвращения, Морис! Если нам Моню удастся прооперировать сегодня ночью, то уже к утру решим, кто из нас и чем будет дальше заниматься!

Иван стоял у окна своей спальни, через щелочку в шторах, он наблюдал за тем, как Морис, коротко переговорив с только что появившимися во дворе служанками, садился в свой автомобиль. Затем он запустил его двигатель, медленно задом выехал со двора за ворота. Как только его автомобиль миновал створ ворот, одна из девчонок бросилась их закрывать, сводить вместе их створки. Вторая же служанка, не торопясь, направилась в свою сторожку, где, как Иван знал, стоял неизвестно кем установленный телефонный аппарат с выходом в город.

Иван Фролов поспешил и чуть ли не бегом выскочил на крыльцо дома. Оттуда он прокричал, привлекая внимание обеих служанок:

— Девушки, вы бы не зашли бы ко мне, мне хотелось бы с вами обсудить один небольшой хозяйственный вопрос!

Все это время Иван простоял на крыльце, наблюдая за тем, как обе служанки под различными предлогами пытались, хотя бы на секундочку, заскочить в свою сторожку. Но Фролов им этого не разрешал под предлогом того, что их встреча будет краткой. После встречи девчата могли заниматься всем тем, чего они только не пожелают! В конце концов, находясь под строгим взглядом парня, служанки как бы смирились, прошли в вестибюль первого этажа. Там Иван попросил их сесть в кресла, стоявшие рядом друг к другу. Девчонки, демонстрируя смирение и покорность, расположились в креслах. В этот момент Иван своим нутром прямо-таки ощущал, как от этих Яковы послушных и таких дружелюбных овечек исходят флюиды неприязни и гнева. Впервые за время работы в этом доме с этими девчонками служанками хозяин обходился так жестко, требовательно!

Фролов в этот момент метался по помещению, не зная, как же ему начать столь серьезный разговор с такими симпатичными девчонками. В конце концов, он решил, со служанками поговорить открыто, но жестко, продемонстрировав свою уверенность в том, о чем он собрался говорить. Иван прекратил свое метание, встал перед девчонками и как бы, между прочим, поинтересовался:

— Девушки, вы меня извините за глупость, но мне хотелось бы вам задать один вполне серьезный вопрос. — Он сделал небольшую паузу, а затем продолжил свою речь. — Скажите, готовы ли вы обе сейчас умереть за свое родное отечество, за великий Советский Союз. Служите ли вы в НКВД СССР, чем там занимаетесь?

Фролов специально остановился в таком месте, которое ему позволяло в равной мере наблюдать за лицами обеих служанок. Он следил за тем, как после заданных им вопросов, быстро сменялись выражения этих девичьих лиц. Сначала их лица были сильно искажены гримасой, которую можно было бы отнести к страху, почти ужасу, словно кто-то со стороны случайно раскрыл самый большой девичий секрет! На смену страху тут же пришло чувство превосходства, словно две служанки были на голову лучше Ивана во многом потому, что они были крепко-накрепко связаны со своей родиной. Он же, как чужак, не имел своего родного отечества, поэтому он стал изгоем, вынужден, ютится по чуждым ему углам чужбины! Когда чувство превосходства в сознании девчонок сменилось на холодный расчет, а в их глазах появилась решительность, то в этот момент Иван пояса из-за спины достал свой «Вальтер Р38», его ствол направил на девиц, и строгим, лишенным интонаций голосом приказал:

— Девочки, свои руки держите на столе так, чтобы я их хорошо видел! А сейчас медленно, одной только рукой достаем свое оружие! Не касаясь рукой предохранителя или курка, пистолет бросаем перед собой, на пол.

Обе служанки вначале как бы встрепенулись, но затем замерли в своих креслах, их глаза заледенели. Фролов нутром почувствовал, как эти девицы начали просчитывать последствия своих возможных действий, он начал свой отсчет времени. Они явно просчитывали свои действия, направленные на то, чтобы его обезоружить, а затем руки и ноги связать веревками, чтобы в таком виде доставить в районное отделение милиции НКВД. На счет десять, Иван произвел выстрел из своего «Вальтера», причем, он стрелял таким образом, чтобы пуля после его выстрела пролетела между этих двух девчонок, заставив их, отшатнуться друг от друга.

— Следующий раз я буду стрелять в колено одной из вас! — Ледяным спокойным голосом произнес Иван.

Первой сдалась более молодая девчонка. Она левую руку осторожно завела под свой фартук. Из-под него вытащила небольшую кобуру с каким-то дамским пистолетиком. Эту кобуру небрежно швырнула под ноги Ивану. Вскоре аналогичным образом поступила и вторая девица. Но по тому, как обе девицы продолжали держаться напряженно, Иван догадался о том, что они оставили себе еще какое-то оружие. Не желая более собой рисковать, Иван Фролов притворился, что собирается брошенное ими на пол оружие. Он сделал два осторожных шага по их направлению к оружию. Но вместо того, чтобы наклониться и поднять с пола обе кобуры, он сделал стремительный шаг к более молодой девушке. Оказавшись рядом с ней, он с размаху сильно ударил ее по голове рукояткой своего «Вальтера». Затем повернулся ко второй девице и коротко ей бросил:

— Поднимайся с кресла, свою подругу крепко свяжи по рукам и ногам!

Когда Морис просигналил за воротами, прося их открыть, то именно Иван Фролов открыл ему ворота. Морис проехал к входным дверям особняка, остановился и выключил двигатель. Вслед за ним из салона автомобиля вышел человек в гражданской одежде, в шляпе и с докторским саквояжем в правой руке. Не здороваясь, он вслед за Морисом прошел в дом. В гостиной Морис и гость разделись, а затем в сопровождении Ивана они прошли в его спальню. Моня лежал полуголым на кровати. Видимо, боли в области раны его сильно беспокоили, поэтому он сбросил с себя одеяло и сейчас пот покрывал его лицо и тело. Доктор, привезенный Морисом, подошел к кровати раненого, внимательно осмотрел область раны, осторожно, кончиками пальцев ее несколько раз коснулся. Затем он повернулся к Морису и сказал:

— Мне нужен операционный стол, яркий свет над этим столом, много чистых простыней, ваты, кипятка и помощник.

— Все из материалов я тебе сейчас приготовлю! — Сказал Морис. — Но я не могу стать твоим помощником. Ты же сам прекрасно знаешь о том, что теряю сознание при виде крови!

Морис, повернувшись в сторону Вальдемара. поинтересовался:

— А где мои девочки! Что ты с ними сделал, куда полевал?:

— Они сейчас спят в гостиной! Нам их лучше сейчас не беспокоить!

— Ну, что ж, хорошо, что они еще живы! Вальдемар, тебе придется стать ассистентом хирурга на время операции, а я займусь снабженческими делами!

Операция продлилась два с половиной часа, все это время Иван прислушивался к хирургу, четко исполнял его приказы, когда тот требовал подать то один медицинский инструмент, то другой. Два с половиной часа операции в сознании Ивана превратились в некую мещанину различных действий хирурга. Наиболее хорошо он запомнил один момент из всей этой мешанины, когда ланцет хирурга наискосок прочертил красно-синее поле раны. Из этого глубоко пореза высоко в воздух брызнула ярко красная кровь. У него тогда сильно закружилась голова, Иван едва удержался на ногах, не свалился в обморок. После этого эпизода Фролов уже работал на полном автомате, иногда не сознавая того, что именно ему говорил хирург. Он брал в руку и уже держал в руке тот или иной инструмент, который, как он знал, вскоре должен был ему понадобиться.

— Когда я тебе снова потребуюсь хирургом, Иван, то ты только позови и я к тебе присоединюсь! — Сказал хирург, покидая дом, направляясь к автомобилю, в котором за рулем уже сидел Морис. А затем он обернулся и сказал:

— Между прочим, меня зовут, Борис Олберг!

За этот нервные день и ночь Иван Фролов сильно устал. Пропустив через ворота во двор автомобиль Мориса, он их закрыл, а затем подошел к вышедшему из автомобиля и закурившему Морису, чтобы ему пожаловаться на свою усталость:

— Морис, эта Монина операция выбила из меня из седла, забрала мои последние силы. Я чувствую себя таким усталым, что у меня едва мозги в голове ворочаются. Поэтому, Морис, хочу тебе предложить, сначала нам немного поспать. Проснувшись же утром мы можем и поговорить, ведь торопиться нам будет некуда!

Морис, блеснув в лунном свете линзами своих очков, согласно, но молча, кивнул головой. Свой окурок он ловко швырнул в урну, и так и, не произнеся ни едино слова, по лестнице начал подниматься на свой второй этаж. Иван же вернулся в свою спальню и, стараясь не разбудить Моню, который снова заснул, разобрал то нагромождение, которое хирург назвал операционным столом в полевых условиях. Затем он из спальни вынес весь мусор, оставшийся после операции. Постелил себе простыню на диване, стоявшего у раскрытого окна. А сам затем пошел во двор, чтобы перед сном подышать ночным воздухом.

Вскоре Фролов глубоко спал на своем диване! Но выспаться Ивану так и не дали. Только-только солнышко взобралось на небосклон, как послышался тихий звон стекла раскрытого окно Ивановой спальни. Подняв голову с подушки, Иван за окном увидел трех парней во дворе дома. Они трое стояли почти рядом с его окном, с первого же взгляда эти ребята, показались Ивану хулиганистого типа. На них были старые, широкие брюки, расклешенные книзу. Их пиджачки были заужены в плечах и в талии, на головах у них были супер модные в те времена кепки аэродромы. Эти парни стояли перед глазами Ивана, нерешительно переминаясь с ноги на ногу. По всему было видно, что они были впервые во дворе такого богатого дома, в этой связи чувствуют себя не в своей тарелке.

Иван сразу же догадался о том, кем же были эти молодцы, почему они так рано утром появились в него под окнами?! Эти три парня, были начинающими бандитами местного криминала. Их старшие товарищи этих парней послали проведать, самочувствие пахана Мони, узнать, что же сейчас с ним происходит, когда его можно будет перевозить в родные пенаты!

— Что надо, парни? Зачем, парни, пришли? — Негромко поинтересовался Иван.

— Старшие просили проведать, как дела у нашего пахана Мони, готов ли он к операции? В принципе, мы готовы хоть сию минуту его с собой забрать! Что касается его операции, то вчера вечером мы, исполняя наказ старших, весь город обежали, стараясь найти доктора, который смог бы прооперировать нашего пахана. Нам повстречался только один такой доктор, который мог бы сделать операцию, достать пулю из живота пахана. Правда, при этом он добавил, что возьмет большие деньги за такую операцию! Но он хотел бы эту операцию сделать на операционном оборудовании отделения хирургии районной больницы.

С некоторым удивлением Иван посмотрел на одного из парней, который так грамотно и так полно ответил на его вопросы. Подумав немного, он предложил:

— Ты, парнишка, мне показался умным и расторопным, так что полезай ко мне в окно. Мне с тобой обговорим наши действия по перевозке Мони на операцию! Вы же, двое, пока отойдите немного в сторону, или спрячьтесь вон за теми кустами, что никто из домочадцев вас бы не видел! Там и подождите своего друга подождите, он скоро к вас вернется!

Парень, умник и грамотей, ловко перескочил оконный подоконник. Как только он оказался в спальне Ивана, он тут же начал с громадным любопытством и восторгом в глазах осматриваться вокруг. Иван же, со стороны наблюдая этого парня, хорошо понимал, что этот мальчишка впервые оказался в такой богатой обстановке барского дома. Находясь в его спальне, парнишка себя чувствовал себя не вполне уверенно, но этого он старался не показывать. Наоборот, сейчас парнишка всеми силами старался Ивану показать, что подобная обстановка дома дело для него не совсем новое! Парнишка слегка расслабил плечи, руки засунул глубоко в карманы расклешенных брюк, его лицо превратилось в маску полного безразличия ко всем вещам, что находились в спальне. Но Иван же хорошо видел, как этот парнишка себя с трудом сдерживал, насупив брови и руки он засунул в карманы, чтобы не взять в них какую-нибудь вещь и поинтересоваться у Ивана, что же это такое. К тому же получилось так, что борясь сам с собой, со своим интересом, детским любопытством он инициативу встречи передал в руки Ивана.

Тогда Иван, чтобы незаметно для этого паренька, чтобы не усугубить возникшей проблемы, простым жестом руки пригласил его следовать за собой. Они практически через всю спальню прошли к кровати, стоявшей в алькове, скрытом от глаз. На кровати под простыней лежал Моня, он, широко разметал на постели свои руки и ноги, сейчас Моня спал на спине. Паренек, гонец от бандитов, на несколько минут замер перед спящим Моней. Он стоял, внимательно рассматривая те части тела пахана, которые не были прикрыты простыней. Особое внимание этого парня привлекала, бинтовая перевязь живота пахана. В самом центре этой перевязи находилось ярко красное пятно, которое по своей конфигурации было очень похоже на чернильную кляксу.

— Так, значит, вы его уже прооперировали? — Поинтересовался парень.

Иван Фролов еще раз внимательно осмотрел этого парнишку, который и был года на четыре — пять его моложе. Этот парнишка только начинал свой путь в мире советского криминала. Но его поведение, простоватое выражение его лица, вызывало у Ивана симпатию к его личности. Но наука Михаила о том, чтобы он никогда не спешил раскрывать свои истинные мысли или чувства перед незнакомым человеком, и на этот раз взяли верх. Поэтому Иван решил пока не раскрываться перед этим симпатичным пареньком, но и дальше продолжать проявлять свою сдержанность в отношениях с ним.

— Ночью была проведена операция по удалению пули из тела Мони. Она прошла успешно. — Сказал Иван, обращаясь к пареньку. — Сейчас Моня нуждается только в одном, в отдыхе и в питании. Его нужно содержать в таком месте, где бы его никто не нашел, и особо много бы не беспокоил! Доктор, делавший операцию, ему порекомендовал в ближайшее время, как можно меньше пить. Можно только влажной тряпочкой смачивать ему губы. Не очень много есть, дать зарасти его порванным кишкам. Через неделю Моню нужно перевести на другое, более насыщенное питание. Доктор, много раз мне повторяя, говорил о том, что профессиональный врач должен наблюдать Монин курс выздоровления. Я же со своей стороны хочу вам, ребята, посоветовать, предостеречь от одной ошибки. Нельзя делать так, чтобы врач осматривал бы Моню в том месте, где вы его прячете!

Паренек слушал Ивана, затаив дыхание. Время от времени он утвердительно кивал головой, как бы соглашаясь с высказываемым мнением Ивана. Одновременно иногда он высовывал свой язык изо рта, облизывая пересохшие от внутреннего волнения свои губы. Тем самым этот паренек как бы косвенно подтверждал мысль Ивана о том, что ему первый раз в жизни поручили такое ответственное задание, как организация нового убежища для пахана Мони, и его перевозка в это новое место!

— И последнее, — продолжал говорить Иван, — я хотел бы вернуться к нашему разговору о враче, с которым вы уже контактировали по вопросу о возможности проведения операции для Мони! Кто из вас с ним встречался, кто именно вел с ним разговор о возможности проведения такой операции? И насколько вам знаком этот врач, который пообещал Моню прооперировать в районной больнице?

— Мы все трое к нему ходили на работу! И мы все трое говорили с ним на эту тему. Он нас хорошо знает, и мы знаем о нем! Лида очень небольшой областной городок. Мы родились и живем в этом городке. Так что мы знаем едва ли не всех жителей этого городка, а они, наверняка, слышали о нас!

— То есть, иными словами, этот врач знает каждого из вас троих?! — Как бы в задумчивости переспросил Иван Фролов. — Извини, но тогда мне кажется, ребята, что вы совершили большую глупость, ошибку, обратившись к этому врачу. Ты уверен в том, что этот врач вас не выдаст, не пойдет и не заявит в милиции о том, что обращались к нему с просьбой прооперировать местного пахана, раненого в перестрелке с этой же милицией. Причем, в той перестрелке, насколько я слышал, погибло очень много милиционеров!

Подумав, паренек ответил:

— Я не уверен, не могу твердо сказать, что этот врач этого не сделает!

— Вот видишь, какая получилась глупость, вы начали разговор с человеком, с которым было бы лучше вообще не разговаривать на эту тему!

— Но он же, как и мы, родился в этом городе?! Зачем ему идти в милицию, там говорить о том, что мы к нему приходили и просили помочь человеку, попавшему в беду!

— Для твоей информации, хочу тебе, парень, рассказать о том, что любая операция, которая должна проводиться врачами районной больницы, регистрируется, информация о ней передается в районное отделение НКВД. Так, что могло бы случиться и такое, когда этот врач начал бы оперировать Моню в районной больнице, то в операционную могла заявиться милиция, чтобы всех вас там арестовать!

— Но этого теперь не случится! Моня прооперирован вам! Так что мы об операции теперь можем не беспокоиться!

— Ты плохо знаешь, что это такое Наркомат внутренних дел СССР! Если ты когда-либо попал под подозрение оперативных работников этого наркомата, то они постараются сделать все возможное, чтобы начатое дело довести до завершения! Они не остановятся до тех пор, пока ты не окажешься в тюрьме! Единственная возможность того, чтобы этого не случилось с тобой или твоими приятелями — это ликвидировать врача, с которым вы трое контактировали!

— Как это «ликвидировать врача»? — Переспросил парень, а лицо его посерело от ужаса.

— Ты, что, паря, в своей жизни еще не убивал людей, не сидел в тюрьме, не был на зоне? — С явным любопытством поинтересовался Иван. — Это может означать только одно, что ты в должной мере не владеешь ножом, носишь его за поясом, лишь ради баловства, чтобы время от времени им похвастаться перед своими друзьями сверстниками!

Иван замолчал, немного подумал, а затем продолжил свою мысль:

— Ты знаешь, паренек, хорошо, что мы друг с другом встретились! Эта наша встреча позволит тебе и твоим дружкам сделать первый шаг наверх в воровской жизни! Я попытаюсь тебе более или менее объяснить, что вы должны сделать для того, чтобы пересилить себя и сделать этот шаг. Если ты не хочешь этим вечером быть арестованным, чтобы выйти из тюрьмы лет через десять, пятнадцать, сегодня ты должен решить проблему этого врача максимум через два часа! Подожди меня, я сейчас тебе принесу одну небольшую вещь, которая облегчит выполнение этой задачи.

С этими словами Иван Фролов покинул спальню, но уже через минуту он снова вернулся с небольшим свертком в руках. Подойдя к столу, на него он положил этот свой сверток, а затем осторожно его развернул. Перед глазами парня показались два тонких ножа с отличной заточкой, два новеньких дамских пистолета «Вальтер РРК» с двумя запасными обоймами каждый. У парня глаза аж загорелись, когда он увидел такой дорогой подарок. Руки парня сами собой потянулись к пистолетам, но Иван тут же пистолеты прикрыл материей.

Некоторое время он задумчиво смотрел на парня, а затем тихим голосом принялся тому объяснять, что и как он должен сделать:

— У тебя есть перчатки? — Поинтересовался он у парня. — Нет, тогда возьми мои перчатки! — С этими словами он на сверток с оружием бросил тонкие кожаные перчатки, которые достал из комода. — А теперь, парень, наберись терпения, и внимательно меня выслушай! Да, между прочим, а как тебя зовут?

— Сашка!

— Сашка, ты говоришь?! Хорошее это имя, Александр! А теперь внимательно выслушай меня. Сегодня ты, Сашка, должен любой ценой избавится от врача предателя. Если ты этого не сделаешь, то энкеведешники уже сегодня арестуют сначала тебя и твоих дружков! Затем они придут за Моней, который с такой дыркой в животе вряд ли выживет в тюрьме! А уж затем придут ко мне, арестуют меня и владельца этого дома, который не имеет никакого к городскому криминалу, но он еврей! Произведя аресты местных воров, они перейдут на аресты в еврейской среде, а это местная торговля и местное ремесло. В конце он перейдут на политические аресты. Так что, Саша, ты понимаешь, что вы втроем наделали, со своей просьбе о помощи раненому пахану, обратившись не по адресу?!

В заключение своего пространного выступления Иван Фролов сверток с оружием протянул Александру. Сашка поплотнее затянул концы этого сверка, и быстро засунул его за пазуху своей рубахи.

— Ну, что ж, Саша, кажется, мы с тобой обо всем договорились? Надеюсь, что мы хорошо поняли друг друга! Поверь мне, парень, я бы не хотел просить тебя, убить человека! Но сегодня, Саша, в твоих руках находится судьба сотни или тысячи человек, которые, возможно, сгниют в тюрьмах, навсегда исчезнут из нашего мира! Так что все решай сам! А теперь нам настало время расставаться, может быть и навсегда, а может, когда-либо снова встретимся! Теперь ты, Саша, зови своих товарищей, а я разбужу Моню, подготовлю его к переезду! — Сказал Иван.

— В новом убежище нашего пахана никто даже не будет искать! — Каким-то охрипшим и деревянным голосом похвастался Александр.

— Ну, и замечательно! Там Моня быстрей поправится, а затем с вашей помощью начнет командовать ваш местный криминалитет! Так, что счастливого тебе пути, Саша!

И Иван Фролов протянул Александру свою руку для рукопожатия на прощанье. Александр крепко пожал Иванову руку, затем подошел к открытому окну, чтобы тихим голосом позвать своих товарищей.

Для транспортировки Мони, эти сметливые уркаганы заранее притащили с собой большую транспортную тележку на двух больших колесах с резиновыми шинами. На транспортную телегу парни заботливо сначала положили большую и мягкую перину, а затем уже на нее уложили Моню, который пока еще находился в тяжелом забытьи из-за некачественного наркоза. Своего пахана парни аккуратно накрыли теплым одеялом, после чего тележку покатили к воротам.

Иван Фролов стоял в воротах с разведенными створками, наблюдая за тем, как по дороге от дома медленно удалялась транспортная тележка, на который возлежал раненый, пахан Моня. Трое парней, окружив тележку с трех сторон, осторожно ее катили по дороге, выбирая наиболее ровные участки, чтобы окончательно не растрясти раненого человека. Скоро они повернули в переулок налево, который вел и заканчивался на берегу реки Лида.

— Видимо, они собрались дальше плыть по реке, увозя Моню из города! — Подумав Иван.

Когда тележка окончательно скрылась из его глаз, то он закрыл ворота, не забыв засов вставить в специальные пазы. В тот момент его мысли снова вернулись к размышлению о том, что же ему дальше делать в этом городе, в котором вдруг стало так опасно. Раньше он думал о том, что проживая в доме Мориса Берныньша, он как бы окажется вне присмотра советской милиции и НКВД. Но разговор-допрос служанок, а также только что выслушанный рассказ Сашки о враче, все перевернуло с ног на голову. Оказывается, что этот дом, да и сам Морис Берныньш уже давно находятся под колпаком НКВД. Теперь же к этому дому Иван, своим в нем присутствием, протянул еще одну ниточку, криминального характера. Так что теперь он не удивится тому, что сегодняшним днем или вечером оперативники НКВД посетят этот дом, чтобы получше в нем разобраться, как именно он связан со шпионажем и с криминальным миром?!

Этой информацией Иван пока еще не поделился с Морисом Берныньшем, хозяином дома. Но в нем росло предчувствие того, что им обоим следует, как можно быстрей, покинуть стены этого дома, отправляться в бега. И, возможно, им было бы лучше всего следовало бы бежать по направлению к Балтийскому морю!

Иван Фролов, убедившись в том, что ворота плотно прикрыты, направился к дому. Через распахнутое окно своей спальни он вернулся во внутреннее помещение дома. Ему очень не хотелось самому себе признаваться в том, что ему не хотелось возвращаться в свою спальню через гостиную, где сейчас должны были спать на полу обе девчонки служанки. Он прямо-таки ощущал себя виноватым в том, что вынудил их рассказать ему о себе всю правду! Ведь, если говорить честно и открыто, то их признание очень походило на то, что он их сломал, заставил стать предательницами своего дела! Во время этого проклятого допроса они как бы нашли общий язык, девчонки правдиво рассказали о том, что Мориса Берныньша НКВД использует в качестве их прикрытия. Они даже показали тайник, где прятали свои рации для регулярной связи с Москвой. Иван Фролов понимал, что у него не так бы сильно сегодня болела бы душа, если бы одна из этих девчонок ему бы не проговорилась:

— Ты, парень, что творишь? Ты, что не понимаешь, что скоро начнется большая война! Что немецкие войска нападут на нашу родину! Что они оккупируют часть ее территории. И тогда мы со Светой станем одним из ручейков радиосвязи честных людей с Москвой!

Сказав эти слова, Нина тотчас же заткнулась, ушла в себя! И, сколько бы с ней Иван потом не бился. Она больше не произнесла ни слова, с неприкрытой ненавистью в глазах поглядывая на него!

Сон не возвращался, снова через окно Иван Фролов вылез во двор, полез на сеновал, где он снова предался своим мучительным размышлениям о том, что же ему делать в ближайшее время? Он, по-прежнему, понимал, что с его стороны было бы величайшей глупостью отправиться в Москву там заняться выяснением обстоятельств своего ареста. В этой Москве его, наверняка, ждали, ведь НКВД никогда не простит ему побега с двумя трупами бойцов охраны, но теперь оставаться в Лиде он тоже не мог! В свое время Михаил ему рекомендовал, что в случае обострения обстановки с его положением, то он должен покинуть Советский Союз до тех пор, пока страсти НКВД по нему не утихнут, некоторое пожить в какой-нибудь соседней стране.

— Я нигде не могу найти свою прислугу! Что ты с ними сделал, Вальдемар? — В этот момент послышался тихий и какой-то грустный голос Мориса.

Приподняв голову, Фролов увидел Берныньша, который стоял в проеме распахнутой двери сарая с сеновалом.

— Они связаны по рукам и ногам! Должны спать в гостиной первого этажа! — Ответил Иван.

— Но их там нет, Вальдемар! Я только что был в той гостиной. Там увидел матрасы, разбросанные по полу, повсюду разбросаны кровавые бинты, какие-то рваные обрывки веревок. А в одном месте я увидел большие пятна крови! Ты, Вальдемар, что ли бил этих несчастных девочек?! — Не произнес, а простонал Морис.

Но Иван Фролов уже его не слышал! Одним прыжком он спрыгнул с сеновала. Очень быстро добежал до окон гостиной, ударом кулака разбил стекло в одном из окон. И, отшвырнув в сторону оконную штору, стал всматриваться в гостиную, но внутри он только смог увидеть сбившееся в кучу постельное белье. Ни одной живой души в гостиной уже не было. Иван, с громким стоном сожаления, отпрянул от окна. Осмотрелся вокруг, за его спиной уже стоял Морис Берныньш, его лицо пылало самым настоящим гневом.

— Ты, Вальдемар, настоящий подлец! Ни один настоящий мужчина никогда не согласится пытать слабых женщин?! Такого себе не может, не должен был себе позволить ни один настоящий…

— Помолчи, Морис! У нас с тобой сейчас нет времени на распри! Понимаешь, Морис, твоя прислуга, это не простые девочки, в чем ты меня пытаешься убедить! Повторяю, Морис, твои любимые девочки никогда в своей жизни не были служанками. Они прошли специальную подготовку, стали агентами НКВД. Их основная задача, в случае начала войны с немцами, организовать узел связи в твоем доме. Они, как радистки, должны ретранслировать радиосигналы с далекого Запада на Москву, а между своим основным делом, шпионили за той Морис!

— Что за глупость ты говоришь, Вальдемар! Такие красивые девочки не способны ни на что подобное!

— Заткнись, Морис! Беги в гараж и быстрей заводи свой автомобиль. Выводи его из гаража! Мы должны покинуть дом сию минуту, иначе будет поздно! Я не хочу, я никогда не соглашусь, снова попасть в руки в НКВД! И тебе, Морис, не советую этого делать!

Пистолет, внезапно появившийся в руке Вальдемара Косински, наиболее всего убедил Мориса Берныньша в серьезности и опасности их положения. Наконец-то, и до его сознания дошло, что им угрожает реальная и смертельная опасность. Но прежде чем бежать в гараж за машиной, он негромким и спокойным голосом обратился к Ивану:

— Вальдемар, ты гораздо моложе меня, ноги твои быстры! Как можно быстрей, ты сбегай в мою спальню. Там, на кровати лежит большой кожаный портфель! В нем хранятся очень важные для меня документы. В спальне ха шкафом встроен сейф, а в нем — все мои деньги. Код сейфа — «война», это слово пишется с прописной буквы. Забери, пожалуйста, документы и деньги, без них мы с тобой пропадем в этом мире! Так что, Вальдемар, беги в мою спальню, а я пока займусь автомобилем, буду выводить его из гаража!

Портфель, как и говорил Морис, лежал на кровати в его спальне. Сейф тоже оказался на своем месте, за одежным гардеробом. Но он так и не открылся, когда Иван первый раз набрал слово «война». Тогда Фролов по одному пальцу размял пальцы правой руки, начал снова набирать кодовое слово. Тут в его память прозвучали слова Мориса о том, что это слово набирается с прописной буквы, тогда Иван сбросил набранное слова, и принялся пароль к сейфу набирать по-новому. Послышался щелчок замка, дверца сейфа гостеприимно распахнулась! Его полки были забиты валютой, североамериканскими долларами, британскими фунтами и швейцарскими франками. Прошло несколько минут, прежде чем Ивану удалось все эти банкноты запихать в портфель с документами. Сам портфель раздулся до невероятных размеров, того и гляди, что он вот-вот лопнет.

Иван Фролов уже почти бежал, спускаясь по лестнице со второго этажа. В этот момент во дворе дома, вдруг послышались какие-то странные звуки. Как парню показалось в этих звуках выделялись какие-то чужие голоса, хотя кроме него и Мориса в доме никого уже не было. Иван замедлил свой спуск по лестницы, вслушиваюсь в эти странные звуки. К сожалению, эта лестница была построена в той части дома, где никаких окон не было. Ивану снова показалось, что среди чужих голосов временами был слышен голос Мориса Берныньша.

В этот момент кто-то из незнакомцев появился на первом этаже. Причем, это был не один, а, по крайней мере, два человека. В тот момент Иван застыл на середине лестницы. Он опасался спускаться ниже, на первый этаж, так как не видел, где именно находится те два человека, голоса которых услышал. Перегнувшись через перила этой лестницы, Ива попытался высмотреть, что это за люди появились на первом этаже, но пока он ничего не видел. Потихоньку он начал все сильней и сильней злиться на Мориса, почему тот голосом ему не подскажет, что это за люди появились в доме и на дворе. Только в этот момент в голове Ивана мелькнула отгадка того, что Морис молчит. Он, видимо, молчал из-за того, что не желает его жизнь подвергать опасности. Это в свою очередь могло означать только одно, что они все-таки не успели вовремя покинуть этот опасный дом!

Иван Фролов осторожно портфель переложил в левую руку, а в правую руку взял свой «Вальтер» с полной обоймой. Очень осторожно он спустился на первый этаж, где ни единой живой души в тот момент не было. В этот момент из гостиный послышался чужой голос:

— Эй, ты, жирная еврейская свинья, что в этой комнате твой товарищ пытал наших девчонок? Если подойдешь к окну, то сам и увидишь порванное и окровавленное постельное белье, которым он им затыкал рты и связывал руки. Так, где твой товарищ? Почему ты молчишь? Словно сам не видишь, что этот парень бежал, бросив тебя на произвол судьбы! Поэтому, господин Берныньш, хочешь молчать, то здесь можешь и помолчать, но в своих подвалах мы заставим тебя говорить!

Видимо, в этот момент в Ивановой спальне появился второй человек, который очень тихо и на ухо первому что-то начал рассказывать. Иван нагнулся и в угол при выходе осторожно на пол поставил портфель до безобразия забитый документами и иностранными деньгами. «Вальтер» ловко перебросил в левую руку, а в правую взял финку. Сейчас он был готов к бою, теперь нужно было дождаться выгодного момента, когда можно было бы начать этот бой!

— Ты чего боишься? Шепчешь непонятное мне в уши! Говори громче, ничего не бойся. Нас должны всякие бояться, а не мы — всяких! — Прогромыхал тот же самый голос, который, вероятно, принадлежал командиру этой группы. — Так ты мне говоришь, что этот парень прячется где-то в этом доме. Ну, что ж, может быть, ты и прав! Так мой тебе совет, не дрейфь, бери карабин наперевес. Пройдись-ка с ним по всем помещениям этого дома! Увидишь, где того парня?! Так сразу же стреляя в него! А я же пока повожусь в этой комнате, может быть, тут я найду кое-что, что мне позволит этих московских мочалок отправить под расстрел. Ишь, чего москвичи придумали, своих людей по нашей наводке, ставят для того, чтобы вести за нами наблюдение под предлогом подготовке к войне. Так что ты, дорогой товарищ, иди выполняй мой приказ, а я займусь своим делом!

На этот раз Фролов хорошо слышал, как по направлению к нему, шел чужой человек. Шел он неаккуратно, его сапоги довольно-таки поскрипывали на паркетном полу. Но этого чужака выдавал смрадный запах давно немытого тела, махорочный аромат был настолько сильным, что Иван с большой точностью мог бы определить, где сейчас находился этот энкеведешник. Он стоял за дверь, ведущую в вестибюль с первого, дышал равно через нос, готовый в любую секунду нанести смертельный удар ножом, чтобы тут же укрыться за другой дверью. Какое-то чувство внутри него только что ему подсказало, что этот командир группы захвата НКВД своим громким голосом, предметом разговора пытается его ввести в заблуждение в отношении своих истинных намерений.

Фролову не стоило особого труда догадаться о том, что этот командир энведешник в чем-то оказался настоящим подлецом! Он своего подчиненного запустил вперед в основном для того, чтобы отвлечь его, Ивана Фролова, внимание. Он же сам будет следовать вплотную за своим подчиненным и, как только Иван на него нападет, завяжет с ним борьбу, то у него тогда появляется возможность убить Ивана без особой угрозы своей жизни!

Невдалеке скрипнула дверь, Иван сдержал дыхание, это был третий человек в той компании, которая сейчас пошла на него на первом этаже. Значит этот энкеведешник прикрывал не себя, а этого третьего человека, о существовании которого Иван только что узнал. Решение задачи с тремя неизвестными оказалась очень трудной задачей, Иван на секунду задумался и решил действовать так, как ему подскажет его тело, и как всегда советовал Михаил на их полевых занятиях.

В поле зрения его глаз показалась фигура человека, которая осторожно кралась вдоль стены. В руках эта фигура держала автоматический самозарядный карабин Симонова. Присмотревшись более внимательно к этой фигуре человека, Иван понял, что этот стрелок своим телом кого-то прикрывает. Он передвигался не так, чтобы прикрыть самого себя от выстрелов противника, а таким способом, чтобы собой прикрыть другого человека. И тот человек вот-вот должен был пройти в ту часть столовой, где он мог бы стать виден Фролову.

Только Иван подумал о такой возможности развития событий, как в столовой показался человек, в котором Иван моментально узнал второго командира НКВД, который вместе с неким Семой арестовывал его в школьном коридоре. Фролов моментально вскинул руку с «Вальтером», прогремел первый выстрел. Тот человек выронил из рук пистолет ТТ, обеими руками схватился за голову и упал на паркет пола. Шедший впереди стрелок, явно растерялся, вместо того, чтобы где-нибудь укрыться от невидимого врага, он побежал вперед и оказал прямо под дулом Иванова «Вальтера». Хлопнул второй негромкий выстрел «Вальтера», стрелок согнулся в три погибели, пуля попала ему сердце. Так и не разогнувшись, в позе эмбриона он свалился на пол.

В этот момент Иван почему-то, видимо, следуя приказам своего тела, бросился не в свою спальню, где по идее должен был бы прятаться третий на него охотник, а по лестнице начал быстро подниматься на второй этаж. Он был на последней ступеньке лестницы, собирался уже перебежать в первую комнату второго этажа, когда из нее выскочил третий стрелок. Тот явно не ожидал увидеть Ивана, попридержал этот свой бег, а Ивану оставалось только и четвертый раз нажать курок своего «Вальтера». Два выстрела в упор заставили стрелка разогнуться, выпрямиться во весь рост и, роняя из рук снайперскую винтовку, он замертво свалиться на пол.

Какая-то внутренняя сила заставила Ивана подойти к телу снайпера, перевернуть его на спину, внимательно всмотреться в его лицо. Вначале оно показалось Ивану совершенно незнакомым, лицо, как лицо, ничего в нем не было особенного. Но более внимательно в него всмотревшись, Иван узнал этого человека. Он проживал в девятом бараке их лагеря, в том бараке, где постоянно жил Михаил. И он был тем парнем, который прямо-таки набивался Михаилу в кореша. Этому ему Иван оставил свой стилет, который он выточил из простой столовой ложки, уходя в этап!

Иван убрал свой «Вальтер» в кобуру скрытого ношения, нож вернул на прежнее месте в чехол на поясе. Медленно нагнулся, поднял с пола снайперскую винтовку, это была СВТ40, проверил наличие патронов в обойме и направился к ближайшему окну второго этажа. Случай или судьба позволили Ивану занять наилучшую позицию для снайпера, существовавшую в этом доме. Он оказался в башенке, выросшей над самим крыльцом этого дома. Через ее окна просматривался весь двор. Там все еще стоял автомобиль Мориса Берныньша, его двигатель тихо урчал на малых оборотах. Сам Морис находился в окружении четырех милиционеров с винтовками Мосина за плечами. Они неторопливо сворачивали козьи ножки, собираясь покурить махорки. На Мориса милиционеры мало обращали внимания, но не разрешали ему покидать своего места. Фролов про себя удивился странной ситуации, он четыре раза стрелял в доме, а милиционеры себя вели, как ни в чем не бывало, словно выстрелов в доме совсем не было.

Иван приложил приклад винтовки к своему плечу, через визир начал выбирать поочередность своих выстрелов. С милиционерами он должен был покончить так быстро, чтобы они не успели бы убить Мориса! Проведя три разных репетиции очередности своих выстрелов, Иван передохнул, снова СВТ40 приложил к плечу и четыре раза подряд нажал ее курок. Удивленный выстрелами Морис Берныньш стоял на виду у всех, а у его ног лежали четыре трупа милиционеров. Фролов облокотился на подоконник окна, через которое стреляя, он собирался Морису прокричать о том, чтобы тут упал бы на траву и не поднимался бы на ноги до тех пор, пока он не прочешет дом и двор.

Но в этот момент из окна его спальни показался короткий ствол немецкого автомата МП38. Он тотчас же озарился тремя вспышками. Морис как-то странно и нервно дернулся, подпрыгнул, словно собираясь взлететь в небо, но земля его удержала, не дала от себя оторваться. Морис Берныньш молчаливо свалился на землю, несколько раз поскреб руками и ногами, а затем навсегда успокоился. Иван с высоты своей огневой позиции хорошо видел, как рядом с милиционерами лежал Морис Берныньш, очки отскочили в сторону, широко раскрытыми удивленными глазами он смотрел в небо. По этим его не моргающим глазам, легко можно было бы догадаться, что Морис Берныньш умер, что он больше уже никогда не поднимется на ноги! По щекам Ивана Фролова потекли крупные, не прошенный слезы. После потери Михаила, Морис стал вторым его настоящим другом, с которым его свела судьба, а сейчас так просто и безжалостно она его с ним развела!

Три раза Иван Фролов прочесывал дом, принадлежавший Морису Берныньшу, разыскивая его убийцу с немецким автоматом в руках, но даже его следов в своей бывшей спальне, откуда тот стрелял и убил Мориса, не нашел! Только три латунные гильзы, валявшиеся у раскрытого окна, как бы стали доказательством того, что этот убийца не был каким-то фантомом, а существовал на самом деле! Но он так и нигде не оставил следов, откуда он пришел и куда скрылся. Тяжело вздохнув. Фролов решил собираться в дорогу, настала пора ему покинуть Лиду.

В автомобиль Фролов первым делом перетащил портфель с документами и деньгами, а затем немного продуктов с кухни. Перед тем, как садиться в автомобиль и отправляться в дорогу, он еще раз прошелся по дому, собирая оружие погибших энкеведешников, чтобы на всякий случай это оружие запрятать в дальний угол подвального помещения дома.

В этом, казалось бы, совсем простом деле Ивана Фролова поджидала большая неожиданность. Один из трех энведешников, которые его атаковали на первом этаже, еще дышал, он был жив! Когда он нагнул и хотел забрать карабин из его рук, то тот вдруг застонал и открыл свои глаза. Только по этим глазам Иван узнал этого энкеведешника. Им оказался второй командир НКВД, появившийся в школе для его ареста! Это он успокаивал своего друга Сема не бить выпускника Ивана Фролова на глазах школьников и учителей. Но, когда это избиение было перенесено в воронок, то именно этот парень выхватил винтовку из рук конвоира красноармейца и начал его избивать прикладом винтовки!

Глава 3

У Ивана Фролова внезапно образовалась очень серьезная проблема, и этой проблемой стали деньги. И не то, чтобы у него не хватало денег на жизнь, к этой проблеме парень уже давно привык, свыкся, он не обратил бы на нее особого внимания. Дело оказалось в том, что денег Мориса Берныньша, забранных им из сейфа перед бегством из дома, оказалось слишком много!

После гибели Мориса Берныньша, покидая его дом, Фролов неожиданно для самого себя на автомобиле поехал не по направлению к Москве или к Риге, что было естественно. Совершенно случайно он оказался на шоссе, ведущим в литовский Вильнюс. Весь день, словно в горячее, он не покидал салона автомобиля, гнал его все дальше и дальше от Лиды, нигде не останавливался и ничего не ел на протяжение всего времени нахождения в автомобиле.

Расстояние от Лиды до Вильнюса было не более ста километров и, если бы Фролов находился бы в нормальном состоянии, то этот путь он проехал бы за два-три часа максимум. Но перестрелка в городском пивном баре, где по его вине погибло почти десять милиционеров, бессонная ночь, когда Моне делали операцию, а затем попытка милиционеров или оперативников НКВД арестовать Фролова и Берныньша — все эти обстоятельства сказались на нервах Ивана. Когда он бежал из Лиды, то все это время ему казалось, что кто-то его постоянно кто-то преследует, хочет арестовать. Фролов снова и снова нажимал на акселератор, стараясь, как можно дальше, уехать, убежать от Лиды, от своих преследователей!

К тому же Иван Фролов все же ехал не по одному только шоссе Лида — Вильнюс, он, видимо, часто менял направления своего движения, а то иначе он давным бы давно в этот же день был бы в литовском Вильнюсе. Получилось же так, что утром он покинул белорусскую Лиду и только под самый вечер этого же дня оказался в десяти километрах от Вильнюса. То есть в дороге Иван провел не менее десяти часов, хотя по прямой он проехал всего девяносто километров.

Кончился бензин в баке автомобиля, Иван Фролов был вынужден остановиться на обочине шоссе для того, чтобы решить проблему заправки топливом своего автомобиля. Он специально вышел на шоссе, чтобы у прохожих поинтересоваться, где находиться ближайшая автозаправка. Тогда его еще удивил тот факт, что уже начало темнеть, день переходил в ночь, а на вильнюсском шоссе все еще были путники, правда, пешеходов, как таковых, на нем не было, в основном по нему ехали сильно загруженные крестьянские повозки. Словом, поговорить Фролову было с кем, но литовские возницы как-то странно реагировали на его вопрос. Услышав русский голос, они вместо того, чтобы остановиться, начинали вожжами подхлестывать своих лошадей, чтобы быстрее мимо него проехать. Удивленный этим обстоятельством, Иван тот же вопрос задал на немецком языке, практически тут же он получил обстоятельное объяснение, как ему проехать до первой же сельской заправки бензином.

Снова сев за руль автомобиля, собираясь завести его двигатель, чтобы на остатках топлива доехать до заправки, Иван вдруг вспомнил о деньгах. Но сколько бы он не рылся по своим карманам, так ни одного рубля не смог найти. Но, прекрасно понимая, что в любом случае за бензин ему все равно предстояло расплачиваться, а для этого требовались деньги. Фролов вынужденно заглянул в портфель с деньгами Мориса Берныньша. Из-за одного своего неосторожного движения рукой, портфель повалился на бок, распахнулся, банковские пачки североамериканских долларов, английских фунтов стерлингов и швейцарских франков потоком хлынули на автомобильное сидение. От полной неожиданности всем случившемся с ним, Фролов машинально сглотнул образовавшийся ком в горле! В течение некоторого времени парень не мог своих глаз оторвать от картины такого большого количества денег, как бы в беспорядке валявшихся на соседнем сиденье!

Слишком уж неожиданным чувством оказалось для Ивана Фролова, почувствовать себя миллионером, когда он своими руками начал копаться в пачках долларов, фунтов и франков! Он считал и пересчитывал эту валюту, никак не мог ее пересчитать! К тому же Фролов вдруг оказался в положении, когда не знал попросту, что же ему с этими деньгами делать, где их хранить?! Он попытался, эти деньги снова переложил в портфель, но портфель на его же глазах раздулся до таких непомерных размеров, что он попросту за него испугался. Так как ему показалось, что все эти деньги больше не уместятся в этом портфеле с документами, изрядное их количество все еще продолжало валяться на сидении!

Но наступил момент, когда сам Иван Фролов почувствовал, что прекратилась лихорадка, горячку по поводу денег, преследования, что он снова стал здравомыслящим, здоровым человеком. Он отложил в сторону две банкноты по сто долларов, остальные деньги убрал в портфель и закрыл на замок. Для большей надежности, перетянул его ремнями, а затем положил на заднее сиденье автомобиля. Запустил двигатель своего автомобиля и выжал педаль сцепления, автомобиль мягко тронулся с места.

В ближайшем литовском селе он подъехал к деревенской аптеке, попросил аптекаря заполнить топливный бак его автомобиля. С литовским аптекарем Иван разговаривал на немецком языке. Этот сельский аптекарь сильно разволновался, когда Фролов заговорил с ним на немецком языке. В ответ он тут же поинтересовался у Ивана, заговорив на ломанном, но понимаемом немецком языке:

— Господин, вы не подскажете мне, когда великая немецкая армия снова вернется в Литву? Когда она освободит нас от большевиков и коммунистов? Вы знаете, что наши крестьяне не признают советской власти, борются с ней, как только могут! Некоторые из них не сдают коммунистам урожаев со своих наделов. А другие своих старших сыновей отправляют в отряды «зеленых братьев», с оружием в руках сражаться с милиционерам и энкеведешниками!

По этому вопросу Фролову было не трудно догадаться о том, что этот литовский аптекарь принял его за немецкого шпиона. Хотя Иван ненавидел и боролся с отдельными представителями советской власти, но в целом он положительно воспринимал советский народ. И самого себя он относил к великому советскому народу, поэтому заявление этого литовского аптекаря, он воспринял, как личное оскорбление.

Ему захотелось подойти к этому литовцу, взять его за шкирку, вырвать его кадык из гортани. Но сдержался, не стал вступать с незнакомым человеком в спор на политическую тематику. Иван дождался, когда заполнится топливный бак своего автомобиля, вытащил сотенную долларовую бумажку в качества платежа за бензин и протянул ее аптекарю. Тот в ответ аж прослезился, был готов расцеловать своего клиента.

Машина с рижскими номерами все-таки не выдержала бесцельного мотания по отвратительным литовским дорогам, частично мощенным брусчаткой. Она сломалась под самым Вильнюсом. Ивану пришлось ее бросить рядом с автомастерской и рестораном, он не захотел ждать, когда автомобиль отремонтируют, не смог купить себе нового автомобиля. К тому же литовское население слишком уж враждебно воспринимало личность Ивана Фролова, как представителя советского народа. Словом Фролов был вынужден теперь уже пешком добираться до Вильнюса.

Примерно в десять часов вечера Фролов вошел в Вильнюс. Знакомых или друзей у него в этом городе не было, поэтому ему пришлось побродить по городу в поисках неприметной гостиницы, где мог бы остановиться, не вызывая подозрений со стороны персонала этой гостиницы. Но в какую-либо гостиницу он не заходил, то литовский персонал разговаривал с ним, как бы очень любезно, но как только он собирался оплатить проживание в номере иностранной валютой, то портье за его спиной начинали хвататься за телефонные трубки, кому-то звонить с кем-то вести бесконечные разговоры. В такие моменты Иван чувствовал себя не вполне комфортно, ему снова начинало казаться, что литовцы ведут эти телефонные переговоры с одной только целью, собираясь его сдать милиции или оперативникам НКВД. Поэтому, как только начинались телефонные переговоры, Иван Фролов тут же разворачивался к портье спиной и, не попрощавшись с гостиничным персоналом, покидал негостеприимную гостиницу!

К одиннадцати вечера Иван едва держался на ногах, его продолжал терзать голод, а также появилось большое желание погреться в теплом помещении, немного там подремать. В тот момент он шел по Каменной улице, проходил мимо небольшой харчевни под названием «Русский трактир». Какая-то неведомая сила его туда потянула, Иван зашел в харчевню, надеясь, хоть немного отдохнуть, поесть и получить какую-нибудь информацию, где он мог бы поспать в этом Вильнюсе!

В харчевне было много посетителей, все столики в обеденном зале были ими заняты, посетители вели степенный разговор, пили напитки и ели мясо. Все они говорили на литовском языке. Ивану было не трудно догадаться, что сейчас русских нет в этой харчевне. Фролов понимал, что ему было бы лучше покинуть эту харчевню, но из-за беса противоречия он забрался в самый дальний и темный угол харчевни, там он в полном одиночестве расположился за столиком. И в ожидании, когда на него обратят внимания владельцы этой харчевни, Иван принялся знакомиться с отдельными документами из портфеля, которые он заранее достал из портфеля Мориса Берныньша!

Когда сломался его автомобиль, то Иван Лавров в его багажнике разыскал дорожный баул. В него он и бросил портфель с документами, с иностранной валютой. Этот баул сейчас висел у него за плечами. В пачке просматриваемых документов Иван Фролов вдруг обнаружил несколько паспортов. Среди них имелся новенький шведский паспорт на имя Вальдемара Косински. Если судить по информации в паспорте, то он, как гражданин Польши поселился в Швеции всего лишь месяц назад, причем успел подать заявление и документы на шведское гражданство. Причем, в этом паспорте уже имелась его фотография, хотя Иван так не мог вспомнить, кто и когда его фотографировали на этот паспорт?! Видимо, Морис Берныньш, находясь в Лиде, все-таки не терял зря времени, каким-то чудом он сумел в этом провинциальном белорусском городке получить шведский паспорт. Хотя, насколько Иван был информирован, в самой Лиде никогда каких-либо шведских генконсульств не существовало!

Бросив свой шведский паспорт обратно в портфель, Иван Фролов на скорую руку просмотрел другие паспорта. Их оказалось ровно двенадцать штук. Четыре паспорта из этих восьми уже имели вклеенные фотографии, три из которых принадлежали самому Морису, оказывает, он был гражданином Швеции, Латвии и США. Остальные восемь паспортов не имели фотографий, их параграфы не были даже заполнены. Иван все эти паспорта вместе со своим шведским паспортом аккуратно сложил в специальном отделении портфеля, затянув на нем молнию. На время пребывания в Вильнюсе, он решил пользоваться справкой о досрочном освобождении из лагеря, которую ему успел сделать Моня. В этой справке говорилось о некой криминальной личности, о воре в законе Якове Косом, в миру который был известен, как Яков Владимирович Костецкий. Милиционеры и оперативники НКВД, проверяя документы, эту его справку прочитывали от корки до корки. После чего они начинали улыбаться, дружески похлопывать Ивана по плечу, называя его корешом, братаном или товарищем!

Воспоминания о встречах с милиционерами и энкеведешниками были прерваны появлением владельца «Русского трактира». Статный старик подошел к его столу, чтобы принять заказ у нового посетителя. По его мягкому выговору с одесским акцентом Иван Фролов сразу же догадался, что он не был русским, а был самым литовским иудеем. Увидев грустное и, даже можно было сказать, несколько изможденное лицо Ивана, его одежду в дорожной грязи, то сердце старика не выдержало, он присел за стол к Ивану, и вежливо поинтересовался:

— Щалом адони, ты почему такой грустный? У тебя, что мама умерла? Посмотри, каким был замечательным сегодняшний день за окнами моего трактира! Зима уходит, ей на смену идет теплая весна! Ты, видимо, адони, совсем голодный! Если ты плохо знаешь русское меню, то я могу сам выбрать тебе самые замечательные блюда?!

Ивану Фролову, после полутора часового путешествия по городу, чувствовал себя усталым и разбитым, ему было очень трудно ворочать во рту одеревеневшим языком. Он устало откинулся на спинку стула, спиной ощущая плотно набитую банкнотами торбу за своими плечами, устало закрыл свои глаза, утвердительно кивнув головой. Хозяин харчевни тут поднял руку, что-то крикнул на кухню. Открылась дверь кухни, в зале появилась шестнадцатилетняя красавица, сероглазка Кристина, дочь хозяина харчевни. Лалу на подносе принесла, поставила перед Иваном глубокую тарелку с горячим борщом, положила на стол перед ним деревянную ложку, а также две пампушки в чесночном соусе.

Пару минут эта сероглазка провела у стола, с интересом наблюдая за тем, как молодой и красивый путник, посетитель их харчевни, стал с нетерпением поедать вкусный борщ, только что приготовленный мамой. По мнению девушки, этот парень был настоящим красавчиком. С ним она могла бы и переспать, думала отстраненно Кристина, но только лишь после того, как он часика три проведет в их бане при харчевни, отмываясь от дорожной грязи.

Девчонка первой не выдержала обета молчания, которого к тому же она не давала, она первой обратилась к молодому человеку с вопросом:

— Адони, вы, видимо, в Вильнюс пришли издалека?

— Приехал, — поправил Иван девчонку, моя машина сломалась в десяти километрах от Вильнюса. Мне пришлось ее бросить прямо на дороге, а в город добираться пешком.

В этот момент к его столу снова вернулся владелец харчевни, отец девчонки. В руках у него была сковороду с хорошо поджаренными маленькими кусочками мяса. Краем уха старик сумел-таки уловить его последнюю фразу об автомобиле, чтобы тут же полюбопытствовать:

— Адони, вы только что сказали, что свою машину вы бросили неподалеку от Вильнюса?

— Да, так уж получилось, хозяин! Я не знаю, может быть, в моей машине, кончился бензин, хотя я ее только что заправил. Или что-то поломалось в зажигании. Она вдруг перестала заводиться. Я был вынужден ее оставить рядом с дорожным рестораном и автомастерской. Скажите, отец, а как зовут вашу дочь?

Девчонка же, заметив, что ее отец снова вернулся к столику с интересным молодым человеком, отправилась на кухню помогать матери готовить заказанные блюда.

— Дочь зовут Кристиной! Правда, это очень красивое еврейское имя! Мне оно тоже очень нравится, но нашей доченьке это имя выбрала сама моя жена. Очень скоро Кристина Вайсерман станет добропорядочной матроной Кристиной Цукерман, моя дочь выходит замуж за друга своего детства Генриха Цукермана. В наших еврейских семьях существует традиция, матери дают имена дочерям, отцы — сыновьям. Своему сыну Якову я дал русское имя Яков, в этом году мой парень получит диплом Вильнюсского университета, он станет дипломированным юристом. Сначала он у меня поработает в Вильнюсе, а затем я его отправлю в Североамериканские Штаты. Ой, адони, извини меня, я с тобой так разговорился, что совсем забыл о главном нашем блюде — поджаренной бараниной по-русски. Жена тебе приготовила, так называемую, сладкую баранину, — это акое вкусное русское блюдо, что пальчики оближешь!

Фролов принялся за сладкую баранину. К этому времени, находясь в этом русской харчевне в литовской столице, он себя почувствовал, словно он снова вернулся в Москве. Правда, мать его уже давно так вкусно не кормила. В последнее время она его совсем не кормила, ему самому приходилось перебиваться с хлеба на воду! Сейчас это сладкое мясо вполне удалось, он с удовольствием его ел, одновременно прислушивался к тому, что же ему говорил хозяин этой харчевни.

— Я только что по телефону переговорил с автомехаником Лазером Ицтуком, он владеет автомастерской в Вильнюсе. Рассказал ему о твоей проблеме с машиной. Так, Лазер согласился на своей машине съездить к Капелю Лэмэлу, владельцу ресторана, рядом с которым ты оставил свой автомобиль. Он посмотрит, что случилось с твоей машиной, в случае чего он готов ее отремонтировать. Если у тебя нет денег, то я ему сказал, что я готов оплатить его работу, а также оплачу перегон машины в Вильнюс, но в этом случае ты мне эту свою машину мне отдашь навсегда, когда будешь покидать Вильнюс! Ты. как согласен с моим предложением, адони?

Иван Фролов утвердительно кивнул головой, у него в этот момент рот был забит самым вкуснейшим на свете мясом. Он достал из кармана и положил на стол ключи от автомобиля Мориса Берныньша. Когда он прожевал мясо, то повернулся к хозяину трактира и поинтересовался его именем:

— Меня зовут Яков Вайсерман, раньше в Литве занимался оптовой торговлей литовского мяса на экспорт в страны Северной Европы. Когда в Литву пришла советская власть, то решился временно заняться организацией общественного питания. Купил себе маленький ресторанчик, оборудовал его в русском стиле, назвал харчевней. Уже сегодня ко мне забегают позавтракать, пообедать литовские советские служащие, все чаще и чаще заходят советские военные. Все они, и служащие, и военные, очень довольны моей русской кухней и мои ценами на завтраки и обеды. Так что небольшие деньги у меня имеются. Сейчас я занят вопросами обустройства членов своей семьи. Вот выдам замуж Кристину, а Якова отправлю в Североамериканские Штаты, тогда сам с женой уеду в глухую литовскую деревню, буду там свою старость коротать!

— Могу ли я снять у тебя комнату? А то в Вильнюсе я никого не знаю, боюсь с другими людьми впросак попасть. Тем более, что литовцы русских не любят, скоро они все за винтовки возьмутся и в лес пойдут! — Коротко заметил Иван, при этом, он сделал вид, что не заметил, как Яков Вайсерман вдруг испуганно встрепенулся, остановившимся взглядом на него посмотрел!

К столу снова подошла Кристина, на литовском языке она сообщила отцу о том, что приехал Лазер Итцтук, он интересуется ключами от машины и авансовым платежом за ее ремонт и перегонку в Вильнюс. Яков протянул дочери ключи от машины, а Иван Фролов — стодолларовую бумажку. Глаза отца и дочери с выражением величайшего удивления уставились на эту американскую банкноту. Они оба явно не ожидали такого, чтобы такую банкноту им протянул бы их визави, грязный и усталый русский. Затем Яков Вайсерман аккуратно и вежливо прикоснулся к руке Ивана с банкнотой, осторожно, но твердо он ее отвел в сторону, коротко сказав:

— Литовцы и все другие жители столицы Литвы, банкноты такого цвета и номинала ужасно любят! Но ими лучше не разбрасываться направо и налево! У нас имеется немного советских рублей, так что ими мы и оплатим работу Лазера!

— Тогда забери себе эти доллары, у меня советских рублей сейчас нет, а я не хочу быть кому-либо должным!

— Ну, так я, папу, пойду, а то Лазер заждется, вдруг он решит зайти к нам залу?! — Сказала Кристина.

— Иди, дочка, иди! Лазеру сейчас здесь совершенно нечего тут делать!

Иван с удовольствием обратил внимание на то, что эта шестнадцатилетняя девчонка имеет тело сформировавшейся молодой женщины, а ее бедра так игриво перекатывались под этим простеньким сатиновым платьицем. Когда он оторвал взгляд от Кристины, повернулся в сторону Якова, то успел заметить, с каким нескрываемым любопытством тот его только что рассматривал!

— У меня к вам имеется еще одна небольшая просьба? Мне нужно, как можно быстрей, познакомиться с вашим сыном юристом. У меня имеется много юридических документов, я не хочу, чтобы эти докуметы без толку валялись бы на моем столе без всякого движения. Мне срочно нужен его совет по всем тем бумагам. Я хочу знать, что я с ними должен делать, какие шаги предпринять? В принципе, я даже готов оплатить эту его работу!

— Нет ничего проще, — воскликнул Яков Вайсерман, — насколько я понял, вы решили остановиться у меня во втором этаже. Там простенькие номера на одного человека. Но каждый человек в этих номерах обеспечен отдельным туалетом и душем. Если пожелаете, то во дворе нашего дома имеется настоящая банька с хорошей парилкой. Но за нее надо внести отдельную плата. Ваших сто долларов хватит и на ремонт с перегоном машины к Вильнюс, а также на две недели вашего проживания в номере на втором этаже. Как только сегодня вечером Яков придет из университета, то он немедленно поднимется к вам в номер. Парень он умный, сметливый, пошел в меня, так что он, наверняка, сможет вам помочь в ваших юридических вопросах. А сейчас так, давайте, поднимайтесь на ноги, я вам помогу перебраться в ваш номер на втором этаже.

В номере на втором этаже харчевни «Русский трактир» Иван Фролов, а теперь снова Вальдемар Косински терпеливо дождался, когда за Яковом Вайсерманом закроется дверь. Затем он из-за спины достал торбу с деньгами, бросил ее на одну из полок одежного шкафа. Удовлетворенный проделанной работой, Вальдемар Косински прямо в одежде, не раздеваясь, рухнул на постель. Он заснул еще в падении, еще до момента, когда его голова коснулась подушки.

Около шести часов вечера еще во сне Иван Фролов почувствовал, что в его номере присутствует еще один человек. С величайшим трудом он повернулся на правый бок, открыл глаза и в свете ночника увидел молодого человека. Этот паренек стоял в трех шагах от его кровати в смиреной монашеской позе, скрестив руки на животе, склонив кудрявую голову к полу. На его голове красовалась фуражка студента вильнюсского университета, сдвинутая почти к его затылку. Парень стоял и молчал, ожидая реакции на свое появление владельца этого номера. А Иван Фролов продолжал всеми силами бороться со сном. Ему страшно хотелось спать. К этому времени Иван беспробудно проспал всего лишь три часа, но они пока не вернули ему физических сил, поэтому он, не открывая глаз, пробормотал:

— Если, ты Яков Вайсерман, сын владельца «Русского трактира», то я проснусь и поговорю с тобой. В скором времени ты должен стать дипломированным юристом, значит, ты сможешь ответить на некоторые мои вопросы! Но, если ты не Яков Вайсерман, а кто-то другой, то парень выйди из моего номера, дай мне время мне еще немного поспать? По крайней мере, еще часика два — три! Сегодняшний день стал для меня очень тяжелым днем! За этот день я так сильно устал, у меня сейчас нет даже сил на то, чтобы открыть свои глаза!

— Да, меня зовут Яков Вайсерман! Я сын владельца «Русского трактира». Отец послал меня наверх к вам, сказав, что вы хотели бы переговорить со мной, адони!

Фролов медленно поднялся с постели, натянул на себя халат и со все еще закрытыми глазами прошел в ванную комнату, сказав:

— Одну секундочку, Яков, я только ополоснусь холодной водой и вернусь к тебе!

Через минуту он вышел из ванной комнаты. Его волосы на голове были мокрыми и взъерошенными. Полотенцем на ходу Иван вытирал лицо и глаза. Жестом руки он пригласил Якова располагаться на стуле за небольшим столиком, который притулился вблизи окна. Сам же Иван, мокрое полотенце небрежно швырнул на кровать, подошел к одежному шкафу. С одной из его полок он снял свой портфель, уже с портфелем в руках он вернулся к Якову Вайсерману, присел с ним за стол. Порывшись в портфеле, Фролов достал два документа, с прикрепленными к ним скрепками другими документы. Эти два документа он передал Яковом Вайсерманом и поинтересовался:

— Яков, изучи, пожалуйста, вот эти два документа! Прочти их, разберись, о чем эти два договора?! А затем простым языком поясни мне их содержание. Если тебе для такой работы потребуется много времени, то эти документы можешь забрать с собой. Тогда мы завтра снова встретимся, чтобы продолжить этот наш разговор!

Яков взял в руки оба документа, сначала глазами быстро пробежался по содержанию первого договора. Затем он также быстро прочитал второй договор. Положил их оба перед собой аккуратной стопочкой, удовлетворенно хмыкнул. Поднял глаза на Ивана Фролова и сказал:

— Я готов прямо сейчас ответить на все ваши вопросы, уважаемый господин…

— Господин Вальдемар Косински! Я урожденный польский титулованный дворянин!

Ничуть не удивившись заявлению Вальдемара, молодой Яков Вайсерман тихими, но уверенным голосом продолжил свою речь:

— Я готов прямо сейчас, господин Косински, ответить на все ваши вопросы, касающиеся этих двух договоров!

— Так, понятно! В таком случае, Яков, не могли бы вы мне объясните, что это за договора, каков предмет этих договоров?

— Некий, господин Морис Берныньш, гражданин Латвии, подписал с вами, Вальдемаром Косински, договор, в котором говорится о продаже в вашу собственность одной крупной рижской частной кампании «Дзинтарс». Эта компания с ежегодным оборотом в десять миллионов фунтов стерлингов, занимается производством женской косметики. Вчера, согласно содержания первого договора, компания «Дзинтарс» перешла в вашу полную собственность. Она теперь принадлежит только одному вам, господин Косински! Из подписанного договора следует, что производственные, корпоративные помещения этой компании в Риге и в других городах Восточной Европы также переходят в вашу собственность. С сегодняшнего дня вы становитесь единственным распорядителем всех банковских счетов, любой наличности в кассах этих предприятий. Все предприятия поименно перечислены в списке, который прикреплен к настоящему договору и является неразрывной частью этого договора. Таким образом, сегодня на вас, господин Косински, работает почти тысяча человек, которым вы, по крайней мере, должны выплачивать заработную плату. Да, и насколько я понял из содержания этого договора, банковские счета ваших предприятий открыты в государственных банках Швеции, Швейцарии и Германии. Сейчас на каждом из счетов лежит примерно по четыре миллиона фунтов стерлингов.

— Что под всем этим всем подразумевается?

— Худший вариант, — если вы в течение трех дней не приступите к исполнению своих новых обязанностей, то ваша компания «Дзинтарс» будет национализирована Советским союзом. В принципе, со временем это предприятие все равно будет национализировано советской властью. Если вы протяните время, в течение трех дней не приступите к руководству своими предприятиями, то одним уж этим вы нарушите законодательство Советского Союза. За такое нарушение, вас отдадут под суд, и тогда вам, наверняка, грозит большой тюремный срок!

— Мне почему-то не очень-то нравиться подобный подход к решению проблем с моей же собственностью! Но мне также не хотелось бы потерять двенадцать миллионов фунтов стерлингов. Есть ли третья возможность, чтобы сохранить свои деньги, свои предприятия?

— Предприятие «Дзинтарс» вам вряд ли удастся сохранить в своих руках! Но деньги, даже большую сумму вы можете вернуть. Для этого потребуется в течение десяти дней подать в Стокгольмский арбитражный суд претензию на незаконные действия советского государства! Советская власть, как я уже говорил, все равно национализирует компанию «Дзинтарс», поставит предприятие под свой контроль, но будет вынуждено по решению арбитражного суда вам выплатить неустойку! Обычно неустойка составляет сумму стоимости «Дзинтарс», плюс или минус двадцать процентов!

— Сможете ли вы, Яков, в течение пяти дней оформить для себя шведский паспорт. Вылететь или отплыть пароходом в Стокгольм, чтобы подать такую претензию в арбитражный суд.

— И вообще, — в этот момент Фролов или Косински поднялся на ноги, начал прохаживаться взад и вперед по своему маленькому номеру, — согласитесь ли вы, Яков, лет на пять, на шесть отстрочить получение своего квалификационного диплома юриста. Завтра — послезавтра вы должны отправиться в Стокгольм, там зарегистрировать мою управляющую компанию! И с этого момента, в качестве моего уполномоченного представителя, заниматься делами всех моих фирм и компаний?!

— Мое решение будет зависеть от того, сколько вы будете мне платить, а также от согласия моей семьи, моего отца и матери?

— Я готов вам, Яков, как начинающему юристу, платить десять тысяч долларов в месяц, но при условии, что вы не будете требовать от меня прибавки к этой зарплате в течение последующих трех лет. Помимо этого, я готов оплатить переезд всех членов вашей семьи или в Швейцарию, или в Швецию, в зависимости от их решения. В любой из этих стран ваш отец может заниматься любым бизнесом, каким ему заблагорассудится! Мужа вашей сестры, Генриха Цукермана, мы направим служить в шведскую армию, где он будет заниматься вопросами ее перевооружения. А ваша сестра, Кристина, будет рожать ему сыновей и дочерей в спокойной обстановке демократической страны! Ваши родственники не должны оставаться в Вильнюсе, так как через полгода немцы займут этот город! Вы же прекрасно осведомлены в том, как немцы не любят евреев, что они с ними делают, когда еврейские семьи оказываются в их руках!

— А вы, что, господин Косински, полагаете, что немцы начнут войну с СССР? Да Красная Армия товарища Сталина одной рукой раздавит эту фашистскую гниду!

— Война будет, немцы займут Вильнюс и многие другие советские города! Погибнут миллионы советских семей, прежде чем Красная Армия разгромит фашистов! В общем, Яков, я предлагаю тебе обсудить все вопросы, которые я поднял, с отцом и матерю, а я пока отправлюсь в баньку, чтобы попарить свои старые кости, а то, пока я бежал из Риги я весь мохом оброс. Продолжим наш разговор после моей бани, твоего разговора с родителями.

— Вы сами доберетесь до нашей бани, или вас туда проводить? — Поинтересовался Яков Вайсерман.

— Где она находится? Вы мне объясните, а я уж сам туда доберусь!

— По центральной лестнице спускайтесь в подвал, дверь бани будет прямо перед вами!

Проходя по коридору второго этажа «Русского трактира», Иван Фролов обратил внимание на то, что практически все гостиничные номера были свободными. Видимо, не очень много литовцев путешествовало по своей стране, после ее освобождения Красной Армией. Ивану никто не встретился и на лестнице, когда он спускался в подвал. Войдя в раздевалку, он почувствовал тепло, потянувшееся из парилки и помывочной комнаты. Он подошел к одному из шкафчиков, на свободную полку положил смену своего чистого белья, начал раздеваться.

Когда он разделся, то грязное белье собрал в пакет, убрал на полку своего шкафчика. В раздевалке Фролову бросилось в глаза большое зеркало, почти полностью занимавшее одну из стен этого помещения.

Прежде чем отправиться в парную, Иван подошел к зеркалу, чтобы на себя посмотреть, узнать, насколько он изменился со времени своего ареста. Он сильно удивился, увидев в зеркале другого, незнакомого ему молодого человека, хотя в чертах его лица проскальзывали отдельные знакомые ему контуры! Этот парень в зеркале выглядел слишком уж взрослым, его обросло трехдневной щетиной, а под глазами появилось много морщин. Хотя Фролову в прошлом январе только-только исполнилось восемнадцать лет, сейчас он выглядел тридцатилетним мужчиной. Ежедневная утренняя зарядка позволила ему сохранить спортивную подтянутость своей фигуры. На его теле не наблюдалось ни грамма лишнего жира. Но вот эта постоянная нахмуренность, суровость его взгляда, Ивану не совсем понравилась!

Он слегка развернулся, чтобы лучше себя рассмотреть в зеркале, стоя в профиль. В этот момент тихо, без скрипа раскрылась входная дверь. На ее пороге внезапно появилась Кристина, она замерла на месте, явно любуясь обнаженным мужчиной. От полной неожиданности Фролов замер на месте, он никак не ожидал появления этой Сероглазки. Она ему понравилась с первого же взгляда, но информация ее отца о том, что в ближайшее время Кристина выходит замуж за друга своего детства, как бы заморозила в Иване все его чувства к этой красавице! Покачивая бедрами, Сероглазка подошла к Ивану, свои руки она положила ему на грудь, она прильнула к его обнаженному телу:

— Ты, Иван, прекрасен, как божественный Адонис! Жаль только одного, что я встретилась с тобой слишком уж поздно! Я полюбила тебя с первого взгляда, но выйду замуж за Генриха, так как уже дала ему свое слово! Но ему я подарю своего первого сына, которого зачну сегодня от тебя, мой любимый! Сегодня ночью я приду к тебе, это будет наша первая и единственная ночь, которую мы проведем вместе!

Иван Фролов лежал на второй сверху деревянной полке, ощущая, как от адской жары в сто двадцать градусов раскрываются и очищаются поры его тела. Несмотря на эту жару, высокую влажность в парилке с каждой последующей минутой ему становилось легче и приятно дышать!

Он лежал на полке и вспоминал счастливые дни своего детства. Как однажды, когда ему было всего десять лет, его отец взял его с собой в Селезневские бани. Мальчугана тогда чрезвычайно удивило, ему надолго запомнилось одно обстоятельство! Почему-то все взрослые мужчины перед тем, как отправиться в помывочный зал, по пояс кутались в белые простыни? А он в это же самое время повсюду бегал совершенно голеньким, болтая из стороны в сторону своим еще не выросшим гульфиком! Ведь он, как бы тогда ни старался, так и нигде не смог разыскать своей мамы, ни своей, ни чужой! Ему же хотелось тело мамы сравнить со своим, понять, что же в мужчине и в женщине имеется такого разного, почему они не могут жить друг без друга, почему их так сильно влечет друг к другу?!

Вот и сегодня, когда Сероглазка его поцеловала в предбаннике, сказав, что любит его. Он и тогда не совсем понял истинного значения этого слова. В тот же момент ему просто хотелось сорвать с этой юной женщины ситцевое платьице. Завалить ее на лавку, чтобы ею обладать, стать хозяином ее тела. Как однажды нечто подобное с Иваном его соседкой по парте, татаркой Машкой, случилось под Новый Год. Тогда они вместе отпраздновали Новый Год. Машка сама напросилась, чтобы он ее проводил до дому. У нее дома никого не оказалось, а в Иване проснулся зверь. Совершенно неопытный в любви, он грубо со звериным рычанием вошел в Машку, а она от резкой боли закричала! В тот момент внутри его родилось одно замечательное чувство, он вдруг понял, что эта девчонка, уже женщина, она ему полностью принадлежала! С того Нового Года прошло уже два года, но ничего подобного ни с ним, ни с Машкой уже больше не повторялось! Он, по-прежнему, проказничал, подсматривая за девчонками. Парни его класса специально в стене расковыряли маленькую дырочку, чтобы иногда через нее подсматривать, как девчонки переодеваются на урок физкультуры!

Отмытый, в новой и чистой одежде Иван Фролов покинул баню, начал медленно подниматься по лестнице. Обеденный зал был наполовину заполнен народом. Уже ступив на вторую ступеньку лестницы, чтобы подниматься и дальше на второй этаж в свой номер, Иван вдруг увидел, что все члены семейства Вайсерманов собрались за одним столом в дальнем углу обеденного зала, они что-то яростно друг с другом обсуждали! Он хотело бы к ним подойти, чтобы поинтересоваться предметом спора, но вовремя сообразил, что ему самому там нечего делать, так как он не должен вмешиваться в этот сугубо семейный спор. Он должен был дождаться того момента, когда Вайсерманы примут окончательное решение по его предложению!

Как только голова Ивана Фролова снова коснулась подушки, он крепко заснул.

Фролов проснулся, за окном было уже совсем темно. На прикроватной тумбочке горел ночник, его абажур был развернут так, чтобы свет от ночника его бы не беспокоил, не падал бы на его лицо! Иван хорошо помнил, что этого ночника он не включал, тем более, его абажур не поправлял, укладываясь в постель. Проснувшись, он почувствовал, что сила в него снова вернулась, тогда он всем своим телом потянулся с такой силой, что его кости сладко захрустели! Парень почувствовал, что он, наконец-то, отоспался. Одновременно ему вдруг показалось, что сейчас в номере он не один, что в нем присутствует еще один человек. Иван прервал свои потягушки, упал в постель, прикрылся одеялом и только после всего этого осмотрелся. Практически он сразу же увидел Якова Вайсермана, отца семейства Вайсерманов. Старик сидел на стуле всего в паре шагов от его кровати, рассматривал его своими белесыми, выцветшими глазами, он молчал.

Яков сразу же заметил, что Иван Фролов проснулся, но все это время он молчал, старался ничем не нарушить тишину и спокойствие в этом номере. Обратив внимание, что Фролов его все-таки заметил и понял, что не один находится в помещении, хозяин харчевни зашевелился. Он свое лицо приблизил, чуть ли не к самому лицу Ивана, свои водянистые глаза не отводя от глаз этого русского юноши, старик слегка ядовитым тоном своего голоса вдруг поинтересовался:

— Ну, что, уважаемый господин, доволен тем, что внес такое смятение в семью Вайсерманов?! Заставил нас всю ночь просидеть за столом, решая, покидать ли нам или не покидать землю предков?! Но, прежде чем я сообщу тебе о результатах нашего семейного совещания, не мог бы ты ответить на мой один вопрос, кто же ты на самом деле? Русский ли ты Иван Фролов, или же поляк Вальдемар Косински?

— Мне не трудно ответить на твой вопрос, Яков. В зависимости от ситуации я и тот, и другой человек! Правда, хочу тебе честно сказать, что мне хотелось бы всегда носить фамилию, имя и отчество, данные мне моим же отцом. Я хотел бы всегда быть — Иваном Игнатьевичем Фроловым! Но ты, Яков, наверняка, слышал о том, что по временам у меня на родине творятся невероятные вещи! Проводились коллективизации, партийные чистки, раскрывались шпионские сети — в результате из жизни уходят сотни тысяч, а может быть, и миллионы простых людей. Когда я был Фроловым, то меня и моего отца по доносу сделали предателями родины,! Отец не выдержал пыток, повесился в тюрьме. Мать споили, я же год провел во внутренней тюрьме НКВД на Лубянке, когда мне было всего семнадцать лет! Бежал, скрывался от преследования, убивал агентов и оперативников НКВД. На моем счету сейчас их оказалось столько, что, если меня когда-либо арестуют, узнают, кем я являюсь, то меня расстреляют без суда и следствия! Поэтому сегодня я — Вальдемар Косински, гражданин Польши! Ну, что, Яков, ты удовлетворен моим ответом на свой вопрос?

— Если бы я только знал об этом раньше, когда ты сегодня перешагнул порог моей харчевни? Вряд ли я тогда оказал бы тебе…

— Ты имеешь в виду, что тогда вряд ли бы оказал мне своего гостеприимства?! Ну, что ж, Яков Вайсерман, твой ответ мне ясен и понятен! Дай, мне пять минут для того, чтобы я мог бы собраться, и навсегда покинуть твою харчевню. Скажу тебе, Яков, только одно, что внутренне, я был готов к такому решению твоей семьи. Поэтому готов хоть сию минуту отставить в покое членов твоего семейства и навсегда вас покинуть!

Но Яков Вайсерман только улыбнулся ему в ответ какой-то смущенной улыбкой и произнес:

— Да, о чем ты, Вальдемар, говоришь? Какое там, соберу вещи и уеду? Понимаешь ли, что мнение членов моего семейства разделилось только по одному вопросу. Я пришел к тебе так поздно, чтобы рассказать о том, что мой сын, Яков Вайсерман, завтра утром посетит деканат своего факультета, где напишет заявление о предоставлении ему академического отпуска в учебе. После этого Яков поступает в твое полное распоряжение! Семейство Цукерманов и их сын Генрих готовы переехать в Швецию. Там в Стокгольме Генрих и моя Кристина повенчаются. Таким образом, остаемся я и моя жена, Гелия, мы не приняли окончательного решения, так как не хотим покидать своей родины, Литвы!

— Черт тебя подери, Яков! С собой ты можешь поступать и делать все то, чего ты сам не захочешь! Хочешь умереть от руки эсэсовца, так умирай! Тебя в этом никто не остановит, это целиком твоя личная проблема! Ты же сейчас сам хорошо понимаешь, что твоя Гелия приняла такое же, как и ты, решение в основном из-за того, чтобы только тебя поддержать. Всем другим показать, что именно ты, Яков, сегодня являешься главой семейства Вайсерманов! А ты, Яков, сейчас, видимо, гордишься тем, что твоя жена приняла аналогичное решение из-за своего желания свою судьбу разделить с твоей! Но ты подумай, Яков, сейчас подумай о таком возможном повороте твоей жизни, когда тебя и Гелию, вместе поставят под дула винтовок расстрельной команды эсэсовцев. Стоя под дулами винтовок, только тогда ты поймешь, что это ты сам решил свою судьбу! И что Гелия сейчас погибнет из-за твоего тщеславного поведения! Тебя расстреляют из-за твоего собственного тщеславного самомнения, ну а ее то — за что?!

— Я очень надеюсь на то, что у меня с Гелией еще будет времени на то, чтобы еще раз обдумать этот вопрос?!

— Я не могу дать тебе какого-нибудь положительного ответа на твой вопрос?! Дело в том, Яков, что мы находимся в антагонистических отношениях с такой мощной организацией, как народный комиссариат внутренних дел СССР. А НКВЛ — это не просто государственный наркомат, это часть системы нашей жизни в СССР, а в такой системе простому человеку не так-то легко выживать. Ты должен постоянно быть на чеку, прислушиваться ко всему, о чем говорят люди вокруг тебя, внимательно присматриваться ко всем событиям, которые происходят вокруг тебя, или с твоим непосредственным участием! Так что в любую минуту твоей жизни в СССР всегда может что-то случится, поэтому, Яков, постарайся, как можно раньше, изменить это или прийти к новому решению о своем уходе на пенсию!

— Но, если я приму другое решение, то какую роль ты, Вальдемар, мне отведешь, ведь я не смогу сиднем сидеть до самой смерти, сложа руки на коленях. Мне нужна активная жизнь, а значит и активная работа!

— Что ты думаешь, о банковском бизнесе?

— Да, я мало что об этом бизнесе знаю! Слышал только о том, что для того, чтобы открыть банк в какой-либо стране, нужно на руках иметь наличными до трех миллионов фунтов стерлингов наличным!

— Если я найду такие день и от своего имени попрошу тебя заняться этим бизнесом, то как бы ты ответил на такое мое предложение?

— Вероятно, положительно! Так как последнее время я только и мечтал об открытии собственного банка!

— И ты вместе со своей Гелией уедешь в США, так как за время надвигающейся войны США станут всемирным банком?! А что касается нашего бизнеса, то я предлагаю начать совместный банковский бизнес, в котором восемьдесят процентов акций будут моими, а твоими — двадцать процентов акций?!

— Но у меня же нет денег на открытие такого банка!

— Мы с тобой только что сформулировали условия нашего участия в совместном бизнесе, но я пока не получил твоего согласия в том, что именно ты будешь заниматься этим бизнесом? Наш банк должен находиться в городе Нью-Йорке, США. Сам я туда поехать не могу, положиться на местного американца тоже, он может все мои деньги украсть. Но, если, Яков Вайсерман, согласится, то я смогу ему миллионов четырнадцать долларов выделить наличными!

— Такую сумму, тогда я согласен! Но, откуда, Вальдемар, ты возьмешь такую большую наличность?

Иван Фролов, молча, поднялся с кровати, подошел к одежному шкафчику, вытащил оттуда мешок. И этот мешок он попросту швырнул в руки Якова, тот развязал его верхние узлы, заглянул внутрь мешка. Когда он снова поднял голову, посмотрел на Ивана, то в его взгляде легко можно было прочитать один вопрос.

— Ну, там, Яков, в общем счете где-то под шестнадцать миллионов долларов США, на открытие банка в Нью-Йорке, и на переезд обеих семей за границу. Так как ты становишься нашим банкиром, то и подели эти деньги соответствующим образом, так, чтобы никто не остался в обиде, имел бы достаточно денег для того, чтобы начать новую жизнь и новый бизнес в другой стране. Ты, теперь глава нашего семейства, так и занимайся всеми нашими организационными вопросами, теперь займись вопросами оформления нашего отъезда. Что касается меня, то я уже имею шведский паспорт, мне хотелось бы получить советский паспорт на Вальдемара Косински или на любое другое имя.

Беседа Ивана Фролова и Якова Вайсермана закончилась далеко за полночь, но им удалось в деталях обговорить все вопросы, связанные с переездом двух семейств в Стокгольм. А главное, Яков взял в свои руки все вопросы по организации переезда, началу бизнеса на новом месте, на деле освободив Ивана Фролова от всякой мелочевки! Когда за Яковом Вайсерманом закрылась дверь, Иван Фролов, оставшись один в номере, решил вернуться обратно в постель, по дороге он щелкнул выключателем, выключив верхний свет, но оставил включенным ночник.

Он находился в глубокой дреме, поэтому не слышал, не видел, как открылась дверь его номера! Из освещенного коридора в полусумрак номера Ивана Фролова скользнула гибкая женская тень. Эта тень остановилась почти у самой кровати, пару минут она внимательно изучала тело парня, разметавшегося на одеяле, почти полностью обнаженного, из-за сильной жары в помещении! Тень вплотную приблизилась к кровати, нагнулась и обеими руками провела от головы этого парня до его стоп, замирая и почти останавливаясь на мужской груди, на бедрах и на голени. Одновременно все ее пальцы, видимо, от сильного напряжения вибрировали, массируя некоторые зоны этого мужского тела.

Затем тень женщина медленно опустилась на колени, свое лицо она приблизила к лицу Ивана, подушечками пальцев принялась водить по всему овалу его лица, по бровям. Особое удовольствие этой женщине доставляло проводить кончиками своих пальцев по овалу его едва приоткрытых губ, когда только начавшие расти щетинки на верхней губе этого совсем еще молодого мужчины, ее укалывали своими остриями! Женщина не выдержала напряжения, своими губами она нежно коснулась мужских губ, крепко их сжала. Но парень не просыпался даже от такой нежной пытки, как укус его губ женскими губами!

Проведя рукой по мужскому паху, женщина поднялась на ноги, быстрым движением плеча на пол слетел прозрачный пеньюар, который под собой итак ничего не скрывал. Иван Фролов все еще продолжал находиться в глубокой дреме, он чувствовал, ощущал, как по его лицу пробегали женские пальчики. Он видел красивые черные женские глаза, которые так внимательно его изучали, он также хорошо понимал, что эта женщина к нему пришла в одном только пеньюаре. Но эта женщина пока его еще не возбуждала, как и не возбуждала Машка, когда год назад она сама с себя снимала последнюю женскую крепость, свои простые трусики. Женский поцелуй удивил его своей женской нежностью, но он тут же успокоился, а женщина встала на ноги.

Ивану страшно понравилась ее грудь, две опрокинутые полные чаши, они пока еще не нуждались ни в каких там бюстгальтерах! Его до глубины души поразили два женских соска в ярком воинственном ореоле, которые так и не позволяли кому-либо из мужчин оторвать от себя взгляды. Он попытался протянуть вперед руку, чтобы погладить эти полные любви чаши, а также взять в рот сразу оба соска, чтобы больше не было бы претендентов на ее материнство. Но в этот момент Иван обратил внимание на то, что женщина начала танцевать. Причем, танец, который она начала исполнять, не был барыней, или каким-либо народным, или современным танцем. Женское тело выполняло определенный комплекс движений, в которых раскрывалась грация, гибкость, пластичность, изящество и красота женского тела!

Само собой в теле Ивана начала зарождаться ответное желание, ему очень захотелось подняться с постели, схватить в объятия эту женщину, чтобы вместе с ней продолжить этот замечательный танец жизни. Ему так хотелось снова продемонстрировать, что он, именно он, Иван Фролов, является хозяином этой жизни, что эта женщина — его новая раба любви!

Но в этот момент женщина на долю секунды прервала этот свой странный танец, она нагнулась и в один момент содрала с Ивана трусы. Иван Фролов очень плохо запомнил, что же именно с ним происходило дальше. Если даже честно признаваться самому себе в том, что случилось в ту ночь, то получалось, что эта женщина попросту изнасиловала Ивана. Он практически всю ночь напролет простоял перед ней на коленях, целовал ее ножки, бедра, живот и эти бесподобные по красоте и нежности ее груди! Он умолял, чтобы она его не отвергала, даже в тот момент, когда они снова и снова сливались в единое целое.

Усталые они откидывались на подушки, но, как только чувствовали, что силы вновь к ним вернулись, то набрасывались друг на друга, словно голодные звери.

В какой-то период этой борьбы Иван Фролов вдруг сообразил, что в его жизни появилось нечто такое, что делает ее более значимой, целеустремленной, что в этой жизни он не одинок, что у него появилась любимая женщина. Жаль, только, что она выйдет замуж за другого мужчину! Возможно, и к женщине пришли аналогичные мысли, она его поцеловала, и произнесла требовательным голосом:

— Удивительные вы люди, мужчины, готовы в свою постель затащить любую женщину! Заниматься с нею любовью всю ночь напролет, и только под самое утро вспомнить о том, что она будет женой другого мужчины! Ты меня разочаровываешь, Иван! Присмотрись более внимательно, может быть, и заметишь, что я не Кристина, никогда ею не была и не буду!

С этими словами женщина-тень поднялась на ноги и, на свои плечи набросив пеньюар, исчезла за дверью номера.

Глава 4

С хрипотцой дыхание шумно вырывалось из груди Ивана Фролова, вот уже двадцать минут он убегал от взвода или от роты красноармейцев, которые неутомимо его преследовали по улицам Вильнюса. Время от времени Иван посматривал через плечо на преследователей, делал очередной выстрел из своего «Вальтера» в сторону свои преследователей. Он старался стрелять так, чтобы не попасть в красноармейцев и их командиров, заставить их проявлять большую осторожность в этом никому не нужному преследовании. Все эти двадцать минут бессмысленного бега по городским улицам он мысленно себя проклинал за свою самонадеянность и лень. Три дня он провел в Вильнюсе, но ни разу не вышел на улицы города, чтобы ближе с ними познакомиться, чтобы узнать, где и что в этом городе находится?!

Кто бы мог подумать о том, что его одноклассник, Володька Дронов будет призван в Красную Армию, что службы он будет проходить именно в литовском Вильнюсе?!

После того, как Иван Фролов решил все свои проблемы с семейством Вайсерманов, два дня ушли на решение организационных вопросов по подготовке к отъезду всего семейства за границу. Было очень тяжело решать многие вопросы, но деньги решали практически все вставшие перед ними проблемы. К тому же в городе оказалось очень много желающих навсегда покинуть Советских Союз. В сентябре прошлого года в город Вильно вошла Красная Армия, многие бывшие польские офицеры и граждане внезапно для себя оказались советскими гражданами. Они тут же обратились в официальные учреждения за разрешениями о выезде в нейтральные страны. И как это было неудивительным большинство поляков и в прошлом граждан Литовской республики выразили пожелания уехать именно в Швецию.

В результате мытарств, встреч, и переговоров с представителями советских государственных организаций, а главное подкупов советских бюрократов, Яков Вайсерман одним из первых получил шведский паспорт. Сегодня он сел в поезд и отправился в Ригу, где должен был пересесть на пароход, завтра вечером отплывающим в Стокгольм. Фролов вызвался проводить Якова, в тот момент все другие члены семейства Вайсерманов подумали о том, что это его желание было вызвано необходимостью дать Якову последние, секретные указания, поэтому они ему не воспротивились. Хотя они все поголовно придерживались той точки зрения, что Вальдемару Косински было бы лучше не покидать стен «Русского трактира». К этому времени старшему Якову удалось наладить канал перевода денег и доставки важных бумаг из Вильнюса в Стокгольм.

Извозчик по предварительной договоренности подъехал к «Русскому трактиру» к двенадцати часам пополудни, Иван и Яков тотчас же вышли к нему, положили чемодан в багажное отделение, а сами сели в крытую тентом коляску на резиновом ходу. Пока проезжали центральные улицы, то Яков кратко рассказывал об их истории, но, разумеется, он ни словом не упоминал, какие из этих улиц являются проходными?!

Да, и на вокзале все прошло замечательно, Яков ехал в вагоне второго класса, это потому, чтобы не привлекать пассажиров первого класса внимание к своей молодости! По купе у него оказались интересные попутчики такие же, как и он, молодые люди, две девушки и один молодой человек. Пожав на прощанье руку своему молодому другу, Иван Фролов постоял на перроне, провожая глазами уходящий состав. Затем он собрался, развернулся и направился к выходу на привокзальную площадь.

Проходя мимо вокзального буфета, он вдруг решил зайти туда, выпить бокал пива. К слову сказать, это его решение носило, скорее всего, импульсивный характер. Сделав заказ, в голову Ивану вдруг пришла мысль о том, что в этот буфет ему не следовало бы заходить. Он поднял голову, чтобы еще раз осмотреться кругом, понять, почему такая странная мысль появилась в его голове. В этот момент его глаза встретились с глазами красноармейца из военного патруля, которых на вокзале было очень много! Зрачки глаз армейца вдруг начали быстро расширяться, в них появилось узнавание! Да и Иван к этому моменту понял, что Владимир Дронов, его одноклассник и одновременно стукач НКВД, по доносу которого его почти год назад арестовали, собственной персоной стоял перед ним!

Иван Фролов не успел и слова произнести, как дикий вопль ярости и гнева прозвучал под высокими сводами железнодорожного вокзала. Это кричал Володька Дронов, рукой он показывал на Ивана:

— Ребята, хватай и намертво вяжи эту суку, предателя родины!

Гнев на секунду затмил сознание Ивана, он только увидел выброшенную вперед свою правую руку с пистолетом «Вальтер». Сухо щелкнул выстрел, один глаз Володьки Дронова мгновенно превратился в кровавое месиво, а сам он, запрокинув кверху руки, начал медленно падать на спину. Его винтовка с примкнутым штыком громко лязгнула о керамическую плитку пола вокзала. Два других красноармейца задергались, как марионетки, пытаясь сдернуть с плеча свои винтовки. Последовали еще два выстрела, Иван с ужасом подумал, зачем ему приспичило стрелять, убивать этих двух ни в чем не виноватых сельских парней, одетых в форму бойцов Красной Армии?!

Но последние два раза стрелял не он, стрелял совершенно другой человек. Этот человек был чуть старше Фролова, по крайней мере, если судить по щетине на его лице и подбородке, то он уже давно уже брился. В руках этот человек держал армейский пистолет WIS35 Radom.

— Хорунжий войска Польского, Александр Новински. Уважаемый господин, нам с вами здесь нельзя оставаться, скоро появится еще один красный патруль. Пока у нас нет сил, всех их перестрелять, как бешеных собак. Поэтому я хочу вас вывести из здания вокзала. Прошу вас следовать за мной!

С этими словами Александр Новински твердо ступая, направился прямо в толпу людей, собравшихся вокруг них. Эти люди вежливо перед ними расступались, образовывая проход, при этом продолжая восторженно перешептываться о «героизме» простых поляков по отношению к русским оккупантам. Фролов пришел в себя, когда они оказались на свежем воздухе привокзальной площади. К этому времени он уже убрал пистолет во внутренний карман своей куртки. Рядом с ним стоял Новински, хорунжий с глубоким интересом его рассматривал, видимо, он ожидал от него каких-то слов. Так и не дождавшись этих слов, хорунжий Александр Новински сам обратился к нему со следующими словами:

— Мне приказали встретиться, познакомиться и помочь тому человеку, который окажется в условленном месте в условленное время! Таким образом, я свое задание полностью выполнил! Уважаемый господин, не хотите ли вы мне что-либо сказать в ответ?

— Встречу с вами я заранее не планировал, она для меня полностью неожиданна. Поэтому я не могу чего-либо ко всему этому добавить. Возможно, в будущем мы когда-либо снова встретимся, а сейчас я должен вас оставить!

Последние слова иван Фролов произнес потому, что увидел своего извозчика, который в этот момент махал ему рукой, чтобы привлечь к себе его внимание. Оставив за спиной хорунжего, он решительно отправился в своей коляске, которая должна была доставить его домой. Но, чем ближе он к ней подходил, тем ему больше не нравился обстановка, складывающаяся на привокзальной площади. Почему-то рядом с коляской его извозчика стояли целых три крестьянских телеги. Причем, они стояли так, что извозчик не смог бы отъехать, так как все пути отъезда были ему перекрыты этими телегами. Иван притормозил, решив лучше оценить свою позицию. В этот момент он краем глаза увидел взвод красноармейцев, куда-то спешивший.

Иван резко развернулся, чтобы вернуться к польскому поручику и вместе с ним попытаться мирно покинуть привокзальную площадь. Но Александра Новински не оказалось на прежнем месте, он уже успел куда-то исчезнуть! Тогда Иван перепрыгнул чугунные перила и по крутому откосу побежал к переулку, уходившему куда-то влево. Первые пять минут он пробежал, но так и не заметил кого-либо, кто бы его преследовал! Замедляя бег, Иван принялся вертеть головой по сторонам, пытаясь определиться, в какую сторону ему бежать?! В этот момент из переулка слева вылетела толпа красноармейцев с винтовками в руках. Встреча для обеих сторон оказалась настолько неожиданной, что некоторые из красноармейцев притормозили, чтобы не столкнуться с Иваном.

В тот момент послышался приказ молоденького лейтенанта, командира взвода красноармейцев:

— Всем рассредоточиться, окружить и взять под прицел этого литовца!

Иван Фролов размахнулся и рукояткой своего пистолета ударил по голове лейтенанта. Ускоряясь, он пробежал мимо уже лежавшего на тротуаре лейтенанта, а затем обернулся, поднял руку с пистолетом кверху и пару раз нажал спусковой крючок. Красноармейцы, словно подкошенные, повалились на тротуар, бросая свои винтовки, а от пронизывающего ужаса свои головы они прикрывали руками. Это небольшая заминка красноармейцев позволила Ивану от них отбежать метров на двадцать — тридцать, но он, по-прежнему, оставался у них на виду, поэтому они упрямо продолжали его преследовать.

На двадцатой минуте Иван Фролов сообразил, что этот его бег преследования не может продолжаться до бесконечности. Во-первых, этот их лейтенант оказался неплохим спортсменом, он неплохо умел бегать! Он мог бы уже давно догнать и перегнать Ивана, но не делал этого по одной причине, так как хорошо помнил о наличии у беглеца пистолета. Молодому парню совершенно не хотелось умирать раньше положенного ему времени! И второе, этот молодой лейтенант решил, измотать беглеца этим бесконечным и бессмысленным бегом, а затем его попросту повязать!

Центральная часть Вильнюса, из которой Иван, преследуемый красноармейцами, хотел, но пока так и не смог вырваться, сейчас переливалась свистками дворников и участковых милиционеров. Если судить по этому свисту, то вскоре Иван Фролов лишится возможности свободным человеком покинуть эту часть города! Он вбежал в подворотню, справа открылась какая-то дверь, сильная рука заволокла его в темное помещение, а дверь захлопнулась перед самым его носом.

Тяжело дыша, мимо двери вглубь двора пробежала часть красноармейцев, но вскоре там послышались голоса:

— Товарищ лейтенант, да его здесь нет!

— Здесь тупик, товарищ лейтенант, глухая стена дома! Парень, повернув в эту подворотню, он не мог бы отсюда, куда-либо убежать!

— Ищите, парни, ищите! Я собственными глазами видел, как он, повернул в этот тупик! Идите, поспрошайте, литовцев, которые здесь живут! Может, они видели, куда он убежал, а, может быть, кто-нибудь из них его спрятал?!

В этот момент рука, удерживающая его, потянула его за собой вглубь помещения. Едва слышно захлопнулась вторая дверь этого помещения, сразу же умолкли голоса красноармейцев и их командира, лейтенанта. Щелкнул электровыключатель, в помещение загорелась единственная лампочка под потолком. Присмотревшись внимательно, Иван понял, что он находится в так называемой дворницкой, где проживал местный дворник и хранил инструменты, лопаты, мотыги, ломы и метла, которыми пользовался для уборки двора.

— С Моней все в порядке, он поправляется не по дням, а по часам! Часто тебя вспоминает и говорит, что, если бы, Иван, стал бы смотрящим Лиды, то с этим белорусским областным городком все было бы в абсолютном порядке. Что мы давно своей славой гремели бы по всему Советскому Союзу! Но и он сам этим городком правит так, что с ним за руку здоровается первый секретарь, а командир областного НКВД при виде его встает по стойке смирно, отдает честь. Сейчас Моня собирается посетить общесоюзный форум криминальных авторитетов, поделиться своим опытом. Форум же будет проводиться в Екатеринбурге в середине мая месяца!

Иван Фролов сидел на табурете за столом, с удовольствием пил крепкий чай с липовым медом. Напротив него сидел тот самый Александр, который в числе трех молодых уркаганов Лиды посещал его в доме тогда еще живого Мориса Берныньша. С того времени прошло не так уж много времени, но и за этот период Александр изменился, он повзрослел, в нем появилась этакая матерость в поведении.

Совершенно случайно Александр оказался в дворницкой своего дяди в тот момент, когда красноармейцы почти загнали Фролова в ловушку. Разумеется, тогда он еще не знал о том, что красноармейцы гонятся именно за Иваном Фроловым. В тот момент Саша из чувства солидарности решил помочь человеку, которому угрожала опасность. Да и к тому же красноармейцев он, как уголовник, как литовец в душе не очень-то любил! Вот Александр и решил, помочь человеку, который убегал от преследующих его по пятам красных. Причем, ему удалось проделать это таким образом, что красноармейцы не заметили, где, когда и как исчезла преследуемая ими дичь, которую они так азартно загоняли в угол!

Окон эта дворницкая не имела, поэтому Александр смело включил лампочку под потолком, чтобы осмотреться и познакомиться с беглецом. Каково же было его удивление, когда увидел, что в своих объятиях держит своего друга и учителя, воровского авторитета Ивана Фролова. При этом он повел себя так восторженно, что не обратил внимания на пистолет, который Иван держал прижатым к его боку.

Когда закончились радостные обнимания, дружеские и братские похлопывания по плечу, Александр самым сердечным образом предложил Ивану распить бутылочку водки. Но что тот, хорошо помня о неожиданностях жизни, о легкомысленном поведении Фортуны по отношении к нему, категорически отказался. Тогда Александру пришлось заваривать чай, так как кофе у дяди дворника никогда в помине не было, да и как это кофе могло бы оказаться у простого человека, когда этот человек русскую водку предпочитал всем другим напиткам мира!

Первую чашку чая обе стороны выпили в глубоком раздумие, частенько друг на друга поглядывая, оба они подумывали о том, что же такого Фортуна задумала, снова сведя их вдвоем!

К этому времени Иван уже хорошо понимал, что просто так ничего в человеческой жизни не происходит! С момента ареста НКВЛ его жизнь стала определяться именно такими случайностями, случайно арестовали, случайно бежал с этапа, случайно встретил Мориса Берныньша, Артамона — Моню, и вот сейчас — случайная встреча с Александром Мецом! Александр, разумеется, не имел такого большого житейского опыта, как, скажем, Иван Фролов, но и он догадывался, что это встреча не простая случайность в их жизни! Ведь до этой встречи он уже несколько раз вспоминал о Фролове, полагая, что этот русский уголовник наиболее подходил для работы, которую ему только что предложили. Но он сейчас Сашка особо не спешил залезать к Ивану в душу, чтобы предложить ему эту работу.

Тем временем между ними завязался дружеский разговор о том, что уже случилось в их жизни. В завершении своего рассказа о прошлой жизни, Иван как бы, между прочим, обмолвился о том, что он решил покинуть Советский Союз, поехать в Европу себя показать, на других посмотреть! Александр рассказ своего друга воспринял, как приглашение со стороны старшего товарища, принять непосредственное участие в этом его путешествии за бугор. Ему пришлось долго изворачиваться, чтобы не обидеть своего старшего товарища прямым отказом. Он не имел права говорить о том, что уже подписался на новую работу, что уже сегодня ночью он должен покинуть Вильнюс, согласно условиям его контракта. А пояснить Ивану Фролову создавшуюся ситуацию в личных делах косвенно, то на это у него попросту не хватало слов и времени!

В конце концов, друзья успокоились, перестали у друг друга в душах копаться, продолжая пить чай, заговорили о международном положении. Иван Фролов удивился высказываниям Александра о том, что война между СССР и Германией неизбежна, что вот-вот на границе между этими странами заговорит оружие. Он тоже предполагал, что эта война неизбежна, но думал, что СССР нападет на Германию не в этом, а в 1942 году! Дальше, обмениваясь своими мыслями о том, будет ли или не будет это война, кто на кого нападет, время полетело. Не успели они наговориться от души, как проскрежетал ключ в замке, и на пороге дворницкой появился пожилой мужчина, среднего роста.

Что Ивану сразу же бросилось в глаза, так это была седая борода лопата этого мужика! Он же, молча, ни с кем не здороваясь, по-хозяйски прошел в угол дворницкой, где стоял унитаз, в открытую сбросил свои портки, и на него уселся. Своими выпуклыми глазами, буравя Сашку, который тут же заткнулся со своим трепом о международном положении. Он с какой-то глубокой тоской посмотрел на Ивана. Видимо, в этот момент он сильно пожалел о том, что ничего ему не рассказал о владельце этой дворницкой, своем дядя Емельяне?!

Дядя же Сашки Меца продолжал вести себя именно так, как будто он в душе задумал, ввести этих двух молокососов, рассевшихся за его столом, в еще большое смущение своим поведением, чтобы затем их грубо вышвырнуть прямо на улицу. В подворотне перед тем, как открыть дверь своей дворницкой квартиры, он случайно столкнулся с соседкой, Анной Николаевной, которая жила на первом этаже этого дома еще со времен Гражданской войны. Она рассказала дворнику Емельяну о том, как собственными глазами наблюдала за тем, как красноармейцы преследовали какого-то здорового парня. Причем, этот парень отстреливался от своих преследователей и, по словам Анны Николаевны, на землю положил немало краснопузых!

Здесь следует обязательно напомнить о том, что вильнюсский дворник Ермолай считал себя истинным пролетарием! В прошлом году он находился в первых рядах жителей Вильнюса, которые вышли на улицу встречать и приветствовать красноармейцев РККА, входивших в город. Дворник Ермолай был первым и в очереди на запись тайных осведомителей районного отделения НКВД и советской милиции. А Анна Николаевна была белой сучкой, которая вместе со своим мужем, капитаном Гороховым, бежала из России в годы гражданской войны. Они от преследования этих самых краснопузых укрылись в Вильнюсе, но, как и Емельян, Анна Николаевна любила на минутку заскочить на тайную явку НКВД, чтобы со своим куратором почесать языком о своих друзьях, приятелях и о соседях по дому.

Не стесняясь, Емельян вытер клочком газеты свой зал, спустил унитаз и, оставив в помещении не очень-то приятный запах, он, поддернув портки, поднялся с унитаза и поинтересовался:

— Чем таким особо важным заняты, молокососы?

Сашка Мец почему-то засмущался, видимо, парень не так уж часто оказывался в положении, когда близкие родственники вели себя подобным образом. Он сказал:

— Да, вот случайно встретился с одним своим старым другом! Решил с ним поговорить о старом, о былом, вот и пригласил его попить вместе чайку!

— Ты, Сашка, наглец, пригласил в мою дворницкую человека, меня не спросись?! Ты, Сашка, хоть и близкий мне родственник! Твоя мать — мне родная сестра! А кто он такой, этот твой друг, ты бы хотя знаешь? Ты его моим липовым медом угощаешь, а стоит ли он этого липового меда? Анна Николаевна мне рассказала, как этот твой друг из своего револьвера убил много красноармейцев! Я, возвращаясь домой, столько военных патрулей сейчас увидел на улицах Вильнюса, сколько за всю свою жизнь ни разу не видал! А ты ведь должен знать о том, что я, как истинный пролетарий, за каждого красноармейца готов свою жизнь и кровь отдать!

Хорошо понимая, что этот дядя Александра, желая устроить скандал своему племяннику, сам себя заводит, желая привести себя в истерическое состояние. Что вскоре он переедет на крик, а потом полезет в драку! Что, если дядю вовремя не остановить, то этот скандал с дракой может завершиться вызовом милицейского наряда, что было бы совсем нежелательным.

Иван Фролов вдруг вспомнил о том, что его пистолеты до сих не перезаряжены. Он спокойно достал из кармана свой «Вальтер Р38», вытащил из его рукоятки пустую обойму, запасную обойму достал из кармана. Начал обоймы набивать патронами из плоского деревянного ящика. Иван спокойно брал патрон за патроном из ящика, также поочередно ловко загонял патроны в обоймы. Когда обе обоймы были забиты патронами, то одну из них парень ловко загнал в рукоятку пистолета. Пистолет поставил на предохранитель и спрятал в карман куртки. В тот же карман он бросил заодно и запасную обойму.

Выполнив работу, Иван Фролов как бы пустым, ничего не выражающим взглядом посмотрел на дядю Александра Меца. Тот, по-прежнему, продолжал стоять на своем месте, беззвучно шевелил губами, словно продолжал с кем-то беседовать! Но ни единого звука из горла Емельяна так и не вылетело! Тогда Иван перевел взгляд на своего друга, Сашку. Он сразу же увидел хитрую улыбку на его лице. Сашка был явно доволен тем, как Фролов проучил его родственника, дядю Емельяна! Но даже Сашка понимал, что им обоим, ему и Ивану, больше не стоило задерживаться в одном помещении с его родным дядей, тем более, что в этом помещении сейчас пахло, как в общественном туалете.

— Ну, что, Иван, давай подымайся! Я думаю, что нам следует выйти на улицу, подышать свежим воздухом, а то здесь стало нечем дышать!

— Я же тебе давно предлагал этого сделать! Только ты в одной рубашке не ходи, на улице похолодало!

Пока Сашка на вешалке разыскивал свою куртку, в которой приехал в Вильнюс, Иван с пола поднял свою куртку и натянул ее на свои плечи. Затем осторожно, с хитрецой поглядывая на родственника Александра, пистолет на его глазах переложил в карман этой куртки. Они вдвоем, один за другим, покинули дворницкую, оставив ее хозяина в полном одиночестве, так с ним и не попрощавшись!

Выйдя из подворотни на улицу, Иван Фролов на секунду задержался, он пытался сориентироваться, понять, где же сейчас находится и где должен находиться «Русский трактир» Якова Вайсермана. Удивительно, но Фролову удалось-таки правильно сориентироваться. Если пойди налево по улице, то вскоре им должен был встретиться небольшой городской сквер, а вот за этим сквером нужно было сделать еще два правых поворота, тогда он выходил на улицу, в одном из домов которой и располагался этот трактир. Он первым зашагал налево, думая в том скверике распрощаться с Александром, а в трактир идти уже одному.

Как только они дошли до этого городского сквера, то Александр прервал свое молчание. Он предложил Ивану его выслушать, так как, по его мнению, этот его рассказ мог бы заинтересовать Ивана. Все лавки сквера были запорошены снегом, выпавшим еще рано утром. Друзья выбрали одну из лавок, с ногами взобрались на нее, удобно расположившись на ее деревянной спинке.

— Понимаешь, Вань, я долго колебался, решая, рассказать тебе об этом или же не рассказывать. Но вот после того, как ты без слов сумел моего дядю поставить на место, то решил тебе все-таки кое-что рассказать. Даже если ты откажешься принимать участие в этом проекте, то, по крайней мере, мне посоветуешь, как мне в дальнейшем себя вести с этим проектом. Итак, Крестьянская партия Польши после разгрома немцами Польши решила внести свой вклад в ее восстановление! Политические деятели выделили немалые деньги для розыска, как можно большего числа польских военнослужащих, оказавшихся на польских территориях, оккупированных Советским Союзом. Эта партия хотела собрать этих поляков в группы по тридцать, пятьдесят или даже по сто человек, а затем эти группы эвакуировать в Британию. Там на острове эти польские военнослужащие должны пополнить ряды 1-й и 2-й польских пехотных дивизий.

Александр Мец в этом месте своего рассказа о чем-то задумался, полез в карман своей куртки, достал коробку советских папирос «Казбек» и от спички прикурил одну папиросину. Воспользовавшись образовавшейся паузой, Фролов поинтересовался:

— Кто первым к тебе обратился с этой просьбой?

— Моня! Ой, нет, извини, это не совсем так! Я уже тебе рассказывал о том, что Моня стал более чем уважаемым человеком в нашей Лиде. Так вот, три месяца назад с Моней познакомился и начал с ним встречаться один из местных польских ксендзов по имени отец Тадеуш. Тадеуш был первым, кто рассказал Моне о негласных намерениях Крестьянской партии Польши произвести негласный призыв польских офицеров, старшин и солдат на оккупированных землях Западной Белоруссии. Словом, тогда Моня не проникся должным пониманием этой проблемы, в результате отец Тадеуш не нашел требуемой поддержки по осуществлению своих политических планов. В конечном итоге Западная Белоруссия так и не приняла активного участия в первом наборе польских военнослужащих.

— Саша, ты этим хочешь сказать, что первый такой набор был успешным в других странах?

— Да, так оно и было! В первый раз более двухсот польских офицеров и солдат добрались до Великобритании! Сегодня в одной только Лиде семьдесят поляков записались в такие добровольцы. Семьдесят польских офицеров и солдат хотят отправиться в Англию, чтобы там воевать с бошами. Из Вильнюса нас поездом должны перевезти в Вентспилс, где нас вместе с добровольцами из других стран Европы должны пересадить на борт морского судна, и уже морем переправить в Швецию. Моня вызвал меня и попросил приложить максимум усилий для того, чтобы тебя разыскать в Вильнюсе. Тогда я не знал, что ему было предоставлено право, назначить своего человека командиром этой группы польских добровольцев. Но, как ты понимаешь, я тогда тебя не сумел найти, в результате командиром этой группы сами поляки назначили своего человека.

Семь тентованных советских грузовика Зис 6 вот уже третий час без остановки двигались по литовским дорогам, держа направление на латышский городок Вентспилс, что расположен на берегу Балтийского моря. На лавках, установленных поперек кузовов этих грузовиков, сидели красноармейцы. По крайней мере, к такому выводу можно было бы прийти, увидев последние ряды лавок, на которых сидели люди, которые с головой были укрыты советскими плащ-палатками с капюшонами, принятыми для ношения красноармейцами и командирами РККА!

Колонна этих грузовиков только что проехала через литовский городок Укмерге, где в военном городке квартировала 2-я танковая дивизия Красной Армии. Поэтому в этом городке всегда существовала возможность столкнуться с военным патрулем, даже в такое позднее ночное время. Один из военных патрулей скуки ради остановил передний грузовик этой автоколонны, патрульные собрались проверить документы людей, сидевших в кузове этого грузовика. Причем, крикливый старшина танкист, командир патруля, потребовал предъявить документы не только командирам Красной Армии, которые сидели в кабинах водителей, но и красноармейцам, сидевших на лавках в кузовах грузовиков. Слава богу, что в этот момент к первому грузовики, остановленному патрулем, один за другим стали подъезжать другие грузовики колонны. Все они были тентованы, под тентами в кузовах грузовиков сидели люди в плащ-палатках!

Этим обстоятельством, как бы начали оправдываться слова лейтенанта Фролова, сопровождавшего первый грузовик с людьми. Этот лейтенант заявил старшине Горелову, командиру патруля, о том, что сегодня ночью по приказу штаба армии через Укмерге проследует батальон 578-го пехотного полка, который секретно перебрасывают в Латвию. Виктор Горелов подошел к лейтенанту Ивану Фролову, сметливым глазом еще раз он пробежался по его ладной фигуре. Еще раз позавидовав тому, как ловко на нем сидит командирская форма. Старшина вернул лейтенанту его командирскую книжку и сказал:

— В принципе, это не мое дело, как командира патруля! Но обещаю, что завтра утром особисты нашей дивизии обязательно займутся разбирательством вашего дела. В Красной Армии еще не бывало такого случая, чтобы целый батальон перебрасывали бы из одной союзной республики в другую союзную республику, не информируя при этом районные отделения НКВД. Сейчас я не буду останавливать и досматривать ваши грузовики! Следуйте своим маршрутом! Но имейте в виду, лейтенант, что в каждом населенном пункте вас могут останавливать по этому вопросу.

— Да, я понял тебя, старшина! — Сказал лейтенант Фролов, поднимаясь в кабину водителя первого грузовика. — Ну, а что я лично могут поделать? Спал я уже, когда меня по приказу командира батальона, майора Ковальчука, подняли с постели и приказали. А ну парень садись в грузовик, сделай так, чтобы эти красноармейцы были бы завтра в Риге к восьми часам утра! Ну, вот я и еду! Ну, да, ладно, старшина, я поехал. Держи пять! — И лейтенант Фролов сунул в руку старшине Горелову свою ладонь для прощального рукопожатия.

Снова под колеса грузовиков понеслась литовская проселочная дорога, которая была гораздо лучше замощена любого советского шоссе того предвоенного времени. В кузовах грузовиков снова начали посапывать так называемые красноармейцы, польские офицеры, которых война занесла на территории, оккупированные Советским Союзом. На коленях лейтенанта Ивана Фролова лежал английский пистолет-пулемет Ланчестер, едва ли не полная копия немецкого пистолета-пулемета МП28. Он сидел на пассажирском сидении рядом с водителем, вспоминая о том, как его вместе с Александром Мацем встречали в одной из советских столовых, которые стали появляться в Вильнюсе, сменяя частные рестораны, трактиры и таверны.

Эта столовая, где проходила встреча польских добровольцев, всего только несколько дней тому назад была открыта в Вильнюсе. В большой зале за обеденными столами, выстроенными в несколько рядов, словно в казарме, сидели польские офицеры, одетые в гражданскую одежду. Некоторые из поляков узнавали Александра Меца, они его поприветствовали своими поднятыми руками. Многие из них улыбались! Но, если можно было бы более внимательно присмотреться к лицам поляков, то сразу же бросалось в глаза, что чуть ли не большинство этих польских граждан сейчас глубоко сожалеют о том, что согласились принять участие в этой авантюре.

Перед Фроловым, как и перед другими добровольцами, поставили тарелку пшенной каши, а Александра Меца шепотом попросили выйти для секретной беседы. Затем на колени Ивану бросили английский автомат Ланчестер с двумя запасными рожками, приказав ему готовиться к отъезду. Вот тут-то Фролов и продемонстрировал свой несносный характер:

— Я требую личной встрече с офицером, командующего переправкой польских офицеров через Балтийское море в Швецию! — Твердым голосом он заявил человеку, который бросил ему на колени плохо работающий английский автомат.

Вскоре его подвели к женщине бальзаковского возраста, которая вдруг представилась ему, как офицер разведки британского королевского флота. Иван не стал ее дальше слушать, а прямо ей заявил:

— Мне предложили, я согласился помочь, этих несчастных польских офицеров переправить в Швецию. Поезд для этих целей не подойдет, так как на такое количество одинаково одетых и одного и того же возраста пассажиров обязательно обратят внимание. Для того, чтобы их всех доставить в Вентспилс, мне потребуется семь советских тентованных грузовика ЗИС 5 или ЗИС 6. Мне также потребуется форма лейтенанта РККА с командирским удостоверением.

— Сэр, этим вы хотите мне сказать о том, что, получив все необходимое, вы сможете этих польских офицеров и солдат доставить в Вентспилс?! — Мило поинтересовалась британская дама.

— Так точно, мэм!

Следующий день ушел на решение множества организационных вопросов. Уже к вечеру в распоряжение Фролова поступили семь грузовиков ЗИС 6 водителями, он получил пайки на восемьдесят человек на три дня питания. В ночь колонна из семи грузовиков покинула Вильнюс. Все время до отъезда колонны Фролов чем-то занимался, решал значимые проблемы. Поэтому он не заметил, как пару раз к нему хотел подойти Сашка Мец и что-то рассказать. Но видя, как занят Иван, Александр так и не решился его побеспокоить! Когда колонна было уже готова тронуться в путь, то Иван пару раз пробежался вдоль колонны, заглядывая в кузов каждого грузовика. Вскоре он убедился в том, что Меца не было в его колонне.

Лейтенант оторвал голову от английского автомата, черех ветровое стекло посмотрел на небо, чтобы определить точку, в которой они сейчас находились. Звезды подсказали, что сейчас они должны проезжать Паневежис. Это был один из крупных провинциальных городков Литовской ССР, через который должна была проследовать автоколонна. Вскоре они снова выскочили на очередное пригородное шоссе и со скоростью пятьдесят километров в час понеслись к Балтийскому морю.

А в этот момент старшина Горелов в Укмерге, звонивший по простому телефону, сумел поднять с постели оперуполномоченного НКВД по Литовской республике и у него поинтересоваться:

— Товарищ старший майор, вы не подскажете мне, а кто это такой лейтенант Иван Фролов?

На что получил очень суровый ответ:

— Могу вам, старшина или майор Горелов, сказать только одно, что я не знаю никакого лейтенанта Ивана Фролова! Но я хорошо знаком с досье некого уголовного рецидивиста, криминального авторитета по имени Иван Фролов, на счету которого побег с этапа, восемнадцать убийств. Если вы этого человека имеете в виду, то могу хоть сейчас выехать к вам в Укмерге с кое-какими документами для вашего личного ознакомления?!

— Пожалуйста, не надо меня, простого армейского особиста втягивать в высшие игры! Я хочу жить, бороться с самострелами, дезертирами, мародерами, изменниками родины на поле боя. Я вам, товарищ старший майор позвонил лишь для того, чтобы вас проинформировать, что час назад я лично разговаривал с лейтенантом Красной Армии Иваном Фроловым! Он мне сообщил, что несколькими десятками грузовиков перевозит батальон красноармейцев из Вильнюса в Ригу. Для вашей информации, товарищ старший майор, хочу сказать, что грузовики были забиты красноармейцами, но никакой информации об их передислокации по линии НКВД не было!

Семь грузовиков лейтенанта Ивана Фролова спокойно пересекли границу двух союзных республик Литовской ССР и Латышской ССР, до Вентспилса им осталось проехать всего лишь двести километров пути. В этот момент на одном из грузовиков лопнули шины на передних колесах, грузовик тут же остановился. Иван Фролов первым выскочил из кабины своего грузовика, побежал к поврежденному.

— Сколько времени тебе потребуется на замену шин, или на ремонт колес своего грузовика? — Поинтересовался он у водителя этого грузовика.

Ивану показалось подозрительным то, что колеса этого грузовика были не проколоты, а порезаны ножом. Он обратил также внимание и на то обстоятельство, что водитель этого грузовика все дальше и дальше отходит от своего грузовика, стараясь подойти к тому грузовики, на котором Иван только что подъехал! Тогда Фролов из своего английского автомата выпустил короткую очередь в воздух, тут же прокричал приказ на польском языке:

— Пане польские офицеры и солдаты приказываю всем покинуть грузовики и построиться!

Сказалась былая выучка, польские офицеры и солдаты в одно мгновение покинули грузовики и построились в две шеренги на свободном месте. К ним в форме лейтенанта Красной Армии вышел Иван Фролов, он ввел их в курс дела:

— Пане польские офицеры и солдаты произошла провокация. Агент НКВД, находящийся среди нас своим ножом проколол шины передних колес одного из наших грузовиков. В этой связи я приказываю, срочно сформировать две офицерские тройки для наблюдения за неиспорченными грузовиками. Из остальных солдат и офицеров сформировать рабочую группы, которая займется ремонтом и клейкой поврежденных шин.

Работа пошла, пока техническая группа занималась ремонтом колес, Иван бегал среди поляков. Он старался разыскать того поляка, который сидел за рулем ремонтируемого грузовика и своим ножом порезавшего шины его колес. Но поиски были неудачными, почему-то все поляки Ивану стали казаться на одно лицо! Ремонт колес отнял у них сорок пять минут драгоценного времени. Близился рассвет, в тот момент внутри Фролова боролись два начала, одно призывало к осторожности — остановиться, найти укромное место и переждать до завтра! Другое же начало глухо требовала, гнать грузовики до причала, а там сразу же грузиться на пароход, отчалить от берега!

Семь грузовиков на скорости проскочили узкие улицы Вентспилса, подъехали к воротам морского порта. Из будки вахтера вышел боцман отставник и направился к головному грузовику. Боцман остановился, когда увидел рыло странного оружия, которое наставил на него советский лейтенант с решительным выражением лица. Немного подумав, боцман также решительно подошел к воротам и поднял деревянный брус, ворота открылись. Тихо пофыркивая двигателями грузовики поехали к дальнему пирсу, у которого стояла полностью проржавшее корыто, которое когда-то было неплохим прогулочным судном. Этот же боцман еще некоторое время понаблюдал за тем, кузова грузовиков начали покидать какие-то люди. Которые по шатким сходням поднимались на борт этого прогулочного судна.

Боцман стоял и продолжал наблюдать за тем, как из труб этого судна вдруг повалил черный дым, а между бортом судна и пирсом вдруг появилась полоса воды, которая все расширялась и расширялась. Только затем боцман вернулся в свою вахтерскую будку, поднял трубку телефона и попросил коммуникатор порта Вентспилса соединить его с директором. Когда на пятнадцатом гудке директор порта все же поднял трубку, то боцман на латышском языке ему сообщил:

— Господин капитан, вы просили меня проследить и сообщить вам о том, когда прогулочное судно «Надежда» загрузится людьми и отчалит. Так вот, я вам звоню для того, чтобы подтвердить, что «Надежда» загрузилась, а сейчас выходит в море.

— Какая «Надежда», какое море, какие люди и кто вас, Федор Михалыч, просил меня предупредить?

— А вы сами, господин капитан, возьмите бинокль, выйдите на смотровую площадку и сами все поймете!

Глава 5

Первый месяц пребывания в Швеции Ивану Фролову показался невыносимо скучным от общего ничегонеделания, от полного застоя в делах. Это чувство его охватило, как только он сошел на берег в небольшом шведском городке Нюнесхамн, расположенном в шестидесяти километрах от Стокгольма! Не успел он ступить на шведскую землю, как ему показалось, как что-то оборвалось в его жизни, она как бы остановилась, замерла, что за его спиной навсегда остались те события, которые так разнообразили его жизнь в Советском Союзе! Он все еще хорошо помнил, как удивленно расширились зрачки глаз шведского полисмена, когда он в форме лейтенанта Красной Армии первым по шатким ходням сошел на берег. Подошел к этому шведскому полицейскому, протянул ему свой шведский паспорт. Тот внимательно перелистал страницы паспорта, время от времени поднимая взгляд на Фролова, а затем сухо произнес на английском языке:

— Господин лейтенант, прошу сообщить вашим людям о том, что в ваше распоряжение предоставлена казарма полицейского батальона города порта Нюнесхамна. В течение двух недель с вами поработают представители правоохранительных органов Польши и Швеции. Они произведут проверку документов ваших людей, удостоверят ваши личности. После чего в зависимости от своих пожеланий вы будете депортированы в Британию, или же до конца войны будете интернированы в Швеции! В течение этих двух недель, в течение которых будут проверяться ваши личности, мы, как шведская полиция, убедительно просим, чтобы ваши люди, не покидали ли бы пределов нашего городка Нюнесхамна!

Когда последний польский офицер сошел на берег, встал в общий строй на пирсе, то Фролов все-таки потратил пару минут на то, чтобы попытаться разыскать того парня, кто был водителем поврежденного грузовика, а потом без следа растворился в общей массе людей его группы. Он несколько раз прошелся вдоль строя, вглядываясь в лица своих поляков, которые с каждой минутой становились ему все ближе, но вражеского лазутчика так и не разыскал, тот словно сквозь землю провалился! Фролов пожал недоуменно своим плечами и подумал о том, что рано или поздно, но этот парень, наверняка, всплывет на поверхность. Подумав, он решил еще раз пройтись вдоль строя своих парней, доставить себе небольшое удовольствие.

На этот раз польские солдаты и офицеры, стоявшие в строю, встречали его шутками, восклицаниями и вопросами о том, что же с ними дальше будет? Когда их покормят? Иван хорошо помнил, как всего несколько часов назад, когда их ржавая лоханка все еще была в море, эти же самые парни прямо-таки умирали от того, что палубу под их ногами так и швыряло из стороны в сторону. Ин было не куду ступить, чтобы приобрести былую твердость под своими ногами! Сейчас же эти самые парни уже привыкли ощущать земную неподвижность под своими ногами, они тут же вспомнили о земных радостях! Они уже забыли о том, что день и ночь провели, стоя у лееров, выблевыя за борт содержимое своего желудка. Сейчас они почувствовали голод, мечтали о горячем завтраке и о теплой постели в солдатской казарме!

В очередной раз убедившись, что этого парня ему сейчас не найти, Иван Фролов громким командным голосом, на польском языке отдал команду произвести общий расчет наличия офицеров и солдат в строю. Полученный результат тотчас же продемонстрировал, что в строю отсутствуют всего лишь два человека, два польских хорунжих. По просьбе лейтенанта Фролова шведская полиция произвела досмотр судна, на котором только что прибыли поляки. Но оба польских подофицера так и не были найдены на судне, ни живыми, ни мертвыми! Иван хорошо видел с пирса, как шведские полисмены шерстили прогулочное судно «Надежда»! Досмотр судна они начинали с верхней прогулочной палубы и закончили проверку на нижней палубе трюма. Целых два раза шведские полицейские проверяли насквозь это поржавевшее прогулочное судно, заглядывали в самые дальние и темные углы помещений! Но все их усилия были напрасными.

Иван Фролов аж нутром своим ощущал, что один из этих двух так внезапно пропавших подофицеров, наверняка, был и тот шофер мальчишка, который своим же ножом порезал шины своего же грузовика. Тогда Фролов воздержался от его ареста, так как не понимал, зачем этому мальчишке потребовалось повреждать свой же грузовик? Может быть, своей диверсией этот несмышленыш пытался сорвать переезд польских солдат и офицеров из Вильнюса в Вентспилс, а затем в Британию?! Эта мысль не давала ему покоя, постоянно всплывала в его сознании, пока они все плыли морем в Швецию. Вот и сейчас, уже стоя перед общим строем своих польских солдат и офицеров, до Фролова вдруг дошло понимание ситуации. Ни немцам, ни советскому НКВД совершенно не требовалось, чтобы какая-то группа польских солдат воевала бы в Британии за свою поруганную родину! Нежданный холодок пробежался по его хребту, заставив Ивана Фролова сжать и расправить плечи!

Первым делом Иван перевел на польский язык информацию о том, что шведская полиция и представители польского министерства внутренних дел намерены в течение двух последующих недель заниматься проверку личностей польских солдат и офицеров, только что прибывших в Швецию. Строй серьезно и спокойно, без каких-либо перешептываний встретил эту информацию. Польские военнослужащие прекрасно понимали, что в условиях военного времени разведывательные органы страны должны выполнять свою работу, очищать их общество от предателей и коллаборационистов!

— После того, как будет урегулирована проблема с удостоверениями личности и паспортами, вам, господа солдаты и офицеры, будет предоставлена возможность самим решать, поедите ли вы воевать со швабами далее на британские острова, или же до конца войны решите пожить в шведских лагерях для интернированных личностей?! Шведская полиция, господа, также обращается к вам с просьбой, до получения удостоверений личностей вы не должны покидать пределы городка Нюнесхамна! В этой связи на две недели вам будет предоставляться бесплатное питание и кров над головой, мы будем проживать в городской казарме полицейского батальона! Да, господа, я также хочу вам сообщить о том, что мои обязанности старшего вашей группы на этом закончены, так как я считаю, что свое задание я выполнил, живыми и здоровыми вас, господа, доставил вас в Швецию! Теперь вы вправе подумать о выборе своего нового командира группы! А сейчас, насколько я понимаю, что мы может отправляться в свою городскую казарму. Шведские полицейские покажут нам дорогу в эти самые казармы. А сейчас я вам, господа, предлагаю по этому шведскому городку пройтись строем. Его горожанам продемонстрировать, что мы, польские военнослужащие сильны своим боевым духом, готовы драться со швабами за свободу и независимость нашей родины, Польши! Строй, смирно, правое плечо вперед… шагом марш!

Когда колонна польских солдат прошла ворота шведского порта и вышла на улицу этого шведского городка, то она мало чем напоминала военную колонну, а больше походила на простую толпу людей! Солдаты шагали не в ногу, все они, разве что за исключением самого Ивана Фролова, были одеты в простые гражданские костюмы. Словом эти люди, своей выправкой и марширующим шагом сейчас совершенно не напоминали собой, что они солдаты! Но в этот момент приятный мужской баритон вдруг затянул песню на польском языке о «Первой кадровой роте», запевала шел в голове колонны! Через мгновение песня была подхвачена почти сотней мужских голосов:

Это простенькая польская маршевая песня сотворила настоящее чудо с мужским коллективом колонны! Вдруг подтянулись их прессы и выпрямились спины марширующих в ногу солдат! Выровнялись ряды, появились просветы между рядами. На суровых лицах польских солдат появились первые улыбки! Внезапно образовался, в воздухе послышался ровный и мерный шаг колонны, солдат, шагающих в ногу. Нюнесхамн был небольшим шведским городком, жизнь его горожан была всегда связана с морем. Молодыми парнями они служили на военно-морском королевском флоте, затем становились простыми рыбаками. Рано поутру на артельных баркасах выходили в море, ловить балтийскую селедку. Поэтому мужчин на улицах этого городка было не так уж много в эти утренние часы. В основном польским солдатам встречались скандинавские девушки и женщины, которые неплохо разбирались и понимали, кто же это такой военный человек. Они останавливались на тротуарах, долго смотрели вслед этим симпатичным польским парням. Они, конечно, не понимали, о чем именно сейчас поют эти иностранные солдаты! Но им очень нравилось, как идут и как уверенно держатся в строю польские солдаты, им понравилась маршевая песня, которую сейчас пели эти симпатичные поляки.

— Лейтенант, — это к Фролову снова обратился тот шведский полисмен, который его встретил, когда он с судна сошел на пирс, — ваш шведский паспорт в полном порядке. Так что, если вы пожелаете, то можете остановиться не в казарме, а снять номер в любом отеле нашего городка. Если вы хотите, то я могу для вас заказать более и менее дешевый гостиничный номер! Между прочим, лейтенант, вам настала пора подумать о том, чтобы свою военную форму сменить на более подходящую одежду для ношения в Швеции. Так как разгуливать по нашему городу в форме советского лейтенанта, то я полагаю, что это не очень-то хорошая идея. Тем более, что сейчас могут появиться наши городские газетчики, они, наверняка, захотят вас сфотографировать, шагающего в этой форме впереди марширующей колонны!

Иван Фролов тут же принялся деланно испуганно оглядываться по сторонам, словно он теперь боялся увидеть журналистов с фотокамерами в руках, сбегающихся со всех сторон. Но на противоположной стороне улицу он увидел коляску ландо с откидным верхом. Махом руки он подозвал к себе извозчика и, повернув голову, к полисмену, поинтересовался:

— Вы не будете возражать, если я сейчас извозчиком отъеду в гостиницу, сниму там номер. Думаю, что в ближайших магазинах я закажу себе гражданскую одежду, в нее переоденусь. Знаете, мне еще не приходилось служить ни в одной из армии, ни в польской, ни в советской! — Но увидев недоверчивую улыбку, на губах полисмена, быстро завершил свою мысль! — Так что думаю о том, что вы правы, что мне настала пора вернуться в прежний ритм своей жизни.

— А у вас имеются ли шведские деньги, а то я могу одолжить вам пару сотен шведских крон, потом вы когда-нибудь их мне вернете!

— Не беспокойтесь, господин полисмен, деньги у меня имеются! Правда, это не шведские кроны, но всеми уважаемые американские доллары! Не могли бы вы, господин полицейский, мне сказать о том, что будет дальше происходить с моими товарищами, с которыми я так спокойно покинул СССР!

— Сейчас их разместят в казарме, покормят, дадут немного отдохнуть. Затем из их бывшего посольства приедут несколько представителей бывшей военной разведки и займутся выяснением их личностей! Эти представители подъедут в город к часам пяти вечера, но пробудут здесь, пока не решат все свои вопросы.

— Спасибо, вам за информацию, господин полисмен! Вы очень интересный человек, и почему-то мне кажется, что это не последняя наша встреча! Но сейчас я спешу в гостиницу, так как хочу снова стать нормальным, гражданским человеком!

— Вот ваш паспорт, счастливого вам пути, господин лейтенант!

— Еще раз спасибо! И до встречи! Извозчик, пожалуйста. Срочно отвезите меня в гостиницу! В самую лучшую гостиницу в этом городе!

Извозчик сразу же направился в центр Нюнесхамна, это Фролов почувствовал по качеству уборки улиц, на которых совсем не было видно мусора, а также многочисленных окурков папирос, которые встречались на каждом шагу в любом советском городе. Трава на газонах, лужайках перед фонтанами была идеально пострижена и, не смотря на то, что только сошел снег, уже была зеленой, без какой-либо непонятной желтизны. Извозчик сидел на козлах своей коляски, курил трубку с ароматнейшим запахом табака. Извозчик первым обратил внимание на то, что его ездок, одетый в какую-то странную военную форму, раньше им не виденную, сейчас принюхивается к его табачку, произнес:

— Это трубочный табак «Черный Капитан Ее Величества»! — Произнес он.

— Извините, но я не совсем понял, что вы имели в виду? — Произнес Фролов, ум которого все еще был занят своими мыслями.

— Что я сейчас курю трубочный табак «Черный Капитан Ее Величества»!

— У него замечательный запах! Если я когда-либо начну курить, то обязательно куплю себе хорошую трубку и этот замечательный табак!

— Кажется, я отвлек вас от каких-то своих мыслей?! Вы уж, господин хороший, меня за это извините!

— Да, вы не беспокойтесь, со мной все в порядке!

— Вон видите на горе большое здание, так это ваша гостиница. Вот сейчас проедем эту небольшую улицу с магазинами, а затем будем подъезжать к гостинице!

Портье охотно принял североамериканские доллары в качестве оплаты за проживание в гостинице «Роза ветров» гражданина Польши Вальдемара Косински. Он выделил господину Косински хороший полулюкс из двух комнат, спальни и гостиной, на третьем этаже гостиницы. На этом этаже было всего три номера, один большой люкс, стоимостью полторы тысячи долларов за ночь, и два хороших полулюкса, стоимостью двести долларов за ночь. Только из-за своей врожденной стеснительности, нежелания привлекать к себе внимания широкой публики, Вальдемар решил остановиться на полулюксе.

Грум, мальчик прислуга этой гостинице, проводил его к лифту, в его кабине продемонстрировал Вальдемару специальный ключ к лифту, вставил его в гнездо на панели управления лифтом, и только после этого нажал кнопку «три». С легким дверцы лифта, отделанного под старину, закрылись, чтобы через полминуты снова открыться. Перед ними был короткий коридор, отделанный богатой ковровой дорожкой. Грум вышел из-за его спины и вежливым голосом предложил на неплохом английском языке:

— Господин капитан, прошу вас следовать за мной! Ваш номер находится сразу же за этим поворотом!

И действительно, только они зашли за поворот, как перед глазами Вальдемара открылся великолепный небольшой зал с барной стойкой, за которой на стеллажах стояло множество бутылок с различной выпивкой, начиная русской водкой «Московская Особая» и кончая миррой из Эфиопии. В этот зал выходили три двери, к каждой из которых была проложена великолепного узора ковровая дорожка. Снова подал свой голос грум:

— Этот бар, господин капитан, мало кому известен даже в самой гостинице! В нем могут пить только те люди, которые получили право проживать на ее третьем этаже, как, скажем, господин капитан. Должен вам, господин капитан, сказать о том, что никогда не бывало такого, чтобы номера на этом третьем этаже гостиницы одновременно занимали бы два или три постояльца!

— Я пока еще не капитан, а лейтенант Красной Армии! — Машинально Вальдемар поправил мальчишку грума!

— Я об этом хорошо знаю, господин капитан! Но, хозяин гостиницы в одном из разговоров мне отдал четкий приказ, чтобы ко всем гостям нашего третьего этажа, независимо от их воинских званий или национальной принадлежности, я обращался, как к «господину капитану». Словом, когда вам станет скучно, но вы, по-прежнему, не желаете афишировать своего присутствия в нашем городе, то можете покинуть свой номер, посидеть и выпить в этом баре. Вы всегда можете сюда пригласить, кого бы не пожелаете, чтобы вместе хорошо бы провести свободное время. Я передам вам ключ, благодаря которому вы всегда можете попасть на свой этаж.

А вот эта дверь ведет в ваш номер. С этими словами грум распахнул крайне правую из трех дверей, выходивших в зал.

— Прошу проходить в свои владения, господин капитан! Если пожелаете…

В этот момент Вальдемар Косински ловко сунул в ладонь грума плотно свернутую банкноту в сто долларов.

— Спасибо, парень! Бессонная ночь, проведенная в море, когда все под ногами качается, а ты как бы находишься между небом и землей, — это оказалось слишком тяжелым физическим упражнением для моего слабого организма. Сейчас я хочу слегка отдохнуть, прийти в себя, а вскоре мне привезут на примерку парочку гражданских костюмов, тогда я уже смогу прогуляться и по улицам твоего городка! Ну, ты, наверное, понимаешь, мне привезут те костюмы, которые дошивают прямо на тебе! Словом, парень, когда люди с такими костюмами прибудут в гостиницу, ты уж помоги им добраться до меня, а уж найду возможность тебя снова отблагодарить за эту услугу!

Грум исчез за дверями номера, Вальдемар пару минут постоял перед зеркалом, а затем решительно снял и швырнул на пол лейтенантскую гимнастерку, вслед за ней на пол последовали кирзовые сапоги и синие офицерские галифе. Вскоре Вальдемар полностью разделся и совсем уж он собрался пройти в ванную комнату, как зазвонил телефон на письменном столе. Пойдя к аппарату, Вальдемар поднял телефонную трубку и на отличном польском языке поинтересовался:

— Кто звонит? Вас слушает Вальдемар Косински!

Этот ответ, видимо, вызвал недоумение у звонившего человека. Вальдемар хорошо слышал, хотя этот человек и прикрыл микрофон телефонной трубки своей ладонью, его разговор с одним из администраторов гостиницы:

— Я просил меня соединить с лейтенантом Иваном Фроловым, русским, на сейчас мне почему-то ответил какой-то поляк по имени Вальдемар Косински?!

Вальдемар так и не услышал, что же именно закончился разговор этого господина с портье, так как телефонная линия была внезапно прервана. Видимо, человек положил трубку на рычаги телефонного аппарата, так как у него не было вопросов к поляку. Вальдемар в свою очередь не стал ожидать повторного звонка, а сразу же направился в ванную комнату, чтобы принять душ. Но, как только он увидел шикарную и глубокую ванну с двумя золотыми кранами для холодной и горячей воды, то он тут же принялся наполнять эту ванну горячей и холодной водой! Смеситель он установил таким образом, чтобы ванна наполнялась почти кипятком, чтобы, наконец-то, отогреть свое тело, застывшее от холода во время перехода морем. Уже лежа в ванной, своей пяткой правой ноги Вальдемар перекрывал слив воды, что в свою очередь позволяло ему не отключать подачу горячей воды в ванну, при этом сохраняя высокую температуру самой воды.

Когда он снова появился в гостиной своего полулюкса, то снова зазвонил телефон на письменном столе. Подняв телефонную трубку, он услышал голос грума, который ему сообщил:

— Я только что перехватил делегацию из нескольких портных, которые почему-то разыскивали русского лейтенанта, которым, насколько я понял, вы были до встречи со мной. Так что, если вы не против, то эту делегацию я подниму к вам в номер, или, может быть, вы хотите к ним спуститься, господин польский капитан?!

— Поднимай их в бар на третьем этаже! Я скоро к вам выйду! Да, и между прочим, как тебя зовут, очень умный шведский мальчик?

— Зовите меня, Ольгерд! Мне уже четырнадцать лет. А это имя мне дала мама, когда я появился на белый свет! Итак, господин капитан, делегация портных и швей поднимается на ваш этаж!

Вскоре на третьем этаже гостиницы «Роза Ветров» развернулось передвижное ателье пошива одежды. Два молчаливых шведских портных производили замеры тощей фигуры польского капитана, а три швеи на высокой скорости нескончаемо строчили на своих швейных машинках, занимаясь пошивом костюмов для польского военного. В течение пары часов ему было сшито два костюма для повседневной носки, еще один костюм военизированного плана и еще несколько костюмов для хранения в личном гардеробе. Вполне удовлетворенный проделанной работой, а также тем, что он получил, Вальдемар проводил персонал ателье до лифта, отблагодарил их пятью сотенными долларами и вместе с Ольгердом отправил всех вниз, в лобби гостиницы! Сам же он быстро вернулся в свой номер, там накинул на плечи один из своих новых костюмов. Поверх костюма Вальдемар одел такой же новый цивильный плащ и, постарался незаметно покинуть гостиницу, чтобы затем направиться в казарму городских полицейский. У него вся душа изболелась в отношении того, как же польские вояки все это время проводили без него, чем они занимались в этих скучных казармах.

К тому же в это время в казарме должна была проходить первая встреча солдат и офицеров его группы с представителями военной разведки бывшего польского посольства в Швеции. Вальдемар специально опоздал на эту встречу, так как не хотел стать одним из первых, с которым встретились бы и начали бы разговаривать эти польские разведчики. В Англию он особо не стремился, так как не хотел проливать кровь, защищая этих заносчивых британцев от налетов авиации бошей. Ему хотелось поначалу выработать алгоритм своего поведения при разговорах с польскими разведчиками, чтобы в полной мере легализоваться, как польский гражданин! А для этого ему было нужно узнать, чем же именно эти разведчики будут интересоваться разговорах со своими согражданами, которые рвутся на фронт отомстить за поражение своей родины!

Уже на подходе к полицейской казарме Вальдемар вокруг себя заметил странное волнение населения этого рабочего квартала, по которому он сейчас походил, за пределами которого и находилась нужная ему казарма.

Мужчины собирались по двое — по трое и рысью, словно молодые стригунки, неслись за угол большого дома. Женщины что-то кричали им вслед, а некоторые, накинув на плечи платки, неслись вслед за мужьями за угол того же большого дома. Мальчишки озорники что-то громко кричали, кому-то грозили своими кулачками и, подобрав палки на дороге, вооружившись этими палками, они бежали вслед за своими матерями и сестрами. Видимо, за углом этого большого дома происходило нечто чрезвычайно интересное, важное, на которое следовало бы посмотреть и Вальдемару.

Он свернул со своей прямой дороги в полицейскую казарму, направился за угол большого дома.

Когда Вальдемар повернул за угол этого дома, то сразу остановился, насмерть пораженной увиденной картиной великого побоища. Ему никогда еще в жизни не приходилось видеть такого, чтобы прямо на мостовой, на тротуарах обеих сторон улицы дрались, били друг другу морды такое большое количество взрослых мужиков, поляков и шведов. Повсюду одни мужики дрались на кулаках, другие демонстрировали бойцовские приемы, они прилагали неимоверные усилия для того, чтобы противника оторвать от земли, чтобы затем снова швырнуть их на землю.

Поляки и шведы сходились в поединках, а то перли друг на друга стенками. В воздухе то и дело мелькали кулаки, которые с силой врезались в скулы, щеки и животы противника, в сторону летели выбитые зубы, кровавые плевки. Мужики обеих сторон страшно и грязно ругались, причем, одни на польском, а другие на шведском языках. Среди дерущихся смело расхаживали шведские женщины и молодые девчонки, которые отволакивали в стороны наиболее пострадавших людей, оказывали им первую медицинскую помощь, совершенно не интересуясь, их гражданством, независимо от того были ли они поляками или шведами. К слову сказать, ни один мужик не ударил кулаком этих сестер милосердия.

Вальдемар прижал руки к своему рупором и старшинским голосом проорал по-польски:

— Польские солдаты, прекратить, пся кревь, драку! Всем встать в строй!

Но, не смотря на его крик, драка продолжалась, а молодой голос из толпы радостно проорал:

— Да, кто ты такой, черт тебя подери? Как мы можем тебе повиноваться, если на тебе нет офицерской формы!

Больше не раздумывая, Вальдемар из кармана плаща выхватил свой немецкий «Вальтер Р38», передернул его ствол и выстрелил два раза в воздух, повторив свою команду, несколько ее изменив:

— Я, капитан Косински, приказываю всем польским солдатам прекратить драку со шведским гражданским населением! Всем встать в строй! Кто не подчинится моему приказу, расстреляю на месте!

— Мы подчиняемся вашему приказу, пан капитан! Этот приказ совершенное другое дело, ему нам приятно и подчиниться!

Драка прекратилась, правда некоторые шведы попытались встать в строй вместе с поляками. Только некоторые из них, по крайней мере, еще пытались даже стоя в строю продолжать махать своими тяжелыми кулаками. Но их быстро утихомирили поляки, да и жены этих драчливых шведов вытащили их из строя и повели домой отсыпаться.

Перед тем, как отдать приказ на начало движения своей колонны, Вальдемар Косински вышел вперед перед строем своих солдат и офицеров, поклонился шведским женщинам и от всего сердца их похвалил за гостеприимный прием польских солдат. В тот момент он говорил на английском языке, так как не знал шведского языка. Шведские женщины его хорошо поняли. В этот момент появились местные фотографы которые, подобно акулам, набросились на польского капитана. Защиты от шведской прессы Вальдемар Косински нашел только за спинами своих солдат. С этого момента он стал как любимцем и защитникам польских солдат, так и любимцем шведских женщин.

На следующий день стокгольмская пресса напечатала одну статью и несколько заметок о появлении в Нюнесхамне небольшой группы польских солдат во главе с таким бравым польским капитаном, как Вальдемар Косински! Правда, в газетах была только одна фотография, на которой была изображена рота мужчин в гражданской одежде. Эта рота браво маршировала по центральной улице этого провинциального городка, а во главе ее идут два человека. Один из них был почему-то одет в форму лейтенанта Красной Армии, а второй — в форму шведского полицейского.

Шведы, как полностью необразованный народ, плохо разбирались в различных военных формах и званий, не придали особого внимания этой фотографии. Ну, а на Лубянке эту фотографию из газеты изучали десятки экспертов и специалистов в области фотографии с лупами в руках!

Комиссия бывшего польского министерства внутренних дел, составленная в основном из польских дипломатов военных разведчиков, работала, как хорошо отлаженный секундомер. Она направо и налево штамповала удостоверения личностей тем польским солдатам и офицерам, которые твердо решили плыть в Англию, там вступать в ряды в уже воюющих с бошами 1-й и 2-й польских пехотных дивизий. Или же эти солдаты хотели поехать во Францию, чтобы принять непосредственное участие в составе французских войск в «странной войне», которую в тот момент Франция вела против Германии. Некоторая задержка с выдачей таких удостоверений личности происходила с теми польскими офицерами и солдатами, которые решили задержаться на некоторое время в Швеции! Комиссия категорически отказывалась иметь дело, выдавать удостоверения тем польским солдатам и офицерам, которые, открыто, заявляли о том, что не желают ни сейчас, ни позже вступать принимать участие в боях против бошей на стороне временного правительства Польши.

Когда Вальдемар Косински все-таки одним из первых предстал перед членами этой Комиссии, то его разговор с ними вылился в серию осторожных вопросов и ответов, в которых дипломированные военные разведчики интересовались, когда именно по времени его группу можно было бы отправить в Великобританию?!

— Господа члены комиссию, — задумчиво произнес Вальдемар Косински, формулируя свой ответ на этот вопрос участников комиссии, — я полагал, что вы первоначально проведете общую проверку, удостоверите личности каждого ее солдата или офицера. Все дело в том, что моя группа формировалась по факту, хотел ты стать активным бойцом с бошами, записывайся в эту группу и в ее составе отправляйся в Англию! Никто не проводил отбора ее членов, никто с ними не работал, не интересовался их военной подготовкой и военной специальностью. Вся моя ответственность свелась к тому, чтобы эту группу доставить в Швецию, что было мною исполнено! В соответствие с полученными результатами я бы разбил роту на три взвода. В первый взвод включил бы тех солдаты и офицеры, которые хотят отправиться в Лондон! Во второй взвод вошли бы те солдаты и офицеры, которые хотят остаться в Швеции. Ну, а в третий взвод — тех солдат и офицеров, которым потребуется дополнительное время для принятия окончательного решения по этому вопросу. Поверьте мне, со временем все солдаты и офицеры, которые в составе мой группы были транспортированы в Швецию, обязательно примут решение о своем непосредственном участии в освобождении своей родины, Польши! Одновременно я бы для них ввел дополнительные занятия по различным военным дисциплинам и специальностям! И, скажем, к концу второй недели пребывания моя группа превратилась бы в полновесную пехотную роту, на базе которой можно было бы развернуть батальон или целый полк.

— Господин капитан, чтобы вы могли сказать о самом себе, о ваших планах на ближайшее будущее?

— Да не строю я сейчас каких-либо своих личных планов, даже на ближайшее будущее? Война только что началась в Европе! Со временем, как я полагаю, в эту войну будут вовлечены многие другие страны мира. Волей неволей и мне придется отправляться на фронт. Вот только я пока не решил, на каком именно фронте я буду воевать. Поверьте мне, что ни англичане, ни французы не сумеют сегодня остановить наступление бошей в Европе, она будет ими захвачена. Словом, сейчас, когда на фронтах наблюдается некий спад военных действий, то это время было бы лучше всего посвятить созданию резервов для будущих сражений! Так что, если вы не будете против, то официально назначьте меня командиром офицерской спецроты, а я уж постараюсь ее бойцов научить кое-чему новому в нашем военном деле! Если же вы решите, придерживаться своих прежних планов использования солдат и офицеров моей группы в Британии, то будем считать, что моя задача на этом этапе завершена и я свободен!

Вальдемар собственными глазами наблюдал за тем, как его словам о спецроте обрадовались польские военные разведчики и дипломаты, и несколько потускнели лица шведских представителей! Для поляков создание такой спецроты позволяло ее использовать не только в Туманном Альбионе, но и на территории самой Польши. Шведы же хотели, как можно быстрей, эту группу отправить в Англию, чтобы на ее место принять еще одну такую же нелегальную группу из Советского Союза! Один из шведов поправил узел своего галстука и с важным видом поинтересовался:

— Сколько же времени вам, господин капитан, потребуется на то, чтобы из этих польских дебоширов сформировать кадровую роту?

— Во-первых, я не говорил о том, что собираюсь формировать кадровую роту. Речь, насколько я помню, шла о формировании спецроты! Между кадровой ротой и спецротой существует большая разница. Если представители польского министерства внутренних дел желают заполучить кадровую роту, то я свободен, а офицеры и солдаты моей группы без задержки переправляются в Англию! Если же вы захотите получить спецроту, то мне для этого потребуется два — три месяца постоянных тренировок и занятий в спортивных классах. Такую работу я мог бы провести, не выходя за пределы этой казармы. Мне нужно будет только разрешение на, чтобы каждое утро ста полякам разрешалось бы бегать вокруг этого городка.

После этого разговора с Вальдемаром члены комиссии по удостоверению личности переговорили с еще двумя, тремя офицерами. Затем они, собрав все бумаги и документы, которые в той или иной степени удостоверяли личности других офицеров и солдат группы капитана Косински, на своих автомобилях помчались в Стокгольм для проведения дипломатической переписки с Парижем и Лондоном по вопросу, каким образом отнестись к предложению капитана Косински о формировании офицерской спецроты.

Капитан Вальдемар Косински этот вечер решил провести в казарме, так как ему хотелось этот вечер провести со своими боевыми товарищами, заодно выяснив причину драки со шведами. Тогда у него в голове и возникла идея о том, чтобы было бы хорошо беседовать с товарищами, одновременно попивая хорошего пива! Ни хорошего, ни плохого пива в казарме, разумеется, не оказалось, хотя, по слухам, шведы все же варили очень неплохое пиво! Пришлось тогда Вальдемару проявить инициативу, заняться заполнением ротных вакансий, он одного парня по кличке Гусь Лапчатый, это так его фамилия G?? Тrzymania с польского переводилась на русский язык, назначил главным старшиной роты.

— Слушай, Гусь Лапчатый, возьми пару — тройку бойцов помоложе, вместе с ними сбегай в ближайший шведский ресторан и там купи нам пива. Только, постарайся, купить столько пива, чтобы сегодня вечером его всем бы нам бы хватило, чтобы мы весь этот вечер не бегали бы за пивом каждые пять минут.

— А деньги, пан капитан? Кто будет платить за это пиво?

— Вот тебе для начала триста долларов! Переговори с хозяином, пусть он определится с деньгами, назовет тебе окончательную цифру наших расходов на пиво и на горячий ужин в казарме!

Таким образом, в первый вечер на шведском берегу почти сто польских военнослужащих пили хорошее светлое шведское пиво, хором пели хорошие польские песни о доме, о прекрасной Варшаве! Все к тому же пили отличное пиво! Многие офицеры подходили к пану капитану Косински для того, чтобы официально представиться, а также для того, чтобы вместе с ним пропустить бокал замечательного шведского пива. Словом, часам к десяти вечера Вальдемар так надрался этим пивом, что перестал соображать, как-то реагировать на окружающую его действительность. Словом, он впал в пивной ступор!

А затем в толпе пьяных поляков нашелся один боевой польский офицер, поручик Вацлав Шленски, в прошлом командир батареи 76 мм. пушек. Он еще соображал, когда увидел Вальдемара Косински, который без движения лежал своим лицом вблизи тарелки с порезанным на куски свиным мясом, но он даже и не пытался съесть хотя бы маленький кусочек этого вкуснейшего, по мнению этого поручика, в мире мяса. Поручику еще хватило мозгов прокричать приказ Гусю Лапчатому о доставке тела командира роты, впавшего в пивной ступор, в постель на ночевку.

Теперь уже никто не вспомнит, не расскажет о том, как четырем пьяным польским солдатам удалось на санитарных носилках донести тело своего командира до гостиницы «Розы Ветров». Затем в узком старом лифте поднять его на третий этаж, в баре вместе с ним распить литровую бутылку текилы, а затем его раздеть и уложить в постель. Сами эти четыре польских солдата почему-то решили ночевать в ванной комнате!

Когда поздно утром Вальдемар Косински захотел открыть глаза, то, разумеется, не смог этого сделать. Помощников рядом не оказалось, кто мог бы ему поднести хорошую кружку пива, чтобы он смог бы прийти в себя. С большим трудом он вспомни о телефоне, о существовании гостиничного грума по имени Ольгерд. Правой рукой он нащупал телефон, снял с рычагов трубку и на циферблате телефонного аппарата набрал две цифры. Когда, симпатичный голосок портье появился на линии, то Вальдемар строго, по-мужски буркнул:

— Ольгерда, ко мне!

Через пару минут грум Ольгерд, зажимая пальцами ноздри своего носа, переступил порог номера капитана Косинского. Он прошел к окну и широко его распахнул настежь. Подождав минуту, пока запах перегара не покинул номера, грум прошел к кровати, на которой валялся сам польский капитан. Он долго смотрел на этого красивого польского парня, не понимая, как это можно было этому молодому человеку выпить столько пива, чтобы на следующий день проснуться практически без сознания?!

Грум Ольгерд знал два способа вывести человека из состояния пивного запоя! Первый способ, подать ему еще один бокал хорошо охлажденного пива, и второй способ, — этого человека поставить под холодный душ. Первый способ лечения, когда клин выбивался клином, был несколько опасен, эта пивная пьянка могла бы продлиться еще один день! Второй способ же позволял с ней закончить в этот же день. Поэтому Ольгерд решил пойти по второму пути!

Он помог Вальдемару подняться на ноги и дойти до ванной комнаты. Но, когда открыл ее дверь, то понял, что сегодня в своей жизни совершил большую ошибку, когда четыре пьяных польских солдата из его рук приняли не менее пьяного своего капитана.

Эти польские черти, оказывается, не спали всю ночь, прилагая немалые усилия к тому, чтобы опустошить бар третьего этажа. За ночь они смогли нанести некоторый урон этому бару, но полностью его опустошить так и не смогли! Веселье в ограниченном количестве участников продолжилось и в этот день! Рядовые уничтожали закуски, пили коньяки, польскую водку и другие алкогольные напитки, но уже не пьянели, так как давно перешли уровень выпитого алкоголя, после которого нормальные люди теряли сознание. Капитан Косински пришел в себя, но, будучи не в силах, бороться на равных с бойцами своей роты, снова впал в алкогольное забытье, перестал реагировать на внешние раздражители. Несчастный Ольгерд после того, как поляки заставили его за дружбу между Польшей и Швецией выпить «Зубровки» из маленькой вазочки для цветов, впал в состояние кататонии, он пил все то, чтобы ему не предлагали выпить польские братья!

Последний польский рядовой пал пьяной смертью около одиннадцати часов утра этого же дня. Пришедшая убрать номер, гостиничная горничная была вынуждена вызвать бригаду скорой помощи, чтобы та от алкогольного опьянения откачала бы шесть человек, пять поляков и одного молодого шведа. Эта операция очистительной клизмы по промывке толстой кишки у всех пострадавших прошла успешно. Правда, все они потом почему-то отказались от вкусного обеда, но чувствовали, как жизнь возвращается в их организмы!

Глава 6

Сегодняшний день оказался не очень-то успешным в жизни молодого польского капитана Вальдемара Косински. Утром его разбудил звонок из Стокгольма. Звонил молодой Яков Вайсерман, который из стокгольмских газет узнал о том, что Иван Фролов под именем польского капитана Вальдемара Косински находится в шведском городке Нюнесхамн. В телефонном разговоре Яков сказал о том, что он хотел бы с ним встретиться, переговорить о делах, которыми по настоящее время занимался в Стокгольме. К слову сказать, к этому времени Вальдемар несколько подзабыл о своих делах с еврейско-литовским семейством Вайсерманов. Сегодня его внимание привлекала мировая война, все более и более разгорающаяся в Европе. Он даже начал подумывать о поступлении в английскую летную школу, что выучиться на летчика истребителя, и в качестве летчика истребителя принять непосредственное участие в воздушной битве за Англию.

От принятия такого решения его сдерживала простая тоска по родине, по Москве. Он так еще ничего не узнал о судьбе своего отца, что стало с его матерью после его ареста. Ему очень хотелось встретиться со своими одноклассниками, и со своей классной руководительницей Анной Николаевной, поспрашивать у них о том, что они думали, когда строчили на него доносы. Больше всего ему почему-то хотелось снова встретиться с татаркой Машкой, снова почувствовать себя с ней настоящим мужчиной! В данный момент Вальдемар находился в ожидании решений, которые должна была вынести стокгольмская комиссии по установлению личности, о времени возвращения которой пока ничего не было известно.

Не возвращая телефонной трубки на рычаги аппарата, он набрал новый телефонный номер, но уже по гостинице и, услышав мягкое контральто женского голоса, гостиничного портье, почти приказал:

— Ольгерда, ко мне! Пора готовить завтрак!

Вскоре он услышал шум поднимающегося лифта, а затем грум начал возиться в баре. Он первым делом налил себе большой бокал Джинджиреллы, американского лимонада, а затем принялся готовить яичницу с беконом для себя и для Вальдемара. Следует отметить, что Ольгерд ничего более не умел готовить! Он все время пытался на приготовление завтрака пригласить свою маму, которая умела готовить такие завтраки не из одних только из куриных яиц, но и из куриного и утиного мяса. Вальдемар сразу же поверил Ольгерду, когда тот ему говорил о том, что его мама умела, если судить по его мощному телосложению, готовить очень неплохие обеды и ужины! Но Вальдемар категорически этому противился, так как не хотел обрастать знакомыми, друзьями и приятелями в этом маленьком шведском городке.

Перекусив вкусной яичницей с беконом, накинув плащ на плечи, Вальдемар, решил немного прогуляться в скверике перед гостиницей, чтобы немного размять ноги. Вскоре он пошел на десятый круг своего утреннего моциона по этому скверику, когда заметил фигуру приближающегося шведского полисмена, который первым его встретил на этом шведском берегу.

— Привет, полковник! Рад снова вас видеть!

— Привет, лейтенант! И я тоже рад вас видеть. Вот решил на старости лет немного прогуляться по этому скверику!

— Да и мне совсем скучно стало находиться в этом городке. Ничего нового здесь уже не происходит, одни только пьянки среди друзей, товарищей! Жду, вот когда комиссия вновь объявится, огласит свои решения! Тогда и я буду действовать согласно этим принятым решениям, наконец-то, определюсь, чем буду дальше заниматься!

— Смотри не опоздай с принятием своих решений! Насколько я наслышан, завтра утром ваша комиссия снова появится у вас в казарме. Но первым делом, они произведут твой арест, лейтенант! Так как некоторым людям в Лондоне не очень-то понравилась твое слишком уж самостоятельное принятие некоторых политических решений! Особенно по началу возобновления военных действий на территории Польши. Они проверили твое происхождение, при этом сильно испугались всего того, что о тебе узнали. Одним словом, по приказу Временного польского Правительства ты завтра будешь арестован, а твои люди послезавтра первым же транспортом под вооруженной охраной будут отправлены в Лондон.

— Спасибо, полковник, за информацию! Вы во многом мне помогли, наконец-то, принять окончательное решение, чем я буду заниматься уже завтра! Прошлый раз, полковник, вы обещали мне принести новый банковский счет, открытый на свое имя?

— Я не думаю, лейтенант, что наши дружеские отношения следует оплачивать звонкой монетой?!

— Дружбу нельзя оценить ни одной валютой, полковник! Просто изредка на этот счет вы будете получать доллары, которые будут свидетельствовать о том, что я жив и, по-прежнему, в вас нуждаюсь. Получив четко определенную сумму на свой счет, вы на следующий день должны купить утренний выпуск вашей городской газеты. На странице объявлений найдите информацию-запрос для «полковника», на которые отвечаете или не отвечаете. В общем, поступаете так, как вы сами посчитаете это нужным или не нужным!

— Лейтенант, прежде чем мы навсегда расстанемся, я хочу вам кое-что рассказать о том, что мучает мою душу, как гражданина Шведского королевства. Мой городок Нюнесхамн используется англичанами и немцами в равной мере. Мы принимаем и ремонтируем подводные лодки обеих сторон. Раз в месяц к нам заходит подводная лодка или той, или противоположной стороны. В течение трех недель их ремонтируют на нашем заводе. Теперь надеюсь, вы, лейтенант, понимаете, почему вашу роту не могут так долго держать в Нюнесхамне.

— Спасибо за информацию, но о том, что вы, полковник, мне только что рассказали, я и сам догадывался. Позвольте мне несколько по-иному сформулировать ответ на эту вашу информацию, как поступит шведское правительство, если польские солдаты в пьяном угаре разгромят этот завод по ремонту подводных лодок.

— Поляков изолируют в лагере для интернированных лиц. А там к ним могут применить и некоторые жестокие меры, скажем, что наиболее активные могут быть физически устранены!

— А этого мы не должны допустить, полковник!

— Да, господин лейтенант! В этом вопросе я с вами полностью согласен!

— А что, если к пьяным польским солдатам присоединяться такие же пьяные шведские рабочие?!

— Вы, лейтенант, имеете в виду, столкновение между поляками и шведами в первый день вашего прибытия в Нюнесхамн, когда стороны не поделили между собой женщин легкого поведения?

— Я до вашего ответа, полковник, так и не знал истинной причины этого столкновения. И сейчас, как я полагаю, женщин легкого поведения в этом городке не стало на много больше, чтобы в тот или иной вечер удовлетворить мужские аппетиты обеих сторон!

— Да, нет, их из Стокгольма на поляков понаехала столько, что теперь никто не дерется за их любовь?!

— Тем более, эти женщины легко сыграют привычную для них роль семейного тирана, отказав в исполнении супружеского долга двум или трем полякам или шведам. Таким образом, они могут столкнуть своих мужчин самцов лбами! А дальше понеслась, поехала униженная мужская гордость, а когда отказники увидят, как те же самые женщины ни в чем не отказывают другим мужчинам, независимо от их национальности, их уже будет невозможно остановить! Сто пятьдесят или двести человек смогут вдрызг разнести завод по ремонту подводных лодок в течение тридцати минут!

— Нет, лейтенант, по времени это слишком много и долго! Моя полиция должна вмешаться раньше?!

— Тогда в течение двадцати минут?!

— Нет, так я не согласен! Образцовая шведская полиция должна прибыть на завод через десять мину после того, как пьяная толпа ворвется на этот завод! Я дам еще пять минут на его разрушение, через пять минут по прибытию на ремонтный завод, мы начнем операцию по усмирению буйства пьяни!

— Хорошо, полковник, принимаем за основу ваш временный график по разрушению завода по ремонту подводных лодок!

Сразу же после утреннего моциона капитан Косински отправился в казарму, где провел ряд деловых встреч и заседаний. Он встречался и подолгу разговаривал как с рядовыми, так и офицерами своей группы. Уже под вечер около трех часов он проговорил с поручиком Вацлавом Шленски, после чего отправился отдыхать в свою гостиницу «Розу Ветров».

В гостинице его первым, разумеется, встретил грум Ольгерд, который ему тотчас же на ухо прошептал:

— Господин капитан, там, в баре какой-то гражданский лох вас ожидает!

Вальдемар на секундочку задумался, своим взором обвел лобби гостиницы. В лобби было много народа, целая толпа стояла у рисепшенс, оформляясь на постой в гостиницу. А другие гражданские лица с задумчивыми лицами разгуливали по лобби гостиницы, изредка бросая взгляды на грума и на человека, с которым он разговаривал.

— Сейчас у меня такое впечатление, что все наши новые гости или очень близорукие, или очень дальнозоркие лица, так как хотят без масла к тебе в зад залезть! — Так прокомментировал ситуацию этот маленький под два метра ростом шведский подросток.

Вальдемар мысленно согласился с умным высказыванием этого шведского малыша, который в четырнадцать лет был с него ростом! Поэтому прошептал прямо в ухо этого одаренного шведского мальца:

— Вот поэтому ты не мог бы этого лоха незаметно для всех людей, шатающихся без дела по лобби, проводить ко мне в бар на третьем этаже.

— Хорошо, господин капитан! — Громко и вслух ответил Ольгерд. — Я сбегаю в казарму и сюда приведу взвод солдат, как вы приказали!

Половина людей, прохаживавшихся по лобби гостиницы, тут помчалась в свои номера за куртками и плащами, собираясь сопровождать Ольгерда до казармы с польскими офицерами и солдатами. Вальдемар спокойно прошелся к лифту, достал заветный ключ и с его помощью поднялся на третий этаж, где в баре уже сидел Яков Вайсерман и попивал коктейль джин-энд-тоник. Кивнув ему головой, Вальдемар прошел в свой номер, сбросил с плеч плащ и пиджак. В одной рубашке с короткими рукавами он вскоре снова появился в баре. Подошел к стойке, приготовил себе коктейль Блади Мэри и со стаканом коктейля вернулся к столику Вайсермана, удобно устроился в кресле напротив собеседника.

В стокгольмской гостинице «Бернс Отель» появление господина Вальдемара Косински явно ожидали. Как только он подошел к рисепшену с красивой молодой шведкой, портье, за столом, то он первым делом сообщил свое имя, положив на стол перед ней свою визитную карточку. Та мгновенно превратилась в само женское обоняние, прочитав имя на этой карточке. Одновременно она развила бешеную активность, превратившись в центр событий, которые, словно сами собой, начали вершиться вокруг нее. Она кончиками пальцев с великолепным маникюром набрала три циферки на телефонном диске циферблата. Тут же рядом с ней появился местный грум лет пятидесяти, но с великолепной выправкой пехотного офицера. Этот грум чемоданы господина капитана Косински отобрал у гостиничного же подносчика багажа, положил их на свою специальную позолоченную тележку, а сам вытянулся во фрунт рядом с рисепшенс.

А портье уже набирала второй номер, при этом она весело щебетала с кем-то, находящимся на другом конце этого телефонной линии.

Вскоре появилась еще одна красивая шведка, на этот раз это была платиновая блондинка. Она влюбленными глазами посмотрела на господина капитана Косински, а затем деловым тоном заговорила с портье рисепшена. Блондинка много говорила о каких-то авиабилетах, о войне в Европе и о неудобствах, вызванных этой войной. В конце концов, первая шведка брюнетка удовлетворенно кивнула головой, она, видимо, разобралась в том, что ей пыталась объяснить блондинка. Портье соизволила взглянуть Вальдемару в глаза, мягко ему улыбнуться, а затем произнести:

— Господин капитан, почему вы не производите на меня впечатления брутального мачо, которому все позволено, а выглядите таким романтичным мужчиной героем?

— Мадам, — почему-то на французском языке стал отвечать Вальдемар, — вы поверьте мне, что, как только я надену свой польский парадный мундир офицера, то вы уже не сможете больше говорить подобных слов о романтичном мужчине!

— Хорошо, в таком случае я надеюсь, что в следующий раз, когда вы снова решите остановиться в нашей гостинице, то оденете этот свой мундир, чтобы произвести на меня должное впечатление. А сейчас позвольте мне представить вам эту очаровательную женщину, Алину, которая весь свой рабочий день посвятила одному только делу, а именно тому, чтобы удовлетворить все ваши пожелания, высказанные в письме, полученное нами сегодня утром. Алина, в ваши надежные руки я передаю этого красивого молодого человека, надеюсь, что со временем он станет нашим постоянным клиентом!

— Месье, как я вижу, Арте уже получил ваш багаж, поставил его на свою тележку и готов его доставить в ваш номер. Но, к сожалению, согласно нашим правилам, я не имею права посещать вас в номере нашей гостиницы, чтобы там объяснить, что вы должны делать с этим авиабилетом. Который я уже держу в своих руках.

— А почему бы нам тогда не посидеть и не поговорить в баре! Можно было бы посидеть в тиши этого помещения, чего-нибудь выпить, заодно поговорить и по нашим делам.

Утром в баре практически никого не было, поэтому бармен все свое внимание уделил блондинке Алине, которой он тут же подал коктейль «Маргариту» и Вальдемару, которому по его просьбе приготовил «Блади Мэри». Они устроились в спокойной уголку бара, где первой заговорила Алина:

— Господин Косински, мы проделали большую работу, чтобы выполнить ваше пожелание. Как мы поняли, вы хотите по пути в Берлин на два дня задержаться в Москве для переговоров о сотрудничестве. Первым же делом хочу вам сообщить о том, что единственной возможностью проделать такой маршрут сегодня, когда в странах Европы идет большая война, оказалось возможным только самолетом, авиацией! Из-за этой войны полностью нарушено железнодорожное и морское сообщение между европейскими странами!

— Почему в своем письме я и попросил изучить возможность, а затем предложить мне альтернативные возможности для последующего изучения, принятия окончательного решения. Так как мне нужно посетить Москву, Берлин и снова вернуться в Стокгольм. — Мягко добавил Вальдемар.

— Мы правильно вас поняли, что вас особенно не беспокоит стоимость такого путешествия? Для вас сейчас наиболее важным является, сама возможность или не возможность сегодня совершить такое путешествие?

— Вы абсолютно правильно меня поняли, мадам!

— Так вот, господин Косински, на этот первый вопрос я имею твердое положительное решение вашего вопроса! Перелеты самолетом позволят вам посетить все перечисленные вами города, в них провести переговоры и вернуться обратно в Швецию! Причем, мы со своей стороны можем даже гарантировать, что такое путешествие осуществимо до тех пор, пока Советский Союз не вступил в войну с Германией. Так как основные перелеты пройдут в воздушном пространстве этой страны, и только небольшая часть в воздушном пространстве, оккупированных Германией европейских стран! Но, к сожалению, русские — это непредсказуемая нация, в мире они много говорят о мире, а сами исподволь готовятся к войне!

— Я хорошо понимаю ход ваших размышлений, мадам! Но, давайте, русских пока мы оставим в покое, а сами вернем к нашему разговору о посещении Москвы и Берлина в течение одной недели с возвращением в Стокгольм!

— Хорошо, господин Косински! После того, когда мне стало понятным, что авиация является единственным транспортным средством, на котором вы имеете возможность посетить Москву, Берлин и вернуть обратно, в Стокгольм, я начала разыскивать авиакомпанию, которая могла бы выполнить ваш заказ. Вскоре поиски мои вскоре увенчались успехом! Я нашла такую компанию, ею стала немецкая авиакомпания «Deutsche Lufthansa», которая всего двадцать лет тому назад появилась на белый свет. За десять лет своего существования эти немцы на своих самолетах перевезли уже миллионного авиапассажира. Сегодня эта компания занимается грузопассажирскими перевозками доставкой почты в страны центральной Америки! Директор стокгольмского офиса компании, господин Хорст Зингер, по моей просьбе, просчитал и дал мне примерную стоимость такого перелета в двух вариантах. «Deutsche Lufthansa» готова для вашего выбора предоставить два типа самолетов для такого полета. Это четырехместный самолет «Юнкерс Ф-13», который будет вам стоить примерно двадцать — двадцать пять тысяч марок. А также двенадцатиместный «Юнкерс 53» — сорок тысяч марок. Что вам еще нужно, господин Косински, для того, чтобы принять окончательное решение по этому вопросу?

— Да ничего особенного, мадам! — Ответил Вальдемар. — Я готов, хоть сию минуту, принять окончательное решение по этому вопросу! Но мне очень хотелось бы узнать о том, когда тот или иной самолет авиакомпании «Deutsche Lufthansa» готов вместе со мной подняться в воздух?

— Этим временем может стать тот час, который вы запросили в своем письме. Оба самолета проверены техниками, заправлены по пробку авиационным керосином, каждый из самолетов готов взлететь хоть сию минуту. Разрешения на приземления из Москвы и Берлина уже получены, вам остается только решить, каким самолетов вы воспользуетесь, оплатить наши услуги и услугу «Deutsche Lufthansa»! После чего, господин Косински может отправляться прямо в полет!

— Спасибо, мадам Алина, за качественно проделанную работу! Вы мне не подскажете, откуда именно я мог бы оплатить ваши услуги и услуги авиакомпании «Deutsche Lufthansa»! Что касается типа самолета, который я собираюсь использовать, то пусть это будет «Юнкерс Ф-13», а то понимаете мне как-то неудобно использовать самолет, в котором имеются двенадцать мест и для других авиапассажиров.

— Вам, господин Косински, совершенно не нужно для осуществления платежей ехать в компанию «Deutsche Lufthansa», вы можете все услуги оплатить через нашу гостиничную кассу, а я позабочусь о том, что они все вовремя пришли по назначению!

— В этом случае, мадам Алина, не могли бы вы связаться с неким Яковом Вайсерманом из компании «Косински и Партнеры», эта моя компания берет на себя оплату всех моих расходов по этому авиаперелету.

— Хорошо, я с удовольствием это сделаю, сразу после завершения нашей беседы!

— А я пока немного отдохну в своем номере! А затем начну собираться в дорогу. Словом, в стокгольмском аэропорту я буду точно вовремя, чтобы взойти на борт самолета и отправиться в полет в Москву. В знак своей личной благодарности, позвольте вам, мадам, вручить эту небольшую коробочку женской косметики, которую производит одно из моих предприятии!

— Большое вам спасибо, господин Косински, за такой сюрприз! Я очень рада тому, что нам удалось оказать вам такую услугу! И впредь в случае необходимости обращайтесь к нам с любой своей просьбой! Мы будем всегда рады вам помочь! Мне было к тому же очень приятно с вами познакомиться.

Допив свою «Маргариту», платиновая блондинка грациозно поднялась на ноги и, легко покачивая бедрами, по ковровой дорожке она пошла к выходу из бара! Вальдемар еще некоторое место посидел за столом, с удовольствием наблюдая за столь приятных глазу колыханием женских бедер. Ему на память тотчас же пришла его соклассница татарка Машка, бедра которой были ядреней, но которая пока еще не научилась ими пользоваться для того, чтобы радовать глаз окружающих ее мужчин!

Пассажирский самолет «Юнкерс Ф-13» имел всего четыре пассажирских места. Эти сиденья Два пилота немцев выполняли обязанности и техника по обслуживанию самолета, и бортинженера, и бортрадиста. Сейчас Вальдемар сидел прямо за их спинами, наблюдая за тем, как они ловко управлялись с пилотированием этого самолета. Глаза его следили за действием этих двух немцев, мысли в этот момент вспоминали разговор с Яковом Вайсерманом.

Первым делом Яков ему сообщил о том, что только вчера ему удалось-таки своих родителей, отца и мать, посадить на борт небольшой яхты. Эта яхта должна была в течение недельного плавания пересечь Атлантический океан, своих пассажиров высадить в Нью-Йорке. Затем Яков ему рассказал о своих делах в Стокгольме, ему без особых проблем удалось зарегистрировать новую компанию «Косински и Партнеры», а ее офис открыть в одном из наиболее представительных офисного центра, построенное почти в самом центре шведской столицы! Сегодня в офисе работает он сам, его помощник-секретарша и бухгалтер, который одновременно является бухгалтером по совместительству еще нескольких компания.

В этот момент самолет прорвал облачность, стоявшую над материком, и на высоте всего трех тысяч метров полетел над волнами Балтийского моря. На какой-то момент Вальдемар залюбовался приближающимся закатом дневного светила. В Москву они должны были прилететь где-то около пяти часов утра, чтобы Вальдемар имел больше времени для встреч и общения с чиновниками Наркомата торговли СССР. Вальдемар был готов подписать с СССР любое соглашение о поставках продуктов в страну, которая практически во всем имела дефицит продуктов. Особо тяжёлое положение с товарами первой необходимости, продовольствием и кормами для скота сложилось в колхозах, а у него в портфеле уже лежало деловое предложение по поводу подъема производства молока, сметана.

В это момент под крыльями «Юнкерса» на море мелькнула хищная тень военного корабля, то ли эсминца, то ли миноносца. Этот корабль тонкими стволами своих зенитных полуавтоматов проводил пролетающий над ним пассажирский самолет.

Проводив глазами военный корабль, Вальдемар мыслями снова вернулся ко вчерашнему разговору с Яковом Вайсерманом. Тот в подробностях ему рассказал, какие именно промышленные предприятия ему все же удалось сохранить под крылом компании «Косински и Партнеры». Но, как он не крутился, они практически все оказались в европейских странах, оккупированных германскими войсками. В этой связи возникла реальная необходимость для Вальдемара Косински появиться в Берлине Третьего Рейха. Там нужно было встретиться, провести переговоры с Вальтером Функе, министром экономики Третьего Рейха, о получении военных заказов для этих предприятий или об их продаже третьим лицам. Тогда Вальдемар Косински так прямо и сказал Якову Вайсерману, что нельзя деньги делать на гибели людей, которые оказались случайно вовлечены в водоворот войны.

Видимо, Вальдемар все же уснул, так как проснулся от подпрыгиваний только что приземлившегося самолета. Выглянув в иллюминатор, он не увидел ни единого огонька света. Что-то в сердце ему подсказало, что он только что прибыл на свою великую родину, в Советский Союз! Пилоты заглушили работу двигателя, наступила какая-то странная тишина, в этот момент послышался стук в дверь самолета. Один из пилотов, прошел в салон, каким-то неуловимым движением руки открыл эту дверь. Внизу, на земле стояла очень молоденькая девушка, восемнадцати лет, но не старше. Она откуда-то вытащила листок бумаги и едва ли не по слогам прочитала:

— Господин Косински, добро пожаловать в Москву!

Тогда она эту фразу повторила на английском языке. В ответ пилот пальцем показал на Вальдемара и сказал:

— Господин Косински, так это вон тот парень!

— Господин Косински, на сегодня мы запланировали встречу и переговоры с наркомом внешней торговли СССР с А. И. Микояном. В десять часов нам перезвонят и сообщат точное время и место этой встречи. А до этого вы можете позавтракать и принять душ, чтобы привести себя в порядок после перелета Стокгольм — Москва. Мы также ожидаем ответа из Наркомата торговли СССР о возможности встречи и беседе с наркомом торговли А. В. Любимовым.

Девчонка лет восемнадцати, с рыжеватыми волосами, завязанными в толстую косу, небрежно переброшенную через правое плечо, сидела на переднем пассажирском сиденье. Она сидела вполоборота таким образом, чтобы хорошо видеть Вальдемара Косински, сидевшего на заднем сиденье автомобиля. Как только они отъехали от аэропорта Быково, на территории которого приземлился «Юнкерс Ф-13», то эта девчонка начала говорить. Он не останавливалась в течение всего времени движения их автомобиля, в подробностях рассказывая историю Москвы и Советского государства!

Первое время Вальдемару Косински было приятно ее слушать, ему нравилось то, как она выговаривала, слегка картавя, английские слова. Но вскоре он начал уставать, слушая ее голосок. Информация, которую девчонка сейчас старалась запихать ему в голову, ему, честно говоря, особо была не нужна. Он начал подремывать, а его тело продолжало борьбу, клонясь то влево, то вправо, с ухабами и рытвинами Жуковского шоссе, по которому сейчас следовал их автомобиль. Вальдемар дремал по звуки работающего двигателя и голоска девчонки, рассказывающей о великом народе Советского Союза, в одиночку, борющегося с происками международного империализма. Фары автомобиля высвечивали узкую полосу шоссе, на котором не было ни какого транспортного движения в столь раннее утро!

Во время движения автомобиля по шоссе в его салоне сохранялась плотная предутренняя темнота, поэтому интуристовская девчонка с переднего сиденья не видела того, что ее собеседник давным-давно уже спит, почивает на своем заднем сиденье! А она все продолжала горячо его знакомить с великими делами вождей советского пролетариата, Владимира Ленина и Иосифа Сталина!

В душе Леночка Семенова, лучший переводчик советского Интуриста, проклинала себя, а также этого молодого, и такого симпатичного капиталиста, за то, что он, сидя на своем заднем сиденье, слушает всю эту ее белиберду. Она была обязана этому своему иностранному гостю прочитать до конца всю ту толстую тетрадь, исписанную каллиграфическим почерком, которую вчера руководителю Интуриста принесли из московского Управления НКВД. Леночка хорошо видела со своего места, как страшно побледнел Николай Гаврилович, ее непосредственный начальник, когда командир НКВД по имени Сема принес и вручил ему в руки эту тетрадь, и негромким голосом произнес:

— Я вас, Николай Гаврилович, превращу в червяка, которого затем брошу на раскаленную сковороду, чтобы полюбоваться тем, как вы будете превращаться в пепел, если обнаружу, что ваш индивидуал иностранец не будет знать наизусть содержание всей этой тетради!

Этому командиру НКВД Николай Гаврилович так и не нашел сил чего-либо ответить. Он все еще очень надеялся на то, что ему удастся дожить до пенсии, так и не побывав в энкеведовских закромах. Когда этот страшный энкеведешник ушел, то Николай Гаврилович поднялся с места, подошел к Семеновой, положил тетрадь перед ней на стол, и тихим усталым голосом произнес:

— Вы уж, Леночка, постарайтесь!

В этот момент с заднего сидения автомобиля послышался легкий всхрап господина Косинского, из-за чего Леночка мгновенно превратилась в рассерженную кошку. Тут она во всю старается, читает этому иностранцу текст, выученный ею наизусть за одну только ночь, а он, вы только представьте себе, в это же самое время изволит себе спать! Видимо, голос Леночки так изменился, что Вальдемар Косински проснулся, он с хрустом потянулся всем своим телом и поинтересовался:

— Где же мы находимся? Сколько времени нам еще ехать до гостиницы?

Если бы этот вопрос касался бы содержания тетради, наизусть зачитываемый экскурсоводом Семеновой, то Леночка обязательно в деталях ответила бы на этот вопрос. Но в этом случае отвечать пришлось водителю автомобиля, тот пару секунд пожелал губами кончик своего уса, а затем промолвил:

— Сорок пять минут! Через сорок пять минут мы подъедем к гостинице Метрополь. Там вам, господин, заказан люкс размещения.

Этот был опытный водитель Интуриста, он ни единым словом не упомянул название того шоссе, по которому сейчас двигался его автомобиль. Этот водитель только что продемонстрировал юной Леночке, как следует себя вести, что можно и что нельзя говорить своим иностранным гостям! Старик водитель проявил достойную любому русскому человеку секретность в общении с возможным врагом народа, которого вез в гостиницу.

Ровно через сорок пять минут автомобиль притормозил рядом с гостиницей, фонарные столбы рядом с которой горели в полнакала, словно город находился на осадном положении и соблюдалась светомаскировка. Леночка Семенова выпорхнула из автомобиля, легко взбежала по ступенькам мраморной лестницы и исчезла за дверьми, ни проронив, ни единого слова. Вальдемар Косински продолжал сидеть в салоне автомобиля, не зная, что ему делать, своим поведением он боялся нарушить какие-либо ему неизвестные правила поведения гостей Интуриста и этим самым привлечь к себе внимание НКВД. Но, когда и суровый водитель, по-прежнему, хранивший враждебное молчание, покинул свой автомобиль и начал вокруг него прохаживать, то Вальдемар решил погулять вокруг автомобиля. Он покинул шаги и начал нарезать круги вокруг этого авто, неизвестной ему марки. Правда, оно почему было очень похоже на американский автомобиль «Форд «Модель Т».

Больше из тактичности, чем из интереса Вальдемар Косински на ломаном русском языке поинтересовался маркой и заводом производителем этого автомобиля, на что тот сурово, насупив седые брови, ответил:

— Господин хороший, не надо ко мне подлезать с всякими провокационными вопросами, все равно я не поддамся на вашу удочку! Я, как и был русским пролетарием, так им и останусь до самой своей смерти, вам меня не свернуть с правильного пути! Слишком уж вы, господин хороший, молоды и неопытны, чтобы меня обратить в чуждую мне веру капитализма.

Вальдемар прекрасно слышал и понимал слова этого старого водителя, но он так и не понял, что же тот конкретно имел в виду, отвечая на его вопрос о марке этого полуфабриката, а не автомобиля, на котором его привезли из аэропорта. Внезапно двери гостиницы распахнулись и в дверях показалась рассерженная Семенова, которая поинтересовалась:

— Господин Косински, почему вы не идите в гостиницу, я там стою, стою перед администратором и жду, когда вы изволите появиться, а вас все нет и нет?! Вас не расселят в гостинице «Метрополь» до тех пор, пока вы не предъявите свой паспорт!

Этот несколько вызывающее обращение со стороны экскурсовода Интуриста рассердило Вальдемара. Поэтому он собрался с духом и довольно-таки резко ответил:

— Уважаемая Лена, мне не нравится, как вы со мной обращаетесь, как разговариваете со мной. Я первый раз в своей жизни прилетел в вашу страну с реальным коммерческим предложением. Перед вылетом я вам направил точный перечень людей, с которыми хотел бы встретиться и обсудить совместную работу! На организацию одного этого авиаперелета я потратил больше двадцати тысяч долларов. В Москве же меня вместо того, чтобы предложить реальную программу переговоров, встречают одними только обещаниями. Сейчас я могу сказать, что вами была не проработана моя просьба о беседах с руководителями вашего государства. В результате я оказался в положении, когда мне ничего не остается, как снова сесть в автомобиль, отправиться в аэропорт, чтобы подняться на борт самолета и вылететь обратно в Стокгольм?! Более того, вы, товарищ Семенова, не говоря мне ни слова, убегаете в гостиницу, а потом возвращаетесь и начинаете меня упрекать в том, что я будто бы заставил вас ждать, что вам нужен мой паспорт, который вы отобрали еще в авиапорту и до сих пор мне не вернули.

С каждым словом, произнесенным господином Вальдемаром Косински, Елена чувствовала себе все более и более виноватой, хотя ее основной задачей, как экскурсовода, было сопровождение иностранца, рассказ о достопримечательностях города, а также перевод его разговоров с советскими гражданами. Над его реальной программой пребывания в Москве работали совершенно другие люди, так называемые референты. Они писали все необходимые письма с просьбами о встречах, беседах или о переговорах, то есть экскурсовод Семенова не имела к этой части программы пребывания шведа польского происхождения, господина Вальдемара Косински, никакого отношения. Но сейчас экскурсовод Семенова оказалась в положении, когда была вынуждена принять на себя все огрехи ее товарищей по работе с иностранными туристами и бизнесменами.

— Господин Косински, — начала говорить она.

Но Вальдемар ее перебил, сказав:

— Меня зовут Вальдемар, я привык, когда ко мне обращаются по этому имени!

— Извините меня, Вальдемар, но я не могу этого сделать! Уважаемый господин Косински, позвольте мне принести свои извинения за некачественную подготовку вашей программы пребывания в Москве на девятнадцатое и двадцатое июня одна тысяча девятисот сорок первого года. Дайте мне, пожалуйста, три часа, к десяти тридцати сегодняшнего утра ваша программа будет окончательно скомпонована, мы примемся за ее осуществление!

Вальдемару пришлось отказаться от двух номеров, окна которых выходили на внутренний дворик гостиницы, он решил остановиться в третьем номере, окна которого выходили на фасад здания Государственного академического малого театра Большого театра. Но главная хитрость этого номера заключалась в том, что еще одно окно этого номера, расположенного на третьем этаже, выходило за угол здания гостиницы. К этой же стене были пристроены несколько старинных зданий, крыши которых и находились на уровне этого окна.

Приняв душ холодной водой, горячей воды в кранах гостиницы попросту не оказалось, Вальдемар Косински быстренько переоделся в рабоче-крестьянскую одежду, сбитые в каблуке башмаки, неглаженные тряпичные брюки, кургузый пиджачишко и неизменная кепка аэродром. В этой одежде он снова стал Иваном Фроловым, пареньком только что выпушенным из тюрьмы. Справку об освобождении он запрятал во внутренний карман пиджака, а за пояс брюк сзади засунул свой полностью заряженный «Вальтер Р38». Остро заточенную финку, этот нож стал очень популярным в криминальном мире Советского Союза после совсем недавно закончившейся Зимней войны с белофиннами.

Внимательно осмотрев себя в зеркало, сверив часы, было шесть часов тридцать три минуты, Иван Фролов подошел к окну, раздвинул шпингалеты, раскрыл окно. Уже стоя на крыше здания, он плотно свел створки окна и неслышными шагами пробежался по крыше здания к остаткам китайской стены, где ловко спрыгнул на землю. Смешавшись с толпой таких же, как и он, работяг, спешивших на смену на московские фабрики и заводы, Иван поспешил к остановкам троллейбуса N 25, которым мог добраться до улицы, на которой стоял его родной дом, в шесть этаже и с одним подъездом.

Глава 7

Иван Фролов спустился с четвертого этажа. Прежде чем выйти на улицу, он задержался на лестничной клетке первого этажа, стараясь прийти в себя. Он совершенно не ожидал того, что на его звонок, дверь его родной квартиры откроет не пьяная мать, а совсем другой человек. От этого он сбился и начал лепетать:

— Могу ли я видеть Ивана Фролова?!

— Здесь такой не проживает!

— Как же так, мне же сам Ванька Фролов говорил, что именно по этому адресу он проживает!

— А я тебе, мозгляк, говорю, что он здесь, в этой квартире больше не проживает! Так что, давай, канай отсюда и что я тебя здесь больше не видел!

— Ну, хорошо, Ивана, в этой квартире нет, ну, а где же тогда находится его мать? Ты же не станешь отрицать, что это эта квартира прежде принадлежала семье Фроловых! Так где же она? Насколько я знаю, что она больна, что за ней требуется постоянный присмотр!

— Слушай, парень, ты, похоже, сам-то уголовник, тебя только что выпустили из тюрьмы! Так что здесь, я повторяю, тебе делать нечего. Советую, позаботься о самом себе, а не о своем уголовном напарнике. Если хочешь снова вернуться в тюрьму, то я могу тебе помочь в этом деле. Могу сделать так, что ты уже никогда не покинешь тюремные стены, если продолжишь свое нытье. Так что бывай по добру, по здорову!

— Слушай, мне не страшны твои угрозы! Плевать я на них хотел, Сема! Ты и так уже устроил мне так, что внутренняя тюрьма на Лубянке стала моим родным домом! Так что благодаря тебе, я многому там научился. Теперь у тебя, Сема, не получится, просто так избить меня, не получив сдачи! Так что слушай меня энкеведешник, если мне расскажешь, что случилось с моей матерью, то я отстану и больше никогда сюда не вернусь! Если не расскажешь…

В этот момент Семен Воронов начал разворачиваться туловищем, чтобы в узкой прихожей бывшей квартиры Фроловых освободить пространство для того, чтобы у него появилась возможность размахнуться рукой и ударить этого наглого парня. Но Иван Флоров обеими своими руками втолкнул его в квартиру. Этот толчок руками неожиданно получился сильным, от него Семен Воронов, всплеснув руками, спиной вперед влетел в квартиру и распростерся на полу прихожей. В его глазах появился гнев, сам Семен хотя и был плохим атлетом, все же сумел собраться, чтобы обеими ногами нанести удар по Ивану Фролову, который в этот момент перешагнул порог, перешел в квартиру. Удар ногами ему пришелся в плечо, от него он пошатнулся, но стена и закрывающаяся входная дверь помогли ему устоять на ногах. Иван даже успел одну из ног противника взять в захват, перевести в болевой прием, вывернув и согнув ногу так, что Семен застонал и запросил пощады:

— Ты парень чего делаешь? Прекрати не надо этого делать! Задавай свои вопросы, я попробую на них ответить!

— Когда ты меня арестовал в школе, то мама оставалась дома! Что с ней после произошло? Куда она исчезла? Она ведь никому не была нужна, толь мне и отцу!

— Может быть, твоя мать и была горькой пьяницей. Она действительно никому не была нужна, но ты забыл о трехкомнатной квартире, в которой проживала твоя мать! В нашем райисполкоме, как только узнали о расстреле в НКВД твоего отца, то тут же перерасмотрели вопрос об обеспечении семьи Фроловых жилплощадью. Ордер на эту квартиру выдали моему отцу, дворнику Михаилу Сергеевичу Воронову, а вам, то есть тебе и твоей матери, выделили небольшую комнату в коммунальной квартире на улице Усиевича, 8! Но насколько я знаю, то ее там нет! Она там никогда так и не появилась. Никто не знает, что случилось с твоей матерью, когда пришла комиссия райисполкома, она ей сообщила о том, что твоя мать должна навсегда покинуть эту квартиру.

Из-за глубокой жалости к матери, слезы показались в глазах Ивана. Он вспомнил о том, как его мать стояла у окна, водила пальцем по запотевшему оконному стеклу, напевая что-то очень грустное. По ее глазам текли слезы, слышались слова:

Видимо, Семен Воронов почувствовал этот момент, понял, что его противник Фролов слегка расслабился. Сильным рывком он вырвал ногу из его захвата. Затем несколькими быстрыми перекатами Семен, не вставая на ноги, докатился до дивана в большой комнате. На диване валялся пистолет маузер, но для того, чтобы выстрелить из этого пистолета ему требовалось пистолет снять с предохранителя, взвести курок и только затем он мог выстрелить. Семен Воронов сумел снять маузер с предохранителя, но не успел взвести его курок, так как две вальтеровские пули едва ли не одновременно поразили его грудь, а одна из них прошла через сердце энкеведешника.

Иван Фролов поднялся на ноги, подошел к трупу, в этот момент его руки сами собой вернули «Вальтер Р38» на прежнее место, за ремень пояса сзади. Несколько мгновений он рассматривал лицо Семы, раздумывая о том, что надеялся на то, что этот человек предоставить ему столько информации о Москве, о ее криминальном мире, что ему не потребуется дополнительные источники такой информации. На деле же получилось так, что он был вынужден убить Сему уже на второй минуте встречи, так ничего существенного не узнав. В этот момент Иван вдруг вспомнил о том, что его Машка живет совсем неподалеку.

Осторожно приоткрыв подъездную дверь, Иван осмотрелся кругом. Двор был пуст, но за оградой стоял дворник Михаил Воронов вместе со своими местными приятелями и над чем-то громко смеялся. Тогда Иван Фролов вспомнил о существовании второго выхода с этого двора, которым он часто пользовался подростком. Одним прыжком, он взобрался на крышу сарая, сделал несколько скользящих шагов по крыше сарая, а затем спрыгнул с нее, сгруппировался и по откосу выкатился к самой улице, которая проходила вдоль их дома. За поворотом, по-прежнему, слышался голос дворника и голоса его собеседников.

Отряхнув пиджачок, на голову плотнее натянув кепку, Иван направился по улице подальше от дома, который когда-то был ему родным, и в одно мгновение превратился в чужой. До Машкиного дома нужно было пройти две улицы и один переулок. Там почти у самого метро Бауманское стоял высотный дом в десять этажей, на восьмом этаже жила бабка Машки. Отец Марии был командиром Красной Армии, а ее мать военным врачом. Она с мужем вдвоем так и мигрировала по разным гарнизонам, а воспитание Машки доверила своей матери, бабушке Марии. Они вдвоем так и погибли на Халхин-Голе, японская авиабомба взорвала палатку, в которой лежал раненый отец Машки, а ее мать, как верная жена, там лечила мужа от ранения.

Иван прошел в подъезд дома, он сразу же обратил внимание на то, что Машкина бабка отсутствовала на своем обычном месте. При входе для нее поставили специальный столик, за которым бабка обычно сидела. Она всегда спрашивала имена приходивших гостей, а затем перезванивала в ту или иную квартиру, чтобы поинтересоваться тем, ожидают ли они такого или иного гостя?! Это место за столом также позволяло Машкиной бабке регулировать пользователей доисторического лифта, отгоняя прочь местную шпану. Ивану Фролову только однажды позволили воспользоваться этим лифтом, это случилось тогда, когда Мария пригласила его на свое день рождения!

И сейчас Иван так и не решился воспользоваться этим лифтом, на восьмой этаж он стал подниматься по ступеням лестницы. С большим трудом ему удалось пробраться к дверям квартиры, так как все вокруг было заставлено велосипедами, детскими колясками и всякой всячиной. Несколько раз он пальцем нажимал кнопку дверного звонка, но так и не услышал его трели. Тогда он дважды кулаков прошелся по филенке двери, но за ней, по-прежнему, сохранялась тишина, не было слышно ни звука. Недоуменно пожав плечами, Фролов уже начал разворачиваться, что бы вернуться на лестницу, и начать свой спуск вниз по этой лестнице, когда дверь внезапно распахнулась за его спиной.

— Иван, — послышался голос Маши, — где ты пропадал так долго? Анна Николаевна нам рассказывала о том, что НКВД звонили в школу и извинялись за ошибку с арестом ученика 10-го А класса Фролова. Она также говорила о том, что в тебе что сломалось, что ты стал прятаться от людей, поэтому не хочешь вернуться в школу и сдать выпускные экзамены.

— Ты одна дома, я могу сейчас к тебе зайти?

— Да, Ваня, заходи, пожалуйста! Я теперь живу одна-одинешенька, бабка-то моя, померла два месяца назад!

Иван сразу же прошел на кухню и сел на свой любимый табурет. Сидя на нем, в кухонного окно хорошо просматривался весь двор этого дома.

Внимательно осмотрев двор и, не заметив там ничего особенного, Иван повернулся в сторону Машки. Он тут же ахнул от внутреннего удивления, Машка за этот год прямо-таки расцвела. Сейчас перед ним стояла не девчонка, а красивая молодая женщина. Плечи слегка округлились, груди налились и сейчас высились внушительными холмами. Но Ивану больше всего понравилась осиная талия Машки и ее внушительные бедра. Неведомая сила потянула Ивана Фролова в объятия этой пока еще ему незнакомой женщины. Не успел он и глазом моргнуть, как оказался в объятиях Машки. Его руки, действуя сами по себе, раздвинули ворот ее халатика, вскоре он лицом утонул в дикой нежности девичьей груди. Губы Ивана сами собой нашли, начали целовать, лизать и прикусывать два упрямых сосочка, которые начали расти и укрепляться сами по себе.

Только в этот момент он услыхал задыхающийся голос Маши:

— Ванюша, я больше не мог! Давай, перейдем в другую комнату, там стоит бабкина кровать.

Сколько времени они занимались любовью, никто из них не мог сказать! Иван Фролов пришел в себя, когда напольные часы пробили ровно девять часов утра. В одно мгновение парень натянул на себя свою одежду. Стоя над Марией, любуясь своей любовью, Иван Фролов тихим голосом произнес:

— До свидания, Маша! Чистый случай свел нас вместе, хотел зайти к тебе и поинтересоваться, что случилось с моей матерью?

— Она в дурдоме! Когда ей дворник дяди Миша рассказал о том, как тебя арестовывали в школе, то она его внимательно слушала и пила водку, которую же дядя Миша ей и принес! Потом начала кричать о том, что советская власть у нее отняла мужа и сына, то дядя Миша вызвал санитаров из какого-то дурдома, они приехали, ее связали и увезли. Больше ее никто не видел! Вань, а ты вернешься ко мне, ведь без тебя и я пропаду. Семка Воронов стал не давать мне прохода! Требует, чтобы я вышла за него замуж. А за него я не хочу, я ведь тебя одного любила и люблю!

— Маш, в Москве я проездом! Должен ее вскоре покинуть и не знаю, когда снова вернусь в этот город! Но завтра, в пятницу, я обязательно к тебе зайду, расскажу о том, как и где ты будешь дальше жить! А сейчас мне надо спешить, если я хоть на минуту опоздаю… Не, даже не хочу об этом думать, так что я пошел, а завтра мы снова встретимся.

Разумеется, рабочее время у народного комиссара внешней торговли Анастаса Микояна было расписано по минутам, но он нашел-таки свободное время для того, чтобы встретиться с молодым шведским предпринимателем господином Вальдемаром Косински, чтобы пожать ему руку, прочитать по бумажке перечень всего того, в чем нуждался Советский Союз. Затем он внимательно посмотрел на Вальдемар и произнес:

— Я полагал, что вы серьезный шведский промышленник в годах, но сейчас перед собой вижу совсем молодого человека! Зачем, господин Косински, вы к нам приехали, ведь, работать с нами очень трудно и не всегда проекты осуществляемые вместе с нами приносят быстрые доходы.

В этих словах сорокапятилетнего человека прозвучала настоящая ностальгия о прошедших временах, но одновременно Вальдемар услышал и нотки недоверия в том, что такой человек, как он, может справиться с осуществлением серьезного проекта. Тогда он решил пойти ва-банк:

— Господин народный комиссар, сегодня мне примерно столько же лет, сколько было вам, когда народ и партия доверили вам руководство торговлей Советского Союза и, не смотря на свой, казалось бы, юный возраст, вы справились с поставленными перед вами задачами. Так вот и я вам хочу сказать, что справлюсь с теми задачами, которые сегодня стоят перед Советским Союзом в области снабжения населения продуктами и промышленными товарами. Разумеется, моих миллионов не хватит на то, чтобы в полной мере и по всему дефициту поставлять вам продукты и товары народного потребления. Но я, к примеру, сказу, могу выступить вашим посредником в переговорах со шведским правительством о поставках вам шведских паровозов. Могу наладить в Советском Союзе производство женской косметики. Я очень многое чего могу сделать, как вы говорите, по малости, но со временем такая малость может вырасти до больших проектов!

Выслушав перевод Леночки Семеновой, Анастас Иванович задумался на секундочку, затем поднял глаза на Вальдемара Косински и сказал:

— Надеюсь, что вы, господин Косински, хорошо понимаете, что у меня попросту нет времени присутствовать на всех встречах и переговорах с вами. Поэтому заранее прошу меня извинить за то, что я буду часто на них отсутствовать. Все переговоры с нашей стороны будет вести начальник управления моего наркомата, господин Чистяков. Сейчас же я буду вынужден вас покинуть, а вы займитесь выяснением возможных точек соприкосновения вашей фирмы и моего наркомата. Определив такой список, затем мы займемся выяснением того, что мы можем сделать друг для друга, а после этого начнутся времена согласований и подписаний контрактов. Еще раз, господин Косински, напомните мне название вашей фирмы, города в который вы будете иметь офисы или филиалы вашей компании. И последнее, сколько времени вы собирайтесь в этот приезд пробыть в Москве?

— Название моей фирмы «Косински и Партнеры», в настоящее время один функционирующий офис имеется в Стокгольме. Недавно мне пришлось офисы своей компании закрыть в Варшаве, Вильнюсе и Риге. Сейчас мы работаем над открытием офисов в Хельсинки, в Берлине и в Париже. В Москве я пробуду еще и завтрашний день, после чего планирую вылететь в Берлин для переговоров с министром экономики Германии господином Вальтером Функе. Я только что от него получил подтверждение о том, что он готов меня принять на переговоры. В субботу днем самолетом я вылечу в Германию.

Замечательно, господин Косински, так что у нас есть возможность еще раз встретиться, скажем, завтра. Мои люди разыщут вас и обязательно заблаговременно предупредят, если такая встреча может состояться. А сейчас я вынужден вас покинуть, Вальдемар, меня ожидает еще одна встреча с американским промышленником Армандом Хаммером, он сейчас меня ожидает в другом кабинете! Итак, до встречи завтра!

С этими словами Анастас Иванович Микоян, народный комиссар СССР покинул комнату переговоров, оставив Вальдемара Косинского с целым сонмом чиновников Наркома внешней торговли СССР. Еще не успел дверь закрыться за наркомом, как с их стороны последовали различные вопросы. Причем, эти вопросы следовали в таком темпе, они носили такой характер, словно Вальдемар снова оказался на допросе у следователя НКВД СССР. Первое время Вальдемар Косински сдерживался, отвечал очень подробно и вежливо, но, когда последовали вопросы, касавшиеся функционирования офисов его компании в Риге и в Вильнюсе, то Вальдемар сделал следующее заявление:

— Уважаемые господа, прежде всего, довожу до вашего сведения, что в момент закрытия этих двух офисов, компания называлась по-другому и имела другого владельца. Но скажу вам откровенно, ознакомившись с работой этих двух офисов, я поддержал решение прежнего главы компании об их закрытии. Я хочу вам откровенно сказать, там под давлением со стороны НКВД было невозможно работать!

Чиновники наркомата внешней торговли, услышав подобные слова объяснения из уст иностранца, замолчали, они начали как-то странно поглядывать на одного из своих сотоварищей, человека тридцати — тридцати пяти лет с решительным лицом. Тот же на долю секунды замешкался, а затем принялся горячо обвинять всех иностранцев Риги и Вильнюса в шпионаже в пользу Германии. На что Вальдемар недоверчиво покачал, и сказал:

— Извините, уважаемый господин, я не знаю вашего имени, но такого попросту не могло случиться, так как большинство иностранцев в этих двух советских городах были иудеями, а вы должны хорошо знать, как германцы сейчас нетерпимо к ним относятся! Так что граждане еврейской национальности едва ли будут работать на нацистов, на французов и англичан — может быть, и да, но опять-таки французы все проиграли, а англичане сегодня слишком заняты обороной своего острова.

После этого резкого высказывания Вальдемара Косинского, противоположная сторона перестала задавать провокационные вопросы, сосредоточилась на решение задач, поставленных наркомом Микояном.

Обедать Вальдемару пришлось в общей столовой наркомата, еда оказалась калорийной, но очень плохо приготовленной.

— Я мог бы свою деятельность в СССР начать с организации работы кухни этого наркомата! — Сказал Вальдемар после того, как расплатился за обед у стойки кассира, у которого не было кассового аппарата.

Он тут же забыл об этом высказывании, так как вскоре продолжились консультации с чиновниками наркомата внешней торговли. Они закончились в шесть часов вечера. Леночка Семенова собралась его вести в Большой театр на «Лебединое озеро», но Вальдемар отказался, сославшись на плохое самочувствие после ночного перелета и долгих переговоров в наркомате. В баре «Метрополя» он выпил бокал «Блади Мэри» и тут же отправился в своей номер, спать.

Едва переступив порог своего номера, Вальдемар почувствовал, что в нем побывал посторонний человек. Закрыв за собой дверь номера, он, не двигаясь с места и закрыв глаза, попытался себе представить, чем же именно занимался этот незнакомец в его номере. Некоторое время он провел у телефонного аппарата, ясно, что в этот аппарат он заложил подслушивающее устройство, а затем занялся нижнем и верхнем бельем, хранимом в гардеробе. Незнакомец работал в его номере, стараясь близко не подходить к окна, видимо, опасался, что в окно его могут заметить. Таким образом, была сохранена тайна третьего окна, выходившего на крыши домов и сараев, построенных рядом со зданием «Метрополя»!

Свободно вздохнув, Вальдемар включил верхний свет в номере, принялся переодеваться в одежду московского уркагана. Он не забыл разобрать свою постель, из второго одеяла накатать куклу, укрыть ее одеялом, и только после этого выключил верхний свет. Минут на тридцать он задержался в своем номере, проверяя на всякий случай, не постучится ли кто-либо к нему в гости. Только после всего этого Вальдемар осторожно открыл свое третье окно и выскользнул на крышу соседнего здания.

Сегодняшний вечер в ресторане «Арагви» был зарезервирован криминальным сообществом Москвы, которое на настоящий момент переживало тяжелейший кризис в результате карательных действий НКВД СССР. На походе к этому ресторану Вальдемар или Иван Фролов начал встречать уркаганов, молодых парней, одетых в более или менее приличную одежду. Но этих парней из серой толпы москвичей, вышедших погулять перед сном вечерком, отличала одна особенность. У них у всех на головах была кепка аэродром, папироса «Казбек» в зубах и тюремная феня на устах. Время от времени к ним подходили какие-то москвичи и, кратко переговорив с уркаганами, эти москвичи отправлялись к дверям ресторана «Арагви».

Иван собственными глазами наблюдал, как, повернув с улицы горького, мимо ресторана проехала «Эмка» и, не поворачивая на Пушкинскую улицу, остановилась. Из салона автомобиля вышел человек среднего возраста, и одернув офицерский китель без знаков различия на воротничке, направился в обратную сторону. Лицо этого москвича показалось Ивану знакомым, не снижая своего шага, он пошел за этим москвичом, стараясь вспомнить, откуда он мог его знать. Ведь он отсутствовал в Москве, чутье более года.

Москвич в этот момент подошел к одному из уркаганов, что-то тому прошептал на ухо. Тот в ответ посмотрел на человека, и только после этого утвердительно кивнул головой. Вахтер грузин, стоявший у дверей ресторана, прекрасно видел всю эту процедуру представления и, когда москвич подошел к дверям ресторана, то пропустил его внутрь без дополнительных вопросов. Но он встал горой перед Иваном Фроловым, когда тот попытался пройти в ресторан.

— Генацвале, ты уж меня извини, но сегодня у нас специальное мероприятие! Вход в ресторан по специальным приглашениям!

Тогда Иван из внутреннего кармана пиджака достал красивый конверт и, молча, его протянул вахтеру. Тот, видимо, не знал, что ему нужно сделать с этим конвертов, он стоял и непонимающими глазами смотрел на Ивана.

Тогда тот тихим голосом произнес:

— Ты, болван, разверни конверт, посмотри, что в нем!

А за спиной Ивана уже начала собираться очередь, желающих попасть в ресторан, прошедших собеседование с уркаганами! Вахтер неловкими пальцами вскрыл конверт, разорвав его наполовину, и опять-таки непонимающими глазами уставился на красивую картонку, на которой каллиграфическим почерком было выведено: «Приглашение». Но и в этом случае грузин не знал того, что он должен был делать с этим приглашением, хотя понимал, что что-то не так во всем сейчас происходящим перед входом в ресторан. В конце концов, он догадался, как ему следует поступать:

— Уважаемый господин, прошу вас пройти внутрь ресторана, немного подождать, пока я не пропущу в ресторан других членов нашего сообщества!

В тот момент, когда Иван Фролов заходил в ресторан, то он увидел Моню, который в окружении большого количества уркаганов куда-то спешил. Особо не повышая своего голоса, Иван спокойным голосом произнес:

— Моня, это я приехал по твоему приглашению, но меня не пускают в ресторан!

Моня остановился, как вкопанный, видимо, он уже давно ждал, когда вновь услышит голос своего друга! Все движение в холле ресторана мгновенно прекратилось, внимание всех криминальных авторитетов и паханов сосредоточилось на Моне, за этот год вставшего во главе не только московского криминального сообщества, но и всего Советского Союза. Увидев Ивана Фролова, стаявшего рядом с входными дверями, Моня все бумаги, державшие в руках, передал своему помощнику, а сам устремился к Ивану. Он обнял его, и похлопывая руками по его плечу отвел его немного в сторону, прошептал ему на ухо:

— Я тебя ждал, но, честно говоря, особо не верил в то, что ты можешь приехать в Москву. Хочу сказать только одно, что криминальное сообщество Советского Союза лежит практически в руинах из-за предательства авторитетов и паханов. Мне нужен верный заместитель, который мог бы заняться чисткой наших рядов! Я очень полагался на то, что ты станешь плечо о плечо вместе со мной!

Два человека сидели за одним столом, который был роскошно сервирован, и стоял в отдельном кабинете на втором этаже ресторана «Арагви».

— Так что, Моня, ты сам понимаешь, что сердцем я с тобой, так как ненавижу советскую власть и, в частности, особо ненавижу ее карательный орган — НКВД СССР, который меня из простого московского мальчишки сделал изгоем. И сейчас, Моня, я не могу тебя открыто поддержать, встать рядом с тобой, начать борьбу за очистку от предателей твоего криминального сообщества. Во-первых, меня здесь никто не знает, потребуется много времени на то, чтобы заявить о себе, завоевать определенное место в сообществе. И, во-вторых, и это главное для меня, сегодня я занят строительством своего собственного холдинга за пределами СССР! Так что я готов и тебя пригласить, принять участие в этой работе, вместе мы многое сумеем сделать!

— А в этом уже я, Ваня, не могу принять участия, хотя мне очень хотелось бы этот Совок покинуть, как можно скорей, уехать заграницу! А что касается тебя, Ваня, то это ты зря говоришь так, что будто бы о тебе никто не знает в нашей стране?! Сегодня ты, Иван Фролов, один из героев нашего сообщества. Даже песня сложена о тебе, как ты бежал с этапа! НКВД же в свою очередь никогда не забудет человека, который на тот свет отправил пятерых охранников этапа, дав возможность бежать двадцати другим уголовникам! А если говорить обо мне, то, если я покину это государство рабочих и крестьян, то уже завтра наше уважаемое общество окончательно разбредется по своим углам, оно перестанет совсем существовать. Те же самые энкеведешники на любой наш чих, отвечают массовыми расстрелами. Они безжалостно этими своими расстрелами чистят свои лагеря, колонии и тюрьма от нашего уголовного элемента. Я даже удивился тому, что они нам разрешили собраться, поговорить о своих бедах в этом самом ресторане?!

За окном послышался шум двигателей многих грузовиков, Иван подошел к окну и выглянул в него. За окном он увидел, как грузовики с красноармейцами в кузовах, начали один за другим подъезжать к ресторану «Арагви». Грузовики останавливаясь на площадке вокруг памятника Юрию Долгорукому.

— Моня, пожалуйста, в своей жизни ты уже научился ничему не удивляться! Но я прошу тебя подумать о том, почему же они так поступают? Может быть, именно сегодня НКВД СССР выгодно организовать и проводить такое сборище уголовников под твоим авторитетным именем? Ты же сам мне только что говорил о том, что сегодня это твое криминальное сообщество переживает свои трудные времена. На основании одного этого можно легко прийти к выводу о том, что НКВД дало тебе такое разрешении, чтобы твою эпопею выживания подвести под окончательную точку.

Заинтригованный этими словами своего друга, Моня сердито посмотрел на Ивана, затем швырнул вилку и нож на стол, а сам подошел к раскрытому окну. Там он застыл, стоя рядом с Иваном Фроловым, наблюдая за тем, как красноармейцы, прыгая через борт грузовиков, выстраивались по отделениями и взводам.

Моня пришел в себя, когда увидел Ивана, ташившего в руках английский пулемет, к открытому балкону. Этот был один из трех пулеметов, которые на сходку притащили молодые уркаганы, которые в открытую заявили о том, что такой важный сходняк нельзя проводить без надежной охраны. Тогда озверевший Моня за двери ресторана выбросил группу тех парней со всем их оружием, видимо, этот пулемет они попросту забыли захватить вместе с собой!

Открыв дверь балкона, Иван Фролов повернулся лицом к Моне и громко прошептал:

— Моня, в твоем распоряжении ровно пять минут. Столько времени я смогу сдерживать красноармейцев, не позволю им прорваться в ресторан. Ток что беги вниз, принимай меры по спасению своих уродов рецидивистов!

— А ты, Иван? Что будет с тобой?

— Не думай обо мне, а спасай своих людей, у тебя очень мало времени!

— Тогда у меня к тебе одна просьба! Не убивай слишком много красноармейцев, ведь они ни в чем не виноваты!

— Хорошо! Обещаю! Но и ты займись своим делом, а то у нас ни на что не хватит времени!

Моня перестал задавать вопросы, он бегом бросился к выходу из зала, расположенному на втором этаже ресторана «Арагви». Кубарем скатился с лестницы. Подбежав к залу, где участники сходки обсуждали насущные проблемы уголовного сообщества Советского Союза, прямо с порога прокричал:

— Всем быстро расходиться, нас окружают энкеведешники!

Шестьдесят человек собравшихся в зале вскочили на ноги, сначала они намеревались бежать к главному выходу из ресторана. Но тут над их головами застучал пулемет, бежавшие люди тотчас же изменили направление своего бега, несколькими струйками они потекли в сторону кухни, в которой имелось несколько выходов в один из московских переулков.

Иван в этот момент перезарядил пулемет новым рожком на тридцать патронов. Его стрельба, столь неожиданно открытая по красноармейцам, вызвала среди бойцов Красной Армии небольшую панику, так как красноармейцы еще никогда не были под пулеметным обстрелом. Они начали разбегаться и, не слушая команд своих командиров, прятаться за грузовиками, или в декоративном кустарнике, росшем вокруг памятника. Перезарядив пулемет новым магазином, Иван с пулеметом наперевес побежал к лестнице, ведущей на первый этаж ресторана. Уже сверху этой лестницы он обратил внимание на то, насколько ресторан освободился от участников сходки, последние люди скрывались за дверьми, ведшими на кухню. Но все еще находясь на середине лестницы, он повернул голову вправо и через стекло витрины ресторана увидел красноармейцев, оправившихся после первого обстрела, сейчас бегущих к дверям «Арагви». Тогда Иван пулемет положил на перила, а затем нажал спусковую скобу, помещение ресторана тут же заполнилось громкими звуками выстрелов.

Выпустив в сторону красноармейцев очередь в пятнадцать патронов, он снова заставил их прятаться за грузовики. И на этот раз Иван стрелял поверх голов красноармейцев, так как не хотел убивать этих молодых крестьян, а сам в этот момент по лестнице сбежал в зал ресторана. Пригнув голову, он помчался к двери на кухню. В этот момент краем глаза он увидел небольшую кучку людей, ворошащуюся на полу. Ему даже послышался голос Мони, который придушенно стонал и выкрикивал:

— Нет, гады, вы, Моню, больше не возьмете, я лучше умру, чем вам сдамся!

Фролов выпрямился, остаток патронов в магазине пулемета неприцельно выпустил в сторону красноармейцев, в этот момент снова поднимавшихся на ноги. Когда патроны закончились, он тяжелый пулемет швырнул в голову человека, набегавшего на него. Раскаленный выстрелами ствол пулемета попал в глаз тому человеку, тот закричал от дикой боли. Скрючившись, он упал на пол, руками прикрывая правый глаз который испарился от страшного ожога. А Иван выхватил свои оба «Вальтера Рк38», из одного из них выстрелил в спину человека, который пытался подняться с пола. Он узнал этого человека, это был тот парень, который подъехал к ресторану на автомобиле сразу же после него. Этот парень был единственным человеком, который видел его лицо.

Куча людей разметалась по полу, он увидел Моню, которого за руки удерживали два человека, а третий обеими руками вцепился ему в шею, пытаясь разрушить дыхательную трахею. Не раздумывая, тремя выстрелами из своих пистолетов Фролов пристрелил всех этих троих человек, одетых в одинаковые командирские кители. Пока Моня собирался с силами, отходя от удушения, Иван пробежался по уголкам зала, выискивая группы дерущихся или борющихся людей. Только в одном углу здоровенный детина кулаками избивал двух щуплых уркаганов. Он уже до крови разбил им губы, в помидор превратил их носы. Иван рукояткой своего пистолета этому злыдню врезал по черепушке, отчего тот свалился беспамятства на пол.

Один из уркаганов резво вскочил на ноги и быстренько обежал ресторанный зал в поисках оружия. Это оружие, два чекистских нагана, он нашел в брючных карманах людей, которые только что пытались задушить Моню. К этому времени Моня начал нормально дышать и уже махал рукой Ивану Фролову, предлагая ему, покинуть ресторан «Арагви». Еще раз, посмотрев через стекла витрины ресторана, Иван увидел, что красноармейцы снова готовятся к штурму ресторана.

— Сморчки, давай, пошли, нам пора покинуть этот ресторан!

Иван уже вместе с Моней подходил к двери на кухню, когда у них за спиной сухо щелкнул выстрел из нагана. Ни Иван, ни Моня даже головы не повернули в сторону этого выстрела. Когда они выходили в переулок, то оба уркагана к ним присоединились. Их руки были пусты, а наганы нигде не были видны, только рубахи сзади слегка оттопыривались.

Моня сделал суровым свое лицо и таким же суровым голосом проговорил:

— При ближайшей возможности смените свое оружие, чекистское оружие лучше утопить в реке или в пруду.

Затем он повернулся лицом к Ивану и произнес:

— Ты, знаешь, а я все-таки рад тому, что мы встретились! Да, и к тому же если бы не ты, то сейчас я бы лежал бездыханном жмуром на радость начальству из НКВД! Сейчас мы разойдемся, так как же я тебя снова увижу, где тебя следует искать?

— Вот на, возьми мою визитную карточку, по этому телефону ты можешь позвонить или днем, или ночью. Тебе всегда ответят и расскажут, как меня найти! А как я тебя могу разыскать, когда ты мне потребуешься, Моня?

— Давай, поступим, таким образом, отправь на мое имя на центральный телеграф срочную телеграмму, без указания адреса доставки. Мне обязательно доложат о том, что ты меня разыскиваешь, а я уже сделаю так, что мы обязательно встретимся. До свидания, мой друг, и до новых встреч.

Уркаганы, ничего не спрашивая, молча, присоединились к Мони, вскоре они все трое исчезли за поворотом улицы.

Мария явно не ожидала появления Ивана! Кода раздался звонок в дверь, то она даже подумала о том, кто бы к ней мог бы заявиться так поздно. Когда она открыла дверь и увидела своего Ванюшку, то онемела, а из глаз потекли слезы. Девушка, молча, развернулась и пошла вглубь своей двухкомнатной квартиры. Иван стоял в дверях, любуясь своей любимой. Если бы он это знал, если бы он мог бы это предвидеть, то не торчал бы так долго в проеме дверей, а поскорей бы прошел в квартиру, захлопнув за собой дверь.

В этот момент соседка Марии, мечтавшая о том, чтобы какими-либо способами завладеть двухкомнатной квартиры этой вздорной девчонки соседки, задумчиво отошла от дверного глазка. Она хорошо видела, что к соседке пришел презентабельный молодой человек! И то, что девчонка его не выгнала, а приняла, то это ей, как женщине, о многом говорило! А главное о том, что, если они поженятся, то ей уже даже не стоит больше мечтать об этой самой квартирке для своего сынка. Подумав еще немного, соседка подошла к телефонному аппарата, набрала пятизначный номер и твердым голосом произнесла:

— Алло, эта милиция?! С кем я должна переговорить, чтобы сообщить компетентным органам, что у моей соседки прячется преступник!

Глава 8

Новости о вечернем происшествии, только что произошедшем у ресторана «Арагви», дошло до ушей самого высшего партийного руководства и городского начальства Москвы. Начальнику УНГВД по Москве и московской области старшему майору госбезопасности Михаилу Ивановичу Журавлеву звонили из ЦК КПСС, позвонили даже из секретариата товарища Сталина. Эти ответственные товарищи интересовались только одним, почему пулеметная стрельба велась в центре Москвы? Этих начальников совершенно не интересовали вопросы о том, как идет расследование этого дела, как долго оно продлится, их только интересовало, кто именно стрелял, почему стрелял и был ли наказан тот человек, открывший стрельбу?! Разумеется, у Михаила Ивановича не было ответов на все эти вопросы, он большей частью слушал противоположные стороны, соглашаясь с их возмущением по этому поводу.

Сейчас старший майор госбезопасности Журавлев сидел за своим столом, с ненавистью в глазах поглядывая на одного из своих заместителей, капитана госбезопасности Николая Николаевича Сырохина, который занимался делами московского уголовного сообщества. Это человек его подвинул на то, чтобы УНКВД по Москве и Московской области закрыло глаза на проведение сходки столичных уголовников в ресторане «Арагви». В принципе, положа руку на сердце, было трудно не согласиться с его предложением, одним ударом подвести под расстрел все московское уголовное сообщество, обвинив его в организации и проведении такой незаконной встречи уголовников и криминальных авторитетов. Ну, кто тогда мог подумать о том, что среди этих уголовников найдутся люди, которые откроют огонь из пулемета по красноармейцам, посланным для того, чтобы арестовать и доставить в тюрьму всех этих уголовников. Причем, этот уголовный пулеметчик стрелял так хорошо, что своей стрельбой он больше напугал командиров и красноармейцев РККА, так не убив и не ранив ни одного из них.

— Николай Николаевич, как же это получилось так, чтобы у ваших уголовников вдруг оказались английские пулеметы?

— Да мы не думали, не гадали, что у этих шелудивых отбросов нашего общества вообще найдется человек, который умеет обращаться с пулеметами! А пулеметы мы им попросту подбросили для того, чтобы на суде присутствовали бы весомые доказательства того, что наши воры давно продались английским империалистам!

— Но такой-то человек все-таки нашелся! Причем, стрелял он великолепно, ни одного красноармейца не убил, даже не ранил, но они в течение пятнадцати минут не могли оторвать головы от земли, чтобы подняться на ноги. А за это время, вы сами понимаете, все уголовники успешно покинули ресторан, так и не заплатив хозяевам за проведение своего мероприятия! И, насколько я наслышан, то вы, Николай Николаевич, все-таки потеряли четырех своих оперативных сотрудников?!

— Да, товарищ старший майор! Только я потерял не четырех оперативников, а шесть. Этим людям я поручил, захватить живым самого Моню, но, как видите, им этого не удалось сделать?!

— Тогда у нас получается, что на этой встрече появился некий товарищ Мони, о существовании которого мы пока не знаем! Этот человек пулеметным огнем остановил красноармейцев, возможно, он имеет отношение к армии, так как слишком ловко управляется пулеметом. И этот же человек убрал твоих оперативников, не задумываясь, он пустил в ход свое собственное оружие — пистолеты «Вальтер Р38». Ты бы еще разок внимательно переговорил бы со своим оперативником, которому этот неизвестный стволом своего пулемета выжег глаз!

— Вероятно, мы неправильно рассчитали свои силы, а возможности противника сильно принизили, вот и вляпались в эту самую историю, которая вообще не должна была случиться!

— Нет, Николай Николаевич, а вот с этим я не согласен! Просто уголовные авторитеты оказались под сильнейшим прессом карательных органов советской власти, вот сейчас они и вынуждены всеми силами выкручиваться из этого положения. На наш террор отвечают своим террором! Я вам приказываю, с пулемета снять отпечатки пальцев и проверить их на наличие их хозяина в наших архивах. А сейчас бери всех своих милицейских оперативников и в сопровождении с красноармейцами отправляйте их на улицы города, пусть они займутся проверкой всех убежищ, малин и вертепов московских уголовников. Может быть, кого-нибудь и поймаете, тогда нужно попытаться ниточку от арестованных уголовников протянуть до Мони и его пока неизвестного нам подельника! В общем, это очень важное дело и нам обязательно следует разобраться в том, что же случилось на этой сходке в ресторане «Арагви». Так что ты, Николай Николаевич, домой не уходи, а займись организацией хорошей ночной облавы на Моню и его подельников. Держи меня в курсе!

Всю эту ночь Машка не спала, она никогда не думала о том, что любовь с любимым мужчиной такое увлекательное занятие. Иван почти ее не покидал, а ей всего этого было мало, поэтому она изобретала все новые и новые позы, заставляя его работать не переставая. Машка сходила с ума от счастья и блаженства, вдруг охватившее ее, когда поняла, что ее вечный сосед по школьной парте не просто симпатичный мальчик, а дикое животное, стремящееся ею обладать, подчинять себе. Ей же самой дико нравилось любоваться, когда Иван возвышался на ней непобедимым, но и одновременно равным противником. Ей страшно нравилось его целовать и целовать, одновременно ощущая, как он ее заполняет всю!

Они оба и одновременно усталые от любви заснули где-то под пять часов утра, когда горизонт только-только озолотился новым утром.

Именно в этот момент в дверь Машкиной квартиры позвонили, раздался, как показалось самой Машке, какой-то злой звонок. Не желая беспокоить любимого Ванюшку, девушка тихо поднялась на ноги и, накинув на свое обнаженное тело, сатиновый халатик, пошла, открывать дверь. Ей пришлось немного повозиться, чтобы снять внутренний засов, а за дверью слышались чужие голоса, которые разговаривали о чем-то своем. На свой вопрос:

— Кто там?

Мария услышала сердитое:

— Милиция! Открывай, чего возишься, словно крыса? А то у нас довозишься!

Вместо того, чтобы предупредить Ивана, испуганная Машка открыла дверь и тут же получила сильнейший удар мужским кулаком в свой подбородок. От удара она отлетела метра на два от двери, с силой грохнулась на пол, на мгновение, потеряв сознание. В этот момент Фролов услышал негромкий вскрик своей девушки, он приоткрыл глаза, в открытую дверь комнаты увидел свет в прихожей и гогот мужских голосов.

— Гы-гы, да она, братцы, совсем голенькая! Витек, видишь тот клубочек волос, засунешь туда свой…и получишь неимоверное наслаждение. Если она одна, то я буду первым, а вы уж, ребятки, все за мной…

В этот момент Иван был уже на ногах, готовый к бою за любимую. Но, к сожалению, вся его одежда и оружие лежали в полосе света из прихожей. Вошедшие в квартиру милиционеры пока на не обращали внимания на мужскую и женскую одежду, валявшуюся в полосе света во второй комнате. Милиционеры в этом момент разглядывали полуобнаженную Машку, валявшуюся на полу прихожей. Они все четверо набились в прихожую, сгрудились вокруг Машки, мысками своих кирзовых сапог они касались девичьего тела, громко обсуждая ситуацию. Милиционеры напрочь забыли о том, зачем они появились в этой квартире! Сейчас они по-своему любовались женской красотой, обсуждая, кто из них станет первым.

Милиционеры были настолько возбуждены девичьей наготой, что не обратили внимания на то, как один из них, стоявший спиной к входу в одну из двух других комнат квартиры, вдруг тяжело охнул, и свалился на пол. Когда трое других повернули головы в сторону упавшего товарища, то они первым делом обратили внимание на нож, глубоко утонувший под левой лопаткой их товарища!

— Не кричите! Держите рты закрытыми, вы, свиньи! Вас наша родина воспитывала уважать, любить и защищать беззащитных женщин! Вы же сейчас обсуждали возможность изнасиловать эту девушку, которая ни в чем не виновата! За это я вас приговариваю к смерти! — Вдруг услышали эти мужланы, одетые в синюю форму советской милиции.

Только сейчас милиционеры рассмотрели, что в их компании появился еще один парень, он был совершенно голым, а в правой руке держал наган их только что погибшего товарища, который так торопился стать первым насильником! Они раскрыли рты в крике, пытаясь остановить этого безумца, но негромко один за другим хлопнули три выстрела из милицейского нагана.

Только что пришедшая в себя Машка вскочила на ноги, она с диким ужасом посмотрела на гору убитых милиционеров, и негромко простонала:

— Иван, зачем ты это сделал? Я теперь не смогу оставаться в этой квартире! Как и где я теперь буду жить?

— Одевайся, ты пойдешь со мной! Я тебя не оставлю на растерзание этим насильникам и убийцам! В своем околотке они надругаются над тобой, никто их там не остановит! Так что я тебя в Москве не оставлю!

В этот момент, когда Мария, испуганно и одновременно осторожно, боясь босыми ногами попасть в пятна крови милиционеров, прошла в комнату, там начала одеваться. В этот момент Иван вдруг заметил блеснувший глазок в двери соседки по этажу. Ему сразу же на память пришло воспоминание об аналогичном блеске этого же глазка в соседской двери, когда он вместе с Машкой проходил в ее квартиру. Ему теперь не трудно было догадаться о том, почему милиция вдруг решила посетить квартиру его Марии!

Больше не раздумывая, нельзя было оставлять в живых свидетелей расстрела милиционеров, Иван, как был голым, вышел на площадку этажа, подошел к двери квартиры соседки, приставил ствол нагана к глазку и нажал курок. Послышался негромкий треск выстрела, а за дверь раздался звук падающего тела.

Фролов вернулся в квартиру Марии, плотно прикрыв за собой входную дверь. Проходя в комнату, Иван нагнулся и с полу поднял свою одежду. В этот момент Машка на свою красивые ножки натягивали фильдеперсовые чулки, она все еще находилась под напряжением только что произошедших событий. Поэтому девчонка временами негромко всхлипывала, а по ее удивительно красивому телу пробегал озноб. Желая успокоить свою девчонку, Иван подошел к ней. Поднял ее голову и своим губами прижался к ее губам, правда, этот поцелуй несколько затянулся.

Внутри Фролова родилась неведомая сила, которой он попросту не мог противиться! Через секунду они снова оказались в объятиях друг друга. Ноги девушки разошлись. Иван почувствовал себя самым счастливым на свете человеком, когда увидел эти удивительно красивые женские ноги с силой его обнимающие. Машка застонала, когда он снова вошел в нее…

До гостиницы «Метрополь» Иван с Марией добирался пешком. Он опасался того, что милиция, начав расследование убийства милиционеров, при опросе окружающего населения, случайно может наткнуться на свидетеля того, когда они садились на извозчика или нанимали такси. Это могло милицию вывести на его гостиницу, а ему было нужно еще день провести в ней. К тому же эти тридцать минут прохода по московским улицам и скверам в головах этих двух влюбленных оставили самые лучшие воспоминания о Москве.

Одновременно в разговоре по дороге в гостиницу Иван у своей глупой Машки выяснил все необходимое для того, чтобы принять окончательное решение в отношении, что с ней делать?!

— Маш, ты чего предпочитаешь, вместе со мной улететь в Берлин, или же остаться в Москве. Я могу найти такое укромное местечко, где милиция тебя в жизни не найдет! Там ты можешь спокойно дожидаться моего следующего возвращения?

— Конечно, любимый Ванечка, я хочу быть только с тобой! Мне ничего больше не надо! Только, чтобы я была бы постоянно рядом с тобой!

Иван хорошо понимал, что, когда его возлюбленная говорила ему эти слова, то она совершенно не думала, даже не хотела думать о том, что же эта возможность, полететь вместе с ним в Берлин, может на деле означат?! Ведь, Мария до сих пор ничего не знала о второй стороне его жизни! Он, по-прежнему, для нее оставался тем самым Ванькой Фроловым, ее соклассником, случайно попавшим в тюрьму, но никогда не упускавший возможности коснуться ее, поцеловать в щечку! Машка не знала того, что Иван еще ночью твердо решил с ней, любимой, больше не расставаться, эту симпатичную татарочку забрать с собой и больше от себя никогда не отпускать.

Вот и сейчас Иван Фролов, идя по улицам Москвы, эту красавицу татарочку держал за руку, боясь даже на секунду выпустить ее из своих рук. Все это время ему постоянно приходилось сдерживать свои чувства и любовные порывы, не прижиматься к девчонке, ее не касаться. Когда они, наконец-то, подошли к гостинице, то он просто сказал:

— Дорогая Маша, не дергайся, ничего не пугайся, а только следуй за мной, ни на что не обращая внимания.

Зайдя за угол «Метрополя», Иван Фролов по приступочке залез на крышу сарая, посмотрел, как Машка самостоятельно вслед за ним, полезла на крышу сарая. Затем они оба пригнувшись, почти на карачках, прокрались вдоль стены гостиницы, а затем оба взобрались на крышу другого здания, чтобы вскоре оказаться у окна гостиничного номера гражданина Швеции Вальдемара Косински. Иван приоткрыл незапертую раму окна, затем он ловким прыжком перескочил подоконник. Оказавшись в номере, он подал руку ошеломленной Машке, помогая ей перебраться через подоконник. Когда девчонка оказалась в его номере, Иван обнял ее, и на ушко любимой шепотом начал рассказывать о себе, как о Вальдемаре Косински.

Такая форма рассказа о необычном превращении московского уркагана в богатого зарубежного промышленника, когда каждая фраза рассказа сопровождалась горячим и страстным поцелуем, оказалась наиболее уместной для данного случая. Маша слушала Ивана, а сама она дрожала и от испуга, и от сладострастия. Ей было приятно слушать своего самого близкого друга, одновременно она страстно желала оказаться во власти этого дикого самца, Ивана Фролова.

— А сейчас, малышка, ты видишь вон ту дверь! Эта дверь ведет в ванную комнату, там ты можешь принять горячий душ или горячую ванну. Всю свою одежду оставь в этой комнате, когда помоешься и вытрешься, то в ванной комнате набрось на себя белый махровый халат и выходи ко мне сюда. Вот в этом гардеробе ты, Машенька, найдешь свою новую одежду, которую я привез из Швеции специально для тебя.

— А ты, Вань, что хочешь меня оставить одну в этих барских хоромах? Да я боюсь…

— Прекрати, Мария, капризничать, ты уже не маленькая девочка, а красивая молодая женщина! Тебе это просто не к лицу! Мне нужно кое с кем встретиться, а затем переговорить со своими пилотами, которые проживают в этой же гостинице. Завтра рано утро мы покидаем Москву и вылетаем в Берлин…

— Ты, что, Вань, всерьез говоришь о том, что меня, какую-то там городскую девчонку, забираешь с собой?!

— Да, Маша, всерьез! Тебя нельзя оставлять одну и на один день, обязательно найдется кто-то, кто начинает приставать к тебе! Иди, мойся, одевайся, а то нам скоро завтрак принесут! К этому времени ты должна быть одетой! Мне же с этими пилотами нужно договориться о том, чтобы они тебя незаметно для других завтра бы утром доставили бы в аэропорт. Там они должны тебя спрятать так в самолете, чтобы тебя ни одна собака бы не нашла!

Слушая Ивана, Машка демонстративно начала раздеваться прямо перед его глазами. Она почувствовала свою великую власть над этим парнем по имени Иван, ей страшно хотелось еще раз и еще раз почувствовать свою власть на ним, посмотреть, как он будет на нее реагировать. Иван же застыл посредине номера в полной растерянности, ему был необходимо срочно переговорить со своими пилотами, но сейчас его ноги прямо-таки примерзли к полу.

А затем эти ноги парня сами сделали первый шаг. направляясь к этой девчонке, руки парня сами ее обняли, а его губы сами начали целовать ее грудь…

Переговоры в Наркомате внешней торговли СССР завершились, было подписано соглашение о намерениях, в рамках которого обе стороны должны были определиться по каким направлениям должна пойти совместная работа. В этой связи Вальдемар Косински уже завтра вылетал в Берлин для начала переговоров с рейхминистром германской экономики Вальтером Функе.

Люди поднимались из-за круглого стола переговоров, шли к другому столу, где брали в руки бокал шампанского и снова возвращались к Вальдемару, чтобы вместе с ним выпить шампанского за первый успех, достигнутый на переговорах. Все присутствующие работники наркомата внешней торговли ожидали появления наркома Анастаса Ивановича Микояна, который должен был напутствовать Вальдемара Косински. В настоящий момент Анастас Микоян по телефонной линии разговаривал с рейхминистром Вальтером Функе в своем наркомовском кабинете.

В этот момент к Вальдемару подошел очень вежливый и внешне ничем неприметный чиновник наркомата, который хотел переговорить с ним тет-а-тет. Шведский полковник Карл Витборг однажды упомянул его имя, сказав, что с этим русским можно сотрудничать, но нельзя становиться его платным агентом. Они оба покинули зал переговоров и под предлогом совместного перекура вышли в коридор, чтобы поговорить без свидетелей на лестничной клетке. Вчера этот человек так и вился вокруг Косински, во времена перерывов не отходя от него ни на шаг. Переводчица Леночка Семенова постоянно поглядывала на этого чиновника с каким-то подозрением, хотя его товарищи по работе в наркомате ни единым словом его не осудили за слишком тесный контакт с этим молодым шведским промышленником! По завершению вчерашних переговоров Вальдемар тонко намекнул этому человечку, что он обладает информацией, которая могла бы заинтересовать советские спецслужбы.

Вальдемар стоял и курил шведские сигареты, его же собеседник в эту минуту затягивался папиросой «Казбек». Они немного поболтали о погоде, которая стояла за стенами этого здания. Затем Иван, особо не акцентируя свой голос, небрежно упомянул о том, что в это воскресение нацистская Германия перейдет границу Советского Союза.

Энкеведешник сразу же сделал свое лицо скучающим, он небрежно бросил Вальдемару в ответ на эту его информацию:

— Последнее время многие люди передают нам эту информацию, но и по настоящий момент Гитлер остается нашим верным союзником!

— 24–27 мая 1940 года германия приняла решение о нападении на Советский Союз. Вермахт к середине января 1941 года разработал план нападения на СССР, который назвал планом Барбароссы! Совершенно случайно эта информация оказалась в моем распоряжении, я не собираюсь ее ни защищать, ни продвигать до ознакомления политического руководства Советского Союза. Я донес ее до вашего внимания, моя совесть в этом деле чиста, а с информацией делайте все, что ни захотите! Время покажет, кто был прав или неправ! Я же уверен в том, что 22-го июня рано утром немецкие дивизии перейдут границу Советского Союза, послезавтра вы сами обо всем узнаете. Да, между прочим, мне нужен односторонний контакт в Стокгольме для одного моего товарища, который мог бы вас на постоянной основе информировать о регулярных заходах немецких субмарин на ремонт на шведские заводы. Этот контакт будет вам передавать информацию только по подводным лодкам.

Когда они вернулись в зал, то Анастас Иванович уже был там. Он стоял и, держа в руке бокал шампанского, о чем-то беседовал с чиновниками своего наркомата. Увидев входящего Вальдемара Косински, он повернулся к нему лицом и произнес:

— Мой разговор с рейхминистром Вальтером Функе явно не получился. Сегодня Вальтер был немногословен, в основном он слушал меня и даже не отреагировал на мою информацию о вашем завтрашнем прилете в Берлин, Вальдемар! Может быть, вам и не стоит завтра вылетать в Берлин, задержитесь в Москве еще на два-три!

— Анастас Иванович, я два своих рабочих дня уже прекрасно отработал в Москве, теперь мне нужно поработать в Берлине и в Стокгольме! Сегодня у меня на руках соглашение, которое вы только что подписали, это зримый результат нашей совместной работы, проделанной в Москве. Теперь мне настало время поработать в Берлине и в Стокгольме. Причем, я очень надеюсь на то, Анастас Иванович, что вы в своем рабочем графике найдете время побывать в Стокгольме, сверить наши часы о совместной работе.

Обмен мнениями о проделанной работе еще продолжался какое-то время. Первым комнату переговоров наркомата покинул сам нарком, Анастас Иванович ушел по-тихому, не прощаясь с Вальдемаром Косински. Вскоре вслед за ним последовали работники среднего звена. Леночка Семенова и начальник протокола наркомата проводили Косински до такси, которое уже стояла у подъезда здания наркомата. Когда наркомовский протоколист их покинул, то Леночка подняла свои красивые глаза на Вальдемара и тихим голосом извинилась:

— Вальдемар, извините, но завтра я не смогу вас утром проводить до аэропорта Быково. В девять часов утра я сдаю экзамен по языку и не могу на него опоздать, поэтому я не могу вместе с вами поехать в аэропорт. Если вы хотите, то я могу попросить одну из своих подруг вас проводить?! Иван хорошо видел, что Леночка Семенова очень волнуется, ее действительно беспокоил его завтрашний отлет из Москвы.

— Леночка, вам не надо об этом беспокоиться! Все будет в порядке, дежурный по этажу меня разбудит вовремя, а такси довезет до аэропорта без особых проблем! Так что сдавайте свой экзамен и не думайте обо мне! Леночка, если вы не будете против, то я хотел бы вам подарить небольшую безделушку в знак памяти о нашей совместной работе Москве. — С этими словами Вальдемар достал из кармана пиджака небольшую красную коробочку и протянул ее Семеновой.

Когда такси остановилось перед входом в гостиницу, Вальдемар расплатился за проезд и вышел из салона автомобиля. Осмотревшись вокруг, он подумал, что в эту пятницу, последнюю пятницу перед началом войны с Германией, у входа в гостиницу собралось много москвичей. Некоторые из них желали пройти в гостиничный ресторан, другие же рвались в летнее кафе под навесом. Несколько девушек москвичек группкой стояли неподалеку с явным подозрением его разглядывали. Вальдемару так захотелось расшаркаться перед этими девчонками, их всех пригласить поужинать вместе с ним.

Но здесь он увидел одного из своих пилотов Андреаса Хоффмана, шведского пилота с немецкой фамилией. Он окрикнул его и заговорил с ним на немецком языке, который Андреас знал лучше, чем английский язык:

— Как дела, Андреас? Ты не забыл том, что завтра мы вылетаем в Берлин?!

— Да, все в порядке, господин Косински! Мы упаковали все свои вещи и готовы выехать в аэропорт в любую минуту. В аэропорту мы займемся подготовкой нашего «Юнкерса» к полету! Такси придет за нами через три часа, вот и пригласили московских девчонок с нами поужинать в ресторане. Пригласили двух дурех, — в этот момент Андреас кивнул головой в сторону пяти девушек, — а они со страху пригласили всех своих подруг. Но ничего мы с Бэзилем и с ними справимся, главное, чтобы нам всем было бы весело! А вашу подружку, Вальдемар, мы уже проводили в ваш номер. Красивая она у вас.

— Хорошо, спасибо, Андреас, до встречи в аэропорту!

После этих слов Вальдемар прошел в гостиницу, стараясь не упускать из поля зрения своих глаз одного молодого человека, который, словно по случайности, крутился неподалеку от него, когда он разговаривал с Андреасом Хоффманом. По разочарованному выражению лица этого молодого человека не трудно было догадаться о том, что он не так уж хорошо знал немецкий язык, чтобы разобраться в том, о чем только что Вальдемар говорил с Хоффманом!

Машка, принцесса Мария, явно скучала, сейчас в этой красивой молодой женщине, сидевшей и скучавшей за столом, было невозможно узнать ту маленькую татарку Машку, с которой Иван просидел за школьной партой с первого класса. Она сидела за столом, раскладывала пасьянс, но как только в дверях появился Иван Фролов, то тотчас же послышался негромкий счастливый девичий визг, в мгновение ока Машка оказалась в объятиях своего давнего ухажера. Причем, эта наглая девчонка сделала так, чтобы платье на ее груди чуть-чуть распахнулось, а на свет божий вылупился маленький изумительно красивый и такой нахально дерзкий сосок девичьей груди.

Иван совсем уже собрался погрузиться в тщательное изучение необычных способностей, привлекательностей девичьего тела своей Машки, когда за его спиной раздался негромкий стук в дверь номера. Иван глазами показал Машке скрыться в ванной комнате и, когда за ней прикрылась дверь, решительно открыл дверь своего номера и остолбенел на минуту. За дверью выстроилась целая делегация из гостиничного персонала, впереди стоял сам директор гостиницы, а за ним теснились повара, официанты и дежурные администраторы. Первым заговорил директор гостиницы, причем, он заговорил на великолепном французском языке:

— Уважаемый месье Косински, по личной просьбе наркома внешней торговли СССР Анастаса Ивановича Микояна, мы приготовили и принесли в ваш номер ужин, приготовленный из русской рыбы во всех ее видах, жареной, пареной и вареной! Позвольте, дорогой и уважаемый наш клиент, нам пройти в ваш номер для того, чтобы сервировать стол в вашем номере и вместе с вами выпить бокал советского шампанского!

Когда такси отъезжало от гостиницы, то Вальдемар Косински снова обратил внимание на то, что уличные фонарные столбы горели в полнакала, а некоторые совсем не горели. Но его таксист отлично ориентировался в этой московской темноте, подсвечивая дорогу фарами своего Ситроена, он жал на педаль скорости, утопляя ее до самого пола. Резина колес аж повизгивала на крутых поворотах. Вскоре они оказались за городом, где таксист тут же снизил скорость движения своего старенького Ситроена. Уж слишком большими и глубокими оказались ухабы и канавы, французский автомобиль дико поскрипывал, грозя развалиться на этом подмосковном шоссе. Таксист время от времени поругивался, употребляя русские словечки, надеясь на то, что его иностранец седок не знает русского языка.

Две трети дороги до аэропорта Быкова Вальдемар проспал, так как неугомонная Машка ночью просыпалась едва ли не каждые пятнадцать минут, чтобы тут от него потребовать порцию своего очередного счастья. В три часа ночи Андреас зашел в номер Косински, чтобы Машку забрать с собой. Он должен был ее отвезти в аэропорт и в самолете эту девчонку запрятать так, чтобы ее не нашли советские пограничники, которые должны были вернуть паспорта иностранцам, прилетевшими этим самолетом в Москву! Аэропорт Быково их встретил сплошной темной, так как авиарейсы в этом аэропорту выполнялись только в дневное время суток. Поэтому ни в зале прилета, ни в зале отправления не было ни одного человека, а верхнее освещение было потушено.

Красноармеец, стоявший на посту у ворот выезда на взлетную полосу, не проверяя документов, поднял шлагбаум и крикнул им о том, часа три назад пилоты проехали к своему самолету.

— Вон, видите, вдали горит огонек! Иностранные пилоты в том месте готовят самолет к вылету. Вы езжайте прямо по степи, никуда не сворачивая, так и доедете до этого самолета!

Когда таксист был готов тронуться в путь, то красноармеец вдруг вспомнил о чем-то, попросил еще немного подождать! Он полез за обшлаг своей шинельки и вытащил оттуда какой-то пакет в коричневой бумаге:

— Тут господа чекисты для какого-то господина Косински оставили этот пакет. Они мне так и сказали, передай его Вальдемару Косински и пожелай ему от нас счастливого полета!

Таксист взял у красноармейца этот пакет и передал в руки Вальдемара! Тот развернул пакет и увидел в нем три паспорта, свой шведский паспорт и два паспорта пилотов Андреаса и Бэзила. Вскоре такси остановились у самолета, в кабине которого сидели и скучали Андреас и Бэзил. Прощаясь с таксистом, Вальдемар в знак признательности протянул ему сотенную долларовую банкноту, но тот вдруг засмущался и сконфуженно попросил:

— Не могли бы, господин хороший, заплатить мне рублями. Чекисты меня арестуют и посадят в тюрьму, как только я с этими долларами в магазин Торгсина зайду. А за сто долларов мне десять они мне лет лагерей дадут.

Ничего не говоря в ответ, Вальдемар покопался в своих карманах и нашел там четыре червонца номиналом в десять рублей. Таксист был счастлив за одну поездку получить четыреста рублей, эта поездка действительно оказалась очень выгодной. Вскоре огни автомобиля затерялись в предрассветной темноте. А Вальдемар подошел к самолету и кулаком постучал в пассажирскую дверь самолета. Открыл Андреас, он зевал и негромко ругался на немецком языке.

— Андреас, что с тобой? Почему ты ругаешься?

— Надоел мне Советский Союз, господин Косински! Никогда мне не нравились страны, где все просыпаются, встают и ходят на работу по заводскому гудку! Я люблю легкую жизнь, ложусь спать и просыпаюсь, когда мне нравится, а не когда мне приказывают! Ну, да, ладно, когда мы вылетаем? Когда придут пограничники и принесут нам паспорта и летное задание?

— Наши паспорта у меня уже в кармане! А вот насчет летного задания я ничего не знаю!

— Да не беспокойтесь вы, господин Косински! Летное задание в моем паспорте лежало! Они требуют, чтобы мы дозаправились в Минске, а потом уж летели бы в Кенигсберг! Ну, да, ладно, дозаправимся в Минске, мне все равно, где прикажут, там и заправимся. А девчонка ваша, господин Косински, на заднем сиденье пассажирского салона спит! Да, вы уж быстрей залезайте в салон, я сейчас двигатель греть буду!

Когда солнце начало расти, поднимаясь над горизонтом, «Юнкерс Ф-13» развернулся на месте, а затем бодро побежал по некошеной траве. Разбег у самолета получился небольшим, пробежав всего метров триста — четыреста, он начал набирать высоту. Машка спала, когда Вальдемар устроился на сиденье рядом с ней, то она попросту перекатилась к нему в объятия. Чему-то улыбнулась, но свои глаза так и не открыла. За штурвалом сидел Андреас Хоффман, набрав высоту в три тысячи метров, он самолет перевел в горизонтальный полет, держа курс на запад! Андреас лениво вращал штурвал то в левую, то в правую стороны, затем пилот что-то поискал справа от себя, видимо, автопилот! Это нововведение только-только начало завоевывать гражданскую авиацию Европы. Самолет продолжал лететь, довольно урча своим двигателем, Андреас закрыл глаза и удобнее устроился за штурвалом, чтобы немного подремать.

Вальдемар устроился на заднем сиденье пассажирского салона самолета, на его коленях спала и не просыпалась Машка. Она устроилась таким образом, чтобы у Ивана всегда под рукой была бы ее грудь и спина для ласки. Оказывается, эта девчонка сходила с ума, когда рука Ивана бродила по ее спине, опускаясь к бедрам. Лаская свою любовь, Иван не заметил, как и сам задремал. После чего полет превратился в череду сна, время от времени прерываемого активностью того или иного пилота, неудовольствием Машки, когда его рука замирала на одном месте ее тела или посадкой для заправки в Минске.

А затем произошло непонятное происшествие! В середине своего очередного сна, Иван вдруг услышал громкий крик второго пилота Бэзила. Он приоткрыл глаза, увидел, как тот мельтешится за штурвалом самолета, одновременно рукой показывая в правое боковое стекло своей пилотской кабины. Ничего не соображающий Иван машинально перевел свой взгляд в том направлении и обомлел. Он увидел темный силуэт, очень похожий на истребитель с четырьмя яркими звездочками по бокам. В этот момент в голове Ивана прорезался звук, а в этом звуке он услышал крик Бэзила:

— Немцы, немецкие истребители атакуют нас, но как они оказались над территорией Советского Союза?!

Послышался непонятный треск, и стекло кабины пилотов окрасилось в красный цвет. Проснувшийся Андреас поднял голову с сиденья, некоторое время он мотал головой из стороны в сторону, видимо, пытался сообразить, что происходит с самолетом. Иван Фролов в этой непонятной ситуации успел только свою Машку, начавшую открывать свои большие глазища, схватить в охапку и сильно прижать к себе. Снова послышались какие-то непонятные хлопки. Самолет вошел в пике, не смотря на то, что Андреас его штурвал полностью вытянул на себя. В окно салона со своей стороны Иван Фролов увидел, как «Юнкерс Ф-13» еще некоторое время скользил над кронами деревьев. Затем под крыльями мелькнуло свободное пространство от деревьев, это там внизу пролегало русло какой-то не очень большой речушки. И самолет врезался в деревья, росшие на другом ее берегу. Первым отлетело право крыло, он осталось где-то позади самолета. От ударов левым крылом самолета об деревья, Андреас Хоффман вылетел в окно пилотской кабины. Последнее, что Иван запомнил, так это был мощный удар фюзеляжа самолета обо что-то очень крепкое.

Иван Фролов потерял сознание!

Фролов открыл глаза и прямо перед собой увидел чью-то руку с часами на запястье, часы показывали двенадцать часов тридцать одна минута. Видимо, это было точное время, когда произошла катастрофа с «Юнкерсом Ф-13».

Постепенно, по мере возвращения памяти к Ивану Фролову, он вспоминал о том, что эти часы были хронографом Кировского часового завода, изготовленными в прошлом году. Этот хронограф Вальдемару Косински подарил Анастас Иванович во время вчерашней короткой прощальной встречи. С большим трудом Ивану удалось совместить эти две фамилии, вспомнить, что Вальдемар Косински и Иван Фролов — это он, один и тот же человек Он пошевели рукой, чтобы на деле убедиться в том, что пришел к правильному умозаключению. Рука шевельнулась, но тут же от плеча к запястью по руке Ивана тут же пробежала сильная боль, он даже застонал. Испуганный этим обстоятельством Иван еще сильнее рванулся, чтобы освободиться от того, что на него сверху навалилось.

Он стоял на ногах, его сильно качало из стороны в сторону, но с каждой минутой амплитуда качаний его тела все уменьшалась и уменьшалась. Прояснилось зрение, минуту назад Иван практически ничего не видел, все вокруг него двоилось, как бы было вне фокуса. Дождавшись, когда восстановилось нормальное зрение Иван Фролов начал осматриваться вокруг, одновременно руками он ощупывал самого себя! С ним, в принципе, с его телом было все в порядке, только, по-прежнему, сильно болела левая рука. Видимо, она болела от какого-то удара! Всматриваясь в картину разрушений, в разбитый фюзеляж самолета, в остатки его крыльев и в какие-то непонятные самолетные обломки, валявшиеся тут и там, вокруг него, Иван почувствовал, как депрессия начала тяжело на него наваливаться!

Фролов стоял, он глазам своим не верил в то, что выжил в такой авиакатастрофе. Неподалеку от него валялся фюзеляж самолета весь в дырках и пробоинах в обшивке, и только с одним крылом. Второго крыла самолета поблизости не было видно! Неподалеку стояли самолетные шасси, издали они выглядели так, как будто с ними ничего не случилось, но рядом с ними виднелось мужское тело. Шатаясь из стороны в сторону, Иван подошел к этому телу, с огромным усилием перевернул его на спину. Мертвыми глазами на него смотрел главный пилот Андреас Хоффман, швед с немецкой фамилией. В целом его тело выглядело нормально, оно не было даже избито. Иван так и не увидел ни единого кровоподтека на его лице, была заметна только маленькая вмятина в районе правого виска. Но этой слабой вмятины хватило на то, чтобы лишился жизни этот храбрый и веселый швед.

Пока Фролов всем этим занимался, его голова пришла в норму, начала функционировать. Первой же его мыслью стало воспоминание о Машке, куда могла эта девчонка подеваться. Сколько бы Иван не бегал вокруг «Юнкерса», не заглядывал в кусты, сколько бы времени он не шебаршился, разыскивая свою Машку, ее нигде не было. От одной только мысли, что он, может быть, навсегда потерял эту красивую татарочку, у Ивана Фролова помутилось в голове. У него только что появился первый нормальный друг, как он тут же его потерял!

Продолжая разыскивать Марию, Иван подошел к фюзеляжу самолета и попытался открыть дверцу пассажирского салона, но ее намертво заклинило при ударе. Тогда он вспомнил о существовании второй двери этого пассажирского салона с другой стороны самолета. Та дверца была настежь распахнута, а на заднем сиденье сидела Мария и мрачно посматривала вокруг себя. Подойдя поближе, Иван убедился в том, что бог хранил его Машку, на ней не было ни единой царапины.

Иван стоял и, как полный дурак, любовался своей живой Машкой. Он стоял, одновременно размышляя том, как много сегодня дел ему предстояло сделать. Похоронить Андреаса, найти Бэзила, собрать продукты и оружие, которое имелось на борту их самолета. И только после всего этого можно было отправляться на поиски людей!

Глава 9

Оба пилота Андреас Хоффман и Бэзил Шнеерсон погибли во время падения «Юнкерса Ф-13». Если первый пилот погиб в результате удара головой о ствол дерева, то второй пилот Бэзил Шнеерсон был убит во время обстрела пассажирского самолета неизвестным истребителем. Две пули попали ему в голову и в грудь, к тому же инерция движения самолета выбросила его из пилотской кабины. Иван Фролов смог разыскать его тело только после двух часов поисков. С большим трудом он тело второго пилота перетащил на косогор, возвышавшийся над речкой. На вершине этого косогора Иван принялся копать могилу для обоих шведских пилотов, с которыми так и не сумел близко сойтись, стать их товарищами.

Пара раз к нему подходила Мария, приносила приготовленные сэндвичи из хлеба с украинским салом и колбасой. Андреас оказался большим любителем украинского сала, в бауле у него нашли несколько кусков шпика с чесночными дольками. По просьбе Ивана девчонка занялась розыском и приведением в порядок всех вещей, которые остались в их распоряжении после крушения самолета. Когда Иван, одну на двоих, выкопал могилу, то Мария на ее дно положила хвойных веток, а затем она помогла Ивану тела пилотов опустить на дно. Держа друг друга за руки, они некоторое время постояли у могилы, в изголовье которой был поставлен католический крест. На могильной дощечке Мария химическим карандашом написала:

— «Здесь лежат два шведа: Андреас Хоффман и Бэзил Шнеерсон. Они были хорошими и веселыми шведами! Пусть земля им будет пухом!»

Все это время, роя могилу, а затем, хороня погибших, Иван Фролов ожидал услышать голоса белорусских крестьян, разыскивающие их. Был день, многие жители этого региона Белоруссии должны были хорошо видеть, как их подбитый самолет падал на землю. Район, где их подбили, не был какой-либо глухоманью, наверняка, поблизости от места падения самолета, находились населенные пункты Белоруссии, жители которых уже должны были спешить к ним на помощь. Но пока лес вокруг сохранял полное безмолвие, прерываемое щебетанием птиц или посвистом порывов ветра, человеческих голосов в нем не было слышно. Ближе к вечеру Иван Фролов, хорошо понимая, что ему с Марией было бы большой глупостью оставлять место крушения самолета, самим отправляться на поиски какой-либо белорусской деревушки, решил ночевать рядом самолетом, а затем уж с рассветом самим отправляться на поиски живых душ. Он еще раз перебрал и осмотрел все те вещи, которые у них остались. Осмотр вещей, дал печальный результат, продуктов питания у них-то практически не было. Остались три ломтя украинского шпика, полбатона белого хлеба и грамм триста докторской колбасы. Ничего другого из продуктов питания у них попросту не было. Когда они вылетали из Москвы, то ни одного из членов экипажа и в помыслах не было, что их самолет могут сбить над Западной Белоруссией. Что им придется полуголодными людьми скитаться по белорусским лесам. В бауле, в котором пилоты Андреас и Бэзил хранили свои личные вещи, Иван совершенно случайно нашел разборную удочку. Он быстренько ее собрал, разжег небольшой костерок. Показал Машке, как в костерке поддерживать огонь, а сам отправился на речку половить рыбы.

Но, прежде чем, покинуть ночной лагерь, который они разбили практически рядом с обломками самолета, и идти на рыбную ловлю, Иван Фролов взял свой баулу. С его дна он достал свои оба «Вальтера Р38», проверил их состояние, один отдал Машке, показав, что надо делать, чтобы выстрелить из пистолета. Свой же «Вальтер» он засунул за поясной ремень. Прежде чем спуститься к реке, Иван снова поднялся на косогор к могиле шведов. Рядом с могилой выбрал приметную сосну и под ее корнями аккуратно ножом срезал небольшой пласт дерна, вырыл небольшую ямку. И в ней спрятал все свои иностранные паспорта, которые тщательно обернул пластиковой, влагонепроницаемой лентой. Когда тайник скрылся под дерном, Иван отряхнул с колен грязь и начал спускаться вниз, к речке.

Затем Фролов постоял, вслушиваясь в лесную тишину, в плеск рыбы в речке, но ни единого звука так и не услышал. Тогда он сделал свой первый бросок удочкой, где-то над его головой просвистело грузило с крючком. В метрах семи от берега возник маленький всплеск, там приводнилось грузило вместе с крючком. Иван был совсем плохим рыбаком, правда, лучше было бы сказать, что он был «никаким рыбаком», так как первый раз в своей жизни он ловил рыбу. Сейчас, делая бросок удочкой, он не знал, когда вообще следует ловить рыбу, или утром на рассвете, или вечером, когда заходит солнце!

Очень скоро Машка к нему пришла, она присела, тесно прижавшись к нему, чтобы хоть немного согреться. Над поверхностью реки аккумулировалась прохлада! Так девчонка и замерла, ничего не говоря и не спрашивая! Иван нутром почувствовал, что эта его девчонка чувствует себя не вполне в своей тарелке! Иван совсем уже собрался Марию пожалеть, немного успокоить, но в этот момент дернулся поплавок. Выждав несколько мгновений, Иван осторожно удочку с леской потянул на себя. Вот тут-то в речке началось настоящее волнение, вода забурлила кругами, видимо, на его крючок попалась крупная рыбешка. Она прилагала невероятные усилия, чтобы освободится от крючка и снова оказаться на воле. Когда Иван вытащил ее на берег, то в закатном солнце он рассмотрел, что это был сом среднего размера, всего лишь по локоть его руки. Потрясенная увиденным, Машка продолжала сидеть на своем месте, с некоторой грустью в голосе она проговорила:

— Вань, а я даже и подумать не могла, что ты у меня к тому же и умелый рыбак. Всегда полагала, что ты простой городской мальчишка, никакого отношения не имеешь к деревенской жизни. Но, оказывается, на тебя во всем можно положиться!

— Ты права, Машенька, я действительно простой городской мальчишка. Много не умею, но знаешь, что человек многому может научиться, когда ему кушать хочется, то он и рыбу ловить научится!

Тут и Мария продемонстрировала ловкость своих рук, в одно мгновение она очистила сома от чешуи и от потрохов. Порезала рыбу на куски, завернула их в листья лопухов и на листе гофрированного металла поставила на огонь костра. Рыба получилась замечательной, но не было соли, поэтому они немного поели, оставив большую часть рыбы на завтра! После ужина они посидели у костерка, разожженного вблизи фюзеляжа «Юнкерса Ф-13». С одной стороны от самого леса их костер был прикрыт этим самым фюзеляжем, а с другой стороны открывалось свободное пространство на речку. Словом, незаметно подобраться к ним было делом не совсем простым, но, прежде чем лечь спать, Иван предложил Марии поспать в пассажирском салоне самолета. Туда взобраться можно было только с одной стороны, а главное, сделать это бесшумно было попросту невозможно!

Так оно и получилось, в одиннадцать часов вечера Иван с Марией перебрался в кабину самолета, плотно прикрыв дверцу самолета, для верности привязав ее веревками. Ночь прошла спокойно, под утро, когда над их головами пролетела большая группа самолетов, одновременно кто-то попытался открыть дверь самолета. Слава богу, Иван ее насмерть заблокировал. Иван проснулся от этого шума, а также из-за того, что прямо над его головой перешептывались два чужих голоса:

— В живых осталось только двое, они где-то прячутся поблизости! Ток что, Васек, мы здорово можем поживиться, и денег у них тут, наверняка, очень много!

— Серега, ты зря полез в самолет! Нам нужно было бы найти живых людей. Их прикончить, а после бы мы уже безбоязно могли бы пограбить этот самолет!

— Не бойся, Васек! У нас в руках охотничьи ружья! Чуть что не по-нашему, нажал курок и тебе уже никто не будет возражать! Что-то дверь не открывается, ты, Васек, повозись здесь, а я попробую залезть в самолет с другой стороны. Между прочим, я уже успел посмотреть, у него в баке очень много керосина, деревне на год хватит!

Иван легко коснулся плеча Мария, желая ей предложить, спрятаться за его спину, но девчонка воспротивилась. В темноте пассажирского салона самолета Ивану показалось, что Мария сидит на соседнем сиденье, свернувшись в мягкий клубок и, выставив перед собой руку с пистолетом. Как только привязанную веревками дверь попытались открыть, то в темноте салона сверкнула яркая световая вспышка, послышался звук выстрела из пистолета. Стреляла Мария, она стреляла без предупреждения и, видимо, Сереге попала в живот, отчего этому деревенскому бандиту стало очень больно, он закричал:

— Ой, мама, умираю! Ой, как мне больно! Люди, помогите, меня убивают!

Иван Фролов на какое-то время, причем, очень короткое, растерялся. Во-первых, он не ожидал, что Маша будет первой стрелять, и, во-вторых, пока не знал в кого ему стрелять, добивать ли Серегу, или через дверь стрелять в Ваську?! Эта мимолетная растерянность позволила Ваське выстрелить из охотничьего ружья прямо через самолетную дверцу. После чего послышались звуки убегающего человека. Иван Фролов выпрыгнул из пассажирского салона и попытался преследовать убегающего Васька, чтобы тут же убедиться в том, что тот имеет большое перед ним преимущества. Он прекрасно знал местные окрестности, леса и лесные тропы, знал куда и как бежать.

Когда Иван вернулся к самолету, то и Серега уже перестал стонать и звать на помощь. Он лежал у самолета с неестественно вывернутой головой, что любому становилось понятным, что этот парень мертв. Устыженный всеми этим обстоятельствами, Иван не знал, как себя наказать за проявленную медлительность. В какой-то момент он вдруг вспомнило том, что Мария до сих пор так и не вышла из самолета. Иван подошел к двери пассажирского салона и приоткрыл ее!

Как долго Иван Фролов простоял у двери самолета позже он так и не смог вспомнить, все это время его любовь продолжала сидеть на сиденье. Ее вытянутая правая рука с «Вальтером Рк38» бессильно лежала на этом же сиденье. Голова была склонена к груди, глаз ее не было видно. Машка даже не прореагировала на то, что Иван приоткрыл дверь и посмотрел на нее. Ее к этому времени уже не было на этом свете, она ушла! Она ушла, так и не попрощавшись, со своим старым другом, любимым человеком! Жакан из одностволки Васька в один момент пробил голову этой красивой татарке, этой девчонке Ивана Фролова!

Фролов не помнил, сколько времени у него ушло на то, чтобы взять свою Машку на руки, отнести ее на вершину косогора. Там она сидела, спиной опершись на ствол сосны, мертвыми глазами наблюдая за последним восходом солнца в ее жизни. А Иван, ее любимый, словно робот, рядом со шведами копал еще одну могилку! Он не плакал, хотел, но не мог! Он также не мог разогнуться, лопатой подбирая со дна могилы комки земли, один за другим, словно бездушный робот, их вышвыривая наверх.

Когда все было закончено, Фролов долго простоял у могилки Марии!

Он до сих пор не верил в то, что навсегда потерял свою Машку, своего единственного друга на этой земли, что снова остался в полном одиночестве. У парня, по-прежнему, в глазах не было слез, чтобы выплакать свое горе! Он все воспринимал болезненно! Солнце уже стояло высоко на небосклоне и ощутимо начало пригревать землю, когда Иван Фролов вдруг услышал приближающиеся голоса! Он поднял голову, осмотрелся кругом и с вершины косогора вдруг увидел дорогу. Правда, это была не настоящая дорога, а так себе тропа, по которой могли проехать одни только крестьянские подводы! Вчера они с Машкой, колготясь вокруг места крушения самолета, этой дороги так и не заметили! Сейчас же по ней катилась крестьянская подвода, на которой сидели трое сельских мужиков.

Внутреннее чутье подсказало Ивану, что среди этих мужиков находится и тот самый Васька, убийца его Машки. В одно мгновение с Фролова слетела вся его иностранная цивилизация, он тотчас же превратился в простого русского уголовника. Сзади из-за пояса он выхватил свой «Вальтер Р38» и со всех ног рванул вниз по косогору к этой подводе. Когда он внезапно вырос перед мордой лошади, то лошадка сильно дернулась от испуга и остановилась. Видимо, к этому времени мало чего во Фролове осталось человеческого!

Среди двух мужиков на телеге сидел симпатичный паренек лет шестнадцати, на его коленях одноствольное курковое ружье ИЖ-5 24-го калибра. Иван подскочил к телеге, несколько мгновений смотрел этому пареньку в лицо. Его все же интересовало, как такой молодой сельский парень, как этот Васек, мог так хладнокровно выстрелить в его Машку. Затем Фролов свой «Вальтер» направил ему на грудь, но в тот момент, когда нажимал курок пистолета, ствол его перевел на ногу. Он собственными глазами увидел, как пистолетная пуля попала парню чуть ниже его колена. Тут же на всю окрестность послышался дикий вопль раненного парня, он дернулся всем телом, а руками ухватился за раненое колено. Его ижевка скатилась с ног, через большую дыру в телеге ружье соскользнуло на землю. А в этот момент парнишка кричал во весь свой не слабый голос:

— Папка, спаси, меня убивают! Почто ты, вражина, стрелял в меня, я ж ни в чем не виноват?! Папка и дядя Фидосий стреляйте в него, а не то он вас всех порешит!

Мужики, сидевшие в задке телеги, в этот момент своими руками, остервенело, елозили под соломой, толстым слоем которой было покрыто дно телеги. Выпученные глаза свои они ни на миг не отрывали от дула пистолета Ивана Фролова. В какой-то момент крестьянские руки что-то нащупали, из-под соломы на свет показались приклады еще двух охотничьих ружей, бескурковой двустволки и старой берданки. Иван перевел ствол пистолета в их сторону и довольно-таки спокойный голосом, хотя внутри его все бурлило и требовало, прикончи всю эту мразь грабителей, произнес:

— Мужики, если достанете свои ружья, мне придется вас всех пристрелить без суда и следствия. Так что сидите в телеге спокойно и не дергайтесь, будете живы! Я хочу только разобраться с этим Васькой. Так зовут этого паренька, если я не ошибаюсь?! Он со своим другом Серегой убили мою жену!

— Я никого не убивал и не хотел убивать, только стрельнул из своего старенького ружьеца один раз для острастки! И все тут!

— Этим выстрелом, ты, подонок, попал Марии в голову, убил ее! Несколько минут назад я хотел тебя просто убить, но сейчас передумал! Теперь хочу прострелить тебе твое второе колено! Я хочу, чтобы ты до конца жизни не ходил, а хромал бы на обе ноги. Вспоминая этот день, когда из-за своей жадности лишил жизни невинную душу!

Иван Фролов второй раз нажал курок своего «Вальтера Р38»!

Тяжесть столь неожиданного, и столь трагического расставания с Марией долгое время не отпускало душу Ивана Фролова. Ему хотелось остановиться, сбросить с плеч эту страшную потерю, лечь на траву и ствол пистолета приставить к виску своей головы. Чтобы разом и навсегда покончить со всеми личными проблемами! Но Иван не останавливался, а продолжал размеренно шагать по лесной дороге, все дальше и дальше удаляясь от речки под таким красивым названием Лесная. Время от времени из внутреннего кармана куртки он доставал полетную карту, которую нашел в пилотской кабине самолета, но ее масштаб оказался слишком велик и позволял ориентироваться только по направлениям, примерно, определяя, что и где находится, а не по топографической карте местности. Даже речка Лесная на этой карте была отмечена одной лишь тонюсенькой линией, без берегов. Вновь и вновь Фролов вспоминал слова одного из крестьян, который оказался отцом Васька, того самого паренька, который по глупости и по пьяни убил его Марию. Тот подошел к нему, снял кепку с лысой головы и тихо ему сказал:

— Парень, ты уж извини моего Василия, дурень он. Не смотря на то, что к нам совсем недавно пришла советская власть, жизнь наша крестьянская по-прежнему очень тяжелая. Вот, чтобы облегчится, мы и пользуемся самогоном. А эти два наших придурка, увидели, значить, заметили, как в лес упал ваш самолет, вот решили поживиться легкими деньгами, а нарвались на вас! Серегу мы завтра похороним, а с Васьком — беда! Его надо завтра везти в город к врачу, чтобы раны на коленях правильно перевязать, но ехать в город не на чем, тем более, что сегодня началась война с Германией.

— Какая война и когда она началась? — Взволнованно поинтересовался Иван Фролов.

— В полдень по радио выступил Молотов и сказал, что на нас, то есть на Советский Союз, напала Германия. Вот такая непруха с нами приключилась, парень! С раннего утра на селом пролетело очень много немецких самолетов! Наши баба хотели сходить в районный центр, но вскоре вернулись и сказали, что повсюду им повстречались немецкие войска!

— Если хочешь, то я могу перевязать раны твоего Васька?!

— Не надо этого делать, если ты покажешься в нашей деревушке, то тебя непременно убьют, чтобы отомстить за парней. Да и к тому же наши мужики очень злы на эту вашу, на советскую власть. Такого еще не бывало, чтобы чуть, что не по-вашему, так крестьянина бросают в тюрьму или отправляют в лагерь на отсидку срока. С крестьянином так в Европе никто не поступает!

Если судить по карте, то Иван Фролов шел, держа направление на белорусский городок Лида. До этого провинциального городка Ивану оставалось прошагать километров восемьдесят, два-три дня пути пешком. В этом городе по старым адресам Фролов надеялся найти кое-каких знакомых людей и с их помощью выправить бумаги, паспорта для того, чтобы и дальше пробираться к Москве. Правда, имелась еще одна возможность, продолжить новый путь в Берлин, но из-за начавшейся войны все теперь находилось в зависимости от того, что ему удастся сделать в Лиде. На всякий случай Иван вернулся на место падения самолета и все свои документы забрал из устроенного ранее им тайника для документов.

После того, как он распрощался с крестьянами, по вине сыновей которых погибла Мария, Иван уже более ни с кем не встречался, а пару деревушек обошел далеко стороной. Отец Василия незаметно для своего друга тайком передал ему большую буханку белого хлеба, громадный ломоть крестьянской колбасы и четыре больших луковицы с маленькой баночкой соли. После короткой остановки на перекус, прошагав минут пятнадцать, Фролов вдруг услышал, как далеко впереди возник долгий и непонятный гул. Этот гул уже долго не прекращался, причем, Иван никогда прежде не слыхал такого. Больше из-за любопытства Иван Фролов слегка изменил направление своего движения, после чего с каждым его шагом этот непонятный звук только усиливался.

Когда впереди появились первые проплешины среди деревьев, то Ивану стало понятным, что его лес спаситель вот-вот закончится. Тогда Фролов свою котомку спрятал за стволом одной приметной сосны, а дальше начал тишком и с опаской пробираться вперед, прячась за стволами деревьев, что, возможно и спасло ему жизнь. Наступил момент, когда лес совсем закончился, впереди раскрывался простор колхозных и совхозных полей с пшеницей, гречихой и овсом. Среди этих полей проходила проселочная дорога, сплошь забитая танками, бронетранспортерами и грузовиками с пехотой в кузовах. Эта механизированная автоколонна не имела начала, ни конца, она нескончаемой чередой двигалась по дороге. На танках и на грузовиках были нарисованы черные с белой окантовкой тевтонские кресты! Эта вражеская колонна двигалась неторопливо, они никуда она не торопилась. Даже находясь на расстоянии от нее в километр, Иван Фролов всей своей кожей ощущал глухую самоуверенность, надменность вражеских солдат, сидевших в кузовах грузовиков с винтовками в руках!

В этот момент голову Ивана Фролова поразила одна нехорошая мысль о том, что сегодня, в первый день войны, он еще не увидел, не встретил ни одного красноармейца, защитника родины! А сейчас он лежит, прячется в лесу от чужих людей на своей собственной земле, наблюдая за движением автоколонны с вражескими войсками на борту. Не смотря на довольно-таки большое расстояние до дороги, Фролов хорошо видел, как немецкие солдаты спокойно между собой переговариваются, смеются, время от времени перекликивались с солдатами в кузовах других грузовиков. Словом, эти немецкие солдаты вели себя так, словно они находились в своей стране, у себя дома. Словно Советский Союз, как государство, не обладал достаточными вооруженными силами, способными этим немцам оказать вооруженное сопротивление, выбросить их за пределы своей территории!

Автоколонна продолжала упрямо двигаться все глубже и глубже на территорию СССР, а немецкие солдаты, сидевшие в кузовах грузовиков, несколько по-своему, по-солдатски развлекались, организуя охоту на советских людей. Небольшие дозорные и охранные группы немецких мотоциклистов в пять — шесть мотоциклов время от времени на большой скорости проскакивали сбоку от этой колонны, поднимая большие пылевые облака! В таком облаке было трудно дышать, поэтому рядовые немецкие солдаты иногда заставляли своих братьев по оружию, мотоциклистов, ехать прямо по колхозным полям пшеницы, гречихи и овса вдоль самой дороги! Время от времени мотоциклисты, проезжая этими полями пшеницы или овса поднимали на ноги то одного, то другого красноармейца, а то целую группу красноармейцев, рассветом застигнутых в этих колхозных полях.

Иван грудью сильно привалился к земле за стволом большой березы, наблюдая за тем, как эти немцы беззастенчиво хозяйничают у него в стране! Даже боль от потери Маши слегка в нем притихала, нет, это было не совсем так, эта боль от потери Маши не притихала, просто она принимала несколько иную окраску и направленность! Та прежняя боль из-за смерти родного и близкому ему человечка, перерастала и как бы перерождалась в боль за родину, за державу! Если бы в тот момент у Ивана в руках оказалась бы винтовка, то он, ни на секунду не задумываясь, открыл бы из нее огонь по немецким солдатам, которые сейчас топтали землю его родины!

Видимо, не один только Иван Фролов переживал подобные обидные чувства, так как он вскоре услышал звуки винтовочных выстрелов из леса, а затем увидел, как стайка немецких мотоциклистов, ринулась по направлению источника выстрелов. В поле с овсом, стремясь проехать к стреляющему лесу, немецкие мотоциклисты вдруг нарвались еще на одну на группу красноармейцев, которые до этого времени прятались в овсе. Совсем молодые ребята в красноармейской форме медленно поднимались на ноги, свои винтовки они держали в руках, поднятых над головой. С большим трудом Иван Фролов сообразил, что эти красноармейцы прямо на его глазах только что сдались в плен к немцам, вместо того, чтобы вместе с другими красноармейцами вести огонь на поражение немецких мотоциклистов!

В сердцах Иван изо всей своей природной силы кулаком долбанул по стволу березы, за которой сейчас скрывался, так как он никогда бы не поднял свои руки вверх перед каким-либо врагом. В этот момент в его ушах послышался негромкий мужской смех, негромкие аплодисменты. Подняв глаза и голову, повернув слегка вправо, Иван метрах в десяти от себя увидел мотоцикл, в седле которого сидел немец в форме мышиного цвета. Он-то смеялся и хлопал ладонями, наблюдая за Фроловым, подбодряя его гневные чувства. Двигатель его мотоцикла все еще продолжал работать, Иван же только удивился тому, как такое случилось, что он не расслышал звука работающего двигателя этого мотоцикла, как этот немец сумел подъехать к нему так близко?!

Тем временем немец вдруг посерьезнел, улыбка исчезла с его лица, свои руки он недвусмысленно положил на автомат, висевший у него на груди. Указательным пальцем правой руки он поманил Ивана, словно ему хотел сказать, хватит, повеселились, а теперь иди ко мне, поговорим о деле. В этот момент Фролов почувствовал, как помимо воли, его ноги сами по себе начали медленно разгибаться, поднимая его тело в положение стоя. А немец все еще продолжал его манить к себе пальчиком, Иван опять почувствовал, как его руки сами по себе начали подниматься над головой. В этот момент Иван почему-то смотрел себе под ноги, там в траве он увидел свой «Вальтер Р38», почему-то валявшийся в траве. Видимо, каким-то образом этот немецкий пистолет сам собой выпал из-за его пояса, видимо, он не пожелал стрелять в немецкого солдата! Но эта мысль о пистолете напомнила Ивану Фролову и о том, что в правом рукаве его куртенки он спрятал свой метательный нож. Эта мысль неожиданно привнесла какую-то ясность ему голову по отношению его дальнейших действий.

Иван Фролов медленно вышел из-за ствола березу, остановился с полуприподнятыми кверху своими руками. Он стоял и терпеливо ожидал, когда этот немец его подзовет подойти ближе к нему, а то иначе он мог бы посчитать его дальнейшие действия агрессивными и тогда немец взялся бы за свой «шмайсер»… Только через небольшую паузу, немец снова Фролова пальчиком поманил к себе, видимо, немцу понравилось идея таким образом взять в плен советского парня. Немец ничего совершенно не боялся, он даже не остерегался каких-либо провокационных действий со стороны этого невооруженного сельского парня.

Тем более, что за его спиной на втором сидение мотоцикла сидел еще один немец, который с любопытством наблюдал за тем, как его товарищ берет в плен этого русского парня. На четвертом шагу Иван притворился, что споткнулся, чтобы удержать равновесие, он резко взмахнул правой рукой. Метательный нож попал точно в цель, разрушил мужской кадык дыхательного горла первого немца. Он обеими руками схватился за свое горло, всеми силами пытаясь пропихнуть в свои легкие глоточек свежего воздуха. Он был еще жив, когда Иван пролетел над ним в прыжке, пытаясь своими руками достать второго немца. Тот не ожидал нападения со стороны этого русского паренька, поэтому не ушел в сторону от захвата его рук, а вместе с парнем свалился на землю, соображая, что ему делать. Но было поздно, Фролов размахнулся и ребром ладони резко ударил по немецкому горлу. Через минуту с обоими немцами было покончено, они лежали в траве с неестественно выгнутыми шеями и синими языками в ртах.

Немцы с дороги не могли увидеть этой драки, так как место схватки перекрывалось несколькими деревьями и слишком уж разросшимся кустарником. Таким образом, Иван Фролов в свое распоряжение достаточно времени, чтобы разобраться с немецкими друзьями и их собственностью. Первым же делом он их мотоцикл откатил глубже в лес, поднял свой «Вальтер» и снова засунул его за пояс брюк, поднял с травы «шмайсер» и карабин Маузер 98к, аккуратно отложил оружие в сторону, оттащил в кусты, предварительно раздев догола оба трупа. И только после этого занялся разбором солдатских шмоток.

Когда Фролов был готов отправиться в дальнейший путь, то сначала он отправился в лес, чтобы разыскать свою котомку. Затем вернулся к мотоциклу, и занялся трофейным оружием. Пистолет-пулемет МР38 и карабин Маузер Мк38 были в идеальном техническом состоянии. Патронов к карабину было достаточно много, что-то около пятидесяти — шестидесяти патронов, но вот к пистолету-пулемету Иван имел всего только два запасных рожка. Он особо не печалился по этому поводу, так как считал, что в бою винтовка принесет много больше пользы, чем пистолет-пулемет, если с ней правильно и хорошо обращаться.

Мотоцикл оказался весьма ценным приобретением, был в хорошем техническом состоянии, видимо, его бывший хозяин немало о нем заботился. Прежде чем отправляться в путь, Иван несколько раз попробовал, как заводится этот его трофей. Он еще никогда не ездил на мотоциклах, но в детстве любил гонять на двухколесном велосипеде по московским улицам и переулкам. А в последние месяцы своей московской жизни, перед тюрьмой, ему удалось пару раз посидеть за рулем «Эмки», так что Иван считал себя профессиональным водителем! Трофейный мотоцикл завелся с первого же толчка экстрактора, негромко загудел, но в этом звуке мотоциклетного двигателя ощущалась сила его и мощь.

Заглушив двигатель, Фролов еще раз осмотрел и руками проверил крепление своей котомки к заднему сидению мотоцикла. Поверх котомки лежал снаряженный и готовый к стрельбе «шмайсер», который можно было бы легко вытащить из-под веревки. Все было готово к отправлению в путь, но Фролов решил немного задержаться, продемонстрировать немцам, что их жизнь в эту войну не будет такой легкой, сладкой, как они могли ее себе представлять!

Свои первые пять выстрелов, целую винтовочную обойму, Иван отстрелял по колонне. Своими собственными глазами он видел, как одна из его пуль попала в шофера бензовоза, который выехал из общего строя и скатился вниз по насыпи дороги, но сам бензовоз так и не загорелся. После замены обоймы, Иван Фролов повел самый настоящий бой с немецкими мотоциклистами, которые рванули с дороги на его выстрелы. Один немецкий мотоцикл остановился на возвышенности, а его пулеметчик открыл по нему огонь. Не позволяя ему оторвать от земли свою голову. Другие мотоциклисты маневрировали, пытаясь на своих машинах, как можно ближе приблизиться к вражескому стрелку, чтобы взять его в плен!

Но в самый разгар перестрелки немцы вдруг выяснили, что вражеский стрелок оказался не так уж прост! Его огневая позиция находилась не на самой опушке леса, а метров на двадцать в его глубине. Такое расположение огневой позиции стрелка привело к тому, что Ивану Федорову удалось покончить с экипажами трех немецких мотоциклов, убить семерых немцев, прежде чем те сообразили, что, сидя на мотоциклах, они ничего не смогут с ним поделать. Подавить советского стрелка можно было или артиллерией, или немецким мотоциклистам следовало бы слезть со своих машин и атаковать его позицию в пешем строю.

В первый день войны с Советским Союзом немецкие солдаты были особо ретивыми, они были готовы пойти на многое, чтобы выиграть первый бой с советским снайпером. Так и эти немцы мотоциклисты. Заглушив двигатели своих мотоциклов, они спешились и разошлись в цепь, чтобы окружить и пленить этого русского стрелка. Иван же произвел еще два выстрела, один по немецкому солдату, отчего тот завалился на землю, а вторым патроном он пробил бензобак одного из мотоциклов, которых немцы собрали в общую кучу. Всплеск пламени охватил сразу несколько мотоциклов. Затем Иван неспешным шагом покинул свою огневую позицию, направляясь в глубь леса теперь уже к своему мотоциклу.

Вскоре на лесной дороге появился странный мотоциклист. Он был одет в одежду белорусского сельского паренька, но ехал на боевом немецком мотоцикле. Его скорость сначала была не очень высока, затем он слегка ее увеличил, чтобы, как можно быстро, затеряться в глубине этого лесного массива!

Иван Фролов притормозил на центральной площади Лиды! Эта площадь, разумеется, носила имя Владимира Ильича Ленина, великого пролетарского революционера! С громадным удивлением в глазах он наблюдал за тем, как по площади туда и сюда, особо не торопясь, снуют простые советские граждане, возвращающиеся домой с работы или наоборот, сейчас спешащие на работу. Фролов смотрел на этих советских людей и не понимал, почему на здании когда-то городской ратуши, а ныне на здании горисполкома города все еще колышется Красный флаг?!

Одним словом, сейчас произошло самое невероятное, Иван Фролов каким-то чудом перенесся из Белоруссии, охваченной огнем Великой Отечественной войны, в обыкновенный тихий советский городок, война которого пока еще не затронула. Повернув голову за спину, Фролов с недоумением в глазах посмотрел на немецкий пистолет-пулемет МП38, шпагатом привязанный к заднему сиденью его трофейного мотоцикла. Этот немецкий автомат он только что захватил в нечестном бою с двумя немецкими солдатами оккупантами. Он стоял чуть не по центру этой городской площади и не мог понять, как же такое могло бы случиться, что всего лишь час назад он убил двух немцев, двух немецких гренадеров. А потом вел перестрелку с гигантской колонной военной техники, с немецкими солдатами мотоциклистами. А сейчас он стоит на центральной площади Лиды, и вокруг себя не видит никаких признаков только что начавшейся войны. Иван почувствовал, что он начинает сходить с ума! Но в этот момент он все-таки замечает несколько городских зданий, разбомбленных до основания.

Советские милиционеры в синей форме, с наганами в кобурах, как ни в чем не бывало, расхаживали по этой старинной площади. Строго посматривая по сторонам.

Задумавшись, Иван Фролов попытался себе представить, какая буча может начаться, если хотя бы один из этих милиционеров обратил бы свое внимание на его военные трофеи, немецкий автомат «шмайсер», на мотоцикл немецкого производства и с немецкими номерными знаками. Он толчком экстрактора снова его завел и, потихоньку, стараясь не привлекать к себе внимания, поехал с площади. Свернул в первый же попавшийся под руку переулок. Машинально объезжая ухабы, рытвины и канавы городской мостовой, Фролов продолжал размышлять о том, где бы он мог бы хотя бы на ночь укрыться в этом маленьком провинциальном городке?!

Естественно, Иван Фролов тут же вспомнил о доме рижанина Мориса Берныньша, попытавшегося, но так и не сумевшим стать советским гражданином. Его дом, располагался в начале Советской улицы. Всего какой-то год назад он вместе с Морисом из него бежал, они сам дом бросили на произвол судьбы!

Фролов проехал еще пару городских улиц, миновал знакомый пивной бар городского рынка, который его друг воровской авторитет Моня в свое время пытался превратить в свою воровскую штаб-квартиру. Но эта попытка Моне не удалась, хозяин пивного бара его сдал милиции со всеми потрохами. Во время перестрелки с милицией погибло очень много людей. Моня же был тяжело ранен и нуждался в срочной полостной операции. Словом, год назад все тогда покатилось по наклонной, Морис погиб, но успел свой дом передать ему в собственность. Когда Иван проезжал мимо пивного бара, то краем глаза успел-таки заметить, что пивной бар и сегодня работает, но вот клиентура его несколько изменилась. По крайней мере, сейчас у его дверей толпились молодые люди уголовного вида, но они, видимо, занимались наркотиками.

В довоенное время этот пивной бар в основном работал по обслуживанию крестьян, приезжавших на воскресную ярмарку со своей продукцией. В нем они могли попить хорошего пива, неплохо перекусить, а также, если проголодались, то и неплохо пообедать, съесть первое и второе блюда за очень недорого.

Эти мысли Фролова были тут же опровергнуты, когда он повернул свой мотоцикл в очередной переулок, то был вынужден тут же притормозить. Совершенно неожиданно для самого себя, он вдруг увидел, что этот переулок был до упора забит подводами, загруженными свежими овощами, картошкой, луком, капустой и свеклой с крестьянских огородов, канистрами молока, бидонами сметаны и сливок. Торговля велась бойко, некоторые крестьяне торговали прямо с подвод, а другие — с прилавков, сооруженных из подручного материала. Горожане бродили среди подвод и прилавков, покупая свежие овощи, зелень с огорода, яйца, масло. Следует признать, что и на этот раз горожан было очень много, они не только покупали свежую крестьянскую продукцию, но и вели уважительные беседы с седобородыми крестьянами. Вероятно, в этих беседах обсуждалось начало войны, подумал Фролов, ловко лавируя на мотоцикле среди этого большого количества людей. В толпе покупателей и продавцов было очень много молодежи, которая тоже что-то покупала, но большой частью кучковалась между собой, о чем-то беседуя.

Фролов вспомнил и сильно взгрустнул по своей Машке, погибшую, его защищая! Личное горе на людях всегда легче переносится, вскоре этот парень снова с головой ушел в наблюдение за этим городским столпотворением. Оно ему снова напомнило о том, что сегодня в воскресение, началась война, Германия напала на Советский Союз. Из-за этого скопления народа и крестьянских подвод, он был вынужден до минимума снизить скорость движения своего трофейного мотоцикла. Но Фролов не останавливался, а продолжал осторожно двигаться на мотоцикле между подводами, внимательно посматривая по сторонам.

В какой-то момент Иван Фролов в шумной толпе торговцев и покупателей прямо-таки своим мотоциклом наткнулся на трех мужиков, которые, как ему показалось, явно не были ни крестьянами, ни горожанами. Они, цепко придерживаясь друг друга, пробирались к какой-то одной только им известной цели. Возможно, Фролов и дальше проехал бы мимо этой подозрительной троицы, если в этот момент один из парней вдруг не обернулся, не посмотрел в его сторону. По его взгляду Иван догадался, что внимание этого парня привлек его мотоцикл, тот догадался, что под ним немецкий армейский мотоцикл! Парень толкнул плечом своего напарника, что-то шепнул тому на ухо. Его напарник так и не ответил на этот шепот, а жестом руки показал, мол, «заткнись, приятель, у нас более важное дело»!

Тогда Фролов обратил внимание на их одежду, казалось бы, что эти парни были одеты в кургузые пиджачишки местного пошива, как и большинство местных крестьян. Иван же сразу же своим опытным глазом определил, что эти пиджаки были специально пошиты и пошиты таким образом, чтобы одежда этих молодцов ничем бы не отличалась бы от одежды местного крестьянства. Но опять-таки наметанный глаз Ивана Фролова выделил одну странность, которая была общей для этой троицы. Полы кургузых пиджачков этих как бы крестьян подозрительно оттопыривались с правой стороны. Во время движения, а эти парни не просто шли, они, словно подкрадывались к своей цели, из-под полы пиджачишек у них проглядывали рукоятки немецких пистолетов-пулеметов МП38, которых население Польши уже успело прозвать «шмайсерами».

Внутренним чутьем Иван Фролов догадался о том, что сейчас он наблюдает работу представителей немецкой разведывательно-диверсионной группы, которая в данный момент на кого-то охотится. Он свернул в сторону, тут же притормозил и свой мотоцикл поставил так между подводами, чтобы иметь возможность снова быстро вскочить на него, чтобы тут же на нем дать деру в случае возникновения такой необходимости. Но в то же самое время Ивану было страшно любопытно узнать, на кого же именно сейчас охотились эти немецкие диверсанты! Он поднялся с сиденья мотоцикла, по-молодецки крепко потянулся, потрещал всеми костями своего скелета. Три часа он провел за рулем мотоцикла, нигде не останавливался, не поднимался с седла, сейчас ему было нужно немного разогнать кровь в своих жилах, размять свои косточки.

Разогнав кровь по жилам, Иван Фролов подошел к заднему сиденью мотоцикла. Прикрывая своим телом немецкий автомат, особо не торопясь, он освободил «шмайсер» от веревочных креплений, проверил его и, держа его в правой руки, опустил автомат вдоль своего тела. Подготовившись, таким образом, к бою, Фролов всем телом развернулся к заинтересовавшим его трем мужикам с немецкими автоматами под пиджаками. За это время они продвинулись вперед всего лишь на десять шагов, но эти шаги точно определили цель охоты диверсантов, то, что их сейчас так интересовало.

Это была деревенская девушка с платиновыми волосами, которая стояла и торговала за одним из прилавков, сооруженного из-под подсобного материала на скорую руку рядом с крестьянской подводой. Этой девушке было двадцать-пять или двадцать — семь лет, она торговала молоком, сметаной и сливками. Рядом с ней суетился молодой паренек лет семнадцати, который то и дело подбегал к подводе, что-то с нее брал и подносил к прилавку. Горожане, видимо, были хорошо знакомы с качеством молочной продукции этой крестьянской семьи, поэтому к девушке с платиновыми волосами стояла из горожан небольшая очередь. Девчонка же работала с своей клиентурой, ни на что другое не обращая внимания. Она старалась, как можно быстрее, обслужить своих клиентов. Поэтому платиновая блондинка, погруженная в свою работу, пока так и не заметила, что к ней, чуть ли не со всех сторон осторожно подбираются здоровые мужики!

В очередной раз, скользнув своими глазами по лицу этой сельской девчонки, Иван Фролов вдруг ее узнал. Это была Света, одна из двух радисток, которые решили Мориса Берныньша использовать в качестве своего прикрытия в те времена, когда немцы оккупируют Западную Белоруссию. Внимательно присматриваясь к Свете, Иван Фролов вспомнил гневные слова, которые Нина в свое время высказала ему, она ему тогда заявила:

— «Ты, парень, что творишь? Ты, что не понимаешь, что скоро начнется война! Что немецкие войска вот-вот нападут на Советский Союз, на нашу родину! Оккупируют часть ее территорий! И тогда мы со Светой превратимся в один из ручейков связи честных людей с Москвой!»

Сейчас перед Иваном Фролом за прилавком стояла и торговала крестьянской продукцией именно та Света, которая была одной из тех двух девчонок, которых отобрало центральное НКВД в Москве. Они должны были заняться не только работой по организации радиосвязи Лидского подполья с Москвой, эти девчонки должны были обеспечивать качественной радиосвязью подполье всей Западной Белоруссии и Польши. Морис Берныньш, может быть, и не знал, чем же Нина и Света должны были заниматься в своей работе на подполье, но он их взял себе в прислугу, сделав их своими горничными. Может быть, у богатого рижанина с этими девчонками все бы и сложилось, если бы в его доме не появился Вальдемар Косински, он же Иван Флоров. Своим неожиданным появлением Иван сломал спокойную и размеренную жизнь Мориса и его прислуги. В конечном итоге Морис погиб, девчонки разбежались и до настоящего времени где-то скрывались.

Сейчас, наблюдая за тем, как немецкие диверсанты профессионально обкладывали Свету, чтобы затем попытаться ее захватить внезапным наскоком. В этот момент Иван Фролов подумал о том, что, видимо, или в Лидском отделение НКВД, или в Гродненском УНКВД немецкая разведка имела своего человека, который нашел и вывел немецких диверсантов на эту блондинку Свету!

Тем временем к трем подозрительным мужикам с немецкими автоматами под пиджаками присоединился и четвертый, который, вероятно, был командиром этой группы. Сам не понимая, как такое вообще могло с ним случиться, ведь раньше он этому не обучался, Фролов хорошо видел и понимал указания, которые командир группы раздавал своим диверсантам языком жестов руки и пальцев. Одному из мужиков, который оказался ближе всего к нему, Фролову, он приказал ножом прикончить младшего брата блондинки! Двум другим бойцам своей группы командир приказал стоять на стреме, автоматным огнем прикрывать его и еще одного бойца, вместе с которым он собирался захватить Свету.

Фролов моментально сообразил, что, если он вовремя не нарушит взаимодействие членов этой немецкой диверсионной группы, то жизнь Светы окажется под серьезной угрозой, да и этот ее молодой брат, этот крестьянский паренек может тоже погибнуть. Этим временем, диверсант, которому было приказано нейтрализовать крестьянского паренька, как-то внезапно вдруг оказался за его спиной. Из внутреннего кармана своего пиджака он начал вытаскивать штык-нож, собираясь им втихую прирезать этого паренька. Уже больше не раздумывая, Иван поднял свой «шмайсер» и короткой очередью в три патрона разнес голову противника. Эта так неожиданно прозвучавшая автоматная очередь заставила умолкнуть гул голосов, стоявший над торговыми рядами, над подводами. Люди, сами крестьяне и их покупатели горожане, с громадным любопытством в своих глазах начали поворачивать свои головы по направлению только что прозвучавших выстрелов.

За это краткое мгновение тишины Иван Фролов успел сделать еще три спокойных, размеренных шага, чтобы оказаться рядом с командиром группы немецких диверсантов. Не останавливаясь, он такой же короткой автоматной очередью в три патрона прострелил ему грудь, смертельно ранив немецкого командира. Позднее, после боя Иван Фролов хотел переговорить с этим немцем, задав ему пару интересующих его вопросов, поэтому он сейчас стрелял так, чтобы только его ранить, а не убить! Немец еще валился на землю, уже бессильный что-либо изменить в своей судьбе. Иван же стоял с автоматом наизготовку рядом с его телом, глазами он разыскивал других диверсанта, участников этой операции захвата. В этот момент горожане и крестьяне впали в панику, горожане побежали из переулка, напрочь позабыв о сделанных покупках. Их в этот момент беспокоило только сохранение своей жизни! Крестьяне же суматошно принялись запрягать лошадей в подводы, чтобы, как можно быстрей бежать бы из этого города.

Иван, по-прежнему, стоял, настороженно осматриваясь вокруг, в любой момент он был готов продолжить этот бой! Но после ранения командира немецкой разведывательно-диверсионной группы, его подчиненные, словно растворились, в этой толпе мечущихся горожан. Держа наготове автомат, Иван Фролов продолжил глазами разыскивать напарника командира вражеской группы, с которым тот собирался захватить Свету. Но этот напарник, словно сквозь землю провалился, его нигде не было видно! Тут где-то за его спиной короткими очередями затрещали еще два других автомата!

Волей неволей Ивану пришлось обернуться, ненадолго выпустив Свету из поля своего зрения, там он увидел, что крестьянский паренек завладел автоматом человека, который только что пытался его убить. Сейчас этот «шмайсер» уже в руках паренька вел огонь по двум немецким диверсантами, которых командир группы поставил на стрему. Причем, один из них был уже ранен в плечо, а второй пытался убежать куда-то вниз по переулку.

Про себя решив, что этот деревенский паренек обязательно справится с этими двумя диверсантами, Иван Фролов решил проверить, по-прежнему, на месте ли находиться Света?!

Он тут же остолбенел на месте, блондинки не оказалось на своем рабочем месте, за ее прилавком уже никого не было! Разбитый стакан со сметаной, разлитое молоко и опрокинутый ящик для сиденья — все это свидетельствовало о мгновенной схватке, только что произошедшей на этом месте. Перешагнув через раненого командира немецкой группы, Фролов получил возможность увидеть переулок на всем его протяжении. По переулку в панике метались люди, в основном крестьяне и горожане! Примерно, в десяти шагах от него стояли трое крестьян, они в своих руках крепко удерживали испуганную Свету!

Иван только приготовился открыть огонь из своего автомата, как услышал за своей спиной покряхтывание клаксона какого-то автомобиля! Инстинктивно Фролов обернулся за спину, в переулок заворачивала советская «Эмка». За ее рулем сидел мужчина в форме командира РККА. Водитель автомобиля хорошо увидел людей, мечущихся в испуге по переулку, но он не остановился, не снизил скорость движения своего автомобиля, как должен был бы поступить любой советский человек. Командир РККА рулил своей «Эмкой» так, словно перед ним была ровная и безлюдная дорога, словно в переулке вообще ничего не происходило!

Когда «Эмка» поравнялась с ним, то Фролов слегка развернулся и из своего «шмайсера» выпустил две автоматные очереди. Первой он ранил водителя в плечо, а когда тот не остановился — прострелил ему голову! Автомобиль тут же занесло влево, он остановился, уткнувшись своим бампером в стену дома.

Пока Иван Фролов разбирался с неизвестно откуда появившимся автомобилем, семнадцатилетний паренек из автомата расстрелял трех крестьян, державших Свету. Вернее было бы сказать, что этот крестьянский парень продемонстрировал хороший уровень подготовки советского диверсанта, убив одного немецкого диверсанта, а двое других, бросив Свету, скрылись в толпе испуганно мечущихся по переулку людей. Взяв Свету за руки, паренек вместе с ней направился к Ивану Фролову. Тот встретил их словами:

— Собирайтесь! Соберите свои вещи, готовьтесь к тому, чтобы сейчас покинуть город Лиду! Видите, там, в углу стоит мой мотоцикл, на нем мы и поедем! Пока вы будете собираться, я же допрошу командира этой группы немецких диверсантов.

— Товарищ командир, нам нечего собирать и брать с собой в дорогу! Все, что мы имеем — это лошадь и подвода, принадлежащая нашему отцу!

— Тогда забирайте свою подводу, оба уезжайте отсюда! Встретимся в доме Мориса Берныньша! Ты, Света, наверняка, помнишь, где этот дом находится?!

В момент этого разговора девушка блондинка удивленно посмотрела на Ивана Фролова, а парень удивленно смотрел на нее! Через короткую паузу блондинка согласно кивнула головой и отправилась в тот ряд, где стояли подводы с привязанными к их задкам лошадьми. Парень, недоуменно пожав плечами, отправился вслед за девушкой. По дороге он подходил к убитым диверсантам, переворачивал их на спину, разыскивал какие-то документы в карманах их пиджаков, френчей, по дороге подбирая оружие немцев. Проводив глазами блондинку и парня, Иван Фролов развернулся, направился к командиру немецких диверсантов. Тот был совсем плох, то и дело впадал в забытьи, вот-вот он должен был отойти.

Немногим позже, когда все завершилось, Иван все еще продолжал удивляться самому себе, как это у него хватило духовных сил на то, чтобы допросить этого раненого, страдающего от ранения немца, одной ногой уже стоявшего в могиле. Да и допрос он начал несколько своеобразно, вместо того, чтобы помочь этому человеку перебороть боль, со спокойной душой отойти в мир иной, он мыском своего пыльного сапога с силой ударил немца под ребра. Когда тот громко застонал от боли, пронзившей его тело, открыл свои мутные глаза, то Иван Фролов на отличном немецком языке поинтересовался:

— Итак, уважаемый господин немецкий диверсант, наш разговор мы начнем с представления, кто вы, и чем сегодня в первый день войны ваша группа диверсантов занималась в этом маленьком белорусском городке Лида?

Глава 10

Дом Мориса Берныньша сохранился, но пришел, вернее, было бы сказать, что этот дом приведен в ужасное состояние! От него практически ничего не осталось, его сейчас было нельзя назвать жилищем цивилизованного человека. То, что от него осталось, это не были руины, а была сплошная труха, гниль и мусор! Иван Фролов бродил по останкам дома, ногой в сапогах иногда пытался разгрести какую-либо кучу столярного мусора.

Сам дом после того, как его бросил хозяин на произвол судьбы, был разграблен своими соседями и проживавшими неподалеку крестьянами. Первые дни грабители в этом доме появлялись только по ночам. Они прятались от народных глаз, тишком вывозили сохранившуюся в доме мебель, после себя эти грабители оставили одни лишь только голые стены. А перед этим они также тишком, также по ночам собирали и увозили из дома кухонную посуду, хозяйский инструментарий, как огородный, так и плотницкий. Словом, тишком ночные грабители брали все, что им попадало под руку.

Но со временем эти людишки, а не люди, обнаглели, они, словно тараканы, уже днем ползали по помещениям дома. На глазах соседей свидетелей они выламывали рамы со стеклами прямо из оконных проемов, со стен отдирали тесаные доски, вскрывали полы и толстые половые доски укладывали штабелями на свои подводы, увозя их в свое крестьянское хозяйство. Этот грабительский беспредел закончился тем, что нашелся еще какой-то умелец, который с двумя своими сыновьями залез на крышу дома и принародно он начал с крыши дома сдирать черепицу. Советская милиция на такие действия крестьян, соратников пролетариата, не обращала внимания. Она была по горло занята оформлением политических дел на тех крестьян, которые якобы крали урожаи с колхозных полей, поэтому колхозные урожаи и были такими бедными!

Проезжая на мотоцикле через сломанные ворота во двор дома, Иван в сердцах злобно чертыхнулся, увидев, что от самих ворот остались одни только стойки. Да и их кто-то пытался выкопать, увезти с собой, как были увезены створки ворот. Но какой-то человек так и не сумел этого сделать, слишком уж глубоко эти стойки были вкопаны в землю. Повернув мотоцикл влево, он тут же его притормозил в самой середине двора. Поднялся с кресла мотоцикла, осмотрелся вокруг, а затем свой мотоцикл поставил на парковочную подножку.

Этот дополнительный осмотр дома Фролову снова показал, что от него самого мало чего осталось. Из земли то тут, то там торчали какие-то деревянные столбы, которые, видимо, когда-то были опорами для стен, крыша чернела большими черными провалами, черепицы на ней совсем не осталось. По траве можно было судить о том, что воры и грабители уже давно перестали бывать в этом, когда чудном и прекрасном доме. Трава во дворе разрослась так густо, и выросла она едва ли не до пояса, к тому же она была нигде не истоптана. При виде всего этого безобразия чувства внутри Ивана Фролова бурлили и кипели. Он был не просто зол, так как сейчас видел именно тот дом, о котором так часто вспоминал с грустью и нежностью во время своих путешествий по Европам, по пребыванию в Москве. А, как оказывается, к его глубокому сожалению, этот дом уже тогда больше не существовал!

В дальнем углу двора Иван увидел подводу, а рядом распряженную лошадь, щипавшую траву. Девчонки блондинки и паренька нигде не было видно, но в доме слышались их голоса. Вскоре они оба показались в проеме двери, когда-то бывшими главным входом в этот прекрасный дом. Девчонка шла, в руках она несла солдатский сидор, в нем находилось что-то очень тяжелое. Парнишка шагал вслед за блондинкой, в руках у него ничего не было, но на плече уже болтался немецкий «шмайсер», а на правом боку, на поясе оттопырилась кобура парабеллума. Блондинка говорила парню:

— Ну, не могу я, Дима, понять тех людей, которые свое личное счастье строят на несчастье других людей! Так разрушить, разворовать и запоганить этот дом, когда-то бывшим таким замечательным, по-домашнему уютным домом. Все в нем сломать, запоганить и испортить из-за одной только зависти к соседу. Все в этом доме переломать, чтобы никто больше не мог бы всем этим пользоваться! Ну, как можно было мебель, кухонную посуду и оборудование, а также все вещи этого дома растащить по своим домам. И растащить все это, воспользовавшись моментом, когда хозяин дома был вынужден на время его покинуть! — Громко возмущалась блондинка. — Еще в те времена, когда мне пришлось простой служанкой поработать у его хозяина, то я прибиралась, наводила порядок в его помещениях, замирая от счастья, понимая, что мне, простой крестьянской девчонке, приходится убирать помещения этого прекрасного, великолепного и такого комфортабельного дома! Этот дом был построен именно так, чтобы в нем жил и наслаждался своею жизнью человек! А сейчас, когда вижу, во что он превратился, в каком плохом состоянии этот дом сейчас находится, а прошел всего лишь один год без его хозяина, то мое сердце только кровью обливается!

— Вера, ну, почему ты так разволновалась! Пойми, что это не наш с тобой дом, хотя и этот дом можно было бы восстановить за пару недель, привести его в порядок! Ты только пожелай, и я найду двух — трех парней, которые мгновенно его восстановят! Для этого нужны только деньги, да и желание восстановить, отремонтировать этот дом!

Иван подошел к блондинке и пареньку, ему захотелось вмешаться в их разговор:

— Извини, парень, но, как тебя зовут? Мы так неожиданно встретились, что у нас не было времени для того, чтобы нормально познакомиться!

— Меня зовут Дмитрий, я сын Семена Ивановича Лукашевича, который крестьянствует в деревне Березовка. А это моя старшая сестренка, Веруня! Только я не понимаю, почему вы ее Светой постоянно называете?

Внутренне Иван Фролов удивился словам Дмитрия, когда блондинку Свету он назвал Верой, своей сестрой. Но в жизни всякое бывает, и сестры могут работать агентами НКВД. Вот только ему было непонятно, почему местное НКВД ничего не знали о существовании этих двух девчонок, служанок Мориса Берныньша? Почему местное НКВД так плохо восприняло информацию о существовании этих радисток? Поэтому Иван Фролов все-таки решился Свете задать один вопрос, имевший непосредственное отношение к тем прошлым временам!

— Извини меня, Света! Но очень похоже на то, что ты сейчас в своих руках держишь то, что год назад здесь была вынуждена оставить?

— Вера, не отвечай на вопрос этого парня! Мы его практически не знаем, кто он такой, откуда здесь появился на нашу голову? — Громко прошептал ее брат, Дмитрий.

— Дима, помолчи! Ты ничего не знаешь и не понимаешь! Позволь мне самой судить о том, что можно ли или что нельзя мне обсуждать вместе с этим товарищем! Насколько я помню, — сказала Света или Вера, обращаясь к Ивану Фролову, — год назад ты, как гость, появился в доме Мориса. В ту ночь после непонятного разговора с тобой я вместе со своей подругой была вынуждена бежать из этого дома. Ты же вместе с Морисом собирался заняться поиском хирурга, чтобы прооперировать вора рецидивиста по имени Моня?! Так вот я хочу вас, уважаемый товарищ, немного поправить, так как хочу, чтобы ты лучше разбирался в событиях той ночи. Так вот Света — это мой боевой псевдоним, Нина — это псевдоним моей подруги. Я никогда не знала ее настоящего имени, а она никогда не знала моего настоящего имени! Но что-то в ту ночь пошло не так? Во-первых, мой контакт в Гродненском УНКВД с тех пор молчит, не выходит со мной на связь, хотя я регулярно появляюсь в запланированных местах для возможной встречи со своим курьером или куратором. Во-вторых, все это время моя рация хранилась в тайнике этого дома, но только сегодня я смогла до нее добраться. Теперь я попытаюсь по радиоэфиру связаться с Москвой.

— Ну, что ж, Света, тогда будем считать, что наш контакт состоялся! Правда, меня никто не проинформировал о том, что ты давным-давно переехала в Березовку! Мне только сказали, чтобы я тебя разыскивал бы на воскресной ярмарке в Лиде! А теперь, расскажите мне, пожалуйста, об этой странной ситуации. Сегодня началась война с Германией, в сорока километрах от Лиды уже находятся немецкие войска! А в Лиде, как ни в чем не бывало, проводится крестьянская воскресная ярмарка?! У меня в голове такого не укладывается, с большим трудом, под немецкими пулями я на мотоцикле прорываюсь в город! В городе все еще работает советская власть, никто и никуда не эвакуируется. Советских войск не видно, в самом городе тихо и спокойно, за исключением немецких диверсантов, в открытую действующих на его улицах!

— Все дело в том, уважаемый товарищ, — в разговор вмешался брат, Дима — до нас, крестьян, весть о войне пока еще не дошла. С утра летает много самолетов, ну, а чьи они, немецкие или советские, снизу сразу и не разберешь. Да и товарищ Молотов с обращением к советскому народу выступил только в двенадцать часов дня. В наших деревнях, как вы возможно знаете, только у немногих богатеях имеются радиоприемники, которые они включают только по вечерам послушать новости за день. Вот наши родители собрали лук и морковь на огороде и, как обычно, меня с сестрой отправили немного поторговать в Лиду. Правда, отец попросил к тому же разобраться, что именно в Лиде, да и во всем мире!

— К тому же я не могла упустить возможности встретиться со своим куратором, поэтому постаралась убедить своих родителей меня вместе с братом отправить в Лиду, а там продать кое-какую нашу крестьянскую продукции… Деньги же они всегда нужны, и горожанину, и крестьянину! Когда мы приехали в Лиду, то сразу же услышали о том, что немцы постоянно бомбят аэродром под Лидой и железнодорожный вокзал. Так что все мы в Лиде знали о том, что немцы напали на Советский Союз, но не знали деталей этого нападения. Нам очень хотелось в городе услышать и хорошие новости о том, что Красная Армия перешла государственную границу и наступает на Германию!

— Хорошо, друзья! Но теперь-то вы знаете о том, что началась война! Немцы всегда были хорошими солдатами, так что, знайте, что эта война завтра не закончится. Вероятно, она продлиться еще несколько лет! Как старший товарищ по возрасту, я вам предлагаю поработать на родину. Света, уже знает, чем она должна заниматься в случае начала войны, да и тебе, Дима, в этой связи обязательно найдется работа! Хотел бы только тебя, Света, предупредить о том, что кто-то из местных, то ли из энкеведешников, то ли из милиционеров, слил немцам информацию о тебе и о Нине. Но на сегодняшней ярмарке немцы почему-то разыскивали Нину. Из этого можно было бы прийти к выводу о том, что она жива! В этих своих поисках Нины немецкие диверсанты совершенно случайно наткнулись на тебя, Света. Они и попытались с пылу, жару тебя захватить живой и здоровой, но в результате нарвались на меня и на твоего брата Диму. В произошедшей схватке они одними убитыми потеряли пять диверсантов, ранеными — четырех. Но мы столкнулись только с одним только отделением немецких диверсантов, а под Лидой на парашютах высадилась полурота полка Бранденбург, под командованием обер лейтенанта Леопольда Картинга. Наверняка он, узнав о неудаче этого своего отделения, постарается каким-либо образом усилить твои поиски, Света, и поиски твоей подруги, Нины!

— Но я даже не знаю, где она может находиться, где скрывается, кто ее родственники?! Я вместе с Ниной проработала всего пару месяцев у этого богатого рижанина, но настоящими подругами, из-за специфики своей профессии, мы так и не сумели стать! Повторяю, что я попросту не знаю, где ее можно было бы найти! Правда, однажды она что-то упомянула одну еврейскую семью, старший мальчик, в которой был ее хорошим другом! Но очень похоже на то, что эта еврейская семья сегодня не проживает в Лиде, она переехала в другой белорусский городок. Но, в какой я, разумеется, не знаю!

— Хорошо, в свое время мы обязательно займемся поисками Нины. А сейчас я хотел бы поговорить об этом доме. В моей душе все еще теплится надежда на то, что он нам может еще пригодится! В этом белорусском городке он мог бы стать нашей надежной крышей, укрытием. Таким образом, я предлагаю, нанять бригаду шабашников для того, чтобы его отремонтировать! Дима, ты пообещал, что легко даже в эти трудные времена найдешь таких строителей. Деньги на ремонт дома я обязательно найду! Теперь поговорил о нашей общей легенде по этому дому. С этого момента мы всем людям, которые будут к нам заглядывать на двор, будем говорить о том, что твой отец Дима, крестьянин Лукашевич, этот дом приобрел для своей семьи, что он собирается переезжать в город. Бумаги, договор о купле-продаже дома, я заранее подготовлю, завтра вы их уже получите! Затем, Дима, ты займешься сбором оружие в местах проведения боев, приведением его в порядок и складированием. Чуть позже я тебя познакомлю еще с одним таким же, как и ты, пареньком, только он горожанин. Вы вместе займетесь набором добровольцев в партизанский отряд, который мы создадим на гродненщине!

После этих слов Иван Фролов сделал небольшую паузу, внимательно посмотрел на Свету, и поинтересовался:

— Когда ты должна начать поддерживать постоянную радиосвязь с московским центром?

— Точные даты не обсуждались, но мне говорили, что было бы желательным подтвердить центру, что жива и готова продолжать работа, в первый, четвертый или на десятый день начала войны. В эти дни я должна подтвердить специальным паролем, что работаю не под контролем вражеской разведки, что готова к регулярной работе в эфире. В ответной шифровке мне сообщат точное время моих выходов на связь. Но вот эта рация, она, кажется, не работает, видимо, совсем подсели аккумуляторы, а новых аккумуляторов у меня в запасе не было!

— Что это за рация у тебя, Света?

— Да, стандартная «Север-бис»! Сама рация в полном порядке, а вот второй сумки с анодными и накальными батареями, а также кабелем питания я найти уже не смогла. Если бы эта сумка сохранилась бы, то я уже сегодня батареи поставила бы на подзарядку. Эту сумку могла забрать и Нина, правда, зачем ей нужны две тяжелые сумки с батареями. Значит, кто-то из соседей этого дома нашел эту сумку, затем ее перепрятал, или забрал с собой!

— Ну, что ж, ребята, должен оставить вас на пару часиков. Мне нужно обязательно появиться в городе! Нужно кое с кем встретиться, поговорить о наших делах!

Через полчаса Иван Фролов слезал с сиденья мотоцикла перед входом в Главпочтамт Лиды. Он поднялся по трем ступенькам каменной лестницы и прошел в зал. Там он остановился посредине зала, удивленный тишиной! Все телефонистки, а их было четыре женщины в возрасте, сидели за барьерчиком, поверху которого стояли листы стекол с полукруглыми вырезами для общения с клиентами почты. Иван почувствовал себя неудобно, когда оказался под серьезными, но несколько грустными взглядами этих четырех женщин. Немного поколебавшись, он подошел к женщине бальзаковского возраста, склонился к вырезу, вежливо попросил даму:

— Вы знаете, мне хотелось бы поговорить с Москвой. Понимаете, я у вас тут в Лиде, а моя жена и сын остались в Москве. А тут началась война… и я не знаю, что мне делать? У меня есть номер телефона!

— Вы знаете, молодой человек, — ответила женщина, сегодня с утра телефонная связь с Москвой полностью отсутствовала. Но, давайте, я попробую. Вдруг у нас чего-нибудь получится! Садитесь на диванчик, в случае появления связи, я вызову вас в кабинку для переговоров! Так что ждите моего вызова, молодой человек!

Фролову показалось, что только он успел присесть на деревянный диванчик, как в зале послышал голос телефонистки:

— Молодой человек, пройдите в переговорную кабину номер один. Ваша Москва на проводе!

Иван практически добежал до переговорных кабин, прошел в первую кабину, схватил телефонную трубку и прижал ее к своему уху. На линии сначала была полна тишина, а затем возник какой-гул и мужской голос, который говорил:

— Какая Лида? Я не жду никакого звонка из белорусской Лиды!

— Это я, Вальдемар! Насколько я понимаю, наше телефонное соединение может быть в любую минуту оборваться. Поэтому примите мое срочное сообщение. Первое, мой самолет вчера сбили над Белоруссией, только сейчас я добрался до Лиды. Сразу же попытался с вами связаться. Второе, прошу срочно сообщить мне номер волны, по которой мы могли бы поддерживать радиосвязь! Третье, мне срочно нужны две рации «Север-бис» и два напора батарей для поддержания нормальной радиосвязи. Четвертое, мне нужен контакт по Лиде!

— Хорошо, я записал все то, что вы запрашиваете! Завтра под фамилией майора Горчакова Александра Ивановича зайдите в наше управление. Там вам все передадут или, по крайней мере, сообщат, где и что находится. Жду эфирного подтверждения об установлении постоянной связи. И последнее, скажите, немцы еще не взяли Лиды?

— Нет, пока еще нет! Но эвакуация партийного аппарата и городских чиновников уже началась. Бои идут под Гродно! Женя Красновский сообщил мне о том, что вы куда-то пропали, он искал вас по всей Белоруссии и не мог найти. Случайно встретите его, передайте привет от меня!

В этот момент на линии что-то щелкнуло, тут же послышался голос немецкого гауптмана, который приказывал своей роте танков в лес не углубляться, вести обстрел красноармейцев с позиции «стоя». Фролов положил трубку на аппарат, подумал о том, что телефонистки, наверняка, подслушивали его разговор с Москвой! Дай бог, чтобы эти женщины ничего бы не поняли! Ну, а если поняли, то ему уже завтра будет сложно и трудно работать в этом регионе. Тем не менее, он подошел к телефонистке, которая соединила его с Москвой:

— Позвольте вас поблагодарить за то, что вы соединили меня с Москвой, мадам! Этот разговор решил многие мои проблемы!

— Молодой человек, не надо много слов! Скажите, а это трудно быть шпионом?

— Шпионом, а почему вы так решили, что я шпион, мадам?

— Понимаете, молодой человек, вон, видите, соседнее место рядом со мной пустует. Это место обычно занимает моя подруга по смене, ее зовут Ольгой. У этой Ольги муж работает участковым милиционером в районном отделении НКВД. Ольга подслушивала все разговоры с Москвой. Через пару минут, как только вы соединились с Москвой, она вдруг прошептала:

«Да, он настоящий шпион».

И она тут же убежала за своим мужем, чтобы, значит, вас арестовать, посадить в тюрьму! А я не хочу видеть, как вас будут арестовывать. Не желаю, чтобы вас такого молодого и симпатичного парня сажали бы в тюрьму! Так что прошу вас, уходите, с НКВД лучше никогда не иметь дела!

Фролов уже подходил к своему мотоциклу, когда за спиной услышал звук бегущих шагов, а затем злой мужской рык:

— Ты, курва немецкая, стоять и руки вверх! А не то я тебя пристрелю!

Удивленный подобным грубым обращением, Иван развернулся, за своей спиной он увидел подбегающего к нему мужика в темно-синей милицейской форме, с четырьмя треугольниками в петлицах воротничка.

— Сержант, вы, что себе позволяете? Какое право вы имеете, так грубо разговаривать с человеком, с которым совершенно незнакомы?!

— Я тебе поговорю, сука! Давай, скотина, поднимай свои руки вверх! — Говорил этот грубиян, старшина милиции, правой рукой пытаясь расстегнуть кобуру на поясе, достать оттуда свой милицейский наган. — Пройдем в околоток, там я с тобой поговорю!

— Извини, сержант, но мне незачем и некогда идти в твой околоток, чтобы там о чем-то с тобой разговаривать!

— Я тебе поговорю, морда стоеросовая! Давай, поднимай руки, и пошли вместе со мной, а не то я стрелять начну!

— Слушай, сержант, а ты случайно не слепой, посмотри-ка, что на тебя смотрит!

Только сейчас сержант милиции заметил, что этот здоровяк, стоявший напротив него, в своих руках держит пистолет. Страх, почти ужас потихоньку начал заполнять душу этого сержанта милиции, никогда прежде смерть в его жизни так прямо и жутко не смотрела ему в лицо. Послышался негромкий пистолетный выстрел!

Александра Меца не оказалось дома, на кровати в дворницкой валялся его отец, пьяный в стельку. Из его почти бессвязного пьяного лепетания Иван понял, что Александр вот уже несколько месяцев не появлялся дома, что он отца не чтит и денег ему на водку не подбрасывает, хотя парень имеет хорошую и чистую работу. Что это за хорошая работа, где работает Сашка, Фролов из отца так и не выбил, или, вернее было бы сказать, так и не понял из его пьяных слов. Выйдя в подворотню, Иван закурил сигарету, которых в пачке осталось всего две штуки, и задумался о том, где бы он в Лиде мог бы найти Меца. Как ни крути, получалось так, что ему следовало снова отправляться в тот самый пивной бар при городском рынке, где в свое время произошла схватка с милицией.

Шел уже десятый час вечера, Иван Фролов сел на свой мотоцикл, толчком экстрактора попытался завести его двигатель. Двигатель заработал только со второй попытки. Остаточный всплеск бензина в бензобаке напомнил ему о том, что в течение этого дня он еще ни разу не заправлял мотоцикл, который постепенно становился его добрым и настоящим другом.

В этот момент мимо Ивана Фролова проходили два красноармейца во главе со старшиной. Это был первый военный патруль, встретившийся на пути Ивана Фролова в первый же день войны. По лицам молодых красноармейцев, в недавнем прошлом крестьян призывников, было трудно сказать, что они полностью осознают великую трагедию, произошедшую с их матерью родиной, на которую сегодня напал сильный враг. Старшина патруля остановился, вежливым голосом он попросил Фролова, предъявить ему свой гражданский паспорт. Иван вместо паспорта из внутреннего кармана своего пиджака достал удостоверение сотрудника НКВД красного цвета. Старшина разволновался из-за такой неожиданности, он даже замахал своими руками в воздухе, не желаю брать в руки удостоверение работника такой уважаемой организации!

— Товарищ старшина, — тогда к нему обратился сам Фролов, — я человек новый в Лиде. Поэтому много не знаю, не могли бы вы мне, старшина, подсказать, где я мог бы заправить бензином свой мотоцикл?

— Товарищ работник НКВД, все гражданские заправки сегодня в городе закрыты. Остались заправки только для военных автомашин. Ближайшая заправка отсюда находится через две улицы. Езжайте по этой улице, первый поворот направо, потом второй поворот снова направо и вы упретесь в бензозаправку.

В рыночный пивной бар Иван Фролов приехал к одиннадцати часам вечера, бар все еще работал, в нем было несколько посетителей, не смотря на столь поздний час. Правда, сейчас в этом баре колготились весьма специфичные молодые люди, видимо, сильно увлекающиеся наркотой. Иванова голова слегка закружилась от сладковатого запаха, видимо, одна компания курила травку, но имелись другие компании, представители которые аккуратно нюхали белый пастообразный порошок. Молодые люди были все неплохо одеты, сидели за столами, глазами они уставились в одну точку, как бы слушая песню «Ах, Мурка», сейчас проигрываемую патефоном. Фролов со злости плюнул через зубы, он совсем уж собрался покинуть это место, рай для наркоманов, когда услышал голос, выкрикнувший его имя.

— Иван, а ты-то, чего здесь делаешь?

Обернувшись через плечо, Фролов увидел Александра Меца с двумя товарищами, стоявшими рядом со стойкой, за которой трудился бармен в белой рубашке косоворотке. Если Сашка еще был похож на нормального человека, то его друзья напоминали горилл из городского зоопарка. Какие-то кряжистые фигуры, широкие плечи, толстые в ляжках ноги и какие-то блинообразные лица с потухшими окурками сигарет в кончиках рта. Все они носили огромные кепки аэродромы на своих полностью лысых головах.

— Я ищу тебя по всему городу! — Сказал Иван Фролов, подходя к Александру Мецу, протягивая ему свою руку для дружеского рукопожатия. — Нашел там, где даже не думал тебя найти! Почему ты остался в городе, а не уехал вглубь страны, ведь началась война?

— Вань, да мне некуда ехать! У меня есть только отец, мой единственный живой родственник, да и он живет в этом городе! А потом, я не вижу причин для беспокойства. Война началась, а за день над городом пролетели всего два немецких самолета. Да и то они бомбили аэродром под Лидой. Я полагаю, что Красная Армия очень скоро перейдет в наступление, эту войну мы закончим в Берлине!

— Да, Саня, ты прав, эту войну мы действительно закончим в Берлине, но вот я не думаю, что это случится очень скоро?! К твоему сведению, после ожесточенных боев в пригороде города немецкие войска сейчас вступают в Гродно!

— Откуда ты это можешь знать, Иван?

— Земля слухами полнится, Саня! Да и я тебя искал для того, чтобы поговорить о нашем дальнейшем сотрудничестве!

— Интересно ты, Иван, выражаешься. Типа хочешь «поговорить о сотрудничестве»?! Если собираешься поговорить со мной о нашем с тобой дружеском, личном сотрудничестве, то я, Александр Меца, блатной, готов с тобой пойти на любое дело, но при условии, если ты не будешь меня заставлять идти против своих мужиков и блатных! Если же ты хочешь, поговорить о сотрудничестве наших сообществ, то говорить по этому вопросу следует со смотрящим по городу, но он в город вернется только завтра. Наш друг Моня не захотел оставаться в Лиде, он Москву полюбил, там он решил стать положенцем! А знаешь, что, Иван, отпущу-ка я своих товарищей, а на твоем мотоцикле мы прокатимся по городу, посмотрим, как советский народ войну с германцами встречает! Что ты, дружище, сам думаешь по этому поводу?

Лида внешне выглядела спящим городком, хотя на ее улицах встречалось немало людей. Причем, эти провинциалы белорусы спешили по своим делам совершенно не так, как скажем, москвичи или жители других советских крупных городов. Городские улицы не были переполнены народом, встречались только отдельные пешеходы. Эти пешеходы опять-таки сохраняли внешнее спокойствие, провинциальную неторопливость! Они не бежали, скажем, сломя голову, локтями расталкивая других пешеходов. Правда, может быть, впервые жители белорусской Лиды сегодня старались ничего из своих дел не оставлять на завтра, старались все свои дела завершить сегодня. Все-таки началась война, которая пока еще их напрямую не затронула. Но многие люди уже поверили в то, что завтра может, никогда не наступить!

Да и сегодняшний воскресный день, первый день войны, многие из лидчан проработали совсем не так, как работали в другие воскресные дни этого года! Большинство горожан, как и в других городах советского Союза, отдыхали дома, убирались в домах, мыли, стирали, в общем, занимались домашними делами. Другие же, которым пришлось выйти на службу, сегодня старались, как можно быстрее завершить работу, вернуться домой.

Далеко за полночь Фролов с Мацем заехали на городской вокзал, чтобы в станционном буфете выпить хорошего пива и послушать, что люди говорят о первом дне войны.

Разговор у них самих пошел не торопливый, время от времени они прерывали его большими глотками хорошо сваренного пива. В какой-то момент вокруг них вдруг начала твориться непонятная суматоху. Сашка осмотрел станционный бар, кивком головы показал на большую группу людей, которая зашла в бар, видимо, из-за желания пропустить по сто граммов водки, и негромко произнес:

— Местное железнодорожное начальство. Я бы этих гадов всех бы к стенке поставил!

На вопросительный взгляд Ивана нехотя Мец пояснил:

— Сегодня из Москвы прибыл целый эшелон новеньких тяжелых танков «Климент Ворошилов 2». Так эти неучи один танк прямо с платформы уронили на пути. А танк настолько тяжелый, что его нечем поднять или подковырнуть, чтобы поставить на гусеницы. Вот они целый день пробегали, каждую минуту за советом перезванивая в Москву. Остальные танки стоят, по-прежнему, на платформе, их теперь боятся коснуться! А перевернутый танк и лежит на рельсах, его нечем поднять. Ты понимаешь, Ваня, этот танк такой большой и здоровый, он на поле боя этим немцам такого бы показал, что они от него улепетывали подобру душу, а он сейчас лежит себе на боку и никто с ним ничего не может сделать!

Парни почти уже собрались пойти к месту аварии, чтобы вместе со всеми принять участие в обсуждении инцидента, но в этот момент на вокзал приехало руководство местного отделения НКВД. Впереди группы шагал высокий человек пожилого возраста. Он шел, не смотря по сторонам, а его сопровождающие работники НКВД чуть ли не вприпрыжку бежали за ним.

— Капитан госбезопасности Аркадий Иванович Велихов, начальник местного отделения НКВД. Я бы сказал, что он самая большая сволочь, а не человек. За решетку и надолго может бросить любого человека, который покурил не в том, по его мнению, месте.

Санька Мец начал перечислять фамилии сотрудников НКВД, давая краткую характеристику и способностям и поведению. Вторым, вслед за капитаном Велиховым, шел пожилой человек в гражданском костюме.

— А это заместитель начальника местного отделения НКВД, тоже капитан Иван Анатольевич Козлов. Добрейший человек, совершеннейший антипод своего начальника. Но уж слишком много времени он болеет! Иногда по месяцам не выходит на работу. Но никогда не отказывает в помощи, если его попросить, то практически всегда идет на помощь. Не бесплатно, разумеется, когда речь заходит о таких, как мы с тобой, парнях! Ребята, сотрудники НКВД, которые шагают вслед за своим начальством, не имеют собственного мнения. Они выполняют толь то, что им приказывают!

— Саш, мне нужна твоя помощь! Пропала одна девчонка, которая имела отношение к этому отделению НКВД. Мне нужно ее срочно разыскать, может быть, ты ею судьбой поинтересуешься у капитана Козлова! У меня такое предчувствие, что она уже томится за решеткой у этих парней! Я готов заплатить за ее свободу!

— Ты, Иван, вероятно, имеешь в виду радистку Нину!

— Да, именно ее! А откуда ты слышал о ней?

— Примерно, год назад некий сержант милиции Синичкин, одновременно по совместительству стукач НКВД, свой глаз положил на один богатый дом. Он захотел его себе полностью заграбастать, но там временно проживала эта самая Нина. Я бы на ее месте уступил бы этому сержанту, а это девчонка начала себя в грудь бить, требовать справедливости, утверждая, что хозяин этот дом передал ей во владение, что теперь она его хозяйка.

— Так оно и есть, я этот дом передал в ее руки. Сегодня вернулся, Нины нигде нет, а от дома остались только рожки, да ножки. Все окна и двери выломаны, черепица с крыши сорвана, комнаты превращены в сортир! Но главное, я никак не могу найти самой Нины!

— А Нина, что твоя полюбовница, что ли?!

— Нет, Саня, мою любовь вчера убил тут один местный пай-мальчик, который вдруг решил мой самолет ограбить! Нина же со временем станет твоей радисткой помощницей. Из предыдущих разговоров с тобой, я хорошо помню о том, что ты великолепно знаешь немецкий язык. Так что начинай, Саша, готовиться к службе в частях СС. Начинай думать о своей легенде, а я подумаю о твоих документах.

— Но я же блатной, Ваня, я не имею права служить ни в какой армии! Итак, у нас начинаются сучьи войны, а ты мне говоришь о том, что я буду служить в войсках СС. Ведь, я же еврей?!

— Забудь обо всем этом малом, Саша, когда речь заходит о твоей родине!

Капитан Велихов нервно расхаживал по своему кабинету, с удивлением в глазах посматривая на этого громилу в гражданском пиджаке и в красноармейских полотняных галифе, спокойно сидевшего на стуле, скучающе поглядывающего в окно. Это надо же такому случиться, чтобы этот парень с такой бандитской рожей с немецким «шмайсером» за плечом, прошел все внутренние посты, появилась в его кабинете, расположенном на втором этаже здания районного отделения НКВД! Вчера из министерства пришла странная информация, что они, отделение НКВД по Лидской области должны во всем подчиняться этому человеку. Все бы ничего, можно было поработать и с этим человеком, но капитан Леопольд Картинг вдруг потребовал голову этого москвича. И сейчас он, капитан Велихов, вынужден сидет и тянуть резину, когда бранденбуржцы придут за этим человеком.

— Так вы мне говорите, что вы, майор госбезопасности Горчаков Александр Иванович!

— Так точно! Я, майор госбезопасности Горчаков Александр Иванович!

— Мне о вас, товарищ майор, ничего не известно. Поэтому я не понимаю цели вашего визита ко мне! Вы мне даже не показали своего удостоверения сотрудника государственной безопасности! Как я вам могу доверять, майор, когда я о вас ничего не знаю?!

— Слушайте, капитан, меня совершенно не интересует, что вы знаете, или чего вы не знаете обо мне! Никакого удостоверения личности я не должен вам показывать, так как я выполняю приказ из Москвы! Согласно этому приказу я должен от вас лично, капитан Велихов, получить следующее: два комплекта полевых раций «Север-бис» с подзарядными батареями; полную информацию со схемой расположения схронов с продуктами и оружием; а также перевести под мое командование только что сформированный вами истребительный батальон. Так вот, капитан Велихов, я нахожусь перед вами и жду вашего приказания на передачу в мое распоряжение перечисленных выше вещей и людей!

В принципе, майор Горчаков, был абсолютно прав, такая информация из Москвы своевременно поступила! Сейчас она в отдельной папочке лежала на письменном столе, перед самим капитаном! Но вот ответная реакция обер лейтенанта Абвера Картинга заставила капитана Велихова сейчас ожидать возвращения сержанта Синичкина, который в последнее время стал особо приближенным к нему лицом. Старшина стал выполнять наиболее чувствительные задания капитана госбезопасности Велихова. Рано утром сержант Синички забрал из камеры подвального этажа здания НКВД радистку Нину и повез ее в расположение лагеря диверсионной группы обер лейтенанта командира Леопольда Картинга. Сержант Синичкин должен был вот-вот вернуться со своими бойцами, тогда можно было бы попытаться арестовать или, по крайней мере, пристрелить этого московского майора. Одним словом, капитану Велихову было необходимо набраться терпения и немного подождать возвращения группы сержанта Синичкина.

Послышался осторожный стук в дверь, затем дверь распахнулась, и на ее пороге появился капитан Козлов. Не обращая ни малейшего внимания на майора Горчакова, капитан Козлов подошел к столу капитана Велихова, с удобством устроился на стуле перед столом начальника.

— Извините, майор! — Попросил капитан Велихов и, уже обращаясь к капитану Козлову, поинтересовался. — Ну, так что там у тебя, капитан? Извини, не мог бы ты быстрее доложить свой вопрос, а то я занят с этим майором, только что прибывшим из Москвы!

Козлов с интересов пробежался взглядом по лицу майору Горчакова, на мгновение взгляд своих глаз задержал на «шмайсере», выглядевшему из-за плеча майора, чему-то криво усмехнулся, а затем негромко сообщил:

— Только что звонил председатель сельсовета деревушки Вязники. Он сообщил: первое, что видел вооруженных немцев, и второе, группа сержанта Синичкина расстреляна этими бродячими немцами. Все трое погибли на месте, так и не успев применить свое оружие?

— А девка, где та девка, которую сопровождала группа сержанта Синичкина! — Поинтересовался капитан Велихов.

— Не знаю, председатель сельсовета ни словом не упомянул о том, чтобы там была какая-либо девчонка! — Сказал капитан Козлов.

— Не беспокойся, капитан, о радистке! Она в наших руках! Мы вовремя получили информацию о предстоящей встрече сержанта Синичкина и обер лейтенанта Картинга. Поэтому мы успели перехватить Синичкина и его подельников. Парень не захотел сдаваться, нам пришлось его уничтожить! Да и ты, капитан Велихов, не забудь свое оружие положить перед собой. Сделай это медленно и осторожно.

Под дулом «шмайсера» капитан Велихов почувствовал себя явно не в своей тарелке. Он осторожно расстегнул кобуру и выложил на стол перед собой старенький наган. Этот наган вручил ему старый большевик в 1920 году, когда он по приказу партии возглавил отдел милиции в Минске. Затем он стал сотрудником белорусского НКВД, от вседозволенности у него со временем поехала голова. Вот он сегодня доигрался до предательства родины! Доставая второй пистолет из подмышечной кобуры, капитан Велихов одним движением пальца взвел курок «Вальтера Р38» и тут же выстрелил себе в рот.

Капитан Козлов посмотрел на Ивана Фролова и укоризненно покачал головой:

— Всего второй день ты, майор, находишься в Лиде, а уже имеешь на своем счету пару трупов двух ответственных сотрудников правоохранительных органов. Что касается сержанта Синичкина, то это была настоящая тварь, за деньги он и мать родную был готов продать! Но вот с капитаном Велиховым, ты, майор, кажется, перемудрил, немало шпионов он поймал и на тот свет отправил. Одних британских шпионов, двадцать человек, своей собственной рукой расстрелял!

— Не согласен я с тобой, Иван Анатольевич, по этому вопросу! Капитан Велихов давно уже предал родину! Ему осталось сделать всего один только шаг для того, чтобы начать сотрудничать с немецким Абвером, который уже вышел на него, начал его разработку. Ну, да, ладно, нам хватит разговаривать о нем, о капитане, который уже сделал свой выбор и ушел из жизни в тот момент, когда у нас еще много недоделанных дел осталось! Не мог бы ты найти командира истребительного батальона, меня с ним познакомить. До ухода ястребков в лес я хотел бы вместе с ними провести операцию по уничтожению диверсионно-разведывательной полуроты обер лейтенанта Картинга! Причем, эту операцию мне хотелось бы провести под шумок, скажем, 26 или 27 июня, когда немцы будут входить в Лиду!

— И откуда ты, майор, такие вещи знаешь, скажем, о том, когда именно немцы возьмут Лиду.

Иван Фролов медленно поднялся с табурета и подошел к окну. Сегодняшний понедельник резко отличался от вчерашнего воскресного дня, уже с утра вражеские бомбардировщики начали, не переставая, бомбить лидский железнодорожный узел. Время от времени в той стороне возникали пожары, вот и сейчас из окна было хорошо видно, как над железнодорожным узлом разворачивается пламя очередного пожара. Несколько немецких истребителей прошли над улицей Ленина, из пулеметов обстреливая горожан. В городе на данный момент пока еще не находилось ни одного подразделения РККА! Немецкая авиация безраздельно хозяйничала в небе нал Лидой, там не было видно ни одного советского истребителя или бомбардировщика. В то же самое время Иван Фролов хорошо знал о том, что под Лидой располагались несколько крупных аэродромов истребительной и бомбардировочной авиации советской авиации.

Капитан Козлов подошел к столу, на котором все еще лежал застрелившийся капитан Велихов, поднял труд телефонную трубку и приказал:

— Дежурный, срочно в кабинет капитана Велихова пришлите санитаров с носилками. Нужно убрать труп капитана, он застрелился!

Затем он повернулся к Ивану Фролову и поинтересовался:

— Ну, а что ты, майор, все-таки собираешься делать? Ни сегодня, ни завтра немцы не войдут в город?!

— Я тебе уже сказал, что немцы возьмут город 27 июня! Ну, а я пока займусь схронами с оружием и продуктами! Теперь я не уверен в том, что о существовании этих схронов никто больше нас не знает! Попытаюсь спасти те схроны, которые пока остались не тронутыми, которые еще можно спасти! Так что я пошел, капитан, заниматься делом, но ты мне так и не сказал, где я все же могу найти командира истребительного батальона, а также где мои рации?

Капитан Козлов искоса посмотрел на этого самоуверенного майора громилу из Москвы, подумал о том, что и капитан Велихов, видимо, к этому москвичу испытывал какое-то внутреннее недоверие. Но он все же пересилил себя, взял со стола капитана Велихова тощую папочку и протянул ее майору Горчакову. Тот, отойдя слегка в сторону от стола к окну, тут же принялся внимательно изучать лежавшие в той папке исписанные листки.

Тут послышался стук в дверь кабинета. После соответствующего разрешения капитана Козлова, в кабинет вошли три бойца с носилками. Ивана Фролова чрезвычайно заинтересовал тот факт, что эти бойцы в кабинет капитана Велихова помимо носилок пришли еще с автоматами Дегтярева, имевшими такие же круглые диски, как финские автоматы «Суоми». Да и сами бойцы выглядели уж слишком деревянно, чересчур исполнительными солдатами, словно они не были красноармейцами! Фролов насторожился, слегка приподнял правое плечо, чтобы было бы легче взять наперевес свой «шмайсер», который еще при входе в этот кабинет Иван снял с предохранителя.

— Так называемый истребительный батальон, — вдруг сказал капитан Козлов, — располагается в здании районного комитета ВЛКСМ. Вон в том здании, на той стороне центральной площади! А теперь, товарищ майор Горчаков, ты мне все-таки расскажи, почему ты решил, что мы возьмем Лиду только 27 июня?! Когда мы уже в свои руки взяли здание НКВД, сейчас займемся зданием Областного комитета Белорусской коммунистической партии…Парни, арестуйте этого майора или попросту расстреляйте его! — Последние слова, с которыми майор Козлов обратился к трем красноармейцам, он почему-то произнес на отличном немецком языке.

Но в этот момент Иван Фролов коротким, но мощным разворотом правого плеча бросил «шмайсер» в свою же правую руку, указательный палец которой, ни на секунду не задерживаясь, нажал его спусковой курок. Тут же прогремели три очереди, три красноармейца вместе с носилками свалились на пол и больше уже не двигались. В коридоре, ведущем к кабинету начальника районного НКВД, послышался топот солдатских сапог, крики и команды на немецком языке. Иван из кармана гимнастерки достал две лимонки, быстрым движением руки сорвал обе чеки и, приоткрыв дверь кабинета, обе гранаты с малой задержкой зашвырнул в коридор.

Пробегая мимо капитана Козлова, он просто ему сказал:

— Поехали со мной, капитан, или как тебя там? Там и поговорим о нашем возможном сотрудничестве?!

— Я, как офицер вермахта, не готов сотрудничать с красными!

За дверьми послышались два гранатных взрыва, на некоторое время коридор затих.

— Жаль, конечно, но, возможно, ты и прав!

На бегу к окну, Иван подхватил два «Суоми», валявшихся на полу. Из одного автомата он короткой очередью прикончил капитана Козлова, а сам на бегу, головой вперед нырнул в окно. Уже в падении со второго этажа здания, ему удалось, как цирковому акробату, перевернуться через голову, чтобы приземлиться на обе свои ноги. Спружинив мускулами ног, Ивану удалось устоять на ногах. Затем последовала короткая пробежка к мотоциклу, всего в три шага с одновременной стрельбой из автомата «Суоми» по окнам здания НКВД, из которых выглядывали удивленные цирковым представлением какого-то гражданского лица немецкие диверсанты, переодетые в красноармейскую униформу. Им пока еще не встречались столь ретивые и прыгучие командиры РККА!

Коротко прогудел двигатель мотоцикла, который на большой скорости миновал ворота с красной звездой посредине!