Глава 7 РАБОТА НАД ФАЛЬШИВКАМИ: «ДЕЛО АБАКУМОВА»

От радости бандиты пьяны все,

Всю ночь полны стаканы самогоном, -

Сегодня в полночь на глухом шоссе

Захвачен в плен Предгубчека Семенов.

И атаман Алешка Костолом,

Бывалый подпоручик Чалин,

Расплатой упиваясь, как вином,

Кровавую нагайку измочалил.

Из ранней советской поэзии


У министра госбезопасности и тех, кто стоял за ним, была причина желать скорой смерти Сталина и, если не удастся договориться и спустить дело на тормозах, то и Берии. Была и причина спешить - потому что давно уже прошли все приемлемые сроки следствия по делу человека, с которым, без всякого сомнения, Сталин захочет увидеться лично и сам будет проверять все, до последнего протокола. Может быть, даже пригласив в качестве консультанта министра иностранных дел, небезызвестного товарища Вышинского - чтобы не очень дергать и злить своего первого заместителя.

Судьба этого человека еще трагичнее судьбы Берии. Он был, как и Берия, убит и оболган, но перед смертью три года находился под следствием, умирал под пытками, боролся до конца и выслушал расстрельный приговор, не изменившись в лице.

Звали его Виктор Семенович Абакумов.


Служебная характеристика: «порывист»


Когда Берия в сентябре 1938 года принял Главное управление госбезопасности НКВД, Богдан Кобулов, назначенный начальником Следственного управления, нашел в недрах ГУГБ троих молодых офицеров: старшего лейтенанта Льва Влодзимирского и лейтенантов Павла Мешика и Виктора Абакумова. За считанные годы они, до тех пор мало чего добившиеся, сделали совершенно невероятную карьеру. Первый к 1941 году стал начальником следственной части по ОВД, оставаясь в этой должности до мая 1945 года, потом работал в замечательной структуре под названием ГУСИМЗ (о ней речь впереди). Второй в 1941 году был назначен наркомом внутренних дел Украины, после 22 июня стал начальником Главного экономического управления НКВД - структуры, обеспечивавшей работу оборонной промышленности, а в августе 1945 года Берия взял его своим заместителем в Первое главное управление. Оба они будут арестованы в том же июне 1953 года и, по официальной версии, расстреляны 23 декабря 1953 года, а на самом деле - кто его знает?

Третьего же ждала особая карьера и особая судьба.

Виктор Абакумов был одним из самых молодых членов сталинской команды. Он родился в 1908 году в Москве, в семье рабочего и прачки. Тринадцати лет, окончив четыре класса городского училища, стал рядовым в бригаде ЧОН (частей особого назначения) - вот и гадай: не то боец, не то сын полка... В 1923 году, после демобилизации, работал где придется - подсобником, упаковщиком, стрелком охраны. По-видимому, где-то за это время сумел подучиться, поскольку в январе 1930 года внезапно оказался на посту замначальника административного отдела торгово-посылоч- ной конторы Наркомата торговли РСФСР. В 1931 году он становится заведующим военным отделом Замоскворецкого райкома комсомола, а в 1932 году по партийной путевке приходит в НКВД, в далеко не самый простой для работы экономический отдел. Два года спустя ему писали в служебной характеристике: «К оперативной работе влечение имеет. Порывист. Быстро делает выводы, подчас необоснованные. Иногда мало обдумывает последствия... Дисциплинирован». Склонность к необоснованным выводам и неумение обдумывать последствия с опытом обычно проходят. Порывистая натура и дисциплинированность по ходу работы вполне способны трансформироваться в две составляющих чекистского девиза: «горячее сердце, холодная голова». С третьей составляющей - «чистые руки» - немножко подождем.

Карьера в «органах» у Абакумова шла трудно. Чем-то он этой структуре не подходил. Сначала работал в экономическом отделе, потом почти три года отслужил в ГУЛАГе. Первое офицерское звание - младший лейтенант - получил лишь в декабре 1936 года. Только ежовская чистка помогла чуть-чуть продвинуться по карьерной лестнице - в апреле 1937 года его назначили оперуполномоченным в 4-е отделение ГУГБ. 4-е отделение - секретно-политическое, в ежовском НКВД самое перспективное место... или же самое неперспективное. Если ты даешь хорошие показатели - едешь вверх как на лифте, если не даешь - ты никто и звать тебя никак. В 1937 году добиться приемлемых для наркома показателей можно было лишь одним методом.

Абакумов карьеры не сделал. К моменту прихода в «органы» Берии он достиг должности помощника начальника отделения и имел звание лейтенанта ГБ. Возможно, причину столь медленного служебного роста объяснят воспоминания старого чекиста Ведерникова, приведенные в книге Олега Смыслова «Генерал Абакумов. Всесильный хозяин СМЕРШа».

Цит. 7.1.

«Абакумов пальцем подследственного не тронет, даже голос на допросах не повышал. Помню, один деятель из троцкистов так прямо измывался над ним. Развалится на стуле, как у тещи на блинах, и дерзит, угрожает даже. Мы говорим, что ты, Виктор Семенович, терпишь, дай разок этому хаму, чтобы гонор поубавил. Он на нас глянул так, словно на врагов народа».

Неудивительно, что в ежовском НКВД он не сделал карьеры.

Зато при новом начальстве не пригодившийся в прежних органах лейтенант не шел, а летел вверх, перепрыгивая через звания и должности. Уже через три месяца после смены власти на Лубянке, в декабре 1938 года, капитан Абакумов становится начальником Ростовского УНКВД. Жуткое это было место, вотчина одного из самых кровавых людей «большого террора» - Евдокимова, залитое кровью по крыши. Новый начальник в рекордные сроки пересмотрел дела на еще живых арестованных и освободил около 60 процентов, без колебаний отдавая под суд фальсификаторов и палачей. За эту работу получил в апреле 1939 года орден Красного Знамени.

Непривычно звучит? Но было именно так.

В Ростове Абакумов прослужил до февраля 1941 года, когда был назначен заместителем наркома внутренних дел СССР. Снова прыгнув через ступеньку, он уже в марте 1940 года получает звание старшего майора ГБ (что соответствует армейскому полковнику), а 9 июля 1941 года ему присваивают звание комиссара госбезопасности 3-го ранга - по армейской «табели» это соответствует генерал-лейтенанту. Даже по меркам сталинских времен карьера просто фантастическая. Объяснение на ум приходит лишь одно: совершенно исключительные профессиональные качества, то, что в своей узкой области это был работник бериевского масштаба.

Не имевший формального образования, но наделенный острым и дисциплинированным умом, настойчивостью и бойцовским характером, Абакумов оказался превосходным руководителем. Как вспоминал о нем генерал КГБ Филипп Бобков (правда, имея в виду послевоенные времена - но какая разница?), он

(Цит. 7.2.)

«постоянно держал аппарат в напряженном трудовом ритме. Вне зависимости от того, где он сам в данный момент находился, люди ощущали его присутствие, знали: министр где-то рядом и зорко следит за работой всей системы госбезопасности. Абакумов мог совершенно неожиданно заглянуть к рядовому сотруднику, посмотреть, как тот ведет дело, расспросить о подробностях, все проверить, вплоть до того, насколько аккурат- чо подшиваются бумаги».

Автор воспоминаний, правда, видит здесь определенную игру, но скорее причина была в другом: Абакумов сам в свое время засиделся на низовой работе, брошенный на произвол судьбы старшими товарищами, и теперь старался не допустить этого в отношении своих сотрудников. А то, что это яркий пассионарий даже по меркам сталинских «звездных» времен, видно невооруженным глазом.

В первые же дни войны Абакумов получил под свое начало Управление особых отделов в армии. А весной 1943 года, во время очередной реорганизации спецслужб, стал начальником знаменитой контрразведки «СМЕРШ» и подчинялся теперь уже не Берии, а лично Сталину. О квалификации «смершевцев» много говорить не приходится: это была лучшая контрразведка Второй мировой войны. Об их работе можно писать сотни страниц, и все мало, однако нам важно лишь одно: особенно «СМЕРШ» прославился на стезе разведывательных игр.

Один из подчиненных Абакумова, А. И. Нестеров, вспоминал:

Цит. 7.3.

«В чем ему нужно отдать должное - хватка у него была крепкая. Он требовал беспрекословного исполнения своих указаний и уж о данных поручениях никогда не забывал и если что-то решал, от своего решения не отступал никогда, жестко настаивая на своем. Работать с ним было нелегко, но всегда была уверенность в том, что назавтра он не скажет: "Я ничего подобного вам не поручал"».

В работе и в жизни Абакумов не любил сложных маневров, шел напролом. С подчиненными был сух, официален, никакого панибратства - однако всегда готов помочь. Вспоминает П.И. Ивашутин - будущий генерал армии, начальник ГРУ, судя по биографии, человек, служивший совершенно другим политическим силам, от которого трудно бы ждать хороших слов о ненавистном хрущевцам министре.

В 1942 году Ивашутина неожиданно вызвали в Москву.

Цит. 7.4.

«Абакумов начал неторопливо расспрашивать о положении М нашем фронте, о работе особого отдела армии и мельком поинтересовался, большая ли у меня семья. "Не знаю, - ответил я, - мои близкие пропали при эвакуации". Абакумов пообещал навести справки, а сутки спустя вызвал в кабинет, чтобы сообщить, что моя семья в Ташкенте. Я обрадовался, а он сухо, без лишних слов, дал мне 72 часа на устройство личных дел и посоветовал не рассусоливать - на центральном аэродроме приготовлен самолет».

Эта история - самая известная, однако далеко не единственная. Вот еще одна, которую рассказал историку Леониду Млечину бывший «смершевец» Николай Месяцев.

Цит. 7.5.

«В 1943 году у меня от воспаления легких умерла мама в городе Вольске. Я узнал через месяц и обратился к Абакумову, чтобы он дал мне отпуск четыре дня побывать на могиле. Он вызвал меня, дал мне десять дней и сам подписал командировочное удостоверение и сказал:

- Обратитесь в горотдел, там вам помогут.

Абакумов не обязан был проявлять такую заботу - звонить в горотдел безопасности, лично подписывать командировку, с которой я стрелой летел на всех поездах, кому ни покажешь, все берут под козырек... И когда я приехал в Вольский горотдел наркомата безопасности, мне помогли с продуктами».

Док. 7.1. Из протокола допроса арестованного М. К. Кочегарова, бывшего управделами МГБ. 24 апреля 1952 года.

«Абакумов еще в "Смерше” держал своих подчиненных в постоянном страхе... Постоянной руганью за дело и без дела Абакумов подавлял даже робкие попытки в чем-либо ему перечить. В целях муштровки Абакумов выработал специальную, тщательно продуманную систему запугивания и затравливания работников, попадавших к нему в подчинение. Малейшее слово, направленное против воли Абакумова, всегда вызывало с его стороны целый поток площадной брани, которая перемешивалась с угрозами "расправиться", "сослать в Сибирь", "загнать в тюрьму"».

Цит. 7.6.

Из беседы Н. Месяцева и Л. Млечина.

«- Какое впечатление производил Абакумов? - спросил я Месяцева.

- Он мужик был статный, красивый, военная форма ему шла. Разговор всегда носил спокойный, деловой характер. Он не заставлял стоять навытяжку и предлагал сесть...»

Впрочем, это был общий стиль сталинских наркомов - как правило (хотя и не все), с подчиненными они обращались вежливо, зато с начальниками следующего после них уровня не церемонились.

«- Если к младшим чинам он относился с заботой, по-отечески, то высших он держал в кулаке. Я видел, как начальник следственной части Павловский дрожал, когда его Абакумов распекал, стоял весь белый, коленки тряслись! Думаю, что ж ты цепляешься так за должность?»

Впрочем, тем же самым грешил и Берия, и сам Сталин.

То, что по жизни Абакумов был грубым и деспотичным, говорится часто, однако почему-то все конкретные воспоминания похожи на рассказ Месяцева. Впрочем, стоп! Одно есть! Когда команда «Динамо» проиграла важный матч, министр собрал команду в своем кабинете, и уж тут ненормативной лексики хватало: «Играть надо, а не, мать-перемать, книжки художественные читать! Я ждал от вас только победы! Продуть этой военной конюшне!».

Ужас! И что мужики находят в этом футболе?

Еще штрихи к портрету Абакумова. Он любил хорошо сшитую, красивую одежду - а вот наград в повседневной жизни не носил. Любил шашлыки из «Арагви», за которыми специально посылал. Старался по возможности не пользоваться автомашинами - ходил пешком. Была у него одна любимая забава - встретив старуху-нищенку, дать ей сто рублей. Говорят, ему нравилось, как они кланялись и благодарили. А может, и не забава это была, и мелкое тщеславие тут ни при чем... Еще штрих: у него не было, сберегательной книжки. Даже женившись, он тратил всю зарплат ту, ничего не оставляя про запас.

То, что Абакумов был мастером спорта по самбо, известно. Meнее известно, что библиотека у него дома насчитывала полторы тысячи томов. А кто-то из ветеранов КГБ рассказал, что министр завел для ведомства оркестр и часто заказывал ему классическую музыку.

И, напоследок, совершенно трогательное воспоминание - надо же и читательниц побаловать! Сын известной киноактрисы Ладыниной вспоминал, что незадолго до войны Абакумов был влюблен в его мать, жену режиссера Пырьева. Влюбленность эта выражалась весьма своеобразно: время от времени он приглашал Ладынину покататься на автомобиле по Москве, а сам сидел рядом и держал ее за руку. Когда началась война, Абакумов помог ей уехать из Москвы. В день отъезда пришел на вокзал, стоял в отдалении, смотрел - и даже не подошел попрощаться.

В сталинской команде Абакумов выделялся, как единорог в конском табуне - хотя серых личностей вокруг вождя не водилось, каждый был звездой. Кстати, интересно: а почему военная контрразведка вдруг получила собственное имя? Всю дорогу, начиная с 1918 года, это были либо «особые отделы», либо «третьи отделы», и вдруг - «СМЕРШ». Не связано ли это с личностью молодого командира новой структуры и отношением к нему Сталина?

В мае 1946 года Абакумов был назначен министром госбезопасности СССР и работал на этом посту до июля 1951 года. А потом произошло нечто...


Парад фальшивок


Считается, что падение могущественного министра началось с доноса его подчиненного, подполковника Рюмина, в котором тот обвинял своего начальника... впрочем, в чем заключались обвинения, надо разбираться особо. Известно, что письмо Рюмина послужило предметом разбирательства на самом высшем уровне, что был устроена «очная ставка» Рюмина и Абакумова, после чего вышел в свет следующий эпохальный документ. Полностью, если кто хочет, может прочесть его в Приложении, а здесь лишь отрывок.

Док. 7.2. Закрытое письмо ЦК ВКП(б) «О неблагополучном положении в Министерстве государственной безопасности СССР»

«13 июля 1951 г. Совершенно секретно.

Центральным Комитетам компартий союзных республик, крайкомам, обкомам партии, министерствам государственной безопасности союзных и автономных республик, краевым и областным управлениям МГБ

О неблагополучном положении в Министерстве государственной безопасности СССР

Центральный Комитет ВКП(б) считает необходимым довести до сведения ЦК компартий союзных республик, крайкомов и обкомов партии, министерств государственной безопасности союзных и автономных республик, краевых и областных управлений МГБ нижеследующее постановление ЦК ВКП( б) от 11 июля 1951 года...

2 июля 1951 года ЦК ВКП( б) получил заявление старшего следователя следственной части по особо важным делам МГБ СССР т. Рюмина, в котором он сигнализирует о неблагополучном положении в МГБ со следствием по ряду весьма важных дел крупных государственных преступников и обвиняет в этом министра государственной безопасности Абакумова.

Получив заявление т. Рюмина, ЦК ВКП(б) создал комиссию Политбюро в составе тт. Маленкова, Берия, Шкирятова, Игнатьева и поручил ей проверить факты, сообщенные т. Рюминым...

Ввиду того, что в ходе проверки подтвердились факты, изложенные в заявлении т. Рюмина, ЦК ВКП{ б) решил немедля отстранить Абакумова от обязанностей министра госбезопасности и поручил первому заместителю министра т. Огольцову исполнять временно обязанности министра госбезопасности. Это было 4 июля с. г.

На основании результатов проверки Комиссия Политбюро ЦК ВКП( б) установила следующие неоспоримые факты.

1. В ноябре 1950 года был арестован еврейский националист, проявлявший резко враждебное отношение к советской власти, - врач Этингер...»

Дальше рассказывается, как Рюмин изобличил Этингера в «залечивании» Щербакова - мы все это уже знаем.

«Однако министр госбезопасности Абакумов, получив показания Этингера о его террористической деятельности... признал показания Этингера надуманными, заявил, что это дело не заслуживает внимания, заведет МГБ в дебри, и прекратил дальнейшее следствие по этому делу. При этом Абакумов, пренебрегая предостережением врачей МГБ, поместил серьезно больного арестованного Этингера в заведомо опасные для его здоровья условия (в сырую и холодную камеру), вследствие чего 2 марта 1951 года Этингер умер в тюрьме».

Учитывая, что то же самое 30 июля заявил прокурор - вот только виновником смерти Этингера он посчитал Рюмина, установившего пожилому доктору жесткий режим допросов - вся история приобретает уже совершенно шизофренический оттенок. Министр был прав - но при этом виноват...

«Таким образом, погасив дело Этингера, Абакумов помешал ЦК выявить безусловно существующую законспирированную группу врачей, выполняющих задания иностранных агентов по террористической деятельности против руководителей партии и правительства. При этом следует отметить, что Абакумов не счел нужным сообщить ЦК ВКП(б) о признаниях Этингера и таким образом скрыл это важное дело от партии и правительства.

3. В августе 1950 года в Германии был арестован бывший заместитель генерального директора акционерного общества "ВИСМУТ" Салиманов, бежавший в мае 1950 года к американцам. Салиманов - крупный государственный преступник. Изменив Родине, он выдал американцам важные сведения. Несмотря на то, что прошел почти год с момента ареста Салиманова, Абакумов до сих пор скрывает от Центрального Комитета ход следствия по этому делу, хотя это дело имеет большое государственное значение...

4. В январе 1951 года в Москве были арестованы участники еврейской антисоветской молодежной организации. При допросе некоторые из арестованных признались в том, что имели террористические замыслы в отношении руководителей партии и правительства. Однако в протоколах допроса участников этой организации, представленных в ЦК ВКП(б), были исключены, по указанию Абакумова, признания арестованных в их террористических замыслах...»

Неудивительно: ребята сидели и рассуждали о том, что хорошо бы убить всех членов Политбюро (кроме, почему-то, Ворошилова) - вот только возможностей у них к этому не было никаких. Естественно, ни один психически нормальный человек террором это не посчитает.

«4. В МГБ грубо нарушается установленный Правительством порядок ведения следствия, согласно которому допрос арестованного должен фиксироваться соответствующим образом оформленным протоколом, а протокол должен сообщаться в ЦК ВКП(б). В МГБ укоренилась неправильная практика составления так называемых обобщенных протоколов допроса арестованных на основании накопленных следователями заметок и черновых записей. Эта вредная и антигосударственная практика в следственной работе привела к безответственности среди работников аппарата МГБ, способствует затяжке сроков расследования дел о серьезных преступлениях, дает возможность скрывать от партии положение дел в МГБ».

Это, похоже, след подлинного постановления. По крайней мере, по ходу следствия данное обвинение Абакумову предъявлялось. По какому поводу он горько жаловался на уровень грамотности своих следователей, которые допрашивать-то умеют, а вот протоколы оформлять... поэтому пришлось завести несколько специалистов, занимавшихся исключительно писаниной. Учитывая, что в 1940 году половина работников центрального аппарата (!) НКВД не имели даже среднего образования - интересно, что ему оставалось делать? И как решал такие проблемы следующий министр?:

«Далее, в нарушение закона об ограниченных сроках ведения следствия, в МГБ имеется много фактов недопустимой затяжки окончания следственных дел на очень длительные сроки. В центральном аппарате МГБ есть следственные дела, которые ведутся два-три года, тогда как согласно закону полагается вести следствие не более двух месяцев...»

А вот тут Игнатьев и компания копали под себя - только пока этого не понимали!

«На основании вышеизложенного ЦК ВКП( 6) постановляет:

1. Снять Абакумова В. С. с работы министра государственной безопасности СССР как человека, совершившего преступления против партии и Советского государства, исключить из рядов ВКП( б) и передать его дело в суд.

2. Снять с занимаемых постов...» и далее оргвыводы для некоторых работников МГБ.

А вот пятый пункт важен:

«5. Назначить члена комиссии Политбюро по проверке работы МГБ и заведующего отделом партийных и комсомольских органов ЦК ВКП(б) т. Игнатьева С.Д. представителем ЦК ВКП(б) в Министерстве государственной безопасности».

Ну, и дальше слова, слова, слова...

Что сказать по поводу этой бумаги? Она не кричит о том, что является фальшивкой, она об этом вопиет. Во-первых, самой фабулой доноса. За подобные «преступления» какому-нибудь начальнику отдела в МГБ могли влепить реальный выговор. А чтобы за такое снимали министра - чушь собачья! Я понимаю, конечно, на умы нашей читающей публики огромное влияние оказал Оруэлл - но не надо путать виртуальность и грубую жизнь, господа. В грубой жизни, снимая руководителей за прегрешения такого уровня, Сталин через год оказался бы без кадров вообще.

Впрочем, еще кое-какие моменты письма доказывают, что оно является фальшивкой. К тому времени письмоводители государственного аппарата успели выучить русский язык, так что они никогда не написали бы: «снять Абакумова В. С. с работы министра». Для сравнения: две выдержки из подлинных документов.

Док. 7.3. Из постановления Политбюро о положении дел в компартии Гоузии. 27 марта 1952 г.

«1. Снять т. Чарквиани с поста первого секретаря ЦК КП(б) Гоузии, отозвав его в распоряжение ЦК ВКП( б) для назначения на другую работу».

Док. 7.4. Из постановления Политбюро о снятии К. А. Мо- кичева с поста заместителя Генерального прокурора СССР.

«За антигосударственное отношение к своим служебным обязанностям и нарушения советских законов при рассмотрении судебных дел исключить т. Мокичева К. А. из членов ВКП(б).

Снять т. Мокичева с должности заместителя Генерального прокурора СССР и запретить ему работать в органах прокуратуры».

Вот так писались в то время постановления ЦК. А уж дальше идет просто песня: «снять... с работы министра, как человека, совершившего преступления против партии и Советского государства» - при том, что в выдвинутых против Абакумова обвинениях нет ничего, противоречащего Уголовному кодексу. О каких же преступлениях идет речь? Это не говоря уже о презумпции невиновности и о том, что один лишь суд может определить, совершил человек преступление или нет. И, кстати, в законе существует понятие «преступления против государства» (или, скажем, против порядка управления), против личности. Но что-то не припомню там понятия «преступления против общественной организации», каковой, согласно Конституции 1936 года, являлась ВКП(б) - разве что умыкание партийной кассы?

«... и передать его дело в суд».

Мне, по серости моей, до сих пор казалось, что передать дело в суд могут либо органы следствия, либо прокуратура. А оказывается, что ЦК ВКП(б), руководство общественной организации, имеет право делать это, минуя все инстанции, да еще по деяниям, не записанным в Уголовном кодексе, притом, что дело вообще еще не возбуждено. Дали отдыхает!

(Если уж говорить о суде, то для сравнения:

Док. 7.5. Из постановления Политбюро о фактах пропажи секретных документов в Госплане СССР. 11 сентября 1949 г.

«...2. В соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР от 9. VII 947 г. и ввиду особой серьезности нарушений закона в Госплане СССР предать суду Вознесенского, как основного виновника этих нарушений...»

Указ, на который ссылаются в Постановлении, прямо предусматривает за утрату секретных документов срок от четырех до десяти лет. Тут и состав преступления налицо, и статья есть. А где состав преступления в «абакумовском» Постановлении, чтобы напрямую, минуя стадию расследования, говорить о суде?)

И всю эту галиматью якобы подписал Берия, имеющий без малого двадцатилетний стаж работы в органах внутренних дел!! А потом ее представили Сталину, одному из разработчиков советской Конституции!!!

Интересно, кто все же ваял эти фальшивки - умеренно пьющий поклонник Оруэлла из Литературного института или чекист- саботажник?

Опубликовано и «письмо Рюмина» (я его не привожу, поскольку в нем содержатся те же обвинения, что и в Постановлении ЦК). Начинается оно так: «Товарищу Стачину И. В. от старшего следователя МГБ СССР подполковника Рюмина М. Д.». После чего этот документ можно дальше не читать, ибо не существовало должности «старший следователь МГБ». Вот образец реальной подписи: «Ст. следователь следчасти по особо важным делам МГБ СССР подполковник госбезопасности Мотавкин». У человека, подписывавшего сотни протоколов, формулировка его должности и звания сидит не то что в головном - в спинном мозгу, а рука ее сама выводит.

Когда родилась эта фальшивка, тоже можно примерно определить. В комиссию, упомянутую в ней, входили, кроме партийных функционеров Шкирятова и Игнатьева, Берия и Маленков. Стало быть, появилась она после 1957 года, когда Маленков уже не мог увидеть этот документ и опровергнуть его. (Не все фальшивки аба- кумовского дела изготовлены одновременно, некоторые, по-видимому, относятся даже к июню 1953 года.)

Кстати, мне часто задают вопрос: ведь эти документы идут под грифом «строго секретно» - какой смысл их фальсифицировать? Смысл самый прямой. Дело в том, что в 50-е годы были распространены всякого рода «закрытые показы». На одном из таких побывал Константин Симонов - по его воспоминаниям, там были выставлены документы, «доказывающие» связь Сталина с репрессиями. Симонов датирует эти показы весной 1953 года - якобы их сразу после смерти Сталина устраивал Берия, а потом они очень быстро сошли на нет. Однако писал он воспоминания много лет спустя и, скорее всего, просто немножко перепутал годы. Важна не дата, а сам факт таких «показов». Можно предположить и механизм, с помощью которого фальшивки оказывались в архивах - он тоже прост. Документ изымался для «показа» и заменялся подделкой, которая и возвращалась потом вместо подлинника в архивное дело. Ну, а судя по «катынскому делу» и разоблачениям депутата Госдумы от КПРФ Виктора Илюхина, в 90-е годы разного рода фальшивки стряпали ничуть не менее активно и при необходимости уже просто публиковали.

Некоторое сомнение вызывает лишь то, что Док.7.2. - это письмо ЦК. Письма рассылались в республиканские ЦК и в обкомы партии, а при таком количестве копий истребить первоначальные тексты практически невозможно. Но в данном случае это кажущееся противоречие сводится на нет последней строчкой документа: «Настоящее закрытое письмо... через 15 дней подлежит возврату в Особый сектор ЦК ВКП(б)».

Вопросы есть?

Но вернемся к Абакумову. 4 июля он был отстранен от работы и 12 июля арестован. Некоторое время его обязанности выполнял первый заместитель министра ГБ Сергей Огольцов, а 9 августа новым министром был назначен заведующий отделом партийных, комсомольских и профсоюзных органов ЦК КПСС Семен Игнатьев.

Абакумова сначала допрашивали работники прокуратуры, однако прокурорское следствие результатов не принесло. Тогда Игнатьев добился разрешения допрашивать своего предшественника в МГБ. По некоторым данным, Абакумова и его людей сразу же подвергли пыткам. Они ломались один за другим - все, кроме самого главного подследственного. Из тюрьмы он написал в адрес Маленкова и Берии несколько широко известных и часто цитируемых писем - о них речь пойдет в следующей главе.

Нам куда интереснее другой вопрос: в чем на самом деле обвиняли бывшего министра?


Реконструкция доноса


Итак, к весне 1951 года Рюмину грозили крупные неприятности. По делу Этингера проверку проводил прокурор, более того, к нему было привлечено внимание министра. Этим и воспользовались те, кто хотел свалить Абакумова.

Кто были эти люди? За время работы Абакумов приобрел много врагов, а учитывая особенности личности - очень много. Но дело не в них. Здесь все тот же вечный вопрос мотивации - месть не является достаточно сильным мотивом для рискованных операций, а оговорить министра госбезопасности - операция очень опасная, в случае провала можно и к стенке пойти. Пнуть поверженного врага - это да, но рисковать головой ради прошлых счетов - едва ли. А вот страх - дело другое. Топить Абакумова должны были люди, которым угрожало разоблачение. Попросту говоря - заговорщики, те же самые, что устроили переворот 26 июня. Об этом свидетельствует личность нового министра.

Входил ли Игнатьев в верхушку заговора? Девять из десяти, что входил. Его функции нового министра были слишком важны, чтобы поручать их простому исполнителю, слишком многое зависело от МГБ. В ведомстве имелись как исполнители, так и заговорщики, но ни один из них не был выдвинут на министерский пост, так что Игнатьев - персона очень серьезная. Кое-кто из заговорщиков проявился 26 июня. Но далеко не факт, что мы можем вычислить всех, и не факт, что мы знаем главных в этой вендетте.

Для расправы с министром нужен был таран. Для этого и использовали оказавшегося в опасном положении подполковника Рюмина. Ему предложили написать письмо с такими обвинениями, которым Сталин сразу бы поверил. Какими могли быть эти обвинения? Уж всяко не теми, которые содержатся в «письме Рюмина» и «постановлении Политбюро».

Основные документы «дела Абакумова», конечно, фальсифицированы - однако никому не под силу, да и нет необходимости подделывать их все. В сборнике «Лубянка. Сталин и МГБ» опубликованы несколько протоколов допросов подельников Абакумова, которые Игнатьев посылал Сталину, - там могут содержаться следы подлинных обвинений. Обвинения эти должны быть разумными, правдоподобными и убедительными - чтобы Сталин верил, что следствие идет, как надо.

И они действительно разумны, правдоподобны и убедительны.

Док. 7.6. Из протокола допроса М. К. Кочегарова, бывшего Управляющего делами МГБ.

«...Абакумов не терпел никаких видов учета и отчетности, которые в какой-то степени связывали ему руки, так как он всегда ставил на первое место свои личные шкурнические интересы, а не интересы государства...

Игнорируя указания партии и правительства о бережном расходовании государственных средств, Абакумов стремился к другому - как бы побольше сорвать с государства...

Создав обстановку бесконтрольного и незаконного расходования средств, Абакумов и сам не упускал случая поживиться за счет государства... В своей жизни я еще не встречал человека, который так заботился бы о своем благополучии, как Абакумов. Каковы были аппетиты у Абакумова на этот счет, свидетельствует хотя бы то, что лишь на ремонт и оборудование его квартиры на Колпачном переулке... в 1948 году было израсходовано свыше миллиона рублей...

Вопрос. Где находятся документы на расходы по квартире Абакумова?

Ответ. Эти документы, по указанию Абакумова, уничтожены».

Ремарка. Был в Москве такой очень вредный человек с чрезвычайно дурным характером - Лев Захарович Мехлис, министр государственного контроля. Прямыми обязанностями его аппарата было, кроме прочего, отслеживать финансовые злоупотребления подконтрольного контингента. Интересно, каким образом эта суперквартира проскользнула мимо его внимания? Что же касается документов - то их ведь могли уничтожить и при Игнатьеве, чтобы нельзя было проверить показания Кочегарова...

«Охотиться за государственным добром Абакумов начал еще с конца войны, когда по его указанию... вывезли из Германии и Румынии значительное количество имущества и ценностей, подлежащих сдаче в доход государства. Это скрытое от государства имущество в 1945 году по распоряжению Абакумова было помещено в специально организованных мною потайных хранилищах... Все доставленное в эти тайники имущество Абакумов осматривал лично сам, отбирал себе лучшее...»

Естественно, почуяв угрозу ареста, Абакумов «приказал уничтожить» эти склады. Так что и тут доказательств нет. Предусмотрителен был, ничего не скажешь. Вот только почему-то забыл сделать хотя бы маленькую заначку, чтобы обеспечить жену с новорожденным сыном - когда после его расстрела их выбросили из тюрьмы, они в прямом смысле бедствовали.

Остальные показания, посылаемые Сталину, выдержаны примерно в том же духе - финансовые злоупотребления, невыполнение указаний правительства, создание нездоровой обстановки в МГБ. И ни слова ни о каком Этингере. Есть лишь упоминание о деле «еврейской молодежной организации», но там какая-то совершенная мелочь и хренотень. Вроде того, что Абакумов приказывал следователям не оскорблять арестованных и исключить показания о «террористических замыслах». Не оскорблять - это преступление, да? А каковы были «террористические замыслы», мы уже знаем.

Так что, как видим, Сталину представлялись именно те обвинения, которые позволяли надеяться, что вождь будет давать добро на продолжение следствия, однако не захочет видеть Абакумова лично. Финансовые злоупотребления вызывали у него особую брезгливость. Именно таким путем от Сталина убрали Власика - обвинив его ровно в том же самом, а именно в денежных махинациях. Сколько в этих обвинениях правды, сейчас уже не выяснить, да и ни к чему, говорим мы совсем о других вещах.

И все же: сколько в тех обвинениях было правды?

Существуют некоторые нюансы тогдашней жизни, которые нынче забыты. Совершенно случайно я натолкнулась на один весьма забавный протокол. Это допрос бывшего начальника отдела правительственной «ВЧ» связи МВД М. А. Андреева, датируемый

ноября 1947 года.

Док. 7.7. «.. .Считаю необходимым заявить, что мой арест является ошибочным, поскольку никаких преступлений я не совершал. Правда, я не стану скрывать, что... допускал отдельные проступки, позорящие меня как руководящего работника НКВД, но эти деяния я не считал уголовно наказуемыми.

Вопрос. О каких проступках идет речь?

Ответ: ...Я виновен... в том, что... занимался расхищением трофейного имущества».

Ну и как вам такое? Генерал-майор НКВД, отлично знакомый с Уголовным кодексом, заявляет, что расхищение трофейного имущества преступлением не считал.

Здесь, говоря умными словами, имеет место конфликт закона и обычая. То, что делается повсеместно, вроде бы не является преступлением. Если бы стали арестовывать всех, кто занимался присвоением трофеев, нецелевым расходованием средств и тому подобными вещами, в СССР, боюсь, не осталось бы ни армии, ни МВД, ни экономики. Поэтому арестовывали за злоупотребления лишь тех, кто воровал эшелонами, а кто вагонами - тех уже выборочно (кстати, и с Андреевым разбирались не по мародерству, а по шпионажу). Но при необходимости посадить человека в тюрьму эти «бытовые преступления», совершаемые практически всеми и тем не менее преследуемые по закону, являлись вполне достаточным поводом. «Принцип Ходорковского» образца 40-х годов...

По всей видимости, именно эти обвинения содержались и в подлинном письме Рюмина. Затем последовал разбор письма - но не «комиссией», а в сталинском кабинете, в присутствии других членов Политбюро, где Рюмин должен был подтвердить свои обвинения, глядя в глаза тому, кого обвинял. Он подтвердил. Абакумова отстранили от работы, назначили проверку. А вот что нашла проверка - это уже совсем другая история, ибо проводил ее Игнатьев, как представитель ЦК в МГБ, и какие-то люди из «органов» - надо полагать, те самые, которые выбрали Рюмина для его «спецмиссии». Неудивительно, что они отыскали достаточно оснований для ареста и что в обвинении появилась статья 58-1 - «измена Родине». Ну, а дальнейшее было, как казалось тогда, делом техники...

Берия явно знал цену «абакумовскому делу». Когда после прихода в МВД ему принесли эти материалы, он презрительно фыркнул: «Ну, посмотрим, что на него есть, кроме квартиры и барахла».

Какой ответ на этот вопрос дало бериевское следствие, мы едва ли узнаем (известно лишь, что те, кто вел проверку, называли следственные материалы «навозом»). Переворот 26 июня Абакумов встретил в тюрьме. Новый министр успел освободить тех чекистов, которых арестовали в 1952 году, во «втором потоке». Там было просто: грубо фальсифицированные дела, запрещенные методы допроса. С основными фигурами «дела Абакумова» все обстояло сложнее. В первую очередь из-за большого объема материалов - следователям предстояло изучить множество томов, в том числе и с трудом поддающиеся проверке «финансовые» обвинения при уничтоженных исходных документах. Да и сфальсифицированы они были куда тщательнее - в конце концов, топили-то Абакумова, а не Маклярского с Шейниным, этих взяли для массовки. А возможно, Абакумов был и вправду в чем-то виновен. Впрочем, могла быть и третья причина - Берия не хотел раньше времени спугнуть заговорщиков...

Чем бы закончилось «дело Абакумова», если бы не случилось в нашей истории 26 июня? Скорее всего, ничем. Квартира его была не личной, а государственной. Шестнадцать комнат, конечно, многовато - но учитывая, что там же должны были находиться охрана, порученцы, пункт правительственной связи, обслуга... Особняк Берии, который ему дали в 1938 году, когда он занимал тот же самый пост, едва ли меньше.

Что касается «барахла» - то протоколы обыска квартиры министра, конечно, впечатляют, но...

Во-первых, Абакумов получал 25 тысяч рублей в месяц, ничего не откладывал, тратил все сразу и, при желании, мог много чего купить. Сложнее с «ассортиментом». Юрий Мухин предположил, что министр попросту «поплыл» на почве стяжательства, и можно понять: список вещей, найденных у него на квартире, с житейской точки зрения на редкость нелепый. Желание человека, не стесненного материально, иметь несколько штук часов понятно. Но зачем нужны одной семье двадцать два фарфоровых сервиза? Их даже по шкафам не расставишь - едва ли Абакумов задавался целью сделать из своего дома музей посуды. Спорю, что они стояли в кладовке в запакованном виде. Вкладывать деньги? В громоздкий и хрупкий фарфор? Ладно, допустим, бывают и такие эксцессы... Но зачем ему десятки пар запонок или «множество фотоаппаратов»? А чемодан подтяжек?!!

Именно чемодан меня особенно заинтриговал. Кто видел фото «главного волкодава» страны, поймет. Зачем вообще с такой фигурой подтяжки?

Предполагаемый ответ до смешного прост. В качестве корреспондента профсоюзной газеты мне постоянно приходилось сталкиваться с «неформальной стороной» жизни трудовых коллективов. Награждения к празднику, юбилеи, свадьбы, дни рождения... по всем эти поводам принято дарить подарки. Сейчас все просто: выписали деньги и отправили секретаршу в магазин. Да и то получается по-разному: узнав, что у меня день рождения, председатель дружественной профорганизации тут же открыл шкаф в своем кабинете и достал оттуда соответствующий случаю графин. А как выходили из положения во времена тотального послевоенного дефицита, когда, даже имея деньги, ничего нельзя было купить? Создавали неучтенные запасы в не подлежащих ревизии местах, как еще-то? Из каких источников? Да из трофеев, конечно...

Думаю, именно в этом объяснение того, что на даче никогда не касавшегося клавиш маршала Жукова нашли восемь аккордеонов и двадцать охотничьих ружей, а у Абакумова, как записано в протоколе обыска, 65 пар запонок, 22 фарфоровых сервиза, 79 художественных ваз и пр. Ну и чемодан подтяжек, которые были ему самому совершенно не нужны...

Впрочем, барахло барахлом, однако Абакумов был работником высочайшей квалификации, а таким Берия прощал не только финансовые махинации, но и участие в заговорах. Подход у него был простой: этот человек нужен для работы? Освободить!

...Итак, первоначальная цель была достигнута - Абакумов сидел. Однако в перспективе две проблемы все же затмевали ясный горизонт. Первая - по тогдашнему Уголовному кодексу обвинения, предъявленные ему, были не подрасстрельными. Подрасст- рельные обвинения предстояло еще изобрести, оформить и, что самое трудное, провести через Сталина.

По некоторым данным, Абакумова пытались обвинить в «смазывании» дел - в частности, что он якобы запрещал допрашивать подследственных «ленинградского дела» по шпионажу. Существуют и соответствующие документы - например, протокол очной ставки между ним и бывшим начальником следчасти Комаровым, где последний обвиняет в этом министра. Данный протокол даже числится среди посланных Сталину.

Однако документик сей вельми ненадежен. Во-первых, выглядит он наивно. Ну что такое: Абакумов отводил «ленинградцев» от обвинений по шпионажу? «Ленинградское дело» плотно курировал Сталин, да и без Берии тут наверняка не обошлось. С такими кураторами не очень-то помухлюешь...

Во-вторых, протокол содержит моменты, ну очень удобные для реабилитации «ленинградцев». Например, слова следователя, адресованные Абакумову: «Вы уже изобличены в том, что протоколов по этому вопросу (то есть по шпионажу. - Е. П.) в делах нет». А поскольку известно, что в шпионаже «ленинградцы» обвинялись - то что получается? Что МГБ представил суду голую фальшивку, так? Или что суд по злодейскому указанию Сталина мог осудить кого угодно по любым статьям, не заморачиваясь доказательствами?

Ну, а что касается следующего утверждения... Цитирую: «Абакумов также заявил, что начни допрашивать арестованного Вознесенского - бывшего председателя Госплана СССР о связи с иностранной разведкой, в ЦК будут смеяться и, мол, отрицательно отнесутся к нашим действиям, так как в ЦК хорошо известно, что Вознесенский был очень осторожным человеком в отношении своих связей...» Типа это говорит опытнейший контрразведчик и министр госбезопасности! Знаете, даже и не смешно - я просто устала смеяться...

Но что касается датированных 1952 годом обвинений, которые похожи на подлинные, - то по ним расстрел подследственным не грозил. В этом была проблема.

Конечно, следствие работало в данном направлении. Обвинения, доводившиеся до Сталина, - далеко не всё, о чем шла речь на допросах. Например, Абакумова пытались обвинить в шпионаже - даже на немцев. Геббельс на том свете, наверное, смеялся весело и долго...

Но были вещи и посерьезнее. Что имели в виду прокуроры, возбуждавшие против этих людей дела по статье 58-1 (измена Родине)? Поскольку прокурорское следствие с этого начиналось, данные явно посылали из МГБ. Что это могло быть?

Двоих из абакумовских подельников не приговорили к расстрелу. Один из них - полковник Чернов - получил пятнадцать лет, дожил до 90-х годов и рассказывал писателю Кириллу Столярову, что из него выбивали показания о существовании заговора в МГБ и подготовке государственного переворота. Наверняка выбивали и из других. Сталину эти протоколы не посылались, и совершенно понятно почему - получив свидетельство о заговоре, вождь наверняка захотел бы допросить Абакумова сам. И тогда всему конец.

А вот после смерти Сталина и отстранения Берии эти протоколы вполне можно было бы вытащить и предъявить - как, впрочем, и было сделано. Правда, обвинения звучали уже другие: вместо «смазывания» «ленинградского дела» - его фальсификация. Но это, в конце концов, вопрос чисто технический.

...И вторая проблема, во весь рост вставшая перед Игнатьевым, - постановление Политбюро о сроках следствия. Обвиняя Абакумова в затягивании следствия, заговорщики в МГБ рыли самим себе яму. Прежнему министру вождь разрешал держать подследственных в тюрьме годами и пятилетками, а вот Игнатьев такого права не получил. 12 февраля 1952 года, когда Абакумова и его товарищей передали из прокуратуры в МГБ, следователям установили срок в три месяца, начиная с 1 апреля. 18 марта его перенесли - 3 месяца, начиная с 1 июня. Можно было рассчитывать еще на один-два переноса, однако бесконечно тянуть не получалось, время поджимало, и очень сильно. Судя по лихорадочной активности, которую Игнатьев развил с середины октября по поводу «дела врачей», последний срок был установлен, начиная с ноября, и истекал зимой.

Кстати, о Сталине и его интересе к «делу Абакумова». Интерес, разумеется, был. С бывшим министром вождь, девять из десяти, не встречался - по крайней мере, даже намека на эту встречу нигде не проскальзывает. В чем причина? В том, что Абакумов молчал? Как раз наоборот: в прежние времена, когда высокопоставленные подследственные упорно не признавались, их приводили к Сталину, и часто именно после такого рандеву они начинали говорить. Секрет прост: только у вождя была вся информация: политическая, разведывательная, чекистская - и он находил, чем припереть к стенке упрямого врага. Тем не менее, встречаться с Абакумовым он не находил нужным. Почему? Потому, что обвинения были не политическими? Или тут другая причина?

Но это не факт, что к вождю не приводили других чекистов, арестованных по тому же делу. И вполне возможно, что кто-то из тех работников МГБ, которых взяли в 1951 году и освободили еще при Игнатьеве, именно нужными показаниями, данными лично Сталину, заплатил за свою свободу. Не буду называть имена, поскольку это гипотеза, а пачкать людей таким подозрением не хочется - но, по логике вещей, подобное должно иметь место. Сроки следствия подходили к концу, и их продление надо было чем-то обосновывать.

По некоторым данным, 17 февраля Игнатьев передал Сталину обвинительное заключение по делу Абакумова. То, что печатается сейчас в сборниках документов под этим названием - грубая туфта (приведено в приложении рядом с подлинным обвинительным заключением того же времени, можете сравнить). Но какое-то обвинительное заключение, по-видимому, существовало. В фальсификации документов есть одна трудность: можно подделать, в принципе, любую бумагу - но не записи в тетрадях входящей корреспонденции в сталинском кабинете. Поэтому даты и темы должны совпадать.

Судьба этой бумаги и реакция на нее вождя неизвестны. По идее, он должен был внести правки и вернуть документ обратно в МГБ для оформления и передачи прокурору. Прокурор обязан все проверить и встретиться с обвиняемыми - после чего карьера Игнатьева на посту министра ГБ закончится в течение нескольких дней.

Что любопытно: 18 февраля прошел последний отмеченный протоколом допрос по «делу врачей». Какие-то допросы без протокола еще вроде бы продолжались, но о чем там шла речь - неизвестно. Между тем «дело врачей» не было закончено - закончилось «дело Абакумова». Обвинительное заключение было направлено Сталину, и ощущение такое, словно бы после этого документа МГБ не то было выражено, как тогда говорили, «политическое недоверие», не то они сами решили, что продолжать комедию бесполезно...


«Чистые руки»


Если говорить грубую правду - в «органах» били, бьют и будут бить. Дело не в факте избиений, а в реакции на него руководства. Иногда оно следователей за это сажает, иногда закрывает глаза, а иногда дает ордена.

Достоверно известно, что пытки с санкции руководства (наркома или министра) применялись в «органах» при Ежове и при Игнатьеве. (Кстати, Берия весной 1953 года открытым текстом заявлял: в 1938 году он пришел в НКВД, чтобы искоренить ежовщину, а теперь - чтобы искоренить игнатьевщину.) При Берии они не применялись - его реакция на игнатьевские художества не оставляет на этот счет сомнений. А при Абакумове?

Вопрос этот чрезвычайно важен, ибо на него завязана реабилитация героев послевоенных дел МГБ, и в первую очередь «ленинградского дела». Считается, что их били, и это подтверждается свидетельскими показаниями. Но... Но давайте пойдем в «Кресты», войдем в любую камеру и скажем: «Ребята! Мы решили вас всех реабилитировать. Для этого вы должны объяснить, почему на следствии давали такие показания. Впрочем, даем подсказку: может быть, вас пытали?» А потом поверим их рассказам - и все, можно начинать новый Нюрнбергский процесс...

Кстати, почему-то считается, что после войны в СССР прошла новая волна репрессий. Так вот: ничего подобного! Возьмем статистику МГБ, «нерепрессивный» 1939 год. В этом году было арестовано 44 731 человек. Примем его в качестве базы и сравним с послевоенными цифрами.

1946 год. Арестовано (округляя) 91 тыс. человек. Вроде бы много. Но из них почти 33 тысячи - за предательство и пособничество немецким оккупантам, 5600 - переход на сторону врага, почти 15 тысяч - повстанчество (разного рода «лесные братья»), около 3 тысяч - бандитизм. На «политику» остается примерно 35 тысяч - меньше, чем в 1939 году!

1947 год. Арестовано без малого 75 тысяч человек, но в статистике, приведенной Олегом Мозохиным, нет разбивки по видам преступлений. Пропустим.

1948 год. Арестовано чуть меньше 75 тысяч человек. Из них повстанцев - 16 тысяч, просто бандитов -около 500 человек, военных преступников около 1 тысячи и «немецких пособников» - 24 тысячи. В остатке - все те же 35 тысяч!

1949 год. 73 тысячи человек. Из них 15 тысяч повстанцев,

тысяч немецких пособников, 500 военных преступников и 500 бандитов, а также 5 тысяч перебежчиков военного времени. Остается 32 тысячи.

1950 год. Арестовано около 60 тысяч человек. Традиционно 14 тысяч повстанцев, 3500 перебежчиков, и 16 500 немецких пособников. Остаток... 26 тысяч!

1951 год. Арестовано примерно 47 500 человек. 7500 повстанцев, 3500 перебежчиков, 14 500 немецких пособников. Остается 22 тысячи.

1952 год. Арестовано 17 500 человек. Из них около 3 тысяч повстанцев, тысяча перебежчиков, 3500 немецких пособников. Собственно репрессии - 10 тысяч. Как видим, «дело врачей» приходится не на максимум, как принято думать, а на минимум «послевоенных репрессий».

Возьмем другой показатель - число вынесенных смертных приговоров. 1939 год - к высшей мере наказания приговорен 2601 человек, 1940 г. - 1863 человека. Теперь послевоенная статистика. 1946 г. - 2308, 1947 г. - 898, затем смертная казнь была отменена и возобновлена в 1950 году, когда было казнено 468, в 1951 г. - 1601 и в 1952 г. - 1611 человек.

Ну и где тут репрессии?

Сказка, господа, сказка! Зачем? Причина одна - оправдать некоторые дела усилением репрессий. Потому что если репрессий не было, вопрос, за что расстреляли, например, подсудимых «ленинградского дела», становится о-о-очень интересным. А если произошел новый виток «тридцать седьмого года» - то какие могут быть вопросы?

Вот ведь какая гнусная штука - цифра! Как все было хорошо и удобно - мрачные послевоенные годы, полубезумный злодей Сталин, над страной кровавый туман и страх... и от всего этого ужаса нас избавил дорогой Никита Сергеевич! Слава ему, слава, слава!

А тут получается, что ни репрессий не было, ни безумного тирана. (А кстати: почему-то так и не опубликована статистика хрущевского времени. Интересно бы сравнить.) От всех послевоенных ужастиков до наших дней дожила лишь повесть о кровавом чекисте Абакумове. Ну что ж, посмотрим, каков он в реальности, этот злодей...

Для начала еще раз приведу воспоминания о «ежовском» времени.

«Абакумов пальцем подследственного не тронет, даже голос на допросах не повышал. Помню, один деятель из троцкистов так прямо измывался над ним. Развалится на стуле, как у тещи на блинах, и дерзит, угрожает даже. Мы говорим, что ты, Виктор Семенович, терпишь, дай разок этому хаму, чтобы гонор поубавил. Он на нас глянул так, словно на врагов народа».

Другая история. Когда Рюмин добился от Этингера признания, что тот «залечил» Щербакова, и представил, наконец, арестованного министру, Абакумов, выслушав доктора, обронил всего одну фразу: «Это вы в тюрьме придумали?» Знал товарищ министр свои кадры...

Леонид Млечин приводит совершенно дивный рассказ Николая Месяцева об одном случае из его практики.

Цит. 7.7.

«Посадили двух профессоров-кораблестроителей. Один специалист в области плит, которые навешиваются на борт как броневая защита, а другой специалист в области рулевых вспомогательных устройств. Их допрашивали жестко и потом одного передали мне. Я с ним разговаривал по-человечески. И чайку попьем на ночь, и поесть ему разрешу дополнительно...

И он стал давать показания. Что он, будучи мичманом на царской яхте "Штандарт ”, когда Николай II побывал в Германии у кайзера Вильгельма, сошел на берег, где его завербовали. И с тех пор он работает на немецкую разведку. Признал, что занимался вредительством на наших военных кораблях. Объяснил, что именно делал во вред. Его показания изучили эксперты, подтвердили: да, все так... Он признался, что занимался вредительством не один, и назвал многих видных флотоводцев.

Месяцев допросил его вместе с начальником следственной части - профессор подтвердил свои показания.

Вдруг Месяцева вызвали к Абакумову. Пришел, доложился, смотрит: у него в кабинете сидит арестованный профессор. Абакумов взглянул на профессора и спросил его:

- Так почему же вы обманывали следствие?

Он ответил:

- Знаете, следователь мне очень понравился. Я уже старый, песенка моя спета, а на моем деле он может отличиться...»

Тут что самое интересное - профессор, ученый, обманул и запутал всех, даже эксперты подтвердили его правоту. Каким образом Абакумов, с его четырьмя классами, сумел разобраться, что это ложь?

«Профессора увели. Абакумов сказал Месяцеву:

- Арестованных нельзя бить. Но нельзя и умасливать, уговаривать. Вы его уговорили. Он полюбил вас и дал липовые показания».

Факты эти приходится собирать буквально по крохам, как той курочке. Но ведь и курочка сыта бывает, и из крошек информации можно сложить картинку. Вот еще один ее клочок. Абакумов был назначен министром ГБ в мае 1946 года, сменив на этом посту Всеволода Меркулова, одного из основных членов бериевской команды. Во время приема-передачи дел новый министр, в числе упущений своего предшественника, с возмущением упоминает следующую историю. В 1943 - 1944 годах сотрудники НКГБ сфабриковали дело о «заговоре» ненцев-колхозников. Дело насквозь фальсифицированное, во время следствия убито или ранено 14 человек, а из 51 арестованного 41 человек умер в тюрьме. В вину Меркулову Абакумов ставил то, что он «не принял мер для наказания всех участников сфальсифицированного дела». То есть, судя по формулировке, какие-то меры принял, но не расправился так, чтобы впредь неповадно было...

Но ведь есть и документы! Точнее, документ, в котором за подписью самого Абакумова утверждается, что пытки в органах применялись к особо упорным «врагам народа» с санкции Политбюро. Это датируемое 17 июля 1947 года спецсообщение Абакумова Сталину «О практике ведения следствия в органах МГБ».

Я не стану приводить его ни здесь, ни в приложении. Нет смысла. По содержанию и стилю это - переписанная методичка какой- нибудь школы милиции о том, как следователю действовать надлежит. Зачем Абакумову переписывать, а Сталину читать на многих страницах вещи, которые вождь прекрасно знал еще до рождения своего министра? Им что, больше заняться нечем?

Впрочем, мое недоумение разрешилось примерно на середине документа. Пунктом восьмым в нем значится:

Док. 7.8. «В отношении изобличенных следствием шпионов, диверсантов, террористов и других активных врагов советского народа, которые нагло отказываются выдать своих сообщников и не дают показаний и своей преступной деятельности, органы МГБ, в соответствии с указанием ЦК ВКП( б) от 10 января 1939 года, применяют меры физического воздействия.

В центре - с санкции руководства МГБ СССР.

На местах - с санкции министров государственной безопасности республик и начальников краевых и областных Управлений МГБ».

Ремарка. А если враг народа отказывается выдавать сообщников не нагло, а вежливо? Тогда его тоже бить надо, или уже ни-з-зя? Это я к тому, что в реальных документах НКВД и МГБ эмоциональные оценки не даются никогда. Уже по одному этому показателю фальшивки определяются сразу.

Однако здесь есть еще и ссылка на очень интересный документ! «Указание ЦК» - это знаменитая шифровка, «разъяснение» Сталина от 10 января 1939 года о том, что, мол, не надо смущаться, если выяснится, что в работе НКВД применялись «физические методы». Сие делалось с санкции Политбюро. Сама шифровка, опубликованная во многих источниках, тоже в высшей степени сомнительна - но мы сейчас не об этом. Как нетрудно догадаться, разъяснение не является документом, на котором можно основывать какие бы то ни было действия - основывать их можно только на самой санкции, номер такой-то и пр.

Так что все это странное письмо - фальшивка от и до, предпринятая, как и цитировавшееся выше письмо Игнатьева Сталину, как и многие другие свидетельства, только с одной целью: доказать, что в абакумовском МГБ применялись пытки.

А когда Хрущев и компания что-то очень старательно доказывают, то сразу же рождается предположение, что на самом деле это было не так.


P.S. Немного шизы на десерт


Гуляя по Интернету, я наткнулась на замечательную статью. Написал ее Валерий Лебедев (судя по датам, в 1998 году) и называется она «Загробное правосудие». Оказывается, с окончанием реабилитации шиза не закончилась - она продолжается! Предлагаю выдержки из этой статьи, касающиеся Абакумова.

«В Москве в конце прошлого года по протесту заместителя Генерального прокурора Военная коллегия Верховного суда пересмотрела дело B.C. Абакумова... и других, переквалифицировала их деяния на ст. 193-17-6 УК, то есть - превышение полномочий и злоупотребление служебным положением.

Осудили и расстреляли Абакумова в декабре 1954 года по статьям за стандартный набор антисоветских преступлений. Это статьи 58-1-6, 58-7, 58-8 и 58-11 Уголовного кодекса РСФСР - измена Родине, совершенная военнослужащим, вредительство, совершение терактов, участие в контрреволюционной организации.

Один раз, в 1994 году, дело Абакумова уже пересматривали. И тоже дали статью "злоупотреблений", однако приговор о высшей мере оставили в силе. Вышла знатная глупость, ибо статья 193-17-6 УК и в сталинское время ни в каком виде не предусматривала казни. Получилось, что нынешнее российское правосудие много более жестоко, чем сталинское! Спохватившись, ныне Военная коллегия Верховного суда, через три года (!) снова пересмотрела дело Абакумова и, согласившись с тем, что Абакумов ничего иного не имел за душой, кроме как превышение полномочий, оценила его деяния на 25 лет лагерей. Учтите, что нынешняя коллегия применяла сталинский УК и сталинские меры наказания, ибо сейчас и срока-то такого нет...

"Суд у нас теперь вне политики, - сказал один из опытнейших юристов генерал-лейтенант А. Т. Уколов... являвшийся председателем в заседании Военной коллегии. - С точки зрения закона у нас не было иной, соответствующей нормам права альтернативы, нежели удовлетворить протест о переквалификации. - Тем более что фигуру Абакумова не сравнить ни с Ежовым, ни с Ягодой (почему, если суд вне политики? - Е. П.). Но тогда, в 94-м, коллегия допустила ошибку, оставив без изменения меру наказания - расстрел. Поэтому в декабре прошлого года по протесту Главного военного прокурора президиум Верховного суда России изменил определение 1994 года и назначил в качестве меры наказания тем, кто был приговорен к расстрелу, 25 лет заключения".

На вопрос, чем руководствовалась прокуратура, направляя в суд протест о пересмотре дела, генерал-лейтенант юстиции ответил: "Законом «О реабилитации жертв политических репрессий». Он предусматривает пересмотр дел всех граждан, подвергавшихся политическим репрессиям за время существования советской власти, начиная с 7 ноября 1917 года".

Это говорит один из опытнейших военных юристов! Давайте вникнем: Абакумова расстреляли 43 года назад. Теперь ему определили за его "превышения и злоупотребления" 25 лет. Стало быть, он уже 18 лет должен был бы находиться на свободе! Но он - не может. В принципе, Абакумов злостно нарушает постановление Военной коллегии о том, что давным-давно свободен. Не есть ли наглое попрание норм российского правосудия покойным еще более чудовищное преступление, чем какие-то там злоупотребления? Наверное, нужно через годик-другой еще раз пересмотреть дело Абакумова и все-таки вкатить ему вышку? Ему хуже не станет, а юридическая логика будет соблюдена».


Загрузка...