Ну вот, мы прошлись по всем послевоенным делам -кроме одного. Самого громкого и самого загадочного, фабула которого неизвестна до сих пор. Нет ни одного человека, который бы его видел - а учитывая колоссальный интерес историков, тот факт, что никто не смог к этому делу пробиться, означает: документов этих, девять из десяти, вовсе не существует. Все, что мы о нем знаем, - это общая фабула и некоторые чисто внешние моменты. Но даже они заставляют тревожно нырять поплавок: клюнуло!
Называть надо? «Ленинградское дело».
Но перед тем как перейти к нему, надо бы договориться о подходе.
Дела этого, как я уже говорила, никто не видел. Хрущевская реабилитация - чистопородный «заказняк», а подвиги Генерального прокурора СССР товарища Руденко на ниве фальсификации «дела Берии» не позволяют верить ни одному его слову. Ни в одном сборнике документов не опубликовано практически ничего. Скорее всего, проведя реабилитацию, следственные и судебные документы попросту уничтожили, заменив их парочкой наскоро сляпанных фальшивок.
Следовательно, пока что нет оснований считать «ленинградское дело» фальсифицированным - тем более что для этого напрочь отсутствует мотив. Зачем расстреливать молодых перспективных руководителей, если они заведомо невиновны? У «липовых» процессов 30-х годов были и мотивы, и основания, и организаторы. Здесь ничего этого нет. Зато есть четкий интерес сперва реабилитировать, а потом уничтожить все документальные данные, чтобы скрыть тот факт, что реабилитация - «липовая».
Поэтому, пока не будет доказано обратное, я отношусь к этому делу, как к настоящему. А поскольку документов нет, приходится угадывать его фабулу по косвенным данным - и даже их практически не имеется. И то, насколько добротно произведена зачистка, тоже свидетельствует: здесь-то и прячется кащеева смерть…
В 1945 году первого секретаря Ленинградского обкома Жданова перевели на работу в Москву. Спустя год, в марте 1946-го, туда же отправился и его преемник, Алексей Кузнецов. Он также стал секретарем ЦК и занял один из двух ключевых постов в аппарате ЦК - начальника Управления кадров. До него в этой должности работал Маленков, пока что временно отставленный от серьезных дел (по-видимому, в связи в разборками в курируемом им авиапроме). Учитывая, что второй основной пост в аппарате - начальника Управления пропаганды и агитации - занимал Жданов, впору было говорить о «ленинградском десанте» в ЦК. (Впрочем, какие отношения были между Ждановым и Кузнецовым - вопрос, на который пока никто толком ответить не может.) А одну из ключевых должностей в государстве - председателя Госплана - занимал выходец из Ленинграда Вознесенский. Само по себе это еще ничего не значит: например, три члена Политбюро были выходцами с Кавказа - ну и что?
…Считается, что все началось с ленинградской оптовой ярмарки.
В октябре 1948 года, подсчитав накопившиеся неликвиды продовольственной и прочей продукции на складах Министерства торговли, Бюро Совмина СССР разрешило провести в декабре межобластные оптовые ярмарки, чтобы все это реализовать. Этим предлогом и воспользовался председатель Совета министров РСФСР Родионов - в начале января он проводит в Ленинграде огромную, формально всероссийскую, а по сути всесоюзную оптовую ярмарку. Проводит без санкции Совмина СССР, лишь уведомив о том оперативный орган - Бюро Совмина так, словно бы речь идет о выполнении октябрьского решения. Да, конечно, она была и межобластной, эта ярмарка - но едва ли Совмин, давая санкцию, имел в виду торговлю между Калининградом и Сахалином…
Толку из этого действа не вышло никакого. Распродать неликвиды не удалось, итогом мероприятия стали испорченные товары на сумму в 4 миллиарда рублей - и это в голодное послевоенное время. Еще одним итогом стало то, что Родионов с треском вылетел с занимаемой должности.
…Едва закончилась ярмарка, как практически сразу, в январе 1949 года, в ЦК пришло анонимное письмо - о том, что на состоявшейся 25 декабря партконференции Ленинградского обкома сфальсифицированы результаты голосования. Проверка показала, что на самом деле так оно и было. Чтобы достичь «единогласия», председатель счетной комиссии заменил 23 бюллетеня «против» на бюллетени «за». Голоса эти в масштабе ленинградской парторганизации никакой погоды не делали, так что подмена явно была проведена для эстетики. А вот последствия эстетических пристрастий оказались для партийных лидеров очень неприятными: поплатились постами секретарь ЦК Кузнецов и первый секретарь Ленинградского обкома Попков, второму секретарю Капустину был объявлен выговор. Так считается.
А теперь посмотрим факты. На самом деле махинации с голосованием разбирались на местном уровне, и за них поплатился председатель счетной комиссии. А в постановлении Политбюро о снятии с должностей Кузнецова, Родионова и первого секретаря Ленинградского обкома Попкова о мухлеже с бюллетенями нет ни слова. Речь там идет о вещах куда более серьезных.
Документ 10.1. Из Постановления Политбюро «Об антипартийных действиях члена ЦК ВКП(б) т. Кузнецова А. А. и кандидатов в члены ЦК ВКП(б) т. т. Родионова М. И. и Попкова П. С.». 15 февраля 1949 г.
«На основании проведенной проверки установлено, что председатель Совета Министров РСФСР вместе с ленинградскими руководящими товарищами при содействии члена ЦК ВКП(б) тов. Кузнецова А. А. самовольно и незаконно организовал Всесоюзную оптовую ярмарку с приглашением к участию в ней торговых организаций краев и областей РСФСР, включая и самых отдаленных, вплоть до Сахалинской области, а также представителей торговых организаций всех союзных республик. На ярмарке были предъявлены к продаже товары на сумму около 9 млрд. рублей, включая товары, которые распределяются союзным правительством по общегосударственному плану, что привело к разбазариванию государственных товарных фондов и к ущемлению интересов ряда краев, областей и республик. Кроме того, проведение ярмарки нанесло ущерб государству в связи с большими и неоправданными затратами государственных средств на организацию ярмарки и на переезд участников ее из отдаленных местностей в Ленинград и обратно.
Политбюро ЦК ВКП(б) считает главными виновниками указанного антигосударственного действия кандидатов в члены ЦК ВКП(б) т.т. Родионова и Попкова и члена ЦК ВКП(б) т. Кузнецова А. А., которые нарушили элементарные основы государственной и партийной дисциплины, поскольку ни Совет Министров РСФСР, ни Ленинградский обком ВКП(б) не испросили разрешения ЦК ВКП(б) и Совмина СССР на проведение Всесоюзной оптовой ярмарки и, в обход ЦК ВКП(б) и Совета Министров СССР, самовольно организовали ее в Ленинграде».
Как видим, дело ясное, словно вода лесного родника. Кузнецов, Родионов и Попков сами, своей волей, без каких-либо санкций превратили межобластную ярмарку во всесоюзную (поскольку приехали делегации других республик), да еще и погорели на этом. Сталин последние двадцать лет только и делал, что боролся с бардаком, - и вдруг такой рецидив! И за меньшие прегрешения люди с треском улетали далеко с государственных постов. Нам эта ярмарка интересна разве что своей бессмысленностью - зачем?
Однако последовавшие вслед за этим обвинения оказались уже серьезней и отражали некую тенденцию, которая, по-видимому, была хорошо известна присутствующим.
«Политбюро ЦК ВКП(б) считает, что отмеченные выше противогосударственные действия явились следствием того, что у т. т. Кузнецова А. А., Родионова, Попкова имеется нездоровый, небольшевистский уклон, выражающийся в демагогическом заигрывании с ленинградской организацией, в охаивании ЦК ВКП(б), который якобы не помогает ленинградской организации, в попытках представить себя в качестве особых защитников интересов Ленинграда, в попытках создать средостение между ЦК ВКП(б) и ленинградской организацией и отдалить таким образом ленинградскую организацию от ЦК ВКП(б).
В связи с этим следует отметить, что т. Попков, являясь первым секретарем Ленинградского обкома и горкома ВКП(б), не старается обеспечить связь ленинградской партийной организации с ЦК ВКП(б), не информирует ЦК партии о положении дел в Ленинграде и вместо того, чтобы вносить вопросы и предложения непосредственно в ЦК ВКП(б), встает на путь обхода ЦК партии, на путь сомнительных закулисных, а иногда и рваческих комбинаций, проводимых через различных самозваных «шефов» Ленинграда, вроде т. т. Кузнецова, Родионова и других.
В этом же свете следует рассматривать ставшее только теперь известным ЦК ВКП(б) от т. Вознесенского предложение «шефствовать» над Ленинградом, с которым обратился в 1948 году т. Попков к т. Вознесенскому Н. А., а также неправильное поведение т. Попкова, когда он связи ленинградской партийной организации с ЦК ВКП(б) пытается подменить личными связями с так называемым «шефом» т. Кузнецовым А. А. Политбюро ЦК ВКП(б) считает, что такие непартийные методы должны быть пресечены в корне, ибо они являются выражением антипартийной групповщины, сеют недоверие в отношениях между Ленобкомом и ЦК ВКП(б) и способны привести к отрыву ленинградской организации от партии, от ЦК ВКП(б).
ЦК ВКП(б) напоминает, что Зиновьев, когда он пытался превратить ленинградскую организацию в опору своей антиленинской фракции, прибегал к таким же антипартийным методам заигрывания с ленинградской организацией, охаивания Центрального Комитета ВКП(б), якобы не заботящегося о нуждах Ленинграда, отрыва ленинградской организации от ЦК ВКП(б) и противопоставления ленинградской организации партии и ее Центральному Комитету». Что любопытно - на пленуме Ленинградского обкома, состоявшемся 21 февраля, с этими обвинениями никто не спорил. Их даже отчасти прокомментировали. Сейчас это объясняют тотальной запуганностью ленинградского актива… интересно, чем можно так сильно напугать людей, переживших войну и блокаду, чтобы заставить согласиться с заведомо неправильными обвинениями? Но вот что говорил сам Попков:
Цитата 10.1 «Дело обстояло таким порядком, что абсолютное большинство вопросов, которые шли из областного и городского комитетов партии… они шли в ЦК через Кузнецова. Меньше было поставлено вопросов через Жданова, больше -через Кузнецова. Причем… я считал такую постановку правильной. Я видел стремление Кузнецова руководить Ленинградской организацией, но я не понимал, что этим он отделяет Ленинградскую организацию от ЦК ВКП(б)…
Вот некоторые факты. Мне товарищ Кузнецов однажды позвонил и с возмущением накричал на меня (я за один крик должен был поставить в известность ЦК партии): "Что вы строите дорогу в Териоки? (Зеленогорск. - Е.П.) -Для того, чтобы вам легче было ездить на дачу?" Я сказал: сдается курортная зона, нужна дорога. Есть решение сессии Ленсовета и горкома партии. "Это вы все придумали. Такие вопросы нужно согласовывать с ЦК- вы не имеете права решать такие вопросы…" Теперь я понимаю, что, требуя согласования таких вопросов с ЦК, под ЦК он разумел себя.
Приезжает Вербицкий ("секретарь Ленинградского горкома. - Е. П.) и говорит: "Я был у Алексея Александровича Кузнецова, который спрашивал меня, на каком основании вы хотите снять трамвайное движение с проспекта Энгельса ?.." Вербицкий тогда заявил: такие вопросы Кузнецов требует согласовывать с ним…
Кузнецов мне предложил: "Будете готовиться к пленуму, привезите резолюцию предварительно, мы ее вам здесь поправим, у нас аппарат большой… "»
Напоминаем: Кузнецов был секретарем ЦК, начальником Управления кадров, а не куратором Ленинграда. В Советском Союзе такие действия не приветствовались, не раз и не два местному начальству советовали не искать себе «шефов» в Москве - но все, естественно, как об стенку горох.
«…В правильности действий Кузнецова я сомневался. Будучи в Москве, я зашел к Аядрею Александровичу Жданову и рассказал ему об этом. Андрей Александрович разъяснил мне: Кузнецов так действовать не имеет права. "Почему, - сказал,
- я таких претензий не имею? А ведь, кажется, я больше прав имею на Ленинград, чем Кузнецов"… Я говорю: "Как быть?"
- "Вы поменьше советуйтесь с Кузнецовым, чаще докладывайте о работе мне, а я буду докладывать Политбюро".
…Я заходил к Андрею Александровичу… Меня товарищ Жданов спросил: "Чем, товарищ Попков, объяснить, что на вас озлился Кузнецов? - Тем, говорю, что вы мне посоветовали: я перестал его информировать". - "Нет, посмотрите, здесь что-то большее". - "Хорошо, говорю, пригляжусь". Но я так и не понял…»
Вообще читать все это довольно противно: как они, оправдываясь, друг друга топят. И, что любопытно, они ведь суть претензий так и не понимают. Вот Капустин, второй секретарь:
«В системе нашей было так: как поездка - так обязательно зайти. В последний раз, когда я с делегацией приехал приветствовать Московскую партийную конференцию, я приветствовал ее от души, по-ленинградски. И… опять не преминул к нему зайти. Зайти к снятому секретарю! Чего ради зашел? Зачем?»
Тут уж покоробило даже ко многому привычного Маленкова.
«Дело не в том, что вы ходили или не ходили к товарищу Кузнецову - он был секретарем ЦК: почему бы не зайти?
- А дело в том, что Центральный Комитет не знал, о чем вы говорили с Кузнецовым, какие указания давал Кузнецов. Все это замкнулось в группе…У Центрального Комитета есть секретариат, есть бюро, есть Политбюро, и, в зависимости от важности вопроса, решает Секретариат, бюро или Политбюро. В партийном порядке… Вы поддерживаете другой порядок - единоличное решение вопроса, единоличные указания. Вот о чем идет речь. А не о том - зашел или не зашел ? Заходите, пожалуйста. Разве это запрещено ? Вы и сейчас не понимаете, о чем идет речь…»
А нынче стало л и яснее, о чем речь? Сейчас ведь рассматривают дело так, как и Капустин, - словно бы разговор исключительно о личностях. Ошибся Кузнецов или не ошибся, разгневался на него вождь или не разгневался. А ведь проблема совершенно в другом - во взаимоотношениях центра и регионов. И порядок, когда партийные организации должны быть прозрачны для ЦК, установлен не от хорошей жизни.
Беда крылась в специфической системе управления страной. Она тоже появилась от отчаяния, когда власти поняли, что не могут заставить работать государственный аппарат -но от этого не легче. В 20-х годах установился такой механизм руководства: формирующийся новый госаппарат плотно курировала партия. Все, кто занимал более или менее видные посты, являлись членами ВКП(б), которая управляла, пользуясь партийной дисциплиной, ибо государственную не ставили ни в грош. Партия не была иерархической структурой, полномочия в ней делегировались снизу вверх, низы были чрезвычайно активны - в этих условиях любая замкнутая группа тут же начинала проводить свою линию во всех областях жизни, до которых могла дотянуться. Это даже если у нее не было идеологических особенностей. А если были?
У меня есть любимый пример. Допустим принято решение проводить коллективизацию. При этом треть организаций подчиняется решению, как оно есть; еще треть выступает за тотальное обобществление всего, что движется, и действует соответственно, расстреливая всех, кому это не нравится; а остальные стоят за «постепенное врастание» крестьянина в кооператив и не делают вообще ничего. И что, в таком случае, начнется в стране?
Или другой пример, из реальной жизни. В Казахстане, в середине 30-х годов, ЦК республики по партийным каналам передал указание: судить расхитителей колхозного добра собранием колхозников с приведением приговоров в исполнение - короче говоря, велено было устраивать самосуды. И ничего себе подготовочка к принятию Конституции! Не от хорошей жизни в ЦК хотели знать, о чем разговаривают между собой коммунисты: если этот процесс не контролировать, они такого наворотят!
Лишь после «тридцать седьмого года» партийных руководителей удалось более-менее привести в чувство. И вот опять: всего два года, как Кузнецова взяли в аппарат ЦК, а уже появилась группа и уже черт знает что вытворяют: провели ярмарку на всю страну, угрохали кучу денег, убытков на четыре миллиарда. Есть от чего озвереть…
И ведь это самое безобидное, из того, что придумали в Ленинграде. У них в головах бродили такие идеи, что закачаешься!
Снова Попков:
«Я неоднократно говорил - причем говорил здесь, в Ленинграде… говорил это и в приемной, когда был в ЦК… о РКП. Обсуждая этот вопрос, я сказал такую штуку: "Как только РКП создадут - легче будет ЦК ВКП(б): ЦК ВКП(б) руководить будет не каждым обкомом, а уже через ЦК РКП". С другой стороны, я заявил, что, когда создадут ЦК РКП, тогда у русского народа будут партийные защитники».
То есть Попков во всеуслышание признается в том, что агитировал за создание компартии России. Знакомая история, не правда ли? На эту идею сорок лет спустя купились люди куда более образованные, чем тогдашнее партийное начальство. А Кузнецов выдвигал идею сделать Ленинград столицей России, перевести туда республиканские министерства. Трудно ли догадаться, кого он видел в роли Первого секретаря Российской компартии?
Надо ли объяснять, что значит создание такой партии при тогдашней структуре страны? Это значит, что партийный центр мгновенно превратится в аналог СНГ, всецело зависящий от воли республиканских компартий. А определять эту волю станет самая многочисленная организация - РКП. Как вы думаете, будет ли Кузнецов, при его-то характере, выполнять решения Москвы? Впрочем, мы все это наблюдали в натуре: сначала создание РКП, потом появление президента России - а затем легкий и элегантный перехват управления у союзных структур.
Вот и вопрос: было ли такое в планах «ленинградцев», когда они выдвигали эту идею, или же они просто «не подумали»… Любопытно, что со Ждановым Попков о создании РКП не говорил - стало быть, соображал, что не так эта идея чиста, как кажется.
…Впрочем, «ленинградцы» отделались легко. Кузнецова назначили начальником Дальневосточного бюро ЦК, которое, правда, пока существовало только на бумаге - но кто мешал новому начальнику заняться его организацией? Родионова и Попкова направили на партийные курсы при ЦК ВКП(б) - по-видимому надеясь, что с образованием к ним придет понимание того, что такое государственная дисциплина и для чего она нужна. Но официальная версия упорно считает: их сняли, чтобы вскоре арестовать.
А вот это не факт! Общеизвестна истина: «вслед за этим» не всегда означает «вследствие этого». Возможно, одно с другим как-то связано - но вовсе не обязательно, что уже тогда, в феврале, их судьба была решена. Секретарей ЦК снимали и вправду редко - но бывало. Маленков за бардак в авиапромышленности поплатился тем же самым. Но уж Попков точно был не одинок: в конце 40-х - начале 50-х годов прошла целая серия региональных скандалов. «Ульяновское дело» - секретарь обкома снят за пьянство и расхищение спирта. Карельский обком - развал работы, пьянство, растраты. «Челябинское дело» - развал работы, блат, пьянство, бытовое разложение и т. д. Кстати, и Кузнецова Хрущев, уже в 1954 году, «обласкал», заявив во всеуслышание в Ленинграде, на собрании партийного актива: «Известно, что тов. Кузнецов и другие допускали разные излишества, выпивки допускались. И расходование средств государственных не по назначению допускалось, и бахвальство, и некоторое зазнайство…»
Партийных секретарей снимали постоянно: за развал работы, пьянство, групповщину, воровство… Одних сажали, другим находили работу по силам. Показательна в этом смысле история секретаря Московской организации Попова. Он, кстати, тоже выходец из Ленинграда, тоже секретарь ЦК, и сняли его в том же 1949 году за совершенно замечательные художества. Как было написано в письме, с которого начались его неприятности, товарища Попова «одолевает мысль в будущем стать вождем нашей партии и народа». Что касается фактов, то он вознамерился управлять всем, что расположено в Москве, в том числе союзными министерствами. Как было написано в постановлении Политбюро, Попов пытался «подмять министров и командовать министерствами, подменить министров, правительство и ЦК ВКП(б)» и многое, многое другое. В сравнении с постановлением по Москве «ленинградцев» просто по головке погладили.
Казалось бы - таких должны отстреливать в первую очередь. А вот ничего подобного! Товарища Попова, действительно, сняли с постов секретаря ЦК и первого секретаря МГК, но вот арестовывать его никто и не думал. Впоследствии, еще в сталинское время, он занимал министерские посты, был директором завода, при Хрущеве - послом в Польше, потом снова директором завода, благополучно дожил до пенсии и умер в 1968 году. Так что дело было в чем-то другом…
Разбирая эти вопросы, надо очень четко понимать: есть Устав партии, а есть Уголовный кодекс. В сталинское время одно с другим не путали. В постановлении по «ленинградцам», в принципе, можно найти и статьи УК - превышение власти там точно есть. Но вот статья 58 в нем не содержится - его герои виновны лишь в нарушениях Устава партии.
В действиях председателя Госплана Вознесенского прегрешений против партийного устава нет. Осужден он был на одном судебном процессе с «ленинградцами», но начиналось его дело самостоятельно - однако сразу после разборок с
264
Кузнецовым и его командой. Это заставляет кое о чем задуматься. Если «ленинградцы» в своих неприятностях виноваты исключительно сами - не стоило быть такими борзыми! - то председателя Госплана Вознесенского, возможно, слегка подставили.
Итак, не успел отгреметь «ленинградский» скандал, как начался скандал в Госплане. 1 марта 1949 года заместитель Вознесенского Помазнев написал в Бюро Совмина записку, в которой предал гласности перекосы в планировании. А 3 марта пришла какая-то очень уж своевременная жалоба от министра внутренних дел Круглова на непосильный для его ведомства план.
Бюро Совмина назначило проверку деятельности Госплана - и волосы у тех из проверяющих, у кого не было лысины, встали дыбом, такие там вскрылись приписки и перекосы. Оказалось, что председатель Госплана систематически занижал план одним министерствам и завышал другим. Соответственно у тех, кого он «любил», были хорошие показатели, премии и пр. А вот МВД товарищ Вознесенский, должно быть, недолюбливал…
Надо ли объяснять, к чему вели такие фокусы в условиях плановой экономики? К дезорганизации экономической жизни страны. В результате Вознесенский, естественно, полетел из Госплана - однако не на новую работу, а в бессрочный отпуск. Другого места работы для него не планировали, и неудивительно: как бы ни повернулось дело, товарищу Вознесенскому в ближайшем будущем предстояло на практике познакомиться с Уголовным кодексом. Хотя бы потому, что такие игры никогда не ведутся бескорыстно.
Итак, Вознесенского отстранили, а в Госплане началась тотальная проверка. Обнаружила она такое, рядом с чем все предыдущие факты были не компроматом, а так, семечками. За пять лет, с 1944 по 1948 год, в этом ведомстве пропало 236 секретных документов. Причем это были не бумажки на одном листочке. Вот лишь некоторые из пропаж: несколько государственных планов восстановления и развития народного хозяйства (документы на сотнях листов); планы меньшего масштаба, отдельные постановления, которые тоже не надо недооценивать. Например, исходя из баланса разных видов оборудования в пятилетнем плане можно было составить представление о дальнейшей экономической стратегии советского руководства. Ну, а такие документики, как сведения об объемах перевозок нефти и нефтепродуктов или об организации производства радиолокационных станций, говорят сами за себя.
Подбор пропаж тоже впечатлял. Во всем списке только один документ - об издании учебников для школ Украины - не был «находкой для шпиона» (должно быть, его на самом деле потеряли). Выяснилось, что Вознесенский о происходящем прекрасно знал, однако никаких мер не принял. В первом приближении партийные органы посчитали случившееся выдающимся бардаком. Вознесенского исключили из ЦК, а по факту пропажи документов началось следствие.
Чтобы правильно понять ситуацию, надо кое-что знать. В 1945 году советское правительство обратилось к Соединенным Штатам с просьбой о кредите на восстановление разрушенного войной народного хозяйства. Американское правительство согласилось дать кредит, но потребовало в ответ информацию о состоянии советской экономики такой глубины и объема, что наши отозвали просьбу: лучше уж самим выбираться, чем снабжать потенциального противника подобными сведениями. И самое естественное предположение, когда вскрылась госплановская клоака, было: американцы нашли более дешевый выход.
В деле явственно запахло шпионажем.
Шпионажем пахло и в «ленинградском деле». Именно с него оно и началось. Летом 1949 года МГБ по своим заграничным каналам получило информацию, что второй секретарь (теперь уже бывший) Ленинградского обкома Капустин является агентом английской разведки. 23 июля Капустина берут, 4 августа он начинает говорить, и уже 13 августа за решеткой оказываются первые герои «ленинградского дела»: Кузнецов, Попков, Родионов, председатель Ленинградского горисполкома Лазутин, секретарь Крымского обкома Соловьев. Вскоре за решетку попали и другие партийные аппаратчики.
Первый, основной процесс по «ленинградскому делу» состоялся 30 сентября 1950 года. Суд был вроде бы открытым, хотя состав присутствующих узок: офицеры МГБ и партийные аппаратчики. На скамье подсудимых - девять человек. Все признали себя виновными, ни один не отказался. Кузнецов, Родионов, Попков, Вознесенский, Лазутин и Капустин были приговорены к высшей мере, еще один их подельник получил 15 лет и двое - по десять.
Долгое время одним из свидетельств, что «ленинградское дело» идет в графе политических репрессий, являлось количество тех, кто был по нему привлечен. Говорили и писали, что осуждено более 2000 человек, из них 200 приговорены к смертной казни. Но сейчас выяснилось, что его масштабы гораздо меньше, чем принято думать. 10 декабря 1953 года МВД подготовило для Хрущева справку об осужденных и высланных по этому делу в 1949-1951 годах. Итак, на самом деле к высшей мере наказания приговорены 23 человека, 85 получили разные сроки - от 5 до 25 лет, и еще 105 человек отправлены в ссылку на срок от 5 до 8 лет. Из осужденных 36 человек работали в Ленинградском обкоме и горкоме, а также в областном и городском исполкомах, 11 - в обкомах других областей и 9 - в районах области. Как видим, на поверку дело-то невелико. Высланные - это, должно быть, члены семей, а самих осужденных - 108 человек, вместе с теми, кому дали по 5 лет (возможно, также члены семей). Собственно партийных работников - около 60 человек. При этом надо учитывать, что часть из них наверняка пошла под суд не по «политике», а за воровство - ибо злоупотребления в славном городе на Неве были, под стать его размерам и величию, беззастенчивы и громадны. Как видим, на репрессии никоим образом не тянет. Это явно какое-то групповое дело.
Когда в МГБ появился Игнатьев, в Ленинграде прошла новая волна арестов, в ходе которой пострадали еще несколько десятков человек - но это уже совсем другая история, которая, кстати, практически не исследовалась. В 1988 году список пострадавших увеличился до 600 фамилий - но это уже третья история…
Что известно о приговоре? Собственно говоря, ничего. В книге «Ленинградское дело» напечатаны выдержки из него.
В 1938 году подсудимые (Цитата 10.2) «объединились в антисоветскую группу с целью превратить ее в опору по борьбе с партией и Центральным Комитетом ВКП(б)»… Действовали они «с целью отрыва ленинградской организации от ЦК ВКП(б) и в намерении превратить Ленинградскую организацию в свою опору для борьбы с партией и ее ЦК…»
Они расставляли своих сторонников по всей стране, чтобы, «опираясь на таких антипартийных людей и имея в руках Ленинградскую организацию, взорвать партии изнутри и узурпировать партийную власть…»
Еще они, «действуя как раскольники, подрывали единство партии, распространят клеветнические измышления в отношении ЦК ВКП(б), вынашивали и высказывали изменнические замыслы о желаемых ими изменениях в составе Советского правительства и ЦК ВКП(б)».
Ну и, кроме того, подрывали бюджетную дисциплину, нарушали государственные планы и снижали тем самым эффективность работы народного хозяйства страны.
Да, конечно, с таким приговором людей можно реабилитировать автоматически. Ибо ни отрыв Ленинградской организации от партии, ни борьба с ЦК, ни даже пожелание внести изменения в состав правительства не являются уголовно наказуемыми деяниями. Более-менее к таковым можно отнести экономическую часть - перекосы в планировании, пропажу секретных документов - но касается все это одного лишь Вознесенского, и сколько за такие вещи дают, мы примерно знаем (см. «дело авиапрома»).
Без сомнения, этот документ полностью доказывает невиновность подсудимых и ужасный сталинский произвол. Вот только кто докажет, что эта бумажка является тем самым приговором, который был зачитан 30 октября 1950 года в Ленинградском Доме офицеров?
Но, может быть, это общая часть, за которой последуют конкретные преступления? Да, а с каких пор в общую часть приговора заносились деяния, не подвластные Уголовному кодексу? Когда это у нас судили за «подрыв единства партии» и «отрыв от ЦК»? В тридцать седьмом году, говорите?
Приведем, для сравнения, подлинный приговор состоявшегося весной 1938 года суда по делу «право-троцкистского блока». Подсудимые тоже принадлежали к партийной верхушке, а культура юстиции, кстати, была гораздо ниже. И вот как выглядит общая часть:
Документ 10.2.
«Подсудимые… являясь непримиримыми врагами Советской власти, в 1932 - 1937 годах по заданию разведок враждебных СССР иностранных государств организовали заговорщическую группу…
Право-троцкистский блок поставил своей целью свержение существующего в СССР социалистического общественного и государственного строя, восстановление в СССР капитализма и власти буржуазии путем диверсионно-вредительской, террористической, шпионско-изменнической деятельности, направленной на подрыв экономической и оборонной мощи Советского Союза и содействие иностранным агрессорам в расчленении СССР..»
Это - приговор! А то, что выдается за таковой по «ленинградскому делу», - максимум закрытое письмо ЦК, связанное с процессом, а то и просто фальшивка, сделанная на основе этого письма.
Ну что ж, давайте займемся любимым делом - реконструкцией событий. Что нам известно?
Известно, что следствие было проведено достаточно быстро. Уже 8 января 1950 года Абакумов направляет Сталину список арестованных и пишет:
Документ 10.3.
«Видимо, целесообразно по опыту прошлого осудить на закрытом заседании Выездной сессии Военной Коллегии Верховного Суда СССР в Ленинграде без участия сторон, то есть обвинения и защиты, группу человек в 9-10 основных обвиняемых.
Остальных обвиняемых осудить в общем порядке Военной Коллегией Верховного Суда СССР.
Для составления обвинительного заключения и подготовки дела к рассмотрению в суде нам необходимо знать лиц, которых следует осудить в числе группы основных обвиняемых…»
Как видим, уже в январе 1951 года в МГБ готовы были написать обвинительное заключение и передать дело в суд. Однако первый процесс над «основной группой» состоялся лишь в конце сентября. Почему?
В серьезных случаях, связанных с заговорами и шпионажем, МГБ не обладало всей информацией по делу. Она шла из разных источников - из Министерства госконтроля, Комитета информации, партийной разведки, из бериевских структур, еще по каким-то каналам. Всей ее полнотой обладал Сталин и, возможно, Маленков и Берия - у последнего, кстати, были и свои источники информации (один ГУСИМЗ чего стоил!) В этом причина того, что Сталин иной раз буквально вел за руку следствие. Он не мог и не собирался раскрывать источники информации, однако куда двигаться, подсказывал. К 8 января Абакумов свою работу выполнил, и теперь решить, что дело еще не закончено, мог только вождь.
А 12 января произошло экстраординарное событие. Президиум Верховного Совета СССР принял следующий указ:
Документ 10.4.
«Ввиду поступивших заявлений от национальных республик, от профсоюзов, крестьянских организаций, а также от деятелей культуры о необходимости внести изменения в Указ об отмене смертной казни с тем, чтобы этот Указ не распространялся на изменников родины, шпионов и подрывников-диверсантов, Президиум Верховного Совета СССР постановляет:
1. В виде изъятия из Указа Президиума Верховного Совета СССР от 26 мая 1947 года об отмене смертной казни допустить применение к изменникам родины, шпионам, подрывникам-диверсантам смертной казни как высшей меры наказания.
2. Настоящий Указ ввести в действие со дня его опубликования».
Трудно не увязать принятие этого указа с окончанием следствия по «ленинградскому делу».
Кстати, принято думать, что в случае с «ленинградцами» закон получил обратную силу - то есть людей расстреляли за преступления, которые на момент их совершения не карались смертной казнью. Но кто сказал, что их судили за то, что они делали с 1947 по 1950 год? Открытым текстом сказано, что их организация была создана в 1938-м. А до 1947 года смертная казнь в СССР существовала - так что никакой обратной силы здесь нет. Все абсолютно по закону!
…Поскольку Кузнецова со товарищи к диверсантам-подрывникам не отнесешь, ясно, что осудили их либо за измену Родине, либо за шпионаж. Согласно постановлению ЦИК от 8 июня 1934 года измена Родине определялась как «действия, совершаемые гражданами Союза ССР в ущерб военной мощи Союза ССР, его государственной независимости или неприкосновенности его территории, как то - шпионаж, выдача военной или государственной тайны, переход на сторону врага, бегство или перелет за границу».
Список деяний в этой статье конкретный, однако чрезвычайно узкий. Но правовые понятия со временем совершенствовались, так что, думаю, правильнее будет обратиться к кодексу 1961 года. Там измена Родине определяется шире: как «деяние, умышленно совершенное гражданином СССР в ущерб государственной независимости, территориальной неприкосновенности или военной мощи СССР: переход на сторону врага, шпионаж, выдача государственной или военной тайны иностранному государству, бегство за границу или отказ возвратиться из-за границы в СССР, оказание иностранному государству помощи в проведении враждебной деятельности против СССР, а равно заговор с целью захвата власти».
Как видим, единственное, что могло быть вменено «ленинградцам» - это шпионаж, выдача государственной тайны, оказание помощи в подрывной работе и подготовка государственного переворота. Шпионаж там был. А что еще?
…А еще мы знаем тех, кто, едва придя к власти, поторопился реабилитировать «ленинградцев». Реабилитация их состоялась 30 апреля 1954 года. А 7 мая Хрущев выступал по этой теме перед ленинградским партийным активом.
Речь эта не так популярна, как доклад на XX съезде, а жаль. Она замечательнейшим образом показывает очень многое. В том числе уровень правосознания как Хрущева, так и Генпрокурора СССР Руденко. Хоть это и не совсем по теме, но как удержаться, не привести парочку цитат!
Цитата 10.3. «В связи в ленинградским делом снят с работа и осужден Куприянов - бывший секретарь ЦК Карело-Финской республики. Узнав, что его арестовали по ленинградскому делу, я сказал т. Руденко: "Прошу пересмотреть дело Куприянова ". Он через несколько дней говорит: "Надо подумать".
"Что же тут думать, - спрашиваю, - мне хорошо известно, что он арестован по ленинградскому делу".
"Верно, - говорит т. Руденко, - по ленинградскому делу, но он в лагере снюхался с преступниками, с белогвардейцами. Он разговаривает там языком бандитов, белогвардейцев".
Тов. Руденко правильно ставит вопрос. Если он быстро пошел на сговор с белогвардейцами, нашел общий язык с классовым врагом, то у него нутро гнилое. Его надо бы из ленинградского "дела" исключить»…
То, что у товарища Куприянова «гнилое нутро» - спорить трудно. Это персонаж особый. Снят он был со своего поста 2 декабря 1949 года отнюдь не по политическим причинам, а за полный развал работы, очковтирательство, за то, что покрывал воров и коррупционеров и тому подобные подвиги. Но ведь для реабилитации важно не «нутро», а обоснованность осуждения, так? Получается, что, если невинно осужденный нравится прокурору, тот его освободит, а не нравится - пусть сидит дальше?
(Кстати, рассказывают совершенно дивную историю о первой встрече Абакумова и Руденко. В изложении самого Руденко, как он поведал ее 6 мая 1954 года ленинградскому партийному активу, она выглядела так:
Цитата 10.4. «Когда недавно представитель прокурорского надзора проверял Лефортовскую и Внутреннюю тюрьму Комитета госбезопасности… он зашел в камеру, где содержится арестованный Абакумов. На вопрос прокурора - не имеет ли Абакумов каких-либо жалоб на тюремный режим и условия содержания его под стражей, Абакумов заявил, что никогда не поверит тому, что прокурор смог посетить Внутреннюю тюрьму для производства проверки. Тогда представитель прокуратуры предложил Абакумову ознакомиться с его прокурорским удостоверением. На это Абакумов заявил: "Любое удостоверение можно подделать"».
Однако существует и альтернативная версия этого свидания. Увидев Руденко, Абакумов спросил: «Что, Хрущев пришел к власти?» - «Почему?» - удивился тот. «А кто же еще тебя, г…ка, назначит Генеральным прокурором?».
И наконец, мое любимое, совершенно беспримерное заявление:
Цитата 10.5. «Избиения арестованных в тюрьме, как вы теперь знаете, не являлись секретом. Как это тогда объясняли, да и сейчас некоторые говорят: врага надо бить. Но надо бить врага. Я тоже за то, что врага бить надо. Но ведь надо знать, что бьешь именно врага, а не невинного человека».
Он на самом деле так сказал! Кстати, из этой цитаты следует, что избиения арестованных не встречали особого протеста в партийной среде - по крайней мере, пока применялись к кому-либо другому.
Но все же изронил Никита Сергеевич золотое слово, рассказав, в чем на самом деле обвинялись «ленинградцы».
Цитата 10.6. «Вы помните, как фабриковалось дело. Утверждалось, что в Ленинграде была заговорщическая организация, которая хотела выделиться из Советского Союза, захватить руководство страной в свои руки… Утверждалось, что в Ленинграде хотят создать какой-то центр, противопоставить его Центральному Комитету партии…»
В таком случае все связывается, на свое место становятся и агитация за создание РКП, и идея объявить Ленинград столицей РСФСР. А возможности у них имелись, и еще какие! Кузнецов был начальником Управления кадров и мог расставлять любых людей на любые места. И кстати, немало успел: 22 декабря 1948 года Попков на конференции обкома с гордостью сказал, что за два года Ленинградская партийная организация выдвинула на руководящую работу 12 тысяч человек, в том числе 800 - за пределы области. Выходцы из Ленинграда стали руководителями Ярославля, Мурманска, Эстонии, Крыма, много их было во Пскове и в Новгороде -а прошло, напоминаем, всего два года. Еще парочка лет - и если верховный шеф всех этих людей выдвинет идею создания РКП, то может получиться так, что ее поддержит большинство российских парторганизаций. Противостоять этой инициативе Москва будет бессильна. Разве что Сталин, наделенный громадным авторитетом… но Сталин не вечен. А в дни безвластия после его смерти очень удобно будет все это провернуть, особенно имея в рядах председателя Госплана, способного в любой момент вызвать в стране экономический кризис. В конце 80-х эта идея была реализована. Результат известен.
Выдал Хрущев и конкретные планы. Помните: «организация, которая хотела выделиться из Советского Союза, захватить руководство страной в свои руки ?» Так захватить или выделиться? Или захватить, а если не получится, выделиться, выйти из СССР - сделать то, о чем столько времени кричали в конце 90-х?
Впрочем, выйти не получилось даже в 90-е годы, ибо процедура выхода республики из Союза была практически нереализуема. И тогда задействовали запасной механизм, дававший сто процентов гарантии.
Советский Союз погубила мечта его создателей о мировой революции. Когда в 1922 году обсуждалось его устройство, одним из основных аргументов (кроме прав народов) был следующий: не сегодня завтра грянет мировая революция, и чтобы облегчить создание «Земшарной республики Советов», надо строить ее зародыш - СССР - таким образом, чтобы новые члены коммунистического братства могли легко и безболезненно присоединиться к уже имеющейся структуре. Потом мечта умерла, а проблемы остались.
Республик в разное время было разное число, но союзный договор подписали только четыре: РСФСР, Украина, Белоруссия и Закавказская Федерация, остальные к ним присоединились. В 1936 году Закавказскую республику расформировали, осталось три. Достаточно было лидерам этих трех республик сговориться и разорвать союзный договор -и все, СССР переставал существовать. Как и было проделано в сентябре 1991 года в Беловежской пуще.
Мог ли такой сценарий задумываться в качестве запасного году этак в сорок седьмом? А почему, собственно, нет?
Конечно, при Сталине этих лидеров потом бы по кусочкам от башмаков окружающих их товарищей отскребали - но ведь Сталин не вечен! А после его смерти или отставки по возрасту и болезни…
А давайте-ка посмотрим, кто в 1947-1948 годах были лидерами основополагающих республик? Так, на всякий случай…
Кузнецов, как уже говорилось, видел себя главой РСФСР. А на Украине сидел не кто иной, как Хрущев - надо же, какое совпадение! Но еще интересней становится, едва мы окинем глазом список белорусского руководства. В феврале 1947 года двоих работников Управления ЦК по проверке партийных органов направили в Белоруссию, первым и вторым секретарями - напоминаем, именно тогда, когда Кузнецов работал начальников Управления кадров. Первым секретарем стал Гусаров, бывший до 1947 года инспектором, а номером вторым - заместитель начальника управления, некто Игнатьев. Да-да, тот самый. После расстрела «ленинградцев», в 1950 году, оба белорусских руководителя снова материализовались в столице.
Оба-на! РСФСР, Украина, Белоруссия. Кузнецов, Хрущев, Игнатьев.
Вот вам и связь, и мотив!
Вернемся теперь к доктору Тимашук, ее письмам и наградам. Орден, полученный ею в январе 1953 года в связи с «делом врачей», был не первым. В 1950 году она была награждена орденом «Знак Почета». Она по-прежнему работала в Кремлевской больнице, где начальником был все тот же Егоров, имевший могучие основания не любить доктора Тимашук. И тем не менее она получила орден, причем в тот самый год, когда осудили «ленинградцев» (к сожалению, не знаю, в каком месяце)… Это еще не связь - но тень связи…
Считается, что доктор Тимашук была секретным сотрудником МГБ. Но так ли это? Едва ли. Если бы она являлась осведомителем МГБ, ей не было бы нужды советоваться с майором Беловым, кому адресовать свое письмо. Она бы отлично это знала и мгновенно отрапортовала куда следует. Судя по тому, что письмо, после долгих колебаний по части адресата, было по совету майора послано Власику, показывает, что осведомителем Тимашук не была.
Тем не менее после разговора с Егоровым 4 сентября доктор пишет еще одно письмо в МГБ, на сей раз некоему Суханову. Существует и ее рапорт от 8 числа, на который при допросе ссылается Власик. Да, но если Тимашук не была сотрудником МГБ, зачем она пишет эти письма? Тем более какому-то Суханову - кто он такой?
Давайте задумаемся: а что еще должен был сделать Абакумов, получив письмо и указание Сталина его проверить? Да проще простого: встретиться с самой Тимашук! Не обязательно лично - но по ходу проверки ее встреча с кем-то из МГБ должна была состояться непременно. Возможно, работал по этому делу как раз тот самый Суханов. И логично было использовать для проверки (кроме прочих источников, разумеется) и саму Тимашук. В этом случае она, вполне естественным образом, писала бы отчеты в МГБ.
Итак, 7 сентября Тимашук перевели во второразрядную клинику. До сих пор она реагировала на все происходящее незамедлительно, и теперь тоже написала рапорт в МГБ. А 15 сентября она вдруг отправляет еще одно письмо, где тщательнейшим образом излагает историю на Валдае, действия свои и Егорова, и просит о помощи. Адресовано письмо… Кузнецову! И вот вопрос: почему именно ему? Если продолжать жаловаться, логичнее было бы писать Абакумову, Мех-лису, в конце концов, даже Сталину. Но почему Кузнецову? Потому что он был начальником Управления кадров? Первое письмо Тимашук вообще собиралась адресовать «на деревню дедушке», то есть просто в ЦК, а тут вдруг такое точное знание, к кому следует обращаться. Быстрая, однако, эволюция!
…В хронике 31 августа есть один неясный момент. Известно, что на вскрытии присутствовали Кузнецов, Попков и Вознесенский. До сих пор предполагалось, что они прилетели вместе с Егоровым. Но в книге Брента и Наумова я наткнулась на упоминание, которое все меняет. Оказывается, Вознесенский приехал на Валдай, когда Жданов был еще жив. Зачем? Может быть, их связывали особо теплые отношения и Вознесенский, узнав о тяжелом состоянии Жданова, примчался проститься? Может, конечно, и так…
Однако Хрущев все на том же заседании партактива в Ленинграде «обласкал» и этого героя: «Очень многие члены Политбюро не уважали Вознесенского за то, что он был хвастлив, груб, к подчиненным людям относился по-хамски». Мог скромный и деликатный Жданов испытывать симпатию к такому человеку? Едва ли…
И сразу возникает еще один вопрос: а это точно, что Кузнецов с Попковым появились в санатории уже после смерти Жданова?
И третий вопрос: имел ли Кузнецов основания не хотеть, чтобы к этому визиту было привлечено особое внимание? Если нет - значит, нет. А если да, то у нас развивается совершенно замечательная интрига.
…Давайте подумаем: что знал и чего не знал Кузнецов о скандале в Лечсанупре? Во многом это зависит от того, в каких отношениях он был со Ждановым и его семьей. Если в хороших, то супруга Жданова, уж верно, рассказала бы ему про споры вокруг диагноза. Если в плохих - нет. Кузнецов должен был знать, что существовала какая-то жалоба, что Егоров собирал совещание, которое признало его правоту, после чего инцидент был исчерпан. Едва ли Кузнецов вникал в существо конфликта, возможно, даже не знал, что жалоба была адресована в МГБ.
И тут он получает письмо Тимашук, где та подробнейшим образом рассказывает о ходе конфликта.
Документ 10.5.
«28/VIII с/г по распоряжению начальника Лечебно-Санитарного Управления Кремля, я была вызвана и доставлена на самолете к больному А. А. Жданову для снятия электрокардиограммы (ЭКГ) в 3 ч.
В 12 час. этого же дня мною была сделана ЭКГ, которая сигнализировала о том, что А. А. Жданов перенес инфаркт миокарда, о чем я немедленно доложила консультантам академику В. Н. Виноградову, проф. Егорову П. И., проф. Василенко В. X. и д-ру Майорову Г. И.
Проф. Егоров и д-р Майоров заявили, что у больного никакого инфаркта нет, а имеются функциональные расстройства сердечной деятельности на почве склероза и гипертонической болезни и категорически предложили мне в анализе электрокардиограммы не указывать на инфаркт миокарда, т. е. так, как это сделала д-р Карпай на предыдущих электрокардиограммах.
Зная прежние электрокардиограммы тов. Жданова А. А. до 1947 г., на которых были указания на небольшие изменения миокарда, последняя ЭКГ меня крайне взволновала, опасение о здоровье тов. Жданова усугубилось еще и тем, что для него не был создан особо строгий постельный режим, который необходим для больного, перенесшего инфаркт миокарда, ему продолжали делать общий массаж, разрешали прогулки по парку, просмотр кинокартин и пр.
29/VIII, после вставания с постели у больного Жданова А. А. повторился тяжелый сердечный приступ болей, и я вторично была вызвана из Москвы в Валдай. Электрокардиограмму в этот день делать не разрешили, но проф. Егоров П.И в. в категорической форме предложил переписать мое заключение от 28/VIII и не указывать в нем на инфаркт миокарда, между тем ЭКГ явно указывала на органические изменения в миокарде, главным образом на передней стенке левого желудочка и межжелудочковой перегородки сердца на почве свежего инфаркта миокарда. Показания ЭКГ явно не совпадали с диагнозом "функционального расстройства"».
Это поставило меня в весьма тяжелое положение. Я тогда приняла решение передать свое заключение в письменной форме Н. С. Власик через майора Белова А. М. - прикрепленного к А. А. Жданову - его личная охрана.
Игнорируя объективные данные ЭКГ от 28/VIII и ранее сделанные еще в июле с/г в динамике, больному было разрешено вставать с постели, постепенно усиливая физические движения, что было записано в истории болезни.
29/VIII больной встал и пошел в уборную, где у него вновь повторился тяжелый приступ сердечной недостаточности с последующим острым отеком легких, резким расширением сердца и привело больного к преждевременной смерти.
Результаты вскрытия, данные консультации по ЭКГ профессора Незлина В. Е. и др., полностью совпали с выводами моей электрокардиограммы от 28/ VIII-48 г. о наличии инфаркта миокарда.
4/IX-1948 г. начальник ЛечСанупра Кремля проф. Егоров П. И. вызвал меня к себе в кабинет и в присутствии глав, врача больницы В. Я. Брайцева заявил: "Что я Вам сделал плохого? На каком основании Вы пишете на меня документы. Я коммунист, и мне доверяют партия и правительство и министр здравоохранения, а потому Ваш документ мне возвратили. Это потому, что мне верят, а вот Вы, какая-то Тимашук, не верите мне и всем высокопоставленным консультантам с мировым именем и пишете на нас жалобы. Мы с Вами работать не можем, Вы не наш человек! Вы опасны не только для лечащих врачей и консультантов, но и для больного, в семье которого произвели переполох. Сделайте из всего сказанного оргвыводы. Я Вас отпускаю домой, идите и подумайте!"
Я категорически заявляю, что ни с кем из семьи тов. А. А. Жданова я не говорила ни слова о ходе лечения его,
6/IX-48 г. начальник ЛечСанупра Кремля созвал совещание в составе академ. Виноградова В. Н., проф. Василенко В. X., д-ра Майорова Г. И., патологоанатома Федорова и меня. На этом совещании Егоров заявил присутствующим о том, что собрал всех для того, чтобы сделать окончательные выводы о причине смерти А. А. Жданова и научить, как надо вести себя в подобных случаях. На этом совещании пр. Егоров еще раз упомянул о моей «жалобе» на всех здесь присутствующих и открыл дискуссию по поводу расхождения диагнозов, стараясь всячески дискредитировать меня как врача, нанося мне оскорбления, называя меня «чужим опасным человеком».
В результате вышеизложенного, 7/Х-48 г. меня вызвали в отдел кадров ЛечСанупра Кремля и предупредили о том, что приказом начальника ЛечСанупра с 8/Х с/г я перевожусь на работу в филиал поликлиники.
Выводы:
1) Диагноз болезни А. А. Жданова при жизни был поставлен неправильно, т. к. еще на ЭКГ от 28/VIII-48 г. были указания на инфаркт миокарда.
2) Этот диагноз подтвердился данными патолого-анатомического вскрытия (д-р Федоров).
3) Весьма странно, что начальник ЛечСанупра Кремля пр. Егоров настаивал на том, чтобы я в своем заключении не записала ясный для меня диагноз инфаркта миокарда.
4) Лечение и режим больному А. А. Жданову проводились неправильно, т. к. заболевание инфаркта миокарда требует строгого постельного режима в течение нескольких месяцев (фактически больному разрешалось вставать с постели и проч. физические нагрузки).
5) Грубо, неправильно, без всякого законного основания профессор Егоров 8/IХ-с/г убрал меня из Кремлевской больницы в филиал поликлиники якобы для усиления там работы.
Зав. кабинетом электрокардиографии Кремлевской больницы врач Л. Тимашук».
Я не зря привожу это письмо целиком - оно очень умно составлено. На самом деле все было так, да чуть-чуть не так. Консультанты не подтвердили вывод Тимашук, не подтвердил его напрямую и патологоанатом. Мы рассматривали события, как они происходили в действительности, и нас не удивило, что делу не был дан ход. Однако в изложении Тимашук ситуация выглядит немного по-другому, но это «немного» приводит к вполне однозначному выводу: МГБ просто обязано провести следствие по делу о возможном убийстве Жданова (напоминаю, дело «кремлевских врачей» образца 1938 года было у всех на памяти). Обязано - но не провело. Почему?
(Кстати, к вопросу о том, в каком архиве хранилось письмо Тимашук. В 1952 году следователи МГБ вовсе не обязательно пользовались первым письмом. Возможно, они использовали ее письмо Кузнецову, которое вполне могло попасть в «ленинградское дело».)
Как известно, невинные и виновные ведут себя в одних и тех же ситуациях совершенно по-разному. Недаром говорят, что у страха глаза велики. Если за человеком числится что-то неположенное, ему все время кажется, что его подозревают, что спокойствие обманчиво, там, в глубине, плетутся против него тайные сети… Если Кузнецов имел причины скрывать факт визита к Жданову в день его смерти, у него сразу же должно было возникнуть подозрение, что на самом деле все это хитрые маневры, следствие идет, и, если внимание Абакумова и Сталина привлечет этот визит, неизвестно, до чего они докопаются.
Мы говорим: «Если за человеком числится что-то неположенное». Но ведь за Кузнецовым оно и в самом деле числилось! Короче говоря, если это письмо написано, чтобы пугнуть Кузнецова, оно должно было достичь цели.
Да, но зачем МГБ понадобилось путать Кузнецова? А вот тут надо знать некоторые особенности тогдашнего государственного устройства.
Питерский исследователь, коммунист Владимир Соловейчик рассказал мне, что первый компромат на Кузнецова Сталин получил еще в начале 1948 года. Предоставил его человек, против которого даже у секретаря ЦК средства не было - министр госконтроля Мехлис, бывший секретарь Сталина, один из тех людей, кому вождь доверял безгранично. О Министерстве госконтроля известно мало, но есть основания считать, что это была личная спецслужба главы государства.
Мехлис и раскопал огромную кучу компромата на ленинградских лидеров - в основном чисто экономического. Воровали в славном городе на Неве так, что жуть брала. На неучтенных трофеях делались совершенно умопомрачительные бабки, и это был не единственный источник дохода. Пустячок, а приятно: директор одного из ленинградских заводов преподнес товарищам Кузнецову, Попкову и кому-то еще по большой золотой шашке для них лично и по маленькой шашечке для сыновей. А где воровство по-крупному, там редко обходится без политического криминала. Мало кто знает, но основной причиной развала СССР в 1991 году было желание первых лиц республик уйти от ответственности за экономические злоупотребления совершенно фантастических масштабов. После того как на всю страну прогремело «дело Рашидова», первого секретаря компартии Узбекистана, которого даже высокий партийный пост не спас от ответственности, прочие первые секретари и брызнули в разные стороны вместе с вверенными им республиками…
…Мехлис свое дело сделал, а заниматься политической частью должно было МГБ. Вот только МГБ не имело права разрабатывать людей, входивших в партийную номенклатуру, без санкции Политбюро. А Политбюро для санкции нужны были железные основания. Но как можно предоставить эти самые основания, если нельзя производить никаких мероприятий, даже вести агентурную разработку? Получался замкнутый круг. Можно, конечно, махнуть рукой и привлечь ленинградских руководителей за экономические преступления - но почему они ведут такие упорные разговоры о создании РКП?
МГБ оказалось в оперативном тупике. Но Абакумов, мастер игры, имел в арсенале самые разнообразные приемы. В том числе и очень простой, но эффективный: пугнуть подозреваемого и посмотреть, что получится. И если Кузнецов был на подозрении, то письмо Тимашук вполне могло сыграть роль такой вот пугалки. Если человек не виноват -он примет меры по письму и забудет о нем. Но коли виноват, то неминуемо занервничает. И что дальше? А дальше все зависит от опыта. Старый конспиратор уйдет на дно, будет вести себя тише воды, ниже травы, никуда не ходить, ни с кем не общаться. А неопытный поступит с точностью до наоборот - пойдет на поводу у настоятельной потребности посоветоваться. Тем более ситуация неоднозначная - может быть, все кончится ничем, а возможно, они на пороге провала. Кузнецов - начальник Управления кадров, он имел возможность рассадить своих сторонников по всей стране и теперь попытается их собрать. Стало быть, надо отслеживать массовые мероприятия, в которых…
И тут грянула Ленинградская оптовая ярмарка. Недозволенная, нелепая, разорительная затея, организаторы которой отлично знали, что за такое мало не покажется. Зато позволяющая собрать людей со всей страны.
Если эти рассуждения верны, то ярмарка и в самом деле явилась стартом «ленинградского дела». Дальнейшее было уже чисто техническим вопросом. Кузнецова со товарищи сняли с высоких постов, а когда они вышли из-под защиты номенклатурных привилегий, стали разрабатывать, как простых смертных.
Косвенно в пользу этой версии свидетельствует еще один совершенно замечательный документ, который 29 января 1952 года Игнатьев прислал на утверждение Маленкову.
Документ 10.6.
«В архивах некоторых органов МГБ хранятся дела на лиц, занимающих в настоящее время ответственные посты в партийном и советском аппаратах. Дела эти состоят в основном из показаний арестованных за 1937-1938 гг., анонимных заявлений и других материалов, трудно поддающихся проверке.
Есть дела производства бывших экономических отделов НКВД-УНКД, в которых неудачные мероприятия честных советских специалистов преподносились агентурой, как вредительские акты, ничем в последствии не подтвердившиеся.
Все эти материалы при выдвижении проходящих по ним лиц на ответственную партийную и советскую работу, как правило, партийными органами учитывались.
МГБ СССР считает целесообразным:
1. Изъять из архивов органов МГБ дела на лиц, занимающих в настоящее время ответственные посты в
283
партийном и советском аппаратах (секретарей и заведующих отделами ЦК компартий союзных республик, крайкомов, обкомов и горкомов ВКП(б), председателей советов министров республик, председателей краевых и областных исполкомов, министров СССР, их заместителей и им равных) и снять их с общего оперативного учета в органах МГБ.
2. Поручить министрам государственной безопасности республик, начальникам УМГБ краев и областей лично просмотреть указанные дела и при отсутствии в них материалов, дающих основание подозревать проходящих по делам лиц в проведении вражеской или иной преступной деятельности, и, если на них после сдачи дел в архив не поступило других компрометирующих материалов, вынести соответствующее заключение и направить дела в МГБ СССР для хранения в особом фонде.
Материалы, не подтвердившиеся, а также не представляющие никакого оперативного интереса, вследствие их малозначительности и давности, уничтожить по акту.
Дела, в которых имеются материалы, вызывающие сомнение, либо требующие проверки по другим мотивам, а также на лиц, в отношении которых дополнительно поступили другие компрометирующие материалы, подвергнуть тщательной оперативной проверке. О результатах проверки доложить Первым секретарям ЦК компартий союзных республик, краевых и областных комитетов ВКП(б) и поступить по их указаниям.
3. По делам, хранящимся в особом фонде МГБ СССР, справки выдавать только по запросам Центрального Комитета ВКП(б).
Обязать МГБ СССР, в случае поступления новых заслуживающих внимания материалов на лиц, проходящих по делам, хранящимся в особом фонде, предоставлять Центральному Комитету ВКП(б) исчерпывающую информацию по всем материалам. На лиц, снятых с ответственной работы в партийном и советском аппаратах, материалы из особого фонда передавать соответствующим органам МГБ для оперативного использования в общем порядке.
4. Еще раз строго предупредить руководителей местных органов и центральных управлений МГБ СССР о том, чтобы агентура не направлялась на разработку лиц, работающих в партийных органах или занимающих ответственное положение в местных органах советской власти. Если от агентуры или из других источников в органы МГБ на указанных лиц будут поступать материалы инициативно, докладывать их Первым секретарям ЦК компартий союзных республик, крайкомов, обкомов ВКП(б) и поступать с такими материалами по их указанию». Особо, конечно, интересен п. 4, но и остальные неплохи. И тут ко времени будет вспомнить странные командировки в Узбекистан заместителей министра ГБ - сперва Гоглидзе, а потом Огольцова. Записка датирована 29 января, а Огольцов назначен министром ГБ Узбекистана в середине февраля. Случайность?
Что здесь любопытного? Пункт назначения. Столицей Узбекистана, как известно, является Ташкент, а именно Ташкент был основным местом эвакуации для разного рода важных персон советского государства. С началом войны наркомом внутренних дел в эту республику был назначен Амаяк Кобулов, брат Богдана Кобулова, высокопрофессиональный разведчик. В узбекских архивах должно было накопиться много интересного…
А в целом этот документ можно рассматривать как свидетельство заботы о том, чтобы «ленинградское дело» не могло повториться. Убрать из архивов «органов» весь компромат на партийных деятелей, даже устаревший - кто знает, как все эти невинные с виду сведения станут «работать» в случае появления нового компромата? Собрать всю информацию в особом архиве (заодно почистив), поставить работу по ней под тщательный контроль партийных деятелей. И вывести на будущие времена их всех из сферы действия МГБ.
Притом, что практически все заговоры в СССР зарождались в партийной и государственной верхушке.
Делла, это настолько нелепое предположение, что, на первый взгляд, оно полностью лишено смысла. Но только так можно объяснить все до единого факты в деле. Выслушав, ты сама будешь удивлена, почему мы раньше до этого не додумались
Эрл Стенли Гарднер