7

– Нет, ты представляешь, оно было там, сидело там, внутри этой бабульки!.. – Михаил сделал большой глоток пива и шумно выдохнул, вновь переживая момент, выбивший тогда его из колеи.

– И на что оно было похоже?

Михаил пожал плечами:

– На насекомое. Ну, типа муравья.

– А может, богомола?

Михаил недоуменно воззрился на Черного:

– Кого? Монаха?!

Черный терпеливо пояснил:

– Богомол – это насекомое. Он отличается тем, что передняя часть его туловища стоит вертикально и передняя пара ног висит в воздухе и используется, ну, как руки у человека, для всяких там действий.

Михаил задумался, припоминая.

– Да, похоже на то.

– А потом что? – нетерпеливо спросил Черный.

– Да я не особо и помню, – признался Миша. – Я как увидел, что внутри у этой бабульки, так просто в ступор впал. Седой мне еще что-то там говорил, но я ни хрена не помню. Как отшибло. Только все пялился на этого урода и глазами хлопал.

– Вообще ничего не помнишь?

– Не-а. То есть кое-что, конечно, помню… они затем еще с этими, ну, которые под людей замаскированы, разговаривали. А потом мы оттуда выбрались.

– Как?

– Да с помощью лифта. Он как раз в ту трансформаторную будку и выходил. И обратно тем же маршрутом дошли до лагеря. Мы с Седым сразу же отправились к машине и вернулись в Москву.

– А остальные?

– Те там остались, но, похоже, ненадолго. Когда мы уезжали, они как раз начали палатку сворачивать.

– А что они там искали-то?

Михаил пожал плечами и вновь глотнул пива.

– Да не знаю я. Но судя по всему, того, что искали, они там не нашли.

– Почему ты так думаешь?

– Да они какие-то смурные потом были все. Седой тоже всю дорогу молчал. И мужик тот, с пастью… тоже недовольный был сильно… Или, может, они узнали что-то неприятное? – Михаил допил пиво и, нагнувшись, бросил пустую бутылку в кучу мусора, буквально похоронившую изъеденную ржавчиной урну. Москва и раньше не отличалась особенной чистотой, но перестройка, ускорение и последовавший за ними переход к свободе и демократии окончательно загадили столицу некогда великой, а сейчас развалившейся на части страны. Миллионы населявших ее людей теперь были по большей части заняты попытками найти свое место в том хаосе, в который превратилась жизнь, так что им не было никакого дела до двух молодых парней, сидящих на лавочке в парке ЦДХ. Тем более что народу в этом парке практически не было. Лампочки в парковых торшерах частью перегорели, частью были побиты, так что когда наступали сумерки, редкий прохожий рисковал сократить путь через мрачную темноту.

– Ладно, пошли в метро, – подытожил Черный, после пары вопросов поняв, что ничего больше из Миши сегодня извлечь не удастся. Михаил уныло кивнул и поднялся с лавочки.

– Слушай, – начал Черный, когда они уже подходили к «Октябрьской», – а Седой больше про мою тетрадь никаких разговоров не заводил?

– Не-а, – качнул головой Михаил и, кивнув однокурснику, с которым его теперь так крепко связывала общая тайна, нырнул в распахнувшиеся двери.


В институте Михаил появился только через полторы недели. Весь день он старательно отводил взгляд, когда Черный пытался поймать его. У них уже как-то сложилось, что все разговоры о Седом и обо всем, что с ним связано, они вели только после занятий, причем где-нибудь в стороне от людей. Но просто кивнуть или сделать какой-нибудь знак можно же было…

В знакомом сквере до Черного наконец дошло, что Михаил страшно напуган. Он молча присел рядом. В таком состоянии у человека очень неустойчивая психика. Неловкое движение, неудачная фраза да просто неуместная с его точки зрения улыбка или какая иная гримаса могут сразу вызвать неприятие. И все – разговор закончится, не начавшись.

Михаил молчал недолго.

– Понимаешь, мы обречены!

– Обречены?! – не понял Черный.

– Ну да… – Миша яростно потер лицо. – Нас продали. Понимаешь? Продали!

– Кто?

– Создатели. Они сначала создали нас, а потом бросили. Ушли. Но сохранили права на Землю.

Черный несколько мгновений переваривал шокирующую новость, а потом потребовал:

– Рассказывай…


Седой торчал на кухне и пялился в экран маленького телевизора, на котором какой-то кретин вещал на всю страну о возрождении тысячелетней Руси и христианских ценностях. Хотя любому нормальному человеку уже давно было ясно, что такое государственное образование, как Россия, кончилось и единственное, что можно сделать, – это продать все, что только можно – от ржавой «копейки» до, скажем, Магнитогорского металлургического комбината, – и валить отсюда в нормальную страну, в которой априори не может быть никаких перестроек, ускорений и всяческих кризисов.

– Привет, – равнодушно поприветствовал он Михаила, – чего пришел?

– Так я это… – неловко начал тот, – спросить хочу.

– Валяй!

– А ты не можешь дать мне точные координаты места, где, ну, та тарелка под землей была?

Седой молча поднялся и вышел из кухни. Спустя минуту появился вновь и небрежно швырнул на кухонный стол автомобильный атлас.

– Другой карты нет, извини. Открой страницы семнадцать – восемнадцать.

Михаил послушно раскрыл атлас. Он не ожидал, что Седой вот так просто решит пойти навстречу. Думал, что его придется уговаривать, придумывал разные причины, по которым ему (ну конечно, как Регистратору) просто необходимо знать точные координаты той операции. А Седой даже не спросил ничего.

– Верхний правый угол – лесной массив, вот вся нижняя треть, от просеки и до озера, и есть то место, где расположена база. Уж не знаю, по каким учетам она проходит – военным или, скажем, госрезерва.

– А как вы про нее узнали?

– У нас свои способы, – уклончиво ответил Седой.

Михаил задумчиво потер лоб. Что-то не складывалось. Похоже, столь спокойная реакция Седого на его просьбу была вызвана не неким, пока еще мало понятным законом баланса, от которого Седой и плясал все это время, а просто тем, что ему отчего-то стало на все наплевать.

– Слушай, а чего случилось-то?

Седой отвел взгляд от «говорящей головы» на экране и насмешливо посмотрел на Михаила.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, ты какой-то смурной все время, как с той базы вернулись. Что там произошло?

Взгляд соседа изменился. Он несколько мгновений пристально разглядывал Михаила, а затем вздохнул и ткнул пальцем в кнопку пульта. Телевизор погас.

– Наверное, вы имеете право знать… – задумчиво пробормотал Седой, а затем кивнул Мише на табурет напротив себя. – Садись.

Тот послушно опустился на табурет.

– Что ты слышал о «яйцеголовых»?

Миша недоуменно пожал плечами:

– Ну, это… ученых всяких так прозывают.

– Я не о них. Просто заметил, что ты начал читать ваши тексты по поводу контактов с иными цивилизациями. По большей части это, конечно, мусор, но в любой куче мусора всегда можно найти и нечто полезное. При удаче, конечно, или если знать, что искать. Там такого прозвища не встречал?

– Да нет… не встречал, – честно признался Михаил. – А что?

Седой криво усмехнулся, скорее даже оскалился:

– Ну, тогда слушай. Яйцеголовые – одна из наиболее развитых технологических цивилизаций. Что уже ставит ее особняком. Все развитые цивилизации этой Вселенной являются магическими или, если тебе не очень нравится это слово, можешь назвать их псионическими или экстрасенсорными. Хотя ни один из этих терминов не полон, да и, по большому счету, неверен. Это не какой-нибудь закон или воля неких иерархов, просто в определенный момент издержки на развитие технологической цивилизации оказываются столь высоки, что дальнейшее развитие становится почти невозможным. Наступает кризис, который заканчивается либо деградацией и гибелью цивилизации, либо переходом на нетехнологический путь развития. Так вот, яйцеголовые – это на данный момент единственная цивилизация, сумевшая преодолеть подобный кризис и остаться на технологических рельсах. Поэтому они стоят в иерархии влияния во Вселенной этаким особняком. От остальных технологических цивилизаций, которые по шкале развития отстоят от вашей не так уж далеко, они давно оторвались, но к слою наиболее влиятельных принадлежать не могут. В первую очередь, вследствие большой разницы в ценностях.

Михаил наморщил лоб:

– В чем? Они что, беднее вас, что ли, и поэтому не тянут?

Седой вздохнул и покачал головой:

– Не совсем, хотя насчет «беднее» ты прав. Они действительно обладают на порядки меньшими ресурсами, чем наша цивилизация. Но дело не в этом. Просто… ну, например, они все еще способны лгать. – Седой замолчал, спокойно глядя на своего собеседника.

Миша потер щекой о плечо. И что? Не, ну врать напропалую направо и налево он и сам не любил. Но, скажем, посидеть с мужиками в гараже, а после Таньке сказать, что тренировка затянулась, так кому от этого плохо-то?

– Причем лгать не просто фактически, а и умышленно, – продолжил между тем Седой. – То есть говорить не только то, что им кажется правдой, но на самом деле не является ею, а и то, о чем они заведомо знают, что это ложь. Просто потому, что в данный момент им выгодно так говорить.

Михаил озадаченно уставился на соседа. Ну… в общем, он это и имел в виду. Хотя совершенно непонятно, в чем проблема-то?

– И что? Ну, если знаете, что они могут заливать, так просто будьте на стрёме. В чем вопрос?

Седой недоуменно посмотрел на него, как будто Миша только что ляпнул нечто совершенно идиотское, потом в его глазах мелькнула досада, причем, похоже, не на собеседника, а на самого себя, и он тихонько вздохнул:

– Ладно, проехали. Просто прими как данность, что ни одна из наиболее развитых цивилизаций не горит желанием иметь какие-то отношения с яйцеголовыми. По существу, они изгои, наличие которых всего лишь терпят, стараясь по возможности минимизировать любые контакты. Тем более что это достаточно просто. Ибо разные энергетические основы большинства развитых цивилизаций и яйцеголовых делают невозможной конкуренцию из-за ресурсов. Нам просто не нужно то, что их интересует, а они никак не мешают нам. Понятно?

– Да, – кивнул Миша, пока, впрочем, совершенно не понимая, зачем Седой ему это рассказывает.

– Так вот… – Седой сделал паузу, окинул Михаила оценивающим взглядом, будто все еще сомневаясь, рассказывать ему то, что собирался, или нет, а затем все-таки продолжил: – Яйцеголовые, их еще называют Клэреот… купили вас.

Михаил несколько мгновений недоуменно пялился на Седого, никак не осознавая только что услышанное, а затем переспросил:

– Кого?

– Вас, Землю.

Миша растерянно моргнул. Нет, он не какой-то там… новости смотрим. И видели, как где-то там, в Прибалтике, после того как распался Союз, целые дома вместе с жителями продавали и перепродавали по нескольку раз и как народ из-за этого мучился. Но всю Землю?! И что же им теперь так же, что ли? Непонятки какие-то получаются.

– Как это?

Седой снова вздохнул:

– Для нас самих это неожиданность. Обычно Создатели так не поступают. Пока есть необходимость – они ведут эксперимент, а затем либо включают Созданных в свою цивилизационную вертикаль, либо просто отпускают в… как у вас говорится, свободное плавание.

– То есть какие это создатели?

Седой озадаченно посмотрел на Мишу:

– Как – какие? Ваши. – И недоуменно качнул головой. – А ты думаешь, откуда вы взялись?

– Так это… – Миша наморщил лоб. – Ну, развились. Из этих… как его, обезьян.

Седой несколько мгновений пялился на Мишу, а затем громко расхохотался:

– Обез… обез… ой, уморил… Нет, вы только послушайте! Из обезьян… Ой, не могу!..

Миша насупился.

– И нечего ржать, – сурово начал он. – Наукой доказано…

– Наукой?! – воззрился на него Седой. – То есть ты имеешь в виду вашу науку? – И он заржал с новой силой, не обращая внимания на то, что на Мишиной физиономии нарисовалась гримаса сильной досады. Ну не привык он, чтобы над ним ржали.

– Прости, – мотнул головой Седой, когда чуть успокоился, – не удержался. Уж больно забавно это прозвучало – «наукой доказано»…

– И ничего забавного, – набычившись, огрызнулся Михаил. – А ты что, хочешь сказать, что нас, как в Библии говорится, из глины слепили?

Седой пожал плечами:

– Не совсем, но можно сказать и так. Из биологической глины, так сказать. Зачем создавать исходный материал для эксперимента на пустом месте, если можно взять местный и модифицировать в необходимую тебе форму? С вами так и поступили. Очень напоминает работу гончара, ты не находишь? Взять из земли глину и придать ей нужную тебе форму на гончарном круге.

Михаил снова потер щекой о плечо:

– Но ведь наука…

– Ваша наука, уж можешь мне поверить, пока еще только создает версии, а не познает истину. Ты когда-нибудь пытался проанализировать, как менялись взгляды вашей науки на протяжении хотя бы последних двухсот лет? В большинстве областей разворот на сто восемьдесят градусов. В восемнадцатом веке ученые и антиклерикалы яростно утверждали, что воскрешение невозможно, что если человек умер – так это конец. А сейчас любой заштатный хирург районной больницы к двадцатилетнему рубежу практики имеет на своем счету несколько выведений из состояния клинической смерти. И ничего, Господом себя не чувствует. Так же и в других областях – физике, химии, биологии. Вы что же, действительно считаете, что Вселенная возникла в результате того, что вы называете Большим взрывом, а скорость света – верхняя граница скорости во Вселенной?

– Ну… не знаю.

Седой покачал головой, потом вздохнул:

– Ладно, оставим это. К тому же все эти темы ничуть не приближают нас не просто к решению, но даже к осознанию возникшей перед нами проблемы. Итак, прими как данность: у вас есть Создатели. Мы называем их «Создатели из рас». Во-первых, потому что они сами в свое время были созданы, и во-вторых, потому что вы появились в результате эксперимента, который затеяли несколько рас. Так вот эти Создатели сделали вас для того, чтобы с вашей помощью провести некий эксперимент.

– Какой?

– Не важно… пока не важно. А важно то, что эксперимент пошел несколько по другому пути, чем планировалось. Конечно, для экспериментатора негативный результат – тоже результат. Причем нередко не менее, а временами и более интересный, чем планируемый. Но не в вашем случае. С вами все было так, как происходит чаще всего. Развитие эксперимента ваших Создателей совсем не обрадовало. И они посчитали, что эксперимент зашел в тупик. Но поскольку, сотворив вас, они приняли на себя бремя и обязанности Создателей, им приходилось и дальше нести за вас ответственность. Хотя эта ответственность уже давно их тяготила. Включать вас в свою цивилизационную вертикаль ваши Создатели не собирались, отпускать вас в свободное плавание было довольно опасно, поскольку вы такие, какие получились, могли натворить множество неприятностей, вина за которые все равно легла бы на ваших Создателей. Так продолжалось до последнего времени. Но недавно вопрос, что же с вами делать, окончательно обострился. Потому часть рас из числа ваших Создателей начала испытывать нехватку ресурсов и в ультимативной форме потребовала от остальных решить вопрос с вами окончательно… – Седой замолчал, уставив взгляд на Михаила.

– И как? – послушно спросил тот.

– Закрыть эксперимент.

Михаил наморщил лоб. Он не совсем понимал, что означают слова Седого, но от его тона явно несло какой-то угрозой.

– Что значит – закрыть эксперимент?

– Уничтожить вас, вашу цивилизацию. То есть привести ваш вид в исходное состояние.

– Что?! – Миша вытаращил глаза.

Седой молча кивнул, а затем, через пару минут напряженной тишины, заполнившей кухню, тихо продолжил:

– Это очень негативный шаг. Настолько негативный, что ваши Создатели тянули с ним сколько могли. Потому что тот, кто совершает подобное – уничтожает созданное, – на очень долгое время лишается возможности созидать.

– И правильно. Да я бы на вашем месте их вообще всех к стенке… – зло пробормотал Миша.

Седой покачал головой:

– Мы тут ни при чем. Просто… я тебе говорил, что развитые цивилизации практически не могут лгать. Это явление того же порядка. Ну, представь себе, что некий ваш земной ученый-экспериментатор создает новое вещество… или соединение. И в процессе эксперимента оно… взрывается. И этот взрыв наносит ему некие увечья. Ну, там глаз вытек, руку оторвало, оглох, ожоги на девяносто процентов тела… Так что прежде чем он вновь окажется способен производить новые эксперименты, ему придется очень долго и упорно лечиться. Да и потом, когда он вылечится, его возможности все равно будут сильно ограничены. Без руки и глаза-то… Так и здесь. Ты уже понимаешь, что способности более развитых рас не ограничиваются одними возможностями физического тела. Многое лежит там,

Загрузка...