(реплика К.А. Мерецкова на совещании в ЦК ВКП(б) начальствующего состава РККА, проходившего 14–17 апреля 1940 г.)
Существуют три уровня ведения разведки. Это стратегическая разведка, оперативная разведка и тактическая разведка. Накануне 22 июня 1941 г. стратегическую разведку организовывало и вело Разведывательное управление Генерального штаба РККА, оперативную разведку – штабы военных округов, тактическую разведку или войсковую разведку, разведку переднего края (собственно общевойсковая разведка) – организовывали и вели штабы полков – дивизий, специальная разведка родов войск (артиллерийская, танковая, химическая, инженерная и связи), а также разведка, которую организовывали и вели военно-топографическая, военно-санитарная и военно-ветеринарная службы РККА.
Стратегическая разведка является высшей формой разведывательной деятельности, от эффективности которой зависит жизнеспособность государства. Круг задач, решаемых стратегической разведкой в рассматриваемый период, выглядел следующим образом;
«Стратегическая разведка, добывая нужные материалы, изучает вооружённые силы государства, планы действий его вооружённых сил, группировку войск на фронте, промышленные, финансовые и научные возможности противостоящей страны, состояние сельского хозяйства, внутреннюю и внешнюю политику правящих кругов, политическое и моральное состояние населения, стратегические резервы страны как в отношении людских ресурсов, так и во всех областях. Изучение этих материалов способствует разработке плана войны и необходимых мероприятий по выбору направления главного удара.
В военное время ведение стратегической разведки усложняется и данные, добываемые ею, в значительной степени дополняются сведениями, полученными в результате работы органов оперативной и тактической разведки, проводимой непосредственно на полях сражений»[3].
К 1940 году военная стратегическая разведка была существенно ослаблена, что являлось следствием репрессий предшествовавших годов, которые затронули разведку, равно как и весь кадровый состав РККА.
Как следовало из Справки-доклада начальника Управления по начальствующему составу РККА Наркомата Обороны СССР Е. А. Щаденко от 20 марта 1940 г.: «… 1937–1938 годы в связи с очисткой армии было арестовано, исключено из партии и, таким образом, выбыло из РККА 35000, в том числе 5000 политсостава… Правда, из этого количества за 2-ю половину 1938 года и 1939 год восстановлено в партии и возвращено в армию 12000 командиров, это несколько смягчило, но не устранило остроты положения с кадрами»[4].
«Репрессии (Приложение № 1) нанесли серьезный удар и по руководителям зарубежных органов и агентуре, что и сказалось на дееспособности военной разведки накануне войны, когда она должна была работать особенно эффективно – напишет много лет спустя первый заместитель начальника ГРУ (1978–1989 гг.) генерал-полковник А.Г. Павлов. – В результате репрессий многое из того, что удалось подготовить для работы в военное время, было разрушено, намеченные к проведению мобилизационные и оперативные мероприятия почти перестали проводиться. Восстановление утраченного и завершение подготовки к работе в военное время, как известно, дело сложное, требующее высокого профессионализма и значительного времени. К сожалению, времени до начала войны осталось немного, а пришедшие в разведку неопытные кадры просто не умели делать необходимое, да еще в быстром темпе. Эти и другие обстоятельства послужили причиной ряда серьезных провалов в разведывательных зарубежных организациях на начальном этапе войны.
Репрессии крайне отрицательно сказались на настроении и деловых качествах уцелевших, да и вновь пришедших кадров. Они были запуганы, скованы в работе, избегали принимать самостоятельные и ответственные решения»[5].
В систему военной разведки стали массово приходить новые, молодые офицеры без специальной подготовки и опыта практической разведывательной работы за рубежом и в войсках.
Кадровая разведчица М.И. Полякова[6], пережившая чистки, вспоминала:
«Вернулась я из командировки осенью 1937 года. Не застала в управлении ни Павла Ивановича (Я. К. Берзина. – М.А.), ни моего начальника и учителя Оскара Стигги. Не застала я и Н. В. Звонареву, которую успела хорошо узнать и полюбить. О ней мне сказали: уволилась, где-то работает, а где, не знаем. В кабинете Стигги сидел командир с двумя шпалами. Это был А. А. Коновалов. Мы поздоровались. Он сказал, что надеется, что я выйду скоро на работу, так как некому разбирать и отправлять почту отдела. На мой вопрос, когда мне докладывать начальству, он ответил: “Пока начальства нет наверху, а мне вы доложите по ходу дела. Завтра в Кремле вас ожидает награждение орденом. Поздравляю вас, пропуск заказан, явиться в 12 часов”. Я обещала ему после обеда прийти на работу. Меня охватило чувство полного одиночества. Дело в том, что специфика моей работы держала меня в полной изоляции и я знала все эти пять лет только трех человек и фотографа. На душе было тяжело, я не могла понять, что происходит, и я не знала, кого можно спросить об этом. И награде своей как-то не могла радоваться. Было ясно, что представили меня к ордену мои “исчезнувшие” начальники. Я даже догадывалась за что.
Получив на другой день награду, я пришла в управление. А. А. Коновалов, еще раз поздравив меня, сразу же отвел в комнату напротив и, показав три больших сейфа, сказал: “Принимай это хозяйство по описи, получи расписание почты и действуй. Мы уже многим задолжали с ответами”. Эти простые слова меня встряхнули. Я вспомнила сразу, что в сейфах дела живых людей, что они ждать не могут, что им нужно руководить, помогать им. Познакомилась с товарищами в отделе, в основном это были командиры, окончившие академии, но языков и нашей работы не знали. Не знал ее и А. А. Коновалов. …»[7].
Ветеран военной разведки генерал‐майор В. А. Никольский[8], пришедший в Разведупр в 1938 г. с должности помощника начальника химической службы дивизии, писал об обстановке, которую он застал в управлении:
«К середине 1938 года в военной разведке произошли большие перемены. Большинство начальников отделов и отделений и все командование управления были арестованы. Репрессировали без всяких оснований опытных разведчиков, владевших иностранными языками, выезжавших неоднократно в зарубежные командировки. Их широкие связи заграницей, без которых немыслима разведка, в глазах невежд и политиканствующих карьеристов явились “корпусом деликти” – составом преступления – и послужили основанием для облыжного обвинения в сотрудничестве с немецкой, английской, французской, японской, польской, литовской, латвийской, эстонской и другими, всех не перечислишь, шпионскими службами. Целое поколение идейных, честных и опытных разведчиков было уничтожено. Их связи с зарубежной агентурой прерваны.
В результате сталинской “чистки” почти вся разведывательная сеть за рубежом была ликвидирована. К немногим, действующим нелегально, сотрудникам относились с подозрением. Даже донесениям таких суперразведчиков, как Рихард Зорге, не верили, считая их двойными агентами, предателями, провокаторами. Сообщения о подготовке фашистской Германии к войне, начавшие уже в то время поступать в Центр, рассматривались как инсинуации британских спецслужб, преследовавшие цель столкнуть нас с немцами.
На должности начальника управления и руководителей отделов приходили новые, преданные родине командиры. Но они были абсолютно не подготовлены решать задачи, поставленные перед разведкой. В Центральном комитете партии считали, что в разведке, как, впрочем, и повсюду, самое главное пролетарское происхождение, все остальное может быть легко восполнено. Такие мелочи, как понимание государственной политики, уровень культуры, военная подготовка, знание иностранных языков, значения не имели. Это давало возможность проникать к руководству нашей “интеллигентной службой” случайным людям, ставящим корыстные, карьеристские интересы выше государственных, или просто добросовестным невеждам. Из них особенно отрицательно проявил себя И.И. Ильичев[9].
Будучи начальником политотдела управления, он рассматривал как потенциальных “врагов народа” всех старых сотрудников разведки, а созданную ими агентурную сеть полностью враждебной и подлежащей поэтому уничтожению»[10].
Когда репрессии в Управлении уже пошли на убыль, а именно 5 марта 1939 года, вспоминала М.И. Полякова, Ильичев докладывал начальнику Политуправления РККА Л. Мехлису: “Я лично считаю, что очистка Управления не закончена. Никто из руководства Управлением этим вопросом по существу не занимается. Орлов по-прежнему на этот вопрос смотрит сквозь пальцы. Видимо, неправильно докладывает Народному Комиссару”»[11].
«Уже в середине 1938 года, – отмечал В.А. Никольский, – перед руководством управления во весь рост встала настоятельная задача подготовить новые кадры зарубежной агентуры, но для этого требовались годы упорной работы. Очевидно, наши начальники не вполне понимали это. Да у них и не было достаточно времени, чтобы использовать свои способности и возможности. В период с 1937 по 1941 год, как в калейдоскопе, мелькали руководители «секретной» службы РККА Берзин, Урицкий, вновь Берзин, Никонов, Орлов, Гендин, Проскуров, Ильичев, Голиков, Панфилов и опять Ильичев. За четыре года девять человек сменили один другого на должности, требующей, как нигде, преемственности, громадного объема конкретных знаний, авторитета в армии. Отсутствие у тех, кто занимал руководящие посты в разведке, уверенности в том, что они не будут завтра арестованы как “враги народа”, парализовывало инициативу, создавало атмосферу перестраховки, желание оградиться визами и резолюциями руководства НКО и других директивных инстанций, тормозило работу, вызывало недоверие к получаемой из-за рубежа информации».
«Работа в аппарате управления, в том числе и в отделе военно-технической разведки, в котором я состоял, носила самый разнообразный характер. – Пишет Никольский об обязанностях, которые ему пришлось выполнять, и о трудностях, с которыми ему пришлось столкнуться. – Мы подбирали людей для зарубежной работы, руководили выделенной нам агентурной сетью, обобщали информационные материалы, получаемые из-за границы. Поскольку эти материалы были главным образом по военной технике, нам приходилось для их оценки поддерживать контакты с ведущими научными учреждениями. Участок служебной деятельности был новый, опыт отсутствовал. Хотелось не ударить лицом в грязь, сделать все как можно лучше. Но практической помощи ждать было не от кого. Наши начальники, как правило, сами были новичками. На свои посты они попали, можно сказать, по воле случая и знали разведывательное дело не больше подчиненных. Незначительные сложности часто ставили нас в тупик. Очевидно, поэтому стилем работы были “ночные бдения”. Рабочий день не лимитировали, он продолжался в зависимости от обстоятельств 12–14 часов в сутки, а иногда и более. В этом свете все стремившиеся найти в разведке легкую жизнь, полную романтики и авантюр, жестоко разочаровывались и быстро отсеивались. Оставшиеся упорно овладевали новой специальностью по таким “авторитетным” пособиям, как книги Марты Рише “Моя разведывательная работа”, Макса Ронга “Разведка и контрразведка”, отдельным заметкам возвратившихся из командировок нелегалов Бронина, Кинсбургского, Мильштейна и других. Иных пособий не было. Все написанное ранее руководителями нашей службы до 1938 года было изъято, как измышления “врагов народа” и их приспешников. Поэтому на практике приходилось руководствоваться главным образом здравым смыслом и зачастую “изобретать велосипед”…
Нужно заметить, что к 1940 году в военной стратегической разведке не осталось ни одного старого кадрового сотрудника. На руководящих постах вместо репрессированных профессионалов высокого класса… находились скороспелые выдвиженцы, в свою очередь менявшиеся, как узорчатые картинки в калейдоскопе…»[12].
Утверждение, что «в военной разведке не осталось ни одного старого сотрудника», безусловно, преувеличение, однако не далекое от истины. Однако ожидать больших успехов в ранее неизвестной деятельности, которая делалась, исходя из здравого смысла, не приходилось.
Тем не менее, сохранившиеся кадры разведчиков в Центре и за рубежом, оставшаяся агентура продолжали добывать важную военную и военно-политическую информацию.
14 апреля 1939 года заместителем наркома обороны СССР – начальником Разведывательного управления РККА был назначен комдив Иван Иосифович Проскуров[13].
«Молодой летчик. После Берзина Проскуров лучше всех подходил к своей должности. Он изо всех сил старался вникнуть в дело. Никогда никого не обрывал, всех выслушивал и каждую минуту учился. И не боялся начальства. … Это было самое главное»[14]. – Такую характеристику И.И. Проскурову дала М.И. Полякова[15], кадровая разведчица, работавшая в это время в центральном аппарате.
«Молодой, отважный пилот, – писал В.А. Никольский, – за личное мужество и великолепное мастерство в боях с немецкими летчиками получил звание Героя Советского Союза. За два года он из старшего лейтенанта превратился в генерала. Его избрали в Верховный Совет СССР. В 1938 году ему было всего 31 год, и назначение на пост заместителя наркома не могло не вскружить ему голову.
Понятно, Проскуров не имел ни малейшего представления о разведке и, несмотря на самоуверенность, чувствовал себя на новом посту не в своей стихии. Здесь помимо личной храбрости нужен был большой объем специальных знаний, государственный ум, способности дипломата, высокая оперативная подготовка. Этих данных у нового руководителя разведуправления не было. Не поднявшись по общему уровню развития выше командира авиационного звена или в лучшем случае комэска – командира эскадрильи, но окрыленный громадной властью, которую ему давала должность заместителя наркома, Проскуров тем не менее употреблял ее иногда со всей солдатской прямотою»[16].
В мае 1939 г. центральному аппарату военной разведки было присвоено номерное наименование – 5-е управление РККА (в июле 1940 г, было возвращено прежнее название – Разведывательное управление). 29 июня 1939 г. были утверждены новые штаты 5‐го управления – 341 военнослужащий, 189 вольнонаемных.
Представление о ситуации, сложившейся в Управлении перед войной дают доклады руководства РУ РККА (о приеме дел), Наркомата обороны СССР.
В мае 1939 г. И.И. Проскуров писал в «ЦК ВКП(б) Тов. СТАЛИНУ»:
«Разведывательное Управление РККА принял.
На время приема организацию аппарата РУ, состояние оперативной и информационной работы нахожу в неудовлетворительном состоянии по следующим причинам.
1. Агентурная сеть построена качественно неправильно и количественно совершенно недостаточно. В силу этого агентурная сеть не дает материалов, позволяющих составить необходимые выводы. Не обеспечена жизненность агентурной сети на военное время (связь идет к Полпредствам и Консульствам), насыщенность радиоточками неудовлетворительная, питание не организовано (выделено мной. – М.А.).
2. Информационная работа была в загоне. Квалифицированной и глубокой обработки получаемых материалов и особенно изучение легальных источников (пресса, данные военных атташе), главным образом, суммировались без анализа и выводов. Коллектив информационных работников не сколочен и над повышением своей квалификации не работает. На лицо сильная текучесть.
3. Аппарат РУ организован принципиально неверно: агентурная и обрабатывающая части свалены в одну кучу. Не созданы нормальные рабочие условия для подавляющего числа работников аппарата.
Партийный коллектив работников РУ, в основном, здоровый, подталкивая руководство в вопросах перестройки работы и устранения недостатков. Но часть руководящего состава приобрела инерцию застоя, привыкла к неудовлетворительному состоянию дел, и с моим приходом не проявляет достаточной напористости к устранению недостатков.
Поэтому необходимо часть работников из РУ перевести на другую работу, а часть заменить по мере подготовки заместителей с целью освежить аппарат новыми кадрами, желающими и способными бороться за большевистскую разведку.
…
Докладываю, что Ваши указания по разведке, данные 21.5.1937 г., не проводились на практике в РУ, а все отмеченные недочеты сохранились и на сегодня.
1. Проверка агентурной сети не произведена.
2. Размаха в подготовке кадров не видно, не привлечены талантливые, авторитетные, с большим именем люди.
3. Должного авторитета вокруг разведчика не создано, его правовые и материальные условия еще плохие.
4. Органа для координации всей разведывательной службы не создано.
Убедительно прошу в первую очередь разрешить:
1. Подобрать в течение 1939 г. до 150 хороших, ответственных, квалифицированных товарищей для легальной и нелегальной сети (из армии и гражданских организаций).
2. Дать указания всем союзным Наркоматам, имеющим сношения с закордонном, о самой тесной увязке с Управлением при посылке людей в загран. командировки.
…
4. Выделить 100 квартир в Москве и 10 подмосковных дач для размещения основных кадров аппарата и организации агентурной подготовки в соответствии с требованиями конспирации (теперь в Управлении в Москве нет ни одной конспиративной квартиры)…».
Обычное явление при приеме дел – подчеркнуть неудовлетворительное состояние у своего предшественника (комдива Александра Григорьевича Орлова[17]).
Авторами доклада тов. Сталину был вскрыт самый крупный недостаток в организации агентурной сети, который так и не был устранен до начала войны – «не обеспечена жизненность агентурной сети на военное время (связь идет к Полпредствам и Консульствам), насыщенность радиоточками неудовлетворительная, питание не организовано» (подписавший доклад Проскуров быстро учился и «схватил» суть проблемы). Отсюда следует, что в Разведупре понимали, в чем состоит «ахиллесова пята» военной (и не только) стратегической разведки.
Уже 17 мая И.И. Проскуров под грифом «Сов. Секретно. Особо интересно» представил в ЦК ВКП(б) тов. Сталину «перевод материала, характеризующего дальнейшие планы германской агрессии в оценке зав. восточным отделом канцелярии Риббентропа – Клейста»[18]. Переведенный материал на 6 листах завершался следующим выводом, который вышел за рамки констатации факта подготовки Германией вторжения в Польшу: «Итак выступление против Польши намечается на июль или август [1939]. Если же поляки спровоцируют превентивную войну ранее этого срока, то дело будет обстоять иначе. Ответим ли мы на эту провокацию решительным выступлением – будет зависеть от решения фюрера и от его оценки международной обстановки. Во всяком случае для нас будет неприятно, если поляки вынудят нас к войне в настоящий момент, когда международная обстановка не благоприятствует нам и наша подготовка к войне еще не закончена».
На полях документа имелась резолюция И.В. Сталина: «Пог[овори]ть с Проск[уровым] – кто “источник”». «Источником являлся» «Ариец» – Рудольф фон Шелиа[19], кадровый дипломат, советник, с 1939 г. работал в центральном аппарате МИД Германии, начальник информационного отделения восточного отдела.
Спустя две недели – 31 мая – Зорге[20] докладывал из Японии:
«Прибывшие в Токио немцы-фашисты, близко стоящие к Герингу, говорили о том, что дальнейшее продвижение Германии будет производиться в Европу. Данциг будет захвачен в сентябре 1939 года.
В этом же году Германия отберет у Польши старую немецкую территорию и отбросит Польшу на юго восток Европы в Румынию и Украину (здесь и далее выделено мной. – М.А.). Германия не имеет прямых интересов на Украине. В случае войны Германия с целью получения сырья захватит и Украину. Прибывший с визитом в Токио германский военный атташе в Москве генерал Кёстринг сказал военному атташе в Токио, что главным и первым противником в настоящее время является Польша и уже после – вторым – Украина.
№ 70, 71. Рамзай».
[Резолюция НУ]: «НО-2. Составить спецсообщение. Проскуров. 1.6.».
4 июня в информационном докладе «Рамзай» писал: «Дорогой директор! К сожалению, в связи с моей болезнью, в последние дни перед отходом почты, я лично смогу Вам доложить очень немного и коротко. Прилагаемый при сем материал и периодические информации должны говорить сами за себя. Основным вопросом здесь, нам кажется, является задача распространения антикоминтерновского пакта на др. страны, т. е. практически также на Англию и Францию.
Из последних информаций совершенно ясно, что японцы не будут себя так, безусловно, связывать, как Германия и Италия, однако, в своей политике на Дальнем Востоке они будут держать равнение на более тесную связь с Италией и Германией (здесь и далее подчеркивание документа. – М.А.). В этом развитии можно не сомневаться, если бы даже отдельные группы в Японии, через посредство армии попытались помешать этому – японская завоевательная политика в отношении Китая гонит Японию в этом направлении. При этом можно с уверенностью считать, что в случае германо-итальянской войны, Япония предпримет на Дальнем Востоке определенные, если и не очень значительные, враждебные акты против Англии и Франции. Тем не менее, совершенно ясно, что Япония в своих действиях не пройдет мимо Сингапура и не даст Европе оставаться Европой.
Из всех этих переговоров, которые ведутся между Берлином и Токио и др. группами, ясно, что вопрос войны против СССР, который вначале при заключении всеобщего коминтерновского (так в документе. – М.А.) пакта был весьма актуален, сейчас значительно отступил на задний план.
В настоящий момент ясно, что, во-первых, Япония в такой войне против СССР едва ли найдет для себя какую-либо поддержку со стороны Германии.
Германия так погрязла в своем готовящемся завоевании Польши и в своей борьбе против Англии, что она почти не проявляет интереса к вопросу войны против СССР, да и едва ли в ближайшем будущем будет проявлять.
Сейчас это стало ясно японцам.
Во-вторых, война против Китая, т. е. дальнейшее пребывание там и желание закрепиться, оказалось слишком большим напряжением для Японии, так что об одновременной войне против СССР без поддержки Германии, не может быть и речи.
Для этой цели Япония должна сначала произвести основательную реорганизацию своей армии, морского и воздушного флота, что по их собственным данным продлиться не менее двух-трех лет.
Казалось бы, на это время должен был бы быть гарантирован перерыв, но это, однако, не исключает возможности серьезных столкновений в Монголии и на границах Сибири.
В-третьих, реорганизация японской армии, дальнейшее ведение войны с Китаем и освоение захваченных областей является настолько обширной задачей, что у Японии не хватит средств, а если и хватит, то при более медленном темпе развития и с еще большими внутренними трениями.
Япония не может, и это твердо, стать в несколько лет великой державой с военным хозяйством и одновременно находиться в войне с Китаем и Англией или СССР…
Следовательно, версия о военной сделке против СССР на ближайшее будущее заслуживает мало доверия. Тем не менее, надо сказать, что различные столкновения больших масштабов могут иметь место в любое время, т. к. самостоятельность Квантунской армии возросла, а также выросла ее склонность устраивать шумиху. При этом снова должно быть обращено внимание на то, что каждое местное поражение, каждая местная поблажка со стороны СССР повысит склонность японцев к новым столкновениям.
С японцами и, особенно с японской армией вообще, можно вести переговоры только при помощи палки. До тех пор, пока эта армия не получит хорошей взбучки, она будет становиться все наглее и бессовестнее. В интересах предотвращения дальнейших столкновений, как у Хасан или на монгольской границе, необходимо настоятельно советовать применять против японцев самые твердые и суровые средства, иначе это приведет к постоянным спорам на границах.
В течение нескольких последующих месяцев должна решиться судьба Польши. Тогда, конечно, после разгрома Польши германской армией всплывут новые, непредвиденные, необозримые возможности развития, которые могут оказать определенное влияние на действия Японии.
Однако до тех пор, пока современные европейские границы существуют, самостоятельной военной опасности Япония не представляет – на определенном отрезке времени. …
РАМЗАЙ».
[Резолюция НУ]: «т. Кисленко[21]: … 3. Информационный материал для учета НО-5… Проскуров. 8/X.39/».
Резолюция Начальника 5‐го Управления И.И. Проскурова появилась лишь 8 октября 1939 г. Подобная задержка была связана не только с проблемами организации связи, но и с тем, что поступавшие в Центр из Токио документы своевременно не переводились и не докладывались руководству[22].
Важнейшая информация, которая со 100 %-ной точностью обрисовывала позиции, занимаемые Германией и Японией, и давала безошибочный прогноз внешнеполитического и военного курса этих стран, пролежала без движения четыре месяца. Тем временем у советского руководства сохранялось неоправданное опасение, что Япония пойдет на эскалацию конфликта на Халхин-Голе. Именно нехватка информации о реальных возможностях Японии в определенной мере оказала влияние на позицию Советского Союза на переговорах с Германией.
На проведенных сразу же после заключения 12 марта 1940 г. мирного договора между СССР и Финляндией мартовском пленуме ЦК ВКП(б) и апрельском совещании в ЦК ВКП(б) начальствующего состава РККА были рассмотрены уроки войны с Финляндией. В этой связи в адрес военной разведки были высказаны серьезные претензии. Так, в своем докладе на мартовском (1940) пленуме ЦК ВКП(б) народный комиссар обороны маршала Советского Союза К.Е. Ворошилова в разделе «Наши недочеты, обнаруженные при первых же столкновениях с финнами» отметил следующее:
«3. Плохо поставленное дело военной разведки особенно отрицательно отразилось на нашей подготовке к войне с Финляндией.
Наркомат обороны и Генеральный штаб, в частности, к моменту начала войны с Финляндией, не располагал сколько-нибудь точными данными о силах и средствах противника, качестве войск и их вооружении, особенно плохо был осведомлен о действительном состоянии укрепленного района на Карельском перешейке, а также об укреплениях, построенных финнами в районе озера Янисярви – Ладожское озеро»[23].
Данную информацию должны были добыть органы стратегической и оперативной (РО штаба Ленинградского военного округа) разведок
Для устранения выявленных «недочетов» наркомом были сформулированы «Практические выводы и предложения», в том числе касающиеся и военной разведки:
«… 13. Отдельно стоит вопрос о нашей военной разведке. Разведки как органа, обслуживающего и снабжающего Генеральный штаб всеми нужными данными о наших соседях и вероятных противниках, их армиях, вооружениях, планах, а во время войны исполняющего роль глаз и ушей нашей армии, у нас нет или почти нет.
Военную разведку, достойную нашей страны и армии, мы обязаны создать во что бы то ни стало и в возможно короткий срок.
Необходимо ЦК выделить достаточно квалифицированную группу работников для этой цели»[24].
Командующий 7‐й армией командарм 2‐го ранга К.А. Мерецков выступивший на совещании в ЦК ВКП(б) начальствующего состава по сбору опыта боевых действий против Финляндии, проходившего 14–17 апреля, со своей стороны, предъявил серьезные претензии военной разведке в части информирования об организации обороны противником: «События показали, что мы не имели полного представления о том, что впоследствии встретили в обороне у противника. Если вы посмотрите на схему, то увидите, что от прежней государственной границы до Выборга тянется оборонительная полоса около 90 км глубиной. … Все вместе составило сплошную оборонительную полосу большой глубины, о которой мы ясного представления не имели.
Как могло случиться, что это оказалось для нас неожиданным, что мы не имели ни практического, ни теоретического представления о возможности построения таких полос?
Несмотря на то, что мы запоздали с изучением опыта Запада, нам все же нужно скорее иметь документы и материалы, которые дают опыт современных войн. Сейчас идет война в Европе, мы не получаем зарубежных газет и журналов и не знаем, что там пишут, только из наших газет получаем краткие сводки. Вот это, тов. Сталин, и мешает нам следить за развитием военного дела за рубежом. …
Нашей разведке нужно широко нас ориентировать Я думаю, что можно нам давать информацию о том, что делается у наших соседей. Эти материалы есть, но они к нам не попадают»[25].
Начальник 5‐го Управления Проскуров, который также выступал на совещании, фактически признал критику деятельности военной разведки накануне и в ходе «Зимней войны», заявив следующее: «Я бы был очень рад, чтобы разведку, начиная с сегодняшнего дня, как следует потрясли, обсудили. Всякими вопросами занимались, а разведкой мало».
Однако, как следовало из выступления руководителя военной разведки дела обстояли не настолько плохо, по крайней мере, по утверждению самого Проскурова, чтобы разведку стоило обязательно «потрясти»:
«Что мы знали о белофиннах? Мы считаем, что для общих расчетов сил подавления противника разведка имела необходимые отправные данные. Разведка эти данные доложила Генштабу. Это не заслуга теперешнего состава Разведывательного управления, так как основные данные относятся к 1937–1938 гг. Мы знали к 1 октября 1939 г., что Финляндия создала на Карельском перешейке три оборонительных рубежа и две отсечные позиции. Первый оборонительный рубеж, предназначенный для частей прикрытия, располагался непосредственно около границы и упирался флангами в Ладожское озеро и Финский залив, имея в длину более 100 [км]. Его укрепления состояли главным образом из сооружений полевого типа: окопы стрелковые, пулеметные, артиллерийские. Были и противотанковые сооружения. Имелось также небольшое количество железобетонных, каменных и деревоземляных точек, общая численность которых доходила до 50. Это так называемое предполье.
Второй оборонительный рубеж, который был известен разведке на 1 октября… 1939 г. Второй оборонительный рубеж начинался от Финского залива и проходил через Ремнети, Сумма, Мялькел и другим пунктам и далее по северному берегу Сувантоярви. Общая система обороны строилась на создании 13 узловых сопротивлений, так называемых центров сопротивлений по использованию рек и озер.
Третий оборонительный рубеж был представлен узлом сопротивления в районе Выборга, в котором имелось до 10 артиллерийских железобетонных точек. К 1 октября 1939 г. было установлено наличие в укрепленных районах до 210 железобетонных и артиллерийских точек. Всего было 210 точек. Эти точки нанесены на схемы, был альбом, который, как говорил сам тов. Мерецков, все время лежал у него на столе.
МЕРЕЦКОВ. Но ни одна не соответствовала.
ПРОСКУРОВ. Ничего подобного. Донесения командиров частей и разведки показывали, что большинство этих точек находятся там, где указаны на схеме.
МЕРЕЦКОВ. Это ложь. В районе Суммы – 12 точек. Корна – 12.
ПРОСКУРОВ. Ничего подобного.
МЕХЛИС. Когда этот материал был передан Генштабу?
ПРОСКУРОВ. До 1 октября 1939 г. К этому же времени было известно, что финны развертывают большие строительные работы. Было известно, что финны развернули большие строительные работы именно летом 1939 г. Агентура доносила, что идет интенсивное строительство.
В течение лета 1939 г. в различных сводках было указано, что идет подвозка большого количества различного строительного материала. Точных данных во вторую половину 1939 г. мы не имели.
Все имеющиеся сведения об укреплениях и заграждениях были разработаны, нанесены на карту в Ленинграде и разосланы в войсковые соединения.
По людским ресурсам, что было известно, по данным разведки?
По различным справочникам, которые были изданы, нам было известно, что Финляндия располагает 600 тыс. человек военнообязанных. Военнообученных насчитывалось до 400 тыс. человек. …
Наконец, тов. Шапошников докладывал, что было 16 дивизий, у нас нет таких данных. Было 12 пехотных дивизий, 6 отдельных пехотных полков, до 30 батальонов, около 5 пехотных бригад.
СТАЛИН. В общем 18 дивизий.
ПРОСКУРОВ. Если свести в дивизии – до 18 дивизий»[26].
В ходе выступления начальника военной разведки была вскрыта проблема информирования комсостава РККА о противнике, о чем упоминал Мерецков в своем выступлении, в целом и своевременного информирования, в частности:
«ПРОСКУРОВ. … Данные о пистолете «Суоми» были впервые в сборнике Разведупра, изданном в 1936 г. Подробные данные были даны в справочниках 1939 г. с фотографиями. …
ГОЛОС. Говорят, что пулемет «Суоми» испытывался у нас в 1936 г. Верно это или нет?
ГОЛОС. У тов. Шестакова[27], есть у нас такой, данные эти можно получить. Он говорит, что эти пулеметы испытывал в 1936 г.
СТАЛИН. Это ничего не значит. Он может быть известен. 100-зарядный американский пулемет был известен, у чекистов был, но считали, что это полицейское оружие, что в армии это оружие никакого значения не имеет. Оказалось наоборот, что для армии пулемет – в высшей степени необходимое явление, а разведка представляла его исключительно с политической стороны, что для войны он не годится. Так было дело?
ПРОСКУРОВ. О тактике противника были некоторые материалы.
СТАЛИН. Когда издали брошюру о методах войны?
ПРОСКУРОВ. В декабре [1940].
СТАЛИН. Она, говорят, 5–6 лет пролежала.
ПРОСКУРОВ. Были и такие материалы.
СТАЛИН. Это брошюра, которая вышла через две недели после войны. Брошюра о том, как воевать с финнами.
ПРОСКУРОВ. Это не та брошюра, та еще позже вышла»[28].
Из последующего диалога выяснилось, что вина в том что вся печатная продукция, имевшаяся в 5‐м управлении, не доводится до потребителя, а находится в архиве 5‐го управления, лежит в первую очередь на его начальнике, и нехватка кадров Проскурова никак не оправдывает:
«СТАЛИН. Эта брошюра вышла через две недели после войны. А почему не могла выйти за год?
ПРОСКУРОВ. Потому что лежала в архиве.
СТАЛИН. Ее военный атташе прислал.
ПРОСКУРОВ. Правильно.
СТАЛИН. Вы не могли пожаловаться, что в архиве лежала брошюра, тогда как нужно ее взять было вам как руководителю разведки.
ПРОСКУРОВ. В архиве есть много неразработанных ценных материалов. Сейчас разрабатываем, но там целый подвал, колоссальное количество литературы, над которой должна работать целая бригада в количестве 15 человек в течение пары лет.
ГОЛОС. Эта литература за это время устареет.
СТАЛИН. Брошюра о том, как будут воевать финны. Не насмешка ли это над всеми и над Красной Армией, что брошюра лежит год с лишним, 5 лет, другие говорят, и ее печатают только спустя две недели после войны, чтобы ею могли пользоваться в Красной Армии с запозданием?
ПРОСКУРОВ. Здесь умысла нет.
СТАЛИН. Мы не разведка.
ПРОСКУРОВ. Я вам докладываю, что в разведке в архиве сейчас имеется много материалов, которые мы обрабатываем. Материалов у нас очень много, и мы их в ближайшее время выпустим. Только как получается? То, что у нас имеется из материалов из-за границы, не делается достоянием широких масс. Если у нас идет война, мы должны сделать так, чтобы было известно все, то же самое, что делается за границей в военном мире»[29].
Последовавшая дискуссия вскрыла целый ряд проблем и, в первую очередь, стремление засекретить поступившую открытую информацию о вооруженных силах иностранных государств, что отбивало «охоту» знакомиться с такими материалами:
«ГОЛОС. Все засекречено.
ГОЛОС. Причем нужно прямо сказать, что за границей можно купить в витрине, то у нас это будет секретом для Красной Армии.
СТАЛИН. Это манера людей, которые не хотят, чтобы наша Красная Армия знала многое. Вот почему, видимо, у нас все секретное.
КУЛИК[30]. Мы должны добиться такого положения, чтобы то, что сегодня появляется в печати за границей, было на следующий день известно нашей Красной Армии.
СТАЛИН. Нужно создать группу при Генеральном штабе, чтобы она пользовалась всеми материалами, чтобы она имела возможность посылать своих людей за границу, которые бы присылали материалы открыто, никаких секретов нет.
КУЛИК. У нас сейчас все засекречено.
СТАЛИН. Я не знаю, у вас вся власть была в руках, вы являетесь заместителем наркома, почему вы ничего не предприняли?
ГОЛОС. Иностранные военные журналы являются секретными для нашей Красной Армии.
ПРОСКУРОВ. Потому что в этих журналах есть всякая клевета о Красной Армии.
ГОЛОС. Нельзя Генеральный штаб держать в стороне. Материалы обязан обрабатывать Генеральный штаб».
Одновременно вскрывалась еще одна не маловажная проблема – поступавшая из Разведупра литература лежит «мертвым грузом»:
«ПРОСКУРОВ. Я могу только доложить: если бы здесь сидящие товарищи прочли хотя бы 20 % той литературы, которую рассылает Разведывательное управление, то ни у кого не было бы смелости сказать о том, что у нас в этом отношении ничего нет.
СТАЛИН. Все засекречено.
ПРОСКУРОВ. Кто запрещает читать секретную литературу?
ГОЛОС. Возьмите такое дело. За границей ежедневно выпускается бюллетень иностранных военных известий, а у нас в открытом виде он не распространяется.
СТАЛИН. Почему?
ПРОСКУРОВ. Там есть клевета на Красную Армию.
СТАЛИН. Интересные выборки нужно делать.
ПРОСКУРОВ. В зарубежном вестнике («Военный зарубежник» – М.А.) помещаются всякие иностранные статьи. …
ПРОСКУРОВ. Не читают разведывательных материалов. Вот я доложу, сводка по востоку и западу выпускается секретно, потому что тут дислокация частей, политико‐моральное состояние.
СТАЛИН. Это легально для всех издается?
ПРОСКУРОВ. Нет, секретно.
СТАЛИН. Почему?
ПРОСКУРОВ. Потому что тут дислокация германских частей.
СТАЛИН. Можно назвать сообщение несуществующей газеты, несуществующего государства, что-либо в этом роде, или по иностранным данным и т. д. и пустите это в ход. Надо уметь это делать. Форму можно снять, а существо оставить и преподать людям открыто, ведь есть у нас журналы, газеты.
ПРОСКУРОВ. Всем не секрет, что если на бумаге написано «секретно», то прочитают, а если простое издание, то говорят – это чепуха. (Смех) Я убежден, что большие начальники так относятся к этому»[31].
И.В. Сталин сформулировал необходимость широко информировать комсостав РККА, убрав гриф «секретности» с издаваемой 5‐м управлением литературы, подчеркнув, что разведка включает в себя, в том числе сбор и получение материалов о вооруженных силах иностранных государств, которые появляются в прессе, печатаются в «открытых» специализированных изданиях:
«СТАЛИН. У нас очень большое количество комсостава – среднего состава, и для них надо открыть это. Надо форму убрать, а существо, все, что изложено, преподать людям, тогда наши люди будут знать, в чем дело. Надо открыто написать.
ПРОСКУРОВ. Тогда надо аппарат увеличить.
СТАЛИН. Если это нужно, увеличим.
СТАЛИН. Покажите результаты работы.
ПРОСКУРОВ. Ведь надо сказать, что толковой разведки у нас нет, значит, ее надо разворачивать, поэтому сейчас нужно больше людей, которые бы работали над разведкой. Мне так народный комиссар говорит: покажите прежде всего товар лицом, тогда дадим людей. Кто же будет показывать, некому показывать, людей недостаточно, они малоопытные, поэтому их надо готовить и иметь побольше (выделено мной. – М.А.).
СТАЛИН. Разведка начинается с того, что официозную литературу, оперативную литературу надо взять из других государств, военных кругов и дать. Это очень верная разведка. Разведка не только в том состоит, чтобы тайного агента держать, который замаскирован где-либо во Франции или в Англии, не только в этом состоит. Разведка состоит в работе с вырезками и с перепечаткой. Это очень серьезная работа. Смотрите, вот сейчас идет война, они будут друг друга критиковать и разоблачать, все тайны будут выносить на улицу, потому что они ненавидят друг друга. Как раз время уцепиться за это и сделать достоянием наших людей. Эта работа непосредственно разведки, самая серьезная. А вы это не считаете. Есть «Красная Звезда», она ни черта не стоит. Какая это военная газета? …
ПРОСКУРОВ. Я организовал проверку, как читают литературу. С литературой 5‐го управления знакомятся только отдельные командиры центральных управлений, отдельные руководящие работники штаба и лишь отдельные работники низового аппарата. Некоторые издания лежат по 3–5 месяцев в сейфе, что лишает возможности знакомить с этой литературой необходимый круг командиров. Они такую литературу, как боевой устав Франции, состояние войск и т. д., не говоря о литературе, имеющей косвенное отношение, не читают.
СТАЛИН. Надо уметь преподнести блюдо, чтобы человеку приятно было есть.
ПРОСКУРОВ. Если попадает материал, надо его читать. Он замечательно напечатан – с иллюстрациями, с картинками.
СТАЛИН. (Показывает книжку) Здесь напечатана дислокация германских войск?
ПРОСКУРОВ. Так точно.
СТАЛИН. Этого нельзя вообще печатать.
ПРОСКУРОВ. Нельзя и секретно?
СТАЛИН. Нужно широко распространять, какой тираж?
ПРОСКУРОВ. 3 тыс. Никто не может купить, все под номером, секретно.
СТАЛИН. Нельзя такие вещи излагать, вообще печатать нельзя, печатать нужно о военных знаниях, технике, тактике, стратегии, составе дивизии, батальона, чтобы люди имели представление о дивизии, чтобы люди имели понятие о частях, артиллерии, технике, какие новые части есть.
ПРОСКУРОВ. Есть.
СТАЛИН. Это [“дислокация германских частей”] нужно для Генштаба и высшего командного состава»[32].
В ходе обсуждения была сделана даже попытка найти оправдание тому факту, что поступавшая из Разведупра секретная литература не находит применения у потребителя, что свидетельствовало о непонимании у командиров всех уровней необходимости изучать зарубежный опыт и об отсутствии организации такого изучения со стороны вышестоящего командования:
«МЕРЕЦКОВ. Там стоит гриф “секретно”, домой я не могу взять книгу, а на работе не могу читать, работой нужно заниматься, а поэтому эти книги лежат без всякого движения, никто их не читает (выделено мной. – М.А.). Я не имею права взять книгу домой, положить к себе в портфель, так как она считается секретной. Командир полка совсем не возьмет эту книгу. …
МЕРЕЦКОВ. Тогда разрешите брать эти книги для чтения, но только с оговоркой— не терять или что-либо другое сделать с тем, чтобы книги не лежали в библиотеке.»[33].
Разведывательные сводки с грифом «секретно» выпускал не только Разведупр, но и разведотделы штабов приграничных военных округов, пользование и хранение которых были предусмотрены особыми правилами и знакомство с которыми также носило единичный характер[34].
Как выяснилось из выступления начальника военной разведки на местах не читали не только секретную литературу, но и несекретную:
«ГОЛОС. Книги должны быть в штабе.
ПРОСКУРОВ. Чем же объяснить, тов. Воронов[35], что из 50 переведенных статей в Артиллерийском управлении прочитано только 7 статей двумя лицами. Эти статьи без всяких грифов, несекретные.
ГОЛОС. Где это проверяли?
ПРОСКУРОВ. У нас.
СТАЛИН. Нужно заинтересовать людей.
ПРОСКУРОВ. И еще десятки примеров можно привести.
СТАЛИН. Нужно уметь преподнести.
ПРОСКУРОВ. Эти сводки преподносятся в хорошем виде.
СТАЛИН. Человек посмотрит и отбросит эту книгу, введение какое-либо сделали бы, что-ли. Нужно посмотреть.
ПРОСКУРОВ. Есть, слушаю.
СТАЛИН. Люди завалены работой, эту макулатуру не хотят читать, они ее отбрасывают…»[36].
В своем выступлении Мерецков затронул вопрос и об оперативной (агентурной) разведке:
«Мы обвиняли агентуру в том, что она нам не дала самых детальных сведений. Тут надо меру знать, агентуру нельзя всегда обвинять. У нас, например, был альбом УР противника, по нему мы и ориентировались. …
Нет, одних данных агентуры мало, нужна хорошая войсковая разведка. …. Агентура не всегда может дать точную точку расположения бетонного сооружения. Поэтому рассчитывать только на агентурную разведку нельзя. Я считаю, что всеми мерами нужно добиться научить войска вести разведку….
Нет у нас настоящей войсковой разведки так же, как, к сожалению, и агентурной»[37].
Как выяснилось из выступления Проскурова оперативная разведка в ходе «Зимней войны» понесла большие потери и, в первую очередь, из-за ошибок в ее организации, без учета оперативной обстановки, в которой ей предстояло действовать:
«ПРОСКУРОВ. Что делала разведка? Здесь товарищи говорили, что трудно было воевать. Я должен буду доложить, что для разведки были такие же сложные условия.
Мы за все время выбросили довольно круглую цифру агентов, и надо отметить, что из них большинство погибли. …
ПРОСКУРОВ. Все-таки нам кое-что удалось сделать. У нас были замечательные агенты— радиоосведомители, которые приносили сведения, сидя в тылу за 70 км, присылали замечательные радиограммы. Вот я зачитаю несколько выдержек. (Читает) Это не войсковая разведка, это люди, которые прыгали с парашютом, ходили по тылам и сообщали сведения через радиосредства (речь идет об агентах, которых забрасывали в тыл противника – М.А.). Правда, как я уже сказал, больше половины таких людей погибло, к сожалению. Почему? Прежде всего мы вынуждены были бросать людей вдали от населенных пунктов. Спускается он, берет лыжи и идет, видит ответвление от дороги, лыжный след, но ведь население организовано, войска нацелены, его по лыжным следам обнаруживают и нагоняют, а поскольку глубокий снег, без лыж нельзя идти, его ловят. Трудности были колоссальные и особенно на Карельском перешейке, где плотность войск была колоссальна.
СТАЛИН. Надо было в мирное время насадить.
ПРОСКУРОВ. В мирное время было насаждение. Разведотдел [штаба ЛВО] здесь допустил большую ошибку, рассчитывали, что движение войск будет похоже на то, какое было во время западной компании, и послали туда агентов, дали явку не на нашу территорию, а на пункты, находящиеся на территории противника. Через 10 дней, мол, придем в такой-то пункт и доложишь материал, а выхода наших частей в эти пункты не состоялось.
СТАЛИН. Глупо.
ПРОСКУРОВ. Конечно, глупо. Надо сказать, что наши разведчики были заражены тем же, чем и многие большие командиры, считали, что там будут с букетами цветов встречать, а вышло не то. Поэтому я прошу разрешить коренной вопрос относительно хозяина разведки. Хозяин разведки в Красной Армии должен быть, и командиры всех степеней должны будут заниматься разведкой по существу. Иначе мы будем и дальше сталкиваться с таким же делом, как и теперь. Тысячи товарищей с мест пишут, что войсковые разведчики занимаются всем, чем угодно: он и ординарец, он и временно замещает командира, уходящего в отпуск, из оперативного и прочих отделов. Кроме того, нам нужно, тов. Сталин, убедительно прошу, создать в мирное время под различными шифрами такие учебные роты, учебные подразделения, которые были бы готовы вести разведку в военное время».
И.В. Сталин возвращается к теме необходимости насаждения агентуры на территории вероятного противника еще в мирное время:
«СТАЛИН. В мирное время сажайте людей, заранее надо сажать людей. …
СТАЛИН. Надо, чтобы они язык населения знали. Что Вы русских бросите в тыл, ничего они не знают— языка не знают, нравы не знают. Разведчики язык должны знать. Сколько людей Вы послали в Финляндию теперь в мирное время? Не посылали и не думаете посылать.
ПРОСКУРОВ. Разведчиков посылаем.
СТАЛИН. Нет, неверно, не посылаете, а Финляндия послала человек пять разведчиков, мы поймали, двоих убили. Уже перебросили. Берут наши паспорта, что угодно и посылают. Вы не засекречивайте это дело, а докладываете. Мы хотим знать, кого Вы посылаете. А то Вы возьмете русских во время войны, перебросите их в тыл, а языка они не знают. Ведь Вы в хайло бросаете. Он два слова не скажет, сразу его возьмут и разоблачат. Надо знать, кого бросать, надо делать это умело. Представьте нам список кого куда посылаете. Мы хотим знать. Если Вы говорите, что получены сведения из источника, то это на нас действия не производит, мы смеемся над этим. Давайте нам список в Главный Военный Совет (данная практика, в случае ее реализации, была чревата возможной расконспирацией агентуры – М.А.).
ПРОСКУРОВ. Я рад, что этим вопросом Вы интересуетесь, потому что после этого дело пойдет лучше. Здесь говорили, что надо посылать корреспондентов, мы это делаем. Тут комбриг предлагал свои услуги, у нас таких данных куча: поедет человек, посмотрит где что делается. Посмотреть конструкцию этого ДОТа, узнать план точного расположения— это другое дело. У нас был такой курьез: Скорняков[38] прислал телеграмму. А Кулик звонит— прикажи Скорнякову прислать чертежи и конструкции. Но этих сведений он дать не может. Это надо делать иначе и эту проблему мы не можем решить посылкой туристов.
СТАЛИН. Вы ошибаетесь, потому что шифром по телеграфу все нельзя передать, нужно вызвать человека сюда, пусть он схематически расскажет, мы его будем допрашивать, он наивный человек. По телеграфу все нельзя передать. …
СТАЛИН. По телеграфу нельзя все сказать, нельзя сказать все шифром. Вы – люди из разведки, должны знать, как это делается, я не разведчик. Вот об этом нужно было бы сказать»[39].
Проскуров в своем выступлении отметил также, что «войсковой разведкой никто не занимается»:
«ПРОСКУРОВ. И самое тяжелое положение, которое мы имеем, это то, что нет подготовленных кадров разведчиков. Я прошу, чтобы вопрос об организации разведки и подготовки разведчиков был рассмотрен Главным военным советом. Генеральный штаб должен иметь аппарат, который бы отвечал за подготовку разведчиков всех родов войск. На практике же получается разрыв. В мирное время разведчиками никто не занимается. В военное время разведкой вынуждено заниматься 5-е управление, не имеющее аппарата для руководства войсковой разведкой и полномочий на это.
Во время финских событий разведотдел Ленинградского округа забрала себе 7-я армия, остальные армии остались без кадров разведчиков и набирали, кого попало. Подготовленных имелось один-два человека. В силу этого разведку армии не могли развернуть в течение одного-двух месяцев. Агентурные отделения состояли из оперативных пунктов (из трех-четырех человек). Конечно, они не могли удовлетворить армию.
СТАЛИН. Что вы предлагаете, как улучшить это?
ПРОСКУРОВ. Я предлагаю принять один из вариантов: или сосредоточить всю разведывательную работу в одних руках, как это делается в иностранных армиях, там имеются так называемые 2‐й департамент или 2-е бюро в составе Генерального штаба. У нас создано 5-е управление, которое должно сосредоточить всю разведку. В нем необходимо создать аппарат, который будет отвечать и руководить войсковой разведкой. Или оставить за 5‐м управлением только агентурную разведку.
В Генеральном штабе должен быть такой порядок, чтобы был аппарат, который будет руководить и заниматься разведкой и в мирное, и в военное время. …
ПРОСКУРОВ. Проверил, куда же пропадают сводки, оказалось, что они не передаются, так как работники Генштаба во главе с тов. Смородиновым[40] считали – какое дело 7‐й армии, что делается на участке 8‐й армии. Это идиотство. Как же так, командование армии должно было знать, что делается на соседнем участке? Я считаю, что этот вопрос нужно изменить коренным образом. Нужно повернуть мозги нашим большим и малым командирам к разведке, заставить разведкой заниматься. У нас нет точных статистических данных, сколько тысяч жизней мы потеряли из-за отсутствия разведки. …».
На совещании также вскрылось, что командиры, направляемые в командировку за границу, боятся выполнять отдельные поручения в интересах разведки:
«МЕРЕЦКОВ. Если посылаешь командира с посылкой за границу, командир боится идти в такую разведку (выделено мной. – М.А.).
СТАЛИН. Не надо связываться с сетью, а одиночкой действовать, как турист.
МЕРЕЦКОВ. Командиры боятся идти в такую разведку, ибо они говорят, что потом запишут, что они были за границей. Трусят командиры.
ПРОСКУРОВ. Командиры говорят так, что если в личном деле будет записано, что был за границей, то это останется на всю жизнь. Вызываешь иногда замечательных людей, хороших, и они говорят, что угодно делайте, только чтобы в личном деле не было записано, что был за границей.
СТАЛИН. Есть же у нас несколько тысяч человек, которые были за границей. Ничего в этом нет. Это заслуга.
ПРОСКУРОВ. Но на практике не так воспринимается. …»[41].
В ходе выступления начальника 5‐го управления И.В. Сталин высказал, как могло показаться, справедливые замечания в адрес достоверности информации, поступившей из Лондона:
«СТАЛИН. У Вас есть один агент в Англии, как его фамилия, Черний[42], кто он такой?
ПРОСКУРОВ. Он уже здесь, это не агент, военно-воздушный атташе, комбриг Черний.
СТАЛИН. Он писал, что через несколько дней будет большой налет авиации на нефтепромыслы Баку. Через несколько дней, он писал, сообщит подробности. Прошло шесть дней, прошли две-три недели, а дополнений никаких нет.
ПРОСКУРОВ. Он приехал и ничего не мог сообщить.
СТАЛИН. И этот Черний, человек, которому Вы верите, сообщил, что 12 тыс. цветных войск вводится в Румынию. Я говорю, что этого не может быть. Вы спорите, что он честный человек. Я говорю, что честный человек, но дурак. (Смех)
ПРОСКУРОВ. Тов. Сталин, Вам известно, в каком мы находимся положении?
СТАЛИН. Вот Вы его посылаете, пускай он скажет, что по некоторым данным, будет налет на Баку, а у вас просто сообщается: будет налет, по достоверным источникам, подробности будут сообщены через несколько дней. Вы его спросили – верно ли, он ответил – верно, а потом оказалось, что никакого ввода войск не было, а таких источников будет много. Я боюсь, что если ваши агенты будут так и дальше работать, то из их работы ничего не выйдет.
ПРОСКУРОВ. Классификация донесений у нас большая: заслуживающие внимания, доверия, надежные и прочее, но целый ряд материалов вызывает сомнение, и их мы проверяем. Ошибки, конечно, не исключены.
СТАЛИН. Нужно было написать, что эти данные предварительные, или проверяются, или, что эти данные еще не подтверждены, а что же получается, что в Англии сидит человек и пишет то, что ему говорит тот, которому все это может быть выгодно, ему, может быть, это нужно.
ПРОСКУРОВ. Так и вышло, эти данные исходили от Батлера (заместитель министра иностранных дел Англии, отъявленный антисоветчик. – М.А.).
СТАЛИН. Чей же он разведчик тогда?
ПРОСКУРОВ. Чей угодно, только не наш. Известно, что бывает, когда тов. Бочков (В. М. Бочков, в 1939–1940 гг. начальник 4‐го (Особого) отдела Главного управления государственной безопасности НКВД СССР. – М.А.) частенько сообщает, что такой-то, сидя в заключении, на раздумье, вспомнил еще, что он выдал такого-то Джека, такого-то Ромэна и т. д., а они сидят и дают сведения.
СТАЛИН. Где сидят?
ПРОСКУРОВ. Там [за рубежом], под разными крышами»[43].
В вышеперечисленном диалоге Проскурова со Сталиным проявилось отношение последнего к разведке, к ее руководителю, в части невысокой оценки его деятельности, и недоверие к поступавшей информации из разведывательных источников.
Упреки Сталина были обоснованы лишь отчасти.
Обещанной бомбардировки англичанами, так и не произошло. Однако это не значило, что она не готовилась[44].
Машина подготовки нападения на СССР объединенными военно-воздушными силами Великобритании и Франции была запущена. Разведка, получая отдельные фрагменты подготовки нападения Англии и Франции на Советский Союз, не смогла их составить в целостную картину, отследить нарастание угрозы, поэтому предоставив достоверную информацию и получив грозную отповедь вождя, вообще, перестала отслеживать обстановку, что только по счастливой случайности не имело драматических последствий.
Упоминая о «зарубежном вестнике» – «Военном зарубежнике», Проскуров не смог объяснить, что именно этот журнал, в большей степени, а также журнал «Военная мысль» отвечают требованиям Сталина об информировании комсостава РККА в «открытых» изданиях о процессах, происходивших в вооруженных силах иностранных государств, и в первую очередь в третьем рейхе. Материал для этих публикаций в журнале добывался в первую очередь сотрудниками аппаратов военных атташе за рубежом.
Первый номер «Военного зарубежника» – органа Отдела иностранной военной печати при Военной академии РККА, был издан в 1921 году. В 1926 году в результате военной реформы выпуск журнала был приостановлен. Вновь он стал выходить в 1931 году.
В № 12 журнала за 1935 следующим образом определялась редакционная политика журнала: «“Военный зарубежник”, являясь сборником переводных статей и др. материалов иностранной военной печати, имеет своей задачей ознакомление широких кругов читателей, особенно начсостава РККА, с важнейшими произведениями иностранной военно-научной мысли.
Объем сборника 7 п. л.
Программа “Военного зарубежника”.
Тенденции строительства и применения вооруженных сил за рубежом в стратегической, оперативной и тактической областях.
Применение новых военно-технических средств и происходящая в связи с этим эволюция в области организации вооруженных сил, оперативного искусства и тактики.
Проблема будущей войны.
Особенно важные и интересные материалы по империалистической и гражданской войне за рубежом и колониальным войнам. Лучшие образцы иностранных военно-исторических описаний, резюмирующих оперативный и тактический опыт.
Библиография книжной и журнальной иностранной военной литературы. Причем в достаточно полном для справок объеме»[45].
Материалы на иностранных языках для перевода и последующей публикации поступали в Военную академию РККА из Разведывательного управления, куда они направлялись преимущественно из зарубежных военных аппаратов.
В 1935 году тираж «Военного зарубежника» составлял 6000 экземпляров, в 1936 и 1937 годах – 7000 и 7200 экземпляров, соответственно[46].
В 1941 году выпуск журнала был «признан нецелесообразным … в рамках кампании по демонстрации миролюбивых намерений СССР»[47].
В начале 1937 года вышел первый[48] номер ежемесячного журнала «Военная мысль», орган Народного Комиссариата Обороны СССР. «Новый военно-научный журнал “Военная мысль”, созданный по инициативе товарища Ворошилова», ставил перед собой следующие основные задачи:
«1. Разработку основных проблем военного дела в свете учения Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина.
2. Освещение вопросов стратегии и оперативного искусства, тактики и организации войск в соответствии с требованиями современной войны.
3. Обмен опытом и широкий показ наилучших методов боевой подготовки войск, командного и начальствующего состава.
4. Изучение опыта прошлых войн, в особенности империалистической и гражданской.
5. Содействие критическому освоению опыта иностранных армий и зарубежной военно-научной мысли.
6. Критику и библиографию как советской, так и иностранной военной литературы.
Новый журнал должен стать трибуной всех военно-научных сил Красной армии. С этой трибуны будут выступать общевойсковые командиры, командиры штабов, командный и начальствующий состав всех родов войск. К этому редакция горячо призывает всех своих читателей»[49].
В 1937 году тираж «Военной мысли составил 7700 экземпляров[50].
Материалы для разделов «Оперативное искусство и тактика иностранных армий», «Библиография» поступали в редакцию журнала, как и в случае с «Военным зарубежником», из Разведывательного управления.
Наряду с журналами «Военный зарубежник» и «Военная мысль», издавался общевойсковой и пехотный журнал РККА «Военный вестник». Основными задачами журнала являлись освещение теории и практики современного общевойскового боя, роли и места каждого рода войск в бою, методики обучения и воспитания личного состава, ознакомление с организацией, тактикой, вооружением и опытом боевой подготовки зарубежных армий[51]. В 1937 году тираж «Военного вестника» составлял 30200 экземпляров[52].
«Военно-исторический журнал» – ежемесячный, научно-исследовательский журнал по вопросам истории войн, военного искусства и международных отношений. Так же известен под аббревиатурой «ВИЖ».
29 августа 1939 года появился первый номер «Военно-исторического журнала», который до 1941 года издавался как орган народного комиссариата обороны СССР. Политика нового издания была определена редакционным коллективом следующим образом:
«“Военно-исторический журнал” помещает на своих страницах научно-исследовательские статьи и материалы по истории гражданской войны в СССР, истории Рабоче-Крестьянской Красной Армии и партийно-политической работы в РККА; по истории военного искусства (древний, средний и новый период); по истории международных отношений и войн в эпоху империализма; по истории национально-освободительных движений, справедливых и революционных войн; по истории родов войск и военной техники, разведывательной и штабной служб.
“Военно-исторический журнал” публикует документы из истории войн и международных отношений. Журнал помещает критико-библиографические статьи на новые военно-исторические труды.
“Военно-исторический журнал” рассчитан на научных работников РККА, преподавателей военной истории и истории международных отношений, на кадры командного, политического и начальствующего состава РККА и пропагандистов»[53].
C января по июль 1941 года журнал издавался как печатный орган Генштаба РККА. Именно в 1941 г. на страницах журнала появляются публикации и, в первую очередь, в разделе «Критика и библиография» (рубрика «Из зарубежной печати»), посвященные в отдельных случаях современным способам ведения войны Германией. Издание было прекращено, как только началась Великая Отечественная (последний номер, вышедший в 1941 г. – № 6–7) и возобновилось только в 1959 году.
Печатным Органом ВВС РККА являлся журнал «Вестник воздушного флота»[54]. Ведомственная принадлежность предопределила содержание журнала[55].
4 мая 1940 г. из Берлина поступило сообщение «Мрамора»[56] (М.А. Пуркаева) о грядущем германском нападении на Голландию:
«Начальнику 5‐го Управления РККА
Ариец сообщил, что в ближайшие дни ожидается нападение Германии на Голландию. Железнодорожная линия Франкфурт-на-Майне – Креффельд закрыта. Издано постановление, по которому все промышленные предприятия, работающие на оборону, должны подготовить к отправке все запасы складов своей продукции в распоряжение армии. Ариец получил данные, что наступление на Голландию начнется в ближайшие дни»[57].
10 мая немецкие войска, согласно плану «Гельб», начали широкомасштабные наступательные действия на территории нейтральных Бельгии и Голландии. Потом через территорию Бельгии, обойдя линию Мажино с севера, немецкие войска захватили почти всю Францию. Остатки англо-французской армии были вытеснены в район Дюнкерка, где они эвакуировались в Великобританию.
В начале мая 1940 г. в связи с уроками советско-финской войны была осуществлена смена руководства Наркомата обороны СССР, которая сопровождалась кратковременной проверкой наркомата специально созданной комиссией во главе с А. А. Ждановым[58]. Комиссия вскрыла крупные недостатки и дала характеристику состояния Советских Вооруженных Сил, деятельности Наркомата обороны к тому времени. Указами Президиума Верховного Совета СССР от 7 мая 1940 г. К.Е. Ворошилов был назначен заместителем Председателем СНК СССР и председателем Комитета Обороны при СНК СССР, командарм 1‐го ранга С. К. Тимошенко – наркомом обороны СССР с присвоением ему звания – Маршал Советского Союза.
В «Акте о приеме Наркомата обороны Союза ССР тов. Тимошенко С. К. от тов. Ворошилова К. Е.»[59] «были вскрыты вопиющие недостатки в состоянии и положении войск, в оперативной, боевой и мобилизационной подготовке, материально-техническом обеспечении, в целом – во всем оборонном деле»[60]. Красная Армия была не в состоянии проводить ни крупных наступательных, ни оборонительных операций.
В Акте констатировалось: «1. Точно установленной фактической численности Красной Армии в момент приема Наркомат не имеет. Учет личного состава, по вине Главного Управления Красной Армии, находится в исключительно запущенном состоянии». В части «состояния кадров» отмечалось следующее: «К моменту приема Наркомата Обороны, армия имела значительный некомплект начсостава, особенно в пехоте, достигающий до 21 % к штатной численности на 1 мая 1940 года».
В разделе «Оперативная подготовка» Акта, в частности отмечалось:
«1. К моменту приема и сдачи Наркомата Обороны оперативного плана войны не было… Генеральный штаб не имеет точных данных о состоянии прикрытия госграницы.
2. Руководство оперативной подготовкой высшего начсостава и штабов выражалось лишь в планировании ее и даче директив. Народный Комиссар Обороны и Генеральный штаб сами занятий с высшим начсоставом не проводили. Контроль за оперативной подготовкой в округах почти отсутствовал. Наркомат Обороны отстает в разработке вопросов оперативного использования войск в современной войне. Твердо установленных взглядов на использование танков, авиации и авиадесантов нет (выделено мной. – М.А.).
3. Подготовка театров военных действий к войне во всех отношениях крайне слаба. В результате этого:
а) в железнодорожном отношении театры военных действий не обеспечивают быстрое сосредоточение войск, их маневр и снабжение;
б) пропускная способность железных дорог к новым западным границам низка и не обеспечивает требования обороны границ;
…
г) строительство шоссейных дорог идет медленно и ведется многими организациями (Гуждор, Главдорупр, Гулаг НКВД), что приводит к распылению сил и средств и отсутствие общего плана дор. строительства;
…
е) в аэродромном отношении крайне слабо подготовлена территория Западной Белоруссии, Западной Украины, ОДВО и ЗакВО;
ж) ясного и четкого плана подготовки театров (военных действий) в инженерном отношении, вытекающего из оперативного плана, нет. Основные рубежи и вся система инж[енерной] подготовки не определены;
з) план строительства УРов в 1940 г. не утвержден. Исчерпывающих директив по строительству УР в 1940 г. округам к моменту приема Наркомата не дано.
Система предполья окончательно не разработана, и в округах этот вопрос решается по-разному.
Нет окончательного решения и указаний НКО и Генштаба о содержания в боевой готовности старых укрепрайонов и укрепрайонов строительства 1938–1939 гг., которые должны быть использованы как сильно укрепленный тыловой рубеж.
Новые укрепленные районы не имеют положенного им вооружения…».
В перечне «Главнейших недостатков в подготовке войск» на первое место была вынесена «1) Низкая подготовка среднего командного состава в звене рота – взвод и особенно слабая подготовка младшего начальствующего состава». Оценка качества оперативной подготовки высшего начсостава – фронтового и армейского звена – отсутствовала.
«Состояние родов войск», приводимое в Акте, производило не менее удручающее впечатление[61].
В разделе Акта «По управлению военного издательства» указывалось следующее:
«1. Воениздат не обеспечивает начальствующий состав Красной Армии необходимой военной литературой. План выпуска книг выполняется за счет менее трудоемкой в производстве перепечатки произведений классиков художественной литературы. Не издается литература по актуальнейшим вопросам боевой подготовки армии: тактике мелких подразделений, службе штабов, службе тыла и по армиям сопредельных с нами стран. Не издается военная энциклопедия, нет справочной литературы для начсостава специальных родов войск».
«Из всего оказанного в акте передачи ставился диагноз: Красная Армия не в состоянии проводить ни крупных наступательных, ни оборонительных операций. Вооруженные силы не готовы к современной войне – не было оперативных и мобилизационных планов, обученность войск и штабов была неудовлетворительной, общесоюзная подготовка резервистов отсутствовала, материально-техническое обеспечение и состояние запасов всех видов были удручающими»[62].
Оценивая состояние Красной армии на момент смены руководства наркомата обороны СССР, генерал армии М. А. Моисеев, начальник Генерального штаба ВС СССР – первый заместитель министра обороны СССР (1988–1991), напишет: «Стало ясно, что для исправления положения нужны срочные неординарные меры, что в условиях нараставшей военной опасности медлить дальше нельзя. Необходима коренная реорганизация Вооруженных Сил, полная перестройка системы их боеготовности и подготовки»[63].
«… по всем направлениям делалось все возможное для подготовки СССР и Красной Армии к отражению агрессии. И сделано было неимоверно много. Например, сил и средств в Красной Армии было немало, правда значительно меньше, чем у гитлеровцев, но все-таки достаточно, чтобы отразить агрессию, не допустить катастрофы. Однако использовать их правильно мы не смогли»[64]. Это явилось одной из причин неудачного для Советского Союза начала войны, тяжелых поражений, понесенных в первые ее годы.
Оперативная подготовка высшего начсостава – фронтового и армейского звена – для ведения современной войны и, в первую очередь проведения стратегической оборонительной операции в «разработанной программе», о которой говорит М.А. Моисеев, предусмотрена не была. И неизвестно, сколько бы потребовалось времени для прозрения высшему военному руководству страны. В равной степени с учетом новых форм вооруженной борьбы вермахта следовало готовить (чего так и не было сделано) командиров соединений и частей, а также среднее звено командного состава в звене рота – взвод и младший начальствующий состав РККА.
В Акте было отмечено и неудовлетворительное «состояние разведывательной работы»:
«Вопросы организации разведки [речь шла об организации военной стратегической разведки] являются наиболее слабым участком в работе Наркомата Обороны. Организованной разведки и систематического поступления данных об иностранных армиях не имеется. Отрыв развед. работы от Генерального Штаба и непосредственное подчинение ее Наркому Обороны привели к слабому руководству разведывательной службой[65].
Наркомат Обороны не имеет в лице Разведывательного Управления органа, обеспечивающего Красную Армию данными об организации, состоянии, вооружении, подготовке и развертывании иностранных армий. К моменту приема Наркомат Обороны такими разведывательными данными не располагает. Театры военных действий и их подготовка не изучены».
Столь однозначные и безапелляционные выводы далеко не в полной мере соответствовали действительности.
Однако судьба действовавшего руководителя разведки на этой должности была предрешена. На совещании в ЦК ВКП(б) начальствующего состав И.В. Сталин дал следующую характеристику И.И. Проскурову:
«У вас душа не разведчика, а душа очень наивного человека в хорошем смысле слова. Разведчик должен быть весь пропитан ядом, желчью, никому не должен верить. Если бы вы были разведчиком, вы бы увидели, что эти господа на Западе друг друга критикуют: у тебя тут плохо с оружием, у тебя тут плохо, вы бы видели, как они друг друга разоблачают, вам бы схватиться за эту сторону, выборки сделать и довести до сведения командования, но душа у вас слишком честная»[66].
22 мая 1940 г. – комдив И. И. Проскуров направил наркому обороны «Доклад о состоянии и задачах 5 Управления Красной Армии» (22.05.1940), где докладывал:
О состоянии агентурной сети в целом: «Всего по Управлению агентурная сеть выражается в следующих цифрах:
Было на 1. 4. 1939
легальных резидентур – 39,
с количеством источников – 111,
нелегальных резидентур – 57,
с количеством источников – 537.
Всего: 96 резидентур и 648 источников.
Есть на 1. 5. 40
легальных резидентур – 42,
с количеством источников – 194,
нелегальных резидентур – 91,
с количеством источников – 1595.
Всего: резидентур 133 и 1789 источников (выделено мной. – М.А.).
Распределение агентурной сети по основным странам:
Германия (включая протекторат Словакию и Богемию) – 792,
Франция – 37,
…
Румыния – 24,
Болгария – 72,
Италия – 8,
Турция – 41,
…
Китай – 53,
Маньчжурия – 229,
Япония – 22,
Америка – 71».
О состоянии агентурной работы по странам: «Наличным составом агентурной сети удовлетворительно освещаются следующие страны: Германия (с протекторатами), Болгария, Иран, Турция, Маньчжурия, Китай, Швеция и Прибалтика. Освещаются слабо: Англия, Франция, Италия, Япония, Румыния, Финляндия, Афганистан и Америка…».
О кадрах Управления: «Последние два года были периодом массовой чистки Управления и разведорганов от чуждых и враждебных элементов. За эти два года органами НКВД арестовано свыше 200 человек, заменен весь руководящий состав до начальников отделов включительно. Засоренность разведорганов была очень большая, так за время моего командования только из центрального аппарата и подчиненных ему частей отчислено по различным политическим и деловым соображениям 365 человек. Принято вновь 326 человек, абсолютное большинство без разведывательной подготовки и опыта. Можно считать, что разведорганы в основном укомплектованы проверенными и преданными кадрами но недостаточно подготовленными в деловом отношении. …Из общего количества личного состава 1083, членов и кандидатов ВКП(б) – 733 человека, членов ВЛКСМ – 350 человек».
О войсковой разведке: «Войсковой разведкой, якобы, должен руководить Генштаб и на местах – Военные Советы Округов, а на практике выходит, что никто не руководит, т. к. нет такого аппарата ни в центре, ни в округах. Отсутствие органов, отвечающих за подготовку частей войсковой разведки и разведорганов войсковых соединений (дивизия, корпус, армия) особо остро сказалось в период боевых действий на Западе во время польской кампании и борьбы с белофиннами. Предлагаю: а) Возложить ответственность за подготовку и руководство органами войсковой разведки на 5 Управление Красной Армии и разведотделы округов, создав т. о. единый центр по руководству разведслужбой Красной Армии…».
О зарубежной сети: «Зарубежная сеть по количеству и качеству не отвечает требованиям хорошего освещения состояния иностранных армий, возможных театров военных действий, военно-политического и военно-экономического состояния капиталистических стран. Для ускоренного создания и развития этой сети за рубежом необходимо максимальное использование нашего легального аппарата».
О мерах по совершенствованию зарубежной сети: «Предлагаю: а) Предоставить 5 Управлению Красной Армии большую возможность посылки военных разведчиков в составе работников различных советских представительств за границей, пойти на некоторое расширение штатов этих представительств (полпредства, торгпредства, «Интурист» и пр.), а также аппарата военного атташе; б) Разрешить посылать на учебу и усовершенствование в различные учебные и научные учреждения наших специалистов по представлению 5 Управления Красной Армии. Это необходимо в целях подготовки зарубежных работников с перспективой посылки их затем на нелегальную работу». Кроме того: «Часто представляется проводить работу по наводке, а иногда и по вербовке среди приезжающих в Союз иностранцев по линии различных хозяйственных и культурных учреждений (Наркомвнешторг, ВОКС, «Интурист», Управление гражданского воздушного флота). Предлагаю: Разрешить 5 правлению Красной Армии иметь своих представителей в этих учреждениях под различными удобными «крышами».
О структуре Управления: «Структура 5 Управления Красной Армии по руководству агентурной сетью неправильна, она не отвечает ни возможностям руководства значительно выросшей сетью, ни интересам конспирации, на последнее неоднократно указывал тов. Маленков. …Предлагаю: а) Разрешить перестроить структуру агент. отделов в сторону их разукрупнения, создав вместо четырех – восемь отделов, а в отделе военно-технической разведки иметь вместо одного – три агентурных отделения…».
О подборе кадров для разведработы: «При подборе кадров для разведработы нередко встречаются препятствия как по линии УКНС, так и других органов, ведающих кадрами. Подходящих же людей для ведения разведработы, особенно за рубежом, не так много. Прошу: Дать указание руководителям органов кадров не жалеть пригодных для разведки людей, а, наоборот, содействовать в отборе отвечающих требованиям разведки кандидатов…».
Вскрытый грубейший недостаток в организации агентурной сети, упомянутый в майском докладе 1939 г. И.В. Сталину – связь нелегальных резидентур с советскими представительствами за рубежом и неудовлетворительная их «насыщенность радиоточками» – был Проскуровым опущен, судя по всему, из-за отсутствия подвижек в этом направлении.
Удивляют в Докладе приведенные цифры. Так, по состоянию на 1 мая 1940 г. агентурная сеть Управления выражалась в следующих цифрах: легальных резидентур —42, с количеством источников – 194; нелегальных резидентур – 91, с количеством источников – 1595; всего: резидентур 133 и 1789 источников, в том числе в Германии (включая протекторат Словакию и Богемию) 792 источника. Подобная гигантомания характерна для многих докладов руководителей разведки, и не только военной.
Зеркальным отражением обстановки в разведывательном управлении стала ситуация, сложившаяся в это время в аппарате внешней разведки. В направленном руководству НКГБ СССР отчете о работе разведки с 1939 по 1941 год начальник 1‐го Управления старший майор госбезопасности 34-летний П.М. Фитин писал:
«К началу 1939 года в результате разоблачения вражеского руководства в то время Иностранного отдела (ИНО ОГПУ просуществовало до 10.07.1934; на смену ИНО пришел 7 отдел ГУГБ НКВД, который в 07.1939 был преобразован в 5 отдел ГУГБ НКВД СССР. – М.А.) почти все резиденты за кордоном были отозваны и отстранены от работы. Большинство из них затем было арестовано, а остальная часть подлежала проверке.
Ни о какой разведывательной работе за кордоном при этом положении не могло быть и речи. Задача состояла в том, чтобы, наряду с созданием аппарата самого Отдела, создать и аппарат резидентур за кордоном»[67].
«Потери состава были столь велики, что в 1938 году в течение 127 дней подряд из внешней разведки руководству страны вообще не поступало никакой информации. Бывало, что даже сообщения на имя Сталина некому было подписать, и они отправлялись за подписью рядовых сотрудников аппарата разведки.
Чтобы восстановить кадровый состав разведки, в нее по-прежнему направлялись люди с опытом партийной и организационной работы, хорошо зарекомендовавшие себя в армии командиры, окончившие вузы студенты. Однако без организации их специальной подготовки это не решало проблемы. В резидентуры нередко посылались лица, которые не знали иностранных языков, слабо разбирались в вопросах внешней политики, не имели навыков оперативной работы. В токийской резидентуре был момент, когда ни один из сотрудников “легальной” резидентуры не знал ни японского, ни какого-либо другого иностранного языка. Аналогичное положение возникло и в ряде других резидентур. …
В 1939 году всего несколько месяцев 5‐м отделом ГУ ГБ руководил В.Г. Деканозов. Разведки он не знал. Это скоро стало ясно всем, в том числе и руководству страны. Деканозова срочно направили полпредом в Берлин. В конце 1939 года отдел возглавил П.М. Фитин, ему был тогда только 31 год (выделено мной. – М.А.). Способный, энергичный, горячо преданный делу человек, он быстро освоил азы разведывательного мастерства, показал себя талантливым организатором. На посту начальника разведки он проработал до 1946 года. На плечи Павла Михайловича легло бремя залечивания нанесенных репрессиями ран, восстановления боеспособности разведки накануне войны»[68].
В том же приведенном выше отчете П.М. Фитина указывалось, «что в середине 1940 года в ее центральном аппарате работало 695 человек. К 1941 году благодаря самоотверженной работе сотрудников она сумела восстановить работоспособный агентурный аппарат в Германии, Италии, Англии, Франции, США, Китае. Наиболее крупные резидентуры были в США – 18 человек, Финляндии – 17 человек, Германии – 13 человек. Всего к этому времени внешняя разведка имела 40 резидентур. В них работало 242 разведчика, у которых на связи находилось в общей сложности около 600 различных источников информации»[69].
Не ставя под сомнение приведенные цифры в части их количества: 1789 и 600 источников у военной и внешней стратегических разведок, соответственно, можно усомниться в качестве этих источников. Это, как средняя температура по больнице, которая скрывает истинное положение вещей. С одной стороны, вроде бы все обстоит нормально, а, с другой стороны – дела обстоят весьма плачевно. Не могла разведка оправиться после невосполнимого ущерба, нанесенного и наносимого не прекращавшимися чистками, какими талантливыми не были бы тридцатилетние-сорокалетние руководители.
Информация, представлявшая интерес для военно-политического руководства страны накануне 22 июня 1941 г., когда речь шла о выживании государства во враждебном окружении, поступала от весьма ограниченного числа источников – до одного десятка человек. И не более.
Свое мнение о состоянии дел в РУ РККА высказала и специальная комиссия (председатель: заместитель наркома обороны Е.А. Щаденко; члены: заместитель начальника Политуправления Красной Армии Ф.Ф. Кузнецов, военком Генштаба Красной Армии С.К. Кожевников), которая присутствовала «при приеме дел и должности Начальника 5 Управления Красной Армии генерал-лейтенантом тов. ГОЛИКОВЫМ[70] и сдаче дел и должности начальником 5 Управления Красной Армии генерал-лейтенантом авиации тов. ПРОСКУРОВЫМ» (конец июня – первая декада июля 1940 г.).
Комиссия заявила следующее:
«1. Существующая организационная структура 5 Управления в основном отвечает требованиям военной разведки. Необходимо произвести разукрупнение агентурных отделов, а также пересмотреть структуру и штаты органов приграничной разведки.
2. Агентурная сеть Управления по ее численности и особенно качеству агентов не отвечает требованиям военной разведки. Ярким доказательством этого является тот факт, что Управление не имеет своей агентуры в армиях таких капиталистических стран как Германия, Италия, Япония, Англия и др., что по существу означает отсутствие у нас непосредственной военной разведки. У руководящего состава Управления укоренились вредные взгляды о невозможности проникновения нашей агентуры в армии капиталистических стран: Германия, Япония и т. д.
3. Работа агентурной сети направлена по линии пассивной деятельности. В работе агентурных отделов проводится линия наименьшего сопротивления, что подтверждают факты: отсутствие продуманных острых планов засылки и вербовки агентов в капиталистических армиях, необоснованная осторожность и боязнь идти на разумный риск, наличие перестраховки и пренебрежительное отношение к применению активных методов в работе. Недобросовестные и даже предательские элементы из агентов за рубежом, как правило, остаются безнаказанными.
(…)
5. Подготовка кадров, как в количественном, так и особенно в качественном отношении остается неудовлетворительной. В учебе преобладает теория разведки, слабо организованы практические занятия и физическая тренировка: на выносливость, ловкость, приемы нападения и самозащиты и т. д. …
6. В связи с тем, что управление не имеет агентуры в большинстве капиталистических армий, военная информация во многом бывает не достоверна и, как правило, строится на различных слухах и предположениях.
7. Отсутствие определенно установленного количества мест и должностей для военной разведки Красной Армии и разведки НКВД в официальном аппарате СССР за рубежом приводит к тому, что 5 Управление часто лишается возможности посылать своих людей за отсутствием штатных должностей.
8. …Ненормальным является также и то положение, когда сотрудникам Управления чинят различные препятствия отдельные работники НКВД и НКИД…
9. Совершенно не проводится разведывательная работа по линии Отдела внешних сношений.
10. Ощущается острая нехватка в людях, знающих в совершенстве иностранные языки. Незнание языков является большим препятствием в развертывании разведывательной работы».
Комиссия пришла к следующим выводам и предложениям:
«Выводы. Перечисленные выше недостатки со всей очевидностью говорят, что руководство не нашло правильной линии в работе и 5 Управление в целом с возложенными на него задачами военной разведки не справилось. Основным и решающим недостатком в работе является пассивность, боязнь идти на разумный и необходимый риск в развертывании разведывательной работы и явное пренебрежение к применению активных методов и приемов.
Предложения.
1. Начальнику 5 Управления в двухнедельный срок представить на утверждение Народного Комиссара Обороны СССР организационную структуру, штаты управления и учебной сети, а также органов приграничной разведки.
2. Начальнику Управления в кратчайший срок укрепить руководящие кадры отделов наиболее способными работниками; людей, не отвечающих требованиям разведки, заменить.
3. Как можно быстрее создать агентурную сеть в армиях зарубежных стран, особенно в Германии, Японии, Италии, Англии, Турции, Румынии, Финляндии. Увеличить численно и улучшить качественно работу всей агентурной сети, направляя ее деятельность, главным образом, на добычу документальных материалов об армиях и военных замыслах противника.
4. Коренным образом перестроить работу агентурных отделов и резидентур за рубежом. Объявить решительную борьбу явно вредным взглядам о недоступности агентурной разведки, в какой бы то ни было капиталистической армии.
5. Перейти к активной деятельности по вербовке агентов в капиталистических армиях (солдат, офицеров), добыче документальных данных и по внедрению активных методов в действиях работников разведки. Практиковать методы активного воздействия на плохо работающих агентов (угроза разоблачения, физическая ликвидация провокаторов и т. д.). Не бояться идти на разумный риск. Установить, как правило, оплату источников по качеству добываемого материала и проделанной работе. Отмечать и представлять к правительственным наградам особо отличившихся агентурных работников.
6. Необходимо организовать при 5 Управлении контрразведывательное отделение с задачей изучения деятельности иностранных разведок и передаче этого опыта агентурным работникам 5 Управления.
(…)
8. Во избежание параллелизма, распыления сил и средств, а также для большей целеустремленности и согласованности в разведывательной работе считать необходимым создание координирующего органа разведки. Полагаем целесообразным иметь постоянную комиссию в составе: Народного Комиссара Обороны СССР, Народного Комиссара Внутренних Дел, представителей ЦК ВКП(б), начальника 5 Управления Красной Армии, и начальника Иностранного отдела НКВД».
Члены комиссии были далеки от разведки и плохо представляли, что такое «конспирация» и контрразведывательная деятельность спецслужб за рубежом, отсюда и следующая констатация в части организации агентурной работы: «боязнь идти на разумный и необходимый риск в развертывании разведывательной работы и явное пренебрежение к применению активных методов и приемов». Отсюда и призыв «перейти к активной деятельности по вербовке агентов в капиталистических армиях (солдат, офицеров), добыче документальных данных и по внедрению активных методов в действиях работников разведки», «не бояться идти на разумный риск». Вместе с тем, нельзя не согласиться с высказанными адекватными предложениями об искоренении взглядов о невозможности вербовки военнослужащих «капиталистических армий», а также об установлении оплаты источников, как правило, по качеству добываемого материала и проделанной работе.
Что же касается И.И. Проскурова, то он был далеко не во всем согласен с выводами комиссии и счел необходимым доложить о своей точке зрения наркому обороны маршалу С.К. Тимошенко в докладе о сдаче дел 5‐го управления РККА (24.07.1940):
«1. Обвинение руководства Управления в «укоренившихся вредных взглядах о невозможности проникновения нашей агентуры в армии капиталистических стран, в частности, Германии и Японии» и боязнь ставить задачи на вербовку военных источников, считаю голословным и не отвечающим действительности. Это могу подтвердить фактами-документами.
Так, за время моего командования из числа убывших за рубеж работников 5 Управления получили задачу вербовать военных источников из ряда иноармий и оборонных объектов всего 108 человек. Из них по Германии – 37 человек, по Японии – 14 человек, по Швеции и Франции – [по] 10 человек, по Румынии – 6 человек, остальные по другим странам ….
2. Комиссия не сочла нужным отметить в акте некоторые успехи в работе 5 Управления, а именно:
а) агентурная сеть 5 Управления за рубежом за истекший год выросла почти втрое, т. е. с 648 человек до 1789, в большинстве за счет нелегальных разведчиков, что создало необходимую базу для серьезного разворота разведработы за рубежом в ближайшее время;
б) кадры Управления очищены от враждебных и сомнительных элементов и укомплектованы проверенными и преданными командирами Красной Армии;
3. Комиссия не сочла также нужным отметить значительный некомплект как зарубежных, так и центрального аппаратов, в частности, отсутствие свыше года 2-х заместителей Начальника Управления, уже свыше 3-х месяцев около 20 разведчиков-работников ВАТ ожидают оформления на выезд.
4. Комиссия так же не отметила, что руководством Управления, в частности мною, абсолютное большинство вопросов, включенных в акт в качестве предложений по улучшению работы, ранее докладывались, но не были решены…».
Можно возразить руководителю военной разведки: мало поставить задачу на вербовку агентуры в иностранных армиях, надо еще и добиться положительных результатов в этом направлении, а трехкратное увеличение за год числа источников, не свидетельствует о том, что эта агентура была способна выполнить и выполняла поставленные перед военной разведкой задачи – «улучшить качественно работу всей агентурной сети, направляя ее деятельность, главным образом, на добычу документальных материалов об армиях и военных замыслах противника».
Руководитель военной разведки И.И. Проскуров не счел возможным доложить о том, как устранялся им один из главных недостатков, подмеченных им при назначении на должность руководителя военной разведки – «не обеспечена жизненность агентурной сети на военное время (связь идет к Полпредствам и Консульствам), насыщенность радиоточками неудовлетворительная, питание не организовано». Более того, он обошел молчанием, как устранялся вскрытый им при вступлении в должность этот недостаток. Этот даже не недостаток, а огромная ошибка в организации агентурной разведки за рубежом не был устранен не им, не тем, кто сменил его на посту начальника Разведывательного управления.
4 июня 1940 г. И.И. Проскурову было присвоено звание генерал-лейтенанта авиации, а десять дней спустя его наградили Орденом Красной Звезды «за успешное выполнение заданий Командования Красной Армии». Прошел месяц и его сняли с должности начальника 5‐го управления и отправили в распоряжение наркома обороны СССР, а затем вернули в авиацию. В Разведывательном управлении отстранение от руководства военной разведкой Проскурова было расценено, как результат резкого возражения последним критике в свой адрес И.В. Сталиным[71] на апрельском совещании в ЦК ВКП(б) начальствующего состава РККА, хотя в целом она была справедлива. Была еще одна версия отставки Проскурова, которая, впрочем, не исключала первую: «Являясь честным человеком, он в одном из своих приказов разнес по заслугам командующего войсками Ленинградского военного округа маршала Тимошенко за неудовлетворительную подготовку по разведке частей и соединений. Неопытность, отсутствие «разведки на себя» сильно подвели нового заместителя главы НКО. В 1940 году наркомом был назначен Тимошенко, который, конечно же, не забыл ретивого молодого начальника разведупра, осмелившегося ему, прославленному герою гражданской войны, сделать обидный выговор. Проскурова сняли, и он исчез.
Случай с Проскуровым – один из многих, когда прекрасные на своих местах кадры при неумелом использовании губили дело и погибли сами»[72].
К руководству военной разведкой (с 11 июля 1940 г.) пришел случайный, далекий от разведки генерал-лейтенант Ф.И. Голиков – со всеми вытекающими отсюда негативными и трагическими для страны последствиями.
«Нельзя так часто менять руководителей стратегической разведки, а ГРУ превращать в проходной двор. Конечно, руководитель разведки должен быть крупным, авторитетным, партийным или государственным деятелем. Но его надо подготовить, хотя бы по основам стратегической разведки, и дать ему влиятельных советников по разведке, с мнением которых он считался бы». – Пришел к такому выводу в 1964 г. кадровый разведчик генерал‐майор в отставке К.А. Воронин[73]. В «проходной двор» военную разведку превращали массовые репрессии кануна войны.
«Это был совсем другой человек. Неплохой вояка, но совершенно не понимающий специфики нашей работы. – Писала М.И. Полякова о Ф.И. Голикове. – Сталина он очень боялся. Работать стало трудно. Мнение Сталина для начальника разведки значило больше, чем донесения собственной разведки»[74].
Другой бывший сотрудник Разведуправления, в описываемый период заместитель начальника Информационного отдела (август 1940 – 19 мая 1941) подполковник, В.А. Новобранец[75] писал в своих воспоминаниях: «Близко соприкасаясь по работе, почти ежедневно бывая на докладе, я изучал нового начальника Разведупра. … На лице всегда дежурная улыбка, и не знаешь, чем она вызвана – то ли ты хорошо доложил, то ли плохо. Я не заметил, чтобы он определенно высказывал свое мнение. Давая указания, говорил: “Сделайте так или так…”. И я не знал, как же все-таки надо. Если я поступал по своей инициативе или по его указанию, но неудачно, он всегда подчеркивал: “Я вам таких указаний не давал” – или: “Вы меня неправильно поняли”. Он просто не знал, какие дать указания. Мы его не уважали. Поступал он так, потому что просто не знал, какие дать указания. Голиков часто[76] ходил на доклад к Сталину, после чего вызывал меня и ориентировал в том, как думает “хозяин”; очень боялся, чтобы наша информация не разошлась с мнением Сталина»[77].
По тексту воспоминаний Новобранца прослеживается, что они достаточно тенденциозны. Насколько М.И. Полякова и В.А. Новобранец были правы и объективны в своих оценках? Разве они обладала всей полнотой информации, которая проходила через начальника РУ ГШ КА? Безусловно, это было субъективное мнение. Однако о своем страхе перед Сталиным и стремлении подстроиться под его мнение говорил и сам Голиков (об этом речь пойдет позже), об этом свидетельствует и информация, выходившая за пределы Разведупра.
Упомянул о Ф.И. Голикове в своих воспоминаниях и Никита Сергеевич Хрущев, сообщая достаточно любопытные и нелицеприятные факты для бывшего начальника Разведупра[78].
Сложные отношения складывались у Ф.И. Голикова с Г.К. Жуковым, истоки которых лежали во второй половине 30-х[79] – в бытность его членом Военного совета Белорусского ВО (январь – сентябрь 1938).
Довольно необычную оценку Ф.И. Голикову дал в своем выступлении на XVIII‐й партконференции ВКП(б) (15–20 февраля 1941 г.) И.В. Сталин, которого связывали, видимо, особые отношения с будущим маршалом и продолжали сохраняться в последующем. Из дневника Г.М. Димитрова от 20 февраля: «На партконференции. …О Голикове говорил [Сталин] – он как разведчик неопытный, наивный. Разведчик должен быть как черт: никому не верить, даже самому себе (выделено мной. – М.А.)»[80]. Характеристика, данная Сталиным новому начальнику военной разведки, в чем схожа с его характеристикой Проскурова, у которого, по словам вождя «душа не разведчика, а душа очень наивного человека в хорошем смысле слова». Только судьба двух руководителей военной разведки сложилась коренным образом по-разному.
Приказом НКО № 0038 (О реорганизации Генерального штаба Красной Армии) от 26 июля 1940 года 5-е управление Красной Армии было включено в состав Генерального штаба с переименованием в Разведывательное управление. Тем же приказом начальник Разведывательного управления генерал-лейтенант Голиков Ф. И. был назначен заместителем начальника Генерального штаба. Ведению Генерального штаба Красной Армии, а именно его структурному управлению – Разведывательному – подлежала «2. Организация и руководство разведывательной деятельностью всех видов разведки, обработка разведывательных данных и информация нижестоящих штабов и войск» (приказ НКО № 0038 от 26 июля 1940 г.).
Должности заместителей начальника Разведывательного управления занимали генерал‐майор танковых войск А. П. Панфилов[81] и генерал‐майор И. Г. Рубин[82], заместителем по политической части – начальником отдела политической пропаганды был бригадный комиссар И. И. Ильичев.
В июне 1941 г. часть отделов Разведупра ГШ РККА поменяли свою нумерацию (далее приведена новая нумерация подразделений). Начальником 1‐го агентурного (европейского) отдела был полковник А. М. Кузнецов[83]. Полковник С. М. Чувырин[84] возглавлял 2‐й агентурный (балканский, восточный) отдел. Начальником 3‐го агентурного (дальневосточного) отдела являлся полковник А. П. Кисленко[85]. 4‐й (военно-технический) отдел возглавлял военинженер 1‐го ранга А. А. Коновалов[86]. Деятельностью 5‐го (специального) отдела руководил полковник Х.-У. Д. Мамсуров[87]. Начальником 7‐го (приграничной разведки) был полковник И. В. Виноградов[88]. 8‐й отдел (радиоразведки и связи) возглавлял военинженер 1 ранга И. Н. Артемьев[89]. Дешифровальным отделом командовал полковник Н. А. Филатов[90]. Начальником 6‐го информационного отдела был генерал‐майор Н. И. Дубинин[91] (с февраля 1941 г. – генерал‐майор Н. С. Дронов[92]). Отдел военно-технической и экономической информации возглавлял полковник Г. П. Пугачев[93].
1‐й отдел (Германский) был создан уже в годы войны. Его отсутствие до этого в составе Разведывательного управления, является также своеобразным показателем отношения к Германии как к потенциальному противнику.