300 лет российской морской пехоте, том I, книга 2

Смотр Гвардейского экипажа в Париже Александром I в 1814 году. Картина кисти И.С. Розена. 1903 г. (ЦВММ).

Реформа морской пехоты 1801–1805 гг.

Библиография и источники.

Полное собрание законов Российской империи. Собрание I. T. XLIV. Ч. I. Отд. II. СПб., 1830.

Сытинский Н.А. Очерк истории 90-го пехотного Онежского полка. СПб., 1903.

Юганов Н.А. История 92-го пехотного Печорского полка.

СПб., 1903.

Император Александр I. Портрет кисти неизвестного художника. 1806 г. (Музей В.А. Тропинина и московских художников его времени).

Адмирал Павел Васильевич Чичагов. Портрет кисти неизвестного художника начала XIX в. (ЦВММ).

При восшествии на престол Александр I объявил, что будет править Россией «в духе в Бозе почивающей бабки своей, императрицы Екатерины II». Одним из первых распоряжений нового императора стало возвращение 7 апреля 1801 г. флотским батальонам их прежних номеров. Вместо неудобной «павловской» системы названий по фамилиям командиров снова была введена порядковая нумерация, в соответствии с которой батальоны стали называться: майора Жегалова — 1-й флотский батальон, майора Салтыкова — 2-й, полковника Герценберга — 3-й, майора Горохова — 4-й, майора Еремеева — 5-й, подполковника Асеева — 6-й, майора Чаплина 1-го — 7-й, майора Чаплина 2-го — 8-й, майора Стрельникова — 9-й; полковника Скипора — 1-й Черноморский, майора Буаселя — 2-й Черноморский и майора Бриммера — 3-й Черноморский флотский батальон.

В 1802 году Александр I создал очередной Комитет для приведения флота в лучшее состояние, которому велел принять все меры «к извлечению флота из настоящего мнимого его существования и к приведению оного в подлинное бытие». Идеологическим вдохновителем новых реформ и докладчиком императору по делам Комитета стал товарищ Министра морских сил вице-адмирал П.В. Чичагов, имевший своеобразные для моряка взгляды: «Русский флот, созданный умом Петра I, мог существовать только им одним. Так как он ни в духе народном, ни вызван потребностями государства, ни в духе русского правительства, то на него не смотрят, как на необходимое условие для благосостояния или безопасности Империи, и он есть обременительная роскошь подражания, зависящая от доброй воли государей»[4]. Эту же точку зрения в своем докладе императору изложил и председатель Комитета влиятельный Министр иностранных дел канцлер граф А.Р. Воронцов: «По многим причинам, физическим и локальным, России быть нельзя в числе первенствующих морских держав, да в том ни надобности, ни пользы не предвидится. Прямое наше могущество и сила наша должна быть в сухопутных войсках. <…> Довольно, если морские силы наши устроены будут на двух только предметах: обережении берегов и гаваней наших на Черном море, имев там силы соразмерные турецким, и достаточный флот на Балтийском море, чтобы на оном господствовать. Посылка наших эскадр в Средиземное море и другие дальние экспедиции стоили государству много, делали несколько блеску и пользы никакой»[5].

Под влиянием Комитета Александр I согласился на сокращение флота, в том числе и морской пехоты. Изучив ее состояние, П.В. Чичагов докладывал императору: «Солдатские команды, при флоте положенные, состоят ныне из баталионов, коих имеется при здешнем (Балтийском) девять и при Черноморском три. Поелику нет в оных ни шефов, ни инспектора, а одни токмо баталионные командиры в каждом порознь находятся, флотским же генералитетам, начальствующим дивизиями, по которым разделены бывают сии баталионы, при занятии их морскою службою неудобно иметь равного попечения о благоустройстве оных, для того ни единообразия в воинской тактике и дисциплине, ниже во внутренних распорядках соблюдения хозяйства с надлежащею точностию достигать они не могут».

Поскольку Балтийский флот был разделен на три дивизии, а Черноморский объединен в одну, то морскую пехоту предлагалось реорганизовать соответствующим образом в четыре полка, уменьшив ее численность на 4552 человека. Сэкономленная за счет сокращения сумма (102 тысячи рублей в год) поступала на улучшение содержания морских солдат. Поначалу планировалось сформировать один гренадерский и три мушкетерских морских полка. Об этом 3 марта 1803 г. Чичагов писал в Военную коллегию: «В штате, сочиненном для преобразования морских баталионов, положено быть Гренадерскому полку — ежели так и назначается, то по моему мнению переменять в нем нечего, и он по соображению рода службы достаточен»[6]. Но по каким-то причинам эту инициативу отвергли.

Обер-офицер 1-го флотского батальона Балтийского флота в парадной форме. 1802–1803 гг. Мушкетер батальона полковника Гамена 3-го морского полка в походном снаряжении во время Ганноверской экспедиции 1805 г. Рисунок художника А.Ю. Аверьянова. 2002 г.

Ротный барабанщик гренадерского батальона генерал-майора Говорова 4-го морского полка в зимней форме. 1803–1807 гг. Рисунок А.Ю. Аверьянова. 2002 г.

1. Батальонный командир. 2. В их числе 1 квартирмейстер, ведавший провиантом, и 1 казначей, хранивший полковые суммы и жалованье. Кандидатов на эти должности выбирало собрание офицеров полка (батальона), в связи с чем допускалось назначение подпоручиков и прапорщиков. 3. «В числе коих 3 батальонных адъютанта». 4. «В числе коих 1 батальонный адъютант». 5. «В том числе 1 шефский адъютант». 6. Из дворян, «в случае недостатка из дворян недостающее их число может заменяться унтер-офицерскими чинами так, чтобы оных всегда полное число было». 7. Артельщики «ружья не имеют и от рот не отлучаются, но остаются всегда во оных для содержания в лучшем порядке артелей; и для того в артельщики выбирать людей немолодых, трезвого жития, доброго и благопристойного поведения». 8. Слесарь.

29 апреля 1803 г. Александр I утвердил доклад Чичагова, в соответствии с которым 12 морских батальонов были переформированы в 4 морских полка. 1-й морской полк создавался из 1-го, 2-го и 7-го батальонов в Кронштадте; 2-й морской полк — из 3-го, 8-го и 9-го батальонов тоже в Кронштадте; 3-й морской полк — из 4-го, 5-го и 6-го батальонов в Ревеле; 4-й морской полк — из 1-го, 2-го и 3-го Черноморских батальонов в Севастополе. Каждый морской полк состоял из одного гренадерского и двух мушкетерских четырехротных батальонов и насчитывал в мирное время 564 гренадера (4 роты) и 1128 мушкетеров (8 рот). Роты не имели сквозной нумерации, а назывались по чину и фамилии своего командира: рота капитана Жукова и т. п. Первый мушкетерский батальон и его 1-я рота считались подразделениями командира полка, а второй мушкетерский батальон и его 1-я рота — старшего после командира полка штаб-офицера. Соответственно эти батальоны и роты назывались: батальон (рота) полковника Гамена, батальон (рота) подполковника Шевандина и т. д. В военное время в каждую роту к 141 рядовому добавлялись еще 24 человека, и численность полка возрастала на 288 нижних чинов. Несмотря на мушкетерскую организацию, морская пехота сохранила привилегии гренадер — барабанный сигнал «гренадерский поход» и возможность комплектования не рекрутами, а старослужащими из армейских пехотных полков. Для действий на берегу морской полк имел два 12-фунтовых единорога и четыре 6-фунтовые пушки, в связи с чем 24 февраля 1809 г. в каждом полку создали артиллерийскую команду из 124 человек[7]. Обоз морской пехоте не полагался, поскольку, как отмечалось в докладе П. В. Чичагова, «высаживаемые с кораблей в десант войска там, где нет вблизи армейских отрядов, не могут на великое расстояние удаляться от берега в рассуждении, что провианта на долгое время брать им с собою невозможно; гребные же суда не отходят от берега, пока не возьмут обратно десанта».

Кроме командира над каждым полком назначался шеф из армейских генералов. В соответствии с этим гренадерский батальон полка и его 1 — я гренадерская рота считались шефскими[8]. 16 мая 1803 г. шефом 1-го морского полка был назначен генерал-майор П.С. Ширков, 3-го полка генерал-майор Г.С. Гинкуль, 4-го полка генерал-майор И.П. Говоров. Чуть позднее, 4 июня 1803 г. шефом 2-го морского полка назначили генерал-майора Д.И. Герценберга. Шеф 1 — го полка генерал-майор П.С. Ширков считался в 1803–1811 гг. инспектором трех морских полков Балтийского флота и надолго запомнился жителям Кронштадта необычайной роскошью: «Генерал Ширков был образец (тип) русских генералов и полковых командиров прошлого (XVIII) столетия, — вспоминал один из современников. — Где стоял полк, там беспрерывно бывали балы, обеды, вечеринки, продолжавшиеся ночи напролет. Музыка и песенники ежедневно забавляли городских жителей. На пирах было разливное море! Так жил генерал Ширков в Кронштадте»[9].

Реформа 1803 года положительно сказалась на общем состоянии морской пехоты. Уже в сентябре 1804 г. «Его Императорское Величество заметить изволил, что со времени формирования морских полков число умерших скоропостижно, особливо же от пьянства, очень уменьшилось в сравнении с прошедшим временем»[10]. Улучшилась и боевая подготовка. С началом навигации морских солдат распределяли по кораблям «для усовершенствования полков в экзерциции и во всех военных маневрах». Оставшихся на берегу выводили в летние лагеря, «чтобы довести их до желаемой степени искусства в воинских движениях, которое от них, равно как и от пехотных полков, во время действия в десанте требуется». Обучение проводилось по-боевому, так что иногда случались печальные эксцессы. Например, 7 июня 1804 г. комендант Кронштадта генерал-майор И.И. фон Клуген докладывал: «На ротном учении с пальбою 1-го морского полка неизвестно кем из рядовых роты шефа генерал-майора Ширкова штабс-капитан Можжевитинской пред ротою застрелен, коего тело освидетельствовано медицинскими чинами»[11].

14 июня 1805 г. вице-адмирал П.В. Чичагов доложил Александру I, что установленных по штату 1798 года 84 человек солдатской команды Каспийской флотилии (1 поручик, 1 подпоручик, 10 унтер-офицеров, 70 рядовых, 2 денщика) «весьма недостаточно для судов, составляющих оную флотилию по новому положению». В связи с этим император одобрил создание Каспийского морского батальона из 4 мушкетерских рот. В мирное время батальон насчитывал 21 офицера, 56 фельдфебелей и унтер-офицеров, 564 рядовых, 13 барабанщиков, 21 нестроевого и 32 денщика. В отличие от морских полков, в ротах Каспийского батальона унтер-офицеров полагалось на 4 человека больше, поскольку «по состоянию в Каспийской флотилии мелких судов должно будет отряжать малые команды с унтер-офицерами, почему необходимо нужно прибавление их». В военное время в каждую роту добавлялось по 24 рядовых, и батальон увеличивался на 96 мушкетеров. Для формирования Каспийского батальона 1-й, 2-й и 3-й морские полки выделили по одной мушкетерской роте. После их прибытия из Кронштадта в Астрахань к ним присоединили 78 солдат и офицеров местной команды, сформировав таким образом четырехротный Каспийский батальон.

Генерал-адъютант граф Петр Александрович Толстой. Портрет кисти В.Л. Боровиковского. 1799 г. (Музей личных коллекций). В сентябре 1805 — апреле 1806 гг. граф П.А Толстой командовал российским десантным корпусам, совершившим Ганноверскую экспедицию.

Генерал-лейтенант Дмитрий Петрович Неверовский. Портрет кисти Дж. Доу. 1819–1822 гг. (Военная галерея Зим него Дворца). Участник русско-турецкой войны 1787–1791 гг. и польского похода 1794 г. подполковник Д.П. Неверовский (1771–1813) поступил 18.VIII.1803 г. в формирующийся 1-й морской полк, где был произведен в полковники и 21.IX.1803 г. назначен полковым командиром. 21.III.1804 г. произведен в генерал-майоры и назначен шефом 3-го морского полка. Во главе двух его батальонов участвовал в Ганноверской экспедиции. 9.XI.1807 г. переведен в армейскую пехоту. В 1811 г. сформировал 27-ю пехотную дивизию, с которой участвовал в Отечественной войне 1812 г. и заграничном походе 1813 г. Прославился героической обороной в сражении при Красном 2.VIII.1812 г. Смертельно ранен в сражении при Лейпциге 6.X.1813 г.

Ганноверская экспедиция 1805 год

Библиография.

Михайловский-Данилевский А.И. Описание первой войны императора Александра с Наполеоном в 1805 году. СПб., 1844.

В августе 1804 г. Россия разорвала дипломатические отношения с Францией. К июлю 1805 г. сложилась новая антифранцузская коалиция, планировавшая нанести удар по империи Наполеона с трех сторон. Главные русско-австрийские силы должны были наступать в центральной Европе. Одновременно русским войскам, базировавшимся на Корфу, и английскому корпусу на Мальте следовало высадиться в Неаполе, очистить вместе с армией короля Фердинанда IV Италию от французов и соединиться с австрийскими войсками в Ломбардии. В то же время шведская армия Густава-Адольфа IV, усиленная русским десантным корпусом, планировала наступать из Померании через северную Германию, соединиться в Ганновере с английскими войсками, после чего освободить Голландию и двинуться в тыл французской армии.

Для десанта в Померанию Александр I назначил корпус под командованием генерал-лейтенанта графа П.А. Толстого, насчитывавший 20363 человека. 16 августа в состав корпуса вошли укомплектованные по военному времени шефский (гренадерский) и командирский (1-й мушкетерский) батальоны 3-го морского полка во главе с шефом генерал-майором Д.П. Неверовским и командиром полковником А.Ю. Гаменом (см. стр. 117). 16 сентября 1805 г. на эскадре адмирала Е.Е. Тета из Ревеля отправились 1 генерал, 43 офицера и 1474 морских солдата и гренадера.

При подходе к Померании эскадра Тета (12 кораблей, 8 фрегатов и 140 купеческих судов) попала в сильную бурю, разметавшую суда и потрепавшую десант: более 400 казаков утонуло, взвод кирасир выбросило на дальний остров, где ему пришлось зимовать, погибло несколько пушек и зарядных ящиков. С 26 сентября по 2 октября роты 3-го морского полка высаживались в разных местах на побережье и лишь 5 октября соединились в городе Грейфсвальд около Штральзунда. Собрав войска, граф Толстой 10 октября двинулся в поход и 13 октября занял Мекленбург. Однако шведский король Густав-Адольф IV проявлял нерешительность и медлил с наступлением. Тогда Толстой самостоятельно прошел через герцогство, вступил 2 ноября в Ганновер и, форсировав Эльбу, 4 ноября занял Люнебург. Многоверстный марш корпуса «уподоблялся торжеству. Народонаселение окрестных мест толпами стекалось смотреть на русских, со времени Семилетней войны не появлявшихся в северной Германии. Все были поражены удивлением, ибо корпус графа Толстого находился в самом блистательном состоянии. Всюду угощали офицеров и солдат наших; в больших городах давали нам балы». Расположившись в Ниенбурге, Толстой выдвинул отряд для наблюдения за французским гарнизоном крепости Гаммельн.

20 ноября граф Толстой получил долгожданное известие, что 24 тысячи англичан прибыли на кораблях к устью Везера и высаживаются около Бремена. Густав-Адольф с 12 тысячами солдат, наконец, перешел Эльбу и занял Люнебург. 7 декабря собрался военный совет Северной армии, постановивший с прекращением осенней распутицы взять Гаммельн. Но тут пришло печальное донесение о разгроме главных сил коалиции при Аустерлице. Северная армия тут же распалась. Шведский король вернулся за Эльбу в Померанию. Британские войска оставили Ганновер и отплыли в Англию. Графу Толстому велено было в дальнейшем подчиняться прусскому королю, который разрешил десантному корпусу пройти через Пруссию в Россию. 26 января 1806 г. 3-й морской полк выступил из Ниенбурга. Почти три месяца продолжалось его путешествие домой. На походе Фридрих-Вильгельм III дважды осматривал русские войска, в том числе 3-й морской полк, и остался очень доволен, пожаловав всем нижним чинам винную порцию и денежную награду. 19 апреля 1806 г. корпус Толстого пересек российскую границу, и 29 мая 1806 г. два батальона 3-го морского полка возвратились в Ревель.

Карта адриатического побережья Далмации, Рагузы и Каттарской области, где в 1806–1807 гг. действовали русские корабли и десантные войска вице-адмирала Д.Н. Сенявина. Фрагмент карты конца XIX в.

Морская пехота в войне с Францией на Адриатическом море 1806–1807 гг.

Библиография и источники.

Броневский В.Б. Записки морского офицера в продолжение кампании на Средиземном море под начальством вице-адмирала Д.Н. Сенявина от 1805 по 1810 год. Ч. I–III. СПб., 1836–1837.

Мельников Г.М. Дневные морские записки, веденные на корабле «Уриил» во время плавания его в Средиземное море. Ч. I–III.

СПб., 1872.

Свиньин П.П. Воспоминания на флоте Павла Свиньина. Ч. I–III. СПб., 1818–1819.

Тарле Е.В. Экспедиция адмирала Сенявина в Средиземное море (1805–1807). // Избранные произведения академика Е.В.Тарле. T. IV. Ростов-на-Дону, 1994.

Несмотря на предубеждение Министра иностранных дел графа А. Р. Воронцова против походов в Архипелаг, морским полкам сразу же пришлось совершать дальние экспедиции. С 1799 г. в крепости Корфу оставался русский гарнизон, который в связи с обострением русско-французских отношений был увеличен к 1805 году до 7 полков и насчитывал 13 тысяч человек под командованием генерала Р.К. Анрепа[12]. Балтийский флот поддерживал связь этих сил с Россией. В октябре 1804 г. из Кронштадта к Ионическим островам отправилась эскадра капитан-командора А.С. Грейга, имевшая на борту две роты 1-го морского полка. Совершив поход вокруг Европы, эскадра 11 января 1805 г. пришла в Корфу, соединившись с базировавшейся здесь эскадрой контр-адмирала А.А. Сорокина. В преддверии войны главное начальство над русскими силами в Архипелаге было поручено вице-адмиралу Д.Н. Сенявину. 10 сентября 1805 г. он отплыл из Кронштадта во главе эскадры, на кораблях которой разместились две роты 1-го и две роты 2-го морских полков под общим руководством командира 2-го полка полковника Ф.А. Буаселя.

Между тем, пока эскадра Сенявина огибала Европу, начались боевые действия. Находившийся при неаполитанском дворе генерал М.П. Ласси приступил к реализации стратегического плана. 7 ноября 1805 г. войска Анрепа перевезли морем из Корфу в Неаполь, где их ожидала семитысячная армия короля Фердинанда IV. 8 ноября в Неаполь прибыли 6,5 тысяч англичан генерала Крея. Возглавив соединенные силы, Ласси двинулся на Рим. Но тут пришло известие о капитуляции австрийской армии при Ульме, падении Вены и отступлении австрийцев из Ломбардии. Французский маршал Массена выслал против Неаполя 35 тысяч солдат. В довершение всего, когда до Рима оставалось сотня километров, союзники узнали о поражении главных сил при Аустерлице. Собранный Ласси военный совет решил отступать. Вернувшись в Неаполь, русские войска 29 декабря 1805 г. эвакуировались на кораблях и транспортах в Корфу.

18 января 1806 г. в Корфу пришла эскадра Д.Н. Сенявина. Новый главнокомандующий сразу же оказался в центре политических и военных событий. После Аустерлицкого разгрома Австрия 14 декабря 1805 г. заключила тяжелый Пресбургский мир, по которому, среди прочего, обязалась передать французским войскам Далмацию. Корпус генерала Лористона немедленно занял ее и потребовал от австрийцев сдать Каттарскую область, отделенную от Далмации Рагузской республикой. Настойчивость генерала, пославшего к берегам Каттаро 16-пушечную шебеку «Hasard», была вполне объяснима. Каттарский залив с шестью бухтами, защищенный крепостями Бокка- ди-Каттаро, Кастель-Нуаво и Риза, представлял превосходный военный порт. Как отмечал в своем дневнике один из морских офицеров: «Рейд здешний закрыт отовсюду высочайшими горами, и корабли едва приметны по огромности окружающих гор. Вход открывается уже почти подошедши к самому месту. Едва ли можно выбрать лучшее безопаснейшее место для флота».

Адмирал Дмитрий Николаевич Сенявин. Потрет кисти М.И. Дромметер. 1930-е гг. (ЦВММ).

Появление «Hasard» в Кастель-Нуаво с известием о передаче области французам вызвало восстание бокезцев. Они заставили шебеку удалиться, после чего обратились за помощью к соседям- черногорцам, а также к ДН. Сенявину. 15 февраля черногорская скупщина послала в Бокка-ди-Каттаро двухтысячный отряд. Одновременно Сенявин, понимая важность Каттарской бухты, срочно направил из Корфу отряд кораблей капитана 1 ранга Г.Г. Белли. 16 февраля высаженный Белли десант морской пехоты объединился с черногорскими и бокезскими ополченцами, после чего австрийцы предпочли сдать Каттарские крепости русской эскадре. В тот же день лейтенант А.С. Сытин, пользуясь проливным дождем, решил захватить «Hasard». «Морские солдаты ночью были посажены на гребные суда и во главе шхуны „Экспедицион“ атаковали французскую шебеку, взяв ее на абордаж»[13]. Застигнутый врасплох противник почти не успел оказать сопротивления. Вся команда (60 человек) попала в плен. Во время абордажа отличился штабс-капитан 4-го морского полка Н.А. Скоробогатов, доблестно участвовавший еще в штурме Корфу 18 февраля 1799 г. и с тех пор остававшийся в регионе с командой черноморских солдат.

15 марта в Кастель-Нуаво прибыл Сенявин и объявил Каттаро под защитой русского оружия. Воодушевленные черногорцы и бокезцы выставили около 10 тысяч добровольцев, которых русские офицеры и солдаты устроили в несколько рот и даже смогли «убедить щадить сдавшихся пленных и не отрубать им головы». Получив надежную базу, Сенявин направил отряд судов Г.Г. Белли для крейсерства вдоль побережья Далмации. 30 марта 1806 г. этот отряд подошел к острову Курцола. После получасовой бомбардировки, уничтожившей батареи местной крепости, с корабля «Азия» высадились две роты 2-го морского полка. Видя их готовность атаковать, французский гарнизон, уже потерявший 85 убитых, капитулировал. В плен сдались 1 подполковник, 2 капитана, 5 обер-офицеров, 20 унтер-офицеров, 5 барабанщиков и 227 рядовых. Десант захватил 12 орудий, 9 купеческих судов с грузом, много боеприпасов и снаряжения.

5 апреля 1806 г. лейтенант А.С. Сытин, командовавший захваченной им трофейной шебекой «Hasard», созвучно переименованной в «Азард», высадил на соседнем с Курцола острове Лисса небольшой десант, который занял крепости Лисса и Камиссо, где взял 10 медных пушек.

Однако следующая операция против более крупного острова Лезина завершилась неудачей. На рассвете 20 апреля перед крепостью высадились около 100 морских солдат под командованием уже знакомого нам штабс-капитана 4-го морского полка Н.А. Скоробогатова и 42 матроса лейтенанта А.И. Башуцкого. Ударив в штыки, десант ворвался в предместье и укрепился за оградой католического монастыря. Французы, имея численное превосходство, перешли в контратаку. После упорного боя им удалось выбить десантников из монастыря и заставить их отступить к берегу. Штабс-капитан Скоробогатов вместе со стрелками прикрывал эвакуацию. Но когда последний русский катер сел на мель, его экипаж и защитники оказались окружены. В результате храбрый штабс-капитан, 3 унтер-офицера, 1 барабанщик, 50 солдат, мичман Милон и 38 матросов попали в плен. 1 солдат был убит, 17 солдат и 11 матросов ранены.

Капитан-командор Илья Андреевич Баратынский. Портрет кисти В.Л. Боровиковского. 1808 г. (Тамбовская областная картинная галерея). В мае — июне 1807 г. И.А. Баратынский командовал отрядом российских кораблей, защищавшим Бокко-ди-Каттаро. Руководил десантными операциями против французов на побережье Далмации.

План города и залива Рагузы. Гравюра 1819 г. из книги В.Б. Броневского «Записки морского офицера в продолжение кампании на Средиземном море под начальством вице- адмирала Д.Н. Сенявина от 1805 по 1810 год».

Активные действия российского флота побудили Рагузскую республику просить Сенявина о покровительстве. Узнав об этом, Лористон 15 мая 1806 г. оккупировал Новую Рагузу и, взяв под свои знамена 3000 рагузинцев, двинулся к Каттаро. В свою очередь черногорцы и бокезцы при поддержке русской пехоты вышли ему навстречу. В боях 21–25 мая они последовательно разбили несколько отрядов французов, уничтожив 9 офицеров и около 500 солдат, освободили Старую Рагузу, захватили 4 пушки и 1 знамя. Линейный корабль «Уриил» поддерживал наступление черногорцев артиллерийским огнем. Войска Лористона отошли на считавшуюся неприступной горную позицию перед Новой Рагузой. Но в упорном сражении 5 июня русские егеря и черногорцы штурмом взяли все три линии французских укреплений. «Сражение, бывшее 5-го числа июня, — докладывал Сенявин Александру I, — доказало французам, с коими противу нас сражались и рагузинцы, что для храбрых войск Вашего Императорского Величества нет мест неприступных, ибо они везде разбили неприятеля и, отняв у него бывшие на батареях на горе 13 штук пушек, прогнали его вовсе в Новую Рагузу, где он должен был запереться. Урон неприятельский, сколько известно, состоял почти из 450 человек убитых и раненых, в числе первых один из генералов именем Дельгог»[14]. В плен попали лишь 23 французских солдата, поскольку «черногорцы, невзирая, что адмирал обещал им за каждого пленного по червонцу, столь озлоблены были, что не давали французам пощады и тотчас резали им головы, в том числе не пощадили и генерала Дельгога».

Приступая к осаде Новой Рагузы, Сенявин решил захватить лежащий напротив крепости остров Святого Марка. Утром 6 июня 1806 г. на его берег высадились 600 морских солдат и матросов и рота егерей под общим командованием полковника Ф.А. Буаселя. Тремя колоннами десант подошел к высокому холму, на котором стоял каменный редут. Под сильным вражеским огнем солдаты и егеря взобрались на холм, форсировали ров и подобрались под самые крепостные стены. При этом 2 унтер-офицера и 9 рядовых 2-го морского полка были убиты, 4 унтер- офицера и 28 рядовых ранены. Буасель готовился к решительному штурму. Но тут на остров прибыл Д.Н. Сенявин. Осмотрев берег, он пришел к выводу об уязвимости острова со стороны Новой Рагузы и невозможности построить здесь батареи. Не желая нести бесполезных потерь, Сенявин приказал эвакуировать десант на корабли. В полном порядке Буасель отвел войска к берегу, и в тот же день 4 роты морских солдат высадились под Новой Рагузой для усиления осадных войск.

Адмирал Алексей Самуилович Грейг. Портрет кисти неизвестного художника. Около 1843 г. (ГЭ). Сын адмирала С.К. Грейга (см. стр. 59). В чине контр-адмирала 8-10 марта 1807 г. командовал десантом, взявшим турецкие береговые укрепления на острове Тенедос и заставившим капитулировать крепость. Впоследствии адмирал, в 1816–1833 гг. главный командир Черноморского флота и портов.

16 и 21 июня они вместе с черногорцами отбили две вылазки гарнизона, уничтожив около 100 французов и взяв в плен 23 человека. При этом погибли 3 рядовых 2-го морского полка.

Между тем французский генерал Молитор с трехтысячным корпусом прошел через турецкие владения и оказался в тылу русских войск. В связи с этим 24 июня 1806 г. осаду Новой Рагузы пришлось снять. Часть войск двинулась берегом в Старую Рагузу, а другая, в том числе и роты морских солдат, эвакуировалась на корабли. Последним покинул позиции майор 2-го морского полка СТ.Федоров, прикрывая со своей ротой (2 офицера и 88 нижних чинов) общее отступление.

8 июля 1806 г. в Париже был предварительно заключен мирный договор между Россией и Францией. Военные действия временно прекратились. Русские войска покинули остров Курцола и отошли в Каттарскую область. Назначенный командующим французскими силами в Далмации генерал Мармон поспешил воспользоваться этим и занял все оставленные укрепления, а также порт Молонта в двух верстах от входа в Каттарскую бухту. Здесь французы построили батарею и установили крупнокалиберные орудия.

Вскоре стало известно, что Александр I отказался ратифицировать парижские договоренности. 31 августа 1806 г. Сенявин возобновил военные действия. Посланный им десантный отряд зашел в тыл Молонте и, отрезав путь в Рагузу, заставил гарнизон и батарею сдаться. В свою очередь генерал Мармон 19 сентября перешел в наступление на Каттаро и сбил черногорцев. На помощь им срочно выступили русские войска. Весь день 20 сентября продолжалось упорное сражение, и утром 21 сентября французы отступили к Старой Рагузе, потеряв около трех тысяч человек, в том числе пленными 47 офицеров и 1300 солдат.

29 ноября 1806 г. эскадра Сенявина снова предприняла операцию против острова Курцола. На его берег высадились 3 роты 2-го морского полка (около 450 чел.), 3 роты 13-го и 3 роты 14-го егерских полков, а также 150 черногорцев — всего 1019 человек. Построившись в три батальонные колонны, десант под личным руководством Сенявина атаковал редут Сан Бияждо, прикрывавший подход к крепости. Французы заняли позицию в 300 шагах перед редутом и, сбив передовую цепь черногорцев, атаковали колонну 14-го егерского полка. Полковник Н.Ф. Бобоедов встретил французов сильным ружейным огнем, после чего, подкрепленный морскими солдатами Буаселя, бросился в штыки. Французы отступили к редуту. Но при атаке Бобоедов и его ротные командиры были ранены, отчего егеря утратили порядок Французы тут же перешли в контратаку, угрожая сбросить десант в море. Но черногорцы ударили им в левый фланг и заставили остановиться. В этот момент Буасель повел своих морских солдат в штыки, опрокинул французов и загнал их в редут. Матросы втащили на близлежащую высоту два орудия и меткими выстрелами подавили вражескую артиллерию. После артподготовки 1-я (шефская) гренадерская рота 2-го морского полка взяла редут штурмом. Во время атаки командир роты капитан Чернов был убит, штабс-капитан Сальников смертельно ранен, подпоручик Е.М. Абернибесов контужен пулей в грудь. В этой ситуации роту возглавил фельдфебель Ф.Х. Харитонов, который «во время неприятельского стремления удерживал место свое и вместе с прочими подбежал под стены редута, а потом первый взобрался на стены оного и занял стоявшие там две пушки». За этот подвиг Харитонов был произведен в прапорщики и награжден орденом Св. Георгия 4-го класса[15].

При атаке редута морские роты потеряли 12 нижних чинов убитыми и 18 ранеными. На следующий день 30 ноября корабль «Ярослав» бомбардировал крепость, а десант изготовился к штурму. Ввиду этого комендант острова полковник Орфанго капитулировал. В плен сдались 14 офицеров и 389 солдат 81-го линейного полка. Кроме того, потери французов составили 156 убитых и 48 раненых. Вслед за взятием Курцола 10 декабря десант 2-го морского полка (102 чел.) также захватил батареи на острове Браццо. Раздосадованный неудачами Мармон предал Орфанго военному суду, который приговорил полковника к 4 годам тюрьмы В свою очередь Александр I за взятие Курцола и Браццо пожаловал всем морским солдатам и унтер-офицерам по 1 рублю.

Вид крепости на острове Тенедос. Гравюра С.Ф. Галактионова 1819 г. по рисунку с натуры лейтенанта А.А. Иванова. (Музей-панорама «Бородинская битва»). На гравюре изображен знаменитый бой брига «Богоявление» 15 июня 1807 г. После того, как эскадра Д.Н. Сенявина покинула 12 июня Тенедос, турецкий флот вместе с гребной флотилией вышел из Дарданелл, чтобы отбить крепость. Тенедосскую гавань помимо береговых батарей защищал бриг «Богоявление» лейтенанта П.А. де Додта. 15 июня бриг мужественно выдержал огонь всей турецкой эскадры, успешно отвечая ей своей артиллерией. Тогда, чтобы покончить с бригом, капудан-паша Сеид-али приказал трем гребным судам ввести в гавань фрегат. Но бриг сбил огнем у фрегата мачту и повредил руль. После этого артиллерия брига разбила буксировщики, и потерявший управление фрегат течением снесло от острова. На следующий день 16 июня туркам удалось высадить на остров 7-тысячный десант. Тогда де Додт свез все пушки и снаряды с брига в крепость и лично возглавил ее артиллерию. До капитуляции турецкого десанта 28 июня он вместе с полковником Ф.Ф. Падейским мужественно руководил обороной Тенедоса. За храбрость де Додт был награжден орденом Св. Георгия 4-го класса и произведен в капитан- лейтенанты. Впоследствии он прославился смелой десантной операцией 10 июля 1810 г. против крепости Сухум-Кале (см. стр. 154–155). В 1812–1813 гг. де Додт командовал 75-м корабельным экипажем, совершившим сухопутный поход в рядах действующей армии (см. стр. 195).

Между тем 31 августа 1806 г. из Ревеля к Сенявину вышла эскадра капитан-командора И.А. Игнатьева, имевшая на борту батальон подполковника Шевандина 3-го морского полка (4 роты 2-го мушкетерского батальона: 2 штаб- и 17 обер-офицеров, 744 нижних чина). Перед отправкой эскадры император 23 августа провел общий смотр трех морских полков, во время которого ему представили ветеранов, служивших еще в гатчинских войсках Павла Петровича, в том числе под командованием юного великого князя Александра. Многие из них имели знаки отличия ордена Св. Анны за 20-летнюю беспорочную службу. Государь даровал всем ветеранам права однодворцев и лично распределил их по гвардейским полкам.

С приходом эскадры И.А. Игнатьева в Адриатике должны были собраться 10 рот от всех балтийских морских полков. В связи с этим 10 ноября 1806 г. император велел из этих рот заново организовать 2-й морской полк, а два его батальона, остававшиеся в Кронштадте, передать по одному на укомплектование 1-го и 3-го полков. 21 декабря 1806 г. эскадра Игнатьева соединилась в Корфу с русскими силами. Теперь на кораблях Сенявина насчитывалось 48 офицеров и 1734 нижних чина нового 2-го морского полка.

С началом русско-турецкой войны (см. ниже) Сенявину пришлось ограничить действия против французов. Выступив с главными силами в Архипелаг, он оставил для защиты Бокко-ди-Каттаро отряд капитан-командора И.А. Баратынского, на судах которого находились две роты 2-го морского полка. Русский гарнизон Каттаро возглавил командир 14-го егерского полка полковник Ф.Е. Книпер — в прошлом боевой офицер морской пехоты (см. стр. 64). Учитывая слабость оставляемых сил, Сенявин велел Баратынскому не предпринимать экспедиций против французов и турок.

В мае 1807 г. в Далмации вспыхнуло освободительное восстание. Славяне истребили множество мелких французских отрядов и гарнизонов. Однако Мармон успел собрать войска и жестоко подавил разрозненное сопротивление. Пытаясь оказать помощь повстанцам, но не имея достаточных сил для операций на берегу, Баратынский с 22 мая крейсировал вдоль побережья Далмации, обстреливая французские войска. Кроме того, ему приходилось эвакуировать на остров Браццо славянское население, спасающееся от мести французов. Несколько раз — 26 мая близ Спалато, 30 мая у крепости Алмисса, 5–6 июня у города Макарска — Баратынский высаживал десанты, сдерживавшие наступление войск Мармона. В этих действиях участвовали и роты 2-го морского полка.

25 июня 1807 г. был заключен Тильзитский мир, по которому Россия уступила Франции Каттарскую область и Ионические острова. В соответствии с этим капитан-командор Баратынский 29–31 июля передал все укрепления французскому генералу Лористону, и 14 августа 1807 г. русские войска покинули Бокко-ди-Каттаро.

Архипелагская экспедиция российского флота под командованием Д.Н. Сенявина 1807 год

Библиография и источники.

Броневский В.Б. Записки морского офицера в продолжение кампании на Средиземном море под начальством вице-адмирала Д.Н.Сенявина от 1805 по 1810 год. Ч. I–III. СПб., 1836–1837.

Мельников Г.М. Дневные морские записки, веденные на корабле «Уриил» во время плавания его в Средиземное море. Ч. I–III. СПб., 1872.

Панафидин П.И. Письма морского офицера (1806–1809). Пг., 1916. Свиньин П.П. Воспоминания на флоте Павла Свиньина. Ч. I–III. СПб., 1818–1819.

Тарле Е.В. Экспедиция адмирала Сенявина в Средиземное море (1805–1807). // Избранные произведения академика Е.В. Тарле. T. IV. Ростов-на-Дону, 1994.

Поражение русских войск при Аустерлице обнадежило Турцию, которая 18 декабря 1806 г. объявила России войну. В связи с этим назначение эскадры Д.Н. Сенявина было изменено. 10 февраля 1807 г. она вышла из Корфу для совместных действий с англичанами в Архипелаге против турок. Подойдя 24 февраля к Дарданеллам, Сенявин встретил британскую эскадру вице-адмирала Дукворта. Накануне она неудачно пыталась взять Константинополь, но с серьезными потерями едва вырвалась из Мраморного моря. Сенявин предложил повторить попытку, но Дукворт категорически отказался и 1 марта увел свою потрепанную эскадру на Мальту. Таким образом, Сенявину оставалось лишь блокировать подвоз припасов в столицу Турции, а также пытаться выманить турецкий флот в море. Для этого требовалась постоянная база вблизи пролива. Собранный Сенявиным военный совет высказался за базирование на острове Тенедос, расположенном в 15 верстах от входа в Дарданеллы.

План Афонского сражения 19 июня 1807 г. Гравюра 1819 г. из книги В.Б. Броневского «Записки морского офицера в продолжение кампании на Средиземном море под начальством вице-адмирала Д.Н. Сенявина от 1805 по 1810 год».

Подойдя к Тенедосу, Сенявин предложил коменданту крепости сдаться. Но гордый паша решительно отказался. Тогда на рассвете 8 марта 1807 г. русские корабли начали бомбардировать остров, заставив турецкие войска очистить побережье и укрыться в шанцах. Вслед за этим Сенявин высадил десант — 1550 человек при 10 орудиях и 6 фальконетах. Командовавший десантом контр-адмирал А.С. Грейг построил войска в две колонны. 6 1/2 рот 2-го морского полка с 4 пушками и 6 фальконетами составили правую колонну, которая под командованием полковника Ф.А. Буаселя двинулась вдоль морского берега. Впереди нее цепью шли албанские стрелки и добровольцы-застрельщики из солдат и матросов. При этой же колонне находился Д.Н. Сенявин, лично руководивший операцией. Подойдя к турецким шанцам, Буасель выдвинул вперед картаулы, которые под управлением морских офицеров стали бить картечью, совершенно деморализовав противника. Рота капитана З.П. Жукова ударила в штыки, опрокинула турок и, очистив шанцы, штурмом взяла ретраншемент, захватив 7 пушек и 5 знамен. Бежавшие под защиту главной крепости турки в панике столпились на мосту. Тут их настигли преследователи и, расстреливая из пушек и ружей, штыками вогнали в крепостные ворота. Турки, пытавшиеся спастись в городе, были встречены левой колонной А.С. Грейга, которая залпом смела противника, вломилась в предместье и штыками очистила дома и постройки. Комендант крепости убедился в бесполезности дальнейшего сопротивления и 10 марта капитулировал. Победителям достались 79 пушек, 3 мортиры, множество припасов. Общие потери десанта составили 2 убитых албанских ополченца, раненых 6 офицеров, 73 солдата и матроса.

Афонское сражение 19 июня 1807 г. Копия художника Т. Трейстера с картины кисти А.П. Боголюбова 1852 г. (ЦВММ). За храбрость в Афонском сражении 4 офицера 2-го морского полка были награждены орденам Св. Георгия 4-го класса.

Эскадра Сенявина получила удобную базу вблизи Дарданелл. «С приобретением сей крепости, — писал мичман П.И. Панафидин, — мы овладели надежным и покойным пунктом в военном отношении, с прекрасною пресною водою, как самой важной надобностью для флота».

Приступив к блокаде Дарданелл, Сенявин решил попытаться выманить турецкие корабли из пролива. Русская эскадра демонстративно покинула Тенедос и отправилась в крейсерство, якобы для захвата близлежащих островов. 8 мая Сенявин высадил десант на острове Лемнос. 840 солдат и матросов под руководством командира корабля «Рафаил» капитана 1 ранга Д.А. Лукина (в том числе 16 офицеров и 597 нижних чинов 2-го морского полка) захватили передовые укрепления крепости Пелари. В бою погибли 3 морских солдата, 11 были ранены и 6 пропали без вести.

Между тем обманутый демонстрацией турецкий флот вышел из Дарданелл, чтобы, пользуюясь отсутствием русской эскадры, отбить Тенедос. Но Сенявин только и ждал этого. Вечером 10 мая 1807 г. он атаковал турецкую эскадру, которая с большим уроном бежала под защиту дарданелльских укреплений. 3 турецких корабля были выведены из строя. Разгневанный неудачей капудан-паша Сеид-Али приказал казнить одного вице-адмирала и двух капитанов.

Вскоре в Константинополе из-за русской блокады начался голод. Произошел бунт, в результате которого султан Селим III был свергнут. Его преемник Мустафа IV обещал освободить Дарданеллы и восстановить подвоз хлеба. С этой целью он начал готовить десантную экспедицию, чтобы разгромить русскую базу на Тенедосе. Видя приготовления турок, Сенявин решил повторить свою хитрость. 12 июня он снова отошел от Тенедоса, оставив в крепости два неполных батальона Козловского мушкетерского полка и около 200 албанских ополченцев. Как ни странно, турецкий флот опять попался в ловушку. После ухода русской эскадры он сразу же покинул остров Имбро, сопровождая большую гребную флотилию, и высадил 16 июня на Тенедос около 6 тысяч десантных войск. Турки осадили крепость, отвели от нее пресную воду и начали бомбардировать. Но храбрый командир Козловского полка полковник Ф.Ф. Падейский мужественно выдержал осаду.

Гренадеры 2-го морского полка. 1803–1807 гг. Иллюстрация no акварели из «Исторического описания одежды и вооружения Российских войск…». Часть X. Лист № 1277.

В это время Сенявин обошел турецкий флот и, отрезав ему путь к Дарданеллам, двинулся 17 июня в атаку. Увидев русские корабли, турецкая эскадра бросила свою гребную флотилию и пустилась в бегство. Множество лодок с пушками досталось в руки преследователей. Наконец, на рассвете 19 июня эскадра Сенявина настигла турок возле Афонской горы и в 7 часов 45 минут начала атаку.

Готовясь к сражению, адмирал приказал биться с врагом на самой короткой дистанции: «Чем ближе к нему, тем от него менее вреда, следовательно, если бы кому случилось и свалиться на абордаж, то и тогда можно ожидать вящего успеха. Пришед на картечный выстрел, начинать стрелять. Если неприятель под парусами, то бить по мачтам, если же на якоре, то по корпусу. <…> С кем начато сражение, с тем и кончить или потоплением или покорением неприятельского корабля». Перед атакой Сенявин дополнительно поднял сигнал: «Назначенным кораблям атаковать неприятельских флагманов вплотную».

Не отвечая на вражеский огонь, русские корабли подошли к туркам на картечный выстрел, после чего завязалось ожесточенное сражение. Во время боя, проходившего с 8 до 11 часов утра на самой короткой дистанции, солдаты 2-го морского полка из ружей в упор расстреливали турецких матросов. Офицер корабля «Рафаил» П.И. Панафидин вспоминал: «Мы были совершенно окружены: вправе адмиральский турецкий корабль, почти обезоруженный, все реи у него сбиты, но он продолжал драться; за кормой — 100-пушечный турецкий корабль, приготовлявшийся нас абордировать; весь бак наполнен был людьми, они махали ятаганами и, кажется, хотели броситься на наш корабль… Капитан прокомандовал: „Абордажных!“. Лейтенант Ефимьев и я собрались со своими людьми, чтобы абордировать капудан-пашинский корабль; но коронада с юта и 2 пушки, перевезенные в констапельскую, и ружейный огонь морских солдат привели по-прежнему в должное почтение, — и корабль турецкого главнокомандующего снова уклонился из линии».

К полудню турецкий флот потерпел сокрушительное поражение. В ходе дальнейшего двухчасового преследования флагманский корабль «Сетель-бахри» был взят в плен. 2 турецких фрегата затонули. Еще 2 линейных корабля, 2 фрегата и 1 шлюп, спасаясь от плена, выбросились на мель и были сожжены. Во время Афонского сражения майоры 2-го морского полка А.П. Козмин, С.Т. Федоров, Ф.В. Повалишин и П.П. Семенов «сверх выполнения должности своей, с особенною расторопностью и деятельностью не упускали везде быть, где только более оказывалось опасности, и примером собственной храбрости поощряли к тому солдат и флотских служителей». При этом майор Ф.В. Повалишин был контужен в левую ногу. Все четыре офицера получили за храбрость орден Св. Георгия 4-го класса. Боевые потери 2-го морского полка составили 7 солдат убитыми и 11 ранеными.

Разгромив вражескую эскадру, Д.Н. Сенявин 25 июня вернулся к Тенедосу, где полковник Падейский все еще держался против многотысячного турецкого десанта. Теперь уже турки оказались в безвыходном положении. Брошенные своим флотом, без гребных судов и провианта, они вынуждены были 28 июня 1807 г. капитулировать. Поскольку русская эскадра не могла содержать около 5 тысяч пленных, Сенявин приказал разоружить их и перевезти обратно на Анатолийский берег. Полковник Ф.Ф. Падейский за мужественную оборону Тенедоса получил орден Св. Георгия 3-го класса. Следует заметить, что сам Д.Н. Сенявин имел только 4-ю степень этого почетного ордена.

После Афонской победы российский флот полностью господствовал в регионе. Турецкие корабли не осмеливались показываться из Дарданелл. Но тут стали приходить печальные вести из Европы. «Весь июль месяц провели в бездействии, — вспоминал мичман П.И. Панафидин. — Слухи, доходившие до нас о войне в Пруссии, были не совсем приятные. Наконец (12 августа 1807 г.), курьер, привезший повеление на фрегате „Херсон“ об окончании с французами войны и возвращении нашем в Россию, решил нашу участь». В соответствии с Тильзитским мирным договором Россия уступила Франции Ионические острова, а также обязалась заключить перемирие с Турцией. Александр I приказал прекратить боевые действия в Архипелаге и возвращаться в Россию.

Вид крепости Корфу. Гравюра К.В. Ческого no рисунку Е.М. Корнеева 1804 г.(РГБ). На рейде видны русские военные корабли под Андреевским флагом.

Гренадерская шапка 2-го морского полка образца 1803–1807 гг. Иллюстрация no акварели из «Исторического описания одежды и вооружения Российских войск…». Часть X. Лист № 1275.

28 августа, взорвав укрепления Тенедоса, эскадра Сенявина отправилась на Корфу. Здесь русских моряков ждал неприятный сюрприз. Еще 22 августа остров был передан французам. Поэтому, когда 4 сентября корабли Сенявина подошли к крепости, там «уже развевался французский флаг. <…> Пришедши в Корфу, было грустно видеть этот город, отданный по миру тем войскам, которых мы привыкли видеть пленными, — писал П.И. Панафидин. — Почти 3 года у нас была война с ними — трудно себя переломить. Несчастная кампания в Пруссии возвысила французов, но храбрость наших войск заставила их нас уважать. Несносное хвастовство французских офицеров <…> до того довело, что были беспрерывные дуэли, и съехать на берег почти всегда влекло к какой-нибудь неприятной истории».

Вторая Архипелагская экспедиция российского флота завершилась. За бои с турками и французами в 1806–1807 гг. 96 нижних чинов 2-го морского полка были награждены Знаками отличия Военного ордена Св. Георгия (Георгиевскими крестами). 19 сентября 1807 г. эскадра Д.Н. Сенявина покинула Корфу и отправилась в Россию. Впереди ее ждали новые испытания.

Войны с Англией и Швецией 1807–1812 гг.

Библиография и источники.

Броневский В.Б. Записки морского офицера в продолжение кампании на Средиземном море под начальством вице-адмирала Д.Н.Сенявина от 1805 по 1810 год. Ч. I–III. СПб., 1836–1837.

Броневский Д.Б. Записки. // Русская старина. 1908. № 6.

Орлов А.А. Пребывание эскадры Д.Н. Сенявина в Англии в 1808–1809 гг. // Эпоха 1812 года. Исследования. Источники. Историография. Т. III. М., 2004. С. 7–26.

Сытинский Н.А. Очерк истории 90-го пехотного Онежского полка. СПб., 1903.

Тарле Е.В. Экспедиция адмирала Сенявина в Средиземное море (1805–1807). М., 1954.

Юганов Н.А. История 92-го пехотного Печорского полка. 1803–1903. СПб., 1903.

По условиям Тильзитского мирного договора Александр I вынужден был принять сторону Франции и вступить в войну со своими прежними союзниками. 26 октября 1807 г. Россия объявила войну Англии, а в феврале 1808 г. русские войска начали боевые действия против Швеции. Изменение политического курса сказалось прежде всего на возвращавшейся из Корфу эскадре Д.Н. Сенявина (9 кораблей и 2 фрегата). После трехнедельной борьбы со штормами Атлантики она 1 ноября 1807 г. укрылась в нейтральном Лиссабоне. Решив здесь перезимовать, Сенявин послал фрегат «Венус» с приказом русским судам, стоявшим в Венеции и Триесте, следовать к нему для соединения. Но вскоре, 17 ноября, португальский принц-регент Жоан бежал в Бразилию, а Лиссабон заняли французские войска генерала Жюно. В свою очередь британский флот (13 кораблей, 11 фрегатов, 5 судов) подошел к Лиссабону с моря. Началась 10-месячная блокада русской эскадры, на борту которой находились 8 рот 2-го морского полка при 32 офицерах под общим командованием полковника Ф.А. Буаселя. Хотя генерал Жюно пытался склонить Сенявина к совместным действиям против англичан, вице-адмирал под различными предлогами уклонялся от этого.

Мушкетер 3-го морского полка в суконной шапке образца 1803 года. Иллюстрация no акварели из «Исторического описания одежды и вооружения Российских войск…». Часть X. Лист № 1357.

Между тем «Венус» 22 ноября зашел в Палермо, где был блокирован английским отрядом из 5 линейных кораблей и 2 фрегатов. Возглавлявший отряд вице-адмирал Торнброу потребовал капитуляции русского судна. Собранный капитан-лейтенантом К.Е. Андреяновым военный совет единогласно решил защищаться и при необходимости сжечь «Венус». Но поскольку Палермо считался нейтральном портом, Андреянов заключил 29 декабря 1807 г. соглашение с сицилийским правительством о передаче ему фрегата на сохранение до конца войны. Команда сошла на берег и разместилась в городе под защитой сицилийских властей. Здесь русские моряки завели дружеские отношения с британцами, которые попытались переманить русских солдат и матросов на королевскую службу. При этом вербовщики не стеснялись в средствах. Например, рядовой 3-го морского полка Епифанов познакомился с английским сержантом. Вместе они зашли в трактир, где сержант щедро угощал Епифанова вином, после чего предложил переменить службу и даже вручил несколько червонцев задатка. Но Епифанов, сообразив, о чем идет речь, бросил червонцы сержанту в лицо, вылил ему на голову кружку вина и вытолкал незадачливого вербовщика из трактира. В конце концов, не сумев переманить команду «Венуса», англичане попытались захватить русских офицеров. Но солдаты и матросы с оружием встали на их защиту. Андреянов заявил королю Фердинанду IV официальный протест. После этого сицилийские власти предоставили два транспорта, на которых 12 апреля 1808 г. весь экипаж «Венуса» с оружием отплыл из Палермо и присоединился к русской эскадре в Триесте.

В августе 1808 г. после поражения у Вимейро генерал Жюно вынужден был оставить Португалию. Английские войска заняли Лиссабон, после чего адмирал Коттон потребовал сдачи русской эскадры. «Вице-адмирал Сенявин не устрашился сего предложения; он представил Коттону, что русский флот под стенами Лиссабона, без пользы для англичан и к разорению того города, взорвет свои корабли и не сдаст ни одного корабля». После переговоров 23–24 августа 1808 г. Сенявин и Коттон заключили соглашение. По его условиям 9 русских кораблей и 1 фрегат передавались на сохранение Англии «в залог вскоре восстановляемых старинных и дружественных сношений» с тем, чтобы через 6 месяцев после заключения мира она возвратила их России. Экипажи должны были незамедлительно вернуться на родину за счет британского правительства. Передачу кораблей предполагалось осуществить в одном из английских портов. 31 августа 1808 г. эскадра Сенявина вышла в море, оставив в Лиссабоне ветхие корабли «Рафаил» и «Ярослав». 26 сентября 7 линейных кораблей и 1 фрегат с поднятыми Андреевскими флагами вошли на Портсмутский рейд. «Английский народ в Портсмуте едва не взбунтовался, увидев незначительный русский флот, входящий на рейд главного порта Англии вместе с англичанами, каждый под своим флагом, — вспоминал мичман П.И. Панафидин. — Монтегю, известный адмирал и начальник порта, просил вице-адмирала (Сенявина) не поднимать кормовых флагов, и все английские суда, бывшие тогда в Портсмуте, поутру не подняли своих флагов. Вице-адмиральский флаг на брам-стеньге и вымпела корабельные развевались на своих местах». Проявив твердость, Сенявин добился соблюдения всех воинских почестей. Флаги были спущены только через три дня с обычной церемонией по пробитии зори, а адмиральский флаг и вымпелы — ночью, как при окончании морской кампании. По требованию возмущенных лордов адмирал Коттон попал под суд и, хотя сумел оправдаться, его отстранили от командования эскадрой.

15 октября 1808 г. русские корабли перевели из Портсмута на стоянку к острову Уайт, где около 5 тысяч русских солдат и матросов вынуждены были зимовать в очень трудных условиях. «Продовольствие людей на российских кораблях чрезвычайно худо выполняется Английским Правительством, — жаловался Сенявин 13 февраля 1809 г. лорду Малгрейву, — с начала прибытия в Англию масла совсем не получали, некоторые провизии не приняты за худым качеством, которые не могли служить в пищу даже и скотине, а другие хотя и посредственные, но доставлялись с такою медленностью, что принуждены были уменьшать порцию». Обмундирование солдат износилось, зимняя одежда отсутствовала. В то же время английские вербовщики окружили русских моряков повышенным вниманием и заманчивыми предложениями. В итоге за время зимовки им удалось переманить 27 рядовых морских полков на королевскую службу. Наконец, с 20 апреля 1809 г. русские команды начали передавать корабли англичанам. Процедура эта растянулась, и лишь 4 августа экипажи Сенявина на 21 транспорте покинули Портсмут. В сентябре они пришли в Ригу, и после пяти лет дальних странствий и трех войн 28 октября 1809 г. роты 2-го морского полка вступили в Ревель[16].

Адмирал Петр Иванович Ханыков. Портрет кисти П.Н. Бажанова. 1913 г. (ЦВММ).

Столь же нелегким оказался путь домой эскадры, покинувшей Бокко-ди-Каттаро, а также других судов, не успевших присоединиться к Сенявину (6 кораблей, 4 фрегата, 5 корветов, 3 брига, 1 катер). В связи с началом войны против Англии русские суда 28 декабря 1807 г. укрылись в гаванях Триеста, Венеции, Корфу, Тулона, где их блокировал английский флот. Почти два года пришлось провести здесь русским экипажам, в том числе двум ротам 2-го морского полка. В конце концов, 27 сентября 1809 г. по соглашению с французским правительством все суда были проданы Франции. Их команды собрались в Триесте, откуда в марте 1810 г. они отправились пешим порядком в Россию. 17 сентября 1810 г. в Кронштадт вернулась сборная команда 2-го морского полка из Венеции и Триеста под начальством полковника Марина: 8 офицеров, 12 унтер-офицеров, 5 музыкантов и 198 рядовых. 2 ноября 1810 г. дополнительно из Тулона пришла партия майора Маркова. В конце 1810 г. за границей оставалась еще солдатская команда на шлюпе «Шпицберген». Во время штормов в октябре 1807 г. он отстал от эскадры Сенявина и вынужден был укрыться в испанском порту Виго, а затем в заливе у местечка Портелла. Англичане не позволили «Шпицбергену» пройти в Лиссабон. Лишь через 5 лет, в июле 1812 г., шлюп продали с аукциона, а подпоручик Р.Р. Тареев с 22 рядовыми смог вернуться на английском транспорте в Россию.

Параллельно с этими событиями в дальних морях военные действия разворачивались и в непосредственной близости от Петербурга. Поскольку 2-й морской полк находился на кораблях Д.Н. Сенявина, для усиления обороны Кронштадта на Котлин перевели из Ревеля 3-й морской полк. Здесь его солдаты вместе с 1-м полком занимали караулы, состояли при орудиях, а также участвовали в строительстве новых укреплений. С началом кампании 1808 года 1-й морской полк оставили на берегу для обороны Кронштадта, а 3-й отправили на эскадру адмирала П.И. Ханыкова (9 кораблей, 7 фрегатов, 4 корвета, 6 шлюпов, 2 брига, 4 плавучие батареи).

14 июля русская эскадра вышла в море с целью разбить шведский флот до его соединения с английским. Но 10 августа Ханыков встретил шведскую эскадру (5 кораблей, 6 фрегатов, 2 брига, 1 коттер), уже усиленную английскими кораблями «Centaur» и «Implacable». Не желая рисковать, адмирал 13 августа повел свои корабли в Балтийский порт. Прикрывал отход 110-пушечный корабль «Гавриил». Но, как вспоминал находившийся на «Гаврииле» гардемарин ДБ. Броневский, «на рассвете (14 августа) оказалось, что не „Гавриил“ задний корабль, а „Всеволод“, самый плохой ходок из всего флота, и очень близко от него два английских корабля; шведский же флот на горизонте. Когда посветлело, то „Всеволод“, сблизясь с одним английским кораблем, открыл по нем огонь. Другой английский корабль вскоре атаковал „Всеволод“, и таким образом наш корабль поставлен был в опасное положение между двумя английскими. В это время на нашем флоте вот что происходило: адмирал (Ханыков) дал сигнал „Гавриилу“ спуститься на неприятеля. Капитан наш (капитан 2 ранга И.Я. Чернявин) ослушался приказания[17]. Начальник дивизии контр-адмирал (А.В.) Моллер на своем корабле „Зачатие Св. Анны“, спускаясь на неприятеля и репетуя сигнал адмирала: „Спуститься „Гавриилу““, — проходя мимо его, выстрелил под корму ядром, что считается на флоте самым строгим выговором. У нас на корабле был старший по капитане офицер капитан-лейтенант Нелидов, человек постоянно пьяный, но в эту минуту проявилась в нем неожиданная энергия. Он подошел к капитану и сказал ему, что этого позора нельзя выносить, и вслед за тем поставил штурмана на руль и приказал ему положить право на борт и стал за „Анною“ спускаться на неприятеля. Но этой решимости у Нелидова не надолго стало; малодушие капитана опять взяло верх: подойдя на дальний пушечный выстрел, он привел свой корабль к ветру и приказал открыть огонь по 90-пушечному английскому кораблю, который также отвечал несколькими выстрелами, и вслед за тем вместе с другим английским кораблем удалились от „Всеволода“. Адмирал приказал фрегату „Феодосий Тотемский“[18] взять „Всеволода“ на буксир. Фрегат этот скоро оставил буксир, оправдываясь, что кабельтов лопнул, но слухи носились, что он обрубил его, и таким образом „Всеволод“, израненный в бою с двумя кораблями, был предоставлен своей судьбе.

Флот между тем уходил в Балтийский порт, куда благополучно вошел бы и „Всеволод“, но имея повреждение в рангоуте, не мог обойти острова Роге, образующего одну сторону губы Балтийского порта, свалился за него и таким образом был отделен от флота. Ночью посланы были (Ханыковым с кораблей эскадры) баркасы для провода „Всеволода“ ко флоту; но атаковавшие „Всеволод“ в это время все те же два английских корабля несколькими выстрелами картечью разогнали наши баркасы. Завязался сильный бой между нашим и английскими кораблями, который кончился тем, что англичане абордировали „Всеволод“».

Контр-адмирал Михаил Петрович Лазарев. Литография Н. Тверского. 1830 г. (ЦВММ). 14 августа 1808 г. М.П. Лазарев в чине лейтенанта участвовал в сражении корабля «Всеволод» с двумя английскими кораблями. После абордажного боя был поднят англичанами из воды, после чего с воинскими почестями отпущен. Впоследствии адмирал, генерал-адъютант, в 1833–1851 гг. главный командир Черноморского флота и портов. В 1838–1839 гг. руководил десантными операциями на черноморском побережье Кавказа.

Капитан-лейтенант 8-го корабельного экипажа Николай Александрович Бестужев. Портрет кисти М.И. Теребенева. 1825 г. (ГЭ). 14 августа 1808 г. Н.А. Бестужев в чине гардемарина участвовал в бою корабля «Всеволод» с двумя английскими кораблями. Впоследствии декабрист.

Первым атаковал «Всеволода» корабль «Centaur». Решив защищаться до конца, капитан 2 ранга Д.В. Руднев поставил свой корабль на мель. Баркасы и шлюпки укрылись от английской картечи за «Всеволодом», а офицеры с матросами поднялись на борт. Среди смельчаков, решивших помочь его защитникам в неравном бою, был молодой лейтенант М.П. Лазарев. Обходя «Всеволод» со стороны носа, «Centaur» уткнулся в мель, после чего сцепился с русским кораблем на абордаж. Упорный бой длился около часа. Несколько раз англичане врывались на палубу, но солдаты и матросы отбивали их врукопашную. В это время подоспел второй английский корабль «Implacable», который зашел «Всеволоду» с кормы и продольными залпами всего борта загнал защитников в деки. Маневр «Implacable» решил судьбу боя. Экипаж «Всеволода» потерял к этому времени 1 обер- офицера и 113 нижних чинов убитыми, 5 офицеров и 67 нижних чинов ранеными. В том числе погибли унтер-офицер Василий Еремеев и 10 рядовых 3-го морского полка, прапорщик А.В. Цвилинев и 9 рядовых были ранены. Команда «Centaur» наконец смогла ворваться на палубу русского корабля. Его защитники стали бросаться за борт, пытаясь вплавь или на баркасах достичь берега. Англичане стреляли им вслед и преследовали на шлюпках. Так они догнали и подняли из воды лейтенанта М.П. Лазарева. Вплавь смогли спастись лишь 56 человек. Большинство русских матросов и солдат, среди которых поручики 3-го морского полка Я.И. Лейдлов, Арцибашев, прапорщик А.В. Цвилинев и 96 нижних чинов, оказались запертыми в деках и попали в плен. «„Всеволод“ был так избит в этих двух кровавых схватках, что не мог быть тронут смели, на которой он сидел, и потому англичане, взяв с корабля команду, на другой день поутру рано зажгли его, — вспоминал гардемарин Д.Б. Броневский. — Через несколько часов последовал взрыв, сперва малой, а потом большой крюйт-камеры… Остатки „Всеволода“ течением несло мимо нашего корабля. Какой безмолвный укор предательства! И на нас, юношей, эта сцена действовала сильною грустью». Англичане проявили большое уважение к храбрости русских солдат и матросов. Пленным оказали все воинские почести и сразу же отпустили. Александр I также оценил мужество защитников «Всеволода». В последующем факт пленения никак не сказался на их карьере, а командир корабля капитан 2 ранга Д.В. Руднев дослужился до контр-адмирала.

Унтер-офицер мушкетерского батальона 3-го морского полка. 1803–1808 гг. Иллюстрация no акварели из «Исторического описания одежды и вооружения Российских войск…». Часть X. Лист № 1356.

После боя 14 августа 1808 г. англо-шведская эскадра блокировала русские корабли в Балтийском порту. Для его защиты на острове Малый Роге под руководством шефа 3-го морского полка А.Ю. Гамена установили артиллерийские батареи. 20, 21 и 24 августа английские корабли пытались завязать дуэль, но батареи отогнали их метким огнем. 16 сентября противник снял блокаду Балтийского порта, и 30 сентября эскадра Ханыкова вернулась в Кронштадт. Здесь проявивший трусость капитан 2 ранга И.Я. Чернявин был приговорен судом «к лишению живота» и выгнан из службы. Адмирала П.И. Ханыкова, несмотря на благорасположение императора, тоже подвергли суду, который «приговорил Ханыкова разжаловать в матросы, но государь написал: „Разжаловать на 12 часов и Ханыкову не объявлять“. Старик Ханыков имел обыкновение каждое утро гулять два часа; у ворот один враг его уже дожидался и спросил, почему он не в платье матроса? При этом показал ему приказ. Это так поразило Ханыкова, что с ним сделался паралич»[19].

В следующем 1809 году 3-й морской полк снова назначили на корабли. Но в серьезных боевых столкновениях ему участвовать не довелось. Вообще, за время морских кампаний 1808 и 1809 гг. большинство потерь 3-й морской полк нес не в сражениях, а из-за тяжелых условий службы. Так, в 1808 году на кораблях утонули и умерли 10 морских солдат и еще 178 человек скончались на берегу от ран и болезней. За 1809 год в 3-м морском полку умерли 133 человека. Нередко морским солдатам приходилось проявлять героизм не в бою, а в мирной обстановке, как, например, это случилось 26 октября 1809 г. во время гибели фрегата «Поллукс». В ночной темноте фрегат наскочил на камень и пошел ко дну. Командир и большая часть экипажа утонули. Тогда подпоручик 3-го морского полка С.Я. Корзун поднялся на ванты и возглавил спасение людей. Вместе с шкипером Шестаковым он на единственном уцелевшем катере организовал доставку матросов и солдат на близлежащий остров. Из своей команды Корзуну удалось спасти 1 портупей-прапорщика и 21 рядового. Храбрый подпоручик последним оставил тонущее судно, на котором погибли унтер-офицер Архип Булычев, барабанщик Ефрем Карпов и 25 рядовых 3-го морского полка.

5 сентября 1809 г. в Фридрихсгаме был заключен мирный договор, по которому Швеция уступила России Финляндию и Аландские острова. Через три года при посредничестве Швеции мирный договор заключили Россия и Англия[20].

Война с Турцией на Черном море 1807–1812 гг.

Библиография.

Петров А.Н. Война России с Турцией. 1806–1812. Т. I–III. СПб., 1885–1887.

Савваитов П. Адмирал С.А. Пустошкин. СПб., 1853.

Кумани Н.М. Действия Черноморского флота в царствование Александра I с 1801 по 1826 г. // Морской сборник. 1900. № 10–12.

Сытинский Н.А. Очерк истории 90-го пехотного Онежского полка. СПб., 1903.

Параллельно с действиями эскадры вице-адмирала Д.Н. Сенявина в Архипелаге (см. выше) российский Черноморский флот также провел несколько десантных операций против турецких прибрежных крепостей. Поначалу весной 1807 г. рассматривался вопрос о захвате самого Константинополя. Но главный командир Черноморского флота адмирал маркиз И.И. де Траверсе и начальник 13-й дивизии генерал-лейтенант дюк Э.О. де Ришелье, изучив всю сложность такой экспедиции, «не осмелились отваживать на удачу честь и славу России». В качестве более реальной задачи они предложили захватить турецкую крепость Анапа, чем облегчить действия русских войск на Кубани против черкесов, которые получали от анапского паши оружие и припасы. 21 апреля 1807 г. из Севастополя к Анапе вышла эскадра контр-адмирала С.А. Пустошкина (6 кораблей, 5 фрегатов, 2 брига и 1 брандер), на борту которой расположился 4-й морской полк (1752 чел.). Для скрытности передвижения Пустошкин велел спустить Андреевские флаги и поднять вместо них красные, которые издали смотрелись как турецкие. Одновременно по суше к Анапе двинулся сильный отряд пехоты под командованием дюка Э.О. де Ришелье. 26 апреля он переправился через Кубань и 27 апреля форсированными маршами направился к крепости.

Вид Севастополя или Ахтияра. Гравюра по рисунку художника А. де Палдо. 1805 г. (ГМП).

Вечером 27 апреля эскадра С.А. Пустошкина подошла к Анапе. Но полный штиль не позволил 28 апреля совершить атаку. Только 32-пушечный фрегат «Воин», выдвинувшись вперед с помощью гребных судов, вызвал на себя огонь береговых батарей и разведал их расположение. В 17 часов фрегат подавил одну батарею своей артиллерией, после чего его отбуксировали за линию огня. Ночью моряки на катерах промерили анапский рейд. Утром 29 апреля из города приплыл турецкий парламентер. Пустошкин категорически потребовал от коменданта Анапы «добровольно покориться флагу Его Императорского Величества, нежели приступать к действиям неприязненным, которые послужат истреблению города, как с моря, так и с сухого пути, откуда также сильные войска идут к нему, тогда все без изъятия преданы будут смерти без пощады». На размышление контр-адмирал предоставил туркам 2 часа, а пока велел высаживать десант в трех верстах севернее Анапы. Первым на берег отправился гренадерский батальон 4-го морского полка под начальством шефа полка генерал- майора И.П. Говорова и полкового командира полковника Г.Г. фон Бриммера. Руководил высадкой капитан-лейтенант Ф.М. Маслов, который, «распоряжая судами, на коих свезен был с эскадры на берег десант и артиллерия, показал деятельность в успешном перевозе и безвредном высаживании их на берег под защитою пушек из гребных судов».

Одновременно с высадкой десанта корабли эскадры при помощи завозов стали подтягиваться к крепости и выстраиваться для атаки. В этих приготовлениях прошли условленные 2 часа, но ответ от коменданта так и не поступил. Тогда Пустошкин велел фрегату «Воин» приблизиться к крепости, чтобы проверить — намерены ли турки защищать Анапу. Но едва «Воин» вошел в зону огня, как береговые батареи осыпали его ядрами. Пользуясь благоприятным ветром, на выручку фрегата двинулся 66-пушечный корабль «Варахаил». Он встал на шпринг и с ближней дистанции открыл бомбардировку. В это время на берегу генерал-майор И.П. Говоров, услышав канонаду, быстро повел гренадерский батальон к крепости. Кроме того, находившийся в 4 верстах от Анапы отряд дюка Э.О. де Ришелье тоже ускорил движение.

Через полчаса от пущенных «Варахаилом» брандскугелей запылал городской форштадт, и, кроме того, пожар охватил некоторые крепостные постройки. Гарнизон и турецкие жители в панике бросились из Анапы. В свою очередь конные черкесы ворвались в город и устроили варварский грабеж. В Анапе начался кровавый хаос. Тогда Пустошкин поднял сигнал для Говорова ускорить атаку и велел находившимся на эскадре мушкетерским ротам 4-го морского полка отправиться на лодках и баркасах прямо в город. Первым к берегу подошел мичман И.П. Неверовский. Его послали с мушкетерами для захвата двух купеческих судов, стоявших под защитой анапских батарей. Быстро взяв одно из них и видя полное замешательство врага, он вместе с 6 солдатами высадился у крепости, взобрался на бастион и водрузил российский кайзер-флаг. Турки и черкесы кинулись срывать флаг, но их отбросили штабс-капитан Балдин и мичман Юрьев, подоспевшие с 60 солдатами на выручку. Между тем причалили баркасы еще с сотней морских солдат поручика Казарского и прапорщика Мичурина. Совместным ударом мушкетеры опрокинули противника и ворвались в крепость. Охваченные паникой турки и черкесы бросились из Анапы, но при выходе из северо-восточных ворот наткнулись на подошедших гренадер Говорова, которые встретили толпу врагов пулями и штыками и вогнали ее обратно в город.

В огне и дыму пожаров на улицах Анапы завязался беспорядочный бой. Турки и черкесы перемешались с гренадерами, мушкетерами и моряками. Все вокруг стреляли, кололи, рубили напропалую. Предчувствуя печальный конец, анапский паша вместе с приближенными кинул гарнизон, сел на судно и попытался скрыться морем. Но командир фрегата «Воин» капитан-лейтенант С.В. Подгаецкий оказался начеку и сразу же бросился в преследование. Не надеясь спастись, турки зажгли свое судно, а сами на гребных лодках вернулись к берегу. В это время в Анапу с ходу ворвался авангард дюка де Ришелье, усиливший общую неразбериху. Не видя друг друга в дыму, десант и пехота даже обменялись несколькими залпами. К счастью, недоразумение быстро выяснилось, а само побоище скоро прекратилось, так как большая часть гарнизона бежала или оказалась истреблена. После штурма в крепости нашли более сотни вражеских трупов. Интересно, что сухопутное начальство неодобрительно расценило самостоятельный захват Анапы десантом, как желание С.А. Пустошкина «предоставить морякам славу окончательной победы».

Во время штурма Анапы прапорщик 4-го морского полка Макар Пелявский, 4 рядовых и 1 барабанщик погибли, 2 унтер-офицера и 10 рядовых были ранены. Десант захватил в крепости 86 медных и 12 чугунных пушек, а также множество припасов. Солдаты и моряки разрушили укрепления Анапы, засыпали колодцы, погрузили трофеи на корабли, а оставшееся имущество уничтожили. 12 мая 1807 г. эскадра С.А. Пустошкина триумфально вернулась в Севастополь. За храбрость и предприимчивость Александр I наградил капитан-лейтенантов Ф.М. Маслова и С.В. Подгаецкого, мичманов И.П. Неверовского и Ф.А. Юрьева орденом Св. Георгия 4-го класса. 6 офицеров 4-го морского полка так же получили боевые ордена, а шеф полка генерал-майор И.П. Говоров — орден Св. Анны 1-й степени. Мушкетеры Власов, Фадеев, Семенов и каптенармус Кусков, сопровождавшие мичмана И.П. Неверовского при поднятии кайзер-флага, заслужили Знаки отличия Военного ордена Св. Георгия.

Обер-офицеры 4-го морского полка. 1810–1811 гг. Иллюстрация no акварели из «Исторического описания одежды и вооружения Российских войск…». Часть X. Лист № 1390.

25 июня (7 июля) 1807 г. после тяжелого поражения русской армии при Фридланде Александру I пришлось заключить с Наполеоном невыгодный Тильзитский мирный договор. По его условиям Россия при посредничестве Франции начала мирные переговоры с Турцией. Боевые действия временно прекратились. 12 августа 1807 г. в Слободзее уполномоченные России и Турции подписали перемирие. Хотя император, недовольный выработанными условиями, отказался ратифицировать перемирие, считая его недействительным, обе стороны продолжали воздерживаться от боевых операций. Только 21 марта 1809 г. Александр I объявил о возобновлении военных действий. Но Черноморский флот в основном сосредоточился на охране Крыма, лишь изредка совершая набеги вдоль турецкого побережья. Так, вечером 1 октября 1809 г. фрегат «Лилия», крейсировавший возле крепости Варна, спустил два катера, которые атаковали три небольших турецких судна и захватили одно из них. Утром 2 октября фрегат таким же образом перехватил еще одно судно с командой турок, посланной из Константинополя на усиление гарнизона Варны. В плен сдались 2 офицера и 85 турецких солдат с 2 знаменами. В этом смелом набеге отличились поручик 4-го морского полка И.К. Сибилев, подпоручик И.Ф. Тебенков и 16 солдат.

Следующая кампания 1810 года стала самой славной и одновременно самой неудачной для 4-го морского полка. Сначала решено было покончить с приверженным Турции абхазским князем Аслан-беем (см. стр. 321). Турки помогли ему превратить прибрежный городок Сухум-Кале в сильную крепость, прислали небольшой гарнизон, а также два корабля и несколько судов, планируя перевезти часть горцев в Батум. 19 июня 1810 г. для покорения Сухум-Кале из Севастополя вышел отряд судов капитан-лейтенанта П.А. де Додта: 66-пушечный корабль «Варахаил», 32-пушечный фрегат «Воин», требака «Константин» и 2 канонерские лодки. На их борту разместился батальон Шевандина (1-й мушкетерский) и часть артиллерийской команды 4-го морского полка — всего 872 человека и 2 пушки.

При слабом ветре и штилях отряд лишь вечером 7 июля подошел к Сухум-Кале. Отсутствие ветра не позволило войти в залив, и отряду пришлось держаться в море. Только вечером 9 июля, буксируя суда гребными баркасами, де Додту удалось подвести их к крепости на расстояние пушечного выстрела. Морские артиллеристы сразу же открыли огонь. В результате интенсивной бомбардировки они подбили многие крепостные пушки, а бастионные амбразуры разрушили.

На рассвете 10 июля 1810 г. корабль «Варахаил» и фрегат «Воин» снова начали бомбардировку, методично разрушая крепостные стены и бастионы. В то же время мушкетерский батальон 4-го морского полка высадился под прикрытием канонерских лодок рядом с Сухум-Кале. Три роты под командованием майора М.Е. Карандино двинулись к крепости, а 4-я рота осталась в резерве возле баркасов. Между тем устрашенные артиллерийским обстрелом абхазцы стали покидать Сухум-Кале. Тогда две канонерские лодки капитан-лейтенанта В.К. Скуртулли подошли к форштадту и открыли огонь по бегущим. Одновременно майор Карандино, рассыпав в стрелки роту штабс-капитана Скляренко, двинулся в атаку и взял передовую батарею с 3 пушками. Подойдя к каменной крепостной стене, начальник артиллерийской команды подпоручик Д.И. Серков установил 2 орудия, одно из которых стало стрелять картечью по валу, а второе било ядрами в железные ворота. Мушкетеры с 30 шагов вели по бастионам плотный ружейный огонь. Турки и абхазцы яростно отстреливались. Вскоре штабс-капитан Скляренко был убит, командир другой роты штабс-капитан Д.И. Протопопов ранен, подпоручик Д.И. Серков тяжело прострелен в левый бок навылет. Тут еще турки взорвали мину, ранившую осколками и камнями подпоручика Поликарпова и целиком опалившую сменившего Серкова портупей-юнкера К.Н. Ресницкого. Одновременно отряд абхазцев попытался зайти в тыл десанту со стороны гор. Но де Додт быстро двинул в бой четвертую резервную роту, отбросившую неприятеля с уроном.

Наконец, после двухчасовой бомбардировки «Варахаилу» и «Воину» удалось разрушить морской фас крепости и сделать в стене проломы. Видя бесполезность дальнейшего сопротивления, защитники Сухум-Кале разбежались или сдались в плен. Десантные роты вошли в крепость. Только после этого майор М.Е. Карандино, тяжело раненный пулей в голову и камнями в руку, покинул своих солдат и отправился на корабль.

Вид Сухум-Кале. Французская литография по рисунку путешественника Ф. Неру. 1830-е гг. (РГБИ).

Во время сражения 4-й морской полк потерял убитыми 1 офицера, 1 унтер-офицера, 9 рядовых и 2 бомбардиров. Были ранены 5 офицеров, 4 унтер-офицера, 52 рядовых и 11 артиллеристов. С неприятельской стороны погибли более 300 турок и абхазцев; 2 чиновника и 78 защитников попали в плен. Десант взял богатые трофеи: крепостной флаг, 8 знамен, 62 пушки и 2 фальконета, 1080 пудов пороха и множество военных припасов. Участвовавших в десанте офицеров 4-го морского полка наградили боевыми орденами. 16 морских солдат, в том числе обожженный портупей-юнкер К.Н. Ресницкий, получили Знак отличия Военного ордена Св. Георгия. 5 августа 1810 г. эскадра П.А. де Додта вернулась в Севастополь, оставив в Сухум-Кале две мушкетерские роты 4-го морского полка (214 чел.). Эти роты находились в крепости до конца 1814 г., неся огромные потери от климата, болезней и плохой пищи. Половина морских солдат постоянно лежала в лазарете.

Лихое взятие Сухум-Кале подтолкнуло в сентябре 1810 г. морское начальство к проведению крупной десантной операции против Трапезунда — важнейшего города на восточном турецком побережье. Эта экспедиция имела личное значение для управлявшего Министерством морских сил маркиза И.И. де Траверсе. Еще в июне 1807 г., когда он являлся главным командиром Черноморского флота и портов, эскадра контр-адмирала С.А. Пустошкина, воодушевленная триумфальным взятием Анапы, совершила поход к Трапезунду. Но из-за сильной бури 11 июня и мощного прибоя Пустошкин не смог высадить десант и вернулся ни с чем. Теперь представилась возможность взять реванш. Успех де Додта помог маркизу убедить императора в блестящих перспективах. 17 сентября 1810 г. де Траверсе официально уведомил управляющего Черноморским флотом вице-адмирала Н.Л. Языкова о высочайшем одобрении экспедиции.

Для самого крупного за эту войну десанта под общим командованием шефа 12-го егерского полка генерал-майора С.Г. Гангеблова в Севастополе собрали: 2 батальона Эстляндского мушкетерского полка, 2 батальона 12-го егерского полка и 2 батальона 4-го морского полка, полуроту легкой артиллерии, 200 казаков (без лошадей, но с упряжью) и 30 греков балаклавского батальона — всего 3899 солдат и офицеров, в том числе 366 человек 4-го морского полка в составе корабельных экипажей и еще 1238 в двух батальонах для десанта. Гангеблову и сопровождавшему его генерал-майору И.Д. Панчулидзеву следовало прочно занять пехотой Трапезунд, после чего установить связь с главнокомандующим в Грузии генералом А.П. Тормасовом.

В успехе столь сильной экспедиции никто не сомневался. Победная эйфория после взятия Сухум-Кале всего одним батальоном не оставила равнодушным даже императора. «Его Величество совершенно уверен, — сообщал маркиз де Траверсе Н.Л. Языкову, — что скорость предприятия, неустрашимость и непреклонное стремление, руководствуя как поспешным отправлением эскадры, так и самым прибытием ее к месту назначения, в полной мере оправдают надежду Его Императорского Величества на счастливые успехи сей экспедиции».

6 октября 1810 г. из Севастополя практически в полном составе вышла эскадра Черноморского флота под командованием контр-адмирала А.А. Сарычева — 7 кораблей, 5 фрегатов, 2 корвета, 1 бриг и 1 требака. Но, несмотря на радужные ожидания, экспедиция с самого начала не задалась.

Генерал-майор Семен Георгиевич Гангеблов. Портрет кисти Дж. Доу. 1826 г. (Военная галерея Зимнего Дворца). В октябре 1810 г. шеф 12-го егерского полка генерал-майор С.Г. Гангеблов (Гангеблишвили) командовал на черноморской эскадре контр-адмирала А.А. Сарычева десантными войсками, предназначенными для захвата Трапезунда. За неудачную высадку 17 октября 1810 г. у Платаны уволен Александром I в отставку.

Генерал-лейтенант Иван Давыдович Панчулидзев. Портрет кисти Дж. Доу. 1822–1825 гг. (Военная галерея Зимнего Дворца). В октябре 1810 г. в чине генерал-майора И.Д. Панчулидзев участвовал в экспедиции против Трапезунда. Во время разгрома десанта у Платаны 17 октября 1810 г. лично возглавил второй эшелон, но не смог высадиться на берег, поскольку турки уже захватили плацдарм. Под вражеским огнем его лодки подобрали спасающихся вплавь солдат.

Подойдя к Трапезунду 9 октября, эскадра попала в штиль. Лишь 14 октября с благоприятным ветром корабли изготовились к атаке. Но стоило эскадре приблизиться к Трапезунду, как ветер нагнал густой туман. Весь день и ночь корабли простояли в тумане, и течением их разнесло. Наконец, утром 15 октября туман раздуло. Но затем ветер настолько окреп, что эскадра опять не смогла построиться для атаки, а высадить десант мешали волны и прибой. Тогда Сарычев отвел эскадру на несколько миль западнее Трапезунда, где она укрылась в бухте возле деревни Платана. Здесь Сарычев решил дожидаться благоприятной погоды, а пока велел разорить Платану, которую защищали 5 турецких батарей. Эта карательная экспедиция не представлялась трудной, в связи с чем генерал С.Г. Гангеблов назначил для нее небольшой десант под общим руководством командира Греческого батальона майора Ф.Д. Ревелиоти: 200 солдат 4-го морского полка, 100 егерей и 20 греков.

Утром 17 октября 1810 г. от эскадры отделился отряд судов капитан-командора П.М. Макшеева — 110-пушечный корабль «Ратный», фрегаты «Крепкий», «Назарет», «Лилия» и бриг «Алексей». Встав на рейде Платаны, они открыли бомбардировку и к полудню сбили все береговые батареи. После этого под прикрытием огня фрегатов «Назарет» и «Лилия» десант высадился на берег. Майор Ревелиоти, собрав 70 гренадеров и 11 греков, сразу же бросился в атаку и взял близлежащую батарею с 3 пушками. Но, вырвавшись вперед, он фактически лишил десант единоначалия. Без него все стали действовать порознь: моряки и морские солдаты сосредоточились на обороне места высадки, а поручик 12-го егерского полка Ф.Л. Текелли вместо того, чтобы поддержать Ревелиоти, рассыпал своих людей в стрелки. В результате турки, которых оказалось более трех тысяч, обошли захваченную батарею и отрезали русский авангард от берега. Заклепав турецкие пушки, гренадерам и грекам пришлось с большими потерями пробиваться назад сквозь окружившего их неприятеля.

В это время масса турок атаковала егерей Текелли. Поручик решил собрать своих рассыпанных стрелков и велел ударить «сбор». На барабанный сигнал егеря стали сбегаться к побережью. Турки приняли это за отступление, с яростью бросились вперед и на плечах егерей прорвались к месту высадки. Возле гребных судов завязалась жестокая рукопашная схватка. Видя, что десант терпит поражение, генерал-майор И.Д. Панчулидзев повел на выручку шлюпки и баркасы с подкреплением в 400 человек. Но они подошли слишком поздно — турки уже заняли место высадки и, несмотря на картечный огонь фрегатов и двух канонерок, прикрывавших гребные суда по флангам, не давали им причалить. Открыв сильную стрельбу, турки потопили передовой баркас и катер, пытавшиеся подобрать спасающихся вплавь русских солдат.

Казавшаяся легкой операция против Платаны закончилась катастрофой, ставшей одним из самых неудачных десантов российского императорского флота. 4-й морской полк понес тяжелые потери. Погибли штабс-капитан Агибалов, подпоручик Бацоли, прапорщик Шиц, а также 2 подпрапорщика и 45 рядовых. Подпоручику А.В. Антуновичу ружейная пуля пробила навылет левую ногу выше колена. 2 унтер-офицера и 23 рядовых были ранены. 12-й егерский полк лишился убитыми поручика Ф.Л. Текелли, 8 унтер-офицеров, 1 барабанщика и 58 рядовых. Поручик Н.Е. Чаплыгин был тяжело прострелен в правое плечо навылет. 2 унтер-офицера, 19 егерей и 1 барабанщик оказались ранены.

Сильно досталось и морякам, обслуживавшим десантные суда. Сражаясь с турками на берегу, погибли мичман Николай Левшин, 1 квартирмейстер, 30 матросов, 1 старший юнга, 1 бомбардир морской артиллерии и 2 канонира. Раны получили лейтенант морской артиллерии Долгой, 2 боцманмата, 6 квартирмейстеров, 40 матросов, 4 канонира и 1 плотник. Из Балаклавского батальона погибли 3 унтер-офицера и 7 рядовых. Дважды раненый пулями майор Ф.Д. Ревелиоти потерял сознание, но был спасен морским гренадером. В своем рапорте храбрый грек отмечал: «Нельзя ни описать, ни вообразить геройского духа солдат Говорова полка».

Гренадер и унтер-офицер 1-го батальона 4-го морского полка. 1810–1811 гг. Иллюстрация no акварели из «Исторического описания одежды и вооружения Российских войск…». Часть XVI. Лист № 2281.

После столь неожиданного разгрома А.А. Сарычев собрал военный совет. Обескураженные начальники не решились атаковать Трапезунд, и 30 октября 1810 г. эскадра вернулась в Севастополь. Император, ждавший обещанного триумфа, был крайне недоволен провалом экспедиции. Главным виновником неудачи признали генерал- майора С.Г. Гангеблова, которого Александр I уволил в отставку. Разочарование оказалось столь сильным, что больше Черноморский флот не отваживался на десантные операции. В 1811 и 1812 годах эскадра лишь наблюдала море между Варной и Босфором. Но турецкие военные корабли из пролива не выходили. В результате наибольших успехов добились русские фрегаты, крейсировавшие и перехватывавшие торговые суда.

Наконец, 16 мая 1812 г. между Россией и Турцией был заключен Бухарестский мирный договор, по которому Россия приобрела Бессарабию с границей по реке Прут, крепости Аккерман, Килию и Измаил, а также получила право свободного плавания русских судов по Дунаю.

Обмундирование, вооружение и знамена морской пехоты 1801–1814 гг.

Библиография и источники.

Историческое описание одежды и вооружения Российских войск. Ч. X. СПб., 1900.

РГА ВМФ. Ф. 227. Оп. 1.Д. 77, 81.

РГВИА. Ф. 29. Оп. 14. Д. 25: Ф. 2703 Оп. 4/171. Св. 21. Д. 1: Св. 24. Д. 1. Ч. 2; Ф. 9194. Оп. 7/189а. Св. 6. Д. 1: Ф. 14898. Оп. 1. Д. 9, 38, 52,61.

Полное собрание законов Российской империи. Собрание I. T. XLIV. Ч. II. Отд. II. СПб., 1830.

Первая половина царствования Александра I ознаменовалась наибольшим числом перемен в обмундировании морской пехоты. Уже 18 мая 1801 г. «Государь император высочайше указать изволил служащим во флоте генералитету, штаб и обер-офицерам иметь мундир прежнего цвета, но застегнутый на шесть пуговиц в два ряда, со стоячим воротником, завернутыми полами и белою выпушкою вокруг поля и обшлагов с клапанами, камзол и длинные штаны белые, шляпа черная с золотою петлицею и белым маленьким султаном. Генералитету и штаб-офицерам султан страусовой, а обер- офицерам простой…». Для морской пехоты в указе предписывалось: «Батальоны флотские имеют прежний мундир с отворотами, но одинакового с прочими покроя, шляпа же, как у флотских»[21]. Прическу солдат и офицеров упростили: отменили букли, а косу укоротили до основания воротника.

Схема цветовых различий обмундирования солдат и офицеров морской пехоты. Март 1802–1803 гг. Черноморский флот. Компьютерная графика С.А. Попова.

Параллельно с введением этого промежуточного варианта для морской пехоты был разработан новый мундирный регламент, традиционно ориентированный на армейские образцы. 26 марта 1802 г. Александр I велел «всем морским батальонам носить мундиры темно-зеленые, покроем точно против сухопутных гренадерских и мушкетерских»[22]. Новые мундиры имели фрачный двубортный покрой. Высокий воротник, обшлага и отвороты небольших фалд полагались из белого сукна. У унтер-офицеров по нижнему и боковым краям воротника и на обшлагах нашивался ряд золотого галуна. Батальоны отличались цветом погон, которые на Балтике были в 1-м батальоне красные, во 2-м — белые, в 3-м — желтые, в 4-м — светло-малиновые, в 5-м — бирюзовые, в 6-м — розовые, в 7-м — светло-зеленые, в 8-м — серые, в 9-м — лиловые. В 1-м Черноморском батальоне погоны полагались синие, во 2-м — палевые, в 3-м — оранжевые[23]. Музыканты традиционно отличались расшивкой мундира белой тесьмой. При мундире носили белые панталоны, заправленные в черные сапоги с голенищами до середины икры. Серые суконные шинели с белым воротником и цветными погонами соответствовали армейскому образцу. Кроме шинелей, солдатам по табели полагались для зимних караулов овчинные тулупы, иногда крытые сукном. На гренадерских и фузелерных шапках предписывалось «верхушкам быть во всех батальонах из белого сукна, а задникам по цвету погон». Рисунок герба на латунных налобниках изменился, причем над орлом появилась ленточка с надписью «С нами Бог». На околыше шапки крепились три латунные «одноогневые» гранаты (гренады). Офицеры флотских батальонов также получили обмундирование пехотного образца, но с цветными деталями, как у нижних чинов. Края офицерских погон обшивались узким золотым галуном. Строевым головным убором была высокая шляпа с перьевым султаном, но не черного, как в армии, а белого цвета.

Балтийский флот.

Вероятнее всего, униформу этого образца флотские батальоны так и не получили, поскольку еще не завершился срок носки старых «павловских» мундиров. В императорском же указе строго предписывалось «начать ныне по-новому обмундирование в тех батальонах, в коих сроки кончились, прочим же донашивать старые (мундиры) до окончания (срока) оных». Ношение в морских батальонах прежних «павловских» мундирных и амуничных вещей подтверждается отчетами даже за первую половину 1803 года.

Схема различий обмундирования офицеров и нижних чинов 1-го морского полка. 1803–1807 гг.

Схема различий обмундирования офицеров и нижних чинов 2-го морского полка. 1803–1807 гг.

А уже в сентябре 1803 г. в сформированные 4 морских полка разослали новые образцы униформы. Отныне обшлага, отвороты фалд и воротники мундиров вместо белых полагались темно-зеленые с белой выпушкой. Погоны различались не по батальонам, а по полкам: в 1-м полку — красные, во 2-м — белые, в 3-м — желтые, в 4-м — голубые. У офицеров погоны обшивались по краю узким золотым галуном. С 1 сентября по 1 июня при мундире носили зимние темно-зеленые суконные панталоны с белой выпушкой по боковым швам, причем солдаты носили их «на берегу в сапогах, а на кораблях сверх сапог, как матросские брюки»[24]. С 1 июня по 1 сентября солдатам полагались летние панталоны из белого полотна, которые так же, как и зимние, заправляли в короткие (до середины икры) сапоги, а на кораблях выпускали поверх сапог.

Снаряжение в морских полках практически ничем не отличалось от армейского. На поясной портупее нижние чины носили шпагу с тесачным клинком. На эфесы повязывали «темляки всем 4-м полкам одинакие, из шерстяной белой тесьмы». Цвет шейки («деревяшки») темляка в гренадерском батальоне был белым, в 1-м мушкетерском — желтым, во 2-м мушкетерском — красным. Гайки темляков различались поротно: в 1-й роте батальона белые, в 2-й — голубые, в 3-й — желтые, в 4-й — красные. У унтер-офицеров темляки отличались от солдатских «одной нижней гайкою» из белой, черной и оранжевой шерсти. Черный цилиндрический ранец из яловичной кожи носили за спиной на белом ремне через правое плечо.

Обер-офицер 1-го морского полка в шляпе с султаном. 1803–1808 гг. Иллюстрация по акварели из «Исторического описания одежды и вооружения Российских войск…». Часть X. Лист № 1297.

Обер-офицеры 2-го морского полка. 1803–1808 гг. Иллюстрация no акварели из «Исторического описания одежды и вооружения Российских войск…». Часть X. Лист № 1283.

Поверх ранца белыми ремешками крепилась скатанная в трубку шинель. Но на походе шинели часто надевали через плечо, под ранец или поверх него. Так, во время Ганноверской экспедиции 1805 года шеф 3-го морского полка генерал-майор Д.П. Неверовский своим приказом официально разрешил солдатам не пристегивать свернутые шинели к ранцам, а носить их для удобства в скатках через плечо (см. ил. на стр. 135).

Для солдат гренадерского батальона сохранили шапки образца 1802 года, изменив расцветку задника: суконный верх теперь во всех полках полагался темно-зеленый, а околыш по цвету погон.

Схема различий обмундирования офицеров и нижних чинов 3-го морского полка. 1803–1807 гг.

Схема различий обмундирования офицеров и нижних чинов 4-го морского полка. 1803–1807 гг.

В связи с переводом морской пехоты на положение мушкетерских полков фузелерные шапки были отменены. Вместо них мушкетерам ввели новый головной убор, образец которого, присланный в морские полки в сентябре 1803 г., описывался так: «Шапка из черного сукна на простеганной соломе, вышиною в 4 1/2 вершка, с черным кожаным лакированным козырькам, пристегнутым к шапке крючками, внутри оной суконные лопасти для зимы, бант черный круглой, с петлицею из черной же тесьмы напереди, вверху его шерстяные шишка и султан»[25]. Шишки и султанчики делались из шерстяной нити и отличались цветами по полкам и батальонам. У унтер-офицеров верх шапки обшивался по кругу узким золотым галуном, а шишка делалась из четырех секторов — двух белых и двух из черной и оранжевой шерсти. В гренадерских батальонах над латунным налобником крепился только шерстяной султанчик батальонного цвета (или трехцветный у унтер-офицеров).

Схема цветовых различий кистей головных уборов и шпажных темляков морских полков. 1803–1809 гг.

Младший унтер-офицер, фельдфебель и подпрапорщик гренадерского батальона 1-го морского полка. 1803–1807 гг. Иллюстрация по акварели из «Исторического описания одежды и вооружения Российских войск…». Часть X. Лист № 1278.

Еще одной особенностью обмундирования морских солдат было наличие второго комплекта для повседневной службы на кораблях. Он состоял из гендрика (однобортной куртки из толстого грубого полотна на холстинном подбое) и равендучных брюк навыпуск поверх смазных сапог. При такой форме солдаты носили на голове фуражную шапку — темно-зеленый суконный колпак с белыми выпушками, кистью и околышем по цвету погон мундира.

При переформировании батальонов в полки прежние русские ружья образца 1798 года и английские ружья, оставшиеся после экспедиции 1799 года в Голландию, заменили новыми фузеями отечественного производства. На каждого солдата полагалось по 75 патронов, из которых 40 носили в патронной суме на белой перевязи через левое плечо, а 35 хранились в бочонках на судах. По центру крышки патронной сумы крепилась круглая латунная бляха с двуглавым орлом. Гренадеры дополнительно имели по углам крышки 4 латунные гранатки. Унтер-офицеры гренадерских рот (16 человек в полку) сохранили нарезные ружья образца 1798 года и небольшие подсумки на поясной портупее. На крышке подсумка также крепилась круглая бляха с орлом. Прочим унтер-офицерам и фельдфебелям, вооруженным алебардами, ни подсумок, ни патронная сума не полагались. Но после морской кампании 1803 года алебарды оставили только для службы на берегу. На кораблях же всех фельдфебелей и унтер-офицеров вооружали старыми английскими ружьями, более удобными в условиях ограниченного палубного пространства. Все младшие командиры носили трости: при алебарде их крепили под правой рукой, а при ружьях — под левой.

Обмундирование офицеров соответствовало армейскому, но с цветными деталями, как у нижних чинов. Белые султаны на шляпах поменяли опять на черные, как в полевой пехоте. Обер-офицеры вооружались шпагами и эспантонами, а шеф полка, батальонные командиры, майоры и адъютанты имели только шпаги.

Высочайшим указом от 31 июля 1803 г. в морских полках было предписано «всем штаб- и обер- офицерам иметь (походные) серые панталоны. Штаб-офицерам и адъютантам иметь (белые) панталоны по примеру армейских лосиные, а суконные зеленые употреблять на специальные смотры».

Новое обмундирование морские полки получили в январе 1804 г. Поскольку общий срок носки суконных вещей определялся в два года, то в этой униформе морские солдаты встретили начало войны 1805 года, а многие роты, отправленные в Средиземное море, смогли получить вещи новых образцов лишь после возвращения из Архипелагской экспедиции. Сформированный летом 1805 г. Каспийский морской батальон получил форму «сходно с Высочайше опробованными для одного Морского полку», то есть по регламенту 1803 года. Погоны в батальоне «на шинелях, мундирах и сертуках положены розовые».

Знамена морских полков и Каспийского батальона образца 1803 года:

— белое полковое (в Каспийском батальоне — батальонное);

— цветное батальонное (в Каспийском батальоне — ротное).

В апреле 1804 г. морским полкам пожаловали знамена образца 1803 года, по два на каждый батальон. Одно из 6 знамен, имевшее белое квадратное полотнище (142х142 см), считалось полковым и находилось в гренадерском батальоне. Остальные 5 знамен являлись батальонными «цветными». Их полотнище было сшито из синего креста и белых углов. В середину креста вшивался круг из оранжевого шелка в окружении золотых ветвей с лентами и короной. На круге краской был изображен черный двуглавый орел с золотыми коронами, клювами и молниями в лапах. В синих углах помещались золотые вензеля Александра I с ветвями и короной. На черном древке длиной 331 см крепилось латунное навершие в виде плоского ажурного копья с двуглавым орлом внутри. К навершию привязывались две серебряные кисти на тканой серебряной тесьме. В отличие от полевых частей, морские полки не всегда брали свои знамена в боевые походы. Так, в 1809 году во время русско-шведской войны инспектор морских полков генерал-майор П.С. Ширков сообщил полкам, что «Господин Министр военных морских сил предписал мне, дабы в случае откомандирования резервных баталионов на канонерских лодках, знамена оставить в Кронштадте в том месте, где есть караул городовой»[26]. Объяснялась эта мера отсутствием на лодках подходящих условий для хранения знамен, а также возможностью захвата мелких судов в плен большими кораблями.

После неудачных кампаний 1805 г. и 1806–1807 гг. началась очередная реформа обмундирования. В марте 1807 г. в морских полках по примеру армейской пехоты изменили прическу солдат. Волосы теперь стали стричь под гребенку, но пудрить их прекратили только через два года.

Схема различий обмундирования офицеров и нижних чинов морской пехоты. 1805–1808 гг.

В 1807 году в гренадерских батальонах морских полков конические шапки заменили суконными цилиндрами, как у мушкетеров, но с густым черным султаном и латунной гранаткой над козырьком. У унтер-офицеров султаны имели белую верхушку с желтой продольной полосой, а барабанщикам и флейтщикам гренадерских батальонов султаны полагались красные. «Потеряв» свои конические шапки, гренадеры старались как можно быстрее получить новые отличия. Не дожидаясь изготовления казенных султанов, они начали сами плести их, обрезая хвосты у обозных лошадей. В связи с этим шеф 3-го морского полка генерал- майор Д.П. Неверовский категорически потребовал «отнюдь у лошадей хвостов не резать».

В 1808 году для морских солдат утвердили новые образцы некоторых вещей, которые поступили в полки в январе 1809 г. Вместо суконных панталон, заправленных в сапоги, были введены длинные панталоны с кожаными крагами («ботинами»), застегнутыми сбоку на 7 латунных пуговиц. Прежние летние белые панталоны заменили длинными, надевавшимися поверх сапог. На крышках патронных сум вместо круглой бляхи установили новую арматуру — у гренадер латунную гранату с темя огнями, а у мушкетеров с одним огнем. Поясную портупею отменили, и тесак стали носить на белой перевязи через правое плечо. Вместо суконной цилиндрической шапки был введен черный кивер, обтянутый сукном и обшитый по верху и бокам кожей. Спереди кивера взамен прежнего банта крепилась латунная граната — у гренадер с тремя огнями, у мушкетеров с одним. Кивер украшал веревочный этишкет: белый у рядовых и с примесью черного и оранжевого цветов у унтер-офицеров и музыкантов[27]. У мушкетеров кивер имел две кисточки прежней батальонной расцветки. У гренадер вместо верхней кисточки крепился черный цилиндрический султан.

Гренадерские обер-офицеры 2-го морского палка. Май 1810 — февраль 1811 гг. Иллюстрация по акварели из «Исторического описания одежды и вооружения Российских войск…». Часть X. Лист № 1317.

Схема различий обмундирования офицеров и нижних чинов морской пехоты. 1809–1811 гг.

Но 5 ноября 1809 г. «Государь Император повелел в Морских полках и Каспийском морском баталионе сделать по примеру армейских полков перемену на шапках гранодерских и мушкетерских в цветах кардончиков, и у мушкетерских верхние кисточки совсем уничтожить»[28]. Согласно этому указу, в гренадерском батальоне репеек (кардончик) стал белым с зеленой серединой; в 1-м мушкетерском батальоне — зеленым с желтой серединой; во 2-м мушкетерском — красным с желтой серединой. Репейки унтер-офицеров остались прежней расцветки. 4 апреля 1809 г. унтер-офицерам велели нашивать золотой галун не по нижнему, а по верхнему краю воротника, а в мае у унтер- офицеров, имевших винтовальные ружья, поясные подсумки заменили обычными патронными сумами с белыми перевязями через левое плечо.

Перемены коснулись и офицеров. Уже во время Ганноверской экспедиции 1805 года шеф 3-го морского полка генерал-майор Д.П. Неверовский разрешил офицерам заменить неудобные шляпы суконными цилиндрами с пристежными козырьками, на манер мушкетерских шапок. Новый головной убор не был регламентирован, и поэтому офицеры стали его украшать самым причудливым образом. В связи с этим 16 января 1807 г. Неверовский сделал замечание: «Хоть от полку и позволено было господам офицерам носить шапки и ходить во оных на ученье, но безо всякой прикрасы, а как Его превосходительство шеф полка заметил, что многие господа офицеры носят таковые шапки, обложенные позументом и меховою опушкою, то в прекращение сего предписывается господам офицерам отнюдь таковых не носить, а иметь безо всяких прикрас, и ходить во оных могут только по форштадту, а не в городе, за чем наблюсти и господам штаб-офицерам, а в противном случае, на ком с украшением шапка усмотрена будет, тот за невыполнение приказания арестован будет»[29]. Кроме того, Неверовский запретил офицерам носить на шляпах султаны с широкими перьями.

Гренадер 3-й гренадерской роты 3-го морского полка. Ноябрь 1810 — февраль 1811 гг. В отличие от армейской пехоты, для которой в 1808 году утвердили четырехугольный ранец нового образца, морские полки и Каспийский батальон продолжали носить до октября 1811 г. старые цилиндрические ранцы. Отечественную войну морская пехота, скорее всего, встретила в обмундировании срока 1811 года. Только султаны переформовали из цилиндров в конусы.

2 ноября 1807 г. Александр I, обратив внимание на морские полки, предписал «служащим в сих полках генералам, штаб и обер-офицерам носить эполеты и контрэполеты по цветам погонов и подобные носимым в армейских полках../ при получении которых в полки разослать, а до того не носить»[30]. С ноября 1808 г. офицерам ввели новые нагрудные знаки вдвое короче прежних: для прапорщиков совсем серебряные, для подпоручиков серебряные с золотым ободком, для поручиков серебряные с золотым орлом, для штабс-капитанов серебряные с золотыми ободком и орлом, для капитанов золотые с серебряным орлом, у штаб-офицеров совсем золотые. Такие знаки просуществовали у офицеров до 1820 года.

После реорганизации морских полков в октябре 1810 г. и преобразования всех батальонов в мушкетерские (см. ниже), султаны на киверах оставили только в гренадерских взводах гренадерских рот. Стрелкам султаны не полагались. Тогда же для гренадерских рот утвердили новую расцветку киверных репейков, просуществовавшую до 1817 года (см. таблицу на стр. 168).

* Согласно указам от 5 ноября 1809 г. (РГВИА. Ф. 2703. Оп. 4/171. Св. 24. Д. 1. Ч. 2. Л. 13) и ноября 1810 г. (РГВИА. Ф. 14898. Оп. 1. Д. 61. Л. 6) были изменены цветовые различия репейков морских полков по аналогии с полевыми армейскими полками. В «Историческом описании одежды и вооружения Российских войск…» на период 1810–1817 гг. ошибочно дана таблица цветовых различий, принятых в 1817 году.

12 мая 1810 г. «Его Императорское Величество повелеть соизволил всем служащим Господам штаб и обер-офицерам иметь во время строя кивера по имеющимся в полках образцам, в гранодерских же баталионах иметь к ним и султаны волосяные черные; и сверх того Высочайше повелеть соизволил, если кто может иметь шляпу, то позволяется носить оную вне службы». Отныне кивер стал основным головным убором офицеров. Его украшал серебряный этишкет, вызолоченная арматура, обложенный серебром репеек с вензелем императора, вызолоченная чешуя на подбородных ремнях.

Цветовые различия репейков и темляков в морских полках. 1810–1812 гг.

После реорганизации морских полков, в ноябре 1810 г. специально было уточнено, что черный волосяной султан могли носить только капитаны, поручики и портупей-прапорщики, приписанные к гренадерским взводам гренадерских рот. Поручикам, прапорщикам и подпрапорщикам гренадерских рот, числившимся в стрелковых взводах, султаны не полагались.

В начале 1811 г. унтер-офицерам и музыкантам вместо пестрых этишкетов велели иметь их белые, как у солдат, с примесью черных и оранжевых нитей только на кисточках и кардончиках. В 1811–1812 гг. на барабанных перевязях в морских полках появились латунные бляхи на месте гнезд под палки.

9 февраля 1811 г. морские полки вошли в состав пехотных дивизий, в связи с чем солдаты нашили на погоны соответствующие номера. 1-й морской полк нашил на красные погоны шифровку «25.» из желтого шнура, а 2-й и 3-й полки на белые и желтые погоны — тот же номер красным шнуром. 4-й морской полк вошел в состав 28-й пехотной дивизии и вместо голубых погон получил темно-зеленые погоны с красной выпушкой и желтой шифровкой «28.». Существующее мнение о том, что в Каспийском морском батальоне 9 февраля 1811 г. вместо розовых ввели красные погоны, опровергается архивными документа ми[31]. 15 апреля 1811 г. Александр I отменил у офицеров морских полков нижнюю кожаную обшивку на походных серых панталонах[32]. 13 октября 1811 г. император предписал «в Морских полках, Каспийском баталионе и Охотской роте иметь ранцы, манерки и ботины по препровождаемым вновь утвержденным для армии образцам; но отпуск вещей сих в помянутые команды расположить по истечении сроков ныне состоящим в полках таковым вещам». В соответствии с этим указом вместо цилиндрических ранцев были введены четырехугольные черные ранцы на двух белых плечевых ремнях с поперечным ремнем на груди. Кроме того, по примеру армии в морских частях изменили фасон кожаных краг на зимних панталонах, которые стали более высокими, почти под колено. В тот же день еще одним указом в морских полках и Каспийском батальоне у унтер-офицеров совсем отменили трости и алебарды. Перед самой Отечественной войной морские полки перевооружили новыми ружьями образца 1808 года, сделанными на Сестрорецком оружейном заводе, традиционно выполнявшем заказы флота.

Схема различий обмундирования офицеров и нижних чинов морской пехоты. 1813–1815 гг.

В таком обмундировании морские полки встретили Отечественную войну. Начатая было в 1812 году замена косых воротников на мундирах и шинелях прямыми, застегнутыми на крючки, не коснулась морских полков, поскольку срок носки солдатских вещей истекал у них только в январе 1813 г. В то же время замена прежних фуражных колпаков на новые темно-зеленые шапки-бескозырки с батальонными выпушками и номером роты на околыше все-таки, видимо, состоялась. Но из-за плохо налаженного снабжения под Данцигом морские солдаты могли носить старые мундиры, шинели и фуражные шапки вплоть до возвращения из заграничного похода в 1814 году.

Реформа флота и морской пехоты 1810–1811 гг.

Библиография и источники.

Полное собрание законов Российской империи. Собрание I. T. XLIV. Ч. I. Отд. II. СПб., 1830.

Виноградский И.А. Участие Гвардейского экипажа в сухопутной кампании 1812 года. СПб., 1899.

Корвин-Пиотровский К.А. 89-й пехотный Беломорский полк. Исторический очерк. СПб., 1903.

Сытинский Н.А. Очерк истории 90-го пехотного Онежского полка. СПб., 1903.

Юганов Н.А. История 92-го пехотного Печорского полка. 1803–1903. СПб., 1903.

В 1810 году началась очередная реформа флота. Императорским указом 16 февраля все морские и портовые команды разделили «для соблюдения в них большей сообразности с порядком службы на экипажи, роты и другие команды, наименовав их по нумерам». В соответствии с этим на Балтике сформировали 1-46-й корабельные, 1-8-й гребные и 1-3-й ластовые экипажи; на Черном море 53-76-й корабельные, 9-10-й гребные и 6-й ластовый экипажи; на Каспии 84-87-й корабельные экипажи. Еще 20 экипажей могли быть сформированы в случае необходимости «по мере умножения числа судов во флотах». Каждый экипаж состоял из 4 рот. Комиссионерные солдатские команды при Адмиралтействах и в портах свели в 7 рот. Три роты (471 чел.) составили комиссионерный батальон при Санкт-Петербургском Адмиралтействе, две роты (315 чел.) — комиссионерную команду при Черноморском Адмиралтействе. По одной комиссионерной роте (156 чел.) полагалось иметь в Москве и Архангельске. Кроме того, был утвержден штат солдатской роты для Охотского порта (162 чел.) — первой части российской морской пехоты на Дальнем Востоке (см. также стр. 358). Командованию флота император указал, что кроме морской подготовки матросы «ныне должны сверх того обучаться по примеру армейских полков и фронтовой службе».

«Купно с сим угодно также было Его Императорскому Величеству повелеть, чтобы составлен был один особый Гвардейский экипаж для наружных и гребных придворных судов, и чтобы офицеры и нижние чины сего экипажа имели все обмундирование по образцу, Его Величеством утвержденному».

Считается, что мысль о создании Гвардейского экипажа пришла Александру I во время Тильзитской встречи с Наполеоном 13 июня 1807 г. Для этой встречи на середине Немана построили паром с павильонами. Планировалось, что императоры одновременно причалят к нему, сохранив тем самым взаимный паритет. Французские гвардейские моряки ловко управляли катером Наполеона, чего нельзя было сказать о российской стороне. Как вспоминал офицер Ф.В. Булгарин, «на катере государя-императора гребли рыбаки, которых одели, наскоро, в белые куртки и шаровары. Наполеон прибыл несколькими минутами прежде на паром, и подал императору нашему руку, когда он выходил из катера». Этот досадный эпизод обратил внимание Александра на французских моряков. «Матросы французского гвардейского экипажа одеты были в синие куртки с красными гусарскими снурками напереди и в синие шаровары. Они имели кивера. Этот экипаж подал мысль к учреждению в России гвардейского экипажа»[33].

По предложению Комитета для разделения команд морского ведомства 16 февраля 1810 г. Александр I утвердил штат Гвардейского экипажа из 4 рот с артиллерийской командой для 2 орудий. В экипаж зачислили нижних чинов Придворной гребецкой команды и дополнили их гребцами с адмиральских и капитанских катеров, а также отборными матросами, из которых 17 человек уже имели Знаки отличия Военного ордена Св. Георгия. При выборе людей следили, чтобы они были «рослые» и «чистые лицом». Самых высоких зачисляли во фланговые 1-ю и 4-ю роты — из них назначались гребцы. Матросы 2-й и 3-й рот составляли команды яхт; в этих же ротах обучались юнги. Каждая рота делилась на два взвода, взвод — на два полувзвода, полувзвод — на отделения. Для хозяйственного самоуправления в каждой роте создавались 4 матросских артели.

Контр-адмирал Иван Петрович Карцов. Копия с портрета кисти неизвестного художника 1826–1830 гг. (ЦВММ) В 1810–1818 гг. И.П. Карцов командовал Гвардейским экипажем, во главе которого совершил походы 1812–1814 гг.

Встреча на Немане Александра I и Наполеона 13 июня 1807 г. Гравюра Ламо и Мисбаха. 1810-е гг. (Музеи-панорама «Бородинская битва»).

Морских офицеров зачисляли в гвардию с большим разбором, представляя их сначала великому князю Константину Павловичу, а затем государю. Командиром Гвардейского экипажа был назначен капитан 2 ранга И.П. Карцов, командовавший до этого придворными галетами «Церера» и «Паллада» и лично известный императору.

Сначала Гвардейский экипаж обмундировали по морскому образцу. Рядовым (матросам, младшим юнгам, а также нестроевым: унтер-баталеру и поварам) полагалась темно-зеленая двубортная суконная куртка на медных пуговицах, с красными погонами и с белой выпушкой по воротнику и обшлагам с клапанами. На воротнике и клапанах нашивались петлицы из красного гвардейского басона с желтыми клетками. Под куртку матросы надевали однобортный темно-зеленый суконный жилет (без рукавов) с обтяжными пуговицами. При куртке носили зимние темно-зеленые суконные брюки или летние из белого полотна. Черные сапоги и галстук были пехотных образцов. В летнее время вне строя матросы носили куртку с обтяжными пуговицами и брюки из полосатого (белого с синим) тика. Под летнюю куртку надевали белый однобортный тиковый жилет также с обтяжными пуговицами. Матросам полагалась круглая черная шляпа с латунным гербом — орел поверх двух скрещенных якорей.

Матрос Гвардейского экипажа в летней рабочей одежде. 1810–1811 гг.

Унтер-офицер Гвардейского экипажа в летней рабочей одежде. 1810–1811 гг. Акварели из «Исторического описания одежды и вооружения Российских войск…». Часть XVI. Листы № 2254 и № 2256. (ВИМАИВиВС).

Герб на шляпы (с 1811 г. кивера) Гвардейского экипажа. 1810–1830 гг. Акварель из «Исторического описания одежды и вооружения Российских войск…». Часть XVI. Лист № 2253. (ВИМАИВиВС).

В зимнее время основным предметом верхней одежды являлась серая пехотная шинель с медными пуговицами, красными погонами и темно-зеленым воротником с белой выпушкой. Унтер- офицеры (квартирмейстеры, боцманматы и боцманы, а также нестроевые: баталер, клерк, фельдшеры, и шкиперские помощники) отличались золотым галуном на воротнике и обшлагах суконной куртки, имели перчатки и трость, а летнюю одежду носили не полосатую, а белую.

Офицерам полагался темно-зеленый двубортный мундир с золотым шитьем в виде перевитого канатами якоря на воротнике и клапанах обшлагов. Кроме того, по краю воротника, обшлагов и клапанов обшлагов вышивался золотой кант. Эполеты (у штаб-офицеров с бахромой) полагались золотые. При зимней форме с мундиром носили темно-зеленые суконные брюки, а летом брюки из белого полотна. Головным убором офицеров являлась черная шляпа с золотой петлицей и шелковой кокардой. При мундире офицерам полагалось иметь пехотную шпагу с серебряным темляком. Вне службы все офицеры носили двубортный темно-зеленый вицмундир с шитыми прямыми золотыми петлицами на воротнике и клапанах обшлагов, а вместо шпаги — кортик с белой костяной рукоятью и позолоченным прибором. Офицерские шинели были армейского образца с пелериной и темно-зеленым суконным воротником.

Офицерское шитье Гвардейского экипажа. 1810–1813 гг. Акварель из «Исторического описания одежды и вооружения Российских войск…». Часть XVI. Лист № 2258. (ВИМАИВиВС).

Обер-офицер и штаб-офицер Гвардейского экипажа. 1810–1811 гг.

Обер-офицеры артиллерийской команды Гвардейского экипажа (в летней форме и в вицмундире). 1810–1811 гг. Акварели из «Исторического описания одежды и вооружения Российских войск…». Часть XVI. Листы № 2257 и № 2262. (ВИМАИВиВС).

Канониры и слесарь артиллерийской команды Гвардейского экипажа имели обмундирование по образцу матросов, но воротник и обшлага куртки и шинели вместо темно-зеленых черные, а на гербе их шляпы поверх якорных лап под орлом крестообразно располагались два пушечных ствола. Бомбардиры отличались золотым галуном на обшлагах. Унтер-офицеры нашивали его еще на воротнике, а также носили перчатки, трость и на черной перевязи через правое плечо в черных лакированных ножнах тесак с расширяющимся в нижней части стальным клинком. Унтер-лейтенант и лейтенант артиллерийской команды отличались от экипажных обер-офицеров только черным цветом воротника и обшлагов.

Флейтщик и музыкант Гвардейского экипажа. 1811–1813 гг. Акварель из «Исторического описания одежды и вооружения Российских войск…». Часть XVI. Лист № 2267. (ВИМАИВиВС).

Патронная сума нижних чинов Гвардейского экипажи. (ЦВММ). Первоначально к суме пришивались штыковые ножны. Позднее ножны стали пристегивать к суме специальным ремнем.

Матросы Гвардейского экипажа.1811–1813 гг. Акварель из «Исторического описания одежды и вооружения Российских войск…». Часть XVI. Лист № 2263. (ВИМАИВиВС).

6 января 1811 г. состоялся первый высочайший смотр Гвардейского экипажа, на котором император остался доволен блестящим видом моряков, пожаловал офицерам ордена, а матросам по 10 рублей на человека. Экипаж разместился в Литовском замке в Петербурге. Но поскольку с самого начала предполагалось, что Гвардейский экипаж, помимо морских обязанностей, будет действовать и на суше, в течение 1811 года его обмундирование подверглось соответствующим переменам. У унтер-офицеров отменили перчатки и трости, а у всех нижних чинов — зимние и летние жилеты и летнюю тиковую одежду. Круглые шляпы заменили пехотными киверами с прежними гербами и белыми этишкетами. Репейки для рядовых установили темно-зеленые, а для унтер-офицеров бело-черно-оранжевые, как описано выше у морских полков. Все нижние чины получили пехотные ружья и черные егерские патронные сумы с приделанными к ним штыковыми ножнами. На крышке сумы крепился латунный якорь. Унтер-офицеры экипажа, кроме того, получили пехотные тесаки с унтер-офицерским темляком.

Нижним чинам артиллерийской команды полагались кивера с красными этишкетом и репейком. Бомбардирам и канонирам присвоили особые тесаки, как у унтер-офицеров, а также черные сумы с двумя протравниками на черной перевязи.

Всем офицерам Гвардейского экипажа в строю и на парадах император велел носить вместо шляп кивера, а вместо прежних шпаг всегда иметь сабли в черных ножнах с вызолоченным эфесом, крючком и наконечником. Сабли эти носили на черной лакированной перевязи через правое плечо.

Новые вещи и амуницию моряки получили из Лейб-Гвардии Финляндского батальона, приславшего также инструкторов для обучения матросов пехотному строю. В связи с последним обстоятельством в Гвардейский экипаж назначили барабанщиков, флейтщиков и музыкантов. Их обмундировали по образцу нижних чинов, но с расшивкой курток басоном по борту, рукавам и темно-зеленым крыльцам. Барабанные обручи и палки были черные. В дальнейшем изменения обмундирования Гвардейского экипажа следовали за изменениями униформы гвардейской легкой пехоты.

Ротный обер-офицер Гвардейского экипажа и обер-офицер артиллерийской команды. 1811–1813 гг. Акварель из «Исторического описания одежды и вооружения Российских войск…». Часть XVI. Лист № 2268. (ВИМАИВиВС).

В ходе реформы флота морские полки 13 ноября 1810 г. получили по примеру армейской пехоты новую организацию. Теперь все три батальона стали мушкетерскими из 1 гренадерской и 3 мушкетерских рот. Роты имели сквозную нумерацию и, таким образом, полк состоял из 1-3-й гренадерских и 1-9-й мушкетерских рот. Каждая гренадерская рота в свою очередь состояла из двух взводов — гренадер и стрелков. Таким образом, количество гренадер в полках уменьшилось, но зато улучшился их качественный отбор. 4 ноября 1810 г. морским полкам объявили, что «Его Императорское Величество указать соизволил выбираемых за отличную службу в гранодеры и стрелки не называть ни в каком случае общим именем рядовой или солдат, но всегда и во всех рапортах именовать их гранодерами или стрелками; ибо сие звание есть степень отличия и награды за усердие и храбрость и хорошее поведение»[34]. Кроме того, особо указывалось отбирать в гренадерские роты солдат, прослуживших не менее двух лет. Например, во 2-м морском полку в гренадеры брали только ветеранов Архипелагской экспедиции. Для правильного распределения военных и хозяйственных обязанностей была установлена система, по которой 2-й батальон считался запасным и при выступлении полка в поход оставался на квартирах, пополняя действующие 1-й и 3-й батальоны.

Приближавшаяся война с Наполеоном заставила подготовить морские части к сухопутным походам. 17 января 1811 г. 1-й, 2-й и 3-й морские полки вошли в состав 25-й пехотной дивизии, а 4-й — в 28-ю. Начальником 25-й пехотной дивизии назначили инспектора морских полков Балтийского флота генерал-майора П.С. Ширкова[35]. К июню формирование дивизии завершилось. 1-ю бригаду из 1-го и 2-го морских полков возглавил шеф 2-го морского полка полковник А.Э. Лейкер. Командиром 2-й бригады из 3-го морского и Воронежского пехотного полков стал шеф 3-го морского полка полковник А.Ю. Гамен. 3-ю бригаду составили 31-й и 47-й егерские полки. Артиллерийские команды морских полков поступили в приданную дивизии 25-ю артиллерийскую бригаду. 12 июня 1811 г. Александр I провел в Петербурге смотр 3-го морского полка. Оставшись доволен строевой подготовкой, император пожаловал всем нижним чинам по 1 рублю. В октябре того же года из гренадерских рот 3-го полка выбрали 12 унтер-офицеров, 3 музыканта и 192 рядовых для пополнения Лейб-Гвардии Финляндского батальона, разворачивающегося в полк.

Поскольку первоначально морские полки не планировалось использовать в затяжных сухопутных операциях, у них отсутствовали армейские обозы. В связи с подготовкой к войне 18 октября 1811 г. штаты морских полков увеличили на 67 человек, дополнив каждый из них вагенмейстером, лазаретными служителями, коновалами, кузнецами, плотниками и фурлейтами. Были ассигнованы деньги для постройки аптечных, патронных и палаточных ящиков, передвижных полковых кузниц. Кроме того, в полках провели унификацию оружия. Старые ружья полки сдали в корабельные и гребные экипажи, а взамен их получили по 2100 новых ружей Сестрорецкого завода и по 75 патронов к ним.

В случае выступления 25-й дивизии в поход морских солдат в Кронштадте временно должны были заменить матросы. В связи с этим император велел флотские «команды неусыпно обучать фронту, не отвлекая другими работами». В дополнение к ружьям, сданным морскими полками, военное ведомство также выделило морякам ружья, а кроме того необходимое число тесаков, патронов и амуниции. От каждого экипажа в пехоту направили 4 унтер-офицера и 12 рядовых для подготовки строевых инструкторов. Была также сформирована морская команда из 2 офицеров, 5 унтер-офицеров и 60 рядовых для обучения рекрутов флота. Кроме того, 4 января 1811 г. император велел генерал-майору П.С. Ширкову «отделить три корабельных экипажа и составить из них особую бригаду, (которую) преобразить и обучить всему касающемуся до строевой службы сходно, как сие учинено в Гвардейском экипаже, и для сего назначаются экипажи № 8, 10 и 46-й, коим состоять под командою капитана-камандора Быченского 1-го»[36]. Обучением моряков руководил шеф 3-го морского полка полковник А.Ю. Гамен. За успешную подготовку экипажей Ф.Т. Быченского наградили орденом Св. Владимира 3-й степени, а Гамена — тем же орденом 4-й степени. Вскоре три подготовленных экипажа приступили к обучению остальных.

Ротные различия фуражных шапок морских полков образца 1812 года. Акварель из «Исторического описания одежды и вооружения Российских войск…». Часть Х. Лист № 1364. (ВИМАИВиВС).

Однако фрунтовая служба не пользовалась у моряков симпатией, и начальству приходилось применять строгие меры. Например, командир 39-го экипажа капитан-лейтенант Н.Л. Пыхачев был отрешен в 1811 году от командования и назначен исполнять должность лейтенанта «за уклонение от обязанностей присутствовать при фронтовом умении». Офицеры экипажа получили строгий выговор и приказ немедленно обучиться строевой службе. Но такая интенсивная и во многом вынужденная попытка возложить на матросов функции морской пехоты имела негативные последствия. Из-за чрезмерного увлечения фронтом командиры экипажей стали переводить опытных моряков, неспособных к строю, в ластовые и рабочие команды, заменяя их рекрутами. В результате экипажи были ослаблены в морском отношении, не достигнув при этом и пехотного совершенства, поскольку за время навигации матросы забывали строевые приемы.

Тем не менее, реформа 1810–1811 гг. имела серьезное значение для развития морской пехоты. С началом Отечественной войны моряки при необходимости могли действовать и на суше. Так, 17 сентября 1812 г., преследуя отступающих пруссаков по реке Больдер-Аа, гребная флотилия контр-адмирала А.В. фон Моллера высадила в городке Шлок 1-й гребной экипаж под командованием капитан-лейтенанта В.М. Казина. Здесь экипаж обнаружил 300 оставленных пруссаками больных и, «истребя множество припасов, заготовленных неприятелем к осаде города Риги, забрал из них, сколько можно поместить на лодки, не обременяя их с излишеством, как-то: несколько ружей, тесаков и сум, якорей, заготовленных с такелажем для наведения мостов против Риги, шуб и серого овечьего сукна для зимнего одеяния и госпитальных материалов». Срыв до основания три береговые батареи, экипаж 21 сентября вернулся с трофеями в Ригу. За смелую высадку Казина наградили орденом Св. Анны 2-й степени.

В начале 1814 г. из моряков балтийской эскадры адмирала Е.Е. Тета, находившейся с ноября 1812 г. в Англии и блокировавшей вместе с британским флотом побережье Голландии, сформировали отряд из 87 офицеров и 3000 нижних чинов. В феврале для помощи союзным войскам, окружившим Антверпен, этот отряд перевезли на английских транспортах и высадили в устье реки Шельды, где он занял острова Северный и Южный Бевеланд. В конце апреля в связи с завершением боевых действий десант был снят русскими кораблями контр-адмирала Р.В. Кроуна.

Однако главными представителями флота в сухопутных кампаниях 1812–1814 гг. стали Гвардейский экипаж, 1-й и 2-й морские полки, а также 75-й корабельный экипаж, совершивший поход во Францию с берегов Черного моря.

Участие Гвардейского экипажа в Отечественной войне 1812 года и заграничных походах 1812–1814 гг.

Библиография и источники.

Виноградский И.А. Участие Гвардейского экипажа в сухопутной кампании 1812 года. СПб., 1899.

Виноградский И.А. Действия морского Гвардейского экипажа в войну 1813 года. СПб., 1903.

Лермантов М.Н. История Гвардейского экипажа. // РГА ВМФ. Ф. 935. Оп. 2. Д. 166.

Поливанов В.Т., Бякин Г.И. Морской Гвардейский Экипаж. СПб., 1996.

Щепотьев С.А. Памятка Гвардейского экипажа. СПб., 1910.

Зимой 1812 года Гвардейский экипаж готовился к предстоящей морской кампании. Но 28 февраля Министр морских сил маркиз И.И. де Траверсе неожиданно получил от военного министра М.Б. Барклая де Толли известие, что «по Высочайшему Его Императорского Величества повелению Гвардейскому экипажу назначено в будущую субботу, 2-го марта, выступить в поход в г. Вильну». Одновременно великий князь Константин Павлович посетил Литовский замок и поздравил моряков с походом. На время сухопутных действий Гвардейский экипаж поступил в 3-ю бригаду Гвардейской пехотной дивизии. Артиллерийская команда получила две 6-фунтовые пушки и была прикомандирована к легкой роте № 1 Лейб-Гвардии Артиллерийской бригады. В течение двух дней для экипажа сформировали необходимый обоз, матросам выдали теплую одежду и по три пары сапог на человека. В 10 часов утра 2 марта Гвардейский экипаж (15 офицеров, 3 чиновника и 435 нижних чинов)[37] вместе с гвардейской легкой пехотой был представлен государю на Семеновском поле. За быструю подготовку Александр I объявил всем офицерам высочайшее благоволение, приказал дополнительно выдать треть годового жалованья, а матросам пожаловал по рублю, фунту рыбы и чарке вина[38]. Войска прошли церемониальным маршем, после чего выступили из Петербурга. Император проводил их до Московской заставы и напутствовал Гвардейский экипаж словами: «Прощайте, ребята! Надеюсь, что я не ошибся, взявши вас с собой, и что вы покажете мне вашу службу». Цесаревич Константин просил И.П. Карцова «беречь матросов» и для «содержания их в добром здравии» распорядился выдавать еженедельно каждому по 4 чарки вина и по 1,5 фунта мяса или рыбы.

Унтер-офицер Гвардейского экипажа. 1811–1813 гг. Акварель из «Исторического описания одежды и вооружения Российских войск…». Часть XVI.

5 марта 1812 г. Александр I провел смотр отправляющейся в поход Лейб-Гвардии Артиллерийской бригады. Находившаяся в ее рядах артиллерийская команда Гвардейского экипажа (лейтенант А.И. Лист и унтер-лейтенант И.П. Киселев, 2 старших и 4 младших унтер-офицера, 1 барабанщик, 15 бомбардиров, 16 канониров, 1 слесарь) заслужила похвалу императора. В дальнейшем эта команда действовала вместе с гвардейской артиллерией отдельно от своего экипажа, встречаясь с ним лишь на маршах и полях сражений.

Делая по 25–30 верст в сутки и имея через каждые 3 дня «растаг» (дневной отдых), Гвардейский экипаж за 38 дней прошел более 600 верст. В Порхове матросы получили 358 новых ружей и по 100 патронов к ним, в связи с чем на дневках проводилось обучение стрельбе и пешим маневрам. 9 апреля Гвардейский экипаж завершил свой первый сухопутный поход и расположился в окрестностях местечка Тверичи, где простоял до 23 мая. За время стоянки матросы участвовали в исправлении дорог и мостов, осваивая саперное дело. К 29 апреля экипаж насчитывал в строю 14 офицеров, 3 чиновника, 26 унтер-офицеров, 33 музыканта, 10 юнг, 349 матросов.

23 мая Гвардейский экипаж покинул Тверичи и 28 мая расположился в окрестностях Вильны. 2 июня 1 — я, 3-я и 4-я роты моряков были направлены в Дрисский лагерь, где с 16 июня приступили к строительству укреплений, а также мостов через Западную Двину. В то же время 2-я рота капитан-лейтенанта Г.К. Горемыкина построила в окрестностях местечка Немечин на плотах и бочках несколько мостов через реки Вилию и Вилейку, обеспечила с началом войны переправу по ним собирающихся к Дрисскому лагерю корпусов 1-й Западной армии, после чего уничтожила мосты и отступила к Дриссе.

Собравшиеся в Дрисском лагере роты Гвардейского экипажа направили на усиление понтонных рот № 1 (подполковника И.Я. Акермана) и № 2 (подполковника А.Б. Философова). Войска остро нуждались в мостах через Двину, а понтонеры оказались неопытными и даже не умели заделывать дыры в парусиновых понтонах. Офицеры, руководившие строительством переправ, по свидетельству полковника К. Клаузевица, «не обладали ни опытом, ни знаниями в этой области». Моряки споро взялись за дело и с помощью двойного парусного шва быстро привели понтоны в порядок На плотах и понтонах они навели три моста и еще один построили на 10 якорных лодках («шейнах»). Для защиты мостов были устроены три тет-де-пона, охрану которых несли пикеты Гвардейского экипажа. Начальником караулов и ответственным за порядок при переправе назначили И.П. Карцова. Лихая работа моряков заслужила похвалу главнокомандующего М.Б. Барклая де Толли, а император, лично наблюдавший за наведением мостов, распорядился выдать всем чинам экипажа денежную награду.

Капитан-лейтенант Матвей Николаевич Чихачев. Литография 1899 г. с портрета 1821 г. В 1812–1814 гг. М.Н. Чихачев в чине лейтенанта командовал 3-й ротой Гвардейского экипажа и участвовал во всех сражениях и боевых походах от Дрисского лагеря до взятия Парижа.

В связи с решением оставить Дрисский лагерь Гвардейский экипаж 2 июля обеспечил переправу русских войск через Западную Двину, после чего вместе с понтонерами разобрал мосты и уничтожил все строительные материалы. С 4 июля 1-я и 3-я роты Гвардейского экипажа были прикомандированы к понтонной роте № 1, а 2-я и 4-я роты — к понтонной роте № 2. Двигаясь в арьергарде 1-й Западной армии, моряки обеспечивали переправы русских войск, уничтожали припасы и разрушали водяные мельницы. Последней, переправив все кавалерийские пикеты, оставила Дрисский лагерь команда из 60 матросов мичманов А.Д. Валуева и М.Н. Лермантова. Догоняя армию, эта команда вечером 12 июля вступила в уже оставленный русскими войсками Полоцк Французские разъезды ночевали в предместье на другой стороне Двины. В городе моряки обнаружили массу брошенных телег с провиантом и множество отставших солдат. Валуев приказал половине матросов занять оборону около брода, а прочим гвардейцам собрать всех солдат, посадить их на телеги и выпроводить за армией. Оставшийся после этого провиант уничтожили. На рассвете 13 июля экипаж покинул Полоцк. Двигаясь вдоль реки, моряки увидели на противоположной стороне французский разъезд, который шел с ними в одном направлении. Заметив русских, вражеские кавалеристы стали подбрасывать маленькие бочонки и кричать: «Камрад, дю водка!». Матросы отвечали, что выпьют в свое время после победы. Тогда французы начали шутливо благодарить русских за доставшиеся им в Полоцке трофеи. Моряки отвечали, что это святой обычай русского гостеприимства и что на Руси с лета откармливают свиней для убоя на Рождество. Так, перекрикиваясь с французами, отряд моряков с шутками и смехом быстро догонял армию. К вечеру 13 июля, пройдя за 40 часов 110 верст, команда присоединилась к экипажу в Витебске.

Вечером 15 июля Гвардейский экипаж, разрушив переправы, оставил Витебск, прошел через Рудню и 19 июля прибыл к Смоленску. 21–23 июля 3-я рота экипажа вместе с понтонерами отправилась навстречу 2-й Западной армии и, наведя мосты, обеспечила соединение русских войск. Переправу охраняла цепь застрельщиков из матросов. Во время маневров под Смоленском и обороны города 4–6 августа моряки конвоировали свои понтонные роты и охраняли мосты через Днепр, которые взорвали после отступления русских войск. С трудом продвигая по раскисшим от дождей дорогам тяжелые повозки с понтонами, нередко вытаскивая их на руках и чиня на ходу, моряки 8 августа навели три понтонных моста у Соловьевой переправы. После прохода армии, 3-я рога лейтенанта М.Н. Чихачева под огнем французских стрелков собрала понтоны и уничтожила два постоянных деревянных моста. В этом деле 5 матросов были убиты и тяжело ранены. В дальнейшем моряки Гвардейского экипажа все время находились в арьергарде, исполняя поручения по наведению мостов и последующему разрушению переправ.

Прийдя 23 августа на Бородинскую позицию, Гвардейский экипаж занялся обустройством переправ через многочисленные речки и ручьи, пересекавшие поле сражения. Поскольку Лейб-Гвардии Егерский полк занял село Бородино, отделенное рекой Колочь от правого русского фланга, рядом с деревянным мостом моряки построили еще один понтонный мост. 25 августа экипаж отошел вместе с понтонными ротами в резерв, оставив для охраны мостов через Колочь 30 матросов-добровольцев под командованием мичмана М.Н. Лермантова.

План боя за село Бородино 26 августа 1812 г. Фрагмент плана Бородинского сражения, составленного под руководством генерал-майора М.И. Богдановича и одобренного Николаевской академией Генерального Штаба. 1862 г. (Музей-панорама «Бородинская битва»). На плане русские батальоны изображены зеленым цветом, французские — красным.

На рассвете 26 августа 1812 г. французская 13-я пехотная дивизия генерала Дельзона атаковала Бородино. 106-й линейный полк ворвался в село, опрокинул егерей и на их плечах перешел по мостам Колочь. Матросы успели лишь разобрать часть настила деревянного моста. Но на правом берегу реки французов неожиданно встретили два батальона 1-го егерского полка полковника М.И. Карпенко. Командир 1-го батальона майор М.М. Петров позднее вспоминал: «Полковник Карпенков с батальоном моим, имевшим ружье наперевес, быстро взбежав на бугорок, дал меткий залп всем фрунтом по неприятелю и, когда дым выстрела еще клубился пред лицом неприятеля, и люди их, пораженные и озадаченные залпом батальона моего, были в смятении, егеря наши, опрометью бросившиеся за пулями вслед на неприятеля, ударили в штыки. А как гвардейцы, хотевшие истребить за собою мосты, успели на верхнем, высоком, на сваях стоящем мосту снять около десяти мостовин на средине его, то к этой прорехе и крутизне берега тинистой речки притиснули мы французов, и как в то же время З-й батальон наш майора Сибирцева, повернутый вполоборота направо, бросился из-за моего на нижний плавучий мост, находившийся возле высокого в 40 шагах, и также по залпе переднего дивизиона ударил трехгранным (штыком), то мы и истребили все отряды неприятельские с их генералом, штаб- и обер-офицерами и, перешед на левый берег Колочи в село Бородино, потурили соединено всем полком из него неприятеля». В этой схватке 106-й линейный полк был практически уничтожен, потеряв около тысячи человек, в том числе убитым своего командира бригадного генерала Л. Плозонна. Лишь подоспевший 92-й линейный полк позволил французам закрепиться в Бородине.

«К окончанию этого удачного натиска нашего, — вспоминал М.М. Петров, — прискакав по мостам, отнятым нами у неприятеля, начальник главного штаба генерал (А.П.) Ермолов с капитаном (А.Н.) Сеславиным приказал оставить село Бородино, до половины занятое, и, отозвав из него полк на правый берег Колочи, истребить оба моста дотла. Во исполнение этого приказания полковник Карпенков, созвав полк свой, перевел его на правую сторону речки и поручил мне поспешить истреблением мостов, что надлежало исполнять под сильным близким огнем неприятеля, стрелявшего по нам из восьми орудий с бугров селения и ружей от крайних домов и огорожей. Но все это успешно было мною исполнено чрез особенное соревнование к чести моих офицеров, бывших со мною для примера и ободрения подчиненных по груди в воде тинистой речки, при глазах А.П. Ермолова, стоявшего на окраине берега над нами под убийственными выстрелами неприятеля и ободрявшего наше превозможение всего и того, когда мы шпагами и тесаками рубили веревчатые и хворостяные прикрепи плавучего моста»[39].

Памятник Лейб-Гвардии Егерскому полку и морякам Гвардейского экипажа на Бородинском поле. Проект памятника разработали инженер- полковник Ф.Н. Еранцев и архитектор Н.А. Пермяков. Руководил строительствам монумента летом 1912 г. инженер С.Л. Прохоров. Фотографии из альбома «Рота Гвардейского Экипажа на Бородинских торжествах 18–31 августа 1912 г.» (ЦВММ).

Вслед за разрушением временного моста егеря сожгли деревянный свайный мост, для чего фитиль и брандскугели прислал командир 7-й конной артиллерийской роты полковник А.П. Никитин. Вместе с егерями мосты уничтожали моряки мичмана М.Н. Лермантова. При этом 4 матроса были убиты и 7 тяжело ранены (двое из них умерли через несколько дней). После уничтожения мостов, согласно официальной реляции, «французы в течение целого дня не осмеливались уже делать покушения к переправе и довольствовались перестрелкою с нашими егерями». За храбрость при Бородино 6 матросов Гвардейского экипажа получили Знаки отличия Военного Ордена Св. Георгия.

Офицеры и матросы Гвардейского экипажа у памятника на Бородинском поле Лейб-Гвардии Егерскому полку и морякам Гвардейского экипажа. Фотография из альбома «Рота Гвардейского Экипажа на Бородинских торжествах 18–31 августа 1912 г.» (ЦВММ).

С донесением об уничтожении мостов Барклай де Толли послал к главнокомандующему мичмана Н.П. Римского-Корсакова. М.И. Кутузов оставил его при себе, неоднократно посылал с приказаниями в разные места сражения, за что позднее наградил орденом Св. Анны 3-й степени. Старший адъютант 5-го пехотного корпуса лейтенант Гвардейского экипажа С.А. Наумов «за развозку приказаний» командующего корпусом генерал- лейтенанта Н.И. Лаврова получил орден Св. Владимира 4-й степени с бантом. В битве также участвовал адъютант цесаревича капитан-лейтенант П.А. Колзаков. Покидая армию 16 августа 1812 г., великий князь Константин Павлович определил своего адъютанта к главнокомандующему 2-й Западной армией князю П.И. Багратиону. Колзаков находился при князе во время сражения и, когда Багратион был ранен осколком ядра в левую ногу, подхватил его в седле и помог аккуратно спустить на землю.

После ранения князя Багратиона левый русский фланг отошел к деревне Семеновское. Сюда выдвинулась Лейб-Гвардии легкая ро га № 1 вместе с артиллерийской командой Гвардейского экипажа. Несколько часов моряки из своих двух пушек отражали атаки неприятеля и вели дуэль с французской артиллерией. Вскоре унтер-лейтенант И.П. Киселев был тяжело контужен в грудь и вынесен из боя. Затем получил контузию лейтенант А.И. Лист, но остался в строю. 4 нижних чина были убиты, 7 ранены, 1 зарядный ящик разбит, 3 лошади убиты. Понеся большие потери, легкая гвардейская артиллерия отошла за линию огня. Приведя себя в порядок, около 9 часов вечера рота вместе с 1 орудием лейтенанта Листа снова выдвинулась на позицию и, поддерживая Лейб-Гвардии Финляндский полк, сделала последние выстрелы по врагу.

Парадный строй роты Гвардейского экипажа с Георгиевскими знаменами на Бородинском поле. 26 августа 1912 г. Особое место в строю занимают знаменщики с экипажными святынями: слева — с Георгиевским знаменем 1910 года сверхсрочный боцманмат Кузнецов, справа — с практически утратившим полотнище Георгиевским знаменем 1813 года сверхсрочный боцманмат Сыроед.

Рота Гвардейского экипажа перед выступлением на парад 26 августа 1912 г. Фотографии из альбома «Рота Гвардейского Экипажа на Бородинских торжествах 18–31 августа 1912 г.» (ЦВММ).

Сверхсрочный боцманмат Сыроед с Георгиевским знаменем 1813 года и барабанщик Гвардейского экипажа на Бородинским поле 26 августа 1912 г. Рисунок художника А.А.Троня. 2000 г. (ЦВММ).

Офицеров А.И. Листа и И.П. Киселева «за лихое действие их орудий у села Семеновского в день Бородина» наградили орденом Св. Анны 3-й степени, а 6 матросов артиллерийской команды — Знаками отличия Военного Ордена Св. Георгия. Кроме того, за Бородинское сражение все нижние чины получили от императора по 5 рублей, а офицеры — треть годового жалованья.

В связи с решением об оставлении Бородинской позиции Гвардейский экипаж, находившийся в резерве, выдвинули вперед для исправления дорог и переправ на пути армии. 2 сентября экипаж обеспечивал порядок на мостах через Москву-реку и Яузу во время прохода войск через столицу на Рязанскую дорогу. Кроме того, шкипер Василий Быков получил от генерал-квартирмейстера К.Ф. Толя поручение вывезти из Кремлевского арсенала 64 повозки с шанцевым и пожарным инструментом. Быков успешно выполнил трудное поручение и доставил обоз 20 сентября в Тарутино, за что получил орден Св. Анны 3-й степени. Во время отступления из Москвы в городе заблудился матрос Тимофей Букузин. Французы схватили его, обвинили в поджогах и приговорили к расстрелу. Но Букузину удалось бежать, и позднее он присоединился к экипажу под Тарутиным. Завершая эвакуацию Москвы, лейтенант А.И. Дубровин и мичман Н.П. Римский- Корсаков ночью с 2 на 3 сентября зажгли мосты.

Преследуемые французской кавалерией, моряки вечером 5 сентября уничтожили под огнем французских фланкеров мосты при Боровской переправе, потеряв 3 матросов смертельно ранеными. После этого экипаж срочно направили к селу Красная Пахра, где он участвовал 8–9 сентября в строительстве 7 понтонных мостов.

Боцман и матросы Гвардейского экипажа у памятника светлейшему князю М.И. Голенищеву-Кутузову на Бородинском поле в деревне Горки. Фотография из альбома «Рота Гвардейского Экипажа на Бородинских торжествах 18–31 августа 1912 г.» (ЦВММ).

16 сентября 1-й и 2-й ротам экипажа (6 офицеров, 217 нижних чинов) было приказано находиться при понтонной роте № 2, а 3-й и 4-й ротам (6 офицеров, 190 нижних чинов) — при понтонной роте № 1. Эти роты шли впереди армии, наводя мосты и переправы. С 21 сентября русские войска расположились на Тарутинской позиции. Три недели моряки спокойно простояли в селе Овчинникове. В сражении при Тарутине 6 октября экипаж участия не принимал. Но лейтенант А.А. Колзаков, состоявший в распоряжении генерал-лейтенанта князя Д.В. Голицына, руководил стрелками и егерями на правом фланге и за умелые действия был представлен к ордену Св. Владимира 4-й степени с бантом.

С началом преследования французской армии Гвардейский экипаж 11 октября направили к селу Спас-Лыковщина для строительства мостов через реку Протва. Не имея веревок, гвоздей и инструментов, матросы разобрали крестьянские избы и за 6 часов смогли построить лишь два хлипких моста на плотах. Тем не менее, уже вечером по ним переправился авангардный корпус генерала Д.С. Дохтурова, спешивший к Малоярославцу. На рассвете 12 октября к мостам приехал М.И. Кутузов. Засветло армия перешла реку и двинулась к Малоярославцу. Кутузов, с тревогой следивший за переправой, вызвал к себе И.П. Карцова и сказал: «Благодари от меня офицеров и матросов за их деятельность, а все-таки, если бы что- нибудь случилось ко вреду и задержанию войска на переправе, я велел бы тебя расстрелять; ты должен был предвидеть все недостатки и потребности еще в Овчинникове». Затем, перекрестившись, главнокомандующий отправился на дрожках к Малоярославцу. Через два дня Гвардейский экипаж двинулся вслед за армией.

Прибыв в Медынь 18 октября, роты снова соединились с двумя понтонными ротами и составили инженерный отряд, который шел в авангарде колонны войск князя Д.В. Голицына, обеспечивая строительство переправ. Экипаж получил возможность везти своих больных и уставших матросов в обозе понтонеров, благодаря чему при вступлении в Вильну не имел ни одного отставшего.

От Тарутино до Красного с Гвардейским экипажем шла его артиллерийская команда. В сражении при Красном 5 ноября 1812 г. морские артиллеристы вместе с Лейб-Гвардии легкой ротой № 1 находились на правом фланге русской позиции, расстреливая отступающие войска 1-го корпуса маршала Л.Н. Даву. После этого команда поступила в авангардный отряд А.П. Ермолова и после сражения 16–17 ноября при Березине двигалась до Вильны вместе с гвардейской артиллерией.

Гвардейский экипаж, находившийся при Красном в резерве, 11 ноября пришел в местечко Копыс, где стал быстро строить 100-метровые понтонные мосты через Днепр. Приходилось работать по пояс в ледяной воде и при ледоходе, отчего 3 матроса простудились и умерли. К сожалению, по новым мостам успел переправиться только 5-й (Гвардейский) корпус, поскольку ледоход сорвал козлы. Получив в Копысе полушубки и обувь, экипаж 14 ноября двинулся дальше и 17 ноября приступил к строительству моста через Березину ниже Борисова. Снова морякам пришлось работать в ледяной воде, отчего умерли 2 юнги, 2 матроса и 1 музыкант. 20 ноября по готовому мосту гвардия перешла реку. Вслед за ней 22 ноября двинулся экипаж и 5 декабря церемониальным маршем вступил в Вильну. Здесь моряки получили зимние квартиры. Согласно рапорту 17 декабря 1812 г., в этот день в строю экипажа числились: 3 штаб- и 9 обер-офицеров, 24 унтер-офицера, 26 музыкантов, 298 рядовых, 5 юнг и 7 нестроевых. Правда, почти половина из них являлись больными.

За время Отечественной войны 1812 года Гвардейский экипаж потерял убитыми 22 нижних чина (6 в артиллерийской команде), умершими от ран и болезней 31 (5 в артиллерийской команде), без вести пропавшими 8. Все офицеры были награждены орденами, а 5 фельдфебелей, 1 боцманмат, 2 квартирмейстера и 16 матросов получили Георгиевские кресты.

Серебряная медаль в память Отечественной войны 1812 г. (Из коллекции М.С. Селиванова). Такой медалью на голубой Андреевской ленте наградили всех офицеров и моряков, участвовавших в боевых походах 1812 года.

Обер-офицер Гвардейского экипажа. 1812–1816 гг. Акварель из «Исторического описания одежды и вооружения Российских войск…». Часть XVI. Лист № 2270. (ВИМАИВиВС).

3 января 1813 г. Гвардейский экипаж двинулся за Неман, оставив в Вильне, Минске и близлежащих госпиталях 5 офицеров и 165 нижних чинов. Двигаясь по польской и прусской территории, главная русская армия почти не встречала сопротивления. Усиленными маршами экипаж 25 января пришел в Плоцк, пройдя за три недели более 250 верст. Здесь по высочайшему повелению гвардейцам следовало построить мост через Вислу длиной около 400 метров, а 3-ю роту моряков отправили в помощь и прикрытие понтонной роте № 4, строившей мост на реке Варте около местечка Колло.

Поскольку по примеру других полков Гвардейский экипаж выступил в поход 1812 года в мундирах «второго срока» — то есть сшитых еще в 1810 году, то за время кампании матросы сильно поизносились. Командир экипажа И.П. Карцов неоднократно жаловался, что генерал-интендант Е.Ф. Канкрин не выдает сполна материалы для исправления одежды, которой пошел уже третий год. Офицеры страдали не меньше матросов, поскольку свое запасное обмундирование они отослали в Петербург еще при сокращении обозов под Москвой. Наконец, 26 января было объявлено, что император жалует войскам дополнительное полугодовое жалованье и обмундирование. Узнав об этом, офицеры послали к остававшемуся в Петербурге шкиперу Никитину распоряжение срочно продать все их вещи и выслать деньги. Между тем по приказу главнокомандующего от 4 февраля 1813 г. № 26 двух закройщиков Гвардейского экипажа отправили в Кенигсберг, где из заказанного у прусских подрядчиков сукна начался пошив новых мундиров, панталон и шинелей. Предполагалось, что обмундирование будет сделано и на офицеров. Но моряки из-за особого золотого шитья попросили прислать им сукно, чтобы самим заказать себе мундиры. В итоге вместо сукна им просто выдали деньги.

Но хлопоты по обмундированию экипажа можно назвать приятными в сравнении с главной работой моряков. На Висле шел непрерывный ледоход и дул сильный ветер. Необходимые материалы и инструменты отсутствовали. Строительство моста шло медленно. В качестве временной меры матросы устроили переправу на пароме, а также больших лодках. За полтора месяца они перевезли 6568 чел., 1116 лошадей, роту артиллерии с 12 орудиями и 24 зарядными ящиками, запасной парк из 39 зарядных ящиков, три кавалерийских полка с обозом, большое количество провианта. Из-за тяжелой работы около 40 нижних чинов заболели, несколько из них умерло.

Наконец к 16 марта мост был готов. Он представлял сложное инженерное сооружение из 33 судов на якорях, скрепленных гремя сотнями десятиметровых бревен, поверх которых шел толстый настил. Мост имел разводные ворота для пропуска судов. 5 апреля, сдав мост команде 75-го корабельного экипажа мичмана Б.П. Хрущева, три роты Гвардейского экипажа (2 штаб- офицера, 6 обер-офицеров, 10 унтер-офицеров, 18 музыкантов и 167 рядовых) отправились вслед за Главной квартирой. 3-я же рота мичмана Н.П. Хмелева после постройки моста на Варте была переброшена к местечку Штейнау для наведения моста через Одер. Завершив строительство, эта рота 10 апреля присоединилась к армии, и 25 апреля при Дрездене вслед за отступавшим после неудачного сражения у Люцена арьергардом союзных войск уничтожила под огнем неприятеля деревянный мост через Эльбу.

Унтер-офицер и бомбардир артиллерийской команды Гвардейского экипажа. 1812–1816 гг. Акварель из «Исторического описания одежды и вооружения Российских войск…». Часть XVI. Лист № 2272. (ВИМАИВиВС).

Пройдя через Силезию, Гвардейский экипаж 1 мая догнал главную армию возле Бауцена. Здесь 8 мая к экипажу присоединилась его 3-я рота. Таким образом, утром 9 мая Гвардейский экипаж насчитывал: 2 штаб- и 8 обер-офицеров, 14 унтер-офицеров, 18 музыкантов, 179 матросов; артиллерийская команда: 2 обер-офицера, 4 унтер- офицера, 19 бомбардиров и канониров. Всего — 12 офицеров и 234 нижних чина. Артиллерийская команда вместе с гвардейской легкой артиллерией занимала флеши у Башюца.

9 мая Гвардейский экипаж отмечал свой экипажный праздник и был назначен в караул к Главной квартире, располагавшейся в селе Ней-Пуршвиц. Здесь Александр I занимал помещение в небольшой гостинице. На рассвете экипаж построился во дворе гостиницы для встречи государя. Сев на коня, император подъехал к фронту экипажа и сказал: «Здравствуйте, матросы, поздравляю вас с праздникам; сегодня ваш праздник, и я хочу потешить вас для праздника; идите в дело, я буду смотреть на вас». Матросы единодушно ответили «Ура!» и «Рады стараться!». После этого император отпустил экипаж с дежурства, и он занял позицию в резерве между Малым и Большим Башюцем. Здесь моряки простояли до 3 часов дня, когда в составе отряда генерал-майора П.Н. Чоглокова их двинули на помощь пруссакам. Экипаж шел на правом фланге русских войск в колонне для атаки. Но выдвинувшись на позицию, моряки обнаружили, что прусская артиллерия уже оставила ее, вследствие чего французские батареи беспрепятственно обрушили сильный огонь с фронта и фланга. Ядром был убит капитан-лейтенант Г.К. Горемыкин, смертельно ранен ядром в ноги лейтенант А.А. Колзаков и тяжело ранен мичман Н.П. Хмелев.

Несмотря на вражеский обстрел и потери, русские войска стойко удерживали позицию. Музыканты экипажа снимали сумы с убитых, брали их ружья и становились в строй. Александр I, наблюдавший за битвой с высоты у Башюца, неоднократно присылал адъютантов со словами благодарности и поддержки. Так, генерал-адъютант А.П. Ожаровский передал экипажу, что император «вполне оценивает хладнокровную храбрость матросов». На закате дня русские войска начали отступление, которое прикрывал Гвардейский экипаж, вывозя тяжело контуженного генерала Чоглокова. До 11 часов вечера французская артиллерия провожала моряков огнем. Утром 10 мая командование арьергардом вместо Чоглокова принял генерал-лейтенант А.П. Ермолов. Прикрывая отступление, он занял позицию возле селения Кетиц и отбил несколько французских атак. Поскольку бой проходил на месте знаменитого сражения 1632 года, Ермолов обратился к матросам со словами: «Вот там, влево от нас, где вы видите на лугу дерево, убит шведский король Гyстав Адольф. Славно шведы дрались тогда; постоим же и мы не хуже их». Моряки не подвели своего начальника и до 15 часов стойко удерживали позицию, позволив отступить всем союзным войскам. После этого отряд Ермолова двинулся за армией.

В сражении при Бауцене потери Гвардейского экипажа составили: 2 офицера убиты, 1 ранен; 6 нижних чинов убиты, 10 тяжело ранены (трем оторвало ноги), 4 унтер-офицера и 5 матросов легко ранены и остались в строю (по другим данным были убиты 2 офицера и 17 матросов, ранены 2 офицера и 44 матроса). За храбрость всех офицеров наградили орденами или повышениями по службе, а 40 нижних чинов получили Знаки отличия Военного Ордена Св. Георгия.

Гвардейский экипаж в сражении при Бауцене 9 мая 1813 г. Рисунок художника О.К. Пархаева. 1989 г.

11 мая 1813 г. при разделении гвардейской пехоты на две дивизии экипаж поступил вместе с Лейб-Гвардии Измайловским и Егерским полками во вторую бригаду 1-й Гвардейской дивизии.

23 мая 1813 г. воюющие стороны заключили Плейсвицкое перемирие, во время которого к Гвардейскому экипажу подошла из России команда выздоровевших нижних чинов. На квартирах в городе Бриге матросы организовали швальню, ткацкую мастерскую для изготовления басонов, чеботарню, оружейную и плотницкую мастерские. Свое обмундирование и амуницию моряки привели в должный порядок.

С окончанием перемирия Гвардейский экипаж 29 июля выступил в Богемию и 4 августа присоединился к 1-й Гвардейской дивизии. 14 и 15 августа 1813 г. союзные русские, австрийские и прусские войска осаждали французов в Дрездене. Однако Наполеон успешно отразил их атаки, а тем временем велел 40-тысячному корпусу генерала Вандама перейти Эльбу и через Кульмскую долину зайти в тыл союзникам. Узнав об этом, союзные войска в ночь с 15 на 16 августа стали отходить от Дрездена. Им предстояло пройти по узкой дороге через горы, отделяющие Саксонию от Богемии, и выйти из ущелья в Кульмскую долину. Наполеон тут же начал теснить союзные войска и велел Вандаму ускорить наступление.

Между тем 16 августа путь Вандаму преградил отряд графа А.И. Остерман-Толстого из остатков смятого 2-го пехотного корпуса, подкрепленного 1-й Гвардейской дивизией под командованием А.П. Ермолова. Имея всего 6 тысяч штыков против 40 тысяч французов, Остерман и Ермолов, тем не менее, решили сдерживать врага до подхода главных сил. Пользуясь численным превосходством, Вандам сковал русские войска с фронта, одновременно пытаясь обойти и перерезать у них в тылу Богемское шоссе. Французам удалось опередить русских на выходе из ущелья при селении Гисгюбель. Но гвардейцы решительной атакой проложили себе дорогу. Гвардейский экипаж (3 штаб- и 7 обер-офицеров, 12 унтер- офицеров, 206 рядовых) при этом неоднократно ходил в штыки и действовал в стрелках. Обозы, не поспевавшие за войсками, пришлось практически без охраны отправить в Ноллендорф.

На рассвете 17 августа русские войска спустились с Кульмских высот в долину. Но здесь выяснилось, что главные силы союзников еще не успели подойти к ущелью с противоположной стороны долины. Вандаму оставалось лишь перейти ее и заблокировать выход из ущелья у Теплица. Тогда вся союзная армия оказалась бы зажатой в горах без надежды на спасение.

План сражения при Кульме 17 августа 1813 г. Раскрашенная гравюра. 1840 г. (Музей-панорама «Бородинская битва»). На карте войска обозначены следующим цветам: русские — зеленым, французские — красным, прусские — синим, австрийские — желтым.

Обер-офицер, унтер-офицер артиллерийской команды и матрос Гвардейского экипажа. 1813–1814 гг. Рисунок художника Н.В. Зубкова. 2005 г.

В этой ситуации Ермолов и Остерман решили защищаться до последней возможности и удержать выход в долину. 1-я Гвардейская дивизия заняла позицию перед деревней Пристен. Ермолов обратился к войскам со словами: «Честь и слава Гвардии Императора Русского обязывает каждого из нас лечь костями на этом месте, не уступая ни шагу». Единодушное «Ура!» было ответом прославленному генералу.

Гвардейский экипаж сначала поставили в резерве. Здесь офицеры выбрали высокое фруктовое дерево на лугу в качестве сборного места и решили дальше него не отступать. Около 8 часов утра 17 августа с Кульмских высот стали спускаться войска Вандама. Завязалось сражение. Уже к полудню вся русская пехота вступила в дело. Гвардейский экипаж занял первую линию рядом с Лейб-Гвардии Семеновским полком и отчаянно отбивался огнем и штыками на левом фланге. Вскоре был тяжело ранен в пах капитан-лейтенант А.Е. Титов. В час дня французы повели решительную атаку. Разгорелся упорный бой, переходящий в штыковые схватки. «Схватки эти походили на сильный прибой волн, на ужас, — вспоминал лейтенант М.Н. Лермантов, — из офицеров остались в живых Карцов, Чихачев и Валуев». Был убит лейтенант К.К. Константинов, тяжело ранен в бедро лейтенант Н.П. Римский-Корсаков, ранен в ногу лейтенант Н.П. Хмелев, убиты и тяжело ранены до 30 человек. Лейтенанты А.И. Дубровин, М.Н. Лермантов, Н.И. Ушаков, несмотря на полученные раны, вернулись после перевязки в строй. Французов удалось отбросить, после чего матросы рассыпались в стрелки и провожали неприятеля огнем. Писаря, барабанщики, музыканты, нестроевые брали ружья и шли в бой. Патроны подходили к концу. Их брали из сум убитых. Рядом с лейтенантом М.Н. Лермантовым был убит пулей в лоб матрос Власов. Тут же другой матрос Муртаза Мурдалеев стал выбирать патроны из сумы сраженного наповал товарища. Когда офицер, не понявший сначала действий Мурдалеева, окрикнул его, матрос, показывая вынутые патроны, ответил: «Ваше высокоблагородие, Власову орехи уже не нужны, а я ими поподчую француза».

Адмирал Павел Андреевич Колзаков. Литография 1846 г. (ЦВММ). В 1812–1814 гг. штаб-офицер Гвардейского экипажа, адъютант великого князя Константина Павловича. Участвовал во многих сражениях. 18 августа 1813 г. при Кульме взял в плен генерала Вандама.

Пленение генерала Вандама при Кульме 18 августа 1813 г. Раскрашенная акварелью литография К.Г. Раля по оригиналу И.-А. Клейна. Около 1820 г. (ГИМ).

Из последних сил гвардейцы стойко удерживали позицию. Между тем со стороны Теплица начали, наконец, подходить подкрепления. Прусский король Фридрих-Вильгельм III и российский император Александр I с гор наблюдали за битвой. Героизм русской гвардии позволил союзникам выиграть день. Вечером Гвардейский экипаж был сменен на позиции Перновским гренадерским полком. Собравшись возле условленного дерева, моряки перешли в резерв.

Пока гвардейцы сдерживали натиск Вандама, в тыл ему зашел прусский корпус генерала Клейста. Здесь немцы узнали о печальной судьбе отправленных в Ноллендорф обозов 1-й Гвардейской дивизии. Около 15 часов 17 августа их настигла французская кавалерия. Начальник обоза Гвардейского экипажа шкипер Евлампий Романов приказал обрубить постромки и построить телеги в каре. Он вооружил фурлейтов ружьями, оставшимися от убитых при Бауцене матросов, и встретил врага несколькими залпами. Неравный бой длился недолго. Французы прорвались сквозь телеги. Романов получил три сабельные раны — в голову, спину и левую руку. Когда он упал, французский кавалерист вонзил ему пику в поясницу. Шкиперский помощник Поспелов погиб, получив 7 ран. Фурлейты и конвойные матросы были порублены, а обоз разграблен. В этой ситуации шкипер Василий Быков не утратил самообладания, вынул из денежного ящика и спрятал важные документы и 9 тысяч казенных рублей. Лишь подошедшие пруссаки отбили обоз и оказали помощь русским раненым.

С появлением в тылу пруссаков Вандам оказался в ловушке. Утром 18 августа превосходящая союзная армия обрушилась на французский корпус, прижала его к противоположному ущелью и совершенно разгромила.

Прусский знак отличия Железного креста (Кульмский крест). (Из собрания фирмы «Монеты и медали», г. Москва). Принято считать, что Кульмские кресты вручили гвардейцам на специальном параде 25 апреля 1816 г. Но в документах такой парад не значится. Согласно им, 26 апреля ротным командирам просто велели принять в канцеляриях гвардейских частей доставленные кресты, «которые тут же возложить на нижних чинов по принадлежности, кому же оные будут выданы подать при рапортах именные списки, а излишние возвратить».

Нагрудный юбилейный знак Гвардейского экипажа. 1910 г. (Из собрания фирмы «Монеты и медали», г. Москва). Знак утвержден императором 8 февраля 1910 г. в преддверии 100-летия со дня сформирования Гвардейского экипажа, а также в связи с 200-летием создания Петром I команд придворных гребцов и яхт. Знак выполнен в виде Кульмского креста, лучи которого украшают юбилейные даты, а в центре помещен золотой вензель Николая II.

Экипажный барабанщик Гвардейского экипажа. Фрагмент картины А.И. Гебенса. 1853 г. (ВИМАИВиВС). Награды заслуженного ветерана свидетельствуют, что он участвовал в походах 1812–1814 гг., в том числе в Кульмской битве, а также в русско-турецкой войне 1828–1829 гг.

Сам Вандам был взят в плен адъютантом великого князя Константина Павловича капитаном 2 ранга П.А. Колзаковым. «Будучи послан уже в четвертый раз с различными поручениями, — вспоминал он позднее, — возвращался я, пробираясь с трудам по заваленным дорогам в дефилеях. Измученный конь мой, весь в пене, едва мог передвигать ноги и спотыкался на всяком шагу; несколько раз рисковал я быть сброшенным и потому, сойдя с него, пошел пешкам. <…> (Вдруг) слышу крики позади себя и топот лошадей. Оглядываюсь и вижу, — выскакивает из-за опушки леса толпа всадников; вблизи раздаются несколько выстрелов, вглядываюсь и различаю французские мундиры. Я поспешно сел на лошадь и, вынув невольно саблю из ножен, стал шпорить коня своего, дабы отстраниться от нападающих; но тщетно усиливался я понукать измученное животное. Лошадь уперлась и не трогалась с места. Толпа подскакивает ближе, я вижу, что за ними скачут казаки вдогонку. Впереди всех неслась на тяжелом боевом коне тучная фигура французского генерала в расстегнутом нараспашку мундире; несколько офицеров следовали за ним. Два казака, бывшие у меня в тылу случайно, бросились ему навстречу с опущенными пиками. Слышу, хриплый голос кричит: „Général russe, sauvez moi!“[40]. Конь мой, завидя скачущих, инстинктивно пустился вслед за казаками. Я закричал: „Стой, казаки, стой! Не коли!“ и едва успел спарировать удар пики, как уже французы были окружены со всех сторон и сдались нам в плен.

Французский генерал остановился и стал слезать с лошади. Толстое лицо его было красно от волнения, пот градом лил вместе с грязью по щекам его. Мундир на нем был весь в пыли. Вздохнув несколько раз тяжело, он обратился ко мне и, принимая меня все еще за генерала, вероятно по моей флотской шляпе, — с театральным жестом подал мне свою шпагу, сказав: „Je vouz rends, général, mon épée qui m'a servi pendant de longues années pour la gloire de mon pays“[41]. Но я отказался принять его шпагу, сказав, что он лично отдаст ее государю нашему, к которому его отведут, и, спросив его фамилию, узнал, что это был сам главнокомандующий Вандам. <…> Завидев издали взвод конногвардейцев, скачущих по полю, я послал казака к ним навстречу с приказанием им приблизиться и конвоировать пленных. Подскакали конногвардейцы под командою ротмистра Сталя. Я передал ему Вандама со свитою, велев вести его к государю, а сам, пересев на казацкую лошадь, помчался вперед, дабы известить его величество о взятии в плен французского главнокомандующего. Расстояние было довольно велико, и прошло некоторое время, пока мне, наконец, указали новое местонахождение императора Александра Павловича. Увидав его издали на вершине горы, стоявшего во главе своей свиты, я подскакал прямо к нему и громким голосом возвестил о взятии в плен главнокомандующего неприятельской армии Вандама. Стоявший возле государя нашего император австрийский (Франц I), сняв шляпу, закричал: „Vivat!“»[42]. После этого Колзаков вместе с великим князем Константином Павловичем вернулся за Вандамом и доставил плененного генерала к государю. За Кульмское сражение смелого офицера Гвардейского экипажа наградили золотой саблей с надписью «За храбрость».

План сражения при Кульме 18 августа 1813 г. Раскрашенная гравюра. 1840 г. (Музей-панорама «Бородинская битва»). На карте войска обозначены следующим цветом: русские — зеленым, французские — красным, прусские — синим, австрийские — желтым.

Потери Гвардейского экипажа при Кульме оказались велики: убиты лейтенант К.К. Константинов и шкиперский помощник Поспелов, ранены 1 штаб- и 6 обер-офицеров, убиты 16 нижних чинов, ранены 4 унтер-офицера и 53 рядовых, без вести пропали 7 человек — итого 75 % офицеров и 38 % нижних чинов. За проявленный героизм Александр I пожаловал Гвардейскому экипажу 26 августа 1813 г. Георгиевское знамя с надписью «За оказанные подвиги в сражении 17 августа 1813 г. при Кульме» — первую георгиевскую коллективную награду российского флота[43]. Нижние чины экипажа получили 42 Знака отличия Военного Ордена Св. Георгия и по 2 рубля на человека. Кроме того, прусский король Фридрих-Вильгельм III прислал большую серебряную медаль за храбрость, возложенную на матроса Ивана Бурдыгина, и 2 малые серебряные медали, которые получили боцманмат Павел Макаров и квартирмейстер Александр Батулкин. Франц I также прислал три австрийские медали за храбрость — 1 большую золотую, доставшуюся матросу Алексею Щелкунову, и 2 серебряные, возложенные на боцмана Василия Павлова и матроса Михаила Королева. Все офицеры получили российские ордена, а некоторые удостоились прусских и австрийских боевых наград. Кроме того, Фридрих-Вильгельм III наградил всех гвардейцев — участников сражения знаком отличия Железного Креста. Эти знаки, врученные 26 апреля 1816 г. в Петербурге, стали своеобразным символом Российской императорской гвардии. Не удивительно, что при создании в 1910 году юбилейного нагрудного знака Гвардейского экипажа, за основу его рисунка был принят именно Кульмский крест (см. стр. 191).

После кровопролитной Кульмской битвы Гвардейский экипаж отдыхал лишь три дня. Уже 21 августа он получил новое задание — разрушить стратегическую переправу через Эльбу у Кенигштайна. Ранее это пытались сделать австрийцы, пуская вниз по течению бревна. Но ничего кроме усиления французской охраны это не дало. Теперь решено было уничтожить мост брандерами. К операции готовились тщательно. 7 сентября 16 матросов Гвардейского экипажа подошли на брандерах к переправе и, умело направив их, сожгли 3 опорных лодки моста, заставив остальные 7 выкинуться на берег. Несколько матросов были легко ранены. 11 сентября Александр I, восхищенный умелыми действиями моряков, наградил участников операции Знаками отличия Военного Ордена Св. Георгия.

Сражение при Кульме 18 августа 1813 г. Литография С.П. Шифляра по рисунку с натуры участника сражения А.И. Дмитриева-Мамонова. 1820 г. (Музей-панорама «Бородинская битва»).

В разыгравшейся вскоре «Битве народов» при Лейпциге активно действовала лишь артиллерийская команда Гвардейского экипажа. Сами же роты 5 и 6 октября занимались восстановлением мостов и переправ, разрушенных французами при отступлении к Лейпцигу. В частности, моряки переправили через Плейсу австрийскую дивизию фельдмаршал-лейтенанта Бианки. Работы проходили под вражеским огнем. Несколько раз матросы брали в плен группы французских мародеров и беглецов. После разгрома войск Наполеона экипаж в составе гвардии преследовал противника. 29 октября моряки вступили в Франкфурт-на-Майне и расположились рядом в Оффенбахе. Здесь экипаж простоял две недели и 15 ноября выступил дальше. В связи с осадой крепости Вюрцбург матросы устроили ниже ее новую переправу через Майн, а также организовали переброску войск на 4 паромах. 30 ноября вместе с гвардией экипаж двинулся к Рейну и 1 января 1814 г. по каменному мосту в Базеле вступил на территорию Франции.

Начало кампании 1814 года выдалось трудным. Мокрый снег и дожди испортили дороги, превратив их в вязкую грязь и болота. Даже мелкие речки обратились в стремительные потоки. Между тем Наполеон, отбросив 2 февраля Силезскую армию прусского генерал-фельдмаршала Блюхера, обрушился всеми силами на корпус графа П.Х. Витгенштейна. В сложившейся ситуации требовалось срочно отвести русские войска за Сену. 6 февраля при Ножане Гвардейский экипаж спешно построил плавучий мост на лодках, обеспечил переправу корпуса, после чего уничтожил мост под огнем французов. Затем моряки быстро направились в Сен-Луи, где 8 февраля аналогичным образом переправили австро-баварские войска генерала Вреде. Но это были уже последние раскаты большой европейской войны. Присоединившись к Гвардейскому корпусу в Троа, экипаж дошел до Парижа и 19 марта 1814 г. торжественно вступил в столицу Франции.

Георгиевское знамя, пожалованное императором Александром I Гвардейскому экипажу за отличие в сражении при Кульме 17 августа 1813 г. Акварель художника С.Д. Всеволожского. Конец XIX в. (ЦВММ). Знамя пожаловано Гвардейскому экипажу 26 августа 1813 г. и вручено в 1814 г. Первоначально его навершие было в виде ажурного позолоченного копья с белым Георгиевским крестом внутри. Это навершие заменили в 1830 г. бронзовым позолоченным орлом (хранится в ЦВММ), а в 1875 г. — навершием, изображенным на акварели. Со временем полотнище знамени пришло в ветхость. В связи со 100-летним юбилеем Гвардейского экипажа Николай II лично вручил морякам 10 мая 1910 г. новое Георгиевское знамя с новой Андреевской лентой (ленты 1860 г. и 1910 г. хранятся сегодня в ЦВММ).

Два месяца Гвардейский экипаж находился в Париже. Матросов разместили в Вавилонских казармах, расположенных в Сен-Жерменском предместье, а офицеров — в частных домах на соседних улицах. Наконец, настало время для возвращения на Родину. 22 мая Александр I выехал из Парижа в Лондон. В тот же день Гвардейский экипаж выступил в Гавр, где 3 июня был посажен на русский фрегат «Архипелаг». Артиллерийская команда экипажа отправилась вместе с гвардейской артиллерией в Шербург и 8 июня погрузилась на фрегат «Венера». Гвардейцы, полтора года воевавшие в Европе, с радостью встретились с моряками Балтийского флота. «В первый день, как мы поступили на корабль. — вспоминал один из офицеров, — когда за обедом нам подали черный хлеб и квас, то кают-компания огласилась криком „Ура!“». За месяц плавания матросы Гвардейского экипажа с радостью вспоминали морскую службу и по собственной просьбе были расписаны на вахты, которые несли с особым усердием. 17 июля корабли пришли на Кронштадтский рейд. С 20 по 30 июля гвардейцы приводили себя в порядок в Ораниенбауме, тщательно готовили обмундирование и амуницию.

30 июля 1814 г. Гвардейский экипаж и его артиллерийская команда в рядах 1-й Гвардейской дивизии торжественно вступили в Петербург. Под ликующие крики народа моряки прошли через Триумфальные ворота, сооруженные у Нарвской заставы. На фасаде этих ворот среди названий гвардейских частей — участников славных походов стояло имя Гвардейского экипажа. Нарвские ворота, перестроенные в 1827–1834 гг., и по сей день украшают Петербург. В 1849 году имя Гвардейского экипажа было также высечено золотыми буквами на одной из беломраморных досок Георгиевского зала Большого Кремлевского Дворца в числе войск, получивших Георгиевские знамена. Летом 1912 г. к 100-летнему юбилею Бородинского сражения на Бородинском поле возле моста через реку Колочь в честь Лейб-Гвардии Егерского полка и Гвардейского экипажа установили памятник, украшенный изображением полкового нагрудного знака егерей в виде Кульмского креста.

Так завершились боевые походы 1812–1814 гг. Гвардейского экипажа, вписавшего славные страницы в историю российской морской пехоты.

Боевой поход 75-го корабельного экипажа 1812–1814 гг.

Источник.

Броневский Д.Б. Воспоминания. // Русская старина. 1908. № 6. С. 561–576.

В Отечественной войне 1812 года и заграничных походах 1813–1814 гг. кроме Гвардейского экипажа участвовал также 75-й корабельный экипаж Черноморского флота. Действия моряков- черноморцев подробно описал в своих мемуарах мичман Дмитрий Богданович Броневский (1794–1867). Его записки, к сожалению, мало известны современному читателю. Ниже мы приводим наиболее интересные фрагменты, связанные с участием 75-го корабельного экипажа в сухопутных кампаниях.

«Весною (1812 года) стали вооружать корабли, потом вышли на (севастопольский) рейд, но флот не выходил в море, только одни крейсера бороздили море. Главнокомандующим Молдавской армией назначен был адмирал (П.В.) Чичагов, бывший морской министр, ему подчинен был и Черноморский флот. Адмирал потребовал 75-й корабельный экипаж в армию. Назначение этого, а не другого экипажа понятно: командиром экипажа был предприимчивый, смелый (П.А.) де Додт, но какое хотел адмирал дать ему назначение, это осталось для нас неразгаданным, потому что прежде, нежели мы присоединились к главным силам армии, адмирал был уже сменен[44].

Тогдашний экипаж состоял из 404 нижних чинов и разделен был на четыре роты, следовательно, представлял собой на земле небольшой батальон. До того времени строевая служба во флоте еще не была введена, и потому первым делом было обучить нас пешему строю. Откинув старых матросов, мало способных к строевой службе, и вместе с ними старых лейтенантов, и пополнив из других экипажей недостаток, нам из 4-го морского полка дали ружья и бесчисленное число учителей. В два месяца выучили нас делать несколько построений батальонам и обращаться пристойно с ружьем. Таким образом подготовленный экипаж для войны на суше был посажен на два транспорта (фрегат „Лилия“ и транспорт „Лиман“) и отправлен в Одессу. В Одессу нас не впустили — там открылась чума <…> Из Одессы мы отправились к устью Днестра, где и высажены были в 15-ти верстах от Аккермана. <…>.

1-го сентября небольшой переход в 15 верст до Аккермана мы сделали с удовольствием, где и передневали. На дневке получено было повеление идти форсированным маршем на соединение с армией, которая в это время перешла Днестр и спешила на соединение с армией Тормасова, теснимого превосходным неприятелем. Это повеление неудобоприменимо к нам, морякам, не имевшим понятия, как ходят солдаты по земле. Не говорю уже о нас, молодых офицерах, да и старшие наши офицеры не имели ясного понятия, как вести нас. Вследствие этого незнания было то, что первый переход был назначен в 45 верст, второй 55, увеличивая таким образом переходы, мы делали их в 65 верст. Матросы наши не имели ружей: те, которыми мы учились в Севастополе, принадлежали морскому полку, которому и возвращены были. Это облегчало еще несколько наши переходы; ранцев тоже не было, их заменяли кое-какие мешки самодельщина, которые везли на подводах. Впоследствии, когда мы вошли в район армии, то нам дали ранцы и ружья от больных, оставленных в госпиталях. <…>.

Юбилейная Андреевская лента, пожалованная Александром II Гвардейскому экипажу 16 февраля 1860 г. по случаю 50-летия со дня его сформирования, а также в связи с 150-летием создания Петром I команд придворных гребцов и яхт. (ЦВММ). Император лично привязал эту юбилейную ленту к Георгиевскому знамени Гвардейского экипажа во время торжественного парада, на котором присутствовали более 200 моряков-ветеранов, в том числе несколько участников Кульмского сражения. Одновременно экипажный праздник был перенесен с 9 мая на 6 декабря — день Св. Николая Чудотворца.

Матрос и унтер-офицер Гвардейского экипажа. 1812–1816 гг. Акварель из „Исторического описания одежды и вооружения Российских войск…“. Часть XVI. Лист № 2269. (ВИМАИВиВС).

Экипаж наш усиленными маршами шел до Могилева на Днепре, где (мы) полумили известие, что Молдавская армия, называвшаяся тогда 3-й Западной, направилась к Брест-Литовску. В продолжение похода нашего по Бессарабии мы завели себе верховых лошадей и таким образам обеспечили свои ноги от усталости. <…> Молдавская армия, приняв на себя отступающую армию Тормасова и оттеснив в Польшу австрийскую армию, направилась от Брест-Литовска к Березине. Не успевши присоединиться к армии в Бресте, экипаж наш из Луцка пошел отыскивать армию на Пинск. Какая это грустная сторона! Мы в продолжение нескольких дней видели только песок, сосны и болото; не увидишь ни веселой поляны, не услышишь веселой песни поселянина. Наконец, после долгого странствования мы присоединились к действующим войскам в окрестностях Слуцка. Это был отряд генерала (Ф.Ф.) Эртеля; отряд этот сформировался в Мозыре из третьих батальонов и нескольких эскадронов полков Молдавской армии. Войска эти боролись с отрядом поляка Домбровского, блокировавшего Бобруйск Между Слуцком и Глуцком была небольшая схватка с поляками, где порядком досталось последним. Мы тут не участвовали.

Приближалось последнее действие военной драмы 1812 года. Был ноябрь. Домбровский отступил к Борисову. Эртель из Бобруйска пошел на Рогачев, направляясь к Могилеву на Днепре, но в Рогачеве он узнал, что Могилев занят отступающей армией, называвшейся некогда великою, а в то время справедливо было бы назвать ее — несчастной. Эртель возвратился в Бобруйск, а оттуда чрез Игумен прошел в Минск. Во время этих бесплодных маршей и контрмаршей совершилась историческая переправа чрез Березину <…> В Минске мы присоединились ненадолго к Молдавской армии. Здесь в первый раз увидели ужасы отступления французской армии. Пленные вереницею тянулись по большой дороге. Неприкрытая нагота, изнурение голодом сопровождало этих несчастных. <…>.

Наступит период морозов, тесных квартир и зимних бивак. Не раз доставалось мне ночевать на открытом воздухе при морозе, доходившем до 20° и более. <…> Насмотревшись до омерзения на смерть несчастных французов от холода и голода, рискуя не раз и сам замерзнуть, как кочерыжка, наконец, с отделением нашим от армии, которая преследовала французов к Вильне, свободнее вздохнули. Отряд наш пошел на Белосток, где в начале января 1813 года приостановились, чтоб оправиться и отогреться. От этой тяжкой нужды открылась у нас гнилая горячка. Более половины наших солдат поступили в госпитали. Из офицеров уцелели только двое: лейтенант (Ф.И.) Горбаненко и доктор Пивницкий: они оба любили лишнюю чарочку выпить. От этой или другой причины, но только они избегали от горячки. <…>.

Директор Морского кадетского корпуса вице-адмирал Николай Петрович Римский-Корсаков. Портрет кисти Г. И. Ботмана. 1848 г. (ЦВММ).

Мичман Н.П. Римский-Корсаков (1793–1848) поступил в Гвардейский экипаж при его сформировании в 1810 г. Во время отступления 1-й Западной армии от Вильны к Витебску в июне — июле 1812 г. строил и обеспечивал переправы. Во время сражения 4.VIII при Смоленске находился ординарцем при генерале Н.Н. Раевском, 26.VIII при Бородине — сначала при генерале М.Б. Барклае де Толли, а затем при светлейшем князе М.И. Голенищеве-Кутузове. За Бородино награжден орденом Св. Анны 3-й степени. 2–4.IX обеспечивал переправу армии при оставлении Москвы, после чего сжег мосты. При Тарутино 6.Х снова состоял ординарцем при светлейшем князе М.И. Голенищеве-Кутузове, а под Малоярославцем 12.Х — при генерале А.П. Ермолове. Участвовал в преследовании неприятеля, строил мосты через Днепр и Березину. За боевые отличия 14.VI.1813 г произведен в лейтенанты. В начале 1813 г. оставлен в Вильне для надзора за больными матросами и присоединился к экипажу с командой выздоровевших нижних чинов в июне 1813 г. 17.VIII. 1813 г. при Кульме командовал стрелками, был тяжело ранен пулей в бедро навылет и отправлен для лечения в Прагу. За храбрость награжден орденом Св. Владимира 4-й степени с бантом. Участвовал в походе 1814 г.: 6 и 8.II переправлял под огнем русские войска через Сену, 19.III вступил в Париж, в июле возвратился из Франции на фрегате „Архипелаг“. Совершил сухопутный поход в Вильну в июне — сентябре 1815 г. 30.VIII. 1824 г. капитан-лейтенант. В 1823–1826 гг. совершил кругосветное плавание на шлюпе „Предприятие“. 26.XI.1826 г. награжден орденом Св. Георгия 4-го класса за 18 морских кампаний. В 1828 г. выступил с Гвардейским экипажем к турецкой границе. Участвовал в осаде Варны и отличился 13.VIII при отражении вылазки ее гарнизона. Был послан к императору с захваченными при этом турецкими знаменами и награжден золотой саблей с надписью „За храбрость“. Вернувшись под Варну, руководил десантом Гвардейского экипажа 30.VIII около мыса Галата. После падения Варны произведен 2.Х.1828 г. за отличие в капитаны 2 ранга. 6.XII.1830 г капитан 1 ранга. С началом Польского восстания 1831 г. командирован в действующую армию, где с отрядом готовил переправу через Вислу, а затем уничтожал мосты, плоты и лодки на реке Вепрж. Затем командовал отрядом из дивизиона Новоархангельского уланского полка и трех сотен казаков, с которыми успешно действовал против небольших групп повстанцев. 4–5.VII руководил постройкой 6-й ротой Гвардейского экипажа переправы в Осеке. Во время штурма Варшавы 25 и 26.VIII находился при главнокомандующем графе И.Ф. Паскевиче-Эриванском и за отличие награжден орденом Св. Владимира 3-й степени. Впоследствии вице-адмирал, в 1843–1848 гг директор Морского кадетского корпуса. Именем Н.П. Римского-Корсакова назван остров в Тихом океане.

В исходе февраля мы были уже на Висле и стояли в м. Фордуны недалеко от Бромберга, где находилась тогда главная квартира армии, которой предводительствовал уже Барклай де Толли. По сдаче начальства над армией адмирал Чичагов, проезжая чрез Фордуны, позвал нас к себе и изъявил свое соболезнование, что не мог ничего сделать для нас, но что он просил нового главнокомандующего быть к нам благосклонным. Первая встреча с адмиралом, отвлекшим нас от привычных наших занятий, была и последнею. <…>.

С открытием весны мы из Фордунов перешли в имение одного пана шамбелана. <…> Это было недалеко от Торуня, тогда блокируемого нашими войсками. На нас пруссаки в то время смотрели как на своих избавителей. Осаду Торуня (Торна) поручено было вести графу (К.Ф.) Ланжерону; назначены были войска в осадный корпус, в тем числе наш экипаж, которому поручалось осаждать крепость с Вислы; для этого заблаговременно приготовлены были суда, употребляемые на Висле для перевозки пшеницы в Данциг. Двенадцать таких судов исправили и укрепили для поднятия орудий. Батарейная рота полковника Магденки (№ 34) была назначена на эти суда. Когда вскрылась Висла и войска стали выступать для осады крепости, экипаж сел на лодки и отплыл к Торуню. Подойдя к крепости и остановясь у острова, лежащего от нее на пушечный выстрел, импровизированная флотилия выстроилась в линию и открыла огонь. Крепость сделала нам честь и отвечала на наш огонь несколькими выстрелами. На острове, к которому мы пристали, в тот же вечер стали устраивать батарею, и наши познания в фортификации пригодились. Артиллерийские офицеры роты Магденки менее нашего смыслили в этом деле. <…>.

Гвардейский экипаж в Париже в 1814 году. Картина кисти И.С. Розена. 1911 г. (ЦВММ).

У четырех наших судов открылась течь, и они найдены были негодными к службе; с них-то и сняли орудия и поставили на батарею. На другой день рано поутру из крепости была вылазка. Полевая артиллерия их открыла по нас с берега огонь, и как берег Вислы в этом месте был довольно возвышен, а мы стояли близко к нему, то выстрелы наши никакого вреда не могли им сделать, между тем как им очень удобно было стрелять по нас. Додт отвел нас левым флангом назад и поставил фронтом к неприятельской батарее. Во все время этой осады я командовал одной лодкой и преусердно стрелял из своей пушки. Не знаю, чем бы кончилась эта перестрелка, если бы не выручила конная рота Наваки (№ 18). Она быстро принеслась и открыла огонь по французской артиллерии; вслед за нашей артиллерией шли Павлоградские гусары; но французы не дождались гусаров и ушли в крепость. <…>.

Флотилия наша во время осады Торуня была деятельно занята. Иногда мы ходили ночью обстреливать крепость с правого берега Вислы, откуда не было ведено траншейных работ. Обыкновенно посылались две лодки, и мы выбрали заблаговременно место весьма удобное для нас: это был небольшой мыс, который нас прикрывал от крепостных выстрелов. Сделав выстрел по крепости, лодка пряталась за мыс и там, зарядив свою пушку снова вытягивалась для следующего выстрела. С правого берега для этой же цели посылалась полевая артиллерия, которая также, как и мы, беспрестанно переменяла свои места, так что в крепости не знали, куда направлять выстрелы. Весело бывало слушать, как наши ядра разгуливали по крышам домов крепости. Перед рассветом обыкновенно мы уходили. Тут- то и начнется деятельность крепостной артиллерии, которая направляла свои выстрелы по тем дорогам, где должна была идти наша артиллерия.

По сдаче Торуня (это было в половине апреля) <…> мы вскоре выступили в поход. <…> Мы прошли чрез Познань и вошли в Силезию, где близ Сагана остановились. <…> В военных действиях мы не участвовали; экипаж наш был в прикрытии обозов армии. Мы проходили чрез город Бриг, где стоял Гвардейский экипаж, в котором много было корпусных товарищей: Лермантов, Римский- Корсаков, Ушаков, Константинов. Во время перемирия нам назначено было оберегать мост в Эйлау на Одере, где была корпусная квартира генерала (Ф.В.) Сакена. <…>.

Гвардейский экипаж в Париже в 1814 году. Картина кисти И.С. Розена. 1911 г. (ЦВММ).

По окончании перемирия мы оставили Эйлау и присоединились к понтонным ротам; их было две: Иванова (№ 3) и Шишкина (№ 4). Командир наш Додт, видя, что экипажа его нет возможности честным образам употребить, сдал его капитан-лейтенанту (И.И.) Сулиме, а сам отправился искать счастья в главной квартире. Так иногда пропадает дарование оттого, что нет случая ему выказаться. Остряк Котляревский, бывший тогда за таким же делам при главной квартире, как и Додт, написал на последнего эпиграмму:

Назначение нашего экипажа в армии было незавидное: сперва в прикрытии обозов, а потом при понтонах. Неудивительно, что офицеры наши искали перейти в другой род войска. Командир наш уехал в главную квартиру и взял с собою (мичмана В.И.) Скарятина. Этот достойный морской офицер, я говорю о Додте, там сделался посмешищем; позабыта была его геройская служба, позабыто было молодецкое взятие Сухум-Кале, а помнилось только странное его положение в главной квартире без определенной цели. Додт недолго выдержал эту постыдную роль и уехал в Николаев. <…> Ни одного не было офицера, который бы не хлопотал: как бы уйти из этой злополучной команды. Оставшийся после Додта командиром экипажа Сулима в 1814 году оставил его и пристроился при генерале (А.Я.) Рудзевиче, при котором и окончил войну. Доктор Рихтер взят был в главную квартиру, там обратил на себя внимание генерал-штаб-доктора армии Вилье и чрез него впоследствии сделал блистательную карьеру. Капитан-лейтенант (О.Я.) Кричевский в начале 1813 года уехал в Николаев. Мичман (Б.П.) Хрущов был оставлен в Плоцке с небольшой командой для охранения там моста чрез Вислу.

Корпус графа (А.Ф.) Ланжерона с кавалерией (Ф.К.) Корфа, корпус барона (Ф.В.) Сакена с кавалерией (И.В.) Васильчикова поступили в состав Силезской армии под предводительство прусского фельдмаршала Блюхера, у которого кроме двух русских корпусов, вышеупомянутых, были два прусские: Йорка и Клейста. Главная армия действовала из Богемии на Дрезден, центральную позицию Наполеона, а Силезская из Силезии.

Вступление союзных войск в Париж 19 марта 1814 г. Английская гравюра. 1815 г. (Музей — панорама „Бородинская битва“).

По окончании перемирия начались марши взад и вперед. Маленький городок Яуер мы три раза оставляли и столько же раз возвращались. Были небольшие стычки. Силезская армия всякий раз отступала, когда являлся Наполеон с резервом на помощь своим маршалам, а по удалении его Блюхер наступал. Страна от Левенберга до Яуера от этих сосредоточенных движений двух армий до того обеднела, что невозможно было найти там куска хлеба. Запас провианта истощился, и многие питались одним картофелем, и тот без соли. Наконец, эти нерешительные движения разрешились знаменитой Кацбахской битвой. Горные речки, протекающие в этом уголке Силезии, от проливных дождей наполнились и сорвали мосты. Разбитый в двухдневном бою (маршал) Макдональд потерял более 100 пушек и 20 тысяч пленными, и главной причиной гибели этого корпуса было то, что он лишился своих мостов; так целая дивизия Пюто положила оружие, не имея возможности переправиться за Кацбах.

На другой день после Кацбахской битвы, то есть 19-го августа, роту Иванова с прикрытием нашего экипажа выдвинули вперед для наведения моста. Пройдя целый день и наступившую ночь, мы, наконец, к рассвету пришли к Кацбаху. Река бушевала и не позволяла на себе строить моста. Покуда разбирали понтоны и боролись с рекой, подъехали два легких орудия французской артиллерии и с первых выстрелов сбили наших понтонеров. Примечательно было в действии этих двух орудий то, что из четырех первых выстрелов три попали в цель. Надобно было оставить постройку моста, и понтоны пошли к Левенбергу (на левом берегу Кацбаха), где найти остатки бывшего моста, который при пособии материалов, взятых у жителей, скоро восстановили. Вода в это время стала сбывать, и между сваями моста показались утонувшие французы, пешие и конные. Наши матросы поживились кое-чем от утопленников. Армия пошла по направлению к Дрездену, а нас послали в Герлиц, где мы несколько дней нежились после трудов Силезской кампании.

Для обложения Дрездена с правого берега Эльбы из корпуса графа Ланжерона был отряжен князь (А.Г.) Щербатов со своей дивизией, а Силезская армия перешла Эльбу между Виттенбергом и Торгау. Место для переправы было выбрано не знаю кем при д. Эльстер, но назначено было именно то место, где Фридрих Великий в семилетнюю войну переправлял свою армию. Часу в десятом вечера обе понтонные роты пришли к Эльбе и нашли, что от прусского корпуса Бюлова был сделан мост на козлах, по которому поодиночке пешком переходили люди, и таким образом переправлен был батальон ландвера.

Серебряная медаль „За взятие Парижа 19 марта 1814“. (ГИМ). Такими медалями в 1826–1832 гг. были награждены моряки Гвардейского экипажа и бывшего 75-го корабельного экипажа, принимавшие участие в кампании 1814 г.

Торжественное вступление 1-й Гвардейской дивизии в Петербург через Триумфальные ворота у Нарвской заставы 30 июля 1814 г. Раскрашенный акварелью офорт И.А. Иванова. 1814 г. (ГИМ). Вместе с дивизией в столицу после трудных боевых походов 1812–1814 гг. торжественно вернулся Гвардейский экипаж.

Мы немедленно приступили к постройке моста: матросы наши, присмотревшиеся к понтонам, работали чрезвычайно бойко; любо было на них смотреть, как они справлялись с быстрою Эльбой. Понтонеры не успевали снаряжать понтонов, как якоря были завезены и поставлены на свои места. Хотя это занятие моряков при понтонах не есть настоящая их служба, но должно правду сказать, что моряки для понтонной службы очень пригодны и при наведении мостов окажут великую услугу армии. Когда начались работы у моста, Бог знает откуда взялась французская артиллерия и открыла огонь по мосту, который сделал небольшой, впрочем, вред мосту; работы несмотря на выстрелы быстро подавались вперед. К этому времени было переправлено еще два батальона прусских и один русский из авангарда графа (Э.Ф.) Сен-При. Эти четыре батальона атаковали и сбили французов. <…>.

К 4 часам утра мост, на который употребили почти две понтонные роты, был готов, и войска корпуса Йорка стали переправляться. Едва несколько батальонов успели перейти, как (французский) корпус Бертрана явился оспаривать переправу. Я стоял у моста на правом берегу, когда начали переправу пруссаки. Бодрый старик Йорк был верхом, в синей венгерке, подбитой крымскими смушками. По временам он говорил несколько ободрительных слов своим юным солдатам; когда получил он донесение о приближении французов, старик вспыхнул, пришпорил свою лошадь и понесся на другой берег. Я не утерпел, побежал за ним. Войска, перешедшие через мост, устраивались недалеко от него; французы были близко, так что ядра долетали до моста. Йорк взял передние два батальона и повел их в атаку; они были опрокинуты. Йорк взял еще несколько свежих батальонов и бросился с ними вперед. В это время только что переправившийся полк Черных гусар, обойдя французов справа, сделал блистательную атаку и взял (кажется) 8 пушек. Авангард графа Сен-При также перешел Эльбу; и наш генерал послал спросить у Йорка, не нужна ли ему помощь русских войск, на что Йорк отвечал, что он надеется и со своими средствами поколотить французов. И действительно, после атаки гусаров, французы на всех пунктах стали отступать, а наша армия беспрепятственно перешла Эльбу. <…> Фельдмаршал Блюхер был очень доволен нашими действиями и прислал к нам своего адъютанта, который и объявил нам удовольствие фельдмаршала. Впоследствии все офицеры нашего экипажа получили монаршее благоволение: эта награда была первой, полученной мною за военный подвиг.

Когда армия стала стеснять Наполеона в Лейпциге, понтонная рота Иванова с нашим экипажем была поставлена в Гиебенштейн на Саале, близ Галле. <…> Началась историческая Лейпцигская битва. К нам долетал гром пушечный, и мы с грустью ожидали приказаний идти куда-нибудь с своими мостами. Мы были подчинены начальнику артиллерии корпуса генерала графа Ланжерона генерал-майору (Г.П.) Веселитскому, к которому я послан был за приказанием. Приказано было понтонам идти не помню куда-то для наведения моста, и мы отправились по прекрасному шоссе из Галле к Лейпцигу. Это шоссе так хорошо было, что наши тяжелые понтоны катились рысью, взяв на себя пеших людей. Однако же надобности в мосте не было, и мы потянулись за армией, преследовавшей отступающего неприятеля.

Когда войска остановились в окрестностях Франкфурта-на-Майне, понтоны расположились в Гамбурге, где мы ласково были приняты старухой принцессой Гессен-Гомбургской, два сына которой служили в австрийской армии генералами. Воображаю, как мы смешны были при этом хотя маленьком дворе, но дворе с большими претензиями. Мы приглашены были к обеду, и весь двор был en grand tenue. Принцесса была в Екатерининской ленте. Нас рассадили между дам, разряженных в пух и прах, и мы, конечно, показались им дикарями незнанием своим светских приличий и плохим знанием употребительных языков».

С завершением кампании 1813 года Д.Б. Броневский, поддавшись общим настроениям офицеров экипажа, перешел в сухопутные войска и поступил в Дерптский конно-егерский полк. Впоследствии он дослужился до чина генерал-лейтенанта и в 1840–1843 гг. был директором Царскосельского лицея. 75-й корабельный экипаж совершил кампанию 1814 года во Франции, во время которой участвовал в наведении понтонных мостов, а также сопровождал артиллерийские парки. После взятия Парижа экипаж под командованием И.И. Сулимы возвратился в Николаев.

Боцман Ластовой роты Гвардейского экипажа Сергей Безин. Акварель с портрета 1862 г. из альбома, поднесенного офицерами Гвардейского экипажа в день экипажного праздника 6 декабря 1892 г. императрице Марии Федоровне, принявшей шефство над Гвардейским экипажем 22 июля 1892 г. (ЦВММ). Сергей Безин поступил в Гвардейский экипаж при его сформировании в 1810 г. Участвовал в походах 1812–1814 гг. и русско-турецкой войне 1828–1829 гг. С 1836 г. на сверхсрочной службе. В 1863 г. вместе с группой ветеранов похода 1813 г. был командирован в Берлин, где в рамках торжеств по случаю 50-летия освобождения Пруссии награжден Военным знаком отличия 1-й степени и медалью ордена Красного орла. Умер на службе в 1864 г. Весь левый рукав мундира Безина покрывают шевроны за 50 лет беспорочной службы.

Участие 1-го и 2-го морских полков в Отечественной войне и заграничном походе 1813 год

Библиография и источники.

Народное ополчение в Отечественной войне 1812 года. Сборник документов. М., 1962.

Отечественная война 1812 года. Материалы ВУА. T. XIX. СПб., 1912.

Сытинский Н.А. Очерк истории 90-го пехотного Онежского полка. СПб., 1903.

РГВИА. Ф. 103. Оп. 1/208а. Св. 0. Д. 33, 34, 107. Ч. 1; Оп. 1/208 в. Св. 49. Д. 1; Ф. 489. Оп. 1. Д. 6742–6750.

Если участие в походах 1812–1814 гг. Гвардейского и 75-го корабельного экипажей оказалось во многом импровизированным, то морские полки стали готовиться к боевым действиям заранее. Еще 11 ноября 1811 г. помимо запасных батальонов для морских полков были учреждены 4-е (резервные) батальоны, которые формировались в приписанном к 25-й пехотной дивизии Подгощинском рекрутском депо. С помощью этих батальонов планировалось ускорить комплектование полков обученными рекрутами. Однако 14 марта 1812 г. Александр I велел составить из резервных батальонов новые дивизии, и 4-е батальоны первых трех морских полков поступили в 39-ю пехотную дивизию. Кроме того, в июле 1812 г. морские полки выделили также свои 2-е (запасные) батальоны для формирования 9-го, 10-го и 11-го резервных пехотных полков. Вместо них в каждый морской полк прислали по 750 рекрут из Московского и Тверского рекрутских депо.

Переправа Великой армии через Березину 16 ноября 1812 г. Раскрашенная акварелью литография В. Адама. Середина XIX в. (ГИМ).

В связи с уходом гвардии в Вильну 3-й морской полк перевели из Кронштадта в Петербург, где он расположился в казармах Лейб-Гвардии Литовского полка. Этому морскому полку не довелось участвовать в боевых действиях. До 1814 года он занимался обучением рекрутов и поддержанием порядка в столице и ее окрестностях.

1-й и 2-й морские полки в апреле-июле 1812 г. готовились повторить Ганноверскую экспедицию 1805 года и высадиться вместе с шведскими войсками в Померании. Но из-за разногласий России и Швеции по вопросу о Финляндии и Аландских островах «померанский проект» не состоялся. На встрече в Або 15–18 августа 1812 г. шведский принц Карл-Юхан согласился с отправлением собранных для десанта русских войск на усиление 1-го отдельного пехотного корпуса графа П.Х. Витгенштейна, защищавшего Петербург. Эта договоренность совпала с просьбой самого графа о пополнении его войск, выдержавших несколько сражений под Полоцком. 30 августа император велел направить в помощь Витгенштейну два отряда, составленных из находившихся в тылу войск и дружин Санкт-Петербургского ополчения. По этому указу два батальона 1 — го морского полка во главе с его командиром подполковником Э.Я. Рошетом выступили из Кронштадта в Гатчину, где вошли в отряд генерал-майора И.М. Бегичева. 5 сентября этот отряд двинулся на Лугу и Порхов и к концу месяца прибыл в Великие Луки. Отсюда батальоны 1-го морского полка с прикомандированной к нему 15-й дружиной Санкт-Петербургского ополчения перешли в Невель, где поступили в авангардный отряд генерал-майора И.И. Алексеева[45].

По замыслу графа Витгенштейна отряд Алексеева должен был наступать на правом фланге его корпуса, захватить вражеских фуражиров, расположившихся у мызы Козяны, и, выйдя 6 октября к Полоцку, содействовать общему штурму города. Согласно этому плану, Алексеев занял селение Городок и 2 октября выслал к местечку Сиротину отряд драгун майора И.А. Дзевонского с ротой 1-го морского полка штабс-капитана О.Е. Никитина. Ворвавшись в местечко, русские войска захватили вражеских фуражиров, опрокинули французскую колонну и захватили ее обоз. Всего отряд разогнал около 400 человек, взяв в плен 64 солдата и коменданта Сиротина капитана Руша — адъютанта командира 8-й пехотной дивизии генерала Н.Ж. Мезона. Между тем из окрестных сел показались превосходящие силы противника. Истребив собранные в Сиротине запасы фуража и провианта, отряд Дзевонского отступил к Городку. За проявленную в этом деле «отличную храбрость» штабс-капитан О.Е.Никитин был произведен в капитаны.

Адъютант 2-й бригады 1-й кирасирской дивизии поручик Василий Иванович Тихменев. Портрет кисти неизвестного художника. Около 1820 г. (Музей-панорама «Бородинская битва»). Богатый ярославский помещик В.И. Тихменев (1793 — после 1832) был выпущен 26.XII.1811 г. из 1-го кадетского корпуса прапорщиком во 2-й морской полк. 23.VIII.1812 г. произведен в подпоручики. Совершил с полком поход 1812 года. Посланный к войскам графа П.Х. Витгенштейиа принял участие 16.XI.1812 г. в сражении на реке Березине, «где отличил себя как храбрый и расторопный офицер, взяв с 50 человеками стрелков в плен 36 человек неприятельских солдат, за что и награжден орденом Св. Анны 4-го класса». Во время осады Данцига состоял адъютантом при шефе 2-го морского полка А.Э. Пейкере. 28.V.1813 г. при отражении вылазки французов на Воненберг добровольно вызвался в стрелки, где получил сильную контузию картечью в левую ногу ниже колена, и под ним были убиты две лошади. Ночью с 15 на 16. VIII по приказу Пейкера с 12 казаками снял французский передовой пикет, причем был ранен пулей в щиколотку левой ноги. 17.VIII во время отражения вылазки французов на Пицкендорф Тихменев, несмотря на рану, по приказанию Пейкера с 46 казаками выгнал французских стрелков из лощины и взял в плен 8 человек. Участвовал в упорных боях под Данцигом 21, 22 и 23.VIII, 20 и 23.Х. В связи с капитуляцией Данцига 21.XII награжден прусским военным орденом «Pour le Mérite». В 1814 году состоял при военном начальнике города генерал-майоре И.П. Кульневе. 10.I.1815 г. произведен в поручики. 1.II.1817 г. переведен в Лейб-Гвардии Кирасирский полк. 14.II.1827 г. вышел в отставку гвардии ротмистром и в 1828–1832 гг. возглавлял Костромскую удельную контору.

После столь успешного набега отряд И.И. Алексеева вечером 3 октября подошел к Козянам, где обнаружил сильный авангард 8-й французской пехотной дивизии — до 1,5 тысяч солдат, подкрепленных 4 эскадронами кирасир, а также эскадронами конных егерей и шеволежер. Неприятель хорошо приготовился к обороне, превратив местную усадьбу в настоящий форт. В связи с этим Алексеев решил действовать хитростью и разделил свои силы. Рота 1-го морского полка капитана Ф.В. Повало-Швейковского, сотня ополченцев, эскадрон драгун и 2 орудия под общим командованием штабс-капитана Д.Т. Паренсова отправились ночью в обход Козян с левого фланга. Еще одну морскую роту, сотню ополченцев и эскадрон драгун Алексеев оставил в резерве для прикрытия обоза. С прочими силами генерал двинулся к Козянам, охватывая мызу с фронта и по правой стороне.

На рассвете 4 октября Паренсов сбил вражеские пикеты и начал канонаду. Увидев его небольшой отряд, французская пехота вышла из усадьбы и под прикрытием кавалерии стала выстраиваться на позиции. Но тут появился Алексеев и, выдвинув орудия, открыл сильный огонь. Действие артиллерии заставило французские эскадроны начать отход. Тогда стрелки Повало-Швейковского стали обходить неприятеля с левого фланга, Митавские драгуны врубились в кирасир, а роты 1-го морского полка под командованием Э.Я. Рошета ударили на французов с фронта. Рядовые Филипп Николаев, Иван Фомин, Яков Герасимов, Миней Иванов, Андрей Евсеев, Прокофий Трофимов, Федор Никитин и Афанасий Борисов «бросились на фронт неприятеля впереди своих товарищей и храбростью своей ободрили их, поражая неустрашимостью своей неприятеля, и дрались с оным весьма храбро и отчаянно». Не давая противнику укрыться в усадьбе, морские роты загнали французов в лес. Штабс-капитан А.А/ Попов «был послан со стрелками для занятия леса, что он исполнил и прогнал с отличной храбростью засевшего там неприятеля». Согласно наградным документам, 3 фельдфебеля, 3 унтер- офицера и 2 рядовых 1-го морского полка, «быв в стрелках, мужественно и отчаянно дрались и неустрашимостью своей подавали пример товарищам своим и при поражении неприятеля захватили несколько человек в плен». Вместе с морскими солдатами по лесу рассыпались ратники 15-й дружины, устроившие настоящую облаву на французов. В то же время два эскадрона драгун и ставропольские калмыки обскакали лес, перешли ров и оказались в тылу у отступающих. В итоге в плен удалось захватить 120 человек, в том числе много тяжело раненных. Количество убитых точно подсчитать не удалось, поскольку ополченцы не давали врагам пощады, и многие французы навсегда остались в лесной чаще. Общий урон неприятеля Алексеев полагал в несколько сотен убитых. На мызе были захвачены запасы хлеба и муки[46].

Офицер 2-го морского полка в походной форме. 1812–1814 гг. Рисунок художника А.В. Каращука. 2005 г.

Прогнав французов из Козян, Алексеев на следующий день занял Рудню, откуда 6 октября выступил к Полоцку. Вечером 7 октября он подошел к мызе Струня, где встретил баварский отряд полковника Ламотта на позиции перед тет-де-поном, защищавшим мост через Западную Двину. По приказу Алексеева подполковник Э.Я. Рошет, «командуя вверенным ему 1-м морским полком, рассыпал несколько рот стрелков по лесу к берегу, а сам, обойдя неприятеля с правой стороны, ударил во фланг так, что согнав его в кучу, принудил оставить то место и, выгнав на большую дорогу, подвел неприятелей под их же выстрелы из орудий картечью и, будучи сам впереди, пренебрегая выстрелами из орудий неприятеля картечью, прогнал его стрелков через мост так, что неприятель нисколько уже не мог нам вредить».

Когда французы стали переходить мост, Алексеев послал находившегося при нем адъютанта Потемкина «с ротою 1-го морского полка, которую он поставил на столь выгодное место, что оная, зайдя с левого фланга, поражала неприятеля с берегу наискось, и тут неприятель много потерял своих стрелков не только тех, которые бежали через мост, но и тех, которые уже были на берегу той стороны». Отступив за реку, баварцы сожгли мост. Утром 8 октября Алексеев форсировал Двину и преследовал неприятеля, ведя перестрелку. За храбрые действия при Струне подполковник Рошет был награжден орденом Св. Владимира 4-й степени с бантом[47].

После взятия Полоцка 1-й морской полк вошел в резерв генерал-майора А.Б. Фока, с которым сначала находился в местечке Камень, а затем в Лепеле. Ночью 1 ноября Фок получил приказ срочно перейти к Чашникам, куда он подоспел к концу боя 2 ноября. Основная часть резерва, в том числе и 1-й морской полк, активного участия в сражении при деревне Смоляны не принимала, оставаясь на левом берегу реки Уллы. Здесь к полку прибыл его шеф полковник П.А. Попов.

Рядовой и обер-офицер 1-го морского полка. 1812–1817 гг. Акварель из «Исторического описания одежды и вооружения Российских войск…». Часть X. Лист № 1363. (ВИМАИВиВС).

10 ноября 1-й морской полк продолжил наступление в первой линии корпуса генерал-лейтенанта Г.М. Берга. Около полудня 16 ноября линия подошла к переправе остатков Великой армии через реку Березину возле деревни Студянка. В этот момент 1-я (бергская) бригада 26-й пехотной дивизии генерала Ф.Э. Дама атаковала двумя колоннами русский авангард генерал-майора Е.И. Властова. Подоспевшие к левому флангу войска Берга с ходу перешли в контрнаступление. Севский пехотный полк, подкрепленный 1-м морским полком, ударил в штыки и смял первую колонну бергцев, которая, отступая, расстроила вторую колонну. Русскую контратаку остановили лишь срочно выдвинувшиеся от мостов польские полки 28-й пехотной дивизии генерала Ж.Б. Жирара, прикрывшие отход немцев. После этого основные бои развернулись в центре и на правом русском фланге, а на левом весь день продолжалась активная перестрелка. 1-й морской полк выдвинул в стрелки две роты. Капитан В.С. Озеров, «будучи выслан в стрелки с ротою, отражал неприятельских стрелков с отличной храбростью, причем был контужен пулей в правую ногу». Штабс-капитан А.А. Федотов, «будучи послан с ротою в стрелки, храбростью и расторопностью выгонял несколько раз неприятельских стрелков из лесу, причем ранен пулей в шею». В то же время штабс- капитан А.А. Попов, «будучи в охотниках со стрелками, сражался несколько часов против превосходного числа неприятельских стрелков, но не могши выгнать их из лесу, бросился в штыки, чем и обратил их в бегство». В стрелках также находился поручик И.А. Разин, раненный пулей в правую ногу. Все четыре офицера получили за храбрость орден Св. Анны 3-й степени, а шеф 1-го морского полка полковник П.А. Попов был награжден орденом Св. Владимира 4-й степени с бантом[48].

Ночью остатки вражеских войск перешли Березину и к 9 часам утра сожгли за собой мосты. Но двинувшиеся к переправе русские полки встретили неожиданное препятствие. «За целую версту нельзя было подойти к берегу от оставленного французами обоза, — вспоминал офицер Р.М. Зотов. — Кареты, телеги, фуры, щегольские коляски, дрожки — все это, нагруженное русским добром, награбленным в Москве и по дороге; подбитые орудия, пороховые ящики, тысячи обозных лошадей, спокойно ищущих пищи под снегом или в какой-нибудь фуре; наконец, груды убитых и умирающих, толпы женщин и детей, голодных и полузамерзших, все это так загромоздило дорогу, что надобно было отрядить целую дружину ополчения, чтоб как-нибудь добраться до места переправы <…> Целые два дня продолжали мы разбирать обозы, и все еще больше половины осталось на месте. В эти два дня исправлены были мосты на Березине, и мы пустились вслед за французами»[49].

19 ноября 1-й морской полк перешел реку и, продолжая преследовать противника, 16 декабря вступил на территорию Пруссии.

Между тем с началом Отечественной войны резервные батальоны первых трех морских полков, входившие в состав 39-й пехотной дивизии, были посланы на усиление гарнизона Рижской крепости, где сражались против Прусского вспомогательного корпуса маршала Макдональда. В сентябре 1812 г. русские войска предприняли масштабную экспедицию. В ней особенно отличился поручик 1-го морского полка Гернц Фромболь Брыгин, участвовавший со своей ротой 14 сентября в занятии селения Даленкирхен, 15 сентября во взятии мызы Гросс-Экау, с 16 на 17 сентября в ночной экспедиции за рекой Аа под Рундалем, 17 сентября в перестрелке с неприятелем на Гарозенской дороге. 20 сентября русские войска вернулись в Ригу. При возобновлении их наступления на Фридрихштадт Брыгин с ротой был послан 25 октября в разведку, сделал засаду на Гарозенской дороге и захватил вражеский патруль. 29 октября он обошел с солдатами по считавшемуся непроходимым болоту неприятельский пикет и внезапным нападением без потерь захватил в плен 1 офицера, 2 унтер-офицеров и 27 рядовых. 3 ноября Брыгин с ротой находился в стрелках при взятии вражеского форпоста под Фридрихштадтом и нападении на вражескую колонну.

План окрестностей Данцига в 1813 г. Гравюра. 1840 г. (Музей-панорама «Бородинская битва»).

С 8 декабря русские войска начали преследовать противника, отступающего к Тильзиту. 15 декабря Брыгин участвовал во взятии Мемеля и в тот же день перешел со своей ротой государственную границу. 18 декабря 1812 г. прусский генерал Йорк заключил с русским командованием Таурогенскую конвенцию, фактически означавшую прекращение боевых действий на этом направлении. Вскоре резервные батальоны морских полков присоединились к своим действующим батальонам, получив 2-й порядковый номер.

По-своему сложился боевой путь 2-го морского полка. 12 сентября 1812 г. Александр I велел генерал-майору И.И. Новаку составить в Новгороде корпус для прикрытия большой Московской дороги и путей, ведущих от Гжатска на Осташков. Этот корпус, формировавшийся из ополчения, император усилил батальонами 2-го морского полка с его артиллерийской командой. «По прибытии в Новгород 2-го морского полка» Новаку предписывалось «употребить деятельное старание, дабы посредством сего полка дать нужное для военных действий образование Новгородскому ополчению». Под командованием своего шефа полковника А.Э. Пейкера 2-й морской полк выступил из Кронштадта и, прибыв в Новгород 9 октября, занялся обучением дружин.

14 октября отряд Новака подчинили генерал-адъютанту князю П.М. Волконскому, который приказал ему выдвинуться в село Лопатино Тверской губернии для защиты Тверской и Псковской губерний от возможных вражеских набегов. Оставив в Новгороде майора 2-го морского полка М.Т. Кадникова с 3 обер-офицерами и 120 рядовыми для дальнейшего обучения 4-й бригады Новгородского ополчения, Новак 17 октября выступил из города. Однако в связи с изменением обстановки отряд получил новое назначение и был двинут через Торопец, Велиж и Сураж к Витебску. При быстрых маршах пехоту везли на подводах. Вступив в Витебск 15 ноября, Новак получил предписание графа П.Х. Витгенштейна о скорейшем присоединении к его корпусу. 24 ноября отряд Новака перешел реку Березину и 3 декабря прибыл в Неменчин, где, наконец, поступил в состав действующей армии. Двигаясь дальше, 2-й морской полк 17 декабря перешел прусскую границу.

Генерал-лейтенант Александр Эммануилович Пейкер. Портрет кисти Дж. Доу. 1824–1827 гг. (Военная галерея Зимнего Дворца). Лифляндский дворянин А.Э. Пейкер (1776–1834) поступил 10.XII.1790 г. капралом в 5-й морской батальон Балтийского флота. 13.VI.1793 г. переведен подпрапорщиком в Гатчинские войска великого князя Павла Петровича, где 9.V.1794 г. произведен в портупей-прапорщики и 29.IX.1796 г. в подпоручики. С восшествием на престол Павла I зачислен 16.XI.1796 г. в Лейб- Гвардии Семеновский полк. По собственному желанию переведен 19.IV. 1806 г. полковником в 1-й морской полк и 15.I.1807 г. назначен его командиром. С 22.I.1810 г. по 1.IX. 1814 г. шеф 2-го морского полка. 9.VI.1811 г. назначен командиром 1-й бригады 25-й пехотной дивизии (1-й и 2-й морские полки). Участвовал в Отечественной войне 1812 года и осаде Данцига в 1813 году. За отличие при отражении многочисленных вылазок французского гарнизона награжден орденом Св. Анны 2-й степени, золотой шпагой с надписью «За храбрость», орденом Св. Владимира 3-й степени и произведен 15.IX.1813 г. в генерал-майоры. 11.V.1824 г. назначен начальником 1-й пехотной дивизии, состоявшей из морских полков. 22.VIII.1826 г. произведен в генерал-лейтенанты. С 11.II.1828 г. комендант Нарвской крепости.

План осады Данцига в 1813 г. Гравюра. 1840 г. (Музей-панорама «Бородинская битва»).

Преследуя остатки 7-й французской пехотной дивизии, авангард Витгенштейна занял 24 декабря Кенигсберг и 26 декабря блокировал порт Пиллау. 29 декабря 2-й морской полк с 6 орудиями подкреплял передовые войска возле местечка Шлобитен, после чего 3 января 1813 г. был направлен к Данцигу. 19 января А.Э. Пейкер с особым отрядом — 2-й морской полк, 100 драгун, 50 казаков, 6 батарейных орудий — двинулся по песчаной косе Фриш из-под Данцига к Пиллау. Одновременно с противоположной стороны от Кенигсберга к Пиллау подступил отряд графа К.К. Сиверса. 25 января он начал закладывать осадные батареи, требуя сдачи города именем прусского короля. Одновременно Пейкер форсировал залив Фришгаф и осадил Пиллау с морской стороны, «оказав отличное усердие и расторопность, и собственным примером подкреплял дух храбрости во всем отряде». Видя безнадежность положения, часть гарнизона Пиллау, состоявшая из прусских войск, пригрозила французам мятежом. В итоге 26 января крепость капитулировала, и 27-го в нее вступили войска Сиверса.

Между тем преследуемые Витгенштейном остатки французских войск отступили в Данциг. Оборону города возглавил генерал Ж. Рапп, который составил из частей 7-й, 30-й и 33-й пехотных дивизий новый 10-й корпус Великой армии. Уже 2 января к крепости стали подходить казачьи полки донского атамана графа М.И. Платова. Заняв предместья, они 9 января приступили к правильной блокаде Данцига. 15 января казаков сменили войска графа П.Х. Витгенштейна, который, в свою очередь, предложил не заниматься осадой крепости, а «блокировать оную, стеснить тамошний гарнизон в стенах ее, заставить нуждаться в продовольствии и чрез голод принудить сдаться». Этот вариант позволял использовать под Данцигом вместо регулярных войск ополченческие дружины. 21 января император одобрил предложение Витгенштейна. Войска графа двинулись к Одеру, оставив под Данцигом до подхода ополчения корпус генерал-лейтенанта Ф.Ф. Левиза. В его составе находился 1-й морской полк, а также вернувшийся из Пиллау 8 февраля 1813 г. 2-й морской полк.

Корпусу Левиза предстояла сложная задача. Данциг являлся мощной крепостью, подходы к которой защищало множество фортов и укрепленных предместий. Сам город был окружен высоким валом с 22 бастионами и рвом, наполненным водой из рек Радаун, Мотлау и Висла. С внешней стороны городские ворота закрывал дополнительный ряд укреплений с батареями на высотах Бишофсберг и Гагельсберг. Парижская газета «Монитер» писала 26 января 1813 г.: «Данциг, в настоящее время непобедимая крепость, обороняется тридцатью тысячами человек наилучшего войска под начальством хороших генералов; губернатор города генерал Рапп — неустрашимый воин. В составе гарнизона много артиллерийских и инженерных офицеров; крепость снабжена всем нужным на два года». Гарнизон Данцига готовился к активной обороне.

В феврале 1813 г. морские полки заняли позицию под Данцигом. При этом 2-й морской полк с 12 орудиями конной артиллерии составил под командованием А.Э. Пейкера резервный отряд в центре русской линии. Чтобы прекратить связь гарнизона с жителями предместий, на рассвете 21 февраля Ф.Ф. Левиз предпринял их общий штурм, во время которого морские полки сбили вражеские аванпосты и заняли форштадт Нейгард. Но при дальнейшем наступлении превосходящие силы французов контратаковали и оттеснили русских застрельщиков. В горячей перестрелке штабс- капитан 1-го морского полка А.И. Ермолаев был ранен пулей в правую ногу, майору 2-го полка Е.Р. Адамсу прострелили левую ногу ниже колена навылет, а уже знакомый нам герой взятия Курцола георгиевский кавалер штабс-капитан Ф.Х. Харитонов получил рану ружейной пулей в левое плечо. В свою очередь 12 марта французы атаковали позиции морских полков, но были отбиты с уроном.

11 апреля 1813 г. командование всеми русскими и прусскими войсками под Данцигом принял герцог Александр Вюртембергский. 15 апреля около 4 тысяч французов при поддержке 6 орудий и 4 канонерских лодок сделали вылазку против слабого отряда полковника Ф.Ф. Розена, расположенного на Нерунге (Данцигской косе), и оттеснили его к селению Юнкеракер. Тогда герцог направил Пейкера со 2-м морским полком и 6 орудиями в деревню Гросс-Плейендорф для наблюдения за левым берегом Вислы, а 1-му морскому полку и 200 ополченцам приказал на английских судах сделать высадку и соединиться с отрядом Розена. В результате предпринятых мер французы, разорив захваченные селения, отступили в крепость. 19 апреля морские полки вернулись в центр позиции к Шиделькау и расположились в деревне Воннеберг (Воненберг). Поскольку к этому времени ополчение уже заняло позиции под Данцигом, Пейкер с полками 25-й пехотной дивизии выступил 28 апреля к главной армии в Дрезден. Однако герцог Вюртембергский, не желая оставаться без регулярных частей, добился возвращения дивизии 15 мая под Данциг.

За время боевых действий, проходивших в суровых условиях, численность морских полков уменьшилась вдвое. Требовалось срочно пополнить их людьми. В связи с этим еще 18 ноября 1812 г. Александр I велел начальнику 25-й пехотной дивизии генерал-майору П.Я. Башуцкому сформировать для морских полков новые 4-е запасные батальоны — по 80 унтер-офицеров, 17 барабанщиков, 2 флейтщика, 920 рядовых и 60 нестроевых в каждом. Завершив подготовку, запасные батальоны 1-го и 2-го морских полков выступили под Данциг. В мае 1813 г. они пришли к крепости и поступили на укомплектование действующих батальонов. Но долгий и трудный поход сделал свое дело, — в запасных ротах оказалась лишь половина солдат. Так, 2-й морской полк получил 6 подпрапорщиков и фельдфебелей, 37 унтер-офицеров, 12 музыкантов и 489 рядовых — то есть 53 % от штатного числа. В результате морские полки продолжали воевать под Данцигом, имея от трети до половины личного состава в разных литовских госпиталях. В конце концов, 9 августа 1813 г. в Белостоке решили составить новые запасные батальоны, которые вошли в Резервную армию под командованием князя Д.А. Лобанова-Ростовского. Эти батальоны готовили для полков пополнение, собирали отставших и возвращающихся из госпиталей солдат и одновременно несли охранную службу в Польше.

Вернувшись под Данциг 15 мая, Пейкер снова возглавил особый отряд из разных, в том числе прусских войск в центре осадной линии у деревни Воннеберг. Ночью с 18 на 19 мая его отряд захватил построенное неприятелем около Штольценберга укрепление для 4 орудий и срыл его, за что Пейкера наградили орденом Св. Анны 2-й степени. В ответ 28 мая французы предприняли сильную вылазку на Воннеберг. До 6 часов вечера морские полки вели упорный бой. Пейкер, «командуя Воненбергским отрядом, удержал первое стремление неприятеля, не уступя нимало из своей позиции, храбростью и неустрашимостью принудил неприятеля, не воспользуясь ничем, ретироваться в форштадт». При отражении вылазки во 2-м морском полку были убиты унтер-офицер Илья Андреев, барабанщик Федор Иванов, 9 рядовых, и еще 3 рядовых умерли от полученных ран.

В то же время командир 1-го морского полка подполковник Э.Я. Рошет «с командуемым, им батальоном несколько раз бросался на штыки и нанес неприятелю значительный вред». Посланная в стрелки рота капитана А.В. Литвинова сбила вражеских вольтижеров и заставила их отступить за свои укрепления. При этом штабс-капитан А.А. Попов получил рану пулей в грудь у левого плеча, поручик П.И. Афонасьев оказался «ранен пулей в брюхо и в мышцы левой руки в ладонь навылет», а прапорщик Н.А. Пущин ранен «пулей в плечо навылет в грудь». Кроме того, поручик И.Я. Раздеригин получил рану пулей в лицо, а подпоручик Б.Е. Воинов контузию в левую ногу.

На следующий день 29 мая под Данциг пришло известие о заключении Плейсвицкого перемирия, и военные действия временно прекратились. За храбрость в сражении 28 мая Знаками отличия Военного Ордена Св. Георгия были награждены 7 нижних чинов 1-го морского полка и 8 нижних чинов 2-го морского полка. Кроме того, Георгиевский крест получил прикомандированный ко 2-му полку унтер-офицер 3-го морского полка Никифор Андреев. За отражение вылазки на Воннеберг полковника Пейкера наградили золотой шпагой с надписью «За храбрость».

12 августа 1813 г. военные действия под Данцигом возобновились. Получив дополнительные орудия, а также конгревовы ракеты из Англии, герцог Вюртембергский приступил к правильной осаде крепости. 1-й морской полк занял позицию на правом фланге русской линии возле предместья Ора.

Ночная бомбардировка Данцига. Фрагмент раскрашенной гравюры И.-P. Ругендаса. 1810-е гг.

Ночью с 16 на 17 августа русские войска атаковали Ору и штурмом взяли два редута около нее. При этом находившийся впереди поручик Г.Ф.Брыгин был ранен пулей в голову навылет, а командовавший стрелками подпоручик П.Д. Иванов «неоднократно бросался на неприятельские шанцы, причем тяжело ранен пулей» в левое плечо.

С наступлением дня 1-й морской полк вел работы, закрепляясь в захваченных редутах. В это время в центре линии у Пицкендорфа, где располагался отряд полковника М.Л. Трескина, «от появившегося небольшого отряда неприятельского завязалось ничтожное было, а потом и весьма значительное дело». Генерал Рапп попытался вклиниться в оборону союзников. Но Пейкер, «командуя отрядам при Воненберге, во время сильного нападения неприятеля на отряд полковника Трескина сильно ударил в левый фланг неприятеля, привел оного в расстройство, чем много способствовал к поражению оного, будучи сам везде примером храбрости и неустрашимости». Во фланговой контратаке 17 августа особенно отличился прусский ландвер, который бросился вперед и «истребил все, что встретил или догнал».

Одержав успех в центре и на правом фланге у Оры, русские войска 21 августа атаковали противника с противоположной стороны в Лангфурте. Пытаясь перехватить инициативу боя, Рапп велел гарнизону сделать вылазки по всей линии. На правом фланге колонна французов попыталась отбить захваченные 17 августа редуты у Оры, но была встречена 1-м морским полком. Подполковник Э.Я. Рошет «при вылазке неприятеля из форштадта Оры командовал всеми стрелками с отличным искусством и благоразумием и личной храбростью подавал пример подчиненным, храбро и неустрашимо ударил на неприятеля, приведя его в расстройство, чем способствовал к прогнанию неприятеля из Оры и занятию сего форштадта». 1-й морской полк не только отбил противника, но и, опрокинув его, занял предместье. Отмечая заслуги Рошета, герцог Вюртембергский докладывал: «Вообще сей отличнейший по корпусу офицер во всех делах показывает примерную храбрость и благоразумие и превосходит всякую похвалу».

Одновременно с атакой Оры французы сделали сильный натиск из Штольценберга на центр союзной линии. Здесь противника встретил командир 2-го морского полка майор С.Т.Федоров, который, «командуя половиной полка, одной дистанции в 4-х шанцах защищался, а другой прикрывал 14 орудий, имея из оной части по всей линии стрелков, распоряжал во всех частях с отличным усердием, во всех местах обращал в бегство неоднократно высылаемых неприятельских стрелков». Первый удар французов принял подпоручик Марков, который «как опытный и храбрый офицер удержал первый его стремление, быв ранен, остался управлять вверенною ему частью стрелков, где он и ранен вторично». Подкрепить Маркова послали подпоручика Н.Г. Коробицына. Он помог опрокинуть французов и после второго ранения Маркова принял командование стрелками. Развивая успех, поручик Я.О. Малачкин захватил вражеский пикет в окопе перед Штольценбергом.

Несмотря на упорный бой, потери 2-го морского полка оказались невелики — убит 1 рядовой, 1 пропал без вести, несколько человек ранены. За доблесть 17 и 21 августа командир полка майор С.Т. Федоров — герой Афонского сражения и георгиевский кавалер — был награжден орденом Св. Владимира 4-й степени с бантом, а шефа полка полковника А.Э. Пейкера император произвел 15 сентября в генерал-майоры.

Отразив вылазки и укрепив позицию, герцог Вюртембергский решил заложить первую осадную траншею (параллель) против ключевой горы Бишофсберг, доминирующей над Гагельсбергом. Но для обеспечения траншеи от продольного флангового огня требовалось сначала захватить предместье Шотенгейзер. Ночью с 4 на 5 сентября батальон 1-го морского полка совершил вылазку и занял близлежащие неприятельские шанцы. Для последующего взятия Шотенгейзера был придуман хитрый план. Ночью с 28 на 29 сентября союзники начали бомбардировку Данцига с противоположной стороны у Оливских ворот и зажгли город. Когда французы сосредоточились в направлении Лангфурта, три русско-прусские колонны неожиданно атаковали Шотенгейзер. В третьей колонне из Оры наступал 1-й батальон 1-го морского полка. Союзники с ходу заняли три передовых редута, и морские стрелки ворвались в предместье. Но Рапп быстро сориентировался и бросил в контратаку знаменитую «Адскую роту» отчаянных головорезов капитана А. Шамбюра. Завязался упорный бой, в ходе которого погиб прапорщик 1-го морского полка Сидоров. Тогда майор А.М. Образцов «с частью батальона был послан на подкрепление, ударил на стремившегося неприятеля и его опрокинул».

Знак отличия Военного Ордена Св. Георгия. (ГИМ). Знак отличия Военного Ордена Св. Георгия, часто именовавшийся в просторечье Георгиевским крестом, являлся высшей и наиболее почетной боевой наградой для нижних чинов. За храбрость в боях 1812–1813 гг. таким крестом были награждены самые отважные моряки Гвардейского экипажа, гренадеры и солдаты 1-го и 2-го морских полков, а также Каспийского морского батальона.

Между тем, видя, что французы втянулись в бой за Ору, герцог Вюртембергский приказал майору 2-го морского полка З.П. Жукову атаковать в центре два шанца на отлогой стороне высоты, спускающейся от Шидлица к Воннебергу, — передний на 10 человек и за ним еще один на 40 стрелков. Жуков послал штабс-капитана 2-й мушкетерской роты Н.Я. Сафонова с 50 солдатами, который «благоразумием своим и неустрашимостью выбил неприятеля и занял шанцы». В это время у Оры французы получили подкрепление и, в конце концов, вытеснили союзников из сожженного Шотенгейзера. Однако пруссаки удержали захваченные ночью ключевые высоты, где к утру построили батареи. Под их огнем французы очистили разоренное предместье и отошли к Иезуитскому монастырю.

После разгрома Шотенгейзера осаждающие заложили первую параллель. С этого времени начались грандиозные земляные работы, охватывавшие Бишофсберг и продвигавшие траншеи зигзагами вперед. 7 октября была закончена первая линия по правому флангу и открыта бомбардировка города из мортир. Роты 2-го морского полка с 9 октября находились в отряде, прикрывавшем от вражеских вылазок траншейные работы и строительство новых редутов. 1-й морской полк занимал в это время Ору, вернее, ее обгорелые развалины без единого целого дома. Здесь под командой Рошета располагался также батальон Ярославского ополчения и 2 орудия легкой роты № 11. 20 октября французы сделали со стороны Иезуитского монастыря сильную вылазку для разрушения траншейных работ. Но 1-й морской полк отбил неприятеля, причем штабс-капитан Дедевкин и поручик Поликарпов были убиты, а прапорщик И.В. Никольский контужен в локоть правой руки. Всего за октябрь 1813 г. в 1-м морском полку погибли 2 унтер- офицера и 20 рядовых, без вести пропали 14 рядовых, умерли в госпиталях 1 унтер-офицер и 6 рядовых.

В центре позиции осадные работы неуклонно продвигались к Штольценбергу. Наконец, ночью с 20 на 21 октября 2-й морской полк штурмом взял это предместье. Во время атаки под командиром полка майором С.Т. Федоровым была убита лошадь, а сам он при падении получил контузию в левый бок. На рассвете французы яростно контратаковали. Командовавший колонной из двух рот 2-го морского полка капитан Марков 2-й и его родной брат, дважды раненный в сражении 21 августа храбрый подпоручик Марков 4-й, «упорно оборонявшие занятый у неприятеля пост, пали мертвы на месте действия от орудия неприятельского». Потеряв начальников, морские солдаты были вытеснены из предместья. Но уже следующей ночью союзники организовали новую атаку Штольценберга, в ходе которой опять взяли предместье и 22 октября закрепились на ключевых высотах. В этих боях, кроме братьев Марковых, 2-й морской полк потерял убитыми фельдфебеля Андрея Плужникова, 2 подпрапорщиков, 3 унтер-офицеров и 23 рядовых. 39 рядовых пропали без вести. Капитаны Борисов, Утинский и штабс-капитан Колокольцев умерли позднее от тяжелых ран. Поручик С.П. Веселовский получил рану картечью в правую ногу выше колена, а прапорщик В.В. Марченков — рану пулей в правую руку. Узнав о трагической смерти братьев Марковых, Александр I «в воздаяние усердной и ревностной службы положивших жизнь свою противу неприятеля, бывших единственной подпорой семейства», установил их престарелым родителям пенсию в размере жалованья обоих офицеров.

После захвата высот в центре позиции союзники заложили параллель против Бишофсберга. С 23 октября роты 2-го морского полка ходили в стрелки для охраны траншей, а также участвовали в осадных работах. При этом полк нес постоянные потери от вражеских ядер: 1 ноября в траншее был убит 1 рядовой, 2 ноября еще 1, 5 ноября — 1 унтер-офицер и 6 рядовых, 8 ноября — 3 рядовых, 15 ноября — 2 рядовых. Но эти жертвы оказались не напрасными. Ввиду явных успехов осадных работ французы начали 13 ноября переговоры о сдаче крепости и 18 ноября подписали первую капитуляцию, отправленную на утверждение к Александру I.

Обер-офицер 1-го морского полка в парадной форме. 1813–1817 гг. Рисунок художника А.В. Каращука. 2005 г.

Военные действия временно прекратились. Хотя император не одобрил предварительные условия сдачи Данцига, боевые действия уже не возобновлялись. Тем не менее, морские полки продолжали нести потери от суровых условий службы и болезней. Так, в 1-м морском полку в декабре умерли в разных госпиталях 1 унтер-офицер и 34 рядовых.

Наконец, 17 декабря 1813 г. была заключена новая капитуляция, и на следующий день русские войска заняли городские ворота, получив ключи от Данцига. Утром 21 декабря осадный корпус, в том числе морские полки, построился возле Гагельсбергских укреплений. Французские дивизии вышли из Данцига и положили оружие на гласисе, после чего союзники торжественно вступили в город. С падением крепости из плена вернулись 16 рядовых 1-го морского полка и 3 рядовых 2-го морского полка, захваченные французами при разных вылазках и стычках. По случаю капитуляции Данцига многие офицеры 1-го и 2-го морских полков получили русские и прусские боевые ордена, а для отличившихся нижних чинов в каждый полк прислали по 19 Георгиевских крестов.

Так завершились для морских полков славные походы 1812–1813 гг. Правда, четырем рядовым 2-го морского полка довелось дойти до самого Парижа. Еще летом 1812 г. в Петербурге их прикомандировали к Олонецкой и Вологодской ополченческим дружинам для строевого обучения ратников. Вместе с ними они прошли всю Европу, участвовали во многих сражениях и 19 марта 1814 г. вступили в столицу Франции.

Каспийский морской батальон в Талышинской экспедиции 1812 год

Библиография и источники.

Обзор войн России от Петра Великого до наших дней. Ч. II. СПб., 1886.

Махлаюк Н.П. Грузинцы в Закавказье. Боевая летопись 14-го гренадерского Грузинского генерала Котляревского полка. Тифлис, 1900.

РГВИА. Ф. 26. Оп. 1/152. Д. 490, 492: Ф. 489. Оп. 1. Д. 6761–6765.

Год 1812-й стал суровым испытанием не только для морских полков, но и боевым крещением для Каспийского морского батальона на другом конце Российской империи. «О Закавказском крае в 1812-м году Россия совсем забыла, как будто он ей не принадлежал, как будто он никогда не существовал, — вспоминал один из современников. — А между тем война с Персией там не прекращалась, и ручьями текла благородная кровь русских воинов»[50]. Во время этой десятилетней войны Каспийская флотилия охраняла морское побережье и содействовала сухопутным операциям русских войск В 1807–1811 гг. солдаты и офицеры Каспийского морского батальона ежегодно участвовали в плаваниях к берегам Персии, Дербентского, Кубинского, Бакинского, Ширванского и Талышинского ханств. Тем не менее, батальон имел не вполне благоприятную репутацию. Его первый командир полковник М.М. Боргужинский в марте 1810 г. был арестован за ослушание начальства и отправлен под суд в Астрахань. Вместо него командование батальоном в 1811 году принял уже знакомый нам герой Афонского сражения, георгиевский кавалер майор Федор Васильевич Повалишин, переведенный из 2-го морского полка.

Между тем, хотя еще в октябре 1806 г. Бакинское ханство удалось подчинить русским властям, в нем для спокойствия и охраны требовалось постоянное присутствие регулярных войск. 19 октября 1810 г. на основе батальона Астраханского гарнизонного полка началось формирование нового Бакинского гарнизонного полка. Однако его создание шло медленно. В связи с этим 15 апреля 1811 г. Александр I велел отправить в Баку для несения гарнизонной службы Каспийский морской батальон. Уже 27 мая его четыре роты отплыли из Астрахани на двух купеческих шкоутах и двух транспортах. 24 июня 1811 г. батальон прибыл в Баку и приступил к охране Бакинского ханства. Кроме того, выделенная им солдатская команда, равная по численности целой роте, несла обычную службу на кораблях Каспийской флотилии, защищавшей приграничное с Персией Талышинское ханство — небольшую область с центром в Ленкорани. В феврале 1812 г. две роты Каспийского батальона отправили из Баку в Ленкорань для поддержки верного союзника России Мир-Мустафы-хана.

Генерал-майор Петр Степанович Котляревский. Портрет кисти А.В. Каращука. 2001 г.

В конце июля 1812 г. армия наследного персидского принца Аббас-мирзы подошла к границам Талышинского ханства, собираясь наказать Мир-Мустафу-хана за верность России, разорить его владения и затем, перейдя Куру, вторгнуться в Грузию. Ближайшие русские войска находились за сотни верст от Ленкорани, и талышинцы могли рассчитывать лишь на Каспийскую флотилию. По приказу главнокомандующего в Грузии генерал-лейтенанта Н.Ф. Ртищева две роты Каспийского морского батальона спешно отплыли 6 августа из Баку и соединились с двумя ротами в Ленкорани. Однако защищать город, практически не имевший никаких укреплений, не представлялось возможным. В связи с этим майор Ф.В. Повалишин решил при необходимости обороняться в Сенгерской крепости, расположенной в 4 верстах к северу от Ленкорани на тянущейся вдоль каспийского побережья узкой косе Гомюшаван (см. карту на стр. 231).

Утром 9 августа 1812 г. около 20 тысяч персов подошли к Ленкорани. Отбив их первую попытку форсировать реку, Каспийский батальон двинулся к Сенгеру, увозя с собой Мир-Мустафу-хана и всю его семью. После отхода морских рот персы ворвались в город и устроили грабеж Но основные их силы продолжили преследование Каспийского батальона и подошли к Сенгерской крепости. Рассчитывая на быструю победу, персы открыли огонь из 8 орудий и с музыкой и барабанным боем бросились на штурм. Казалось, что тысячи разъяренных воинов Аллаха легко сомнут четыре сотни морских солдат. Но защитникам помогла предусмотрительность их опытного командира Ф.В. Повалишина. Узкая коса позволяла персам атаковать только с фронта. Собрав все силы на этом направлении, Каспийский батальон встретил противника сильным ружейным огнем. В то же время к Гомюшавану подошли суда Каспийской флотилии, обрушившие на персов артиллерийский огонь с моря. Попав под перекрестный обстрел, штурмующие отступили с большими потерями. За доблестную защиту Сенгера капитан Каспийского морского батальона А.М. Боргужинский был награжден орденом Св. Владимира 4-й степени с бантом.

Не сумев взять Сенгер штурмом, персы под руководством английских инструкторов приступили к правильной осаде. Хотя защитники крепости и бомбардирский корабль «Гром» обстреливали вражеские позиции, осадные работы шли довольно успешно. В то же время персы разорили Талышинское ханство, загнали местное население в горы, почти полностью снесли Ленкорань и стали строить на ее месте новую мощную крепость. В этой критической ситуации начальник Каспийской флотилии капитан 1 ранга Е.В. Веселаго обратился за помощью к командовавшему войсками в Карабахе генерал-майору П.С. Котляревскому. Сообщение Веселаго крайне раздосадовало генерала, который считал, что «ежели Аббас-Мирза успеет овладеть Талышинским ханством, то это сделает нам такой вред, который невозможно будет поправить». Не зная всех обстоятельств, Котляревский заочно составил плохое мнение о Каспийском морском батальоне, относя падение Ленкорани на его неопытность и слабость.

Генерал П.С. Котляревский при штурме Ленкорани 31 декабря 1812 г. Рисунок художника А.В. Каращука. 2001 г.

Выступив навстречу армии Аббас-мирзы, Котляревский 19–20 октября 1812 г. полностью разгромил персов при Асландузе. Приведя войска в порядок после сражения, Котляревский 17 декабря двинулся из Карабаха для освобождения Талышинского ханства. 18 декабря его отряд (около 1500 солдат, 470 казаков, 6 орудий) форсировал Аракс, прошел 19 и 20 декабря 80 верст по безводной Муганской степи, подвергаясь жестокой стуже и метелям, вступил 21 декабря в Талышинское ханство и занял 22 декабря укрепление Аркеван. Преследуя отступающих персов, войска Котляревского 25 декабря подошли к Гомюшавану и соединились с Каспийским морским батальоном. Оставив в Сейгере небольшой отряд капитана А.М. Боргужинского, майор Ф.В. Повалишин повел батальон к Ленкорани. К нему также присоединились офицеры бомбардирского корабля «Вулкан» лейтенант А.Е. фон Кригер и мичман Д. Я. Головнин.

26 декабря русские войска подошли к Ленкорани. За пять месяцев персы успели построить здесь сильную крепость. Комендант и начальник четырехтысячного гарнизона Садык-Каджар-хан гордо отверг предложения о сдаче, и Котляревский стал готовиться к штурму. 30 декабря он отдал свой знаменитый приказ, в котором говорилось: «Истощив все средства принудить неприятеля к сдаче крепости, найдя его к тому непреклонным, не остается более никакого способа покорить крепость сию оружию российскому, как только силою штурма. Решаясь приступить к сему последнему средству, даю знать о том войскам и считаю нужным предварить всех офицеров и солдат, что отступления не будет. Нам должно взять крепость или всем умереть — за тем мы сюда присланы. Я предлагал два раза неприятелю сдачу крепости, но он упорствует, так докажем же ему, храбрые солдаты, что штыку русскому ничто противиться не может. Не такие крепости брали русские и не у таких неприятелей, как персияне — сии против тех ничего не значат.

Предписываю всем: первое — послушание; второе — помнить, что чем скорее идешь на штурм и чем шибче лезешь на лестницы, тем менее урону и вернее взята крепость; опытные солдаты сие знают, а неопытные поверят; третье — не бросаться на добычу под опасением смертной казни пока совершенно не кончится штурм, ибо прежде конца дела на добыче солдат напрасно убивают. По окончании же штурма приказано будет грабить, и тогда все солдатское, кроме что пушки, знамена, ружья со штыками и магазины принадлежат Государю.

Диспозиция штурма будет дана особо, а теперь остается мне только сказать, что я уверен в храбрости опытных офицеров и солдат Грузинского гренадерского, 17-го егерского и Троицкого пехотного полков, а малоопытные Каспийского батальона, надеюсь, постараются показать себя в сем деле и заслужить лучшую репутацию, чем до сего между неприятелями и чужими народами имеют. Впрочем, ежели сверх всякого ожидания, кто струсит, тот будет наказан как изменник, и здесь, вне границы, труса расстреляют или повесят, несмотря на чин».

Штурм Ленкорани войсками генерала П. С.Котляревского 31 декабря 1812 г. Фотография с картины художника Ф.А. Рубо, выполненной в 1893 г. для Кавказского военно-исторического музея (Храма Славы) в Тифлисе. (Музей-панорама «Бородинская битва»). На переднем плане картины изображен штурм угловой батареи крепости колонной майора Ф.В. Повалишина, состоявшей из Каспийского морского батальона и двух рот Троицкого пехотного полка. Первым на батарею ворвался поручик Каспийского морского батальона Н.Х. Карцов, раненный и контуженный при штурме в правую руку.

Штурмовать Ленкорань предполагалось тремя колоннами. Майор Ф.В. Повалишин командовал второй колонной из Каспийского морского батальона и двух рот Троицкого пехотного полка. Согласно диспозиции, «в пять часов по полуночи колонны выступают с назначенных им пунктов, имея впереди стрелков, и следуют к крепости с крайней тишиной и скоростью; если неприятель не откроет огня, то стрелки отнюдь не стреляют, когда же от неприятеля будет сильный огонь, то стрелки тотчас бьют по неприятелю, а колонны наипоспешнее ставят лестницы и взбегают на батарею и на стены. <…> Каждая колонна, как скоро возьмет назначенную ей батарею, тотчас поворачивает неприятельские орудия и стреляет картечью в середину крепости, между тем очищает стены от себя вправо и влево. <…> Барабанщики в колоннах отнюдь не бьют тревогу, пока не будут люди на стенах; люди в колоннах не стреляют и не кричат „Ура!“, пока не влезут на стену. Когда все батареи и стены будут заняты нами, то в середину крепости без приказания не ходить, но бить неприятеля только картечью из пушек и ружей. Не слушать отбоя — его не будет, пока неприятель совершенно (не) истребится или (не) сдастся, и если прежде, чем все батареи и все стены будут заняты, ударят отбой, то считать оный за обман <…> Так как уже сказано в приказе, что отступления не будет, то остается теперь сказать, что если, сверх чаяния, которой либо колонны люди замнутся идти на лестницы, то всех будут бить картечью».

В пять часов утра 31 декабря 1812 г. три русские колонны двинулись на штурм. Под сильным вражеским огнем они спустились в ров и приставили лестницы. Персы защищались отчаянно, стреляя из пушек и ружей, а также пустив в дело пики, рогатки, подсветы, ручные гранаты и даже горящую нефть. Три часа длился упорный штурм. Когда погиб начальник первой колонны подполковник Ф.И. Ушаков, а его войска были сброшены в ров, Котляревский лично возглавил приступ. Пуля попала генералу в правую ногу. Придерживая рукой колено, он спокойно повернул голову и, указав солдатам на лестницы, громко крикнул: «Сюда!». Войска снова бросились на штурм. В это мгновение две пули поразили Котляревского в голову, и он упал среди многочисленных трупов. «Но в ту минуту, как силы меня оставляли, — вспоминал впоследствии храбрый генерал, — я, как бы в сладком сне, слышал высоко над своей головой победное „Ура!“, вопли персиян и их мольбы о пощаде». Сломив отчаянное сопротивление гилянских стрелков, первая колонна ворвалась в крепость и открыла ворота.

В это время вторая колонна не менее упорно штурмовала батарею на другом углу крепости. Персы расстреливали атакующих в упор. Большинство офицеров и множество морских солдат были ранены или убиты. Несмотря на огромные потери, Каспийский батальон продолжал приступ. Успех первой колонны помог, наконец, колонне Повалишина взобраться на стену. Поручик Каспийского батальона Н.Х. Карцов «первый влез на крепость и овладел 12-фунтовым орудием с наличными людьми, где получил рану в правую руку с повреждением кости и оной же руки в кисть контузию». Ворвавшись на батарею, морские солдаты вступили в жестокую рукопашную схватку с превосходящим гарнизоном. По словам велеречивых персидских летописцев, «натиск штурмующих и отчаянное сопротивление оборонявшихся были доведены до крайних пределов. Мышцы рук от взмаха и опускания меча, а пальцы от взвода и спускания ружейного курка в продолжение шести часов были лишены возможности насладиться отдохновением. Бой на стенах и в крепости был до того кровопролитен, что от грома и молний пушечных и ружейных выстрелов даже сами облака разразились каплями кровавого дождя».

В ожесточенной рукопашной схватке русские солдаты почти полностью истребили ленкоранский гарнизон. Садык-Каджар-хан и еще 10 знатных ханов пали в бою. Часть персов, пытаясь спастись, бежала через крепостную стену, обращенную к реке. Но солдаты беспощадно расстреливали плывущих по реке сарбазов. «На другой день утром, — свидетельствует персидская летопись, — как только солнце обнаружило с востока желтизну своего блестящего света, оказалось, что множество защитников Ленкорана переселилось в мир небытия. Солнечный диск озарил своим сиянием горы и изумился, увидав речку, вливающуюся в море обагренной кровью». В крепости и по берегам реки насчитали 3737 убитых персов. Но и русские понесли огромные потери. Половина солдат были ранены или убиты. Из 11 офицеров Каспийского батальона при штурме уцелели лишь трое (см. таблицу).

Лейтенант 45-го флотского экипажа Александр Евграфович фон Кригер. Портрет кисти неизвестного художника. 1817 г. (Музей В.А.Тропинина и московских художников его времени). В 1812 г. лейтенант А.Е. фон Кригер служил на бомбардирском корабле «Вулкан» Каспийской флотилии. 31 декабря 1812 г. участвовал в штурме Ленкорани и за храбрость был награжден орденом Св. Владимира 4-й степени с бантом.

Обезображенного генерала Котляревского с трудом нашли во рву среди трупов. Его лицо было перекошено, правый глаз выбит, челюсть раздроблена, наружу торчали черепные кости. Жизнь отважного героя с трудом удалось спасти. «Пусть строгая тактика называет штурм сей дерзостью, — доносил Котляревский, — в позднейшие времена передастся, что 1500 человек русских штурмовали крепость, защищаемую 4000 персиян; передастся также и то, что девиз штурмового отряда был или всем умереть или взять крепость. <…> Сим штурмом достойно запечатлен 1812 год. Как при воспоминании сего незабвенного для России года всякий россиянин возвысится духом, так при имени Ленкорана персиянин вздрогнет и преклонит колено славе русской». Действительно, падение крепости, считавшейся неприступной, потрясло Тегеран. «Известие о взятии Ленкорана, — гласит персидская летопись, — присоединяясь к молве об Асландузском сражении, породило в делах Ирана некоторого рода слабость». 12 октября 1813 г. был заключен Гюлистанский мирный договор, по которому Персия признала присоединение к России «на вечные времена» Карабахского, Ганжинского, Шекинского, Ширванского, Дербентского, Кубинского, Бакинского и Талышинского ханств, а также исключительное право России иметь военный флот на Каспийском море.

За взятие Ленкорани Александр I наградил Котляревского орденом Св. Георгия 2-го класса. Вспоминая свои победы, израненный герой говорил: «Кровь русская, пролитая в Азии, на берегах Аракса и Каспия, не менее драгоценна, чем пролитая в Европе, на берегах Москвы и Сены, а пули галлов и персов причиняют одинаковые страдания». Все участвовавшие в штурме нижние чины Каспийского морского батальона получили от императора по серебряному рублю. Кроме того, 3 фельдфебеля, 3 унтер-офицера и 9 рядовых были награждены Знаками отличия Военного Ордена Св. Георгия.

Командование русскими войсками в освобожденном Талышинском ханстве принял начальник Каспийской флотилии капитан 1 ранга Е.В.Веселаго. Каспийский морской батальон расположился в Ленкорани, откуда высылал команды для охраны Аркеванского, Кизил-Агачского, Джейранбаргинского и Герминского пограничных постов. С этого времени началась долгая и трудная служба морских солдат на самой южной окраине Российской империи.

Реформа морской пехоты в 1813 году и ее последствия

Библиография и источники.

Виноградский И.А. Исторический очерк Резервного Гвардейского экипажа. // Морской сборник. 1902. № 3. С. 27–32.

Габаев Г.С. Гвардия в декабрьские дни 1825 г. / в кн.: Пресняков А.Е. 14 декабря 1825 г. М.-Л., 1926. С. 153–206.

Егоров И.В. Моряки-декабристы. Л., 1925.

Поливанов В.Т., Бякин Г.И. Морской Гвардейский Экипаж. СПб., 1996.

Сытинский НА. Очерк истории 90-го пехотного Онежского полка. СПб., 1903.

Юганов Н.А. История 92-го пехотного Печорского полка. 1803–1903. СПб., 1903.

РГВИА. Ф. 1. Оп. 1. Д. 2948; Ф. 29. On. 1/153 в. Д. 129; Ф. 35. Оп. З.Св. 124. Д. 784; Ф. 396. Оп. 2. Д. 462.

Пока морские полки сражались под Данцигом, в их судьбе произошла принципиальная реформа. Как ни странно, но именно участие полков в сухопутных операциях предопределило их окончательную замену на флоте вооруженными матросами. Эта идея соответствовала политике Александра I, о которой известный военный историк генерал-лейтенант М.И. Богданович (1805–1882) писал: «Беспрестанные войны, веденные Россией с 1805 по 1815 год, заставя правительство обратить исключительное внимание на умножение и содержание военно-сухопутных сил, были причиной тому, что наш флот оставался в небрежении. <…> Александр I не занимался этой частью и, мало ценя подвиги моряков, благоволил только к одному из них, Павлу Васильевичу Чичагову, да и тот обратил на себя внимание государя не заслугами на морском поприще, а многосторонним образованием и твердостью характера»[51].

Адмирал маркиз Иван Иванович де Траверсе. Портрет кисти неизвестного художника начала XIX в. (ЦВММ). В 1811–1828 гг. маркиз И.И. де Траверсе возглавлял Морское министерство. По его предложению в 1813 г. состоялся перевод морских полков в сухопутное ведомство.

Преемник П.В. Чичагова на посту Министра морских сил маркиз И.И. де Траверсе такой твердости не проявлял. Его доктрина не предполагала постоянных военных экспедиций, смелых десантных операций, создания дальних баз и самостоятельных действий флота против берега. В этой ситуации морские полки из боевых частей все больше превращались в портовые караульные команды. С уходом 1-го и 2-го морских полков на войну, а 3-го в Петербург внутреннюю службу в Кронштадте и Ревеле возложили на корабельные и гребные экипажи. В связи с этим маркиз де Траверсе подал 5 марта 1813 г. Александру I доклад, в котором говорилось: «Морские полки по штату назначены были для корабельного флота, где в последствии времени надобность в них миновалась, когда флотские экипажи, обучавшиеся строевой службе, заменяют солдат, а в случае надобности в десантных войсках и для гребного флота оные всегда определяются из армейских. По сим причинам Вашему Императорскому Величеству’ благоугодно было Высочайше повелеть здешние три морских полка с их артиллерийскими полуротами причислить в состав сухопутной дивизии и артиллерийской бригады, и из них уже отправлены к действующей армии первый и второй морские полки и две артиллерийские полуроты. Хотя уже они во всем зависят непосредственно от распоряжений сухопутного начальства, но поныне числятся в Морском ведении и относятся к нему для получения разных снабжений. Посмею всеподданейше представить Вашему Императорскому Величеству, не благоугодно ли будет указать помянутые морские полки, равно и 4-й полк с их артиллерийскими полуротами, и Каспийский морской баталион, употребляемый в Баку вместо гарнизона, обратить совсем из морского в сухопутное военное ведомство»[52].

Александр I, остро нуждавшийся в пехотных дивизиях для борьбы с Наполеоном, благосклонно встретил предложение маркиза и 16 марта утвердил его доклад. К октябрю 1813 г. морское ведомство полностью рассчиталось с полками, после чего они окончательно перешли в ведение пехотных дивизий, а Каспийский морской батальон был оставлен для несения гарнизонной службы в Талышинском ханстве. Немного дольше занял перевод артиллерийских полурот в полевую артиллерию, завершившийся к концу марта 1816 г.[53]В продолжение политики по замене морской пехоты вооруженными матросами 1 февраля 1817 г. расформировали Охотскую морскую роту. Ее офицеров определили в полки Сибирской линии, а нижних чинов перевели матросами в Охотский флотский экипаж, которому велели обучаться сухопутной строевой службе. Таким образом, спустя век после указа Петра Великого, российский флот лишился своей морской пехоты. Правда, четыре полка и Каспийский батальон еще долго хранили в своем названии слово «морской», а также белые флотские выпушки на обмундировании. В сухопутных сражениях они покрыли себя новой славой, с честью продолжив боевые традиции российской морской пехоты (см. Главу VII).

Реформы 1813 года затронули и Гвардейский экипаж. После ухода его 4 рот и артиллерийской команды к западным границам, в Петербурге для надзора за придворными яхтами, а также имуществом и семьями экипажа остались 35 нижних чинов строевых рот, 48 от ластовой и 8 от артиллерийской команд — всего 91 человек. При формировании весной 1813 г. в Свеаборге гребной эскадры для блокады Данцига часть гвардейских моряков поступила на суда и участвовала в боях 21, 23 августа и 4 сентября 1813 г. Так, во время сражений матрос Василий Никифоров смело и быстро заделывал пробоины на гребной лодке № 86, что позволило ей не выходить из строя, а квартирмейстер Емельян Зайцев отважно тушил пожар около крюйт-камеры гемама «Торнео». Оба моряка получили Знак отличия Военного Ордена Св. Георгия.

Оставшуюся в Петербурге часть Гвардейского экипажа дополнили 2 июня 1813 г. офицерами и матросами Балтийского флота, составив таким образом к 25 июля Резервный Гвардейский экипаж из 4 рот с артиллерийской командой. По завершении морской кампании в него также поступили гвардейские моряки с вернувшейся из-под Данцига гребной эскадры. Под руководством инструкторов 3-го морского полка резервные роты обучались строевой службе. После возвращения из Франции в столицу Гвардейского экипажа императору «благоугодно было повелеть, чтобы из двух Гвардейских экипажей: бывшего в походе и другого Резервного, здесь сформированного, составить один экипаж из 8 рот, полагая в каждой роте: офицеров по 3, унтер-офицеров по 10 и матросов по 115 человек». 8 августа 1814 г. резервные роты стали новыми 5-й, 6-й, 7-й и 8-й ротами экипажа, который в строевом отношении представлял пехотный батальон. Соответственно артиллерийскую команду увеличили с 2 до 4 орудий, а также снабдили батальон пехотным обозом и фурами для понтонных и саперных работ.

Однако завершение этой реформы пришлось временно отложить, поскольку после триумфального возвращения Наполеона с острова Эльбы в Париж российскую гвардию снова двинули к западным границам. 9 июня 1815 г. Гвардейский экипаж выступил из Петербурга и 4 августа пришел в Вильну. Но в связи с поражением французской армии при Ватерлоо и завершением войны, моряки уже 10 августа отправились в обратный путь и 8 сентября вернулись в столицу. 22 декабря 1815 г. Александр I, наконец, утвердил новый штат Гвардейского экипажа, окончательно определивший его состав в 8 рот (1285 чел.) с Артиллерийской командой (110 чел.), обозом и Гвардейской ластовой ротой (134 чел.), в которой служили в основном сверхсрочные ветераны[54].

Матросы Гвардейского экипажа. 1817–1823 гг. Акварель из «Исторического описания одежды и вооружения Российских войск..». Часть XVI. Лист № 2273. (ВИМАИВиВС).

В связи с введением на флоте строевого обучения Александр I провел также общую реформу морских экипажей. Их численность сократили вдвое, и 1 марта 1816 г. вместо 98 четырехротных гребных и корабельных экипажей были учреждены 45 единых флотских экипажей по 8 рот в каждом: 1-27-й в Балтийском флоте, 28-44-й в Черноморском, 45-й — для Каспийской флотилии. В строевом отношении новые экипажи также превращались в батальоны, обучавшиеся пехотной службе.

С завершением боевых походов для Гвардейского экипажа начались суровые будни, ознаменовавшиеся стремительным ростом фрунтомании. «Осмирядные учения в казармах, батальонные учения в манеже, — вспоминал мичман А.П. Беляев, — караулы по городу, разводы перед государем, а также и учения, им проводимые экипажу на Дворцовой площади, которыми он всегда оставался особенно доволен, благодарил и награждал матросов, — вот в чем вращалась жизнь в начале моей службы»[55]. Матросы и офицеры заступали в караулы через два дня на третий и постоянно участвовали в бесконечных учениях и парадах. Так, например, в январе 1817 г. Гвардейский экипаж провел 8 батальонных строевых учений, был на двух парадах дивизии и одном церковном параде. В декабре 1819 г. проводилось 13 батальонных строевых учений и 4 парада. К этому надо добавить еще ротные учения и 10 караулов. Хотя почти ежегодно от экипажа посылалось в заграничное плавание одно боевое судно, гвардейские моряки все меньше занимались морской подготовкой и все больше превращались в парадных солдат или придворных гребцов, обслуживающих императорские катера. Причем за малейшую оплошность следовало строгое наказание, невзирая на прежние боевые заслуги. Содержание матросов также оставляло желать лучшего. Несмотря на то, что осенью 1820 г. экипаж перешел из Литовского замка в новый казарменный городок на Екатерингофском проспекте[56], ежегодно в экипаже умирали около 20 человек.

При таких условиях службы в Гвардейском экипаже появилась необычная тенденция. Матросы, еще вчера смело сражавшиеся на полях Бородина и Кульма, стали просить о переводе их из привилегированной гвардейской части обратно на флот! Не желая вникать в причины этого явления, Военный суд при флотских в Петербурге командах расценивал такие просьбы как «буйственные поступки» и был беспощаден. Например, матрос Анисим Никифоров за нежелание служить в гвардии получил 500 розг. Матроса Бронникова, также заявившего командиру роты о списании из экипажа на флот, суд в 1822 году и вовсе приговорил «к лишению жизни». Другой матрос Иван Ячменов, совершивший походы 1813–1814 гг., заявил командиру своей 7-й роты, «что службу в Гвардейском экипаже продолжать не может, и просил о выписке его на флот, в противном же случае он намеревался посягнуть на жизнь свою». За это суд решил «приговорить матроса Ивана Ячменова к лишению живота». Командиру экипажа пришлось обращаться с ходатайством, «уважая молодость, не приводить в исполнение приговор, а наказать матроса Ячменова шпицрутенами сквозь 500 человек 2 раза». Трудно сказать, что было для матроса лучше. После столь мучительного наказания человека часто выносили замертво.

Кивер офицера Гвардейского экипажа. 1824–1828 гг. (ЦВММ).

Обер-офицеры Гвардейского экипажа. 1817–1823 гг. Акварель из «Исторического описания одежды и вооружения Российских войск…». Часть XVI. Лист № 2275. (ВИМАИВиВС). С 1824 г. кивера в Гвардейском экипаже стали носить несколько выше, а этишкеты шире.

Поскольку за малейший проступок следовало беспощадное наказание, из Гвардейского экипажа началось дезертирство. В 1817–1825 гг. сбежали 28 человек — в основном опытные старослужащие матросы, участники боевых походов. Например, 25 ноября 1820 г. «единственно от страху» бежал боцман 4-й роты Мартын Антонов, прослуживший 18 лет, в том числе 10 лет унтер-офицером, имевший Знак отличия Военного Ордена Св. Георгия, серебряную медаль в память Отечественной войны, Кульмский крест, прусскую и австрийскую медали. Обнаружив пропажу из цейхгауза доверенных ему вещей, заслуженный воин предпочел дезертировать и служить под именем бродяги в арестантской роте, чем вернуться в свой родной экипаж Другой дезертир матрос Алексей Каржавин, будучи пойман, попытался 8 марта 1820 г. перерезать себе горло ножом. Вообще, самоубийства отчаявшихся матросов все больше входили в повседневную жизнь гвардейских моряков.

Непонимание специфики службы и задач морской пехоты, превращение моряков в обычных солдат, чрезмерное увлечение внешней красотой военных экзерциций в ущерб практической морской подготовке привели в конце правления Александра I к уничтожению российской морской пехоты. Если в морских полках этот процесс шел более-менее спокойно из-за привычки солдат к сухопутной службе, то моряки Гвардейского экипажа с трудом переживали новые порядки. В конце концов, внутренние противоречия привели к тому, что многие молодые офицеры экипажа оказались членами тайных обществ. 14 декабря 1825 г. они отказались присягать Николаю I и вывели батальон Гвардейского экипажа на Сенатскую площадь. В полном порядке, с Георгиевским знаменем и оркестром впереди на площадь вышли 19 офицеров и все 8 рот с артиллерийской командой — около 1100 человек, среди которых более сотни моряков-участников походов 1812–1814 гг.[57] Колонна Гвардейского экипажа встала рядом с каре Лейб-Гвардии Московского и Гренадерского полков. Этот демарш, получивший впоследствии название «восстания декабристов», закончился для Гвардейского экипажа трагически. После залпа картечью в упор колонна и каре расстроились. Моряки бросились по Галерной улице к казармам. 10 матросов были убиты, 16 ранены, 15 пропали без вести, 52 матросов схватили на площади и во дворах и доставили в Петропавловскую крепость. Уже вечером 14 декабря Николаю I представили присяжный лист Гвардейского экипажа. Утром 15 декабря экипаж был выстроен на Адмиралтейской улице и в присутствии нового императора «принес чистосердечное раскаяние в своем заблуждении, и после освящения (Георгиевского) знамени оное было ему возвращено»[58].

Каре Лейб-Гвардии Московского и Гренадерского полков и колонна Гвардейского экипажа на Сенатской площади 14 декабря 1825 г. Акварель художника А.А. Троня. 1983 г. (ЦВММ).

Схваченных на площади матросов отправили рядовыми в пехоту на Кавказ. Кроме того, из участвовавших в восстании гвардейцев составили Лейб-Гвардии Сводный полк, в который зачислили около 70 матросов Гвардейского экипажа. 27 февраля 1826 г. полк выступил из Петербурга на Кавказ, чтобы боевой службой «искупить свою вину». Во время похода моряки сохраняли гвардейскую форму, старшинство, жалованье, да и вообще полк находился в привилегированном положении. Прибытие гвардейцев в Тифлис совпало с началом русско-персидской войны. Лейб-Гвардии Сводный полк участвовал 5 июля 1827 г. в сражении при ручье Джаван-Булах, 7 июля в покорении крепости Аббас-Абад, 19 сентября в занятии крепости Сардар-Абад, 1 октября в штурме Эривани и 22 октября торжественно вступил в Тавриз. Сокрушительные поражения заставили Персию начать переговоры и подписать 10 февраля 1828 г. Туркманчайский мирный договор. В мае 1828 г. в полк с разрешения Николая I поступили ранее сосланные на Кавказ 37 гвардейских матросов из числа схваченных на Сенатской площади. 8 июля 1828 г., сопровождая трофеи и полученное по контрибуции персидское золото, гвардейцы отправились из Тифлиса в Россию. 11 декабря 1828 г. Лейб-Гвардии Сводный полк торжественно вступил в Петербург, где был расформирован, а искупившие вину моряки возвращены в Гвардейский экипаж[59].

Более трагично сложилась судьба декабристов — офицеров Гвардейского экипажа. 12 из них подверглись различным наказаниям: 5 отправили на каторгу, 4 разжаловали в рядовые, 2 посадили в крепость, 1 исключили из гвардии. Под грохот пушек на Сенатской площади и свист кавказских пуль в истории России наступала новая, Николаевская эпоха.