300 вылетов за линию фронта

Югославский народ и его правительство высоко оценили заслуги советских воинов в освобождении Югославии, наградив их орденами и медалями. А командующий нашей 17-й Воздушной армией генерал-полковник В. А. Судец и генерал-майор авиации А. Н. Витрук были удостоены звания Народного Героя Югославии. Завершение Белградской операции создало условие для развертывания наступательных операций на Будапештском и Венском стратегических направлениях.

26 декабря 1944 года войска 3-го Украинского фронта вышли к реке Дунай севернее и северо-западнее Будапешта, завершив тем самым окружение 188-тысячной группировки немецко-венгерских войск. Венгерское правительство во главе с Салаши сбежало в Австрию.

Во избежание напрасного кровопролития и разрушения Будапешта 29 декабря в расположение окруженных войск были направлены парламентеры капитан И. А. Остапенко, ст. лейтенант Орлов и старшина Горбатюк. На обратном пути выстрелом в спину предательски был убит капитан И. А. Остапенко. В это же время листовки с ультиматумом были разбросаны над Будапештом летчиками Н. Шмелевым и П. Орловым. При сильном снегопаде и плохой видимости летчики на самолетах Ил-2 бреющим полетом прошли над городом и разбросали листовки. Всего за 5 вылетов они сбросили 1,5 миллиона листовок. Битва за Будапешт началась 1 января 1945 года. А 2 января полку была поставлена задача нанести удар по позициям дальнобойной артиллерии противника в районе Будапешта, а точнее, в районе Буды (западная наиболее высокая часть города где когда-то располагалась резиденция бывших королей и правителей Венгрии). Группу приказано вести нам. Ставя задачу, командир предупредил: "Бомбометание нужно выполнить с максимальной точностью. В случае, если позиции артиллерийских батарей обнаружить не удастся, - бомбы сбросьте по запасной цели". Запасная цель располагалась за чертой города. Нам было ясно, наше командование не хотело разрушения памятников старины - одного из старинных городов Европы, насчитывающего 2000 лет. Город Будапешт стоит на перепутье важнейших транспортных магистралей, поэтому битвы, сражения и войны, великие международные столкновения, когда-либо возникавшие на полях Европы, не обходили его стороной, не обошла его и эта война.

Накануне там побывал наш разведчик и сфотографировал этот район. На снимках отчетливо выделялись артиллерийские батареи. Летный состав нанес их месторасположение на свои крупномасштабные карты. Погода в этот день выдалась не очень сложная, но и не простая. Облачность среднего яруса позволяла набрать нужную высоту, но горизонт был закрыт туманной дымкой, ограничивающей горизонтальную видимость. Маршрут был простой - Самбор Будапешт. Шли мы на задание без истребительного прикрытия.

Набрав высоту 1000 метров, легли на курс. Через 10 минут полета прошли Бая. От Баи до Будапешта линия маршрута проходила вдоль Дуная. На участке Бая - Калоча определяю ветер. Он оказался встречным. Путевая скорость отличалась от расчетной на 40 километров. Пришлось прибавить обороты моторам. Заместителем ведущего группы шел М. Клетер со штурманом Ф. Меркуловым. Временами Клетер так прижимал свою машину к нашей, что в его темных под густыми ресницами глазах можно было прочитать озорную мысль: "Смотрите, как я умею и не боюсь". Федя же Меркулов за светлым колпаком кабины был невозмутим - он спокойно и деловито занимался своими нелегкими "бухгалтерскими" делами. Командир отмашкой руки дал понять: "Отойди, мешаешь маневрировать". Клетер, согласно кивнув головой, отошел.

На траверзе Секешфехервар раздался голос Михеева: "Командир, слева 4 истребителя противника". 4 "фоке-вульфа", дымя моторами, шли наперерез группе. Завязался воздушный бой. Одна пара заходила справа сзади, другая слева сзади. 18 огненных струй почти одновременно метнулось навстречу вражеским самолетам. Первая пара не выдержала и свернула. А левая все шла на сближение: 400, 300, 200 метров. "Шальные какие-то", - думалось стрелкам. И они еще яростнее продолжали вести огонь. Но вот ведущий напоролся на чью-то очередь, перевернулся через крыло и ушел вниз. Второй атаки не последовало. А впереди уже осьминогом распластался Будапешт. Приближалась решительная минута, ради которой и шла сюда группа. По мере приближения к городу все отчетливее вырисовываются мосты через Дунай и холмистая Буда. Расчеты закончены, и данные выставлены на прицеле. Осталось отыскать цель. Город ощетинился плотным огнем: бьют и из Пешта и из Буды. Впечатление такое, что в городе располагаются одни зенитчики.

Все уже огненное кольцо - знакомая и неприятная картина, привыкнуть к которой невозможно. В голове промелькнула где-то прочитанная фраза: чтобы сбить один самолет, нужно сделать 600 выстрелов. Сколько же сделано по нам?! Но мне, по правде говоря, не до них. Мне нужно обнаружить и поразить цель. Группа, маневрируя курсом, подходит к началу боевого пути (Южный мост через Дунай). Я вижу крепость и крепостную стену. А наша цель должна располагаться в 300 метрах за внешним обводом стены. Я мысленно нахожу эту точку. Все внимание приковано к ней. Люки открыты - группа легла на боевой курс.

"Спасибо, "милые!" - буркнул я про себя, когда в расчетной точке заметил желтоватые всплески выстрелов - батарея вела огонь "Ты что-то сказал?" - спросил Егоркин. - "Да нет, это я про себя. Держи поточнее курс. Цель вижу", - ответил я. 20 секунд спустя над целью повисло рваное дымное облако от 144 сброшенных бомб. Группа вернулась на свой аэродром без потерь. В последующие дни нам с Егоркиным довелось еще 11 раз водить сюда группы.

Ребята в шутку называли нас специалистами по Будапешту. Один из таких вылетов мне особенно памятен. Когда бомбы были сброшены (а их было более сотни), я посмотрел на землю и о ужас!!! - над целью находились штурмовики. Я машинально взглянул на часы - время было наше. Так откуда же взялись эти самолеты? Воображение мгновенно нарисовало картину. Штурмовики, пронзенные бомбами, валятся на землю - и волосы под шлемофоном зашевелились, словно живые. Командиру я доложил об этом уже на обратном маршруте.

"Не может этого быть, - ответил он. - Померещилось небось...". Некоторые штурманы после приземления подтвердили, что они также видели над целью самолеты. Доложили начальству. Штаб связался со штабом штурмового полка, базирующегося неподалеку, и оттуда подтвердили, что это были их летчики. Увлекшись атаками, они просрочили время пребывания над целью. Все экипажи вернулись домой, Оказалось, что это был их последний заход, и пока бомбы летели к земле, они успели покинуть этот район. Так 5-7 секунд благополучно решили и их, а заодно и нашу судьбу. За мужество, отвагу и героизм, проявленные личным составом в боях за освобождение Венгрии, 244-я бомбардировочная авиационная дивизия была награждена орденом Богдана Хмельницкого.

3 января полк перелетел в Мадочу (Венгрия). 20 января противник, сосредоточив на узком участке фронта до 3-х танковых дивизий и одну кавалерийскую бригаду, сумел потеснить наши войска и выйти к Дунаю в районе Дунапетеля. Наш новый район базирования оказался вблизи, этой мощной группировки противника. Впервые за войну так близко от нас оказался противник.

Пока позволяла погода, экипажи взлетали, груженные птабами (противотанковые авиационные бомбы), и через несколько минут сбрасывали их с малой высоты на танки, автомашины, бронетранспортеры противника. К вечеру погода испортилась, завьюжила поземка, ухудшив и до того ограниченную видимость. Из штаба дивизии поступило распоряжение - полку перебазироваться на аэродром Самбор. Но плохая погода на ближайшее время исключала такую возможность. Штаб полка организовал круговую наземную оборону. Личному составу выдали карабины, запас патронов, ручные гранаты. Стрелки-радисты находились в кабинах, готовые открыть огонь из своих установок. Полковое знамя под усиленной охраной было отправлено автомашиной на новую точку. Возглавлял эту команду Г. И. Голованенко. Это была, пожалуй, самая длинная ночь - время как будто остановилось. На наше счастье немцы не двинулись дальше, и с рассветом мы покинули этот аэродром.

На аэродроме Самбор стало тесно - здесь сидели уже штурмовики и истребители, прилетевшие сюда ранее нас с передовых аэродромов. 15 февраля, когда Будапешт был уже в наших руках, меня вызвали в штаб полка. Начальник штаба Угольников, поздоровавшись со мной, сказал: "Мы включили Вас в комиссию по установлению эффективности бомбовых и штурмовых ударов нашей авиации по объектам укрепрайона Буда. Возьмите с собой продукты, сухим пайком на 5 дней, и сегодня же отправляйтесь в штаб дивизии в распоряжение подполковника Юнец. Состав комиссии был такой: старший штурман дивизии подполковник Юнец (председатель комиссии), начальник воздушно-стрелковой подготовки дивизии Прудовский, начальник воздушно-стрелковой подготовки полка Луговой, комсорг нашего полка - он же стрелок-радист Емельянов и я.

В наше распоряжение выделили полуторку, и на другой же день мы отправились в путь - Юнец сел в кабину, а мы - в кузове. В полдень машина въехала в Пешт. Повсюду видны следы разрушений и голода. Улицы были полупустынны, редко встречавшиеся прохожие в гражданской одежде были измождены и безразличны ко всему окружающему. На мостовой валялись скелеты лошадей, собак, кошек. На крышах и карнизах некоторых зданий застряли планеры и обрезки грузовых парашютов. Ночевать устроились в казарме какой-то части. И в тот же день поехали в Буду. Все мосты через Дунай были взорваны отходящими немецкими войсками, причем взорваны в тот момент, когда по ним шло оживленное движение автобусов, трамваев, пешеходов. Сотни невинных людей, в том числе женщин и детей, погибли в водах Дуная. Пришлось искать частную лодку. Владелец лодки за полкраюхи хлеба на веслах перевез нас в Буду. Буда - этот последний оплот окруженного гарнизона - в отличие от Пешта, имела крайне тяжелые разрушения. 3 дня мы лазили по воронкам от взрывов бомб и снарядов. Учитывали разбитые и поврежденные объекты. В процессе этой работы наши бойцы то и дело выводили из крепости пленных немецких солдат и офицеров. Грязные, давно не бритые, оборванные, одетые кто во что горазд, с (блуждающим испуганным взглядом - они представляли неприятное зрелище и вызывали омерзение.

Закончив свою работу, мы в письменном виде изложили свои выводы, и убыли в свои части. Нами было установлено, что действиями всех родов авиации по объекту этого укрепрайона противнику были нанесены большие потери в боевой технике, материальных средствах и живой силе, что, безусловно, в значительной степени помогло нашим наземным войскам завершить полный разгром и ликвидацию окруженной группировки. Только наш полк в боях за Будапешт нанес противнику значительные потери и, в частности, было уничтожено: автомашин с войсками и грузами - 82, железнодорожных вагонов - 72, танков 53, самолетов - 12, паровозов - 4, орудий зенитной и полевой артиллерии - 89 и много другой техники.

6 марта 1945 года началось последнее в этой войне контрнаступление гитлеровских войск и последняя оборонительная операция советских войск. Немецкое командование намеревалось наступлением в Венгрии закрыть нашим войскам путь в Австрию и южную Германию - последние районы, где была сконцентрирована германская военная промышленность, производящая самолеты, танки и боеприпасы. Делая ставку на затягивание войны, руководители фашистской Германии рассчитывали заключить сепаратный мир с западными державами, втянуть их в войну против Советского Союза и этим сохранить "Великую Германию".

Особенно сильные бои разгорелись между озерами Балатон и Веленце, где противник сосредоточил основную ударную группировку 6-й танковой армии СС, имевшей на направлении главного удара до 320 танков.

Несмотря на большие потери, 8 марта танковые клинья врага местами углубились в боевые порядки наших войск на 3-5 километров. Наиболее тяжелое положение сложилось в районе населенных пунктов Шерегейеш и южнее Надьбайом. По данным воздушного разведчика, стало известно, что в районе населенного пункта Надьбайом противник сконцентрировал большое количество живой силы и боевой техники с тем, чтобы нанести удар по нашим войскам в направлении Капошвара. Командующий 17 ВА принял решение - немедленно нанести удар по фашистским войскам в районе Шерегейеш силами 306-й штурмовой авиадивизии, а по району Надьбайом - силами 449-го бомбардировочного полка. Возглавить эту группу бомбардировщиков командир полка приказал нам с Егоркиным. Густая дымка, низкая облачность и быстроменяющаяся обстановка на фронте в значительной степени затрудняли выполнение боевой задачи. От всех летчиков требовалось исключительно высокое мастерство и особая точность, чтобы по ошибке не ударить по своим.

Ставя задачу командиру полка, командир дивизии полковник Недосекин сказал: "Предупреди экипаж, чтобы был внимательным над целью - рядом наши войска". Командир полка предупредил нас об этом. Да мы и сами отлично представляли сколь ответственная эта задача. Облачность позволила набрать высоту всего 500 метров. Видимость прескверная. Помогло то, что район изобиловал такими характерными ориентирами, как река Дунай, озера: Балатон, Веленце, да и летели мы здесь не впервые - многие ориентиры были хорошо нам знакомы. В том, что я отыщу цель, у меня сомнений не было. Волновало другое - малая высота, на которой достают не только зенитные снаряды, но и огонь всего стрелкового оружия. Для большей точности бомбометания несколько раз перепроверяю свои расчеты. На половине маршрута облачность прижимает до 400 метров - это минимальная безопасная высота сбрасывания наших бомб.

"До цели 5 минут", - докладываю летчику. "Смотри, поточнее прицеливайся", - скорей на всякий случай, отвечает он мне, хотя отлично знает, что иначе прицеливаться в этой обстановке нельзя. Не отрываясь от земли, сличаю карту с местностью - все пока правильно - самолет точно идет по заданному курсу. До цели 2 минуты, а горизонт уже забрызган пачками разрывов - это зенитчики противника пытаются сбить нас с курса. Сквозь разрывы снарядов угадывается, чем распознается наша цель - грязно-серое размытое пятно. Спустя минуту, пятно дробится на отдельные квадратики. К самолетам потянулись цветастые змейки эрликонов. "Боевой!" - командую летчику. Группа вошла в самую гущу огня.

"Цель вижу. 2 градуса влево", - спешно передаю летчику, и курсовая черта прицела послушно перемешается на центр цели. "Бомбы сбросил", докладываю командиру и тут включаю фотоаппарат. Цель накрылась густым черным дымом. Сквозь эту черную пелену местами прорываются узкие полоски желтоватого пламени. "Разворот", - передаю я, закрывая люки. Как вдруг самолет вздрагивает от резкого удара. С правого мотора повалил густой черный дым. "Подбили-таки, гады", - скорей для себя, чем для экипажа, произносит Егоркин. Летчик опрокинул самолет на правое крыло, и самолет заскользил к земле. А земля, она вот - совсем рядом...

"Прыгать?" - мелькнула шальная мысль. "А куда? В логово к зверям? Да и поздно уже!" У самой земли самолет поднял нос и, чуть не коснувшись о ее мерзлую грудь широким днищем фюзеляжа, как необъезженный конь, помчался на восток.

- Кажется сбил, - выдохнул летчик, отчаяние сменилось надеждой.

- Сколько до ближайшего аэродрома, штурман?

- 11 минут.

- Авось дотянем.

А внизу мелькали крестастые танки, автомашины, повозки. Шарахались в стороны фигуры в шинелях мышиного цвета. И вдруг мелькнул перед глазами танк, а на нем красная звезда.

- Наши! Кричу, что есть мочи, и, немного успокоившись, спрашиваю:

- Как мотор?

- А я его выключил, - ответил летчик. - Дотянем на одном.

Набрав высоту 300 метров, идем на аэродром Текель, на который спустя 10 минут благополучно приземлились. Заместитель ведущего группы Михаил Николаев, вернувшись домой, доложил, что командир сбит над целью. Технический состав нас долго ждал на стоянке и, когда на аэродром опустились сумерки, надежды на наше возвращение у них почти не осталось. На следующий день местные "волшебники" исправили наш двигатель, и в середине следующего дня мы уже были среди своих. По данным фотоконтроля, в районе цели создано 11 очагов пожаров, уничтожено 14 автомашин, 1 танк, 2 бронетранспортера. Контратака врага была сорвана, за что командующий 17-й ВА генерал-полковник Судец всему летному составу, участвовавшему в этом полете, объявил благодарность.

С большим напряжением в те дни работал весь личный состав, по 3-4 вылета делали в сутки экипажи Е. Мясникова, Н. Короткова, А. Петухова, М. Клетера, С. Нефедова, Н. Степанова, А. Заречного, Н. Перелыгина, А. Фридмана, М. Николаева, О. Ферштера, В. Бабенкова, Н. Баканева, Н. Козлова и многие другие. Особенно тяжело приходилось техническому составу. Действуя на малых высотах, самолеты возвращались с задания, имея множество различных повреждений, и весь технический состав от механика до старшего инженера полка сутками не уходили со стоянок, чтобы устранить их. Здесь же они ели и забывались коротким сном, пока самолеты находились в воздухе.

Армейская газета "Защитник Отечества" в номере 56 за 1945 год писала: "В эти дни особенно хорошо действуют наши скоростные бомбардировщики. Группы самолетов, ведомые Макеевым, Егоркиным и другими, перемалывают подходящие к линии фронта вражеские резервы, громят технику и живую силу противника..."

16 марта густой туман окутал все вокруг и лишь к 15 часам он рассеялся. Полку поставлена задача - бомбить ближайшие резервы противника вблизи нашего переднего края. Уточнив координаты цели, взлетаем и, собравшись над аэродромом, направляемся к цели. Когда до цели оставалось 7 минут, послышалась с земли команда. Назвав наш позывной, земля сообщала: "Бомбить по цели номер... запрещаю. Удар нанести по цели номер... Как поняли? Я такой-то... Прием".

Отыскиваю по карте заданный номер цели - это населенный пункт Мор северо-западнее нашей цели 30 километров. Сообщаем земле, что новая цель такая-то, просим повторить позывной земли. Отвечают: "Поняли правильно". И называют свой позывной. Сомнений не осталось - нас перенацелили. Быстро рассчитываю новый курс и сообщаю летчику. С ходу накрываем цель и возвращаемся без потерь. После посадки нам стало известно, что в населенном пункте Мор противник сосредоточил большое количество боевой техники. Буквально все улицы забиты автомашинами и танками. И командование решило перенацелить на нее нашу группу. Удар получился внезапным и на редкость точным, за что командование объявило нам благодарность.

Самолеты врага не взлетят

Зима 1945 года. В небе Венгрии - тысячи самолетов. На огромном поле аэродрома тесно: здесь и истребители, и штурмовики, и бомбардировщики. Всепоглощающий рев моторов вытеснил все остальные звуки. Вот стартуют стремительные истребители и, быстро набирая высоту, идут на запад, минуя на встречных курсах возвращающихся с задания штурмовиков и бомбардировщиков.

К вечеру гул постепенно затихает. И когда солнце, сделав положенный круг, скатывается за горизонт, а на заснеженное поле аэродрома ложатся сумеречные тени, наступает непривычная, давящая тишина. Но пройдет немного времени и вновь взревут моторы на стоянках, в рокоте которых потонут все остальные звуки - это ночные бомбардировщики поднимут свои грозные машины в стылое и чужое небо, чтобы оттуда, с высоты, обрушить свой смертоносный груз на врага, с отчаянием обреченного продолжающего свое черное дело даже под покровом ночи.

Наша эскадрилья расположилась в самом дальнем углу аэродрома, вдоль опушки леса. Грозные бомбардировщики, заправленные еще днем "по самое горлышко", с подвешенными бомбами и полным боекомплектом, замаскированы. Боевая задача получена. До вылета остаются считанные минуты. Мы со стрелком-радистом старшиной Ф. Михеевым сидим в технической каптерке, сколоченной из подручного материала.

Топится "буржуйка", и ее красные бока полыхают жаром. Я уточняю данные полета, а Михеич (так ласково называем мы его) разгадывает какой-то странный кроссворд. С Михеевым меня связывает давняя боевая дружба. С 1943 года мы летаем с ним в одном экипаже: он в хвостовой части, я - в носовой. Невысокого роста, худощавый, подвижный, он отлично освоил свое боевое "ремесло". За 100 с лишним боевых вылетов, что нам довелось сделать вместе, я не помню случая, чтобы по его вине отказала радиостанция или пулеметы. Не один фашистский стервятник нашел свою смерть от его метких очередей. И кто знает, как сложилась бы моя боевая судьба, если бы не было со мной рядом такого надежного друга.

Со скрипом открывается дверь и вместе с облаком морозного воздуха в каптерке появляется наш командир - майор Егоркин.

- Что наколдовал, штурман? - спрашивает он.

- Ветер по маршруту встречный. Взлететь нужно на 10 минут раньше.

- Тогда пошли.

Сброшены ветки, маскирующие самолеты. Надеваем парашюты и привычно занимаем свои рабочие места. Самолет медленно выруливает на линию исполнительного старта, покачиваясь на неровностях полевого аэродрома. На линии старта на миг замирает и, взревев моторами, устремляется навстречу опасности.

Набрав расчетную высоту, ложимся курсом на запад. Шла последняя зима титанической битвы. Войска 2-го и 3-го Украинских фронтов, тесно взаимодействуя, ведут тяжелые кровопролитные бои за столицу Венгрии Будапешт. Но блокированная немецко-венгерская группировка войск не сдавалась, надеясь на помощь извне. В этих условиях снабжение своих окруженных войск противник осуществлял по воздуху, используя для этой цели 3-моторные транспортные самолеты Ю-52 и. бомбардировщики Ю-88. Из-за невозможности прорваться днем, полеты они выполняли только в ночное время. По данным воздушной разведки, на аэродроме "Папа" было сосредоточено до 100 немецких транспортников и бомбардировщиков. Нам было приказано блокировать этот аэродром, не дать противнику вести с него боевую работу и тем самым лишить окруженную группировку врага помощи с воздуха.

От действия нашего экипажа, идущего во главе растянутой по времени колонны самолетов, во многом зависел успех остальных экипажей. В нашу задачу входило: разрушить взлетно-посадочную полосу и обозначить цель. Для этого на борту самолета, кроме фугасных, были и контейнеры с зажигательными бомбами. Мерно гудят моторы. Над головой - густая россыпь звезд. Кажется, что самолет завис в этом звездном разливе. Внизу темноту ночи вспарывают и тут же гаснут многочисленные огни взрывов. Мы знаем: там идут тяжелые бои.

- Сколько еще до цели? - слышу в наушниках голос командира.

- 25 минут.

- Что-то уж очень долго идем.

- Я же говорил, что ветер встречный. Внимательно слежу за землей. Здесь, за линией фронта, внизу не видно никаких огней: немцы соблюдают светомаскировку. В этих условиях очень трудно определить, над какой точкой земной поверхности пролетает самолет, так как характерные в дневное время ориентиры - населенные пункты, дороги, реки, озера, лесные массивы припорошены снегом и в темноте теряют свои очертания. Больше приходится надеяться на свои расчеты курса и времени полета. На этот раз немецкий аэродром обнаруживаем на большом удалении по периодическим миганиям бортовых огней самолетов. "Успеем? Не успеем?" - тревожит мысль.

- Снижение! - командую летчику, и самолет тотчас опускает нос. Несмотря на прибранные обороты моторов, самолет за счет большого угла снижения наращивает скорость. Стрелка высотомера раскручивалась по циферблату в обратную, чем при наборе высоты, сторону.

В воздухе пока спокойно. Не видно вспышек зенитного огня - немцы не слышат нас из-за шума своих моторов. Высота 800 - вывод. На аэродроме зажигаются направляющие огни. Быстро сверяю расчетный угол прицеливания и показатели курса, высоты, скорости - все правильно: стартовые огни движутся по продольной черте прицела, и стрелки приборов замерли на расчетных величинах.

- Так держать! - отдаю команду летчику.

- Есть, так держать! - спокойно и уверенно отвечает командир.

В прицеле видно, как часто замигали зеленый, красный и желтый огоньки: самолет просит разрешения на взлет. Но для взлета ему не хватает нескольких секунд. Когда мигающие огоньки совместились с перекрестием прицела, сбрасываю бомбы (в первой серии - 4 фугасные бомбы). Несколько томительных секунд ожидания - и на земле видны всполохи взрывов: одна, вторая, третья, а четвертая взметнулась в небо огненно-косматым хвостом. Догадываюсь: прямое попадание.

В тот же миг аэродром погружается в темноту, лишь один костер отбрасывает желтые языки на десятки метров вокруг. "Молодец, штурман! слышу в наушниках голос Михеева. - Фрицы-то долго жить приказали..." Но не успел я дослушать похвалу Михеева, как вокруг самолета заметались ярко-желтые столбы зенитных прожекторов. Качнувшись в разных направлениях, они схватили наш самолет, и в кабине стало светло, как при ярком солнце. К самолету потянулись разноцветные нити огненных трасс.

Мгновение - и огромная многопудовая тяжесть наваливается на плечи и грудь - это командир резким маневром уходит из зоны огня. Желтые щупальца прожекторов лихорадочно заметались по небу, разыскивая ускользнувший самолет. Высота 200-300 метров. Самолет выравнивается и уходит в сторону аэродрома. Костер на аэродроме, как маяк, обозначает место, куда нужно возвращаться снова и снова.

Набрав безопасную высоту, но уже с противоположного направления, повторяем заход вдоль стоянки немецких самолетов. На этот раз по курсу самолета небо сплошь усыпано взрывами снарядов, но рвутся они намного выше нас: мы идем на высоте 250 метров - минимально необходимая высота для сбрасывания зажигательных бомб. И опять удача - еще 2 костра зажглись на стоянке. И так 7 заходов - 27 минут в море огня и света. Только на последнем заходе немцам удалось пристреляться, и очередь из эрликонов (скорострельных спаренных 20-миллиметровых пушек) прошила плоскость нашего самолета.

Впоследствии подтвердится: за 7 заходов экипаж уничтожил 3 самолета противника, два из которых полностью сгорели.

Мерно рокочут моторы. Самолет возвращается на родной аэродром, чтобы заправиться горючим, загрузиться бомбами и вновь пойти на задание. На душе становится радостно от сознания, что своим ударом мы на какой-то миг приблизили день окончательной победы над врагом. Вслед за наступающими войсками полк сначала приземлился на аэродроме Текель, а 31 марта - в Веспрем.

4 апреля 1945 года последний вражеский солдат был вышвырнут с венгерской земли. Над Венгрией, страной, которая еще в 1918 году была второй, после России, Советской республикой на земном шаре, взвилось знамя свободы. В тяжелых боях, разгоревшихся зимой 1944/45 года, советские летчики проявили чудеса мужества и храбрости. Многие из них отдали свою жизнь за свободу венгерского народа. Многие навеки прославили здесь свои имена. В этот же день полк перелетел на аэродром "Папа".

Победоносное завершение войны

Шла последняя военная весна. Разбитые фашистские войска группы армии "Юг" откатились к Вене. Желая сохранить столицу Австрии от разрушений, Военный Совет фронта обратился к жителям Вены с такими словами:

"Граждане Вены! Помогайте Красной Армии в освобождении столицы Австрии - Вены, вкладывайте свою долю в дело освобождения Австрии от немецко-фашистского ига". Наши летчики, как и в Будапештской операции, летали на боевые задания и днем и ночью, проявляя мужество и волю к победе. Только за месяц и 7 дней в Венской операции полк совершил 821 боевой вылет. Экипажи полка и днем и ночью бомбили военные объекты Вены и вблизи нее.

Ночь с 6 на 7 апреля выдалась по-летнему теплая и ясная. Еще днем экипажи получили задачу - с наступлением сумерек нанести бомбовый удар по одной из железнодорожных станций г. Вены. Вместе с другими экипажами в полет ушел и экипаж Анатолия Фридмана, в составе экипажа в ту ночь летели: штурман Сергей Рухлядев, стрелок-радист Александр Коновалов, стрелок Андрей Жеребцов. Экипаж в таком составе выполнял не первый боевой полет. Много раз он успешно выполнял самые различные задания командования как днем, так и ночью, и получил признание - все члены экипажа были неоднократно награждены правительственными наградами.

Набрав 1500 метров, экипаж вел свой скоростной бомбардировщик, груженный 16-ю бомбами ФАБ-100, к намеченной для удара цели. Защите Вены от воздушного нападения противник уделил особое внимание, для чего в самом городе и его пригородах он сосредоточил большое количество зенитных средств, способных на любом ярусе высоты создать плотный огонь. В ту ночь, о которой идет речь, противник вел яростный огонь, и летчикам приходилось много маневрировать, чтобы пробиться к цели.

Сергей Рухлядев уже поймал в прицел полыхающую от ранее сброшенных бомб цель и открыл люки, когда один из снарядов угодил в самолет. Взрыв пришелся между кабинами летчика и штурмана. Острая режущая боль толкнула летчика в грудь и ногу. Самолет сбился с курса. Превозмогая боль, летчик с трудом поставил самолет на прежний курс. "Сергей, ты как, не ранен?" - с трудом произнес Толя. Штурман молчал.

"Сергей, Сережа, ты что???" - уже громче произнес он. Ответа никакого. "Или убит или тяжело ранен", - мелькнула догадка. Перед глазами поплыл цветной ковер. "Надо добраться до рукоятки аварийного сброса", - сверлила мысль. С большим трудом дотянувшись, летчик потянул ее на себя. Ручка, вопреки ожиданию, поддалась легко, без всяких усилий. Толе стало ясно: управление аварийного сброса нарушено и освободиться от бомб не удастся. С помощью одной здоровой ноги и штурвала летчик развернул самолет в зоне огня на 180° и перевел его на снижение.

"Передай, Саша, на КП, - обратился он к стрелку-радисту. - Я и штурман ранены. Идем на вынужденную". - "Хорошо, командир", - ответил Саша и тут же взялся за ключ. Толя знал, что в 10-15 минутах полета должен быть аэродром, на котором базируются истребители, но там нет ночного старта. Только бы выйти на него, а там он сядет с фарами. На какое-то мгновение летчик забылся. Были ведь ситуации и посложней этой... февраль 1943 года, раскисший от распутицы аэродром Миллерово. Самолет, загруженный бомбами и полными баками, медленно набирал скорость на разбеге. Вот и конец полосы, а самолет никак не хочет оторваться от земли. Летчик невольно подбирает на себя штурвал, и самолет неохотно отрывается. Но при малой скорости и большом весе его тянет к земле. Удержать самолет, хотя бы в горизонтальном полете, летчику не удается - земля. Взрыв! И вот он и его штурман Иван Зоткин уже в полевом госпитале. При взрыве их кабину оторвало и отбросило в сторону от взорвавшегося на бомбах самолета. К сожалению, тогда ни стрелок-радист, ни стрелок в живых не остались.

А самолет меж тем стремительно приближается к земле. Летчик с трудом различает на циферблате - 300 метров. Луч фары вырывает из темноты стоянку истребителей. Небольшой доворот - летчик полностью убирает газ и выключает зажигание. "Только бы не взорвались бомбы", - засела тревожная мысль. Достающий до сердца скрежет открытых люков о землю... Все нарастающий душераздирающий шум и тишина... Силы оставили летчика... Подъехала санитарка. Потерявших сознание летчика и штурмана увезли в госпиталь. Ранение у обоих оказалось очень серьезным. Осколки разорвавшегося снаряда попали Рухлядеву в голову - и он сразу потерял сознание. После длительного лечения Фридману и Рухлядеву пришлось распрощаться и с армией, и с авиацией - решение врачей было окончательным.

Самолет к полету готов

Победа в воздухе куется на земле. Летный состав как бы венчает этой победой целую цепь усилий большого количества авиационных специалистов. Ни один самолет не уйдет на боевое задание, пока его тщательно не подготовят на земле.

Прекрасно справлялся в годы войны со своими нелегкими обязанностями технический состав: инженеры, техники, механики, прибористы, электрики, вооруженцы. Эти труженики-умельцы совершали чудеса трудового героизма. Не взирая на бомбежки, обстрелы, непогоду, буквально сутками они не уходили с аэродрома, чтобы вовремя подготовить самолеты к вылету.

Нередко за один день или ночь устранялись повреждения, требующие в обычных условиях несколько суток. В боевой строй героическими усилиями техсостава возвращались самолеты, которые по правилам существовавших тогда наставлений следовало бы списать в утиль.

Вот несколько примеров. В сырую погоду нередки были случаи, когда в полете отказывало самолетное переговорное устройство (СПУ) из-за выхода из строя лампового усилителя. В комплекте запасных ламп такого назначения не оказалось. А без СПУ задание не выполнишь. Инженер по радио инженер-капитан Ф. П. Хамов своим специалистам сказал: "Ломайте, братцы, голову, а усилитель должен работать". Мастер по радио И. З. Черников и электрик 1-й эскадрильи Ф. Д. Двойнишников перебрали сотни отечественных ламп, и нужная замена нашлась. Положительный опыт замены американского усилителя отечественным переняли для себя и другие полки нашей дивизии. Больше отказов СПУ не было.

Вспоминается и такой случай. В дни, когда наш полк прилетел в Софию, части обеспечения еще не подошли. Гостеприимные болгары снабдили нас на первое время всем необходимым: бензином, патронами, бомбами, питанием. Но бомбы были немецкие (немцы при спешном бегстве не успели их увезти), и наши взрыватели к ним не подходили. И самолеты исправны, и бомбы есть, а бомбить не можем. Все специалисты по вооружению искали выход.

Старший техник по вооружению Ф. И. Капралов со своими специалистами сутки прикидывали, рассчитывали, чертили. Наконец Ф. И. Капралов и Б. И. Луговкин решили эту задачу. По их чертежам были выточены переходные кольца и взрыватели подошли к бомбам. Сначала испытали их на земле - отказов не было. Полк вылетел на свое первое боевое задание с Софийского аэродрома на самолетах американского производства, в баках которых было залито болгарское горючее, а в люках подвешены немецкие бомбы с отечественными взрывателями. На корпусах бомб красовалась надпись: "Фашистскими бомбами по фашистским спинам".

На одном из самолетов, вернувшемся с боевого задания, от пожара сильно пострадала электропроводка. На самолете сотни различных проводов, большинство из них протянуты в труднодоступных местах. Спецслужбе первой эскадрильи было приказано - в течение дня заменить перегоревшую проводку. В мирные дни такие работы в полевых условиях не проводились, Группу специалистов возглавил инженер по спецоборудованию С. Д. Исаев. Чтобы выполнить задание в срок, пришлось немало приложить сноровки и выдумки, Каждый провод нужно было аккуратно уложить, закрепить, проверить на проводимость и после этого припаять к нужному прибору. Для этой цели мастера по радио Черников и Ашукин из подручных материалов соорудили низковольтный аккумуляторный паяльник. И дело пошло. К уложенному проводу с одного конца подключали батарейку от карманного фонаря, к другому концу - лампочку. Если лампочка загоралась, провод подсоединяли к прибору (панели). Если же лампочка не загоралась, приходилось укладывать провод заново. Затрудняло работу и то, что в наличии не было схемы электропроводки. Несмотря на сложность, задание было выполнено вовремя. Руки, а у некоторых специалистов, принимавших участие в этой работе, и лицо были в ссадинах и порезах.

В одну из ночей с задания вернулся самолет с заклиненным мотором. Техник самолета В. И. Зверев с механиком Истоминым за день сняли 9 цилиндров, заменили у них поршневые кольца и поставили цилиндры обратно. К вечеру самолет был в исправности. На аэродроме Сомбор у самолета нужно было заменить оба мотора, выработавших ресурс. Даже в условиях военного времени на такую работу обычно уходило 3 дня. Технический состав: Зверев, Безчеремных, Клепач, Потапенко, Пахомов, Истомин, Двойнишников заменили оба мотора за один день.

В один из морозных дней с утра мела поземка, дул сильный пронизывающий ветер. К 10 часам поземка прекратилась. Видимость улучшилась, и в полк поступило распоряжение перелететь на другой аэродром.

Все самолеты уже поднялись в воздух, а летчик Н. Козлов никак не может запустить левый мотор. После нескольких безуспешных попыток Козлов выключил правый мотор и, высунувшись в форточку, обратился к технику самолета М. Борзенкову: "Вскройте капот и посмотрите, почему мотор не запускается. По-моему, что-то со стартером". Догадка летчика подтвердилась: на левом двигателе разрушился электропусковой стартер.

- Что будем делать, командир? - спросил Борзенков Козлова.

- Придется где-то доставать исправный стартер.

- Легко сказать достать, а где? Сколько уйдет на это времени? Да и сможем ли мы вообще его достать? - роились невеселые мысли в голове техника.

Летчик Козлов и штурман Петр Кравченко покинули свои кабины. Посовещались. Прикинули все варианты. Но придумать ничего не могли - мотор без стартера не запустить.

"А что если снять стартер с работающего мотора и поставить его вместо неисправного", - подумал Борзенков.

Свою идею он изложил командиру.

- Попытка - не пытка. Давай попробуем. Терять нам все равно нечего, ответил Козлов. Запущен правый мотор, и техник приступил к работе.

Сильная струя спресованного воздуха от винта пронизывала все тело, обжигала лицо и руки. Кожа рук оставалась на стылом металле. Пальцы одеревенели, не слушались.

С трудом отвернув один крепежный винт, Борзенков засунул руки за борт куртки и, когда они немного отогрелись, принялся оттирать успевшее побелеть лицо. Прошло два часа. Работа закончена. Вот заработал и левый мотор.

Не выключая моторов, Борзенков дозаправил баки бензином, и самолет взлетел. За войну Борзенков обслужил более 300 боевых самолето-вылетов. Командование наградило его тремя боевыми орденами и медалью "За отвагу". Сейчас М. Н. Борзенков живет и трудится в г. Уфе.

Доброй славой в дни войны пользовался старший инженер полка инженер-майор Н. А. Кузьмин. Среднего роста, смуглолицый, с мягкой подкупающей улыбкой на открытом лице, всегда подтянутый и аккуратный во всем - в большом и малом - таким он остался в нашей памяти.

Родился Кузьмин в Петергофе (под Ленинградом). Рос он любознательным и пытливым. С детских лет его тянуло к различным машинам и механизмам. В 1931 году после успешного окончания Ленинградского авиационно-технического училища его направляют техником самолета в Гатчину, где стояла в то время эскадрилья, вооруженная самолетами Р-5. В 1934 году вместе с эскадрильей он перебазируется на аэродром Спасск-Дальний. На базе этой эскадрильи, как уже упоминалось, в 1938 году, был сформирован 55-й бомардировочный авиаполк на самолетах СБ. Под руководством Кузьмина технический состав полка обслужил 5310 самолетовылетов, вооруженцами подвешено 67 873 авиабомбы, заправлено в пулеметы многие сотни патронных лент - и во всем этом немалая доля напряженного труда старшего инженера полка. За помощью и советом по техническим вопросам к нему обращались не только специалисты технической службы, но и летный состав, и для всех у него находилось время.

Ближе к концу войны самолетный парк в полку пополнился новыми типами самолетов американского производства - дальними бомбардировщиками: Боинг В-17 "Фортресс" и В-24 "Либерейтор". Самолеты эти мы перегнали с мест вынужденных посадок американских летчиков. Бомбардировочных прицелов на самолетах не оказалось - они были сняты и уничтожены американскими экипажами на месте вынужденного приземления.

Опыта обслуживания и эксплуатации подобных самолетов в полку никто не имел. Не было и никаких инструкций на этот счет. Н. А. Кузьмин не отходил от этих самолетов целыми днями. Его обширный технический кругозор, пытливый ум и природная смекалка оказали ему добрую услугу - за несколько дней он разобрался в устройстве моторов, приборов, агрегатов и систем этих сложных по тому времени машин, определил для техсостава порядок их обслуживания и эксплуатации. Однажды, уже под вечер, из дивизии поступило распоряжение - к утру подготовить по одному самолету всех типов американских машин для осмотра их на земле и в воздухе командующим фронтом. На стоянку прибыл командир полка майор Тюшевский.

- Ну как, справитесь, Николай Александрович? - обратился он к Кузьмину.

- Времени очень мало, Виктор Фролович, а работы на этих самолетах, что пригнали недавно, еще на 2-3 дня.

- Не прибедняйтесь, инженер, знаю я ваших орлов, и не с такими заданиями справлялись.

Они обсудили порядок подготовки самолетов, и командир полка уехал. Кузьмин отобрал группу лучших специалистов, и работа закипела. А сделать нужно было немало: заменить или исправить неработающие приборы, заделать пробоины от осколков и пуль, обновить облупившуюся местами краску.

Наутро самолеты было не узнать - словно это были не те машины, что побывали под огнем, а только что доставлены с заводского конвейера.

В указанное время на аэродроме появилась вереница машин. Из первой, остановившейся на стоянке машины, вышел командующий фронтом Маршал Советского Союза Ф. И. Толбухин. Следом за ним, из других машин вышло несколько генералов и офицеров. Маршал и сопровождающие его лица обошли все самолеты, поинтересовались бомбовой загрузкой, вооружением, составом экипажа и боевыми возможностями машин. Пояснения маршалу давал сопровождающий его командующий 17-й Воздушной армией генерал-полковник В. А. Судец. Затем маршал пожелал ознакомиться с кабиной пилотов на самолете В-17. С трудом уместившись на сиденье летчика, он потрогал штурвал, задал несколько вопросов о назначении некоторых приборов. После наземного осмотра нам было приказано сделать по одному полету по кругу (я летел штурманом в экипаже Н. В. Козлова).

Когда самолеты зарулили на стоянку и личный состав построен, маршал Толбухин объявил всем экипажам - участникам смотра - благодарность за успешное овладение американской техникой, и вереница машин покинула аэродром.

В 1954 году инженер-подполковник Н. А. Кузьмин - кавалер четырех орденов по состоянию здоровья увольняется из армии и вместе с семьей поселяется в г. Ленинграде.

Много, очень много отремонтировано им за время службы в армии различных самолетов и моторов, а вот собственный "движок" он сберечь не смог. В 1961 году сердце его отказало. Только в песне поется: "А вместо сердца пламенный мотор". Ныне славное дело отца продолжает его старший сын инженер-подполковник А.Н. Кузьмин.

Наравне с мужчинами трудились женщины, а их в полку и батальоне аэродромного обслуживания было немало: связистки, оружейницы, прибористки, синоптики, официантки, укладчицы парашютов. В большинстве своем это были молодые (по 18-19 лет) девушки, вступившие в армию добровольно, по зову сердца. Они без ропота несли на своих хрупких плечах тяжелое бремя войны.

Кто из однополчан может забыть Аню Чернову (ныне Жукову) - мастера по электрооборудованию. Родилась Аня в 1923 году в городе Ессентуки. Еще будучи школьницей, она осаждала военкомат просьбами о посылке ее на фронт. Настойчивость ее победила. В 1942 году она получает направление на курсы мастеров электрооборудования самолетов, по окончании которых и пришла к нам в полк. За короткий срок Аня освоила свою специальность и ревностно исполняла ее. Не было случая, чтобы отказал электроприбор, к которому прикоснулись ее девичьи руки.

Невысокая, худенькая, черноглазая, она пришлась по душе личному составу. За добросовестность в работе, веселый нрав и общительный характер ее любили и техники, и летчики, но сердце Ани откликнулось одному голубоглазому крепышу - стрелку-радисту Аркадию Жукову. Сейчас они живут и трудятся в городе на Неве. У них двое взрослых детей.

Вместе с Аней Черновой, закончив те же курсы, прибыли в полк Аня Козлова и Шура Топчина. Но в полку не хватало вооружейников, и обе девушки осваивают новую для них специальность. Все удивлялись, как эти худенькие девчата вручную подвешивали на самолет стокилограммовые бомбы, да не одну или две, а десятки и сотни за день (ночь), сноровисто и быстро заправляли патронами крупнокалиберные пулеметы. Сейчас они обе живут и работают в Москве.

Укладчицы парашютов Тося Питецкая и Надя Озернова знали, что стоит им допустить в своей работе малейший брак и летчика, покинувшего самолет в критическую минуту боя, ждет неминуемая смерть. И они не ошибались. Много раз шелк, уложенный их руками, спасал жизнь и летчикам, и штурманам, и стрелкам-радистам, и стрелкам.

Когда же выдавалась свободная минута, девчата собирались вместе и в несколько голосов душевно запевали одну из фронтовых песен: "Землянка", "Темная ночь", "Огонек", "Синий платочек", "Катюша".

Лучшего лекарства от тяжелых душевных травм, наносимых войной, чем хорошая песня, было трудно найти. С песней на какое-то время забывалась война, изнурительные бои, гибель друзей. Мечталось о чем-то хорошем, близком, нужном. Вспоминалась мирная жизнь, встречи с любимым человеком. Хотелось воевать еще лучше, чтобы приблизить час, когда советские люди вновь займутся мирным трудом. Уже после войны И. З. Черников напишет:

Нас годы не согнули, не сломили беды,

Хоть сейчас - "По коням!" - и руки на штурвал.

Что с того, что седы мы, что с того, что деды,

И совсем не верится, что бабушка она.

Мы с тобой не молодые люди,

Есть что вспомнить нам, хороший друг,

Юность огневую, дружбу боевую,

Наших боевых подруг.

Последний раз за линию фронта

Было начало мая 1945 года. Полк базировался на полевом аэродроме в 70 километрах юго-восточнее Вены. Буйное цветение природы как нельзя лучше соответствовало нашему хорошему настроению. Мы знали, что дни немецкого фашизма, самого уродливого и мрачного явления в мировой истории, сочтены. И каждый из нас рвался в бой, чтобы своими ударами с воздуха приблизить этот желанный час. Полк много трудился, помогая наземным частям в овладении Веной. Боевые вылеты выполняли не только днем, но и ночью. Бомбили опорные пункты в пригородах Вены, уничтожали вражеские танки, автомашины с грузами и войсками, переправы. Потребовалась наша помощь и войскам 2-го Украинского фронта - нашего северного соседа.

Приказ о нанесении бомбового удара по скоплению железнодорожных эшелонов с войсками и грузами в районе г. Брно (Чехословакия) поступил к нам рано утром. Поскольку полет выполнялся без сопровождения своих истребителей, маршрут проложили с несколькими изломами с тем, чтобы дезориентировать ПВО противника. Трудность задания заключалась в том, что нам незнакома была система ПВО немцев на этом участке фронта. Кроме того, к станции, по которой нам предстояло нанести удар, примыкали густонаселенные жилые кварталы. Нужно было уничтожить вражеские эшелоны, не принося вреда мирному населению. Для этого требовалось с большей, чем обычно, четкостью рассчитать прицельные данные и с ювелирной точностью выдержать боевой курс. И мы понимали, что вся полнота ответственности за выполнение этого задания прежде всего ложится на ведущих группы. Первую группу вел майор Н. Козлов. Ведущим второй группы был наш экипаж.

Но вот подготовка закончена: летчики на своих картах проложили маршрут, насколько позволяло время, изучили предстоящий район полета, выполнили предварительные расчеты. Технический состав подготовил самолеты, опробовал двигатели, вооружейники подвесили бомбы и заправили до полного боевого комплекта пулеметы. Привычно занимаем в кабинах свои рабочие места. Тишина аэродрома наполнилась сильным гулом работающих авиационных двигателей. Выруливаем на старт. По флажку стартера тяжелогруженые бомбардировщики один за другим отрываются от земли. Высота 3000 метров. Вот внизу промелькнула голубая лента Дуная. Справа такой же голубой лентой, только поуже петляет река Морава. Через 15 минут полета за бортом осталась государственная граница мирного времени между Австрией и Чехословакией. В небе пока все спокойно: ни зениток, ни истребителей противника, но на душе от этого не становится спокойнее. Мы по опыту знаем, что ни один боевой вылет не обходится без противодействия со стороны противника.

Прошли первый контрольный ориентир. Второй участок прошли также спокойно: видимо, северо-восточный курс наших самолетов не вызывал особого беспокойства у немцев. Наконец, меняем курс на запад. В утренние часы для нас это было выгодное направление на цель, так как заходили со стороны уже поднявшегося над горизонтом солнца.

Вот внизу ориентир, который на карте обозначен как НБП (начало боевого пути). И тут же впереди справа вспыхнул взрыв зенитного снаряда, за ним другой, третий. Еще несколько томительных секунд - и все слилось в сплошную стену огня и дыма. Самолеты то и дело подбрасывало взрывной волной, словно игрушечные, а не многотонные машины. Но маневрировать уже нельзя - впереди цель. От летчиков требовались большие усилия, чтобы удержать самолеты на заданном курсе. Грязно-серые шапки зенитных разрывов временами скрывают землю. И когда в поле зрения прицела вползают, как спичечные коробки, железнодорожные вагоны, открываю бомбовые люки. Открываются люки и у ведомых. Мысленно прикидываю - 8-10 эшелонов. Когда выбранная точка прицеливания подошла на расчетный угол, бомбы отрываются от самолета. Через несколько секунд на станции среди эшелонов взметнулись огненно-черные взрывы бомб. Вслед за разрывами бомб последовало несколько мощных взрывов - это рвались вагоны с боеприпасами и горючим. Задание было выполнено.

Выйдя из зоны зенитного огня, группа легла на обратный курс. Это был мой юбилейный 300-й вылет. В этот же день 250-й боевой вылет выполнил зам. командира полка майор Н. В. Козлов. Тепло и сердечно поздравили нас с этим наши товарищи и командование. По этому поводу был выпущен специальный "боевой листок". Хотя за давностью лет трудно восстановить его содержание, я твердо помню, что там были только хорошие слова. Последним фронтовым полевым аэродромом нашим был Рэтек-Мужай, расположенный вблизи австро-венгерской границы.

8 мая в берлинском пригороде Карлсхорсте, в штабе советских войск, собрались представители союзных армий. Советское Верховное Главнокомандование представлял прославленный полководец Красной Армии Маршал Советского Союза Г. К. Жуков. Сюда же были доставлены представители командования гитлеровской армии - фельдмаршал Кейтель и другие. В 12 ночи маршал Жуков предложил немецкой стороне подписать акт безоговорочной капитуляции всех вооруженных сил Германии. Кейтель, не глядя на окружающих, подошел к столу и подписал предложенный документ. Но эти подробности мы узнали позднее. Сейчас там музей, и в этом зале осталось все в таком же виде, как и при подписании акта капитуляции.

В ночь с 8 на 9 мая экипажи выполняли отдельные полеты разведывательного характера, и боевая работа закончилась рано в 2 часа ночи. А на рассвете в землянку ворвался радостный крик: "Победа! Победа! Братцы, Победа!" Нас подняло как током. Выскочили на улицу кто в чем был. К штабной землянке отовсюду стекались люди. Царило неописуемое ликование. Никто не спрашивал, откуда пришла эта ошеломившая всех радостная весть - все твердо знали: что это так, что не могло быть иначе. С первого часа этой гигантской битвы в мыслях каждого воина, в каком бы звании и должности он ни был, в мыслях каждого советского труженика жило слово - "Победа".

Люди бежали, останавливались, целовались, плясали, кричали каждый свое, ну и, конечно, стреляли в воздух. У многих, и даже у тех, кто десятки и сотни раз ходил в обнимку со смертью, глаза были влажные от слез - слез радости, счастья и сбывшихся надежд. А с рассветом в штаб полка поступило распоряжение - всем экипажам быть у своих самолетов в готовности номер 2. Мы недоумевали - какие же могут быть боевые действия, если враг капитулировал. Да, оказывается, могут быть. Некоторые части 6-й и 8-й немецких армий не подчинились акту капитуляции и оказали сопротивление нашим войскам. Вновь пришлось усмирять их огнем. Последний боевой вылет, помнится, был сделан 13 мая.

Вскоре в полк поступил приказ командующего Воздушной армией о переходе частей и соединений армии к боевой подготовке в мирных условиях. Особое внимание уделялось изучению опыта боевых действий, приобретенного в ходе Великой Отечественной войны. Состоялось первое партийное собрание после окончания войны с повесткой дня: задачи коммунистов в мирные дни. Докладчик майор Тюшевский привел такие данные:

За период Великой Отечественной войны полком произведено 5310 боевых вылетов. В результате боевых действий противнику нанесен урон - уничтожено и повреждено: самолетов - 155, танков - 56, автомашин с войсками и грузами 1299, паровозов - 37, железнодорожных вагонов - 1932, складов с боеприпасами - 31, складов с горючим - 26, морских судов - 4, мостов - 2, переправ - 4, станционных зданий - 54, создано пожаров - 2544, создано взрывов - 847, израсходовано бомб - 67 837.

Говоря об успехах, достигнутых личным составом в деле разгрома немецко-фашистских войск, нельзя не остановиться на той всеобъемлющей партийно-политической работе, которая активно проводилась с первого до последнего дня войны.

Партийные собрания, краткие митинги, "боевые листки", живое слово агитатора, переписка с родными и близкими воинов - все направлялось на воспитание у личного состава наступательного порыва, любви и преданности своей Родине, делу коммунизма, непримиримости к врагу, постоянного стремления к совершенствованию своего боевого мастерства, к укреплению воинской дисциплины и войскового товарищества. Без этих высоких идейно-политических качеств советских воинов невозможно было победить сильного и коварного врага.

Большой популярностью среди личного состава пользовались "боевые листки". Небольшие по формату, но емкие по содержанию, они отражали всегда самое насущное, что волновало и тревожило воинов в данный момент. В них разъяснялись конкретные задачи, поставленные командованием на какой-то отрезок времени или отдельно на день (ночь), популяризировались героические поступки летного, технического, обслуживающего персонала, своевременно доводились обращения и призывы Воздушной армии и фронта.

"Боевые листки", отражающие героические действия личного состава, были посвящены летчикам: Е. А. Мясникову, Н. В. Козлову, А. К. Шевкунову, П. И. Компанийцу и другим.

Перед началом боевых действий за освобождение Донбасса в одном из "боевых листков" приводилось обращение Военного Совета фронта к авиаторам. В нем говорилось:

"Товарищи бесстрашные летчики, воздушные стрелки! Смелее бейте врага! Ищите его змеиные гнезда и обрушивайте на них шквал смертоносного огня! Уничтожайте живую силу и технику врага, дезорганизуйте пути его отступления! Своей могучей рукой сбрасывайте с воздушных просторов на землю вражеских стервятников. В бою проявляйте мужество, стойкость, находчивость и высокое мастерство.

Товарищи механики, мотористы, оружейники! Неустанно готовьте самолеты к боевым вылетам! Добейтесь безотказной работы материальной части в бою! Помните, что каждый подготовленный самолет - это новый удар по врагу! Вперед, советские воины! Нас ждет измученный Донбасс".

Большую и конкретную работу среди личного состава проводили члены партийного и комсомольского бюро полка, в которые выбирались лучшие из лучших воинов.

В августе 1941 года, когда полк вел самые напряженные бои, в составе партийного бюро полка находились: летчик младший лейтенант Федор Кубко, штурман эскадрильи старший лейтенант Василий Чернявский, начальник связи эскадрильи старший лейтенант Федор Плащинский, техник звена старший техник-лейтенант Александр Красов, командир звена младший лейтенант Павел Компаниец - все они были на виду у личного состава, их боевые дела были достойны восхищения. Слово их было весомо. После одного из боевых вылетов, из которого не вернулось несколько экипажей, загрустил летчик Степан Стефаненко. До этого всегда веселый и общительный, стал мрачен, старался уединиться, избегал разговора с товарищами. Это не укрылось от Федора Кубко. Он подошел к нему и сказал: "Ну что ты загрустил, Степа! Война только начинается. Без потерь не обойтись. Не мы развязали эту войну, а немцы, не мы оскверняем их землю, а они нашу. И бить мы обязаны эту фашистскую нечисть так, чтобы враги не знали покоя ни днем, ни ночью. Не вешай нос. Мы отомстим за гибель наших боевых друзей!"

Не умом, а сердцем почувствовал Степан правоту слов опытного летчика-коммуниста. Он поверил в свои силы и воевал дальше смело, дерзко, уверенно.

Немаловажное значение для поддержания боевого духа летного и технического состава имела переписка командования с родными и близкими воинов, отличившихся в боях.

Привожу содержание письма, написанного жене летчика Павла Компанийца.

"Уважаемая Антонина Григорьевна!

С радостью и гордостью сообщаем, что ваш муж лейтенант Компаниец Павел Игнатьевич защищает нашу великую Родину - Союз Советских Социалистических Республик мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни для достижения полной победы над ненавистным фашизмом. Он метко разит с воздуха немецких захватчиков, обрушивая на них смертоносный груз бомб.

За мужество и отвагу, проявленные в борьбе с немецкими оккупантами, он награжден орденом Красного Знамени.

Командир части майор Малов.

Заместитель командира по политической части майор Панов.

Парторг части старший лейтенант Артамошин.

22 июля 1943 года".

Примерно такого же содержания письма были отправлены родным и близким других наших товарищей, награжденных в эти дни боевыми орденами.

В промежутках между боевыми вылетами, часто прямо под крылом боевых машин, проходили короткие партийные собрания и заседания партийных бюро. Чаще всего они посвящались приему в партию. В ходе Курской битвы состоялось партийное собрание в эскадрилье.

В принятом решении записано:

"Коммунисты клянутся с честью выполнить призыв Военного Совета - наказ Родины.

Каждую бомбу - в цель.

Собрание обязывает каждого коммуниста личным примером воодушевлять воинов на героические подвиги в воздухе и на земле".

В этот же период состоялось одно из памятных для меня партийных собраний.

Во время ужина подходит ко мне парторг полка Ю. Артамошин и говорит:

- Сразу, как покушаешь, приходи к технической каптерке вашей эскадрильи. Будем принимать тебя в партию.

- Как, уже сегодня? - невольно воскликнул я.

- Да, сегодня, а чего тянуть.

Многие мои товарищи вступили в партию еще в грозном 1941 году, а я как-то все не решался, считал, что еще не дорос до того, чтобы носить высокое звание коммуниста.

На стоянках техники уже опробуют моторы - готовят самолет к ночной боевой работе.

- Товарищи, - говорит Артамошин, - у нас на повестке сегодня один вопрос - прием в партию товарища Евдокимова. Кандидатский стаж, мне думается, он выдержал. Все боевые задания выполняет только на отлично. Награжден орденом Красного Знамени и орденом Красной Звезды. Звено все время занимает первое место в эскадрилье. Какие будут мнения?

- Предложение одно - принять.

- Прошу голосовать.

- Все - за. Принято единогласно.

Товарищи пожимают мне руку и я тороплюсь к самолету, чтобы впервые подняться в небо коммунистом. И пусть в кармане моем еще не лежит партийный билет, но все равно с сегодняшнего дня я считаю себя сопричастным не только к делам и заботам своего экипажа, звена, но и ответственным за все, что делается в эскадрилье, в полку. Мне казалось, что силы мои удвоились.

Рядом шагал Юрий Артамошин. Он не был специалистом летного дела, но часто поднимался в воздух за стрелка и выполнял эту роль не хуже других. Вот и сегодня в составе экипажа Александра Петухова он уйдет в свой очередной полет, чтобы не только словом, но и делом нанести врагу ощутимый урон.

В ходе решающих боев за Курск в партию, кроме меня, были приняты Анатолий Шевкунов, Александр Цветков, Вадим Пышный, Евгений Мясников и другие. Всего 10 человек.

Для поддержания у воинов высокого наступательного порыва использовались шефские связи фронтовиков с тружениками тыла. Были такие шефы и у нас - это коллектив Днепрогэса.

История возникновения этой связи такова. В ночь с 12 на 13 октября 1943 года полку было приказано - бомбами крупного калибра накрыть площадь размером 300 на 300 метров, примыкающую к плотине Днепрогэса с правого берега Днепра.

Командование рассчитывало, что бомбы крупного калибра со взрывателями, поставленными на различное замедление, взрываясь, порвут провода, идущие к плотине, и тем самым удастся предотвратить готовящиеся немцами взрыв и разрушение плотины. (К тому времени немцы заложили в плотине большое количество взрывчатки и 100 авиационных бомб по 500 килограммов каждая). Задача эта была необычайно сложная - ведь стоило попасть лишь одной бомбе в плотину и она бы взлетела на воздух. По снимкам, сделанным дневным разведчиком, была тщательно изучена цель. Определены подходы, способы подсветки. И задача была успешно решена.

Когда полк прилетел на Запорожский аэродром, мы встретились с днепрогэсовцами. Они рассказали нам о зверствах немецко-фашистских войск во время оккупации, поблагодарили за нашу эффективную работу в ночь с 12 на 13 октября. Взяли над полком шефство.

До победного окончания войны сохранилась эта дружеская связь. Днепрогэсовцы отчитывались перед нами о своих успехах в тылу. Мы им докладывали про свои боевые дела. Это помогало в работе и тем и другим. Приходили в полк письма и от других коллективов и частных лиц - это были желанные письма. Звали на новые подвиги. Помнится, как после очередного, очень тяжелого разведывательного полета ко мне подошел инженер эскадрильи Петров и вручил письмо. На конверте было написано: войсковая часть, лучшему бойцу части.

- Это же не мне, - говорю Петрову.

- Тебе, тебе, бери. Замполит передал. Читаю:

"Дорогой боец нашей славной Красной Армии! Шлют тебе привет и наилучшие пожелания в твоей нелегкой боевой работе комсомольцы средней школы города Гусь-Хрустальный.

Прими наш наказ - бей фашистских оккупантов еще крепче! Мсти им за себя, за нас, за всех обездоленных, поруганных и убитых, за нашу оскверненную землю! Пусть сопутствует тебе удача. Пиши нам о своих боевых делах. Ждем тебя со скорой победой.

По поручению комсомольской организации школы - и несколько подписей".

Письмо побудило желание тут же подняться в небо и выполнить наказ комсомольцев.

Первым в полку 300 боевых вылетов сделал летчик Евгений Мясников. По этому поводу был выпущен специальный красочно оформленный бюллетень.

В нем говорилось:

"Наша гордость"

Наша великая партия - партия Ленина гордится своими коммунистами, которые отдают все свои силы, умение для защиты нашей Родины, нашего народа против злейшего врага - немецкого фашизма. Наша партийная организация воспитала таких коммунистов, которые не знают страха в бою. Таким является Е. А. Мясников. Этот молодой командир эскадрильи прошел свой славный боевой путь от Миллерово до Вены. Он совершил 300 боевых вылетов. На его боевых подвигах воспитываются десятки коммунистов. Партийная организация гордится такими коммунистами, как Е. Мясников, и желает ему успехов в дальнейшей боевой работе!

Парторг части капитан Петраков.

"Будем такими"

Сегодня мы, комсомольцы 1-й эскадрильи, поздравляем своего любимого командира эскадрильи старшего лейтенанта Е. Мясникова, совершившего 300 боевых вылетов на разведку и бомбометание, днем и ночью громившего меткими ударами с воздуха ненавистного врага. Путь нашего командира огромный и тяжелый, но славный. Комсомольская организация гордится своим питомцем старшим лейтенантом Мясниковым, который любит своих комсомольцев и учит их воевать так, как воюет сам.

Слава комсомольцу-коммунисту, волевому командиру старшему лейтенанту Мясникову. Мы, комсомольцы, будем работать так, как работает и воюет наш любимый командир!

Комсорг 1-й эскадрильи Володин.

Большую работу проводил партполитаппарат по организации досуга личного состава. В полку была неплохая художественная самодеятельность, имелись свои, "доморощенные" таланты. Анатолий Шевкунов неплохо исполнял русские народные песни: "Вот мчится тройка" и другие. Оружейник Евгений Балабаев скромный и застенчивый белорус из 2-й эскадрильи пародировал Зощенко "Баня", "В театре" и другие.

К. Акушин неподражаемо исполнял утесовского "Одессита Мишку", а вместе с Н. Сагуном дуэтом пели "Васю-Василечка".

Был у нас и свой баянист, без которого не обходится ни один вечер отдыха - это штурман лейтенант Милокостов. В свободную минуту между боями он брал в руки баян, и, склонив свое смуглое лицо к кнопкам баяна, исполнял какую-нибудь полюбившуюся ему песню. Виртуозная игра его восхищала нас, доставляла много радости. К сожалению, послевоенная его судьба однополчанам не известна.

Вскоре в газетах был опубликован приказ Верховного Главнокомандующего, в котором говорилось: "В ознаменование победы над Германией в Великой Отечественной дойне назначаю в Москве на Красной площади парад войск действующей армии, Военно-Морского Флота и Московского гарнизона - Парад Победы..."

Меня вызвали в штаб и поставили такую задачу - возглавить группу летного состава на Параде Победы. Для участников этого парада был выделен специальный эшелон. Здесь был собран весь цвет 3-го Украинского фронта. Редкого воина можно было увидеть без 3-5 боевых наград.

10 фронтов послали своих представителей в столицу нашей Родины Москву на этот торжественный марш воинов-освободителей. И вот Москва. Как разительно не похожа она на Москву 1941 года. Ее широкие улицы и проспекты блистали чистотой. Повсюду радостно взволнованные лица, цветы, улыбки, веселый звонкий смех. Наш сводный полк разместился на отдых. Со следующего же дня начались ежедневные строевые занятия, от которых мы отвыкли: на фронте было не до них. Москвичи за это время пошили нам новую парадную форму: темно-синие брюки, зеленого цвета френч. Когда сводные полки отработали у себя строевые приемы, были проведены две репетиции, одна, предварительная, на центральном аэродроме, вторая, генеральная, - на Красной площади. Генеральная репетиция проводилась глубокой ночью, когда москвичи отдыхали и улицы города были пустынны.

23 июня нам вручили медали за победу в Великой Отечественной войне. И вот наступил этот долгожданный день - 24 июня. День выдался пасмурный, а к началу парада заморосил мелкий, как просеянный сквозь сито, дождь, но это не убавило нам радостного, праздничного настроения.

С десятым ударом Кремлевских курантов заиграли фанфары. Из Спасских ворот на белом коне выехал Маршал Советского Союза Г. К. Жуков. К нему подъехал командующий парадом Маршал Советского Союза К. К. Рокоссовский и отдал рапорт. Г. К. Жуков и К. К. Рокоссовский объехали и поздравили с Днем Победы участников парада - отовсюду слышалось мощное солдатское "ура".

А на трибуне Мавзолея руководители партии и правительства и в центре Верховный Главнокомандующий Генералиссимус Советского Союза И. В. Сталин. Здесь я в первый и последний раз видел живого И. В. Сталина. После короткой речи Г. К. Жукова грянул сводный военный оркестр и мимо Мавзолея под боевыми знаменами, печатая шаг, пошли сводные полки действующих фронтов. Первым шел самый северный - Карельский, а замыкал самый южный - наш 3-й Украинский фронт. Во главе колонн прославленные полководцы: маршалы и генералы. Мощный оркестр из 1400 человек для каждого фронта исполнял свой, только для него предназначенный марш.

Внезапно оркестр смолк. В наступившей тишине вдруг раздалась резкая дробь множества барабанов и в тот же миг к подножию Мавзолея посыпались знамена разбитых вражеских частей и соединений. Первым на помост был брошен личный штандарт Адольфа Гитлера. Знамена эти несли бойцы особого сводного батальона, которым командовал старший лейтенант Дмитрий Вовк, - ныне полковник запаса, военрук одной из школ г. Свердловска.

И снова Кремль

Теплый, насыщенный влагой воздух даже ночью не дает прохлады. Кажется, едва забылся в коротком сне, как в окно раздается стук. "Боевая тревога!" мелькнула мысль. Быстро натягиваю комбинезон, пристегиваю кобуру с пистолетом и, уже на бегу схватив шлемофон, выбегаю на улицу.

- Товарищ капитан, подождите, куда вы? - несется вслед голос посыльного солдата. Останавливаюсь и поджидаю его.

- Товарищ капитан. Вам присвоено звание Героя Советского Союза, меня дежурный послал.

- Не заливаешь?

- Честное слово, товарищ капитан. У дежурного телеграмма из дивизии...

Бегу в штаб. Дежурный поздравляет меня и подает телеграмму. Читаю: "Командование поздравляет капитана Евдокимова Г. П. с высоким званием Героя Советского Союза. Желает ему доброго здоровья и новых успехов в боевой и политической подготовке. Недосекин, Богатиков".

Сомнений быть не могло. В постель я уже не ложился и до рассвета бродил по улицам спящего города.

И вот Москва. Спасская башня Кремля. Отделение комендатуры. Нам говорят: "Награды вручать вам будет Михаил Иванович Калинин. Он не совсем здоров и к вам есть просьба - не выражайте свою радость очень сильным рукопожатием".

Мы согласно киваем. Мы уже в приемном зале Кремля. Сидим. Волнуемся, ждем. Я в этом зале второй раз. В 1941 году мне здесь довелось получить свою первую боевую награду, вручал ее также М. И. Калинин. Сзади слышу шепот: "Смотрите, во втором ряду сидит Алексей Толстой". Стараюсь рассмотреть, но ничего, кроме затылков, не вижу. Неслышно открывается дверь, и в зал входит М. И. Калинин со своим помощником и секретарем.

Все встали, дружно аплодируем. Начинается процедура вручения. Михаил Иванович называет фамилию Толстого, и к столу подходит очень рослый, полный мужчина, с длинными седоватыми, ниспадающими до плеч волосами. Вручив награду, Михаил Иванович сердечно поздравляет знаменитого писателя. Алексей Толстой держал короткую речь.

Называется моя фамилия. С необычным волнением подхожу к всесоюзному старосте. Даже ладони, кажется, вспотели. Михаил Иванович вручает мне красного цвета с золотым тиснением "Герою Советского Союза" Грамоту и две небольшие, такого же цвета коробочки с орденом Ленина и Золотой Звездой, а также удостоверение Героя Советского Союза. Поблагодарив М. И. Калинина за высокую награду, сажусь на свое место.

На титульном листе Грамоты читаю:

"Союз Советских Социалистических Республик. Ниже - Президиум Верховного Совета, и еще ниже - Герою Советского Союза. За Ваш героический подвиг, проявленный при выполнении боевых заданий на фронте борьбы с немецкими захватчиками. Президиум Верховного Совета своим указом от 18 августа 1945 года присвоил Вам звание Героя Советского Союза.

Председатель Президиума Верховного Совета СССР

М. Калинин.

Секретарь Президиума Верховного Совета СССР

А. Горкин".

Кто-то, сидящий рядом, помогает мне прицепить к кителю орден Ленина и Золотую Звезду. Было это 7 сентября 1945 года. После награждения Михаил Иванович пригласил всех сфотографироваться. В первом ряду сидели Герои Советского Союза и с нами М. И. Калинин и А. Толстой. Кремль мы покинули радостные и возбужденные. Впереди было много задач, и делами своими нам надлежало оправдать высокое доверие правительства.

Где же вы, друзья-однополчане

Из Кремля я подался на Казанский вокзал - впервые за 7 прошедших лет мне был предоставлен отпуск и не терпелось попасть в родные края, где я мысленно уже не раз побывал за эти длинные и нелегкие годы. Поезд миновал Казань. На остановках слышится знакомый и милый сердцу окающий говорок значит, я скоро буду дома. Вот промелькнули за окном пригородные домики Можги - они такие же маленькие и уютные, какими я знал их в те, отдаленные пламенем войны, годы.

Поезд, стукнув буферами, остановился. Я выхожу на знакомую платформу и через навесной мост направляюсь в педучилище. По правую руку почти от самой станции до здания училища раскинулся молодой парк, которого в пору моей учебы не было. Вот и само здание училища - оно и сейчас одно из самых красивых зданий города. Здесь все мне знакомо и мило: и калитка, и двор, и общежитие, и каждая дверь внутри здания. И та же учительская - святая святых, куда нам, студентам, по своей воле входить не разрешалось. Робко стучу в эту дверь - никакого ответа. Открываю дверь и вхожу, за столами я вижу много знакомых и дорогих мне лиц. Это Погорелый Михаил Павлович, Курочкин Михаил Алексеевич, Клейн Петр Емельянович, Фиофилактова Анна Петровна и др. На лицах удивление ч любопытство. Представляюсь. Радостное рукопожатие и вопросам нет конца. Пришлось остаться на вечер и подробно отчитаться перед собравшимися в актовом зале студентами и преподавательским составом о своем боевом пути. А наутро гнедой масти жеребец, запряженный в легкий тарантас, размашистой рысью увозил меня в родную деревню. Пылит тарантас по знакомой, десятки раз исхоженной дороге. Мой возчик - товарищ старшего брата Семена - Петр Павлович Куликов, то пускает гнедого ходкой рысью, то придерживает его бег, давая отдых. И вот передо мной моя деревня, - все те же рубленые избушки, крытые уже успевшим покрыться замшелой зеленью тесом, а кое-где и почерневшей от времени соломой, косые заборы между домами. Те же достопримечательности - пожарная каланча, да покосившаяся от времени школа, открывшая нам окно в мир познания. При въезде в деревню Петр Павлович тронул гнедого вожжами и тот припустился резвым ходом, словно не было позади 35 километров пути. Копошившиеся в уличном песке куры с криком порхают в стороны. Впереди я различаю и черемуху у родного дома, и белую бороду отца, и притулившуюся к калитке сгорбленную фигуру матери. Объятия, поцелуи, слезы...

"Почто так долго не был?" - утирая фартуком слезящиеся глаза, спрашивает мама. "Война, мама, не до отпусков было". С волнением переступаю порог родного дома. Здесь все как было: и громадная печь посередине, и полати, и широкая скамейка вдоль стены, и тот же стол, и та же божница в переднем углу. Только все это уменьшилось в размерах, как бы усохло с годами. В избе стало тесно. Тут были и почтенные старики и бабки, которых я узнавал с трудом, и совсем незнакомая мне вездесущая детвора. А к вечеру пожаловало, не избалованное такими встречами, районное начальство.

Были встречи, разговоры, воспоминания... Время отпуска истекло. И тот же гнедой уже стоит у калитки. "Приезжай хоть почаще!" - на прощание просят родители. "Постараюсь", - отвечаю им. Односельчане тепло проводили меня, и пока было видно, все махали руками вслед.

В 1946 году мы с Лешей Яковенко убываем на высшие офицерские курсы штурманов. Год напряженной учебы, и меня направляют в Прибалтику, где командиром полка был К. С. Дубинкин. В 1950 году и я, и К. С. Дубинкин поступаем в Краснознаменную Военно-Воздушную академию (ныне Академия им. Гагарина). В тот же год в академию поступили Н. В. Козлов и Е. А. Мясников. С Козловым, Мясниковым мы сняли комнаты в одном частном доме поселка Загорянка, куда вскоре прибыли наши семьи. Наши жены: Козлова Валентина, Мясникова Лидия, Евдокимова Раиса, как и мы, жили в дружбе и согласии. По окончании академии в 1954 году наши пути-дороги разошлись и более не пересекались.

В 1958 году я прибыл в Ленинград, где и служил до 1967 года. В этом же году в качестве военного консультанта я окунулся в дела и заботы съемочной группы "Ленфильма", которая работала над фильмом "Хроника пикирующего бомбардировщика". А забот здесь оказалось намного больше, чем я представлял себе - это и подборка нужного реквизита: самолетов, оборудования, снаряжения, различных предметов военного быта. Это и обучение артистов выполнению профессиональных приемов и в качестве летчика, и штурмана, стрелка-радиста, техника, механика, прибориста, и даже повара и официантки все это в короткие сроки (практически во время самих съемок). А главное, чтобы все это выглядело правдиво, чтобы зритель не почувствовал, что это игра. Были здесь и огорчения, и веселые минуты.

Вспоминается такой случай. В один из съемочных дней (съемка проходила в Сосновой Поляне на окраине города) был объявлен обеденный перерыв. Молодые ребята в форме летчиков военного времени на автобусе отправились на обед в городскую столовую. Но артисты и есть артисты. Никто уставную форму не соблюдал: у кого-то расстегнут до пояса воротник, кто-то пилотку засунул под погон, а пустую кобуру сместил на живот. При выходе из автобуса артисты лицом к лицу столкнулись с военным патрулем - майором и двумя солдатами. Майор тут же набросился на ребят: "Кто такие? Почему нарушаете форму? Почему с оружием? Кто командир?" А ребята смеются. Это подлило масла в огонь.

"Доложу коменданту", - грозно выкрикнул он. А вокруг уже собрались любопытные. Пришлось объяснить ему, кто и зачем мы здесь. Постепенно краска сошла с лица майора, и он, уже улыбаясь, произнес: "Почему же вы сразу не сказали мне об этом?".

В этот же период я получил приглашение - 18 августа 1967 года прибыть в г. Полтаву на встречу однополчан. Когда подошел срок, я обратился к режиссеру Н. Б. Бирману с просьбой отпустить меня на встречу (съемка в ту пору велась в м. Бирштонас под Каунасом). Бирман разрешил мне убыть лишь на одни сутки. И вот я в Полтаве. Время уже 22 часа 18 августа, торжественная часть закончилась, и мне стало известно от администратора гостиницы однополчане ужинают в ресторане. Прихожу туда, а дверь закрыта. Стучусь. Никто не подходит, то ли из-за шума меня не слышат, то ли не считают нужным подойти, считая, что стучит посторонний. Барабаню, что есть силы. К двери подходит высокий полный мужчина с седыми прядями у висков. Через стекло он внимательно рассматривает меня, а я его. "Да ведь это же Федя Меркулов (кажется, первым признал я его). Наткнувшись взглядом на мою звезду, признал и Федя меня. Лицо его расплылось в улыбке, дверь тотчас открылась. Схватив меня в охапку, Федя потащил к столу. Я тщетно шарю по его лопаткам - за что бы ухватиться, а у него все гладко, ни одного угла...

Отпустив меня на пол, Федя произнес: "Знакомьтесь, Гриша Евдокимов, собственной персоной". И что тут началось: товарищи кинулись ко мне, стали тискать, целовать и, наконец, по чьей-то команде: "Качать его", - стали подбрасывать вверх. "Не грохнули бы!" Но ничего нельзя поделать - меня никто не слушал. Все хорошо, что хорошо кончается - меня усадили за стол, и я стал различать своих фронтовых друзей. Время коснулось каждого по-своему: кто поседел, кто полысел, кто приобрел живот, а кто и, сохранив фигуру, как-то потускнел.

Вот передо мной сидят: Михеев, Клетер, Бердник, Голованенко, Васильев, Дубинкин, Чернявский, Тюшевский, Конюков, Шевкунов, Меркулов, Кудряшов, Зуев, Старченко, Фридман, Артюхов, Визир, Компаниец, Неймарк, Заречнев, Миленко, Патрикеев, Бабенков, Старченко. А остальных не узнаю. Ужин затянулся до утра.

Поднимали тост и за погибших, и за умерших, и за живых. Воспоминаниям не было конца. По программе встречи предстояло побывать в музее славы русского оружия, в г. Киеве и местечке Подгорцы, где захоронен экипаж Боровкова. Но меня ждали дела, и я, тепло попрощавшись с товарищами, на другой день покинул Полтаву. В память об этой встрече осталась памятка-обращение совета ветеранов, в которой говорилось:

"Дорогой наш друг и товарищ-однополчанин. Где бы ты ни был и что бы ни делал ты, никогда не забудешь свой родной полк, своих боевых друзей и товарищей. Ты с гордостью пронесешь через годы и десятилетия самые теплые воспоминания о боевых делах и мирных буднях, о замечательных традициях полка, о тех, кто ковал победу над ненавистным врагом - германским фашизмом.

Славный боевой путь прошел наш полк от берегов Тихого океана до столицы Австрии - Вены. Наши боевые экипажи на полях сражений Великой Отечественной войны громили врага, нанося сокрушительные удары по его живой силе и технике, а после того, как фашисты были изгнаны с нашей земли, участвовали в освобождении народов Румынии, Болгарии, Югославии, Венгрии, Австрии, всегда показывая высокие образцы стойкости, мужества, героизма, упорства в бою и настойчивости в учебе.

Летчики и штурманы, стрелки-радисты и воздушные стрелки, инженеры и техники, механики и мотористы, коммунисты и комсомольцы, не щадя своей жизни и крови, сил и энергии, все делали для разгрома врага, для победы над фашистскими захватчиками.

Вечно будет жить в наших сердцах память об однополчанах, отдавших свою жизнь за нашу Советскую Родину, за Победу! Пусть всегда будет крепка, как сталь, солдатская дружба воинов-авиаторов - ветеранов 449-го БАП!

Доброго тебе здоровья, долгих лет жизни и счастья, товарищ-однополчанин!

Совет ветеранов 449-го Нижнеднестровского ордена Суворова, ночного бомбардировочного авиационного полка, 244-АД, 17-й Воздушной армии".

Подобная встреча ветеранов полка была проведена в августе 1974 года в Запорожье. Она прошла успешно, хотя значительно поредели наши ряды. Минуло 33 года, как отгремели залпы Великой Отечественной войны.

"Говоря о славной Советской Армии, - сказал Генеральный секретарь ЦК КПСС товарищ Л. И. Брежнев в Отчетном докладе ЦК КПСС XXIV съезду партии, нельзя не сказать доброго слова о наших фронтовиках, о тех солдатах и командирах, которые в годы Великой Отечественной войны отстояли свободу нашей Родины. После колоссального напряжения военных лет им и отдохнуть не пришлось: фронтовики снова оказались на фронте - на фронте труда. Многих из фронтовых товарищей уже нет с нами. Но миллионы еще в строю. Одни продолжают службу в армии, другие отдают Родине свои знания и труд на заводах и стройках, в колхозах и совхозах, в научных институтах и школах. Пожелаем всем им хорошего здоровья, счастья, новых успехов в труде во имя коммунизма".

Эти сердечные и теплые слова Л. И. Брежнева в полной мере относятся и к ветеранам нашего 449-го Нижне-днестровского, ордена Суворова III степени бомбардировочного авиаполка. По-разному сложились судьбы моих друзей-однополчан. Некоторые, как генерал-майор авиации Ю. Артамошин, и поныне находятся в рядах Вооруженных Сил. Большинство из ветеранов ушло на пенсию, но продолжают трудиться в различных отраслях народного хозяйства. Это: Е. Мясников, Н. Коротков, О. Дубровский, которые живут и работают в Москве; Г. Голованенко, С. Нефедов, А. Коновалов, А. Жуков, А. Жукова, Б. Луговкин и автор этих строк живут и трудятся в г. Ленинграде; В. Тюшевский, Н. Козлов - в Куйбышеве; А. Фридман, В. Бабенков - в Харькове; А. Неймарк, Гороховский - в Киеве; К. Васильев, В. Чернявский - в Полтаве; Н. Визир - в Кременчуге; Ф. Меркулов - в Кисловодске; П. Компаниец - в Запорожье; К. Дубинкин - в Риге; И. Старченко - в Воронеже; И. Тендряков - в Георгиевске; Н. Конюхов - в Таганроге; М. Николаев и А. Шевкунов - в Краснодаре; С. Старцев - в Сызрани; М. Симисинов - в Одессе.

Адреса некоторых однополчан не известны. Многие из ветеранов скончались уже в мирные дни. Это: А. Кузьмин, Ф. Капралов, А. Красов, Ф. Михеев, В. Петухов, О. Бердник, Муленко, И. Зоткин, А. Заречнев, Н. Перелыгин.

На смену ветеранам приходит молодежь. Сын Олега Бердника - военный летчик, сын Анатолия Шевкунова, Константин, и мой сын, Сергей, - окончили Академию гражданской авиации. Но где бы ни находились мои боевые друзья-однополчане и чем бы они ни занимались, я верю и знаю, что они всегда будут в первой шеренге борцов за наше светлое будущее, за будущее без войн и потрясений.

Слово об авторе

Герой Советского Союза Григорий Петрович Евдокимов - автор этой книги родился 2 сентября 1919 года в семье крестьянина деревни Русские Ожги Вавожского района Удмуртской АССР. По окончании Можгинского педучилища по комсомольской путевке он был направлен в Челябинское авиационное училище штурманов, по завершении которого в 1940 году зачислен в кадры Военно-Воздушных Сил Советской Армии. С начала Великой Отечественной войны и до ее победоносного окончания находился в действующей армии. Первое боевое крещение как штурман бомбардировочной авиации он получил 7 августа 1941 года в районе Полтавы.

9 декабря 1941 года приказом по Юго-Западному фронту Г. П. Евдокимов, совершивший к тому времени 12 боевых вылетов, получил первую награду медаль "За боевые заслуги", в мае 1943 года награжден орденом Красной Звезды, а в июне того же года удостоен ордена Красного Знамени. К октябрю 1943 года он совершил 57 боевых вылетов и был награжден орденом Отечественной войны II степени, в сентябре 1944 года вторично награжден орденом Красного Знамени.

Но самым выдающимся фактом в его боевой биографии, безусловно, является представление его на присвоение звания Героя Советского Союза. Вот какая характеристика была дана ему тогда командиром 449-го бомбардировочного авиационного Нижнеднестровского полка майором В. Ф. Тюшевским: "Как штурман подготовлен отлично, владеет самолетовождением днем и ночью, в любых метеоусловиях. Все боевые задания выполняет только отлично. При полетах на разведку доставляет ценные разведданные о противнике. Им неоднократно было вскрыто передвижение войск и техники противника, скопление железнодорожных эшелонов на станциях.

Хорошо готовит штурманский состав эскадрильи к выполнению боевых заданий, на личном примере воспитывает молодых штурманов. В боевой работе эскадрилья все время занимает в полку первое место".

За период Отечественной войны им произведено более 300 боевых вылетов, уничтожено 15 самолетов противника, взорвано 6 складов с горючим и боеприпасами, уничтожено и повреждено до 135 вагонов, 10 цистерн с горючим, до 180 автомашин с живой силой и грузами врага и много другой техники.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 18 августа 1945 года за героический подвиг, проявленный при выполнении боевых заданий на фронте борьбы с немецкими захватчиками, капитану Евдокимову Григорию Петровичу было присвоено звание Героя Советского Союза, с вручением ордена Ленина и медали "Золотая Звезда".

В послевоенное время Г. П. Евдокимов успешно закапчивает Военно-Воздушную академию (ныне Академия имени Ю. А. Гагарина) и отдает свои силы, знания, опыт обучению и воспитанию молодых авиаторов, многие из которых и поныне надежно охраняют воздушные рубежи нашей любимой Родины.

Сейчас полковник запаса Г. П. Евдокимов живет и работает в Ленинграде. Его записки штурмана бомбардировочной авиации с интересом будут восприняты многотысячными читателями.