Свадьба Сэма и Мелисенты была, пожалуй, самой трудной задачей, какую спокон веку доводилось решать волшебникам: все оказалось таким трудным, что Марлаграму с Мальгримом, хоть они и действовали заодно, пришлось просить помощи у феи Морганы. Нужно было по крайней мере на три часа соединить оба мира от кабинета Диммока до банкетной залы в замке короля Мелиота. Волшебники составили невиданно длинный стол, который протянулся из одного мира в другой. Современный его конец был сервирован довольно строго и небогато, гости, официанты и официантки — все только в черном и белом, а угощение скудное; зато перадорский конец стола буквально ломился от кабаньих голов, жареных павлинов и лебедей, окороков, целых замков из миндаля в меду, кувшинов и чаш, причем платье гостей и даже слуг поражало своей пышностью и великолепием. Румяные перадорские слуги разливали по чашам целые галлоны вина и пива, весело смеялись всякой шутке, а на современном конце меланхоличный официант и усталая, насупленная официантка с нескрываемым отвращением наливали что-то бесцветное в маленькие рюмочки. Капитан Планкет, старый шкипер, предвидя столь существенную разницу, исхлопотал для себя и для Энн Датон-Свифт приглашение сидеть на перадорском конце стола. Невеста в белом парчовом наряде была прекрасна, как принцесса из волшебной сказки, что, кстати, нисколько не противоречило истине. У Сэма был удивленный вид, словно он все еще не мог понять, что же все-таки происходит. Король Мелиот был пьян, но милостиво и ласково улыбался незнакомым людям, одетым черт знает как.
Диммок, сжимая в руке толстую пачку исписанных на машинке листков, вот уже двадцать минут силился провозгласить тост за Перадор. Нелегко соединить трагический надрыв с бессвязным бормотанием, но Диммок, провозглашая тост, преуспел и в том и в другом, отчасти потому, что страницы были перепутаны, отчасти же из-за пневматических дрелей, которые все время прерывали его своим грохотом.
— И… э-э-э-э… заканчивая это краткое приветственное слово… поскольку я, конечно, никак не предполагал, что мне… э-э… выпадет счастье поднять этот тост… в заключение я… э-э… хочу заверить всех наших перадорских друзей… — Тут Диммок снова зашелестел своими страничками, — …что если когда-нибудь они захотят побывать у нас… мы, со своей стороны, будем счастливы… э-э… показать им все, что у нас есть… и объяснить как можно понятнее сущность всех этих… э-э… поразительных достижений, которые свидетельствуют… э-э… о прогрессе и торжестве великой современной цивилизации. Позвольте же мне…
Но тут пневматические дрели, видимо собравшись с силами, загрохотали снова. Диммок в бешенстве отшвырнул свои листки и опустился на стул. Дрели тотчас смолкли. Тогда он схватил листки и встал, но дрели опять загрохотали. Он сел, не в силах больше бороться, и дрели смолкли.
— От имени Перадора ответный тост произнесет магистр Марлаграм, — объявил король Мелиот.
Старый волшебник выскочил откуда-то снизу, словно чертик из шкатулки.
— Ваше величество, леди и джентльмены, хи-хи-хи! Выслушав получасовую речь нашего друга мистера Диммока, я буду очень краток. Если он или другие наши друзья в его мире устанут от своего прогресса — хи-хи-хи! — и достижений цивилизации, если они захотят покоя и тишины, хорошей еды и вина, чистого воздуха, спокойной беседы, крепкого сна, захотят отдохнуть от радиации, которая пожирает мозг в их костях, мы, со своей стороны, сделаем все, что в наших слабых силах, чтобы они у нас не скучали. Бла-го-да-рю за вни-ма-ни-е, хи-хи-хи!
Марлаграм сел, все еще хихикая, и все зааплодировали, только Мальгрим поглядел на него неодобрительно.
— У вас на бороде желток и крошки пирога, — сказал он сурово. — И речь ваша никуда не годится — содержание убогое, да и стиль хромает. Увы, я разочарован. Ни одного каламбура!
— Тише, дорогой, — сказала Нинет. — Видите — король встал!
— Тост за здоровье невесты и жениха провозгласит капитан Планкет, если только он еще не упился вконец, — объявил король Мелиот.
Старый шкипер с помощью Энн Датон-Свифт неуверенно поднялся, уставился на нетронутую кабанью голову, потом, выпучив глаза, оглядел собравшихся и громко откашлялся.
— Ваше величество, принцесса Мелисента, сэр Сэм, друзья, — начал он. — Я буду краток, так как кое-кто здесь, мне кажется, явно хватил лишку.
— Нет, что вы! — воскликнула буфетчица. — Что вы, ик-ик… ах, простите!
Эта заминка, каковой он не преминул воспользоваться, дала Планкету возможность слегка подкрепиться. Затем он устремил мутный взгляд в сторону невесты и жениха.
— Принцесса и Сэм говорят, что будут жить в обоих мирах. Что правда, то правда. Ловко придумано. Я сказал — ловко придумано, — повторил он, повысив голос, словно кто-то ему возражал, и сверкнул глазами, ни на кого не глядя. — Я тоже буду жить и тут и там. Я сказал: я тоже. Помню, сколько было болтовни о том, что есть, мол, только один мир. Нет. Нет, нет и нет! — Он погрозил кулаком Диммоку, Герберту Пейли, миссис Диммок, миссис Пейли, Филипу Спенсеру Смиту и его знакомой по имени Пенелопа Дилл, которая прыснула со смеху. — Ничего смешного! Дело серьезное. Я говорю — есть два мира. И принцесса с Сэмом говорят то же. Есть, конечно, разница в один день. На этом конце стола — среда, а на том — вторник. Ну и что из этого? Кого это волнует? Подумаешь — пусть даже будет две субботы на неделе и ни одного понедельника. Однажды в Коста-Рике я чуть не две недели кряду думал, что на дворе четверг — отрастил бороду и почти что выучился играть на мандолине. Ладно, расскажу вам об этом как-нибудь в другой раз. — Он взял со стола кувшин и опорожнил его с громким бульканьем. — Ну вот, кажется, и все. Тост? Правильно!.. — Он нахмурился, с трудом ворочая языком. — А теперь пускай счастливая парочка пожелает счастья и всяческих благ всем нам. Итак — за наше здоровье!
Гости встали и выпили за новобрачных. Все аплодировали и кричали «ура», только Пенелопа Дилл все хихикала.
— К сожалению, я не привыкла говорить речи, — спокойно сказала Мелисента. — Поэтому, выражая вам обоим свою признательность и за любезный тост, и за то, как он был встречен, я попрошу ответить моего супруга.
— Благодарю, благодарю вас всех, — сказал Сэм, взглянув сначала на один, а потом на другой конец стола. — Я лучше всех сознаю, что не достоин руки и сердца прекрасной принцессы. Я не так уж умен. И не так уж храбр. Просто мне повезло. О себе могу сказать только одно: когда великий день настал, я сразу понял, хоть мне никто об этом и не говорил, что наконец-то наступило тридцать первое — славное тридцать первое июня.
Король Мелиот подождал, пока стихнет шум.
— А теперь, — сказал он с сомнением в голосе, — мистер Лэмисон споет нам под аккомпанемент лютни песню «Черный рыцарь взял мое сердце в полон».
Ну что ж, простимся, читатель.