50 оттенков ассистента

Глава 47 Дораматичная

Алекс

Счастье переполняет меня всю, безграничное и сладкое счастье.

Фэн подводит итоги, я в компании Джины пью вино и любуюсь этим мужчиной. Он сегодня с иголочки, необычайно красив и серьёзен. Мы совсем рядом с небольшим возвышением, на котором он, гендиректор конгломерации, вещает во всей красе.

Вот Фэн смотрит на меня пристально.

— Очень благодарен нашим партнёрам, группе компаний "Русс Риэл", за такого замечательного стажёра, как Алекс, она прошла путь с лучшими результатами. Контракт ее, к моему глубочайшему сожалению, сегодня закончился, но мы всегда будем рады ее участию.

Вот отдельно отмечает меня! Ах, щеки запылали от такого внимания. Вообще, это моя первая серьезная работа. Мне, несмотря на всю мою смелость, далось это весьма нелегко. Начиная от взаимопонимания с коллегами, заканчивая палками в колеса от вечно устраивающих каверзы учредителей. Теперь все это за кадром, итоги подведены.

Я жду с нетерпением, когда Фэн объявит о нашей помолвке. Сердце взволнованно стучит, тепло наполняет живот. Он всю ночь шептал мне о любви и вечной преданности, видимо, для верности. Ну и вот, я, так сказать, вся в ожидании сладкого.

Догадавшаяся Жиди стоит неподалеку с красными глазами и бледным лицом.

Видимо, Джина позаботилась, чтобы эта дурочка прозрела. Я смотрю с видом победителя.

Лучше бы она ушла, зачем подвергать себя такому позору!

Вскидываю голову, всем своим видом показывая превосходство.

— А теперь я хочу сделать важное заявление… — Так мило волнуется, кажется, голос дрожит.

Барабанная дробь. Вот сейчас я получу свою луну. Звёзды-то я уже собрала и надёжно спрятала! Ах, как же это классно, эйфория в ожидании приятного сюрприза.

— Я принял важное для себя и компании решение. Через брак с Ся Жиди я хочу объединить конгломерат YS и компанию Ugin, обоим это пойдет на пользу и поднимет прибыльность акций более чем на двадцать процентов.

Время становится вязким, когда до меня доходит смысл сказанных им слов.

Я смотрю в его лицо, пронзительно пытаясь понять — ПОЧЕМУ так вышло? Он сейчас разменял МЕНЯ на жалких двадцать процентов? Всего двадцать?

Фэн спускается со сцены, держа бархатную коробочку наготове, уже рядом с застывшей в шоке Жиди и открывает ее перед ней.

Ой, все! Мне достаточно! Так себе розыгрыш! Почему китайский юмор такой не смешной?

Неконтролируемая злость накрывает меня целиком, и бокал игристого вина летит ему в лицо. Но в гневе я не столь метка, и он разлетается о рядом стоящего Ченя, тот успел закрыться руками. Это промах! Я, не теряя времени и энтузиазма, хватаю ещё один из рук Джины и кидаю уже целясь. Фэн чуть отходит, но не пытается увернуться, бокал прилетает ему в грудь. Белое игристое вино растекается по лицу слезами, капли стекают на рубашку. Бокал падает у его ног, разбиваясь вдребезги. Гости кричат, отходят, боясь, что я продолжу. Линэр хватает за плечи Жиди, отводя заботливо в сторону.

Ещё скажите, жертва здесь она?

Меня охватывает такой гнев, что кровь кипит в венах, хочу все крушить. Вместе с тем, смотря на Фэна, ловлю дежавю, застывая. Мы в самолёте, тот же взгляд сияющих, плачущих за меня глаз. За меня! Я никогда не плачу. Пусть плачет за меня! Мне кажется, на его щеках и правда настоящие слезы, но где тут истина, не различить.

Рядом с Фэном испуганный Чень подаёт ему платок. Но тот никак не реагирует, только бросает быстрый взгляд на дверь. Я тоже. В зале полумрак, освещена хорошо только сцена, тени бегут от дверей. Отхожу к фуршету, понимаю, что это точно за мной. Не успеваю увернуться, как меня хватают.

Это не просто охрана. Время ускоряется до создания сверхновой. Это люди отца! Их много!

— Фэн, ты не можешь так поступить! — Кричу изо всех сил, пытаясь вырваться, пинаю в колено шпилькой первого. Но его место тут же занимает другой. Мне ничего не сделать против силы.

— Отпустите меня! Вы проклятые шавки. Прочь! — Отчаяние захватывает, перехожу на русский, не в силах вспомнить от потрясения ни слова на китайском.

Фэн

Я в оцепенении, не представлял себе, как это будет выглядеть. Гости в шоке. Хорошо, дед куда-то вышел, или я просто не заметил его, потому что не мог отвести взгляд от Алекс.

Это скандал международного масштаба, пожалуй, даже с похищением, но как это все объяснить, меня совсем сейчас не волнует.

Они тащат ее из зала такую хрупкую и такую злую.

Она кричит на русском. Хорошо, никто не понимает, кроме меня.

— Прочь! Фэн мой! Он мой, вы свиньи, отпустите меня! Фэн принадлежит мне!

Потом что-то, что я уже не могу перевести. Скорее всего, ничего хорошего.

— Фэн, ты не можешь так поступить! Ты принадлежишь мне! Мнееее! Ты мой!

Она брыкается, эти мужчины все подготовленные бойцы, все русские. Их человек шесть в черных костюмах. Она как диковинная птичка в их ручищах. Люди Петровского стараются быстрее, но не выходит. Видимо, приказ не причинить ей вреда. Спотыкаются то и дело о подол ее длинного платья.

— Он моооой! Фэн, я же люблю тебя! Ты разве не понимаешь?! — Кричит она так пронзительно-громко, что я желаю упасть на колени и молить ее вернуть. Но ничего не делаю, руки мои дрожат, я роняю коробочку с кольцом. Оно катится в середину зала, крутиться и застывает.

Они уже достигают дверей. Одинокая красная туфелька лежит на боку посередине зала.

Джина, желающая досмотреть представление до конца, выключает последний свет.

Зал на первом этаже, и панорамные окна позволяют увидеть нам крыльцо и парковку. Я делаю несколько неверных шагов к стеклу, за ним ледяной Шанхай под темным беззвездным небом. Удивительно, идёт снег! Такой тут редкий. Валит хлопьями. Покрыл совсем тонким, ещё прозрачным слоем плитку площади и машины.

Света на улице с лихвой хватает досмотреть картину до финала.

На парковке два черных джипа стоят прямо на проезжей части. Ее тащат чуть не волоком. Изящные босые ступни оставляют длинные полосы на снегу. Сердце северной красавицы застывает вместе с ночным Шанхаем. Оно охвачено метелью, чтобы никогда не растаять для меня. Алое платье мерцает и переливается на свету фонарей. Я переживаю, что у Алекс замёрзнут ножки и она может простыть. Непроизвольно сжимая руку в кулак. Злость от бессилия. Она всё ещё сопротивляется, кричит. Ветер и снег бьёт в лицо людей ее отца, они уже нетерпеливо открывают двери машин.

Ещё мгновение, и, кажется, скандалистка оседает в их руках, как оседают снежинки. Две машины трогаются друг за другом, сливаясь с темнотой. До меня как издалека доходят разговоры стоящих рядом людей. Таких далёких и чужих.

— Снег!

— Снег идёт. В прошлом году вообще не было снега.

— Смотри, как красиво.

— Да.

— Пойдем выйдем!

Кажется, все смущены, никто не говорит об этом вслух.

Я ничего не хочу и ничего не чувствую, вижу свое отражение в темном стекле. Это в зале загорается свет. Смотреть самому себе в глаза противно. Чень по-прежнему рядом с дурацким платком. Хорошо хоть молчит. По моей щеке течет настоящая слеза, я чувствую ее жар, и это смущает. Облизываю губы. Сладость жемчужного вина и соль. Этот привкус въедается в память, не отпускает меня потом ещё очень долго.

Я вздрагиваю, будто что-то резко вспомнил и опять забыл, иду и поднимаю туфельку. Долго смотрю на нее. Мне бы надо извиниться перед собравшимися, но я один в пустом зале.