Торжество камня

Камень по праву стал символом самого древнего и самого длительного отрезка человеческой истории. Каменный век в 99 раз длиннее, чем вся последующая история человечества. Для нас слова «каменный век» означают не только беспросветную даль времен, но и отсталость, дикость, варварство – все, что противопоставляется цивилизации. При этом в упоении своей технологической оснащенностью мы забываем, что именно жившим в каменном веке людям обязаны тем, что превратилось в сложные машины, облегчающие нашу жизнь. Огонь, колесо, лук, стрелы, копье, гарпун, лодка, посуда, одежда – список можно продолжить. И конечно, каменные орудия труда.


Казалось бы, чего проще – нашел камень и используй его на всю катушку. Но на самом деле процесс не только изготовления, но и отбора сырья для орудий труда был очень трудоемким и, кроме того, требовал знаний. Восстановить многовековой процесс накопления знаний и умений позволяет экспериментальная археология.

Производственный процесс мог начаться лишь при наличии подходящего сырья. Что же использовалось? Привычный ответ звучит так: кремень. И неудивительно, потому что в школьных учебниках так написано. Для многих из нас «каменная индустрия» ассоциируется с кремнем. Но кремень и аналогичные горные породы, отличающиеся большой твердостью и одновременно способностью легко раскалываться с раковистым изломом, начали искать лишь позднепалеолитические каменотесы. Они отбивали от одного камня десятки длинных пластин или же, наоборот, мелких пластиночек (микролитов) либо виртуозно моделировали ударным раскалыванием тонкие длинные наконечники, которые могли бы украсить любую художественную коллекцию.

Самые грубые орудия – рубила – можно было изготовлять из любой более или менее твердой и выносливой горной породы. Поэтому неудивительно, что на более древних стоянках находят очень пеструю «компанию» горных пород и минералов – кварцы, кварциты, базальты, диабазы, андезиты, порфириты, граниты, кальциты, доломиты, кварцевые песчаники, кремни, роговики, амфиболиты, зеленые сланцы, обсидианы, которые из разных районов были принесены в одно место речными потоками, морскими приливами либо ледниковыми языками. Для древних охотников здесь был большой выбор. Но совершенное ручное рубило можно было изготовить не так быстро и далеко не из любого камня. Самые лучшие ручные рубила получались из колющихся пород – кремня, роговика, обсидиана. Кремневое ручное рубило весом около 700 г современный экспериментатор после длительных опытов научился делать за полчаса.

Настоящими мастерами каменотесного искусства были позднепалеолитические охотники. Они опытным путем в совершенстве познали и раскрыли основные физические и технические свойства различных видов камня и умели их не только оптимально использовать, но и приумножать. Для экспериментаторов это были тяжкие минуты, когда они попытались (в большинстве случаев – безрезультатно) скопировать длинные клинки или плоские наконечники, форма которых напоминает лавровые или ивовые листья, при том что они были вооружены данными, которые им сообщили микроскопы, минералогические, химические и спектральные анализы и измерения прочности на растяжение и сжатие.

У древних мастеров никаких приборов не было, они учитывали внешние признаки камня – цвет, блеск, зернистость, излом, массу, прочность, твердость – и умели отличать основные типы качественного сырья от бесконечного ряда непригодных горных пород и минералов. С безошибочной точностью находили они породы, отличающиеся твердостью, прочностью и одновременно способностью к раскалыванию. Об этих породах мы знаем сегодня, что они образованы веществом и называем их силикатами: роговики, кремни, радиоляриты. Они существуют в виде включений и пластов в карбонатных и меловых формациях либо в рыхлых отложениях – в руслах рек и ледниковых моренах. Об их свойствах свидетельствуют, например, данные о прочности на сжатие. Так, один кубический сантиметр гранита выдерживает нагрузку от 600 до 2600 кг, песчаника – от 300 до 700, кварцита – от 1200 до 2400, амфиболита – до 2700, роговика – от 2000 до 3000 кг, а некоторые качественные породы роговика и кремня – даже до 8000 кг. Орудия и оружие из такого сырья почти не уступают стальным. Больше всего подходили палеолитическим каменотесам кремни, но из силикатов именно они менее всего распространены в природе.

Наиболее обширные месторождения кремня встречаются в горных породах самого верхнего мелового отдела. Они тянутся главным образом в прибрежных областях от Северо-Западной Франции через Голландию, Данию и далее на север. Там они подвергались воздействию морского прибоя, мороза, выветриванию. Качество кремня страдало, так как он лишался необходимого количества воды. Из такого сырья лишь с большим трудом можно изготовлять длинные пластины. Наверное, позднепалеолитические каменотесы добывали хотя бы часть кремня и качественных роговиков в местах исконных залежей. Но как это происходило, если места залежей удалены иногда на сотни и тысячи километров? Вероятно, они время от времени предпринимали экспедиции за сырьем, как это до сих пор делают аборигены Новой Гвинеи. Могли они заполучить его и, так сказать, мимоходом – при передвижениях по обширной охотничьей территории либо посредством меновой торговли, которую организовали люди, жившие поблизости от источников сырья и обрабатывавшие его в количестве, превышающем их собственные нужды.

На многие «каменные» вопросы, оставленные нам позднепалеолитическими охотниками, экспериментаторам в конце концов удалось ответить, хотя этому ответу предшествовали длительные исследования. На все, кроме одного, но весьма существенного! Даже многолетние исследования и опыты оказались тщетными, когда экспериментаторы пытались имитировать откалывание методом давления при изготовлении тонких кремневых, роговиковых или обсидиановых наконечников копий и стрел длиной от нескольких сантиметров до нескольких дециметров. Многие из ученых все-таки признали свое поражение, и лишь несколько человек упорно продолжали эксперименты, добравшись до середины пути. Полностью же тайну удалось разгадать лишь американскому археологу Дону Кребтри, который этой проблеме посвятил всю жизнь. «Соль» ее состояла в том, что кремень или обсидиан перед откалыванием необходимо было подвергнуть тепловой обработке. Итак, методы старых каменотесов наконец-то перестали быть тайной (мало того, сегодня американские студенты-археологи обучаются им в университетах на специальных курсах).

Не везде в распоряжении позднепалеолитических каменотесов были кремень, добротный роговик или обсидиан. И поэтому те, кто обращался к иным сортам камней, оставили нам свидетельства своего мастерства в другом

материальном оформлении. Кроме того, их изделия – доказательство немалых, говоря современным языком, минералогических знаний. Например, когда археологи внимательно осмотрели все орудия из пещеры Житного в Моравском карсте, оставленные охотниками на северных оленей, они, к великому своему удивлению, обнаружили, что десятая часть их изготовлена не из простых серых, черных и коричневых кремней и роговиков, а из прекрасных прозрачных хрустальных отщепов и пластинок, которые, несомненно, были отбиты от крупных кристаллов. А поскольку такие в Моравском карсте встречаются редко, один минералог высказал предположение, что хрустальное сырье происходит из Австрийских Альп. Что побудило охотников на оленей использовать этот красивый и редкий камень, мы, вероятно, уже никогда не узнаем, но зато благодаря эксперименту ученые реконструировали их минералогические знания.

Горный хрусталь – минерал более твердый, чем роговики или кремень, но зато более хрупкий. В отличие от силикатов, горный хрусталь меньше страдает от недостатка влаги. Однако положительные результаты достигаются только ударами вдоль определенных кристаллографических направлений. Другие удары превращают кристалл в груду бесполезных обломков. У кристаллов высокого качества можно даже при слабом ударе вдоль нужного направления получить тонкие, почти плоские отщепы. Поперечный удар в середину кристалла также приводит к его разбиванию. Так вот, каменотесы из пещеры Житного действовали строго в соответствии с этими основными минералогическими правилами. Сколько поколений экспериментировало для того, чтобы накопить нужные знания?

Неолит принес новые типы каменных орудий – топоры и тесла, изготавливавшиеся главным образом шлифованием и сверлением из горных пород, отличающихся твердостью, вязкостью, истираемостью и небольшой изнашиваемостью. Чаще всего речь шла о зеленых сланцах различных вариантов – нефрите, серпентините, порфирите и других горных пород. Европейские каменотесы неолита очень любили зеленые сланцы, свойства которых в некоторых отношениях приближаются к металлу. Кое-где, например на севере Европы, земледельцы, правда, использовали также кремневые топоры, но те были более хрупкими и при рубке леса быстрее ломались. Кроме того, твердый кремень не поддавался сверлению доступными тогда способами, и его приходилось вставлять в расщеп деревянной рукоятки. Такой захват был менее надежным и крепким, нежели у топорища, вставлявшегося в просверленное отверстие топора из зеленого сланца.

Шлифованные орудия древние земледельцы использовали для деревообрабатывающих и деревообделочных работ: для рубки леса, уборки подроста, строительства жилищ и различных конструкций и для производства самых разнообразных деревянных предметов. В 1972 г. археологи-экспериментаторы попытались подробнее изучить производственные промыслы с применением шлифованных орудий. Опирались они при этом на «каменную инструкцию», оставленную на неолитической стоянке в Брно-Голасках (Чехия) тамошними производителями. Она состояла из сырья, начатых и завершенных изделий.

Предварительно заготовке была придана необходимая форма. Шлифовка – процесс весьма длительный, и поэтому нужно максимально устранить ненужную массу. Вес заготовки после обработки снижался с 325 до 115 г. При этом отскакивало около 350 обломков и чешуек. За час брусок из песчаника отделял от заготовки слой в 8—10 мм. Топор был отшлифован за несколько десятков минут. Потом топор терли о кожу, и он приобретал матовый черный блеск, столь характерный и привычный у доисторических оригиналов. Применяя описанную технологию, эспериментаторы изготовили несколько непросверленных топоров и одно колодкообразное рубило (тесло). Время, необходимое на изготовление, колебалось в зависимости от размеров и формы орудия от трех до девяти часов.

При изготовлении сверленых орудий нужно было добавить еще одну операцию, которая в доисторические времена осуществлялась с применением полого деревянного или костяного либо сплошного деревянного или каменного сверла, вращаемого обеими руками либо луком. В качестве сверла использовался стержень из черной сирени, из которого был удален сердечник. Одной рукой при помощи лука вращалось сверло, а другой камнем определенной формы его прижимали. Зерна влажного кварцевого песка вдавливались в сверло и образовывали эффективное режущее острие. За час отверстие углублялось приблизительно на три миллиметра.

На шлифовку топоров неолитического типа из мягких горных пород требовалось от 90 до 150 минут. С нефрита, отличающегося колоссальной твердостью, экспериментатор за час шлифовки при огромном физическом напряжении снимал только двадцать граммов массы. За двадцать дней четыре экспериментатора изготовили серию нефритовых топоров, тесел, долот и ножей. Самые мелкие предметы были весом около 50 г, самые большие (топоры) – до 2 кг. На изготовление крупных орудий уходило по 30–35 часов, мелких – 5—10 часов.

В энеолите мастерство шлифовальщиков камня достигло кульминации. Некоторые топоры-молоты с граненым телом, колпаковидной тыльной частью и веерообразно расходящимся лезвием являются подлинно художественными изделиями – некими каменными скульптурами. Они, видимо, не предназначались для практического употребления, а служили, скорее всего, знаками власти либо предметами культа. Эти предметы до сих пор не отважился скопировать ни один экспериментатор. Ясно, что за такую задачу может взяться лишь опытный каменотес или скульптор, который не пожалеет ни времени, ни труда.

Наступил конец энеолита и вместе с ним конец долгой эры трудовых и ратных орудий из колотого и шлифованного камня. Не следует, конечно, это представлять так, будто словно по приказу все жители доисторической Европы собрали вдруг в кучу свои каменные изделия, отнесли их в музей, а дома их уже поджидали новенькие, блестящие металлические инструменты. Наоборот – вопреки археологическому календарю, по которому уже давно на дворе была эпоха бронзы, люди еще продолжали использовать каменные орудия и в мирном, и в ратном труде. Нового материала было мало, а кое-где он вообще появился довольно поздно.

Конечно, изготовление рубил и топоров – занятие хотя и важное, но уж очень прозаичное. В древности делали не менее важные культовые предметы, причем использовали для этого тоже камни, но очень красивые.

Особое место среди нежных опалов, строгих халцедонов и загадочных агатов занимает камень, само имя которого вызывает ощущение девственной чистоты и прохлады. Этот камень – хрусталь. «Кристаллос» на греческом означает «лед» («хрусталь» – русифицированная форма этого греческого слова). Плиний Старший почти две тысячи лет назад писал об этом камне: «Его, конечно, находят не иначе, как в таких местах, где зимний снег особенно сильно застывает; и это, несомненно, лед». Даже такой знаток камней, как Марбод Реннский (XII в.), верил тому, что говорили греки и римляне, и заявлял: «Чистый кристалл – это лед, отвердевший за многие годы».

Это представление до XVII в. даже не пытались ставить под сомнение. В средневековых лапидариях он фигурирует все еще как окаменевший лед. Заблуждение развеял физик Роберт Бойль. Измерив удельный вес хрусталя и льда, он пришел к заключению, что это разные вещества. Однако название камня осталось, закрепившись за прозрачными бесцветными кристаллами. А непрозрачные, молочно-белые или серые разновидности стали называть кварцем. Кристаллы хрусталя достигают иногда огромных размеров. На острове Мадагаскар добывают настоящие обелиски – длиной до семи метров. А в Швейцарских Альпах был найден экземпляр весом около 800 кг. Замечательны и маленькие – не более пяти миллиметров – хрусталики, которые по месту их первой находки в Карпатах назвали «мармарошскими диамантами» (бриллиантами). Затем их стали находить и в других местах, так появились аласонские, арканзасские, корнуэльские, крымские и другие диаманты. Эти безупречные по форме пирамидки ярко искрятся на солнце; они настолько красивы, что их вставляют в ювелирные изделия без предварительной огранки.

Благодаря своей лучезарной чистоте и чрезвычайной твердости горный хрусталь с древнейших времен ценился как художественный материал. Из горного хрусталя изготавливали линзы и магические шары. Линзами жрецы зажигали «божественный огонь» на храмовых жертвенниках. В глубокой древности жрецы Тибета, пропуская через хрустальные шары солнечный свет, фокусировали лучи и прижигали раны, которые удивительно быстро затягивались: хрусталь, в отличие от стекла, пропускает ультрафиолетовые лучи, которые благотворно действуют на заживление ран. Сейчас кварцевые лампы нашли применение в медицине.

Считается, что хрусталь является счастливым камнем для женщин, помогает в любви и избавляет от дурных сновидений (не обусловлено ли это чистотой и прозрачностью камня?). У древних греков и римлян хрусталь был символом скромности, целомудрия и чистоты. Фигурки, выточенные из него, служили амулетом, помогавшим и от многих несчастий. Как амулет его носят на цепочке в кармане. Ограненный хрусталь, вставленный в перстень, по поверьям, дает владельцу ясность помыслов и избавляет от неприятных ситуаций. Считается также, что он укрепляет память и вносит ясность в отношения своего владельца с окружающими людьми.

Искусные гадатели читают в его кристаллах или хорошо выточенных шарах картины прошлого и будущего. Для этого шар закрепляют в темной комнате так, чтобы на него падал луч света, наполняя его сиянием, и длительное время смотрят на шар, не мигая и концентрируя волю на желании увидеть искомый предмет. Иногда укрепляют хрустальный шарик (или бусинку) на шелковой нити и, держа ее в руках, приказывают ему качаться, мысленно задавая шарику вопрос.

Очевидно, для подобных же предсказаний в Древней Америке служил череп, изготовленный из очень чистого кристалла хрусталя. Исследователи индейских цивилизаций долгое время считали, что легенда о «голове смерти» не имеет реальных оснований. Но в 1927 г. в Британском Гондурасе археолог-любитель Митчел-Хеджес откопал в куче мусора в одном из храмов древнего города майя Лубаантуне череп, сделанный из кристаллического кварца-хрусталя, весом около пяти килограммов. Он сверкал и просвечивал насквозь; нижняя челюсть, закрепленная в полированных гнездах, колебалась от малейшего прикосновения, и «голова смерти» казалась живой, говорящей… Когда перед ним ставили свечу, глазницы начинали сверкать. А если перед этой «говорящей» головой размещали различные предметы, то при определенных его поворотах их отражения появлялись в глубине черепа. Вокруг находки разгорелись споры. Чем больше ее изучали, тем более вероятной казалась мысль, что это и есть легендарная «мертвая голова».

О черепе дали заключение минералоги и кристаллографы – заключение довольно раздраженное: «Проклятая штуковина просто не должна существовать на свете. Те, кто ее высекал, не имели ни малейшего представления о кристаллографии и совершенно игнорировали оси симметрии. Она неминуемо должна была разлететься при обработке». Действительно, с какой бы осторожностью ни раскалывать кварц, при обработке он будет дробиться.

Искусствовед Дорланд, изучавший череп, оставил такую запись: «Можно себе представить, какой эффект создавал висящий в полутьме над алтарем череп со сверкающими глазницами, двигающий челюстью и изрекающий повеление богов. Тем более что в нем можно увидеть любые предметы реальной действительности: лица людей, горы, зверей – плоды собственного воображения в переливчатой игре туманных пятен. Я сам наблюдал эффект, который оказывает этот череп из кварца на впечатлительных людей. У одних учащается дыхание и пульс, другие испытывают жажду или ощущают различные запахи, некоторые даже засыпают. Жрецы, которые пользовались им, могли действительно прослыть всемогущими…»

Исследователи пришли к выводу, что поверхность камня полировали какой-то специальной пастой. Это потребовало очень много времени, напряженного труда, возможно, не одного поколения мастеров.

Время вообще было для наших предков категорией второстепенной. Жизнь после смерти не кончалась, она продолжалась. Время не имело ни начала, ни конца. Поэтому они могли без какого бы то ни было чувства горечи месяцами и годами терпеливо сокрушать каменными кувалдами скальный массив, чтобы вырубить угодные богу многотонные монолиты и скульптуры, либо с тем же пренебрежением к бегу времени вырезать из каменной пластинки и шлифовать бусинки размером с булавочную головку.

Нам, людям XXI столетия, для которых секундная стрелка неумолимо отсчитывает часы и дни жизни и измеряет выработку и производительность, кажется непонятным, что когда-то существовали люди, десятилетиями возводившие Стонхендж, пирамиды в Египте, Чичен-Ице и во многих других местах. Или вытесывали и поднимали огромные скульптуры – без всякой очевидной, на наш поверхностный взгляд, практической цели. Бессмысленное разбазаривание времени, скажем мы. Но нет, эти постройки и огромные скульптуры были в доисторическом и древнем миропонимании полны большого практического смысла. Сверхъестественные силы, боги и небесные светила решающим образом предопределяли земную и посмертную жизнь людей. Поэтому при помощи этих колоссальных построек и скульптур они стремились войти в контакт с богами на небе. Одновременно они накапливали поразительные астрономические знания, которые использовали для определения сроков сельскохозяйственных работ. Американский астроном Джеральд Хокинс, один из основоположников новой отрасли науки – археоастрономии, или астроархеологии, рассчитал орбиты Солнца и Луны для различных периодов далекого прошлого. Затем в Египте и Перу он обнаружил, что расположение некоторых составных частей строительных комплексов, которые могли быть связаны с наблюдением астрономических явлений, соответствовало его расчетам.

Загрузка...