90 тысяч лет до нашей эры

Я давно хотел написать историческую повесть о жизни древних людей.

Герои замечательной повести Ж. Рони-старшего: Нао — Сын Леопарда, его верные спутники

Нам и Гав, навсегда вошли в мою жизнь. Да, наверное, и в жизнь всякого мальчишки, стремящегося узнать о том неведомом таинственном и загадочном времени, когда человек отстаивал своё право на жизнь в повседневной, зачастую беспощадной борьбе с дикими силами природы, коварными и злобными зверьми.

Когда человек, только становился человеком.

И вот эта небольшая повесть о жизни неандертальского племени перед тобой, читатель.

Его вождь могучий и жестокий Нам-Ур ведёт своё племя сквозь бесконечные степи, сквозь череду жесточайших испытаний.

Они борются с дикими и кровожадными зверями.

Спасаются от извержения вулкана, так неожиданно и так страшно обрушившегося на их головы.

Преследуют волчицу, похитившую маленькую девочку одного из мужчин племени.

Чуть не погибают от землетрясения, когда земля буквально разверзлась под их ногами в ту страшную летнюю ночь.

Много испытаний их ещё ждёт в их нелёгкой полной тревог и опасностей жизни

Но, не буду больше испытывать твоё терпение, читатель.

Книга перед тобой.

Нам-Ур сильно устал, нестерпимо ныла раненая нога, болели натруженные плечи. Уже много раз вставала в ночной степи коварная и холодная Мун в различных своих обличьях, уже много раз на смену ей приходил могучий Ву со своими жаркими объятиями, а конца и края ей не было. Понуро шло его маленькое племя по этой вымоченной дождём, выжженной солнцем степной равнине, блеклые пожухлые травы, как океан перекатывались по степи и ветер. От его холодных, пронизывающих до костей, порывов Нам-Ура защищала только медвежья шкура, туго стянутая у пояса широким кожаным ремешком. Больше на его коренастом почти квадратном, волосатом теле, кроме небольшой кожаной повязки, прикрывающей его кривые, массивные бёдра ничего не было.

Он потёр своей сильной рукой покатый лоб.

И как это случилось? Почему могучие духи так разгневались на его племя?

Давно они сюда пришли.

Много раз глядела своим холодным глазом коварная Мун на его племя, чьи хижины были поставлены у Высокой Сосны на берегу Большой реки.

Большая Река, легко несшая свои быстрые светлые воды, делала в этих местах поворот и была не так широка как в своих верховьях. Её стеснённые крутыми берегами воды, сбавляли здесь свой быстрый веселый бег, а с обоих сторон их росли густые заросли ежевики, малины, шиповника, дальше простирался сосновый лес.

Поначалу Нам-Ура пугала большая гора, находившаяся на том берегу реки.

Несколько раз в году она начинала беспричинно трястись и тогда в реку, разбрызгивая воду, с шумом и грохотом падали камни, пугая людей его племени, пугая Нам-Ура.

Он даже хотел перенести стоянку своего племени вверх по течению реки, где не было так много вкусной и жирной рыбы, но было спокойнее, где не было бы этой пугающей его горы, но беспечный и толстый колдун его племени заявил Нам-Уру, что во всём виноваты духи, а духов он постарается задобрить.

Каждый год, перед наступлением зимних холодов, колдун приносил в жертву духам большого чёрного кабана, убитого охотниками по свежей пороше и долго и громко просил их, чтобы они отвели беду от племени Нам-Ура, говорил он и о горе

Нам-Ур прозвал эту гору пляшущей горой.

Много вкусной рыбы водилось в Большой Реке.

Иногда наблюдая за их сильными и гибкими телами, за тем, как беспечно они резвятся в светлых водах Большой Реки, согретой лучами доброго и могучего Ву, Нам-Ур и сам бы хотел превратиться в такую рыбину и уплыть далеко, далеко…

Но особенно много рыбы бывало весной, когда только сходил старый, пожелтевший после долгой зимы лёд, когда льдины давясь и крошась, в медленном своём движении, налезали грудью друг на друга, ломали друг другу хребты, чтобы в этой последней своей битве уступить пробуждающейся после долгого сна реке.

Тогда в Большой Реке появлялись рыбы, много рыбы. Наполненные миллионами новых жизней, они спешили куда-то в неведомые Нам-Уру края, чтобы уже там, в муках любви продолжить свой род, а самим зачастую умереть. Стесненная узкими берегами реки, огромная рыбья масса тогда переполняла её. В такое время Большая Река тяжело стонала и ухала и тогда казалось Нам-Уру, что по Большой Реке плыла одна Большая Рыба. Но это плыли рыбы: сотни, тысячи рыб, сотни тысяч рыб. Зеленовато-серебристые судаки, усатые змееподобные налимы, жирные осётры и белуги, быстрые, стремительные стерляди, стройные севрюги и другие рыбы, большие и маленькие, задевая друг друга своими телами, выталкивая друг друга на поверхность воды, на берега Большой Реки плыли и плыли туда, где могучий Ву начинал свой путь. Её было много настолько много, что временами за живой колышущейся массой рыбы не было видно даже воды.

В такие минуты на берегах Большой реки наступал праздник. Тогда тучи чаек, с резким, раздражающим племя криком, до позднего вечера кружились над Большой Рекой. Иногда добыча оказывалась для них слишком тяжёлой и глупая жадная чайка уже не могла с ней взлететь, тогда охотник превращался в добычу, и долго её белые перья плыли вместе с бесчисленными рыбьими стадами, сопровождая их.

Тогда прибегали к берегам Большой Реки хитрые осторожные лисицы, злые отощавшие за длинную снежную зимы волки, а, иногда, своей неспешной развалочьей поступью посещал берега Большой Реки и хозяин здешних лесов медведь.

Зубами, когтями, клыками — они жадно хватали ещё живых полузадохшисся рыбин и выволакивали их на берег.

Но рыбы хватало всем, большие белые кучи полуобглоданных рыбьих скелетов, валялись по обеим берегам Большой Реки. Хватало её и людям. С радостными криками женщины и дети племени Нам-Ура хватали голыми руками рыбу и несли её в своё становище, а наевшиеся рыбы лисицы и волки утрачивали всякую осторожность.

И тогда ловким и сильным охотникам Нам-Ура не стоило большого труда подойти к полупьяным от сытной пищи волкам и лисицам на расстояние броска копья, а оно, пущенное умелой рукой, довершало дело.

Много лисьих и волчьих шкур добывали охотники Нам-Ура в эту пору, чтобы с наступлением трескучих зимних холодов, заботливо покрыть ими своё жилище.

Но проходил паводок, проходил нерест, спадала вода и жизнь опять шла своим чередом.

Правда, рыбы и тогда хватало, но добывали её уже взрослые мужчины племени.

В то злосчастное утро, как всегда, испросив разрешения у духов, Нам-Ур вылез из-под лёгкого навеса стоявшего на высоком берегу реки вместе с самыми ловкими мужчинами своего племени Бру и Круком и отправился за рыбой. Могучий Ву, дарующий жизнь всему живому на Земле, ещё не распростёр свои жаркие объятия. Было свежо, остро пахло сырой травой.

Вооружившись берёзовыми копьями и забравшись на коряги, которые приносил с собой весенний паводок, мужчины неподвижно, точно изваяния, застыли.

Ждать пришлось недолго, большая любопытная белуга подплыла к самому краю коряги и ткнулась своим острым носом в прибрежный ил. Нам-Ур следил за ней не дыша.

"Пожалуй, хватит всему племени, — прикидывал он, — лишь бы только не спугнуть её.

Белуга, подняв небольшое облако ила, продолжала что-то искать на дне.

Сердце Нам-Ура учащенно забилось. Медленно, медленно он отвёл копьё назад и что есть силы ткнул его в воду, стараясь не попасть в костяные щитки, прикрывающие тело белуги.

Ему повезло, копьё пронзило верхнюю мясистую губу белуги и вышло насквозь.

Обезумев от боли, рыбина резко рванулась в сторону, но сильная короткая рука Нам-Ура крепко сжимала копьё.

"Нам-Ур поймал рыбу, очень большую рыбу", — прокричал он и свалился в реку, увлекаемый отчаянно сопротивлявшейся белугой. На его крик поспешили Бру и Крук, находившиеся поблизости.

Потрясая копьями и разбрызгивая воду, они бежали по пояс в воде на помощь Нам-Уру.

Вид огромной рыбины привёл их в изумление.

"Духи, добрые духи послали нам рыбу, очень большую рыбу",— радостно закричали они, и принялись тыкать истекающую кровью белугу копьями, стараясь попасть ей в глаза.

Через некоторая время это им удалось, но и после этого белуга продолжала отчаянно сопротивляться.

Наиболее здоровый из них Крук сделал было попытку подойти к белуге сзади, но, оглушённый ударом её большого хвоста, свалился в светлые воды Большой Реки.

Но это лишь только раззадорило его. Схватив копьё, Крук стал наносить удары в нежные, ничем не защищённые бока белуги.

Через некоторое время, после напряжённой борьбы, белуга перестала сопротивляться, и мужчины вытащили её на берег.

Не сговариваясь, они дружно сняли с себя мокрые кожаные повязки и блаженно повалились на тёплый речной песок.

"А большая рыба, очень большая", — полуприкрыв глаза лениво размышлял Нам-Ур, гладя ещё агонизировавшее тело белуги, — надо будет из её головы сделать амулет, пусть он приносит моему племени счастье и отпугивает злых духов".

Внезапно пляшущая гора затряслась и с вершины её покатились камни.

Уставшие и разомлевшие на солнце мужчины не придали этому никакого значения. Пляшущая гора тряслась и раньше, и они к этому давно привыкли, но через некоторое время они услышали сильный гул. Он шёл из под земли, а это уже насторожило их.

Нам-Ур приподнялся на локте и стал внимательно глядеть в сторону плящущей горы, над которой начинал куриться лёгкий дымок . А затем раздался удар такой силы, что, казалось, содрогнулась сама Земля. На глазах изумлённого и испуганного Нам-Ура от пляшущей горы откололась огромная каменная глыба и, рассыпая мириады, сверкающих на солнце, брызг с шумом ухнула в реку.

Но этого Нам-Ур и его соплеменники уже не видели, мгновенно вскочив на ноги и проклиная злых духов, которые навлекли на их племя такую беду, мужчины стремглав бросились к своему становищу.

Но река опередила их.

Ласкавшаяся ещё минуту назад у их ног, тихим и ласковым ягнёнком, она сейчас превратилась в разъярённого зверя.

Стесненные тысячетонной громадой обломков скал, её быстрые светлые воды искали выход. Искали и не находили. С шумом и рёвом, кроша на своём пути всё живое, её, вдруг ставшими темными, волны стремительно разливались вокруг.

Нам-Ур и его соплеменники не пробежали ещё и четверти пути, когда бушующие волны Большой Реки настигли их. Отчаянно цепляясь за корневища деревьев, за выступающие пучки травы мужчины упорно продолжали карабкаться наверх.

Первыми воды Большой Реки забрали Бру. Нам-Ур только успел заметить его большую чёрную голову в кипящем водовороте волн. Успел расслышать его последние крики и Бру исчез навсегда в водах Большой Реки, он совсем не умел плавать.

Вторым стал Нам-Ур, большая волна накрыла его с головой, и он отчаянно колотя ногами, по взбешённым водам Большой Реки, выплёвывая её пополам с песком, почувствовал, что небольшой куст, за который ему удалось ухватиться, последняя опора, связывающая его с жизнью, начинает медленно отделяться от обрыва. Ещё через минуту он так бы и исчез в водах Большой реки, как и Бру.

Но помог Крук. Взобравшись довольно высоко по обрыву, он временно оказался в безопасности. Отчаянный крик о помощи Нам-Ура заставил его повернуть назад.

— Держи мою руку, Нам-Ур, — что есть силы прокричал Крук.

Нам-Ур с облегчением схватился за его сильную волосатую руку.

Но на этом их испытания не кончились. Большая осина, вырванная с корнем водами Большой Реки стремительно вращаясь, ударила по руке Крука.

Крук глухо охнул от боли, а Нам-Ур с ужасом почувствовал, что сильная и крепкая рука товарища почему то ослабла.

Закусив губы от боли, Крук висел, уцепившись за корень сосны над бешено несущейся под ним водой.

— Держись, Нам-Ур, — отчаянно закричал Крук и превозмогая себя, сделал попытку подтянуться на здоровой руке. Это ему удалось. Таким образом, и Крук и Нам-Ур оказались во временной безопасности.

Крук вытер здоровой рукой выступившие от напряжения у него на лбу капельки пота.

— Что с тобой Крук? — участливо спросил Нам-Ур оказавшись возле него.

Вместо ответа Крук молча кивнул головой на безвольно повисшую как плеть руку.

Теперь уже Нам-Ур помогал Круку. Ухватив его здоровую руку своей сильной волосатой рукой, он помогал товарищу карабкаться по отвесному склону.

Вскоре они достигли становища.

Медлить было нельзя. Хотя вода временно остановила свой подъём на том берегу у пляшущей горы Нам-Ур разглядел тёмные тучи, ходившие, словно стая волков, вокруг её вершины.

— Духи разгневались на нас, — что есть силы закричал Нам-Ур, — мы уходим.

На глаза ему попался колдун.

Обычно надменный и спесивый, он сейчас весь как-то сник, глаза его быстро бегали.

— А, старая жирная крыса, говорил тебе Нам-Ур, — прокричал Нам-Ур, но времени на перепалку не было — начинал подыматься сильный ветер. Небо быстро темнело.

— Все уходим, — прокричал Нам-Ур, — духи сильно разгневались на нас, все уходим из этого проклятого места.

К Нам-Уру подошёл хромой мастер.

— Нам-Ур, а кто же возьмёт мои камни, из которых Тлум сделает много хороших наконечников для копий. Как тогда охотники Нам-Ура добудут много зверя.

— Некогда, Тлум, — торопливо ответил Нам-Ур, — колдун, видимо, принёс плохую жертву духам и теперь они сильно разгневались на нас.

Ветер между тем быстро крепчал, со стоном гнулись верхушки деревьев, сбрасывая с себя последние листья.

— Тлум без камней не пойдёт, вдруг упрямо заявил Тлум. Где Тлум ещё найдёт такие хорошие камни.

— Ну, так возьми их с собой в сердцах проговорил Нам-Ур.

— Тлум не может с отчаянием проговорил Тлум.

Давно это было. Молодой и сильный тогда Тлум, на узкой лесной тропе по первому снегу столкнулся со злым пещерным медведем-шатуном, наводившим ужас на всех людей племени. Тлум тогда победил. Коричнево-бурая шкура медведя — подарок Тлума — украсила могучее тело Ур-Нама, отца Нам-Ура, который вёл тогда за собой племя.

Но победа далась дорогой ценой. Уже пронзенный копьём, пущенным крепкой рукой Тлума, злой и коварный хозяин лесов успел зацепить его своей лапой.

Тлума тогда принесли на носилках. Наскоро срубив небольшую березу, его товарищи положили на неё Тлума и поволокли в становище. За ними тянулся жирный кровавый след.

Много раз всходила холодная Мун, много раз она коварно подмигивала ему своим жёлтым глазом, пока его верная Ку ухаживала за ним.

Много он выпил отвара из коры березы. Много рыбы прошло по Большой Реке.

Рана зажила, но на её месте остались длинные тонкие розовые полосы, тянущиеся от икры к паху, а левая нога Тлума стала быстро сохнуть.

— Тлум не может, — повторил Тлум, и на глазах его показались слёзы.

— Ки поможет Тлуму!

Нам-Ур обернулся.

— Ки поможет Тлуму, — вновь сказал невысокий смышленый мальчишка старой Кму, — Тлум хороший мастер и Ки будет горд, если Тлум доверит ему нести свои камни.

Небо между тем окончательно потемнело.

Ветер постепенно превращался в бурю.

Люди племени Нам-Ура торопливо собирались, стягивая сухие шкуры тонкой веревкой из сухожилия зайца.

Раздался взрыв ужасающей силы и из вершины пляшущей горы показался ослепительно белый столб пламени.

На мгновение день победил ночь. Люди племени в ужасе попадали на землю.

А затем, пляшущая гора изрыгнула из себя огромную массу раскалённых камней.

Взрыв был настолько сильный, что большая часть их перелетела через реку, и огненный дождь прошёл над лесом.

Сухой лес мгновенно вспыхнул. А ветер, превратившийся в бурю, мгновенно усилил пожар.

— Духи прокляли нас, — что есть силы закричал Нам-Ур, — уходим, уходим из этого места.

Побросав свои жалкие пожитки, люди племени Нам-Ура в панике бросились вверх по реке.

— Туда нельзя, — остановил их властный голос Нам-Ура, — духи не хотят, чтобы мы жили у Большой Реки, мы уходим в степь.

Навстречу растерянным людям катилась ревущая стена огня.

— Мы уходим в степь, — опять прокричал Нам-Ур.

И круто повернувшись, побежал в степь. Объятые ужасом, люди в панике побежали за ним.

— Больше племя всё равно не пройдёт, — решил Нам-Ур и отдал команду остановиться.

Усталые, измученные люди без сил повалились на траву.

Тихо сидели они, не плакали даже дети.

— Нам-Ур, — кто-то тронул его за руку, — совсем недалеко от нас кружатся стервятники. Может быть, кусок кабана, или зайчатины достанется людям Нам-Ура.

— Сходи Блум посмотри — сказал Нам-Ур.

Через некоторое время прибежал радостный и взволнованный Блум.

— У нас будет пища. Племя Нам-Ура не останется без еды. Блум нашёл почти целую тушку молодого олененка, но надо торопиться, а то Блум видел волков.

Быстро вскочив на ноги, и взяв в руки копья, несколько мужчин торопливо побежали к тому месту, где кружили стервятники.

Но их опередила волчья стая. Жадно урча, они набросились на ещё тёплого оленёнка.

— Прочь-прочь! — закричал Блум, самый сильный из них, — племя Нам-Ура не останется без еды.

В ответ на эти слова волки лишь только злобно щёлкнули зубами.

Тогда Блум с силой метнул копьё.

Бросок был настолько сильным, что передний и самый наглый волк, пронзённый им, высоко подпрыгнул, перевернулся в воздухе, да так и остался лежать на земле.

Остальные, поджав хвосты, поспешно отступили. Но они не убежали далеко. Блестя своими зелёными глазами, в начинавшей сгущаться темноте, они, сев на задние лапы, громко завыли.

Так просто они от нас не отстанут подумал Блум.

— Волки оставили племени совсем мало оленя, — с горечью подумал Нам-Ур, — хватит только женщинам и детям, — и он сглотнул голодную слюну, — мужчинам придётся довольствововаться только убитым волком. И он поскорее отвернулся от остатков туши убитого олёнёнка.

Захватив с собой Блума и ещё несколько мужчин, он отправился к трём чахлым березам, растущим неподалеку, чтобы нарубить веток для костра.

— А хорошо, что Ки помог Тлуму, — думал Нам-Ур, быстро срезая кремневым ножом ветки, — смышленый мальчишка, надо будет сказать Тлуму, чтобы присмотрел за ним, да заодно и обучил своему мастерству.

Нарезав ветки, Нам-Ур вместе с товарищами понесли их к стойбищу.

Ка — хранитель огня достал из своего мешка, сделанного из кожи зайца, небольшую чурку из липы выдолбленную изнутри. В ней хранилось самое ценное, что было у племени Нам-Ура.

В ней хранился Огонь. Два невзрачных камешка серного колчедана, несшие в себе и тепло и защиту от диких зверей и вкусный запах горячего свежего мяса лежали сейчас в ладони Ка.

Из этого же мешка он достал несколько сухих грибов трутовиков и низко наклонившись над ними, защищая будущий Огонь от порывов ветра, которые могли убить его в самом начале, сильно ударил камень о камень. От сильного удара Ка в трут прыгнула сначала одна искра, затем вторая, но Ка продолжал трудиться. Наконец, трут затлел, а затем появился ещё маленький, только зародившийся Огонь. Тридцать пар глаз внимательно следили за ним.

Осторожно, чтобы не погубить его, Ка начал подкладывать маленькие кусочки березовой коры.

Через некоторое время Огонь окреп, пламя его взметнулось выше, и всё племя собралось около него.

Огонь подарил людям тепло и покой, кроме того, на огне сейчас они будут готовить еду.

Но сначала надо было хорошо накормить огонь.

Ка осторожно положил в огонь толстую березовую ветку. Словно, обрадовавшись новой порции пищи, огонь весело загудел, и языки его пламени принялись жадно лизать чуть влажную березу.

Пора было свежевать оленёнка, обычно это делал Крук, но рука его так и не зажила, поэтому Нам-Ур сам взялся за эту операцию.

Сильным движением кремниевого ножа он отрезал у оленёнка голову. В ней находился и это Нам-Ур хорошо знал вкусный и питательный мозг. Нам-Ур, как вождь племени, мог бы съесть его один и никто бы его в этом не упрекнул. Но Крук спас ему жизнь и Нам-Ур помнил об этом.

Затем, он взял острый осколок известняка, захваченный предусмотрительным Тлумом и быстрым движением разрезал кожу на груди и брюхе оленёнка.

"Шкура пригодится, для защиты от непогоды, сколько нам придётся ещё идти в поисках просторной и сухой пещеры", — подумал Нам-Ур.

Содрав шкуру олененка он кинул её женщинам племени.

Быстро прибив шкуру к земле острыми берёзовыми палочками, они тотчас же начали сдирать с неё остатки красноватого мяса тонкими каменными пластинками.

Затем он вспорол брюхо олененку и вынул оттуда кишки.

Сердце и печень он тоже решил отдать Круку, "пусть он будет таким же быстрым и благородным как олень", — подумал Нам-Ур.

Костёр в степи весело горел, далеко отбрасывая языки пламени.

Мужчины племени торопливо вбили по его обеим сторонам толстые разветвлённые ветви березы, и проткнули олененка толстой березовой веткой предварительно сняв с неё кору и заострив.

"Эх, сейчас бы рыбы", — подумал Нам-Ур и вспомнил жаркое лето на берегу Большой Реки, когда груды рыбы лежали у лёгкого жилища племени Нам-Ура и с их голов и хвостов капал янтарный жир.

"Эх, сейчас бы нам рыбы" — вновь подумал Нам-Ур.

Но это уже было в прошлом, в далёком прошлом, нужно было привыкать к новой жизни.

Нам-Ур с сожалением вздохнул и, проглотив голодную слюну, принялся свежевать убитого волка.

От всего его тела исходил острый неприятный запах и Нам-Уру стоило большого труда разделать его.

Мужчины его племени внимательно следили за всеми его действиям, а на, приятно щекучущий ноздри, запах оленьего мяса, они старались не обращать внимания. Однако, он был настолько нежен и ароматен, что они невольно косили глаза в ту сторону, где жарился оленёнок.

Поджарив на костре волка, пожевав его невкусное, жёсткоё мясо Нам-Ур попытался забыться в коротком тревожном сне.

Отложив копьё, с которым он за последние дни почти не расставался, в сторону и, расстелив шкуру только что освежёванного волка, он лёг на спину и закрыл глаза.

Но волки не забыли людей. Голодные и злые, окружив тесным кольцом становище, они постепенно сжимали его. Волков было больше, значительно больше, чем людей, но их пугал костёр. Волки хорошо знали губительную силу Огня. Не раз, застигнутые скоротечным лесным пожаром, они стремительно убегали от него, но голод брал своё ......

Крук и ещё несколько мужчин предварительно выставленные Нам-Уром для охраны племени, сжимая копья, напряжённо вглядывались в темноту.

Волки вели себя тихо.

Большая матёрая волчица, блестя в темноте своими умными зелёными глазами, медленно и осторожно подползала к стойбищу людей. Она ползла с той стороны, где пламя костра было не особенно ярким, вкусный ароматный запах людей бил ей в ноздри, как и остальные волки, она тоже боялась людей, боялась огня, но совсем недалеко в логове, у ней осталось шестеро голодных крутолобых волчат......

Волчица подползла к становищу людей и, совсем, дурея от этого вкусного запаха, сделала длинный стремительный прыжок.

Её острая хищная морда ткнулась во что-то мягкое. Стремительно ухватив это мягкое нежное существо своими клыками, она, одним сильным рывком закинуло его себе на плечи, и прыгнула в сторону.

В серых предрассветных сумерках Блум только успел заметить её тень и наугад кинул копьё, но он промахнулся, и сразу становище людей огласилось громким пронзительным криком.

— Волки украли мою девочку, — голосила Кру и заламывала руки.

Упруго вскочив на ноги, Блум погнался за волчицей. Пятилетняя девочка была легка как пёрышко и поэтому волчица быстро уходила от погони. Мужчины, бежавшие с Блумом, потихоньку начали отставать, их копья, со свистом разрезав воздух, воткнулись в землю далеко от волчицы, не причинив ей никакого вреда.

Один только Блум преследовал её. Впереди начинался холм, и волчица побежала медленнее.

Крепко сжимая в руке копьё, и чувствуя, как ноги наливаются непреодолимой свинцовой тяжестью, Блум старался не отставать. Втягивая широко открытым ртом утренний холодный воздух и хрипло дыша, он напряжённо вглядывался вперёд. Волчица была по-прежнему далеко, хотя и ей подъём давался тяжело. "Она уходит", — и в порыве отчаяния Блум метнул копьё.Он вложил в бросок все силы, но всё равно копьё не долетело до волчицы несколько шагов. К тому же в предрассветных сумерках Блум не заметил выступавший из земли камень, споткнулся об него и упал. Волчица взбежала на холм. В свете начинающей бледнеть луны Блум отчетливо увидел её зловещий силуэт с маленьким ребенком на спине. Через минуту она скрылась из виду. Ногу Блум ушиб не больно, гораздо больнее Блума жгла досада, что упустил волчицу.

Проклиная плохих духов, что навлекли на его племя такую беду, Блум повернул назад.

Ещё издали он увидел бегущую к нему Кру. Заламывая руки и громко голося, она кинулась к нему на шею.

— Волки украли нашу дочь. Волки украли нашу дочь.- Причитала она.

Блум без сил опустился на землю.

Блум был сильным и здоровым мужчиной. Сильной и здоровой была Кру. Но духи не дали им детей.

Много раз всходила холодная и коварная Мун, пока Олле — жена предводителя клана ухаживала за Кру. Много красивых серебристых шкур маленького неведомого зверька подарил ей Блум. И вот когда Блум совсем уж потерял надежду, Кру родила ему девочку. Огонь жизни вновь вспыхнул в груди Блума. Не было более быстрого, более смелого охотника в племени Нам-Ура, чем Блум.

Ранним, ранним утром, когда могучий Ву ещё только начинал свой путь, Блум выскользнув из под навеса спускался к Большой Реке и искал на её берегах красивые блестящие камешки, которыми любила играть маленькая Ли. А однажды, после большого ветра, когда волны Большой Реки стихли и не были такими большими, Блум нашёл на берегу Большой Реки красивую раковину.

Она была значительно больше тех раковин, из которых женщины его племени добывали вкусных моллюсков, которых затем жарили на костре. Блум осторожно вскрыл её острым куском гальки, и с удивлением заметил в мясистом теле моллюска небольшой светлый камешек величиной с горошину. Стараясь не повредить его, Блум осторожно своим корявым пальцем выковырял камешек из раковины. Камешек засветился мягким нежным светом.

— Уйё! — воскликнул удивлённый Блум. Таких камешков Блум раньше никогда не встречал.

Долго рассматривал Блум этот маленький камешек. Про себя он назвал его маленьким осколком Мун. С благоговением понёс он его своей верной Кру.

— Могучие духи защищают нашу девочку, именно они и послали нам это, — сказала Кру, рассматривая камень.

Тогда сам Нам-Ур, вождь могущественного племени, острой деревянной палочкой, посыпая раковину прибрежным песком, просверлил в ней отверстие и скрепив её створки янтарной смолой взятой им у красной сосны, продев в неё тонкое сухожилие зайца одел её на шею Ли.

До сих пор помнил Блум её звонкий детский смех, который сейчас болью отдавался в его груди.

— Наверное, дочь Блума будет хорошей целительницей, такой же хорошей как и Олле, — почтительно говорили женщины племени, — не зря духи послали ей этот маленький светлый камень.

И вот теперь Ли нет.

Поддерживая за руки вконец ослабевшую Кру, Блум побрёл с ней в становище.

Яркий свет больших костров, раззожённых кругом ослепил его.

Никто уже не спал. Женщины племени, окружив плотным кольцом полусонных детей, сдержанно переговаривались, обсуждая случившееся. Мужчины, молча, до боли в руках, сжимая копья, напряжённо ходили вокруг становища.

Нам-Ур хорошо понимал, что девочку уже не вернешь, что лишняя задержка в пути только повредит племени — надвигались осенние дожди, но как отец он сочувствовал Блуму и отдал приказ готовиться к охоте на волчицу.

Медленно наступало утро. Серый туман стлался над степью. Толстый жирный колдун Пру тоже готовился к охоте. Пру чувствовал, что люди племени недовольны им, не раз он ловил на себе их косые, а иногда и откровенно злобные взгляды.

— Пру не смог усмирить пляшущую гору, — слышал он отовсюду тихий шёпот, — старый жирный Пру не мог договориться с духами, — поэтому от успешной охоты Блума на волчицу зависело многое, может быть, даже жизнь Пру. В чашу, совсем недавно сделанную из челюсти молодого оленя, он насыпал порошка из сушёных красных мухоморов, который он всегда носил у пояса в небольшом кожаном мешке из шкуры зайца. На этот раз он насыпал его значительно больше, чем всегда, "так будет легче договориться с духами", — подумал он и налил в неё немного воды.

Затем он кинул в костёр несколько небольших камней. И когда камни накалились, Пру осторожно поддев их раздвоенной веткой березы опустил их в воду. Вода зашипела, и от неё пошёл пар. Так Пру проделал несколько раз пока вода не нагрелась. Выпив этот отвар с отвратительно горьким вкусом Пру посидел немного, а затем одел на себя амулеты сделанные из черепов молодых лисиц. Отвар начинал действовать и Пру почувствовал сильное сердцебиение.

Солнце медленно поднималось над степью. Пру вышел на середину становища и сильно запрокинув назад свою короткую толстую шею громко прокричал:

— Слушайте люди могучего племени Нам-Ура, слушайте о чем Пру будет говорить с духами.

Широко раскинув руки, он, бормоча какие то несвязные слова, закружился в неистовом танце. Люди племени Нам-Ура почтительно смотрели на него.

Полуприкрыв глаза за ним наблюдал и Нам-Ур. После событий на пляшущей горе вера в могущество колдуна у него сильно упала.

— Старая жирная свинья, — наблюдая за дикими прыжками Пру думал Нам-Ур, — что-то плохо ты разговариваешь с духами. Духи могут и не услышать тебя. Блум потерял девочку, а что может быть для отца дороже его ребёнка. Блум сейчас разъярён, как пещерный медведь, в его груди горит огонь мести и Нам-Ур поможет ему. Мы с Блумом и лучшими охотниками отыщем следы серой волчицы и принесем её шкуру в становище, даже если ты и не договоришься с духами.

На глазах Нам-Ура показались невольные слёзы.

Пру всё беспорядочней размахивал руками, его и так бессвязные слова становились ещё бессвязнее, а беспорядочные прыжки всё более отвратительными.

Наконец, он и вовсе забормотал что-то нечленараздельное, его глаза округлились, на мгновение Пру показалось, что могучий Ву, подмигнув ему своим глазом, стремительно спускается с неба, и он без сил упал на землю, на его губах показалась белая пена.

"Раньше с Пру такого не было" — озадаченно подумал Нам-Ур и глядя на встревоженные лица людей племени громко произнёс:

— Могучие духи сказали Пру, что они помогут племени, можно готовиться к охоте на волчицу.

Одобрительно кивая головами, мужчины разошлись по становищу и начали подготовку.

Зажав копья между колен, они каменными скребками с треугольной выбоиной, взятыми у запасливого Тлума, тщательно заостряли конец копья, а затем обжигали его на огне. Некоторые делали себе новые копья.

Но тщательнее всех к охоте готовился Блум. Он выпросил у Тлума острый каменный наконечник и теперь прилаживал его к своему копью. Отпилив небольшим камнем с зубчатами краями конец копья, он острой кремневой пластинкой сделал в копье желобок, вставил в него наконечник и начал прикреплять его к копью тонкими, но прочными красными сухожилиями зайца, которые дала ему вся зареванная Кру. От напряжения у него вздулись на лбу вены.

Закончив работу, Блум поднял копьё к небу и мрачно произнёс:

— Старая, злобная волчица, ты не уйдёшь от Блума. Блум проткнёт тебя вот этим копьём и принесёт твою вонючую шкуру в племя, прежде чем могучий Ву закончит свой путь.

Солнце было уже высоко, когда охотники вышла из стойбища.

Впереди всех шёл Блум. Его острое зрение, ещё более обострённое внезапным горем, без труда улавливало все следы, которые оставила волчица. Вот клок её шерсти, вот, примятые ею, стебельки травы.

Внезапно в траве что-то блеснуло. Блум быстро нагнулся, и у него опять чуть не подкосились ноги.

Эта была раковина, которую Нам-Ур одевал на шею Ли, очевидно, от тряски она слетела , а может быть девочка сама сорвала её с себя, чтобы дать знак своим спасителям…

Огромным усилием воли он взял себя в руки.

Спустившись с холма, охотники остановились. Дальше след волчицы терялся в траве.

Блум жадно втянул в ноздри воздух, но тщетно, очевидно, волчица побежала в другом направлении.

— Блум всё равно найдёт тебя, старая коварная волчица, — прорычал Блум…

Накормив волчат и лёжа у своей норы под лучами жаркого солнца, волчица смотрела, как весело и беззаботно они играют. Внезапно её чуткие ноздри уловили знакомый ей запах людей, но к этому запаху примешивался какой-то другой, настороживший её.

Подняв свою лобастую голову, она посмотрела в сторону, откуда исходила опасность. Запах усиливался.

Волчица взяла за загривок самого старшего и потащила его в нору…

— Пак нашёл волчицу, Блум. — К тяжело дышащему Блуму подбежал один из охотников племени. — Нора волчицы находится совсем недалеко. — Блум с благодарностью кивнул головой и побежал за ним.

Немного не добежав до норы, охотники остановились. Важно было прежде времени не спугнуть волчицу.

Охотники тихо подходили к норе. Затаилась и волчица.

Внезапно один из самых маленьких волчат жалобно и тонко тявкнул.

— Ага! Так ты здесь, старая злобная волчица, — торжествующе произнёс Блум, и начал остервенело тыкать копьём в нору. Но она была достаточно глубока, и копьё Блума не причинило волчице никакого вреда.

Забившись к самому её краю и прикрывая дрожащих, жалобно скулящих волчат своим телом, она злобно смотрела на наконечники копий, мелькающие перед самым её носом.

В горячке охоты Блум попытался, было пролезть в широкую переднюю часть норы.

Но волчица, подняв на загривке шерсть, бросилась на Блума. Спасла его такая же звериная реакция, как и у волчицы. Он успел отпрянуть, и когтистая лапа волчицы прошла всего лишь в сантиметре от его лица.

Поняв, что быстро волчицу взять не удастся, охотники отошли от норы на несколько шагов и принялись громко обсуждать ситуацию.

Волчица сидела в норе со своим выводком и скорее бы умерла, чем покинула её — это охотники хорошо поняли. Но если у норы есть запасной выход, то волчица легко через него могла уйти от погони.

Тщательно исследовав ближайшую к норе местность, охотники ничего не обнаружили. Это облегчало задачу.

Но как добраться до волчицы? Разъяренный Блум горя жаждой мести попробывал было попасть в нору сверху. Но вскоре оставил эту затею. Холм, в котором была прорыта нора, был довольно большой и Блуму с остальными охотниками пришлось бы долго рыть его.

Тогда они разожгли костёр и стали бросать в неё горящие головни, но и это не помогало.

Головни, ударяясь об извилистые стены норы, не долетали до её конца.

Волчата кашляли и чихали, волчица мотала головой от едкого дыма, но выходить не собиралась.

И тогда люди придумали следующее.

Выбрав молодую осину Блум достал из-за пояса большой каменный нож.

Держа его в правой руке, он сильно размахнулся и сделал первый удар. Нож тяжело вгрызался в дерево, но спешить Блуму было некуда… Подрубив дерево с одной стороны, Блум перешёл на другую.

Наконец осина была срублена. Очистив её от вёток и обрубив тяжёлое корневище, Блум начал заострять тонкий конец осины. Заострив его, Блум положил осину в пламя костра.

— Могучие духи, помогите мне, — глядя на конец осины, шептал он, — расправиться с волчицей и отомстить за Ли.

Тонкий конец осины почернел и обуглился. Блум удовлетворенно потрогал его пальцем и злорадно произнёс:

— Ну, теперь-то ты от меня не уйдёшь, старая коварная волчица.

Обхватив толстый конец осины, мужчины как тараном стали бить ей в нору.

— Ух-Ух, — сосредоточенно хрипели они.

Теперь дело продвигалось быстрее. Острый конец осины, к тому же закалённый на костре, без труда пробивал мягкую почву норы, с каждым ударом входя туда глубже и глубже.

Поняв, что теперь ей не уйти, волчица глухо зарычала и оскалила клыки.

Но она вовсе не собиралась бежать.

Стремительно вылетев из норы, разъярённый зверь вцепился в горло одного из охотников.

Короткое мгновение, сухой лязг зубов и вот уже один из них, взмахнув руками, с прокушенным горлом падает на землю. Стремительно отскочив от него, и немного присев на лапы волчица приготовилась к новой атаке.

Но копьё Блума опередило её.

Удар был настолько сильным, что копьё, пробив волчицу насквозь, буквально пригвоздило её к земле.

Волчица судорожно дёрнулась и громко завыла.

— Ага! Старая коварная волчица, — торжествующе сказал Блум, — вот ты и попалась. Теперь Блум отомстит тебе за смерть Ли.

Он взял тяжелое каменное рубило и, глядя прямо в, начинающие тускнеть, глаза волчицы, нанес ей первый удар.

Он бил и бил ненавистного зверя пока голова волчицы не превратилась в кровавую кашу.

— Где дети волчицы, — хриплым, каким-то звериным голосом прокричал Блум, — Блум убьёт их так же, как она убила Ли.

Маленькие серые комочки, оставшись без матери, жалобно скуля начали выползать из норы.

Блум вряд ли сейчас понимал, что волчата ни в чём не повинны в смерти его дочери, ярость, боль и отчаяние переполняли его и искали себе выход.

— Вот тебе, — прокричал он и, сильно размахнувшись, ударил волчонка об осину. Маленький комочек, слабо писнув, затих. То же самое Блум проделал со вторым волчонком, с третьим, четвёртым пятым.

Внезапно, будто мутная пелена спала с глаз Блума. Что же Блум делает — ужаснулся он. Ведь они же ещё дети, такие же дети как и Ли только звериные и ни в чём неповинны в её смерти.

Обессиленный Блум прислонился к осине.

Из норы выполз шестой последний волчонок. Он был самый маленький из своих братьев, к тому же у него была повреждена передняя лапа, и он хотел есть.

Жалобно скуля, волчонок тыкался в бок своей матери.

Затем он обнюхал своих братьев и сестер. Видно поняв, что они уже никогда не будут с ним весело играть на солнце, волчонок повернулся и, немного прихрамывая, побежал к небольшой осиновой рощице, находившейся неподалёку. Охотники молча проводили его взглядом.

Солнце уже садилось, когда они достигли своего стойбища.

Вокруг ярко горели костры. Никто не спал.

Навстречу Блуму выбежала Кру. Внезапное горе опалило её. В глубине души она понимала, что вряд ли Ли останется живой. Волки не люди, но искорка надежды всё же жила в ней. И вот теперь она погасла. Ли не было рядом с Блумом, не было и её останков.

— Блум сдержал своё слово! — Торжественно проговорил Блум, — старая коварня волчица мертва!

И с этими словами он бросил мёртвую волчицу к ногам Кру.

— Но Ли нет! — Прошептала Кру, и её руки безвольно опустились.

Круто повернувшись, Блум быстрыми шагами пошёл в степь.

Некоторое время Ли стояла в оцепенении.

Блум продолжал уходить.

— Я люблю тебя!- Отчаянно прокричала Кру, — Я люблю тебя, Блум, — повторила она, — Не уходи.

Услышав эти слова, Блум вздрогнул, на секунду остановился, но затем снова прибавил шаг.

— Я люблю тебя Блум!- отчаянно прокричала Кру и бросилась вслед за ним.

Блум остановился, а затем, повернувшись, медленно, медленно пошёл в становище.

Навстречу ему бежала Кру.

Молча обнявшись, они до утра просидели у ярко пылающего костра.

Прошло ещё несколько дней. Солнце по утрам уже светило не так ярко, по утрам на травах выступала обжигающе холодная роса и Нам-Уру стоило большого труда будить людей, буквально силком выволакивать их из под тёплых шкур и продолжать идти, идти ...

"Скоро наступят холода и сверху пойдёт большая вода, — с тревогой думал он, — и тогда мы погибнем среди этой чахлой травы. Здесь не из чего построить даже простой навес".

Колдун Пру был недоволен решением Нам-Ура, он считал, что племени нужно было идти вдоль реки, где водилось много вкусной и жирной рыбы. Он видел, что некоторые из племени тоже не одобряют решение Нам-Ура и, хотя его могущество значительно укрепилось, после того как Блум поймал волчицу, благодарный Блум принёс ему даже её шкуру, но сейчас открыто выступать было опасно.

"Погоди Нам-Ур придёт и мой черёд"- злорадно думал Пру, самодовольно поглаживая свой толстый живот.

— Нам-Ур! — окликнул его Браг, широкоплечий коренастый, почти квадратный мужчина, возвышавшийся на голову над Нам-Уром, люди племени хотят есть, уже много раз подмигивала нам своим холодным глазом коварная Мун, а кроме тощего оленя, юрких зелёных ящериц, да отвратительных гусениц мы уже давно ничего не ели, может быть, был прав Пру, когда говорил что нужно было идти вверх по Большой Реке.

— Возможно, — задумчиво сказал Нам-Ур, — но могучие духи мстят нам и вряд ли они захотят, чтобы мы возвращались туда вновь.

Пру внимательно прислушивался к их разговору. Браг был дальним родственником Пру…

Медленно догорал день. Багровое светило уже почти ушло за линию горизонта, и его последние лучи отбрасывали длинные тени от людей кустарников и редких деревьев, преображая степь до неузнаваемости.

Женщины племени готовили на костре нехитрую еду. Мужчины, сидя у огня, отдыхали после тяжёлого перехода, некоторые играли с детьми.

Нам-Ура среди них не было, он ушёл далеко в степь. Тревожные мысли избороздили морщинами его широкий, покатый лоб.

Начинал подыматься лёгкий ветерок. Нам-Ур поплотнее закутался в шкуру медведя.

"Почему здесь нет лошадей? — мучительно размышлял он, — в степи должны быть лошади.

Внезапно его чуткое ухо уловило легкий стук.

Взволнованный Нам-Ур прилёг и приложил ухо к земле.

Теперь топот копыт стал слышен яснее.

Его острый глаз далеко, почти у самой линии горизонта, различил двух лошадей.

Лошади приблизились

Молодая огненно-рыжая кобылица и чёрный как смоль вороной жеребец, чуть касаясь своими стройными, словно высеченными из камня ногами, легко скакали рядом. Вольный степной ветер широко развивал их пышные гривы. Время от времени кобылица, распушив свой большой красивый хвост, убегала от жеребца и тогда он, широко раздувая свои ноздри, громко и радостно заржав, догонял её. Его сильные стальные мышцы волнами переливались под атласной кожей. Догнав кобылицу, он легонько покусывал её за шею своими крепкими белыми зубами. Кобылица делала вид, что недовольна и при этом шаловливо мотала головой. Затем их игра повторялась. Так они бежали довольно долго. Нам-Ур невольно залюбовался ими.

Наконец, кобылице по видимому игра надоела и, громко и призывно заржав, она быстро помчалась вперёд навстречу заходящему солнцу, за ней, выгнув шею, стремительно поскакал жеребец. В его последних лучах Нам-Ур четко видел их стройные силуэты. Через мгновение они исчезли из виду.

"Значит, лошади в степи есть!" — подумал Нам-Ур и его сердце радостно забилось.

Ноги сами понесли его в родное становище.

— Слушайте люди племени-Нам-Ура, — громовым голосом прокричал он. Могучие духи не забыли нас.

Сейчас Нам-Ур видел лошадей, пока только кобылицу и жеребца, но, наверняка, поблизости пасётся табун. Нам нужно только нагнать их и тогда у племени Нам-Ура будет много жирной пищи. А из их крепких шкур мы изготовим прочные покрытия для наших навесов.

Теперь уже никто не роптал на Нам-Ура, люди с благодарностью смотрели на него

На следующее утро они двинулись в путь.

Все понимали, что нужно спешить, что нужно догнать табун, пока он не растворился в бескрайних просторах степи, или хищные злые волки не разогнали его.

Но проходил день, другой третий, а табун лошадей оставался неуловимым

Словно, насмехаясь над ними, далеко-далеко, почти у самого горизонта появлялись лошади, люди видели их чёткие профили, иногда они приближались и, тогда ветер доносил до них их громкое ржание, затем они исчезали.

Постепенно люди начали роптать. Больше всех злился Браг.

— Нам-Ур обманул нас! — кричал он, — мы все погибнем в этой проклятой степи, так и не отведав лошадиного мяса. Табун уходит от нас всё дальше и дальше туда, где могучий Ву начинает свой путь, мы никогда не догоним лошадей, всё, что они нам оставят так только вот это.

С этими словами он поднял лошадиную лепёшку и со смехом кинул её к ногам Нам-Ура.

К его удивлению Нам-Ур не разразился проклятиями и угрозами. Он поднял лепёшку и стал её внимательно рассматривать. Затем он разломал её.

— Нам-Ур хочет сделать из лошадиной лепёшки лошадиное мясо, — насмешливо выкрикнул кто-то из племени. — Покажи Нам-Ур как это делать, а мы у тебя поучимся, может у нас что-нибудь получится. Покажи, покажи Нам-Ур

Нам-Ур выждал, когда стихнет злобный смех и поднял руку.

— Слушайте люди племени Нам-Ура, — сказал он, — Нам-Ур не обманул вас. Уже много лепёшек разломал Нам-Ур и они были такими же сухими и пустыми как болтун Браг. Люди племени одобрительно засмеялись. А теперь пусть Браг подойдёт сюда. Толпа вытолкнула из своих рядов оробевшего Брага.

— Иди, иди сюда, Браг! — громовым голосом проговорил Нам-Ур, — Нам-Ур ничего тебе не сделает, Нам-Ур только вытрет о твою спину свои руки.

Браг подошёл к нему и Нам-Ур не торопясь вытер руки о его спину.

А теперь смотрите люди племени Нам-Ура громовым голосом сказал он и показал на жирный след, отчётливо видимый на спине Брага. Лошади не ушли далеко и след на спине Крука говорит об этом. Как только могучий Ву закончит свой путь, мы выходим.

Сразу несколько людей племени изъявило желание идти с ним. Среди них был и Блум.

Блум пусть останется в племени решил Нам-Ур сейчас здесь неспокойно, старый жирный Пру так и каркает словно старый ворон, а вот вернётся Нам-Ур тогда и поговорим.

Всю ночь мужчины племени, не обращая внимания на высокую траву, хлеставшую по ногам и лицам, торопливо шли. И лишь только перед рассветом, не выдержав быстрой ходьбы, они как снопы повалились на землю. Но сон их не был долог. И снова они, превозмогая усталость, шли. Каждый шаг отдавался в раненой ноге Нам-Ура нестерпимой болью, но он, превозмогая эту боль, шёл. И лишь только, когда могучий Ву был высоко на небе, их чуткие уши уловили тревожное ржание лошадей.

Перед ними открылось необычайное зрелище — две большие гряды холмов, поросшие густым лесом, величественно, словно двое часовых возвышались над степью. А дальше, в небольшом проходе между ними, простиралась изумрудно зелёная трава, и рос небольшой кустарник.

Зажатый холмами табун тревожно ржал. Лошади, беспокойно прядая ушами, пугливо скакали в разные стороны, но вперёд идти не решались.

"Но почему они не идут? — недоумевал Нам-Ур, — Ведь сочная зелёная трава так сладка!?

Загадка разрешилась быстро. Он увидел, как в обманчиво-изумрудной зелени отчаянно барахтаются две кобылицы. Они жалобно ржали и мотали своими роскошными гривами, а зыбкая топь не спеша, заглатывала свои жертвы. Остальные лошади, кося на них своими большими красивыми глазами, встревожено бегали по берегу. "Коварная вода"! — понял Нам-Ур. И непрошенная слеза покатилась по его суровому лицу.

Это было давно, очень давно. Тогда Нам-Ур ещё не был могучим вождём своего племени, а был стройным быстроногим мальчишкой, тогда волосы, обильно покрывающие всё его крепкоё коренастоё тело, были чёрными, теперь они стали серебряными, почти седыми. В тот день он вместе с мужчинами своего племени и своим отцом угрюмым Ур-Намом пошёл на охоту. Могучий Ву тогда щедро разбрасывал по Земле свои лучи, даруя радость и жизнь всем на ней живущим. В лицо Нам-Уру дул лёгкий приятный ветерок.

Ничто не предвещало тогда беды. Беда подкралась вдруг и незаметно.

Погнавшим за большим лосем, увенчанным тяжёлой короной рогов на могучей горбатой голове, Ур-Нам в пылу охоты не заметил коварную воду, на которой предательски зеленела сочная трава.

И коварная вода с радостью приняла свои жертвы.

Громко и жалобно мыча, отчаянно мотая своей горбатой головой, лось медленно погружался в тёмную зыбкую пучину. Вместе с ним без стона и криков погружался в неё его отец.

Большие ветки старого одинокого дуба, стоящего на краю пучины, наспех срубленные охотниками, оказались слишком короткими, и с громкими гортанными криками, они побежали к серым осинам, чья небольшая рощица находилась неподалёку. Нам-Ур слышал частый и злобный звук каменных топоров далеко разносящихся в притихшем лесу. Но было поздно. Подбежавший Ким-Ур самый лучший друг его отца только успел заметить на спокойной глади бездонной пучины, медленно поглощавшую свою жертву, только большую черную голову его отца.

Последнее что смог заметить Нам-Ур это неугасимый огонь жизни, горящий в глазах отца.

И тёмные холодные воды навсегда сомкнулись над его головой.

Долго тогда плакал Нам-Ур.

И вот теперь он, Нам-Ур, сам стал могучим вожаком своего племени, теперь в его глазах горит неугасимый огонь жизни, теперь он должен вести своё племя. Он смахнул случайно набежавшую слезу.

Теперь у нас будет пища, много пищи удовлетворённо подумал он.

Но впереди лошадей поджидала ещё большая опасность, о которой даже и не подозревал Нам-Ур.

Высокий отвесный обрыв с острыми зубцами камней, к которому вела узкая тропинка второпях незамеченная Нам-Уром был совсем рядом, скрытый лишь небольшим кустарником от глаз Нам-Ура.

"Надо послать Ки за остальными мужчинами племени, пусть Ки поторопит их, — озабоченно подумал Нам-Ур, — пусть они придут на помощь и помогут в удачной охоте".

Нам-Ур подошёл к Ки.

— У Ки быстрые ноги, — сказал он юноше, — а мужчин мало, лошади могут уйти в степь, нужно предупредить остальных.

Ки согласно кивнул головой.

Солнце уже начало заходить, а людей племени Нам-Ура , за которыми он послал быстроногого Ки всё не было.

"Ночью табун уйдёт обратно в степь", — с тревогой подумал Нам-Ур.

Чёрный как смоль жеребец нервно запрядал ушами, а затем, не спеша, поскакал обратно по тропе ведущей в степь. За ним потянулся весь табун.

"Так жеребец уйдёт!" — с отчаянием подумал Нам-Ур.

Мужчины его племени пытались преградить встревоженным лошадям дорогу, но их было так мало.

— Собирайте скорее большие кучи травы, собирайте и поджигайте, — громким зычным голосом крикнул он, — торопись хранитель огня. Лошади тревожно ржут, а степь такая большая.

Путаясь в складках кожаного мешка, хранитель огня торопливо достал невзрачные камешки, несущие в себе огонь.

Первые робкие языки пламени стали жадно лизать сухую траву, и вскоре пространство между двумя грядами заволокло едким белым дымом.

— Нам-Ур, мы подошли! — и большая тёплая ладонь легла на плечо Нам-Ура.

— Хорошо, Крук, озабоченно сказал Нам-Ур, — а кто же остался со старым болтуном Пру.

— Женщины и дети сейчас идут, охраняют их лучшие люди племени. Пру тоже плетётся вместе с ними, сейчас он несёт тяжёлую поклажу и вряд ли будет каркать как старый ворон.

Между тем, трава быстро прогорела, и на её месте остались тлеющая земля c перебегающими по ней искорками огня.

"Горячая"! И Нам-Ур ступив на неё, невольно отдёрнул ногу

Зажатые с одной стороны болотом, а с другой догорающей травой лошади крутились на узком пятачке и тревожно ржали. И-о! И-о! — далеко разносилось по горящей степи.

Нам-Ур испытующе и тревожно взглянул на Крука, рядом с ним стояли люди его племени, стоял и длинный Варр.

— А-а! — громко и отчаянно закричал Нам-Ур и, преодолевая нестерпимую боль от горящей земли, больно жгущей ему пятки, оскалив зубы в страшной улыбке, побежал вместе с людьми своего племени на храпящий от страха табун

И красивые гордые животные, кося своими большими влажными глазами, подгоняемые ревущей чёрной людской массой, вооружённой острыми копьями, которыми они их больно кололи в широко раздутые бока, побежали навстречу своей смерти. А там их ждала коварная вода, которая, хлюпая и пузырясь, готовилась принимать свои жертвы.

Зажатая, храпящим от страха, табуном рыжая кобылица бежала вместе со всеми. Её пышный хвост стлался по ветру.

— И-и! И-и! — громко призывно и тревожно заржал чёрный как смоль жеребец.

Рыжая кобылица повернула свою красивую голову.

— И-и! — вновь заржал жеребец.

Но у неё уже не было сил повернуть назад.

— И-и! И-и! — громко призывно и тревожно заржала она.

— И-и! — громко и тревожно отозвался чёрный как смоль жеребец.

— И-и! вновь тревожно заржала она.

Бешено поводя своими красивыми большими глазами, жеребец вскинулся на задние ноги и рванулся в степь.

— Куда-а! — Громко и грубо крикнул кто-то из людей Нам-Ура, пытаясь осадить его, — Куда-а!

Но жеребец опрокинул своей широкой грудью одного, второго, третьего, чуть не растоптал своими копытами четвертого и помчался вперёд по тлеющей земле.

Едкий дым больно щипал его чувствительные ноздри, его атласные бока мгновенно покрылись толстым серым слоем пепла. Было трудно дышать. Жар жёг его. Но огонь жизни, бушевавший в нём, был сильнее.

Пробежав ещё немного, он ощутил живительное прикосновение сухой холодной травы, его тонкие чуткие ноздри вдохнули свежий холодный воздух.

— И-и! — радостно и в то же время печально, ведь он потерял подругу, заржал жеребец. И помчался навстречу могучему Ву.

Инстинкт подсказал лошадям заветную тропинку и они неожиданно для Нам-Ура быстро пробежали по ней и скрылись из виду.

Лишь одна молодая кобылица оступилась, и раздавшаяся трясина с радостью приняла свою жертву.

— Ушли!- с досадой вскрикнул Нам-Ур и с силой вонзил копьё в землю, — Ушли, — повторил он, и на его грубом, словно высеченном из камня, лице заблестели капельки непрошенных слёз.

— Нам-Ур! — окликнул его запыхавшийся Крук, — У нас будет мясо, у нас будет много мяса.

— Крук лжёт!- и Нам-Ур сурово посмотрел на него.

— У нас будет много мяса! — и Крук, улыбнувшись Нам-Уру, положил широкую ладонь ему на плечо, — впереди обрыв и лошади неминуемо сломают там себе ноги.

А они в своём быстром отчаянном беге летели навстречу своей смерти.

Первой упала в овраг молодая ярко-рыжая кобылица. Нелепо кувыркнувшись в воздухе, она даже не успела жалобно заржать и бесформенным кроваво-рыжим пятном распласталась на его дне.

За ней полетели другие лошади. Кобылица ещё хрипло дышала, когда вторая лошадь, упала на неё и переломала ей хребет.

Но не все лошади скатились в овраг. Внезапная гибель рыжей кобылицы прервала их стремительный бег. В нерешительности они остановились, а затем побежали назад.

Но куда им было бежать? С правой стороны их нежные бока царапала скалистая гряда, с левой поджидала отвратительно хлюпающая пучина, на изумрудно-зелёной поверхности, которой осталась только голова, отчаянно барахтающийся кобылицы.

А навстречу им бежали двуногие звери. Они были страшнее волков, от которых лошади не раз спасались в стремительном беге.

Оскалив белые зубы в своей страшной улыбке, выставив впереди себя острые палки и зажав в своих руках огонь, они весело смотрели на них, но не было в их глазах пощады.

Последняя лошадь, пытавшаяся прорваться сквозь частокол копий, осталась лежать на дне оврага.

— Духи всё-таки помогли нам! — вздохнул Нам-Ур и вытер усталой рукой вспотевший лоб, — Но нужно торопиться. Скоро-скоро уйдёт на покой могучий Ву и тогда станет темно. А коварная одноглазая Мун вряд ли поможет. Наоборот, её жёлтый глаз ещё больше запутает нас".

— Нам-Ур! — обрыв очень отвесный и подошедший Крук испытующе и тревожно взглянул на него. Нам-Ур подошёл к краю обрыва, и его сердце тревожно забилось.

По высоте он был не очень большой, Пляшущая Гора, у которой раньше жило племя Нам-Ура, была куда выше. Но обрыв был абсолютно отвесный, а из его стены, словно большие клыки, выпирали острые камни.

"Он проглотит любого, кто осмелится спуститься в его бездну", — с тоской подумал Нам-Ур.

— Ка пойдёт к обрыву и принесёт племени мясо.

Невысокий коренастый юноша его племени смело посмотрел в глаза Нам-Уру.

— Ка!? — и Нам-Ур с улыбкой посмотрел на него.

— Ка пойдёт к обрыву и принесёт племени мясо, — вновь повторил юноша.

Затаив дыхание, все мужчины племени следили за отчаянным смельчаком.

Вот он, ловко и достаточно быстро, хватаясь за острые камни, выпирающие из его стен, спустился на его дно.

Вот он встал.

Последняя лошадь, свалившаяся на дно оврага, была ещё жива.

Она тяжело и хрипло дышала, у ней были переломаны передние ноги.

Но огонь жизни, бушевавший в ней, оказался сильнее, к тому же она очень боялась подходившего двуногого зверя.

Жалобно заржав, она тяжело поднялась, и, хромая поскакала прочь.

Ка не стал её преследовать.

"Мяса будет много"! — подумал он, и его сердце радостно забилось.

В воздухе просвистел каменный топор — длинный острый камень, привязанный сухожилиями оленя к его берцовой кости и упал неподалеку от Ка.

Ка поднял голову к небу. На него в закатных лучах солнца, улыбаясь, смотрел Нам-Ур.

"У племени будет еда, много еды — подумал Ка и, подняв топор, стал отрубать заднюю часть погибшей лошади. Затем он разрубил её на несколько частей. Выбрав самый большой и самый сочный кусок, он тщательно привязал его к себе сухожилиями зайца и стал карабкаться наверх.

Он был почти уже на самом верху, когда один из камней, на который оперся Ка, предательски зашатался а затем, поднимая тучи пыли, полетел вниз. Его рука скользнула в пустоту. И теряя равновесие, Ка полетел вслед за камнем. На какое- то мгновение, на какое-то упоительное, сладостное мгновение он испытал радость полёта, почувствовал себя птицей. А затем его тело, негромко шлёпнувшись, навечно осталось лежать на дне оврага.

"Овраг коварен, а зубы его гнилы, — с тоской и отчаянием подумал Нам-Ур, — но кто же принесёт племени еду?"

— Блум пойдёт в овраг, — и Блум начал готовиться к опасному спуску.

Нет, Блум мне нужен подумал Нам-Ур жирный болтливый Пру мутит воду в племени словно серая водяная крыса. Нет Блум мне нужен.

Нам-Ур жестом остановил Блума.

Вперёд выступил Варр.

Он сильно отличался от людей племени Нам-Ура.

Высокий широкоплечий он был на голову выше их.

Давно это было. Тогда племя, в котором правил отец Нам-Ура встретило на своём пути странных людей.

Они были такие же высокие и широкоплечие как и Варр, но были абсолютно голыми а их тело покрывали черные густые и жёсткие волосы, гораздо гуще чем людей племени Нам-Ура. Странные люди почти не умели говорить. Из их глоток порой лишь вырывались нечленораздельные звуки.

В руках у мужчин были только большие дубины. Поэтому племя Ур-Нама без труда победило их. Всех их перебили, а затем съели. Вожак племени могучий Ур-Нам съел ещё сырую печень поверженного вожака, странного племени, чтобы быть таким же сильным и высоким как он, но маленькую девочку и мальчика он из жалости, внезапно кольнувшей его грубое сердце, он почему-то оставил.

Много раз появлялся на небе могучий Ву, щедро разбрасывая свои лучи по Земле, даря радость и тепло всем на ней живущим. Много раз появлялась на небе коварная одноглазая Мун, прежде чем мальчик превратился в стройного красивого юношу, а девочка из неуклюжего подростка в длинноногую красивую девушку.

Они даже научились немного разговаривать на языке племени Нам-Ура.

А затем девушка пропала. Долго её искал безутешный Варр. Говорят, что её кости, потом нашли у берлоги свирепого хозяина здешних мест большого бурого медведя. С тех пор огонь жизни начал гаснуть в глазах Варра. Не одна девушка племени обращала свои горячие взоры, на ширукую грудь Варра, на его длинные сильные руки. Не одна девушка прижималась своим гибким горячим телом к его телу в холодные зимнии ночи, чтобы согреть его своим теплом. Но племя, к которому принадлежал Варр вырождалось и Огонь жизни давно покинул его. Он с грустью смотрел на всё своими большими умными глазами и чувствовал, что дни его уже сочтены.

— Ва-р-р пойдёт к обрыву с трудом выговаривая своё имя вновь произнёс он.

— Хорошо Варр, — произнёс Нам-Ур, — но овраг коварен, а зубы его гнилы.Нужно нарезать много полосок, чтобы сделать одну большую веревку. Но из чего их сделать?

Блум с готовностью скинул свою одежду.

— Нет, Блум — покачал головой Нам-Ур. — Злые духи залетели в пустую голову Нам-Ура иначе бы он не послал на гибель Ка. Нет Блум. И Нам-Ур скинул с себя медвежью шкуру — символ власти и могущества племени.

Достав рог оленя, с вставленной в него острой каменной пластиной, он не спеша, принялся разрезать шкуру.

Мужчины племени напряжённо смотрели на него.

Надо торопиться с тоской думал Нам-Ур. Могучий Ву скоро уйдёт на покой, и тогда лошади могут стать лёгкой добычей стервятников, или хищных волков.

Но разрезанную на полоски одежду Нам-Ура нужно было ещё связать и Нам-Ур привлёк к этому делу всех мужчин своего племени. Один только широкоплечий Браг отказался.

— Браг не слабая болтливая женщина, чтобы вязать тонкие полоски, — надменно сказал он.

Сурово посмотрел на него Нам-Ур

Солнце уже заходило и его последние лучи освещали небольшую кучку людей, стоящих на краю глубокого оврага.

— Попробуй Варр, — и Нам-Ур протянул ему веревку.

Варр взял кожаную веревку и легонько потянул её концы, проверяя прочны ли узлы.

— Не так Варр. — И Нам-Ур взяв веревку потянул её с такой силой, что от напряжения у него вздулись вены на лбу. Так он проверил каждый узел.

Затем он обратил взор свой к заходящему солнцу простёр руки и произнёс:

— Могучий Ву, могучие добрые духи, помогите племени Нам-Ура идти трудной тропой жизни.

Несколько секунд он стоял так и смотрел до боли в глазах на заходящее солнце.

Затем он обернулся к Варру

Варр может идти к оврагу сказал Нам-Ур.

Несколько самых здоровых и молодых мужчин его племени взяли веревку в свои сильные грубые руки.

Быстро спустился на дно оврага Варр.

Быстро отрезал острой пластиной кусок мяса, привязал его к себе, с сожалением посмотрел на бездыханное тело Ка и убедившись, что ему уже нечем нельзя помочь, стал подыматься наверх.

Нам-Ур невольно залюбовался его движениями.

Варр лезет как дикая большая кошка о которых ему рассказывал отец, и которых он никогда не видел, подумал он.

Несколько раз подымался и спускался на дно оврага Варр. Движения его стали медленнее и менее ловкими.

Раз он даже чуть не сорвался. Его рука вместо раскачивающийся в наступающей темноте верёвки ухватила пустоту.

На мгновение он замер и неминуемо бы полетел вниз если бы с какой-то непостижимой змеиной ловкостью он не изогнулся почти пополам поймал верёвку, несколько секунд повисел на ней, тяжело переводя дыхание, а затем упорно полез вверх.

Варр устал а у племени Нам-Ура много еды, — сказал ему Нам-Ур, когда он поднялся наверх.

Варр тяжело посмотрел на него.

Племени Нам-Ура нужна еда, нужно много еды, сказал он и снова полез вниз.

И ещё несколько раз спускался на дно оврага и поднимался отважный Варр.

Наконец силы покинули его. И он почти в полной темноте упал к ногам Нам-Ура.

От страшного напряжения у него пошла из ушей кровь.

— Варр отважный воин и сильный мужчина, — произнёс Нам-Ур, — унесите его.

Коварная Мун хитро смотрела на него своим жёлтым глазом, внизу в кромешной темноте завывали волки.

Вспыхнула одна искра, затем вторая третья и через некоторое время языки разгоревшегося пламени стали жадно лизать берёзовые дрова отгоняя темноту.

Потянуло ароматным дымком.

Но благодатный сон не шёл к Нам-Уру, члены его были напряжены.

Его мозг сверлила одна мысль. Нужно сохранить еду. Иначе его племя погибнет голодной смертью.

В кромешной темноте послышался громкий детский плач и широкая ладонь легла на плечо Нам-Ура.

Нам-Ур устало обернулся. На него глядел улыбающийся воин его племени.

— Мы пришли, Нам-Ур, — сказал он и показал рукой на детей испуганно схвативших своих матерей за складки шкур.

— Хорошо Крав, — устало сказал Нам-Ур. — Костёр горит ярко еды у племени много. Но сначала накормите Варра, женщин и детей.

— Пру тоже хочет есть, — донеслось из темноты

— Пру не женщина и не слабый ребёнок, — устало обернулся Нам-Ур, — Пру подождёт.

Колдун поглядел на него полными ненависти глазами.

— Крав и Тху должны охранять еду, — превозмогая свинцовую усталость, сковавшую ему веки, — сказал Нам-Ур, сказал и тут же заснул.

Тихо потрескивает костёр в ночи. Спит усталое племя. Но не спят Крав и Тху. Зорко всматриваются они в предательскую темноту ночи, горящую тысячами зеленых огоньков.

Но это горят не огоньки. Это горят волчьи глаза.

Почуяв запах мяса, множество сбежалось их из ночной степи. И теперь настороженно они следят за каждым движением людей. Некоторые наиболее нетерпеливые начали свою протяжную тоскливую песню.

Противно на сердце Тху. Хоть его рука сжимает быстрое копьё с каменным наконечником, но разве совладать ему с разъярённой стаей. А волчье кольцо становится совсем близко.

Вот Тху в полуметре от себя почуял осторожное злое дыхание и наугад ткнул своим копьём в темноту.

Раздался жалобный визг и на минуту волки отступили. Но только на минуту. В следующее мгновение самый сильный и наглый из них прыгнул на грудь Тху. Но Тху не зевал, его быстрое копьё достало цель.

Следующий был похитрее. Лишь только на мгновение, только на одно краткое мгновение, которое достаточно было, чтобы переступить с ноги на ногу, Тху ослабил бдительность. Но этого мгновения оказалось достаточным. Ещё один матёрый волк взвился в воздух и тяжело упал на грудь Тху.

Коренастый Тху устоял, но его тело тысячами острых игл пронзила боль — волк начал царапать ему своими когтями грудь. На мгновение Тху остолбенел. Последнее что он смог увидеть это близко, совсем близко умные волчьи глаза — горящие холодным злым светом. В следующее мгновение хищник перекусил ему горло.

Нелепо взмахнув руками, Тху тяжело упал на землю. Крав не зевал. Его копьё пригвоздило к земле и этого хищника. Но волки, казалось, обезумели от этого сытного дразнящего запаха.

Не обращая никакого внимания на отчаянно размахивающего копьём Крава, один за другим они неслышной серой тенью проскальзывали к горе лошадиного мяса, которая таяла буквально на глазах и растворялись в серых предрассветных сумерках степи.

Через несколько минут всё было кончено. От запасов племени осталась лишь маленькая жалкая кучка мяса.

Несколько волков корчились в предсмертной агонии. А рядом с ними захлёбываясь кровавыми пузырями тяжело хрипел Тху. Его быстро оттащили в сторону взволнованные женщины.

Рассвет застал страшную картину.

Беспорядочно накиданные трупы волков, около которых сидел Крав. От потрясшего его горя он даже не мог говорить. Обхватив сильными руками свою большую голову, которая за одну ночь стала белой как снег, он раскачивался и мычал что-то нечленораздельное.

С потухшими взорами бродили по стоянке дети, и женщины. От еды, которой вчера было так много сейчас осталось лишь несколько кусков уже начавшего разлагаться мяса.

Чтобы оно окончательно не сгнило Хранитель Огня разжёг большой костёр и теперь острой каменной пластинкой вставленной в рог оленя разрезал его на тонкие полоски, готовясь подвесить их над ярко пылающим костром.

В глубокой задумчивости повернув голову к холодному осеннему солнцу сидел Нам-Ур.

— Нам-Ур, — тронул его за плечо один из воинов, — в овраге осталось ещё много мяса.

Нам-Ур исподлобья взглянул на него.

— Кфу храбрый воин и сильный мужчина, — наконец медленно произнёс он, — но даже он ничего не сможет поделать с разъярённой стаей волков и стервятников. Они уже доедают наше мясо. — Нам-Ур встал и медленно подошёл к оврагу.

Ожесточённо хрипя, лязгая челюстями, волки вырывали друг у друга куски мяса, оставшиеся от погибшего табуна. Часть они в драке свалили в реку, которая протекала неподалёку и теперь по ней плыли со вздувшимися животами трупы лошадей, распространяя непереносимое зловоние. Другую часть со злобным клёкотом растаскивали стервятники, повисшие чёрной тучей над погибшим табуном.

Всё же Нам-Ур отдал приказ чтобы сплели ещё одну веревку и теперь несколько сильных мужчин разрезав шкуры вязали своими грубыми пальцами тонкие кожаные полоски.

Остальные, углубившись в ближайший лес, торопливо рубили каменными топорами деревья. Срубив несколько молодых осинок и берёз, они острыми каменными пластинами, стали отсекать у них ветки и заострять комли. Заострённые комли они обжигали на костре, до тех пор пока они не почернели. Другие мужчины племени острыми берёзовыми кольями долбили сырую землю. Работа была не из лёгких от напряжения у них на лбу выступили крупные капли пота. Но нужно было торопиться. Небо было серым и хмурым. Такими же большими и грубыми как у мужчин пальцами женщины проделывали в шкурах каменным сверлом отверстия, а затем сшивали их большими костяными иглами. Нитками им служили кишки и сухожилия мелких животных.

С громкими гортанными криками мужчины стали поднимать стволы деревьев, устанавливая их острыми комлями в только что вырытые ямы. Образовался большой конус, который они стали покрывать сшитыми шкурами.

Могучий Ву спрятался в свою хижину — решил Нам-Ур и пошёл к тому месту, где женщины хлопатали около раненого Тху.

Рана оказалась не опасной хотя и глубокой, острые зубы волка не достали до сонной артерии. Жена Тху промыла его отваром из березового гриба чаги, который ей дала заботливая Олле и теперь Тху спокойно смотрел в серое холодное небо. Отважный воин и сильный мужчина Тху с благодарностью подумал Нам-Ур если бы не он, у племени не было бы и этой еды.

Когда и вторая верёвка была готова несколько самых сильных воинов племени Нам-Ура спустились на дно оврага.

Стервятники с отвратительным криком поднялись в воздух, на миг заслоняя небо, но волки не хотели отдавать своей добычи.

Вздыбив на загривке шерсть, напружинив лапы и оскалив зубы они приготовились к обороне. Злобно рыча они смотрели на людей.

Но людей нельзя было испугать. Перед ними была еда. Это был их последний шанс.

Без еды не было жизни. И сейчас они стали зверьми ещё большими и коварными чем волки.

С кривой усмешкой из под больших лохматых бровей смотрел на них Блум. Он тоже спустился на дно оврага. "Ну, подойди поближе глупый старый волк" — думал он — "и Блум проткнёт твою шкуру своим острым копьём, размозжит твою голову своей большой дубиной". Боль от утраты Ли жгла его сердце невыносимым огнём.

Но волки вели себя на этот раз осторожно. Злобно рыча, они рыли лапами землю, но нападать на людей не спешили.

И тогда люди побежали на волков. Зажав в своих грубых сильных руках, кто копьё, а кто тяжёлую дубину они плотной чёрной массой неотвратимо надвигались на них.

Но перед волками была еда много еды и они не хотели её отдавать.

Вот один из мужчин добежал до них и поднял свою дубину для удара.

В то же мгновение, словно подчиняясь невидимому приказу, два волка серыми молниями взвились в воздух.

Один из них вцепился ему в руку, а другой впился своими острыми зубами в шею.

Дубина дрогнула в его руках, острая боль в прокушенной руке пронзила его тело с головы до ног и, увлекаемый волчьими телами он стал медленно клониться к земле.

Ещё одна серая молния мелькнула в воздухе и ударила его в грудь.

Не в силах больше сопротивляться охотник тяжело упал на влажную землю.

Урча и хрипя, волки с ожесточением стали рвать его плоть

Пошёл крупный холодный дождь и земля сразу раскисла. Но люди и волки уже не обращали на него никакого внимания. Скользя и падая, стараясь удержаться на раскисшей мокрой земле, они слились в какую- то бесформенную массу беспорядочно барахтающихся тел. Время от времени из этой хрипящей, орущей массы показывалась сильная рука с дубиной или копьём и тогда ещё один волк падал на мокрую землю с распоротым брюхом или с разможённой головой. Но иногда хищники облепляли серым клубком тело отважного охотника и горе было тому, если рядом стоящий не приходил на помощь, тогда он был обречён.

Блум сражался вместе со всеми. В самом начале схватки на него кинулся волк. Но ему удалось стряхнуть его с себя и размозжить тяжёлой дубиной ему голову.

Воспользоваться копьём он уже не мог. От сильного удара Блума оно вошло волку глубоко под рёбра и в горячке боя Блум так и не смог вытащить его.

Теперь он размахивал тяжёлой дубиной, чувствуя как тоненьким ручейком смешиваясь с дождевой водой стекает с его левого плеча кровь, волк всё же задел его.

Главное не упасть стиснув зубы думал он. Если упаду мне конец.

Постепенно накал боя стал ослабевать. Люди всё же начали побеждать волков.

Теперь чаще стали слышаться глухие удары их дубин, после которых головы волков трескались, как гнилой орех.

Поняв, что людей им не одолеть волки отступили. Самые отчаянные из них пытались урвать куски мяса, вернее то, что осталось от него. Перемолотое людскими ногами, смешанное с грязью оно сейчас представляло неприглядное зрелище.

Наконец последний волк покинул поле боя. И люди смогли перевести дух, но лишь ненадолго

Пока оно окончательно не разложилось, мясо нужно было поднять.

Несколько мужчин занялись свежеванием волков. Резко пахнущее свежее мясо тоже было едой. Они острыми кремневыми пластинами взрезали им шкуру на груди, предварительно отделив тело от головы, затем сдирали и тут же заворачивали в небольшие тюки. Другие каменными ножами и топорами резали и рубили остатки лошадиного мяса на куски. Затем начался подъем.

Нам-Ур стоял наверху оврага, порывистый злой ветер срывал с него накидку из шкур дикого козла, которую участливо дала ему одна из женщин племени, но он не торопился запахнуться. Наоборот он с радостью подставлял ему своё разгорячённое тело, свою разгорячённую голову. Одна мысль жгла и сверлила его мозг.

Племя потеряло почти всю еду ....

День, так и не успев вступить в свои права, медленно догорал. С неба сыпал густой холодный дождь.

Мясо было поднято, и хлопотливые женщины племени складывали его под большими навесами, которые успели соорудить мужчины. Но какой ценой. Ещё один охотник стал жертвой коварного оврага. Сорвавшись и пролетев несколько метров он всё же сумел схватиться за мокрую кожаную верёвку.

Но та, ожегши ему руки, затем их прорезала до кости и охотник, не выдержав страшной боли, с отчаянным криком полетел вниз.

У других руки тоже представляли кровавые мозоли, и теперь женщины племени торопливо готовили отвар из берёзовых почек, которая дала им заботливая Олле.

Нагрев в пламени костра камни, они затем осторожно двумя берцовыми костями лошадей клали их в грубые деревянные чаши, наполненные водой. Скоро вода закипела и по всей большой хижине распространился ароматный пар.

Один только Блум остался внизу. От потери крови у него кружилась голова и ослабели ноги.

Нам-Ур подошёл к краю обрыва.

— Блум не может подняться, — услышал он громкий крик Блума.

— Блум должен подняться, — услышал он голос Нам-Ура.

Обхватив верёвку, Блум сделал было попытку, но левая рука будто онемела.

— Блум не может подняться, Блум останется в овраге, — отчаянно закричал он, чувствуя как по его жёсткой щетине ползут непрошеные слёзы.

— Блум стал, как маленький ребёнок, — услышал он сверху громкий голос Нам-Ура, — но племя не оставит Блума. — и к ногам Блума полетела вторая кожаная верёвка, которую до этого подняли наверх.

Затем Нам-Ур знаками показал, Блуму, что ему нужно обвязаться.

Теряя остатки последних сил, Блум стал обвязываться.

В кромешной темноте его с трудом подняли несколько молодых мужчин племени.

Весело горел костёр в глубине хижины, тихо потрескивали в нём камни, когда они раскалятся, хлопотливые женщины племени положат на него большие куски мяса, затем будут осторожно переворачивать лопаткой сделаной из ключицы зайца, пока оно не покроется коричневой аппетитной корочкой, а это значит, что на сегодня племя будет обеспечено пищей и теплом.

Весело горел костёр в глубине хижины, но невесело было на душе Нам-Ура.

Сразу несколько капель из под плохо пригнанных шкур упало на его лицо.

"Надо будет завтра проводить дорогой отцов погибших воинов" — думал он. Так и не притроновшись к аппетитным кускам мяса он заснул.

Осеннее солнце медленно вставало над пожухлой степью. Его неяркие лучи уже не могли согреть промокшую землю, и даже пар не курился над землёй.

Стряхивая с себя остатки ночного сна, Нам-Ур тяжело вылез из хижины.

Вопреки печальным ожиданиям Нам-Ура дождь, что уныло стучал всю ночь по худой крыше хижины, не принёс племени какого-либо ущерба.

Часть мяса Хранитель Огня успел закоптить, а большую его часть, что люди отвоевали в борьбе с волками, удалось сохранить под кожаными навесами. Всю ночь его обдувал резкий холодный ветер и сторожили четверо мужчин его племени.

— Нам-Ур, — окликнул его Крук, — нужно проводить погибших воинов в последний путь.

Нам-Ур печально кивнул головой.

Но воды реки вышедшие из берегов после ночного дождя, смыли и тела волков и тела людей и сейчас волны одиноко лизали холодный берег.

Не похоронить павших воинов считалось тягчайшим нарушением законов племени и Нам-Ур это знал.

"Видно могучие духи отвернулись от племени, — с грустью подумал Нам-Ур, — сейчас голодные воины идут в Страну Отцов и проклинают нас".

За ним со злорадной ухмылкой наблюдал толстый Браг.

Но нужно было готовиться ещё к одному испытанию.

Потерять еду племени, считалось позором для племени, а виновный должен быть изгнан из племени.

Чёрные тучи сгущались над головой Крава.

— Крав потерял еду племени, Крав потерял еду племени, — захлёбываясь от злой радости кричал толстый Пру.

Люди племени медленно собирались вокруг колдуна.

Многие видели в тот ненастный вечер Крава и знали, что он не виноват.

Но законы племени, их нельзя нарушать их дали нам наши отцы, а им отцы наших отцов.

Что же будет тогда, если каждый будет нарушать законы племени.

Так думали многие охотники.

Женщины жалели Крава. Крав хороший охотник думали они, но волки в тот раз оказались сильнее.

К тому же что будет делать без него его верная Кфу.

Но колдуна уже нельзя было остановить, гремя своим бубном из высушенной заячьей кожи, он кружился на месте и пронзительно кричал: "Крав потерял еду племени!".

Постепенно всё племя собралось вокруг колдуна и он, чувствуя всеобщее внимание злорадно повторил:

— Крав потерял еду племени и поэтому Крав должен уйти из племени.

"Старый жирный болтун — думал Нам-Ур слушая его визгливые речи. — Не Крав тебе нужен, а Нам-Ур. Если Крав уйдёт из племени и станет тенью, тогда ты без труда справишься с Нам-Уром, со своим толстым Брагом. Вон вы как подмигиваете друг другу."

— Но Крав не виновен начал было один из воинов племени. У Крава было копьё, а у волков острые зубы.

И волков было много, как травы в степи.

Его прервал толстый Браг:

— Пусть тогда Фа, если он жалеет Крава, ест тонких противных ящериц и хрустит сушёными кузнечиками, которых женщины будут готовить ему.

— Пусть уходит. Пусть уходит, — донеслось из толпы

Вперёд выступил Нам-Ур.

— Крав потерял еду племени. И Крав виновен, — громко заговорил он, стараясь перекричать недовольный ропот. — Но разве не виновен толстый Пру, который говорил племени, что пляшушая гора не упадёт.

Пру брал у племени чёрного злобного кабана и говорил племени, что он договорится с духами.

Может быть Пру отдавал его не духам. — И Нам-Ур с неожиданной быстротой схватил толстые складки на животе колдуна.

Колдун испуганно заморгал глазами и попятился. Такой поворот событий ни в коей мере не устраивал его.

— Разве он не виновен, — повторил Нам-Ур и обвёл племя глазами.

— Виновен. Виновен, — как рокот морской волны донеслось до него. — Пусть Пру уйдёт из племени.

— Нет! Пру не уйдёт из племени! — и Нам-Ур торжествующе посмотрел на него, — У кого ещё есть такой толстый и длинный язык как у Пру? — в толпе облегчённо вздохнули, — Кто ещё может разговаривать с духами? Кто ещё может танцевать как Пру? — по толпе прошло лёгкое возбуждение, некоторые заулыбались. — В последний раз Пру так танцевал!

Громкий хохот покрыл последние слова Нам-Ура.

Смеялись все: приседая на корточки, побросав копья, корчились в судорогах смеха взрослые мужчины, далеко откидывая назад свои большие некрасивые головы с нелепыми костяными выростами на затылке, смеялись женщины племени, размазывая слёзы смеха на щеках смеялись подростки.

— Ой! Пру! Ой! Пру! — доносилось из толпы. — Станцуй нам ещё Пру. — И снова волны смеха накрывали её.

Смеялся и сам Пру. Поняв, что и на этот раз ему ничего не грозит, бросив на землю свой старый бубен из заячьей кожи, обхватив своими маленькими и пухлыми руками своё грузное тело, он громко по-заячьи хихикал.

— И-и-и, — доносился до ушей Нам-Ура его тонкий неприятный смех.

— Кого вы слушаете прорезало громкий смех как ножом.

Cразу стало вдруг тихо.

— Кого вы слушаете!?

Нам-Ур медленно обернулся.

Браг насмешливо смотрел на него щелочками прищуренных глаз.

— Нам-Ур не вождь племени. — И Браг с силой дёрнул кожаные складки одежды Нам-Ура. На Нам-Уре шкура старого вонючего козла, которую не носят даже женщины. Нам-Ур не вождь племени. Нам-Ур посмотри на себя.

И Браг громко и презрительно расхохотался.

Нам-Ур взглянул на себя.

Шкура большого бурого медведя — символ власти — больше не украшала его широкие плечи.

В суматошной горячке буден он как-то позабыл, что изрезал её на куски, когда доставали мясо со дна коварного обрыва. Притихшее племя тоже смотрело на него.

Никто не хотел, чтобы толстый Браг стал главой племени. У него глаза бегают как ящерицы говорили про него. Но медвежья шкура символ власти?‥

Нам-Ур вызывающе посмотрел на племя.

Все молчали потупив глаза.

В воздухе повисла томительная тишина.

— Ты гремишь как старая высохшая ракушка, Браг, — спокойно проговорил Нам-Ур. — Видно злые духи залетели в твою пустую голову и ты заболел, но Нам-Ур может вылечить Брага не хуже чем болтун Пру, только вместо толчёных берёзовых почек у Нам-Ура найдётся другое лекарство.

И Нам-Ур многозначительно опёрся на большую дубину сделанную из комля старой березы.

Племя настороженно замерло.

Все в племени знали что Нам-Ур лучше всех обращается с дубиной, но Браг — он выше Нам-Ура на целую голову и толще.

Так думали многие.

Широко расставив ноги, меряя противника цепким взглядом, мужчины кругами стали ходить друг против друга. Никто не решался нападать первым. Нам-Ур хорошо знал чудовищную силу Брага, одним ударом дубины ломавшего хребет оленю. Браг видел дубину Нам-Ура в деле.

Первым не выдержал Браг. Громко сопя он неожиданно быстро занёс дубину и удар нанесённый Брагом несомненно бы размозжил Нам-Уру плечо, но мягко по кошачьи Нам-Ур отступил. И Крук, потеряв равновесие, чуть не свалился носом в осеннюю грязь.

Воспользовавшись этим, Нам-Ур нанёс ему сильный удар дубиной по рёбрам.

Другому бы этот удар размозжил все кости, но только не Брагу, который сейчас был похож на разъярённого медведя вставшего на дыбы.

Зловеще оскалив зубы, зажав дубину обеими руками, он стал наносить быстрые и беспощадные удары.

Но Нам-Ур недаром был вождём племени. Он уклонялся, то вправо, то влево, то приседал, то неожиданно высоко подпрыгивал. И дубина Брага лишь рассекала пустоту.

Была ещё одна опасность. Совсем рядом был обрыв, чьё ледяное дыхание Нам-Ур чувствовал спиной.

Хорошо видел это и Браг. Медленно, но неуклонно, он теснил Нам-Ура к самому краю его.

Вот Нам-Ур сделал высокий длинный прыжок, намереваясь обойти противника. Но Браг был наготове.

Он сделал такой же прыжок назад. И Нам-Уру пришлось отступить. Смерть неотвратимо приближалась к нему Вот до края обрыва осталось, три шага, два. Затаив в глазах зловещую ухмылку Браг продолжал наносить удары. Неожиданно быстро он перехватил дубину правой рукой и нанёс особенно сильный удар.

Этот удар несомненно бы снёс Нам-Уру голову, но Нам-Ур опередил его, неуловимым движением, чувствуя как под его ногами начинает осыпаться земля, падая в пропасть, он пригнулся и дубина Брага рассекла пустоту,а сам он закружился на месте. Быстрой тенью неслышно проскользнул за его спиной Нам-Ур.

— Иди Браг к своим отцам, — спокойно сказал Нам-Ур и ткнул дубиной в широкую спину Брага.

— А-А! — на мгновение прорезало тревожную тишину. Прорезало и тут же замерло.

Браг мягко шлёпнулся на дно оврага.

— Кто ещё хочет померяться с Нам-Уром? — спокойно сказал он. Но в этом спокойствии было столько скрытой силы, что племя невольно затрепетало перед ним.

— Нам-Ур вождь племени. Нам-Ур вождь племени! — быстро и тонко закричал колдун и бухнулся Нам-Уру в ноги. За ним упало всё племя.

Два солнечных дня, выпавших редким счастливым промежутком в бесконечной череде дождей, племя потратило на заготовку еды. С утра и до глубокой ночи горели жаркие костры, источая ароматный запах копчёного мяса. А затем, его тонкие полоски женщины племени заботливо прятали в небольшие кожаные мешки, сшитые из шкуры волка.

И снова пошли холодные дожди.

Нам-Ур сидел около своей хижины и думал.

Наконец, осенние дожди кончились и наступили ясные морозные дни — предвестники холодной зимы.

В чистом прозрачном воздухе хорошо виднелись горы, к подножию которых Нам-Ур и решил повести своё племя.

"Белые мухи ещё не летят, — озабоченно думал Нам-Ур, — несколько раз подмигнёт нам коварная Мун своим жёлтым глазом и мы будем недалеко от больших гор. Может быть, племя найдёт там большую пещеру?"

Но колдун Пру был против такого решения Нам-Ура, правда, спеси в нём после гибели Брага заметно поубавилось, но всё равно на совете племени он держался заносчиво.

— Мы уходим от могучего Ву, — истерически кричал он, — мы уходим от его жарких объятий. Холодные белые мухи скоро полетят с неба и съедят всё племя.

— Нам-Ур знает о белых мухах, — остановил его холодным жестом Нам-Ур, — но горы могут дать племени пещеру. А что может дать племени равнина, покрытая мокрой чахлой травой?

— Мы уходим от могучего Ву, — продолжал истерически кричать толстый Пру, — мы нарушаем законы предков. Племя всегда шло навстречу могучему Ву.

Нам-Ур внимательно и недобро посмотрел на колдуна.

— Племя уходит от могучего Ву, племя идёт навстречу горам — медленно сказал он и вышел из хижины где сидел совет племени.

На следующий день мужчины закинули себе за плечи мешки с копчёным мясом и всё племя двинулось в путь.

Овраг оказался не таким уж длинным и поплутав около часа между деревьями, росшими по его склонам, племя нашло небольшую тропинку, ведущую вглубь его, а затем начало медленно спускаться.

Впереди шёл Нам-ур.

Раз на них было попытался напасть пещерный медведь — гроза здешних лесов, но воины племени отогнали его.

Через четыре дня племя подошло к горам.

Их склоны поросли небольшой кедровой рощей и это было весьма кстати, скудные запасы мяса почти кончились и в племени опять начали роптать недовольные.

Не медля ни минуты четверо сильных и крепких воинов, скинув лохматые шкуры, покрывавшие их крепкие тела полезли на деревья, к набедренным повязкам их были привязаны большие деревянные колотушки. Достигнув ветвей, на которых находились шишки с орехами они усаживались на них верхом и колотушками начинали сбивать их.

— Э-о. О-о, — слышились их громкие гортанные крики в морозном лесу.

Внизу с большими кожанами мешками наготове стояли женщины.

Как только шишек было набито достаточно, они громкими пронзительными криками предупреждали мужчин и те, отставив в сторону колотушки, начали весело переговариваться между собой.

Женщины начинали собирать шишки. Затем работа возобновлялась.

Врук колотил шишки вместе со всеми. От тяжёлой работы от всего его тела шёл густой пар.

Рысь возникла из ветвей незаметно. Сначала показались кисточки её ушей, а затем и всё её плотное, будто собранное из стальных пружин тело. Люди спугнули рысь с насиженного места. В другое время она не решилась бы напасть на человека, но совсем рядом с Вруком размещались пять небольших пушистых комочков, о существовании которых Врук даже и не подозревал. Плотно прижавшись, друг к другу, затаив дыхание, детёныши ждали своей судьбы.

Рысь ещё раз внимательно посмотрела на Врука. Перелезла повыше. И мягко оттолкнувшись от ветки прыгнула. Оказавшись на спине Врука эта большая дикая кошка молниеносно пустила в ход свои страшные зубы и клыки.

Нелепо взмахнув руками, Врук тяжело завалился на спину. Ещё два раза щёлкнули стальные челюсти рыси и голова Врука была отделена от тела. Довольная, облизывающая свою кровавую морду рысь поволокла голову в своё гнездо. А из обезглавленного тела Врука тонкой струёй полилась кровь.

Первой заметила ржаво-бурые пятна крови на холодной земле Фа.

Она подняла вверх свою голову и, несколько капелек, успевшей сгуститься на морозе крови, упали ей на лицо.

Фа пригляделась повнимательнее и громкие женские вопли заполнили собой всю небольшую рощу.

— Врука сожрала большая кошка! Врука сожрала большая кошка! — истошно кричала она.

Побросав на землю колотушки, мужчины тут же слезли с деревьев.

И теперь зажав в своих грубых руках копья они напряжённо вглядывались в черноту ветвей, пытаясь понять, где же затаилась опасность. Но рысь не показывалась.

Тогда самый смелый и сильный охотник полез на дерево, где сидел Врук, он уже приближался к ветке, где находилось обезглавленное тело Врука, как вдруг перед его лицом мелькнула когтистая лапа и раздалось отвратительное шипение. В страхе охотник отпрянул. Больше уже никто из них не предпринимал попыток снять с дерева обезглавленное тело Врука. Столпившись внизу, угрожающе размахивая дубинами, они стали беспорядочно метать свои копья. Но рыси они не причинили никакого вреда.

Сгустившаяся темнота прекратила это занятие.

Огонь жизни, тлевший еле заметным угольком, снова загорелся в глазах Нам-Ура.

Весело он размахивал каменным топором вместе с остальными мужчинами своего племени, валя самый большой кедр на постройку будущей хижины.

Наверное, здесь водятся и злые чёрные кабаны думал он и его лицо расплывалось в широкой довольной улыбке.

А ночью был пожар. Шальная молния от грозы, которая случилась так некстати, ударила в верхушку кедра и расколола его надвое. Ярким факелом стоял он посреди черноты ночи. А разгулявшийся ветер довершил дело. Словно свечки в новогоднюю ночь, стали вспыхивать один за другим стоящие кедры и не выдержав веса собственной тяжести падали под напором разъярённой стихии.

Обезумев от дыма и огня, метались в огненном кольце звери. Птицы, не успевшие подняться на крыло, падали опалёнными в этот большой костёр.

Металось и задыхалось в этом кольце и племя Нам-Ура.

— Духи прокляли нас! Духи прокляли нас! — доносился из пылающего леса громкий злой вопль колдуна, — Нам-Ур нарушил закон отцов, он уходит от могучего Ву и духи мстят нам.

— Племя пойдёт в горы, — тяжело смотря на него сказал Нам-Ур, — горы могут дать племени пещеру, кто не хочет может идти с болтуном Пру.

Но колдун не пошёл обратно в мокрую и холодную степь, где сиротливо завывал одинокий ветер, он остался с Нам-Уром. Вместо него ушли в степь несколько недовольных мужчин и женщин. Они канули в темноту и через несколько дней стали добычей голодных волков.

Оставшаяся часть племени во главе с Нам-Уром продолжала упрямо идти в горы.

Небольшой камень скатился к подножию горы, за ним другой, затем третий.

Нам-Ур поднял голову, высоко, почти под белыми шапками облаков, стояли горные козлы.

Их чёткие точёные профили хорошо вырисовывались на фоне закатного солнца.

Нам-Ур проглотил голодную слюну. Горный козёл хорошая добыча и шкура его тепла.

Тем более племя ничего не ело несколько дней. Даже быстрые зелёные ящерицы, попрятались от зимних холодов глубоко в землю и теперь их приходится выковыривать оттуда острой берёзовой палкой.

Словно уловив мысли Нам-Ура, Крав сказал ему:

— Крав хороший охотник и убьет горного козла.

Вина за потерю мяса племени так и жгла его и теперь предоставился удобный случай.

Нам-Ур весело и испытующе посмотрел на Крава.

— Крав хороший охотник, но горный козёл хорошо прыгает.

Поймав его взгляд Крав ответил ему:

— Крав хороший охотник и убьет горного козла.

Ничего не сказав, Нам-Ур отошёл в сторону, а Крав стал готовиться к охоте.

Он тщательно осмотрел своё бола — три тяжёлых круглых камня обёрнутых волчьей шкурой и связанных вместе прочными кожаными ремнями. Прикрепил к своему копью новый кремневый наконечник, который ему дал хромой Тлум и немного оббил его края.

На возьми моё с этими словами Нам-Ур протянул Краву своё боло.

Крав с благодарностью кивнул. Ещё раз посмотрев на горных козлов и смерив глазом расстояние он осторожно стал подыматься.

От взгляда горных козлов Крава защищала большая каменная плита, нависшая над ним гигантским козырьком. Пройдя под ней значительную часть пути, Крав вышел на площадку, где они располагались. Теперь важно было не спугнуть их.

Осторожно, как кошка, Крав приближался к ним. Ветер дул в его сторону и это облегчало ему задачу. Внезапно грациозные животные что-то почуяли, легко, без всяких видимых усилий с их стороны, они стали перепрыгивать через большую глубокую трещину шириной в рост человека на другую сторону площадки.

Но боло Крава опередило их. Взвились три каменных шара, и один из козлов так и не успев взлететь в воздух, упал на площадку со спутанными ногами.

С радостными криками побежал Крав к добыче.

Но его торжество продолжалось недолго, опутанный боло козёл пополз к краю трещины.

Весь подобравшись Крав побежал быстрее. Но он не успел.

В последнем своём рывке его сильная волосатая рука схватила лишь воздух, а козёл, жалобно блея, полетел на дно трещины.

Крав до крови закусил нижнюю губу. Осталось всего одно боло.

"Могучий Ву скоро уйдёт в свою хижину" — с тоской подумал он.

Затаив дыхание за ним следило всё племя.

Длинные неуклюжие тени горных козлов, хорошо обозначились на розоватом в закатных лучах солнца снегу. На этот раз они были значительно выше.

Крав смерил их цепким взглядом и не спеша, каждый неосторожный шаг грозил ему смертью, стал взбираться наверх.

Он обошёл со всех сторон трещину и там где она оказалась уже всего Крав перепрыгныл её. Прыжок оказался неудачным, и Краву лишь в последнее мгновение удалось зацепиться за скользкий обледенелый край трещины.

— Могучие духи, помогите мне! — взмолился он, царапая своими сильными длинными пальцами морозный камень.

От напряжения у него появилась под ногтями кровь. Тяжёлое копьё сейчас только мешало ему, тянуло в пропасть и Крав с сожалением его выкинул. Вес тела хоть ненамного уменьшился и скольжение прекратилось. Неподалёку виднелся большой серый валун.

Рука Крава медленно, очень медленно потянулась к поясу, где висело ещё одно боло.

Он вложил в этот бросок все свои силы и всё же почувствовал, что падает.

Его падение и полёт боло слились воедино. На мгновение его сердце упало в пустоту. Затем падение прекратилось.

Боло прочно обвилось вокруг валуна. Уцепившись за него одним сильным коротким рывком Крав перекинул своё коренастое тело на край трещины.

— У-у, — облегчённо выдохнуло племя.

Но радоваться было рано — пошёл снег.

Неслышным лёгким покровом снежинки ложились на голую землю, укутывая её в свой белый саван, а и без того скользкий камень под ногами Крава стал ещё более скользким и мокрым. Чёрной неслышимой тенью, перебегая от валуна к валуну, Крав стал медленно приближаться к горным козлам.

Вот до них осталось 20 шагов, 15 внезапно мелкий камешек, выпал из под поскользнувшегося на крутом отвесном склоне Крава. Крав замер, стараясь слиться со скалами, замерли и животные, настороженно озираясь по сторонам.

Вожак стада медленно поднял свою рогатую голову и посмотрел в ту сторону где находился Крав. Видимо его насторожила тень Крава и животные стали прыгать через другую более широкую и глубокую трещину. Больше их было не достать — это Крав хорошо понял. И уже не таясь, размахивая бола, он одним длинным высоким прыжком выскочил на площадку. Верная рука и на этот раз не изменила Краву. Боло спутало горному козлу ноги. Но спутало в воздухе, когда он, распластавшись, летел над трещиной.

Животное камнем рухнуло в пропасть. Но оно не упало на самое дно её. А словно, распоротое гигантским ножом, изуродованное осталось висеть на остром камне, расположенным совсем недалеко от края пропасти.

— Клык пропасти близко к трещине, — могучие духи помогите мне вновь взмолился Крав.

Солнце совсем уже село и непроницаемая серая пелена начала медленно окутывать Крава.

Как он сейчас жалел, что с ним нет его длинного копья, которое он из за опасения сорваться кинул в пропасть.

Крав осторожно нагнулся, пробуя зацепить горного козла рукой. В призрачном свете луны он увидел холодный немигающий глаз погибшего животного.

Крав нагнулся посильнее и почувствовал, что начал терять равновесие. "Духи помогите мне" — вновь взмолился Крав и начал осторожно спускаться в пропасть.

Но предательский снег и наступившая темнота сделали своё дело.

Крав оступился и больно ударяясь о камни, полетел вниз.

Нам-Ур подождал, когда жёлтый глаз коварной Мун медленно откроется.

Коренастого профиля Крава на фоне гор больше не появлялось.

Нам-Ур вздохнул:

— Крав пошёл дорогой отцов, добрые духи взяли его к себе и сейчас он идёт к ним.

С мольбой и надеждой племя смотрело на него.

Прошёл ещё один месяц. Снег белым плотным покровом укутал все горы, а племя так и не нашло уютной пещеры или хотя бы небольшой рощи.

От зимних холодов людей не спасали, ни тёплые шкуры, ни огонь, который они разводили на каждой стоянке. Среди них началась непонятная болезнь.

Сухой надрывный кашель так и выворачивал их внутренности. Помучившись недели две, бедняга умирал. "Белые мухи пожирают людей", — с тоской и отчаяньем думал Нам-Ур.

Их даже не хоронили. Настолько ослабло всё племя.

И теперь за племенем неотступно следовали зелёные огоньки глаз волков, которые поедали трупы.

Откуда возник этот весёлый пушистый комок среди редких деревьев Нам-Ур так и не смог понять. Маленький медвежонок кубарем выкатился на дорогу, по которой шло племя, и уставился на людей любопытными пуговками своих глаз.

"Духи посылают нам добрую весть, — прошло по племени, — сам сын хозяина племени вышел на нашу тропу".

Но сколь ни голодны были люди, убивать медвежонка никто не спешил.

Все хорошо знали, что медвежонок на поляне не один и где-то рядом находится большая лохматая медведица, к тому же медведь был тотемом племени. Берцовую кость молодого медведя просунутую в череп старого сейчас нёс толстый Пру. Потерять их для племени считалось большим грехом. Виновного ждала смерть.

Но видно голод помутил сознание старого Кху, зажав в слабеющей руке копье, он подошёл близко к медвежонку. Тот уставился на него любопытными весёлыми глазами.

Кху поднял копьё обеими руками и что есть силы, вонзил его в медвежонка.

Медвежонок продолжал смотреть на него весёлыми удивлёнными глазами.

Но боль постепенно дошла до его сознания.

— А-а, — тоненько и пронзительно закричал он, как кричат маленькие дети.

— А-а, — вновь закричал он и упал, придавив своей маленькой тушкой и копьё и Кху.

Копьё вошло под самое его сердце.

— У-у. А-а, — громко и протяжно отозвалась на тоненький крик медвежонка медведица.

— У-у. А-а, — и перед людьми возникла лохматая гора.

Медведица тщательно понюхала медвежонка. Затем облизала его. Перевернула его лапой.

Маленький комочек не подавал никаких признаков жизни. На его усах застыли капельки крови.

Медведица посмотрела на людей злыми и умными глазами и дикий хриплый крик насмерть раненого животного огласил снежную равнину.

— У-у! — встав на задние лапы, кричала она.

А затем взбешённый зверь бросился за людьми в погоню.

Она без труда настигла старого Кху и одним ударом могучей лапы переломила ему спину.

Но она даже не остановилась, чтобы посмотреть на свою жертву.

Жажда мести гнала её дальше.

Люди один за другим падали от удара её могучей лапы.

И неизвестно чем бы ещё закончилась эта страшная погоня, если бы Нам-Ур не увидел большую пещеру.

Распахнув свой чёрный зев, она готовилась проглотить людей.

"Нам-Ур нашёл большую пещеру" — прокатилось по племени.

И в последней надежде на спасение люди устремились туда.

Но пещера была уже занята.

Молодые волки заботливо облизывали там своё потомтство.

Но отступать людям было некуда и они приняли бой.

Часть сильно поредевшего и ослабевшего от длительного холода и болезней племени осталось у входа в пещеру, чтобы дать отпор догонявшей их разъярённой медвидице.

Трое же самых сильных мужчин сжимая в своих руках копья осторожно направились в её пугающую темноту, где затаились волки.

И ужасен был вид их. Чёрные, с ввалившимися щеками, с горящими лихорадачным нездоровым блеском глазами. Они сейчас были страшнее самых диких зверей.

И поняли волки это. Поняли они, что не устоять им в страшной битве против этих диких зверей. И отступили. Осторожно взяв своими острыми зубами за загривок волчат, волчица начала перетаскивать их жалобно скулящих к выходу из пещеры.

Волк, прижав уши к затылку и, весь, ощетинившись, настороженно следил за людьми, готовый в любую секунду броситься на них.

Но люди не трогали волков. Сейчас они были настолько слабы, настолько изнемогли от болезней, что не они держали копья, а копья держали их, к тому же нужно было готовиться к битве с главным врагом.

А медведица в слепой ярости, откусив у поверженных людей головы, перекатывала их словно мячи по белому снегу.

Но вот ярость её немного улеглась, вернее она приняла более определённое направление и медведица огромными неуклюжими прыжками устремилась к пещере.

В другое время даже один Нам-Ур без труда бы справился с ней. Острое копьё и верная сильная рука не раз выручали его в подобных ситуациях. Справился бы с ней и Блум.

Но сейчас, когда они с потухшим взором, как тени ходили измождённые усталые и голодные по пещере. Когда даже сам Нам-Ур с трудом мог поднять камень, который играючи поднимал раньше?

Медведица между тем приблизилась к пещере и встала на задние лапы.

Но слаб был человек перед разъярённым зверем.

Первому же из охотников, вставшему на её пути, она тотчас же располосовала грудь своими длинными кривыми когтями, и теперь бедняга, широко открыв рот, серея прямо на глазах у перепуганных сородичей, медленно оседал на земляной пол пещеры, цепляясь за последние остатки жизни.

Страх и отчаяние придал людям силы. Забыв про болезни и усталость, забыв, что последний месяц они почти ничего не ели, они хватали тяжёлые камни и били, били ими по морде, лапам, спине ненавистного зверя.

Некоторым камень казался тяжёлым и тогда они несли его вдвоём. Подростки швыряли крупные булыжники в морду медведицы.

Зверь отступил и, воспользовавшись мимолётной передышкой, люди стали укреплять своё временное убежище.

В лихорадочном возбуждении они катили, тащили, волокли тяжёлые камни к краю пещеры, стараясь завалить ими вход.

Стена из тяжёлых камней, была уже наполовину готова, когда медведица снова полезла в пещеру.

И хотя огонь ярости, пылавший в её зверином сердце продолжал ярко гореть, на этот раз она действовала осмотрительнее.

Сначала зверь попробовал с ходу разломать каменную стену так быстро и так неожиданно вставшую между ним и людьми. Это медведице не удалось. Стена пошатнулась под напором тяжёлого медвежьего тела, но всё же устояла. А на укрепление её люди тащили всё новые и новые камни.

Тогда она изменила тактику. Встав на заднии лапы, она изо всех сил упёрлась передними в стену пещеры.

Но уже были подтащены новые камни и, стена лишь немного покачнувшись, сумела выдержать и этот натиск.

В ярости тогда стал хватать зверь тяжёлые камни и кидать их на землю, пытаясь разломать стены пещеры.

Но уже оправились люди от первого шока, уже снова огонь жизни зажёгся в их глазах.

Тяжёлые камни так и полетели градом в разъярённую медведицу. А наиболее смелые охотники зажали в своих руках копьё, которые наполняли сейчас силой отвага и уверенность.

Но медведица и не думала оставлять свои попытки. Снова встав на задние лапы, она просунула в оставшееся отверстие свою большую лохматую голову. Глаза её так и горели. Она злобно щёлкала своими большими зубами.

Но люди уже окончательно оправились от потрясения. С криком и улюлюканьями они стали бросать тяжёлые камни прямо в морду медведицы. Один из камней впился ей своей острой стороной прямо в чувствительный нос, другой чуть не выбил глаз.

И медведица отступила. Затаившись она стала ждать. Она умела ждать.

Нам-Ур окинул глазами поредевшее племя. Пыл битвы постепенно угасал у людей

Лихорадочный блеск в их глазах сменялся спокойным уверенным взглядом.

— Нам-Ур, — опять как в старые добрые времена положил на плечу ему руку его вернуй Блум. — Блум что-то нашёл в глубине пещеры.

И с этими словами он с торжествующим видом поднял почти целую тушу горного козла, которого не успели сожрать волки.

Впервые за всё это тяжёлое время Нам-Ур засмеялся громко и беззаботно.

С весёлым смехом женщины племени принялись разрезать острыми кремнивыми ножами тушу козла.

Мяса и на этот раз было мало. И Нам-Ур проглотил подступивший к горлу голодный комок.

Даже детям племени досталось только по маленькому крохотному кусочку.

На следующее утро Нам-Ур испросив разрешения у добрых духов вместе с самыми сильными двумя мужчинами племени осторожно вылез из пещеры. Медведицы не было и это его настараживало.

Нам-Ур хорошо знал повадки этого коварного зверя, тем более Кху убил у неё медвежонка.

Нам-Ур ещё раз внимательно осмотрелся и быстрыми неслышными шагами, опасность могла подстерегать повсюду, направился к одиноко стоящей березе.

Ещё раз осмотревшись Нам-Ур стал рубить её.

Двое охотников внимательно наблюдали за редкими деревьями, оттуда по их расчётам должна появиться медведица.

Срубив одно деревце Нам-Ур принялся за второе. От работы он сильно вспотел и сняв медвежью шкуру, остался в одной набедренной повязке.

Медведица появилась внезапно. Как тень неслышно она подобралась к охотникам. С той поры, как она потеряла медвежонка, жизнь потеряла для неё всякий смысл. Собственно то она и жила ради него.

Остальные погибли этим летом, их придавило обгоревшей сосной. Долго она лизала их крохотные тельца, раздавленные огромным деревом. Никто из них не подавал признаков жизни, кроме одного. Тогда медведица выходила его. И вот сейчас медвежонка нет.

Медведица взмахнула лапой, и один из охотников упал с раздробленным черепом.

— Нам-Ур, — громко крикнул оставшийся в живых.

Но Нам-Уру не надо было повторять дважды.

В два огромных прыжка он очутился около пещеры.

Ему подали руку сородичи внимательно наблюдавшие за всем происходящем.

И в третьем самом высоком прыжке Нам-Ур перекинул своё крепкое тело на край каменной стены.

Следом за ним чуть ли не на голову Нам-Уру свалился и второй охотник оставшийся в живых.

Раздосадованная медведица лишь злобно щёлкнула зубами.

Поняв, что охотников ей не достать, медведица начала вымещать свою злость на трупе.

Сжав зубы, мужчины молча смотрели за ней.

— Пак убьет злобную, большую медведицу, — наконец, не выдержав, сказал Пак и его рука легла на копьё.

— Не надо, Пак, — остановил его жестом Нам-Ур, — у Пака есть жена и маленькие дети. Что бы сделал Пак, если бы у него убили детей?

Пак молча посмотрел на Нам-Ура.

До вечера просидели охотники в пещере, зорко всматриваясь в сгущающуюся темноту.

— Пак, нужно идти, — и тяжёлая ладонь Нам-Ура легла на плечо задремавшего Пака.

Пак кивнул своей большой лохматой головой, прогоняя остатки сна и охотники стали готовиться к новой вылазке.

На этот раз Нам-Ур взял с собой ещё пятерых охотников.

"Мун коварна, — думал он, — а её жёлтый глаз плохо видит в темноте, медведице будет хорошо добираться к племени".

Но на этот раз всё обошлось благополучно.

Быстро поднесли они два срубленных деревца к пещере.

Больше рисковать Нам-Ур не стал. Деревца точно также как и мясо разрубили каменным топором на маленькие аккуратные чурки и каждое утро маленький, хилый костёр обогревал уставшие тела измученных людей. Костёр давал им хоть ненадолго тепло и за это люди были благодарны Нам-Уру.

Прошла ещё несколько недель. Снег плотным белым покровом окончательно лёг на землю.

Медведица по-прежнему продолжала сторожить пещеру. От некогда могучего и красивого зверя остался лишь только скелет, прикрываемый лохмотьями свалявшейся кожи. В глазах её появился нездоровый блеск, из пасти капала густая жёлтая слюна. Иногда она уходила в близлежащую рощу и там своими острыми когтями разрывала мёрзлую землю, доставая оттуда какие-то клубеньки и корневища. Раз ей даже посчастливилось поймать мышь полёвку. Пока небольшая река, протекавшая неподалёку, ещё не покрылась матово сверкающим зеркалом льда, она, пробив его тоненькую корочку, неторопливо поедала улиток и всякую мелкую живность, дремлющую в холодной воде в ожидании лета. Теперь же, когда лёд был толст, ей не под силу было и это. Она жила только для того, чтобы отомстить за гибель детёныша.

У племени кончались последние дрова. Маленькие березовые чурочки, которые предусмотрительный Нам-Ур своим каменным топором расколол ещё надвое, в сыром холодном воздухе пещеры почти не горели, заполняя всё её пространство белым удушливым дымом, вызывающим у и так больных людей громкий надрывный кашель. Тревожные складки морщин избороздили лоб Нам-Ура.

С неба сыпались густые хлопья снега.

— Могучий Ву, помоги нам! — шептал он, глядя в пустое холодное небо.

За ним злорадно наблюдал колдун.

Но вот снег кончился. Снова появилось на небе неяркое зимнее солнце.

"Ву вышел из своей хижины, — думал Нам-Ур, — пора и нам выходить из пещеры и стал готовиться к походу в рощу". Тщательно осматривали мужчины наконечники своих копей, оббивали свои каменные ножи и топоры, из камней, валявшихся во множестве на земляном полу пещеры, охотники делали бола.

Женщины племени большими костяными иглами, продев в них красные сухожилия зайца, латали шкуры.

И вот настало утро. В этот раз солнце на зимнем небосклоне сияло удивительно ярко.

"Могучий Ву приветствует нас", — решил Нам-Ур.

Повязав на ноги тонкие кожаные полоски, мужчины осторожно стали вылезать из пещеры.

Медведицы не было. Не было и её следов на твёрдой корочке снега. "Уж не издохла ли она", — с надеждой подумал Нам-Ур.

В морозном воздухе гулко отдавались удары каменных топоров. Срубив несколько деревьев, охотники очистили их от веток и поднесли их к пещере.

Там уже ждали женщины племени. Наиболее сильные стали разрубать деревья на брёвна и аккуратно складывать их в стопку.

А охотники не мешкая отправились в путь. Могучий Ву скоро уйдёт в свою хижину с тревогой думал Нам-Ур.

В поход в рощу отправилось почти всё племя. Остались только женщины, маленькие дети и самые больные мужчины племени.

Остался и толстый колдун Пру. К удивлению Нам-Ура он почти не болел. Правда тяготы последних месяцев отразились и на нём, его некогда сытое, гладкое лицо осунулось, а кожа на нём приобрела нездоровый жёлтоватый оттенок, но он не кашлял как все остальные члены племени.

"Пру близок к духам, поэтому и не болеет", — думал Нам-Ур, надевая на своё коренастое тело медвежью шкуру.

Солнце светило ярко. Но не было веселья на лицах охотников.

Слабым угольком тлел в их глазах огонь жизни, усталые, измождённые, поддерживая друг друга, не шли они, а плелись.

К обеду они достигли рощи.

Лосиха готовилась дорого продать свою жизнь. Четыре матёрых волка, легко скользя по твёрдой корочке наста своими короткими сильными лапами, злобно щёлкали зубами, глаза их горели зелёным огнём.

Тяжёлая лосиха проваливалась в нём, и наст больно, до крови, резал ей ноги. Неподалёку от неё стоял годовалый лосёнок с маленькими веточками рогов на голове.

Передний волк прыгнул, но лосихе удалось устоять. Она яростно мотнула своей головой, и волк, не ожидавшей такого отпора, кубарем покатился по насту. Исход боя был уже предрешён. Но лосиха никак не хотела сдаваться. Ведь рядом с ней был её детёныш.

Легко, словно танцуя, волки оббежали лосиху сбоку. Лосиха попробовала, было повернуться, но тут корочка наста, на которой стояло её тяжёлое тело, предательски подломилась и лосиха, теряя равновесие, тяжело завалилась на бок. В ту же секунду на неё прыгнуло два волка. Шерсть лосихи забивала им глотки, но они рвали и рвали её тёплый бок.

Внезапно хватка волков ослабла. Шатаясь, с разорванным боком, лосиха тяжело встала и медленно пошла.

Рядом с ней пронзённые копьями лежали два волка.

— Блум крепок телом, а рука его по-прежнему сильна, — восхищённо произнёс Нам-Ур.

— Теперь у племени будет много мяса. Блум радостно улыбнулся в ответ.

Но лосиха даже с разорванным боком ушла бы от людей, если бы не бола.

Они просвистели в морозном безмолвии леса, и лосиха со спутанными ногами опять тяжело упала на корочку наста. Но сильно горел в ней огонь жизни. Надрывно мыча, лосиха поднялась и со спутанными ногами опять медленно пошла.

— Блум, лосиха уйдёт от нас, — встревожено произнёс Нам-Ур.

Но видно Блум вложил в два последних броска все свои силы.

В ответ он лишь печально улыбнулся.

— Лосиха уйдёт от нас, — вновь встревожено проговорил Нам-Ур.

И люди бросились в погоню.

Но что эта была за погоня. Шатаясь от голода, измождённые от усталости, беспрерывно падая, медленно очень медленно они настигали лосиху.

Но боло мешало ей идти. И, наконец, люди догнали лосиху. Но она продолжала упрямо идти, даже когда Нам-Ур повис на голове обессилевшей лосихи. И лишь когда второй охотник тоже повис на её голове, охотникам удалось завалить её на бок.

Быстро достал Нам-Ур свой острый каменный нож, и брызнула тёплая алая кровь из перерезанного горла лосихи на чистый белый снег. В предсмертных судорогах забилось её тело. Она умирала, чтобы дать жизнь другим. Умереть, чтобы дать жизнь другим таков извечный закон природы.

Молча наблюдали за ней охотники. У них не было даже сил, чтобы радоваться.

Начала заметать лёгкая позёмка, крепчал мороз, и от его ледяных объятий трещали деревья в лесу.

"Могучий Ву скоро уйдёт в свою хижину, — с тревогой подумал Нам-Ур, а глаз коварной Мун только собьёт племя с пути". Часть охотников углубилась в рощу за сушняком, а часть принялась разделывать лосиху.

В начинающей сгущаться темноте послышался тоскливый вой волков, засветились зелёные огоньки их глаз.

Костёр, разведённый под большим деревом, согрел не только тела людей, но согрел их сердца.

Его огонь медленно проникал в их души. На их лицах начала появляться улыбка.

Высоко взметнулись яркие языки пламени, доставая ветвей дерева, и воспрянули люди духом.

Но они расплавили тонкую корочку льда, на ветвях, где лежали огромные шапки снега.

Потеряв опору, снег стал скользить по ветвям и через несколько мгновений с шумом рухнул в костёр, придавив его, придавив и надежду людей.

В кромешной темноте лишь только освещаемой призрачном светом луны люди принялись искать новый сушняк для костра.

И тогда появилась она. Медведица была слаба, но люди были ещё слабей, а её когти оставались по-прежнему остры.

Теперь она не ревела, из её горла вырывался лишь только натужный хрип.

Первому же неосторожному охотнику она распорола ими бок.

"Нет, это не медведица, это дух её — подумал Нам-Ур и где-то на самой глубине души его шевельнулся противный червячок страха.

И в панике побежали от этого ожившего призрака медведицы люди. Тонкая корочка наста не выдержала и надломилась. Словно острые ножи она стала резать ничем не защищенные ноги людей.

И сделался розовым от их крови белый снег. Но люди не замечали ни крови, ни боли.

Страх сделал их животными, огонь жизни потух в их глазах, и теперь они бежали, в призрачном свете луны, надеясь достигнуть только одного, своей тёплой уютной пещеры.

Но Нам-Ур ещё не потерял окончательно свой рассудок. Как самую драгоценную ношу, он прижимал к себе большой кусок мяса, который ему всё же удалось выхватить из костра засыпанного снегом.

Глаз коварной Мун светил ещё ярко, когда Нам-Ур добрался до пещеры. Не чуя своих окровавленных ног, не чуя своего тела, не чуя самого себя, он прошептал спекшимися чёрными губами:

— Нам-Ур принёс племени мясо.

С громким плачем втащили его женщины в пещеру.

За ним подоспели и те, кому посчастливилось остаться в живых.

На этот раз Нам-Ур решил изменить своему правилу и накормить голодных охотников.

"Весной, когда могучий Ву будет высоко на небе, кто будет кормить племя?" — думал он.

Но маленькие кусочки мяса, дети племени и больные тоже не остались голодными, только раззадорили их. Нам-Ур ещё держался. С тоской подходил он к высокой стене пещеры. Вынимал из неё один камень и смотрел, смотрел…

В морозном небе жалобно выла вьюга и швырялась белыми хлопьями холодного снега.

"Утихнет старуха-вьюга, — думал Нам-Ур, — и Нам-Ур сходит за лосихой".

Надежды, правда, не было никакой. Лосихой могла полакомиться и медведица, столь некстати появившаяся в ночном лесу. Могли её раскопать из под снега и волки, чьи зелёные огоньки глаз они видели.

Медведица и впрямь закусила убитой людьми лосихой. Полакомилась она и убитым охотником и теперь свернувшись клубком около пещеры, в которой жили двуногие звери, убившие её детёныша, она терпеливо ждала. Ветер набросал на неё маленький снежный холмик, под которым ей было тепло. Она продышала в нём небольшое отверстие. И теперь жили только её умные, острые глаза, наполненные невыразимой болью, болью матери потерявшей своего ребёнка.

Каким-то шестым чувством Нам-Ур чуял, что медведица не ушла далеко от пещеры и сторожит людей.

Теперь у племени было много огня, и почти с утра до вечера в пещере горел костёр, отбрасывая длинные изогнутые тени людей на влажные стены пещеры. Огонь вновь возвращал людей к жизни, и в их сердца вошла надежда.

Но пробудившаяся в их телах жизнь требовала своего продолжения.

Среди племени опять начался голод.

Старый Пху, полузакрыв глаза, лежал на своей шкуре. От голода у него кружилась голова.

Внезапно в тёплом влажном воздухе пещеры он увидел жирную оленью ногу, с которой капали капли янтарного жира. Пху плотоядно облизнулся.

— Вкусен олень, — и ему подмигнул взявшийся невесть откуда отец, который умер, когда Пху был ещё юношей. — А как вкусен оленёнок, — и отец ещё раз подмигнул ему. Иди и убей его. И своим указательным пальцем, который почему то плыл и извивался в воздухе вместе со струями дыма, отец указал ему на сына старой Кму.

— Но это же сын старой Кму, отец, — слабо запротестовал старый Пху.

— Разве!? И лицо отца исказила гримаса удивления, рот его искривился в улыбке, которая тоже плыла и извивалась в облаке дыма. Это оленёнок иди и убей его.

Кху раскрыл глаза и посмотрел на сына старой Кму. В белых облаках дыма плыла и извивалась его спина, плыли и извивались его руки. А на голове сына старой Кму Пху увидел тонкие веточки оленьих рогов.

Затаив дыхание, Пху взял в руки острый камень и неслышно стал подкрадываться к сыну старой Кму.

Тот сидел и откинув голову назад сосредоточенно расcматривал свой рисунок.

Он тоже был вместе со всеми охотниками в ту страшную ночь, когда на них напала медведица.

И теперь твёрдым берёзовым угольком рисовал на стене пещеры её силуэт.

Особенно ему хотелось передать оскал медведицы так поразивший и испугавший его.

Юноша вновь откинул голову и, прищурив один глаз, посмотрел на рисунок.

В этот момент и нанёс ему страшный удар по голове старый Пху.

Без звука повалился на пол сын старой Кму.

Старый Пху воровато оглянулся по сторонам — не видел ли кто его.

Но люди племени, понурые и усталые сидели около большого костра, который по вечерам разжигали в пещере. Протягивая к нему свои озябшие руки, каждый думал свою невесёлую думу. Иногда пламя костра колебалось, и тогда колебались тени людей.

Пху ещё раз оглянулся и, взяв за руку уже обмякшее тело сына старой Кму, потащил его в самый дальний угол пещеры.

Там он торопливо разбил ему череп и с жадным наслаждением стал лизать его мозг.

Затем, отрубив ему руки, он спрятал тело. Одну руку он засунул в кожаный карман своей шкуры.

И сытый завалился спать.

Первой обнаружила пропажу своего сына старая Кму, она по обыкновению ходила смотреть рисунок сына перед сном и забирала его вместе с собой спать. Ки ещё не был мужчиной и поэтому спал вместе с женщинами и детьми.

Рисунок очень понравился старой Кму и она в страхе и удивлении отшатнулась от оскаленной морды медведицы.

Но сына не было. Иногда, хотя законы племени это запрещали, он по вечерам болтал с дочкой старой Тхи в одном из тёмных уголков пещеры. Но и там Ки не было.

Тогда встревоженная Кму ещё раз осмотрела стены пещеры. Её острый глаз заметил какой-то жирный след на земляном полу пещеры рядом на примятой траве, на которой сидел Ки она обнаружила маленький чёрный уголёк. Это ещё больше встревожило старую Кму и она погрузилась в глубокую задумчивость.

"Волки" — пронеслось у неё в голове. Но откуда в пещере волки. Тогда кто же?

С этим вопросом она подошла к Нам-Уру.

Выслушав её сбивчивую речь Нам-Ур сразу же изменился в лице.

И сам вместе с верным Блумом стал обшаривать все тёмные уголки пещеры.

Старый Пху спал, во сне он вновь увидел своего отца.

— Что, вкусен оленёнок? — спрашивал его отец, разгрызая руку Ки.

Неожиданно он грубо взял за руку Пху. Вставай Пху услышал он голос Нам-Ура и проснулся.

— Пху съел сына старой Кму!? — глаза Нам-Ура смотрели сурово и проницательно.

— Пху не ел сына старой Кму, — попробовал было солгать Пху.

Подбежавшая мать Ки увидела в кармане Кху руку своего сына и лицо её почернело от горя.

Бессильно она опустилась на колени перед Нам-Уром. Горе её было так велико, что оно вмиг высушило потоки слёз струившихся из её глаз.

Всё племя собралось, чтобы судить Пху.

— Пху съел сына старой Кму, — голос Нам-Ура был суров, — он нарушил законы племени и за это должен быть изгнан из племени.

Пху пугливо оглянулся по сторонам.

Со всех сторон на него смотрели полные ненависти глаза.

Злые духи залетели в пустую голову Пху несвязно заговорил он…

— Пху нарушил закон племени и должен быть изгнан из племени, — Нам-Ура был непреклонен.

— Пху съест большая медведица, которая сидит возле пещеры, — вновь заговорил Пху.

Нам-Ур вновь обвёл глазами племя.

Но не было в глазах людей племени пощады старому Пху.

Мороз свирепствовал вовсю, свистала вьюга. Всматриваясь в темноту ночи, Пху осторожно слез со стены пещеры. В руках у него было острое копьё, а на его тощее тело была наброшена даже не одна шкура, а целых две, вторую ему дала заботливая Ким, которая втайне любила и жалела его.

Медведица увидела неясную одинокую тень на белом покрывале снега и её мышцы мгновенно напряглись.

Двумя большими прыжками она настигла Пху и теперь стояла перед ним.

Пху боязливо выставил перед собой копьё.

Ярость придала медведице силы. Одним ударом лапы она переломила копьё и Пху потеряв равновесие уткнулся лицом в снег. Он лежал затаив дыхание. Медведица неторопливо подошла к нему. А затем раздался негромкий хруст. Пожевав немного мяса старого Пху медведица поволокла его тело к себе в берлогу.

Носорог был зол. Из его тела, обросшего длинной лохматой шерстью, торчал обломок копья. Он мешал ему и доставлял невыносимые страдания. Его тело мучительно чесалось и зудело. Носорог пробовал, было тереться о деревья, но от этого едва зажившая рана только раскрывалась, а боль усиливалась, принося носорогу новые страдания. И теперь он в слепой ярости ломал и крушил всё, что попадалось на его пути.

Медведица уже было, доволокла обезглавленное тело старого Пху до своей берлоги, когда её увидел носорог. Он посмотрел на неё маленькими злыми глазками, громко фыркнул и, не спеша, потрусил к медведице. Медведица тоже заметила носорога и насторожилась.

В былые времена она тоже встречала носорогов, и тогда они почтительно обходили её стороной. Но сейчас?! Медведица, было, сделала попытку уклониться от боя и скрыться в своей берлоге. Но носорог опередил её.

Поняв намерение медведицы, он неожиданно быстро для своего грузного тела побежал и прежде, чем медведица достигла спасительного убежища, он стоял перед ней, преградив ей вход в берлогу.

Поняв, что угрозы не миновать медведица приготовилась к бою.

Носорог ещё раз посмотрел на медведицу своими маленькими злыми глазками, опустил голову и пошёл на неё.

Ярость вновь придала медведице силу и ловкость. Увернувшись от острого рога носорога, она даже сумела задеть его когтистой лапой. Удар медведицы был слаб. Силы её были на исходе. Но на свою беду она зацепила обломок копья, что торчал из тела носорога.

От невыносимой боли носорог взревел так, что в страхе вздрогнуло всё племя Нам-Ура забывшееся в тревожном коротком сне. Круто развернувшись и подняв за собой целый хвост снежной пыли, носорог устремился в новую атаку.

На этот раз его удар был удачен. И теперь заревела медведица и второй раз в жутком страхе вздрогнуло проснувшееся племя. Рог носорога, пробив свисавшую лохмотьями кожу медведицы, достал ей почти до печени. И некоторое время разъяренный носорог тащил на своём роге тяжёлую тушу медведицы.

Затем он её сбросил. Носорог хотел было устремиться в новую атаку. Но боль, так неотступно мучившая его, так терзавшая всё его тело, вдруг неожиданно отступила. Своими когтями медведица углубила рану и выворотила обломок копья, причинявший носорогу столько страданий.

Забыв о медведице, носорог громко фыркнул и неспешно потрусил в чернеющую в зимней ночи рощу.

Медведица осталась лежать на белом снегу.

Через некоторое время она, натужно заревев, встала и заковыляла к реке. Не дойдя до неё несколько метров, она упала и больше не поднялась. Злой холодный ветер быстро набросал снежный холмик на её начинающее уже остывать тело.

Прошло ещё два дня, по-прежнему свирепствовала вьюга. Забывшись в тяжёлом коротком сне, Нам-Ур спал.

— Вставай, Нам-Ур! — мягкая рука Олле легла ему на плечо, — дети племени умирают с голоду. Нам-Ур должен принести племени мясо. Пусть он возьмёт с собой самых сильных охотников и принесёт мясо убитой лосихи. Нам-Ур может. Нам-Ур сильный.

"Сильный", — где-то в глубине суровой души Нам-Ура зажглась искорка смеха. Зажглась и снова погасла.

— Вставай, Нам-Ур! — и Олле подала ему заботливо залатанную медвежью шкуру и тонкую полоску вяленого мяса, которую ей удалось сберечь.

Нам-Ур испытующе взглянул на Олле и стал медленно одеваться. Голова его раскалывалась от невыносимой боли.

"В голове Нам-Ура грохочет много весенних рек" — подумал Нам-Ур, внимательно осматривая своё копьё.

— Варр пойдёт с Нам-Уром, — и высокий широкоплечий Варр подошёл к нему. Он тоже сильно истощал за эту страшную зиму.

Молча подал ему Нам-Ур копьё, а сам стал, не спеша, наматывать широкие меховые полоски себе на ноги.

Каменный наконечник копья он сменил на костяной с большими зазубринами. К копью, сделав на нём несколько глубоких надрезов каменным ножом, он привязал прочную верёвку, сделанную из сухожилий оленя. И зорко всматриваясь в непроницаемую белую мглу, медведица могла их поджидать, стал вместе с Варром спускаться со стены пещеры.

Злой ветер швырнул им в лицо хлопья снега. Нам-Ур внимательно оглянулся. Медведицы не было. Приказав стоять Варру наготове, он осторожно стал ворошить своим копьём небольшой белый холмик, что намела вьюга. Это было опасно. Медведица могла броситься на них. Но ещё опаснее было бы если бы она набросилась на них сзади. Чёрные, застывшие лужицы крови, рассказали Нам-Уру о страшной трагедии, что произошла в ту ночь. Но кто пострадал: носорог, чей ужасный хриплый рёв слышало всё племя, или медведица?

Медленно Нам-Ур стал спускаться к реке. Неожиданно глаза Варра закатились и он, издав короткий стон, стал медленно оседать на землю. Нам-Ур кинулся к Варру, но тот был уже мёртв.

"Огонь жизни погас в глазах Вара, — с угрюмой тоской подумал Нам-Ур, — дальше Нам-Ур пойдёт без Варра".

Сквозь непроглядную пелену снега что-то мелькнуло. "Уж не медведица ли", — насторожился Нам-Ур. Но это был лосёнок, вернее почти взрослый лось. В одночасье он потерял и мать и брата и теперь, жалобно мыча, пытался безуспешно их найти. Надеясь найти тепло, он подошёл к Нам-Уру. А нашёл холодный зазубренный костяной наконечник. Нам-Ур целил лосёнку под самое сердце, но в последний момент рука его дрогнула и копьё, глубоко войдя в бок, почти взрослого лося осталось торчать там.

Обезумев, лось рванулся и Нам-Ур повалился в снег.

Сразу же его лицо обожгла острая боль, словно большим наждаком окорябал его кожу твёрдый наст.

Нам-Уру удалось перевернуться на спину. Теперь боль была не такой сильной, горело только разбитое лицо.

Вцепившись обеими руками в конец верёвки, привязанной к копью, он только об одном молил сейчас духов.

— Духи! Добрые духи, — кричал он, хватая широко раскрытым ртом снег, — помогите племени Нам-Ура и Нам-Ур убьёт для вас много чёрных кабанов!

Лось приблизился к отлогому берегу реки, и тело Нам-Ура задергалось в дикой тряске.

— Нет, больше Нам-Ур не может, — кричал от боли Нам-Ур, — в голове Нам-Ура горят звёзды, много звёзд!

Но он, стиснув зубы, упрямо вцепился в конец верёвки, и лось продолжал его тащить, тащить.

Его тело почти уже не чувствовало боли. Руки одеревенели на морозе. Прочная медвежья шкура, которую, так заботливо латала ему Олле, была протерта до дыр. И теперь твёрдый наст реки сдирал со спины у него кожу, превращая её в кровавые лохмотья.

Бег лося замедлился, он, пробежав неширокую речку, стал медленно подниматься на другой берег реки. Копьё по-прежнему торчало у него из бока. "Надо будет отблагодарить Тлума за такие хорошие наконечники для копий" — почти, теряя сознание от боли, думал Нам-Ур.

Неожиданно тело Нам-Ура остановилось. Шатаясь, Нам-Ур встал. Глаза его были похожи на большие чёрные ямы. Лось медленно уходил наверх.

— Лось не может уйти! — Исступлённо шептал Нам-Ур почерневшими губами, — Лось должен накормить племя Нам-Ура. Лось не уйдёт! — громко закричал Нам-Ур и стал подниматься вслед за лосем по берегу реки.

Лось не ушёл, копьё Нам-Ура глубоко вошло в его тело. И поднявшись на берег, он тяжело завалился на бок.

— Ты отдашь Нам-Уру свое сердце, добрый лось, ты отдашь свою печень, — ласково шептал Нам-Ур, приближаясь к нему, — чтобы огонь жизни вновь вспыхнул в Нам-Уре, чтобы жило его племя.

Обреченно смотрел на него лось своими большими глазами.

Подойдя к нему, Нам-Ур с силой вонзил в него копьё.

На этот раз удар был точен. Дернув два раза ногами, лось затих.

Теряя остатки сил, Нам-Ур упал на убитого лося.

Тихо падали снежинки на истёрзанную спину Нам-Ура, облегчая страшную боль, навевая покой и сон.

Нам-Уром овладела дремота.

"Скоро Нам-Уру станет тепло и приятно, — блаженно думал он, — Нам-Ур уйдёт дорогой отцов навсегда".

Но видно сильно горел в Нам-Уре огонь жизни.

Маленький снежный холмик, на поверхности которого чернела голова человека, вздрогнул. Показалась сначала его рука. Затем нога. Через мгновение Нам-Ур был уже на ногах, стряхивая с окровавленной спины пушистый снег. Достав из кожаного кармана своей шкуры большой каменный нож, он стал отрезать у уже холодного лося заднюю ногу. Тяжёлой была нога лося, но видно ярко горел огонь жизни в груди Нам-Ура, ведь он вёл за собой племя. К тому же этот берег реки был довольно крут. Подтащив ногу лося к самому берегу реки Нам-Ур с силой толкнул её.

— Уйё! — громко и радостно закричал Нам-Ур и нога исчезла в облаке снежной пыли. — Мясо само идёт в хижину Нам-Ура, — улыбнулся Нам-Ур.

Но вот по реке пришлось продвигаться с трудом. Хотя твёрдый наст, покрывающий толстый зелёный лёд был достаточно крепок, да и река была не так уж широка, всё же Нам-Ур потерял много сил. Он попробовал было взвалить себе на спину лосиную ногу, но сейчас это ему было не под силу. Тогда Нам-Ур стал её толкать. Зло хрипя, он несколько раз толкнул её, а затем обессилев упал лицом в снег. Нога немного проскользила по твёрдому насту и остановилась. Неподвижно лежал Нам-Ур. Наконец он встал.

— Племя Нам-Ура будет жить! — не проговорил, а прорычал он, и, с силой воткнув копьё в оленью ногу, взялся за сухожилие, привязанное к нему.

— А-а! — беззвучно кричал он, надрывая свое тело непосильной тяжестью, его вся исполосованная в кровь спина горела огнём. Так он дотащил оленью ногу до другого берега реки.

Но отлогий берег, который бы в прежние времена Нам-Ур шутя бы преодолел в несколько прыжков для него оказался не по силам.

И тогда Нам-Ур заплакал. Он плакал всего второй раз в своей суровой и короткой жизни. Жизнь не баловала Нам-Ура и тело Нам-Ура стало твёрдым как камень, а душа суровой.

Первый раз он плакал, когда на его глазах погибал отец. Но тогда он был мальчиком и его детские плечи сотрясалось от судорожных рыданий. И вот сейчас он плакал во второй раз. Горькие бусинки слёз помимо его воли выкатывались из глаз Нам-Ура и, не успев докатиться до бороды, тут же замерзали на морозе.

"Это не Нам-Ур плачет, — думал Нам-Ур, смотря на неяркое восходящее зимнее солнце, — это дух Нам-Ура плачет".

Нам-Ур чувствовал, что огонь жизни покидает его. Медленно, очень медленно он забросал оленью ногу снегом и воткнул в снежный холмик ветку.

Затем он тяжело встал и, шатаясь, пошёл.

Уже поднявшись на берег реки, он увидел, бежащего навстречу ему полубольного Блума.

Нам-Ур упал. Подбежавший Блум склонился над ним.

— Там, — и слабеющей рукой Нам-Ур указал в сторону снежного холмика, — большая лосиная нога. На высоком берегу реки лось, — проговорил он, и огонь жизни отлетел от него.

Весело трещали березовые поленья, давая свет и тепло усталым людям. Нам-Ур приоткрыл глаза и в ноздри ему ударил вкусный запах жареного лосиного мяса.

— Мяса мало, — озабоченно сказал Нам-Ур Олле, склонившийся над ним.

— Мяса много, — ответила Олле. — Блум притащил ногу оленя с пологого берега. А сыновья старой Кхы притащили всего оленя с высокого берега. Теперь у племени будет мясо.

К Нам-Уру подошёл Блум. И хотя он двигался по-прежнему с трудом в его глазах уже начал зажигаться огонь жизни.

На нём была накинута шкура медведя, под тяжестью, которой он сгибался.

— Блум нашёл медведицу, — улыбаясь, сказал Блум.

Нам-Ур перевернулся на живот и Олле начала осторожно смазывать кровавые раны на его спине медвежьим жиром.

Нам-Ур морщился от боли, но терпел. Ему было приятно мягкое прикосновение пальцев Олле.

Она была так же кривонога, как и Нам-Ур, у неё было такое же некрасивое короткое тело как у Нам-Ура, а её чрезмерно большую голову украшал такой же безобразный костяной гребень на затылке, но столько любви светилось в её глазах, что сейчас она была по настоящему прекрасна.

— Могучие добрые духи послали Нам-Уру большого жирного лося услышал он громкий противный голос колдуна. Теперь у племени Нам-Ура будет мясо, много мяса. Надо отблагодарить добрых духов.

"Надо отблагодарить толстого, болтливого Пру, чтобы он стал ещё толще и болтливей, — с неожиданной злостью подумал Нам-Ур. — Старая жирная свинья. Где Пру был со своими духами, когда Огонь жизни уже покидал Нам-Ура? Не Пру и его духи помогли Нам-Уру найти лося."

— Почему погиб Варр? — громко спросил Нам-Ур.

— Так захотели духи, — уклончиво ответил колдун и его глаза плутливо забегали.

"А где Пру был со своими духами, когда огонь жизни покидал Нам-Ура?"

Но говорить так было нельзя. Племя не поняло бы его. Это было бы несоблюдением закона предков.

Пересиливая себя, Нам-Ур громко сказал.

— Пусть Пру возьмёт самый жирный кусок лосиной ноги и отблагодарит духов. Он хорошо разговаривал с духами.

И отвернулся, чтобы не видеть толстую лоснящуюся физиономию Пру.

Кончалась зима. Солнце уже подолгу не заходило за линию горизонта, да и само оно стало какое-то ясное и чистое. Лучи его стали жарче. Белый снег под их дружным напором сначала сморщивался, затем чернел и, наконец, окончательно сдавшись на милость победителя, превращался в звонкие весенние ручьи.

Земля покрывалась нежной изумрудно-зелёной травой.

Природа просыпалась после долгой зимней спячки.

Однажды Нам-Ур услышал странные звуки.

— То-к. То-к, — далеко разносилось в весеннем лесу и замирало. — То-к. То-к, — снова разносилось и снова замирало. Всё ещё слабый после болезни Нам-Ур пошёл в лес.

Большая красивая птица с темно-пепельной, почти чёрной шеей с грудью зелёного отлива, закрыв глаза, громко и увлечённо токовала. Нам-Ур подошёл поближе. Но обычно пугливая птица даже и не думала улетать.

— То-к, — громко и увлеченно выводила она. — То-к, — и от напряжения дрожало несколько серых пёрышек на её зобу.

— Ийё! — удивлённо воскликнул Нам-Ур. Таких больших и красивых птиц он прежде никогда не видел.

Но даже этот громкий радостный крик не спугнул птицу.

Осторожно протянул руку к ней Нам-Ур и дотронулся до её роскошных черных с зелёным отливом перьев.

Только тогда птица заметила охотника. Открыв глаза, она недовольно посмотрела на него.

А затем, громко хлопая своими большими крыльями, тяжело и неуклюже полетела прочь.

За самцом полетела и его серая подруга. Она пряталась неподалёку и с напряжением следила, чем же закончится вся эта сцена.

Когда весна окончательно вступила в свои права и степь перед рощей зацвела, заалела, засинела, забелела душистым и пахучим разнотравьем, заботливая Олле сходила в лес и нарвала там листьев малины, боярышника, молодой нежно-зелёной крапивы, щавеля, выкопала дикий чеснок. Огонь жизни снова зажёгся в груди Нам-Ура.

А роща постепенно наполнялась своей шумной неугомонной жизнью.

Быстро и суетливо пробегали по ней робкие серые зайцы, стремящиеся спрятаться от своих извечных врагов волков и лисиц. Степенно по ней ходили тяжёлые большие лоси. Иногда они громко и протяжно ревели.

Скоро у них начнутся турниры, победитель, которого, и поведёт за собой стадо.

Видал даже Нам-Ур и следы хозяина здешних лесов — большого бурого медведя. Тёмные следы его больших когтей остались на молодой берёзе, и теперь из неё сочился чистый и прохладный сок, который Нам-Ур слизывал с удовольствием. Правда, рыбы в небольшой речушке, на льду которой чуть не замёрз Нам-Ур в эту страшную зиму, было мало. Ленивые сонные караси, глубоко зарылись в ил и почти не показывались на поверхности воды, если бы не быстрые зубастые щуки могло бы показаться, что рыбы в реке вообще нет.

Но Нам-Ур и не особенно беспокоился об этом.

Лес давал людям всё необходимое.

На небольших солнечных полянках люди собирали маленькие ярко красные ягоды земляники. Под тенью деревьев среди жёлтой опавшей листвы они находили грибы, а в кустах яйца птиц.

Стая диких серых уток с шумом и гамом гнездившаяся по берегам реки тоже давала людям обильную пищу.

А однажды Нам-Ур вместе с самыми сильными мужчинами своего племени отправился за лосем.

Это было рискованное мероприятие, и Нам-Ур тщательно к нему готовился.

Долго он следил за четой лосей. Огромным старым самцом с ужасающих размеров рогами, его безрогой жалобно блеющей подругой и двумя почти взрослыми телятами.

Каждое утро, когда могучий Ву ещё только выходил из своей хижины и ещё не распростёр свои жаркие объятия, чета лосей приходила на водопой. Нам-Ур приметил эту маленькую, едва заметную тропинку, змейкой вьющуюся между кустарников и на всякий случай, когда лосей не было, обломал у них концы веток, чтобы было лучше видно. Приходили они на водопой и вечером, когда последние заходящие лучи солнца, скользя по гладкой поверхности воды делали её чуть-чуть розоватой.

Но перед тем, как напиться чистой прохладной воды из небольшой речки, лоси подходили к небольшому пятну белой проплешиной выступавшем на изумрудно зелёном ковре травы и долго и тщательно лизали его. Пробывал лизать его и Нам-Ур. Пятно оказалось странного солоноватого вкуса, но Нам-Уру оно, почему-то не понравилось.

Нам-Ур уже собрался было отправиться за лосем, но неожиданное событие помешало этому.

Предутренний туман ещё клубился, когда лоси отправились своей обычной тропой на водопой.

Он серой пеленой стлался по земле, кустарникам и они как бы плавали в этой серой пелене.

Нам-Уру было плохо видно из кустарников лосей. Напрягая зрение, он всматривался в туманную предутреннею тишину.

Негромко хрустнула ветка, затем другая. Большие серые тени медленно прошли около Нам-Ура. Они прошли так близко от него, что он даже услышал недовольное посапывание старого самца.

Внезапно предутреннюю тишину леса нарушил громкий рёв. Огромный бурый медведь выскочил из засады и напал на лосиху. Но старый самец не растерялся. Привстав на задние ноги, он изо всех сил ударил медведя своими острыми передними копытами. Ещё громче взревев от боли медведь, яростно ломая хлипкий кустарник, удалился в рощу.

"Сердится хозяин" — подумал Нам-Ур.

Однако с той поры лоси пропали.

Долго ходил на заветную тропу Нам-Ур.

Внимательно он всматривался во влажную чуть покрытую опавшей листвой землю, ища на ней следы лосей.

Приходил он сюда и ранним утром, когда могучий Ву ещё не распростёр свои объятья и серый туман курился над землёй. Приходил и вечером, когда розоватые лучи, уходящего на покой солнца, в последний раз освещали Землю.

Лоси пропали. "Видно сильно напугал их хозяин", — с угрюмой тоской думал Нам-Ур.

Отчаянью его не было предела.

И вот однажды лоси снова появились.

Затаив дыхание, Нам-Ур следил за серыми красавцами.

Теперь старый лось был осторожен. Всё время, пока лосиха и двое телят лизали белую проплешину, он, подняв свою горбатую голову, зорко всматривался в пугающую темноту леса.

Медлить было нельзя, и на следующее утро Нам-Ур назначил охоту.

Тихо в предутреннем лесу. Лишь изредка прошелестит мышь-полёвка, торопливо бегущая куда-то по своим мышиным делам, да где-то далеко на реке сонно прокрякает утка.

Вот и лоси. Нам-Ур весь подобрался. Насторожился и верный Блум, стоящий рядом с Нам-Уром, насторожились и другие охотники.

Лоси подошли к проплешине и начали лизать её.

Копьё Блума и на этот раз было метким. Старый самец успел только громко взреветь и, подогнув под себя передние ноги, медленно упал на землю. За ним упала и лосиха-мать с копьём в боку.

Испуганные телята пробовали, было убежать, но бола, пущенные другими охотниками, завершили всё дело.

Радостные и взволнованные возвращались охотники в своё жилище.

На длинных берёзовых шестах привязанных кожаными ремнями, вырезанных из шкуры лосей, они несли лосиные туши.

Радостными криками встретили их женщины племени.

А однажды Нам-Ур устроил охоту на больших чёрных кабанов, водившихся в этой роще.

Против этого было возразил Пру, говоря, что кабанов убивают только по первой пороше и приносят их в жертву добрым духам. Но Нам-Ур успокоил колдуна, сказав, что всех кабанов они убивать не будут, добрым духам и так достанется, пообещав колдуну толстую жирную ногу кабана.

Но свиреп был чёрный кабан, уже раненый метким копьём Блума, он помчался прямо на него.

Блум успел увернуться, а вот Паку не повезло, пронзив его своими острыми клыками, кабан умчался неизвестно куда, оставив лежать истекающего кровью Пака на земле.

Но Пак не ушёл дорогой отцов, заботливая Кхи промыла его раны отваром из коры молодого дуба.

А затем сходила к речке и острыми берёзовыми палочками накопала бурых корней высокого девятисила.

В пещере она порезала их кремнивым ножом на мелкие кусочки. Разогрела воду в челюсти молодого оленя с помощью горячих камней. А затем кинула их в кипящую воду. Этой настойкой она тщательно смазывала раны Пака. А затем покрывала их нежной шкуркой зайца. Благодаря такому уходу и любящим глазам Кхи Пак быстро поправлялся.

Хорошо жило племя этим летом.

Как-то раз Нам-Ур вместе с остальными мужчинами племени рубил каменными топорами старый раскидистый дуб. Солнце стояло почти в самом зените, и его горячие лучи немилосердно пекли землю.

Нам-Ур вытер своей сильной волосатой рукой вспотевший лоб.

Дуб никак не хотел поддаваться дружному усилию охотников, а когда он всё же рухнул, то к немалому удивлению Нам-Ура из его большого дупла вылетели какие-то большие жёлтые мухи и стали пребольно жалить людей.

— Уйё. Уйё, — только и успевал выкрикивать Нам-Ур, Блум женщины и мужчины племени торопливо хлопая себя по ляжкам, ягодицам, бокам спине. Вмиг у них опухли руки и ноги от укусов злых жёлтых мух.

Когда же при помощи ивовых веток их всё же удалось отогнать, то вездесущие мальчишки племени обнаружили в большом дупле какую-то тёмную ароматную жидкость. Янтарными капельками она лежала в маленьких белых ямках, которые слепили жёлтые злые мухи.

Первыми её попробовали мальчишки.

— Уйё. Ня-м, — говорили они и вытягивали свои губы в блаженной улыбке.

Затем её стали пробовать и взрослые.

— Уйё. Ня-м. Ня-м, — так же блаженно говорили они, слизывая своими языками маленьктие янтарные капельки сладкой тягучей жидкости.

Один только толстый Пру поторопился и даже не дождался когда последние злые жёлтые мухи улетят.

За это они ужалили его в язык и щеку. Язык у несчастного Пру сразу распух и одеревенел и с трудом помещался во рту, щека вздулась.

— Ну, теперь то уж толстый Пру точно будет хорошо разговаривать с духами, вон у него какой язык стал большой и толстый, — давясь от смеха и подталкивая друг друга локтями, говорили мальчишки племени.

Пру злобно смотрел на них одним глазом. Ужаленная щека у него так вздулась, что закрывала другой глаз.

Блум тоже взял свою долю тягучей янтарной жидкости и понес в пещеру Кру.

В последнее время ей что-то нездоровилось, и она редко выходила из пещеры.

Поужинав, племя легло спать. Наступила ночь. Могучий Ву ушёл в свою хижину и на смену ему пришла коварная желтоглазая Мун.

— Пи-ть. Пи-ть, — кричали где-то вдалеке перепела, да сонно квакали лягушки.

Внезапно Блума кто-то сильно толкнул в бок, думая, что это Кру, он приподнялся на локте.

Затем его что-то сильно ударило по ноге. В темноте с потолков пещеры на людей сыпались камни большие и маленькие. В страхе они просыпались, силясь сообразить, что же случилось.

— Нам-Ур, — окликнул Блум. Но Нам-Ур был уже на ногах, как будто вовсе не спал.

— Уходим из пещеры! — громко кричал он, — злые духи опять прогневались на племя.

Он выволакивал женщин и детей из-под обломков камней, несмотря на то, что ему самому грозила опасность, и вёл к выходу.

Растерянные и испуганные они жались около пещеры.

Большая каменная глыба, отколовшись от потолка пещеры, летела прямо на Нам-Ура.

В последний момент Нам-Ур успел отпрыгнуть от неё, но, уже упав на земляной пол пещеры, глыба всё же придавила Нам-Ура. И теперь он лежал под всей её тяжестью, до изнеможения, упираясь в неё руками и ногами и чувствуя, как огонь жизни уходит из него.

— Блум, — тихо позвал Нам-Ур, он даже не мог громко кричать, так много сил у него забирала борьба с глыбой.

Но Блум вместе с другими охотниками был уже рядом с Нам-Уром.

Дружно они навалились на каменную глыбу, пытаясь сдвинуть её.

Тщетно, глыба, словно, приросла к Нам-Уру.

— Могучие духи, помогите племени, — простонал Блум.

— А-А! — дико и протяжно в порыве ярости закричал он.

— А-А! — дико и протяжно закричали мужчины племени, силясь приподнять каменную глыбу, придавившую Нам-Ура.

От нечеловеческого напряжения у них выворачивало суставы, и вздулись вены на лбу.

Нам-Ур тоже весь напрягся. И о чудо глыба поддалась. Она приподнялась совсем немного, лишь настолько, что Нам-Ур смог сделать глоток свежего воздуха. Но и этого оказалось достаточно.

Змеёй выскользнул из-под неё Нам-Ур. А в следующее мгновение глыба рухнула на прежнее место, выскользнув из ослабевших рук мужчин.

Вместе со всеми остальными Нам-Ур побежал к выходу из пещеры.

— А Пру? — услышал он слабый голос.

Нам-Ур наклонился. В темноте пещеры блеснули злые огоньки глаз Пру.

"Старая, жирная свинья" — со злобой подумал Нам-Ур, но в следующее мгновение он, обхватив вместе с остальными мужчинами глыбу, придавившую Пру приподнимал её.

Выбежав из пещеры, Нам-Ур нерешительно остановился. Коварная Мун смотрела на всё своим жёлтым глазом. Стояла удивительная тишина.

Но земля под ногами Нам-Ура ходила, Нам-Ур с трудом держался на ногах.

"Нам-Ур не пил отвара из красного мухомора! — с удивлением подумал Нам-Ур, — почему же он так плохо стоит на ногах?"

В следующий момент раздался взрыв такой ужасающей силы, что племя в страхе попадало на землю.

А когда они встали, на ней творилась, что-то невероятное.

Земля до этого бывшая для них твердью и опорой перестала быть таковой.

Как волны перекатывалась она под ногами, растерявшихся от страха, людей, некоторые падали.

В полной тишине она качалась и зыбилась.

"Как коварная вода", — в страхе подумал Нам-Ур.

Качались и падали деревья. Ревели, визжали, хрюкали обезумевшие звери, их тревожные крики рвали ночную тишину леса.

А затем произошло и вовсе невероятное, раздался взрыв такой титанической силы, что первый по сравнению с ним показался жалким хлопаньем детской хлопушки и земная твердь начала расползаться в разные стороны. То там, то здесь появлялись яркие фонтаны света, бившие прямо из-под земли.

Прямо под ногами Нам-Ура зазмеилась тонкая трещина. Нам-Ур в беспредельном страхе заглянул в неё.

Там глубоко-глубоко, казалось в самом чреве Земли, протекал тоненький желтый ручеек, но от него шёл жар такой нестерпимой силы, что даже здесь на поверхности, его огненное дыхание чуть не опалило Нам-Уру волосы.

В ужасе Нам-Ур отшатнулся от неё. А трещина между тем продолжала медленно расходиться.

На другом конце её остались Олле и Кру — жена Блума.

— Прыгай! — во весь голос, отчаянно закричал им Нам-Ур.

Проворная Олле легко перемахнула через трещину, в которую уже свалился неосторожный кабан.

А вот Кру замешкалась.

— Прыгай"! — в один голос кричали ей Блум и Нам-Ур.

Трещина между тем становилась всё шире, ручеек превращался в реку, порой из неё вырывались облака ядовитого газа, теперь даже Нам-Ур мог с трудом перепрыгнуть её.

В отчаянии Блум рванулся к трещине. Нам-Ур с трудом удержал его.

— Там Кру! — громко кричал и рвался из его рук Блум и впервые на его глазах Нам-Ур увидел слёзы.

Река, которую начавшееся землятресение вырвало из берегов, медленно подходила к трещине.

Вот она достигла самого края зияющей бездны и с шумом хлынула туда.

Две реки слились в одну, вновь раздался взрыв страшной силы и потоки горячей грязи и камней, выброшенных казалось из самого чрева Земли, высоко взлетев в воздух, обрушились на головы и спины беззащитных людей.

— Духи разгневались на племя, — услышали они громкий голос Пру.

И в страхе люди побежали от этого проклятого места.

Сколько они шли, Нам-Ур уже не помнил.

Блум всё время рвался в беспамятстве назад и кричал: "Там Кру! Там Кру!"

Больших усилий стоило удержать его Нам-Уру. Наконец, Блум замолчал. От горя он настолько ослаб, что едва передвигал ноги. Притихло всё племя, подавленное горем Блума. Притих даже толстый Пру.

Пытаясь поддержать угасающий огонь жизни в теле Блума Нам-Ур пробовал было предложить Блуму других женщин племени, но Блум удивленно смотрел на него большими чёрными глазами.

"Блум любит Кру", — только и слышал в ответ Нам-Ур.

Степь, к которой они подошли, была неприветливой и холодной. И хотя лето было ещё в самом разгаре, всё же Нам-Ур поплотнее запахнул шкуру на своей широкой волосатой груди.

— Племя не выживет здесь, — сказал Пру. На этот раз его голос не был громким и визгливым.

— Нам-Ур знает, — сказал Нам-Ур, смотря невидящими глазами куда-то вдаль. Нам-Ур устал. Горе Блума стало горем Нам-Ура, — и он тяжело опустился на землю.

Но вопреки мрачным предсказаниям колдуна степь не стала могилой для сильно поредевшего за время длительного перехода племени.

На её бескрайних просторах, согретым теплом могучего Ву бегали красивые большерогие олени, паслись свирепые шерстистые носороги. А однажды Нам-Ур увидел странных больших животных.

Величественные, с большими длинными носами, с острыми изогнутыми клыками они не спеша, шли по степи, и, казалось, всё замирало при встрече с этими великанами.

Племя боялось их и охотилось на большерогих оленей. Доверчивые, с красивыми большими глазами они ещё абсолютно не знали людей и подпускали охотников на расстоянии броска копья.

И хотя Блум так и не обзавёлся новой женой, от горя почернело его лицо, но копьё его было по-прежнему метким, и много оленей убил Блум.

А мамонты, Нам-Ур прозвал их огромными лохматыми горами, вели себя на редкость миролюбиво и дружелюбно.

Своими длинными изогнутыми клыками они выкапывали из земли вкусные толстые корешки неведомых Нам-Уру растений, а большими, удивительно гибкими хоботами они срывали с серо-зелёного покрова степи листья черники, клюквы, стебли осоки и запихивали их себе в большую пасть.

Не так вели себя лохматые носороги.

С большим рогом посреди маленьких злых глазок с толстыми неуклюжими ногами с грязной обвислой шерстью эти животные производили отталкивающее впечатление.

Они также как и мамонты бродили по разнотравью степи, выковыривая из неё вкусные корешки, не брезговали они и чахлыми искривлёнными деревцами лишь немного возвышавшимися над степью.

С шумом и хрустом они засовывали целые маленькие искривлённые стволики себе в пасть, а затем долго жевали их.

Два мамонта паслись неподалёку. Внезапно один из носорогов без всякой видимой причины побежал в их сторону. Опустив книзу свою большую голову, с устрашающим рогом он с недовольным фырканьем приблизился к одному из них.

Гигант не обратил на носорога никакого внимания. Он своим большим хоботом с удивительной ловкостью собирал с маленького кустика черники прошлогодние засохшие ягоды.

Такое невнимание со стороны мамонта явно обидело носорога.

И тогда он, разбежавшись, со всего маха всадил свой большой рог в огромную колоннобразную ногу мамонта.

Закачался мамонт и пронзительно заревел от боли и недоумения. А носорог между тем готовился к новой атаке.

Но уже приготовился мамонт. И носорог всей своей огромной неуклюжей тушей пролетел мимо мамонта, а тот, изогнув свой сильный гибкий хобот, что есть силы, ударил носорога по спине.

Взревел носорог от боли и ярости. Его маленькие глазки налились кровью, и он устремился в новую атаку.

На этот раз носорог целил в мягкое незащищённое жёсткими складками кожи брюхо мамонта.

Но и мамонт хорошо знал свою слабость. Он неожиданно для своего огромного тела быстро отступил в сторону. Но рог носорога всё-таки его достал и уже вторая нога великана стала розовой из за сочившейся по ней крови. Пронзительно и громко заревел тогда мамонт. И его трубные звуки огласили всю степь.

На помощь к носорогу бежал его второй свирепый собрат. На помощь к мамонту спешил другой великан.

От страшной боли мамонт медленно начал опускаться на колени.

Носорог отбежал от него. Внимательно посмотрел на мамонта. Пригнул свою голову и снова побежал.

Он уже не сомневался в своей победе, ведь мамонт был уже на коленях.

Но страшный удар хоботом свалил его с ног.

А мамонт, громко трубя, стал медленно подниматься на ноги.

Попытался перевернуться со спины и сбитый с ног носорог. Но его большое неуклюжее тело уже больше не слушалось его. Как огромный майский жук, лежал он на спине, судорожно дёргая всеми своими четырьмя перебитыми лапами, и громко и яростно ревел.

Мамонт, ревя от боли и ярости, поднял свою огромную колоннобразную ногу, и от удара чудовищной силы лопнула прочная кожа носорога, затрещали его толстые кости. А мамонт, забыв о боли, громко трубя, топтал и топтал тело ненавистного носорога.

Подоспевший великан остановил своего разъярённого собрата и вдвоём они медленно пошли от места недавней схватки. Иногда раненый мамонт опускался на колени и тогда второй помогал ему хоботом подняться. Так и растаяли они в вечерних сумерках степи.

После этого случая Нам-Ур ещё больше зауважал мамонтов.

"Огромные лохматые горы — добрые, — думал он, смотря на могучего Ву, медленно уходящего в свою хижину, — а в чёрных носорогов, наверное, вселился злой дух, вот почему они стали такими злыми.

Приближалась осень. Длинные лучи, уходящего на зиму, солнца уже не согревали землю, и по утрам маленькие лужицы, зеркальцами блестевшие по всей необъятной поверхности степи, покрывались корочкой тоненького льда. С тревогой смотрел Нам-Ур на них.

Пищи в этой холодной степи хватало. И хотя и олени, и мамонты и даже свирепые драчливые носороги ушли подальше от людей всё же они находились недалеко от их жилища.

Обычно, помолившись добрым духам, Нам-Ур отправлялся на охоту, едва только могучий Ву выходил из своей хижины, а когда он был ещё высоко на небе, он вместе с верным Блумом и другими охотниками с весёлыми гортанными криками возвращался домой. Каждый из них нёс большой кусок оленьего мяса.

Деревьев в этой степи было очень мало, а если они и попадались, то были какие-то маленькие и изогнутые.

Поэтому, убив оленя, охотники тут же разделывали их каменными ножами. Голову оленя они, съев его вкусный мозг, обычно оставляли в степи. И теперь они, отделённые от туловища, большерогие, пустыми немигающими глазами глядели в холодное серое небо. Откуда-то прилетали большие чёрные вороны и выклёвывали им глаза.

Из маленьких искривлённых деревьев Нам-Ур с остальными охотниками с превеликим трудом сделал каркас небольшой хижины и покрыл его оленьями шкурами. Хижина была небольшой и люди племени с сожалением вспоминали о просторной пещере оставлённой ими.

Тревожные морщины избороздили покатый лоб Нам-Ура.

"Племя больше не выдержит такого перехода, — думал он, по вечерам, смотря на могучего Ву медленно уходящего в свою хижину, — без хорошей тёплой хижины племя не выживет, когда с неба полетят белые холодные мухи. Они сожрут людей племени".

Так ничего и не придумав, Нам-Ур с горьким вздохом ложился спать.

Олени, скоро поняв, что люди ещё большие звери, чем злые степные волки, от волков ещё можно было спастись в быстром и неутомимом беге, от этих же страшных двуногих зверей почти никогда, стали более осторожными и теперь не подпускали охотников на расстояние броска копья.

Завидев этих страшных двуногих зверей, вожак стада, зорко смотрящий по сторонам, пока стадо поедает нежные листочки и сочную траву, издавал громкий и резкий крик, и тогда стадо, словно подхваченное быстрым ветром стремительно разбегалось от охотников.

Некоторое время помогали бола. Не видя в руках, приближающихся людей этих страшных деревянных палок, несущих с собой смерть, олени подпускали охотников достаточно близко.

Но очень скоро олени поняли, что бола в руках этих двуногих зверей оружие ещё более страшное, чем деревянные палки.

Однажды Нам-Ур, когда могучий Ву только ещё выходил из своей хижины, отправился вместе с остальными мужчинами племени на охоту.

Но сколько они не старались, ни один олень так и не подпустил их на расстояние достаточное для метания копья или броска бола. Завидев людей, олени не спеша, перебегали на новое место.

Так целый день длилась эта безуспешная охота. Выручил только верный Блум.

Бола брошенное его сильной и меткой рукой обвилось вокруг передних ног оленя. Он упал, и охотники радостно закричали. Но видно сильно горел огонь жизни в груди оленя.

Громко замычав, олень медленно поднялся и со спутанными ногами медленно поскакал.

Охотники так бы и не догнали большерогого красавца, уж очень быстро он бежал.

Но путь ему преградило большое болото.

В сумерках, не заметив коварной воды, олень со всего размаха вбежал в неё.

Не заметили её и охотники.

Блум первый забежал в коварную воду и стал медленно погружаться в бездонную пучину.

— Нам-Ур! Помоги! — стал кричать и звать на помощь Блум.

Сильная рука Нам-Ура вытащила его из болота.

Но, выйдя из болота, весь грязный и мокрый Блум к большому удивлению Нам-Ура захватив большой каменный нож, снова кинулся в болото.

— В голову Блума залетели злые духи, — изумлённый сказал он.

— Дети племени хотят есть, — ответил Блум, рассекая ещё живую плоть оленя тяжёлым каменным ножом.

От невыносимой боли олень громко мычал, а серо-зелёная жижа, в которую он медленно погружался, постепенно окрашивалась в ржаво-бурый цвет.

Но вот бездонная глубина болота как-то тяжело вздохнула, на миг, где только что находился олень, образовалась огромная воронка.

Блум едва успел соскочить со спины оленя с большим ещё тёплым куском оленьего мяса, а на месте, где только что он находился, ничего не осталось. Лишь торопливо и с шумом лопались мелкие пузыри, выходящие из самой глубины трясины.

Усталые и разочарованные охотники возвратились назад.

Тихо потрескивает костёр в самой середины небольшой пещеры, усталые полуголодные люди чуть ли не спят друг на друге. Не спят лишь четверо.

Нам-Ур, толстый колдун Пру, Блум и его новая жена Кло.

"Вообще-то Кло — женщина, — думал Нам-Ур, сосредоточенно вороша длинной оленьей костью маленький чёрный уголёк. А присутствие женщины может обидеть добрых духов. Добрые духи могут разгневаться и отвернутся от племени. И тогда тропа жизни, по которой сейчас идёт племя, может привести к обрыву".

Но верный Блум так настойчиво просил его об этом и столько любви, нежности, ласки и покорности светилось в зеленоватых глазах Кло, что Нам-Ур не мог устоять.

Он лишь только спросил об этом у Пру. Но в ответ колдун лишь неопределённо хмыкнул и пожал плечами. После того как Нам-Ур спас его от каменной смерти, Пру заметно изменился.

Он теперь не кричал и не визжал по каждому поводу и не бросал косых взглядов на Нам-Ура.

Взгляд его стал задучивым и строгим. Стареет Пру думал Нам-Ур.

Голый Блум стоял рядом. Его мохнатая шкура, которую преданная Кло тут же выскоблила каменным скребком и выполаскала в холодных водах большой, глубокой лужи блестевшей чёрным пятном неподалеку от хижины, не убоявшись ночной темноты, сушилась тут же над костром. Подставкой ей служили оленьи рога, которые какой-то из мальчишек племени притащил из степи. От сильного пламени костра они начали дымить и потрескивать, и Нам-Ур перевесил её повыше.

Посмотрев на шкуру, не дымит ли она, Нам-Ур медленно поднял свою крупную голову.

Он зачем то снова поворошил оленьей костью уголёк в костре и, наконец, проговорил.

— Олени уходят. Скоро с неба полетят холодные белые мухи. Они сожрут людей.

— Блум быстро бегает, а его рука сильна, — гордо выпятив свою большую волосатую грудь, сказал Блум, — Огонь жизни снова горит в груди Блума. Блум принесёт племени много оленей.

Толстый Пру насмешливо посмотрел на Блума, но ничего не сказал.

— Блум не догонит оленя, — тяжело вздохнув, сказал Нам-Ур, — олень стал осторожный и убегает быстрее ветра едва завидев людей.

— Олень далеко не убежит, — ответил Блум, — коварная вода остановит оленя. И он почему то с вызовом посмотрел на Пру.

— Коварная вода? — и Нам-Ур внимательно посмотрел на Блума, — Хорошие слова говорит Блум. Но олень быстрее Блума.

Охотники замолчали. Только тихо потрескивали угольки костра, да Кло смотрела на мужа влюблёнными глазами.

— Надо выпускать Огонь, — медленно сказал Пру и внимательно посмотрел на Нам-Ура, — он бегает по степи быстрее Блума, а его больших красных зубов боятся пугливые олени. Они побегут к Коварной Воде. Тут Пру снова замолчал.

— Огонь коварен, — немного помолчав, медленно произнёс Нам-Ур, — его большие красные зубы могут разорвать племя.

— Дети племени хотят есть, — сказала до этого молчавшая Кло и спор угас так и не успев разгореться.

"Да Кло права" — думал Нам-Ур, тяжело ворочаясь на жёсткой шкуре.

К наступившему утру всё было готово.

Ка — хранитель огня — нетерпеливо переминал в своих больших узловатых руках мешок из шкуры зайца.

В нём хранился ещё не родившейся Огонь.

Но разводить костёр сейчас было рано. Загороженное серыми облаками, ленивое осеннее солнце почти не грело стылую землю, да и ветер дул в сторону жилища племени.

"Могучий Ву ещё не проснулся, — с досадой думал Нам-Ур, — подождём, когда могучий Ву выйдет из своей хижины".

К обеду ветер переменился, его порывы разогнали тяжёлые серые облака, и солнце вновь заблистало на небе.

"Могучий Ву вышел из своей хижины, — с благодарностью думал Нам-Ур, смотря на синее, словно вымытое небо, — добрые духи услышали наши просьбы, пора выпускать Огонь".

Но Огонь, зажжённый сильными руками Ка, горел в степи недолго.

Погода, как это часто бывает осенью, вновь переменилась. Солнце заслонили серые тучи, и пошёл мелкий холодный дождь. Он побеждал огонь, и от него оставались лишь только белые клубы дыма.

Грустно лил дождь по кожаной крыше небольшого жилища, грустные и понурые сидели люди в нём.

Но Нам-Ур почему-то улыбался. Его острый глаз заметил, что от огня и громкого крика людей бегут не только красивые большерогие олени, но и огромные мамонты.

Словно глупые большие свиньи с неприязнью подумал о них Нам-Ур.

А Нам-Ур считал их посланцами духов.

С этой минуты Нам-Ур перестал уважать мамонтов.

Грубое и во многом ещё дикое дитя природы, только выходящее из её чрева, Нам-Ур уважал лишь только тех, кого боялся. Теперь мамонты были ему не страшны.

— Племя идёт охотиться на огромных лохматых гор! — громогласно заявил он, гордо подняв голову.

Пру удивлённо взглянул на него.

— Но ведь Нам-Ур много раз говорил Пру — сказал Пру, что большие лохматые горы — посланцы духов. И их трогать нельзя.

— Лохматые горы не посланцы духов, — пренебрежительно ответил Нам-Ур, — они большие лохматые свиньи с большими клыками.

В глубине грубой души Нам-Ура что-то больно кольнуло и уже мягче он произнёс:

— Большие лохматые горы дадут племени мясо, много мяса, племя должно идти по тропе жизни.

К охоте на мамонтов готовилось всё племя.

Ка сходил в степь принёс оттуда маленькие искривлённые стволики деревьев и тщательно разрубил их каменным топором на мелкие щепочки.

Мужчины племени проверяли свои копья и прилаживали к ним новые кремневые наконечники, взятые у запасливого Тлума. Треснувшие копья они крепко перевязывали прочными сухожилиями оленя, а затем тщательно обмазывали разогретой на костре смолой.

Готовился к охоте и толстый Пру, но на этот раз он не глотал отвара из сушёных мухоморов и не исполнял свои безобразные танцы.

Сидя в самом тёмном углу небольшой хижины, он отрешённо смотрел куда-то вдаль и лишь только беззвучно шевелящиеся губы показывали, что Пру не спит.

Пру разговаривает с духами — глядя на него думал Нам-Ур, — пусть Пру хорошо разговаривает с духами, чтобы у племени была удачная охота.

Готовились к предстоящей охоте и женщины. Из своего нелёгкого женского опыта они знали, что редкая охота бывает без ран и потерь.

Под внимательным взглядом заботливой Олле, они деревянным пестиком на большом сером камне толкли кору дуба, высушенные корни девятисила, разрезали на ровные полоски небольшими каменными ножами шкуру оленей, готовили для перевязки нежные заячьи шкурки.

И вот наступило утро охоты.

Быстрый низовой ветер погнал пламя, зажженное в нескольких местах Ка и оно большим огненным полукольцом начало охватывать стадо мамонтов, отрезая им пути к отступлению.

А навстречу встревоженным великанам с невероятным ором, шумом и гамом бежали люди, зажав в своих мускулистых руках деревянные копья.

Помогал охотникам и толстый Пру. Он изо всей силы колотил лошадиной костью в большой барабан, сделанной из оленьей кожи.

Словом, шум стоял невыносимый и, испугавшись этого шума, а ещё больше странных двуногих зверей мамонты побежали.

— Огромная лохматая гора — большая, — мелькало в диком разгорячённом мозгу Нам-Ура, — она может раздавить Нам-Ура одним взмахом своей огромной ноги, а она бежит. Нам-Ур сильнее!!

И это сознание своей силы пьянило Нам-Ура и наполняло уже его новой силой — силой человека.

Между тем, ветер переменился, горячие языки пламени поползли в разные стороны, и огромный коридор, оставленный для прохода мамонтов, занялся огнём.

Сразу стало трудно дышать. Густой едкий дым проникал в лёгкие, заставляя людей надрывно чихать и кашлять. Горящая трава больно жгла ничем незащищённые ноги.

— А-А! — дико закричал Нам-Ур, превозмогая свою боль, страх и ужас.

— А-А! — дико закричали охотники племени. И чёрная орущая людская лавина покатилась на мамонтов.

Большое болото оказалось не таким уж глубоким, как думал Нам-Ур.

Куда опаснее для мамонтов оказалась его вязкая трясина.

Отчаянно трубя, поднимая невероятные фонтаны из брызг и грязи всеми своими огромными четырьмя ногами и хоботом, мамонты медленно погружались в неё.

Но огонь жизни бушевал в них так же сильно, как и в людях.

Первый неосторожный смельчак, взобравшийся на спину мамонта, был тут же сброшен ударом страшной силы в трясину. Как случайную пылинку смахнул его своим хоботом мамонт.

Теперь люди были осторожнее.

Словно гигантские муравьи взбирались они на спину, ноги, брюхо мамонтов, не успевших далеко забежать в болото, дальше было глубоко и опасно, и резали, били, колотили каменными рубилами, каменными топорами, а то и просто, в порыве охотничьей ярости, голыми кулаками по шершавой прочной шкуре мамонта.

Беспорядочно и яростно тыкали деревянными копьями, копьями с каменным наконечником кто в ухо, кто в глаз, кто в грудь, словом, куда кто попадёт в этой суматошно-лихорадочной горячке боя.

И не выдержала прочная кожа мамонта таких частых и страшных ударов.

Лопнула она, а под ней нежно зарозовела плоть мамонта, обозначились бугры гигантских мышц.

И трубно взревел мамонт от страшной, адской боли, в порыве жизни последнем, напряг он все свои необъятные силы, пытаясь скинуть людей.

Но тщетно, болото крепко его держало в своих тинистых объятьях.

"Большая печень у огромной лохматой горы, — думал Нам-Ур, размеренно разрубая грудь мамонта большим каменным топором".

Ещё живой мамонт дёргался в предсмертных конвульсиях, а его большие коричневые глаза, казалось, вместили всю боль этой жизни.

Показались крепкие белые рёбра мамонта. Нам-Ур примерился и, не спеша, стал рубить их.

Печень мамонта и его сердце ошеломили Нам-Ура своими размерами.

— Большая огромная гора отдала племени свою печень и своё сердце, чтобы оно было таким же большим и сильным, — радостно завопил он и в порыве радости сильно стукнул своим твёрдым кулаком по белым рёбрам мамонта. Мёртвый мамонт уже ни на что не реагировал.

Едва удерживая тяжёлую печень в своих сильных руках, Нам-Ур передал её подбежавшим к болоту женщинам. Те, с радостными криками, поминутно спотыкаясь и падая в выгоревшую траву, в сопровождении нескольких мужчин понесли её к стойбищу.

Передав сердце, Нам-Ур принялся каменным топором рубить толстую морщинистую шею мамонта.

Сначала прочная кожа не поддавалась удару камня. Но понемногу на ней образовалась одна небольшая зарубка, затем вторая, потом третья и скоро каменный топор Нам-Ура ушёл в глубину мамонтовой плоти.

В эту ночь в племени никто не спал.

Гулко ухал большой барабан из оленьей кожи, в который изо всех сил колотил толстый Пру.

Пьяные от мамонтовой крови, вкусного мамонтова мяса, пьяные от собственной удачи, женщины и мужчины племени, положив друг другу руки на плечи, прыгали вокруг большого костра, что весело и сильно гудел, рассыпая несчётное количество искр в ночном небе.

Но Нам-Ур не оставил свою мечту полакомиться мозгом мамонта.

На следующее утро он вместе с несколькими охотниками отправился к болоту.

Всю ночь вокруг него горели большие костры. Помня о том, как волки съели почти всех лошадей, поднятых с таким трудом из оврага, Нам-Ур распорядился потратить на костры почти весь запас из маленьких и чахлых деревьев, что с таким трудом были собраны людьми племени по бескрайним просторам степи.

И вот костры догорали. С грустью смотрел на умирающий Огонь Нам-Ур.

Дров больше не было, а, значит, не было жизни для маленького племени Нам-Ура.

Бим — сын старой Клу бросил в догорающий костёр осколок кости из ребра мамонта.

К великому удивлению Нам-Ура косточка, немного пошипев, вдруг озарилась ярким пламенем.

Долго смотрел на это Нам-Ур.

Наконец он громко хлопнул себя по ляжкам:

— У племени есть, чем кормить Огонь, — громко и радостно закричал он, — племя вновь пойдёт по тропе жизни!

Целый день большими каменными топорами разрубали люди не успевших окончательно утонуть в болоте мамонтов, целый день таскали они кости мамонтов — большие и маленькие — к своему жилищу и аккуратно их складывали. Головы мамонтов были настолько тяжёлые, что приходилось большим каменным топором сначала вырубать из них длинные тяжёлые бивни и, обливаясь потом тащить их в хижину.

Но и в таком виде головы были тяжёлые, поэтому, немного помучившись, Нам-Ур стал отрубать у голов нижние челюсти. И, кряхтя от натуги, вместе с остальными мужчинами племени подтаскивать их к хижине.

К вечеру, когда могучий Ву уходил на покой в свою хижину, из мамонтовых костей выросла целая гора.

Но и дня было мало. Горы мамонтов высились в уже начинавшем замерзать болоте.

Теперь у племени было мясо, было и тепло.

Кости мамонтов горели так же хорошо, как и дрова, правда, при их горении выделялся белый неприятный дым, а по всей хижине плавал сладковатый запах, но к нему племя вскоре привыкло.

Но теперь и без того маленькая хижина оказалась совсем тесной.

Копчёное мамомонтовое мясо, которое коптил неутомимый Ка, валялось по всей хижине, забирая и так небольшое пространство у людей.

А мясо всё прибывало и прибывало, всё новые и новые его куски приносили охотники племени из большого болота.

"Племени скоро негде будет спать", — думал Нам-Ур, и большие морщины бороздили тревогой его лоб.

В одно солнечное осеннее утро Нам-Ур проснулся особенно весёлым.

Никогда его не видал таким Блум.

Поев жареного мамонтова мяса, и вытерев жирные пальцы об оленью шкуру, Нам-Ур подошёл к Блуму и гордо сказал:

— Нам-Ур видит хижину, большую хижину!

— В степи нет больше другой хижины, — удивлённо проговорил Блум, — Блум не видит хижину.

— Нам-Ур видит большую хижину у себя в голове, — гордо сказал Нам-Ур и постучал себя пальцем по лбу.

Громко крикнул тогда Нам-Ур, и по его приказу уже начинавшую замерзать землю начали долбить каменными топорами.

Другие мужчины племени, кряхтя и надрываясь, стали устанавливать в выдолбленные небольшие ямки, тяжёлые нижние челюсти мамонта. В них они затем вставляли длинные мамонтовые берцовые кости и его тяжёлые длинные бивни.

Женщины племени, тем временем, самыми большими костяными иглами и самыми прочными сухожилиями сшивали между собой шкуры мамонта и шкуры оленя.

Работа эта была тяжёлой и трудной.

Мёрзлая земля с трудом поддавалась даже каменному топору. Их каменные лезвия быстро тупились. И тогда Тлум своими быстрыми и сильными ударами вновь оббивал камень.

Костяные иглы, сделанные из рогов оленя, тоже часто ломались и тогда приходилось изготавливать новые.

Да и сами бивни мамонта, и его длинные кости были так тяжелы, что несколько мужчин племени с трудом их приподнимали. А ведь их нужно было не просто приподнять, а и ещё и вставить в череп мамонта, а затем и привязать к нему прочным оленьим сухожилием, чтобы злой зимний ветер не свалил постройку на головы людей. К тому же, наступавшая зима свирепствовала вовсю. Очень часто порывы холодного ветра не давали людям работать, а летевшие с неба белые холодные мухи заслоняли неяркое холодное солнце.

Но проходил снег, проходил ветер, и люди опять принимались за работу.

Теперь они не боялись зимних холодов. Огонь жизни вновь зажёгся в их груди.

Одетые в тёплые меховые накидки из шкур оленя и шкур мамонта, они лишь только смеялись над холодными белыми мухами. На ноги многие из них наматывали широкие полоски кожи мамонта, или кожи оленя.

Через несколько дней напряжённой работы каркас новой хижины был готов.

Его покрыли шкурами мамонта и шкурами оленя сшитыми между собой.

Острыми каменными свёрлами мужчины проделали в них небольшие отверстия и, продев в них прочные сухожилия и кишки оленя, крепко накрепко привязали крышу хижины к бивням мамонта.

В центре новой хижины накидали круг из небольших камней, для будущего очага, которые мужчины племени тщательно собирали по всей степи.

А перед входом в хижину, который прикрывали тяжёлые мамонтовые шкуры, поставили амулет племени.

Челюсть старого медведя, которую всё таки сберёг толстый Пру, несмотря на все испытания, выпавшие на его долю, с воткнутой в неё берцовой костью молодого медведя.

Новая хижина была готова. Она была настолько большой, что Нам-Ур обалдел от изумления.

— Ийё. Ийё, — только и повторял он и приседая от радости громко хлопал себя по ляжкам.

Но природа приготовила для племени ещё один сюрприз.

Губительный кислород воздуха не проник к мамонтам, затонувшим в болоте.

Их огромные туши под толстой грязно-зелёной коркой льда, обнаружил Блум, преследовавший большерогого оленя. Ийё удивленно воскликнул он и с этого момента мужчины племени, захватив большие каменные топоры отправлялись к болоту.

Крепок зимний лёд, переплетённый корнями растений, но камень крепче.

Со звоном вгрызается каменный топор в грязно-зелёную толщу льда.

— Ух-Ух, — только и выдыхает из себя сильно и радостно Нам-Ур и отлетают после каждого удара каменного лезвия сверкающие на солнце осколки льда.

Вырубив из ледяной глыбы кусок мамонтовой туши, мужчины с весёлыми гортанными криками тащили их в новую хижину.

Студена зимняя ночь. Зло швыряется хлопьями снега старуха вьюга. Но тепло людям в новой просторной хижине. Жарко горят мамонтовые кости и падают с лёгким шипением капли ароматного мамонтова жира прямо в горячий костер.

Нам-Ур сидел у ярко пылающего костра. Старый Бру, приложив оба указательных пальца к своей большой голове, очевидно изображая оленя что-то рассказывал.

Голодный тощий волк, блестя зелёными огоньками глаз, подбежал к хижине.

Но громкий взрыв весёлого смеха, донесшийся оттуда, остановил его.

Смеялся старый Бру, растянув в улыбке свой большой лягушачий рот, улыбался Нам-Ур, смеялся Блум, звонко и весело смеялась Кло.

Тощий волк постоял ещё немного около хижины, посмотрел на неё своими умными глазами и побежал дальше в снежную темноту ночи.

Хорошо жило племя Нам-Ура в эту зиму.

И прошло лето, и настала осень.

Много оленей убило в это лето племя Нам-Ура, много больших мамонтов вновь нашли смерть в большом болоте.

Женщины племени заготовили впрок ягоды черники, брусники, ветки можжевельника.

Нам-Ур вышел из хижины.

Могучий Ву был высоко на небе. И его лучи, падая на Землю, дарили радость и свет всем на ней живущим.

Вдалеке показался одинокий мамонт.

— Блум! — собирайся на охоту весело закричал Нам-Ур. Сейчас мы загоним глупую большую гору в болото и она отдаст нам свое сердце и печень.

— Зачем!? И Блум недоумённо пожал плечами. У племени много мяса. Пусть большая гора идёт дальше в степь.

— Блум испугался большой горы, словно маленький ребёнок. — Удивленно произнёс Нам-Ур у Блума острое копьё и сильная рука.

Ничего не сказав Блум стал готовиться к охоте.

Вместе с Блумум и Нам-Уром в степь вышло ещё несколько охотников.

Но пламя, стелящееся по земле не испугало мамонта.

Расширенными от страха глазами Блум и Нам-Ур видели как мамонт, круто повернув, бежит обратно, бежит по горящей траве.

"Женщины, дети! Большая гора раздавит их", — молнией пронеслось в мозгу Нам-Ура и, напружинив ноги, сжав чуть ли не до боли в своих сильных руках копьё, Нам-Ур приготовился встретить разъярённого мамонта.

Приготовились вместе с ним и остальные охотники. А на помощь им с громкими криками бежали и остальные охотники.

Но даже их громкие крики не испугали мамонта.

Трубно ревя, он неотвратимой громадой нёсся прямо на них.

Молча стояли охотники, меряющие цепким взором расстояние между собой и мамонтом.

Первым метнул своё меткое копьё Блум. И ещё громче взревел мамонт от страшной боли.

С невероятной силой пущённое копьё пробило толстую шкуру мамонта и каменный наконечник копья разорвав его плоть остановилось почти у самого сердца мамонта.

Другое копьё, пущенное сыном старой Кхы, попало в глаз мамонту. И ослеплённый он закружился на одном месте. Третье копьё, пущенное уже совсем близко подбежавшим Нам-Уром, пробило нежную печень мамонта. И упал мамонт на землю. Но в последнем усилии своей жизни он, невероятно изогнув свою большую голову, всё-таки достал Нам-Ура своими большими кривыми бивнями.

И проткнул своими бивнями мамонт Нам-Ура

Затем его большая ушастая голова тяжело рухнула на землю.

С кривой, улыбкой на вдруг посеревшем лице стоял посреди степи Нам-Ур и тщетно старался запихать себе руками кишки медленно выползавшие из него.

А они большими красными змеями выползали и выползали.

Недоумевающе смотрел на них Нам-Ур, а затем страшная боль пронзила его, и он упал на землю.

Подбежавший Блум и несколько охотников бережно положили уже начинающее холодеть тело Нам-Ура на шкуру и понесли его к хижине.

Олле ждала их, тревожно всматриваясь туда, куда ушёл Нам-Ур вместе с остальными охотниками.

Наконец, они показались маленькими чёрными точками почти у самой линии горизонта.

Но Нам-Ура среди них не было.

От мрачного предчувствия у Олле подкосились ноги, и она безвольно опустилась на землю.

Ей стало плохо, и женщины племени внесли Олле в хижину.

Немного погодя на красной от крови шкуре в хижину внесли Нам-Ура.

Нам-Ур умирал, но ни одного даже самого слабого стона не услышал уже подрастающий Улле из сомкнутых губ своего отца.

Лицо его стало спокойным. Он слыбым движением руки отстранил руку Блума с ароматным оленьем бульоном в деревянной чаше. В последний раз взглянул Нам-Ур на могучегу Ву, дарующего жизнь и радость всему живому на Земле, на губах его появилась розовая пена. В его теле что-то забулькало. А затем его рука упала.

Огонь жизни покинул Нам-Ура навсегда.

И странное дело, морщины на всегда вечно угрюмом суровом лице Нам-Ура разгладились и его лицо озарилось в доброй спокойной улыбке.

Нам-Ур ушёл дорогой своих отцов сказал колдун и закрыл ему глаза.

Солёные слёзы застилали лицо Улле, но он, чтобы не показать их вышел из хижины, ведь он скоро станет мужчиной, скоро поведёт по тропе жизни своё племя.

Выйдя из хижины, он дал волю рыданиям, сотрясавшим пока его юные плечи.

Но надо жить и большая сильная ладонь Блума мягко легла на плечо Улле.

Пошёл первый снег. Мягкими белыми хлопьями ложился он на лицо и шею Улле.

Женщины племени затянули свою тоскливую протяжную песню, готовясь провожать дорогой отцов Нам-Ура. Громко стучал в свой большой барабан Пру.

Молча и ожесточенно долбили землю в хижине мужчины из племени Нам-Ура.

Но вот небольшая могила почти в самом центре хижины была готова. Бережно поднесли они к ней тело Нам-Ура. Олле лежала без памяти.

Плачущие женщины племени накидали в могилу ветки черники, прошлогодние ягоды клюквы.

Пру бережно положил в могилу кусок бивня. Из этого бивня, едва сдерживая слёзы, вдруг предательски заблестевшие у него на глазах — глухо проговорил он Нам-Ур сделает себе острый нож. Пусть в стране отцов, в которую Нам-Ур ушёл от племени навсегда у него будет острый надёжный нож.

Блум подошёл к могиле и словно ребёнка поднял вдруг полегчавшее тело Нам-Ура на руки.

Затем он положил его в могилу.

К синему прозрачному небу уходил белый густой дым

Снова глухо застучал барабан.

НО МАЛЕНЬКОЕ ПЛЕМЯ НЕАНДЕРТАЛЬЦЕВ ЖИЛО НЕ ЗРЯ, КАК НЕ ЗРЯ ЖИЛИ ТОГДА ДЕСЯТКИ ПЛЕМЁН, РАЗБРОСАННЫЕ КРОХОТНЫМИ ЧЕЛОВЕЧЕСКИМИ ОСТРОВКАМИ ПО НЕОБЪЯТНЫМ ПРОСТОРАМ ЗЕМЛИ.

В РЕЗУЛЬТАТЕ ВЕЧНОГО КРУГОВРОЩЕНИЯ ПРИРОДЫ НА ЗЕМЛЕ ЧЕРЕЗ 50 000 ЛЕТ ВОЗНИКНЕТ ЕЩЁ ОДИН ВИД ЧЕЛОВЕКА — ЧЕЛОВЕК РАЗУМНЫЙ, КОТОРЫЙ И ПОНЕСЁТ ФАКЕЛ РАЗУМА ДАЛЬШЕ, СКВОЗЬ ГЛУБИНУ ВЕКОВ.

С. Язев-Кондулуков.