А что будет со мной?

Глава 9

Наутро я проснулся часов в десять. Я чувствовал себя отдохнувшим, лицо и руки подживали, на душе было легко. Мне принесли в постель яичницу с ветчиной, и я со вкусом позавтракал. Вот это жизнь! Я выглянул в окно: внизу сверкало море; искупаюсь, решил я, потом подцеплю красотку, пообедаем вместе и поедем кататься на «кадиллаке». Если окажется не слишком глупой, вечерком кутнем где-нибудь, а после привезу ее к себе.

Я курил свою первую сигарету и размышлял о будущем, как вдруг раздался телефонный звонок.

– Джек? Хочу поблагодарить тебя за розы.

При звуке ее голоса у меня что-то перевернулось внутри. В голове пронеслось, что эта женщина – миссис Виктория Эссекс – теперь представляет для меня смертельную опасность. Сейчас я любимчик Лейна Эссекса. Меня назначили начальником аэродрома. Я буду отвечать за строительство нового десятимиллионного самолета. Мне платят пятьдесят тысяч в год, и он даже освободил меня от уплаты налогов. Однако стоит ему проведать, что я сплю с его супругой, и все пойдет прахом.

Там, в кровати, под грузом телефонной трубки, меня вдруг осенило, что именно о такой работе я, оказывается, и мечтал: мечтал поступить на службу к миллиардеру, получить солидную должность.

Под ложечкой неприятно засосало и повеяло холодком. Я понимал: с этой женщиной надо обращаться очень и очень осторожно. Все, кто служит у Эссекса, предупреждали меня, что она порядочная злыдня. До сих пор мы ладили, потому что совпадали наши желания, а теперь у меня начисто пропала к ней охота.

– Викки! Как ты себя чувствуешь? – спросил я со всей пылкостью, какую смог изобразить.

– Поправляюсь. Ноги еще побаливают. Лейн сказал, что позаботился о тебе. Ты доволен, Джек? Скажи только слово, и я уломаю Лейна.

У меня по носу скатилась холодная капелька пота, и я смахнул ее.

– Доволен ли я? Да он носится со мной, как наседка, и все благодаря тебе.

– Ну и хорошо. – Помолчала, потом сказала: – Он только что улетел в Москву. Я собираюсь в свой коттедж, приезжай в шесть. – И повесила трубку.

Я хмуро поглядел на телефон.

День, суливший тридцать три удовольствия, неожиданно померк. Ясно ведь, что при каждом нашем свидании я рискую своим местом. Стоит кому-нибудь увидеть нас вместе и обмолвиться Эссексу, как с моей карьерой будет покончено раз и навсегда, однако понимал я и то, что отказывать миссис Виктории Эссекс чересчур опасно.

Мечты о беззаботном валянье на пляже с пустоголовой красоткой развеялись как дым. Придется ехать на тайное свидание, рисковать своим будущим, ибо так угодно миссис Виктории Эссекс.

Утро и большую часть дня я провел дома, предаваясь мрачным мыслям. Неумеренно пил. Ничего не ел. Часов в пять вечера спустился в гараж, сел за руль «кадиллака» и поехал в коттедж.

Из дома вышел Сэм. Я кивнул в ответ на его лучезарную улыбку, и он взял мою сумку. Вот, может, он и предаст меня, подумал я. Шепнет словечко Эссексу, и останусь я на бобах.

Викки лежала на диване в простеньком хлопчатобумажном красном платье до самых щиколоток и потягивала сухой мартини.

– Джек!

– Ну, как ты?

У нее на лице еще оставалось несколько темных пятнышек от комариных укусов, но они были обработаны опытной рукой. Прелестна – как всегда.

Она посмотрела на меня снизу вверх, и я увидел в ее больших лиловых глазах неуемную страсть. Она допила мартини и отставила стакан в сторону.

– Джек, запри дверь. Я соскучилась.

Поворачивая ключ в замке, я отчетливо сознавал, что угодил в ловушку, но все же меня влекло к ней, и, уверяю, ни один мужчина из плоти и крови не устоял бы перед ее чарами.

Произошла бурная любовная сцена. Дважды она отчаянно вскрикивала, и я съеживался, опасаясь, не торчит ли под дверью Сэм. Наконец она довольно улыбнулась:

– Ну, Джек, ты мужчина хоть куда. Давай выпьем.

Мы выпили по бокалу мартини, потом Сэм принес нам на ужин суп из омаров, жареное филе лосося, салат и кофе.

Она болтала, я слушал.

– Я должна рассказать тебе про Лейна, – залилась она смехом. – Он страшно рассердился на то, что я полетела на «кондоре». В жизни не видала его таким взбешенным. Выгнал из-за меня беднягу Томпсона. Если бы не мои ноги, он поколотил бы меня.

Я не мог представить, что найдется мужчина, который поднимет руку на эту женщину.

– И ты терпишь побои?

Она весело расхохоталась.

– У мужчин есть свои причуды. Если ему так нравится, я не возражаю. Только сначала я накуриваюсь марихуаны, – снова расхохоталась она. – В этом есть своя прелесть.

Мне вдруг стало противно.

– Викки… думаешь, мне стоит оставаться на ночь? Тебе не кажется, что это опасно?

Ее взгляд тотчас похолодел.

– Ты что, не хочешь остаться у меня?

Черт бы ее побрал! Один неверный шаг – и я пропал.

– Конечно, хочу, но я думаю о тебе. Это чертовски опасно. Кто-нибудь…

– Никого тут нет. – Она потянулась с кошачьей грацией. – Включи телевизор. Давай посмотрим бокс.

Два часа кряду мы смотрели, как два болвана виснут друг на друге и молотят кулаками воздух, потом пришел Сэм и убрал со стола.

– Джек, отнеси меня в кровать, – попросила она. – У меня болят ноги.

Я равнодушно взял ее на руки, отнес в спальню и положил на широченную кровать. Мне хотелось бежать куда глаза глядят, но как раз этого я и не мог себе позволить.

– Раздень меня, Джек.

Я слышал, как Сэм моет посуду. Скрепя сердце я раздел ее, а она лежала без движения и улыбалась. Когда я облачил ее в короткую ночную сорочку, она сказала:

– Прими душ, Джек. – В ее лиловых глазах вновь ожила страсть. – Поторопись…

Около часа ночи мы наконец уснули. Едва в распахнутом окне забрезжил рассвет, она разбудила меня, и мы вновь предались любви. Прямо-таки ненасытная женщина. Второй раз за утро она разбудила меня, когда я еще спал мертвецким сном.

– Вставай, Джек. Начало одиннадцатого. Перейди в другую спальню. Сейчас приедет врач.

Полусонный, я поплелся в другую спальню, без сил, точно меня пропустили через мясорубку, упал на кровать и уснул.

Не прошло, как мне показалось, и нескольких минут, как меня легонько растолкала чья-то рука.

– Мистер Крейн, через час будет подан обед, – раздался тихий голос Сэма.

Пошатываясь, я встал с постели, принял холодный душ, оделся и пошел в гостиную.

Викки потягивала сухой мартини.

– Привет, Джек! Отдохнул?

Я вымученно улыбнулся:

– Да. Ты действуешь на меня восхитительно изнуряюще. – Я потянулся к смесителю для коктейлей. – Что сказал лекарь?

Она скорчила рожицу:

– Хотел вколоть мне ведро антибиотиков, но я отказалась наотрез.

– Ну и правильно. – Я глотнул для храбрости сразу полбокала и сказал: – Мне надо сегодня в город. Ненадолго, но обязательно.

Она поставила свой бокал и впилась в меня глазами:

– Зачем?

Ее взгляд сделался колючим, лицо словно окаменело, и я тотчас увидел, что играю с огнем. И тогда я рассказал ей про Кендрика и Орсоко. Она слушала, не спуская с меня лиловых глаз.

– Нужно утихомирить Орсоко, – закончил я. – А для этого есть только один способ – вернуть деньги, тогда он не станет возникать. Я должен повидать Кендрика и все уладить.

Викки глубоко вздохнула.

– Ну и впутался ты в историю, – раздраженно проговорила она.

– Разберусь. Тебе нечего волноваться.

Мне ни в коем случае не следовало произносить этих слов. Она схватила бокал и в сердцах запустила им через всю комнату. Он ударился о противоположную стену и разбился вдребезги. Гневно сверкая глазами, она подалась вперед.

– Волноваться? Что ты мелешь? Попробуй только втянуть меня в свои грязные делишки – пожалеешь, что родился на свет! Иди улаживай! Но не вздумай втянуть меня!

– Да не кипятись ты, Викки. – Я опешил от этой вспышки ярости. – Незачем так сердиться. Я все улажу.

– Смотри у меня!

Впервые я увидел у нее бездушное лицо, злобный взгляд. Теперь мне стало понятно, почему все предупреждали, что она злыдня.

Выходя из комнаты, я услыхал брошенное мне в спину:

– И чтобы вернулся! Не позже пяти!

Клод Кендрик принял меня в своем кабинете с кислой улыбкой.

– Все устроилось, дружочек, как нельзя лучше. Вам приготовлен на подпись документ. У меня был разговор с Орсоко. Он отнесся с пониманием. В сущности, даже не выразил неудовольствия. Ему удалось спасти с самолета немало ценного оборудования, которое досталось даром.

– Что с обломками самолета?

– Их больше нет, – улыбнулся Кендрик. – Все в полном порядке. Никаких проблем. Только подпишите вот здесь. Это документ о передаче вашей компании Орсоко.

Я подписался именем, под которым регистрировал компанию: Джек Нортон.

Все, кажется, встало на свои места.

– Я слышал, мистер Эссекс собирается строить новый «кондор»? – лукаво зыркнул на меня Кендрик. – Быть может, нам заключить еще одну сделку?

– Исключено.

Он приподнял свой оранжевый парик, заглянул внутрь и снова нахлобучил на голову.

– Да, – прищурился он. – У миссис Эссекс есть немало дорогих побрякушек, в частности, бриллиантовое колье. Если у вас что-нибудь наметится, я всегда готов.

– Отвяжись, пузан, – отрезал я и ушел.

Я сел в «кадиллак». Часы на приборной доске показывали половину второго. Меня ждали не позже пяти. Я решил заехать к себе и спокойно все обдумать.

Дома заказал обед, поел, закурил сигарету и сел у распахнутого настежь окна. Стоит мне приступить к работе, рассуждал я, и я вырвусь из сетей Викки. Продержаться бы еще четыре дня, а там начнутся дела, и я буду в безопасности. Ей придется смириться с этим. А то и аэродром, и новый «кондор» – где же тут возьмешь время на любовные утехи с миссис Викторией Эссекс.

Предстояло еще четыре рискованных ночи, и меня пробирал страх. Однако я уговаривал себя, что Викки рискует не меньше, а раз она преспокойно спит со мной, значит, и мне ничего не грозит.

Тут позвонили в дверь.

Я открыл в полной уверенности, что это официант пришел за сервировочным столиком.

Иногда употребляют выражение: «Волосы встали дыбом». Преувеличивают, конечно, волосы сами не встают дыбом, но у человека может возникнуть такое ощущение. Его может объять такой ужас, что кровь отольет от лица, он похолодеет, у него перехватит дыхание. Именно это и произошло со мной, когда я увидел на пороге Пэм Осборн.

Да, это ее волнистые белокурые волосы, ее узкое, скуластое лицо и большие зеленые глаза. Она была одета в ярко-желтую блузку и белые облегающие брюки и улыбалась хищной улыбкой пантеры.

– Привет, Джек! Не ждал?

Я отшатнулся, а она вошла в квартиру и закрыла дверь.

Пэм!

Я начисто позабыл о ней с того самого мгновения, как настоял, чтобы она не летела с нами, а дожидалась в Мериде. И вот она здесь – единственное роковое звено, соединяющее меня с угоном. После разговора с Кендриком я поверил в свою неуязвимость. Поверил даже, что избавлюсь от навязчивых притязаний Викки. Перестану являться по первому зову, и ей скоро наскучит со мной. До этой минуты будущее казалось безоблачным, а теперь… теперь надвинулась гроза.

Я молча наблюдал, как она выбирает стул и устраивается поудобней.

– Я так рада, Джек, что ты процветаешь, – заговорила она, открывая сумочку и доставая сигареты. – Болтала я тут с Долли Бернс, она моя близкая подруга. Стало быть, ты нынче ходишь у Эссекса в любимчиках. – Она посмотрела на меня в упор, и мне стало зябко от холодной ненависти, сквозившей в ее зеленых глазах. – Пятьдесят тысяч в год, освобождение от налогов, уютная квартира, «кадиллак», а сам – большой начальник, пуп земли. Как мило!

Я сел. От шока я уже оправился и начал собираться с мыслями.

– Трудно поверить, правда? – Голос у меня, я заметил, звучал хрипловато. – Так уж устроена жизнь, Пэм. Безумно жаль Берни. Я понятия не имел, что у него шалит сердце, а ты?

– Нет. – Она закурила. – Я была на похоронах, не могла не пойти. Надеялась и тебя там увидеть.

У меня мурашки побежали по коже. Значит, она может разбить в пух и прах все наши россказни о падении в море.

– Я знаю, вы с Берни…

– Не будем о Берни, – перебила она. – Он умер. Давай лучше обо мне.

– С удовольствием, – подхватил я и без всякой надежды спросил: – Пэм, хочешь вернуться на старое место? Я могу это устроить.

– Как любезно с твоей стороны, Джек. Пожалуй, нет… мне хочется что-нибудь получше… теперь.

Итак, это шантаж.

У меня тотчас возникла мысль: она пришла одна, что, если убить ее? Может, это спасет меня от надвигающегося кошмара? Ну, допустим, убью, а куда деть труп?

– Чем я могу помочь, Пэм?

– Я разговаривала с Клодом. Он сказал, что ты вернул все деньги. От Клода я не дождалась помощи. Он посоветовал обратиться к тебе. – Пэм закинула ногу на ногу. – Берни собирался жениться на мне. Мы с ним получили бы миллион. Я не отказалась бы от миллиона.

Я кивнул:

– Кто же откажется?

Она стряхнула пепел на ковер.

– Я прожила пять дней в меридской гостинице «Континенталь». Там было скучно и одиноко, но так вышло, что мне повстречался Хуан.

– Ты всегда легко сходилась с людьми.

– Ну же, Джек! Ты плохо слушаешь: Хуан Аулестрия. Забыл? Он работает… раньше работал у Орсоко, теперь вспомнил?

В памяти возник высокий, худой мужчина с густыми, длинными волосами, скользкий как уж, и у меня упало сердце.

– Хуан был очень добр ко мне, – продолжала Пэм. – Он приехал со мной, мы остановились в «Хилтоне». Он посчитал, что будет тактичнее, если сначала я повидаюсь с тобой, а уж после он. – Ее алые губы разомкнулись в подобии улыбки. – Хуан на редкость тактичный человек.

Мне надоело играть в кошки-мышки. Я у нее на крючке – это ясно. Хорошо еще, что у меня хватило ума не пристукнуть ее. Аулестрия куда опаснее, чем она.

– Хватит лирики, – сказал я. – Говори дело. Что надо?

Она вынула из сумочки и кинула мне на колени конверт.

– Взгляни, Джек.

В конверте лежали четыре хороших фотографии обломков «кондора» в джунглях. В принадлежности самолета сомневаться не приходилось. Его название и номер были отчетливо видны на фюзеляже. От четвертой фотографии я помертвел. На ней был запечатлен труп Эрскина с лужей крови вокруг головы.

– Вряд ли тебе непонятен смысл этого снимка, но на всякий случай спрошу: почему, интересно, в момент катастрофы Гарри оказался не в кабине?

Я положил фотографии на стол.

– Что еще? – спросил я, закуривая сигарету. Удивительное дело, но у меня совсем не дрожали руки.

– Разве мало? – насмешливо повела она бровью.

– Ты рискуешь навлечь на свою голову неприятности. Ведь и ты участвовала в угоне.

– Пойди докажи. У меня был роман с Берни. Он велел мне ждать его в Мериде. Я и понятия не имела, что там замышляет ваша троица. В случае чего, Хуан собирается сообщить в страховую компанию.

– Ладно. Каков размер отступного?

– Пятьсот тысяч – моя доля денег Берни.

Я не поверил своим ушам.

– Не понял! – ошалело вымолвил я.

– Я сказала, Джек.

– И где же, по-твоему, я возьму такие деньги?

– У мерзавки Эссекс, где же еще?

– С ума спятила! Делать ей нечего – отдавать мне такую прорву денег.

– Отдаст, – торжествующе осклабилась Пэм и вынула из сумочки еще одну фотографию. – Я ни за что не додумалась бы, а вот Хуан додумался. Со дня твоего возвращения сюда он нанял частного сыщика – присматривать за тобой. – Она кинула мне фотографию. – Пятьсот тысяч для нее – семечки. Она раскошелится, лишь бы этот снимок не попал на глаза мистеру Лейну Эссексу.

Я взглянул на фотографию. Меня сняли у нового «кадиллака», на фоне коттеджа в горах. Я протягивал Сэму свою сумку.

Она оставила после себя запах дешевых духов и пять проклятых фотографий. Перед самым уходом сказала, что Аулестрия свяжется со мной.

– Теперь, Джек, он будет вести переговоры. Поезжай к мерзавке и все уладь. Долго ждать не станем.

Я не представлял, что скажет Викки. Мое дело – табак, само собой, но можно ли вытащить ее из этой грязи? Если Сэм выстоит под натиском и сохранит верность хозяйке, тогда мое изображение на фоне коттеджа не так уж опасно. Викки может сказать Эссексу, что пустила меня в дом на время отпуска, а сама и близко к нему не подходила. Однако, подумав, я убедился, что этот номер не пройдет. Наверняка она предупредила Эссекса о том, что собирается пожить в коттедже, да и Сэму вовек не выдержать перекрестного допроса при участии Эссекса и его подручных.

Как же быть?

Я сложил фотографии в конверт, а конверт спрятал в нагрудный карман. Закурил сигарету, задумался, как найти выход из трудного положения. Первое, что пришло в голову, – подкараулить Пэм с Аулестрией и прикончить их, однако и это ничего не давало. Аулестрия – не дурак. Он наверняка принял меры предосторожности и передал комплект фотографий на хранение адвокату с распоряжением: «В случае моей смерти…» Работай Пэм в одиночку, я спокойно убрал бы ее, а вот Аулестрия орешек покрепче.

Снова мысли вернулись к Викки. В поисках выхода я попусту трачу время. Надо обсудить это с ней. И я поежился, представив ее в ярости. «Попробуй только втянуть меня в свои грязные делишки – пожалеешь, что родился на свет!» Теперь она оказалась втянутой в грязь из-за собственной прихоти. Лишь потому, что ей не захотелось порывать со мной, она солгала не только Эссексу, но и представителям страховой компании.

Я взглянул на часы: 14.45.

Собравшись с духом, я вышел из своей квартиры и отправился в коттедж. Эту поездку мне суждено было запомнить на всю жизнь. Чем ближе подъезжал я к коттеджу, тем сильнее охватывал меня страх. Я уже видел ее в гневе и содрогался при мысли о скандале, который она закатит, когда узнает, как влипла из-за меня.

Еще я думал о долгих годах, которые, вероятно, проведу за решеткой. Уж лет пятнадцать мне вкатят, как пить дать. Освобожусь уже за сорок, ни на что не годный. В последнюю очередь я вспомнил о своем старике. Его эта история наверняка вгонит в могилу.

Я остановился возле коттеджа, и Сэм с улыбкой открыл дверь.

Я вошел в дом, а ему велел убрать «кадиллак» с глаз долой в один из гаражей.

Викки лежала на диване, листая журнал «Вог». Глядя на нее, я стал на пороге. Она отложила журнал и улыбнулась:

– Привет, Джек! Как хорошо, что так рано вернулся! – Она похлопала по дивану. – Иди сюда, поцелуй меня.

Я шагнул в комнату и затворил за собой дверь. Но к ней не пошел, а привалился к двери спиной.

Она вскинула брови:

– Полно, Джек! Не принимай мои выходки всерьез. Я взбесилась. Со мной это бывает. Ты все уладил?

– Можешь снова беситься, – проговорил я, доставая из кармана конверт и бросил на диван.

Ее лиловые глаза похолодели. Чувственная, голодная улыбка в мгновение ока слетела с лица.

– Что это?

– Посмотри.

Она перевела взгляд на конверт, но не притронулась к нему.

– Что это?

Я подошел к дивану, взял конверт, вынул пять фотографий и веером рассыпал перед ней.

Она поглядела на них, потом не спеша, внимательно рассмотрела каждую в отдельности. Наконец дошла очередь до той, где были сняты я и Сэм. Ее Викки изучала особенно долго, затем сложила фотографии в стопку и протянула мне.

– Сколько?

Потрясающая женщина! Ей не пришлось ничего разжевывать, она не устроила сцены.

– Пятьсот тысяч… полмиллиона.

– Дорогой ты любовник.

В ответ я промолчал.

– Ладно, не убивайся, будто наступил конец света. Садись, – показала она на стул рядом с диваном. – Рассказывай.

Я сел.

Она лежала без движения, уставившись на свои руки, пока я рассказывал про Пэм и Аулестрию.

– На этом они, конечно, не остановятся, – промолвила она, словно размышляя вслух. – Откупишься от них, и они повадятся тянуть из меня деньги, шантажисты всегда так поступают. – Она подняла на меня глаза. – Ты убил Эрскина. А их можешь?

– Да, но это не выход. Аулестрия наверняка предусмотрел такую возможность.

Она кивнула:

– Конечно, я могу пойти к мужу и повиниться перед ним в своей глупости в расчете на его доброе отношение. – Она снова рассуждала как бы сама с собой.

– Конечно, можешь, – дрогнувшим голосом произнес я.

– Ты человек маленький, да, Джек? – взглянула она на меня. – Ты сейчас гадаешь, что будет с тобой.

– Я хочу вытащить тебя из этой грязи.

– Неужели? – улыбнулась она. – И на том спасибо. У меня есть полмиллиона. Что скажешь? Заплатить им? Один раз я могу, только вот не разыграется ли у них аппетит.

Я не поверил своим ушам и хриплым от волнения голосом спросил:

– Ты что, можешь отдать пятьсот тысяч?

– Конечно. Это проще простого. А вот стоит ли это делать?

Я начал лихорадочно соображать.

Если она раздобудет деньги и те двое отвяжутся от нас, тогда я вырвусь из западни. Быть может, даже не придется уходить из «Эссекс энтерпрайзез». Неужели им не хватит полмиллиона?

– Пожалуй, это выход, – ответил я, стараясь не выдать своей радости.

– Так-то оно так. Да… как ты верно заметил, это выход. – Она загасила сигарету. – Ну ладно, давай заплатим. – Она окинула меня задумчивым взглядом. – Ты знаком с ними, а я – нет. Как считаешь, им можно доверять?

Само собой, я не знал, можно или нельзя, но признаваться в этом было не в моих интересах. Уж больно хотелось сорваться с крючка.

– Такой выкуп должен устроить их, – сказал я. – Мать честная! Полмиллиона!

– Ты говоришь, они остановились в «Хилтоне»? Попробуй связаться с ними, Джек. Давай покончим с этим.

– Викки, ты не шутишь? Ты действительно готова выложить деньги?

– Да. Не могу же я допустить, чтобы Лейн потерял десять миллионов, вложенные в этот дурацкий самолет, да еще узнал, что его женушка ведет себя как последняя проститутка, верно? – Она пожала плечами. – Да и что такое полмиллиона?

Пока она не передумала, я позвонил в «Хилтон» и спросил мистера Аулестрию. Спустя некоторое время мужской голос произнес:

– Аулестрия слушает.

– Это Крейн. Ваши условия принимаются. Как договоримся?

– Завтра в одиннадцать здесь, – ответил Аулестрия и повесил трубку.

– В одиннадцать в «Хилтоне», – передал я Викки.

– Деньги будут у меня через два дня. Выясни, как расплачиваться: наличными, чеком или как-то иначе. – От ее лиловых глаз веяло ледяным равнодушием. – Теперь ступай. Мне надо переговорить со своим маклером. – Она щелкнула пальцами. – Езжай домой.

Я всегда предчувствовал, что рано или поздно наступит день, когда она прогонит меня таким вот щелчком, как прогоняет других своих верных рабов, но меня это ничуть не задело. Я был так благодарен судьбе за то, что Викки не устроила сцены, согласна заплатить и будущее мое вне опасности, – не хватало еще огорчаться из-за всяких пустяков.

– Так я позвоню, – сказал я и направился к двери.

Она даже не взглянула в мою сторону и потянулась к телефону, а я вышел во двор, залитый мягким закатным светом, вывел из гаража «кадиллак» и поехал к себе.

Я понимал: вовсе не исключено, что со временем Аулестрия потребует нового выкупа; ну да ничего, рассудил я, у нее денег – куры не клюют, не обеднеет.

Да… на моем горизонте снова выглянуло солнце.

На следующее утро я приехал в гостиницу «Хилтон» без нескольких минут одиннадцать. Когда я справлялся в регистратуре о мистере Аулестрии, какой-то человек, проходя мимо, толкнул меня. Он тотчас извинился, и я принял его за неуклюжего увальня, каких много, и выбросил из головы, однако впоследствии мне суждено было припомнить этот случай.

Аулестрия поджидал меня в большом номере с двуспальной кроватью, обставленном в обычном стиле, свойственном всем гостиницам под вывеской «Хилтон». Пэм сидела у окна. Когда Аулестрия открыл дверь, она не обернулась.

– А-а, мистер Крейн, – улыбнулся он своей змеиной улыбкой. – Рад снова видеть вас. – Он затворил дверь. – Стало быть, она заплатит?

– Заплатит.

– Как благоразумно с ее стороны. И она согласна на пятьсот тысяч?

– Да.

– Хм… несколько неожиданно. Я думал, она поторгуется. Что ж, тем лучше. Я хочу получить деньги в облигациях на предъявителя.

– Это можно. В обмен я хочу получить все фотографии и негативы, а также расписку в том, что с вами произведен окончательный расчет по этому делу.

– Фотографии и негативы вы, безусловно, получите, но никаких расписок.

– Тогда вы сможете снова припереть ее к стенке.

– Мистер Крейн! Уверяю, нас вполне устраивает полмиллиона, не так ли, Пэм?

– Если тебя устраивает, Хуан, то и меня – тоже, – не оборачиваясь, ответила она.

– Верьте нам, мистер Крейн. Когда можно получить деньги?

– Послезавтра.

– Вполне приемлемо, но не позже. Приносите облигации сюда в десять часов. Не опаздывайте. У нас билеты на самолет.

Он проводил меня до дверей.

– До чего же вы везучий, мистер Крейн.

– Думаете?

– Судите сами. – И на прощанье он отвесил поклон.

Я вернулся в свою квартиру и позвонил Викки.

– В облигациях? – Она помолчала. – Ладно, будут облигации. Сэм завезет к тебе завтра вечером. – И раздались частые гудки.

Я повесил трубку и выглянул в окно. Поведение Викки до того противоречило ее характеру, что меня охватило беспокойство. Я ожидал от этой женщины взрыва ярости и просчитался. Я готов был биться об заклад, что она ни за что не выложит полмиллиона, а она уступила без борьбы. Вот только пальчиками прищелкнула, как обычно.

Я уговаривал себя, что она многим рискует, поэтому готова откупиться за полмиллиона. При ее сказочном богатстве пятьсот тысяч для нее – все равно что для меня сотня, и все-таки я чувствовал какой-то подвох. Я сидел у окна, смотрел на закат, и мне померещилось, что на горизонте снова сгущаются тучи.

Я поужинал, побродил по городу, потом вернулся к себе и лег в постель. Мне не спалось. В голову лезла всякая всячина. Часа в два ночи я не выдержал, принял три таблетки снотворного и забылся тяжелым сном.

Очнулся только к полудню. Остаток дня тянулся бесконечно долго. Я не находил себе места. Думал о Викки, и вдруг безумно захотелось обнять ее, но этому, я знал, уже не бывать. Небрежный жест и холодное равнодушие в лиловых глазах все объяснили без лишних слов.

Я спустился в бар, заказал двойную порцию виски со льдом и сандвич с куриным мясом. Поел просто так, от нечего делать. После поехал на пляж. Красоток там было хоть отбавляй, но у меня начисто пропал к ним интерес. До самых сумерек просидел я в машине, глядя на море, терзаемый мыслями. Потом вернулся в свою квартиру и сел смотреть телевизор.

Следующий день ничем не отличался от предыдущего. Надо встряхнуться, уговаривал я себя. Ведь завтра Аулестрия исчезнет из моей жизни. А послезавтра явлюсь к Уэсу Джексону и приступлю к работе. Я был уверен, что стоит мне включиться в работу, как весь этот кошмар позабудется. Начал было обдумывать, чем займусь в должности начальника аэродрома. Даже набросал кое-что на бумаге, но отвлечься так и не смог.

Около семи вечера позвонили в дверь. Пришел Сэм. Он протянул мне пухлый конверт.

– Сэм, ну как она там? – спросил я, принимая конверт.

– Хорошо, мистер Крейн. У нее всегда все будет хорошо. – Он переступил с ноги на ногу. – Вот, надо прощаться. Уезжаю.

– Как это?

– Миссис Эссекс больше не нуждается в моих услугах, – с грустью улыбнулся он.

– Она что, уволила тебя?

– Точно так, мистер Крейн.

Меня возмутила такая бесцеремонность.

– И что же ты собираешься делать?

– Проживу. У меня есть сбережения. Поеду домой.

– То есть она выставила тебя вон… вот так запросто?

– Когда-нибудь это должно было случиться. У госпожи трудный характер. Если у нее все ладится, тогда с ней легко, а если не ладится, то очень тяжело.

– Прости, Сэм. Наверно, это я во всем виноват.

Его славное, доброе лицо тронула горькая усмешка.

– Не вы, так подвернулся бы кто-нибудь другой. – Он вытер руку о штаны и протянул мне. – Прощайте, мистер Крейн, спасибо за приятное знакомство.

Мы пожали друг другу руки, и он ушел.

А вдруг со мной поступят так же, задумался я. Когда все будет позади, когда Аулестрия заберет выкуп, вдруг меня тоже выставят вон! Я подошел к креслу и сел.

Да, сказал я себе, похоже, так и сделают – выставят за дверь. Она выгнала Сэма, чтоб не мозолил глаза, выгонит и тебя. Выгонит, как пить дать.

Мой взгляд упал на пухлый конверт, который я держал в руке. Я вскрыл его. Внутри лежали пять облигаций на предъ-явителя достоинством в сто тысяч долларов каждая. Я мог бы сесть за руль «кадиллака» и махнуть куда-нибудь подальше. Ведь эти облигации – живые деньги. Мог бы – но не сделал этого.

Я задумчиво сидел в кресле. Будущее полетело под откос. Что же будет со мной?

Мне вдруг захотелось, чтобы кто-то утешил меня, а это было дано только одному человеку на свете.

Голос моего старика в телефонной трубке показался мне усталым.

– Вот это сюрприз. Как дела, Джек?

– Нормально. Я тут думал. С этой работой, наверно, ничего не выйдет. А тот гараж еще не продали?

– Может, и нет. Не знаю. Я спрошу. А что, Джек, ты купил бы?

– Возможно. Спроси на всякий случай. – У меня лежало в банке двадцать тысяч долларов, полученные от Эссекса. Не придется занимать у отца. – Как наш сад?

– Великолепно. Розы пышные, как никогда. Джек… – Я слышал его взволнованное дыхание. Усталости в голосе как не бывало. – Ты собираешься домой?

– Возможно, пап. Я сообщу немного погодя. Да… наверно, приеду.

– Хорошо, сынок. Жду вестей.

– Долго ждать не придется. Пока, пап. – И я повесил трубку.

В ту ночь я уснул без снотворного.

Утром, садясь в «кадиллак», я поймал себя на мысли, что поведу его в последний раз. Машина была хорошая, и я с сожалением запустил двигатель. Доехал до «Хилтона», вырулил на стоянку. Церковные часы вдалеке пробили десять. Держа в руке конверт с облигациями, я поднялся по лестнице в роскошный вестибюль отеля. Через несколько минут, сказал я себе, входя в лифт, можно будет вздохнуть свободнее.

Я прошел по коридору и постучал в номер Аулестрии. Дверь тотчас отворилась, Аулестрия посторонился и пропустил меня в комнату. Потом он выглянул в коридор, повертел головой влево-вправо и затворил дверь.

У окна стояла Пэм. Она была в легком плаще, а у ее ног я увидел два дорогих на вид чемодана.

– Мистер Крейн, облигации у вас? – спросил Аулестрия.

– У меня. – Я вынул облигации из конверта и показал ему. Он не потянулся к ним, а только внимательно пригляделся и кивнул.

– Прекрасно. – Он в свою очередь вынул из кармана конверт: – Вот фотографии и негативы. Берите, а я возьму облигации.

Мы совершили обмен. Я просмотрел фотографии и негативы.

– Сколько копий оставили себе? – спросил я.

– Мистер Крейн… помилуйте. Вы можете полностью доверять мне, – улыбнулся он. – Никаких копий нет. Даю слово. На этот счет миссис Эссекс может быть совершенно спокойна.

– Если вздумаете еще раз поживиться, – предупредил я, – то пеняйте на себя.

– Как можно, мистер Крейн.

– Это я так, на всякий случай.

Я повернулся и вышел из номера. Прошел по коридору к лифту, спустился в вестибюль.

Я спрятал конверт с фотографиями в нагрудный карман, и тут негромкий голос произнес:

– Давайте-ка их сюда, Крейн.

У меня оборвалось сердце, я круто развернулся.

Передо мной, хищно осклабясь, стоял Уэс Джексон. Он протянул толстую ручищу.

– Я действую от имени миссис Эссекс. Она поручила мне забрать у вас эти фотоснимки.

– Она получит их, но от меня.

– Она предвидела, что вы так и скажете. – Он протянул мне листок бумаги. – Вот письменное распоряжение. – Он впился в меня маленькими глазками. – Она больше не желает видеть вас.

Я взял протянутый листок:

Я вытаращился на подпись, потом взглянул на Джексона.

– Значит, она рассказала ему?

– Разумеется. Никому еще не удавалось запугать Эссексов шантажом – это бесполезно. Давайте фотографии.

Я отдал ему фотографии.

– Благодарю. Теперь, Крейн, присядем на минутку. Предлагаю посмотреть финал этой гнусной истории. Вам будет интересно.

Джексон ухватил меня ручищей под локоть и отвел к двум креслам, стоявшим против лифтов. Он сел, пробежал глазами по фотографиям и спрятал их в карман.

Сел и я.

«С сегодняшнего дня вы уволены из „Эссекс энтерпрайзез“».

Я предвидел это, и все же никак не мог оправиться от удара.

– Вы немедленно уедете из Парадиз-Сити, – сказал Джексон. – В ваших интересах навсегда забыть сюда дорогу. Считайте, что отделались легким испугом. Решая вашу участь, мистер Эссекс принял во внимание тот факт, что вы все-таки спасли жизнь миссис Эссекс. Это склонило чашу весов в вашу пользу. Вы понимаете, надеюсь, что в ваших интересах также никому не рассказывать о случившемся. Могу сообщить, что мы отказались от страхового иска за «кондор» и тем самым оградили себя от шантажа. Та, другая фотография никого не волнует.

– Они надули вас на полмиллиона, а вы сидите тут с умным видом?

Джексон кровожадно оскалился:

– Мистер Эссекс никому не позволит надувать себя. – Он вытянул здоровенные ножищи. – Ага! Взгляните, Крейн. Вам будет интересно.

Двери одного из лифтов раскрылись. В вестибюль вышли Пэм и Аулестрия. За ними следовали двое дюжих молодцов – вылитые полицейские.

Аулестрия шагал с помертвевшим лицом. Пэм была на грани обморока. Их провели по вестибюлю к ожидавшей на улице машине.

Из другого лифта еще один молодец с полицейской выправкой вынес два чемодана, которые я видел в номере Аулестрии. Он поставил их на пол и приблизился к Джексону. На колени Джексону упал пухлый конверт с облигациями.

– Порядок, – бросил этот третий, подхватил чемоданы, вышел из гостиницы и сел в ту же машину, которая тотчас укатила.

– Теперь сами видите, как работает наша фирма, – самодовольно произнес Джексон. – Те трое – бывшие полицейские. Они препроводят эту жалкую парочку вымогателей на самолет, вылетающий в Мериду; рейс заказной, так что в самолете они будут одни. А в Мериде их ждет весьма неласковый прием. Мистер Орсоко, сами понимаете, уже предупрежден. Аулестрия имел глупость присвоить деньги, принадлежащие партии Орсоко. Они по-своему рассчитаются с ним и его дамой. Аулестрия полагает, что его сопровождают люди из нашей городской полиции. Ваш разговор с ним был от начала до конца записан на магнитофон, и ему дали прослушать запись. Он думает, ему предъявят обвинение в шантаже. Только на борту самолета он сообразит что к чему, но уже будет поздно. – На лице Джексона снова появилась хищная улыбка. – Ничтожные, глупые людишки, вроде вас, Крейн. Есть старая поговорка: не рой яму другому – сам в нее попадешь. – Он упивался своей победой. – Вам, вероятно, и невдомек, что я распорядился подложить вам в карман подслушивающее устройство, когда вы приходили к Аулестрии в первый раз. Пожалуй, верните его мне. Оно в правом кармане пиджака.

Я растерянно опустил руку в карман и вынул черную штуковину размером с таблетку аспирина. Тут я вспомнил увальня, который натолкнулся на меня у регистратуры.

– Что же будет со мной? – вымолвил я, отдавая Джексону черный микрофончик.

– А ничего. – Он тяжело встал на ноги и окинул меня презрительным взглядом. – Ничего и никогда. – И ушел, бросив меня одного.

А может, он и ошибается. Ведь мне еще жить и жить.

Я сидел и думал про своего старика, про захолустный городишко и про автомастерскую, которую, возможно, еще не продали.

В душе вдруг всколыхнулась надежда.

В конце концов, Генри Форд тоже начинал с малого, правда же?