A.D. 999

ГЛАВА 20

Анджело вместе с другими преклонил колени и получил причастие, как всегда, немного удивленный творящимся богохульством. Господь забыл об этом мире и его созданиях, от человека и животного до вина и хлеба, предоставив Анджело вести собственную игру. Несомненно, если бы отец Кенульф знал, кто такой на самом деле Анджело, он бы подумал, что советник короля — единственный советник после роспуска Витана — должен сгореть заживо от одного лишь прикосновения «священника».

Простота и твердость веры смертных трогала чуть ли не до слез. Время от времени Анджело даже проникался к ним жалостью и симпатией. Но никакие проблески добрых чувств никогда не мешали ему использовать смертных для достижения собственных целей.

Сегодня эти цели сойдутся в одну. Он думал, что Этельред станет противиться последнему решению. Но король лишь посмотрел на него затуманенными глазами и пробормотал: «Если ты считаешь, что так лучше». Похоже, роспуск Витана отобрал у юноши все его силы.

Странно, но Анджело было жаль, что борьбы не получилось. Этельред проявлял порой завидное упорство, и поколебать его было нелегко, но Анджело умело находил убедительные аргументы, получая удовольствие от победы.

После службы Этельред и его люди, магистры, таны, представители всей страны, потянулись в обеденный зал. Король сел на тяжелый, украшенный резьбой деревянный стул. Ни малейшего проявления чувств на угрюмом лице. Все замерли, напряженно ожидая, что он скажет.

Этельред набрал в грудь воздуху и начал речь, подготовленную Анджело накануне:

— Нас постигли тяжелые времена. Многие говорят, что Судный День близок, и я боюсь, что это так. Земля уже дрожит в страхе или предчувствии прихода Христа.

Анджело улыбнулся. Король неплохо управлялся со словами.

— Солнце печет в декабре, но лик его скрыт темными клубами дыма. Слухи о чудовищах, вступивших в битву с силами добра, достигли наших ушей. Те из нас, кто знает Библию, как и полагается всем благочестивым людям, ясно видят развертывающиеся пред нами Знамения. Есть и другие знаки, первым из которых является наступление воинственных племен. Мы уже встречались с ними на суше и на море и знаем их.

Голос короля звучал монотонно, но сила слов сама по себе пробивала дорогу к слушающим. Анджело хорошо подобрал этих новых «советников». Все они жаждали войны, в их глазах пылал огонь зависти и жадности, руки чесались от желания сжать рукоятки мечей. Им не терпелось поскорее покинуть зал и устремиться навстречу врагу.

— Каждый, кто против Господа Нашего — Антихрист. Враг — это тысячи Антихристов. А их вождь — тот самый Дракон, о котором говорится в Книге Откровения. По полученным мной сообщениям, под его властью некий чудовищный змий и зверь, отмеченный числом 666. Даны жили среди нас годами, притаясь, подобно змее в траве, подобно Сатане в Эдеме.

Анджело без большой радости написал эту строчку, но на что не пойдешь ради пущего эффекта.

— Соблазном они склонили нас к пассивности, к уплате дани, когда нам следовало драться с ними, как подобает всем благочестивым людям. Больше этого не будет. Последняя битва началась, и все, кто не спасется, погибнут. Давайте же возьмемся за оружие, как Божие, так и человеческое.

Анджело вздохнул — речи короля так не хватало страсти! Он бы произнес те же слова совсем иначе. Ну да ладно. Судя по тому, как зашевелились слушатели, выступление Этельреда все же произвело должное впечатление.

— Сегодня мы торжественно отмечаем Праздник невинных, воздавая почести и чтя память безвинно убиенных Иродом детей. Что может быть лучшей памятью им, чем уничтожение виновных? А посему я повелеваю, чтобы все даны, появившиеся на этом острове, как плевелы среди злаков, подверглись справедливому истреблению.

Таны ревом выразили свое одобрение. Их страх и ненависть получили наконец выход, Этельред санкционировал бойню, точнее, провозгласил ее богоугодным делом.

Анджело улыбнулся.

Гунгильда была потрясающей женщиной, выделявшейся даже среди своих соотечественников, а здесь, на земле ангелов, она казалась богиней с льняными волосами. Высокая и статная, с волосами, едва тронутыми сединой, она являла собой образец женщины-воина. Легко подверженная как смеху, так и гневу при малейшей несправедливости, Гунгильда так же легко откликалась на беды несчастных и находила доброе слово для нуждающихся. Вот уже четырнадцать лет, как Оксфорд стал ее домом. Время от времени они с мужем, Свейном, скучали по родной Дании, но в общем были довольны жизнью здесь.

Однако последние две недели Гунгильду, сестру Торкелла, все чаще посещал страх. Он глубоко засел в ее животе, тяжелый, холодный клубок, походивший, как ей казалось, на скрюченных злобных карликов, обитавших в Нидавеллире. Впервые страх пришел, когда у Свейна, умевшего работать с железом, стало меньше заказов. Прежде ему приходилось даже отказывать клиентам. Теперь, когда остров все чаще осаждали викинги, которых здесь называли северными разбойниками, он с трудом продавал свои изделия, и их дети часто отправлялись спать с пустыми желудками. На них все чаще посматривали исподлобья, им вслед шептали злые слова, и страх шевелился в Гунгильде, как беспокойный ребенок-карлик.

Гунгильда уже давно не считала себя чужой. Она была англичанкой, как и ее соседи. Посещала церковь и прошла обряд крещения, как и Свейн и все их шестеро детей. Говорила на местном языке почти без акцента, и тревоги жителей Оксфорда были ее тревогами.

Глядя в окно, Гунгильда невольно сжала крестик, висевший у нее на шее. Его сделал и подарил ей в день крещения Свейн, и с тех пор крест был на ней всегда, как языческий талисман-оберег. Последние два дня они с мужем не отваживались уходить далеко от дома. Свейн злился, но, как обычно, хорошо это скрывал. Вот и сейчас он сидел за столом, чиня браслет. Рядом лежала целая груда брошей, ожерелий и перстней.

— Не водился бы Торкелл с этим Драконом Одинссоном, — глядя в окно, пробормотала Гунгильда. — Тогда, может быть, наши друзья и не злились бы на нас.

— Дело не только в нас. Перед грозой я разговаривал с Олафом, и он сказал, что никто больше не покупает у него хлеб. Они боятся не твоего брата, а нашей крови.

— Но это же глупо! — воскликнула Гунгильда и, не удержавшись, всхлипнула. — Как будто мы сбежим, чтобы драться за этих разбойников только потому, что родились там же, где и они!

Теперь он поднял голову, и страх, поселившийся у нее в животе, снова забил ножками.

— Они боятся. И я тоже. Эти странные Знамения… Люди боятся конца света, и, возможно, они правы.

— Но… мы видели грозу и ощущали, как дрожит земля. Эти рассказы о чудовищах и Смерти верхом на коне… это же небылицы!

Никто никогда не называл точного места, где их видели. Всегда говорили «где-то рядом, совсем близко». Такие рассказы, передававшиеся шепотом, раздражали любившую точность Гунгильду. Чудовища с человеческими лицами и зубами льва не бродят по земле, уничтожая людей. Ничего такого просто не бывает. Свейн прав. Жители напуганы, а страх распаляет воображение.

Она фыркнула.

— Если бы наша Герда стала рассказывать такие сказки, я бы ее просто отшлепала! А тут взрослые люди…

В дверь постучали. Гунгильда вскрикнула от неожиданности и тут же закрыла рот ладонью. Стараясь не паниковать, она открыла дверь.

Это был Олаф. Толстый, неповоротливый, он стоял на крыльце, тяжело дыша и утирая пот с раскрасневшегося лица.

— Уходите… быстро! — прохрипел он. — Приказано убивать всех данов… мы укроемся в церкви.

Гунгильда, уже справившаяся со страхом, положила руку на плечо булочника.

— Говори медленнее, Олаф. И успокойся.

Он сглотнул, вздохнул и кивнул.

— Король Этельред издал указ. Все даны, проживающие в Англии, должны быть убиты.

Гунгильда облегченно покачала головой.

— Чепуха. Не стоит бояться слухов.

— Это не чепуха! Я сам слышал, как его зачитывали. Мы все идем в церковь искать убежища. Поспешите, а то будет поздно!

Олаф схватил ее за руку, словно собирался потащить за собой.

— Мама? — Их старшая дочь Валда подошла ближе. В тринадцать лет девочка уже пленяла красотой каждого, кто видел ее. Большие, спокойные голубые глаза обратились сначала к старому другу семьи, потом к матери. — В чем дело?

— Ни в чем… — начала Гунгильда, поглаживая дочь по голове. — Просто Олаф…

— Он прав, — вмешался Свейн. — Послушай, послушай хорошенько.

Гунгильда прислушалась. Сначала она ничего не услышала. Потом до нее донеслись приближающиеся голоса, напоминающие далекое гудение встревоженных пчел. Ее ноздри встрепенулись, почуяв едкий запах дыма. Гунгильда перекрестилась. Перепуганные жители Оксфорда поднялись, воспламененные словами своего короля.

Они шли убивать.

Страх на мгновение парализовал ее, но она затолкала его поглубже.

— Собери детей, — бросила Гунгильда Валде. — Мы идем в церковь.

Старшая дочь поняла все без объяснений.

— Герда! Эрик! — закричала она. — Сюда! Мы идем в гости к отцу Годвину.

В церковь они прибыли в числе последних. Гунгильда еще хотела захватить кое-какие ценности, но Свейн только покачал головой.

— Украшения нам ни к чему. Если они ворвутся в дом, то лучше пусть довольствуются серебром и бронзой.

Держа одной рукой двухлетнюю Герду, а другой маленького Эрика, Гунгильда выбежала на улицу. Солнце палило почти по-летнему, но света было мало — его заслонило непонятное черное облако, неизвестно откуда появившееся на чистом небе. Свейн быстро шел впереди вместе с двумя старшими сыновьями. Боже, они стали дичью, преследуемой разъяренными охотниками.

Пожалуйста, Господи, отведи от нас гнев этих англичан. Мы же друзья. Успокой их сердца и мысли. Пусть они помнят это.

Такой бледной и испуганной настоятельницу Ательгиву Гунгильда еще не видела. Стоявший рядом с ней отец Годвин, все еще облаченный по случаю священного ритуала в пурпурные и белые одежды, возбужденно махал рукой.

— Скорее! — кричал он. — Ради Господа, поспешите!

Теперь уже и Гунгильда явственно слышала рев обезумевшей толпы, двигавшейся по направлению к церкви. Запах дыма и гари стал сильнее, до нее донесся треск огня. Сколько уже домов успели поджечь эти охваченные страхом и ненавистью люди? Скольких уже убили? Она побежала, таща за собой Эрика, чьи коротенькие ножки не успевали за ней. Валда с малышом Торфи на руках метнулась к распахнутой двери.

Едва Гунгильда вбежала в церковь, как тяжелая дверь с треском захлопнулась у нее за спиной. Женщина зацепилась за подол длинного платья и упала бы, если бы ее не подхватили руки знакомых. Она выпрямилась и огляделась.

Маленькая деревянная церковь была заполнена теми, кто искал в ней убежища. Десятки, а может быть, и сотни оксфордских данов поспешили сюда в надежде спастись от слепой ярости тех, кто вдруг увидел в них чужаков, врагов. Бледные, испуганные лица, светлые волосы, голубые глаза… Эрик расплакался, но у матери не нашлось сил успокоить его. Передав Герду Валде, Гунгильда припала к мужу и расплакалась. Страх все же сломил ее.

Снаружи донесся голос отца Годвина.

— Послушайте меня! — кричал он. Шум голосов стих — очевидно, толпа замерла, внимая священнику. — Здесь в церкви ваши друзья!

Его слова утонули в реве собравшихся, и Гунгильда вздрогнула, услышав оскорбления, полетевшие в его адрес. Теперь заговорила настоятельница Ательгива.

— Да, верно, наступают страшные времена. Суд Божий близок. Наверное, вам лучше посмотреть на свои прегрешения, чем искать их у других. Некоторые из этих семей живут здесь уже сотню лет. Пожалуйста, подумайте об этом и…

Ее голос тоже поглотил рев толпы. Настоятельница вскрикнула, словно от боли, и умолкла.

В дверь постучали. Собравшиеся внутри даны замерли. Те, кто пытался защитить их, погибли, и теперь темная сила требовала впустить ее. Они отхлынули от двери, но та каким-то чудом выдержала. Злобные крики снаружи стали сильнее.

Гунгильда вскрикнула, услышав громкий треск. Толпа сломала маленькие окна церкви, и внутрь полетели горящие факелы. Свейн бросился к одному из них и стал сбивать пламя голыми руками. Увидев его почерневшие, обожженные пальцы, Гунгильда поняла, что муж уже никогда не вернется к прежней работе с тонкими, изящными украшениями, никогда не приласкает ее так, как прежде.

Факелы продолжали лететь в окна. Люди в церкви пытались их тушить, но безуспешно. На ком-то уже горела одежда, на других вспыхнули волосы. Помещение наполнилось паническими криками. Гунгильда, посмотрела на усыпальницу. В ней лежало тело святого Фритесвиде. Гнев вытеснил безумный ужас, и она закричала:

— Защити нас! Защити нас!

Но чуда не случилось. Вопя от ярости, Гунгильда схватила крест и рванула изо всей силы. Тонкая цепочка лопнула. Швырнув распятие, она призвала на помощь Фрея, Тора и Одина. Ей было все равно, кто спасет ее детей, пусть даже бог-обманщик Локи. Лишь бы они остались живы.

Дым щипал глаза и обжигал легкие. Рядом кашляли Эрик и Герда, а отважная Валда пыталась хоть как-то успокоить младших.

Гунгильда уже не могла дышать. Дым задушил ее, огонь подбирался все ближе, жадно цепляясь за подол платья.

Последнее, что она успела почувствовать, были крепкие объятия Свейна, плачущего от собственного бессилия.

Локи чувствовал себя в своей стихии. Бездна изрыгнула тех, кто переполнял ее, и теперь отважные викинги сражались бок о бок с тварями из кошмаров. Поначалу люди держались опасливо и настороженно, но чудовища, похоже, разделяли их жажду крови, и они в конце концов смирились с жуткими союзниками.

Маленькая деревушка, название которой Локи даже не потрудился узнать, сгорела дотла, как будто ее и не было. Только кровь и сожженные дома напоминали о том, что когда-то здесь жили люди. Чудовища с человеческими лицами, ухмыляясь и смеясь, бродили по пепелищу, доедая то, что еще не обуглилось, то, что осталось от женщин, мужчин и детей.

Они шли от одной деревни к другой, как всепоглощающее море. Анджело приказал не трогать крупные города. Пока. Он хотел, чтобы сначала сделали свое дело слухи, разносившие во все стороны ужасные, панические вести. Викинги поворчали — деревушки были бедны добычей, — но подчинились.

Тварям из тьмы было безразлично, кого убивать.

Палило солнце. К его неестественному для этого времени года теплу добавлялся жар костров. Локи, хотя и был богом огня, страдал в человеческом теле так же, как и его воины. Проведя рукавом по потному, со следами сажи лбу, он огляделся. Рыжий конь пылал под ним, раздувая ноздри, чуявшие запах крови и обгоревшей плоти.

Хорошо. Здесь все закончено.

Вой наполнил воздух — это Фенрир пел от радости. Локи нащупал привязанный к седлу мех и, поднеся к губам, сделал несколько глубоких глотков теплой жидкости. Итак, что же делать завтра? Воздух уже дышал прохладой, извещая о приближении ночи. Черные облака, заволокшие небо, не давали другой возможности различить время суток.

Их жутковатые, необычные союзники, явившиеся из мрака бездны, напав на первую деревню, сожгли не только крестьян, но и все припасы и животных. Конечно, чудовищам и Фенриру хватило и человеческого мяса, но воины Локи хотели поживиться и более ценной добычей. На этот раз они не повторили свою ошибку, захватив коней, быков и продовольствие. До ушей Локи долетало кудахтанье домашней птицы, которую ловили воины.

Островок не задержит их надолго. Еще пара дней, и все будет кончено. Наступит 1 января 1000 года. Триумф Анджело. Мир, этот мир, встретит свой конец.

И тогда за дело возьмется Локи.

Он сделал еще глоток воды. Несколько месяцев назад, лежа глубоко под землей, где единственным звуком был звук капавшего ему на лоб яда, Локи думал, что жажда мести никогда не ослабнет. Он будет убивать, убивать и убивать и никогда не утолит этот голод, подобный бездонной пропасти. Даже когда убил Хеймдаля и, приняв от него удар в живот, умер сам, он знал, что все еще впереди: и кровь, и битва.

Но вот теперь этот голод начал ослабевать.

Локи нахмурился, обеспокоенный этим открытием. Рагнарёк еще не наступил, час его триумфа и поражения. Судьба. Он знал это с момента рождения, и неизбежность грядущего утешала его в длившемся столетия заключении. Локи уже убил сотни людей, но радость от кровавой работы ослабла. Ему вдруг захотелось вернуться в тихую ночь на воде под открытым небом.

Но все, что ему осталось, это мясорубка, кровь и дым и, как кульминация, собственная смерть. Фенрир тут же подбежал, стряхивая с себя капли крови.

— Нам повезло, отец! — отдуваясь, сообщил волк. — Сюда скачет всадник!

Локи нахмурился.

— Сюда? Ему бы следовало бежать отсюда. Странно.

Он кликнул своего посыльного, легкий ветерок, и отдал приказ:

— Никому не трогать всадника, пока я не поговорю с ним! Схватить и привести его ко мне!

Взмахнув рукой, он отослал ветер, зная, что тот донесет его слова до всех, людей и чудовищ.

— Веди, — бросил Локи сыну, и волк, повернувшись, затрусил в сторону невысоких холмов.

Бог огня легонько сдавил ногами бока своего жеребца, и тот последовал за Фенриром.

И действительно, к разоренной деревне приближался одинокий всадник. Лошадь, чуя кровь, огонь и опасность, шла явно нехотя, но человек безжалостно гнал ее вперед.

— Безумец? — пробормотал себе под нос Локи. — Скорее какой-то глупец.

Склон холма показался слишком опасным для коня, поэтому Локи спешился, зная, что жеребец явится по его зову, и вместе с сыном сбежал вниз. Всадник уже ждал их, успев сползти с лошади, которая, едва почувствовав свободу, дико заржала и унеслась прочь. Торкелл и его люди приступили к допросу незнакомца, чередуя слова с ударами.

— Прекратите! — приказал Локи. — Он не сможет ничего сказать, если захлебнется собственной кровью. Кто ты?

Незнакомец попытался выпрямиться, но люди Торкелла крепко держали его за руки.

— Зачем ты приехал сюда? Ты же видел наши стяги? Отвечай.

Мужчина поднял голову и посмотрел на Локи, потом облизал воспаленные губы.

— Ты Дракон Одинссон? — хрипло спросил он. Локи расправил плечи.

— Да. Зачем ты искал меня? Хочешь умереть?

— Он убивает нас! У меня в сумке… послание…

Локи кивком приказал обыскать сумасшедшего. Из сумки извлекли смятый и запачканный кровью пергамент, молча передали Локи. Мало кто из людей Торкелла умел читать, а английского не знал никто.

Человеческое сердце дрогнуло, едва он развернул листок.

— Нет… не может быть. Анджело бы никогда не допустил…

Локи поднял руку и, не замахиваясь, ударил пленника по лицу.

— Это ложь! Подделка! Я убью тебя голыми руками…

— Нет, великий Дракон! — взмолился незнакомец, падая на колени. — Нет! Взгляни на печать!

Локи опустил взгляд и увидел, что человек прав. На указе стояла печать короля.

А почерк, несомненно, принадлежал Анджело. Даже монахи в монастыре не умели так выписывать буквы.

— Великий Дракон, что это? — спросил Торкелл, восседавший на великолепном белом коне, который вовсе и не был конем.

Локи показалось, что тварь ухмыляется. Что сказать Торкеллу? Он не верил написанному. Не мог поверить! Но указ… Неужели предательство?

Грудь сдавило, но Локи все же начал читать.

— «Я, Этельред, правящий монарх всего Альбиона, повелеваю, чтобы все мужчины, женщины и дети датской крови были уничтожены. Мы должны прополоть поле для чистых всходов».

Гнев затуманил его взор, поднявшись густой красной волной. Кровь стучала в висках, пальцы стиснули ненавистный документ. Анджело уверял его, что король не более чем пешка. Значит, идея уничтожения всех, в ком течет датская кровь, принадлежит ему. Истребить всех, от воинов на поле битвы до младенцев в колыбели.

Анджело намеренно убивает его народ. В этом нет никакого смысла. Чем может угрожать Анджело или Этельреду старик, работающий в поле, или его малютка-внучка? Нет, здесь дело в другом. Подвигнуть на такое могла только ненависть. Ненависть и страх. И еще решимость убрать любого, кто может подняться против него в конце этой битвы.

Локи слышал крики обступивших его людей. Торкелл словно сошел с ума. Мигая, стараясь сбросить охватившую его ярость, Локи покачал головой.

— Они сожгли нашу церковь! Великий Один, была ли среди них моя сестра Гунгильда?

Слезы текли по почерневшему от копоти лицу Торкелла.

Локи протянул руку и положил ее на колено Торкелла. Прикасаться к белой твари, на которой сидел Торкелл, ему не хотелось.

— Я должен попросить у тебя прощения.

Торкелл вздрогнул от неожиданности.

— Что? Великий Дракон?

Как же трудно произнести эти слова.

— Пока мы сражались с армиями англичан, я тел переговоры с Анджело, главным советником Этельреда. Думал, что он наш союзник… Похоже, Анджело все это время вел свою игру. Указ написан им, а не Этельредом. Он повернул против нас и убил наших людей.

Еще не высохшие слезы блестели на лице юноши, его губы дрожали.

— Те, с кем мы объединились, с кем только что сражались вместе… они прислужники Анджело.

— Но…

— Не спрашивай меня ни о чем! — воскликнул Локи. — Слушай и верь! Расскажи об этом всем. Когда я дам знак, мы ударим по ним.

Торкелл побледнел.

— Но… Великий Дракон… они же чудовища. Как мы можем драться с ними?

— Ты еще не видел всего, что я умею, юноша. Верь в меня, и скоро, очень скоро, мы отомстим. — К удивлению Торкелла, Локи стащил его со спины белого коня и прошептал на ухо: — Убей этого жеребца. И побыстрее.

Ошеломленный Торкелл и его товарищи отправились к своим воинам, чтобы сообщить страшную весть, а Локи и Фенрир поднялись на вершину холма. Вызвав огонь, Дракон уставился в ярко вспыхнувшее пламя.

— Анджело! — приказал он. — Ответь мне!

Локи немного боялся, что королевский советник не отзовется. Но зная Анджело — а теперь, как ему казалось, он знал его очень хорошо, — бог огня почти не сомневался, что тот упивается радостью триумфа. Что ж, возможно, удастся кое-что узнать.

В колеблющемся свете пламени проступило лицо королевского советника. На его губах играла злорадная усмешка.

— Не говори, я сам угадаю, — проворковал он. — Ты узнал о последнем указе Этельреда, и тебе это не понравилось.

— Ты прав, — ответил Локи, стараясь не выдать своих чувств. — Может быть, объяснишь, зачем убиваешь сторонников твоего Антихриста.

— Все очень просто. Они мне больше не нужны. И ты тоже мне не нужен. Ты сделал все как надо. Отличная работа. Но через несколько часов, если считать время так, как считают его смертные, весь этот мир и все его восхитительные игрушки будут принадлежать мне.

Гнев всколыхнулся в нем, но Локи сумел сохранить спокойствие.

— Тебе требовалась моя помощь, чтобы покончить с твоим миром. Тогда у меня будет возможность покончить с моим!

Анджело откинул голову и рассмеялся. Фенрир негромко зарычал. Кем бы ни был советник короля, ему повезло, что их разделяли десятки миль.

— Ах, Локи, мастер обмана, повелитель Хаоса. Как легко тебя одурачить. Стыдно. Зачем мне желать уничтожения мира, если я могу стать абсолютным его хозяином?

— Что?

— Никакого Апокалипсиса не будет, мой друг. Никакого Рагнарёка. Только вечные муки для тех, кого называют людьми,

— Мы заключили сделку! Ты мне солгал!

Анджело мило улыбнулся:

— Бедный Локи. Я отец лжи. И теперь ты это знаешь.

Локи уже поднялся, его могучее человеческое тело напряглось от ярости.

— Я сражусь с тобой, Анджело! Под моей командой тысячи!

— Тысячи людей, — напомнил королевский советник. — А я распоряжаюсь миллионами существ, сделанных из кое-чего покрепче. Но конечно, сражайся. Это доставит мне удовольствие. Надеюсь, тебе тоже.

И он исчез.

Фенрир поднял морду и завыл, выплескивая гнев. Локи присоединился к нему, надрывая глотку. А когда силы покинули его, упал на землю и дал волю слезам. Измена. Его обставили. Одурачили. Анджело прав — это оказалось совсем нетрудно. Те, кто последовал за ним, погибли напрасно. Но пусть враг смеется — Локи еще может сражаться. Негодяй наградил его темными силами, и теперь пришло время употребить их.

Последовавшая за этим битва была ужасна.

Пламя озарило небо — огонь и молнии соединились, а внизу под ними грохотал гром. Первой жертвой стал конь Локи, упавший на землю после точного удара молнии. Как и подозревал бог обмана, тварь не погибла, пострадала только форма, которую она приняла. Чудовище еще вернется, вселившись в другое тело, но пока по крайней мере оно ничем не угрожало.

Убийство Рыжего коня оторвало монстров от жуткой трапезы. Сердито ворча, они обступили человека, одиноко стоявшего посреди чистого поля. Локи рассмеялся. Ветер растрепал его черные волосы. Напрягшись, он призвал на помощь дарованные ему Силы.

Вызванная им молния поразила нескольких чудовищ. Их громадные, искореженные тела отбросило на несколько ярдов, и они застыли — дымящиеся, обугленные трупы. Там, где лежали в земле незаметные желуди, выросли вдруг дубы. Их ветви, подчиняясь приказу Локи, хватали и душили тех, кто следовал за Гвином ап Нуддом.

Но существам из бездны, казалось, не было числа. Они появлялись, словно из ниоткуда. Локи ждал их. Под ногами, копытами и лапами тварей вспыхнул огонь.

Крики, которых не знал этот мир, наполнили воздух, и даже Локи поежился от холодка, пробежавшего по его спине.

Огонь, бывший прежде землей, обратился в воду. Поток смыл горящие тела, а те, кто еще дышал, утонули в его бурных водоворотах. Локи взмахнул рукой — и вода замерзла. Его враги, прикидывавшиеся союзниками, попали в ледяные ловушки. Некоторые еще бились, стараясь выбраться из плена.

Фенрир прыгнул, поскользнулся, но не остановился, его клыки рвали высовывающуюся изо льда плоть. Локи поднял руку, давая знак своим людям.

Торкелл повел их за собой. Он следовал приказам Дракона, не понимая их. Под ним уже не было белого жеребца — его заменил обычный чалый конь. Знал ли юноша, что скачет навстречу смерти? Локи полагал, что да.

Вопя и размахивая оружием, люди устремились вниз по склону холма. Их переполняла ярость обманутых. У попавших в ледяной плен тварей не было ни малейшего шанса, когда на них обрушились мечи и топоры.

Но все же они прибывали, словно сама земля исторгала их из себя. Один из монстров прыгнул на Торкелла. Локи не стал смотреть, как чудовище рвет на части храброго юношу, но мысленно воздал ему хвалу, как первому и самому верному последователю Дракона Одинссона. Пришло время последнего, самого черного чуда.

До сих пор Локи еще ни разу не исполнял его. И надеялся, что ему это не понадобится. Грозная мощь сверхъестественного явления беспокоила его, но сейчас победа требовала любую цену. Он закрыл глаза и попросил седьмого Темного Чуда.

В нескольких ярдах от него тела павших крестьян зашевелились и стали подниматься. Обглоданные до костей, изувеченные, некоторые без голов, они встали, подчиняясь его призыву. Хромая и спотыкаясь, эти обезображенные мертвецы двинулись на своих убийц с твердой решимостью, которой им не доставало при жизни. К крестьянам присоединились павшие недавно викинги, из смертельных ран которых еще сочилась кровь. Что-то похожее на печаль тронуло Локи, когда он увидел сражающийся труп Торкелла с обезображенным до неузнаваемости лицом.

Мертвецы вооружились, кто чем мог: одни хватали сучья, другие — камни, третьи — кости своих товарищей. Их враги поначалу смеялись. Но того, кто лишен жизни, нельзя напугать или убить, а его целеустремленность стала самым главным оружием.

Зрелище было настолько омерзительное, что Локи едва сдержал позыв к рвоте. Услышав знакомый голос, он оглядел поле битвы и наконец увидел того, кто звал его.

Она мчалась к нему на черном, как беззвездное небо, скакуне, похожем на обтянутый кожей скелет. Рядом с изрыгающим огонь конем несся Гарм.

— Хель! — воскликнул Локи.

— Отец! Я пришла тебе на помощь.

Он махнул рукой, указывая вперед, чувствуя странное, необъяснимое удовольствие, вытесняющее отчаяние. Впервые с тех пор как боги Эзира заточили их в разные темницы, члены его семьи собрались вместе. Локи наделал много ошибок и знал это, но все равно любил своих детей.

Она подскакала к нему.

— Отец! — Хель улыбнулась, показав белые зубы. — Такого сражения я еще не видела! Расскажи мне о нем.

Он рассказал. Улыбка сползла с ее лица, сменившись грозным оскалом.

— Анджело, — прошипела она, когда Локи закончил, и обвела взглядом поле битвы, усеянное несметным числом трупов. — Если хочешь разбить Анджело, — медленно сказала Хель, — то, возможно, у меня есть то, что может тебе пригодиться.

ГЛАВА 21

Кеннаг казалось, что на ногах у нее выросли крылья. Сердце стало таким легким, что могло летать. Они решили, что пойдут дальше, пока не погибнут, но теперь впереди забрезжил свет надежды. У них появился шанс, пусть даже самый слабый. Остров Иона далеко, очень далеко, если судить по рассказам Элвина. К счастью, в Племени они провели только один день. У них в запасе оставалось еще двадцать семь на все путешествие, при условии что удастся ускользнуть от погони.

Кеннаг грела не только собственная надежда, но и то, как преобразился Элвин. Она едва не расплакалась, когда он рассказал, как стегал себя плетью, наказывая за неполноценность, за увечную руку. Теперь Элвин опять улыбался, а в его глазах появилась целеустремленность.

Они поспешили в деревню, сопровождаемые призраком убитого короля. Ей не терпелось поскорее увидеть Валаама, Рататоску, Ровену, подаренную эльфами лошадь и рассказать всем о новой, достижимой цели.

Боковым зрением Кеннаг заметила какое-то белое пятно. Она быстро повернула голову и немного сбилась с шага, поскользнувшись на мокрой траве.

— Кеннаг?

Вопрос Элвина остался без ответа. Сердце застучало, медленно и тяжело.

Всадник и лошадь стояли всего в нескольких ярдах слева, странно мерцая в густой тени деревьев. В какой-то момент, вспомнив первую встречу с Недди, она подумала, что видит призрак некоего мертвеца. Но нет, в этой паре не было ничего призрачного, ни намека на призрачность — только непонятная бледность.

Сердце упало и остановилось.

Кеннаг почувствовала, как внутри у нее все замерло и даже кровь уже не текла по венам. Холод пронзил ее, как удар кинжала, и воздух застрял в горле.

Всадник улыбнулся. На месте, где должны были быть глаза, темнели две дыры. Его лошадь стояла совершенно смирно, не шевелясь, как будто неживая.

Ей вспомнилось описание Знамений, которые, по словам Элвина, возвещали конец христианской веры. Некоторые из них она уже видела. Три коня — белый, со знаменем; рыжий — из крови убитых монахов; и черный — с богиней Хель.

Сейчас Кеннаг смотрела на четвертого всадника Апокалипсиса. В памяти всплыли слова Элвина: «Четвертая Печать освобождает Коня Бледного. Его всадник — Смерть».

Злость захлестнула Кеннаг.

Тогда слушай, Смерть, — мысленно сказала она. — Мы с Элвином не умрем, пока чудовище из бездны не убьет нас через сорок дней! Если ты часть плана, то уважай предначертание!

В ее голове прозвучал смех.

Верно, предначертанный вам час еще не наступил. Но однажды мы встретимся снова. Вам не уйти от меня.

От тебя не уйдет ни один из смертных. Но сегодня этот день не настал.

Всадник и лошадь растворились во тьме леса. Кеннаг глубоко вздохнула, а сердце снова застучало, и боль, внезапно пронзившая грудь, била так сильно, что она пошатнулась и упала бы, если бы не подоспевший на помощь Элвин.

— Что случилось? Еще один знак?

Она кивнула.

— Да. Четыре всадника. Они уже здесь.

Кеннаг заметила, как дрогнул его взгляд. Элвин знал, кто такой четвертый всадник. Последний всадник.

Мягкий свет, льющийся со звездного неба, внезапно пропал. Внезапно ей стало невыносимо жарко и душно, а воздух наполнился едкой вонью несвежего дыма и обгоревшей плоти. Ветер принес этот запах откуда-то издалека. Темнота обступила Кеннаг со всех сторон, она тихонько всхлипнула и потянулась к Элвину. И он тоже потянулся к ней. Они вцепились друг в друга.

— Что случилось?

— Знамения. Это тоже Знамения, — сказал Элвин. — Помнишь? Звезды потемнеют, и солнце обожжет людей. Не понимаю только, как это все проникло сюда. Ведь Племя живет вне времени и мира.

— Уже нет, — раздался голос Ровены. Даже в темноте Кеннаг видела едва различимую белизну ее меха. Появление кошки, как ни странно, подняло ей настроение. — Племя ушло. Все исчезло, как будто ничего и не было. Даже церковь стала другой.

— Господи, защити нас, — прошептал Элвин. Кеннаг почувствовала какое-то движение и поняла, что он крестится. — Значит, последняя битва началась. Помнишь? Их призвали сражаться на стороне добра.

— Все в порядке, — сказала Кеннаг, желая укрепить юношу. — Мы больше не нуждаемся в них. А вот немного света нам не помешало бы. Надо же отыскать дорогу к Ионе.

— А твое Второе Зрение? — спросил Элвин. — Разве та мазь не позволяет тебе видеть в темноте?

— Она позволяет мне видеть тех, кто не принадлежит миру смертных. Но кошкой я не стала. Нам нужны факелы или лампы. Ровена, ты…

— Да, — предвидя ее просьбу, ответила кошка. — Я могу отвести вас в церковь. Кое-что все же видно. Хотя едва. А вы видите меня?

— Едва, — эхом отозвалась Кеннаг. — Не спеши.

Они медленно последовали за почти неразличимой белой тенью, пробираясь среди деревьев. Ветка ударила Кеннаг в лицо и чуть не сбила с ног. Элвину приходилось еще труднее, ведь она-то хотя бы ходила когда-то по ночному лесу. Монаху, проведшему большую часть жизни в ограниченном пространстве, путь давался тяжелее. Ровена проявляла необычайное терпение, не уходила далеко вперед и поджидала, когда они отставали.

Им показалось, что дорога до церкви заняла целую вечность. Кеннаг чувствовала себя не в своей тарелке. Тьма не была для нее чем-то необычным. Ее не надо было бояться. Но в этом неестественном мраке таилось нечто опасное.

— Вот и пришли, — объявила Ровена, и Кеннаг облегченно вздохнула. — Видите?

— Ничего я не вижу, — раздраженно проворчала Кеннаг. — Нам надо найти факелы и вынести их оттуда. Если найду свой мешок, то смогу разжечь костер.

— Мы принесем его тебе, — прозвучал голос Рататоск, появившейся, вероятно, в сопровождении своих серо-бурых приятелей.

Кеннаг решила, что когда все закончится и если она вернется в Гленнсид, то никогда, никогда не будет больше есть мясо белок.

— Спасибо, Рататоск. — Мысль о необходимости идти через лес без огня буквально парализовала ее.

За ее спиной тяжело вздохнул невидимый Элвин.

— Надо войти в церковь, чтобы взять факелы, — удивительно спокойным голосом сказал он.

Кеннаг не хотела уходить. Да и сможет ли? Понесут ли ее ноги?

— Давай подождем, пока я добуду огонь, тогда мы сможем зажечь какую-нибудь ветку.

— Ладно, но сначала надо найти трут и ветку.

Кеннаг нахмурилась. Он прав, будь оно проклято!

— Посмотрите на себя утром — не узнаете, — сказала Ровена. — Нахватаете синяков. Ладно, идите за мной, я покажу, где есть сушняк.

Они снова поплелись за кошкой. Кеннаг мысленно поблагодарила обитающих поблизости богов за присутствие Ровены. Трудно представить, что бы они делали без нее.

Царапин, синяков и ушибов и впрямь хватало. В одном месте Элвин так стукнулся лбом о сук, что сухие листья шелестели, падая, еще несколько секунд. Подойдя к нему, Кеннаг ощупала ушибленное место и обнаружила набухающую шишку размером с небольшое яйцо.

— Ух! — вскрикнул он, отскакивая в сторону. Она протянула руку, желая помочь, но ткнула пальцем прямо в глаз. — Ох! Кеннаг, оставь меня в покое!

Она не выдержала и рассмеялась. Смех был нормальной человеческой реакцией на опасное положение, в котором они оказались. Она слышала такой смех, слетавший с губ серьезно раненных мужчин, женщин, потерявших детей. Некоторые называли это безумием, но Кеннаг знала его целительную силу. Опустившись на траву, она смеялась так, что все ее тело дрожало и звенело.

Элвин попытался возмущенно протестовать, но потом тоже расхохотался. Хорошо! Наконец приступ веселья прошел, оставив на губах грустную улыбку, и Кеннаг смахнула со щеки слезинку.

— Ладно, — сказала она, поднимаясь. — Давай поищем сушняк.

Поход за ветками занял всего несколько минут, показавшихся им вечностью. Рататоск и ее приятели притащили мешок, и Кеннаг, порывшись в нем, извлекла трут и кремень. Умение, рожденное и отточенное долгими годами практики, не подвело, и вскоре у нее в руке уже бился огонек. Элвин посмотрел на свою спутницу, и они улыбнулись друг другу.

Мокрые ветки никак не желали разгораться, но наконец одна занялась. Взяв ее в руку, Кеннаг подошла к церкви и остановилась у распахнутой настежь деревянной двери.

— Она другая, — сказала Кеннаг и вдруг поняла, что почему-то произнесла это шепотом.

Элвин кивнул:

— И все равно прекрасная. Священное место. Но Племя ушло и унесло с собой что-то.

Они вошли внутрь и сразу же увидели укрепленные на стене факелы.

— У меня такое чувство, — заметил Элвин, держа горящую ветку, пока Кеннаг собирала факелы, — как будто мы берем чужое. Воруем.

Она удивленно взглянула на него.

— Разве церкви существуют не для того, чтобы помогать нуждающимся?

Он смутился.

— Да, но это же дом Бога.

— Но разве мы не исполняем волю Бога?

— Надеюсь, что да.

— Тогда бери лампы и говори «спасибо».

Элвин посмотрел на Кеннаг и рассмеялся. Она усмехнулась в ответ. Свет от факелов успокоил ее, вселил уверенность, как будто отогнал нечто более пугающее и опасное, чем просто тень.

Укрепив свой дух светом, рассеявшим тьму, они нашли дорогу к Валааму и кобыле. Осел заметно нервничал и пританцовывал на месте. Кеннаг погладила животное между ушами и ощутила, как Валаам дрожит.

— На краю леса есть небольшая деревушка, — сообщила Рататоск. — Мои белки знают путь. Это около пяти миль отсюда. Если отправимся сейчас, то к рассвету дойдем.

— Рассвет, — фыркнула Ровена. — А будет ли еще этот рассвет?

— Все равно надо идти, — согласилась с Рататоск Кеннаг. — В деревне можно купить съестного и уточнить направление.

Элвин кивнул:

— Тогда вперед.

Их поход скорее напоминал прогулку по лесу. Кеннаг доверилась маленькой армии белок, ведомых Рататоск, радуясь тому, что у них есть свет, оберегающий лица от веток и ноги от корней. Время от времени путники останавливались и подкреплялись все уменьшающимися запасами. Белки указали им источник свежей воды, так что жажда по крайней мере не мучила небольшой отряд.

Небо посветлело, но, как и предсказывала Ровена, настоящего рассвета не получилось из-за плотных клубов дыма. Кеннаг предложила погасить лампы, предположив, что они еще могут пригодиться, когда через несколько часов снова стемнеет.

Лес расступился, и перед ними открылось поле. Под ногами захлюпала грязь. Снег совершенно растаял под неестественно жаркими лучами невидимого солнца, обнажив унылые остатки несобранного крестьянами урожая.

— Кажется, я вижу впереди какие-то дома, — сказал Элвин, протягивая руку.

Кеннаг кивнула.

— Только давайте не забывать об осторожности, — сказала она, нащупывая на поясе нож.

— Что… — начал Элвин. Кеннаг не дала ему закончить.

— Оглянись. Неубранный урожай. Дым в небе, затмивший солнце. Летняя жара в декабре. Ты сам сказал, что ваш народ ждет конца света 31 декабря. Люди знают Библию, и они, конечно, распознали знаки не хуже тебя. Они испуганы. А те, кто напуган, часто действуют не раздумывая. Я хочу, чтобы мы были ко всему готовы. На всякий случай.

— Кеннаг права, — согласилась Ровена. Элвин пожал плечами, но промолчал.

Тропинка, шедшая к крытым соломой домам, стала видна более отчетливо. Они шли, настороженно посматривая по сторонам, вслушиваясь в окружающую тишину. Тихо. Ни шороха, ни звука.

— Странно, — пробормотал Элвин. — Как будто все ушли.

Взгляд Кеннаг упал на что-то яркое, лежавшее на бурой земле. Она присмотрелась и в ужасе закрыла глаза.

Тело.

— Элвин…

Он повернулся, ахнул и тут же торопливо перекрестился. Некоторое время они не двигались с места, потом подошли к телу.

Это была молодая женщина, еще не достигшая зрелости. Соломенные волосы, простое серое платье. На горле ярко-красная полоса. Лицо уже потемнело и распухло, глаза выкатились, изо рта торчал почерневший язык.

Полоска яркой ткани, привлекшая внимание Кеннаг, была орудием смерти.

— Ее задушили. Судя по состоянию тела, не так давно. Может быть, день или два назад. Интересно…

Элвин зажал рот рукой и отошел в сторону. Кеннаг не обернулась. Пусть справится с собой сам. Монахам часто приходится иметь дело с мертвецами, готовя их для похорон, но вряд ли Элвин когда-либо видел жертву убийства в таком состоянии.

Чуть позже он подошел к ней, еще бледный, но решительный.

— Бедное дитя. — Элвин осенил девушку крестом.

— Вряд ли нас ждет радушный прием, — сказала Кеннаг.

— Ее даже не предали земле — оставили там, где упала.

— Там есть еще, — сообщила Ровена, отошедшая на несколько ярдов. — Двое взрослых мужчин и мальчик. Похоже, их закололи вилами.

— Боже. Какие же чудовища…

— Эй, вы, там! — раздался резкий, сердитый голос. Повернувшись, они увидели высокую темноволосую женщину с серпом в руке. — Какой вы крови?

— Не понимаю. — Элвин отступил на шаг.

— Какой крови? — повторила женщина. — Добрые саксы или злодеи-даны?

— Я с севера, — ответила начавшая что-то понимать Кеннаг. — Но мы не даны. Мой спутник, Элвин, монах из монастыря святого Эйдана.

Женщина перевела тревожный взгляд с Кеннаг на Элвина и наконец опустила серп.

— Вы не похожи на данов. Но… почему вы здесь? Из этого леса никто не выходит.

— Мы заблудившиеся путники, — объяснил Элвин, делая шаг вперед. — Будем благодарны, если вы дадите нам пищи и воды. Мы заплатим.

Женщина, похоже, успокоилась. Кеннаг решила, что она примерно одного с ней возраста, хотя и выглядит намного старше.

— Берите все, что найдете, — равнодушно сказал крестьянка. — Здесь почти никого не осталось. Все ушли, сбежали в Кентербери, когда услышали о приказе нашего короля.

— Каком приказе? — спросила Кеннаг. Женщина внимательно посмотрела на нее.

— Ах да… вы же заблудились в лесу. Король Этельред распорядился убить всех данов. Это случилось недавно. Позавчера. Наш священник объявил указ на Праздник невинных.

Кеннаг почувствовала, что ее сейчас вырвет.

— Приказ убить данов?

— Да, это было позавчера. Мы сделали, что могли, но некоторые из них убежали в лес. — Женщина пнула ногой тело девушки и плюнула на мертвое лицо. — Проклятые даны. Это из-за них наступает конец света. Они заслужили кое-что похуже смерти.

Элвин, напряженно размышлявший о чем-то, поднял голову.

— Вы уверены? Уверены, что это было на Праздник невинных?

Женщина хмыкнула и повернулась к Кеннаг.

— Он всегда такой тупой?

— Не всегда, — ответила Кеннаг, поглядывая на своего спутника. — Но по-моему, он не совсем вас понимает.

— Кеннаг… — Элвин схватил ее за руку и отвел в сторону, — послушай меня. Этот ужасный приказ объявили в день Праздника невинных…

— Элвин… — шепнула Кеннаг, видя, что женщина с серпом настороженно прислушивается, — мне нет дела…

— Помолчи и послушай меня! — Он грубо тряхнул ее. — Этот праздник всегда приходится на один и тот же день. 28 декабря.

Кеннаг еще несколько секунд смотрела на него, а потом, поняв, что он имеет в виду, медленно покачала головой:

— Ты уверен? Некоторые праздники…

— Уверен. 28 декабря. Ты понимаешь?

Она кивнула. Племя, давшее им приют, жило в своем, особом мире. Со своим временем. Они провели там день и часть ночи, а в реальном мире минуло несколько суток.

Сегодня 30 декабря. И у них нет ни малейшего шанса добраться до Ионы за оставшееся до завтрашней полуночи время.

Они потерпели неудачу.

ГЛАВА 22

Давно уже Анджело не испытывал такого приятного возбуждения.

Все шло не так уж гладко, и время от времени его планы натыкались на препятствия. Но в конце, как он и знал, его ждет триумф.

Паника и страх укрепили его силы. Он чувствовал их, они заполняли все уголки острова. Чувствовал ужас крестьян, наблюдавших за тем, как рушится их мир; ужас танов, вступивших в войну не только с ненавистными им данами, но и с существами из другого мира; ужас, потрясший непоколебимых воинов Локи, осознавших, что их предали; страх тихого, больного короля Этельреда.

Великолепно. Анджело был рад тому, что враг играет по правилам. Это облегчало задачу — он обманывал и побеждал.

Анджело смотрел на огонь. В нем мелькали, сменяя друг друга, сцены насилия и боли, смерти и отчаяния.

— Посмотри на творения Твои, — прошептал он, словно обращаясь к своему старому сопернику. — Созданные по образу Твоему, но зараженные моей горечью. Дай им свободу выбора, и они выберут кровопролитие.

Что как нельзя лучше способствует осуществлению его целей. Как приятно использовать против Него тех, кого он любил больше всего.

Время летело быстро. Шансы на то, что что-то помешает его плану дойти до финальной стадии, уменьшались с каждым часом. Оставались незначительные детали, несколько завершающих штрихов, чтобы придать этому шедевру обмана и триумфа законченный вид.

Анджело повел ладонью над пламенем, и из дыма и тени проступили четыре образа. Четыре ангела, принявших его сторону, падших вместе с ним и претерпевших неслыханные муки ради вот этого момента.

Их прекрасные черты, созданные Богом, изменились почти до неузнаваемости, превратившись в чудовищную пародию на былую красоту. Полные губы распухли и сделались скользкими от слюны. Длинные волосы стали змеями, веревками и огненными гривами. Яркие глаза горели безумием и мукой. Они пошли за Анджело, когда он пообещал им славу, и связали себя соответствующими обязательствами.

Тогда они не сознавали, чем это обернется.

В какой-то момент Анджело почувствовал жалость к ним, но эта слабость быстро прошла. Все войска служили ему и его конечной цели. Просто на долю одних выпало больше тягот, вот и все.

Ждали и четыре настоящих ангела, не покинувших своего Творца. Анджело тоже видел их в пламени: изящные и прекрасные, воспевающие Господа, они не страдали в оковах, как первая четверка, и за это Анджело ненавидел их.

Скованные у реки Евфрат до Судного Дня эти ангелы, как и ангелы Анджело, имели одну задачу: убить треть человечества. Разница между ними состояла лишь в том, что ангелы Бога делали бы это с любовью в сердце.

Анджело произнес несколько слов, и нерушимые цепи, державшие в плену его ангелов, лопнули и упали. Крики освобожденных заставили его нахмуриться. Они захлопали чудовищными, жесткими крыльями, взвыли от восторга и устремились к земле.

И они были не одни. Другие, только ждавшие этого момента, тоже запрыгали, зашипели и запищали, выражая бурную радость. Войско темных ангелов, насчитывающее два миллиона жадных, прожорливых созданий, устремилось вслед за четверкой.

— Бедные, брошенные дети, — прошептал Анджело. — Насытьтесь хорошенько.

Он снова провел рукой над пламенем, вызвав еще три безобразных видения. В их уродстве было что-то общее. Большие, навыкате глаза мигали. Мягкие, влажные шеи подрагивали, влажная кожа отливала зеленью.

— Мои посланцы, — тепло приветствовал Анджело. В ответ прозвучал жуткий хор голосов. — А теперь и вы сыграете свои роли.

Тела трех похожих на жаб тварей удлинились, страшные морды приобрели очертания человеческих лиц, знакомых миллионам людей: князя Владимира Киевского, Робера II Французского и Василия II, императора Византийской империи. Император Отгон III и Папа Римский Сильвестр II были уже в лагере Анджело, хотя Отгон, подобно Этельреду, не догадывался об этом.

Демонам предстояло заменить людей, чей облик они приняли. Теперь самые могущественные представители мира повиновались воле Анджело. Смертные, все эти мужчины, женщины и дети, которых он так ненавидел, были у него в кулаке. Оставалось только сжать пальцы в полночь 31 декабря.

— Вы — трое из самых могущественных людей на земле, — сказал Анджело своим демонам. — Ваши деяния сочтут чудесами, и народы, ищущие спасения, обратятся к вам.

Демоны радостно запищали, и ему пришлось одернуть их.

— Ведите себя как должно, или я отправлю вас туда, откуда вызвал!

Они тут же исправились и тут же предстали перед ним важными и надменными, как и полагается вождям этого мира. Анджело одобрительно кивнул. Да, такие обманут кого угодно.

— Идите и приведите ко мне народы мира. Демоны кивнули и поспешили на землю, чтобы исполнить приказ хозяина.

Дым заклубился, завихрился, свиваясь в фигуру неповоротливого Молоха. Улыбка исчезла с губ Анджело. Прижав плоские свинячьи уши к черной как ночь голове, демон захныкал и запричитал. Что-то пошло не гак.

— Хозяин! — прошипел он. — Новости!

— Говори, Молох.

— Твой союзник — тог, называемый Антихристом, — он уже не наш друг!

Напряжение немного отпустило.

— Ты принес старые новости. Я порвал с ним и показал ему наш план. Он уже ничего…

— Может, может! — горестно воскликнул Молох. — У него новые союзники! Посмотри!

Образ демона растворился в пламени, а перед Анджело предстало поле битвы. Войско Локи сумело каким-то чудом не только выстоять, но и отбросить армии демонов, темных эльфов и чудовищ, воевавших на стороне врага Божьего.

— Не может быть, — выдохнул Анджело.

Приглядевшись внимательнее, он заметил, что некоторые из викингов без голов. Теперь ему стало ясно, что случилось. Локи оказался хитрее, чем он думал. Бог обмана использовал семь Темных Чудес, которыми одарил его сам Анджело, для борьбы с прежним союзником.

Из его горла вырвался рык. Ход битвы, разворачивавшейся прямо перед ним, менялся не в его пользу. Новая волна воинов хлынула на поле боя. Похожие на людей и одетые в коричневые, наподобие монашьих, рясы, они размахивали оружием с видом тех, кто умеет им владеть. Необыкновенно красивые мужчины и женщины! Их неожиданное появление на сцене сыграло решающую роль — войско Анджело начал отступать.

— Невозможно! Это невозможно…

— Однако это происходит! — захныкал Молох. — О, мой Князь, что же нам делать?

Анджело вздохнул:

— Пусть сражаются. Нам осталось продержаться всего несколько часов. После полуночи они уже ничего не смогут сделать.

Молох открыл зубастый рог, словно собираясь сказать что-то еще, но Анджело устал от разговора. Ему нужно был подумать. Прежде чем демон успел произнести хоть слово, Анджело махнул рукой. Языки пламени исчезли, угли почти потухли.

Он сел на кровать и потер глаза, стараясь сосредоточиться. Все Знамения свершились, кроме одного. Скоро мир перейдет в его руки и небеса в ужасе замолкнут. Этельред — всего лишь жалкая безвольная игрушка, кукла. Демоны уже оповещали союзников Анджело, которым предстояло сыграть роли властителей народов, оставаясь при этом его слугами. Время бежало, с каждой секундой приближая Анджело к победе.

Но не все шло по плану. Локи оказался гораздо более искусным, опасным и умным, чем можно было ожидать. Свидетелей до сих пор не удалось найти. Они…

Он ощутил покалывание в затылок и замер, затаив дыхание. Они здесь… снова. Вышли из своего убежища, расположенного где-то вне этого мира, и появились здесь.

Анджело быстро поднялся, подошел к жаровне и вызвал магический дым.

Вот! Они стояли в испепеленном жарой поле и разговаривали с какой-то женщиной. Поблизости валялись тела несчастных данов. Анджело не слышал, о чем идет речь, но знал, где они и куда пойдут дальше.

Он улыбнулся. Глупцы! Больше им от него не уйти. На этот раз никаких псов или всадниц, пришедших из Ада. На этот раз он сам позаботится об этих беспокойных Свидетелях.

Никогда в жизни Кеннаг не чувствовала себя такой несчастной. Ни тогда, когда умер Ниалл, ни тогда, когда увели Брана, ни когда ее изнасиловали, ни когда она, вызвав выкидыш, бессильно свалилась на кровать.

— Элвин… — прошептала она, но так и не смогла найти никаких других слов. — Элвин…

В его глазах стояли слезы. Ее собственные давно пересохли. Как бы ей хотелось облегчить душу истеричными криками, плачем, чем угодно, лишь бы избавиться от ужасной, удушающей боли в груди, отзывающейся тяжелым, монотонным повтором — конец… конец… конец…

— Что случилось? — спросила женщина, и Кеннаг вздрогнула.

Она совсем забыла о ней и теперь, подняв голову, увидела худое, голодное лицо с полными отчаяния глазами. У женщины были загрубевшие красные руки, которые, вероятно, убивали, но также собирали урожай, нянчили ребенка, нежно ласкали кого-то.

Кеннаг сглотнула.

— Ничего. Но мы не знаем, куда идти. Скажите, где северо-запад?

— Кеннаг, — упрекнул ее Элвин. — У нас нет времени. Мы просто не успеем…

Она повернулась к юноше и посмотрела так, что он закрыл рот, не договорив.

Крестьянка задумчиво потерла лоб.

— Раньше мы всегда определяли по солнцу. — Она огляделась. — Вон та рощица как раз на северо-западе. Дорога приведет вас к Гилдфорду. А оттуда…

— Спасибо, — перебила ее Кеннаг и направилась к лошади.

— А из провизии ничего не возьмете? — спросила женщина.

Кеннаг, уже сидевшая верхом, медленно покачала головой:

— Нет. Не думаю, что нам что-нибудь понадобится. Давай, Элвин. У нас впереди долгий путь.

Она повернула свою лошадку в сторону рощи. Через мгновение за спиной застучали тяжелые копыта Валаама.

— Сатана остановит нас, — сказал Элвин, подъезжая ближе.

Ровена устроилась рядом с ним на седле, а Рататоск, как обычно, шмякнулась на плечо Кеннаг. Впереди, уже возле деревьев, их ждал Недди, решив не пугать крестьян своим появлением.

— Возможно, — согласилась Кеннаг. — Или мы просто не попадем туда вовремя, что более вероятно.

— Правда твоя.

— Ты же знаешь, мы все равно должны попытаться. У нас ничего не получится, но мы должны. Мы оба поняли это в Андредесвельде.

— Ты права, конечно. — Он помолчал. — Я люблю тебя, Кеннаг. Мне досталась привилегия — умереть в твоем обществе.

У Кеннаг вновь заныло сердце.

— Я тоже люблю тебя, Элвин, — сказала она, не глядя на него.

После этого они долго ехали молча.

Утомленная духовно и телесно, Кеннаг все же упрямо стремилась вперед. Они подгоняли беднягу Валаама, который — в кои-то времена — оставался молчаливым, разделяя общее уныние. Ни единой жалобы, хотя держаться на равных с лошадью старому ослу было нелегко. Добраться до Ионы вовремя они не могли ни при каких раскладах, и единственное, что имело теперь значение, — это продолжать путешествие, понимая полную его бесплодность. Возможно, где-то кто-то оценит их упорство, думала Кеннаг, но только проку от этого уже не будет.

Они ехали, пока хватало сил, потом немного передохнули и снова тронулись в путь. Проехав Гилдфорд, выбрались на Лондонскую дорогу и, не останавливаясь даже, чтобы перекусить, устремились дальше. Кеннаг просто не могла смотреть на пищу — желудок будто завязался в узел, покрепче тех, которые завязывал, уходя в море, Ниалл. Спустилась ночь, а с ней вернулась пугающая, непроглядная тьма. Они зажгли факелы и ехали до тех пор, пока не сгорел последний.

Обессилевшие путники спешились и уснули чуть ли не там же, где ступили на землю. Проваливаясь в сон, Кеннаг почувствовала что-то мягкое и теплое. Это Ровена свернулась у ее груди, тихонько мурлыча.

Разбудил всех Недди. Кеннаг показалось, что они только что легли, но утро уже наступило. Поблагодарив призрака, она кое-как дошла до лошади и села в седло.

Элвин, по-видимому, чувствовал себя не лучше, и даже животные переговаривались тихо, почти не нарушая окружавшей их тишины.

Последний день года. Кеннаг не знала, где они находятся. Элвин сказал, что, по его подсчетам, где-то недалеко от Эйлсбери, более чем в трехстах милях от конечного пункта путешествия. Покрыть это расстояние вовремя было невозможно.

— Не имеет значения, — бросила Кеннаг и поразилась тому, как глухо прозвучал ее голос. — Главное пытаться.

До их ушей донесся пронзительный крик орла, и Кеннаг только теперь обратила внимание на окружавшее их безмолвие. Подняв голову, она попыталась найти птицу. Крылья захлопали над ними, и слова, долетевшие сверху, прозвучали страшным предупреждением:

— Горе! Горе! Горе всем обитателям земли!

Орел повторил свое предсказание и исчез в низко нависших, ядовитых тучах.

— Веселая птичка, — заметила Рататоск и, распушив хвост, спрыгнула с плеча Кеннаг, чтобы продолжить путь по ветвям обступивших тропу деревьев.

— Никогда не пробовала орла, — глубокомысленно произнесла Ровена. — Интересно, каков он на вкус? — Она выпустила когти. — С удовольствием полакомилась бы этим.

К глубокому изумлению, слова кошки оказали странный эффект на Недди. Он вдруг вскричал, бросился на землю и принялся колотить по траве призрачными кулаками.

— Это несправедливо! Несправедливо! — Излив ярость, призрак сел и посмотрел на Кеннаг. — Ты удивительная женщина. И Элвин… в свое время я знал многих священников, но всем им далеко до тебя. И потому все так несправедливо…

— Недди, успокойся, — попросила Кеннаг. — Мы еще не отчаялись.

Ложь, сладкая ложь, но слезы на лице призрака застыли.

— П-правда?

Она чувствовала на себе тяжелый взгляд Элвина, но он не остановил ее.

— Правда.

Недди всхлипнул, не спуская глаз с Кеннаг, словно ждал от нее еще каких-то слов одобрения. Бедняга! Ему ведь всего шестнадцать, хотя в живых он был меньше, чем среди мертвых. Что ему сказать? Как утешить?

— Подумай обо всем, что осталось позади. Я выбралась из Нижнего Мира. Мы встретили потерянное колено Израилево. Я еду на лошади эльфов. Элвин разговаривал с ангелами. Что-то должно случиться. Я чувствую.

— Ты что-то видишь? — спросил Недди.

Сердце не выдерживало этого. Облизав пересохшие губы, Кеннаг перевела взгляд с Элвина на Недди и обратно. Ей не хотелось врать.

Положение спасла Рататоск. Сверху посыпались листья, и Кеннаг, задрав голову, увидела серо-коричневую фигурку зверька. Прыгая с ветки на ветку, белка спешила к ним.

— Нас нашли! — донесся до них голос Рататоск. — Бежим!

Бежать? Но куда? Кобыла напряглась, повела головой, но не двинулась с места. Взглянув на своих спутников, Кеннаг увидела, что они побледнели, но настроены решительно. Нет, бегства не будет. Пришло время сражаться… или умирать.

Теперь уже и она слышала тяжелый мерный стук копыт. И что-то еще… Это что-то тоже бежало, но не было лошадью. Слабость разлилась по ее телу, но Кеннаг заставила себя выпрямиться и положила руку на пояс. Конечно, нож — не самое лучшее оружие против вероятных врагов, но все же хотя бы на один укус его хватит.

Темная фигура отделилась от окружавшей их тени. Это был конь, огромный, норовистый, с красными горящими глазами и огненными копытами. Кеннаг задрожала и изо всех сил сжала рукоятку кинжала. Она узнала всадницу, прекрасную женщину, с такими же, как у нее, чертами лица и волосами, с гниющим телом трупа ниже пояса. Хель — так называла ее белка. Рядом мчался пес, столь же чудовищный, как всадница и конь.

Кеннаг только надеялась, что успеет нанести хотя бы один удар.

Но они были не одни — гигантских размеров волк несся следом. Ей вспомнилось видение: волк, швыряющий в море горы земли, как ребенок, бросающий кусочки грязи. Верхом на волке восседал как ни в чем ни бывало…

— Бран!

В это невозможно было поверить, но это был он! Кеннаг видела его, лежавшего замертво среди разбросанных по острову тел монахов. Она поверила видению. Но вероятно, и видение могло сказать неправду. Конечно, то, что явилось ей тогда, было лишь одной из возможных сцен, а не картиной реального события.

Бран. Живой! Радость захлестнула ее, изгнав страх и злость. Не помня себя, она соскочила на землю и бросилась в объятия любимого.

Она повторяла его имя, целовала его прекрасное лицо. Волосы были такими, какими она их помнила, густыми и черными, и она ерошила их пальцами и тоже покрывала поцелуями. Желание, вспыхнувшее в ней, влекло ее к нему, к его чистому, сильному телу.

Но Бран вел себя как-то странно. Не отвечая на поцелуи Кеннаг, он не только не обнял ее, но, бережно взяв за руки, даже отстранил, словно не узнавая. Он что-то говорил, но она никак не могла понять его, не могла даже слышать из-за гулкого биения собственного, обезумевшего от радости сердца.

— Нет, я не Бран, извини.

Кеннаг едва успела вздохнуть.

— Что?

Его милое лицо выразило сострадание.

— Должно быть, ты жена того, чей облик я взял себе. Извини. Сколько горя я причинил собственной глупостью!

Голос Брана, но слова не его. Тело Брана, но жесты чужие. Охваченная внезапным страхом, Кеннаг отступила. Оторвав взгляд от Брана, она взглянула на богиню смерти. Женщина спокойно сидела в седле, пес замер у ее ног. Никто не собирался хватать ее.

— Ты… ты не Бран?

Бран-который-не-был-Браном покачал головой.

— Нет. Полагаю, у вас обоих есть основания опасаться моей дочери. — Он указал на Хель. — Не надо. Она привела меня к вам, но не для того чтобы схватить или убить. Я — Локи. И я пришел помочь вам.

ГЛАВА 23

— Это какой-то трюк, — сказал Элвин. — Наверняка.

Локи печально улыбнулся:

— Никакого трюка, друг Элвин. На этот раз нет. Это я оказался в дураках.

— Ты Локи, злой бог викингов! — воскликнул Элвин. Он злился. Реакция оказалась неожиданной для него самого, и он даже не понял, почему так взорвался. — Ты вступил с союз с Сатаной и стал его Антихристом! Посмотри на волка — он несет печать Зверя!

— Не буду отрицать, хотя я не считаю себя таким же плохим, — ответил Локи и, опустив руку, погладил выжженную на лбу животного отметину. — Но этот ваш Сатана, этот князь Лжи, он обманул и меня. А враг моего врага — мой друг.

Женщина, восседавшая на черном коне, сердито фыркнула.

— Подумать только, я помогала ему! И что? Всех нас — отца, брата и меня — беззастенчиво использовали! Рада, что вы тогда спаслись.

Кеннаг стояла, потрясенная, с белым как мел лицом и странно неподвижная. Бросив на нее обеспокоенный взгляд, Элвин снова повернулся к Локи.

— Рататоск, — обратился он к устроившейся на его плече белке, — ты знаешь его? Что ты думаешь?

Зверек нервно заерзал.

— Не знаю, что и думать. Локи нельзя доверять, но он не лишен достоинств. Насколько я знаю, он любит своих детей.

— Послушай меня! — зарычал Локи. — Сатана освободил меня и моих детей при условии, что мы поможем ему положить конец этому миру. После того как он выиграл бы свое сражение, я начал бы свое, за наступление Рагнарёка. Я бы отомстил наконец богам, убившим одного из моих детей и заточившим в неволю других. Мое тело все еще гниет под землей, но мой дух находится в этом, позаимствованном на время теле. Сегодня я узнал, что меня обманули, что мой враг собирается не уничтожить мир, а поработить его. Он обратился против моего народа, данов, помогавших ему, и приказал убивать их как скот. Он отказал мне в единственном, ради чего я жил, в мести. Он украл у меня час победы и смерти. И все же я до сих пор нужен ему. Для исполнения пророчества необходим Антихрист. Но когда год закончится и он победит, нужда во мне отпадет. Мы, я и мои дети, будем возвращены в заточение. Навсегда.

Он шагнул к Элвину и стоял теперь рядом с перепуганным Валаамом. Его тело дышало яростью, голубые глаза блестели. Элвин смотрел на него и не мог отвести взгляд от того, кто был возлюбленным Кеннаг, а стал вместилищем злого бога.

— Только вы двое можете остановить Сатану. Вы единственные, кто угрожает ему. Он боится вас. Вот почему он послал Хель и Гарма найти вас. Вы хотите остановить его, чтобы спасти свой мир. Я хочу остановить его, чтобы спасти себя. Эгоистично, конечно, но это можно понять.

— Если это не ложь, — сказал Элвин, но голос его прозвучал слабо и неуверенно. Все, сказанное Локи, походило на правду. Все соответствовало тому, что говорилось о Сатане в Библии. А слова Локи о намерении Сатаны воцариться в мире на вечные времена отозвались в нем холодным страхом.

— Кеннаг? — тихонько позвал он. Она вздохнула, словно выходя из транса.

— Ты взял тело моего любимого, — сдержанно сказала Кеннаг, стараясь не поддаться злости и отчаянию. — Ты убил его?

Локи посмотрел на нее с сочувствием.

— Я не знаю. Сначала я был в своем теле, скованном цепями, потом оказался в этом. Спроси у Анджело, что он сделал с духом Брана.

— У Анджело? — изумленно переспросил Элвин. — У королевского советника?

— У него, — подтвердил Локи.

Боже, он ведь встречался с этим Анджело, разговаривал с ним, не зная… Элвин поспешно перекрестился. Значит, все это время Враг был здесь.

— Как ты думаешь, есть ли надежда на то, что Бран еще жив? — не отступала Кеннаг, не обращая внимания на состояние Элвина.

— Не знаю. Может быть.

Кеннаг перевела дыхание. Ее щеки слегка порозовели. Прежде чем Элвин успел что-то сказать, она снова обратилась к Локи:

— Нам необходимо попасть на остров Иона, туда, где ты и твои люди убили невинных монахов.

Локи ничуть не смутился.

— Я знаю это место. На них, — он кивнул в сторону осла и лошади, — вы туда не успеете.

Валаам, вытянув шею, посмотрел на Элвина.

— Оставь меня, — тихо сказал он. — Я только помешаю тебе.

Элвин погладил осла по шее.

— Валаам, когда я пришел мальчиком в монастырь, ты уже был немолод. Я не могу оставить тебя здесь.

Кобыла Кеннаг заржала и замотала головой. Не в первый раз Элвин удивился тому, что не понимает это животное. Она явно была наделена разумом и выражала свои мысли вполне ясно.

— Так ты позаботишься о нем? — спросил Элвин, и лошадь закивала.

— Если у вас ничего не получится, вряд ли этот Анджело пожалеет старого осла, помогавшего тебе, — указал Валаам. — А если все получится, то ты придешь за мной. — Его карие глаза немного расширились. — Придешь?

— Конечно, приду, — успокоил его Элвин, понимая, что эти слова решили все: он оставляет животное и отправляется в путь вместе с богом обмана.

Ничего другого не оставалось. Элвин сполз со спины Валаама и погладил его по мягкому носу. В глаза ему бросилось кольцо с пятиконечной звездой. Кольцо заберут, и он уже никогда не поймет речь осла. Поддавшись порыву, Элвин крепко обнял друга за шею и тут же отвернулся.

— Похоже, нам придется связать свои судьбы с тобой, — сказал он Локи. — Никогда бы этому не поверил, но, кажется, мы сражаемся на одной стороне.

— Отлично. — Локи кивнул. — Хотелось бы посмотреть на лицо этого ублюдка, когда все его замечательные планы начнут рушиться.

Он улыбнулся. Элвину стало не по себе. Хорошо, что Локи с ними, а не против них.

— Но как мы туда попадем? — спросила Кеннаг. — Ведь у твоего коня тоже нет крыльев.

— Хель не будет сопровождать нас, — сказал Локи. — У нее другая задача — помочь сдержать воинство Анджело. А вот моему Фенриру… — он любовно почесал волку холку, — крылья ни к чему. Опустись, сын мой, и позволь нам взобраться на тебя.

Зверь послушно припал к земле, согнув лапы. Локи протянул руку Кеннаг. Поколебавшись, она взглянула ему в лицо и приняла помощь.

Элвин не желал ничьей помощи, но с одной здоровой рукой оседлать Фенрира было не под силу. Ему ничего не оставалось, как опереться на плечо Локи. Пальцы почувствовали под одеждой бога теплую человеческую плоть. Не зная толком, чего ожидал, он был потрясен, обнаружив нечто совершенно нормальное.

Рататоск и Ровене было легче, так как они ни в чьей помощи не нуждались. Кошка устроилась у ног Элвина, а белка, не испытывавшая, похоже, никакого страха, уселась возле ушей волка.

— Недди, ты с нами? — спросила Кеннаг. Призрак, оставшийся на земле, улыбнулся:

— Я путешествую не так, как вы. Буду ждать на Ионе.

— Скоро увидимся, — ответил Локи, занимая место перед Кеннаг и Элвином. — Ну, сын мой, расти.

На глазах у изумленного Элвина волк, и без того неестественно огромный, и впрямь начал расти. Он становился все больше и больше, пока голова его не стала возвышаться над вершинами деревьев. Фенрир завыл, и Элвин вскрикнул и заткнул уши. То же сделала и Кеннаг, а Ровена впилась когтями в ногу Элвина.

Оглянувшись на двух своих бывших спутников, Кеннаг ахнула и потрясла Элвина за плечо.

— Посмотри!

Он обернулся. Рядом с Валаамом, поглаживая его длинные уши, стояла самая красивая из когда-либо виденных им женщин. Ее развевающееся платье незнакомого покроя было белым, а светлые волосы могли бы вызвать зависть у солнца, столь часто прятавшего от них свой лик.

Именно тогда Элвин заметил, что ее длинные, изящные ноги заканчиваются золотыми копытами.

— Элона, — пробормотала Кеннаг. — Неудивительно, что темные эльфы Гвина не осмеливались подходить к ней.

Элвин полагал, что после всего случившегося с ними за время путешествия его уже трудно чем-то удивить, но, как оказалось, ошибался. Благоговейный трепет коснулся его души. Даже он, монах, знал, кто такая Элона. Римляне приняли эту кельтскую богиню, покровительницу лошадей, в свой пантеон, и ее образ — образ прекрасной белой кобылы — до сих пор сохранился на старинных зданиях.

Видя, что на нее смотрят, Элона качнула головой, и ее золотистые волосы превратились в гриву. Тело женщины на мгновение растворилось в дымке и тут же превратилось в тело лошади. Но теперь Элвин видел ее во всей красе.

Лошадь заржала и игриво лягнула Валаама. Старый осел ответил тем же. Они повернулись и устремились прочь, два красивых животных среди мрака, обложившего землю.

Еще глядя им вслед, Элвин почувствовал, как напряглись под ним мускулы приготовившегося к прыжку волка. В следующее мгновение зверь прыгнул, вытянув шею и превратившись в длинную и быструю тень.

Земля мелькнула под его гигантскими лапами. Оказалось, что держаться не так уж и трудно. Огромный размер обеспечивал стабильность, однако, поглядывая вниз на проносящиеся под ними деревья, Элвин невольно сжал пальцы, цепляясь за длинную густую шерсть.

Он понятия не имел, с какой скоростью они передвигаются, но Локи был прав — Фенриру не требовались крылья.

Шло время, скорость не уменьшалась. Миля за милей волк поглощал расстояние, и впервые после встречи с женщиной, сообщившей им подлинное число месяца, у Элвина появилась надежда.

Они пересекали равнины и поля, обходили стороной безграничные леса и озера. Ландшафт менялся, появлялись каменистые холмы, горы, но даже они казались не столь большими по сравнению с громадным зверем.

Пришла ночь, принеся полную, беспробудную тьму, и Элвин ощутил, как переменился запах ветра. Теперь в нем появился привкус соли, извещавший о близости океана. В который уже раз Элвин подивился тому, насколько неисповедимы пути Господни.

Двигаясь точно на северо-запад, Фенрир перескочил реки и долины, оставшиеся невидимыми. Запах океана стал сильнее. Справа и впереди выросла из темноты гора, и Элвин услышал ритмичный, успокаивающий голос океана. Что ж, по крайней мере это еще осталось неизменным.

Фенрир замедлил свой бег и, наконец, остановился. Бока его вздымались и опадали. Даже для него путешествие длиной в сотни миль стало нелегким испытанием, отнявшим много сил.

— Мы добрались до края земли, — сказал Локи. Элвин вгляделся в темноту. Рядом что-то сухо треснуло, и на ладони у Локи появился огненный шар. Локи осторожно подбросил его вверх, и шар повис в воздухе, кружась и становясь все ярче, так что вскоре все осветилось, словно от десятков факелов.

Фенрир начал уменьшаться. Ощущение было не очень приятным, но Элвин молчал. Когда зверь достиг размеров лошади, седоки спрыгнули на землю. Рататоск и Ровена последовали за ними.

Скрестив руки на груди от пронизывающего холодного ветра, Кеннаг вглядывалась в черную воду. Остров виден не был, хотя Элвин ощущал его близость.

Низкий, протяжный крик раздался над водной гладью. Кеннаг и Элвин переглянулись, но Локи обрадовался.

— Ёрмунганд! — воскликнул он. — Ты нашел нас, умница.

— У нас нет лодки, — сказала Кеннаг. — Как мы попадем на остров?

Элвин знал ответ и, улыбнувшись, воткнул в землю посох Аарона. Кольцо Соломона уже сослужило добрую службу, теперь настала очередь воспользоваться посохом.

— Господь дал нам средство пройти к священному острову, — сказал он.

Спутники посмотрели на монаха и почтительно отступили. Элвин шагнул к воде. Ровена, последовавшая за ним, потерлась своей белой головой о его ногу.

Остановившись на самом краю земли, Элвин вдруг осознал, что не знает, как быть дальше. Нужно было произнести какие-то слова, но на ум ничего не приходило. Тогда Элвин молча опустил посох в воду.

Сначала ничего не произошло. Затем дорожка света от подвешенного в воздухе фонаря задрожала, затанцевала, и Элвин услышал всплеск. На поверхности воды явно проявилась линия раздела, уходившая от посоха вдаль и исчезавшая где-то во тьме.

— Хвала Господу, — выдохнул Элвин.

Словно невидимые могучие руки развели черные воды океана, положив четкую, ровную дорогу по усеянному камнями и мусором дну. И эта дорога вела прямо к острову, известному как Лампада Веры.

Элвин замер, пораженный свершившимся у него на глазах чудом. Ему всегда казалось, что именно такое зрелище наполняло Моисея пьянящим ощущением власти. Впрочем, у него ничего подобного и не возникало. Чудо сотворил Бог, а он, ничтожный монах, был всего лишь инструментом, как и посох.

— Элвин, идем.

Кеннаг, как всегда практичная, не дала ему времени полюбоваться чудом. Неуклюже повернувшись, он увидел, что остальные уже уселись на спину Фенрира. Элвин кивнул и присоединился к ним.

Зверь прыгнул вперед. Издалека донесся рев морского змея, еще одного из детей Локи. Но теперь Элвин уже не сомневался в намерениях недавнего врага. Он верил в своего Бога и был убежден, что посох Аарона не совершил бы никакого чуда, если бы Господь не одобрил союза с Локи.

Дно было скользким, и несколько раз, когда лапы чудовищного волка не находили надежной опоры, седоки оказывались в трудном положении. Но все же никто не упал. Расстояние в несколько миль волк преодолел за считанные мгновения.

Внезапно Фенрир остановился, и сидевшие на нем Элвин, Кеннаг, Рататоск и Ровена с трудом удержались на его спине. Элвин встревожено вскинул голову и…

Слова застыли в горле.

Прямо перед ними, возвышаясь даже над головой волка, выросла бурлящая, кипящая стена воды. Она поднималась, грозная, сердитая, устрашающая, готовая вот-вот обрушиться на отважных путешественников.

— Не понимаю, — пробормотала Кеннаг. — Посох… почему он не помог?

Элвин покачал головой. Какое-то мгновение он просто таращился на гигантский вал, стараясь не поддаться страху. Может быть, требуется еще одно прикосновение посоха? Все молчали. Наконец Элвин сполз с Фенрира. Ноги погрузились в грязь, и когда он попытался вытащить их, она поддалась неохотно, выражая недовольство противным чавканьем. Шепча слова молитвы, Элвин сделал с десяток шагов вперед и ткнул посохом во вставший на пути барьер.

Ошибка. Что-то, таившееся внутри вала, ухватило посох и потянуло на себя.

— Помогите! — крикнул Элвин.

И тут же чьи-то сильные руки обхватили его сзади. Он вспомнил, что Бран был при жизни кузнецом. Кеннаг тоже тащила его назад.

— Это что-то неестественное! — крикнул Локи. — Оно и моим приказам не подчиняется!

Тот, кто командовал стеной воды, был намного сильнее трех простых смертных. Элвин поскользнулся, увлекаемый вперед неодолимой тягой. В нос ему било зловоние грязи и гниющих растений. Он отвернулся, испугавшись, что сейчас упадет и отвратительная жижа забьет рот и ноздри.

— Отпусти посох! — пискнула Ровена, наполовину утонувшая в грязи.

Но он не мог этого сделать. Посох был одним из двух даров Михаила. О нем нужно заботиться, его надо ценить и оберегать. Нельзя отбросить посох Аарона так, будто это всего лишь обычная палка.

Бурлящая стена приближалась. Элвин уже видел в ней каких-то странных, гротескных существ, совсем непохожих на привычных рыб. Чудовищные уродцы кружились и танцевали, то появляясь, то исчезая, но и одного взгляда на них — хватило, чтобы монаха обуял страх.

И все же Элвин держался. Грудь ему сдавливали руки Локи. Еще немного, и его бы разорвало пополам.

Внезапно резкая, острая боль пронзила руку, и Элвин невольно разжал пальцы. Посох дернулся, обжигая ладонь, и исчез в кипящем водовороте.

Ровена! Это она укусила его, заставив выпустить драгоценный посох. Но злиться на кошку было некогда. Элвин едва успел выпрямиться, как тот, кто сдерживал грозный вал, освободил стихию.

ГЛАВА 24

Стена падала мучительно медленно. Словно из тумана до Элвина доносились вопли Кеннаг и крики Локи. Он не мог сдвинуться с места. Не мог пошевелиться. Будто приросший ко дну, он стоял и смотрел на мрачные воды с обитавшими в них жуткими тварями. Сейчас все это обрушится и…

Что-то ударило его в бок, и Элвин упал. Тьма низверглась на него, лишив на мгновение возможности дышать. Смерть оказалась вовсе не такой, как он мог бы ее представить. Хотя легким катастрофически не хватало воздуха, ему было сухо, а под ним ощущалось нечто твердое, мягкое и прочное. Юношу никуда не тянуло, вода не стремилась внутрь его тела.

Странная поверхность под ним шевельнулась, и Элвин перекатился на правый бок. Рядом слышались мяуканье, стоны и вздохи. Но ведь все утонули?

Его окружала непроглядная тьма. Земля снова заворочалась, и Элвина отбросило в другую сторону. Он ударился обо что-то головой. Обо что-то твердое, большое и гладкое.

Легкие вдохнули наконец воздух. Монах потер ладонью раскалывающуюся от боли голову, нащупав уже начавшую расти шишку. Похоже, он все-таки не утонул. Но тогда что же случилось?

Слева от него, совсем близко, тьма расступилась, дав место свету. Локи! Это же его фокусы! Присмотревшись, Элвин увидел, что камень, о который он ударился, был не чем иным, как громадным зубом, а странная перекатывающаяся поверхность — скользким черным языком.

— Не бойся, — сказал Локи, заметив, что Элвин уже набрал воздуху, чтобы закричать. — Нас спас Ёрмунганд, мой сын!

Бог подошел к приоткрывшемуся отверстию и выглянул наружу. Кеннаг, Ровена и Рататоск присоединились к нему.

Элвин почувствовал, что его бьет дрожь. Он находился во рту громадного морского змея! И все же это лучше, чем утонуть и быть унесенным в безбрежный океан. Вот уж верно, что пути Господни неисповедимы. Куда они приведут его в этот последний день существования мира?

Монах медленно подполз к своим спутникам, стараясь не обращать внимания на то, что под ним влажный, скользкий и холодный язык монстра. Помимо прочего, Ёрмунганд захватил ртом и немало камней и ила. Времени деликатничать не было, и змей просто разинул пасть, втянув не только пять живых существ, но и попавший мусор.

Чудовище держало их вполне уверенно. Выглянув из его рта, Элвин увидел, что они находятся довольно высоко над водой. Слева от них стоял Фенрир. Вода едва доставала ему до живота. Волк выглядел непривычно растерянным, оглядывался по сторонам и завывал.

Ниже и справа виднелись полоска земли и небольшое строение, похожее издали на детский игрушечный домик. Это был монастырь. Думать о том, чем могли быть разбросанные там и сям серые комочки, Элвину не хотелось.

Весь островок был окружен кольцом воды, бьющей на несколько ярдов вверх с поверхности океана. Дорога, проделанная посохом, еще сохранялась и вела прямо к бурливому, сердитому кругу воды. Значит, именно это и остановило их. Дважды на выручку приходил Локи. Фенрир успел вовремя доставить их на место, а Ёрмунганд спас от верной смерти. Но почему змей не доставил их на остров? Элвин уже хотел спросить об этом Локи, но тут его внимание привлекло какое-то движение на острове.

Ничто и никто не мог двигаться таким вот образом, ни паук, ни змей. Это нечто, совершавшее резкие, непонятные, почти безумные рывки, напоминавшие конвульсии, явно имело множество ног или рук… или голов…

Существа выползали из воды и двигались в глубь священного острова, оскверняя все одним своим присутствием. Воины Хель! Это были они, готовые вступить в битву с любым, кто осмелится встать на пути их хозяйки. Они все ползли и ползли, серые, яркие, темные, злые, и исходящий от них ужас почти парализовал Элвина.

— Ну и ну, — прошептала Кеннаг и грубо выругалась.

Странно, но ругательство, слетевшее с губ Кеннаг, ободрило монаха. Появление Локи в образе Брана повергло ее в шок, но сейчас она, похоже, оправилась от потрясения. От нее дохнуло силой и уверенностью.

— Да, чудовища подземного мира — пустяки по сравнению с творениями Анджело, — пробормотал бог, и глаза его вспыхнули от ненависти. — Они захватили остров. Мы должны отбить его.

Элвин молча перекрестился. Локи повернулся к нему.

— Что ты должен делать?

— Я… я должен петь.

— Что? — Локи недоумевающе воззрился на монаха. — Хочешь сказать, что мы проделали весь этот путь только для того, чтобы ты спел песенку? Но…

— Таково пророчество, — перебила его Кеннаг. — До тех пор пока на острове будет звучать голос монаха, восхваляющего Бога, конец света не наступит.

— Большей глупости я еще…

— Посмотри! — Кеннаг указала на сотни демонов, почти заполнивших крохотный, всего три мили в поперечнике, остров. — Думаешь, Анджело находит это глупостью?

Локи кивнул:

— Пожалуй, в этом что-то есть.

— Можешь не сомневаться. — Она высунулась из пасти змея, и Элвин испугался, что Кеннаг сейчас упадет. — Если бы увидеть луну! Элвин, луна ведь тоже один из знаков?

Элвин облизал сухие губы.

— Нет. Но она должна стать красной… как кровь.

— Пусть даже багровой, как чертополох, только бы увидеть.

— Это не трудно, — хвастливо заявил Локи и, высунувшись из пасти Ёрмунганда, махнул рукой.

Из ниоткуда явился ветер. Элвин не чувствовал его за надежными стенами укрывшей их пещеры, но слышал хорошо.

Протянув длинный палец, Локи указал направление, и через несколько мгновений ветер уже очистил часть неба от затянувших его туч. В просвете блеснул диск луны. Его кровавый блеск произвел на Элвина еще более гнетущее впечатление, чем застилавший его черный дым.

— Времени почти не осталось, — сказала Кеннаг, поворачиваясь к монаху. По ее бледному лицу прыгали блики отраженного света. — Ночь давно наступила. Если мы собираемся что-то делать, то надо поспешить.

— Ты хорошо помнишь пророчество? — озабоченно спросил Локи. — Не хватало еще совершить ошибку и сыграть на руку Анджело.

— Я помню его дословно, — рассеял опасения бога Элвин и процитировал предсмертные слова святого Колумбы.

— Что ж, верно, — мрачно заметил Локи. — Мне было приказано перебить всех монахов, но не трогать скот. Я вижу животных. Они не знают, как им повезло. Значит, голос монаха… и все?

— Мы так думаем, — сказала Кеннаг, пожимая плечами. — Пророчества никогда не бывают совершенно ясными и однозначными.

Локи рассмеялся громко и весело. Звонкий смех, прозвучавший таким контрастом на фоне сложившейся опасной ситуации, разозлил Элвина. Но в нем было что-то заразительное и свежее, и монах невольно улыбнулся.

— В этом, Кеннаг, ты права. Что ж, будем делать то, что считаем нужным. На вашем месте я бы приготовился к битве.

Он посмотрел сначала на женщину, вооруженную кинжалом, потом на Элвина, совершенно безоружного, и, наконец, на белку и кошку, которые могли рассчитывать лишь на собственные зубы и когти.

— Только ваш Бог знает, почему вас выбрали. — Локи покачал головой. — Но я помогу, чем смогу. Фенрир! Ёрмунганд! Нашим гостям нужно посетить монастырь!

Волк с удивительной быстротой и грацией изготовился к прыжку. В следующий момент он взлетел над водной преградой, не успевшей отреагировать на столь внезапный маневр. Защелкали могучие челюсти, перемалывая темных тварей и разбрасывая их в стороны. Дальнейшего Элвин не увидел, потому что Ёрмунганд тоже пришел в движение.

Голова змея ушла под воду, и монаха едва не вырвало. Остров будто набросился на них. Без всякого предупреждения Ёрмунганд остановился. Элвина и Кеннаг отбросило в сторону. Мощный хвост, покрытый сияющей чешуей, поднялся и опустился на Иону. Змей снова рванулся вперед. Рот чудовища открылся. И Элвин полетел, кувыркаясь, на землю.

Со всех сторон на них обрушилась какофония криков, писков, шипения и каких-то других звуков, которых Элвин никогда не слышал и не пожелал бы услышать вновь. Земля задрожала, и он упал. Кто вызвал это сотрясение тверди, враги или союзники, Элвин не ведал. Ему было все равно. Скрючившись от ужаса, он лежал на земле, не смея поднять голову.

Прямо перед ним материализовался белый колеблющийся силуэт Недди. Мертвый король нахмурился.

— Элвин, времени совсем мало! Уже почти полночь! Ты должен петь!

Элвин непонимающе заморгал. Петь? Он не мог и рта открыть. Горло сдавило, словно тисками. Не говоря ни слова, монах, словно немой, смотрел на Недди.

Черты лица призрака смягчились. К удивлению Элвина, Недди открыл рот и запел негромким, приятным голосом. Ничего особенного в этом пении не было, обычный гимн, который часто исполняют в церкви. Но губы Элвина зашевелились, из горла хлынули звуки. И его собственный голос поплыл в воздухе, соединяясь с голосом призрака.

Не переставая петь, он поднялся. Колючий ветер хватал слова, едва они выходили из его рта, и уносил вдаль, но это не имело значения. Элвин пел. Слышал ли кто-нибудь эти слова, это было уже не важно. На священном острове звучал голос монаха.

Элвин думал, что чудовища, пребывающие на Ионе, набросятся на него, но они предпочитали держаться на расстоянии. Посматривая на своих товарищей, он начал вечернюю молитву. Кеннаг, сжимая в руке нож, бежала к нему, ее рыжие волосы развевались на ветру. Другой рукой она прижимала к себе Рататоск и Ровену. Она кричала что-то на бегу, и хотя Элвин не слышал слов, он знал — она хочет, чтобы он не останавливался.

Немного дальше, у белого камня, возле оскверненного монастыря стоял Локи. Его черные волосы тоже терзал ветер, но бог стоял неподвижно, будто вытесанный из камня. Только губы шевелились, повторяя что-то, чего Элвин не слышал.

С неба ударила молния. Она ударила по тварям, если не убив, то хотя бы замедлив их наступление. Элвин понял, что молнии, как и ветер, и воды, подчиняются приказам Локи. Мысль эта была ему неприятна, потому что напомнила о той роли, какую до недавних пор играл этот обманщик. Антихрист, вооруженный всеми силами зла.

Земля снова задрожала, и монах пошатнулся, но продолжал петь, вспоминая ежедневные молитвы, которые повторял почти всю свою жизнь. Знакомые слова придавали сил и успокаивали.

Но эти же самые слова застряли в горле, когда зашевелились монахи.

Мертвые уже двадцать девять дней, они вставали неуклюже. Кеннаг, уже почти добежавшая до Элвина, зацепила одного из них плечом.

Элвин застонал. Несомненно, это дело рук Анджело. Бог воскрешал людей к жизни, но эта пародия на жизнь была насмешкой, оскорблением святого чуда. И тем не менее мертвые монахи пошли не навстречу Элвину, а навстречу его врагам. Объятый ужасом и отвращением, он посмотрел на Локи и увидел на его лице мрачную усмешку.

Иисус воскрешал мертвых. Антихрист мог только оживить их.

— Продолжай петь! — донесся до него слабый голос Кеннаг.

Сглотнув подступивший к горлу комок, Элвин запел. Слезы ужаса и страха катились из глаз, но он упрямо повторял слова молитвы.

Боже Милостивый, доколе же?..

— Если хочешь, все закончится прямо сейчас, — произнес чей-то голос над самым его ухом. Тихий, вкрадчивый, сладкий и звучный.

Элвин повернулся, застигнутый врасплох, и увидел стоящего рядом Анджело. Такой же красивый, каким помнил его Элвин с первой встречи, недоступный ветрам и жару, опалявшему остров.

Монах застонал и отшатнулся. Ужас подавил его волю и заставил замолчать.

— Правильно, — одобрительно молвил Анджело. — Тебе не надо ничего делать — просто не делай ничего. Это ведь так легко, не так ли?

Элвин кивнул. Горло его болело. Ему не хотелось петь. И слова куда-то ушли…

— Не слушай его, Элвин! — Подоспевшая Кеннаг схватила его за руку и дернула изо всех сил. — Разве ты не знаешь, кто это? Разве не понимаешь, что ему нужно?

Элвин тупо смотрел на нее. Кеннаг повернулась к Анджело.

— Ты не можешь просто убить нас, — прохрипела она. — Ты даже не можешь заставить нас замолчать. Таково пророчество. Мы Свидетели и не погибнем, пока Зверь из бездны не возьмет нас!

— Глупое дитя, — пробормотал Анджело и покачал головой, как нежный отец, разговаривающий с беспутной дочерью. — Я — Зверь из бездны, и я пришел за вами!

Кеннаг побледнела.

— Это ложь, Кеннаг. — Голос принадлежал Недди, висящему в воздухе в нескольких футах над землей. — Он не может убить тебя, Элвин. Не может принудить тебя замолчать. Не дай себя одурачить! Пой!

Элвин чувствовал себя так, слово его засыпало снегом. Голоса доходили до его ушей, он понимал слова, но звуки были очень слабыми. Он не ощущал ни ветра, ни тепла и едва сознавал, что Аоки и его дети из последних сил сдерживают наступающих чудовищ. Его взгляд был прикован к ангельски прекрасному созданию, а в голове билась только одна мысль: «Я не хочу петь».

— Что они предложили тебе, Элвин? — Голос Анджело звучал явственно, чисто и сильно. — Спасение мира? А что этот мир сделал для тебя? Или что он сделал с тобой? Кто ты? Заурядный монах, затурканный и увечный?

Слова Анджело словно сочились пренебрежением. Он шагнул вперед, и Элвин ощутил сладкий аромат роз и меда.

— Я могу предложить тебе место в моем новом мире.

Его дыхание пьянило Элвина. Монах закрыл глаза. Он уже не слышал голосов Кеннаг и Недди. Только Анджело говорил с ним.

— Хочешь Кеннаг? Я могу дать ее тебе. Хочешь власти? Хочешь быть почитаемым, как Вульфстан? — Анджело щелкнул пальцами: — Готово?

Элвин сглотнул и открыл глаза.

— Я видел такие соблазны, — проговорил он. — Я одолел их. Ты не можешь предложить мне ничего такого, что заставило бы меня перейти на твою сторону.

— А? — Анджело остался на месте, но его лицо расплылось в улыбке. — Уверен? Ты настолько в этом уверен?

Он наклонился и дотронулся до руки Элвина.

— Я могу исцелить твое увечье.

Элвин застыл. Рука потеплела, ожила. Он посмотрел на нее — его безжизненная, сухая рука стала сильной и крепкой. И пальцы уже не крючились, как серые, неживые прутики. Это была рука мужчины, полная сил и здоровья, рука, способная двигаться, прикасаться, ласкать и… Он сжал пальцы. Невероятно — получился кулак. Слезы наполнили его глаза и хлынули по щекам. Он перестал быть увечным. Никогда еще он не ощущал себя таким сильным, крепким, здоровым и полноценным. Он просил Бога исцелить его руку, часами стоял на коленях, прося прощения за неведомый грех, ставший для него проклятием. Бог не услышал. Услышал Анджело.

— Пой!

Голос Кеннаг, резкий, неприятный, как карканье вороны, резанул слух. Не обращая на нее внимания, Элвин упал на колени, разглядывая свою новую прекрасную руку. Он дотронулся до нее пальцами правой руки и ощутил — ощутил! — легкое прикосновение.

Анджело ухмыльнулся и резко махнул рукой. Краем глаза Элвин видел, как Кеннаг подняло в воздух и отбросило на несколько ярдов. Он не видел, куда и как она упала. Ему было все равно. Все его внимание занимала рука. Элвин рассмеялся.

Бури бушевали вокруг монаха. Демоны и боги сражались из последних сил, но он не думал о них.

Что-то белое появилось перед ним. Ровена?.. Прежде чем Элвин успел сообразить, что она делает, кошка набросилась на его замечательную левую руку и впилась в нее когтями и зубами. Боль пронзила его. Объятый ужасом, Элвин закричал и сбросил животное на землю. Однако Ровена тут же повторила атаку и перед тем, как вонзить в его плоть когти, промяукала:

— Пой!

Проклятая, несносная кошка! Она терзала его чудесную, сказочную, совершенную руку! Она грызла и царапала ее! Рвала кожу! Не сознавая, что делает, Элвин вскочил на ноги и подбежал к ближайшему камню. Крича от гнева и ярости, он обрушил руку с кошкой на камень. Еще раз! И еще! Что-то хрустнуло, и Ровена обмякла. Элвин выпрямился, стряхнул безвольное тельце и прижал окровавленную руку к груди, бормоча какие-то слова утешения, словно разговаривал с обиженным ребенком.

Он поднял голову, и его взгляд натолкнулся на что-то маленькое, белое и красное. Элвин мигнул, отгоняя слезы, и вдруг понял, что это за комочек. Ровена! Он убил Ровену!

Она напала на него, чтобы отвлечь, напомнить о битве. А он взял и убил ее своей новой, дьявольски сильной и красивой рукой.

Неужели все свелось к этому? Неужели судьба мира может зависеть от трогательного желания какого-то монаха иметь здоровую руку?

Под белым тельцем мертвой кошки расползалось темное кровавое пятно.

Так вот для чего ему эта рука? Чтобы убить ею верного друга? Чтобы отбросить все, во что он верил, за что дрался, и отдать мир во власть Сатаны?

Нет!

Комок, застывший в горле, грозил перекрыть его голос, но Элвин справился с ним. Сначала он смог только пискнуть, однако тут же набрал воздуху и запел во всю силу. Сжав кулаки, он воздел руки к Небесам, которых не видел, но в которые верил, и возвысил свой окрепший голос.

— Молчи, монах! — сорвался на крик Анджело. — Молчи, монах! МОЛЧИ!

Элвин не желал молчать. Он пел ради Кеннаг, сильной и отважной, ради Валаама, доброго и надежного, ради Рататоск и чудесной лошади эльфов, оказавшейся богиней. Ради Недди, несчастного юноши. Но прежде всего он пел ради Ровены, друга и спутника, отдавшей жизнь за то, чтобы наступил вот этот миг. Он не мог подвести ее.

Анджело метался вокруг монаха, пританцовывая, как рассерженный хищник, и его человеческое тело принимало недоступные человеку позы. Дважды он протягивал руки, словно для того чтобы задушить Элвина, и дважды отступал, разъяренно рыча.

И, наконец, что-то будто сломалось в нем. Глаза погрузились в глазницы, рот открылся так широко, как если бы он хотел проглотить весь мир. Голос, глубокий, звучный, невозможный для человеческого горла, вырвался изнутри и ударил в Элвина.

— ЕСЛИ Я ПАДУ, ТО И ТЫ ПАДЕШЬ ВМЕСТЕ СО МНОЙ!

Прекрасное человеческое тело, которое Анджело носил, как носит нелепый наряд уличный комедиант, треснуло и раскололось на тысячи ярких кусочков. Уродливая темная тень рванулась из этой лопнувшей оболочки. Тень издала душераздирающий вопль, и из ее мерцающих глаз ударил луч красного цвета, направленный в грудь Элвина.

— ВОЗМЕЗДИЕ!

Этот крик вышел из человеческого горла, но голос принадлежал богу. С невероятной быстротой — от чего Элвину он показался всего лишь пятном — Локи метнулся вперед и встал между монахом и смертоносной стрелой.

Кеннаг взвизгнула.

Локи изогнулся и пошатнулся, его красивое лицо исказила гримаса агонии. В следующее мгновение он упал. Элвин почувствовал едкий запах обожженной плоти и увидел громадную дыру в груди рухнувшего бога. Но петь он не перестал.

Рев ярости и отчаяния заставил Элвина взглянуть на Анджело, точнее, на то, что было им. Тварь собралась, готовясь нанести последний удар.

Элвин закрыл глаза и воззвал к Богу.

Существо покачнулось. Его жуткое лицо перекосилось от гнева, дикой злобы и боли.

— Нет, — завыло оно. — НЕТ! Я не уступлю! Я не…

Яркая, слепящая вспышка, сопровождаемая оглушительным взрывом, заставила его зажмуриться. Земля покачнулась и вздыбилась. Элвин упал. Хватая ртом воздух, он все же приподнялся и посмотрел на врага.

Демон исчез. На том месте, где он стоял, горела обугленная земля.

В уши Элвина словно набилась горячая сажа, но в них еще звучал его собственный хриплый, но необыкновенно сильный голос. Других звуков не было. Океан застыл. Водяной вал, воздвигнутый Анджело, опал, и даже волны, тысячелетиями накатывавшие на берег, остановились. Во всем мире звучал лишь надтреснутый голос Элвина — хрупкая мелодия на фоне непостижимого покоя.

Его голос дрогнул и тоже умолк. Теперь монах слышал лишь биение сердца в изнуренной груди.

Тишина, полная тишина: безмолвие, неизвестное с начала мира.

Последний знак, о котором говорилось в пророчестве Откровения — безмолвие на небе.

Победа… или поражение?

ГЛАВА 25

Безмолвие снизошло, как нечто физическое, и все существа на земле, в воздухе и под землей замерли на мгновение. Тишина была плотной, как та, которая царила до Сотворения мира.

Затем мертвые, принужденные ходить и сражаться вместо того, чтобы, как и должно, покоиться с миром, упали на землю. Сила, оживившая их, исчезла. Они снова стали трупами, не больше и не меньше. Вороны взмахнули крыльями и продолжили полет, снижаясь кругами и опускаясь на землю, предлагавшую им роскошный пир.

Чудовищные твари, вызванные темными силами, прекратили охоту и отступили. Они растворились в тенях, в расщелинах скал и пещерах, вернулись в кошмары и тьму, чтобы выйти оттуда, когда их призовут.

Четыре всадника, восседавшие на вороном, белом, рыжем и бледном конях, оглядели открывшуюся их взору сцену. Не произнося ни слова, они развернули коней и медленно покинули поле битвы. Их роли сыграны. Никогда больше не скакать им по поверхности этого мира. Прекрасные лица людей, ангелов и эльфов озарились несмелыми улыбками. Сыны Потерянного Племени обнялись и расплакались, а тепло их объятий коснулось духов ветра и воды и тех божественных существ, которые с одинаковой страстью любили и Бога, и людей.

Год завершился. Страх ушел. Свидетели победили.

Звук осторожно и медленно, как дыхание ребенка, возвратился в мир Элвина.

Сначала это был шорох волн, набегавших на берег острова, потом далекий крик чаек, затем тихий ветерок, гладивший его лицо и игравший волосами.

Он услышал шаги по песку и, повернувшись, увидел стоявшую рядом Кеннаг. Не говоря ни слова, она взяла его руку — правую руку — и пожала ее. Слезы подступили к его глазам, и Элвин ответил таким же крепким пожатием.

Не зная, что ищут, они обратили лица к небу. Смеющийся ветер хорошо справился со своей задачей и разогнал остатки дыма и тьмы. Из-за отвратительно грязного облака выплыла луна, белая и чистая, ее мягкий свет заполнил небеса, уже украшенные помигивающими звездами. Элвин подумал, что никогда не видел ничего прекраснее.

А потом послышалось пение.

Голоса лились сверху и со всех сторон, хотя Элвин не видел поющих. Ничего более сладкозвучного он не слышал, хотя голос Кеннаг звучал похоже. Элвин не понимал слов, но это и не требовалось.

Хвала Господу… аллилуйя.

Кеннаг тихонько дернула его за руку. Он повернулся — ее милое лицо, залитое лунным светом, было прекрасно, и слезы катились по нему. Ему еще не приходилось видеть ее плачущей, но сейчас она дала волю слезам и не стеснялась их.

— Ты видишь? — прошептала Кеннаг.

Ее лицо словно светилось, а на губах играла улыбка ребенка.

— Нет, — негромко и почтительно ответил он. — У меня нет твоего дара.

Они кивнула и, утерев слезы, прикоснулась влажными пальцами к глазам Элвина.

— Раздели его со мной, мой друг.

Элвин моргнул и увидел то, что видела Кеннаг. Красота увиденного потрясла его. Небо заполнили ангелы в сияющих удивительных одеждах, с невыразимо ясными лицами. Они светились любовью, порхая и распевая на переполненном небе.

На земле тоже появились подобные им. Король и Королева Эльфов, столь же ангельски прекрасноликие, с переливающимися на свету коронами, шли навстречу Элвину. Вместе с ними была и необыкновенной красоты девушка с длинными струящимися волосами, в зеленом, влажно-блестящем платье.

— Вы справились, Дочь Магии и Сын Единого. Вы выполнили свою задачу. Знайте же, что здесь, сегодня, вы спасли множество миров, потому как есть многообразие в понимании и появлении божественного, так есть и многообразие миров. Мы рады возможности поблагодарить вас и попрощаться.

— Попрощаться? — Голос Кеннаг дрогнул, и Элвин ощутил ее боль. — Но… но мы же победили! Мы спасли ваш мир! Эйрет, как же твой колодец?

— Вы спасли наш мир от уничтожения, от чуждого вторжения, — ответила девушка голосом, похожим на журчание ручья. — Вы сохранили его целостность. Мой колодец тоже очистился от скверны. Но ничто и никто, даже Свидетели, не могут помешать уйти тому, чье время прошло.

— Нет, — запротестовал Элвин. Он не собирался говорить. Все это было из оживших легенд Кеннаг: ее боги, ее народ. Не его. Но при мысли о том, что земля лишится такой красоты, ему стало не по себе. — Многие еще не знают о вас… пожалуйста, вы можете научить нас…

— У тебя доброе сердце, христианин, — сказал король. Его улыбка лучилась добротой, хотя в глазах стояла печаль. Элвин видел, как меняется их цвет. С голубого на зеленый, с зеленого на карий. — Но ты еще не понял, что в этом нет трагедии. Такова естественная эволюция всех миров. Наше время ушло. На земле больше нет места магии холмов и ручьев. Другие верования встают, другие мысли рождаются. И это тоже проявление божественного. Вот что вы спасли, дорогие мои. Вы дали миру шанс идти дальше.

Кеннаг тихонько всхлипнула. Они еще раз улыбнулись ей, уважительно поклонились Элвину и скрылись в волнах. За ними, танцуя и смеясь, последовал весь народ эльфов. Исчезли ли они навеки или просто изменились, трансформировались в нечто более эфемерное, волшебное? Элвин надеялся на второе.

— Их нет, — сказала Кеннаг. — Слезы… я больше ничего не вижу. Слезы смыли мазь. Мой дар исчез.

— Я не видел, чтобы ты плакала раньше, — мягко сказал Элвин.

— Не могла… после той ужасной ночи, — вздыхая, ответила она. — Теперь все прошло, и магия, и боль. Все прошло.

Что-то белесое появилось перед ними.

— Недди! — воскликнул Элвин. — Ты оставался сильным, когда я ослаб. Спасибо.

Недди улыбнулся:

— Спасибо вам обоим. Тот, кто отобрал у меня жизнь, побежден. Все его планы рухнули. Теперь у меня нет причин задерживаться здесь. Настал час уйти.

— Ох, Недди, — прошептала Кеннаг. — Я буду скучать по тебе.

— И я по тебе, Кеннаг. Если бы только… — Он оборвал себя и усмехнулся. — Вы только послушайте. Говорю как мужчина, а не как дух. Мне еще многому надо научиться.

Он повернулся и отошел к камню. Там, на песке, все еще лежало что-то маленькое, белое и красное. Пристыженный и виноватый, Элвин отвернулся. Его рука осталась такой же, как была, безжизненной и бесчувственной. Тот, кто дал ей жизнь, забрал эту жизнь с собой, исчезая навсегда. Элвин не чувствовал больше физической боли от когтей Ровены, вонзившихся в его плоть, когда животное предприняло отчаянную попытку отвлечь его от дьявольского соблазна. Но боль в сердце не проходила.

— Элвин, — негромко позвал монаха Недди, и юноша со вздохом поднял голову. — Смотри.

Чудеса не кончились, и то, которое увидел Элвин теперь, наполнило его восхищением, радостью и надеждой. Бледная, прозрачная тень отделилась от бесчувственного тельца Ровены и, урча, вспрыгнула на руки короля-мученика. Недди прижал ее к себе, потерся щекой о ее мех. Элвину вспомнилась их первая встреча. Недди был тогда дружелюбен и ласков, а Ровена в конце концов преодолела страх перед ним.

Ровена, ох, Ровена, я бы отдал все, чтобы повернуть время вспять, исправить то, что сделал…

Призрак мертвой кошки открыл глаза и с нежностью посмотрел на Элвина. Как же так? Ведь это всего лишь животное. У животных нет души… или есть?

— Мой дорогой брат Элвин. — Голос звучал у него в ушах. — Неужели так трудно поверить, что тот, кто отдал жизнь ради спасения всего мира, мог получить душу?

Элвин обернулся и увидел стоящего рядом Михаила. Как и раньше, на нем была простая ряса монаха-бенедиктинца. Все как обычно, но в глазах, спрятанных под надвинутым капюшоном, мелькнуло сияние.

— Нет, — хрипло ответил он, — нет, совсем нетрудно. Только…

— Ты прощен, друг мой, — донесся до него голос Ровены.

Элвин повернулся — Недди и Ровена уже начали таять, растворяться в воздухе.

— Прощен.

— Прощайте, ваше величество, — прошептала Кеннаг. — Да будет покоен ваш сон.

— Прощай, Ровена, — сказал Элвин, не видя уже ни юноши, ни кошки… — Спасибо тебе.

— Локи и его дети тоже ушли, — сообщил Михаил. — Они добровольно вернулись в заточение, пока не придет подлинный час Рагнарёка. Рататоск вернулась на Древо Жизни. Ей есть о чем там порассказать.

Михаил лукаво улыбнулся. Элвин изумленно смотрел на него, пока не вспомнил, что Михаил — ангел-воин. Нежные песнопения не для него. Он из более твердой породы.

— Посох! — воскликнул монах. — Я потерял его… не смог удержать…

— Не бойся, — успокоил его Михаил, и посох появился в его руке. — Создания тьмы могут завладеть священным предметом, но не в состоянии сохранить его.

Он протянул руку, и кольцо Соломона, соскользнув с пальца Элвина, оказалось у него на ладони.

Вот и все. Нет больше ни кольца, ни посоха, ни Второго Зрения, ни волшебных целительных сил. Элвин и Кеннаг стали теми, кем были, простыми смертными, единственными живыми существами, не считая домашних животных, на священном острове.

Подчиняясь внезапному порыву, Элвин повернулся к Кеннаг. Она стояла, молча глядя на него. Они шагнули навстречу друг другу и обнялись. Элвин гладил ее единственной здоровой рукой, вторая висела как плеть. Прижавшись лицом к ее теплой шее, он вдыхал ее запах. Он любил ее. Не со страстью, как любит женщину мужчина… его чувство было глубже. Они перенесли тяготы, неведомые другим смертным. Они все преодолели. Вдвоем. Вместе. Никогда и никто не сможет стать ближе друг к другу, чем они, хотя им и предстояло расстаться навсегда.

Элвин первым разжал объятия, отступил и взял женщину за руку. Ее ладонь коснулась его щеки. Последняя недолгая ласка. Она повернулась и медленно направилась к телу того, кто был ее любовником, а потом принял дух Локи. Она опустилась перед ним на колени, потом осторожно дотронулась до зияющей в его груди черной дыры. Ее пальцы ощупывали его шею, щеки, губы. Потом она закрыла голову руками и заплакала.

Локи пожертвовал своей свободой, чтобы спасти Элвина, спасти мир. Сделав это, он уничтожил Брана. Теперь духу кузнеца просто некуда было вернуться.

Он вспомнил рассказ Кеннаг о видении, в котором ее возлюбленный лежал среди мертвецов на берегу Ионы в окружении убитых монахов. Второе Зрение не обмануло.

Сладкоголосый хор ангелов начал стихать. Только Михаил, подойдя к монаху, почтительно молчал и ждал. Поймав взгляд Элвина, он заговорил.

— У тебя была нелегкая задача, Элвин. Мы все это знали. Мы не могли вмешиваться и надеялись только на то, что вам достанет смелости и мудрости остановить Врага. Вы нашли это в себе.

— Смелой была она, — сказал Элвин, не спуская глаз с Кеннаг, оплакивающей мертвого любимого. — Ровена была смелой. Я едва не подвел вас всех.

— Но не подвел, — сказал Михаил. — Ты победил. Ты снискал благодарность всего человечества, Элвин из монастыря святого Эйдана. И в знак благодарности я наделен властью дать тебе то, о чем ты молил Бога.

Элвин вдруг снова почувствовал свою левую руку. Царапины, нанесенные когтями Ровены, исчезли. Он стал здоровым и полноценным. Подняв левую руку, Элвин дотронулся до нее правой.

Он взглянул на Михаила.

— Еще одно испытание?

Михаил улыбнулся и покачал головой:

— Нет, друг Элвин. Это чудо, ответ на твои долгие молитвы. Бог милостив.

Монах медленно поднял левую руку и прижал к груди. Этой рукой он убил Ровену. Он положил на нее правую и легонько пожал. Взгляд его сам собой скользнул в сторону Кеннаг. Он видел ее рассерженной, огорченной, смеющейся, отважной. Кеннаг, чья смелость вела его через все испытания…

— Если… если можно, — сказал Элвин. — Я… у меня есть другая просьба.