А может, все это приснилось?

Похороны

...Настал день похорон, — я быстро перепечатывала Никитину статью. — В восемь часов утра доступ к телу Индиры Ганди закрыли. Люди шли круглосуточно пешком из отдаленных штатов, и опоздавшие, усталые и измученные долгой дорогой, толпились на площади.

К половине десятого к Тин Мурти подъехал торжественный эскорт, а к десяти гроб с телом бывшего премьер-министра был возложен на лафет. За орудием, украшенным цветами, тянулась длинная колонна белых «амбассадоров». О маршруте, по которому повезут гроб, было известно заранее, об этом сообщили по радио и телевидению, а план напечатали все газеты.

Вот колонна прошла мимо президентского дворца и вступила на Радж Патх. Несмотря на то, что это самый широкий проспект во всей Азии, нигде нет свободного пространства, везде стоят люди. Путь до места кремации долог, четыре часа. Но именно там, на пути к Красному Форту, хоронят великих индийцев — Махатму Ганди, Джавахарлала Неру. Здесь похоронят и Индиру...»

Посреди огромного поля — я сама видела это перед глазами — установили каменную платформу с возвышением, где произойдет торжественная церемония. Индийцы странно относятся к смерти. Смерть для них так же торжественна и возвышенна, как и рождение. Ведь нередко, умирая, человек освобождается от многих мук и забот. И кто знает, кем или чем станет он в следующем рождении. Зачем горевать заранее?

Вокруг платформы расположены гостевые места. Под солнцем в самое жаркое время дня сидят премьер-министры, короли, королевы, президенты, принцессы и принцы крови, председатели и заместители. Приезжие черным пятном выделяются на огромном белом траурном поле. Как схлестываются два цвета траура! Как противоположны они друг другу — белый, для нас радостный и счастливый, для индийцев — печальный цвет прощания, и черный, мрачный цвет мглы, исстари единственно траурный, а для них — обыкновенный, ничем не примечательный, черный и черный.

Сильные мира сего нетерпеливо обмахиваются веерами и шляпами — великая покойница заставляет себя ждать, чего никогда не делала при жизни, будучи неукоснительно четкой и аккуратной. А гости сидят, как зрители перед помостом, в ожидании страшного, непривычного и совсем не театрального представления. И вот процессия въезжает на поле, и гроб переносят на высокую площадку, на которой уже сложены для костра бревна. Без лишних раздумий служители приступают к делу. Церемонию начинает самый старый гуру с длинными, до пояса, волосами и в одной набедренной повязке. Он бормочет что-то, спешно кланяясь на все стороны света. Кроме него, на платформе много народу, каждый занят делом, и кажется, что готовится грандиозный пир, а не похороны. Один проверяет содержимое глиняных мисочек, другой переливает масло из сосуда в сосуд, третий смотрит, достаточно ли сух сандаловый порошок. И вот главный гуру заканчивает свою затянувшуюся молитву и дает знак. Тотчас гроб обкладывают толстыми розовыми сандаловыми бревнами — сандаловое дерево горит «чище» любого другого. В руки сыну — костер должен зажечь ближайший родственник — гуру передает сандаловую щепку и горшочек масла. Сын встает у изголовья матери, льет масло на бревна и поджигает... Хорошо промасленное дерево быстро воспламеняется. Торжественный костер зажжен. Белая часть траурного поля всколыхнулась и зашептала... Черная — притихла и сжалась...

Служители, специально обученные церемонии сожжения, следят, чтобы костер разгорался равномерно, подливают в огонь молоко, масло, сыплют сандаловый порошок, мелко нарубленные бананы, благовония. Делают свою работу спокойно, безо всяких эмоций. И потом такова традиция древних, а без этой церемонии какой можно обрести покой?

Мучительное торжество продолжается, и оранжевый костер горит любимым цветом Индиры Ганди посреди бело-черного поля, будто само солнце спустилось проститься с ней. И от костра, как от самого солнца, становится невыносимо жарко, и слезы выступают на глазах...