А счастье пахнет лавандой!

5

«Привет! Детки!» Фургон остановился ровно настолько, чтобы сбросить Иви, и с ревом покатил дальше.

— Ты просто дрянь, Саймон, — высказалась Иви на всю пустую улицу, хотя раньше за ней такой привычки не водилось.

Бинг спускался по лестнице дома номер восемнадцать.

— А вот и ты, мерзкий приставала, — сказала Иви; такой привычки за ней тоже раньше не водилось.

— Ты, конечно, хотела сказать: «А вот и ты! О, сексуальнейший и привлекательнейший, который всегда добивается успеха на сексуальном поприще, вместо того чтобы просто о нем мечтать!

— Как поживает мистер Снайл-младший? — поинтересовалась Иви.

— Довольно весело после восьмой «Пина Колады». До слез занудно — после десятой. Хорошо, что во время девятой я успел…

— Лучше бы я не спрашивала.

Иви пулей влетела в дверь прихожей.

— Да, между прочим, позвони своему агенту. Она сказала, что это срочно.

Иви была у телефона уже до того, как Бинг произнес последний слог. Как и все артисты, она ждала этих слов примерно так же, как ждет собака, пока ты открываешь консервы с ее обедом. Голодное желание — не маскируется, оно всепоглощающее и довольно отвратительное.

Нажимая на кнопки, Иви посмотрела на часы. Черт, шесть двадцать. После шести ни один доктор не охарактеризовал бы состояние Мередит как трезвое. «Только, пожалуйста, не читай мне снова лекцию по поводу моего имени», — молила Иви про себя, слушая гудки в трубке.

— «Дэ Винтер Ассошиэйтс». Добрый вечер.

Голос в трубке звучал прямо как на довоенной RADA[5].

— Мередит, это Иви.

— Иви?

— Да, Иви. Не вынуждай меня произносить мою фамилию.

— Я не знаю Иви. Пожалуйста, набирайте правильно номер.

— Мередит, это Иви Крамп. Ты просила меня перезвонить. Ты для меня что-то нашла?

— А как, черт подери, могу я что-то найти для актрисы с таким именем? Пора от него избавиться. Я хочу сказать, неужели ты действительно ощущаешь себя этой чертовой Крамп, дорогая? Вот, например, Рэдгрейв — это имя. Даже с именем Дэнч еще можно жить. Куда ни шло какое-нибудь типа Хейдз, но, дорогая моя, Крамп…

В словарь Мередит все эти острые словечки прочно вошли еще много лет назад, и она обильно снабжала ими свою речь, с кем бы ни разговаривала: будь то старушки, викарии или другие персоны с изнеженным слухом. Даже мамочка прекратила общение с Иви в тот вечер, когда Мередит за кулисами во время пробы повернулась и прокричала резким голосом: «Эта твоя маленькая сучка — просто суперактриса».

— Что ты хотела, Мередит? — спокойно спросила Иви.

— Бог его знает.

За этим последовал звон всяких женских побрякушек и шелест бумаги. Контора Мередит всегда была в таком виде, как будто грабители только что перевернули там все вверх дном, однако хозяйка объясняла, что всегда может отыскать то, что ей надо.

— Ну вот, все нашла. Прослушивание.

Иви подскочила.

— Правда? — прошептала она.

— Гмм… Да, это тебе не просто «сходи-посмотри». Для рекламы.

Иви присела.

— Хорошо.

«Сходи-посмотри» назывались приглашения на участие в массовках. Сотни актеров приглашались кастинг-директором для участия в одной, максимум двух ролях в рекламном ролике. Вам приходилось ждать довольно долго в комнате, битком набитой другими артистами, как нарочно собранными в одном месте, чтобы накалить обстановку. Если окружавшие ее девушки подбирались одна к одной красавицы, Иви сразу же осознавала, что ее шанс получить работу очень невелик, и то начинала приглаживать свои упрямые волосы как послушная девочка, то тянуть свою слишком короткую юбку на коленки, которые вдруг начинали казаться ей похожими на корявые корнеплоды. Если же соперницы оказывались слишком простенькими, она чувствовала себя униженной. За кого это принял ее этот кастинг-директор? За работницу с фабрики? Кроме всего прочего, всегда существовала опасность встретить в толпе знакомое лицо. «О, что ты тут делаешь?» — автоматически спрашивали они друг друга в таком случае, со страхом ожидая ответа. Каждый опасался, что работа другого окажется лучше твоей. Но Детский образовательный театр, насколько знала Иви, не мог оказаться лучше ни одной работы. Он был джокером в действующей колоде.

— С твоими «Привет! Детки!» я все уладила! Они дают тебе выходной! Как тебе это нравится? — вопрошала Мередит с искренностью королевы, спрашивающей размахивающих флажками девочек-скаутов, не зашла ли она слишком далеко.

— Это хороший опыт, — сказала Иви серьезно.

— Опыт хоть куда, почище аборта. Что, понаслаждаешься?

— Конечно.

— Когда театральный агент тебе что-то предлагает, не смотри ему в рот. Как бы скверно он ни выражался.

— Хорошо, хорошо.

За этим последовал оглушающий треск, как будто рухнула полка с картотекой.

— О черт! Этот идиот Барри поставил полку с картотекой прямо наверх. Убить его мало! Пока.

Иви рассмеялась. Что за неподражаемый образ! Этот Барри, ассистент театрального агентства, будучи старше Мередит, лицом походил на невинного школьника. А все это, судя по его же объяснениям, благодаря тому, что с самого 1963 года он ни разу не был трезвым. О его ошибках в конторе ходили легенды, и часто, заглянув туда на минутку, Иви обнаруживала, что Мередит, со сползшими очками и в съехавшем парике, пытается собрать с его костюма содержимое чайного подноса или старается вызволить его из запертого шкафа. Одной из причин, по которой Рождественские вечера «Дэ Винтер Ассошиэйтс» пользовались такой популярностью, было сумасшедшее желание каждого посмотреть, что Барри выкинет на этот раз. Любимый анекдот большинства клиентов был связан с эпизодом, когда Барри, в панталонах (причем не своих!) и в одном носке, рассказывал Шекспировские сонеты. Но Иви отдавала предпочтение Рождеству 1999-го, когда любимец публики пытался свести счеты с жизнью при помощи пустого стэплера.

Оглядевшись как следует, Иви решила, что их этаж выглядит помолодевшим. Гостиная теперь была наполовину белой. Она прошла в кухню. К сожалению, все еще бордовую. Мысль о тостах с сыром показалась ей неплохой, и она вступила в схватку с допотопным грилем. Он в конце концов сдался. На гриле красовался листок бумаги с надписью «ИЗВИНИСЬ ПЕРЕД КЭРОЛАЙН», выведенной Бингом небрежным почерком.

Повздыхав, Иви все-таки распрямила плечи. Это необходимо сделать. А что, если грубиянка захлопнет дверь у нее перед носом? «А я возьму с собой бутылку вина», — подумала она. Никто не захлопывает дверь перед бутылкой вина. Она вспомнила про Милли. Нужно ей тоже взять что-нибудь вкусненькое. Что же любят дети? Несмотря на существование двух племянников-близнецов, у Иви с детьми было очень мало общего. Она в отчаянии оглядела кухню. Кусочек сыра? Кусочек булочки? Ах! На столе остался любимый напиток Милли. Отлично!

— Кто там? — Голос за дверью квартиры «В» звучал ни на йоту менее агрессивно, чем вчера вечером.

— Иви. — Никакого ответа. — С мирным предложением.

Через пару стуков дверь приоткрылась на маленькую щелочку.

— Гммм… Опять это дурацкое вино. — Однако дверь открылась полностью.

Войти в квартиру «В» означало вступить в малышкино королевство. Игрушки ярких цветов разбросаны по всему полу, в ванной виднеется череда крошечных платьиц и колготок, сохнущих на веревке, и через все это со скоростью, которой никак невозможно ожидать от такого крошечного существа, на четвереньках мчится Милли.

— Правда она всегда смеется? — спросила Иви, присаживаясь возле нее на корточки и улыбаясь.

— Можно посмеяться, когда у тебя нет проблем, — парировала Кэролайн, проходя в крошечную кухню. — Кофе?

Иви была слегка разочарована оттого, что ей не предложили ее же собственного вина, но постаралась этого не показывать.

— Не может быть! — воскликнула Иви, оглядываясь вокруг. — Эта кухня как новенькая!

Аккуратненькие буфеты из светлого дерева, весь набор электроприборов и блестящая хромированная плита очень сильно отличались от примитивных кухонных принадлежностей нижнего этажа.

— Это все Белл. — Кэролайн была не из тех, кто перегружает вас информацией, однако она добавила: — Она считала, что для Милли хорошо, если у меня будет такая кухня…

А сама при этом обходилась старой. Устроившись на протертом диване посреди моря игрушечных рыб, Иви приступила к речи, которую она наспех приготовила, пока поднималась по лестнице.

— Я пришла извиниться за вчерашнюю грубость. Я немного перенервничала из-за всей этой ответственности за дом и за жильцов, которая внезапно на меня свалилась, и, наверно, из-за этого выпила лишнего. Если вам не хотелось выпить за Белл, это ваше личное дело. — Иви немного помолчала и затем добавила: — Щедрость Белл очень много для меня значит, и я знаю, как она заботилась о своих постояльцах. — В конце концов, проглотив подступавший к горлу комок, она произнесла: — Очень сожалею о происшедшем. Кэролайн, давай начнем все сначала?

Кэролайн смотрела куда-то в пространство — в излюбленной своей манере — и после громкого причмокивания произнесла:

— Что ж не начать? Давай.

Милли в это время вела серьезные деловые переговоры по игрушечному телефону. Она была просто прекрасна.

— Да. Она для меня — все.

Кэролайн тут же опустила глаза в кружку, обеспокоенная собственной чрезмерной откровенностью.

Иви, которой вся жизнь представлялась одним длинным сериалом, ужасно хотелось узнать, где же Миллин папа и почему Кэролайн воспитывала дочку без его участия, но из-за болезненной обидчивости Кэролайн приходилось довольствоваться безобидными общими вопросами. К сожалению, и они не встречали особого отклика.

— Откуда у тебя такой акцент? — спросила Иви и, почувствовав недовольство, поспешила с оправданиями: — Мне часто по работе приходится добиваться естественного акцента, поэтому я всегда проявляю интерес к подобным вещам.

— Из Бери.

Односложные ответы были коньком Кэролайн, даже при том, что «р» она произносила весьма специфически.

— Что заставило тебя приехать в Лондон? Наверно, в Бери очень хорошо.

Иви не способна была отличить Бери[6] от Венеции или от любого захолустья подобного рода. Для нее вся остальная Великобритания казалась просто яркими задворками Лондона, заселенными танцорами в народных костюмах и продавцами лаванды. По ее представлениям, по улицам Бери бродили львы, а излюбленным блюдом местного населения было китовое мясо.

— Неужели тебе так нужны эти акценты для работы?

Кэролайн вела себя на самую капельку менее агрессивно, чем фашистский диктатор с местным населением. Достучаться до нее было не так-то легко.

— Нет, просто интересно. — Иви оставалась доброжелательной. — А твоя семья все еще там?

— Вся моя семья умерла.

Тупик, в который зашел их разговор, был прямо великолепен. Иви потерпела крах.

— О Боже. Я очень тебе сочувствую, Кэролайн. — Ничего удивительного в том, что бедняжка не желает об этом говорить.

Никакой попытки ослабить напряжение со стороны Кэролайн не последовало. Она просто сидела на краю дивана и дула на свой кофе.

Минутку или две Иви поерзала на месте, дожидаясь, пока малиновая краска сойдет с ее лица, затем поднялась и сказала:

— Пойду вниз, приготовлю обед. Завтра у меня прослушивание.

— Правда… — После этого слова Кэролайн забыла поставить вопросительный знак.

Иви попятилась к двери.

— Ну вот, начали все по-новому… Если что-нибудь понадобится, стучи прямо в мою дверь… ну если действительно что-то нужно… Знаешь, сантехник, например… — Иви судорожно пыталась вспомнить, что же еще может понадобиться. «Чушь собачья!» — едва не прокричала она, поняв, что никак не может показать себя человеком практичным, который знает, какие неполадки могут случиться в хозяйстве.

— Не поступай так с моей дочерью, — ровным голосом предупредила Кэролайн.

Иви обернулась и увидела рядом с собой Милли, выжидательно протягивающую ей ручку.

— Ах, ты пойдешь со мной до двери? — Иви старалась казаться обрадованной, но на самом деле она никогда не умела обращаться с детьми. Не понимала, в чем причина. Была, конечно, надежда, что в один прекрасный день ее материнские чувства заявят о себе, но пока дети казались ей обузой. С ними не выпьешь, спать они ложатся до смешного рано, их шутки примитивны. Неуклюже обняв Милли, она взяла ее на руки. Боже, какой же тяжелой оказалась Милли! Можно подумать, у нее кирпичи в подгузниках!

А вот пахла она здорово. А смешной поцелуй, с которым девочка прильнула к ее щеке, оказался на удивление приятен. Иви улыбнулась своей пассажирке, которая к динамике совместного движения сразу же приспособилась лучше, чем сама Иви, и удобно пристроилась у нее на руках, совсем как коала на эвкалиптовом дереве.

— Все, мы уходим!

О существовании голоса, которым Иви произнесла сейчас эту фразу, она сама раньше и не подозревала. Это было похоже на «Цирк приехал в детский сад» в 1973-м. Кэролайн последовала за ними, по-видимому, чтобы убедиться, что Иви не покалечит ее дочь, пока дойдет до двери.

— Ну, пока.

Иви вернула Милли маме. Впервые до нее дошло, как они похожи. Это сходство никак не распространялось на одежду. Кэролайн была в своей обычной темной униформе, состоявшей из выцветших черных джинсов и такой же выцветшей черной футболки, тогда как Милли вся была облачена в чистенькую, отглаженную льняную одежду. Ее маленькие носочки были ослепительно белы и отделаны таким же полосатым материалом, из которого был сшит весь ее наряд. Смешные темные кудряшки завязаны сзади ленточкой. Голубой ленточкой с улыбающимися желтыми мордашками…

В резюме говорилось: «Молодая, беззаботная, игривая». Осмотрев себя в зеркале, Иви осталась довольна: белые брюки и кофта небесно-голубого цвета создавали ощущение молодости, беззаботности, игривости. Но после сорокапятиминутной поездки в переполненном, то и дело застревающем поезде метро, которое предоставляло те же чувственные наслаждения, что и посещение сауны в каком-нибудь приюте девятнадцатого века, она пробиралась через Сохо, чувствуя себя убийственно уставшей и старой.

Иви вышла из дома с большим запасом времени, но теперь все равно опаздывала. Неожиданно эта пустяковая работа стала казаться ей чуть ли не наградой. Еще вчера вечером, лежа в кровати, она смотрела на это предложение, как на простую рекламу собачьих консервов. Теперь, когда она опаздывала и еще имела шанс провалиться, работа превратилась в РЕКЛАМУ СОБАЧЬИХ КОНСЕРВОВ! С ПОВТОРАМИ!!!

Ох уж эти повторы! Для артиста слово «повторы» звучит музыкой. Через пару месяцев после появления рекламного ролика эти «повторы» (то есть гонорар за них) начинают накручиваться на твой истощившийся банковский счет. Но и они тоже, бывает, то накручиваются, то текут тоненькой струйкой, а то просто застревают на подходе. Вознаграждения бывают самые разные, случаются и такие, которые прямо-таки ошеломляют. Так что за актерским презрением к участию в рекламных роликах стоит судорожный, с трудом скрываемый интерес к денежкам, которые за них можно получить. Мередит всегда изъяснялась туманно на этот счет, и ее женское непостоянство проявлялось именно в этом вопросе, поэтому догадаться, что было хорошим, а что плохим признаком, было просто невозможно.

Остановившись, чтобы хоть немного остыть перед входом в Зеленый зал, Иви с радостью заметила, что опоздала всего на пять минут. Она пригладила волосы, которые очень плохо перенесли длительное пребывание в доведенной до белого каления атмосфере метро среди охваченных паникой разного рода пассажиров. Но волосы вновь встали дыбом, как у кошки, приготовившейся к драке. «Прекратите!» — взмолилась она, но не была услышана.

К счастью, в зале ожидания работали кондиционеры. Тридцать девушек, примерно ее возраста, в напряжении ждали своей участи. Некоторые были очень симпатичные, другие простоватого вида, но кому отдаст предпочтение рекламное агентство, было неизвестно.

Иви назвала свое имя секретарше, которая господствовала над всеми с видом полного Безразличия и Глубочайшей Тоски (что вполне отвечало нормам поведения секретарш), и уселась на ручку дивана. Она быстро осмотрела комнату и, обнаружив, что здесь (хвала Богу!) нет ни единой знакомой души, облегченно вздохнула.

Но как раз в этот момент дверь распахнулась и вошла Миранда.

Они была знакомы. Если бы у Иви в рюкзаке вместо кошелька, пачки прокладок и старого журнала была винтовка, она скорее бы пустила себе пулю в лоб, нежели стала бы разговаривать с Мирандой. Но в данный момент никакого огнестрельного оружия не имелось, поэтому их диалог развивался в своем обычном традиционном стиле.

МИРАНДА (отбрасывая непослушные льняные локоны, снимая козырек от солнца): Иви! О Боже! Ты выглядишь фантастически!

ИВИ (отбрасывая торчащие, как мочалка, каштановые пряди, снимая солнцезащитные очки): Миранда! Сколько лет, сколько зим! Ты прекрасно выглядишь!

МИРАНДА: Ты похудела?

ИВИ (сквозь сжатые зубы — прекрасно понимая, что со времени их последней встречи она поправилась на семь фунтов): Нет.

ИВИ: Как поживает твой очаровательный поклонник?

МИРАНДА: Мы помолвлены (поблескивает бриллиантами размером с теннисный мяч).

ИВИ: О, великолепно! Я так за тебя счастлива! Вы просто созданы друг для друга.

МИРАНДА: А как у тебя с тем милым артистом, помнишь, с которым ты встречалась (чье имя я не потрудилась запомнить)?

ИВИ: А, с тем. Все получилось довольно забавно (было смешнее, когда новичок-косметолог удалял ей воском волосы на ногах).

МИРАНДА: Бывает. (Чего и следовало ожидать.) Ты работаешь?

ИВИ: О да. А ты?

МИРАНДА: Так, кое-что крошечное. (Останавливается перед главным ударом.) Новый фильм Хью Гранта. Три строчки. Крупным планом.

ИВИ (подавляя в себе страстное желание закричать: «Я тебя ненавижу!» и ударить Миранду головой о стену): Великолепно! Вот это я понимаю!

МИРАНДА: Да, это помогло мне найти агента в LA[7], а это уже кое-что. А ты что делаешь?

ИВИ: Все время разъезжаю. Знаешь, такие маленькие остроумные новые пьески… Стоппард.

МИРАНДА: Боже, ты серьезно?

ИВИ: Вполне. (Она не поясняет, что это шуточный Стоппард, надуманная аллегория, со смешным мехом.)

Иви вызвали раньше, чем она успела углубиться в эту веселенькую тему.

Комната прослушиваний была маленькой, пустой и длинной, со стулом в тюремном стиле, поставленным у одной стены. На него были направлены осветительные приборы, видеокамера на треноге и внимание троих мужчин, разместившихся на трех других стульях. Один из них, бородатый, лысый, в модных брюках, поднялся и устало произнес:

— Я — Грег, директор. Садитесь, пожалуйста, и расскажите нам что-нибудь.

Иви послушно уселась на стул, стараясь выглядеть профессионально и как можно непринужденнее. Представляя себя молодой, беззаботной и игривой, она сказала в камеру:

— Я, Иви Крамп, представляю Мередит дэ Винтер из «Мередит дэ Винтер Ассошиэйтс».

— Ясно. — Грег вел себя как человек, который последние сорок лет ждал на остановке свой автобус. — Вы видели сценарий?

— О Боже. Конечно же, нет! — Иви не любила испытывать чужое терпение, но сейчас замять дело было просто невозможно.

— Господи! — Грег обратил взор к небесам. Точнее, к полистироловым плиткам потолка. — Дайте же девочке сценарий, хоть кто-нибудь!

Грег все бубнил и бубнил:

— Отлично, ты играешь «Женщину». «Мужчину» уже выбрали, это будет Дэн. Ты оставайся на месте, а Дэн будет читать с тобой из-за кадра. Идет?

— О да… Да.

Иви можно было простить за такой рассеянный ответ: когда Дэн поднялся, улыбаясь, из темного угла комнаты, его облик можно было соотнести разве что с небесным хором, поющим под аккомпанемент арф.

Дэн был… в общем, сказать о нем «красивый» — значило не сказать ничего. Просто все писатели отбросили бы ручки и, не в силах описать его, признали бы свое поражение. Его волосы — действительно как вороново крыло, мужественный подбородок — выточен рукой мастера, глаза — два кусочка неба, и еще — потрясающая улыбка. Обтягивающая его мускулистую грудь белая футболка заставила бы монашку пересмотреть свое решение.

И он сейчас шел к ней.

— Величественное имя, — сказал он, — Крамп. Мне нравится.

Иви не ответила. Она просто смотрела на него во все глаза и могла бы просидеть вот так в полной тишине до самой смерти, если бы Грег не щелкнул пальцами:

— Алло, пожалуйста, включаем мотор!

Впоследствии она не могла вспомнить ни одного слова сценария. Она была слишком занята, представляя себе, как Дэн выглядел бы в ванной.

— Мы дадим вам знать. Будьте доступны с двадцатого по двадцать второе. Мы определимся. И свяжемся с вашим агентом, если вами заинтересуемся. Спасибо, милая, до свидания.

Рука Грега потихоньку развернула ее и выпроводила из комнаты.

Иви пришла в себя. На Арджил-стрит — жара. Перед ней высился белый фасад Палладиума. Бинг. У него же сегодня дневной спектакль. Она найдет убежище в его гримерной.

Окруженная восемью практически совершенными, почти обнаженными, несомненно, склонными к гомосексуализму мужскими телами, Иви сидела на столе и расписывала Бингу со всеми подробностями это прослушивание.

— И теперь я должна, я должна, Я ДОЛЖНА получить эту роль, но, думаю, я недостойна, — закончила она.

— О чем ролик? — спросил Бинг, поправляя свою флуоресцентную зеленую набедренную повязку.

— О собачьих консервах.

— Класс.

— Не цепляйся, ты, мальчик с зеленой повязкой. Я сегодня утром опять решала примеры. Белл брала такую низкую плату за квартиру, что ее вообще едва ли стоило собирать. Нужен крутой поворот, если уж я хочу выполнить все, что мы наметили.

— Не будем говорить о том, чего ты хочешь больше всего, ты уже и так слишком много нам об этом сейчас порассказала. А я-то думал, что после последнего провала ты приняла решение не связываться с артистами.

— Это так, но…

— Потрясающая сила характера. Все как обычно.

Маленьким старым карандашом Бинг нарисовал в уголках глаз по маленькой красной точечке. Затем, как бы следуя дикому зову природы, он и его семеро коллег-хористов упорхнули на сцену для исполнения большого танцевального номера во втором акте. Оставшись одна среди всех этих шнурков, косметики, запаха ног, Иви уже не в первый раз подумала, что это веселье старо как сама жизнь.