А время уходит

Глава 4

Алан Грант, сын покойного Эдварда Гранта, смотрел на свою бывшую жену Карли и изо всех сил старался не выдать закипающего в нем гнева. Их дети, четырехлетний сын и двухлетняя дочка, ощутив, по-видимому, нарастающее в воздухе напряжение, поспешили сбежать в спальню.

Карли кивнула им вслед.

– И где, скажи на милость, мне найти им приют, если меня вышвыривают отсюда? – сердито вопросила она.

Когда-то Карли работала танцовщицей на Бродвее, но серьезная травма – ее сбил на дороге водитель-лихач – положила конец этой карьере. Теперь на поразительно милом личике отражалось не только напряжение из-за постоянных болей в спине, но и бремя финансовых невзгод, ставших неотъемлемой частью повседневного существования.

Ответа на этот вопрос у ее бывшего супруга не нашлось. Защищаясь, он повысил голос и добавил резких ноток:

– Послушай, ты прекрасно знаешь, что, как только процесс закончится, запрет на пользование отцовским наследством будет снят и я получу кучу денег. Бетси, несомненно, отправится в тюрьму, а значит, мне достанется еще и половина того, что он оставил ей по завещанию. У тебя есть богатые друзья. Попроси у них в долг. Пообещай вернуть с процентами.

Алан Грант опустил руку в карман, достал бумажник и бросил на стол кредитную карточку.

– Только что пришла. Заплатили за те фотографии домов в Атланте. На продукты здесь хватит, а к тридцатому я получу еще.

Не попрощавшись с детьми, он вышел из четырехкомнатной квартиры на Западной 89-й улице на Манхэттене, а потом из дома и быстрым шагом направился к центру.

В свои тридцать пять лет Алан поразительно напоминал покойного отца, и средства массовой информации часто отмечали этот факт. Высокий, за шесть футов, с рыжевато-каштановыми волосами и карими глазами, он выглядел именно так, как и положено выглядеть выпускнику престижного, входящего в «Лигу плюща»[1] университета, родившемуся с серебряной ложкой во рту.

Во всем виновата Бетси, размышлял Алан. Они поддерживали хорошие отношения, однако именно Бетси убедила его отца не выписывать сыну чек каждый раз, когда у него случались неприятности, но определить некое ограниченное разумными рамками денежное содержание. «Алан – прекрасный фотограф, – говорила она. – Пусть перестанет изображать из себя плейбоя, займется делом, и он сможет вполне прилично зарабатывать».

Вот тогда отец и перестал оплачивать его счета и ограничил выплаты ежегодным чеком на сто тысяч долларов под Рождество. Денег на всех – себя самого, бывшую жену с двумя детьми и десятилетнего сына бывшей подружки – не хватало.

Гнев понемногу рассасывался. Ничего, размышлял Алан, дело лишь во времени. С Бетси все ясно – никакое жюри присяжных ее не отпустит. Ее положение сильно осложнилось, когда выяснилось, что последние два года перед кончиной отца она тайком встречалась с каким-то парнем. А точнее, с доктором Питером Бенсоном, профессором отделения гуманитарных наук университета Франклина в Филадельфии. Несмотря на усталость, Алан решил, что все в итоге закончится как надо. Надо только набраться терпения.

Браться за новую работу – фотографировать весенние модели для новой дизайнерской фирмы, основанной одной модной знаменитостью, – не хотелось. Но ситуация обязывала.

Быстро повернув на Сентрал-Парк-Уэст в сторону Коламбус-серкл, Алан довольно улыбнулся: из памяти выплыл эпизод, когда отец обрушился на Бетси. Они собрались тогда отметить день рождения этого безумца. Бессмысленная попытка. «Я не могу так больше!» – вырвалось у Бетси, и это слышали все. И в ту же ночь отца убили. А в доме кроме него была только Бетси.

Когда ее признают виновной, претендовать на наследство она уже не сможет и все отцовские денежки, до последнего дайма[2], достанутся ему.

Алан постарался отогнать неприятную мысль и не думать о том, что череп отца раскололся от сильнейшего удара по затылку.