ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ НЕГОСТЕПРИИМСТВО

Душа как волна,

Душа как камень,

И названа,

И безымянна.

Жизнь мчится, круша

Плоть нашу беспечно,

Но вечна душа

В одиночестве вечном.

Стихотворение, которое чья-то рука высекла на одной из валунов Прощального утеса

В ВИСЕЛЬНОМ ЛЕСУ


Всех бесчисленных тайн Острова Полуночи не знал никто. Даже сам Кристофер Тлен. Место это представляло собой настоящий запутанный лабиринт с неправдоподобно высокими черными колоннами скал, бездонными озерами, таинственными пещерами, дремучими лесами, крутыми обрывами и болотистыми равнинами. Остров служил прибежищем множества древних загадочных созданий. Тлен слыхал от кого-то, что любой из страхов, когда-либо сжимавших человеческое сердце, навек обосновался здесь, на Горгоссиуме. Да и куда еще им было податься, как не на этот жуткий Час, когда прошлое от нас ускользает и мы остаемся один на один с непроницаемой тьмой, не зная, что случится в следующие мгновения! Если нам суждено будет их пережить.

Нынешней ночью Тлен неторопливо шагал по своему таинственному и жуткому острову, размышляя о том немногом, что ему удалось увидеть сквозь глаза мотылька, которого он создал из человеческих останков на Прощальном утесе.

Он был свидетелем полета на Веббу Гаснущий День и, разумеется, видел девчонку, как она стояла у края самой высокой башни на Гигантской Голове и разглядывала острова. Он с удовольствием полюбовался гримасой ужаса, которая вдруг исказила прежде безмятежное лицо девицы, когда его творение, направляемое Остовом, приблизилось к ней, чтобы схватить своими цепкими лапами и утащить прочь. После чего начался полет на Остров Полуночи. Все шло как нельзя лучше.

Но тут откуда ни возьмись в небе появились воздушные шары и началась охота на мотылька. Тлен с бессильной яростью наблюдал за приближением этих проклятых летательных аппаратов к его бабочке и вслушивался в свист арбалетных стрел. До него донеслись отчаянные вопли Остова, когда тот приказал бабочке снизиться в надежде уйти от преследования. Но все было напрасно. Одна из стрел попала насекомому в голову, вместилище ее волшебных телепатических способностей. И тотчас же все образы, возникавшие перед мысленным взором Тлена, исчезли без следа.

Судьба мотылька заботила Повелителя Полуночи меньше всего — тот был создан из праха и света и нынче в прах и свет обратился. На Мендельсона он в конечном счете тоже плевать хотел. Единственной, к чьей участи Кристофер Тлен не мог остаться равнодушен, являлась пленница этих двоих, девчонка, похищенная с башни Веббы Гаснущий День.

И хотя в этот раз он увидал ее лишь мельком, к тому же верхняя часть ее лица оказалась закрыта непонятным устройством наподобие живых очков, за эти короткие мгновения он вдруг понял, что каким-то непостижимым образом узнает ее, вспоминает. Она, несомненно, была особым существом, чрезвычайно значительным. Возможно, настолько, что он мог бы даже полюбить ее.

Когда при виде ее у Тлена учащенно забилось сердце, разум напомнил ему об осторожности. Очень уж тяжелые воспоминания оставила однажды пережитая им любовь. Она, того и гляди, сердце разобьет, стоит только отдаться в ее власть, утратив осторожность. Из-за нее можно ощутить такую пустоту, такую безнадежность, что жизни будешь не рад. Все это он вынес не из одних только прочитанных книг, а пережил на собственном опыте.

Тлену хотелось как следует поразмыслить на эту тему, и, вместо того чтобы вернуться к себе в Двенадцатую башню, он решил пройтись по своей любимой тропке Висельного леса. Но не успел он углубиться в чащобу, как образ девчонки из Иноземья, которую он увидел сквозь глаза мотылька на башне Веббы Гаснущий День, оказался вытеснен из его мыслей горькими воспоминаниями о другом необыкновенном создании. И Тлен задумался о той, которая причинила ему столько горя, — о принцессе Боа.

Много лет миновало с тех пор, как она разбила его сердце, но боль и страдания не оставляли его и по сей день. И пусть со временем раны затянулись, от них остались шрамы, которые продолжали его тревожить.

Любые слова казались ему бессильными, чтобы выразить всю прелесть принцессы. Она была исполнена бесконечного очарования, в ней все казалось совершенным — лицо, душа и тело. К тому же она была дочерью короля Клауса, правившего в те времена островами Дня, и в качестве таковой являлась самой подходящей партией для Повелителя Полуночи. Он доходчиво ей это объяснил в своих письмах.

«Если только Вы согласитесь выйти за меня, — писал он, — какое замечательное время, время возрождения, настанет для нашего государства! Вы, любящая Дневные Часы, и я, предпочитающий Ночь, — мы могли бы стать совершенной парой, ведь мы так друг другу подходим. Долгими веками острова вели между собой войны, уносившие множество жизней и перемежавшиеся краткими периодами недоброжелательного перемирия и зловещего затишья, снова неизбежно выливавшихся в открытые сражения, за которыми следовали переговоры, неизменно заходившие в тупик и являвшиеся поводами для новых войн.

Пора положить всему этому конец. Конец войнам, да будет мир! Если бы только Вы соблаговолили выйти за меня, мы провозгласили бы в день нашей свадьбы, что отныне больше не будет вражды между островами Дня и Ночи, что все старые раны будут залечены и наша взаимная любовь станет тому залогом и знаменует собой начало новой эры — Эры Вечной Любви. Те, кто воспротивится примирению, будут разоружены, им волей-неволей придется направить свои усилия в русло созидания. В этот великий день я подарю свободу армии моих многочисленных заплаточников, созданных для защиты Полуночи от врагов. Это станет жестом доброй воли с моей стороны. Осуществив его, я продемонстрирую всему миру, что скорей погибну безоружным, но с любовью в сердце, чем снова возьму в руки меч.

И как только все это свершилось бы, я объявил бы всем, что Вы, одна лишь Вы, — моя вдохновительница на эти добрые деяния. Пресветлая моя принцесса, Вы стали бы той животворящей силой, той любящей душой, которую благословлял бы весь Абарат за то, что Вам удалось усмирить силы зла в самом сердце Полуночи».

Он отправил принцессе Боа много подобных писем, и всякий раз она вежливо на них отвечала, выражая восхищение благородством его чувств и надежду, что «Эра Вечной Любви», о которой он упоминал, когда-нибудь и в самом деле наступит.


«Отец мой, король Клаус, как и мой брат Квиффин советуют мне принять Ваше лестное предложение, — писала принцесса, — но простите меня, милорд, я не уверена, что смогу поступить так, как было бы желательно для всех вас. Если мне не удастся обнаружить в своем сердце той глубины чувства, которой, безусловно, потребовал бы наш с Вами союз, то я вряд ли стану Вам достойной парой. Пожалуйста, не поймите мои слова превратно и не сочтите их невежливой отговоркой. Я всего лишь стараюсь быть искренней во избежание возможного непонимания между Вами и мной».

Это письмо, полное сомнений (оно ведь не содержало в себе безусловного отказа, по крайней мере в самом начале), ввергло его в глубокое горе. Не одну ночь после его прочтения Кристофер Тлен отказывался принимать пищу и никого не желал видеть.

В конце концов он отправил ответ, умоляя принцессу еще раз обдумать его предложение.

«Если Вас смущает мой внешний облик, миледи, — так начал он свое письмо, — да будет он изменен: Бабуля Ветошь обещала, что при помощи всех своих магических знаний и опыта уничтожит те следы горечи и одиночества, каковые оставила на моем лице безжалостная и безрадостная жизнь. Если бы только Вы согласились стать моей — ведь, хотя Вы известили меня, что не питаете ко мне любви, я смею надеяться, что еще смогу заслужить Вашу приязнь, — то Ваш полуночный принц стал бы совсем иным: помолодевшим, обновленным, как бывает со всяким, кто попал во власть любви. Иным я стал бы и в Ваших глазах, и в своих собственных, и, наконец, в глазах всего мира».

Однако никакие его заверения не смогли повлиять на решение принцессы. Он получал от нее исполненные нежности ответы на свои страстные письма, но согласия на брак с ним она не давала. В то же время принцесса воздерживалась и от прямого отказа на его предложение. Возможно, потому лишь, что ее отец был согласен с мнением Тлена о возможности установления мира между островами Дня и Ночи в случае, если этот брак будет заключен. Тем не менее принцесса все упрямилась и заявляла, что не может сказать «да», пока не разрешатся все сомнения, которые ее одолевают.

Она писала Тлену, что ей снятся тревожные сны, которые заставляют ее усомниться в возможности их будущего союза.

Он тотчас же ей ответил, попросив передать ему содержание этих снов.

Принцесса Боа в ответном письме ограничилась общими фразами, заверяя, что сны эти ее пугают и что, хотя она нисколько не сомневается в чистоте помыслов Тлена и благородстве его намерений, ей не под силу изгнать из своего сознания мрачные образы преследующих ее ночных видений.

Тлен продолжал брести по Висельному лесу. Его сопровождали вороны и грифы. Вороны перелетали с дерева на дерево над его головой, грифы передвигались по земле с ним рядом, и между ними то и дело происходили стычки: каждому хотелось притиснуться поближе к Тлену. Он не обращал на птиц никакого внимания, поглощенный своими думами. Тлен вспоминал, скольких трудов стоило ему составление каждого письма к принцессе, как тщательно он подбирал слова, чтобы убедить ее отбросить все страхи, ведь именно рядом с ним она окажется в полной безопасности, порукой чему послужит его бесконечная преданность ей.

«Я сумею Вас защитить, — убеждал он принцессу Боа, — от любой угрозы, истинной или мнимой. Я заслоню Вас, если потребуется, и от самой смерти. А потому можете быть уверены, леди: нет такого демона, на земле ли, в воздухе или в пучине морской, которого Вам надлежит опасаться».

Стоило Тлену отправить принцессе очередное письмо, как начиналось время жесточайшей из пыток — пытки надеждой. А потом неизбежно наступал момент, когда, получив долгожданный ответ, он с замиранием сердца вскрывал конверт дрожащими, непослушными пальцами.

И ответ всегда оказывался не тем, на какой он надеялся.

Он вновь и вновь умолял ее покончить с неопределенностью, положить конец его терзаниям. И однажды, вняв его жалобам, принцесса ясно и недвусмысленно ответила на его предложение. Трудно было бы выразиться точнее.

Она его не любила, не любит и никогда не сможет полюбить.

Едва Тлен прочитал эти строки, как волна ненависти к самому себе захлестнула его с головой. Он чуть не потонул в ней. Уж кому, как не ему, было знать, по какой причине принцесса его отвергла! Ночные кошмары были тут совершенно ни при чем. Все объяснялось гораздо проще.

Она его на дух не выносила.

Именно такова была жестокая, неприглядная правда. Истина без всяких прикрас. Сколь бы изящно ни выразила ее высочество свой отказ, Тлен без труда прочел между строк все то, о чем она умолчала. Для нее он был не более чем гротескной фигурой — урод, чудовище, весь в шрамах, погрязший в мерзости, издерганный ночными кошмарами, смешной и нелепый злодей. И она ненавидела его до глубины души.

Таковы были начало, середина и конец этого неудавшегося сватовства.

Весь во власти тяжелых раздумий, Тлен не заметил, как тропинка привела его в Самую гущу леса, где росли виселицы, посаженные в незапамятные времена чьими-то трудолюбивыми руками. На некоторых еще болтались полусгнившие веревки, а в иных из петель до сих пор каким-то чудом удерживались останки казненных некогда мужчин и женщин. Тела их высохли, как мумии, сохранив предсмертные страдания, рты были широко раскрыты в последнем крике. Вороны и другие падальщики давно уже вырвали и съели их языки и благодаря этому неожиданно получили возможность говорить голосами повешенных. Вот почему поблизости от этого участка леса нередко можно было услышать человеческие речи, вылетавшие из птичьих клювов. Так и теперь падальщики беззаботно переговаривались между собой, покачиваясь на кроваво-алых ветвях, которыми за долгие годы густо обросли все виселицы.

— Ночка в самый раз для повешения, верно я говорю?

— Вот как раз в такую меня и вздернули. Помню, как убивалась бедная моя жена!

— А вот моя нисколько.

— Да ну?

— Так ведь это же из-за нее меня и казнили!

— Ты ее что, прикончил?

— А то! Хлебный пудинг стряпала хуже всех в Тацмагоре!

Повелитель Полуночи рассеянно вслушивался в эту абсурдную и зловещую болтовню, думая о своем. Мысли его вновь обратились к той девушке, которую он мельком увидел глазами мотылька на башне Веббы Гаснущий День. Он почему-то был совершенно уверен, что падение насекомого, несшего ее в лапах и убитого стрелой из арбалета, не причинило ей вреда, что она осталась жива и здорова. А значит, рано или поздно он ее отыщет, встретится с ней.

Смел ли он верить, что судьба забросила в Абарат эту девушку из Иноземья как плату за все страдания, которые он пережил по вине принцессы Боа? Скорее всего, да. Возможно, именно поэтому ему почудилось в ней что-то знакомое: он готов был счесть ее искупительным даром судьбы.

От этой мысли на душе у Тлена стало легче. Он ускорил шаг, чтобы миновать наконец густой лес и выйти к гряде береговых утесов, откуда открывался замечательный вид на острова, лежавшие к западу от Горгоссиума. В том числе и на Веббу Гаснущий День.

Собираясь пересечь одну из мрачных тенистых полян, он едва успел остановиться, чтобы не попасть в поле зрения тюремщиков, двух братьев, Вендиго и Чилека, которые верой и правдой служили ему в одном из его застенков и с некоторых пор враждовали между собой. Они забрели в эту чащу не иначе как для выяснения отношений. Оба были в металлических масках и размахивали тяжелыми шипастыми булавами.

Тлен с усмешкой припомнил, что вражду между братьями, прежде очень друг друга любившими, посеял он сам. Шутки ради, только и всего! Ему было любопытно, сколько времени потребуется семенам ненависти и зависти, чтобы дать в душах этих двоих обильные всходы. Оказалось, совсем немного. Он лишь недавно распустил среди челяди Двенадцатой башни слух о том, что один из братьев стремится выбиться в старшие тюремщики в обход другого. И вот результат: из-за нелепой выдумки эти глупцы готовы поубивать друг друга.

Хоронясь за стволами виселиц, Тлен наслаждался зрелищем сражения, которое вскоре завершилось кровопролитием. Один из братьев, ступив на кучу гнилых листьев, поскользнулся и рухнул на землю. Другой не дал ему взмолиться о пощаде. Он воздел свою булаву и с радостным воплем обрушил ее на противника.

Но победитель недолго радовался своему успеху. Стоило звукам его победного клича стихнуть в неподвижном воздухе, как он, казалось, очнулся от наваждения, вмиг лишившись былой зависти и жажды крови. Он потряс головой и стянул с лица ставшую ненужной маску. И уронил маску и булаву, и рухнул на колени рядом с недвижимым телом брата. Гримаса горя и отчаяния исказила его черты.

Тлен счастливо рассмеялся. Вендиго вскинул голову и стал растерянно всматриваться в окружающий сумрак.

— Кто здесь? — хрипло выкрикнул он.

Этот тоскливый вопль потревожил стаю ворон, которые гнездились у вершин висельных деревьев. Птицы, судя по всему, тоже наблюдали за ходом поединка. Теперь же они принялись летать вокруг несчастного Вендиго, окликая его:

Убийца! Убийца! Убийца!

Он стал отмахиваться от них, но вороны не желали улетать.

Они продолжали сновать у его лица, а некоторые, самые дерзкие, даже запрыгивали ему на голову и злорадно хихикали в самое ухо. Он пытался их ловить, но птицы были проворнее и успевали подняться в воздух прежде, чем ему удавалось дотянуться до их черных жилистых лап. Терзаемый раскаянием, оставшийся один на один со своей безмолвной жертвой, Вендиго бросился ничком на палые листья и горько зарыдал.


Тлен скорым шагом пересек поляну, на которой остались Вендиго с его горем и вороны, которых оно забавляло. Настроение Повелителя Полуночи заметно улучшилось.

С запада подул ветер. Он несся сквозь лес и наигрывал веселые мелодии на полусгнивших зубах висельников, посвистывая, проскальзывал в их пустые глазницы. Старые веревки, на которых болтались повешенные, угрюмо скрипели в такт.

Тлен стянул с руки перчатку и подставил ладонь ветру, по привычке втянув губы. Они у него были сплошь покрыты вертикальными белыми рубцами и оттого походили на обнаженные зубы черепа. Много лет тому назад Бабуля Ветошь, услышав произнесенное им слово «любовь», крепко-накрепко заштопала ему рот и оставила его на несколько дней безмолвным и терзаемым голодом.

Где ты, дитя из Иноземья? — вслух произнес Тлен. Ветер подхватил его слова и унес прочь.

Приди ко мне, — бормотал он, шагая к берегу меж раскачивавшимися мумиями. — Не бойся, я не причиню тебе зла, дитя. Клянусь в этом могилой моей любимой.

И снова ветер завладел его словами. Тлену это и было нужно. Од! надеялся, что они достигнут слуха той, что прислана из Иноземья в дар ему, и она им поверит и выполнит его просьбу.

Приди ко мне, — повторил он, понизив голос до шепота и воображая, как чужеземка внемлет его призывам. Быть может, во сне или в минуту раздумий у берега моря. Того самого, на которое, не мигая, смотрит сейчас он сам.

Ты меня слышишь? Я жду тебя. Приди ко мне. Приди. Приди...

ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ СОЗДАЛ МАЛЫША

Гигантская бабочка, хотя и была мертва, не упала камнем с неба на землю, но продолжала снижаться на своих раскинутых крыльях кругами, как воздушный змей, выскользнувший из воздушного потока. Кэнди что было сил вцепилась в грудь насекомого и повторяла вслух:

— Господи, молю тебя, помоги мне!

Но ее слова уносила ввысь воздушная струя, которая становилась тем сильнее, чем стремительнее делался спуск.

Кэнди мельком взглянула на приближавшуюся землю. К счастью, там, куда им предстояло упасть, не было видно ни каменных насыпей, ни остроконечных горных вершин. Но и мягкой перины, к сожалению, тоже. Под ними простиралась вересковая пустошь, поросшая редкими деревьями.

И тут в довершение ко всему Мендельсон Остов перегнулся через голову и шею мертвой бабочки и принялся что было сил дергать ее сцепленные лапы, чтобы вытряхнуть из них Кэнди. Наверняка он хотел избавить насекомое от лишнего груза. Так у него было бы больше шансов уцелеть. А быть может, чудовище от ужаса просто обезумело и перестало соображать, что творит. Рассуждая здраво, Остов должен был бы беречь Кэнди как зеницу ока. Ведь сам же еще несколько минут назад хвастался, что доставит свою пленницу лорду Тлену любой ценой, а теперь готов ее умертвить, только бы выжить самому.


Мысли эти вихрем пронеслись в голове у Кэнди, с замиранием сердца наблюдавшей за его попытками, которые, однако, оказались для него самого не спасительными, но гибельными: пытаясь высвободить Кэнди из лап мертвой бабочки, Остов не удержался на спине у насекомого и перекувырнулся через огромную голову с застрявшей в ней стрелой. Монстр взвыл от ужаса и, чтобы не свалиться в бездну, едва изловчившись, ухватился за один из бабочкиных усов, за самый его кончик. И тогда под тяжестью его веса брюхом кверху перевернулась сама бабочка. Кэнди по-прежнему находилась в объятиях ее цепких лап, Остов же очутился внизу и, глядя вытаращенными от страха глазами на стремительно несущуюся навстречу землю, громко воззвал о помощи к неведомым богам на языке, которого Кэнди не понимала.

Впрочем, его мольбы возымели не больше эффекта, чем до этого отчаянные призывы Кэнди к Божьему заступничеству. Она слышала, как скребут когти Остова о твердый ус бабочки: он пытался подтянуться повыше, ухватиться за голову насекомого понадежнее, но все было тщетно. Остов громко рыдал от отчаяния и ужаса. Его гибель была делом считанных секунд, и он понимал это не хуже Кэнди. При очередном витке мертвой бабочки сильный порыв ветра швырнул его в сторону, и Остов с громким воплем исчез во тьме, а Кэнди продолжала лежать лицом вверх на брюхе насекомого, по-прежнему стремительно снижавшегося.

Теперь, когда не стало Остова, мертвая бабочка, лишившись части груза, падала медленнее, и в сердце Кэнди затеплилась надежда, что, быть может, им со Спухликом удастся остаться в живых. Она все так же крепко держалась за щетину на груди бабочки. Еще немного, и они со страшной силой ударятся о землю.

Ей очень повезло. Ветер отнес мертвого мотылька прочь от того каменистого участка на острове, над которым свалился Мендельсон, и опустил на кроны деревьев. Тело насекомого спружинило при падении, как если бы угодило в гамак. Послышались протестующий скрип веток и треск сучков, но молодые деревца все же выдержали вес бабочки.

В воздух взметнулась туча оторванных листьев. Кружась, они опускались на лицо и грудь Кэнди. Она лежала, боясь шелохнуться, в ожидании, пока не замрет последнее движение мощного тела под ее спиной, после чего медленно, с величайшей осторожностью перевернулась на живот и взглянула вниз сквозь поскрипывающие ветки.

Поверхность земли оказалась устрашающе далеко — футах в двадцати, не меньше. Чтобы целой и невредимой спуститься на землю, ей придется быть предельно осторожной. Но спуск оказался куда проще, чем поначалу представилось Кэнди. Ветки на деревьях росли так густо, что ей ни разу не пришлось повисать в воздухе, отчаянно выискивая опору для ног. И хотя Кэнди все еще продолжала дрожать от пережитого потрясения, ей удалось благополучно и вдобавок довольно быстро спуститься вниз.

Теперь следовало позаботиться о Спухлике. Кэнди осторожно сняла спрута со своей головы. Бедняжка трепетал всем своим маленьким тельцем. Она как могла попыталась его успокоить:

— Все в порядке. Нам теперь никто и ничто не угрожает.

Но Спухлику, чтобы прийти в себя, было мало ласковых слов. Его следовало как можно скорее поместить в воду. Он провел на голове у Кэнди не меньше часа, и она удивилась про себя тому, что бедняга до сих пор жив.

Кроме того, требовалось разобраться, куда же их занесло. Да, они наконец-то очутились на твердой земле. Но где именно? На каком из островов? Вернее, если подходить к вопросу по-абаратски, на котором из Часов?

Здесь было темно. Темнее, чем на Веббе Гаснущий День, но не намного — так бывает примерно в десять. Десять Вечера, подумала Кэнди. «Выходит, — тут она вспомнила рассказы об островах Сэмюеля Клеппа, — выходит, это не иначе как Остров Простофиль».

В воздухе повеяло прохладой, и легкий бриз донес до слуха Кэнди звуки печальной мелодии. Стараясь не шуметь, она пошла на звук. Вскоре впереди показалась широкая поляна. Музыка лилась из гондол. Как раз в тот момент, когда Кэнди приблизилась к краю спасительной рощицы, два аэростата плавно приземлились не далее чем в пятидесяти футах от опушки. Воздушные шары благополучно доставили охотников на землю. На бортах гондол были укреплены прожекторы, которые тотчас же осветили округу во всех направлениях. Чтобы снова не стать мишенью для этой вооруженной компании, Кэнди сочла за благо отступить немного дальше под прикрытие деревьев и уже оттуда понаблюдать за действиями охотников.

Двери гондол с громким щелчком разъехались в стороны, изнутри выскользнули изящные лестницы, чтобы хозяевам шаров не пришлось прыгать на землю.

Все трое мужчин, очутившиеся вслед за тем на поляне, были одеты одинаково: серые костюмы, белоснежные рубашки, темно-серые лаковые ботинки. Если судить по раболепию, с которым двое охотников пресмыкались перед третьим, этот последний предводительствовал ими, хотя и был не старше своих спутников. Тщедушный коротышка с длинной ярко-рыжей челкой, взирающий на мир недоверчиво сощуренными глазами.

Остальные двое — не иначе как его телохранители — были великанами, ростом раза в полтора выше своего хозяина. Едва ступив на землю, они стали внимательно оглядывать территорию, на которой предстояло находиться их повелителю. Оба были вооружены.

Замыкал эту группу чернокожий человек такого высокого роста, что ему единственному пришлось пригнуться, чтобы выйти из гондолы. На носу у него красовались очки в серебряной оправе, в руках он держал небольшой электронный блокнот, экран которого озарял лоснившуюся кожу его лица пульсирующим светом — то мертвенно-голубым, то бирюзовым, то оранжевым. Чернокожий с напряженным вниманием выслушивал все, что изрекал рыжий коротышка, почтительно кивал и тут же принимался колдовать длинными сноровистыми пальцами над электронным блокнотом.

Человечек с прищуренными глазами успел между тем заметить мотылька в ветвях деревьев и не раздумывая направился в ту сторону. На ходу он громко разглагольствовал.

— Вы когда-нибудь прежде видели живое существо, подобное этому, мистер Берч? — обратился он к чернокожему и, не дожидаясь ответа, повелительно рявкнул одному из телохранителей: — Доггет! Потрудитесь раздобыть надежные крючья и веревки, надо снять оттуда эту тварь. Она украсит собой нашу коллекцию.

— Сию минуту будет исполнено, мистер Пикслер, — рявкнул Доггет и со всех ног бросился выполнять приказание.

«Пикслер? — изумилась Кэнди. — Он назвал этого жалкого коротышку Пикслером? Возможно ли, что такой невзрачный человечек — творец и создатель волшебного города Коммексо?»

— Так что вы на это скажете, Берч? — продолжал допытываться Пикслер у своего чернокожего спутника.

Тот с достоинством приблизился к боссу, который был фута на два ниже его. При этом фигура чернокожего была до того ладной и подтянутой, что даже невыразительный светло-серый костюм сидел на нем элегантно.

— Я тут просмотрел пару глав из «Флоры и фауны островов» Уиллсбергера, но...

— ...не обнаружили там ни словечка о гигантском мотыльке? — полуутвердительно изрек Пикслер, поглаживая чуб, чтобы удостовериться, что тот не потерял форму.

— Именно.

— Меня это нисколько не удивляет. По моему мнению, подобный экземпляр мог быть создан только посредством магии. Да вы взгляните, как быстро она теряет цвет, как он снопами искр вырывается из повреждений на ее теле! Ее сотворили с помощью заклинания, Берч. И очень могущественного. — Пикслер криво улыбнулся. — Потребуется немало времени, чтобы покончить с магической практикой на островах. А заодно и с теорией. Сколько книг нам предстоит сжечь, сколько сверхъестественных существ извести...

Кэнди не сводила глаз с лица маленького человечка. При упоминании о грядущем сожжении книг и расправе с порождениями магии он сладко улыбался, и при виде этой улыбки ее пробрала дрожь. Так вот каковы планы этого Роджо Пикслера, великого архитектора Коммексо! Подумать только!

— Я не желаю, чтобы они и впредь обращались за исцелением своих хворей и наставлением на путь истинный к местным шаманам и ведьмам. Пусть приходят к нам. Ко мне! Если они жить не могут без магии, пусть это будет наша магия. Высшей степени очистки. Систематизированная и каталогизированная.

— Аллилуйя, — буркнул негр.

— Вы, часом, не смеяться ли надо мной вздумали, Берч? — засопел Пикслер, круто поворачиваясь лицом к своему подчиненному и окидывая его подозрительным взглядом, для чего ему пришлось высоко задрать голову.

Берч примирительно поднял вверх ладони. Блокнот, зажатый под мышкой, шлепнулся оземь.

— Боже праведный, нет! Нет, сэр, нисколько! Пикслер расхохотался.

— Я пошутил, Берч. Да ну же, улыбнитесь. Или вы шуток не понимаете?

— Виноват?

Лицо чернокожего было непроницаемо.

— Куда это вдруг подевалось ваше чувство юмора? — с некоторым раздражением бросил ему Пикслер.

— Ах, шутка, — промямлил негр. — Да, сэр. Очень смешно, сэр.

— Хватит дуться, Берч, в самом деле. Я верю вам, верю! Берч нагнулся за блокнотом. Когда он выпрямлялся, лицо его попало в поле зрения Кэнди. Но не Пикслера. О том, что выражало это лицо, можно было бы написать не одну книгу. Под маской преданности у чернокожего великана скрывалась глубочайшая неприязнь к своему работодателю. Если не сказать больше.

— Мне в голову только что пришла гениальная мысль, Берч. Запишите ее для дальнейшей публикации, — скомандовал Пикслер. — Я желаю объявить амнистию всем, кто владеет книгами магического содержания. Если упомянутые книги будут доставлены в Коммексо в течение ближайшего месяца для предания огню, я лично обещаю их владельцам свободу от любого преследования.

— Почтительно напоминаю вам, сэр, — возразил Берч, — что законов, воспрещающих занятия магией, вне пределов города Коммексо не существует. Также с не меньшим почтением смею вас заверить, что нам вряд ли удастся добиться введения подобных законов от любого из Островных советов.

— А если пригрозить этим продажным советникам, что мы их и близко к Коммексо не подпустим, пока они не примут такой закон?

— Это может возыметь действие, — задумчиво проговорил Берч. — Но как быть с власть имущими? Взять, к примеру, семью Тленов. У них ведь, насколько я знаю, богатейшее собрание магической литературы. Возможно, самое обширное на островах. Как заставить Тленов расстаться с этими книгами?

— Уж я найду способ, — самоуверенно заявил Пикслер. — Вы меня знаете, я слов на ветер не бросаю.

— Постойте-ка, — вполголоса проговорил Берч.

— Что такое?

— Одну минуту, сэр. С вашего позволения.

И он протянул Пикслеру электронный блокнот.

— Да что с вами, в самом деле, Берч? Какая муха вас укусила?

Сердито сдвинув брови, Пикслер с неохотой взял табло.

— Ничего особенного, сэр.

Берч шагнул в сторону от своего босса. Сделал еще один осторожный шажок. Потом еще.

— Берч! Куда это вы?

Но тут негр гигантскими прыжками помчался в заросли.

Кэнди слишком поздно догадалась, кто именно стал объектом его внимания. Она бросилась было бежать, но не успела сделать и пары шагов, как чернокожий ее настиг.

Шпионы? — взвизгнул Пикслер.

— Всего лишь девчушка, — успокоил его Берч, вытаскивая Кэнди из зарослей на поляну, залитую светом прожекторов.

Девушка пыталась вывернуться из его цепких рук, упиралась в землю ногами, но чернокожий был куда сильнее ее. Сопротивляться не имело смысла. К тому же его нисколько не заботило, что, сдавив столь немилосердно руки и плечи своей жертвы, он причиняет ей боль.

— Не ты ли сотворила нашего малютку мотылька? — обратился к ней Пикслер. Поскольку Кэнди упорно молчала, он ткнул пальцем в сторону бабочки, все еще висевшей на деревьях, несмотря на попытки Доггета сбросить ее оттуда, и повторил свой вопрос, произнося слова более раздельно и внятно, как если бы говорил со слабоумной: — Ты... сделала... вот это?.. Вот это твоих... рук... дело?

— Да она, поди, из аборигенов, — предположил Берч. Он все еще крепко держал Кэнди за плечи. — Говорят, среди них частенько встречаются глухонемые.

— Ты глухонемая? — полюбопытствовал Пикслер.

— Нет.

— Ага. По крайней мере одна из теорий опровергнута практикой, — осклабился Пикслер.

— Тогда отвечай, кто ты и откуда, — потребовал Берч.

— Меня зовут Кэнди Квокенбуш, и, к вашему сведению, я была похищена той тварью, что висит сейчас на деревьях. Она там очутилась только потому, что вы, достойные и бесстрашные джентльмены, подстрелили ее на лету. Между прочим, вы могли и в меня попасть.

Пикслер с благодушным изумлением выслушал эту короткую отповедь. Когда Кэнди умолкла, он, улыбаясь, кивнул Берчу.

— Полагаю, вам больше нет нужды насильственно стеснять свободу юной леди.

— Но она может быть вооружена, — буркнул негр.

— Что это там у тебя в руках? — рявкнул издалека Доггет.

— Это Спухлик, — вздохнула Кэнди, опуская взгляд.

И, к огромному своему огорчению, убедилась, что за последние несколько минут — пока она прислушивалась к дурацким разглагольствованиям Роджо Пикслера о необходимости сожжения книг и истребления магии — жизнь покинула малютку спрута. Вероятнее всего, ему нельзя было так долго оставаться вне родной среды.

— Отпустите меня! — сердито крикнула она и стала отбиваться от гиганта Берча локтями.

— Вы слышали, о чем вас просила девушка? — сдвинул брови Пикслер. — Извольте подчиниться.

Берч нехотя разжал руки, но остался стоять почти вплотную к Кэнди с согнутыми руками, чтобы в случае необходимости пресечь любое ее посягательство на особу Пикслера.

— Позволь мне освободить тебя от этой никчемной обузы, — мягко проговорил Роджо и протянул руку, чтобы ухватить мертвого спрута за одно из обвисших щупалец.

— Не позволю. — Кэнди отпрянула назад. — Я сама его похороню. Хочу прочитать над ним заупокойную молитву.

— Это над спрутом-то? Бог мой! — высокомерно усмехнулся Берн. — Ну и примитивный же народ!

— Не будьте так категоричны, — мягко осадил его Пикслер. — Когда мы с сестрой Филоменой были детьми, она хоронила всех своих почивших любимцев в садике у заднего двора. А я ей помогал. У нас там получилось что-то вроде маленького кладбища. Я выкапывал ямку, а Филомена красивым почерком писала молитву на листке бумаги. Эти невинные ритуалы так забавляют детишек! А откуда ты родом, девочка?

— Издалека, — буркнула Кэнди.

Она внезапно ощутила прилив небывалой доселе грусти. Вот бы ей сейчас обрести какие-нибудь магические способности! Как хорошо было бы, щелкнув пальцами и произнеся нужное заклинание, перенестись в свой родной задний двор на Последовательной улице, где можно было бы похоронить Спухлика рядом с канарейкой Монти и несколькими золотыми рыбками — ее умершими любимцами. Она чувствовала, что того и гляди расплачется. Ну вот, не хватало еще зареветь в присутствии этих чужаков! Набрав полную грудь воздуха, Кэнди решительно сказала:

— Прошу простить меня за то, что я вынуждена вас покинуть. Мне хочется похоронить Спухлика в лесу. Рада была с вами познакомиться, мистер Пикслер. А с вами, — она метнула на Берча сердитый взгляд, — не очень.

— Похвальная прямота, — хмыкнул Роджо.

— У нас в Миннесоте так принято.

— Миннесота? — Берч пожал плечами. — Впервые слышу о таком острове.

— Миннесота находится вне Абарата, Берч, — уверенно заявил Пикслер.

— Вы хотите сказать?..

— Вот именно. Миннесота расположена в Иноземье. Оставив их продолжать дискуссию, Кэнди побрела в лес.

Она уходила все дальше и от Пикслера с Берчем, и от Доггета и остальных, все еще пытавшихся сбросить мотылька с ветвей деревьев.

В гуще леса она отыскала участок мягкой земли и принялась выкапывать руками могилку для спрута. Когда ямка достигла примерно фута в глубину, Кэнди отряхнула руки, подняла Спухлика и поместила его на дно. Потом бросила поверх его тельца горсть земли и пробормотала:

— Ибо прах ты и в прах возвратишься, — после чего добавила уже от себя: — Спасибо за компанию, Спухлик. Прости меня, ведь это и по моей вине ты погиб. Я буду по тебе скучать.

Она начала сбрасывать в маленькую могилу землю, оставленную у краев, пока не засыпала спрута полностью.

— Надеюсь, тебе хорошо там, где ты теперь очутился. Кэнди часто и тяжело задышала, пытаясь справиться с подступавшими рыданиями. Не одна только жалость к спруту вызвала эти слезы. Кэнди вспомнила о Цыптауне, его улицах, о своем доме, представила себе огромное расстояние между ним и тем местом, где она сейчас находилась, и печально произнесла:

— Теперь я совсем одна.

— Да нет же, нет!

Она оглянулась через плечо. Позади нее стоял Роджо Пикслер.

— Посторонние на церемонию не допускаются.

— Ну извини. — Похоже, он и вправду почувствовал неловкость. Или неплохо изобразил смущение. — Я не хотел мешать тебе предаваться горю, но не мог дождаться окончания похорон. Мне не терпится расспросить тебя кое о чем. Ты сказала нечто очень важное.

— Что именно?

— Ты ведь упомянула Миннесоту, не так ли?

— Ах, это.

— Ну да, это! Скажи, ты мне не солгала?

— Да какая вам разница?

— Огромная. Если ты и правда из Иноземья, я просил бы тебя помочь мне туда пробраться. Ты об этом не пожалеешь, обещаю.

— Вы хотели бы попасть в Миннесоту?

— Да-да, в Миннесоту.

Кэнди даже не пыталась скрыть свое удивление.

— Но вам там совсем не понравится.

— О, вот тут ты ошибаешься! Я постоянно занят поисками новых рынков сбыта для всего, что связано с Малышом Коммексо. А в частности, для его Панацеи.

Кэнди промолчала. Она разровняла землю над могилой и стала легонько утрамбовывать ее ладонью. Пикслер тем временем подошел к ней вплотную и опустился на корточки.

— Держи, — сказал он, протягивая ей самодельный крест из двух прутиков, скрепленных стеблями травы.

Кэнди сперва немного опешила от столь явного проявления понимания и сочувствия ее горю со стороны этого малознакомого циничного взрослого человека, но потом сказала себе: «Пусть он всего лишь старается меня задобрить, и все же это очень мило с его стороны и ни к чему меня не обязывает», взяла крест из рук Пикслера и укрепила его в голове могилы.

— Благодарю вас.

— Рад быть тебе полезен. Я искренне хотел бы стать твоим другом. Кстати, как тебя зовут?

— Кэнди Квокенбуш.

— Кэнди. Очень приятно. А я Роджо. Значит, так, давай без обиняков, как принято у вас в Миннесоте. Тот факт, что ты из Иноземья, представляет для меня огромную важность.

— Не понимаю, что в этом такого уж важного. — Кэнди пожала плечами. — Поверьте, здесь гораздо интересней.

Пикслер с улыбкой кивнул.

— Возможно, так оно и есть. В твоем представлении. Но ведь тебе тот мир хорошо знаком, ты к нему привыкла. А привычка, как известно, порождает скуку. Для меня же Иноземье — новые горизонты. Новые неизведанные просторы. Здесь я уже осуществил почти все, что задумал. Мне необходимы дополнительные территории для...

— ...захвата?

Кэнди поднялась с колен и смотрела теперь на Пикслера сверху вниз.

— Ну что ты! — мягко запротестовал он. — Разве я похож на захватчика? Человек я цивилизованный, Кэнди. Строю города...

— Вот-вот. И сжигаете книги, — подсказала Кэнди. Пикслер скорчил недовольную гримасу. Он не ожидал, что будет пойман на лжи. Слова Кэнди застали его врасплох. И прежде, чем он собрался с ответом, она мстительно добавила:

— И стреляете из арбалета по беззащитным тварям.

— Ну не видел я, что эта моль тебя тащила, клянусь! Иначе, разумеется, не стал бы по ней палить.

— Меня она несла в лапах. А еще кое-кто сидел на ней верхом. Его вы тоже не заметили?

— Уверяю тебя, что нет. Но бога ради, кто это был? Ты знаешь его имя?

— Да. Его звали Мендельсон Остов. Он разбился насмерть.

Это известие, казалось, повергло Пикслера в уныние.

— Какая трагедия! И всецело по моей вине. В пылу погони я утратил контроль над собой. Одним словом, увлекся. Никогда прежде не видел таких гигантских мотыльков. Мне хотелось сбить его, а уж потом как следует разглядеть. Вот я и торопился, боялся его упустить и палил почем зря. Разве могло мне прийти в голову, что он несет кого-то? Да еще двоих! Кстати, ты была с ним знакома? Я имею в виду пассажира. Если у него остались родные, они получат от меня щедрую компенсацию за свою утрату.

— Насчет его родных мне ничего не известно. Знаю только, что он состоял на службе у какого-то Кристофера Тлена.

— У Тлена?! Вот оно что! — Роджо перевел взгляд с Кэнди на мотылька, которого Доггету с подручными почти удалось стащить на землю. — Так значит, это рукоделие не кого иного, как господина Тлена... — В голосе его явственно слышались нотки почтительной зависти. — Впечатляет, ничего не скажешь.

Кэнди, в свою очередь, тоже посмотрела на мотылька. Разноцветные искры по-прежнему струились тугими спиралями из ран на его теле, их синие, пурпурные, желтые и красные отблески освещали окрестные деревья.

— Но скажи мне, — Пикслер снова воззрился на Кэнди, — куда и зачем ты летела на бабочке Тлена?

— Никуда, — нахмурилась Кэнди. — Я уже вам говорила. Остов меня похитил при помощи этого монстра.

— Похитил?

— Да.

Роджо самодовольно ухмыльнулся.

— В таком случае выходит, что я спас тебя от большой беды. Тебе пришлось бы несладко в плену у Тлена, можешь мне поверить. Его понятия о морали под стать самому дьяволу. Клянусь. И если он вдруг отыщет путь в Иноземье...

— Нет ничего проще.

— Быть может, попасть туда и несложно. А вот утвердиться, завоевать плацдарм... — Пикслер нервно пригладил свою рыжую шевелюру, — совсем не так легко. Но до чего заманчиво! Пожалуйста, выслушай меня, Кэнди. Я уверен, мы с тобой можем быть очень полезны друг другу.

Кэнди, ничуть не убежденная его словами, качнула головой:

— Вряд ли.

— А ты подумай как следует. Мне необходимы твои знания об Иноземье, а ты нуждаешься в моей защите, чтобы не попасть в лапы Тлена.

— Да не нужна мне никакая защита, спасибо большое.

— Ты сама не понимаешь, от чего отказываешься, дорогая. Если бы ты только знала, на что бывает способен этот тип, стоит ему дать волю своей жестокости. Имей в виду, любые законы против него бессильны.

— Пусть так, я все равно не вижу смысла рассказывать вам об Иноземье, — упорствовала Кэнди, потихоньку пятясь от него.

Пикслер досадливо вздохнул.

— Ну до чего же с тобой трудно. Согласен, мы встретились при довольно грустных обстоятельствах. И мне жаль твоего питомца. И о гибели моли я тоже искренне сожалею. Но это ведь был несчастный случай. От подобного никто не застрахован.

— Никто из охотников, — уточнила Кэнди.

— Понимаю, не все одобряют это занятие. Но мне оно доставляет удовольствие и помогает расслабиться. Между прочим, у меня в Коммексо огромная коллекция чучел всевозможных животных и птиц. Девятнадцать тысяч экспонатов, представляешь? Начиная с мошек и кончая кифалентскими китами. Добро пожаловать в мой зоологический музей. Тебе там наверняка понравится.

— Спасибо. Как-нибудь в другой раз.

— По сути дела, мне безразлично, что ты думаешь о моей персоне. — Пикслер нахмурился, тон его стал жестче. — Ведь рано или поздно Тлен нападет на твой след, он будет гнаться за тобой по пятам, и ты сама прибежишь ко мне умолять о помощи. О том, чтобы я тебя спрятал.

— Не стану спорить с вами о будущем, его я не знаю, — дипломатично ответила Кэнди. — Но в настоящий момент я уж лучше сама о себе позабочусь.

— Ну не упрямься! — Пикслер предпринял последнюю попытку уговорить ее. — Позволь мне доставить тебя в Коммексо. Да на половине островов шагу нельзя ступить, не подвергая себя опасности! Аборигены здесь настоящие дикари. Нецивилизованное стадо.

— Я не принимаю ваше приглашение посетить город Коммексо, — твердо произнесла Кэнди. — И это мое окончательное решение.

Говоря по правде, в глубине души у нее ворочались сомнения. Не следует ли воспользоваться радушием коротышки? В конце концов, он держался с ней вежливо и в отличие от множества живых существ, которых она успела повстречать за время своих странствий, был в полном смысле слова человеком. При данных обстоятельствах одно это уже обнадеживало. Она безмерно устала, да и одиночество начинало ее тяготить. Она давно потеряла счет времени и даже приблизительно не представляла себе, сколько часов миновало с тех пор, как они с Хватом бросились в море Изабеллы. Наручные часы, стрелки которых она перевела на нужное время по совету Хвата, остановились, и теперь она хорошо понимала, как должны чувствовать себя путешественники по Иноземью, когда перебирались с континента на континент, из одного полушария в другое, и их биологические часы давали сбой. Голова ее была тяжелой, мышцы рук и ног ныли от непривычного напряжения. Потому-то она и позволила себе немного помечтать о комфорте того жилища, куда мог бы доставить ее Роджо Пикслер. Какие там, должно быть, мягкие постели! А какие чистые простыни! И душ. Горячий душ.

Но стоит ей ответить согласием на это предложение, как она окажется во власти Пикслера. Под его неусыпным надзором. В его городе. В качестве его гостьи. Или пленницы?

— Ты, я вижу, колеблешься, — с надеждой произнес Пикслер, вглядываясь в лицо Кэнди. — Думаешь об уютном тихом уголке, где можно как следует выспаться, верно?

«Уж не читает ли он мои мысли?» — испугалась Кэнди и, чтобы лишить коротышку такой возможности, решила переключить внимание на что-нибудь постороннее. И повернулась к тем деревьям, в ветвях которых застрял мотылек.

Там шли уже самые последние приготовления к плавному спуску насекомого на землю. Доггет, задрав голову, отрывисто выкрикивал команды. Его подручные суетились вокруг. И тут случилось то, чего никто из них не ожидал и не мог предвидеть. Тело мертвой бабочки внезапно с треском обрушилось вниз. Соприкоснувшись с землей, оно взорвалось снопом ослепительных разноцветных искр.

Однако при падении из ее гигантского туловища высвободились не только яркие краски и слепящий свет. Перед глазами окружающих внезапно появились один за другим четыре или пять огромных контуров человеческих черепов. Они вынырнули из кучи светящейся трухи, в которую превратился труп насекомого, и, покачиваясь на ветру, уплыли ввысь.

От Кэнди, как ни была она поглощена этим неправдоподобным зрелищем, все же не ускользнуло, что Пикслер и Берч, не говоря уже о Доггете и его помощниках, увлечены им гораздо больше и не обращают внимания ни на что другое. Грех было не воспользоваться моментом. Она осторожно отступила на шаг назад. Помедлив, сделала еще шажок, потом еще и еще. Берч и Пикслер не видели ничего вокруг, кроме останков мотылька, по-прежнему брызжущих яркими искрами. Для них это наверняка было чем-то вроде неожиданного фейерверка, от которого оба были не в силах оторвать глаз.

Кэнди глубоко вздохнула, повернулась и помчалась прочь что было сил.

Ей потребовалось совсем немного времени, чтобы добежать до опушки, где она остановилась, чтобы осмотреться и перевести дух. Силуэты Берча и Пикслера хорошо были видны на фоне ослепительного пятна. Останки бабочки все еще продолжали испускать яркий свет. По тому, с какой растерянностью Берч и Пикслер озирались вокруг, Кэнди поняла, что ее исчезновение обнаружено. Но оба они слишком долго любовались свечением мотылька, и оно их порядком ослепило. Теперь их глазам не скоро еще удастся привыкнуть к окружающей тьме, под покровом которой Кэнди чувствовала себя почти в безопасности. Сколько бы они ни смотрели по сторонам, в том числе и туда, где неподвижно стояла Кэнди, они ее не замечали.

Но вот Пикслер что-то прокричал Берчу, и негр со всех ног бросился к гондолам воздушных шаров.

«Отправился за подмогой, — подумала Кэнди. — Пожалуй, мне пора отсюда убраться подобру-поздорову».

Она повернулась спиной к преследователям и мотыльку и стала разглядывать окружающий ландшафт, освещенный вечерними звездами. Остров Простофиль изобиловал невысокими покатыми холмами. На вершине одного из таких холмов, примерно в миле от того места, где она стояла, Кэнди заметила невысокое здание с большим куполом вместо крыши и освещенными окнами. Раз там горит свет, подумала Кэнди, значит, в доме кто-то есть. Ну а если это какая-то церковь или молельня (иначе зачем бы там вместо крыши соорудили купол?), то она открыта для прихожан. И для ищущих убежища. Именно в этом она нуждалась сейчас, как никогда.

Кэнди не стала оглядываться на Роджо с помощниками и догоравшую моль с высвобождавшимися из ее тела призраками. Не задумываясь, она помчалась вниз с небольшой возвышенности, у края которой заканчивался лес. И вскоре деревья остались далеко позади, а голоса Пикслера и Берча перестали быть слышны.

Впервые за все время своего пребывания в Абарате Кэнди была совершенно одна. Поблизости от нее не было ни охотников, ни морских прыгунов, ни Изарис, ни Сэмюеля Клеппа, ни Джона Хвата с его братьями.

Только мисс Кэнди Квокенбуш из Цыптауна. Да еще незнакомые звезды, усеявшие небо над головой.

В душе ее невесть откуда возникло и стало нарастать чувство свободы, безграничной свободы и огромной радости.

Оно переполняло ее, накрывало с головой, оно требовало выхода. И Кэнди запела в такт своим шагам. В эту минуту ей на ум не пришел ни один из напевов, выученных в Иноземье. Она стала напевать смешную незатейливую пародию на рождественскую песню, которую услыхала от морских прыгунов:

Ах, бедный я!

Прощай, моя Моржественская елка!

Злодей тритон ее украл

И все плоды с нее сожрал,

Все ветки, все иголки.

Ах, бедный я!

Прощай, моя Моржественская елка!

Как ни странно, Кэнди прекрасно помнила слова, и ее не покидало чувство, что эта песенка знакома ей с давних-давних пор. Чего, разумеется, никак не могло быть. И тем не менее она спела ее без запинки, так, словно выучила еще в детском саду.

«Ох, ну что поделаешь, — думала она, не прекращая петь. — Это всего лишь еще одна загадка».

И, преисполнившись надежды, что рано или поздно разгадка найдется, а также — и по возможности скорее — что-нибудь съестное, Кэнди шла и шла вперед, распевая о тритонах и моржественских елках.

ЗЕМЛЕКОП И ДРАКОНЫ

Джон Хват вовсе не хвастался и ничего не преувеличивал, а говорил чистую правду, когда величал себя и своих братьев преступниками высочайшей квалификации. Откуда только не уносили они добычу за годы своей воровской деятельности, какие только сокровища не проходили через их руки! А попались Джоны только раз, да и то им посчастливилось совершить побег, выбросившись за борт полицейского катера, который перевозил их на Веббу Гаснущий День.

Преступных эпизодов в жизни братьев было слишком много, чтобы помнить о каждом из них, но к некоторым, самым ярким и значительным, они неизменно возвращались мыслями в редкие часы отдохновения. Эти особые случаи были предметом профессиональной гордости, поводом для вполне заслуженного самолюбования. Взять, к примеру, ограбление дворца Мельюса Найса, что на горе Фуфуля. Ну и доходное же оказалось дельце! Они стащили все до единого костюмы, в которых Найсу случалось щеголять на Какодемонических карнавалах на Утехе Плоти: шестьдесят один наряд, расшитый драгоценными камнями и звездными нитями. А всего через какой-нибудь год они пробрались в тюрьму на Окалине и украли татуировки, которые покрывали кожу гангстера по имени Мокак-Мокак. Бедняга снова сделался таким, каким вышел из материнской утробы, — без единого рисунка на теле.

А затем последовал взлом Хранилища Воспоминаний. Сто один зал музея был тесно уставлен предметами, некогда принадлежавшими самым богатым и знаменитым гражданам Абарата. Коллекция эта начала создаваться еще в те далекие времена, когда острова представляли собой союз двадцати четырех племен.

В Хранилище не было ни одного предмета из золота или драгоценных камней. Вещи, которыми были забиты бесчисленные шкафы и полки всех залов, представляли собой ценности совсем иного рода. Погремушки и зубные кольца будущих королей, игрушечные солдатики и лодочки малолетних принцев, пирожки из глины, вылепленные детскими ладошками тех, кто впоследствии воздвиг дворцы и храмы. Самое любопытное, что на архипелаге насчитывалось немало состоятельных граждан, по-прежнему втайне преклонявшихся перед былыми властителями островов и готовых выложить кругленькие суммы за подлинные вещи своих кумиров. Братья рассчитывали заработать на этом несколько миллионов земов. Тогда бы они могли навек распроститься со своим ремеслом, денег им хватило бы на безбедное житье до конца дней.

Но судьба распорядилась иначе. Через два дня после их удачной операции в Хранилище Мокак-Мокак сбежал из тюрьмы. Он немедленно разыскал братьев Джонов, чтобы отомстить за их надругательство над своей особой. И Хвату пришлось отдать ему всю свою поживу из Хранилища. Иначе не сносить бы ему головы. Вернее, голов. А уж ими-то Джон Хват дорожил больше всего на свете.

Но больше всего братья гордились кражей картины под названием «Прекрасное мгновение» — для совершения этой кражи им потребовалось все их мастерство, а вдобавок решимость, смекалка и немного везения.

Знаменитое полотно украшало одну из стен дворца, называемого Каменным домом, и дворец этот находился во владении его величества Клауса, бывшего короля островов Дня. После смерти дочери король предался неумеренному чревоугодию, а говоря попросту, стал таким обжорой, что ко времени описываемых событий весил больше тысячи фунтов. Он принимал пищу и спал в специально сконструированном автомобиле с часовым механизмом. Именно на этой машине он и погнался за воришками, когда, проснувшись, обнаружил пропажу.

Братья еле ноги унесли. Автомобиль передвигался на удивление быстро. Но все обошлось благополучно. И им было чем гордиться. Поначалу они даже решили оставить картину себе в качестве сувенира.


«Прекрасное мгновение» было работой настоящего мастера. Вернее, если на то пошло, тремя работами, поскольку художник, Тадеуш Джордж, дал это название триптиху, на котором был изображен весь архипелаг в одно из мгновений того недолгого периода, когда в душах у его жителей еще теплились надежды на светлое будущее. Король Клаус заказал Тадеушу эту работу за шесть недель до свадьбы своей дочери. Он лично поднялся на воздушном шаре вместе с живописцем, чтобы тот мог увидеть Абарат от края до края «в это прекрасное мгновение».


Мир, который Тадеуш изобразил маслом на своем триптихе, значительно отличался от нынешнего Абарата. Шестнадцать лет тому назад острова были совсем другими. На Пайоне не было никакого Коммексо. Балаганиум представлял собой полузаброшенный островок с несколькими парусиновыми тентами посередине, где предлагались самые незатейливые развлечения: карусель, кривые зеркала да передвижной тир. В воздухе над архипелагом кружились миллионы птиц. Воздушные шары были большой редкостью, , а воды морей бороздили по большей части рыбачьи баркасы.

Чтобы произведение получилось более выразительным, Тадеуш произвольно изменил размеры и очертания некоторых островов. Он не стал изображать большинство городов и деревень, а также выдававшиеся из воды скалы, рифы и незначительные участки суши, не считавшиеся Часами, вроде Прощального утеса.

Но, несмотря на все эти упрощения, последняя из известных работ Тадеуша слыла настоящим шедевром. У каждого, кто ею любовался, невольно захватывало дух. Любому из зрителей казалось, что он парит над Абаратом высоко в воздухе, что он превратился в птицу, чьими перьями играет ветер, — так искусно сумел Тадеуш передать в своей картине ощущение красоты, полета, свободы.

Для Джонов эта кража оказалась малодоходной.

Картину они после недолгих колебаний все же продали. Покупателем стал Роджо Пикслер. Он уплатил им за нее несколько тысяч земов, которые не иначе как взял у кого-то взаймы. Он ведь в ту пору был всего лишь бродячим торговцем, продавал ребятишкам глиняные свистульки, грубо вылепленные и небрежно раскрашенные.


Братья не сомневались, что Пикслер составил и постепенно претворял в жизнь свой план по захвату островов, черпая вдохновение в созерцании шедевра Тадеуша Джорджа. Стоило бродячему торговцу купить у них картину, как его известность, авторитет, а также состояние начали расти не по дням, а по часам. И к настоящему времени он безусловно, являлся самым могущественным из не посвященных в тайны волшебства жителей Абарата. Помимо города Коммексо, который был настолько велик, что являл собой некий особый самодостаточный мирок, Пикслер владел контрольным пакетом акций Балаганиума и намеревался в самое ближайшее время начать возведение центра увеселений на Пяти Вечера. Ходили даже слухи о его намерениях купить Великий Зиккурат на Утехе Плоти, чтобы, истребив в его окрестностях всяческую магию и волшебство, создать там город наподобие Коммексо.

И хотя рекламным брэндом Пикслера служила добросердечная приветливая улыбка на личике Малыша Коммексо, сам Роджо был начисто лишен как приветливости, так и добросердечия. При покупке «Прекрасного мгновения» у братьев Джонов он недвусмысленно заявил им, что, если о состоявшейся сделке услышит хоть одна живая душа, Хвату и остальным вскоре придется умолкнуть навек.

Братья ни на секунду не усомнились в реальности этой угрозы и держали рты на замке. Об исчезновении полотна из дворца молчали даже газеты. Но известность Джонов и без того была весьма широка. О множестве других эпизодов с их участием не переставая судачили в кофейнях и на рынках едва ли не каждого из обитаемых островов. Мало кто сомневался, что, если Хват с братьями когда-нибудь попадутся, не миновать им казни.

Именно по всем приведенным выше причинам Хват, как ни был он изнурен путешествием в Иноземье и обратно, как ни стремился он держаться поближе к Кэнди, чтобы рано или поздно получить назад Ключ, отданный ей на хранение, не отважился подняться на Веббу Гаснущий День.

Вместо того чтобы пуститься по следу Кэнди, рискуя быть опознанным и пойманным, Джон Хват остался ждать развития событий в водах Изабеллы, неподалеку от острова. Причал и набережная обрушились на его глазах, и лишь когда были устранены все последствия этого несчастья — пострадавших доставили в лечебницы, а зеваки разбрелись, — Хват рискнул выбраться из воды на берег и расположился на уцелевших досках причала в надежде наняться гребцом на какую-нибудь лодку и перебраться на более спокойный остров. Куда-нибудь, где братья могли бы отдохнуть несколько деньков и поразмыслить, как им быть дальше.

Хвату повезло. Он как раз скармливал Губошлепу крошки жареной рыбы, которые подобрал с досок возле того места, где сидел, как вдруг какая-то женщина хлопнула в ладоши, чтобы привлечь к себе внимание, и громко крикнула:

— Нам нужен землекоп! Братья в один голос заявили:

— Он умеет копать! — и скосили глаза на Хвата.

И, как уже бывало не раз, Джон Хват обнаружил, что он, оказывается, пожелал наняться на грязную работу.

Несколькими минутами позже двухмачтовый парусник под названием «Белбело» отчалил от острова Вебба Гаснущий День и взял курс на Сумеречный пролив.


Командовал шхуной капитан Хемметт Макбоб, косматый великан, похожий на медведя, старый и опытный моряк. Про таких в Абарате говорили, что у них вместо крови морская вода. Кроме него и Хвата на борту «Белбело» находились еще четверо. Одну из них, чернокожую воительницу, звали Женева Персиковое Дерево. Она, судя по всему, несла бремя ответственности за выполнение той миссии, о которой Хвату пока не было сказано ни слова. Остальные трое находились у нее в подчинении. Среди них были двое землекопов: выходец с острова Ба-юн по кличке Двупалый Том, а еще Кудряшка Карлотти, грубоватый верзила, на бритой голове которого были оставлены три коротких вьющихся локона. Когда-то Карлотти слыл удачливым игроком, но однажды ему не повезло: он не только спустил в карты всю наличность, но лишился языка и средних пальцев на одной из ступней и с тех пор зарекся когда-либо садиться за игру. Последним же членом этой странной команды была девочка лет тринадцати, по виду — не иначе как маленькая бродяжка. У нее были светлые, почти белые волосы, с которыми странно контрастировали огромные, необыкновенно глубокие и выразительные черные глаза. Она не двигаясь сидела на носу «Белбело» и сосредоточенно смотрела вперед, на безбрежные воды Изабеллы.


Воды эти вскоре сделались гораздо менее спокойными, чем были в начале путешествия, — маленькое суденышко Макбоба миновало пролив и устремилось в открытое море. Над вершинами Закромов Гапа собирались грозовые тучи. Хемметт предупредил своих пассажиров, что надвигается шторм, и, судя по всему, свирепый. Вскоре тучи начали медленно расползаться над неспокойной поверхностью моря, то и дело плюясь молниями.


Девочка, Трия, продолжала сидеть на носу. Ей, казалось, не было никакого дела ни до надвигавшегося шторма, ни до высоких волн, которые все сильнее раскачивали корабль. Она пристально смотрела на темные контуры окрестных островов и лишь изредка наклонялась к Женеве, чтобы прошептать той несколько слов. Чернокожая воительница тотчас же громко передавала инструкции девочки Макбобу, который беспрекословно их выполнял.

Двупалый Том, щеголявший пестрыми спиралями татуировок на обеих руках, сидел на скамье у правого борта «Белбело» и с помощью увеличительного стекла разглядывал пожелтевшую и потрепанную на сгибах географическую карту. Женева Персиковое Дерево стояла посередине палубы. Она попеременно подходила то к девочке за новыми инструкциями, то к Двупалому Тому, чтобы заглянуть в его карту.

Хват был слишком любопытен по своей природе, чтобы не подойти, в свою очередь, к Двупалому Тому и не поинтересоваться, что это за документ он так внимательно изучает на пару с главой экспедиции. Но при его приближении Том помотал головой и стал поспешно сворачивать карту.

— Не нервничай, Том, — успокоила его Женева. — Я знаю братьев.

— Откуда? — забеспокоился Удалец.

— Только лишь понаслышке.

Женева Персиковое Дерево сопроводила свои слова пленительной улыбкой, перед которой не смог устоять ни один из Джонов. Все они немного влюбились в чернокожую красавицу.

— Тебе, поди, такого о нас наговорили, — вздохнул Ворчун, — что ты нипочем не станешь нам доверять.

— Нет. Совсем наоборот. Я полностью доверяю только тем, кому нечего терять, — возразила Женева.

— Это как раз про нас, — хихикнул Удалец. — Значит, мы тебе подходим.

— Нам совсем некуда податься, — устало пожаловался Филей.

— Обещаю и клянусь вам, братья, — сказала Женева, — если наша миссия будет с честью выполнена, я предоставлю вам надежное убежище, где рука закона никогда не опустится на ваше плечо. Там вы сможете начать новую жизнь.

— Ты это о чем, если не секрет? — полюбопытствовал Губошлеп.

— Об Острове Черного Яйца, — сказала Женева. — На первый взгляд он может показаться не самым приятным местом в Абарате. В Четыре Утра всегда темно. Луна успевает уйти с небосклона, а солнцу еще рано всходить. Но поверьте, на моем острове царят не одни только тьма и смерть.

— Неужели?

— Верьте мне. Порой в самые черные минуты жизни мы вдруг видим свет, исходящий из сокровенной глубины всего сущего.

Женева отвела взгляд, и Хват догадался, что она не просто открыла им некоторые из тайн своего острова. Она говорила о том, что происходило здесь и сейчас: об их путешествии, о его целях.

Момент показался ему самым подходящим, чтобы удовлетворить наконец свое любопытство.

— Чего ты от нас хочешь? — без обиняков обратился к ней Филей. — И вообще, зачем тебе понадобился землекоп?

— Скажи им, Том, — распорядилась Женева. Двупалый Том с сомнением повел плечами.

— Давай-давай, говори.

— Не хватало еще, чтоб они струсили прежде времени.

— Сомневаюсь, чтобы у Джона Хвата не хватало отваги. Или у любого из его братьев.

— Ну как знаешь.

— Знаю.

Женева произносила слова мягко, без всякого нажима, но тем не менее звучали они как приказ, отдав который она оставила Тома и Джонов беседовать, а сама прошла на нос, чтобы получить очередные указания от Трии. Братья проводили ее взглядами.

— Ахнуть не успеваешь, как уже на крючке, верно? — спросил Двупалый Том.

— Что?

— Да я про Женеву. Одного взгляда довольно, чтобы влюбиться в нее. Или я не прав?

Джоны растерянно взглянули на Тома. Хнык, Соня и Удалец покраснели.

— Да не тушуйтесь вы, против нее никому не устоять. Ох, что уж там говорить, если даже меня зацепило! У вас подружка-то есть?

— Нет, — сказал Хват. — А у тебя?

— Семья у меня. Хотя и не такая, как у большинства. Показать?

— Сделай одолжение.


Двупалый Том вытащил из нагрудного кармана и протянул Хвату довольно потрепанную фотографию своего семейства. На снимке были запечатлено пятеро. Одним из них был Том собственной персоной, у ног его свернулась кольцом двухголовая иджитианская дженга. Плечом к плечу с Томом стоял высокий мужчина с ярко-алой кожей и длинными волосами, заплетенными в косу. Он держал на руках симпатичную крошечную хрюшку.

— Понятно, — сказал Хват, возвращая фотографию. — Семья у тебя и впрямь необычная. Скучаешь по ним?

— Ой, что ты, не то слово! Мы давно уже вместе. Но для меня очень важно участвовать в этой миссии. Они понимают, что я не мог не поехать. — Том бережно спрятал фотографию. — И что я могу не возвратиться.

— О чем это он? — встревожился Джон Удалец.

— Ты не хуже остальных слышал, что он сказал, — проворчал Соня. Верхушка рога, на которой он обитал, склонилась вперед, поближе к Тому, и Соня потребовал от него: — Давай-ка без обиняков, приятель. Ты считаешь, нас могут ухлопать?

— Эй, а ну закройте рты, вы все! — прикрикнул на братьев Джон Хват, устыдившись их трусости. — Мы вызвались участвовать в экспедиции и станем выполнять все, о чем был уговор. А там будь что будет.

— Однако нам не мешало бы узнать, чего ради все это затеяно, — возразил Хнык со своим всегдашним апломбом. — Так, на всякий случай. Чтоб заранее представить себе, к чему следует быть готовыми.

— Что ж, это разумное требование, — улыбнулся Том. От его былой настороженности и следа не осталось. — С чего бы мне начать? Ладно, сперва о Финнегане. Кто-нибудь из вас помнит о молодом человеке по имени Финнеган Фей?

— А как же, — ответил Джон Губошлеп. — Это тот самый бедняга...

— ...который собирался жениться на принцессе Боа, — подхватил Удалец.

— Но не успел, — вздохнул Джон Хнык.

— ...потому что принцессу, — сказал Джон Хват, — утащил дракон. Прямо от алтаря.

— Именно так и было, — подтвердил Том. — Финнеган был славный парень. И я уверен, со временем он стал бы великим человеком, если бы пришел к власти, женившись на принцессе. Вместе они уничтожили бы много дурного и скверного, что и по сей день процветает на островах. Старые распри, корни которых уходят во времена битв между Ночью и Днем. Да мало ли повсюду такого, чему надо положить конец!

— Но ведь он, кажется, был некоролевской крови? — полуутвердительно произнес Джон Змей.

— Насчет происхождения Финнегана все не так-то просто, — возразил Том. — Его отцом был принц Дня, которого звали Маффик Фей. Мать Финнегана была незнатного рода, зато по части волшебства с ней мало кто мог бы потягаться. К тому же она являлась подданной Ночи. А звали ее Мария Капелла. Она жила на Пятнистом Фрю...

Хват потер пальцем переносицу.

— Интересное сочетание. Финнеган, выходит, тот еще метис.

— Это слабо сказано, — усмехнулся Том. — Союз его родителей, Маффика и Марии, был заключен в нарушение строжайших запретов. Сам посуди: принц Дня и ведьма из стана Ночи. Неслыханное дело! Так что Финнеган сочетал в себе редкостные качества. Это был во всех отношениях Удивительный юноша. Я удостоился чести знакомства с ним, которое продолжалось несколько месяцев — все время, пока он ухаживал за принцессой Боа. Я был тогда главным конюшим принцессы и часто седлал лошадей для совместных верховых прогулок ее высочества и Финнегана. Его ухаживание было тайным. На первых порах, конечно. А потом оно перестало быть секретом.

— Это еще почему?

— Потому что принцесса вся так и светилась любовью. Такое глубокое чувство невозможно скрыть, в особенности от близких. Король хорошо знал свою дочь. И вскоре обо всем догадался. Прознал и про тайные верховые прогулки принцессы и Финнегана.

— И что же он сделал, когда поймал свою дочь с поличным? — спросил Удалец.

— Поначалу, как водится, пришел в ярость. Мол, как это его дочь посмела влюбиться в особу столь сомнительного происхождения? «Ни рыба ни мясо». Именно так он выразился, я точно помню. Но он очень быстро сменил гнев на милость.

— С какой стати?

— Потому что встретился с Финнеганом. — Том печально улыбнулся. — При одном только взгляде на Финнегана любому делалось ясно, какой он славный парень. Тактичный. Участливый. С гибким умом и зрелыми суждениями. С нежной душой и отважным сердцем... — Он тяжело вздохнул, заново переживая горечь утраты. — Ну, в общем, король Клаус благословил предстоявший союз, назначил день свадьбы. Она должна была состояться на Острове Частного Случая, в старом Якорном дворце. И не было на всем архипелаге существа счастливее, чем принцесса в те недолгие дни, что предшествовали церемонии. Любовь к Финнегану светилась в ее глазах, изливалась в ее голосе, что бы она ни говорила и ни делала. — Том шмыгнул носом. По щекам его заструились слезы. — Одно меня утешает, — сказал он с глубокой скорбью. — Она до последнего мига своей жизни была счастливейшим существом на всем свете.

— Так ты, выходит, был во дворце, когда это стряслось? — спросил его Хнык.

— О да. Все произошло на моих глазах. Я стоял ярдах в десяти от принцессы, когда дракон слизнул ее с пола своим огромным языком. — Том на мгновение умолк. В глазах его мелькнуло выражение горя и ужаса. — И прежде чем мы опомнились, он вытащил ее наружу сквозь распахнутую дверь. Финнеган первый бросился за ним вдогонку. Но опоздал. Когда он выбежал из дворца, принцесса уже была мертва. Она не могла ни видеть, ни слышать нас. Она навсегда нас покинула. Ее безжизненное тело лежало в пыли у ворот. А ведь за каких-нибудь десять, пусть двенадцать секунд до этого принцесса, живая и невредимая, стояла у алтаря и с любовью смотрела на Финнегана. Даже теперь, после всех этих лет, мне с трудом верится, что такое возможно.

Над морем прокатился глухой раскат грома, и с неба стали срываться первые ледяные капли дождя. Попав на лицо Тома, дождевые капли смешались с его слезами и скатились вниз.

— Но какая связь между той трагедией и нашей нынешней морской прогулкой? — спросил Джон Хват.

— Сейчас узнаешь. После гибели принцессы Финнеган целых девять лет потратил на поиски родичей дракона, который ее убил. Он хотел добиться от них правды, понятно? Финнеган знал, что убийство его возлюбленной не могло быть спланировано и совершено этим презренным червем...

— Как ты сказал? Червем? — удивился Джон Змей.

— Вот именно, сэр: червем, — брезгливо поморщился Том. — Дракон — слишком благородное название для подобной твари.

— Погоди! — вмешался Хват. — Не возьму в толк, ты ведь вроде сказал, что Финнеган разыскивал этих драконов, ну или пускай червей, чтобы их допросить? Я не ослышался?

— Эти черви умеют разговаривать. Среди них попадаются очень даже красноречивые экземпляры. А некоторые так и стишки сочиняют.

— Нет, правда? — оживился Джон Хнык. — Вот уж никогда бы не подумал!

— И что же, хорошие они пишут стихи? — спросил Джон Удалец.

— Дерьмо. Навоз. Экскременты. И так далее. Удалец виновато вздохнул:

— Ну не злись. Я же просто так спросил.

Том вместо ответа пожал плечами и продолжил свой рассказ:

— Итак, помочь Финнегану вызвались те, кто не меньше его желал отыскать проклятых червей. Нас собралось одиннадцать человек. Вместе с Финнеганом получалась дюжина. А на сегодня в живых, насколько я знаю, остались Макбоб, Кудряшка, Женева и я.

— О, боги милосердные, — ужаснулся Губошлеп.

— Поиски драконов — занятие не для тех, кто метит в долгожители.

— Надо полагать, Финнеган начал с того, что умертвил убийцу своей возлюбленной?

— Ну разумеется. Там же на месте и прикончил. У входа во дворец. Вбежал в его пасть и проткнул мечом небо до самого мозга. Червяк, между прочим, пользовался широкой известностью. Может, и вы о нем слыхали? Могильян Павлиния.

— То еще имечко. Впечатляет, — усмехнулся Хват.

— Это и есть их главная забота. Впечатлять всех окружающих. О, боги, сколько в них гонора, в этих червях, а самомнение какое, если б вы знали! — с негодованием воскликнул Двупалый Том. — И ни малейшего понятия о любви и о чести.

— Но зато ведь они, кажется, весьма умны? — спросил Удалец.

— Верно. Все без исключения понятливы и сообразительны, некоторые к тому же блестяще образованны. Но ум и знания без искры любви — штука пустая, по-моему. И опасная.

— Вот это верно подмечено, — кивнул Хнык.

— Так ведь я знаю, о чем говорю. Мне довелось в свое время столкнуться с несколькими из них, и уж поверьте, мало кто потягается с драконами в жестокости, коварстве и тщеславии. Все они одного поля ягоды, даже коронованные особы.

— Ты что же, и с членами царствующей фамилии встречался?

— Ну да. Могильян Павлиния был четвертым по счету претендентом на королевский престол. Его опережали только братья, Нематодус и Жиромантис, и сестрица Пиджирания Павлиния. Все они и по сей час живы, как это ни печально.

— А что же Финнеган? — спросил Удалец. — Ты ведь о нем рассказывал, а потом вдруг перескочил на прошлое этих дурацких червей.

Том счел замечание вполне справедливым.

— Да-да. Я отвлекся от темы. Так вот, насчет Финнегана. Знаете, зачем здесь она?

Он кивком указал в сторону девочки, сидевшей на носу «Белбело». Женева набросила на ее худенькие плечи непромокаемую куртку, но Трия не обратила на это никакого внимания. Похоже, она не заметила даже, что начался дождь.

— Эта малышка, как никто другой, умеет разыскивать людей, даже тех, кто давным-давно пропал без следа.

— Ну так когда же Финнегана видели в последний раз? — спросил Хват.

— Около шести лет тому назад. Он ушел один и не вернулся.

— Но почему никто не отправился вместе с ним?

— Он сам так решил. Поиски семейства Могильяна Павлинии слишком многим стоили жизни. И Финнеган счел себя не вправе подвергать нас, оставшихся, дальнейшему риску. Он покинул нас тайком, когда мы остановились на Ифрите, и оставил записку, в которой советовал нам вернуться к прежней жизни и привычным делам. А о нем забыть. Как будто нам такое под силу!

Он взглянул на Женеву, которая в эту минуту как раз повернулась лицом к нему и собеседникам. Женщина-воин не могла слышать, о чем он говорил, но она догадалась об этом по выражению его глаз. И молча кивнула, как бы повелевая продолжать.

И Том продолжил свой рассказ:

— Мы все попытались подчиниться его приказу. Из уважения к нему, да и ради нас самих. Разбрелись по домам и зажили каждый своей жизнью. Но мысли о Финнегане не давали никому из нас покоя. Да и могло ли быть иначе? Столько лет мы прожили бок о бок с ним, нас связывали общее горе и общая цель. Мы то и дело представляли, как нелегко приходится ему: один, без друзей и товарищей, на каком-нибудь из мрачных Часов... — Том с глубоким вздохом мотнул головой. — Думать об этом было так тяжело! Мы время от времени получали известия о нем: то его видели в одном месте, то встретили в другом, то в третьем кто-то что-то о нем слыхал, — в общем, ничего конкретного. И вот недель семь тому назад Женева познакомилась с Трией. И ребенок сразу догадался, что она желает найти человека, с которым давно не виделась.

— И девочка уверена, что Финнеган жив?

— Так она говорит.

— А ей можно верить?

— Ей можно верить. А еще она знает, что Финнеган, где бы он сейчас ни пребывал, погребен под землей.

— А-а-а, — протянул Хват, — так вот зачем вам понадобился землекоп!

— Только не подумай, что тебе одному придется работать, — ободрила его Женева, чьего приближения не заметил никто из собеседников. — Мы все будем копать по очереди.

— Рад это слышать. Женева повернулась к Тому.

— Послушай, не мог бы ты сказать Трие, чтобы она хоть ненадолго спустилась вниз и отдохнула? Может, тебя она послушает. Пусть подремлет, пока этот шторм не...

Ее слова прервал громкий стук. «Белбело» ударился обо что-то днищем. Парусник качнуло.

— Мы, никак, напоролись на риф? — встревожился Джон Змей.

— Не надо было соглашаться на эту авантюру! — запричитал Джон Удалец. — Чистое безумие!

Хват, не обращая внимания на братьев, перегнулся через борт, чтобы убедиться, в самом ли деле это риф и если да, то что можно предпринять для спасения корабля. Но нет, «Белбело» ни обо что не ударялся. Это его, «Белбело», ударили по днищу. И тот, кто это сделал, был отнюдь не маленьким.

Том с тревогой и решимостью взглянул на Хвата и негромко сказал:

— А вот и наш первый дракон пожаловал.

ХВАТ В БЕДЕ

В том, что это и впрямь был дракон, сомневаться не приходилось. Или червь, как выражался Двупалый Том. Ко всему прочему еще и водоплавающий. Он поднялся футов на двадцать над волнами и угрожающе раздул капюшон, совсем как разъяренная кобра. Капюшон был унизан острыми шипами не менее фута длиной. От этого движения гигантского туловища дракона «Белбело» так качнуло, что корабль едва не опрокинулся.

А'зо и Ча! — выдохнул Хват. — Нет, вы только посмотрите на этого монстра!

— Спасайте малышку! — крикнула Женева.

Двупалый Том в несколько прыжков достиг носа суденышка, чтобы забрать оттуда Трию, которая никак не отреагировала на появление дракона и продолжала сосредоточенно смотреть вперед. Ее занимало только одно — местонахождение Финнегана. Но, несмотря на это, она не стала отбиваться, когда Том подхватил ее на руки и перенес с опасного места на носу в маленькую каюту.

Тем временем дракон обратился к присутствующим.

— Здесь моя территория, — спокойно констатировал он низким, хорошо поставленным голосом. — И я взимаю пошлину со всех, кто бороздит эти воды. — Плоская голова невероятных размеров склонилась к самой палубе. Чудовище внимательно рассматривало всех, кто находился на «Белбело», и не торопясь, со вкусом выбирало себе жертву. — Сегодня я в хорошем настроении и, так и быть, потребую от вас всего лишь... Так, дайте-ка подумать, что я возьму? — Дракон стал принюхиваться и склонил свою голову еще ниже. Краем подбородка он коснулся борта «Белбело». Доски протестующе заскрипели. — Девчушку, вот кого я желаю получить. — Из пасти чудовища на мгновение показался раздвоенный язык. — Куда она подевалась? Не смейте ее от меня прятать. — С этими словами морской дракон вытянул шею, и голова его очутилась у двери каюты.

— Давайте девчонку сюда! — приказным тоном произнес он. — Я съем только ее одну, а остальным пожелаю счастливого плавания.

Не дождавшись ответа, он воззрился на Карлотти и чрезвычайно учтиво спросил:

— Куда вы держите путь, сэр?

Вместо ответа Карлотти помотал головой.

— Не советую играть со мной в молчанку!

Дракон обнажил зубы. Казалось, еще мгновение, и он откусит голову бедняги Кудряшки.

— Зря стараешься. Ты от него не добьешься ни слова, — сказала Женева, оглядываясь по сторонам в поисках своего меча. — У него нет языка.

— В таком случае, — дракон повернул свою страшную голову к Женеве, — ты, женщина, ответь на мой вопрос. Куда вы направляетесь? Не иначе как на Остров Частного Случая?

— Возможно.

— Путь неблизкий. А я мог бы своим хвостом нагнать вам попутные волны, и ваше суденышко понеслось бы вперед в два раза быстрее, чем теперь.

— Не сомневаюсь, тебе это под силу.

Женева наконец вытащила свой меч из груды всякого хлама, который громоздился у одного из бортов.

— Но взамен вы мне отдадите девчушку, — потребовало чудовище.

От его мощного дыхания дверь каюты дрожала и поскрипывала.

— Как бы не так!

Женева сделала фехтовальный выпад и легонько кольнула монстра в шею, чтобы отвлечь его внимание от каюты.

Дракон скользнул по ней равнодушным взглядом холодных, тусклых глаз.

— Не зли меня, женщина. Не доводи до греха! Заплати скромную пошлину, которую я назначил, и будь здорова.

— Повторяю еще раз, если ты меня не понял, червяк: ни за что!

— Ах вот ты как со мной! — зашипел дракон. — Будь проклята, женщина! Получай!

Вслед за этими словами он громко рыгнул и изверг содержимое своих пяти желудков на палубу. Мощная струя зловонной слизистой мокроты вырвалась из его глотки с невероятной силой, отбросила Женеву к противоположному борту и выбила меч у нее из руки.

Женева с трудом поднялась на ноги. Ноги воительницы скользили и разъезжались в омерзительном месиве, затопившем палубу. Дважды она теряла равновесие, и только с третьей попытки ей удалось выпрямиться во весь рост. Она вооружилась первым, что попалось ей под руку, — самой крупной из рыбьих костей, которые отрыгнул гигантский червяк. И принялась перебегать от одного борта «Белбело» к другому, нанося удары по ноздрям и векам дракона, а когда кость расщепилась, подхватила с палубы другую и продолжала колотить чудовище. Но вскоре и это оружие пришло в негодность, сломавшись посередине.

— Долго ли еще будет продолжаться эта глупая забава? — устало вздохнул дракон. — И как только она тебе не надоест? Что до меня, я уже сыт ею по горло.

Хват с братьями молча наблюдали за происходящим, не зная, что предпринять: спрятаться понадежней или вступить в бой с чудовищем.

— Я не желаю приближаться к этой твари! — заявил Джон Змей. — Увольте меня от этого!

— Уж кому-кому, а тебе должно прийтись по душе такое соседство, или ты у нас не Змей? — съехидничал Удалец.

Этот обмен мнениями не ускользнул от слуха Женевы.

— Хват! — вскричала она. — Отвлеки дракона!

— Что-что?

— Ты, никак, оглох? Говорю же, отвлеки его!

— Как?

— Придумай уж что-нибудь!

Отдав растерявшемуся Хвату этот приказ, Женева опустилась на корточки и принялась шарить руками в зловонной слизи. Ей во что бы то ни стало нужно было отыскать свой меч.

— Возьми крюк, братец Хват! — возвысил голос Джон Ворчун. — Слышишь? Эй, Хват, да проснись же! Хватай абордажный крюк!

— Но я не знаю, где он!

— Позади нас! — подсказал Соня.

— Не вижу!

— Так разуй глаза! Он на стенке каюты! Или ты ослеп?!

Массивный металлический крюк и впрямь висел на наружной стене палубной надстройки, скрывавшей крошечную каюту, вот только добраться туда было затруднительно — между Хватом и каютой был дракон: чудовище вытянуло шею и угрожающе нависало над палубой.

— Не трусь, — сказал Соня. — Мы ему неинтересны. Он на нас и внимания не обращает.

— И это были его последние слова! — хихикнул Джон Змей.

Но в данном случае прав оказался Соня. Дракона и в самом деле нисколько не интересовали Хват и остальные братья. Он глаз не сводил с Женевы, которая все еще ползала по палубе на четвереньках. Чудовищу явно доставляло удовольствие лицезреть ее унижение.

Хват мгновенно оценил ситуацию и начал действовать. Согнувшись, он поднырнул под массивную шею чудовища и схватил оружие. Острый металлический крюк был насажен на древко футов шести в длину. Но до чего же несолидным выглядело это оружие в сравнении с гигантским червем!

— Этот жалкий прутик сломается от первого же удара о его чешую! — мрачно предрек Хват.

— Но у тебя нет выбора! — крикнули ему хором Соня и Хнык.

— Что ж, — вздохнул Хват, — пропадать, так с музыкой. — И ткнул острием массивную шею. — Эй, ты!


Дракон покосился на братьев с выражением высокомерия и отбросил их в сторону легким движением плоского носа, как если бы они были куском несвежего мяса, случайно попавшим на его тарелку. Убрав таким образом столь ничтожное препятствие со своего пути, червь придвинул голову вплотную к двери каюты.

— Детка! — воззвал он. — Теперь ты можешь выйти!

Он легонько толкнул дверь, без труда сорвав ее с петель.

Хват, шатаясь, поднялся на ноги. Он слышал отчаянные крики Тома, велевшего чудовищу убираться восвояси. Дракон набрал полную грудь воздуха и дунул. В каюте распахнулись все окна, из них повалил густой удушливый дым. Двупалый Том и Трия выбежали на палубу, надрывно кашляя и отирая слезящиеся глаза.

Дракон разинул пасть, и его чешуйчатый подбородок скользнул по краю борта. Корабль качнуло. Чудовище изготовилось проглотить Трию.

Но, прежде чем оно успело слизнуть ребенка с палубы гигантским раздвоенным языком, на него отважно бросился Кудряшка Карлотти с коротким мечом наперевес. Мгновение — и Карлотти вонзил острие своего оружия в лишенный чешуи участок кожи возле одной из ноздрей дракона. Из раны хлынула темная кровь, капли которой шипели и пенились, попадая на доски перил. Дракон пришел в неистовую ярость. Губы его дернулись, а пасть раскрылась во всю ширину, сделавшись похожей на железнодорожный туннель.

— Берегись, Карлотти! — предостерег Кудряшку Хват и сделал несколько неуверенных шагов по скользкой палубе, чтобы отвлечь внимание дракона от Трии.

Он подобрался к голове чудовища сбоку и нанес удар, целясь в гигантский зрачок, но острие крюка скользнуло вниз и глубоко вонзилось в щель между глазным яблоком и веком монстра.

— Дергай! — взвизгнул Джон Змей. — Да дергай же ты! Хват что было сил рванул на себя древко. Крюк легко распорол нежную кожу века дракона. Из раны струей хлынула кровь. Несколько жгучих капель попало на голое предплечье Хвата, и тот вздрогнул от боли.

Но тут дракон вскинул голову, и Хвату пришлось выпустить свое оружие из рук.

Мое лицо! — взревело чудовище, качнувшись из стороны в сторону, отчего «Белбело» едва не опрокинулся на левый борт. — Мое бесподобное лицо! Мое несравненное лицо!

Немного помедлив, он мотнул головой, чтобы избавиться от крюка. Тот отлетел в сторону, и кровь из раны на веке монстра хлынула еще обильнее, заливая глаз.

— Вот молодчина! Здорово ты его! — похвалил брата Джон Удалец.

— Погоди радоваться, — буркнул Хват, пятясь назад. — Боюсь, нам всем дорого обойдется это мое «здорово».

Полуослепший дракон снова наклонил голову и, широко разинув пасть, попытался схватить зубами Хвата и братьев.

Увы, они теперь остались без оружия, и о попытке защититься, а тем более напасть не могло быть и речи. Пришлось отступить, что Джон Хват и проделал со всей возможной поспешностью. Он проворно ринулся прочь от настигавшей его страшной пасти и на бегу отчаянно воззвал о помощи:

— Женева! Кто-нибудь! Заклинаю богами, помогите, а не то он нас проглотит живьем!

— Держись! — крикнула в ответ Женева. — Я сейчас его отвлеку!

Она все еще продолжала шарить руками по палубе, разыскивая свой меч. Поиски эти, и без того нелегкие, серьезно затрудняла качка, которая становилась тем сильнее, чем неистовее делались броски дракона, пытавшегося настичь Хвата.

Наконец чудовищу это почти удалось. Его страшная морда очутилась уже на расстоянии одного-двух футов от братьев. Хвату ничего другого не оставалось, кроме как укрыться в каюте.

— Мясо! — прошипел дракон и сглотнул слюну. — Вы все — мясо!

Длинные шипы на капюшоне дракона мешали ему просунуть голову в дверь каюты, но он был не на шутку зол и слишком голоден, чтобы такой пустяк мог его остановить. Два-три резких движения могучей шеи — и дверная рама, треснув, вылетела на палубу. Путь был свободен. Чудовище вдавило голову в образовавшееся широкое отверстие и разинуло пасть.

Хват очутился в западне.

Бей его правой! — заверещал Филей.

Дай ему левой! — закатывая от ужаса глаза, выкрикнул Соня.

Бежать Хвату было некуда. Путь назад был отрезан стенкой каюты, а о том, чтобы обойти чудовище, нечего было и думать. Гигантская голова заполонила собой весь дверной проем. И Хват принялся с отчаянием обреченного наносить кулаками удары куда попало — по ноздрям дракона, по губам и даже по деснам. Он вкладывал в эти тумаки всю свою силу, но чудовище вряд ли их даже почувствовало. Продвинув голову еще немного вперед, гигантский червь сомкнул свои страшные зубы вокруг туловища братьев. Он проделал это на удивление бережно и осторожно. Ему ничего не стоило одним движением челюстей перекусить Хвата пополам, но скорее всего он полагал, что тот не заслуживает такой легкой смерти. О нет, дракон желал помучить своего обидчика, перед тем как пообедать им. Как бы то ни было, он тотчас же вытащил из каюты голову с зажатым в зубах Хватом и братьями, которые вопили, визжали и бранились на разные голоса.

Угрозы, ругательства и слова молитв выкрикивали и те, кто находился в этот момент на палубе, — все, за исключением Трии.

Дракон, однако, оказался безучастен к столь бурному проявлению негодования. Медленно и величественно он выпрямил свою мощную шею и начал погружаться в воды Изабеллы, унося с собой Хвата и всех братьев.

В последний момент Том бросился к борту, схватил Хвата за бессильно повисшую кисть и что было сил потянул его на себя.

Дракон, у которого рот был полон «мяса», с усмешкой прошамкал:

— Двое по цене одного. Это мне подходит!

— Женева! — взмолился Том. — Заклинаю тебя именем А'зо! Помоги!

— Иду! — крикнула ему в ответ женщина-воин.

Ей наконец удалось отыскать свой меч. Не теряя ни секунды, не потрудившись даже очистить клинок от зловонной слизи, она стремительно помчалась на врага по качающейся палубе.

Том тем временем одной рукой ухватился за поручень борта «Белбело», а в другой крепко сжимал ладонь Хвата. Дракон то и дело поводил головой, пытаясь ослабить хватку Тома, чтобы всецело завладеть своей добычей, и всякий раз при этом зубы его все глубже вонзались в тело Хвата.

Все восемь братьев при этом не умолкали ни на мгновение. Одни громко стенали, другие выли от ужаса, а что до самого Хвата, то он, не переставая, молил своих попутчиков вызволить его, пока не поздно.

Однако Женеве, подбежавшей к борту с мечом в руке, удалось перекричать их всех.

— Верни Хвата на палубу! — потребовала она. — Ты слышал, что я сказала, червяк?! Положи братьев на палубу, или я тебя прикончу!

Дракон покосился на женщину-воина своим залитым кровью глазом. И, убедившись, что ее оружие и впрямь находится в опасной близости от его горла, сделал почти одновременно три быстрых, резких движения: разжал зубы (вследствие чего Хват вывалился из его пасти и шлепнулся в воду, поскольку Том от неожиданности выпустил его руку), вытащил из воды одну из когтистых передних лап и пробил в борту «Белбело» огромную брешь от фальшборта почти до самого киля; и наконец, воспользовавшись замешательством Двупалого Тома, поддел его носом и зашвырнул далеко в море.

Женеве во время этих маневров чудовища удалось рассечь чешуйчатую кожу прямо над его ключицей. Дракон испустил хриплый вопль и дернулся всем телом. При этом он так тряхнул «Белбело», что все гвозди, скреплявшие доски палубы с бортами, повылетали из своих гнезд. Теперь верхняя часть парусника оставалась единым целым благодаря одной лишь смоле, которой корабельные плотники некогда щедро залили все стыки и щели.

Дракон в ярости набросился на Женеву, и той, чтобы спастись от его страшных зубов, пришлось отпрянуть назад. Поскользнувшись в зловонной слизи, она со всего размаху ударилась о противоположный борт «Белбело». Этого удара было вполне довольно, чтобы смола растрескалась и борта разъединились.

Шхуна, до сего момента верой и правдой служившая своему экипажу и капитану, отныне была обречена.

— Хемметт! — крикнула Женева капитану, который в продолжение схватки с драконом не отходил от руля и делал все, что от него зависело, чтобы парусник не опрокинулся под натиском огромного червя. — Спасай ребенка! В шлюпку ее!

— Но мой корабль...

— Ему уже больше не ходить по морю, капитан, и ты это знаешь! Спасай Трию!

Дракон тем временем вытянул свою раненую шею и снова подобрался совсем близко к чернокожей воительнице. Зубы его щелкнули дюймах в трех от ее лица. Из раны, которую она только что проделала в его груди, на нее брызнула обжигающая кровь, из пробитого мечом легкого вырвалась струя горячего, смрадного воздуха. Женева закусила губу от боли, но не позволила себе шагнуть в сторону. Опираясь спиной о скрипучий борт, она стояла как вкопанная с мечом наперевес, дракон же предпринимал все новые попытки дотянуться до нее, клацая оскаленными зубами. К счастью для Женевы, зрение гигантского червяка из-за раны, нанесенной ему Хватом, утратило былую остроту. Несмотря на все усилия, он не мог сфокусировать на ней взгляд и оттого раз за разом промахивался. Но как ужасен был звук, с которым двигались его гигантские челюсти, — словно кто-то ежеминутно открывал и резко захлопывал металлические ворота!

Набрав полную грудь воздуха, Женева высоко подняла руку с зажатым в ней мечом. Она знала, что сможет нанести по чудовищу лишь один удар. И удар этот должен быть смертельным. Для этого ей придется поднырнуть под его чешуйчатую шею, ведь острие меча должно быть нацелено под мощную ключицу дракона, в самое сердце. Если ей не удастся смертельно ранить его, если она промахнется, он ее тотчас же проглотит.

Сжав в ладони рукоятку меча, Женева мысленно воззвала к помощи девяносто одной богини, которых чтили на ее родине.

Дракон как раз изготовился вновь броситься на нее. Женеве было хорошо слышно, как напряглись и завибрировали мускулы его челюстей, когда он начал раскрывать пасть. Положившись на помощь богинь и свое воинское умение, Женева пригнула голову, проскочила под нижней губой чудовища, едва ее не задев, и в два прыжка приблизилась почти вплотную к чешуйчатой шее. Острие меча на выпаде коснулось чешуи над мощной ключицей дракона. Женева коротко выругалась и стремительно нанесла удар чуть ниже, метя чудовищу в сердце. Разинув пасть, дракон попытался наклонить голову, чтобы зацепить женщину верхними зубами. Но было поздно. Удар достиг своей цели. Меч рассек сине-зеленую чешую и глубоко погрузился в податливую плоть, а Женева налегла на клинок всем своим весом, так что оружие ушло в тело дракона по самую гарду.

Она почувствовала, как туловище гигантского червя пронзила дрожь, и поняла, что ранила его насмерть. Он еще шире разинул смрадную пасть, и из самой глубины его существа вырвался оглушительный вопль. Казалось, что разом взвыли тысячи взбесившихся собак.

— Умри! — воскликнула Женева, с силой поворачивая меч в глубокой ране дракона.

Вопль чудовища стал еще громче, зловоние, исходившее из его пасти, сделалось невыносимым: то был запах самой смерти.

Зрачок здорового глаза дракона медленно переместился влево и впился в лицо Женевы. Верхняя губа дернулась, обнажив страшные зубы. Но чудовище никого уже не могло напугать. При взгляде на него любому стало бы ясно, что жить ему осталось какие-то мгновения.

Вот он содрогнулся всем своим гигантским телом. Потом вытащил из воды обе передние лапы и оттолкнулся ими от борта тонувшего «Белбело».

Женева даже не пыталась выдернуть меч из плоти поверженного врага. Она разжала ладонь, и ее оружие погрузилось в воды Изабеллы вместе с раненым драконом. Споткнувшись, она отступила на середину палубы, на которой к этому времени уже вовсю плескалась вода, доходившая почти до щиколоток. Женеве с трудом верилось, что она в конце концов одолела дракона.

— Ты жива? — крикнул Макбоб.

— Еле-еле, — усмехнулась она.

Пока чернокожая воительница билась с драконом у края палубы, Макбоб отвязал маленькую красную спасательную шлюпку и перекинул ее через противоположный борт парусника. Теперь же он со всей возможной поспешностью усаживал в шлюпку Трию, из-за которой чудовище приняло бой, ставший для него смертельным.

Тем временем Кудряшка Карлотти деловито перекидывал в шлюпку все, что можно было спасти с тонущего «Бел-бело»: запасы еды, воду в жестяных флягах, оружие. Бесценную карту, которую до встречи с драконом изучали Женева и Том, решено было доверить для хранения капитану.

Женева набрала полную грудь воздуха, мысленно воздала хвалу богиням за то, что уцелела в опасной схватке, спрыгнула в шлюпку и тотчас же принялась озираться по сторонам в отчаянной надежде, что Изабелла, быть может, вернет свою добычу — Хвата и Тома. Но ни того, ни другого поблизости не оказалось. Зато она увидела дракона. Чудовищный червяк еще не полностью погрузился в пучину. Голова его едва виднелась над поверхностью воды. Ослабевший от потери крови, он все же держался поблизости от парусника, рассчитывая, по-видимому, что у него достанет сил отомстить той, которая его смертельно ранила. Вода вокруг его туловища потемнела, в воздухе клубился желтоватый пар. Не иначе как смешение крови чудовища с соленой водой вызвало какую-то сложную алхимическую реакцию.

— Хвата и Тома не видно? — спросил капитан, заранее зная ответ.

— Увы! — сказала Женева.

Но не успела она это произнести, как из-за кормы донеслось едва слышное:

— Сюда... На помощь...

Женева повернулась на этот звук и только теперь заметила братьев, каким-то чудом вынырнувших из волн и уцепившихся за дощатый борт парусника почти у самой пробоины. Было похоже, что некоторые из братьев потеряли сознание. У двоих закатились глаза, как у мертвецов.

— Милостивые боги! — с чувством воскликнул Макбоб. — Надо поскорей втащить их в шлюпку!

Карлотти с Женевой налегли на весла, подвели лодку к корме и не без труда вытянули из воды обмякшее тело Хвата. Макбоб оттолкнул шлюпку от «Белбело» и стал усиленно грести, чтобы при погружении парусника их не затянуло в воронку.

Трия же перебралась в носовую часть лодчонки и устремила неподвижный взор вперед.

— Аптечку захватили? — спросила Женева, осторожно высвобождая край порванной рубахи Хвата из брюк.

Живот и бока его покрывали оставленные клыками дракона глубокие раны, из которых все еще продолжала сочиться кровь.

Карлотти принес с кормы аптечку, открыл ее и вытащил все необходимое для перевязки. Пока он это проделывал, Женева зажимала ладонями две самые глубокие раны на теле Хвата.

Когда они отплыли на безопасное расстояние от «Белбело», Макбоб перестал грести и вытащил весла из воды.

— Теперь я и сам могу позаботиться о Хвате, — сказал он Женеве. — А ты осмотрись как следует. Вдруг увидишь Тома.

С этими словами он кивнул на свой морской бинокль, лежавший на дне шлюпки.

— Гляди в оба. Хотя боги и лишили меня бедняги «Белбело», — прибавил он с тяжелым вздохом, — но я по-прежнему капитан, пусть всего только этой шлюпки. Найди Тома! Ради всего святого, разыщи его!

Женева молча ему подчинилась. Оставив Хвата на попечение капитана, она стала рассматривать в бинокль тот участок моря, куда дракон зашвырнул Двупалого Тома.

«Белбело», еще видный над поверхностью, издал протяжный стон — это воды Изабеллы широким потоком затопили его трюмы, но капитан даже головы не поднял: ему было слишком тяжело лицезреть гибель любимого судна. Жалобный стон делался все громче, а затем к нему присоединился треск ломающихся досок. Мачта обрушилась в воду, подняв фонтан брызг. Перед тем как навсегда погрузиться в пучину, «Белбело» застыл на мучительно долгое мгновение. В наступившей внезапно тишине было слышно, как звонит корабельный колокол.

Но после шести ударов колокол смолк, и море с неистовым шумом и новой яростью набросилось на свою жертву.

Послышался оглушительный треск, и маленький гордый парусник капитана Макбоба погрузился на дно, чтобы составить компанию десяткам тысяч других кораблей, которые в течение многих веков поглотило море Изабеллы.

За все время, пока «Белбело» тонул, капитан ни разу не отвел взора от своего пациента.

Когда же шум стих и поверхность моря разгладилась, он без всякой надежды спросил:

— Ну, что там насчет старины Двупалого?

— Пока ничего, — вздохнула Женева, всматриваясь в волны.

— А дракона не видишь?

— Он исчез. Как раз когда мы не смотрели в его сторону, а занимались Хватом. Кстати, как дела у братьев?

— По-разному. Некоторые так себе, другие неважно. — В голосе капитана слышалась тревога. — Кровотечение я унял, но никто из них пока не пришел в сознание. — Он понизил голос, словно Хват и остальные могли его услышать. — Право слово, не нравятся мне они.

Он хотел еще что-то прибавить, но в этот момент с носа раздался тонкий, бесцветный, как и ее кожа, голосок Трии:

— Я вижу прямо по курсу Остров Частного Случая. Женева ободряюще кивнула капитану, поднесла к глазам бинокль и стала вглядываться вперед.

Примерно в четверти мили от них море было почти спокойным, и сквозь таявшие грозовые облака пробивались лучи солнца. Они освещали золотистый песок прибрежной полосы, за которой угадывались пышные тропические заросли.

Со времени свадьбы Финнегана и принцессы Боа и трагической гибели новобрачной Женева ни разу не бывала на Частном Случае, и, хотя они с Томом были заранее готовы к тому, что именно сюда приведет их обостренное чутье девочки-ясновидящей, при виде острова у нее перехватило дыхание. Она провела языком по пересохшим губам и заставила себя улыбнуться.

— Уж где-где, а на Частном Случае Хват точно излечится, если у него есть хоть малейший шанс выжить.

— Ну а вдруг умрет кто-то один из братьев, а остальные пойдут на поправку? Что тогда? — встревожился Макбоб.

— Решим, что делать, когда это стрясется, — с некоторой досадой ответила Женева и добавила гораздо мягче: — И будем надеяться, что все обойдется.

Внезапно кто-то постучал по борту лодки, как если бы это была дверь и нежданный гость оповещал хозяев дома о своем желании войти внутрь. Женева и Макбоб едва не подпрыгнули от неожиданности и разом повернули головы на звук. У борта шлюпки они, к своей величайшей радости, увидели Тома, которого уже почти отчаялись отыскать. Поддерживаемый Женевой и Макбобом, Двупалый Том тяжело перевалился через борт и рухнул на дно. Немного отдышавшись, он с усилием произнес:

— Я... так боялся... что вы меня уже похоронили...

— Как ты мог такое о нас подумать! — возмутилась Женева. — Мы верили, что ты жив, и ни на минуту не переставали тебя искать.

Том бросил взгляд на распростертого Хвата и покачал головой.

— А как наш землекоп?

— Он тяжело ранен, Том. Мы держим курс на Остров Частного Случая. Надеюсь, там он получит помощь.

— Благодарение богам, что он уцелел, — с чувством проговорил Том. — Шуточное ли дело — побывать в пасти у дракона и остаться в живых!

— Да уж, — усмехнулся Макбоб. — Если братья выздоровеют, им будет чем хвалиться до конца дней своих.

Подгоняемая попутным ветром, шлюпка летела к Острову Частного Случая. Состояние раненого Хвата и его братьев оставалось прежним — отчаянным, и, когда гостеприимный берег заметно приблизился, а в воздухе разлилось благоухание цветов, Женева воспрянула духом.

Они находились в каких-нибудь шестистах ярдах от Частного Случая, когда что-то царапнуло по дну их маленькой, шлюпки. Женева подошла к борту. В прозрачной голубоватой воде видны были рифы — неглубоко, футах в пятнадцати от поверхности. Зрелище было восхитительное: разноцветные рыбки всевозможных форм и размеров сновали между ветвями кораллов стайками или в счастливом одиночестве.

Но вдруг их охватила паника. Все как одна, словно повинуясь кличу «Спасайся, кто может!», они повернулись сторону и стремительно уплыли в темную впадину между рифами, полускрытую водорослями. Это отчаянное бегство заняло не более двух секунд. Женева стала читать молитву:

— «О богини, смилуйтесь надо мной в час испытаний...» Она умолкла на полуслове, потрясенная зрелищем, что внезапно предстало перед ее взором: прозрачная вода вдруг окрасилась в буро-коричневый цвет. Темное пятно, все увеличиваясь в размерах, ползло прямо под днище их шлюпки. Над поверхностью моря поднялся желтоватый дымок.

Женева на всякий случай отступила от борта и предостерегающе подняла руку.

— Держите ребенка, капитан, — скомандовала она вполголоса.

— ...у нас неприятности?

— Еще какие! Дежа вю.

— Но я был уверен, что он...

— Умер? — с сарказмом спросил червь, поднимаясь из потемневших вод.

Он являл собой поистине гротескное зрелище: из груди его все еще торчал меч Женевы, а кровь, обильно струившаяся из раны, заливала всю нижнюю часть туловища, окрашивая некогда блестящую сине-зеленую чешую с золотым отливом в безобразный бурый цвет. Вдобавок ко всему тело чудовища беспрестанно сотрясали судороги, и казалось, его вот-вот хватит удар.

— Ружье при вас, капитан? — тихо спросила Женева.

— Осталось на «Белбело»...

— Дайте же мне хоть что-нибудь! Что угодно. Слышишь, Карлотти?

Кудряшка пригнулся и пробежал на корму, чтобы отыскать там какое-нибудь оружие. Это его движение привлекло внимание дракона. Без малейших колебаний чудовище резко согнуло гигантскую шею и разинуло пасть. У Кудряшки не было ни единого шанса спастись. Прежде чем кто-либо успел понять, что происходит, дракон проглотил его целиком.

Нет!!! — крикнула Женева и бросилась на помощь Карлотти.

Она надеялась, что успеет ухватиться если не за руку или ногу бедняги, то хотя бы за рукоять собственного меча. Но дракон опередил ее движение. Он резко закинул голову назад, как пеликан, заглатывающий рыбу, и Карлотти, столь же безмолвный в свой смертный час, каким был при жизни, проскользнул по гигантскому пищеводу в один из пяти желудков чудовища.

— Ах ты, поганая сволочь! — крикнула Женева.

Лицо ее заливали слезы. В бессильной злобе она сжала кулаки.

Из горла дракона вырвался прерывистый хриплый смех.

— Кто следующий? — спросил он с издевкой, оглядывая палубу.

— Макбоб! — прошептала Женева.

— Что?

— Есть ли на шлюпке ракетница?

— Должна быть.

— Можешь ее достать?

— Ясное дело.

— Только очень медленно, капитан. Без резких движений. Не... спе... ша.

Макбобу не надо было объяснять дважды. С величайшей осторожностью он поднял среднее сиденье шлюпки, под которым находился ящик с небольшим запасом питьевой воды и провизии и — о, радость! — с ракетницей.

Дракон, вздрагивая и раскачиваясь из стороны в сторону, словно в полузабытьи, все еще решал, кого из пассажиров шлюпки он намерен сожрать следующим. При одном взгляде на него становилось ясно, что долго чудовищу не протянуть. Но от этого он не стал менее опасен. Женева нисколько не заблуждалась на этот счет. Однажды ей довелось увидеть, как дракон лишил жизни шестерых воинов, успевших перед этим вонзить в его голову все шесть своих мечей.

— Вот, держи, — едва слышно сказал капитан и вложил рукоятку заряженной ракетницы в ладонь Женевы.

Оружие было громоздким и неудобным, из него трудно было как следует прицелиться, но, к счастью, мишень была достаточно велика.

Догадался ли червь, что они затеяли? Заметил ли их движения? Раскрыв пасть, он издал шипение, в котором слышались скорее боль и отчаяние, чем ярость. Смертные судороги теперь еще чаще сотрясали его тело, оно ослабевало с каждым ударом сердца.

Женева, больше уже не таясь, навела на него свое оружие. Его здоровый глаз свирепо блеснул. Дракон собрался с силами и произнес:

Будь ты проклята, женщина!

И Женева нажала на курок.

Вылетевшая ракета оставила за собой дымный розовый след, хорошо видный даже при слабом свете зарождающегося дня.

Выстрел оказался на удивление точным: заряд попал прямо в глотку чудовища, которое на миг уподобилось своим мифическим предкам, огнедышащим драконам из «Заветов Поттишака», которые Женева выучила наизусть еще школьницей.

«И тогда на земли наши, подобно чуме, обрушилась ярость Великого Дракона Каскатеки Рендитиуса, исторгавшего из ноздрей и горла огонь, все окрест опалявший...»

В детстве ей делалось жутко при одной мысли о подобном чудовище, теперь же, увидев дракона во плоти, сражаясь с ним, она почти не чувствовала страха. В конце концов, это ведь был всего лишь червяк. Злобный, коварный, жестокий червяк, который заслужил свою участь.

Но вот пороховой заряд взорвался, и из глаз дракона в небо взметнулись два ослепительно ярких огненных столба. Червь закричал. Пронзительный крик, зародившись в мрачных глубинах его огромного тела, выплеснулся наружу с такой силой, что у всех пассажиров шлюпки заложило уши, и оборвался совершенно неожиданно, на самой высокой ноте.

Опасность миновала. Над морем снова воцарилась благословенная тишина.

Тело дракона изогнулось, потом резко выпрямилось. Вместо глаз в голове его зияли две огромные обугленные черные дыры. Стремительно и беззвучно он провалился в глубины Изабеллы. Длинное тело не упало плашмя на морскую гладь, но стремительно исчезло под водой, сохраняя вертикальное положение, так, словно кто-то утащил дракона в пучину, резко дернув за хвост. Уход его в темную от крови воду был по-своему грациозен — без брызг, без бульканья и пузырей, без единого всплеска.

— Спасибо за все, и спокойной ночи, — мрачно буркнул капитан.

— Проклятые черви! — воскликнула Женева. — Ненавижу их всем сердцем. Теперь они еще и Карлотти у нас отняли. Я клянусь... Клянусь, что не сложу оружия, пока не очищу нашу землю от последнего из этих гадов. И воды Изабеллы тоже. Истреблю их всех до единого. — Она вопросительно взглянула на Тома и капитана. — Что скажете?

— Мы с тобой! — ответили оба.

На палубе воцарилось молчание. Женева, Том и капитан вспоминали своего погибшего товарища.

А тем временем приливные волны плавно несли их к берегу. Когда путники прочитали все заупокойные молитвы и подняли головы, киль шлюпки коснулся мягкого белого песка Острова Частного Случая.

— Наконец-то мы там, где нужно! — оживилась Трия.

— Ты уверена, что Финнеган здесь? — спросила Женева.

— Абсолютно.

Том недоверчиво покачал головой:

— Снова очутиться там, где все началось... Кто бы мог подумать?

Больше никто из них не проронил ни слова. В глубоком молчании они вынесли бесчувственного Хвата из шлюпки и зашагали по песчаному берегу в прохладную спасительную тень цветущих деревьев.

ГОСТЕПРИИМСТВО ЛЖЕЦА

Кэнди брела по тропинке, извивавшейся между покатых холмов. Путь ее освещали одни только вечерние звезды. Она не отрываясь глядела на домик с куполом вместо крыши, стоявший на вершине одного из пригорков. Каждый новый шаг давался ей все с большим трудом, и если бы не надежда, что в этом удивительном строении живут люди, которые, сжалившись, окажут ей гостеприимство и, главное, предоставят возможность преклонить под их кровом усталую голову и хоть немного поспать, — она свалилась бы прямо посреди дороги. Ноги и руки у Кэнди стали словно свинцовые, глаза сами собой закрывались, и она шагала вперед как во сне.

Мысль о том, чтобы и в самом деле прикорнуть где-нибудь неподалеку от тропинки, в мягкой траве, поначалу показалась ей чрезвычайно соблазнительной, но она запретила себе поддаваться этому соблазну. Мало ли какие хищники могли водиться на Острове Простофиль? Ей смутно вспоминалось, что Клепп говорил о населяющих здешние места хищных жабах, горностаях-вампирах и ядовитых змеях. Это вовсе не казалось ей невероятным, стоило только вспомнить, сколько удивительных существ она успела встретить за недолгое время своего пребывания в Абарате. Поэтому ей ничего другого не оставалось, кроме как, собрав все остатки сил, брести вперед, к дому с куполом вместо крыши.

Примерно в миле от домика ей на пути попалась колонна с плоской вершиной, на которой был разложен хоть и небольшой, но ярко и весело горевший костер. На некотором расстоянии она разглядела еще одну такую же колонну, чуть поодаль — другую, затем третью. Всего колонн с огнями на вершинах оказалось двенадцать. По-видимому, они были установлены на границах владений хозяев домика.

Миновав одну из колонн, Кэнди сразу же почувствовала, как в окружавшей ее атмосфере что-то едва уловимо переменилось. Выходит, эти огни и впрямь служили границей. Вот только что и от чего они отделяли? При весьма небольших размерах костерков на колоннах свет, который они излучали, был ослепительно ярким. Перед Кэнди по земле теперь ползли несколько ее собственных огромных дрожащих теней, и от этого ей стало казаться, что почва под ногами колеблется и вздыбливается волнами, как море. Ощущение было не из приятных.

А еще она чувствовала присутствие каких-то живых существ в непосредственной близости от себя, хотя разглядеть их ей никак не удавалось. Возможно, из-за того, что ее усталым глазам было трудно уловить их стремительные перемещения, а может, их полностью скрывала высокая трава. Хотя, конечно, они могли оказаться и просто невидимками, учитывая, что на Абарате нет ничего невозможного. Кэнди не сомневалась лишь в одном: существа эти ей не мерещились, они в самом деле сновали взад-вперед мимо нее. Порой она чувствовала скольжение мягкой шерстки по своей голени, один раз кто-то ткнулся ей в запястье влажным носом, но по большей части присутствие неизвестных существ выдавали колебания воздуха, которые Кэнди ощущала обнаженной кожей ног и рук.

Очень скоро эта игра в прятки стала ее раздражать.

— Эй, кто вы такие? — сердито спросила она. — Покажитесь! Терпеть не могу таких шуток.


Невидимые спутники на удивление быстро подчинились ее требованию. Из-за одного из валунов грациозно вышли три зверька, величиной своей примерно вдвое превосходящих домашнюю кошку, но, несомненно, состоящих с последней в самом близком родстве. Мех у них был одинакового кирпично-красного оттенка, с широкими черными полосами. Глаза всех троих — огромные, горящие тревогой — обратились на Кэнди.

— Вид у вас голодный, — храбро произнесла она. — Но что толку на меня смотреть? Мне нечем вас угостить.

Тут самая костлявая из кошек издала душераздирающий вопль, повинуясь которому еще не меньше дюжины ее сородичей вышли из укрытий. Все они принялись изучать Кэнди с той же бесцеремонностью, как и первые трое.

Кэнди стало немного не по себе. Уж не собралась ли вся эта компания ею полакомиться? Иначе зачем бы кошки так настойчиво ее преследовали, обнюхивая, словно чтобы решить, годится ли она в пищу?

Она пожала плечами и повернулась к ним спиной.

— Перестаньте так на меня пялиться! Это, в конце концов, невежливо!

Если кошки и поняли смысл ее слов, то ничем этого не выказали. Кэнди с немалым трудом принудила себя продолжить путь по извилистой дорожке к дому с куполом вместо крыши, а животные, больше не таясь, следовали за ней по пятам. Они то забегали вперед, то немного отставали, но по-прежнему ни на секунду не сводили с нее своих ярких, горящих глаз.

Самым же пугающим было то, что чем ближе она подходила к дому, тем беспокойнее вели себя кошки. Некоторые из них намеренно преграждали ей путь и отступали, только когда она подходила к ним вплотную, остальные носились взад-вперед с истошными воплями, от которых в жилах леденела кровь и желудок болезненно сжимался. Казалось, животные специально пытались столкнуть ее с дорожки и увести куда-то в сторону.

Наконец нервы Кэнди не выдержали. Поведение животных стало откровенно угрожающим. Кэнди перепрыгнула через спины двух кошек, загораживавших от нее дорожку, и из последних сил бросилась бежать. Звери гнались за ней по пятам, и какофония их истошных криков делалась тем громче, чем быстрее она приближалась к спасительной двери.

Кэнди чувствовала на своих икрах обжигающее дыхание, и ей все время казалось, что самый проворный из котов вот-вот вопьется острыми зубами ей в щиколотку. И тогда ей конец. С каждой секундой, в ужасе думала она, страшная развязка становится все ближе, все реальнее, скоро эта безумная гонка станет ей не под силу — она ведь и без того вконец изнурена. Но нет! Она продержалась до конца! Вот и домик! Вот и дверца! Кэнди обливалась потом и хватала ртом воздух. Язык и небо у нее пересохли, горло и легкие горели огнем.

Она стукнула по двери костяшками пальцев и крикнула как можно громче:

— Кто-нибудь! Откройте! Ответа не последовало.


Кэнди принялась колотить по двери что было сил и срывающимся голосом молить о помощи. Тем временем все кошки, которые ее преследовали, собрались на лужайке у дома, но, странное дело, вместо того чтобы напасть на нее, они стали неторопливо прохаживаться взад-вперед в двух-трех ярдах от порога и протяжно, жалобно мяукать.

— Да откройте же, наконец! — в очередной раз взмолилась Кэнди, стукнув кулаком по двери.

На сей раз она услыхала звук чьих-то приближавшихся шагов и крикнула:

— Ради бога, поторопитесь!

Через пару секунд дверь отворилась, и на пороге показался коротышка с довольно кислым выражением на несимпатичном лице. На коротышке был ярко-желтый костюм и голубые башмаки, а крупную голову увенчивали несколько бесформенных шляп, нахлобученных одна поверх другой. Еще две шляпы он держал в руках и, выйдя на крыльцо, поспешно водрузил их на вершину своего удивительного многослойного головного убора. Проделав это, он подхватил длинный посох, который был прислонен к стене у входа в дом, и бросился на кошек.

— Посторонись-ка, девица! — услыхала Кэнди и поспешно дала ему дорогу.

Коротышка так торопился расправиться с котами, что ее даже взглядом не удостоил.

— Прочь! Прочь с моих глаз, вы, омерзительные порождения зла, бешеные кровожадные твари! — взвыл спаситель Кэнди и добавил, полуобернувшись к ней: — А ты, девица, заходи в дом!


Животные отступили, но совсем недалеко: едва очутившись вне досягаемости посоха коротышки, они как ни в чем не бывало вновь принялись прохаживаться туда-сюда и издавать душераздирающие вопли.

Кэнди поежилась и смущенно улыбнулась.

— Спасибо вам. Мне показалось, что они готовы были на меня наброситься.


— Так оно и было, так и было! — подхватил коротышка, не ответив на ее улыбку. — Я в этом ни капельки не сомневаюсь. Они самим дьяволом сюда подосланы, чтоб меня изводить, эти проклятые кошки тарри!

— Как вы сказали? Кошки тарри?

— Ну да, кошки тарри, они самые и есть. У них здесь и собственный городишко имеется, на другой стороне острова. Называется Верхний Стремень. Почему тварям в нем не сидится, это выше моего понимания. Но скажи-ка, они тебя, часом, не поранили?

— Нет, к счастью, они меня не тронули. Только напугали. Гнались за мной по пятам. И вдобавок еще этот их ужасный вой...

— Жуть, правда? — Хозяин домика жестом велел Кэнди посторониться, чтобы он мог дотянуться до дверных замков. И тотчас же запер их все — верхний, средний и нижний. — Уж поверь мне, этих гнусных хищниц следует опасаться. Каждая из них успела погубить не одну невинную жизнь.

— Не может быть!

— Святая правда, клянусь! Они заталкивали ребятишкам в горло комки своей шерсти, и те падали бездыханными. А блохи, которые на них водятся, — между прочим, размером с мой ноготь, — высасывали у младенцев всю кровь до капли! Стоило тебе поскользнуться и упасть, как они растерзали бы тебя в клочья. Я ведь тебя заметил из своего оконца, — он кивком указал на ступеньки лестницы, которая вела, судя по всему, на крышу, внутрь прозрачного купола, — и немного поколдовал, произнес пару заклинаний, чтоб ускорить твой бег. Надеюсь, это тебе помогло.

— Я тоже думаю, что осталась жива только благодаря вашим заклинаниям. Спасибо вам. Если бы не вы, меня бы сейчас здесь не было...

— Но, к счастью, ты здесь. И я рад тебя видеть. — Он опустил посох и повернулся к Кэнди лицом, чтобы пожать ей руку. — Я Каспар Захолуст, философ, чародей и ценитель хорошего рома. А ты?..

— Кэнди Квокенбуш.

— Квокенбуш. Квок. Ен. Буш. Это не абаратское имя.

— Верно. Не абаратское. Я вообще-то родом не отсюда. А здесь очутилась... можно сказать, случайно.

На сморщенной, как у лилипута, физиономии Каспара отобразилось живейшее любопытство.

— Да неужто? — весело воскликнул он. — Так-так... Погостить, значит, приехала. А откуда, если не секрет? Позволь, я попробую угадать. — И он многозначительно покрутил пальцем в воздухе. — Не иначе как из иных краев.

— Вы имеете в виду Иноземье? Да, это моя родина.

— Подумать только! — всплеснул руками Захолуст. — Ведь тебе пришлось проделать такой долгий и нелегкий путь! Оттуда и прямиком...

— ...сюда? — улыбнулась Кэнди.

— Именно! Именно сюда. Оттуда и сюда. Вот так маршрут! — Он вымученно улыбнулся, и от этого его несимпатичное морщинистое лицо, обычно хранившее выражение неприязни или свирепой надменности, стало еще безобразнее. — Ты себе не представляешь, просто-таки не представляешь, как я счастлив оказать тебе гостеприимство в этом скромном жилище!

— Вы тут один живете?

— Ну-у... более или менее, — уклончиво ответил Каспар.

Он жестом пригласил Кэнди в свою гостиную, по сравнению с которой, как она решила при первом же беглом осмотре, печатня Сэмюеля Клеппа показалась бы образцом опрятности. Книги, брошюры, листы бумаги в ужасающем беспорядке валялись везде и повсюду, за исключением сиденья уютного кресла, обтянутого зеленой кожей, на которое Каспар тотчас же грузно опустил свой зад, оставив Кэнди стоять. После чего невозмутимо пояснил:

— Большинство моих родных и друзей уже умерли. Пали жертвами в войне, которую навязали нам эти проклятые киски. — Он глубоко вздохнул, надув щеки, и возвел глаза к потолку. — Что за райская жизнь была у нас здесь на Острове Простофиль, пока эти кошки тарри не обосновались неподалеку и не выстроили свое скопище лачуг, которое они называют городом! А я ведь уже немолод. Почти, можно сказать, удалился от дел. Я надеялся в тишине и довольстве скоротать сумерки своей жизни на этом славном Часе.

Рассчитывал в благословенном покое потягивать себе ром и предаваться воспоминаниям. Размышлять обо всем, что сделано, а что нет. Ну, ты меня понимаешь. Разумеется, мне не о чем жалеть.

— Что ж, — неуверенно произнесла Кэнди. — По-моему... По-моему, это совсем неплохо. — Она не имела большого опыта в поддержании беседы о подобных отвлеченных предметах и на всякий случай, чтобы не ляпнуть что-то невпопад, перевела разговор на более знакомую тему: — Вам, наверное, одиноко.

— Еще бы! — с готовностью кивнул Каспар. — Конечно, одиноко. Но есть кое-что и похуже одиночества. Воспоминания, например.

— О чем?

— О том, что представлял собой Остров Простофиль до появления здесь кошек тарри. Они превратили это прелестное, уютное местечко в ад кромешный! Вот что они проделали, да-да! Мне теперь приходится то и дело подкармливать огни...

— Костры на колоннах?

— Вот именно. Благодаря этим огням я могу по крайней мере видеть врагов. Но меня не покидает мысль о том ужасном дне, когда топливо закончится и...

— ...костры погаснут?

— Да. Погаснут. Стоит этому случиться, и тогда... Боюсь, это станет моим концом, и Каспар Захолуст тоже превратится всего лишь в воспоминание.

— Но должен же быть какой-то выход! Я уверена, кошек можно отловить. У нас дома в Цыптауне...

— Виноват! Ты сказала: Цыптаун? Что это такое, объясни.

— Город, в котором я родилась и живу. Ну, или жила, пока не очутилась здесь.

— Ни разу на своем веку не слыхал более странного названия для населенного пункта, — поморщился Захолуст.

Кэнди, задетая его пренебрежительным тоном, отпарировала:

— А по-моему, Остров Простофиль звучит куда более нелепо.

Захолуст хитро сощурился.

— Но родился-то я совсем не здесь! И жил в другом месте. До недавнего времени.

— Правда? Но почему вы в конце концов здесь поселились?

— О, это долгая история. Может, как-нибудь я тебе ее расскажу. Присядь-ка, сделай одолжение. Вид у тебя усталый.

Кэнди в замешательстве оглядела комнату. Сесть было решительно некуда, кроме того кресла, в котором расположился Захолуст. Тот, в свою очередь, осмотрелся по сторонам, кивнул Кэнди и, что-то неразборчиво пробормотав сквозь зубы, простер короткую руку в сторону одного из довольно низких табуретов. Стопка книг, которая на нем лежала, сразу повиновалась этому жесту — вспорхнула и улетела прочь, как стая потревоженных птиц.

— Прошу садиться.

— Не возражаете, если я сниму туфли?

— Нисколько. Чувствуй себя как дома. Позволь мне угостить тебя ужином. И устраивайся поудобнее.

— Ноги отказываются мне служить. Просто отваливаются, — пожаловалась Кэнди.

— Не у тебя одной, — хмыкнул Каспар. — Я знавал одного типа, а звали его, как сейчас помню, Арчи Кашаньян, так у него ноги совсем перестали слушаться. Бегали по нему, сколько хотели. Бедняга просыпался весь в синяках, со следами подошв по всей груди, по животу. Даже на лице у него эти негодницы ноги оставляли отпечатки. В конце концов они его насмерть затоптали!

Кэнди не знала, что и подумать, как реагировать на эту нелепую байку. Может, Каспар просто пошутил? Ну а вдруг нет? Чего доброго, возьмет да и обидится, если она рассмеется. Здесь, в Абарате, от любого можно ждать чего угодно. Она подавила улыбку и, чтобы выйти из щекотливого положения, снова сменила тему разговора:

— У нас в Иноземье есть специальная служба, которая занимается отловом бродячих животных. Потом им подыскивают новых хозяев, а тех, кого не удается пристроить, усыпляют.

— Хозяев?! — Захолуст от негодования даже привстал в своем кресле и вытаращил глаза. — Кто же это, скажи на милость, согласится приютить подобных тварей?! Преисподняя — вот тот дом, то место, которого заслуживают кошки тарри! Да и в любом случае поймать их невозможно. Слишком они быстро бегают. А какие увертливые! Перехитрить тварей — дело другое. Отравить, к примеру. Да, это единственный способ от них избавиться. Видишь вон ту миску с рыбой на столике у двери? В этом угощении довольно отравы, чтобы истребить всю стаю. Если бы мне только удалось заставить их это съесть! Но они слишком хитры, из моих рук еду не возьмут. — Он ненадолго умолк, после чего щелкнул пальцами, радостно осклабившись. — Послушай-ка! А может, тебе повезет больше моего! Право слово, стоит попробовать!

— Мне?! — ужаснулась Кэнди.

— Ну да, тебе! Если еду из дома вынесешь ты, они никакого подвоха не заподозрят. Ведь они тебя совсем не знают. — Захолуст торжествовал. Его злые глазки горели от нетерпения. — Держись как можно более естественно, только и всего. Уверен, у тебя...

Он начал было подниматься из кресла, но Кэнди остановила его негодующим жестом.

— Постойте! Не хочу вас разочаровывать, мистер Захолуст, тем более что вы оказали мне гостеприимство, но я не собираюсь скармливать кошкам отраву, как бы вы меня об этом ни просили.

— Будь они обыкновенными кошками, я сказал бы, что ваши чувства делают вам честь, мисс Квокенбуш, — мрачно ответил Каспар. — Но это ужасные, кровожадные хищницы. Порождения ада. Поверь! Это исчадия ада, вот кто они такие. Яд — это самое малое, чего они заслуживают за все злодейства, — о нет, не только по отношению ко мне, а к сотням несчастных, ни в чем не повинных жителей Острова Простофиль! Будь здесь, под небесами, хоть капля справедливости, этих кошек тарри давным-давно убило бы молнией, всех до единой.

Прежде чем Кэнди собралась с ответом на эту страстную речь хозяина особняка, из соседней комнаты донесся какой-то посторонний звук.

— Что это? — насторожилась она.

— Ветер. Всего лишь ветер, — с подозрительной поспешностью произнес Каспар. — Не обращай внимания. Кэнди решительно поднялась на ноги.

— На ветер это совсем не похоже. По-моему, это был чей-то голос. Кто-то плакал.

— Плакал, говоришь? Ну еще бы! Не хотел тебя расстраивать, ты ведь впервые в моем доме, но знаешь, мы с несколькими друзьями оплакиваем сегодня дорогого покойника.

— Покойника?

— Одного из моих приятелей — ах, золотое было сердце, кристальная душа — не далее как вчера умертвили кошки тарри. И мы устроили поминальное бдение в его честь. Знаешь, поди, как это бывает: пьем за упокой души и вспоминаем всякие случаи из его жизни.


— Так у вас поминки? — нерешительно переспросила Кэнди. В голосе Каспара звучала фальшивая нотка, да и сами его объяснения казались неправдоподобными. — Но если у вас траур, то почему вы одеты в ярко-желтый костюм?

Захолуст опустил глаза вниз, на штанины своих канареечных брюк, и с деланным смущением развел руками.

— Так этот цвет — желтый? Ты уверена?

— Да.

— Ой, вот незадача! Бедный, бедный Каспар! Зрение стало все чаще меня подводить.

— Вы хотите сказать, что не различаете цвета? Что надели желтый костюм по ошибке?

Кэнди с каждой секундой все больше убеждалась в справедливости своих подозрений. Этот странный коротышка зачем-то обманывал ее и морочил, и ей это очень не нравилось.

— Вот именно, — и Каспар в притворном отчаянии шлепнул ладонью по лбу.

Но Кэнди теперь интересовало другое: кто и почему так горюет в соседней комнате? Кривляние Захолуста не вызвало у нее ничего, кроме неприязни.

Она решительно направилась ко входу в ту комнату, из которой доносился плач.

— Интересно, что же это там у вас за поминки, — бросила она на ходу.

Каспар попытался было ее остановить, но Кэнди оказалась проворней. Секунда — и она уже открывала дверь в таинственную комнату.

Как она и подозревала, там не оказалось ни гроба, ни усопшего, ни единого плакальщика. Темное захламленное помещение, на одной из стен которого в прямоугольнике света, проникавшего сквозь дверной проем, виднелся портрет хозяина дома верхом на животном, походившем в одинаковой степени на верблюда и на гигантского броненосца.

— Это вы называете поминальным бдением? — Кэнди возмущенно засопела. — Вы мне солгали. Терпеть не могу лжецов!

Каспар остановился позади нее у порога темной комнаты.

— Ну а если и приврал немного, так что с того? — ничуть не смутившись, ответил он. — Я здесь хозяин. И могу врать в своем доме сколько мне заблагорассудится. Или скакать нагишом по комнатам с воплями: «Аллилуйя». За милую Душу.

— Разве вас не научили в детстве, что обманывать нехорошо?

— А может, я не нарочно? — хихикнул Каспар. — Может, у меня болезнь такая. Неизлечимая, из-за которой я вынужден все время врать. Бедняга Каспар.

— Но не станете же вы утверждать, что и впрямь страдаете такой болезнью?

— Может, да. А может, и нет.

— Ох, да прекратите же вы паясничать, наконец! — Кэнди не на шутку разозлилась. — Неужели вамтак трудно просто сказать правду?

— Трудного в этом ничего нет, — осклабился Захолуст. — Но и удовольствия никакого.

— Знаете что?! — Кэнди старалась не потерять остатки самообладания. — Вы разговариваете и ведете себя как ненормальный. Вы и впрямь такой, если начистоту. Чокнутый коротышка.

Она повернулась к нему спиной и зашагала к двери.

— На твоем месте я не стал бы так торопиться. Ведь кошки тарри где-то неподалеку, учти.

— Ну и что? Лучше уж иметь дело с ними, чем оставаться здесь в компании с...

Но прежде чем она успела договорить, Захолуст бросился к дверному проему и заступил ей дорогу.

— Что вы еще затеяли? — нахмурилась Кэнди. — Отойдите прочь.

Он ей не ответил. Просто поднял короткую ручонку, дотянулся до ее лба, привстав на цыпочки, и с силой толкнул.

Кэнди отпрянула назад, споткнулась о край ковра и упала, пребольно ударившись копчиком о пол и вскрикнув от неожиданности и испуга.

— По-моему, вам пора бы уже сбавить тон, юная барышня! — произнес Захолуст, на сей раз без малейшего следа той напускной доброжелательности, какой отличалось его обращение с гостьей в начале знакомства. — Поверь, я повинен в более тяжких грехах, чем вранье. В куда более тяжких.

— Охотно верю, — негромко сказала Кэнди.

Она попыталась подняться, но Захолуст мгновенным точным ударом по коленке снова сбил ее с ног. Только теперь Кэнди по-настоящему испугалась. Этот коротышка в клоунском наряде был опасен. Недаром она всегда побаивалась клоунов.

— Я хочу уйти из этого дома, — твердо произнесла она.

— Да неужто? Боюсь, тебе это не удастся. Останешься здесь со мной, ясно?

— Не будете же вы насильно удерживать меня здесь? Ведь я не...

— ...ребенок? Для меня ты не более чем дитя. Беспомощный младенец, которого некому защитить. Побьюсь об заклад, ни одна живая душа не ведает, что ты здесь.

Кэнди промолчала, и это ее безмолвие было для Захолуста красноречивее любых слов.

— Кстати, кое в чем я тебе не соврал.

— В чем же, интересно знать?

— Я и в самом деле сотворил заклинание, как только тебя заметил. Воззвал к кое-каким высшим силам, чтоб они затмили твой разум и ты бы неверно истолковала попытки кошек тарри помешать тебе войти под этот кров. Как видишь, мои усилия не пропали даром. Ты угодила прямо мне в руки, как глупая маленькая рыбешка!

— То вы меня обозвали младенцем, теперь я уже рыбешка, — возмутилась Кэнди. — Придите, наконец, к чему-то определенному.

Теперь страх перед Захолустом перешел в панический ужас, но Кэнди старалась держаться так, чтобы он этого не заметил.

— Виноват, — ухмыльнулся Захолуст. — Уточняю: ты, безусловно, не младенец, а также и не рыбешка. Заложница, вот ты кто, ясно?!

— Что?! Что вы сказали?!

— То, что ты прекрасно слышала. Заложница. Не сомневаюсь, в Абарате найдутся желающие выложить несколько тысяч земов, чтобы тебя заполучить.

Кэнди облегченно вздохнула.

— Забудьте об этом. В Абарате у меня нет друзей.

— Так-так... И кто же из нас солгал на сей раз, а? — И Каспар, наклонившись, ткнул Кэнди в плечо толстым пальцем. — Да чтоб у такой милашки не было ни единого воздыхателя? Расскажи это кому-нибудь другому, девица! Не сомневаюсь, по тебе сохнут не меньше полудюжины кавалеров.

Кэнди рассмеялась в голос, настолько нелепым показалось ей подобное предположение. Каспар сердито пожал плечами.


— Ну, семья-то у тебя во всяком случае имеется!

— Только не здесь. — Произнося это, Кэнди мысленно прикидывала, каковы ее шансы проскользнуть ужом между широко расставленных ног карлика и, поднявшись с пола, добежать до входной двери, не будучи пойманной. — Мои родители...

— ...в Цыптауне.

— Да.

— Ммм, — нахмурился Захолуст. — Дай подумать. Я уверен, что сумею отыскать желающих тебя заполучить — не задаром, разумеется, — среди жителей Абарата. Шалопуто! Где ты там? Шалопуто! Живо ко мне! Немедленно! А не то я с тебя шкуру спущу и продам башмачнику!

— Я здесь, — донесся сверху тихий шелестящий голос. Кэнди подняла голову. Под потолком, держась цепкими ступнями за балку, висело создание, которое с первого взгляда можно было бы принять за ожившее порождение чьей-то больной фантазии или за чудака, вырядившегося в самый страшный и нелепый костюм для Хэллоуина, какой только можно вообразить. Кожа у этого существа была буровато-оранжевой, посередине зеленых глаз, обрамленных темными ресницами, чернели вертикальные полоски зрачков, его крупную, яйцевидной формы голову украшали четыре небольших пирамидальных рога, а за щеками, там, где у людей расположены уши, топорщились широкие и длинные веерообразные кожные выросты. Всю его одежду составляли замызганная футболка и заплатанные грязные брюки с отворотами.

Шалопуто, безусловно, являл бы собой устрашающее зрелище, не будь выражение его мордочки таким кротким и несчастным. Разглядывая его, Кэнди вспомнила о звуках сдавленных рыданий, которые несколько минут назад донеслись до нее из этой комнаты. Наверняка их издавал не кто иной, как этот бедняга.

— Давай спускайся и схвати эту треклятую девчонку, — приказал ему Захолуст. — Ну, живо!

— Иду, иду!

И зверек начал спускаться с потолка.

Но прежде чем его ноги коснулись земли, Кэнди попыталась спастись бегством. Она обеими руками отпихнула от себя Каспара, выпрямилась и помчалась к двери в смежную комнату, чтобы оттуда выбраться в прихожую и улизнуть из дома. Тем временем Шалопуто соскочил на пол. Она слышала шлепанье его босых ступней по каменным плитам у себя за спиной. Он передвигался очень быстро, куда быстрее ее. Ей удалось добежать только до середины гостиной. Кэнди как раз собиралась обогнуть огромный стол, заваленный бумагами, когда он ее схватил и мягко произнес:

— Не сопротивляйся, прошу тебя. Если ты разозлишь его, нам с тобой будет только хуже, поверь.

Услыхав нотки сочувствия и приязни в голосе Шалопуто, Кэнди обернулась и встретилась с ним взглядом. Глаза его лучились дружелюбием, какого она не ожидала встретить в этом странном существе. Однако было и впрямь похоже, что под внешностью уродца, удравшего с празднования Хэллоуина, скрывалось создание вполне добродушное и, уж во всяком случае, нисколько не опасное.

— Тащи ее сюда! — взвизгнул Захолуст. — Да пошевеливайся!

Шалопуто послушно развернул Кэнди спиной к входной двери и провел через гостиную в соседнюю комнату, где Каспар, стоя у высокого зеркала, старательно сооружал на голове пирамиду из шляп, располагая их в несколько ином порядке, чем прежде.

— Советовал бы тебе прислушаться к словам Шалопуто, — сказал он Кэнди. — Меня лучше не злить.

Кэнди проигнорировала его замечание. Она отчаянно пыталась высвободиться из лап Шалопуто. Но куда там! Зверек был намного сильнее ее. Вдобавок от него исходил сильный удушливый запах, от которого у нее слегка кружилась голова, — смесь ароматов корицы, гвоздики и подгнивших плодов лайма.

— Так. А теперь послушай-ка, милашка, — с расстановкой произнес Захолуст. — Успокойся. Возьми себя в руки. Сопротивляясь так неистово, ты себя вконец изнуришь, и только. Я не причиню тебе вреда, если будешь паинькой.

Утвердив последний головной убор на вершине своей причудливой башни из шляп, Каспар отвернулся от зеркала и прошел в дальнюю часть комнаты, туда, где в пол была вделана большая квадратная керамическая плита ярко-голубого цвета. По углам квадрата стояли четыре короткие толстые свечки.

— Горите, огоньки! — скомандовал Каспар, и над каждой из свечек затеплилось пламя, возникновению которого предшествовал негромкий звук, похожий на вздох.

— В полную силу! — потребовал колдун, и языки пламени увеличились в размерах.

Теперь они светили так ярко, что с их слепящими лучами не могли соперничать даже лампы, во множестве горевшие в комнате.

— А сейчас, — Каспар покосился на Кэнди, хитро сощурив глаза, — мы узнаем, что ты от нас скрываешь. Все твои секреты выведаем! Шалопуто! Ты знаешь, что делать. Приступай.

Шалопуто подтолкнул Кэнди к голубому квадрату.

— Не бойся, — шепнул он. — Это не больно.

— Я все слышал, — сердито бросил ему Захолуст. — С чего это ты вдруг решил подольститься к девчонке? Какой тебе от нее может быть прок?

— Я просто...

— Заткнись! — рявкнул Каспар. — Сюда ее, к свету. Живо!

Шалопуто снова подтолкнул Кэнди, и она, споткнувшись, ступила на ярко-голубую плиту. И сразу почувствовала, что преодолела какой-то невидимый барьер. Стоило ей очутиться в пространстве, ограниченном квадратом, как она тотчас же ощутила довольно сильное давление по всей поверхности своего тела, как если бы сам воздух здесь был тяжелее, чем снаружи. Ощущение это никак нельзя было назвать приятным. Каждый вздох давался с немалым трудом, голова просто раскалывалась от пульсирующей боли.

В добавление к этому, ступив на голубой квадрат, Кэнди оказалась отрезана от окружающего мира. Видя, как шевелятся губы Захолуста, отдававшего приказания Шалопуто, она не слышала ни единого издаваемого им звука. Словно вокруг нее по периметру квадрата воздвиглась своего рода невидимая стена. Чтобы в этом убедиться, Кэнди вытянула вперед руку. Пальцы ее погрузились во что-то мягкое и прохладное, по консистенции напоминавшее застывший жир. Сгущенный воздух, который образовал эту странную стену, окутал всю ее ладонь и стал на ней застывать. Это было так мерзко, что Кэнди поторопилась отдернуть руку, так и не выяснив, какова толщина невидимой преграды.

Тем временем Захолуст, встав почти вплотную к голубому квадрату, помахивал над головой Кэнди своим посохом, словно выписывал в воздухе крупные буквы.

Свечи горели все так же ярко, и тяжелый воздух вокруг Кэнди колебался и пульсировал в такт их мерцанию.

И вдруг, к своему ужасу, она почувствовала, как что-то, какая-то посторонняя сила внедрилась в ее тело. Не в руку или ногу, а в самый центр головы. Захолуст пытался проникнуть в глубины ее сознания, чтобы узнать все, что его интересовало. Самым ужасным было то, что Кэнди оказалась неспособна противиться этому вторжению. Вот перед ней стали представать какие-то смутные образы. Они появлялись в воздухе на том месте, где Каспар чертил кончиком посоха свои загадочные знаки. Поначалу бледные, размытые и колеблющиеся, образы эти мало-помалу становились отчетливее, и Кэнди начала узнавать в них картины своего прошлого. Один, два, три десятка ярких впечатлений, извлеченных из ее памяти. Дом номер тридцать четыре по Последовательной улице, задний дворик, где она так часто мечтала о дальних странствиях, ее комната, лицо матери, школьные коридоры, дом Вдовушки Уайт, лужайка с разноцветными вертушками.

Судя по тому, как Захолуст нетерпеливым взмахом посоха уничтожал эти видения одно за другим, они не представляли для него ни малейшего интереса.

Затем он позволил себе немного передохнуть, на несколько мгновений оставив в покое Кэнди и содержимое ее памяти, после чего снова поднял вверх посох и предпринял очередную атаку. Новая череда образов, выплывая из головы Кэнди, замелькала в воздухе над голубым квадратом. На сей раз это были самые свежие из ее воспоминаний. Сперва маяк, потом полуразрушенный причал в гавани Аппорта, Хват и Остов, неспокойные воды Изабеллы, морские прыгуны и Вебба Гаснущий День.

Среди всех этих знакомых картин и лиц вдруг очутился предмет, который Кэнди не узнала. Он был похож на короткий кусочек тесьмы, сплетенной из зеленых и голубых лучей. Поверхность тесьмы искрилась и переливалась, словно ее облили водой и заморозили, а один из ее концов выбрасывал в пространство тысячи ярких разноцветных световых точек, которые быстро таяли в воздухе.

При виде этого Захолуст переменился в лице. Его и без того красные щеки и нос сделались багровыми. Выражение недоверия и смятения в маленьких хитрых глазках уступило место злобной радости.

— Вот так-так! Ничего себе, а? — едва слышно пробормотал он себе под нос.

Тонкие губы карлика раздвинулись в зловещей ухмылке. Он поставил посох на пол — тот послушно замер в вертикальном положении, — затем поплевал на ладони и вытер их о брюки. После чего поднялся на цыпочки, чтобы схватить предмет, извлеченный из сознания Кэнди. И бесплотное порождение мысли, едва вокруг него сомкнулись пухлые ладони карлика, стало осязаемым.

Как только Захолуст завладел светящейся лентой, в голове у Кэнди словно бомба взорвалась. Такой боли она не испытывала никогда прежде. Перед глазами у нее возникло белое пятно, которое, все увеличиваясь, вскоре заслонило собой все вокруг.

Ноги ее вдруг подкосились, и Кэнди покачнулась, уперлась лбом и ладонями в невидимую стену, которая по-прежнему ее окружала, и бессильно сползла на пол.

Последним, что она услыхала, был голос Шалопуто, прорвавшийся снаружи в ее клетку из сгущенного воздуха.

Он не звал ее по имени. Просто громко вскрикнул от ужаса, и крик этот эхом отдался в голове Кэнди. А потом его отголоски стихли, и она лишилась чувств.

ПОЯВЛЯЕТСЯ КРЕСТ-НАКРЕСТ

Едва очнувшись, Кэнди застонала от нестерпимой головной боли. Она было решила, что все еще находится в клетке, куда поместил ее Захолуст, чтобы проникнуть в ее воспоминания. Однако, оглядевшись, к немалой своей радости, обнаружила, что лежит на кушетке с бархатной обивкой, где кроме нее помещались еще и несколько пыльных книжных стопок. Кэнди не без труда приняла сидячее положение и прижала ладонь к больной голове. Ее немного знобило; моргая, она ощущала жжение по всей поверхности глаз.

Из соседней комнаты доносился голос Захолуста, то и дело срывавшийся на визг от радостного возбуждения:

— Да... да... Уж мне ли не знать, чем я располагаю! Это он самый, Ключ Пирамид. Вот тут, у меня на ладони! Кто-то поместил его на хранение в сознание девчонки, но я его оттуда достал!

Кэнди спустила ноги с кушетки, с трудом поднялась и медленно, борясь с головокружением, побрела к двери в смежную комнату. Дойдя до нее, она остановилась: что-то вдруг колыхнулось у самого ее лица. Шалопуто! Зверек свешивался вниз головой с потолочной балки, ухватившись за нее ступнями, и прижимал ко рту оранжевый указательный палец. Так он давал Кэнди понять, что ей следует помалкивать и слушать. Кэнди ткнула пальцем в сторону двери, безмолвно пояснив, что хочет видеть Каспара, но Шалопуто в ответ на это покачал головой. Кэнди подчинилась. Шалопуто при всем своем внешнем уродстве внушал ей доверие. Сама не зная почему, она чувствовала в нем скорее союзника, нежели врага.

Шалопуто все так же вниз головой пробежал по потолку, цепляясь пальцами ног за едва различимые трещины и выступы, в два прыжка преодолел стену и грациозно соскочил на пол в паре ярдов от Кэнди. Он поглядывал на нее со страхом и сомнением, словно опасаясь схлопотать тумак или нагоняй вместо благодарности за свое приязненное к ней отношение.

— Не бойся меня, — прошептала Кэнди. — Я не собираюсь тебя бить. У меня подобного даже в мыслях нет!

Шалопуто, ступая бесшумно, приблизился к ней и зашептал в ответ:

— Тебе надо бежать отсюда. Мой хозяин — очень гадкий человек.

— О чем это вы там болтаете? — злобно прокричал Каспар из соседней комнаты. — Покажись-ка мне на глаза, дитя! Живо!

Кэнди, успевшая убедиться на горьком опыте, что во избежание неприятностей следует беспрекословно подчиняться этому деспоту-коротышке, сделала шаг вперед и застыла в дверном проеме.

Захолуст сидел все в том же кожаном кресле и сжимал в кулаке трубку старомодного телефонного аппарата.

— Я как раз беседую с человеком, который очень тобой интересуется.

— Неужели? — Кэнди, стараясь казаться равнодушной, пожала плечами.

— Ты, похоже, стала здесь настоящей знаменитостью, Кэнди Квокенбуш. Если верить тому, что я о тебе узнал. — С этими словами он поднес трубку к уху и переключил внимание на своего телефонного собеседника. — Ну да, она сейчас передо мной. В двух-трех шагах от моего кресла, если быть точным. Что? Рост? Думаю, пять футов и три-четыре дюйма. Так как же мы с тобой поступим, Отто? На сколько она тянет по рыночным расценкам, а?

Судя по дальнейшей реакции Захолуста, человек на другом конце провода вознегодовал от этих его слов.

— Да успокойся ты, Отто, в самом деле! Шуток, что ли, не понимаешь? Да знаю я, знаю, что Тлен мечтает ее видеть. Но пойми меня правильно. Коли он желает завладеть и Ключом, и девицей, то пусть уж тогда и мне в виде компенсации перепадет что-нибудь существенное. Ведь это только справедливо, разве нет? Простофиль? Нет-нет, благодарю покорно, Остров Простофиль я не хочу. Когда все это останется позади, я предпочту без промедления убраться отсюда восвояси. Нет уж, дудки! Хочу стать правителем Балаганиума. Или Коммексо! Чтоб ноги моей здесь больше не было. Меня тошнит от житья на острове, где все спят на ходу! Каспар снова умолк, прислушиваясь к ответу своего невидимого оппонента и в нетерпении барабаня толстыми пальцами — ну точь-в-точь сардельки из куриного мяса, какие выпускают в Цыптауне, — по вылинявшей, в прорехах, кожаной обивке ручки кресла.

— Ты закончил, Живорез? — спросил он наконец. — Советую не забывать, что козыри в нашей игре находятся на руках у меня! У меня есть то, чего Тлен жаждет всей душой. Да нет же, я вовсе не девчонку имею в виду! Ключ! У меня Ключ! Понятия не имею, как он у нее очутился, но готов прозакладывать все свои шляпы до единой, что вещица подлинная! Мне ли не знать, каковы с виду могущество и власть. А Ключ — их зримое воплощение.

Словно в подтверждение своего высказывания коротышка вытянул вперед правую руку ладонью вверх и стал с задумчивой миной любоваться вышеупомянутым Ключом. Прислушиваясь к собеседнику, он торжествующе ухмылялся.

В конце концов в ответ на обращенную к нему просьбу он покосился на Кэнди.

— Эй, девица! Подойди сюда, будь любезна. Я разговариваю со своим приятелем по имени Отто Живорез. Он... в некотором роде делец. Скажи ему пару слов. — Видя замешательство Кэнди, Захолуст скорчил злобную гримасу и заговорил жестче: — Поторапливайся, девица! И будь с ним повежливей, слышишь? Он желает убедиться, что ты — это и впрямь ты.

Кэнди помотала головой.

— А ну, живо! — взвизгнул Захолуст. Его отталкивающая физиономия стала пунцовой от гнева.

— Делай, что он говорит, — едва слышно шепнул Шалопуто у нее за спиной. — Ему довольно секунды, чтобы потерять терпение, и тогда...

Кэнди медленно, с неохотой приблизилась к креслу.

— Вот и она, Отто, — сказал Каспар в трубку и повернулся к Кэнди: — Повторяю, будь с ним повежливей. Отто Живорез мой старинный приятель. Еще со школьной скамьи.

Кэнди взяла протянутую трубку и прижала к уху.

— Алло...

— Я имею честь беседовать с Кэнди Квокенбуш? Голос на том конце провода был вкрадчивый, слегка приглушенный. Перед мысленным взором Кэнди возникло нечто среднее между человеком и змеей. Что ж, учитывая, с какими необычными существами ей приходилось то и дело сталкиваться в Абарате, нынешний ее собеседник вполне мог и наяву оказаться в точности таким, как в ее воображении. Кэнди скривилась от омерзения.

— Да. Это мое имя.

— В таком случае вам очень повезло, юная леди.

— Вы это серьезно? — Кэнди с трудом подавила вздох. Нечего сказать, повезло — очутиться в плену у злобного коротышки. Она никогда еще не чувствовала себя такой несчастной, как сейчас. — Почему вы так решили?

— Обладание Ключом могло стоить вам жизни.

— Неужели?

Она не верила ни одному его слову.

— Соглашайся с ним! — беззвучно шевеля губами, приказал ей Захолуст.

— Но я понятия не имела о том, что он у меня, — сказала Кэнди, вспомнив, с какой настойчивостью Хват убеждал ее ни в коем случае не сознаваться, что Ключ был доверен ей на хранение с ее ведома и согласия.

— Советую не лгать мне. Искренне советую, — ответил Живорез. — Поверьте, вам несдобровать, если впоследствии выяснится, что вы сказали мне неправду.

— Но я и не думала лгать.

— В последний раз предупреждаю! — Голос Живореза внезапно утратил всю былую мягкость и вкрадчивость. — Лучше сразу скажите, где вы его украли?

— Я его не крала, — устало возразила Кэнди. — Мне надоело повторять одно и то же: я не знала, что он у меня.

— А Захолуст утверждает, что отыскал его в глубинах вашего сознания. Выходит, вы намерены выставить старину Каспара лжецом?

— Вовсе нет. Раз он так говорит, значит, так скорее всего и было.

— Но вы не знаете, как Ключ там оказался?

— Нет, не знаю.

Отто молчал, и Кэнди отважилась спросить:

— Могу я наконец быть свободна? Потому что сказать мне больше нечего.

— А вот я уверен, что вы можете рассказать еще много чего интересного. — Теперь в голосе Живореза звучал металл. Он явно стремился запугать Кэнди. — Но у нас будет много времени для бесед, когда я заберу вас оттуда. Передайте трубку Каспару. И до скорого свидания.

— Он сказал, что хочет говорить с вами. — И Кэнди протянула трубку Захолусту.

— Ну и как, разузнал у нее обо всем, что тебя интересовало? — не без ехидства спросил Каспар.

Отто, по-видимому, ответил утвердительно, и коротышка взмахом руки дал Кэнди понять, что она может быть свободна. Девушка поспешила в соседнюю комнату, довольная тем, что допрос так быстро закончился.

«Быть может, пока Захолуст занят разговором, удастся улизнуть отсюда», — пронеслось у нее в голове. Она подошла к окошку и подергала за ручку одной из рам. Но та была крепко заперта. На улице шел дождь. Его крупные капли весело барабанили по стеклам.

Наружу не выбраться. Во всяком случае, таким путем. Кэнди огляделась по сторонам. Шалопуто по своему обыкновению висел вверх ногами, держась за потолочную балку. Она подошла к нему поближе, так что их головы почти соприкоснулись, и шепотом спросила:

— Тебе можно доверять?

Вопрос был, конечно, более чем глупый. Ведь если бы зверек не заслуживал доверия, разве он признался бы в этом? Однако Шалопуто не выказал ни малейшего удивления. Просто кивнул и выжидательно на нее посмотрел.

— Ты должен мне помочь, — зашептала Кэнди. — Мне необходимо отсюда удрать.

На перевернутом лице Шалопуто появилось тоскливое выражение.

— Это невозможно. Неужто ты думаешь, я не делал попыток освободиться за все эти долгие годы? Но Каспар всегда меня ловил и наказывал. Знаешь, как он больно дерется своим посохом? Ты вряд ли захочешь такое испробовать.

— Я готова пойти на любой риск, — возразила Кэнди. — Этот тип Отто Живорез скоро заявится, чтобы меня отсюда забрать. Мне во что бы то ни стало надо сбежать до того, как он нагрянет.

Мордочка Шалопуто стала совсем печальной. Покачиваясь взад-вперед наподобие маятника, он нараспев произнес детский стишок:

Живорез, Живорез

С плетенкой на щеках.

Скорей беги к священнику

Покаяться в грехах.

И поторопись-ка,

Ведь он уже близко —

Живорез, Живорез

С плетенкой на щеках...

— Вот спасибо, — нахмурилась Кэнди. — Что пользы от твоего раскачивания и пения глупых детских считалок? Мне нужна твоя помощь, а ты дурачишься.

— А мне ничего другого не остается, — грустно ответил Шалопуто. — Хозяин только и делает, что лупит меня. А когда я пою свои песенки, на душе делается немного легче.

И он снова вполголоса запел, обхватив руками туловище. В этой позе зверек являл собой воплощенное отчаяние и покорность судьбе.

— Послушай, — сказала Кэнди и уперлась ладонью в его плечо, чтобы остановить это бессмысленное раскачивание. — Мы оба хотим одного: выбраться отсюда. Ведь так?

— О чем это вы тараторите?! — гаркнул Захолуст из соседней комнаты.

— Ни о чем, — поспешно ответил Шалопуто.

— Ни о чем? Это только безмозглые идиоты болтают ни о чем сами с собой. Никак и ты из их числа, а, Шалопуто?

— Да-а... да, сэр.

— Так повтори это вслух, чтобы мы все узнали наконец, кто ты такой! Ну!

— Я... Я забыл... сэр.

— Безмозглый идиот. Повтори! Давай! Говори: «Я — безмозглый идиот, сэр!»

— Вы — безмозглый идиот, сэр.

Захолуст с грохотом опустил трубку на рычаг.

— ЧТО ТЫ СКАЗАЛ?!

— Виноват, сэр! Я хотел сказать, что это я идиот, сэр. Я! Именно я! Я безмозглый идиот, сэр!

— Ты знаешь, что я сейчас сделаю, Шалопуто?

— Нет, сэр.

— Я возьму посох. А что это означает, знаешь? Ведь знаешь?

Кэнди заметила, как глаза Шалопуто наполнились слезами. Две прозрачные капли скатились по его лбу и упали на ковер.

— Ко мне, Шалопуто!

— Отвяжитесь от него! — крикнула Кэнди. — Вы его напугали!

— А ты закрой рот, не то и на твою долю достанется колотушек. Шалопуто! Ступай сюда, крысячья отрыжка!

Кэнди бросилась к двери.

— Послушайте! Пожалуйста, не наказывайте его. Это я с ним разговаривала. А он молчал.

Захолуст мотнул головой.

— С чего это ты за него заступаешься? А-а-а, понял! Надеешься, что он тебе поможет. — И коротышка гадко ухмыльнулся, обнажив испорченные зубы. — Так позволь же мне внести в этот вопрос некоторую ясность. Шалопуто — тылкрыс. А все тылкрысы — жалкие трусы, все без исключения. Но по сравнению с моим Шалопуто любой из его соплеменников выглядел бы героем. А ну, сюда, Шалопуто! Живо!

Кэнди услыхала позади себя негромкий шлепок — это Шалопуто спрыгнул на пол.

Через несколько секунд он протиснулся в дверной проем, слегка отстранив Кэнди.

— Пожалуйста, господин, не надо! Я больше не буду! Он так дрожал, что на него было жалко смотреть.

— Сюда, ко мне, я сказал! СЕЙЧАС ЖЕ! Если мне придется ждать еще хоть секунду...

Шалопуто понял, что взывать к милосердию хозяина бесполезно. Он медленно побрел к креслу, на котором восседал Захолуст, и лишь на мгновение оглянулся — чтобы бросить на Кэнди беспомощный, исполненный отчаяния взгляд. Перспектива быть выпоротым у нее на глазах наверняка заставляла его страдать куда сильнее, чем если бы расправа происходила, как всегда, без свидетелей.

— На колени! — скомандовал Каспар. — Ну! На коленях ползи, да поторопись оголить спину!

Шалопуто рухнул на колени и понурил голову.

— Прошу вас... — дрожащим голосом произнесла Кэнди.

— Чем настойчивей ты будешь за него заступаться, девица, тем сильней ему достанется. Ты этого хочешь?

— Нет! — ужаснулась Кэнди. — Нет, конечно!

— Вот и заткнись. И гляди в оба. Запросто можешь оказаться следующей в очереди. Я не из тех, кто считает зазорным поднимать руку на слабый пол. Уж поверь.

«Верю безоговорочно», — подумала Кэнди. За всю ее жизнь никто еще не вызывал у нее такой ненависти, какую она испытывала к этому безобразному коротышке. Но разве могла она дать волю своим чувствам теперь, когда у ног злодея распростерся Шалопуто, которому любое ее неосторожное слово может стоить лишних страданий?

— Принеси-ка мне стаканчик рому, девица. — Захолуст облизнул тонкие губы. — И улыбайся. Слышишь?! Улыбайся!

Кэнди с величайшим трудом выдавила из себя жалкую улыбку.

— Так. Теперь тащи сюда мою выпивку. Она на комоде. Пошевеливайся!

Кэнди поспешила вернуться в комнату, где совсем еще недавно шепталась с Шалопуто.

Пузатый комод, щедро украшенный резьбой, был вплотную придвинут к дальней стене. На крышке его Кэнди сразу, как вошла, заметила хрустальный графин, наполненный жидкостью, и стакан. Взяв в руки графин, она вынула пробку и собралась уже наполнить стакан ромом, но в эту самую секунду, нечаянно подняв глаза, заметила в густой тени на стене над комодом пять небольших портретов в рамках самой причудливой формы. На полотнах были изображены трое мужчин и две женщины. На стене под нижними планками рамок виднелись таблички с именами: Дженгл Мал, Доктор Дюймяч, Хетч Треплер, Побелка Потолкофф и Дебора Кливер. Кэнди пыталась уловить хоть какое-либо сходство в чертах лиц этих незнакомых людей, но его не было и в помине. Как не существовало ничего, что указывало бы хоть на какую-то связь между ними. Кроме... У Кэнди перехватило дыхание... Кроме одного: все они были в шляпах. Точно такого же фасона... нет! Это были те же самые шляпы, определенно те самые, которые носил на своей круглой голове Каспар Захолуст!


Еще раз скользнув взглядом по портретам, чтобы окончательно убедиться в своей правоте, Кэнди услыхала из соседней комнаты свист, с которым посох Захолуста рассек воздух, а следом звук удара о спину несчастного Шалопуто. Она втянула голову в плечи. За первым ударом последовал второй, потом третий, четвертый и пятый. В промежутках до нее доносились жалобные всхлипы Шалопуто. Нечего и говорить, у зверька были причины лить горькие слезы, оставаясь наедине с самим собой. Она тоже частенько плакала украдкой, получив очередную незаслуженную затрещину от отца. В такие минуты, вытирая обильные слезы, она испытывала облегчение оттого, что расправа уже позади, и горевала, предвидя, что недавняя пощечина далеко не последняя, что отец рано или поздно снова ударит ее, когда она меньше всего будет этого ждать. Но надо отдать ему должное, он никогда не колотил ее палкой. Вполне без этого обходился — рука у него была достаточно тяжелой.


Кэнди так трясло от бессильной злобы, что она едва не пролила ром, когда, оторвавшись от лицезрения портретов, принялась наполнять стакан. Мысленно пожелав колдуну подавиться любимым напитком, она заткнула графин пробкой, вернула его на прежнее место и с полным стаканом рома поспешила к Захолусту. Удары перестали сыпаться на спину Шалопуто, лишь когда она переступила порог гостиной.

Шалопуто свернулся улиткой у ног Захолуста. Ни дать ни взять огромный кожаный мяч, клубок боли и ужаса. Колдун совсем выбился из сил. Дыхание его стало хриплым, на лбу выступили капли пота.

— Ром! Ром! — взвизгнул он, зло тараща глаза на Кэнди. Стакан, который она ему подала, был опорожнен одним глотком.

— А теперь прочь с глаз моих!

Шалопуто в мгновение ока встал на четвереньки, взобрался по стене на потолок, оттуда пробежал к двери и, проскользнув под самой притолокой, исчез в смежной комнате. Наверняка, подумала Кэнди, уцепился сейчас ступнями за балку. Это ведь его любимая поза. Вытрет слезы, потом начнет раскачиваться и петь свою считалку про Живореза и священника.

Захолуст перевел дыхание и сердито бросил:

— Еще! Еще рому! — Он заглянул в пустой стакан и осведомился: — А графин где?

— Я его не принесла. Вы говорили только о стакане.

— Сама не могла догадаться, тупица безмозглая?! Тащи сюда графин!

Кэнди отпрянула — и как раз вовремя.

Каспар успел вооружиться посохом и резко выбросил вперед руку, целясь ей прямо в лицо. Металлический наконечник мелькнул в воздухе в каком-то дюйме от ее носа.

Кэнди сделала еще один шаг назад и, прежде чем обливавшийся потом Захолуст успел как следует прицелиться, бросилась прочь из комнаты.

Она схватила графин за горлышко и с ненавистью взболтнула содержимое. Ей на ум пришли несколько забористых словечек, какими не брезговал ее отец. И она несколько раз мысленно повторила их, адресуясь к Захолусту, прежде чем отнести ему вожделенный ром.

ДУША РАБА

На счет Шалопуто она оказалась совершенно права. Он и в самом деле висел на балке вниз головой, и его слезы, стекая по бровям и лбу, падали на пушистый ковер.

— Нам надо любой ценой отсюда выбраться, — одними губами сказала она ему.

Он молча помотал головой с выражением глубочайшего отчаяния на лице.

Кэнди, прижав к себе графин с ромом, вздохнула и побрела к Захолусту. Когда она уже готова была переступить порог, пронзительно зазвонил телефон. Захолуст схватил трубку и протянул Кэнди пустой стакан, чтобы она его наполнила.

Посох он при этом аккуратно уложил поверх ручек своего кресла.

Но что, если швырнуть в него графин и, когда он попытается его поймать, схватить посох и метнуться к входной двери? Нет, из этого, пожалуй, ничего не выйдет. Даже если ей удастся выскочить наружу (а кто знает, каких коварных ловушек мог понаставить колдун вокруг своего дома, чтобы никто из пленников не удрал?), Шалопуто останется в его безраздельной власти.

Она не могла себе позволить так поступить с несчастным зверьком. Несмотря на краткость их знакомства, она чувствовала себя ответственной за Шалопуто. Если уж удирать, то только вместе.

Она налила в стакан очередную порцию рома. Захолуст даже не взглянул в ее сторону. Все его внимание было сосредоточено на телефонном разговоре, который, судя по всему, очень его взволновал.

— Он желает говорить со мной? Неужели? Голос его прерывался от радостного волнения.

Но тут, словно очнувшись от наваждения, Захолуст повернулся к Кэнди, выхватил из ее рук стакан, мгновенно опорожнил его, снова протянул ей и кивнул в сторону графина. Кэнди с готовностью подчинилась этому безмолвному приказу и наполнила стакан до краев. Ей ли было не знать, какое действие оказывает алкоголь на тех, кто употребляет его без меры: притупляет ум, замедляет реакцию и в конце концов просто валит с ног. Перед ее мысленным взором возник образ пьяного отца. Оставалось надеяться, что и колдун, упившись ромом, станет столь же беспомощным, как любой из простых смертных. В этом была их с Шалопуто единственная надежда на спасение.

Захолуст выхлебал третий стакан рома с не меньшим проворством, чем первые два. И потребовал четвертый. Однако, прежде чем он успел поднести его ко рту, выражение его морщинистого лица вдруг резко переменилось. Теперь он был сама почтительность. Даже глаза зажмурил от подобострастия.

— Милорд Повелитель Полуночи, — промурлыкал Каспар. — Какая честь для меня, сэр!

«Повелитель Полуночи?» — вздрогнула Кэнди. Выходит, Каспару позвонил Кристофер Тлен собственной персоной. Его высочество Темный Принц. И о чем же он намеревается беседовать с колдуном? Ясное дело, о ней, о Кэнди!

— Да-да, милорд, она здесь, — продолжал Захолуст. — Стоит со мной рядышком, на расстоянии вытянутой руки. — Пауза. — Ну, если вы считаете меня вправе судить об этом, то я взял бы на себя смелость утверждать, что в ней нет совершенно ничего... ничего особенного. Девица как девица, и только. Ну, как большинство из них: вроде симпатичная, а приглядишься как следует, так пожалуй, что и не слишком. — Последовала еще одна пауза, более продолжительная, чем первая. — О да, сэр, с Отто Живорезом я уже договорился. Он в скором времени прибудет сюда за Ключом. — Захолуст в очередной раз помолчал. — И девицу тоже? Понял, сэр. Я все понял. Разумеется. Она ваша, сэр.

Захолуст повесил трубку и одним мощным глотком втянул в себя весь ром из стакана, после чего нетерпеливым раздраженным жестом потребовал новой порции. Но графин был пуст. Колдун сердито повел головой в сторону смежной комнаты. Кэнди следовало отправиться туда и отыскать новую бутылку. Она мельком взглянула на Каспара, отметив, что руки у него дрожат, под глазом пульсирует жилка, а углы рта подергиваются — верные признаки того, что беседа с Повелителем Полуночи напугала его до умопомрачения, потрясла его трусливую душонку до самого основания.

Кэнди вернулась в соседнюю комнату за ромом. Ей не пришлось долго его искать: в верхнем ящике комода лежала большая непочатая бутыль. Отвинчивая пробку, она невольно подняла глаза на портреты мужчин и женщин в шляпах.

— Кто эти люди? — едва слышно спросила она Шалопуто.

Зверьку понадобилось несколько мгновений, чтобы выйти из того горестного транса, в котором он пребывал. Шмыгнув носом, Шалопуто тихо ответил:

— Все они были его приятелями. Члены Магического круга Острова Частного Случая. Но потом он от них отделился, присягнул на верность королю Гнилу...

— Кому?

— Тлену.

— А-а. Понятно. Королю Гнилу. Ну, присягнул, а дальше что?

— Убил их.

— Что? Убил собственных друзей?

Рому! — проревел Захолуст.

— Но почему он это сделал?

— РОМУ!

Терпение Захолуста лопнуло, и он сам направился за любимым напитком. Каспар появился в дверном проеме настолько неожиданно, что Кэнди вздрогнула и чуть было не уронила бутыль. В руке он сжимал пустой стакан. Физиономия его так раскраснелась от волнения, страха и выпивки, что уподобилась огромному переспелому помидору, водруженному на поставленный вертикально банан.

— Я имел счастье беседовать, — произнес он, царственно подбоченившись свободной рукой, — с самим Повелителем Полуночи. Знайте же, вы двое, мое освобождение — это дело решенное. И все благодаря тебе, девица. — Он плотоядно ухмыльнулся, глядя на Кэнди и демонстрируя ей свои зубы, которые явно нуждались в услугах дантиста. — Когда вы, барышня, постучались в мою дверь, это был поистине великий момент в моей жизни. Вы изменили мою судьбу. Вот потеха, а? Кто бы мог подумать, что из-за мелкой хорьковой задницы навроде тебя дядюшке Каспару вернут свободу?

Он нетвердой походкой приблизился к Кэнди и ущипнул ее за щеку, словно она была милой крошкой, а он — ее любящим родственником.

— Налей мне еще стаканчик рому, девица. Ты должна позаботиться, чтоб до появления здесь Отто я пребывал в хорошем настроении. Тогда я, так и быть, не изобью тебя до синяков.

Кэнди отвинтила пробку и налила рому. Захолуст поднес стакан к губам, и в эту самую минуту Кэнди наконец решила, что пришла пора начать действовать. Она разжала руку, в которой держала бутыль, и та грохнулась о пол, разлетевшись на мелкие осколки, которые потонули в луже пролитого рома. В воздухе резко запахло спиртным.

— Ах ты, негодяйка!..

Но Кэнди не дала Каспару времени выкрикнуть все ругательства, которые пришли ему на ум. Она с силой толкнула его в грудь обеими ладонями. Захолуст, и без того с трудом державшийся на ногах, принялся отчаянно размахивать руками, чтобы сохранить равновесие, а Кэнди тем временем опрометью бросилась в другую комнату.

Посох по-прежнему лежал на ручках кресла, где его оставил Захолуст.

Стараясь не думать о том, что может случиться дальше, Кэнди подскочила к креслу и схватила посох.

Он завибрировал у нее в руках, как живой, словно пытаясь высвободиться из чужих, непривычных ладоней. Но Кэнди только сильнее сжала кулаки. Она намертво вцепилась в дрожащую и извивающуюся деревянную трость, хозяин которой должен был вот-вот появиться в дверях.

Каспар каким-то непостижимым образом узнал, что посох у нее, и завизжал, не успев дойти до двери:

— Отдай! Отдай сейчас же!

Посох при звуках голоса своего хозяина прямо-таки заплясал в руках у Кэнди, но у нее все же хватило сил не выпустить его.

Через мгновение Захолуст ввалился в комнату и погрозил Кэнди пальцем.

— Отдай, слышишь?! — Язык с трудом ему повиновался: ром сделал свое дело. — Немедленно положи на место, а не то...

— А не то — что? — с вызовом спросила Кэнди, приподнимая посох за один конец, как бейсбольную биту. — Что вы можете со мной сделать? А? Убить? Но тогда вам придется оправдываться перед вашим господином и повелителем.

Захолуст вытер пот, обильно струившийся по его лбу и бровям и заливавший глаза.

— Шалопуто! — проревел он. — Ко мне! ЖИВО!

— Шалопуто покорно вполз в комнату — разумеется, перемещаясь вверх ногами по потолку.

— Поймать мерзавку! — распорядился Захолуст. — Вернуть мне мой посох!

Шалопуто замер, устремив умоляющий взгляд на Кэнди.

— Я сказал...

— Я слышал, что вы сказали, — ответил зверек. Захолусту понадобилось время, чтобы вникнуть в смысл ответа Шалопуто. Вернее, чтобы осознать, насколько переменился его тон. В голосе раба уже не было прежней покорности. Захолуст решил подавить бунт в самом зародыше. Он набрал полную грудь воздуха и завизжал:

— Делай, что тебе говорят, тылкрыс! Попробуй ослушаться, и я все кости тебе переломаю!

— И чем же это вы собираетесь орудовать, хотела бы я знать? — усмехнулась Кэнди. — Ведь ваша волшебная палочка у меня!

— Но ты понятия не имеешь, как ею пользоваться, барышня! — прошипел Захолуст и бросился на нее.

Кэнди не ожидала такой стремительной атаки. Она и глазом моргнуть не успела, как он ухватился за другой конец посоха.

Даже находясь под действием спиртного, Захолуст сохранил недюжинную силу. Он рванул посох на себя, потом влево, вправо и снова влево, пытаясь высвободить его из рук Кэнди. Но чем сильнее Каспар тянул посох к себе, тем крепче сжимала Кэнди гладкое дерево трости.

— Если ты сию же минуту не разожмешь руки... — проревел Каспар, багровея от натуги.

— Напыженное ничтожество, — глядя ему в глаза, заявила Кэнди. — Напыженное ничтожество в костюме цвета банановой кожуры — вот кто вы такой.

У колдуна от ярости дернулась верхняя губа. Он резко крутанул свой посох, так что Кэнди от неожиданности выпустила его из ладоней. Захолуст потерял равновесие и, чтобы не упасть, раскинул руки в стороны.

Посох свалился на пол между ними и откатился в сторону.

Кэнди и Захолуст бросились за ним, но их обоих опередил Шалопуто. Молниеносно спрыгнув с потолка, он нагнулся, подхватил легкую тросточку и метнулся к стене.

На морщинистом лице карлика появилась торжествующая ухмылка.

— Молодчина! — весело произнес он. — Ты подоспел как нельзя кстати. Я тебя за это вознагражу, не сомневайся. Как-нибудь при случае. — Он облегченно вздохнул и отер пот рукавом своего желтого пиджака. Вытянул вперед короткую толстую руку и приказал: — Давай его сюда!

Шалопуто, еще недавно избитый хозяином до синяков, взирал на него, как кролик на удава. Но с места не сдвинулся и не сделал попытки вернуть Каспару посох.

— Ты меня слышал?! — Захолуст топнул ногой. — ОТДАЙ МНЕ МОЙ ПОСОХ! И я как следует отлуплю эту мерзкую девчонку. Тебя это позабавит, вот увидишь!

Все трое на некоторое время застыли в молчании, а потом Шалопуто медленно — очень, очень медленно — покачал головой.

— Кэнди... — негромко произнес он, не отводя взгляда от колдуна, которому долгие годы служил верой и правдой. — Беги отсюда. Побыстрей, пока не явился Отто Живорез.

— Без тебя я не уйду.

Шалопуто покосился на нее со смесью недоверия и надежды.

— О-о-о, какая волнующая сцена! — ухмыльнулся Захолуст. — До чего трогательно! — Повернувшись к Шалопуто, он вдруг заговорил с деланным дружелюбием: — Ну все, малыш. Пошутили, и довольно. Ты проявил себя с наилучшей стороны. А теперь за дело. Пора, так сказать, спуститься с небес на землю. Ты же сам знаешь, у тебя не хватит отваги удрать от меня.

Слова его звучали на редкость убедительно, и Кэнди с тревогой взглянула на Шалопуто.

— Ты — моя собственность, — продолжал Захолуст. — Вспомни-ка, я купил тебя, заплатив что следовало. У меня есть все нужные бумаги. Ты не имеешь права от меня уйти. Если любой из рабов вот так вот запросто, когда ему вздумается, сможет сбежать от хозяина, весь наш мир перевернется вверх тормашками. И никому от этого не станет лучше. В том числе и тебе.

Улыбка на его лице быстро таяла, пока не исчезла без следа. Каспар не привык подолгу изъясняться столь миролюбивым тоном.

— Ну все, — злобно выдохнул он. — В последний раз тебе говорю: отдай мне мой посох, и я тебе обещаю, — обещаю, слышишь? — что не поколочу тебя.

Шалопуто не двинулся с места. На лице его не дрогнул ни один мускул.

— Ах вот оно что! — Каспар понимающе закивал головой. — Знаю, о чем ты, поди, думаешь. О свободе, угадал? Соблазнительная штука, да? Но ты раскинь мозгами, тылкрыс! Ведь ты ж понятия не имеешь, как ею распорядиться, этой свободой! Как жить одному, без хозяина!

— Не слушай его! — возмутилась Кэнди. — Он пытается заморочить тебе голову!

— У тебя душа раба, тылкрыс. И она навсегда такой останется.

— Тебе совершенно нечего бояться. — Кэнди быстро перехватила инициативу в разговоре. Чтобы быть до конца честной, она неуверенно поправилась: — По крайней мере, там, на свободе, нисколько не хуже, чем здесь. Чем с ним. И потом, ты ведь будешь не один. Я тебя не брошу...

— Конечно, конечно! — взревел Захолуст, бросаясь к Кэнди и хватая ее за руку.

Запястье словно огнем обожгло. Она закричала от боли и стали отбиваться от колдуна свободной рукой. Отчаяние лишь придало ей сил. Она так толкнула карлика, что пирамида из шляп на его круглой потной голове, покачнувшись, съехала набекрень.

Безобразное лицо Каспара исказила гримаса панического ужаса. Он отпустил руку девушки, чтобы подхватить соскальзывавшие шляпы и снова утвердить их на макушке, а Кэнди метнулась в сторону и, растирая запястье, чтобы унять боль, стала лихорадочно соображать, как быть дальше. Ей вдруг вспомнились портреты пяти волшебников в соседней комнате. А вместе с этим воспоминанием пришла простая мысль.

Шляпы. Его дурацкие шляпы. Часть его колдовской силы наверняка заключена именно в них.

Захолуст тем временем стал подступать к Шалопуто, протягивая руки к посоху.

— Отдавай! Живо! Ведь посох, как и ты, — моя собственность!

В углах его губ вздувались и лопались желтовато-белые пузырьки слюны. Казалось, еще немного — и он лопнет от злости.

Шалопуто поднял вверх лапы с зажатым в них посохом.

— Вот молодец! Хороший мальчик.

На багровом потном лице колдуна снова мелькнуло подобие улыбки.

Шалопуто не мигая смотрел в глаза своего бывшего хозяина. И вдруг, держа посох обеими лапками, с силой ударил его об колено.

Захолуст испустил истошный вопль. Но было поздно. Посох переломился надвое с громким треском, звук которого эхом отразился от стен комнаты. Мелкие щепки разлетелись по сторонам.

Шалопуто повертел в руках половинки сломанного посоха и гордо заявил:

— Больше вы меня никогда им не ударите!

После чего швырнул обломки волшебной трости на то самое место, где был избит ею всего несколько минут тому назад.

Захолуст проводил половинки посоха взглядом, полным отчаяния. Его короткое тельце сотрясала дрожь.

— Ну, сейчас ты у меня получишь! — пробормотал он сквозь зубы. — Надо же, повстанец какой выискался!

С этими словами он, в свою очередь, воздел короткие руки над головой и сомкнул ладони.

А потом, произнося какие-то совершенно непонятные для Кэнди слова, которые, впрочем, судя по его тону, ничего доброго не сулили, он начал медленно-медленно разводить руки в стороны. Между его ладонями появилось темное пятно продолговатой формы, которое делалось тем длиннее, чем дальше отодвигались одна от другой ладони колдуна. Мало-помалу сгусток тьмы стал приобретать все более осязаемые формы и различимые очертания и наконец обернулся жирным червяком пяти футов длиной с невероятной величины зубами, увенчанными ярко-красными, загнутыми внутрь рта крюками. У червя было две головы, располагавшиеся на концах туловища и удивительно напоминавшие Каспара чертами своих безобразных лиц. Головы, едва возникнув из небытия, принялись оглушительно шипеть и скалить акульи зубы.

— Бесподобно! — При виде безобразного порождения своих колдовских чар Захолуст закатил глаза от восторга. — Как вам мой малютка-страхолюдка?

И, не дождавшись ответа от потрясенных Кэнди и Шалопуто, он уронил руки вдоль тела, предоставив червяку полную свободу передвижения.

Чудовище, хотя оно и обладало весом и плотностью под стать любому живому существу его размеров, оказалось способно преодолевать силу притяжения. Оно мгновенно вознеслось по воздуху почти к самому потолку, где принялось извиваться и крутиться на разные лады, словно веревка, которой вдруг вздумалось завязаться узлом.

В конце концов оно согнулось петлей и заискивающе заглянуло в глаза своему создателю.

Захолуст одобрительно кивнул.

— Ты готов, страшилка? Червь издал грозное шипение.

— Прекрасно, — осклабился Каспар. Он вытянул толстый палец в сторону Шалопуто. — Убей моего раба.

Змеечервь, не мешкая, приступил к выполнению приказа. Он выпрямил туловище и ринулся вниз на Шалопуто.

К счастью, реакция у Шалопуто была молниеносной. Вдобавок он так часто и подолгу путешествовал по стенам и потолку этой комнаты, что знал расположение всех щелей, уступов и трещин, куда можно было просунуть для опоры хоть кончик когтя. Пока чудовище летело к нему по воздуху, он пригнулся, запрыгнул на стену и с ловкостью паука вскарабкался на потолок. Червяк преследовал его по пятам, громко щелкал челюстями, и его страшные зубы, смыкаясь, осыпали все вокруг искрами, достаточно яркими, чтобы осветить все пространство комнаты.


Захолуст от души наслаждался зрелищем погони. Он захлопал в ладоши, как ребенок, и весело хихикнул, когда червь неловким движением задел старинную люстру. На пол посыпались высохшие мотыльки и тучи пыли. Зазвенели, раскачиваясь, хрустальные подвески.

Спасайся! — крикнул Шалопуто Кэнди. — Удирай отсюда!

Он замедлил свой стремительный бег по потолку и стенам лишь на мгновение, чтобы подкрепить слова красноречивым умоляющим взглядом, но для монстра этого оказалось достаточно. Он вытянул туловище и сократил до минимума расстояние между собой и Шалопуто, снова изогнулся дугой, широко раскрыл оба рта и приготовился вонзить в зверька свои ужасные клыки.

Кэнди отвернулась, чтобы не видеть этой жестокой расправы. Взгляд ее натолкнулся на Захолуста. Тот был по-прежнему поглощен погоней, которая происходила над его головой, и не замечал ничего вокруг. Кэнди не сомневалась, что сможет незаметно подкрасться к нему сзади.

Вот только хватит ли у нее смелости? Еще бы! Даже с избытком! Ведь речь идет о жизни и смерти бедняги Шалопуто.

Подбираясь к колдуну, она заставила себя поднять глаза и взглянуть на зверька и его преследователя. Дела у несчастного Шалопуто оказались хуже некуда. Червь обвился вокруг его туловища и пытался отыскать местечко помягче, с которого можно было начать трапезу. Но кожа Шалопуто была, на счастье, намного грубее и толще человеческой. Прокусить ее даже столь острыми и крепкими клыками, какие торчали из обеих пастей змеечервя, было непросто.

Чудовище обладало неимоверной силой, и, как ни пытался Шалопуто отвести его головы от своего лица, они притискивались к нему все ближе и ближе. И все тесней и тесней сжимались вокруг зверька удушающие кольца змеиного тела.

Больше медлить было нельзя. Кэнди сделала еще несколько осторожных шагов к Захолусту. Тот, как ни в чем не бывало, продолжал аплодировать своему творению.

И только когда Кэнди подобралась к нему почти вплотную, он почувствовал ее присутствие у себя за спиной и резко обернулся. Но она оказалась проворнее. Одно движение руки — и вот уже пирамида сбита с его головы. Все шляпы попадали на пол.


Каспар взвизгнул от ужаса и рухнул на колени. Он пытался подобрать шляпы, но Кэнди успела расшвырять их в стороны носком своей туфли.

Сверху раздался оглушительный треск, словно под потолком взорвалась петарда.

Кэнди задрала голову и с радостью убедилась, что червяк больше не страшен для Шалопуто. Теперь, когда Каспар лишился своей волшебной силы, чудовище стало съеживаться с такой же стремительностью, с какой несколько минут назад возникало из небытия. Червю было уже не до Шалопуто. Он судорожно дергался под потолком из стороны в сторону, как воздушный шар, из которого толчками вырывается воздух. Соприкасаясь с твердой преградой — стеной, стопкой книг, люстрой, — он испускал из своего тела черные искры и делался заметно меньше. Кэнди недолго любовалась этим зрелищем. Времени у них было в обрез. Шалопуто все еще висел у самого потолка.

— Прыгай вниз! Быстрей! — крикнула она ему. Шалопуто спустился на пол и подбежал к ней.

— Он тебя не ранил?

— Нет. — Шалопуто улыбнулся. — Он пытался, но... Кэнди улыбнулась в ответ и сжала его широкую ладонь.

— Нам самое время отсюда удрать!

Держась за руки, они бросились к выходу из дома.

Змеечервь, созданный злым колдовством Каспара, ударился о стену над входной дверью, как раз когда Кэнди взялась за ручку. Их с Шалопуто осыпал дождь черных искр. Червяк, уменьшившийся до размеров личинки майского жука, свалился на коврик у их ног. Он отчаянно извивался, его крошечные зубастые рты по-прежнему издавали шипение.

— Отвернись, — сказал Шалопуто.

— В этом нет нужды. Я не брезглива, — покачала головой Кэнди.

Шалопуто наступил на червя пяткой, покончив с ним раз и навсегда. Когда он поднял ступню, на коврике виднелось лишь небольшое темное пятно.

— Теперь пошли!

И Шалопуто отпер верхний из замков. Кэнди без труда справилась со средним и нижним.

— Погоди, а как же Ключ? — спохватилась она, отворяя дверь.

Шалопуто помотал головой:

— Не до него сейчас. Самим бы ноги унести.

В подтверждение его слов изнутри дома раздался вопль Каспара. Колдун бесновался от бессильной злости.

Кэнди кивнула. Рука об руку они вышли на крыльцо, спустились с него и побежали вперед. Не оглядываясь, Кэнди и Шалопуто мчались по объятому ночной тьмой Острову Простофиль. Дом Каспара Захолуста вскоре остался далеко позади. А еще через несколько мгновений до них перестали доноситься и дикие вопли обманутого колдуна.

КОШАЧЬИ ГЛАЗА

— Я свободен! — ликовал Шалопуто, не замедляя бега. — Просто не верится! Я свободен! Свободен!

Вдруг он резко остановился, схватил Кэнди в охапку, приподнял ее над землей и стиснул так, что ей стало трудно дышать.

— Благодарю тебя! Спасибо! Спасибо! — с восторгом повторял он, кружась на месте. — Ты вдохнула в меня отвагу, какой я в себе даже не подозревал! Что бы теперь со мной ни случилось, я всегда буду тебе благодарен.

Запечатлев на щеке Кэнди дружеский поцелуй, он бережно опустил ее на землю.

Кэнди была немного смущена тем, что стала объектом такого бурного проявления чувств. Она и не помнила, когда ее в последний раз сжимали в объятиях и целовали. Впрочем, ей хватило нескольких секунд, чтобы прийти в себя и переключить внимание Шалопуто на более насущные вопросы.

— Мы ведь все еще в лесу, — озабоченно заметила она. — Нам надо торопиться, чтоб уйти как можно дальше от Старины Бананового Костюма и его гостеприимного жилища.

Шалопуто звонко рассмеялся.

— Согласен. У тебя, случайно, не найдется лодки с веслами?

— Случайно, нет. Полагаю, и тебя поблизости не ждет яхта с экипажем на борту?

— Боюсь, что не ждет. — Шалопуто развел руками. — Кстати, а как ты попала на остров?

— Прилетела на огромном мотыльке. И знаешь...

— На мотыльке? — перебил ее Шалопуто.

— Ну да. Его смастерил Кристофер Тлен.

— Так значит, Повелитель Полуночи давно положил на тебя глаз. Но что ему от тебя нужно?

Кэнди пожала плечами:

— Ключ, что же еще? — Но она тут же поправила себя: — Хотя вряд ли он гонялся за мной из-за Ключа. Похоже, Тлен узнал, что он был у меня на хранении, только от нашего приятеля Захолуста, а до этого ни о чем подобном даже не подозревал.

— А ты в курсе, какой замок им можно открыть, этим Ключом, с которым все так носятся?

— Нет. Мне об этом не говорили.

Не успела Кэнди произнести эти слова, как до слуха ее донесся голос Каспара Захолуста. Вернее, шепот. Судя по всему, колдун находился совсем рядом.

— Кстати, насчет Ключа... Ты, выходит, желаешь узнать, для чего он предназначен?

Шалопуто задрожал от ужаса и схватил Кэнди за руку.

— Он здесь!

— Не бойся! — отозвалась Кэнди. — Что он нам может сделать теперь, когда мы на свободе?

С этими словами она огляделась по сторонам, пытаясь различить в ночном сумраке плотную фигуру карлика. Но Каспара нигде не было видно, хотя голос его раздавался очень близко.

— Так вот, к вашему сведению, — невозмутимо продолжил Захолуст, — Ключ отворяет Пирамиды на Ксуксуксе.

— Неужели? — притворно изумилась Кэнди, чтобы вызвать противника на дальнейший разговор, тем самым лишив его возможности неожиданно напасть на нее или Шалопуто. — Пирамиды, говорите? Очень интересно. — Она придвинулась вплотную к Шалопуто и прошептала: — Давай прижмемся друг к другу спинами. Так нам будет легче защититься, если он нападет.

Шалопуто вместо ответа взял ее за руку и зашел к ней за спину, развернувшись лицом к врагу.

— Уверяю вас, — хвастливо заявил Захолуст, — меня щедро наградят за все, чего я добился на этом Часе. Я буду наделен такой властью, о какой вы, ничтожные создания, даже помыслить не смеете...

— Где же он? — растерянно шепнула Кэнди. — Судя по голосу, совсем рядом с нами. Но тогда почему мы его не видим?

— С ума сойти, да? — хихикнул Захолуст. — Ты готова поверить, что твои жалкие чувства вышли из повиновения и отказались тебе служить? А что, если ты и впрямь помешалась? Как сказал один поэт: «Избыток реальности — разуму гибель». Бедняжка! Сумасшедший дом по тебе плачет. Шалопуто крепко сжал ладонь Кэнди.

— Не бойся, не слушай его. Это он нарочно тебя пугает. С тобой все в порядке.

— Но почему тогда его голос так хорошо слышен?

— Потому что он близко, — прошептал дрожащим от страха голосом Шалопуто. — Очень близко.

— Но его нигде не видно!

Кэнди в который уже раз огляделась по сторонам.

— Это все волшебные шляпы. Благодаря им он много чего умеет. Например, становиться невидимым, когда нужно.

— Значит... Значит, он сейчас может находиться где угодно?

— Боюсь, что да.

«Вот так новость!» — подумала Кэнди. Она напрягла слух и стала еще пристальнее вглядываться в окружающий ландшафт в надежде, что сумеет заметить или услышать хоть какой-то знак присутствия Каспара, пусть самый незначительный — стук камешка, отброшенного ногой, о древесный корень, шелест листвы на задетой ветке. Но неверные, колеблющиеся отблески света от костров на столбах создавали иллюзию, будто все вокруг постоянно пребывает в движении: и листья, и ветки, и стволы деревьев, даже земля под ногами. Вот колыхнулась трава слева от того места, где стояли спиной к спине они с Шалопуто. Не Захолуст ли подкрадывается к ним оттуда? Или по траве всего лишь скользнула тень от пляшущего на колонне огня? Не Каспар ли пыхтит сбоку от Шалопуто? Или это просто шум ветра?

— Это хуже всякой пытки! — шепотом пожаловалась она.

Однако не успел еще стихнуть звук ее голоса, как позади раздался звук шлепка, и Шалопуто, вскрикнув от боли и неожиданности, выпустил ее руку и закружился на месте с поднятыми вверх кулаками. Он стал похож на боксера, какими их запечатлевали на фотографиях в давние времена.

— Он тут, рядом! — крикнул Шалопуто. — Совсем близко! Он меня только что стукнул по...

Каспар не дал ему времени договорить. До Кэнди донесся звук еще одного удара, потом еще и еще. Захолусту удалось сбить Шалопуто с ног. Зверек свалился на бок, обхватив голову руками.

— Беги, Кэнди! Спасайся! Уноси ноги, пока он до тебя не добрался!

Кэнди по-прежнему пыталась определить, где находится невидимый противник, но внезапно сильные руки колдуна обхватили ее за талию. Секунда — и она оказалась поднята в воздух. Каспар воздел ее над своей головой. Источником этой его богатырской силы могли быть, разумеется, только волшебные шляпы. Кэнди стала извиваться всем телом и колотить руками по воздуху в надежде задеть пирамиду из шляп и сбить ее с головы Захолуста. Но он нарочно держал ее так, чтобы она не могла дотянуться до его бесценных головных уборов.

— Ты немедленно вернешься в мой дом. Голос Каспара был полон злобного торжества.

Кэнди не оставляла попыток высвободиться из его хватки, хотя и понимала, что это бесполезно. Сила колдуна была просто невероятной. Тогда она стала громко звать на помощь в надежде, что крики ее могут услышать окрестные жители.

— Боюсь, ты зря надрываешь глотку, — с издевкой изрек Каспар.

До Кэнди донесся запах рома. Рот колдуна был в нескольких дюймах от ее уха.

Но прежде чем она собралась с ответом, высокая трава вокруг пришла в движение. И на сей раз виной тому было вовсе не колебание световых бликов. Из травы, распрямляя изящные лапы, одна за другой бесшумно появлялись кошки тарри. Зрелище было впечатляющим. Секунду назад Кэнди готова была поклясться, что поблизости нет никого, кроме нее и Шалопуто да еще невидимки Каспара. И вдруг огромные кошки обступили их с колдуном со всех сторон, насторожив острые уши.

Кэнди вспомнила, какие ужасные злодейства приписывал Каспар этим животным. Что, если в его словах была хоть крупица правды? Вдруг тарри явились сюда, чтобы совершить очередное убийство? Наброситься на беднягу

Шалопуто и выцарапать ему глаза? Или запрыгнуть ей на плечи и перегрызть горло?

Неужели ее впереди ждет новая беда, еще горше прежних?

Такие мысли вихрем пронеслись в голове у Кэнди при виде кошек тарри.

Но чем ближе к ней и Каспару подходили огромные кошки, тем слабее становилась хватка пальцев, сжимавших ее запястья.

Каспар явно был в замешательстве.

— Этого мне еще не хватало!.. — пробормотал он сквозь зубы и крикнул: — А ну, брысь! Прочь отсюда, кому говорю!

Кошки оставили его требование без внимания. Они продолжали медленно его окружать, не сводя огромных горящих глаз с него и Кэнди.

— Не смейте на меня так глядеть! — взвизгнул Захолуст. «Глядеть? — подумала Кэнди. — Что бы это значило?

Ведь он сейчас невидимка!» И вдруг ее озарила догадка, которой она тотчас же с нескрываемой радостью поделилась с Каспаром:

— Они вас видят!


Колдун ничего не ответил. Но в этом и не было никакой необходимости. Его тело сказало обо всем без слов. Он задрожал, засопел, а руки его стали такими слабыми, что Кэнди без труда высвободилась из них, спрыгнула на землю и первым делом бросилась к Шалопуто, который все так же лежал на боку, обхватив лапами голову. — Не так уж плохи наши дела! — заверила она его. — Здесь собрались кошки тарри.

— Разве это хорошо? — он повернул к ней лицо, залитое кровью и искаженное страхом.

— Еще бы!

— Почему ты так решила? — Представь себе, они его видят. Неплохо для начала, верно?

— Но как им это удается?


Оба они, не сговариваясь, подняли головы.

Глаза всех до единого животных были устремлены в одну точку, на небольшой участок травы всего в нескольких шагах от Кэнди и Шалопуто. Именно оттуда раздавался голос колдуна:

— Прочь от меня, пыльные тряпки! Держитесь подальше от Каспара Захолуста! Дождетесь, что я подпалю ваши паршивые хвосты! Мне ничего не стоит расправиться со всеми вами! Несколько кошек при этих его словах обменялись тревожными взглядами, но ни одна из них не сдвинулась с места.

— Да блефует он! — ободрила животных Кэнди. — Надеюсь, вы понимаете, о чем я. Он сам вас боится!

— Заткни пасть, ты, мерзкая личинка! — заверещал Захолуст. — Я с тобой после разберусь!

Тем временем Шалопуто поднялся на ноги. Каспар его сильно поранил. По лбу и щеке зверька все еще продолжала струиться кровь, но, казалось, это его мало заботило. В нем появилось что-то новое. Уверенность, чувство собственного достоинства.

— Ты только и можешь, что всех запугивать! — сказал он, решительно направляясь к тому месту, к которому были прикованы взгляды кошек тарри, — иными словами, прямиком к Захолусту.


Каспар от ответа воздержался. Вероятно, чтобы не выдать себя голосом и успеть улизнуть, избежав возмездия со стороны бывшего раба. Кэнди услышала быстрый топот. Взгляды кошек переместились к склону холма, на который взбегал Каспар, спеша укрыться у себя в доме.

Но Шалопуто решил этому помешать. Он бросился следом за колдуном вверх по холму, то и дело оглядываясь на кошек, чтобы убедиться, что Заходуст не свернул с тропинки и не засел где-нибудь в кустах.

Зверек настиг своего бывшего хозяина ярдах в двадцати от дома с куполом.

До Кэнди донесся душераздирающий вопль.

— Руки прочь от меня, раб! — надрывался Захолуст.

— Я больше не раб! — возражал Шалопуто. Захолуст пытался вырваться из цепких лап Шалопуто, и Кэнди, которая глядела на эту схватку со значительного расстояния, казалось, что Шалопуто сражается с несколькими десятками лоснящихся жиром угрей, пытаясь удержать их в руках. Защищаясь, Захолуст выкрикивал ругательства и угрозы.

Шалопуто, вконец разозлившись, принялся трясти своего противника, как грушу.

— А ну, покажись-ка! — потребовал он.


Кэнди догадалась, что сейчас он сжал сильными пальцами шею Захолуста.

— Сбрось свои шляпы, чтоб тебя было видно! Каспару пришлось подчиниться. Через мгновение рядом с Шалопуто в воздухе проступили какие-то расплывчатые формы, и вот уже перед взорами всех окружающих предстал взбешенный Каспар Захолуст собственной персоной. Шляпы он снял и держал их в руках — по три в каждой. На лице его явственно читалось желание немедленно умертвить всех находившихся в пределах Острова Простофиль — начиная с Кэнди и Шалопуто и заканчивая кошками тарри.

— Ну а теперь, Каспар, — раздался низкий и звучный голос откуда-то из-за спины Кэнди, — тебе, пожалуй, стоило бы вернуться в дом и не высовывать оттуда носа. Ты ведь лишен права свободного перемещения по острову и прекрасно об этом знаешь.

Кэнди с опаской обернулась и очутилась лицом к лицу с двуногим существом, несомненно состоявшим в родстве с кошками тарри. Широкое лицо его покрывала красно-коричневая шерсть, местами с серебристым отливом. Глаза у него были крупные, зеленые, с вертикальными полосками зрачков — точно такие же, как у находившихся поблизости кошек, а над пухлыми губами топорщились длинные редкие усы. Кем бы ни было это создание, оно наверняка поднялось на холм, привлеченное шумом сражения между Шалопуто и Захолустом.

— Это все из-за нее, Джимоти! — плаксиво запричитал Каспар, указывая толстым пальцем на Кэнди. — Из-за проклятой девчонки! Она во всем виновата, а вовсе не я.

— Ради всемогущего А'зо, умолкни, Захолуст, — потребовал новоприбывший.

К немалому удивлению Кэнди, колдун подчинился. Странный двуногий кот обратил взгляд на Кэнди и вежливо представился:

— Меня зовут Джимоти Тарри.

— Очень приятно.

— А ты, разумеется, знаменитая или, вернее сказать, печально известная Кэнди Квокенбуш?

— Откуда вы меня знаете?

— Мало кто из путешественников, ступивших на земли архипелага, удостаивается такого внимания к своей персоне, как ты, и становится предметом стольких пересудов.

— Вы уверены, что ни с кем меня не путаете?

— Совершенно уверен. — Кот произнес это с улыбкой, обнажив заостренные зубы. — За последние пару дней я побывал на нескольких островах, и чуть ли не каждый второй из тех, с кем мне довелось беседовать, упоминал о тебе. Твоя известность растет Час от Часу. Представь себе, многие, кто тебя и в глаза не видел, похваляются знакомством с тобой. Это ли не слава?

— Не может быть.

— Поверь, я нисколько не преувеличиваю. Вот, например, скажи, покупала ли ты ломтик фьюрини у сыродела с Закраины?

— Нет.

— А он утверждает, что да. А как насчет пары туфель, заказанной тобой у башмачника из Тацмагора?

— Но я никогда не бывала в Тацмагоре!

— Вот видишь! Ты стала настоящей знаменитостью.

— Но почему? Чем я заслужила такое внимание к себе?

— Причин для этого несколько, — улыбнулся Джимоти. — И первая из них — само твое прибытие на острова. Ты — первая из жителей Иноземья, попавшая на архипелаг после долгого, очень долгого перерыва. Вторая причина — то, что везде, где бы ты ни очутилась, случаются всевозможные трагические происшествия. В которых ты сама, судя по всему, неповинна, чего нельзя сказать о тех, кто тебя упорно и безжалостно преследует. Но жертвам-то от этого не легче.

Кэнди смущенно вздохнула и потерла подбородок. Ей нечего было возразить.

— А еще, — добавил Джимоти, — следует учесть, в какое время ты к нам прибыла.

— Неужели и это имеет значение?

— Весьма важное, поверь. Потому что многие из живущих в Абарате, начиная с уличных шарманщиков и заканчивая самыми чтимыми из гадателей на костях, давно уже предсказывали неизбежное появление некой преображающей силы. Которая изменит тоскливое и печальное течение наших жизней.

— Почему тоскливое? — удивилась Кэнди. — И что такого печального в ваших жизнях?

— Как бы тебе попонятней объяснить? — задумчиво и мягко проговорил Джимоти. — Ну, скажем так. В последнее время нас одолевает бессонница.

— Нас?

— Тех, кто имеет обыкновение задумываться о ходе вещей, о непостоянстве окружающего, о переменах, которые грядут. О вещих снах. Мы просыпаемся, чувствуя на губах привкус Полуночи.

— Это вы о Кристофере Тлене?

— Он — часть всего этого. Но далеко не худшая. Как бы там ни было, историки свидетельствуют, что род Тленов всегда, с незапамятных времен, вносил свою лепту в поддержание необходимого баланса сил. Тьма неизменно выполняла отведенную ей роль. Не будь ее, разве мы могли бы по достоинству оценить свет? Лишь когда аппетиты тьмы становятся чрезмерными, приходится давать ей отпор. Но потом она восстанавливает силы, как и должно быть. В конечном итоге, следование Путем Тьмы — выбор не менее достойный, чем служение Свету, если цель, которая при этом ставится, вполне определенна и ясна.

Кэнди не до конца постигла смысл обращенной к ней речи, но в одном была уверена твердо, и эта уверенность пришла к ней, когда она обдумала услышанное: суждения Джимоти были совершенно справедливыми и взвешенными. Она не решилась прервать своего собеседника вопросами, которые вертелись у нее на языке, поскольку он с воодушевлением продолжал посвящать ее в интереснейшие нюансы абаратской жизни и она ловила каждое его слово.

— Коммексо — вот подлинная беда, — говорил Джимоти. — Роджо Пикслер и его Малыш. Он приобретает культовые здания и открывает в них рестораны. И никого, похоже, это не волнует. Слишком все заняты поглощением его Панацеи. Меня мутит при одной мысли об этом. Час за Часом, День за Днем он с нашего молчаливого одобрения изгоняет из наших жизней магию. А что мы получаем взамен? Содовую воду и Панацею. — И Джимоти сокрушенно покачал головой. — Теперь ты понимаешь, о чем я?

— Да, я кое-что начинаю понимать, — кивнула Кэнди.

— И вот появляешься ты. Прямиком из Иноземья. И сразу пошли толки: «Неужели... Неужели она — та самая?..»

— «Та самая» — кто?!

— Та, кто исцелит наши недуги. Спасет нас от собственной глупости. Пробудит нас!

Кэнди могла ответить на это лишь одно: нет, она совсем не та, кого все ждут с такой надеждой. Она... просто никто. Но, догадываясь, что Джимоти будет неприятно это слышать, Кэнди промолчала.

— Что до меня, — сказал он ей, — то я твердо уверен в одном: ты явно незаурядная личность, дух твой удивительно силен, его нелегко сломить.

Кэнди помотала головой:

— Во мне нет ничего похожего на... Я совсем не та, за кого...

Не договорив, она тяжело вздохнула. Ей так не хотелось разочаровывать Джимоти, лишать его вспыхнувшей было надежды. Но слыханное ли дело — пробудить целый архипелаг! Да она и сама-то проснулась совсем недавно, очнулась от тягостного полусна и тотчас же стала рисовать на обложке учебника морские волны.

— Будь отважна в достижении своей цели, — улыбнулся Джимоти. — Даже если она не до конца тебе ясна.

Кэнди согласно кивнула.

— Просто невероятно, что тебе удалось выйти живой из всех недавних передряг. Ты отдаешь себе отчет, что кто-то неусыпно о тебе заботится?

После этих его слов перед Кэнди снова промелькнула череда воспоминаний о событиях, случившихся после ее знакомства с Джоном Хватом. Когти и зубы чудовищного Остова, которому так и не удалось ее схватить; вздымающиеся волны моря Изабеллы, где она чуть было не утонула; стрелы, выпущенные из арбалетов Роджо Пикслером и его телохранителями, едва в нее не угодившие; смертельно раненный мотылек, в грудь которого она крепко вцепилась, чтобы не упасть с головокружительной высоты. Ну и в довершение ко всему — встреча с Захолустом. Что и говорить, на каждом шагу ее подстерегали ловушки одна опаснее другой.

— Все началось с Ключа, — задумчиво произнесла она, — который теперь у Захолуста. Я хотела бы получить его назад. Не могли бы вы мне в этом помочь?

— К сожалению, здесь я бессилен. Хотя Захолуст — пленник, а я его страж, не в моей власти отнять у него то, что он у тебя похитил. Я также не вправе конфисковать его волшебные шляпы.

Кэнди пожала плечами:

— Как странно.

Тут в разговор вмешался Захолуст, успевший между делом снова нахлобучить на голову все свои головные уборы.

— Ничего странного! Я — великий волшебник, доктор философии, а он — всего лишь блохастый тарри, по чистому везению прямоходящий. Он ничего не может со мной сделать, ему поручено только следить, чтобы я не удрал с этого проклятого острова. Но все изменится, когда сюда пожалует Отто Живорез.

— Живорез! — спохватилась Кэнди.

Она так увлеклась разговором с Джимоти, что совсем позабыла о грозившей ей новой опасности.

— Что общего может быть у тебя с этим злодеем? — удивился Джимоти.

Захолуст, не дав Кэнди ответить, злорадно изрек:

— С ним достигнута договоренность о доставке девицы Повелителю Полуночи. Вместе с Ключом, который она украла.

— Пошел прочь! Вернись в дом, колдун! — махнув лапой, прикрикнул на него Джимоти. — Ты меня утомил своей болтовней. Братья и сестры, взять его!

Кошки, повинуясь команде, окружили Захолуста со всех сторон и протяжно замяукали на разные голоса. Они подступали к нему все ближе, так что он был принужден направиться вверх по склону холма, к месту своего заточения.

Однако, сделав несколько шагов, он снова обернулся с перекошенной от злости физиономией.

— Мерзкие создания! Что тебе стоило их тогда отравить, девица? — воззвал он к Кэнди.

Тут кошки подняли оглушительный визг, и, хотя Каспар продолжал сердито разглагольствовать, голос его совершенно потонул в этих звуках.

— Он просто чокнутый. — Кэнди покрутила пальцем у виска.

— Возможно, — с некоторым сомнением отозвался Джимоти. — Жаль, что тебе довелось с ним столкнуться. Но поверь, Каспар всего лишь пешка в большой и сложной игре.

— Кто же тогда затеял эту игру? Кристофер Тлен, да?

— Я предпочел бы не поминать его лишний раз, если ты не против. Мне кажется, чем больше говоришь о тьме и смерти, тем они ближе.

— Простите, — потупилась Кэнди. — Это я во всем виновата.

— Что ты имеешь в виду?

— Я позволила этому типу отнять у меня Ключ. Мне следовало сопротивляться что было сил, а я...

— О нет, леди! — запротестовал Шалопуто, до сего момента лишь молча прислушивавшийся к их диалогу. («Он назвал меня „леди“, — подумала Кэнди. — Совсем как Джон Хват. До чего же приятно это слышать!») — Ты ни в чем не виновата. Он заставил тебя покориться при помощи колдовства, применив могущественное заклинание Откровений. Такому никто не в силах противостоять. Кроме волшебников, разумеется.

— Он прав, — кивнул Джимоти. — Бесполезно винить себя в случившемся. Напрасная трата энергии.

Захолуст наконец-то добрался до своего дома на вершине холма и с шумом захлопнул за собой дверь. Угрозы и брань, которыми он на протяжении всего подъема осыпал кошек тарри, как и их сердитые завывания, наконец-то смолкли.

Теперь Кэнди ясно различала шум ветра в высокой траве. И этот звук напомнил ей о доме, о бескрайней прерии за городской чертой Цыптауна. Ее внезапно охватило острое чувство одиночества. Не то чтобы она вдруг захотела вернуться на Последовательную улицу, в дом номер тридцать четыре, нет, но ее неожиданно пронзила мысль о том, как неправдоподобно велико расстояние между этой обдуваемой ветром поляной и тем маленьким домиком. Даже звезды здесь другие, вспомнилось ей. Господи, даже звезды!

Но чем бы ни оказался этот незнакомый мир — сном наяву, или другим измерением, или уголком Творения, о котором Создатель напрочь позабыл, — она постарается найти» в нем свое место. И главное, непременно выяснит, для чего она здесь. Иначе одиночество будет расти день ото дня, пока не поглотит ее целиком, без остатка.

— Что же со мной дальше-то будет? — задумчиво спросила она.

— Хороший вопрос, — отозвался Джимоти.

«ГЛИФ, ПРЕДСТАНЬ ПЕРЕДО МНОЙ»

Главное сейчас, — подумав, рассудительно прибавил он, — чтобы ты сбежала с острова, пока сюда не заявился Отто Живорез. Я не желаю быть свидетелем того, как он утащит тебя к Кристоферу Тлену.

— А у вас не найдется для нас лодки? — спросила Кэнди.

— Лодка-то у меня есть, — ответил Джимоти. — Кошки, как ты знаешь, плавать не любят. Но боюсь, она отсюда далековато — на другом краю острова. Если мы туда отправимся, Живорез нагонит нас на полпути.

— Я... У меня есть идея... — робко вмешался Шалопуто.

— Вот как?

В словах Джимоти звучали сомнение и едва уловимая насмешка.

— Говори, — кивнула зверьку Кэнди. — А мы тебя послушаем.

Шалопуто, нервно облизал губы.

— Ну-у... Вообще-то... мы могли бы удрать отсюда на глифе.

— На глифе? — изумился Джимоти. — Друг мой, мысль сама по себе богатая, но кто из нас, по-твоему, знает нужные заклинания и способен их должным образом воспроизвести, чтобы сотворить глиф?

— Ну-у... — снова протянул Шалопуто, скромно потупившись и вперив взор в свои огромные ступни. — Пожалуй, я смог бы это проделать.

Джимоти покосился на него с откровенным недоверием.

— И где же, во имя всего святого, тылкрыс вроде тебя мог постичь искусство создания глифов?

— Так ведь когда Захолуст, упившись своим ромом, отключался, — охотно пояснил Шалопуто, — я читал его книги, одну за другой, все его руководства по магии. У него в доме богатейшая подборка всей классики. «Гримуар» Сатуранского, «Наставления по пилотированию воздушных судов, сотворенных посредством волшебных заклинаний», «Козни остолопа», «Уловки и перевоплощения». Но серьезней других я проработал Люмериково «Шестикнижие».

— А что это за Люмериково «Шестикнижие»? — с любопытством спросила Кэнди.

— Семь книг, в которых собраны всевозможные заговоры, наговоры и заклинания, от простейших до самых сложных, — ответил Джимоти.

— Но почему «Шестикнижие», если томов семь?

— А это сам Люмерик придумал. Чтобы те, кто только понаслышке знает о его работе, не могли бахвалиться своим знакомством с ней.

— Очень остроумно, — улыбнулась Кэнди.

— Есть и другая возможность разоблачить обманщика, который только прикидывается магом, — прибавил осмелевший Шалопуто. — При помощи того же знаменитого Люмерика.

— Какая? — пожелал узнать Джимоти.

— Надо этого самозванца спросить, кем был Люмерик, мужчиной или женщиной.

— И какой же будет правильный ответ? — спросила Кэнди.

— И тем и другим, — хором ответили Шалопуто и Джимоти.

Кэнди растерянно пожала плечами.

— Люмерик был мьютепом, а они все двуполые, — объяснил Шалопуто.

— Итак... — произнес Джимоти, всем своим видом по-прежнему выражая некоторое сомнение в способности Шалопуто создать глиф. — Книги эти ты читал, верю. Но доводилось ли тебе использовать полученные магические знания на практике? Колдовать ты хоть разок пробовал?

Шалопуто смущенно потер пальцами лоб.

— А как же. Пытался понемногу. Однажды заставил стул прыгать на задних ножках и болтать в воздухе передними, прося подачку, как это делают щенки.

Кэнди звонко расхохоталась, представив себе эту картину.

— А еще я соединил четырнадцать голубей, из них у меня получился один, зато огромный... Ну очень крупный белый голубь.

— Точно! — Джимоти шлепнул себя лапой по бедру. — Я его видел. Он был размером со здоровенного грифа. Невероятно! Это, выходит, твоя была работа?

— Ну да, моя.

— Честно?

— Раз он говорит, что сделал это, значит, так оно и было, Джимоти! — вступилась за Шалопуто Кэнди. — Я ему верю на все сто.

— Виноват. Я вовсе не хотел тебя обидеть, — тотчас же проговорил Джимоти. — Прими, пожалуйста, мои извинения.

Перед Шалопуто наверняка никто еще никогда не извинялся, и бедняга вконец засмущался. Взглянув на Кэнди вытаращенными глазами, он промямлил:

— Ой, а что я-то должен сказать?

— Прими его извинения, если считаешь их искренними.

— Ох... Ну да... Конечно. Я принимаю извинения. Я их принял. Спасибо.

Джимоти протянул ему лапу, и Шалопуто со смущенной улыбкой ее пожал, вероятно сочтя этот эпизод новым доказательством своего стремительного подъема по общественной лестнице.

— Итак, друг мой, — напомнил ему Джимоти, — ты, помнится, собирался сотворить глиф. По-моему, тебе самое время приступить.

— Но только имейте, пожалуйста, в виду, — забеспокоился Шалопуто, — я ни разу еще ничего подобного не делал. Это будет впервые.

— Просто попробуй, — ободрила его Кэнди. — Ведь это наш единственный выход. Если пожелаешь, конечно.

Шалопуто заставил себя улыбнуться.

— Тогда вы оба отойдите подальше. И он развел лапы в стороны.

Джимоти вынул из кармана пиджака маленький бинокль и, приставив его к глазам, стал изучать небо над головой.

— Не нервничай, — сказала Кэнди. — Я в тебя верю.

— Ты серьезно?

— А что в этом такого удивительного?

— Боюсь тебя разочаровать.

— А вот уж это ты зря. Получится — так и слава богу. А нет... — Она махнула рукой. — Придумаем что-нибудь другое. После всего, на что ты оказался способен в последние несколько часов, тебе больше никому ничего не нужно доказывать.

Шалопуто напряженно кивнул. Физиономию его в этот момент никак нельзя было назвать счастливой. Кэнди, взглянув на него искоса, без слов поняла, что он почти сожалеет о своем признании в причастности к колдовству.

Несколько мгновений Шалопуто сосредоточенно смотрел в землю, видимо вспоминая слова заклинания.

— Пожалуйста, отойди подальше, — сказал он Кэнди, не глядя на нее.

Затем медленно поднял руки и трижды хлопнул в ладоши.

Итни асме ата,

Итни манамой,

Друта лотаката,

Глиф, предстань передо мной.

Итни, итни,

Асме ата:

Глиф, предстань передо мной.

Произнося эти слова, он ходил по кругу диаметром футов в шесть-семь и делал странные движения, словно зачерпывал воздух ладонями и сбрасывал его в середину круга.

Через некоторое время он принялся повторять заклинание:

Итни асме ата,

Итни манамой,

Друта лотаката,

Глиф, предстань передо мной.

Шалопуто уже трижды обошел свой круг, швыряя в его середину воздух и бормоча странные слова заклинания:

...Итни, итни,

Асме ата:

Глиф, предстань передо мной.

Не хотелось бы тебя прерывать, — обратился к нему Джимоти, покосившись на Кэнди. Во взгляде его зеленых глаз читалась тревога. — Но я вижу в небе огни трех глифов, которые направляются сюда. Это наверняка не кто иной, как наш приятель Крест-Накрест. Боюсь, у тебя осталось мало времени, друг мой.

Шалопуто кивнул, не останавливаясь и не прерывая своего бормотания. Он все так же ходил по кругу, то и дело захватывая воздух ладонями. Но это ни к чему не приводило. Краешком глаза Кэнди заметила, как Джимоти обреченно качнул усатой головой. Однако в отличие от него она вовсе не собиралась падать духом. Надо было что-то делать, и она решительным шагом направилась к Шалопуто.

— Не найдется ли на твоей кухне места для еще одного повара?

Он все так же кружился, и зачерпывал руками воздух, и швырял его в круг.

— Повар-то не слишком искусен, — не оборачиваясь, ответил Шалопуто. — И кастрюлька у него пустая. Я готов принять любую помощь.

— Сделаю, что в моих силах.

Кэнди зашла к нему за спину и начала старательно копировать все его слова и движения.

Итни асме ата,

Итни манамой...

Это оказалось на удивление легко, стоило ей лишь единожды произнести заклинание. И не просто легко, а даже как-то странно знакомо, словно танец, движения которого вспоминаются без усилий, как только зазвучит мелодия. Но Кэнди не представляла себе, где прежде она могла слышать мелодию этого магического заклинания. В Цыптауне такие танцы не были в ходу, это уж точно.

— Похоже, начинает действовать, — неуверенно произнес Шалопуто.

Он оказался прав.

Кэнди почувствовала, как из середины круга взметнулся ввысь мощный порыв ветра, и перед ее изумленным взором вдруг закружились мириады крошечных искр — голубых, белых, красных и золотистых.

Шалопуто испустил торжествующий вопль, и этот всплеск радости, похоже, придал новую энергию его творению. Искры принялись группироваться, и вскоре в ночном воздухе стали видны ослепительно яркие контуры будущего глифа. Судя по первоначальным деталям, это должен был быть летательный аппарат довольно сложной формы. Основу конструкции составляли три широкие пластины, между которыми одна за другой возникали более тонкие линии, изгибы и перемычки. Некоторые образовали подобие кабины, другие протянулись вниз, под каркас, сплетясь в нечто долженствовавшее, по-видимому, служить ходовой частью устройства, его механизмом. С каждым мгновением глиф делался все более реальным и осязаемым. Глядя на него, трудно было поверить, что еще совсем недавно на том месте, которое он занимал, не было ничего, кроме воздуха.

Кэнди с торжеством взглянула на Джимоти, который будто бы окаменел, изумленно вперившись в глиф.

— Я беру все свои слова назад, друг мой, — выдавил он из себя, когда к нему вернулся дар речи. — Ты и в самом деле волшебник. Возможно, первый из всего твоего племени, кому довелось сотворить глиф, не правда ли?

Шалопуто лишь теперь перестал описывать круги и повторять заклинание. Отступив назад, он залюбовался летательным аппаратом, который только что создал.

— Мы оба волшебники, — поправил он Джимоти, взглянув на Кэнди со смесью восторга и удивления.

Джимоти снова стал обозревать небо в бинокль.

— По-моему, вам пора.

— Но его еще надо доделать, — возразила Кэнди, кивнув на незаконченный глиф.

— Он сам должен довести себя до конца, — сказал Шалопуто. — По крайней мере, так пишет Люмерик.

Двуполый Люмерик и впрямь знал свое дело. На глазах у изумленной Кэнди очертания глифа становились все более и более отчетливыми, а разноцветные лучи, скользя по его поверхности, выравнивали ее, придавая корпусу необходимую обтекаемость. Но все это происходило в таком спокойном и плавном ритме, что Джимоти не на шутку встревожился.

— Нельзя ли его как-нибудь поторопить?

— Не знаю. Мне такое точно не под силу, — уныло ответил Шалопуто.

Кэнди вгляделась в темное небо, откуда к ним неумолимо приближался враг. Теперь и она могла различить глифы, о которых предупреждал Джимоти. Все три выглядели куда мощнее, чем тот, что был создан соединенными усилиями ее и Шалопуто. Но ведь главное, что требовалось от их глифа, — это поднять своих пассажиров в воздух и унести как можно дальше от острова, от Живореза. А для этого он, судя по всему, вполне годился.

При виде того, как воздушное трио Живореза стремительно идет на посадку, у Кэнди сжалось сердце. Вот они приземлились на плоской вершине одного из холмов всего в каких-нибудь четырехстах ярдах от Джимоти, Кэнди и Шалопуто. Издали все три глифа напоминали хищных птиц с острыми клювами.


— Почему они сели так далеко от нас? — спросила Кэнди у Джимоти.

— Потому что Живорез мыслит, как заправский вояка, которому повсюду чудятся ловушки и засады. Он, поди, уверен, что в зарослях у подножия холма сейчас скрывается многотысячная армия кошек тарри. О, если бы это и впрямь было так! Я приказал бы им разорвать Отто и его грязюк на мелкие клочки.

— Грязюк? Кто такие грязюки?

— Полуодушевленные существа, которых он притащил с собой. Самая кровожадная разновидность заплаточников.

Кэнди хотела было попросить у Джимоти его бинокль, чтобы как следует разглядеть грязюк, но тут над островом прогремел хорошо знакомый голос. Все они успели уже позабыть про его обладателя.

— Не нервничай, Живорез, и ничего не бойся! Их только трое. И несколько кошек в придачу.

Это, разумеется, надрывался Захолуст.

Кэнди бросила взгляд на домик. Каспар успел забраться внутрь купола, который обладал свойствами увеличительного стекла, отчего фигура Захолуста совершенно преобразилась, словно в кривом зеркале: голова казалась неправдоподобно огромной, а тельце — крошечным. Ну ни дать ни взять зародыш в костюме цвета банановой кожуры.

— Хватай их, Живорез! — верещал Каспар, колотя багровыми кулаками по стенкам купола. — Оружия при них нету, я точно знаю! Убей тыл крыса! Он мой беглый раб' А этой всыпь по первое число! Чтоб на всю жизнь запомнила!

— Ну до чего ж я его ненавижу! — выдохнула Кэнди.

— Боюсь, он еще не самый плохой, — мрачно отозвался Джимоти.

— Например?

— Да возьми хоть того же Отто Крест-Накрест Перечислять его кровавые преступления можно до тех самых пор, пока над Островом Простофиль не взойдет солнце.


Кэнди облизнула пересохшие губы и перевела взгляд на глиф. К огромной ее досаде, он как ни в чем не бывало продолжал самосовершенствоваться. Шалопуто смотрел на него не мигая, словно пытался усилием воли заставить аппарат поторопиться.

— Но как же вы-то здесь останетесь, Джимоти? — с беспокойством спросила Кэнди. — Что с вами будет, когда мы улетим?

— Мне ничего не грозит, — заверил ее Джимоти. — Живорез не посмеет меня тронуть. Он хорошо понимает, что есть границы, которые даже ему не дозволено преступать.

— Вы в этом уверены?

— Абсолютно, — кивнул Джимоти. — Обо мне не беспокойтесь, думайте о себе. О милосердный А'зо! Он идет сюда, к нам!

Кэнди обернулась и снова посмотрела в сторону холма.

Живорез и его банда грязюк выбрались из глифов и спускались по пологому склону, уверенные, стараниями Захолуста, что опасаться им нечего. С плеч Живореза свисал короткий пурпурный плащ с кроваво-красной оторочкой, цвет лица у него был желтушный, на щеках даже со столь значительного расстояния без труда можно было разглядеть татуировку в виде переплетенных линий. Все семеро грязюк, которые следовали за ним по пятам, были ростом куда выше его. Как и все представители племени заплаточников, они были сшиты из лоскутов кожи и ткани, но головы их походили не на человеческие, как у прочих собратий, а на лишенные плоти черепа обитателей преисподней — ведьм, дьяволов, вампиров — с загнутыми к затылкам рогами, длинными хищными клювами и острыми зубами. Все слуги Живореза были вооружены клинками сложной формы, причем трое грязюк сжимали по мечу в каждой руке. Зрелище было впечатляющим и жутким.


— Долго еще? — с надеждой спросила Кэнди у неподвижного Шалопуто.

— Не знаю, — пожал плечами тылкрыс и с нескрываемой гордостью прибавил: — Это ведь мой первый глиф. — Он наконец оторвался от созерцания своего творения и обратил взгляд к холму. — Знаешь, мы, наверное, могли бы уже в него забраться, но боюсь, он возьмет да и развалится в воздухе, а мы попадаем вниз.

В это самое мгновение до них донесся голос Живореза:

— Кэнди Квокенбуш! Ты арестована по приказу Кристофера Тлена.

Джимоти сжал плечо Кэнди своей крепкой лапой.

— Еще не все потеряно. Мои подданные дадут бой этой банде, чтобы хоть немного их задержать. — Он коротко кивнул в сторону глифа. — Счастливого пути, леди. Я от души надеюсь, что мы еще встретимся и что встреча эта произойдет при менее... тревожных обстоятельствах. Прощай, Шалопуто. Счастлив был с тобой познакомиться, поверь!

Он было повернулся и зашагал прочь, но тотчас же поспешно возвратился, чтобы прибавить:

— Если паче чаяния ты попадешь к ним в руки, Кэнди, — теперь или после, — не бойся за свою жизнь. Я отчего-то уверен, что Тлен не собирается тебя убивать. У него насчет тебя другие планы.

И он быстро, не дожидаясь ответа, покинул Кэнди и Шалопуто. Нельзя было терять ни секунды. Живорез находился уже не далее как в тридцати шагах.

— Братья и сестры! — воскликнул Джимоти. — Сюда! Ко мне!

Повинуясь его призыву, кошки тарри поднялись из высокой травы. Сперва их было всего около дюжины, потом, словно по волшебству, откуда ни возьмись появилось еще не меньше двух-трех десятков.

Джимоти Тарри расположил своих воинов непосредственно на пути Живореза.

Крест-Накрест остановился, поднял вверх руку, и его грязюки застыли как вкопанные.

— Джимоти Тарри! — криво усмехнулся Отто. — Приятный сюрприз, нечего сказать! Вот уж не ожидал встретить здесь твой сброд из Стременя. Надеялся, что кто-нибудь успел всех вас переловить и усыпить, чтобы покончить с вашим жалким прозябанием.

Если оскорбления Живореза и задели Джимоти, то он ничем этого не выказал и ничего не ответил-. Просто сдвинул брови и веско, с расстановкой произнес:

— Ты не смеешь покушаться на ее свободу, Живорез. Заруби это себе на носу. Ни к какому Тлену она с тобой не полетит. Я этого не допущу. Понятно?

Они обращаются друг к другу, как смертельные враги, подумала Кэнди. Как будто между ними пролегли долгие века кровавой распри.

— Она нелегально проникла на архипелаг, Тарри, — возразил Отто. — И к тому же виновна в краже ценного имущества. Повелитель Полуночи распорядился, чтобы она была доставлена в его покои.

— Ты меня, похоже, не понял, Живорез, — невозмутимо ответил Джимоти. — Девочка никуда с тобой не полетит.

— Нет, это ты у нас из непонятливых, зверушка! Она нарушила закон. И подлежит аресту.

— По чьему же это приказу, интересно знать?

— Лорда Тлена.

— Остров Простофиль не входит во владения Тлена, Крест-Накрест. И ты об этом знаешь не хуже меня. Его законы здесь не действуют. Так что отправляйся назад подобру-поздорову и скажи ему... да что хочешь скажи. Что она ускользнула у тебя из-под самого носа и была такова.

— Держи карман! — хмыкнул Живорез. — Он желает ее получить, и он ее получит. Прочь с дороги, а не то мне придется маленько тебя проучить!

— Воины тарри! — воззвал Джимоти. — Вперед! Взять грязюк!

Животные не нуждались в дальнейших приказаниях. Они скользнули по траве, как рыжие молнии в черную полоску, и набросились на грязюк, цепляясь острыми когтями за их шкуры, взбираясь на плечи и царапая толстые шеи и прикрытые шлемами головы. Заплаточники вступили в бой в глубоком молчании. Они блестяще владели своим оружием: несколько самых отважных тарри в считанные секунды были убиты или тяжело ранены острыми клинками. Они свалились на траву, истекая кровью. Зрелище было ужасным. При мысли о том, что все это происходит по ее вине, Кэнди едва не расплакалась. Ей было безумно жаль славных воинов в полосатых шубках.

— Надо их остановить, — сказала она Шалопуто. — Мне этого не вынести. Пойду и сдамся Живорезу.

— В этом нет нужды, — возразил он. — Смотри!

И он указал на глиф. Процесс самосоздания наконец завершился. Летательный аппарат был полностью готов к полету. На это указывал легкий пар, поднимавшийся над его сверкающим корпусом, как над свежевыпеченной булочкой. Кэнди через силу улыбнулась.

— Пошли же! — поторопил ее Шалопуто. — Забирайся внутрь.

Стоило Кэнди опуститься на сиденье глифа, как она приставила ладони ко рту и крикнула:

— Джимоти! Отзовите своих тарри! Отступайте! Мы в безопасности!

Джимоти оглянулся на этот крик и тотчас же отдал команду своему войску. Неустрашимые тарри, оказав достойный отпор врагам и заплатив за это немалую цену, с честью покинули поле боя.

Препятствий на пути Живореза к глифу больше не осталось.

Он двинулся вперед, печатая шаг и тыча указательным пальцем в сторону Кэнди.

— Ни с места, девчонка!

— Быстрей, леди! — простонал Шалопуто. — Говори заклинание!

— Какое заклинание?

— Ах да! «Нио кетика». Это означает: «Делай, что я велю».

— И что тогда должно случиться?

— Он выполнит твой приказ. Надеюсь.

— Ты у меня в руках, девчонка! — рычал Крест-Накрест. — Попалась!

Живорез был не более чем в десяти шагах от Кэнди и Шалопуто, но одна из грязюк, с головой как у невероятно уродливой хищной птицы, опередила его. Она явно желала помешать глифу взлететь и унести на себе законную добычу ее господина. К счастью для Кэнди и Шалопуто, грязюка успела потерять свое оружие в пылу сражения с тарри. Но зато лапы ее остались при ней! Они были устрашающе огромными, с длинными и острыми когтями, отливавшими стальным блеском в свете звезд.

Глиф не шелохнулся.

— Нио кетика, — громче прежнего повторила Кэнди. — Нио кетика! НИО КЕТИКА!

Грязюка приблизилась к ним на расстояние прыжка. Вот она оттолкнулась от земли, подбросив сильное тело в воздух...

По корпусу глифа внезапно пробежала дрожь. Внутри у него что-то зашелестело. Звук был похож на судорожный вдох астматика.

Кэнди с ужасом увидела в дюйме от своей коленки страшные когти. Она подтянула ногу к туловищу, и в ту же секунду глиф, повинуясь ее команде, вздрогнул и стал плавно подниматься ввысь. Но заплаточница не собиралась сдаваться. Она железной хваткой уцепилась за борт летающей машины и вместе с ней и всем ее экипажем оторвалась от земли. С каждой секундой глиф увеличивал скорость и стремительно набирал высоту. Двадцать футов, тридцать, сорок. Грязюка и не подумала спрыгнуть наземь, пока еще это было возможно. Она держалась за борт обеими сильными лапами и при этом отчаянно раскачивала мощное туловище взад-вперед в попытке опрокинуть глиф и вытряхнуть наружу Кэнди и Шалопуто.

— Она нас, того и гляди, перевернет, — сказала Кэнди, хватаясь за передний и боковой поручни.

Шалопуто сжал ее свободную руку.

— Я не дам тебе упасть.

От этого его обещания, как бы мужественно оно ни звучало, толку было немного. Грязюка принялась резко вращать своим тяжелым туловищем, глиф так и заплясал в воздухе. Положение Кэнди и Шалопуто стало критическим. Еще несколько секунд — и они вывалились бы наружу и рухнули вниз, на землю, с огромной высоты.

— Надо ее сбросить, — сказала Кэнди.

— Что ты предлагаешь?

— Прежде всего я попытаюсь сбить с нее этот шлем. Она висит с моей стороны, так что тебе придется меня держать.

С этими словами Кэнди перегнулась через борт и схватилась обеими руками за чудовищный металлический клюв. Грязюка не могла отбиваться — обеими лапами она намертво вцепилась в борт глифа, продолжая вращательные движения и резкие броски туловища из стороны в сторону, отчего глиф выписывал в воздухе немыслимые пируэты. Полет этот напоминал одновременно катание на американских горках и на карусели.

— Тяни! — крикнул Шалопуто.

— Не получается у меня! — со слезами досады воскликнула Кэнди. — Надо свеситься пониже.

— Я буду очень крепко тебя держать, — пообещал Шалопуто.

Кэнди перегнулась через борт раскачивавшегося глифа, насколько это было возможно, чтобы только не вывалиться наружу. Теперь большая часть ее тела оказалась в воздухе. А тем временем глиф все набирал высоту, и ветер относил его в сторону от того места, где был сотворен волшебный аппарат. Внизу можно было разглядеть дом Захолуста, к которому они медленно приближались.

Колдун, вероятно, следил за подъемом глифа с самого начала. Иначе с чего бы на его уродливо искаженном лице, прижатом к стеклянному куполу, застыла гримаса недоумения, смешанного со злостью?

Но Кэнди не было дела до Захолуста. Проигнорировав его дикий взгляд, она склонилась к голове грязюки. Шлем твари, с острым наконечником на клюве, был унизан по всей поверхности многочисленными шипами и выступами, которые больно ранили кожу ладоней Кэнди. Но она изо всех сил тянула шлем на себя, превозмогая боль. Ведь от этого зависела жизнь — ее и Шалопуто. Грязюка, по-видимому, понимала, какая опасность ей грозит, и, рассудив, что если уж погибать, то предпочтительнее при этом угробить глиф и его пассажиров, стала мотать головой и еще отчаяннее вращать туловищем. Но жажда разрушений, которая возобладала в этом полуодушевленном существе над инстинктом самосохранения, оказалась Кэнди на руку. Стоило грязюке отвести хищный клюв влево, как Кэнди со всей силой, на какую была способна, потянула шлем вправо, а когда тварь дернула голову вправо, Кэнди рванула ее клюв влево.

В конце концов в тот момент, когда глиф завис на порядочной высоте непосредственно над домом Каспара, из-под шлема чудовищной заплаточницы послышались какие-то чавкающие звуки. Затем раздался треск, за которым последовало негромкое шипение.

Кэнди резко рванула шлем на себя, и неожиданно он с чмокающим звуком — как если бы кто-то с силой вытащил ногу из болотной жижи — отделился от головы грязюки и очутился у нее в руках. Он был такой тяжелый, что Кэнди тотчас же разжала ладони и предоставила ему упасть на землю. Шлем кувыркался в воздухе, стремительно снижаясь, пока не стукнулся о выпуклый стеклянный купол домика Каспара.

Теперь Кэнди очутилась лицом к лицу с грязюкой. Голова хищной заплаточницы точь-в-точь повторяла формы шлема: тот же острый клюв, те же отведенные назад рога. И даже цветом физиономия ее походила на металлический шлем — серо-коричневая, она отливала каким-то тусклым блеском при свете вечерних звезд.

— Грязь, — недоуменно пробормотала Кэнди, — она слеплена из грязи.

— Что? — прокричал сверху Шалопуто, стараясь перекрыть шум ветра.

— Она вылеплена из грязи! — сообщила ему Кэнди. Пока они обменивались репликами, голова грязюки стала быстро терять форму. Комья и брызги грязи отделялись от нее один за другим и падали вниз, на купол.

Только теперь заплаточница прекратила свои попытки опрокинуть глиф. Тело ее, состоявшее целиком из густой грязи, вдруг обмякло. Голова полностью развалилась, и купол Каспарова домика оказался весь в грязевых брызгах. Сверху это выглядело так, словно некая гигантская птица, пролетая над ним, опорожнила весь свой вместительный кишечник.

У безголовой грязюки больше не осталось сил сопротивляться Кэнди, которая, воспользовавшись этим, принялась отрывать от борта глифа один за другим когтистые пальцы. В конце концов ей удалось разжать последний из них. Заплаточница рухнула вниз, истекая грязью. Кэнди испустила торжествующий вопль.

Каспар, не отрывавший глаз от этой сцены, слишком поздно понял, что гигантское туловище грязюки с невероятной скоростью несется прямиком на его купол. С перекошенным от ужаса, багровым лицом он бросился к лестнице, чтобы спуститься вниз. Но было поздно. Только что казавшийся Кэнди и Шалопуто (которые глядели на него сверху, сквозь запачканный купол) неправдоподобно огромным, Каспар Захолуст, стоило невероятно тяжелому туловищу грязюки вдребезги разбить стекло, предстал перед ними таким, каким был в действительности, — нелепым карликом в бананово-желтом костюме.

И даже голос его, когда он заверещал от ужаса, с высоты казался не громче комариного писка.

Кэнди наблюдала, как туловище грязюки, рухнув на покрытый плиткой пол, разлетелось в стороны миллионом брызг, словно перезрелый арбуз. Разумеется, внутри твари не было ничего, кроме грязи. Никакой анатомии. Ни костей, ни мышц, ни сердца, ни легких, ни печени. Захолуст, с головы до ног покрытый жидкой грязью, все еще не оставил попыток спастись из купола бегством. Но ему не удалось даже добежать до лестницы. Поскользнувшись в зловонном месиве, он не удержал равновесия и растянулся на спине во весь свой карликовый рост. Большее унижение для колдуна и вообразить было трудно.

Последним, что успела увидеть Кэнди, прежде чем домик остался позади, стали его безуспешные попытки подняться на ноги. Словно клоун в немом кино, Каспар без конца приподнимался и снова падал. Грязь покрывала теперь не только одежду Захолуста, но и всю его злобную физиономию.

Кэнди звонко расхохоталась. Ветер пронес звуки ее смеха над Островом Простофиль.

Джимоти Тарри, склонившийся в высокой траве над одной из своих умиравших сестер, которой он воздавал последние почести, услышал этот торжествующий смех и, несмотря на то что сердце его разрывалось от скорби по погибшим в поединке с грязюками пятерым тарри, слабо улыбнулся.

Смех Кэнди долетел и до слуха Отто Живореза, который как раз посылал своих уцелевших грязюк в погоню за ней и Шалопуто на мощных глифах. На поле боя остались трое его заплаточниц, с голов которых кошкам тарри удалось сбросить шлемы. Три гигантских обезглавленных тела все еще продолжали истекать вонючей грязью. Отто организовывал эту погоню только потому, что не привык так легко сдаваться. Надо же было предпринять хоть что-то. На самом деле он почти не надеялся на успех этого предприятия, зная, что грязюкам скорее всего не удастся нагнать и уничтожить девчонку и раба, улетевших на крошечном глифе. Грязюки при всей их отваге не отличались сообразительностью и нуждались в четких приказах и постоянном надзоре. Иначе они мгновенно забывали, что от них требуется, и начинали беспорядочно метаться. Вероятнее всего, облака над островом благополучно скроют беглецов, и заплаточницы вскоре забудут, зачем они поднялись в небо, и станут описывать круг за кругом, пока глифы не истощат свои волшебные силы и не рухнут вниз.

Но как бы там ни было, Живорез не мог себе позволить лично возглавить погоню. Девчонка являлась лишь частью добычи. Куда важнее было завладеть Ключом и доставить его Тлену. Посему Живорезу следовало немедля посетить Каспара и забрать у него Ключ. А девчонка все равно никуда не денется. Рано или поздно он ее поймает. Слишком уж она приметна, чтобы долго от него скрываться. Есть что-то необычное в ее взгляде, во всей манере держаться. По этим приметам он без труда ее отыщет, когда придет срок.

Он легко взбежал на холм, толкнул незапертую дверь домика и громким голосом позвал колдуна. Поскольку Каспар не торопился с ответом, нетерпеливый Отто прошел через гостиную к лестничной площадке и стал подниматься в купол. Он заметил повсюду осколки стекла и представлял себе, какое зрелище ждет его наверху. Но вид, в каком предстал перед ним хозяин домика, явился для него полной неожиданностью. Каспар стоял посреди круглой площадки под разбитым куполом в нижнем белье, носках и запачканных грязью ботинках и пялился в усеянное звездами небо. Его одежда мокрой и грязной кучей валялась на полу.

В неглиже вид у него был еще более отталкивающим, чем в бананово-желтом одеянии.

— Ключ, — произнес Живорез.

— Да-да, — кивнул Каспар и, подбежав к груде тряпья на полу, стал судорожно шарить по всем карманам пиджака и брюк. — Он у меня где-то тут.

— Ты будешь вознагражден, — пообещал Отто.

— Очень, очень на это рассчитываю, — отозвался Каспар, протягивая ему Ключ.

От взора Живореза не укрылось, что все его коротенькое тело сотрясала дрожь.

— Что это с тобой?

— Ох, и не говори! — плаксиво ответил Захолуст. — Помимо всего, что ты и сам видишь, — он описал рукой круг, указывая на разбитый купол, осколки и комья грязи, которыми был завален пол, — меня еще кое-что сильно тревожит. Девчонка.

— С чего бы это?

— Ее появление в Абарате не случайно. Ты хоть это-то понимаешь?

— Ну-у, может, так оно и есть. Хотя навряд ли. Да тебе-то что ж за дело?

— Слишком легко ей это удалось.

— Что именно?

— Привыкнуть к нашей жизни. Приспособиться. В прежние времена, когда гавань еще существовала...

— Но тебя тогда и на свете не было, Каспар.

— Конечно, не было. Но я ведь умею читать, Отто. Представь себе, авторы всех книг о тех временах сходятся в одном: приезжим из Иноземья требовался немалый срок — дни, недели, а то и месяцы, чтобы пообвыкнуть к жизни на Абарате. А если не дать им времени приспособиться, они запросто сходили с ума. Их куцее воображение не могло вместить того, с чем они здесь сталкивались на каждом шагу.

— Ну да. Ясное дело, — с ухмылкой кивнул Отто. — Слабаки они.

— Ничего-то ты не понял, Отто, как всегда. Я ведь о девчонке тебе толкую. Об этой Кэнди Квокенбуш. Вот ей все оказалось нипочем. Даже колдовать не побоялась, как будто с этим родилась. С этим родилась, Живорез! О чем это нам говорит?

— Да откуда мне знать! — раздраженно бросил Отто.

— Ну я тогда скажу тебе, о чем это говорит мне.

— Ну?

— Она здесь бывала прежде.

— Хм. Вот пусть Лорд Тлен над этим голову и ломает. Я ему доложу.

И Живорез устало махнул рукой, показывая собеседнику, что эта тема его нисколько не занимает.

— Тогда давай решим насчет меня, — предложил Каспар.

— Насчет тебя?

— Ведь это я отыскал Ключ. И девчонку.

— А после ты же ее и упустил. Не справился с этакой малявкой.

— Позволь, разве это была моя вина? Спроси за нее со своих безмозглых грязюк! Они-то запросто могли ее сцапать. В любом случае, ты всего две минуты назад пообещал, что я буду вознагражден.

— Так то было прежде, чем Ключ очутился у меня в руках.

У Захолуста задергались губы.

— Ты...

— Ну-ну, Каспар! Не кипятись. Признай свою ошибку. Ты взял на себя ответственность за девчонку и упустил ее.

— Но что я мог поделать? Она настроила моего раба против меня. Он сломал мой посох.

— Не ожидал от тебя такой беспечности! — Отто покачал головой. — С чего бы это тебе вздумалось доверить рабу свой посох?

От Каспара не ускользнула нотка сарказма в голосе Отто.

— У них было численное превосходство! — заскулил он.

— Ты имеешь в виду, что девчонка и тылкрыс превзошли тебя числом?

Захолуст поджал губы и, ткнув толстым пальцем в сторону Живореза, процедил:

— Я знаю, к чему ты клонишь, Отто.

— И к чему же? — с насмешкой отозвался Живорез.

— Ты хочешь повернуть все так, чтобы лавры достались тебе, а вина пала на меня!

— Мысль, достойная такого сверхподозрительного типа, как ты, — пожал плечами Отто.

— Но именно так ты и собираешься поступить, правда? — не отступал Захолуст.

— Очень возможно, — осклабился Живорез. — Но не станешь же ты утверждать, что поступил бы иначе, если б мы вдруг поменялись ролями?

Захолусту нечего было на это сказать. Испустив протяжный вздох, он заканючил:

— Ну ты хоть расскажи Тлену, как я здесь страдаю. Мы ведь когда-то были друзьями, Отто. Сделай же для меня хоть что-нибудь. Пожалуйста.

— Боюсь, Повелитель Полуночи слишком практичен, чтобы заниматься твоими проблемами теперь, когда он уже получил от тебя все, что ты мог ему дать. Забудь о нем. У него есть дела поважней.

— Но это же несправедливо!

— А жизнь вообще несправедлива, Каспар. Тебе ли об этом не знать? У тебя был раб. Он служил тебе верой и правдой долгих... сколько?

— Двенадцать лет.

— И что, ты был к нему справедлив? Разумеется, нет. Ты его колотил, когда бывал не в духе, и от этого у тебя на душе становилось легче. А когда тебе делалось лучше, ты снова его лупил.

— Думаешь, умнее всех, да, Живорез? — всхлипнул Каспар. В глазах у него от бессильной ярости закипали слезы. — Но послушай меня! Настанут и для тебя скверные деньки, уж поверь! Если ты мне не поможешь выследить и укокошить эту девчонку, она доведет тебя до такой беды... — Он выразительно кивнул на осколки и грязь, покрывавшие пол, и на разбитый купол. — Все это только начало, вот увидишь.

Живорез направился к лестнице.

— Любишь корчить из себя пророка, верно? Еще со школьных времен.

Захолуст ухватился за эти слова как за последнюю надежду.

— О, школа! Отто, помнишь, как мы с тобой дружили в те годы?

— В самом деле? — Живорез вопросительно изогнул брови.

Но при очередном взгляде на жалкую, поникшую фигуру Каспара что-то, какая-то искра сочувствия вспыхнула в глубине его души.

— Ладно, так и быть. Попытаюсь что-нибудь для тебя сделать. Но обещать ничего не могу. Времена нынче тяжелые. Паршивые, смутные времена, Каспар.

— Так это ж ведь к лучшему! Ловкому и небоязливому человеку самое что ни на есть раздолье!

— И кого же из нас ты считаешь ловким и небоязливым? — расхохотался Отто. — Того, кто остался в одних подштанниках, да и те заляпаны грязью, или другого, который заполучил Ключ для своего господина? Ладно, не куксись, Захолуст, — бросил Отто на ходу, спустившись до половины лестницы. — Надейся и уповай, что придет и для тебя час торжества, когда ты отомстишь всем своим врагам.

— Мне теперь только и остается, что ждать этого часа, — шмыгнул носом Захолуст.

— Покидая тебя, Каспар, от души желаю, чтобы ты поскорей его дождался. А если мне удастся вызволить тебя с этого острова...

Каспар вскинул голову. В глазах его загорелась надежда.

— Говори! — взвизгнул он. — Если ты это сделаешь для меня, то?..

— Поклянись, что будешь во всем мне повиноваться. Станешь моим поваром, если я прикажу. Посудомойкой. Пол для меня будешь драить.

— Все, что пожелаешь! Я все для тебя сделаю, только вытащи меня отсюда поскорей!

— Идет. Значит, мы с тобой друг друга поняли. Живорез взялся за ручку двери, которая вела в гостиную.

— Спокойной тебе ночи, Отто.

— И тебе того же, Каспар. И приятных сновидений.

ДВАДЦАТЬ ПЯТЫЙ ЧАС

Три глифа с грязюками на борту устремились в погоню за Кэнди и Шалопуто на огромной скорости, но Кэнди, ловко маневрируя на летающей машине, вскоре оставила преследователей далеко позади в густых пурпурно-синих облаках. Хотя ей прежде не доводилось управлять транспортными средствами (не считая велосипеда), с пилотированием глифа она справлялась без труда. Он беспрекословно выполнял ее команды, грациозно рассекая воздух. Кэнди была в восторге от его маневренности.

Убедившись, что грязюки потеряли их из виду, Кэнди и Шалопуто приказали своему глифу сбросить скорость и идти на снижение. Вскоре они уже плыли по воздуху в нескольких футах над поверхностью моря. Кэнди сочла эту предосторожность не лишней, на случай если глиф, внезапно утратив свою волшебную силу, вдруг станет падать.

Только теперь они могли спокойно обсудить все, что с ними стряслось.

— Здорово у тебя вышло с этой машиной! — восхищенно произнесла Кэнди. — Я просто глазам своим не поверила, когда она начала появляться из ниоткуда...

— Я до последней минуты не был уверен, что у меня получится, — признался Шалопуто. — Но когда оказываешься в безвыходном положении, все твои способности раскрываются в полную силу и невозможное становится возможным. А еще и ты мне здорово помогла. Без тебя я бы не справился. — Он схватил руку Кэнди и крепко ее пожал. — Спасибо!

— Не за что. Мы здорово сработались, верно? К обоюдной пользе.

— Ты так считаешь?

— Я в этом уверена. Не будь тебя, я сейчас летела бы к Острову Полуночи в приятной компании Живореза и его грязюк.

— А я навсегда остался бы рабом, если бы не ты.

— Вот и выходит, что мы пропали бы друг без друга. Надо нам держаться вместе. Хотя бы некоторое время. Разумеется, если у тебя нет других планов или более подходящей компании.

Шалопуто эти ее слова от души развеселили.

— Скажешь тоже! Что может для меня быть важнее, чем держаться возле тебя и помогать тебе?

— Ну, мало ли... Я подумала, что теперь, став свободным, ты мог бы навестить своих родственников.

— Понятия не имею, где их искать. После продажи мы все попали к разным хозяевам и с тех пор не виделись.

— А кто вас продал?

— Мой отец.

— Родной отец продал тебя Захолусту? — недоуменно спросила Кэнди.

Мысль об этом просто не умещалась в ее голове.

— Нет, отец меня продал работорговцу по имени Кафари Короблер, а у того меня приобрел Захолуст.

— И сколько тебе тогда было?

— Девять лет и три четверти, — не задумываясь, ответил Шалопуто. Он, как ребенок, высчитывал свой возраст с точностью до месяцев и дней. — Я ни в чем не виню своего отца. Нас у него было очень уж много. Ему было не по силам нас содержать.

Кэнди тряхнула головой и резко проговорила:

— Не понимаю, как ты можешь быть таким великодушным. Я ни за что не простила бы своего отца, вздумай он так поступить со мной. По правде говоря, хотя он куда меньше передо мной виноват, я все равно не собираюсь искать для него оправданий.

— Может, когда ты вернешься домой, все это предстанет перед тобой в ином свете.

Если я вернусь туда.

— Захочешь — вернешься, — твердо сказал Шалопуто. — А я тебе в этом помогу. Отплачу добром за добро.

— Шалопуто, ты мне совершенно ничем не обязан.

— Ну да. Кроме свободы, — усмехнулся он.

— Вот именно, — кивнула Кэнди. — Ты свободен. В том числе и от обязательств передо мной. Тебе никого больше не придется слушаться, в том числе и меня.

Шалопуто вымученно улыбнулся. Видно было, что до него не сразу дошел весь смысл слов Кэнди.

— Так оно и есть, — сказал он наконец. — Но что, если я по доброй воле захочу тебе помочь?

— Это было бы здорово. Я ведь уже говорила, мы хорошо сработались, и неплохо было бы еще хоть немного побыть вместе. Но это на твое усмотрение. Потому что, хочу тебя предупредить, быть возле меня не всегда безопасно. С той минуты, как я очутилась в Абарате, со мной постоянно что-нибудь происходит.

— Я сделаю все, что в моих силах, леди, чтобы с тобой больше не случилось ничего дурного, — заверил ее Шалопуто. — Ты слишком важная персона.

Кэнди рассмеялась:

— Я? Важная персона? Шалопуто, с чего ты это взял? Несколько дней тому назад я была всего лишь неприметной школьницей из городка под названием Цыптаун.

— Там, у себя, ты могла быть кем угодно, леди, но здесь... Ты умеешь колдовать!..

— Точно! Но от этого-то мне как раз очень не по себе, — задумчиво произнесла Кэнди, вспоминая, с какой легкостью произносила слова заклинания и повторяла за Шалопуто все нужные жесты. — Видишь ли, за то время, что я здесь, мне столько раз казалось... Прямо и не знаю... Ну, вроде я уже когда-то жила в Абарате. Хотя я, разумеется, понимаю, что это невозможно.

— Наверное, это у тебя в крови, — предположил Шалопуто. — Если, например, кто-то из твоих предков здесь побывал. В далеком прошлом.

— Может, так оно и было, — с сомнением произнесла Кэнди.

Она вспомнила одну из фотографий на стене Клепповой типографии: старый причал в гавани Аппорта, ряд лавок на набережной и огромный парусник на якоре. Возможно ли, что один из пассажиров, шагавших вдоль причала, был ее далеким предком?

— Дед Захолуста совершал торговые сделки с жителями вашей земли. И здорово на этом нажился.

— А что он им продавал?

— Магическую утварь. Книги. Например, «Шестикнижие» Люмерика. И прочее в том же роде.

— Но это ведь наверняка было запрещено?

— Разумеется. Он продал немало ценнейших секретов колдовства, строго хранимых на Абарате. Стремился разбогатеть любой ценой.

— Это мне напомнило, — улыбнулась Кэнди, — о шляпах старины Каспара. Магическая утварь — это ведь не только головные уборы, правда?

— Правда, правда! — смеясь, кивнул Шалопуто. — Магической силой может быть наделено все, что угодно: мысль, слово, рыба, вода в стакане. Но члены Магического круга Острова Частного Случая по традиции вкладывали почти все свое колдовское могущество в шляпы. Не знаю, откуда это у них повелось, наверное, как часто бывает, все началось с какой-нибудь шутки или розыгрыша. Ну а потом, когда Захолуст их всех убил, ему захотелось переместить волшебные силы умерших во что-нибудь более солидное. Но ничего у него не вышло. И чтобы не потерять то, ради чего он пошел на это преступление, Захолусту пришлось...

— Носить все шляпы на своей голове одну поверх другой.

— Вот именно.

— Как вспомню эту его пирамиду... Старина Банановый Костюм... Счастье, что нам удалось вырваться из его дома.

— Да, благодаря шляпам он превратился в могущественного колдуна.

— Теперь давай поговорим о другом.

— Согласен.

— Ты хоть приблизительно представляешь, где мы сейчас находимся?

Они как раз попали в густую тень, которую отбрасывали сверху купы плотных облаков. У самой поверхности моря неторопливо проплывал огромный косяк ярких фосфоресцирующих рыбок. Впечатление было такое, будто мир перевернулся вверх тормашками: снизу лился свет, а над их головами расстилалась тьма.

— А куда бы ты хотела попасть?

— Обратно на Веббу Гаснущий День. Я там знаю одного человека по имени Сэмюель Клепп. Он может нам посоветовать, как дальше быть и что делать...

Едва она успела произнести эти слова, как глиф, прежде неторопливо и безмятежно плывший по воздуху у поверхности моря, вдруг вздыбился, словно норовистый конь, и резко вильнул в сторону, будто внезапно очутившись в зоне действия какой-то неведомой силы. Он проделал несколько замысловатых фигур, прежде чем Кэнди удалось снова выровнять его полет.

Глиф вернулся к прежнему курсу, но этот его неожиданный рывок не на шутку встревожил Кэнди.

— Что это было? — спросила она. — Неужели он, того и гляди, рассыплется на части?

Шалопуто шлепнул ладонью по борту машины.

— Непохоже. По-моему, он еще хоть куда и прослужит нам некоторое время.

— Ну, тогда... Ой, Шалопуто, вот опять то же самое!

Глиф занесло в сторону. Он сделал такой крутой поворот, что Шалопуто соскользнул со своего сиденья и вывалился бы за борт, не схвати его Кэнди вовремя за футболку. Ей с немалым трудом удалось удержать его. Она выпустила из рук край футболки, только когда Шалопуто обеими лапами уцепился за поручень.

А глиф тем временем набирал скорость. По какой-то прихоти он сам выбрал направление полета и, казалось, вознамерился следовать ему, невзирая ни на какие приказания экипажа. Кэнди и Шалопуто только и оставалось, что держаться изо всех сил за поручни, чтобы не выпасть из кабины.

— Ты не можешь заставить его сбросить скорость? — крикнул Шалопуто, щурясь от резкого ветра.

— Я пытаюсь! — ответила Кэнди. — Но он не слушается! Кто-то перехватил у нас управление, Шалопуто!

И она обернулась к своему спутнику. На лице у него застыло выражение полного недоумения и недоверия.

— В чем дело?

— Смотри!

Он произнес это хриплым от волнения голосом, который заглушил ветер, и Кэнди разобрала, что он ей сказал, по одним лишь движениям его губ. Точно так же прочитала она и следующие его слова:

— Двадцать Пятый Час.

Кэнди стала вглядываться в даль.

На некотором расстоянии от них, прямо по ходу глифа, высилась огромная колонна, состоявшая, казалось, из одних лишь облаков, что завивались спиралью. Когда-то Кэнди уже видела эту картину с вершины башни Веббы Гаснущий День. Это и впрямь был Двадцать Пятый Час, Время Вне Времен.

— Что-то нас притягивает туда! — прокричала Кэнди.

— Что бы это могло быть? И с какой стати оно нас тащит? Кэнди пожала плечами:

— Судя по всему, мы скоро это выясним. Сомневаться в справедливости ее слов не приходилось.


Глиф мчался вперед с такой скоростью, что облака так и мелькали у них над головами, а блики света на поверхности моря сливались в широкую золотую ленту и слепили глаза. Кэнди оставила попытки повлиять на движение машины силой мысли. Это был напрасный труд. Глиф подчинялся какой-то иной силе, столь могущественной, что нечего было и думать вступать с ней в противоборство. Убедившись, что глиф держит курс на Двадцать Пятый Час, Кэнди с ужасом вспомнила леденящие душу рассказы о тех, кому довелось побывать на этом острове. Большинство из них так и не вернулись назад. А возвратившиеся сошли с ума. Оба этих варианта ее никак не , устраивали.

— Может, нам выпрыгнуть из глифа? — крикнула она Шалопуто сквозь свист ветра.

— На такой скорости? — возразил он. — Но это же верная смерть!

Вероятно, Шалопуто был прав. Но что произойдет, когда они врежутся в стену облаков, скрывающую чудеса — или ужасы — Двадцать Пятого Часа? Возможно, это будет для них ничуть не менее самоубийственно.

И вдруг — в какой-то момент — оба они поняли, что при всем желании не смогут больше ничего предпринять для своего спасения.

Глиф закружило в воздухе. Он несколько раз повернулся вокруг своей оси с такой скоростью, что Кэнди и ее друга намертво вдавило в сиденья. Последним, что услышала Кэнди, был отчаянный вопль Шалопуто, прощавшегося с жизнью, а потом все звуки — рев ветра, крик Шалопуто, треск, с каким глиф вдруг замер на полном ходу, — потонули в глубокой тишине.

Она внезапно очутилась в кромешной тьме, где не было ни шороха, ни всплеска, ни единого проблеска света, ничего. Тьма и тишина.

Кэнди больше не чувствовала под собой сиденья глифа. И Шалопуто рядом не оказалось. Она убедилась в этом, вытянув руку. Кэнди парила в густой тьме, в пустоте, без какой-либо опоры, без возможности прикоснуться к чему-нибудь.

И тут она вдруг услыхала знакомые звуки. Дождь. Капли, струи, потоки дождя.

Эти звуки, хотя они и доносились откуда-то издалека, подействовали на нее удивительно ободряюще. Чем бы ни оказалось это темное пространство вокруг, если здесь идет дождь, значит... значит, все еще может закончиться хорошо. А через несколько секунд до слуха Кэнди долетел другой звук. Нет, даже не один.

Биение двух сердец.

Кто-то еще был с ней в этом кромешном мраке. Совсем, совсем рядом.

Она хотела было окликнуть: «Кто здесь?» — но язык почему-то отказывался ей повиноваться. Все, что ей оставалось, — это ждать и прислушиваться к биению двух сердец и шуму дождя.

Однако Кэнди не было страшно. Стук сердец и плеск дождевых капель вселяли надежду...

И тут к двум этим уже ставшим для нее привычными звукам присоединился третий. Который она меньше всего ожидала услышать в этом волшебном, загадочном месте. Звук голоса ее матери.

— Ты уж побыстрей, пожалуйста, Билл! — сказала Мелисса Квокенбуш. — Я долго не выдержу!

Голос ее доносился откуда-то издалека. Но Кэнди было ясно, что сейчас их с матерью разделяет вовсе не расстояние, а что-то другое. Какая-то плотная преграда.

— Слышишь, милый? Не оставляй меня одну здесь надолго.

«Здесь?» — пронеслось в голове у Кэнди. Что Мелисса Квокенбуш хотела этим сказать? Неужели она тоже очутилась на Двадцать Пятом Часе? Разумеется, этого не могло быть. А кроме того, в голосе матери звучало что-то такое, чего Кэнди никогда прежде в нем не слышала. Голос этот принадлежал женщине значительно моложе, чем та Мелисса, какой Кэнди видела ее в последний раз, когда мама посыпала пряностями мясо. И вот еще что: когда, интересно, в последний раз мать обращалась к отцу «милый»? Да с тех пор прошли годы и годы!

И тут — удивлению Кэнди не было границ — послышался ответ отца.

Голос его, как и Мелиссин, доносился до Кэнди словно сквозь какую-то преграду. Но она без труда уловила не свойственные отцу мягкость и заботливость.

— Обещаю, что не стану мешкать, дорогая. Держись! Я вернусь через пару минут.

— Может, лучше мне пойти с тобой? — сказала Мелисса.

— В твоем положении, детка? — с нежностью возразил Билл Квокенбуш. — Не думаю, что это стоящая мысль. Там так зябко, бррр. Будь умницей. Оставайся в машине и закутайся поплотней в одеяло. Ты и глазом моргнуть не успеешь, как я уже вернусь. Я тебя люблю, ягненочек.

— Я тебя тоже, барашек.

Ягненочек? Барашек? Кэнди не верила своим ушам. Ей никогда не доводилось слышать, чтобы родители называли друг друга такими нежными прозвищами. Даже в далеком детстве. Может, она успела об этом забыть? Вряд ли. Уж ягненочка и барашка она бы запомнила. Она почувствовала неловкость, словно шпионила за родителями, словно приоткрыла завесу над их тайной жизнью, о которой никому, кроме них самих, не следует знать. Пусть даже эта жизнь закончилась когда-то давным-давно, когда они оба были молоды и влюблены друг в друга. Вероятно, еще прежде...

— Прежде, чем я родилась на свет, — пробормотала Кэнди. На сей раз язык ей почему-то полностью повиновался, и она произнесла эти слова хотя и не громко, но совершенно внятно.

И даже получила ответ.

— Верно, — произнес женский голос во тьме где-то впереди нее. Это была вовсе не ее мать. Женщина произносила слова с легким абаратским акцентом. Голос ее звучал мягко и ободряюще. И немного лукаво. — Ты еще не родилась.

— Не понимаю.

— Мы просто решили, что тебе необходимо получить хотя бы некоторое представление о собственном прошлом, — сказала другая женщина. Голос у нее был немного выше, чем у первой. — Тебе следует узнать, кем ты была, прежде чем стать той, кем тебе суждено быть.

— Но вам-то откуда известно, кем я была? — недоумевала Кэнди. — И кем я должна буду стать? Да и вообще, кто вы такие?

— Вопросы.

— Вопросы.

— Вопросы.

Обе женщины звонко рассмеялись. К ним присоединилась третья. И вот уже все трое предстали перед изумленным взором Кэнди в слабых проблесках света, прорезавшего мрак. Посередине и немного ближе к Кэнди, чем две остальные, находилась самая старая из женщин. Лицо ее покрывали глубокие морщины, а волосы, заплетенные в две косицы, были белыми, как снег. Но, несмотря на свой более чем почтенный возраст, держалась она необыкновенно прямо и выглядела элегантно. А еще казалось, что годы не властны над ее телесными и душевными силами. Старая женщина была полна энергии, сверкавшей во взоре темных глаз и разливавшейся по всем сосудам ее лица и тела — так молнии бороздят вечернее небо.

Женщины, стоявшие слева и справа от старухи, были гораздо моложе, хотя Кэнди затруднилась бы определить их возраст с точностью до десятилетия. Помимо дружелюбия, с которым все они взирали на Кэнди, было в их лицах еще что-то неуловимое, изменчивое, неопределенное.

Сквозь кротость и добродушие удлиненного лица самой молодой из трех, с коротким ежиком волос на голове, нет-нет да и проглядывало что-то дикое, отголоски какой-то буйной, необузданной стихийной силы. А третья, чернокожая, смотрела на Кэнди с загадочной, не поддающейся определению полуулыбкой. В волосах ее сверкали едва различимые разноцветные искры, а глаза, казалось, вобрали в себя все отблески луны и звезд с ночного неба.


Такими они и предстали перед Кэнди, три женщины, три загадочные, переменчивые души: одна — несущая в себе сверкание молний, другая — с отблесками ночного неба в черных глазах, и третья — подвластная стихийным, диким и древним силам природы.

Кэнди не испытывала перед ними страха, только любопытство. Кэнди была заинтригована. Она успела уже привыкнуть к подобным ощущениям здесь, в Абарате, и знала, как себя вести перед лицом тайны. Следовало смотреть и слушать. Рано или поздно она получит ответы на свои вопросы. Ну а если нет, значит, так тому и быть. Значит, ей не следует всего этого знать. Эту истину она тоже постигла здесь, в Абарате.

Женщины представились ей одна за другой.

— Я Диаманда, — сказала старшая.

— Я Джефи, — сказала дикарка.

— А я Меспа, — сказала та, в чьих глазах сверкали отблески ночных звезд и луны.

— Мы сестры Фантомайя, — добавила Диаманда.

— Фантомайя?

— Шшш! Потише! — предостерегла ее Джефи, хотя Кэнди готова была поклясться, что говорила не громче их. — Мы нарушили закон, призвав тебя сюда, на Двадцать Пятый Час. Но настанет время, когда тебе придется здесь очутиться, чтобы выполнить свою миссию. Очень важную миссию.

— И мы решили, что ты должна заранее здесь побывать, — сказала Меспа.

— Чтобы знать, к чему тебе быть готовой, когда ты снова окажешься тут, — кивнула Диаманда.

— Вы, судя по всему, совершенно уверены, что я сюда вернусь, — полувопросительно произнесла Кэнди.

— Так и есть, — улыбнулась Диаманда. — Тебе предстоит совершить очень важное дело. В будущем.

— Если только наше предвидение верно, — вздохнула Меспа. — Иногда бывает непросто знать наперед все, что должно случиться.


Кэнди задумалась над их словами. То, о чем говорили три женщины, вовсе не казалось ей невероятным. Если нога ее единожды ступила на Двадцать Пятый Час, то почему это не может повториться, когда она лучше поймет самое себя и выяснит: зачем она здесь, в этом удивительном мире?

— Я бы хотела больше увидеть и узнать об этом острове, — сказала Кэнди, вглядываясь в окружающую тьму.

— Ты точно этого хочешь? — спросила Меспа.

— Да-

Женщины обменялись вопросительными взглядами, словно не были уверены в своей готовности выполнить ее просьбу. Но сомнения их вскоре рассеялись. Кэнди поняла это, когда в воздухе вокруг нее с удивительной быстротой замелькали картины и образы. Это было похоже на стремительное перемещение серебристых рыбок в прозрачном ручье. Поначалу скорость, с которой эти видения сменяли друг друга, не позволяла ей как следует в них вглядеться и она улавливала только самые яркие и масштабные фрагменты: белоснежную башню, огромное поле желтых цветов, кресло на голубой крыше и человека в золотистом одеянии, сидящего в этом кресле. Но вскоре глаза привыкли к мельканию, и Кэнди удалось разглядеть яснее многие из картин, даже самые мелкие их детали.

Большинство картин, открывшихся взору Кэнди, были такими насыщенно яркими и объемными, что у нее от непривычки стало пощипывать глаза и слегка закружилась голова. Ну а кроме этого ослепительного буйства красок, кроме непривычных линий и форм ее потрясло количество сменявших друг друга видений. На каждую из картин, которую ей удавалось рассмотреть, приходилось по тысяче, нет, по десятку тысяч тех, на которые она не успевала взглянуть даже мельком, даже краешком глаза. Что же ей удалось увидеть?

Женщину, разгуливающую вниз головой. Рыбу, плывущую над ней по синему небу. Птиц, порхающих у нее под ногами.

Мужчину, который стоял посреди бескрайней равнины, залитой лунным светом, с головой, подобной оазису, где пышным цветом цвели мысли и идеи.

Город с красными башнями домов, храмов и замков под небом, с которого дождем сыпались звезды; потом тот же город, но в миниатюре, опирающийся на длинные жерди, и гигантскую птицу — жителям города она наверняка должна была казаться просто устрашающе огромной, — которая парила над башнями, раскинув крылья.

Гротескную маску, которая что-то напевала, дрейфуя в неподвижном воздухе. Существо размером со льва, с человеческой головой, огромной и бородатой, сидевшее у подножия вулкана. Берег какого-то тропического острова, красную лодку в маленькой бухте и одинокую звезду над горизонтом.


И так далее. И так далее. И так далее. Образы продолжали мелькать.

Некоторые из сцен и картин, представавших на короткий миг перед ее взором, сопровождались звуками, которые не всегда соответствовали изображению. Это было похоже на блеск молнии, предшествующий громовому раскату. Видения заметно опережали звуковой фон. Порой перед ней проносились узнаваемые, пусть и весьма отдаленно, детали и образы: Вебба Гаснущий День посреди мрачных, окутанных туманом вод Пролива Тьмы. Мост Золотого Остролиста, по которому маршировали какие-то люди с огненными факелами на головах. И даже Остров Простофиль во власти свирепого урагана, который с корнем вырывал молодые деревца из земли и уносил их прочь.

Но вот наконец, когда Кэнди едва не сделалось дурно от этой беспрерывной смены сотен и тысяч картин перед глазами, детали видений стали постепенно тускнеть, одновременно с этим образы замедлили свое кружение, а потом и вовсе исчезли. Перед Кэнди снова появились Диаманда, Джефи и Меспа. Девушка с трудом перевела дух.


— Что?.. — выдавила она из себя.

— Что все это означает? — с улыбкой договорила за нее Меспа.

— Да.

Ответ на это дала Диаманда:

— Бесконечно малая часть небольшого фрагмента практически не различимой глазом доли того, что вечно пребывает здесь, на Пике Одома. Далекое и близкое прошлое, настоящее, будущее. Все это здесь, как видишь. Все без исключения стороны всех событий и явлений, всех вещей, желаний и мыслей, которые содержатся в любом из мгновений вечности.

— А вы?

— Фантомайя?

— Да. Зачем вам все эти видения?

— Мы их изучаем. Погружаемся в них. Храним и защищаем их.

— От кого?

— От всех и каждого. Картины эти не предназначены для глаз простых смертных. Немногим дано их увидеть.

Кэнди засмеялась.

— Что это тебя так развеселило? — спросила Джефи.

— Да вот... Уж я-то самая что ни на есть простая смертная. Разве нет?

— Хороший вопрос, — улыбнулась Диаманда. — В действительности Кэнди Квокенбуш — это лишь часть того великого множества личностей и судеб, что в тебе заключены. Кэнди Квокенбуш из городка Мракитт...

— Вы хотели сказать, Цыптаун?

— Ну конечно. Я имела в виду Цыптаун. Дело в том, что, когда я там жила, город еще носил имя деда моего супруга.

— Погодите! — вскричала Кэнди. Лицо ее озарила догадка. — Я ведь точно слыхала прежде ваше имя! Вы — Диаманда Мракитт. А мужа вашего звали Генри Мракитт.

Старая женщина медленно наклонила голову и еще пристальней вгляделась в лицо Кэнди.

— Да, ты угадала. Это я самая и есть. Во многом изменившаяся, но в то же время прежняя.

— Невероятно! — Кэнди покачала головой.

— Да? Что же именно тебя так удивляет?

— Получается, круг замкнулся.

— Объяснись, пожалуйста, — потребовала Диаманда.

— Видите ли, — улыбнулась Кэнди, — мое путешествие в этот мир началось с Генри Мракитта. Я кое-что о нем разузнала и записала.

— О Генри? — с нежной грустью спросила Диаманда. — Ты в самом деле написала о Генри?

— Всего несколько страниц, — смутилась Кэнди. — Я побывала в гостиничном номере, где он... покончил с собой.

— Вот как, — мягко проговорила Диаманда. — Вот, выходит, как все для него обернулось.

Кэнди кивнула:

— Простите, что принесла вам такое печальное известие...

— Что ты, что ты! Напротив, спасибо тебе. Лучше уж знать обо всем наверняка, чем питать иллюзии... Я предполагала, что рано или поздно мне придется выслушать тяжелую правду. Знаешь, я ведь сбежала от Генри. Он совсем не умел мечтать.

— Я об этом слышала, — сказала Кэнди. — То есть не о мечтах, а о вашем бегстве.


— Он решил, что я отправилась в Филадельфию, но разве я могла бы совершить подобную глупость? Тем более мне было известно про Абарат. Нет... Я села на первый же корабль, который унес меня из того ужасного мира...

— Ты ведь сделала то же самое, верно? — спросила Джефи.

— Да, то же самое. Только ни о каком корабле, конечно, речи не шло. Меня принесли на Веббу Гаснущий День морские прыгуны.

При воспоминании о четырех картежниках Кэнди весело улыбнулась. Ей показалось, что с тех пор миновало много-много времени.

— Кстати говоря, ты здесь очутилась раньше, чем мы ожидали, — вставила Меспа. — Гораздо раньше.

— А из этого следует, дорогие сестры, — сказала Диаманда, начав расплетать свои косы, — что впредь наши планы на будущее должны строиться с величайшей осторожностью, с учетом всех возможных неожиданностей. В сферу наших деяний вовлечен новый непредсказуемый элемент. И это все меняет. Предсказать будущее, опираясь на прежние наши знания, исходя из привычного хода вещей, отныне становится невозможно. — Она окинула Кэнди пристальным взором. — Только одно я знаю наверняка: нам всем теперь прибавится забот!

— О каких переменах вы говорите? — нетерпеливо спросила Кэнди. — Пожалуйста, объясните мне все-все. Я многого не понимаю. Например, откуда у меня чувство, что я здесь на своем месте? Что мой настоящий дом тут?

Ни одна из женщин не сделала попытки разубедить ее в этом.

«Как видно, они тоже считают, что я родом отсюда», — подумала Кэнди. При мысли об этом она не смогла сдержать слез радости. Три женщины молча улыбались, глядя на нее с нежностью, и это окончательно убедило ее в непреложности того, во что она так недавно не осмеливалась верить: она не случайно попала в этот мир. И пусть никто пока не догадывается о цели ее пребывания в Абарате, цель эта все же существует.

— Если я и в самом деле должна совершить здесь что-то важное, — сказала Кэнди, — ну, то есть если я сюда попала не для того, чтобы просто поглазеть на чудеса, то помогите мне понять, что меня ждет? К чему мне быть готовой?

— Мы были бы счастливы это сделать, — заверила ее Джефи.

— Но не уверены, что сами до конца во всем разобрались, — подхватила Меспа.

Звездные блики в ее глазах вспыхнули ярче. Не от страха, догадалась Кэнди, а от радостного волнения.

— Со мной должно произойти что-то значительное, правда? — не отставала от сестер Кэнди.

— Дитя мое, с тобой и так много чего произошло, — усмехнулась Диаманда. — Ты теперь совсем не та Кэнди Квокенбуш, которая доверила себя Изабелле.

Кэнди задумалась над ее словами. Но лишь на несколько мгновений.

— Да. Да! Совсем не та. Я стала другой. Но пока еще не знаю, кем именно.

— Вот ради чего мы совершаем наши путешествия, — сказала Диаманда Мракитт. — Вспомни-ка, ведь и я когда-то проделала такой же путь. В поисках того, чего во мне не было, чего мне так недоставало. Но поверь, Кэнди, куда бы ты ни направлялась, настоящая цель всегда... вот здесь.

И она прижала ладонь к груди над самым сердцем.

— Скажите, я когда-нибудь попаду назад в Иноземье? Женщины обменялись тревожными взглядами.

— Я не должна была об этом спрашивать? — смутилась Кэнди. — Или... или вы не хотите говорить?

— Видения, которые нас посетили, так неотчетливы... — с сомнением ответила Диаманда. — Так неуловимы...

— Мы мало что можем тебе об этом рассказать, — добавила Джефи.

— Скажите хоть, это что-то скверное, да? Плохие вести?

— Не для тебя, — заверила ее Меспа.

— Для кого же тогда?

Джефи и Меспа пожали плечами и повернулись к Диаманде.

— Я не собираюсь делать предсказания на основе расплывчатых видений, — насупилась та. — Но знай, дитя, отныне тебя на каждом шагу будут подстерегать опасности, преграды, западни. Тебе и тем, кто окажется рядом, придется нелегко. Бедствия обрушатся даже на те места, куда ступит твоя нога. Целые города могут погибнуть, прежде чем ты разгадаешь все тайны, разрешишь все загадки, с которыми тебе суждено соприкоснуться.

— По-моему, это и есть самое настоящее предсказание, — развела руками Меспа.

— В таком случае послушаем, что ты сможешь ей рассказать.

Диаманда была явно задета словами Меспы.

— Ну, мы могли бы начать с историй о Финнегане.

— А кто такой Финнеган? — полюбопытствовала Кэнди.

Ей казалось, она уже где-то слышала это имя. Возможно, вовсе и не в Абарате. Быть может, так звали кого-то в Цыптауне.

— О, уж тебе-то он наверняка понравится! — лукаво улыбнулась Диаманда.

— Несомненно! — поддержала ее Меспа.

— Будет лучше, если она и о реквиях от нас узнает, — поспешно произнесла Джефи, явно стремясь переменить тему.

— А это еще кто такие? — спросила Кэнди, решив на сей раз во что бы то ни стало добиться внятного ответа.

Женщины смолкли. Кэнди поочередно заглянула в лица всех троих.

— Прошу вас, — взмолилась она. — Мне так необходимо во всем разобраться!

Первой на ее просьбу отозвалась Меспа:

— Реквии — это самое худшее из всего плохого в Абарате.

— Они непримиримые враги любви, — продолжила Диаманда, — и самой жизни. Жестокость и злоба их не знают границ.

— А где они живут?

— В настоящее время, — вздохнула Джефи, — в самых потаенных глубинах Изабеллы. Будем надеяться, что там они и пребудут вовек.

— Вряд ли наши надежды оправдаются. — Диаманда тяжело вздохнула и покачала головой. — До нас отовсюду доходят слухи, что реквии пришли в движение. Некоторые утверждают, что стоит им выйти из пучин на берег — и нашему миру, каким мы его знаем, придет конец.

— Вы меня пугаете! — поежилась Кэнди.

— Я запрещаю тебе трусить! — строго произнесла Диаманда. — Она ничего на свете не боялась. И ты должна быть такой же.

— Она? — переспросила Кэнди. — Кто это — она?

Все трое собрались было ей ответить, но так и застыли с открытыми ртами. Зрелище было на редкость забавным, и Кэнди рассмеялась бы, если бы не тревога, мелькнувшая на лицах сестер. Поблизости от того места, где проходила их беседа, раздался звук захлопываемых дверей. Их затворилось не меньше десятка: самая маленькая из них могла служить входом в кукольный домик, а самая большая, закрывшаяся с оглушительным лязганьем, — створкой железных ворот.

— Это он! Он идет сюда! — воскликнула Джефи.

— Нам пора, Кэнди, — сказала Диаманда. — Абрахам Пуст, Хранитель Двадцать Пятого Часа, не позволяет никому из живущих во внешнем мире посещать Время Вне Времен. Если только он узнает, что ты здесь, то велит братьям Тик-Так разорвать тебя на мелкие клочки.

— Как мило, — криво усмехнулась Кэнди. — Но кто ответит мне на все мои вопросы? Их еще так много!

— Прибереги их для другого раза, — посоветовала ей Джефи.

— Все до единого? — уныло спросила Кэнди.

Женщины явно готовились к бегству. Они подобрали полы своих одеяний и с тревогой озирались по сторонам. У них, судя по всему, имелись веские причины избегать встреч с этим Абрахамом Пустом.

— Мы непременно снова найдем друг друга, — пообещала Диаманда. — Я в этом нисколько не сомневаюсь. Нам стольким нужно поделиться! И спасибо тебе еще раз за известие о Генри. Надо будет попросить у него прощения.

— Так ведь он умер, — напомнила ей Кэнди.

— О, здесь это почти не имеет значения, — возразила Диаманда.

— Как же так?

— Ведь это Двадцать Пятый Час. Который содержит в себе Все. Где даже день вчерашний может стать настоящим временем.

— Я не...

— Ты идешь наконец, Диаманда Мракитт? — строго спросила Меспа, хватая старую женщину за руку. — Я слышу его шаги!

— Да-да, — кивнула Диаманда. — Я только хотела ей объяснить... Надо, чтобы она поняла...

— У нас нет на это времени! — отрезала Меспа.

— Времени? — смеясь, переспросила Джефи. — Вот уж чего у нас хватает с избытком. Время, и снова время, и время без конца и края.

— Не умничай, — засопела Меспа. — Мне вовсе не хочется, чтобы Абрахам нас застукал. ИДЕМ ЖЕ, НАКОНЕЦ!

И она дернула Диаманду за руку.

— Прости. — Диаманда, сделав шаг в сторону, оглянулась на Кэнди. — Здесь есть еще много такого, что я хотела бы тебе показать. Но боюсь, у нас не будет другой возможности тайно доставить тебя на остров. Нам пришлось пуститься на такие хитрости, чтобы ты смогла здесь побывать...

— Хватит болтать! — прикрикнула на нее Меспа.

— Иду-иду!

Свет, который прежде очерчивал лишь контуры тел трех женщин, с каждым мгновением разгорался все ярче. Еще немного — и они исчезнут в его лучах. Диаманда на прощание тронула руку Кэнди.

— Я завидую тебе, дитя.

— Почему?

— Впереди у тебя столько приключений... Это будет так замечательно, так ново для тебя... Столько открытий... — Улыбнувшись, она качнула головой. — Ты не можешь себе этого представить. Правда, ты даже не представляешь...


И вдруг Кэнди перестала чувствовать на своей руке тепло ее ладони. Все три женщины растворились в слепящем потоке света.

Стоило им исчезнуть, как Кэнди уловила краем глаза какое-то движение. Как будто приоткрылась полупрозрачная дверь. Не иначе как это Абрахам Пуст, Хранитель Времени Вне Времен, вышел из своих покоев. Она не ошиблась. Он и в самом деле стоял не далее как в десяти ярдах от нее, у двери, которую только что за собой затворил, — стоял и смотрел себе под ноги. С плеч его свисал длинный ярко-алый плащ, контрастировавший своим цветом с бледным, бескровным, усохшим от старости лицом. Глаза Хранителя прятались за темными очками с небольшими круглыми стеклами, голову увенчивала маленькая плоская шапчонка.

— Давай-давай, Трёпа, — произнес он, обращаясь к упитанной пегой крысе, которая, подбежав, присела на задние лапы у его ног.

И Пуст с заметным усилием наклонился, чтобы подставить крысе свой широкий рукав. Та проворно вскарабкалась ему на плечо и ткнулась острой мордочкой прямо в ухо, словно собиралась о чем-то посекретничать со своим хозяином. Дальнейшее, однако, показало, что так оно и было, поскольку старик вполголоса пробормотал:

— Незваная гостья, говоришь? Думаю, надо кликнуть братцев...

Он распахнул дверь, у которой стоял, и крикнул:

— Тик! Так!

«Пора удирать, пока они меня не застукали, — подумала Кэнди. — Вот только интересно, в какую сторону бежать?» Все вокруг было объято мраком. Свет лился лишь оттуда, где, сложив руки на груди, стоял Абрахам Пуст со своей крысой-наушницей. И Кэнди решила, что самым разумным будет повернуться к ним спиной и припустить во весь дух в противоположном направлении.

Так она и поступила. Устремилась во тьму, шепотом ругая трех сестер, которые столь внезапно исчезли, а ее с собой взять не догадались. Бросили на растерзание этому Пусту и его слугам.

— Туда! — скомандовал Абрахам Пуст за ее спиной. — Я слышу ее шаги. Вон там!

Кэнди оглянулась через плечо. Дверь, за которой остановился Пуст, была распахнута настежь. Как и следующая, чуть дальше, в глубине освещенного пространства. И следующая. И следующая. И сквозь все эти двери мчались братцы Тик-Так.

Кэнди и прежде было известно, что Двадцать Пятый Час — негостеприимный остров, изобилующий опасностями. Она успела усвоить, что дерзнувшие здесь высадиться бесследно исчезают либо сходят с ума. Но только теперь, бросив взгляд на братцев Тик-Так, она поняла, по чьей вине это происходило. У обоих были клоунские лица: белая как мел кожа, приоткрытые напомаженные рты и вытаращенные глаза. Но это бы еще куда ни шло! Самым жутким оказалось то, что носы, рты, глаза, уши, брови и даже пучки рыжих волос, составлявших их прически, с сумасшедшей скоростью ползали по лицам братьев, описывая круги, точно стрелки взбесившихся часов по циферблату! Но хотя рты братьев и пребывали в беспрестанном движении, это не мешало им обмениваться репликами.

— Я ее вижу, Так! — со свирепой радостью сообщил один другому.

— Я тоже, Тик. Я тоже!

— Давай, пожалуй, вырвем ей сердце из груди, Так!

— Идет. Только, чур, сперва сведем ее с ума, Тик! «Вот, значит, как у них тут заведено», — думала Кэнди.

Волосы у нее на затылке норовили встать дыбом. Никаких шансов не оставляют бедным жертвам братцы Тик-Так. Сводят с ума, а после еще и убивают, коли на то у стражей будет желание. Значит, если этой парочке удастся ее схватить, она никогда не узнает ответов на свои вопросы. А ей столько еще хотелось увидеть на Времени Вне Времен!

Кэнди перестала прислушиваться к бормотанию братцев у себя за спиной. Она вихрем мчалась вперед, и тьма окутывала ее со всех сторон. Кэнди ничего вокруг не различала и не могла определить, куда несут ее ноги. Нигде не виднелось ни малейшего проблеска света.

«Я ничего не потеряю, если позову на помощь, — решила она. — Эти уродцы все равно слышат топот моих ног и звук моего дыхания». И она набрала полную грудь воздуха.

— Шалопуто! Я здесь! — крикнула она, а про себя подумала: «Только сама не знаю, где именно». — Ответь, пожалуйста, если ты меня слышишь!

Ответ последовал незамедлительно. Но совсем не такой, какого она ожидала. Голос ее эхом отразился от невидимых стен, и слова, которые она только что выкрикнула, отчего-то поменялись местами, так что получилась полная чепуха:

— Ответь здесь слышишь! Меня пожалуйста! Если ты я Шалопуто!

Даже эхо здесь оказалось безжалостным к пришельцам. Когда звуки ее голоса стихли, Кэнди услыхала совсем близко от себя сдавленный шепот:

— Пора бы нам ее сцапать, братец Так.

— Я сам думаю, что пора, братец Тик. Я и сам так думаю.

Казалось, братцы дышат ей в затылок, всего каких-нибудь два-три ярда отделяли ее от преследователей. Кэнди не стала ждать, когда стражи подберутся еще ближе, и снова бросилась бежать в кромешную тьму, не выбирая направления, просто чтобы оставить погоню как можно дальше позади себя.

Но рано или поздно она выбьется из сил. Кэнди понимала, что если ничего не изменится, то в конце концов эти жуткие братцы-клоуны, Тик и Так, ее поймают. И что тогда? Сомневаться не приходилось. Они ведь с подкупающей откровенностью сообщили о своих планах в отношении ее. Но даже если ей удастся от них оторваться и покинуть остров, кто знает, не всходят ли уже в ее душе семена безумия, которое уничтожит любые воспоминания о чудесах Двадцать Пятого Часа? Такое вполне возможно, стоит только лишний раз представить себе лица с блуждающими носами и глазами. Да одно здешнее эхо чего стоит!

Но нет! Надо этому противиться, пока еще есть силы! И она бежала вперед, твердо решив, что имя ее не пополнит список тех, кто вернулся с острова с помутившимся рассудком.

МУССОН

Все члены немногочисленного экипажа затонувшего «Белбело» провели свой первый после кораблекрушения день на песчаной прибрежной полосе Острова Частного Случая, не рискуя углубляться в заросли. Приливные волны то и дело выбрасывали на песок к их ногам обломки погибшего парусника. По большей части это были куски дерева и обрывки такелажа. Но что толку от этих даров Изабеллы? Разжигать костер не было нужды (на острове Трех Пополудни и без того было достаточно тепло), а для строительства какого-либо укрытия обломков явно не хватало. При этом коварные волны не раз уже подбирались вплотную к ящику, где, кроме всего прочего, хранился и тот скудный запас пищи, который потерпевшим кораблекрушение удалось доставить на остров в шлюпке.

Самым же скверным было отсутствие каких-либо снадобий, чтобы исцелить Джона Хвата и его братьев, которые по-прежнему пребывали без сознания. Единственным, что могли сделать для них капитан, Женева, Том и Трия, было строительство шалаша из веток и листьев, где раненых можно было бы укрыть от палящего послеполуденного солнца.

К счастью, у Тома и капитана имелось по экземпляру «Альменака» Клеппа, разных лет издания, и оба они при любом затруднении обращались за справками, советами и консультациями к этому в высшей степени содержательному труду.

— Верить можно далеко не всему, что он там пишет, — предупредила их Женева, после того как Том взялся приготовить похлебку из ягод, которых насобирал в зарослях. Он первым из всего небольшого отряда отважился на эту небезопасную вылазку. — Мы ведь понятия не имеем, съедобные ли они. Того и гляди отравимся.

— Ну, навряд ли в кулинарном разделе «Альменака» может содержаться рецепт отравы, — возразил на это Том.

— Откуда ты знаешь? — не сдавалась Женева. — Если нам всем станет худо от твоей стряпни...

Пока они препирались, Трия перебрала все до единой ягоды, поднося каждую из них к лицу и сосредоточенно обнюхивая. Несколько штук — преимущественно самых невзрачных, зеленоватого цвета — она отложила в сторону, остальные же пересыпала в холщовую сумку, в которой Том притащил их из леса, и со своей всегдашней категоричностью заявила:

— Эти годятся в пищу.

Вскоре похлебка была готова, и все с удовольствием ее отведали.

— И все же мы могли отравиться теми зелеными ягодами, если бы их не выбросила Трия, — дуя на свою ложку, назидательно сказала Женева Тому и капитану.

— Да полно тебе, Женева, — с набитым ртом урезонил ее Макбоб. — Можно подумать, у нас нет других забот. Ты лучше скажи, как нам дальше-то быть.

— Ты о чем?

— Да о нем, — и он кивнул в сторону Джона Хвата. — Вернее, о них, если уж на то пошло. Боюсь, они нас того и гляди покинут.

— Знать бы, куда можно обратиться за помощью, — вздохнул Том. — Если верить «Альменаку», на этом острове нет городов. Так что все лекари, если они тут имеются, живут в лесах. Церквей здесь немало понастроено, но Клепп пишет, что они по большей части закрыты.

— На острове есть еще Якорный дворец, — напомнила ему Женева. — Возможно, там кто-нибудь живет...

— А далеко отсюда до него? — спросил капитан Макбоб.

— Сам погляди. — И Том раскрыл «Альменак» на той странице, где была изображена карта Частного Случая, так, чтобы всем было ее видно. Он указал на бухту в северо-западной оконечности острова. — Мы сейчас где-то здесь. А дворец вон там. До него шагать не меньше двух дней, а то и больше, если местность холмистая.

— Так оно и есть, — кивнула Женева. — Весь остров усеян холмами и пригорками. Но мы ведь понесем Хвата на руках.

— А разве его можно переносить на такое расстояние? — усомнился капитан.

— Не знаю, — Женева помотала головой. — Я ведь не лекарь.

— Как и мы все, к сожалению, — отозвался Том. — Что до меня, я считаю, что нести его в такую даль опасно. Но еще хуже оставить тут — дожидаться неизвестно чего.

И вдруг все они как по команде оторвали глаза от карты и взглянули вверх. Ветер, внезапно налетевший на остров неведомо откуда, всколыхнул пышную листву на деревьях, в тени которых они укрылись от зноя, и принес с собой звуки какой-то странной, мелодичной песни без слов. Ее тянули сотни шелестящих голосов.

— Мы не одни, — тихо произнес капитан.

Было что-то завораживающее в грустном напеве, который долетал до их слуха.

— Змеи, — отрывисто бросила Трия.

— Что? Змеи? — Капитан не поверил своим ушам.

— Она права, — кивнул Том. — Здесь на острове полным-полно красно-желтых змей. Их называют бессонными. Они умеют петь. Так сказано в «Альменаке».

— Не припомню, чтобы на Частном Случае водились змеи, — заявила Женева.

— Ну как же ты не помнишь, — заспорил с ней Том. — Ведь это принцесса потребовала, чтобы их сюда доставили...

— Для свадебной церемонии.

— Верно. И Финнеган привез их с Окалины, где они живут с древнейших времен. Они тут прижились. Клепп упоминает, что они все разбежались кто куда после... того, что произошло на свадьбе. На Частном Случае врагов у них не оказалось, и они расплодились здесь во множестве. И теперь их тут не счесть.

— А они не ядовитые? — спросила Трия, впервые за все время выказав хоть какой-то интерес к окружающему миру, чем немало удивила остальных.

— Вовсе нет, — поспешил заверить ее Том. — И притом очень даже благовоспитанные создания, насколько мне известно. И вдобавок музыкальные.

Капитан с улыбкой покачал головой:

— Чего только не бывает на свете! А о чем это они распевают? Просто мурлычут себе под нос всякую бессмыслицу?

— Нет, — возразил Том и, раскрыв «Альменак» на нужной странице, стал читать вслух: — «Песня, которую поют бессонные змеи, в действительности являет собой одно-единственное слово, самое длинное из всех, составляющих древнейший язык этих живых существ. И длина его такова, что любой из индивидуумов, произнося его на мотив определенной мелодии непрерывно в течение всей своей жизни, так и не успевает дойти до конца».

— Самый нелепый из «клеппизмов», какой мне доводилось слышать, — фыркнула Женева. — Откуда, интересно, эти змеи его узнают, если оно такое длиннющее?

— Ну мало ли, — усмехнулся Том. — Может, оно у них врожденное, как и многие инстинкты.

— Врожденная песня, — с сарказмом произнесла Женева. Том обезоруживающе улыбнулся.

— А что? Чем тебе не нравится такая идея?

— Даже если она мне понравится, — парировала Женева, — это не прибавит ей достоверности.

— Да брось! Иногда нелишним бывает воспринимать то, что вокруг происходит, не одной только головой, но еще и сердцем, Женева.

— И что, по-твоему, это изменило бы? — воительница негодующе засопела.

— Ну ладно тебе, забудь!

Но Женева рассердилась не на шутку.

— Нет уж, не увиливай от разговора. Сперва делаешь какие-то намеки, а после...

— Да я и не думал ни на что намекать! Полно тебе, в самом деле...

— Да?! А что же тогда, по-твоему...

— Не смей так со мной!

— А ты не смей...

— Замолчите, вы оба! — всхлипнув, крикнула им Трия. — Лучше посмотрите, что с ним!

Пока Том и Женева препирались, в состоянии Хвата и братьев произошло значительное ухудшение. Они часто и тяжело дышали, лбы почти всех голов покрылись испариной.

— О, боги! — Том отбросил в сторону «Альменак» и склонился над братьями, которые лежали на самодельном тюфяке из цветов и листьев. — Мне это совсем не нравится, право слово!

Он положил ладонь на пылающий лоб Хвата, глаза которого судорожно двигались из стороны в сторону под сомкнутыми веками. Щеки больного пылали, хриплое дыхание становилось все более неровным.

В довершение ко всему случившемуся за столь недолгий срок (неожиданно налетевшему ветру, ссоре между Женевой и Томом, звукам змеиного пения) капитан, с тревогой подняв глаза к небу, отрывисто сказал:

— Похоже, нам надо не мешкая перетащить все припасы в укрытие.

Ему не потребовалось ничего объяснять остальным. Пока он произносил эти несколько слов, солнце скрылось за тяжелой грозовой тучей, а ветер, дувший с моря, усилился настолько, что с веток стали срываться и падать на землю пышные цветы.

Все бросились к припасам наперегонки друг с другом, но, как они ни торопились, опередить муссонный ливень им не удалось. Сперва с небес сорвалось всего несколько крупных капель, но затем, через считанные мгновения, вода хлынула вниз потоками, с неистовым шумом, который заглушал все и вся. Теперь, чтобы слышать друг друга, им приходилось кричать.

— Ты и я, Том! — проревел капитан. — Потащим Хвата вдвоем!

— Куда ты его вздумал перенести? — гаркнул в ответ Том.

— Да наверх, куда же еще!

И Макбоб кивком указал ему на невысокий холм позади купы деревьев.

Дождь лил с такой силой, что вниз по холму тотчас же потекли ручейки воды, смешанной с красновато-коричневой землей, которые несли к морю листья, обломки веток и цветы. Вокруг импровизированной постели Хвата воды было уже по щиколотку.

В темном небе блеснула молния, через несколько секунд раздался оглушительный удар грома, и, словно повинуясь этому сигналу, дождь еще усилился. Казалось, он вот-вот смоет с земли все живое.

— Я сам его понесу! — набрав полную грудь воздуха, прокричал Том.

Ему приходилось перекрывать рев ветра, шум дождя и громовые раскаты, и от напряжения у него запершило в горле.

Капитан не успел ответить. Том быстро подхватил Хвата на руки, нагнул голову, чтобы вода не заливала ему глаза, и зашагал вверх по склону холма. Остальные потянулись за ним. Каждый нес что-нибудь из уцелевших вещей и провизии.

А дождь тем временем полил еще сильней. Весь мир исчез за его плотной серебристо-голубой завесой.

Шаг за шагом Том поднимался на холм и остановился передохнуть, только когда до вершины осталось совсем немного. Он слишком поздно заметил, что поток воды несет ему навстречу обломок древесного ствола. Будь Том налегке, как остальные, он успел бы увернуться, но с братьями на руках он утратил все свойственное ему проворство. Бревно сбило его с ног, и он упал на землю со всего размаха, выронив Хвата. Теперь их обоих стремительно несло вниз, к подножию холма. Та же участь постигла и остальных, пытавшихся подняться по склону.

Когда все они очутились внизу, вокруг них бурлила уже настоящая река. Женева крепко ухватила за руку обессилевшую Трию, чтобы ту не утащило к берегу и дальше, в открытое море. Макбоб, в свою очередь, держал за руку Женеву, а другой рукой изо всех сил сжимал тонкий ствол ближайшего дерева, молясь всем богам, чтобы вода не подмыла его корни и не вывернула деревце из земли.

А дождь барабанил по их головам и плечам со все возраставшей силой. И казалось, что ему не будет конца, что прореха в небесах, сквозь которую низвергался этот водопад, будет теперь зиять вечно, пока весь архипелаг не уйдет под воду.

И вдруг он прекратился столь же внезапно, как и начался. Словно наверху кто-то повернул ручку гигантского крана. Сквозь облака проглянуло солнце, осветив бесчисленные разрушения, каким за прошедшие несколько минут подвергся Остров Частного Случая. С ветвей деревьев ливень успел сбить все до единого цветы. Землю устилали мелкие листки, которые также не выдержали натиска стихии. Почти все более крупные листья, оставшиеся на ветвях, были измяты, порваны, пробиты насквозь. Множество кустов, вырванных из земли с корнем, остались лежать на песчаном берегу, который из ярко-желтого сделался бурым — столько грязи и сора нанесли на него потоки дождя.

Макбоб, Женева, Трия и Том, вымокшие до нитки, стояли по колено в илистой жиже и молча смотрели в небо, где облака снова уступали место лазурной синеве.

А когда над островом вновь засияло щедрое солнце, когда тепло его лучей коснулось деревьев и кустарников, все члены отряда стали невольными свидетелями удивительного феномена, о котором Клепп не упомянул в своем «Альменаке», видимо, потому, что ничего подобного ему видеть не довелось. Он просто не бывал на Частном Случае сразу после муссонного ливня, иначе непременно посвятил бы не одну страницу своего труда описанию того, что творится на острове по завершении очередного потопа.

Повсюду, насколько хватало глаз, поврежденные стихией растения пускались в неправдоподобно бурный рост. Сломанные корни сгибались, как пальцы, и погружали свои растущие на глазах ответвления в мягкую влажную почву. На обломках ветвей с удивительной быстротой появлялись новые побеги и в считанные секунды покрывались листьями, бутонами и цветами. Плети ползучих растений, едва проклюнувшись над грудами древесных веток и опавших листьев, с поспешностью карабкались вверх, нащупывая опоры нежными зелеными усиками.

— Просто не верится! — изумленно воскликнул Том.

— Вам случалось видеть что-либо подобное, капитан? — спросила Женева.

Тот растерянно качнул головой:

— Никогда в жизни.

Этот невероятно бурный рост всей зелени, которой был так богат Остров Частного Случая, сам по себе являл собой картину, достойную удивления, но изменения, вызванные в тропической флоре муссонным ливнем, этим не ограничились. В растениях пробудились прежде дремавшие силы, которые пробудили к жизни совершенно новые элементы, на первый взгляд присущие не кустам и деревьям, а животным, птицам, рыбам, людям. Так, в чашечках некоторых цветов вдруг блеснули, лучась весельем и беззаботно подмигивая, выразительные глаза. А у пузатого клубня, похожего на ярко-зеленую картофелину, на одном из боков внезапно приоткрылся сочный рот, которым его счастливый обладатель с живостью втянул в себя изрядную порцию густого влажного ила.

Повсюду на острове жизнь била ключом, цвела и благоухала. С легким потрескиванием раскрывались цветочные бутоны; листья, касаясь друг друга, нежно шелестели в вышине; коробочки семян лопались с веселыми щелчками. Иногда из зарослей слышались негромкие, едва различимые смешки. Что и говорить, у растений на Острове Частного Случая было много способов радоваться жизни.


Неизвестно, сколько еще времени все путники любовались бы этим праздником роста и цветения, если бы не Трия.

— Где Хват? — спросила она.

Тут только остальные, стряхнув с себя оцепенение, стали озираться по сторонам в тщетных попытках обнаружить братьев Джонов. Капитан отправил всех на поиски в разных направлениях, наказав тщательно осматривать ложбины и заросли. Ведь речь шла о жизни и смерти бедняги.

— Если братья угодили в какую-нибудь канаву лицами вниз, они могли там захлебнуться! — воскликнул он. — Нам бы только успеть их откачать!

Слова его подействовали на всех, как удар хлыста. Каждый вдруг вспомнил, что у самого подножия холма, на который им так и не удалось взобраться, как раз находилась глубокая канава, в которой сейчас, возможно, сводит последние счеты с жизнью их раненый товарищ.

Канава была исхожена вдоль и поперек, но Хвата и братьев там, к счастью, не оказалось.

Тем временем буйство растительности на острове не прекращалось ни на мгновение. Наоборот, оно все набирало силу. Бутоны лопались, как зерна кукурузы в кипящем масле, из них появлялись цветы самых невероятных форм и расцветок и со всевозможными ароматами, от тончайших и нежных до терпких и пряных. Некоторые из растений так торопились передать дальше эстафету жизни, что выбрасывали в воздух облака пыльцы, крупинки которой кружились в солнечных лучах, подобно золотому туману.

Но путники больше не обращали внимания на это великолепное празднество флоры. Они были заняты поисками Хвата.

Никто не проронил ни слова, но все думали об одном и том же. Они боялись, что с ним стряслось непоправимое. Возможно, быстрое течение сорвавшегося с холма потока вынесло его на берег и сбросило в море. А если нет, то где же он?

И тут Трия, которой нельзя было отказать в наблюдательности, обратила внимание на то, что сталось с их уцелевшими вещами. Все, что они пытались спасти и выронили из рук, когда сами были сбиты наземь, очутилось на одном месте, в кольце, которое образовали ветви гигантского растения, обосновавшегося в гордом одиночестве у самого подножия холма.

Они подошли к нему вплотную. Зеленые ветки как ни в чем не бывало продолжали стремительный рост, коробочки с семенами на глазах увеличивались в размерах. Лопаясь, они издавали восхитительный аромат свежей зелени. Одно это растение могло заменить собой целую рощу — с внешней стороны оно напоминало густые лесные заросли, так тесно переплелись между собой его молодые бойкие ветви. Именно сюда поток воды принес их нехитрый скарб, части которого были теперь подхвачены проворными ветками и вплетены в лиственный узор. Казалось, что растение вполне сознательно воспользовалось возможностью украсить себя такими редкими, необычными «цветами».

В глубине куста, за переплетением мощных стволов, укрытый пышной и сочной листвой, виднелся гигантский стручок с семенами.

— Вы только поглядите на это диво! — усмехнулся Том, пытаясь раздвинуть руками завесу из листьев.

— Там, — тихо произнесла Трия. — Он там, внутри.

— Хват? — недоверчиво спросила Женева. Трия молча кивнула.

Остальные обменялись недоуменными взглядами.

— Ну что ж, надо проверить. — Том с сомнением пожал плечами. — Вперед, капитан!

Вдвоем они начали пробивать проход в пышных зарослях, и молодые побеги потянулись к ним, с игривым дружелюбием обвивая своими нежными усами их пальцы и запястья, щиколотки и колени. Эта веселая игра, затеянная растением, не могла причинить вреда, однако она серьезно замедляла продвижение вперед.

— Эх, нам бы сейчас по ножику! — вздохнул Макбоб.

— Дайте-ка я вам помогу, — не выдержала Женева. — А не то вы здесь провозитесь до следующего ливня.

Грациозно проскользнув между мужчинами, она протиснулась в заросли. Теперь все трое ожесточенно сражались с растением, пробивая себе путь к гигантскому кокону. Листья, обломки веток и кусочки коры летели во все стороны.

Но Женева оказалась куда сообразительней, чем Том и капитан, вместе взятые. Она с силой приподняла плотную завесу листьев и молодых ветвей, нырнула под нее, а потом, очутившись в относительно свободном пространстве, выпрямилась, насколько это было возможно, и раздвинула тяжелый ковер листвы и побегов в стороны. Том и Макбоб тотчас же скользнули под зеленый полог и очутились с ней рядом.

Все трое тяжело дышали, к их потным лицам прилипли мелкие листки и кусочки веток.

Немного передохнув, они помогли и Трие пробраться в сердцевину куста, к огромному стручку, который покоился на ложе из опавших листьев.

— Осторожней, не прикасайся к нему! — прошептал Том, делая шаг назад.

Стручок, длиной своей превосходивший человеческий рост, внезапно шевельнулся, с громким треском оторвавшись от черенка, на котором вырос, и распался на две половины.

Трия, стоявшая к нему вплотную, оглянулась на взрослых и с торжеством произнесла:

— Видите?

Верхняя часть стручка отлетела в сторону, как крышка кастрюли. В его нижней половине в окружении сочной свежей листвы и переплетенных лоз лежал Джон Хват со всеми своими братьями.

Глаза их были по-прежнему закрыты, но вот сквозь полог листьев над головами изумленных свидетелей этого чуда проглянуло солнце, и Джоны начали просыпаться.

Первым от забытья очнулся Джон Ворчун. Он несколько раз моргнул, потом нахмурился и наконец хихикнул, как будто его пощекотали.

— Что это с нами?

— Благодарение богам, один пришел в себя! — воскликнул Том.

— И я, и я тоже! — разбуженный его словами, встрепенулся Джон Соня.

Братья один за другим стали открывать глаза, и мало-помалу недоумение на их лицах уступало место радостным и осознанным улыбкам.

Только сам Джон Хват все еще оставался в беспамятстве.

— Давайте-ка мы вытащим их отсюда, — предложил Том Женеве и капитану. — Пока куст не оплел их своими усами с ног до головы.

— Не беспокойся, мы и сами отсюда выберемся, своим ходом, — заверил его Змей. — Только вот его разбудим.

И он скосил глаза вниз, на Хвата.

— Это будет непросто, — сказала Женева. — Он без сознания. Или заснул слишком уж крепко.

— Предоставь это нам, — хихикнул Хнык.

— Мы часто это проделываем, когда он дремлет слишком долго, — поддержал его Губошлеп.

Окинув взглядом всех братьев, Удалец спросил:

— Все готовы?

На обоих рогах Хвата возникло оживление. Джон Змей взял командование на себя.

— Три. Два. Один...

И Джоны хором крикнули:

— ХВАТ!

Поначалу их призыв остался без ответа. Братья затаили дыхание. Филей, Хнык, Ворчун, Удалец, Змей и Губошлеп терпеливо ждали пробуждения Джона Хвата. Но вот он вздохнул, левое его веко дернулось и приоткрылось. Мгновение спустя он открыл и правый глаз.

Первыми его словами были:

— Как это нас угораздило попасть в цветочный стручок?

И он без колебаний повернулся всем телом, вывалившись со своего ложа на сырую землю, устланную мхом и листвой.

— Да будь ты неладен, Хват! — возмутился Джон Змей. — Как ты смеешь рисковать нашим телом, которое, позволь тебе напомнить, ранено!

— Дракон... — поморщившись, пробормотал Хват.

— Так ты ничего не забыл? — с улыбкой спросила Женева. — Я, признаться, этого не ожидала.

— Разумеется, мы все помним, — с нажимом произнес Змей. — Такое разве позабудешь?

— Только вот не понимаю, как мы вдруг очутились здесь? — пожал плечами Хват.

— Ну, уж об этом мы тебе все расскажем, ничего не утаив, а ты нас послушаешь, — мягко произнесла Женева.

— Помогите мне подняться, — попросил Хват и протянул руку Тому.

— С радостью! Пора нам отсюда убраться подобру-поздорову.

Куст все еще продолжал расти, и маленькому отряду пришлось приложить немало усилий, чтобы пробиться сквозь завесу листьев и ветвей. Когда же наконец они очутились снаружи, у подножия холма, солнце над их головами сияло так ярко и безмятежно и заливало землю столь щедрыми горячими лучами, что даже из самых глубоких канав и выбоин почти уже испарилась вся та вода, которая не успела впитаться в почву.

— Добро пожаловать на Остров Частного Случая, — с улыбкой обратился к Джону Том. — Ты был на волосок от смерти и все же вернулся к нам.

— Да куда бы я от вас делся? — немного ворчливо ответил Хват, с удовольствием потягиваясь и подставляя лицо солнцу. — Столько еще предстоит сделать! Истребить драконов. Найти Финнегана, где б он ни был. Как же вы без меня?

— А что это за музыка? — спросил Джон Хнык.

— Здесь на острове обитают поющие змеи, — ответил Том. — Это их мелодия.

Физиономия Хвата расплылась в широкой улыбке.

— Вот вам и еще одно дело, которым надо заняться. Послушать змеиную музыку.

ВСЕМУ СВОЕ ВРЕМЯ

Кэнди бежала вперед, не оглядываясь на братцев. В этом не было нужды. Они преследовали ее по пятам и без умолку болтали на бегу.

— Она сама не знает, куда несется, братец Тик.

— Вот это точно, братец Так. Не знает она этого.

— Сейчас она споткнется, братец Тик.

— И упадет лицом вниз, братец Так. Лицом вниз.

Они были точь-в-точь как бездарные комедианты. Бесконечная болтовня, пустословие без остроумных, ярких фраз, без изюминки. Звуки их голосов так раздражали Кэнди, что она с трудом поборола искушение повернуться к ним лицом и потребовать, чтобы они замолчали. По правде говоря, ее удержало от этого лишь воспоминание об их жутких физиономиях с блуждающими чертами. Лучше не обращать внимания на их слова и бежать, бежать, бежать что есть духу. Ведь если рассуждать здраво, ей удалось проникнуть сюда, в тайные пределы Пика Одома? Удалось. Значит, и выбраться отсюда она тоже как-нибудь да сумеет.


Но сколько она ни оглядывалась по сторонам, нигде не было видно ни малейшего подобия выхода. Ни двери, ни пробоины, ни щели в плотной стене мрака. А в довершение ко всему ноги ее начали ослабевать. Она устала, очень устала от быстрого бега. Грудь уже не вмещала всего объема воздуха, который был ей необходим для продолжения этой гонки, во рту и в горле пересохло. Того и гляди, она в самом деле споткнется и упадет. И словоохотливые братцы набросятся на нее, чтобы свести с ума и растерзать.

— Она выдыхается, братец Так, она бежит медленнее, чем прежде.

— Я и сам это заметил, братец Тик. И сам заметил.

Только чтобы опровергнуть их замечания, Кэнди из последних сил сделала рывок и опередила братцев на несколько лишних шагов. И тут ей на память пришли мгновения, которые предшествовали ее прорыву в этот мрак. Глиф тогда перевернулся в воздухе, и ее выбросило из него... прямо сюда.

«Надо было сразу догадаться!» — подумала она, досадуя на себя.

Что же это она, в самом деле, ищет взглядом дверь, как будто иначе отсюда и не выбраться? Ведь попала-то она в эти мрачные пределы вовсе не через дверь. И скорее всего, выход отсюда расположен там же, где и вход. Надо только подпрыгнуть повыше, оторваться от той поверхности, по которой она бежит, и довериться судьбе.

Кэнди оглянулась через плечо. Братцы снова ее нагоняли. Еще немного — и они ее схватят. Надо было решаться.

Она стала считать до трех.

— Раз...

— Что это она говорит, братец Так?

— Два...

— Я не расслышал, братец Тик.

— Три!

Кэнди набрала полную грудь воздуха и прыгнула вперед, словно ныряла в бассейн. Все оказалось именно так, как она рассчитывала. Стоило ей очутиться в воздухе, как тьма вокруг нее конвульсивно сжалась. Она высвободилась из-под власти этого кромешного мрака и полетела, кувыркаясь через голову. И почти тотчас же ее ослепил яркий свет! Мгновение спустя Кэнди тяжело приземлилась на каменистый берег Двадцать Пятого Часа.

Это падение чуть не вышибло из нее весь дух. С минуту она лежала неподвижно, хватая ртом воздух и прислушиваясь к шелесту волн и крикам морских птиц, которые дрались из-за добычи — мелких серебристых рыбешек. И вдруг совсем рядом с ней знакомый голос произнес:

— Леди!

Шалопуто с участием склонился над ней, и Кэнди улыбнулась. Она снова видела его добродушную физиономию перевернутой сверху вниз, как тогда в доме Захолуста.

— Ты здесь! Ты жива!

Кэнди еще не вполне пришла в себя. Она попыталась объяснить Шалопуто, что с ней произошло, но вместо внятной речи из уст ее полился поток бессвязных слов:

— Погнались. Циферблаты. Лица. Братцы Тик-Так. Тик и Так. Жуть. Оба. Жуть.

— Бедная ты моя леди! — простонал Шалопуто. — Они там свели тебя с ума!

— Еще чего! — рассердилась Кэнди, приподнимаясь и усаживаясь на ближайший гладкий валун. Она несколько раз глубоко вздохнула, чтобы привести мысли в порядок. — У меня все тело в синяках. Но я в своем уме. Клянусь! И я жива!

— Уж что жива, то жива! — подхватил Шалопуто, улыбаясь во весь рот.

Кэнди счастливо засмеялась. Она могла собой гордиться! Ей удалось невредимой выбраться из ловушки Двадцать Пятого Часа.

Вскочив на ноги, она обняла Шалопуто.

— Чего только я там не повидала! Ты ни за что не поверишь!

— Например?

В глазах Шалопуто с вертикальными веретенцами зрачков зажглось любопытство.

Кэнди уже открыла рот, чтобы поделиться с ним всем, что ей довелось увидеть в потаенных пространствах острова, но в последний момент ей на ум пришло другое.

— Знаешь, — озабоченно произнесла она, — давай как-нибудь потом к этому вернемся. Боюсь, здесь тоже небезопасно.

Она с тревогой оглянулась на туманную спираль, заслонявшую Пик Одома от внешней части острова с его каменистым берегом. Там, за этой мглой, мог скрываться кто угодно. И слышать их разговор. И неожиданно напасть на них, чтобы снова утащить во мрак.

— Надо выбираться отсюда, — решительно заявила Кэнди. — Прежде чем братцы Тик-Так нападут на мой след.

— А кто они такие? — спросил Шалопуто, не трогаясь с места.

Краем глаза Кэнди заметила какое-то маленькое существо, которое вынырнуло из расщелины между камней в нескольких шагах от них с Шалопуто. Передвигалось оно боком, как краб. Но это был вовсе не обитатель моря, а человеческий рот. Рот на длинных паучьих ногах.

— О нет! — вырвалось у Кэнди.

— В чем дело?

Шалопуто еще не успел ничего заметить, но выражение лица Кэнди так его напугало, что он вздрогнул всем телом.

— Где наш глиф?

— Что? Глиф?

— Ну да, да, глиф!

У Кэнди перехватило дыхание. Из той же расщелины выскочил глаз на шести ножках и заговорщически ей подмигнул.

На сей раз Шалопуто проследил за ее взглядом.

— А это еще что такое?

— Части лиц двух злодеев, братцев Тик-Так.

С этими словами Кэнди ухватила его за руку и потащила прочь. «Ведь и сами братцы могут быть неподалеку, — с ужасом подумала она, — коли сюда пожаловали фрагменты их физиономий».

— Они живут там, за туманной спиралью, — торопливо пояснила она на ходу. — Не приведи бог нам попасть к ним в лапы...

Кэнди замолчала на полуслове. Каменистый участок берега неподалеку от них вдруг пришел в движение. Сперва почва лишь слегка заколыхалась, затем начала трястись с ужасающей силой. Кэнди не стоило большого труда догадаться, что это означало. Братцам каким-то образом удалось выбраться из заповедной области Двадцать Пятого Часа. Возможно, через подземный ход. И теперь они собирались застать ее и Шалопуто врасплох, напав на них с тыла. Возможно, братцы-клоуны преуспели бы в этом, не окажись рот и глаз кого-то из них столь нетерпеливыми.


— Уходим отсюда. Быстрей! — торопила Кэнди Шалопуто, который все еще не мог оторвать взгляда от колыхавшейся земли. — Так где же глиф, Шалопуто?

— Послушай, там глаз на ножках! Кэнди вздохнула.

— Да-да. Знаю. Шалопуто, где глиф?!

Он, не глядя, махнул лапой в сторону. Кэнди сделала несколько неуверенных шагов в том направлении. Глиф покоился среди камней. Он лежал на боку и выглядел целехоньким, несмотря на удар, который обрушился на его носовую часть при столкновении с каменной стеной Пика Одома.

— Да пойдем же отсюда, наконец!

Кэнди вернулась к Шалопуто и снова ухватила его за лапу. Но он не шевельнулся, продолжая завороженно следить за движениями глаза и рта, которые, к немалому его изумлению, жили своей собственной жизнью, игнорируя зависимость от тех, чьи лица они должны были бы собой украшать.

— Нам нельзя мешкать, — с укором сказала ему Кэнди. — Иначе мы погибнем.

Самые мелкие из камней над колыхавшимся участком взлетели в воздух. Не иначе как это братцы Тик-Так готовились ступить на берег.

— Я никогда прежде ничего подобного не видел! — восхищенно произнес Шалопуто.

— Может, все-таки пойдем, пока целы?!

И тут из-под земли раздался низкий, хрипловатый голос:

— Тебе от нас не уйти, Кэнди Квокенбуш!

Это, несомненно, был один из стражей Пика Одома.

— Как и твоему лопоухому дружку! — вторил ему братец. В голосах братьев звучала такая злоба, что звуки их мгновенно отрезвили Шалопуто, и он потянул Кэнди за руку, прочь от опасности.

— Ты была права. Нам лучше отсюда удрать.

— Наконец-то тебя проняло!

И они во весь дух бросились к глифу, оступаясь на скользких камнях.

— Надеюсь, он не сломался и поднимет нас в воздух, отдуваясь, сказала Кэнди.

— А если нет, что тогда?

— Не знаю. — Она нахмурилась. — Сперва проверим, как обстоят дела, а после решим, что делать.

Подбежав к глифу, они попытались его приподнять, чтобы забраться в кабину. Машина выровнялась, опираясь днищем о камни. При этом внутри нее что-то жалобно звякнуло. Это не прибавило Кэнди оптимизма.

— Садись! — скомандовала она Шалопуто.

Он послушно занял свое место, а Кэнди, прежде чем залезть в кабину, с тревогой оглянулась. Один из братьев успел к этому времени выбраться из подземного хода. Другой пока не появился. Но стражу острова было вполне по силам справиться с беглецами и в одиночку, попадись они ему в руки.

Братец Тик (или Так?) бодрым шагом направился к Кэнди и Шалопуто. Он указывал на них пальцем и вопил:

— Вам от нас не уйти! Ясно? Не уйти!

Походка его делалась все стремительнее, и вскоре он перешел на бег.

Теперь уже Шалопуто вовсю торопил Кэнди.

— Быстрей! — крикнул он ей охрипшим от страха голосом. Кэнди перебросила одну ногу через борт.

Однако не успела она оторвать от земли другую, как снизу, расшвыривая камни в стороны, высунулась огромная рука и вцепилась ей в щиколотку.

От страха и неожиданности Кэнди испустила пронзительный крик. Второй из братцев отчаянно карабкался из подземного хода наверх и решил использовать ногу Кэнди в качестве опоры.

— Держи ее, Так! — ликовал Тик, не замедляя бега.

— Шалопуто, на помощь! — крикнула Кэнди. Наклонившись, она попыталась разжать холодные, как лед, пальцы Така, но это оказалось ей не под силу.

Шалопуто обхватил Кэнди за талию и рванул на себя. Отчаяние придало ему сил. Раздался треск разрываемой ткани, и нога Кэнди выскользнула из хватки жуткого клоуна. Огромные пальцы сжались, удерживая клочок длинного платья девушки.

Она с отвращением вгляделась в лицо урода, которое почти в то же мгновение показалось из-под земли. Его блуждающие черты заняли, как ни странно, положенные им места. Широко раскрытые глаза блестели от голода. Рот растянулся в хищной улыбке, словно у охотника при виде пойманной дичи.

— Тебе никуда от нас не деться! — сказал он и снова протянул к ней ручищи.

Кэнди без малейших колебаний с силой ударила его пяткой прямо в лицо. Так взвыл от боли и досады и исчез под землей.

Зато Тик был уже шагах в двадцати от них.

— Стоять! — вопил он на бегу. — Стоять! Обоим! Кэнди отвернулась и поспешно забралась в глиф. Предстояло решить непростую задачу — поднять его в воздух.

— Напомни мне слова, — торопливо произнесла она, полуобернувшись к Шалопуто.

— Нио кетика.

— Ну конечно. Как я могла забыть?

Кэнди сделала глубокий вдох и закрыла глаза, представив себе глиф, плавно взмывающий в небо. И только после этого громко сказала:

— Нио кетика.

Глиф мгновенно отозвался на ее команду. В недрах механизма что-то заурчало и зафыркало, и Кэнди уже решила было, что он сейчас оторвется от земли. Глиф затрясся, слегка покачался из стороны в сторону. А потом замер. Кэнди покосилась на стремительно приближавшегося Тика.

— Нио кетика! — снова повторила она. — ' Ну давай же, глиф! Нио кетика!

Мотор заурчал еще громче, и это было единственной реакцией глифа на ее слова.

— Мы только время теряем! — крикнул Шалопуто, не сводя глаз со стража острова. — Бежим отсюда!

Не успел он это произнести, как Так снова вынырнул из пролома среди камней. До Кэнди ему было не дотянуться, но он цепко ухватился за выступ на днище глифа и попытался перевернуть машину. Кэнди с пронзительным воплем соскользнула со своего сиденья и едва не угодила злодею в руки. Перед глазами у нее мелькнула его ухмыляющаяся физиономия.

Но Шалопуто вовремя успел поймать ее. Он выпрыгнул на землю и потащил за собой из кабины перепуганную Кэнди, которая успела в последней надежде на чудо пробормотать свое «Нио кетика». Однако глиф остался недвижим и безмолвен.

— Прыгай! — крикнул Шалопуто, крепко держа ее за руку.

Стоило Кэнди покинуть борт глифа, как машина перевернулась, накрыв собой пролом, сквозь который пытался выбраться Так.

— Братец, помоги! — взревел он.

Тик, который находился не далее как в двух-трех шагах от него, немедленно отозвался:

— Я уже иду к тебе на выручку, братец!

Он подбежал к глифу и стал приподнимать его носовую часть.

— Поторопись, братец Тик!

— Да я и так стараюсь изо всех сил!

— Я в этом не сомневаюсь, братец. Нисколько не сомневаюсь.

— Пропали мы... — обреченно прошептал Шалопуто, склонившись к уху Кэнди.

Это было похоже на правду. Тику достанет пары минут, чтобы сдвинуть глиф в сторону. А когда Так выкарабкается из подземелья, братьям не составит труда догнать Кэнди и Шалопуто, которым некуда отсюда бежать и негде спрятаться.

Кэнди помотала головой.

— Ну не может все это вот так закончиться! — с непоколебимой уверенностью произнесла она.

Каким бы безнадежным ни казалось ей нынешнее положение, она отказывалась верить, что жизнь ее завершится на этом пустынном берегу. После всего, что она увидела и узнала, после всех чудес, которые предстали перед ней, погибнуть жалкой смертью от рук двух чокнутых братцев? Нет, это было бы неправильно! В глубине души она была уверена, что ей суждено пережить еще немало приключений, увидеть множество чудес и диковин. Иначе для чего было трем женщинам посвящать ее в тайны той жизни, которой она жила еще до своего рождения? Наверняка они хотели ее к чему-то подготовить, внушить, что ей суждено совершить удивительные открытия.

Нет, невозможно даже помыслить, что братцы Тик-Так положат всему этому конец. Такого она просто не допустит.

— Не может все это здесь закончиться! — повторила она.

— Ты о чем? — растерянно спросил Шалопуто.

— О наших жизнях. О нас.

Шалопуто ошарашенно хлопал глазами — похоже, его потрясла решимость, звучавшая в голосе Кэнди, горевшая в ее глазах.

— Я этого не допущу!

Едва смолкли звуки ее голоса, как со стороны моря долетел порыв свежего ветра. Это было так похоже на ответ на ее проникновенную мольбу. Под этим ветром пот, выступивший на лбу у Кэнди, мгновенно сделался ледяным.

Несмотря на отчаяние, заполонившее ее душу, она улыбнулась.

— Нам надо бежать, — сказал Шалопуто, кивнув в сторону глифа.

Братцы Тик-Так уже успели отодвинуть его от пролома в камнях и дружно шагали к Кэнди и Шалопуто. Все части их клоунских лиц снова пришли в движение. Усмехавшиеся рты кружились по подбородкам, лбу и щекам, как спортсмены по треку.

— Нашим друзьям, похоже, некуда бежать, братец Тик.

— Похоже на то, братец Так. Похоже на то.

Новый, еще более сильный порыв ветра со стороны моря заставил Кэнди перевести взгляд со злобных клоунов на волны, плескавшиеся у берега. Свежий бриз разогнал завесу тумана, который сгустился у кромки моря. Сквозь его неровные клочья проглядывало что-то ярко-красное.

Красное.

— Там лодка! — воскликнула Кэнди.

— Что?

— Лодка! Смотри!

Сквозь туман теперь можно было без труда разглядеть очертания небольшого, довольно грубо сработанного одномачтового суденышка с вылинявшим и заплатанным парусом. На борту не было ни капитана, ни пассажиров.

— Вот это да! — возликовал Шалопуто. — Просто глазам своим не верю!

Они бросились к воде и зашли в нее по колено. Ветер крепчал. Парус заколыхался и расправился.

— Скорей! — крикнула Кэнди. — Садимся в лодку!

— Но ветер прибьет ее к берегу! — возразил Шалопуто. — Мы угодим прямехонько к ним в лапы!

Братцы Тик-Так подступили к самой кромке берега. Там они остановились, рассудив, что ветер вскоре пригонит к ним парусник, а потому им нет нужды лезть в воду и зря мочить ноги.

Кэнди оглянулась. В это мгновение огромная волна едва не сбила ее с ног, обдав брызгами до самого подбородка. К немалой радости братцев, Кэнди взвизгнула от неожиданности.

— Ну пожалуйста, сядь в лодку, — обратилась она к Шалопуто. — Должна же в тебе быть хоть капелька веры!

— Во что?

— В меня!

Шалопуто несколько секунд смотрел на нее со смесью недоверия и восхищения, а потом молча забрался в суденышко. Кэнди улучила момент, чтобы попросить сестер Фантомайя о повторном заступничестве. Ведь это не кто иной, как они, прислали сюда парусник. Но что от него толку, если ветер не переменится?

— Помогите мне! — прошептала она.

Парус затрепетал на ветру, как знамя, и Кэнди вдруг увидела всех троих женщин. Они стояли в лодке и смотрели на нее. Зрелище это наверняка было предназначено ей одной. Ни Шалопуто, ни братцы Тик-Так, похоже, вовсе никого не видели.

Шалопуто протянул Кэнди лапу. Она схватилась за нее и поднялась на борт.

Стоило ей очутиться в лодке, как Диаманда вскинула вверх руки, сжатые в кулаки. Костяшки ее пальцев побелели от напряжения.

— Счастливого плавания, — напутствовала она Кэнди.

— И смотри, никому ни слова о нас и о том, что ты здесь видела, — напомнила ей Джефи.

— Спасибо вам. Я никому ничего не расскажу, — ответила Кэнди.

— Кого это ты благодаришь? И чего не расскажешь? — удивился Шалопуто. — Здесь ведь, кроме нас с тобой, никого нет.

К счастью, Кэнди была избавлена от необходимости лгать ему. Диаманда разжала пальцы, и ветер тотчас же переменился. Секунду назад Кэнди ощущала его холодное дыхание на своей левой щеке, теперь же он резко задул справа.

Суденышко вздрогнуло и затряслось от носа до кормы. Послышался скрип досок, а заштопанный парус наполнился ветром, который дул теперь со стороны острова.

Кэнди бросила торжествующий взгляд через плечо на братцев Тик-Так. Те, не раздумывая, кинулись в воду за ускользавшей добычей, но им приходилось бороться со встречными волнами, а это замедляло их шаги. Тик оттолкнулся ногами от дна и сделал гигантский скачок в попытке ухватиться за корму парусника, но промахнулся. Суденышко, подгоняемое ветром, прыгнуло вперед, очутившись вне пределов его досягаемости, и Тик со всего размаху шлепнулся в воду лицом вниз.

Кэнди благодарно улыбнулась троим женщинам. Они задержались на борту лодки ровно настолько, чтобы ответить на ее улыбку. А после исчезли. Растворились без следа в лучах солнца и порывах ветра, вызванного Диамандой.

— Еле ноги унесли, — подытожил Шалопуто.

Он провожал взглядом фигурки двух братцев, которые становились все меньше и меньше по мере того, как парусник удалялся от берега. Вот оба братца зашли в воду по шеи. Вероятно, они надеялись, что ветер снова переменится и лодка заскользит назад, к берегу.

Но надежды их оказались тщетными. Парусник летел в открытое море, как стрела, выпущенная из лука.

И вскоре туман, который неизменно окутывал Двадцать Пятый Час, скрыл каменистый берег от взоров Кэнди и Шалопуто.

Кэнди чувствовала необыкновенную тяжесть во всем теле и удивительную легкость на душе. Повернувшись спиной к ветру, она стала смотреть в открытое море. Настанет время, когда она хорошенько поразмыслит обо всем, что с ней случилось в лабиринтах Пика Одома. О том, что рассказали ей три женщины, о видениях, мелькавших перед ее взором. О тайнах завтрашнего дня и загадках дня прошедшего. Но сейчас она слишком устала, чтобы погружаться в раздумья о столь серьезных вещах.

— Ты хотя бы примерно представляешь, куда нас несет? — спросила она у Шалопуто.

— Я как раз нашел на дне лодки экземпляр «Альменака» Клеппа, — ответил он и протянул ей потрепанную книжицу. — Взгляни на карту, если хочешь.

Кэнди помотала головой.

— Вот беда, половина страниц слиплись между собой. Шалопуто попытался разъединить несколько листков, но из этого ничего не вышло.

— Придется довериться Изабелле, — улыбнулась Кэнди.

— Ты так о ней говоришь, словно она — твоя близкая приятельница.

Кэнди зачерпнула ладонью немного морской воды и смочила лоб и шею. Глаза ее от усталости закрывались сами собой.

— А почему бы и нет? Я была бы рада с ней дружить. И вполне возможно, что она тоже считает меня своей подругой.

— Я ничего против нее не имею, — улыбнулся Шалопуто. — По крайней мере до тех пор, пока она ведет себя смирно и не покрывается волнами в двадцать футов вышиной.

— Не тревожься. Изабелла не станет штормить. Она ведь знает, нам и без того досталось.

— Знает?

— Конечно. И отнесет нас в какой-нибудь славный уголок. — Кэнди склонила голову на плечо и опустила руку в волны. — Можешь быть уверен, она доставит нас именно туда, куда лежит наш путь.

ДРУГИЕ СУДЬБЫ

В прошлый раз, когда приключения Кэнди в Абарате только начинались, ей предложили доверить себя заботам мамы Изабеллы. Но тогда ей все же пришлось воспользоваться помощью со стороны, чтобы остаться в живых. Теперь же, взойдя на борт парусника, который прибыл за ней к берегу Двадцать Пятого Часа, Кэнди без колебаний доверила морю нести ее, куда оно сочтет нужным. И не пожалела об этом. В ящике под скамьей нашлась кое-какая еда, простая и немудрящая, но сытная. И пока они с Шалопуто ели, ветер относил их все дальше от Времени Вне Времен.

А пока они плыли по морю, не заботясь о том, куда несут их приливные волны, и нисколько не сомневаясь, что мама Изабелла не причинит им вреда, в различных частях архипелага многие из тех, кому суждено было сыграть в судьбе Кэнди заметные роли, занимались своими делами.

Так, во мраке Полуночи Кристофер Тлен расхаживал по берегу Горгоссиума, укрытому багровым туманом, и, как всегда, напряженно обдумывал планы будущих злодеяний.

Он гораздо больше походил на привидение, чем на здравствующего обитателя и владельца Полуночного острова. Подданные старались избегать встречи с ним, поскольку в последнее время материализовавшиеся кошмары в его воротнике-аквариуме стали вести себя куда активнее, чем обычно, и от этого вид Тлена стал еще более зловещим. Но предугадать, где именно он появится в очередной раз, было невозможно. Порой его видели в Висельном лесу, где он скармливал воронам, с громким карканьем кружившим вокруг него, мелко нарубленную падаль. Случалось ему спускаться и в шахты. Там он усаживался на землю в заброшенных туннелях и задумчиво глядел в потолок, который поддерживали полусгнившие опоры. А иногда он поднимался в ту или иную башню своей крепости, где множество портних под руководством Бабули Ветоши денно и нощно пополняли армию заплаточников новыми солдатами.

На тех, кому выпало несчастье повстречаться с Тленом в одном из упомянутых мест, со всех сторон сыпались вопросы. Все желали знать, что такое творилось с их господином и повелителем. Выглядел ли он более свирепым, чем обычно? Да вроде нет. Ну, может, тогда у него был рассеянный, отсутствующий взгляд, как у человека, чьи мысли блуждают неведомо где? Нет, подобного тоже никто не подметил.

В конце концов единственный смельчак отважился задать вопрос, который вертелся на языке у всех без исключения, но озвучить его никто не решался из опасений за свою шкуру: «Не стал ли Тлен похож на умалишенного?»

И правда, последовал ответ, наверное, так оно и есть, он вроде и впрямь немного того. Достаточно услышать, как он что-то бормочет себе под нос, разгуливая между виселицами, или тихо о чем-то рассуждает в опустевших туннелях шахт. Словно обращается к воображаемому собеседнику, который очень ему дорог. Нет, что и говорить, Тлен явно повредился рассудком. Со стороны поглядеть, так кажется, что он делится секретами с задушевным приятелем. И вот еще что за ним заметили: поговорит-поговорит да и сунет руку в водицу, что плещется в его воротнике, выудит оттуда кошмар покрупней да поярче других и кому-то невидимому его протянет на раскрытой ладони. Одаривает гостя.

Могло ли и в самом деле все перечисленное являться убедительным свидетельством сумасшествия? Безусловно, да. Если бы дело шло о любом другом человеке. Но Кристофер Тлен был существом особым, и для него не существовало общепринятых правил, стандартов, законов. Кто мог измерить глубину его мыслей? Или тяжесть его страданий?

Он ни с кем не советовался, ни у кого не просил помощи. Планы войн он вынашивал, не посвящая в них своих генералов. И если задумывал сжить кого-то со свету, обходился без консультаций с профессиональными наемными убийцами.

Единственным, что могло служить хоть каким-то объяснением тех странностей, какие в последнее время стали ему свойственны, было имя, слетавшее с его уст достаточно часто, чтобы на это обратили внимание все, кто попадался в эти дни ему на пути. Имя, которое пока что не значило ровным счетом ничего для тех, кто его случайно слышал, но в ближайшем будущем должно было значить очень много.

«Кэнди». Он без конца повторял это имя на разные лады, как будто надеялся, что обладательница его услышит этот призыв и предстанет перед ним во плоти.

Но она не появлялась. При всей своей безграничной власти Кристофер Тлен был очень одинок. На Острове Полуночи компанию ему составляли лишь вороны, да ожившие кошмары, да еще эхо, повторявшее на разные лады имя, которое не сходило с его уст:

— Кэнди.

— Кэнди.

— Кэнди.

Странности в его поведении не остались незамеченными, и о них тотчас же было доложено куда следует. Повсюду на острове обитали существа, хоронившиеся в густых тенях. Они наблюдали за действиями Тлена и доставляли рапорты о них на вершину Двенадцатой башни, где бабка Повелителя Полуночи, Бабуля Ветошь, неутомимо сшивала чехлы для заплаточников, сидя в кресле-качалке с высокой спинкой.

Она трудилась без устали, не останавливаясь ни на мгновение. Она давно позабыла, что такое сон. «Слишком я стара, чтобы спать», — сказала она однажды. Столько сновидений перевидала Ветошь на своем веку, что на ее долю их больше не осталось. Поэтому она знай себе сидела, покачиваясь в кресле, и шила чехлы, и выслушивала доклады шпионов о каждом шаге своего внука.

Порой, когда все пространство между ее креслом и стенами комнаты оказывалось завалено грудами тел для будущих заплаточников, на Бабулю Ветошь тоже находило нечто вроде помешательства, и она начинала говорить сама с собой. Но в отличие от своего внука она не нуждалась в компании и не произносила ничьего имени. Изъяснялась Ветошь на древнем, вышедшем из употребления языке, известном под названием «высокого абаратского», которого никто из ее слушателей не понимал. Но в этом не было нужды. Достаточно было взглянуть на груды заготовок для заплаточников вокруг ее кресла, и всякому становилось ясно, о чем Бабуля так оживленно дискутирует сама с собой.

Предметом ее рассуждений, ее мечтой, ее надеждой и страстью была война.

Пришивая лоскуток к лоскутку, она мечтала о будущих завоеваниях своих солдат-заплаточников. За долгие годы старуха и ее портнихи сработали десятки тысяч воинов. Большинство из них, заполненных густой грязью, не нуждались ни в пище, ни в воздухе. Бабуля Ветошь хранила их в глубоких подземных лабиринтах острова, где они терпеливо и безмолвно ждали того часа, когда их призовут к оружию. Ждала его и Бабуля Ветошь. Сшивала лоскутки между собой, болтала на языке Древних и дожидалась прихода того времени, когда ее внук, Кристофер Тлен, объявит войну островам Света, а ее армия — многотысячная армия, сплошь состоящая из грязи, ниток и заплат, — вступит в войну за идеалы Полуночи.

Что до архитектора Коммексо Роджо Пикслера, то и у него были собственные амбиции и собственные тревоги.

В самом сердце его сверкавшего огнями города, укрытое от глаз прохожих, что заполоняли улицы метрополии, стояло неприметное здание цилиндрической формы с круглым коридором посередине, стены которого от пола до потолка были заняты экранами. Именно сюда стекались донесения всех десятков тысяч шпионов, денно и нощно трудившихся, чтобы передавать информацию на дисплеи Всевидящего Ока доктора Щипцоверна.

Роджо Пикслер все чаще и чаще посещал этот круглый зал. Он без устали перемещался вдоль стены зала и напряженно вглядывался в бесчисленные экраны. Информация, поступавшая из Тацмагора, Балаганиума и Веббы Гаснущий День, его почти не интересовала. В последние дни все свое внимание он сосредоточивал на рапортах, поступавших из морских глубин.


Час за часом скользил он вдоль стен Круглого зала на своем летающем диске, заложив руки за спину и широко расставив ноги, и всматривался в экраны, чтобы не пропустить свежую информацию из самых потаенных и труднодоступных глубин Изабеллы. А все почему? Да потому, что там тоже, оказывается, существовала жизнь. Его водоплавающие шпионы, однажды спустившись гораздо ниже, чем обычно, заметили на стенах пещер, лежащих глубоко под дном Изабеллы, следы гигантских когтей. Из чего Пикслеру стало ясно, что в неизведанных глубинах моря обитают таинственные существа, которых ему непременно и немедленно следует изучить.

Когда же он, не зная, куда и к кому обратиться за разъяснением этого феномена, по чистейшему наитию пролистал волшебные книги, украденные по его заказу, там обнаружилось куда больше сведений об этих тварях, чем он мог рассчитывать.

В седьмом томе Люмерикова «Шестикнижия» он натолкнулся на апокалиптический текст, где приводилось достаточно подробное описание обитателей глубин Изабеллы. То были существа, именуемые реквиями, чья приверженность злу превосходила пределы самого бойкого воображения. Согласно Дадо Люмерику, они с незапамятных времен жили «в наиглубочайших пучинах Матери Морей».

Но они не останутся там навсегда, пророчествовал Люмерик. Придет время, когда эти существа поднимутся из глубин.

«С бесконечным терпением, — писал Люмерик, — ждут они того времени, когда тьма окутает все наши острова и не будет больше ни солнца, ни луны, ни звезд. В кошмарную Полночь, когда свет будет уничтожен, они явятся, подобно губительной язве, чтобы совершить такие злодеяния против всех живущих, против самой жизни, что после этого весь порядок вещей изменится навеки.

Я, Дадо Люмерик, в предвидении свершения этого моего пророчества, почитаю себя особо взысканным судьбой и не устаю ее благодарить за то, что глаза мои не узрят сих кошмаров, кои не под силу вместить разуму человеческому, ибо ко времени свершения оных меня уже не будет среди живущих. Величественные города обращены будут в прах вкупе с величайшими героями и светлейшими умами из числа мужчин и женщин, и прах тот развеян будет ветром...»

Пикслеру эти пророчества Люмерика запали глубоко в душу, в особенности слова о разрушении городов. Увидеть, как Коммексо будет стерт с поверхности Пайона? Словно его и не существовало? Это немыслимо!

Значит, ему необходимо было должным образом подготовиться к приходу этой «кошмарной Полуночи», когда реквии явят себя миру. Следовало составить план действий, организовать оборону. Если реквии поднимутся из глубин, как уверял Люмерик, Роджо и город его мечты должны встретить их во всеоружии, чтобы наперекор всем пророчествам выстоять в поединке с тьмой.

И архитектор Коммексо кружился вдоль стен, изучая экраны, следя за малейшими признаками движения в неизмеримых глубинах мамы Изабеллы...

Ну а в Цыптауне шел снег. Во всяком случае, это было очень похоже на снегопад.

Кэнди стояла на заднем дворе дома номер тридцать четыре на Последовательной улице и смотрела на белые хлопья, которые кружились над ней и устилали пушистым ковром коричневую землю и серо-зеленую траву.

Но было что-то странное в этом кружении снежных хлопьев. Во-первых, они стали падать с неба в самый разгар летней жары. Лоб Кэнди покрывали капельки пота, футболка прилипла к спине. А во-вторых, снег сыпался с безоблачного синего неба.

«Странно», — подумала она.

И, вытянув вперед руку, поймала одну из снежинок. Та была мягкой, пушистой. Кэнди разжала пальцы. На снежинке виднелась капелька крови. Кэнди это показалось подозрительным, и она стала внимательно ее разглядывать. Ладонь была теплой, однако снежинка не таяла. Но тут налетевший невесть откуда порыв ветра унес снежинку прочь. На ладони у Кэнди осталась кровавая полоска.

Она проворно поймала другую снежинку. Потом еще и еще одну. И тут только поняла, что это были вовсе не снежинки, а перья. Куриные перья. В воздухе летали мириады перьев.

Кэнди почувствовала, как они касаются ее лица. Некоторые оставляли на ее щеках кровавые полосы. Жуть. Она попыталась вытереть полоски тыльной стороной ладони, но перьев в воздухе с каждой секундой становилось все больше.

— Кэнди!

Из дома вышел отец с бутылкой в руках.

— Что это тебе вздумалось тут стоять? — сердито спросил он.

Кэнди помотала головой. Она сама не знала, зачем стоит здесь. Быть может, она вышла, чтобы посмотреть на снегопад? Она не помнила.

— А ну, быстро домой! — потребовал отец.

Шея у него покраснела, глаза налились кровью. Взгляд был злой и упрямый. Кэнди знала, что сейчас с ним следует себя вести предельно осторожно, иначе он, того и гляди, выйдет из себя.

— Ты слышала, что я сказал?! Живо!

Кэнди не знала, на что ей решиться. Она не собиралась спорить с пьяным отцом. С другой стороны, ей так не хотелось возвращаться в дом. Очутиться под одной крышей с ним, в его теперешнем состоянии...

— Я хочу еще немного погулять, — мягко произнесла она.

— Это еще что такое? Какие такие гулянки? Домой, черт тебя побери!

Он схватил ее за шею и с силой дернул, так что голова Кэнди почти вплотную прижалась к плечу. Кэнди взвизгнула от боли.

И словно в ответ на этот ее крик во дворе раздался немыслимый шум — кудахтанье множества кур. Они были повсюду, весь двор был полон белоснежных кур. При виде них Кэнди почувствовала тошноту. Сколько клювов, когтистых лап, блестящих маленьких глаз, голов, увенчанных красными гребешками! Эти головы то и дело склонялись набок, и блестящие глазки заглядывали ей в лицо.

— Как они сюда попали? — спросила она, протягивая руку, чтобы высвободить шею из пальцев отца.

— Они здесь живут, — ответил он.

— Что?

— Ты меня прекрасно слышала! — Он сердито ее встряхнул. — Господи, как же ты глупа! Я же сказал, они здесь живут. Гляди!

Кэнди перевела недоуменный взгляд на дом. Отец оказался прав. Цыплята были на крыше, отчего та казалась укрытой белоснежным ковром с сотнями блестящих глазок; они были на подоконниках, они были в кухне, на кухонном столе и в раковине. Посреди кухни Кэнди увидела мать. Та стояла понурившись и плакала.

— Это какая-то нелепость, — пробормотала Кэнди.

— Что ты сказала?

Отец опять ее встряхнул, на этот раз сильнее. Она отпрянула от него, споткнулась и, потеряв равновесие, упала на грязную землю. Ноздри ее заполнил запах куриного помета. Отец расхохотался. Смех его был торжествующим и злобным.


— Кэнди! — произнес чей-то голос.

Она закрыла лицо ладонями, чтобы куры не поцарапали его когтями, и не видела, кто к ней обращался, а только слышала, как ее позвали по имени. Наверное, из дома. Она посмотрела на окна сквозь щель между пальцами.

— Вот дурища! — сказал отец, наклоняясь, чтобы снова ее схватить.

И тут голос позвал ее во второй раз:

Кэнди!

Кто же это мог быть? Ясно, что не отец. Она осторожно отвела ладони от лица и осмотрелась. Нет ли поблизости еще кого-нибудь, кроме нее и отца? Нет. Только он, по-прежнему зло хохочущий. И мать, которая все еще плачет на кухне. И куры. Невесть откуда взявшиеся. Которым не было числа.

Все происходящее казалось каким-то бессмысленным. Вроде какой-то ужасной...

«Постой, — сказала она себе. — Погоди! Это ведь сон!»

Стоило этой мысли облечься в слова, как ее позвали в третий раз:

— Кэнди, пожалуйста, открой глаза!

«Вот и все, что от меня требуется, — подумала она. — Все, что я должна сделать, это открыть глаза».

Решение оказалось таким простым, что она расплакалась. Кэнди чувствовала, как слезы просачиваются сквозь ее сомкнутые «веки и текут по щекам.

«Открой глаза!» — приказала она себе.

— Ты для меня сплошное разочарование, — тем временем внушал ей во сне отец. — Ты разве этого не знала? Я хотел иметь дочь, которая бы меня любила. А вместо этого у меня ты. Которая меня не любит. Это ведь так?

Кэнди промолчала.

— ОТВЕЧАЙ! — взревел отец.

Но ей нечего было ему ответить. Во всяком случае, она не могла дать такой ответ, который ему было бы приятно услышать. Поэтому она подняла на него глаза и сказала:

— Пока, отец. Мне надо идти.

— Идти?! — переспросил он. — Куда это, черт побери, ты собралась, скажи на милость? Никуда ты не пойдешь, ясно? Некуда тебе идти!

Кэнди улыбнулась про себя.


И, продолжая улыбаться, открыла глаза.

Она снова очутилась на борту одномачтовой лодки, которая унесла их с Шалопуто от берегов Двадцать Пятого Часа. Лодка тихо покачивалась на волнах, совсем как колыбель. Неудивительно, что Кэнди задремала. Шалопуто склонился над ней, стоя на коленях. Его лапа, обтянутая грязно-оранжевой кожей, покоилась на ее плече.

— Ну наконец-то! — с облегчением проговорил он. — А то я прямо не знал, надо ли тебя будить. Но мне показалось, ты видела не очень-то хороший сон...

— Верно.

Кэнди приподнялась и села, и слезы, которые набежали ей на глаза во сне, полились по щекам. Кэнди не стала их отирать. Казалось, они смыли незримую пелену с ее глаз, и она стала лучше видеть окружающее. Иначе почему бы вдруг мир вокруг нее — море Изабеллы, небо, усеянное белоснежными облаками, даже надутый ветром парус — стал казаться ей удивительно, невероятно, неописуемо красивым?

У левого борта лодки кто-то звонко рассмеялся. Кэнди повернула голову. Почти вплотную к их суденышку плыла небольшая стая рыб, похожих на дельфинов, но покрытых блестящей золотистой чешуей. Рыбы то и дело выскакивали из волн и, сделав в воздухе сальто, снова погружались в Изабеллу.

Шум, которым они сопровождали эти игры, походил на смех. Вернее, нет, не походил. Потому что это и был смех, звуки которого так чудесно гармонировали с картиной мира, представшей перед ее взором сразу же после пробуждения: морем, небом и парусом. Все, на что она с любовью смотрела, улыбалось и смеялось вместе с чешуйчатыми дельфинами.

Кэнди поднялась на ноги. Ветер дул ей в спину. Вспомнился маяк — казалось, она взбиралась на него сотню лет назад. Вспомнился свет, который привел за собой море Изабеллы.

— Я взаправду здесь, да? — спросила она, обернувшись к Шалопуто.

Тот весело засмеялся:

— Конечно, здесь! Где же еще? Кэнди пожала плечами:

— В том месте, которое мне приснилось.

— В Цыптауне?

— Откуда ты знаешь?

— Ты ведь плакала.

Кэнди вытерла щеки тыльной стороной ладони.

— Знаешь, мне на минуту...

— ...показалось, что ты туда вернулась? Кэнди кивнула.

— А когда я проснулась, то даже не сразу поняла, в каком мире я нахожусь, какой из них — реальность.

— Наверное, и тот и другой, — сказал Шалопуто. — И может, мы когда-нибудь снова оседлаем прилив и поплывем туда, ты и я.

— Не представляю, зачем бы нам это могло понадобиться.

— Я тоже, — кивнул Шалопуто. — Но как знать? Ведь было же время, когда ты и не подозревала, что окажешься здесь.

— Конечно, — согласилась Кэнди.

Она снова взглянула на смеющихся рыб. Похоже было, что они затеяли игру — кто выше прыгнет.

— Как ты думаешь, могла ли часть меня всегда находиться здесь, в Абарате? — спросила она.

— А почему ты так решила?

— Потому что... я себя чувствую тут как дома. Словно моя родина не в том мире, а в этом. — Она подняла голову. — Это небо. — И, опустив взгляд, продолжила: — Это море. — И прибавила, помолчав и вытянув вперед руку: — Эта кожа.

— Ну уж кожа-то у тебя здесь такая же, как была там, — возразил Шалопуто.

— Правда? А по-моему, немного другая. Шалопуто усмехнулся.

— Что тебя так рассмешило?

— Мне только сейчас пришло в голову, какая же ты все-таки странная. Моя героиня. — Он поцеловал ее в щеку, продолжая улыбаться. — Самая странная из женщин, каких я встречал.

— А много ты их встречал?

Шалопуто помолчал, по-видимому производя в уме необходимые подсчеты.

— Ну-у... Во-первых, тебя. А моя мама, думаю, не в счет. Вот и все.

Настал черед Кэнди звонко рассмеяться. Ей вторили чешуйчатые дельфины, подпрыгивая все выше и выше.

— Думаешь, они понимают шутки? — спросил Шалопуто. Кэнди перевела взгляд на небо.

— По-моему, сегодня весь мир понимает шутки.

— Хорошо сказано! — улыбнулся Шалопуто.

— Взгляни-ка туда, — и Кэнди указала на небо у горизонта. — Мы движемся к ночным Часам. Я вижу звезды.

Ветер отогнал все облака к юго-западу. Небо было лазурно-синим и лишь впереди отсвечивало пурпуром.

— До чего же красиво! — воскликнула Кэнди.

Глядя на едва различимые точки звезд, Кэнди вспомнила, как, только прибыв в Абарат, она ужаснулась мысли, что даже созвездия здесь иные, чем в том мире, откуда она родом. Другие звезды, другие судьбы.

— Существует ли такая наука, как абаратская астрология? — обернулась она к Шалопуто.

— Разумеется.

— Значит, стоит мне только научиться читать по звездам, и я смогу узнать свое будущее, глядя на это небо. Это многое бы упростило.

— И помешало бы тебе радоваться жизни.

— Думаешь, в будущее лучше не заглядывать?

— Думаю, всему свое время. Для каждого события есть свой Час.

— Конечно же, ты прав, — кивнула Кэнди. Возможно, кто-то более искушенный, чем она, сумел бы угадать, вглядываясь в вечерние звезды, каким будет завтра, но стоило ли это делать? Лучше ни о чем заранее не знать. Просто жить как живется — Здесь и Сейчас, наслаждаясь минутами беззаботной радости и веселья. Настанет черед подумать и о грядущем. Но не прежде, чем оно станет настоящим.

Кончен путь длиною в день,

Свет погас, объяла тень

Все вокруг, но из-за туч

Месяц шлет на землю луч,

И летит рассеять мрак

К нам с фонариком светляк.

Ты же Богу помолись

И с улыбкой спать ложись.

Так заканчивается первая Книга Абарата



Загрузка...