Ад идёт с нами

Глава 8

Планета Идиллия. Город Зелар, северная окраина, ВОП №5

Рам выпрыгнул из машины, не дожидаясь полной остановки, и с ходу налетел на командира сапёров.

– Что здесь происходит, капитан? – заорал он.

– Херня! – рявкнул в ответ сапёр. – Этот ответ вас устроит? Сэр.

Пока Рам вспоминал пункт устава, разрешающий хамить старшим по званию, сапёр продолжил:

– Этот корпоратовский угрёбок мало что подставляет мою сраку под трибунал за использование заложников, так ещё и срывает сроки строительства!

– Так хера стоите? Гоните мирняк отсюда!

– А я, ять, что делаю? – тиаматской ягуарунди взревел сапёр. – А эта, ять, стоеросина… – он ткнул в киборга-сержанта, – …гудит, что у меня недостаточный уровень для отмены приказа, и тычет мне в рожу, ять, своими пукалками! Вызываю штаб – все на совещании, хрен кого поймаешь.

Рам огляделся. Пехотинцы в окопах – корпоратские штрафники – в открытую наслаждались бесплатным представлением, забив болт на наблюдение за лесом. Сделав зарубку накрутить потом хвост их командиру, Костас сказал уже гораздо более спокойным тоном:

– Я решу эту проблему, капитан.

– Спасибо, сэр, – сапёр отошёл в сторону и, открыв забрало, закурил.

Рам, с завистью на него покосившись, подошёл к сержанту-киборгу:

– Сержант, я забираю штатских.

Возникла пауза, в ходе которой киборг выяснял положение Костаса в командной иерархии. Убедившись, что комендант города в зоне своей ответственности имеет право на подобные приказы, киборг прогудел:

– Есть, сэр.

И отошёл в сторону, вскинув оружейный модуль в походное положение. Его подчинённые повторили движение командира, застыв высокотехнологичными столбами.

Рам вернулся к броневику.

– Гоните всех отсюда нахрен, – скомандовал он идиллийке.

К молчаливой радости коменданта, та обошлась без вопросов и речей, а просто выскочила из машины и на удивление резво для бюрократа побежала к растерянным согражданам.

В этот момент Рам понял, что за ним наблюдает враг.

У всех, кто был и выжил на войне, развивается шестое чувство, помогающее уловить приближение опасности. И Костас не был исключением из правил. Сейчас его «чуйка», как называли такое чувство на Китеже, буквально вопила о том, что надо как можно скорее убираться из этого места.

Рам огляделся. Лесная опушка миролюбиво помахала ему ветками, но полковник был уверен: где-то тут, совсем недалеко, засел враг. Костас шкурой чувствовал направленный на него недобрый взгляд. Есть, есть тут кто-то, замаскировавшийся и наблюдающий за союзовцами.

«Надо в темпе сваливать», – решил Рам. А лес обязательно прочесать пехотой – в этих долбаных зарослях летающие дроны абсолютно не эффективны.

Как назло, все старания Зары побыстрее увести соплеменников угробил затор из сгрудившейся инженерной техники. Протискиваться между корпусами могли по одному, максимум по двое, что не способствовало высоким темпам движения. Идиллийцы сообразили пустить вперёд детей, но мелкота тут же устроила из этого состязание «кто первый прошмыгнёт». В результате, пробравшись через затор, они оставались неподалёку, болея за товарищей и обсуждая «чистоту» прохождения через препятствия.

Несколько ребятишек и вовсе отказались отходить от родителей. Напуганные происходящим, они сидели на руках у взрослых, а те что-то успокаивающе им говорили. Стояли они при этом достаточно далеко от основной группы, очевидно, чтобы страх не передался другим детям.

Глядя, как молодой идиллиец кружит на руках шестилетнюю дочку, прижимающую к себе игрушечный космолёт, Костас задумался, что в его жизни пошло не так. Почему он, китежец, оказался по одну сторону фронта с тварями, которые способны устроить живой щит из гражданских? Из детей. Как так вышло, что борьба колониальных миров за свою свободу вдруг вылилась в захватническую операцию совместно с бывшими доминионскими корпорациями?

Пара взрослых идиллийцев наконец-то сумели увлечь детей новым соревнованием – бегом наперегонки к «вон той машине». Когда малышня со смехом и гиканьем пронеслась мимо коменданта, тот испытал нечто невероятное. Давно забытое, но такое яркое и настоящее чувство… Имени ему Костас не знал. Всепоглощающее счастье, азарт, ощущение собственной всесильности и, одновременно, полной защищённости. И нечто неназываемое, что заставляет смотреть на мир полным восторга взглядом.

Тряхнув головой, китежец попятился, намереваясь прекратить эмпатический контакт и одновременно не желая терять это потрясающее ощущение детства. Но стоило Раму избавиться от наваждения, как к нему вернулось дурное предчувствие.

– Капитан, отгоните технику! – приказал он сапёру.

– Прям по толпе? – скаредно осведомился тот, подкуривая новую сигарету от предыдущей.

Костас чертыхнулся и обратился к Заре:

– Прикажите своим людям отойти к линии окопов, чтобы не мешали движению техники.

И вновь покосился на безмолвную опушку леса. Нет, там точно сидит вражеский соглядатай. Успел гад навести удар до того, как врубили сеть «глушилок», или нет? В том, что доминионцев не остановит вид гражданских, Рам не сомневался. После уничтожения Дорсая никто не мог убедить Костаса в гуманности имперских палачей.

Внезапно заросли кустарника в трёхстах метрах от ВОПа взорвались огнём. Голова киборга-сержанта разлетелась, получив крупнокалиберную пулю, заляпав платье леди-мэра ошмётками мозгов и брызгами крови.

Рам ухватил Арору за плечо и швырнул в недоделанный окоп для танка. В следующий миг полковник увидел репликанта. Тот словно выпрыгнул из пустоты, как-то разом появившись на только что совершенно пустом шоссе, и кометой нёсся к шлагбауму. В том, что это именно репликант, Рам не сомневался ни секунды: человек с такой скоростью бежать не может. Мелькнула мысль, что нелюдь сам себе подписал смертный приговор, вот так подставившись под огонь нескольких десятков стволов. Мелькнула – и тут же пропала: мозг полковника сопоставил нарастающий из-за леса тихий свист с тем, что репликант держал в руках.

– Все в укрытие! – во всю глотку заорал Рам, прыгая в окоп, прямо на успевшую раньше него Ракшу.

И небо рухнуло на землю…

За несколько секунд Костас испытал больше, чем за все годы службы. В спину китежца вонзилось что-то острое, руку ожгла резкая невыносимая боль, удар в голову едва не выбил сознание… А затем Костас умер.

Вслед за смертью ему довелось сгореть заживо, умереть ещё раз и потерять обе ноги. Лёжа в яме, щедро присыпанный землёй вперемешку с камнями и осколками, Костас одновременно выл от боли в распоротом брюхе, захлёбывался от идущей горлом крови, трясся от невыразимого ужаса, окаменел от шока и где-то среди этого хаоса оставался собой.

Где-то на границе сознания билось понимание, что эти чувства – не его. Это – чужая боль. Боль тех, кто действительно пережил всё это. Но разуму сложно взять верх над такими яркими чувствами.

Сработал автодоктор брони: не обнаружив физических повреждений, он определил состояние Костаса как шоковое и вколол дозу стимуляторов. Голова полковника немного прояснилась, и он усилием воли сосредоточился на собственных ощущениях.

Мысли путались, но Рам всё же осознал, что засыпан землёй. На миг им овладела паника – Костас не мог сориентироваться в пространстве. Собравшись, китежец взглянул на такблок и понял, что лежит лицом вниз, под ссыпавшимся на него бруствером.

Выбравшись на свет, Костас первым делом отыскал на такблоке отметку Ракши. Её значок горел успокаивающим зелёным цветом, сигнализируя, что девушка в полном порядке. Костас облегчённо выдохнул и сдержал желание вытащить Дану из-под земли. Броня не даст задохнуться, а с остальным дочь должна научиться справляться сама.

Вместо этого Рам посмотрел под ноги в поисках идиллийки. Из кучи земли торчал край платья леди-мэра, разделившей с китежцем участь заживо похороненных. Только у неё, в отличие от китежцев, не было брони с системой жизнеобеспечения.

Костас погрузил руки в рыхлую землю и выдернул идиллийку из несостоявшейся могилы в мир живых. К счастью, Зара потеряла сознание. Вряд ли воспоминание о прижизненном погребении стало бы самым счастливым в её жизни.

Убедившись, что идиллийка дышит и не ранена, Костас осторожно высунулся из окопа.

И его глазам предстал ад.

Китежец со всей ясностью осознал, почему на Идиллии нет войн. Дело было даже не в изуродованных и обожжённых телах, совсем недавно бывших красивыми, молодыми и полными жизни людьми, – такого Костас успел навидаться и достаточно очерстветь. Дело было в выживших.

Те из идиллийцев, кто каким-то чудом остался невредим или отделался лёгкими ранениями, орали во весь голос и катались по земле от боли, что невольно транслировали их искалеченные соплеменники. Им вторили солдаты в окопах, попавшие в зону эмпатического удара. Один из штрафников, с воем вскинувшись над бруствером, приставил к подбородку дуло автомата и нажал на спуск, избавляясь от нахлынувшего на него безумия.

Костас с трудом вытянул своё ставшее вдруг непослушным тело из окопа. И… наткнулся взглядом на репликанта.

Нелюдь стоял на коленях, словно молясь неведомым богам. Вот он повернул голову, и Рам, несмотря на разделяющее их расстояние и два забрала, понял, что они оба испытывают одно и то же чувство – ужас от свершившегося.

Репликант не пытался укрыться, не активировал маскировку, но в него никто не стрелял – хватало иных забот.

Хлопнул подствольник, и окопы заволокло дымовой завесой, но Костас успел увидеть, как к репликанту подбегает его собрат и, ухватив за лямки ранца, утягивает с дороги.

Рам моргнул на пиктограмму связи и, с трудом проталкивая слова сквозь пересохшее горло, просипел:

– Медиков на пятый ВОП. Привлеките местных… – он оглядел побоище и добавил:

– Не менее десяти бригад.

Армейские медики прибыли одновременно с идиллийскими экстренными службами, но оказались совершенно не готовы к тому, что их ожидало. Привычно бросившись на помощь пострадавшим, они сами присоединились к ним, разделив агонию идиллийцев. Костас послал киборгов вытащить недееспособных медиков за пределы эмпатического удара и задумался о том, как местные вообще справляются с чем-то подобным.

Ответ буквально прошагал мимо. Больше всего робот напоминал приземистого паука: благодаря гибким многосуставчатым «ногам» устройство пробралось через завал и зависло над истекающим кровью из оторванной руки идиллийцем. Заработали манипуляторы поменьше, заливая культю синтеплотью и вкалывая коктейль лекарств. Скоро раненый прекратил кричать и уснул, а в «брюхе» механизма открылся отсек, куда робот осторожно переместил несчастного.

Подобные устройства расползались по ещё дымящейся земле, и постепенно крики стихали. В открытом кузове грузовика экстренной службы Костас заметил отсеки, из которых операторы управляли мобильными медицинскими платформами.

С каждой минутой работы медиков Костасу становилось легче. Идиллийцы, одного за другим, забирали своих раненых, и вскоре к работе присоединились пришедшие в себя медики Союза.

Когда всех тяжелораненых отправили в больницы, а остальных переместили из пострадавшей зоны, идиллийские спасатели начали прочёсывать территорию, как ищейки, выискивая под завалами находящихся в сознании. Эмпатия позволяла сделать это в считанные секунды, без тщательного сканирования и иных сложностей, с которыми сталкивались спасательные службы других планет.

По их наводкам киборги разбирали завалы, а когда всех раненых, которых сумели отыскать с помощью эмпатии, извлекли из-под обломков, дошло дело и до сканеров. Поиск с их помощью был долгим и кропотливым занятием, но лишившихся сознания эмпаты почувствовать не могли.

Несмотря на это, идиллийцы образовали что-то вроде живой сети, стоя друг от друга на расстоянии, позволявшем коллективно охватить всё место побоища, на случай, если кто-то под завалами придёт в себя.

Это время словно выпало из жизни Рама. Он отваливал обломки, накладывал повязки, командовал, не слыша своего голоса… Даже говорил о чём-то с помогавшей разбирать завалы Ракшей, но слов вспомнить не мог. Часть китежца жила своей жизнью, словно сама по себе действуя по заложенному алгоритму. А другая…

Другая – навсегда осталась там, под завалами разрушенного опорного пункта.

Вопреки законным опасениям, к месту трагедии не набежали ни вездесущие журналисты, ни многочисленные обезумевшие родственники пострадавших, мешающие работе решительно всех служб. Точнее, местных пришло много, но они оказались неожиданно вменяемыми, а под руководством пришедшей в себя Зары ещё и полезными.

Экс-мэр вообще удивила Костаса. Он ждал, что после пережитого Зара проваляется в госпитале неделю, раздавая интервью местным телеканалам, но она, едва оправившись от потрясения, взялась помогать пострадавшим. Не суетливо мешаться под ногами, раздавая бессмысленные распоряжения, как это любят делать чиновники, а реально координируя добровольцев и спасателей.

Странные на Идиллии политики. И не только они.

Местные журналисты вместо охоты за сочными кадрами взялись за информационное сопровождение пострадавших, собирая и упорядочивая данные о том, кто в какое медицинское учреждение поступил и в каком находится состоянии. Кто-то развозил родственников по больницам, кто-то помогал с разбором завалов, а кто-то уводил прочь излишне впечатлительных доброхотов, своими переживаниями мешавших работать остальным.

На Идиллии затасканная фраза «чужой беды не бывает» обрела реальный смысл.

Не было вспышки ненависти, не было агрессии местных к союзовцам. Была общая беда и одно дело – спасение выживших. А после настала очередь тех, кому повезло меньше.

Лишь когда последнего убитого запаковали в мешок с инертным газом, Костас повернулся к Ракше.

– Остаёшься за старшего, – приказал он. – Госпожа Зара, до моего возвращения по всем вопросам обращаться к лейтенанту Дёминой. А я съезжу, навещу господина полковника Шеридана. Да и к господину генералу загляну.

Развернувшись на каблуках, Рам промаршировал к броневику, чувствуя, как его начинает трясти от бешенства. Будь Шеридан рядом – Костас, не колеблясь, убил бы эту сволочь. Даже не оглядываясь на трибунал.

Планета Идиллия. Три километра от Зелара, штаб генерала Прокофьева

Когда дверь кабинета отъехала в сторону, являя взору Шеридана фигуру в заляпанном грязью и бурыми разводами засохшей крови, полковник только успел спросить:

– Это что за грёбаный голем?

В следующую секунду он обнаружил, что висит в воздухе, ухваченный за грудки. Рам впечатал корпората в стену и прорычал:

– Назови мне хоть одну причину оставить тебя в живых, угрёбище.

– Что вы себе позволяете… – начал было Шеридан, опознав в «големе» коменданта Зелара, но его бесцеремонно прервали.

– Я позволяю тебе, урод, сказать слова в своё оправдание! – Рам встряхнул жертву.

Зубы Шеридана лязгнули, а в голове полковника теннисными мячиками заскакали панические мысли. В том, что чёртов китежец выполнит угрозу, полковник ни секунды не сомневался.

– Это стандартная практика, – несмотря на испуг, голос Филипа звучал спокойно. – Добро пожаловать на войну, полковник Рам.

– Войну?! – в голосе китежца проскользнули опасные нотки.

– Войну, – кивнул Шеридан. – И поставьте меня на пол, пожалуйста. Здесь не кабак. Напомню также об уголовной ответственности за неуставные взаимоотношения, полковник.

– О да, – Рам хмыкнул, разжимая руки. – Как речь о собственной шкуре – так сразу вспоминаем про уголовную ответственность. Да, полковник?

– Именно, – Шеридан, поняв, что прямо сейчас его никто не убьёт, принялся отвоёвывать инициативу.

– А что вы думаете про воинские преступления, полковник? – осведомился Костас.

– А их нужно доказать, – ухмыльнулся Шеридан. – Не думаю, что кто-то станет портить сладкий вкус победы из-за кучки дохлых туземцев.