— Дочка! — окликает меня бабушка Пантелеевна.

Никакая я ей не дочка, конечно. Соседка по дому.

Но прожили мы в этом доме почти всю мою жизнь, Пантелеевна чуть старше моих родителей, которых давно уже нет, так что пусть будет "дочка".

— Да, Марья Пантелеевна? — спрашиваю я, поворачивая к лавочке у подъезда, где и устроилась Пантелеевна. Лавочка хорошая, крепкая. И стоит удобно, в тенечке под кустами разросшейся сирени. Сирень еще моя мама сажала, как только квартиру здесь получили. Сейчас осень, но листья с сирени еще не облетели. А вот березки рядом с домом уже голые...

— Дочка, ты... — Пантелеевна замолкает. Понятно. Опять забыла, как меня зовут.

— Наташа я, — негромко говорю я. Не дай бог, кто услышит — и выпишут бабке принудительное освидетельствование и санацию.

— Наташенька, ты посиди со мной, — просит бабка.

Спешить мне особо некуда, так что я присаживаюсь рядом.

— Как ваше здоровье?

— Да помаленьку, — бабка вздыхает. — Слышала про Ниськиных-то?

— Слышала, — мрачно отвечаю я. Старшим не повезло, попали под облаву. Младших определили в Центр Защиты детей. До восемнадцати лет им ничего не грозит, а вот дальше... Девчонкам — либо рожай сразу, либо в недобровольные доноры. Многие рожают. Еще там, в Центре. Это приветствуется и пропагандируется — "нам нужны новые люди!" Парням... тут кому как повезет.

Попасть в законтрактованные "слуги" — чуть ли не единственное везение.

— Говорят, они попали-то не просто так, — бабка уже еле шепчет, — мол, не то сказали да не при тех...

Молча пожимаю плечами. Тут лучше не отвечать вообще, живее будешь.

— Мне тута бумажку принесли, — вздыхает Пантелеевна, — из Центра эвтаназии. Мол, иммунитет для членов семьи дадут, на десять лет сразу, если соглашусь... Сама знаешь, зять-то у меня второй месяц без работы уже... категорию снимут, так за ним в "Сомнительные" и дочка попадет... да и внучкам несладко будет. А я уж пожила свое, дак хоть семье польза будет.

Молчу. Что тут скажешь-то?

— Вот и я не знаю, — глухо говорит Пантелеевна. — Ну, иди себе, Настенька...

* * *

На работе все как обычно: собрать книги, сданные вчера читателями, расставить по местам (часть, что поинтереснее, оставить "для затравки" — народ у нас предпочитает сначала в сданных книгах покопаться, прежде чем идти выбирать к стеллажам), подбить статистику за вчерашний день, заполнить журнал книговыдачи, полить Фиктуса...

Фиктус у нас ветеран, я его еще двадцать лет назад принесла — в соседнем доме после похорон наследники выбросили на улицу и Фиктуса в кадке, и собачку Жужу. Собачку взяла моя сменщица, ей в частном секторе проще, а Фиктус прописался в библиотеке. Кадку для него уже менять пришлось, вырос.

— Наталья Николаевна! — Заведующая подкралась незаметно, как... как не будем говорить кто.

— Вы до сих пор не оформили выставку к Дню всенародного Голосования!

— Почти оформила, — отвечаю я. — Принесут почту, добавлю свежие газеты и сразу выставлю на абонементе.

— Выставляйте сейчас, — с нажимом требует заведующая, — свежую периодику будете добавлять по мере поступления. Вы же не хотите, чтобы у библиотеки и у вас лично возникли проблемы?

— Не хочу, — соглашаюсь я. Раньше попыталась бы поспорить, сейчас не рискну. Проблемы сейчас — реально страшно.

На стеллаже гордо красуются нарядные буклеты от Центра Общественного Здоровья, портреты кандидатов — с открытыми белозубыми улыбками ребят из категории "А", и с улыбками, не обнажающими зубов, наших новых хозяев.

Господ Скуратова и Ликоева.

Наших нынешнего и будущего (с количеством голосов не менее девяноста девяти процентов) глав Администрации.

А в окне видно, как на стене дома напротив трудолюбивые специалисты из южных республик торопливо закрашивают надпись "Ад уже здесь!"

Загрузка...