Адмирал Империи – 16

Глава 2

Место действия: звездная система HD 22048, созвездие «Эридан».

Национальное название: «Таврида» – сектор контроля Российской Империи.

Нынешний статус: не определен – спорный сектор пространства.

Претенденты: Российская Империя, Американская Сенатская Республика.

Расстояние до звездной системы «Новая Москва»: 198 световых лет.

Точка пространства: 21 миллион километров от перехода «Таврида–Бессарабия».

Борт тяжелого крейсера «Баязет».

Дата: 28 февраля 2215 года.

Вот так судьба, ни одна из четырех пуль, выпущенных в меня Штольцем не задела ни одного важного органа, вернее, вообще не заделала органов. Так сказать четыре попадания в голову – по итогу мозг не поврежден. Нет, шучу, контрольный в голову, слава Богу, сумасшедший капитан мне сделать не успел, пули прошли навылет, практически по касательной, задев обе руки, бедро и одна чиркнула по ребрам. В общем, несмотря на то, что я в тот момент отключился, как девченка, по итогу все со мной оказалось в порядке – медкапсула штопает такие дырки за несколько стандартных часов…

А вот моему противнику повезло куда меньше, точнее – максимально не повезло. Точно такая же очередь из автоматического пистолета прошила и капитана Штольца, только совершенно с другим результатом, все попадания в капитана оказались смертельными. Бедняга Штольц, не знаю, почему я называю его беднягой, но видимо сужу по конечному результату, так вот Штольц перед этим совсем слетел с катушек, набросившись на меня с саблей наперевес. О поединке между нами вы уже знаете и о его результатах тоже. Вот только хоть убейте, не могу понять, почему капитан был в тот момент так агрессивен. Пока для меня это остается загадкой, надеюсь, разгадаю ее позже…

А пока я лежу в старой–доброй медицинской капсуле, кстати, капсуле явно не последнего поколения, какой-то обшарпанной, будто привезенной на корабль из колониальной поликлиники с захудалой планеты внешнего периметра. Аппаратура дребезжала и громко урчала коктейлем физрастворов и лекарств, вливавшимся в меня как в бездонную бочку. На мою левую ногу и руки были наложены пластыри-контейнеры с регенерирующим раствором, а грудь сдавливала плотная повязка, отчего дышать было крайне тяжело…

Однако на такие мелкие неудобства я сейчас особого внимания не обращал, так как был полностью сосредоточен на очаровательном объекте женского пола, ранее неизвестного мне имени и фамилии и красивого, как Афродита. Я, если честно, в первые минуты, как очнулся, абсолютно забыл, во-первых, что ранен, а во-вторых, о том, что вероятнее всего, по негативной реакции на меня офицеров с «Баязета» там на мостике, где мы дрались со Штольцем, я по-прежнему нахожусь во враждебной среде. В том, что я на «Баязете» сомнений не было никаких, у меня на «Одиноком» не могло быть таких старых регенерирующих капсул, да и медотсек свой я узнал бы из тысячи…

Однако улыбка девушки в летном комбинезоне, с черными волосами, склонившейся надо мной, говорила совершенно об обратном.

– Не переживайте, господин контр-адмирал, рядом со мной вам ничего не угрожает, – успокоила меня незнакомка, видимо, заметив мой бегающий по углам растерянный взгляд, когда я только очнулся и не мог понять, где нахожусь. – Я скорее перебью офицерский состав «Баязета», но не позволю крейсеру получить статус «мятежного»!

– Вы думаете, я на этот счет сильно переживаю? – я попытался сделать безмятежное лицо, стараясь продемонстрировать своей собеседнице уверенность и спокойствие.

Видимо, получилось не очень, потому, как девушка весело рассмеялась, но тактично промолчала. Согласен, я только что бился на поединке чести с безумным капитаном, а потом в меня всадили четыре пули, подобные действия, так сказать, слегка бодрят, поэтому я был сейчас на взводе и все время пытался подняться и вылезти из капсулы. При этом лейтенант Вебер, (имя, фамилию и звание девушки, стоящей рядом, я прочитал на ее нагрудном жетоне), каждый раз легким движением, кладя ладонь мне на грудь, опускала меня обратно на кушетку.

– Все зачинщики беспорядков на крейсере арестованы, о судьбе их главаря – капитана Штольца вы, наверное, итак знаете, он отлетел к праотцам на ваших глазах, – сказала Соня, в очередной раз, возвращая меня обратно в капсулу со спокойствием матери, пытающейся уложить спать непослушного ребенка. – Экипаж «Баязета», его мичманский и рядовой состав полностью контролирует корабль и готов выполнять ваши распоряжения, контр-адмирал Васильков…

– Это очень хорошо, – протянул я, выдыхая и немного успокоенный словами лейтенанта, одновременно с этим не уставая удивляться боевому настрою девушки, в минуту опасности взявшей на себя бразды правления и быстро наведшей порядок на «Баязете». – Распоряжаться я люблю… Но откуда такая покорность? Насколько я помню, «северяне» не сильно жалуют «черноморцев», впрочем, как и «балтийцев» с «тихоокеанцами», и не готовы так просто выполнять приказы офицеров других космофлотов…

– Вы правы, – кивнула Соня, – мы этого не любим. Но с вами другая история, контр-адмирал. Во-первых, вы своим появлением вытащили «Баязет» из пекла, устроенного нам поляками. Кто же не оценит такую услугу? А во-вторых, я лично обязана вам жизнью…

– Вы что-то путаете, лейтенант, – остановил я, Соню. – Это я обязан вам своим спасением, потому, как если бы не ваша меткость и реакция, Штольц точно бы продырявил меня в том месте, которое медкапсула со всеми ее физрастворами не смогла бы запломбировать… Кстати, я не успел сказать вам за это, спасибо…

– Просто не люблю быть должной, – ответила на это девушка, пожав плечами.

– Ответка за спасение корабля? – уточнил я.

– Не только, – покачала головой Соня. – Помните бой истребителей? А тот МиГ, который рядом с вами разлетелся на куски?

– Аааа, так это были вы! – до меня, наконец, дошло, где я слышал этот приятный голос.

– Да, я, та самая, спасательную капсулу которой вы не дали добить «гусарам», когда взорвался мой истребитель, – кивнула лейтенант Вебер, с благодарностью смотря на меня. – Более того, внезапное появление в секторе боя палубной эскадрильи «Одинокого» сохранило жизни двум пилотам из моего каре, и за это я еще более признательна вам, господин адмирал, чем за собственное спасение…

– Всего двум из каре, – уточнил я, не знаю, почему, возможно, просто смущенный словами благодарности.

– Четвертый не выжил, – лицо Сони вмиг посерьезнело и стало будто каменным.

Я понял, что девушка невероятно сильно переживает гибель своего товарища и уже пожалел, что не вовремя напомнил ей об этой тяжелой утрате.

– Что ж, похоже, мы в расчете, лейтенант, – непринужденно улыбнулся я, пытаясь сгладить свою ошибку и переводя разговор в другое русло. – Правой руки пока вам подать не могу, она обвисла как тряпка, но вот вам левая…

Мы пожали друг другу руки, и Соня, как мне показалось, польщенная обращением с ней на равных столь высокого чина, снова слегка улыбнулась.

– Итак, последнее, что я помню, помимо дурацкой улыбки на лице покойного капитана Штольца, свалившегося под градом пуль рядом со мной, было то, что вы и еще несколько десятков космоморяков вошли в командный отсек «Баязета», – произнес я, меняя тему. – Кстати, сколько по времени я вообще валяюсь в этой трясущейся, как стиральная машинка, медкапсуле?

– Почти четыре с половиной часа, – ответила лейтенант Вебер, посмотрев на часы.

– Так долго?! – удивленно воскликнул я. – Вроде, кажется, что отключился минут пять назад!

– Видя, что вы похожи на дырявый швейцарский сыр, после очереди из пистолета, я перенастроила вашу портативную аптечку на максимальным уровень, и та ввела вас в медикаментозную кому, – призналась Соня, неловко улыбнувшись. – Как позже мне сказал военврач, прямой необходимости в этом не было, но я ведь не знала, насколько серьезны ваши раны. Так что, господин контр-адмирал, пришлось вам проваляться здесь несколько дольше обычного, но с другой стороны и восстановление организма пройдет гораздо быстрей…

– Если за это время ничего страшного в ближнем для нас космосе не произошло, то ничего страшного, – нехотя согласился я, на самом деле, переживая, что столько времени потеряно. – Ведь мы в данный момент не окружены какой-нибудь очередной вражеской эскадрой?

– Нет, насколько мне поступает информация от ребят из рубки, пространство в радиусе десяти миллионов километров от нас чистое, ни «янки», ни поляков на горизонте нет, – ответила Соня Вебер, посмотрев на свой идентификационный браслет, не горит ли он красным цветом.

– Уже хорошо, – кивнул я. – Но сейчас нам все равно надо спешить… Вы сказали «ребята в рубке»…

– Да, офицерьё, которое подняло мятеж, мы закрыли в отдельном отсеке нижней палубы, а на мостике сейчас остаются вахтенными несколько мичманов и старших матросов, – кивнула Соня, а мой слух сильно резануло уже второй раз произнесенное ей слово «офицерьё».

– Я не уверен, что абсолютно все офицеры, находившиеся в тот момент в командном отсеке, поддержали неадекватные действия капитана Штольца, – покачал я головой. – Не перебарщили ли вы со своими «революционными космоматросами», ворвавшись в рубку и расчесав всех там находящихся под одну гребенку?

– «Революционными матросами»? – хмыкнула Соня. – Неплохо звучит… Только не мы устраивали революцию, а точнее сказать – мятеж, а эти золотопогонные мальчики и девочки, которые вместо того, чтобы управлять крейсером, возомнили себя вершителями судеб, – произнесла Соня, брезгливо поморщившись. – Некогда нам разбирать, кто прав, а кто виноват. Все эти операторы если даже и не поддерживали Штольца, но при этом, как ни в чем не бывало, стояли и наблюдали за вашим с капитаном поединком, уже замарали себя. В любом случае контрразведка разберется, а пока пусть посидят в кладовке и подумают над своими действиями…

– Вы же тоже офицер, – я указал глазами на погоны старшего лейтенанта, на плечах у девушки.

– Особо не стремилась, – отмахнулась Соня, – если бы на истребителях летать давали не только офицерам, но и пилотам в звании – рядовой – летала бы с удовольствием. А так, есть эти погоны или нет их, лично мне никакой разницы.

– Значит вы здесь не за карьерой и наградами? – улыбнулся я.

– Я здесь за тем, чтобы убивать врагов, остальное – лирика, – важно заявила Соня, скрестив руки на груди.

– «Баязет» держит связь с «Одиноким»? – спросил я, решив снова сменить тему, наблюдая слишком боевой настрой лейтенанта Вебер и уже начиная опасаться ее горячности и принципиальности, хотя при этом, продолжая восхищенно взирать на свою новую знакомую.

– Да, ваш старший помощник со странным именем и как я поняла без звания, постоянно находится на связи, – кивнула Соня. – Более того, Алекса, не знаю ее фамилии… Она что из иностранного легиона? Так вот эта странная дама, когда узнала о вашем ранении и всей этой заварушке, прислала на «Баязет» группу захвата в виде трех взводов «морской» космопехоты во главе с ужасным на видимо, полукиборгом-получеловеком…

Мы не стали им противодействовать, так что медотсек, в котором вы находитесь, в данный момент окружен несколькими кольцами охраны из пехотинцев «Одинокого», – усмехнулась Соня, кивая на дверь бокса. – Похоже, ваша команда за вас горой, контр-адмирал! Повезло экипажу «Одинокого» с их командиром, в отличие от «Баязета»…

– Кстати, совсем забыл! – опомнился я. – А где наш героический капитан Брагин?

– Я передала Анатоля вашим людям, полковник-киборг увез его на «Одинокий», – ответил на это Соня. – Потому, как на «Баязете» этому пассажиру при любом раскладе не выжить, он для всех чужой…

– Правильное решение, – похвалил я, девушку, – на «Одиноком» кавторангу ничего не угрожает.

– Вы действительно продолжаете защищать этого негодяя, после всего того, что он наделал?! – возмутилась девушка.

– Я за строгое исполнение закона, тем более, когда дело касается космофлота, – сказал я, рассчитывая на то, что лейтенант Вебер не в курсе моих старых грешков и не посмеется над этими правильными, но слишком уж пафосными словами то, кто этот самый закон ни во что не ставил. – Мы же не ватага космических разбойников, живущих по понятиям. Пусть нашего героя судит Специальная Комиссия, тем более, знаю не понаслышке, что спуску военные прокуроры нам флотским там не дают…

В этот момент двери в палату разошлись в стороны, а из коридора до нас с Соней донеслись звуки борьбы и недовольные крики. Я приподнялся и высунул голову из капсулы посмотреть, что там происходит. В проеме возвышался Кузьма Кузьмич Дорохов, держа в обеих руках за шиворот, как нашкодивших котят, двух незнакомых мне пилотов из эскадрильи «Баязета». Те брыкались, ругаясь на великана-новгородца, но ничего не могли с ним поделать, продолжая болтаться, как тряпки на вешалке…

– Эй, человек-гора, а ну-ка отпусти моих ребят! – возмутилась Соня, забыв субординацию и подходя вплотную к Дорохову. – Отпусти, я тебе говорю, а то, – лейтенант Вебер похлопала себя по набедренной кобуре.

Кузьма Кузьмич даже единственным глазом не повел, продолжая спокойно стоять и обратившись через голову Сони, ко мне.

– Гггосс-подд-ин адд-мирал…

– Это пилоты из вашего звена, лейтенант? – я понял, что Дорохов всего лишь пытается доложить о попытке этих двух проникнуть в медбокс и решил не терять время на ожидание, когда Кузьма Кузьмич окончит доклад, сразу обратившись к Вебер.

– Да, это Фома Крик и Нико, господин контр-адмирал,– кивнула Соня, оборачиваясь ко мне, понимая, что в противостоянии с двух с половиной метровым штурмовиком даже имея при себе оружие, у нее нет никаких шансов на победу.

– Отпусти их, Кузьма Кузьмич, – кивнул я.

– Повезло тебе, здоровяк, – важно заявил Фома, поправляя воротник своего комбинезона и бросая грозный взгляд в сторону Кузьмы Кузьмича. – Живи пока…

Лермонт Николич снова почувствовав пол под ногами, решил не продолжать монолог с Дороховым, который все это время смотрел на этих двух пилотов, как на дурачков, и просто решил поскорей отойти в сторону.

– Лейтенант, что за дела творятся на «Баязете»? – обратился он напрямую к Соне. – Я думал это мы хозяева на корабле, а тут такой конфуз!

– Сейчас разберемся, – не успокаивалась Соня, которая решила раз и навсегда выяснить отношения с этим полуроботом, безучастно смотревшим на нее сверху вниз. – Ну, что железяка…

– Отставить разборки! – я, наконец, с горем пополам выбрался-таки из капсулы и для начала похромал к шкафу, чтобы одеться, а то не очень-то авторитетно раздавать приказы не у себя на корабле, да к тому же еще находясь без штанов. – Слишком много за один день нарушений субординаций, приказов и уставов.