Адмирал: О дважды Герое Советского Союза С. Г. Горшкове

Память

События августа 1942 года спрессовались в памяти Сергея Георгиевича Горшкова напряженной чередой острых вопросов, сложных заданий, непростых, ответственнейших решений.

То был период тяжелых и героических боев наших войск с наседавшим на разных участках огромного советско-германского фронта врагом. Гитлеровское командование осуществляло второе «генеральное» наступление, нацелив свои войска на важнейшие экономические районы юга страны.

К тому времени на его долю, долю командующего Азовской военной флотилией, выпало уже немало, однако обстановка августовских дней 1942 года окрашена в памяти особо.

Август начался для него, как, вероятно, и для каждого, кто находился в ту пору на фронте, под знаком одного из чрезвычайно важных документов войны — приказа наркома обороны № 227, известного как приказ «Ни шагу назад!». Пожалуй, за истекший год войны еще не было документа, в котором бы так откровенно раскрывалось положение страны, обстановка на фронтах, так жестко и четко ставились неотложные задачи войскам: «Враг бросает на фронт все новые силы… Оккупанты рвутся к Сталинграду, к Волге и хотят любой ценой захватить Кубань, Северный Кавказ с их нефтяными и хлебными богатствами… Выдержать их удар сейчас, в ближайшие несколько месяцев — это значит обеспечить за нами победу…»

Тяжкими были те несколько месяцев.

Обстановка требовала экстренных мер. Одной из действенных было повышение стойкости советских воинов перед лицом смертельной опасности, грозящей всей стране. Ставка Верховного Главнокомандования изыскивала возможности подкрепить усилия наших войск, сдерживавших врага. На Северном Кавказе решено было объединить усилия всех находившихся там войск, укрепить его оборону, выделить средства из резерва Ставки.

Азовская военная флотилия явилась одним из первых морских формирований, принявшим непосредственное участие в битве за Кавказ.

В трудных, невыгодных условиях приходилось в те августовские дни спешно укреплять оборону для борьбы с сухопутными силами, наступавшими с востока. Одновременно предпринимались меры для усиления обороны Азовского побережья, осуществлялись переброска сил, прикрытие приморских флангов.

В те невероятно напряженные дни оборонительных боев особое значение имели организация управления войсками, их вооружение и, конечно, внезапные удары азовцев по врагу.

Не занимать было отваги морякам флотилии — независимо от того, вели ли они бой с борта прославившегося не раз монитора «Железняков», плоскодонного баркаса или на сухопутном рубеже, возведенном чаще всего своими же руками. Выручали огневая закалка, боевой опыт.

Но командующий знал и другое: далеко не последнюю роль в стойкости воинов-моряков играло то обстоятельство, что в первых рядах сражавшихся, в самых горячих точках были коммунисты, бойцы партии, направляемые на особо опасные участки не только опытными командирами, но и политработниками, во главе которых были надежные боевые соратники — военком флотилии полковой комиссар С. С. Прокофьев и начальник политотдела батальонный комиссар В. А. Лизарский.

Моряки флотилии активно помогали сухопутным войскам сдерживать натиск превосходящих сил врага, усиленно вели разведку, строили оборонительные сооружения, ставили у побережья морские мины. Мужественно защищали азовцы свою военно-морскую базу и город Ейск. Горстка морских пехотинцев вместе с артиллеристами и личным составом базы стойко и умело обороняла базу. А когда потребовалось скрыть эвакуацию флотилии в Темрюк, азовцы нанесли такой внезапный удар по врагу, что гитлеровцы даже после отхода наших войск несколько дней не решались возобновить наступление на том направлении.

Как важно было в те дни согласование совместных действий сухопутных войск, авиации и флотилии… Но не менее остро нужна была концентрация сил, мобилизация всех возможностей для организации отпора врагу.

9 августа военные советы Северо-Кавказского фронта и Черноморского флота приняли решение возложить на него, контр-адмирала С. Г. Горшкова, командование объединенными силами Азовской флотилии, Керченской и Новороссийской военно-морских баз.

11 августа он получил приказ принять от 47-й армии сухопутную оборону Таманского полуострова и немедленно занять оборонительные рубежи частями морской пехоты.

12 августа для управления всеми силами, оборонявшими полуостров, С. Г. Горшков приказал развернуть флагманский командный пункт флотилии в селении Су-Псех, близ Анапы, — оттуда было удобнее координировать и согласовывать действия сил, оборонявших морские и сухопутные рубежи.

Для укрепления обороны и улучшения ее организации командующий, которому были оперативно подчинены Темрюкская, Керченская и Новороссийская военно-морские базы, своими приказами от 11 и 12 августа определил участки обороны полуострова и закрепил их за отдельными частями. Однако создать своими силами глубоко эшелонированную оборону не было возможности.

13 августа начались жестокие неравные бои под Темрюком: 20 тысяч гитлеровцев, оснащенных танками, наседали на 2 батальона морской пехоты и 2 пулеметные роты, поддерживаемые береговой и зенитной артиллерией, несколькими канонерскими лодками и сторожевыми катерами. Несмотря на очевидную тяжесть положения у Темрюка, контр-адмирал знал: защитники Темрюкской военно-морской базы будут удерживать боевой рубеж столько, сколько это будет необходимо для основных сил флотилии, для сил фронта. И здесь действиями азовцев руководили опытнейшие командиры и политработники, под стать им был весь личный состав базы.

Не прекращавшиеся оборонительные бои, дерзкие рейды в тыл врага и по морю, и по суше, эвакуация флотилии из Ейска и защита Темрюка — таков далеко не полный перечень труднейших задач, решавшихся в начале августа.

Между тем положение наших войск на южном фланге продолжало ухудшаться. Бои шли у Пятигорска и Краснодара, все ожесточеннее наступали фашисты в направлении Крымской. Гитлеровское командование рвалось к Новороссийску — крупнейшему порту на Черном море.

В планах верховного командования фашистской Германии захвату Кавказа придавалось особое значение. Еще в июле 1941 года в разработке операции под названием «Наступление через Кавказский хребет» в числе трех главных возможностей преодоления Кавказа первой называлась шоссейная дорога, идущая по Черноморскому побережью от Новороссийска до Сухуми. Гитлеровское командование, надеясь обеспечить свое господство на морских коммуникациях, стремилось овладеть этой дорогой, хотя и отмечало, что она «находится в сфере огня русского Черноморского флота».

В знойный августовский полдень контр-адмирал Горшков вышел из машины на том участке этой дороги, с которого особенно хорошо просматривалась вся Цемесская бухта, портовые причалы, железнодорожный вокзал, раскинувшийся полукругом, живущий уже больше года в напряженном труде и тревоге Новороссийск. Над ним и почти над всей акваторией подковообразной бухты висела дымная гарь. Даже на возвышении, вблизи покрытых мелким, но густым лесом пологих горных склонов явственно ощущалась едкая пыль, настоянная на дымных пожарах.

В небе кружили несколько истребителей, а на берегу, у пристани лесного порта и у морского вокзала, бушевали пожары — следы очередного вражеского налета. Месяц назад здесь затонули под гитлеровскими фугасками вконец израненный лидер эскадренных миноносцев «Ташкент», эсминец «Бдительный», теплоход «Кубань»…

Уже больше месяца вражеские бомбардировки не прекращались ни днем ни ночью, а в последние дни на побережье, в районе задыхающегося в потоке грузов железнодорожного вокзала, стали рваться фашистские снаряды.

Линия фронта приближалась. Германское командование, используя свое значительное преимущество в силах, особенно в авиации и артиллерии, осуществляло наступательную операцию «Эдельвейс» — директиву № 45 от 23 июля 1942 года, важнейшей целью которой было «овладение всем восточным побережьем Черного моря, в результате чего противник лишится черноморских портов и Черноморского флота».

О директиве гитлеровского командования контр-адмирал Горшков, естественно, не знал. Но он был полон решимости принять все меры для того, чтобы остановить врага у стен Новороссийска, выполнить то, что предписывалось Ставкой Верховного Главнокомандования в директиве Военному совету Северо-Кавказского фронта по укреплению Черноморского побережья, усилению обороны Новороссийска. Контр-адмирал по своему собственному опыту твердо знал то, что вскоре ему довелось прочесть в другой директиве Ставки: «…непроходимым является только тот рубеж, который умело подготовлен для обороны и упорно защищается…»

Крайне сложная обстановка диктовала необходимость срочных мер, высказанных контр-адмиралом своим ближайшим помощникам.

17 августа 1942 года Военный совет Азовской флотилии обратился к командующему Черноморским флотом с предложением, в котором говорилось:

«Если Новороссийский оборонительный район не будет создан немедленно с концентрацией всех сил флота и армии, обороняющих Темрюк и Таманский полуостров, то на обводе Новороссийска возникнет прямая угроза Новороссийску. Кроме того, отсутствие единого твердого командования в Новороссийске не обеспечивает наиболее полного использования всех возможностей для усиления обороны и условий местности… Считаем необходимым:1. Немедленно назначить единого командующего морской и сухопутной обороной Новороссийска с флагманским командным пунктом в Новороссийске.2. Снять полные части флота и подвижную артиллерию с Таманского полуострова и эвакуировать Темрюк, что даст до 2 бригад морской пехоты и до полка полевой артиллерии для обороны Новороссийска…Горшков, Прокофьев, Моргунов».

В этот же день приказом командующего Северо-Кавказским фронтом был создан Новороссийский оборонительный район, командование которым возлагалось на командующего 47-й армией генерала Г. П. Котова, его заместителем по морской части был назначен контр-адмирал С. Г. Горшков.

Вечером 18 августа это решение было утверждено Ставкой Верховного Главнокомандования.

Задачу, поставленную перед НОРом — Новороссийским оборонительным районом, — можно сформулировать очень коротко: не допустить прорыва гитлеровцев к Новороссийску как с суши, так и с моря. Если же добавить, что в задачу НОРа входила оборона не только Новороссийска, но и всего приморского фланга Северо-Кавказского фронта, то станет понятна ответственность за ее выполнение — за фактический срыв наступления гитлеровских войск в этом направлении.

Тревогу за реальное выполнение этой задачи вызывало соотношение сил. К 18 августа Новороссийский оборонительный район насчитывал в общей сложности около 15 тысяч воинов — сухопутных войск и морской пехоты. Силы, выделенные фашистским командованием для захвата Новороссийска, превосходили оборонявшихся по людям в 4 раза, по орудиям и минометам — в 7 раз, по танкам и самолетам — в 2 раза.

К тому же в начале наступления гитлеровских войск на Новороссийск рубежи обороны на подступах к городу с суши не были полностью подготовлены. Потому вполне понятно, что заместитель командующего Новороссийским оборонительным районом сосредоточил все внимание, все силы на создании рубежа прикрытия на окраинах города, формировании дополнительных бригад морской пехоты, артиллерийских частей, которые можно было бы поставить на особо опасных направлениях.

Кажется, что в те дни он не просто объездил и город, и его окрестности вдоль и поперек — многие его улицы, уже полуразрушенные в то время, он не раз промерил шагами, потому что хотел сам убедиться в твердости людей, в надежности боевых позиций, которые должны были максимально уберечь уже не раз опаленных огнем воинов от нового натиска озверевших фашистов.

Уже заканчивался день, сгущались скорые на юге сумерки, когда контр-адмирал направился к одному из вновь сооруженных дзотов. Краснофлотцы, завидев старшего начальника, посторонились. Сергей Георгиевич внимательно осмотрел дзот и обратил внимание на то, что амбразуры обращены в одну сторону. Он выпрямился и обратился к сухопутному командиру:

— А что, если фашисты попрут с другой стороны? Ну, скажем, совершат отвлекающий удар. Что тогда будете делать?

Лейтенант, который руководил работами на этом участке, видимо, не предусмотрел такой вариант и, сознавая свою оплошность, покраснел.

— Вы согласны со мной?

Командир подразделения поспешно закивал головой.

— Так вот, лейтенант, пока не поздно, исправляй промашку.

На другом участке Сергея Георгиевича сопровождал немногословный, полный, обветренный командир роты. Он сразу понравился Горшкову своей степенностью, рассудительностью, тем, как неторопливо, обстоятельно показывал укрепления, предназначенные для кругового обстрела. Хозяйственная предусмотрительность и воинская хитрость командира вызвали в душе контр-адмирала теплое чувство благодарности за добросовестно, с умом исполненное дело. Сергей Георгиевич внимательно присмотрелся к командиру — лицо его показалось знакомым.

— Где-то встречались с вами, кажется, под Темрюком? Командир роты тут же откликнулся:

— Так точно, на рубеже Курчанской. У высоты 118.

— У Курчанской? — контр-адмирал сощурил глаза. Сергею Георгиевичу сразу припомнилась поездка на передовой рубеж в сопровождении молодого, серьезного политрука роты из прославившегося уже к тому времени 305-го батальона морской пехоты, который в жестоком бою под Ейском умело заменил погибшего в бою командира роты. Запомнилась и фамилия политрука.

— Вы не помните Безухина?

Командир роты согласно кивнул:

— Как же не помнить, политрук, потом командир соседней роты, взаимодействовали с ним. Погиб он, товарищ контр-адмирал.

Часто, очень часто приходилось слышать подобные слова, однако каждый раз при известии о гибели воина — будь то командир или рядовой моряк, пехотинец — сдавливало болью дыхание, тяжелым грузом оставалось в душе сознание невозвратности потерь.

— Жаль политрука, — контр-адмирал помедлил, добавил тихо, как бы про себя: — Тяжело терять людей.

…Впоследствии Сергею Георгиевичу удалось кое-что узнать об отважном политруке, о его последнем бое. Был Г. З. Безухий преподавателем истории до начала Великой Отечественной войны, на фронт ушел добровольно. Воевал храбро, был в числе лучших политработников флотилии. В том последнем бою, когда Безухий исполнял обязанности командира, рота его занимала оборону на юго-западной окраине станицы Курчанской, прикрывая отход наших частей. Фашисты, в несколько раз численно превосходившие моряков, беспрерывно атаковали. Азовцы отбили несколько вражеских атак, однако силы были слишком неравны, и рота попала в окружение.

«Будем стоять до последнего, — сказал бойцам Безухий и уточнил: — Вести только прицельный огонь. Патронов осталось совсем немного…»

В ходе боя политрук появлялся в самых опасных местах, умело руководил ротой. Будучи раненным, он не покинул поле боя. И только когда рота выполнила задание, Безухин организовал прорыв из окружения. Прикрывая отход бойцов, он вступил в схватку с десятью гитлеровцами, девятерых сумел уничтожить, но и сам пал смертью героя…

Сергей Георгиевич еще осматривал укрепления, когда из близлежащего домика, где располагался штаб одного из дивизионов, прибежал капитан с повязкой на рукаве, сказал, тяжело дыша:

— Товарищ контр-адмирал! Вас просят к телефону!

— Кто просит?

— Из штаба района!

Доклад из штаба оборонительного района был неутешительный. В результате тяжелых боев станицы Абинская и Крымская, имеющие важное значение, перешли в руки врага. Создалась угроза выхода вражеских войск через перевалы к Новороссийску.

Выслушав начальника штаба, контр-адмирал спросил:

— Ваши предложения?

Начальник штаба высказал предложение перебросить в район перевалов дополнительные части и начал перечислять, какие подразделения можно туда направить.

Горшков, выслушав начштаба, спокойно ответил:

— Нет, это не выход из положения.

И, помолчав, добавил:

— Сейчас буду.

Шофер уже подъехал к домику в ожидании контр-адмирала. Сергей Георгиевич, садясь в машину, продолжал обдумывать положение. Нет, это не выход — перебросить части. Это латание дыр. Из одного места снять войска, другое оголить…

Его мысли были настолько заняты тем, как преградить путь врагу, что он не заметил вновь завязавшегося в небе воздушного боя и, лишь когда послышались взрывы, бросил коротко:

— Быстрее к штабу!

Шофер круто повернул на очередном вираже, и машина подъехала к штабу флотилии, расположившемуся в штольне на Приморском шоссе, ведущем от Новороссийска к Геленджику. Спускаясь по крутой лестнице, напоминавшей корабельный трап, контр-адмирал по-прежнему напряженно обдумывал создавшуюся ситуацию.

Узнав от начальника штаба, что положение в районе перевалов продолжает осложняться, контр-адмирал связался с командующим, высказал свои предложения. Вскоре поступил приказ срочно выделить людей из личного состава штабов, учреждений, экипажей плавсредств, создать отряды, включив в них всех способных носить оружие, независимо от воинских званий. Отрядам придать артиллерию и послать на перевалы — в первую очередь Михайловский, Бабича, Кабардинский, Неберджаевский, Волчьи Ворота.

Для обороны важных дорог были выделены роты моряков, их поддерживала береговая артиллерия, бомбардировщики и штурмовики, имевшиеся в распоряжении НОРа.

Не знал тогда Сергей Георгиевич Горшков, как «срывали» защитники Новороссийска график гитлеровского командования. По плану «Эдельвейс» фашистские войска должны были овладеть Новороссийском к 15 августа. Но к этому времени они не сумели захватить даже Темрюк, где обороной Темрюкской военно-морской базы руководил командир базы контр-адмирал С. Ф. Белоусов, а военкомом был батальонный комиссар В. П. Королев. Лишь 24 августа, в соответствии с планом оборонительных операций, советские войска оставили этот город и порт по приказу командования.

25 августа была сформирована 1-я сводная бригада морской пехоты из моряков Черноморского флота, Азовской флотилии, Керченской и Новороссийской военно-морских баз. Эта бригада была послана в направлении станицы Неберджаевской. План гитлеровцев прорваться по шоссе Верхнебаканская — Новороссийск также был сорван.

Особо хранятся в памяти Сергея Георгиевича два события, по случайному совпадению оказавшиеся почти рядом.

В разгар боев на подступах к Темрюку командующий Северо-Кавказским фронтом Маршал Советского Союза С. М. Буденный прислал контр-адмиралу Горшкову следующую телеграмму:

«Объявите всему личному составу, что оборона Темрюка войдет в историю Отечественной войны. За героизмом, проявленным личным составом, следит вся страна, как в свое время следила за героями Севастополя…»

Столь высокая оценка стойкости защитников Темрюка придала всем сил. За один лишь день 23 августа гитлеровцы предприняли восемь атак, но все они были отражены. Враг потерял в тот день только убитыми 1500 человек. Признание мужества и воинского мастерства азовцев, всех защитников Черноморского побережья было чрезвычайно дорого каждому, оно поддерживало боевой дух моряков, всех воинов в самые тяжелые дни жестоких боев.

Второе воспоминание — о вручении партийного билета. Тогда, в конце августа 42-го, стал Сергей Георгиевич членом партии Ленина.

За несколько дней до этого события комиссар флотилии Сергей Сергеевич Прокофьев, подписывая боевую характеристику, сказал Горшкову:

— Будете помнить это событие всю жизнь, товарищ командующий. Не в кабинете, не вдали от тревог, а на самом передовом рубеже, на линии огня вручат вам партийный билет. И это будет достойным признанием ваших боевых заслуг.

Точно в назначенный час в штольню, в помещение штаба, спустились С. С. Прокофьев и В. А. Лизарский. Каждая минута была дорога, и начальник политотдела, поздоровавшись со всеми, сразу же подошел к Горшкову. Раскрыв папку и взяв в руки маленькую красную книжечку, Валентин Александрович все-таки чуть помедлил, прежде чем передать ее Сергею Георгиевичу:

— В огне боев, товарищ контр-адмирал, вручаем вам билет члена большевистской партии. Не буду говорить подробно о том, как воевали вы весь истекший год, — все мы знаем, как выполняли вы возложенные на вас нелегкие обязанности, как завоевывали право быть членом Коммунистической партии. Все необходимое об этом сказано в боевой характеристике, на основе которой партийная комиссия флотилии, учитывая ваши заслуги, личную храбрость и мужество, приняла вас из кандидата в члены партии большевиков. От себя же скажу одно: уверен, что доверие коммунистов вы с честью оправдаете и в предстоящих нелегких боях. Позвольте вручить вам партийный билет.

Сергей Георгиевич с волнением взял билет. Мог ли он еще так недавно предполагать, что этот знаменательный долгожданный момент произойдет в такой обстановке? Но было в этом что-то символическое: ведь так уже повелось за все истекшие дни войны, что в самые трудные моменты, перед самым ответственным боем советские воины — и рядовые, и командиры — связывали свою судьбу с партией большевиков. С партией связывали они свои надежды, планы, свое счастье. Партии они были обязаны всем, что было завоевано в нашей жизни.

Горшков сам удивился охватившему его волнению. Казалось, в каких только операциях, сложнейших ситуациях не пришлось побывать — начиная от первых выстрелов по фашистским стервятникам, десанта в Григорьевке под Одессой и кончая выводом флотилии через Керченский пролив, организацией сухопутной обороны здесь, в Новороссийске, под обстрелом врага, — а вот поди же, как стучит сердце в эту минуту…

— Я обещаю, дорогие товарищи, оправдать ваше доверие. И в это сложное время, в огне боев, постараюсь высоко нести звание члена партии большевиков.

…Бережно хранит память самые дорогие страницы книги жизни. Но особо помечены в ней все дни войны. Ни один из них не подлежит забвению.

«Помни войну!» Эти слова знаменитого флотоводца земли русской С. О. Макарова, высеченные на памятнике адмиралу в Кронштадте, прямо обращены к каждому, кто прошел сквозь ее огонь, и еще более к тому, кто в какой бы то ни было степени ответствен за то, чтобы она не повторилась. Адмирал Флота Советского Союза, дважды Герой Советского Союза Сергей Георгиевич Горшков помнит о ней.