Элтон Иван Адский поезд

— Мне снился плохой сон, — сказала Аня Косте.

Они стояли на перроне. День был светлый, жаркий, и кругом сновали люди. Многие они, как и Аня с Костей, собирались на юг, к морю.

— Знаешь, весь сон был очень темным, — произнесла Аня, — но не черно-белым. Черно-белые сны — они другие, а здесь преобладала какая-та тягучая зеленая краска. Мы тоже стояли на вокзале, но день был не такой. Солнца не было. И вот этот зеленый цвет, он повсюду был на небе. И мы ждали поезд. И очень много людей ждали поезд. И лица людей были искривлены, на них страшно было смотреть. Они напоминали какие-то гротескные персонажи. И вот, подали состав. Во главе его был паровоз, черный, с огромной огнедышащей трубой. Когда он проезжал мимо нас, то я увидела машиниста. Он нехорошо так скалился, и зубы у него были огромные, но не лошадиные, а как будто для того, чтобы прокусывать человеческую кожу. Наши взгляды сошлись. И он прохохотал. Вернее, такого слова нет, чтобы выразить, что он сделал. Он не смеялся. Это было что-то еще. А потом пошли вагоны. Все они были такие же темно-зеленые. На окнах была окантовка с когтями. Или — шипами. А по краями вагонов был некий узор, страшные, заостренный, напоминающий кабалистические знаки. И вот, поезд остановился. Открылись двери, и мы увидели проводника. Это было какое-то ужасное существо, и на лице у него не было кожи. И глаза светились синим светом. И вот, он приглашает нас заходить в вагон. Я начинаю сопротивляться, но толпа меня тащит. И я все ближе и ближе. И вот на этом я проснулась.

— Такие сны снятся к дождю, — заключил Костя.

— Откуда ты знаешь?

— Это все знают.

— Ладно.

— А что, тебя что-то испугало?

— Не-а. Слушай, у нас же есть еще минут двадцать.

— И тридцать есть, — ответил Костя, — а что?

— Мы можем посидеть в кафе. Выпить по стакану коктейля. Кстати, знаешь, мне кажется, я видела Сашу.

— Да? — удивился Костя. — Ты его видела?

— Мне кажется, он как раз вошел в то кафе.

— Да?

— Пойдем, а?

Костя был парень медленно-ироничный. Некоторые вообще утверждали, что он живет и спит («живет и на ходу спит»). Но это было не так. Для него была важна тема. Это была словно волна для паруса — поймав ее, он вдруг оживал, и так начинался полет — умственный, словесный, какой-то еще.

Так вот, неделю назад, они собрались — ребята из группы. Ребята громко обсуждали последние фишки, среди которых были фильмы, музыка, гаджеты. Костя молчал и вел себя очень вяло. Надо сказать, что он и выглядел достаточно вяло — он был достаточно высоким, худым и бледным, с длинными волосами, схваченными сзади в косичку.

Некоторым казалось, что он — гот. Он и сам думал порой, что это так. Во всяком случае, среди его интересов (так слабо выраженных для внешнего наблюдателя), был большой набор скандинавской музыки. Не самой «левой» и редкой, но — достаточно тяжелой.

Костя с Аней пили вино, и все пили вино, и Костя молчал, погруженный в свои мысли. Неожиданно же появились тема. Это было оружие. И здесь Костя оказался большим знатоком.

Он хорошо знал ТТХ современных танков. Особо ему нравился «Черный Орел», танк, который уже много лет называли новым, но почти никто не видел.

Вот тогда Костя завелся, и его уже было не остановить. Он часа два обсуждал танки с парнем, которого звали Сева Миронов.

Потом — Аня сама видела — Костя просидел целый день на форуме, обсуждая боевые ножи.

— Костя! — говорила она. — Воскресенье же. Мы и так пока еще не вместе.

— Ага. Ага.

— Слушай, я хочу пойти по распродажам.

— Да это ерунда.

— Как ерунда?

— Слушай, давай купим мороженного и сок!

— Слушай, Костя, а я бы хотела вина.

— Не. Не хочу. Алкоголь — это слишком брутально.

— Брутально?

— Да. Я думаю, может — чаю?

— Помнишь, ты обещал, что мы купим бразильское вино?

— Да. Нет. Да. Ну давай в другой раз. Я не люблю ни алкоголь, ни сигареты. А ты, ха-ха, — он приобнял подругу, — ты мне обещала, что больше не будешь пробовать сигареты.

— Что в этом плохого?

— Это плохо, Ань. Не надо ни курить, ни пить.

И он стал заламывать ей пальчики — что было типичным проявлением юношеской любви. Аня подалась, было, обниматься, но Костя вдруг вернулся к своему занятию.


Он смотрел на ножи.

Солнце уже жарило. Народ становился более медлительным. Высокие и худые милиционеры, устав глазеть по сторонам, пили квас. Поезда загружались, выгружались человеческими массами. Хотелось поскорее покинуть это место и ехать вдаль.

— Люблю поезда, — говорила Аня.

— Да что в них хорошего, — отвечал Костя.

Отвечая же это, он смотрел на экран лаптопа, а там — что бы вы думали — были ТТХ бомбардировщика Б-36 «Миротоворец».

— СВ. Представляешь. Мы как-то ехали в СВ, и папа дал мне попробовать белого вина.

— А люблю самолеты.

— Боюсь летать.

— Мы раз попали в прошлом году в турбулентность. Очень брутально было. Мы летели на турнир по шашкам в Новосибирск. Ребята как раз вина выпили. Нет, правда, это не вино было. Что-то покрепче. Ух, как мне жаль было на них смотреть. Ха-ха. Особенно плохо было Петру.

— Сергееву?

— Да.

— Ну……

— Потому что должны быть дисциплина и спортивный дух!

— Вот ты, Костя.

И вот, они вошли в кафе, и там был действительно обнаружен Саша. Это был молодой человек 21 года, чрезвычайно продвинутый во многих отношениях: он занимался паркуром и потому часто ходил в бинтах. Он читал реп и вообще очень хорошо разбирался во всяких музыкальных программах — «еджеях», «саундфорджах», «кинетиках», «фрутти лупсах». Саша регулярно тусил на всяких разных сайтах, а также у него был свой собственный сайт, правда, посетитель этого сайта не мог понять, что же пытаются до него донести.

С главной страницы, index.html, на посетителя обрушивался шквал разномастной информации. Конечно, было понятно, что автор — человек неординарный и крайне продвинутый, но что же он хочет донести. В гостевой у Саши были такие записи:

«Автор — жжот».

«Автор — удавись, очень плохо».

«Превед-медвед».

«Привет. Сайт хороший, но ни одна ссылка не работает!»

— Саша Петькин! — обрадовалась Аня.

Костя же почему-то не обрадовался, хотя повода для нерадости не было. Хотя, он часто видел, какими глазами они смотрели друг другу в лицо. Или ему казалось? Вот как на последней тусе, в университете…..

— Йоу! — прокричал Саша.

Он был невысокого роста, крепким и худым, что и позволяло ему носиться, как угорелый, в своем паркуре. Костя же, напротив, был спокойным, немного флегматичным, парнем, и все вокруг него было также замедленно и спокойно. Например, музыка в плеере — варианты скандинавского тяжеляка в самых медленных интерпретациях. Типа «Сатурнуса». Диски в фильмотеке. Даже кошка — он подарил другу, Жоре Петрову, кошку, и тот заявил:

— Слушай, Костя, а кошка — один в один как ты. Даже взгляд такой же!

— А, — сонно ответил Костя.


— Йоу, чувак! — прокричал Саша Петькин. — Послушай!

И он сунул в уши Кости какие-то непонятные наушники. Послышались ритмы стрит-бита и знакомый голос Саши Петькина.

— Чувак, это новый трек! — воскликнул Саша.

— А ты куда движешься? — спросил Костя.

— Ты не понял….

— Я понял. Новый трек.

Да! Это я записал вчера. Текстовка — всецело тимбалендовская. Я сочинял еще — помнишь, как я на парте ручкой нарисовал экшен, йо! Это тогда была тема.

— Ты куда едешь?

— Я решил совершить free tour. Настоящие реперы все так делают. Я поеду к морю. А по дороге я буду искать площадки для занятия паркуром. Йоу, я скоро запишу новый альбом.

— Да? — удивилась Аня.

Костя, кстати, уже давно заметил, что здесь — что-то явно не так. Саша как-то уж слишком не скрывал своей симпатии по отношению к Ане. Хотя, с другой стороны, это могло быть частью джентльменского поведения. Ведь он продвинут, Саша. А все продвинутые — это полный набор: ролевые игры, включающие беганье по городу в поисках клада, флеш-мобы, собственно — паркур, рэп, стрит-бит, уличный баскетбол, интернет, и, конечно же, стремление к красному диплому. И, при чем, Александр Петькин к нему шел. А так, в остальном, он был парень простой и ни разу не назвал себя гением.

— Да. Это будет ган топик, ком-он, ганста рэп.

— Сашь, а ты на каком поезде едешь? — спросил Костя.

— На Сочи.

— Здорово. Мы тоже едем на Сочи.

— Я вернусь на самолете, йоу! — твердо заявил Саша. — В Сочи, кстати, очень много мест для паркура. Я связался с камрадами по IP. Они меня ждут.

— Вау! — обрадовалась Аня.

— Я закажу коктейли, — предложил Костя, — хотите? Тут надо знать места! Именно здесь — одно из мест. Прекрасный лайт-он!

— Да. Давай, чувак.

Костя отправился к стойке, а Саша взял руку Ани и стал плести какую-то ерунду. Аня хихикала, и Саша хихикал. Если бы Костя оглянулся, то он бы тотчас вспомнил о своих догадках. Ведь нельзя же, чтобы одна и та же мысль постоянно крутилась у него в голове, не находя подтверждения. И вот…..

— Я сочинил фантастический рассказ, — сказал Саша, — хочешь, расскажу.

— А что за рассказ?

— Я повесил его на моем сайте. Он посвящен 3D-people.

— Да? А что это такое?

— Ну, то сложно объяснить. Эта такая фича.

— А, фича.

— Да. Фича. Фишка. Это как гаджет. Просто берешь этот гаджет и вставляешь в уши. Это естественно и модно. А 3D — это более продвинуто. Feature! Знаешь, бывает, когда исполнители исполняют! Например, Тимбаленд feat. Кристина Агилера. Правда, они ни разу не пели вместе. Но то не важно. Главное — сам пример. Так вот, фича может быть сама по себе. Тебе нравится псевдоистория?

— Не знаю.

— Ну вот взять историю России. А это — ее свободная интерпретация. Представь, мы отправляемся в 41-й год на танке Т-90, чтобы разобраться с фашистами под Могилевым.

— Круто, — ответила Аня.

— Это такой рассказ. В нем рассказывается про ученого, который сумел создать машину времени. И, чтобы испытать ее возможности, он решил забросить спецвойска в прошлое.

— Дашь почитать?

— Тебе — да. А Косте — нет.

— Почему.

— Шутка?

Последнее было сказано на ухо, при чем, Саша как будто специально погладил Аню за ушко. Вроде, как невзначай.

— А мне снился странный сон, — сказала она.

Они посмотрели друг другу в лицо — очень близко, на расстоянии половины дыхания. Аня вдруг подумала, что она слышит, как стучит сашино сердце.

— И что же тебе снилось, детка? — спросил Петькин.

— Почему я детка?

— А просто так. Такое обращение.

— Фича?

— Да. А почему нет? Знаешь….

Саша остановился. Вернулся Костя — с коктейлем.

— Я говорю, что я сочинил рассказ, — произнес Саша.

— Мм-м, — ответил Костя.

— Псевдоистория….. То есть, альтернативная история.

— Круто, Саша, — ответил Костя как-то безэмоционально.

— Вот.

— Случайно, не в прошлое — на танке? — спросил Костя.

— Как ты определил?

— Ты же как-то собирался.

— Черт. Видишь, Ань, какая память у человека!

— А что за модель была? — осведомился Костя.

— Т-90.

— Лучше бы «Абрамс». Он лучше распиарен, хотя и говно. Взял бы «Леопард». Лучший танк в мире.


Друзья выпили коктейль и собрались к поезду. Вагоны были поданы тут же. Они были зеленые, веселые, и Аня тотчас позабыла свой сон. Реальность была куда более оптимистична.

— У меня — девятый вагон, — сообщил Саша Петькин.

— А у нас — шестой, — сказал Костя.

Так, на время, они разошлись.

Аня еще несколько раз обернулась — будто вслед известному актеру, у которого нужно было взять автограф, но что-то не получилось.

Дверь открыл добродушный пузатый проводник. У него на лице было написано, что многие вещи в этом мире ему глубоко по барабану. Он делал свою работу автоматически. Все остальное не имело значения. Казалось, все в мире и должно быть таким.

Он закурил, и, держа подмышкой флажки, смотрел куда-то вдаль, хотя дали-то никакой и не было.

— Ничего не забыли? — осведомилась Аня.

— Нет, ничего, — ответил Костя.

В вагоне у них было двуместное купе с цветком на окне, радио и телевизором. Костя был готов сделать все для Ани. И даже природная его медленность этому, казалось, не мешала. Но что думала об этом Аня?

На самом деле, если б чего она захотела, ее бы было не удержать. До Кости у нее был роман с сорокалетним мужчиной, учителем музыки. Костя то ли знал об этом, то ли нет — на самом деле, она парой слов обмолвилась ему об этом, только мужчине в ее рассказе было лет 30, и их роман был мимолетным. Хотя, конечно же, все это было не так. Роман их длился пять лет, еще со школы. Аня первой пришла к нему, заявив: «Я — Ваша навеки».

Теперь она не вспоминала об этом.

Но, возможно, это было лишь внешним — ведь Аню тянуло к мужчинам старше себя, и, порой она сама понимала — что сознательно останавливает себя.

Костя же, даже вопреки своему характеру, после встречи с Сашей Петькиным вдруг как-то ожил. Он ощущал: что-то не в порядке. Нужно следить. Если что-то пойдет не так, между ними может что-то возникнуть, и он тогда останется не у дел.

— Хорошее купе, — произнесла Аня, — никого нет. Можно всю дорогу спать, или книжки читать.

— Да, — согласился Костя.

— А Саша — в плацкарте едет?

— Да. А ему нравится. Он там будет паркуром заниматься по плацкарту. Туда-сюда. Туда-сюда. Найдет слушателей, будет им реп читать. Ему как раз это и нужно. А, ну рассказ свой еще прочтет.

— Ты это без зла говоришь?

— Да. Без всякого.

— А-а-а-а.

— Нет, правда. А чо мне?

— А знаешь, а мне кажется, что со злом.

— Ну честно, это тебе кажется.

— Ну и ладно. Будешь «пепси»?

— Да.

Аня любила всякие разные модные напитки. Она также не могла терпеть грязных рук. Некоторые даже считали, что у нее мания — при любом удобном случае она бежала к раковине, чтобы вымыть руки. Так было и теперь. Она, собралась было, в туалет, прихватив с собой тюбик жидкого мыла и полотенца, но Костя ее остановил:


— Сейчас все туалеты закрыты. Как только покинем санитарную зону, откроют.

— Что же делать?

— Не знаю.

— Я столько всего трогала! Поручни. Дверные ручки! Представляешь, сколько может быть микробов! Бацилла! Да ты вообще легкомысленен на счет этого!

— Что еще?

— Да что же ты, Костя? И этого достаточно.

— Хорошо. Протри руки влажной салфеткой.

— А, точно. Салфетки! Хотя, от салфеток, не тот эффект. Ты знаешь, что проводился анализ гигиенических салфеток, и было выяснено, что мытье рук в 150 раз эффективнее протирания!

И вот, Аня протерла руки влажной салфеткой, и все было теперь хорошо. В-общем — хорошо. Ведь могло быть и 15о раз лучше! Поезд тронулся. Мимо потянулись привокзальные сооружения, ряды гигантских алюминиевых бочек, запасные колеса, маневровые тепловозы, семафоры и прочие обязательные атрибуты железнодорожной жизни. Локомотив подал сигнал.

— Как хорошо, — произнесла Аня, — а знаешь, я решила поспать.

— А как же руки? Ты же протерла, но не помыла! А надо помыть.

— И тебе надо помыть.

— А я ничего не трогал.

— Не рассказывай. Протирай.

— Ладно.

— Ну ты меня разбудишь, когда мы выедем из Москвы. Я с полчасика посплю, а ты меня разбудишь, ага? Правда же, Костик?

— Хорошо.

Костя, на самом деле, был рад такому повороту. Он боялся, что Ане вдруг вздумается встретиться с Сашей. Под каким-нибудь предлогом. Хотя, никакого предлога и не было, да и все это были лишь домыслы. Он вынул из спортивной сумки mp3 плеер, включил радио, выбрал канал и ни о чем не думал. Костя вообще любил ни о чем не думать.

Когда Аня заснула, он решил ее не будить. Сам же отправился в вагон-ресторан за минеральной водой, так как от «пепси» уже не на шутку першило в горле.

С минуту он простоял у окна. Поезд набирал обороты, продвигаясь внутри каких-то технических зон. Косте представился сюжет из альтернативного бреда Саши Петькина, танк «Т-90», окруженный со всех сторон немецкими «тиграми», и он усмехнулся. Поезжай, мол, Саша, там от тебя и щепки не оставят.

Он шел два вагона. Радио в плеере тараторило, но Костя не слушал. Его интересовало совсем другое. Но он сам не мог понять, что же это. Так бывает с людьми, когда подсознание пытается что-то подсказать, но они не могут дешифровать это тайное чувство.

Это словно закодированная строка.

В тамбуре следующего вагона Костя остановился, глядя, как за окном потянулись зеленые сады пригорода. Он, было, закурил, но передумал. У Кости была с собой пачка сигарет, но он не курил, а так — баловался, за компанию, и — очень редко. И вообще, именно Аня и приучила его к эпизодическому употреблению никотина.

Эта пачка лежала у него в кармане уже две недели — невостребованная.

Он стоял и смотрел на убегающую зелень, пытаясь понять, что же его взволновало. Так бывает, например, когда у человека есть какие-то долги, и это продолжается довольно долго. В определенный момент, он уже не понимает, в чем же суть тревог — он начинает вздрагивать безо всякой причины. Кажется, что весь мир на тебя наступает. Чувство, подобное этому, вдруг пришло к нему. Он сосредоточился, пытаясь справиться сам с собой.

— Ну чо, едем? — спросил его парень рабочей наружности, лет тридцати, небритый, в спортивном костюме.

— Угу, — ответил Костя словно сам себе.

— Да что там?

Костя услышал резкий запах спиртного.

— Куда мы едем? Ты хоть понимаешь, куда мы едем? Ничего ты не понимаешь? Ты думаешь, я это просто так говорю? Нет. Я все знаю. Братуха, дай прикурить.

Костя достал зажигалку. Лицо парня было сухим и вытянутым, и где-то в уголках глаз виднелись какие-то странные тени. Впрочем, на лице у любого человека, даже у хронического алкоголика, что-то есть. Это нужно лишь суметь увидеть.

— Так вот, — парень глубоко затянулся. У него была сигарета без фильтра. — Бог дает, бог и берет. А это не бог, братан. Пойми. Это не бог.

Костя отшатнулся.

— Запомни это! — услышал он уже за спиной. — Ты еще поймешь! Именно ты! Именно ты!

Костя был удивлен. Не тому, что услышал, а тому — как он это воспринял.

Казалось бы — какой смысл слушать пьяный бред. В поездах всегда полно самого разного, непонятного, народу.

— Черт.

Он стоял, смотрел в окно, но там не было ничего интересного. В голове, точно муха, металась какая-та мысль, и он все не мог ее поймать.

ЧТО-ТО ДОЛЖНО БЫЛО БЫТЬ ЗА ОКНОМ.

Костя даже посмотрел сам на себя в отражении в стекле.

— Это жара, — сказал он.

Ему тотчас пришли на ум слова Сергей Сергеева, который был родом из Краснодара про жару. Мол, эта жара — это не жара.

Но, с другой стороны, какая разница — жарко или холодно, когда ты едешь к морю.

Так он стоял минут пять, меняя фокусировку зрачков. Глядя сам на себя, он несколько раз улыбнулся.

Готично?

Конечно.

Еще модно говорить — «готишно», но Костя контркультурные сайты не посещал.

Он улыбнулся и показал зубы. Что это? Что это за зубы? Костя сощурился, пытаясь выяснить, что же он видит. В этот момент поезд стал поворачивать, обращаясь окнами к солнцу, и глаза Косте ударил солнечный зайчик.

В закрытых глазах отразился темный силуэт, и Костя еще некоторое время стоял, пытаясь рассмотреть его.

— Ерунда, — сказал он сам себе.

Конечно, ничего другого и не могло быть. Но, придя в вагон-ресторан, он не на шутку разволновался. Попросил у бармена бутылку минералки. В этот момент рядом с ним появился Саша Петькин.

— Йоу, чувак! — воскликнул он.

Костя икнул. У него не было слов. Он вообще не знал, что сказать.

— Джо Вокер! — воскликнул Саша.

Костя вздрогнул.

— Вот!

Он увидел перед собой сначала указательный палец, а затем — бутылку «Джо Вокера».

— Пойдем, — произнес Петькин, — тут едет один Амиго. Это — камрад Буффало с удаффкома. Мы взяли вискарь и бутерброды с красной икрой, йоу. Пойдем.

— Пойдем, — как-то скромно ответил Костя.

Костя как-то сразу не сообразил, что значит «амиго». Ему подумалось, что это — какая-та марка напитка, а удаффком — это то ли бар такой, то ли — магазин. Да, скорее всего — магазин. Его голова была полна странных ощущений, и он гнал их прочь.

Ему вдруг вспомнился один случай…..

— Хотя — ерунда, — сказало ему подсознание.

— Конечно, ерунда, — ответили внутренние голоса.

Один раз, в темном кинотеатре, при просмотре какого-то банальнейшего фильма, прошлой весной…. Это когда права сидела Светка — он пытался с ней встречаться, но Светке быстро надоело….. Еще бы — зачем… кому…. Кому нужен парень, который живет и спит. Идет и спит. Но если бы она знала, что Костя не спит, он просто в теме.

В своей теме……

И вот, слева вдруг появился человек, и Костя ясно осознал, что он не пришел, и не перелез с верхнего ряда, и не взобрался с нижнего. Он просто появился. Он сел и стал смотреть на Костю.

Что парень мог сказать?

Вы были в такой ситуации? Наверняка бы — не поверили себе. Ведь всегда есть простые объяснения сложным вещам.

Например…..

Костя, он продолжил просмотр. А что за фильм был? «Адмирал», наверное? Но, кино, в общем, не шло. Незнакомец же вдруг поднялся со своего места и сказал Костя на ухо:

— Будет!

И он пошел по ряду, к выходу, вызывая недовольство у зрителей.

Впрочем, мысли — мыслями, а была еще и жара. Что тут скажешь?

Они присели за столик. Камрад Буффало был толстым молодым человеком лет 28-ми, щеки его выдавались вперед так далеко, что глаз почти не было видно. Так обычно бывает, когда много едят и мало двигаются. Очень часто так жиреют системотехники. Он был велик как в ширину, так и в высоту и как-то особенно заторможен. Не так, как Костя, а по-особенному. Скорее, у него в голове было слишком много мыслей, и он в них варился, варился, разговаривал сам с собой.

— Привет, — поздоровался Костя.

— Ага, — ответил камрад Буффало — как будтор сам себе.

Косте, на самом деле, было далеко не до них. Но здесь вдруг появилась возможность отвлечься. Ведь он сам не знал, что же его волновало. И что все это значило? Нельзя же так неожиданно загрузиться от ничего?

— Далёко? — спросил камрад.

— Сочи, — ответил Костя вяло.

Саша Петькин наполнил бокалы. Они выпили. И тотчас он стал рассказывать что-то. Именно что-то. Из всех его слов Костя почти ничего не понял. В его лексиконе проскакивала масса модных слов, всякие кричащие междометия и прочее.

Язык Саши был крайне продвинут. Он смешивал русский, английский, олбанццкий, а также какие-то произвольные звуки, которые сам для себя находил крайне умными.


Камрад Буффало кивал и говорил:

— Ну да.

— Стало быть, так.

— Типа ага.

— Стало быть, так и есть.

— Ага.

— Типа да.

— Все так, амиго.

Казалось, что ему все равно, просто он делает вид, что ему интересно.

— Кстати, на прошлой неделе был брифинг на портале OS2, - сказал он, жуя, — там топики жгли.

Костя с тоской посмотрел в окно. Он ничего не понял. У него также не было никакого желания пытаться во всем этом разобраться. Какие еще топики? Ему представились горы тлеющих вещей, и Саша Петькин, прыгающий вокруг них с криками «гоу-гоу», и важный камрад, один, но — со спичками.

— Кстати, Виталик, — обратился он к Косте.

Тот пожал плечами.

— Я — Виталик. Понял? Не ты.

— А….

— А то ты может сленг наш не сечешь. Мы это, мы на портале просто трём часто.

— Да, — согласился Костя.

— А на OS2 можно было войти в другое измерение.

Костя кивнул молча.

— Чувак, вот, зашел, прошарился.

— Угу.

— Прошаренный. А я все пытаюсь дорубить, но ничего не понятно.

— Зато я быстро это всосал, — сказал Саша Петькин.

— У меня тогда 3 балла было.

— Ну и….

— Три балла, и все.

— Это, брат, +1.

+1, я ж и говорю.

— А я тебе и раньше говорил, что +1.

— А я и agree.

Костя сморщился и произнес:

— Давайте выпьем. А?

— Давай, давай, дружище, — на выдохе произнес Виталик, — ты просто не смотри, мы просто уже давно трем. И на сайтах трём, и так — трём. И Трём, и пьем. И все одним разом. Мы ребята такие.

— А ты тоже, брат, это? — спросил Костя скромно.

— Что, это? — камрад Буффало удивленно уставился на Костю.

— Ну это, паркур там….

— А-а-а-а. Не-е-е-е, — Виталик добродушно захохотал, — да куда мне. Я как-то тоже занимался. А сейчас футболки продаю.

— Футболки?

— Ага. Гы-гы-гы. Хочешь футболку?

Костя замолчал, ничего не понимая.

— Ладно. Я, брат, не настаиваю. Я ж не говорю, что горные велосипеды — это хорошо. Я сел на маунтин-байк, а он подо мной лопнул. Мне лучше так. А ты работаешь, учишься?

— Учусь? — ответил Костя.

— Правильно, — ответил Буффало, точно вздыхая с сожалением, — учись — учиться. Без учебы — никуда. А я, брат, типичный лемминг. Только толстый. На то, чтобы открыть собственное дело, у меня нет ни сил, ни желания. Знаешь же?

Костя пожал плечами.

— А, да узнаешь. А может, и не узнаешь. Ты коренной москвич?

— Ну да.

— Тогда понятно. А мы пять лет назад с Украины приехали. Знаешь……

— Ага….

— Ладно, брат, давай. Ничего ты не знаешь. Да и ладно. Наливай, брат.

Буффало вздыхал, но как-то без зла вздыхал. Костя ж сидел, и мысли его были где-то еще. Бутылку минералки он держал на коленях. Поезд свистнул, приветствуя какую-то станцию.

— А я еду в Краснодар, — сказал Виталик, — у нас там джем-сейшен. То есть, не джем, а просто сейшен. Не люблю я Краснодар. Но трава там хорошая. Душевная. Она так и называется — Краснодар. Эх, по папироске Краснодара, и в бар, лайв стайл, хорошие девушки, и сидишь за столом, как король. Люблю, — тут он едва ли глаза не закатил, размечтавшись, — я мечтаю о гареме. Не, у меня раз был гарем, но то не считается. Мне в сети все девки OS2 предлагали любовь. Прикинь, короче, да? И там было много девок из Краснодара. Эх, а в жизни…. Нет, они там хорошие. Дают без вопросов. Да и парнями забухать, поговорить, знаешь…..

— Там есть группы хороших паркуристов, — сказал Саша Петькин.

— Где? — вздохнул камрад Буффало.

— Ну там, там.

— Целые группы. Ага. Стало быть, группы.

— Нет, брат, не группы. Группа. Они прыгают по крышам.

— Га-га-га-га! — зарыготал Виталик. — Как воробьи.

Редькин заглянул Косте в лицо и пожал плечами.

— Стада паркуристов, — не унимался Виталик, — город паркура.

— Да я серьезно, — ответил Саша.

— И я серьезно. Не, я реально. Я реально. А ты знаешь Донского?

— Это какого? — осведомился Саша.

— А это который тоже прыгает.

— Это который экстремал?

— Да! Да! — камрад продолжал смеяться. — Помнишь, его по ящику раз показали. Они разгонялись и ударялись головой в стенку, и при этом нужно было остаться в живых.

— И все остались? — спросил Костя.

— Да вроде.

— Все не так было, — сказал Саша Петькин, — ты путаешь разные вещи, Амиго. Это называется преувеличение. Просто так никто не прыгал на стенку, если хочешь знать. Это была акция.

— О! — Буффало прокричал на весь вагон ресторан, и чем привлек внимание посетителей.

— Выпьем! — продолжил он.

Он налил бокалы. Было видно, что Саше Петькину несколько неудобно за своего друга, но он готов терпеть в силу каких-то непонятных причин.

— Это были прыжки на длинную дистанцию вперед руками, — сказал Саша, — это называется AheadHanding. Нужно иметь очень крепкие руки и хорошую подготовку.

— А я люблю кайт!

— Да подожди, дай я скажу.

— Сэй! Сэй!

— Так вот, есть один из приемов — это якобы приземление на голову. На самом деле, ты приземляешься на руки и тут же перекатывается. Этот прием называется ролл.

— С беконом?

— Чего?

— Или с сыром.

— Костян, ты не смотри, — сказал Саша, — он нормальный. Просто чувство юмора у него доведено до невероятных пределов. Он от юмора просто кипит.

— Просто вискарь стынет, — ответил камрад Буффало, — а это есть самое большое в мире ожидание. Не доведем его до кипения. Облегчим участь организма. Правда же, друг? Как тебя, Иван, Сергей? Ладно, прости, брателло, я так. Я правда стебаюсь. Кто знает, тот давно не обращает на меня внимание. А кто не знает, тот привыкнет. Правда, Александор?

— Что с тобой сделаешь?

— А ты мне расскажи чо?

Костя, не понимая ровным счетом ничего, смотрел в сторону.

— Намедни я сочинил шорт-стори, — сказал Саша.

— И? — спросил камрад.

— Не спеши! Теперь я хочу сочинить настоящую стори, большого объема. Знаешь, кого я знаю.

— Кого? — рыготнул Буффало.

— Чушкова.

— Ха.

— Писатель-фантаст.

— Не слышал о таком.

— Еще бы. О чем ты только слышал? Эх, амиго, сколько на тебя ни смотрю, а все продолжаю тебя любить. Чушков — это человек, который написал роман о поисках Атлантиды в Новосибирске.

— И чо, нашли? — хохотнул Буффало.

— Конечно. Аж две. Дело не в этом. Чушков — очень серьезный, очень продвинутый писатель. Он издал уже несколько книг, и, кстати, знаком с Первушиным.

Камрад кивнул, делая крайне понимающее лицо.

— Я этого чувака знаю давно. Он моего возраста. Мы раньше паркурили в одной группе. Он неплохой трейсер, кстати, и у него очень хороший левый ладжь-даун. Я даже сам хотел поучиться. Но он потом бросил. Он уже закончил институт. Год назад. Он сразу в двух учился.

— О-па!

— Сейчас он уже в аспирантуре. Я одно время пытался с ним соревноваться, но все это тщетно, амиго. Я реально осознал, что есть чуваки, которые круче меня. Хотя, может, у меня будет еще прекрасный второй тайм. Так вот, мы задумали написать роман «Антицусима».

Услышав такие слова, даже Костя от своих мыслей оторвался.

— Да, да, — радостно шепнул Виталик, — чо там будет, майн фройнд!?

— Сначала мы решили отправить в прошлое крейсер «Решительный». Но потом нашли один такой роман. Очень неплохой роман. Тогда мы решили отправить в прошлое двух чуваков…..

— Чуваки, — прошептал Виталик тоном Бориса Моисеева.

Он тотчас принялся наливать, а Саша продолжал:

— Так вот, эти два чувака возьмутся разработать ракетный катер, который и прибудет на Цусиму!

— Это как? — не выдержал Костя.

— Так.

— А за какой срок они его построят там?

— Два года.

— А электроника?

— Все пучком.

— Слушайте, вот ваши бокалы, — сказал камрад, — давайте это и отметим. Мы едем в поезде на юг! В прекрасном зеленом, или какой он — синий? Да, в прекрасном синем поезде. Нас окружают красивые проводницы. Эх, так хочется пристать к одной такой, хорошей. И мы слушаем прекрасную историю о том, что время можно повернуть вспять и выиграть, например, русско-японскую войну! Зер гут! Мечты сбываются, ребята! Мы можем заглянуть в самые темные, в страшные, в загадочные места. А знаете, почему это? Не знаете? А я скажу! Это потому что сейчас есть Интернет! Мировая паутина! И, не будь ее, не победили бы мы в Цусиме! Поняли? А теперь — сто процентом мы победим. А также мы первыми полетим на Луну.

— Точно! — сказал Костя.

Вот это — вот это ему нравилось. Хотя, он прекрасно понимал, что, что камрад ничего не имеет против Петькина, а просто стебается. Тем не менее, это было лучше, чем если бы он его поддержал.

— У меня еще бутылка, — сказал камрад.

— И еще, — ответил Саша.

— Что?

— На счет Луны — не знаю, но атомный реактор первым построил Николай Второй.

— А? — Виталик повернулся и подставил Саше ухо.

— Я говорю, атомный реактор построили при царе.

— А-а-а-а.

— Это не фантастика.

— Даст ист труф!

— Я тоже такое слышал, — сказал Костя, — только это бред.

— Не бред, — ответил Петькин.

— Не, не бред, — подтвердил камрад, — а еще — Столыпин был великим трейсером. А Витте — стрит бит, ком он.

— Слушай, это уже не смешно, — заметил Петькин.

— А ты был на удаффкоме?

— Да.

— Знаешь, чтоб с тобой там сделали?

— Такие же лузеры, как ты.

— И лузеры, брат. И дегенераты. Словом, настоящие подонки! А ты не знал. Да я, если хочешь, настоящий моральный каломан.

— Я вижу…..

— Да нет, братан, я же только добра желаю.

— Да.

Видно было, что Петькин обиделся, но всячески старался не показывать вида.

— Ладно. Ладно.

— Ну и ладно, — ответил Петькин.

— Да, да, ладно.

— Ладно.


Минут через двадцать Костя отправился назад удовлетворенный. Хотя, он ничего не сказал и даже не улыбнулся, ситуация его устраивала.

— Фантаст хренов, — размышлял он, — так тебе и надо.

Конечно, было совершенно очевидно, что камрад говорил в шутку.

Но….

Всегда есть но.

Он остановился у окна. Как будто что-то звало его — чтобы вот так — стоять, будто на вахте. На вахте окна поезда. И, хотя странные мысли больше его не тьревожили, он все же вспомнил то, о чем думал. Чтобы выгнать из головы дурное, Костя переключил сюжет воображения…. Цусима…. Нет, Саша — дурной какой-то. С одной стороны — умный, а с другой — много вот сейчас таких. Прыгают все время, прыгают. И — дело не в паркуре. Просто он все время чего-то прыгает и прыгает. И понять никак нельзя, чего же он хочет. Что же в итоге? Красный диплом? Да очень много ребят потянуло бы, если бы была мотивация. Но ведь любой спросит, и это будет верно:

— А надо ли мне это?

Или, словами Саши:

— Вай? (why?)

Если оно не надо — то — не надо.

Фантасты….

Костя, на самом деле, любил фантастику, и — при чем — самого нового формата — боевую. Это тот жанр, которые ныне плодится, точно грибы после дождя, разветвляяясь в разные стороны за счет разных фанфиков и римейков. Но одно дело — это читать. Разовая тренировка для ума. Почитал, помечтал. Зашел в сеть. Нашел, например, информацию про танк «Черный Орел», а после обсудил увиденное на форуме. Другое дело — сидеть и сочинять всю эту дребедень. И когда ж на все это только на все это время находит?

Он шел по вагонам. Настроение у него было теперь вполне хорошее, но странный оттенок, где-то в подсознании, не покидал его. Наконец, он вернулся в купе. Аня спала, так и не помыв руки. Костя сел и смотрел в окно. Покинув очередную станцию, поезд подал сигнал. Он точно кричал. Наверное, все поезда где-то в душе были людьми.

— Что, сходил? — Аня спросила тихо, будто мяукнула.

— Да, — Костя вздохнул, подражая недавнему камраду.

— Что там было?

— Нет, ничего особенного. Я сходил за водой.

— А-а-а-а. А есть яблоко?

— Не знаю.

Костя влез в сумку, нашел там большое красное яблоко и хотел передать его Ане.

— А помыть?

— Ладно.

Он вышел в коридор, и тут ему на секунду почудилось, что он видит того, давешнего парня, который нес ему какую-то пьяную околесицу. Дойдя до туалета, Костя был удивлен. Он даже сам себя спросил: как это он так решил, что он его видел.

— Фигня, — произнес он.

Такое иногда бывает в сне, в фазе быстрых сновидений, когда одна тема сменяет другую со скоростью пулеметной очереди. Если суметь понять, что ты — во сне, то окажется, что это — крайне удивительное явление. Секунду назад ты что-то знал, а спустя эту самую секунду все это уже не имеет значение.

Вот так же было и с Костей.

— Странный какой-то напиток был, — решил он, — наверное, что-то подмешали. Камрады. Амиго. Вот их там и колбасит. Да и паркур — фигня какая-та. Саша, блин.


Ирония не покидала его.

В конце концов, могло быть все, что угодно. Если есть экспериментаторы, которые прыгают головой на стенку, то почему двум друзьям не употреблять спиртное с примесью наркотиков.

Помимо прочего, он также вспоминал его.

Того.

А ведь Анька до сих пор о нем помнила. Того, его.

Разве это давно было? Он и сам в прошлом году, казалось бы, встречался с двумя девушками поочередно. Но разве то считается? Нет, то — ерунда. Когда нет любви, нет и ревности.

А вот он……

И как она….

Что она в нем, в старом, нашла?

Костя, не смотря на свою медлительность, не на шутку ревновал, хотя никогда не видел эту анину любовь, человека из прошлого — в лицо. Он, впрочем, был уверен, что никогда его и не увидит.

Вручив подруге яблоко, он вышел из купе и смотрел в окно. Зелень за окном была свежей и приятной. В голове же странно шумело. Да, именно шумело. И мысль об экспериментах его не покидала.

Удаффком.

настоящие подонки.

Каломан….

Да, камрад мог быть способен…

Он взялся за голову и сощурил взгляд. Поезд шел медленно, проназая своим телом какой-то поселок. Сквозь веки он видел множество странных полутеней, которые отбрасывали все предметы. Стоило раскрыть глаза полностью — и все исчезало. И так, Костя продолжал это бесполезное занятие, пытаясь прийти в себя.


Вот человек.

А вот — человек сквозь веки. И что это? Почему у него две тени? Одна — простая, а другая — красноватая, и у второй — очень большая голова. Нереально большая голова. Костя раскрыл глаза.

Ага. Все в порядке.

И — еще раз. Щуримся. Здание. И видно — два здания. Одно — то же самое, а другое — его двойник, но — кроваво-красное. И на фронтоне видны знаки.

Костя сделал усилие над собой, чтобы удержать это зрелище и присмотреться. С одной стороны…. С другой стороны…. Нет, что тут рассуждать? Вот есть же абсент. Настоящий абсент запрещен. И от него, должно быть, точно такой же эффект! Но в бутылке был явно не абсент….

Костя еще взял во внимание, что он был не сторонник спиртного. Хотя и не был полным трезвенником, и не должен был свалиться от некоторого количества алкоголя…

Красные лица…

Зубы…

Рога…

Он тяжело задышал, точно это могло усилить эффект…

— Кость, Кость, — Аня позвала его из купе.

— Да, — ответил Костя вяло.

Он вернулся.

— Знаешь, что мне снилось?

— Чего? — спросил он без интереса.

— Что, тебе не интересно?

— Интересно. Конечно интересно.

— Знаешь, это, наверное, от жары.

— У меня тоже что-то от жары. Хотя, и не так уже жарко.

— Ага.

— Нет, правда.

— Жарковато.

— Вот.

— Мне снилось, что поезд такой странный. Мы едем ночью, и кругом так ярко. Странно как-то. Вот бывает как бы яркий свет…. как бы свет солнца…. или вот рассказывают, что, когда человек попадает на тот свет, то вот так…. ярко… нет, не так. Ярко, но…. Плохо…. Поцелуешь меня?

— Да.

— А куда ты поцелуешь?

— О, а куда еще.

— Ладно.

— Ладно, рассказывай.

— Знаешь, в коридоре свет такой яркий, слепящий. Вот как будто в кино. И люди постоянно по коридору ходят. Знаешь… Вот как из фильмов. До революции были такие вагоновожатые. Только их почему-то много. Просто один за одним ходят. А за окном вообще — черно. Густо так. А, знаешь, у тебя был еще клип такой.

— Черно, — повторил Костя.

— Да. А что тут такого?

— Да ничего. Я так. А что за клип?

— «Therion».

— Это — сепия. Цвет такой.

— А-а-а-а. Точно.

— Сон — сепия. Что тут такого?

— Ой. А от тебя пахнет чем-то.

— Ты чего? Чем от меня может пахнуть?

— Ты выпил чего-то?

— А, да. Я ходил в вагон ресторан за водой, а там этот, камрад Буффало с удаффкома, и они с Сашей пили вискарь, ну и я с ними выпил. Бодяга какая-та. Не знаю. Может, они мешают с чем-то. Не знаю. Что-то мне это не понравилось. Никак.


— Странно.

— Чего?

— У меня тоже такое ощущение. Только я не пила. Слушай.

Аня села рядом с Костей, полуобняла его и шепнула на ухо.

— Чего? — спросил Костя.

— Мяу.

— А-а-а-а-а.

— У нас там же есть вино?

— Есть.

Костя, как по команде, полез в сумку. Он вообще послушный был, когда дело касалось любви.

— И вот, — продолжала его подруга, — я выглянула в окно. Во сне. Представляешь. А ночь липкая, и кусками к лицу прилипает. Я пытаюсь ее стереть, а она только размазывается. Представляешь? Куски ночи.

— Круто. Куски ночи. Мне б такое снилось.

— Да нет. Ты не понял. Это я так говорю. Так вот, я иду и смазываю. И не знаю, гдя я иду. Улицы, или нет. И тут смотрю — вдалеке огонек. И он приближается, приближается. Знаешь, вот как под водой. Фонарь светит, а свет размазан. И, что интересно, поезд идет, идет, а свет — он на месте. Я еще удивилась. Ведь источник света в этом случае должен также следом идти. Верно? А он явно на месте стоял. А поезд шел. Я во сне даже удивилась. Посмотрела, ну, вперед, высунувшись из окна, а вагон, он весь, как шапка, покрыт не то растениями, не то волосами.

— Фигня какая-та, — возмутился Костя.

Он вынул бумажный пакет с вином, отрезал край ножницами и разлил вино по кружкам. Кружки были синие, офисные, с какими-то корпоративными логотипами.

— Выпьем.

— Поцелуешь меня?

— Да.

— А еще раз?

Костя поцеловал свою подругу в губы. Они выпили вина, и она продолжила рассказывать свой сон:

— И вот, я смотрю, и как-то не страшно, а просто — ощущение тьмы. А этот, с фонарем, все приближается и приближается. И, наконец, он оказался ближе. И — не поверишь, мы едем, и внизу, в отблесках, видно, как проносятся полосы — щебень, трава какая-та. А он стоит на месте. Как будто относительно его мы стоим на месте. Как ты себе такое представляешь? Помнишь, у Гальки была книга про сны?

— Ага.

— Вот там картинки такие были — смотришь, и кажется, что с ума вот-вот сойдешь. Так и это. Он. Оно. Мы едем, оно стоит, не едет, но все время находится на уровне окна.

— Кто же это был? — спросил Костя, наливая.

— Это было существо.

— Существо?

— Ага. Какое-то ужасное существо, похожее на человека. Но не человек. Оно стоит, держит впереди себя фонарь, такое важное и злое. Человекообразное. Ага, в фильмах ужаснов что-то подобное было. Не помню, какие…..

— Ты же не любишь фильмы ужасов….

— Нет. Не люблю.

— Дурная жара, — сказал Костя.

— Да. Мяу. А ты меня любишь?

— Да.

— Точно?

— Ну…..

— Точно, точно?

— Ну…..

— А ты меня хочешь?

— Ну….


….Ближе к вечеру Костя проснулся и смотрел в окно, где перемежались сумерки. Столбы словно вели невидимый счет: 1, 2, 3, 1000, 10 000. Ему было вроде бы и хорошо, но чувство дискомфорта не проходило. Он попытался вспомнить, где же это началось?

Скорее всего, на вокзале, думал он. Да, именно тогда, когда мы встретили Сашу. Вот, все сходится. Это все этот тупой паркур. Они ж там прыгают туда, сюда, как черти, отмороженные на полголовы.

Да, это он.

Радио, что находилось в стенке, харкнуло, выдало пару-тройку слов, и тотчас все пропало. Это были словно слова на незнакомом языке.

— М-м-м-м, — проговорила Аня.

Она улыбнулась и отвернулась к стенке.

— Хорошо? — спросил Костя.

— Угу.

Он удовлетворенно потянулся к столику, налил себе вина и выпил. Все и правда было хорошо. Поезд уверенно бежал через центральную Россию, уничтожая километры. Впереди их ждал яркий, блестящий, юг. Море, сотни, тысячи праздных, не озадаченных делами, людей, ощущение счастья, ничегонеделания. Мороженное, зонтики. Армянские кафе. Живая музыка. Шашлыки. Косте вдруг подумалось, что Аня там непременно встретит того, его. Хотя, конечно же, это было полным абсурдом, но дурные мысли так и лезли в голову. Он представлял его — в его глазах это был наглый грузный мужчина, метающий магнетические взгляды-молнии, от которых не способны защититься молоденькие девушки. И вот, они встречаются, пока Костя плещется в море.

Да, он просто безрассудно плещется. Плывет, и в голове — счастье и немного алкоголя. А они идут на какую-то съемную квартиру в частном секторе. Там — навесы, вокруг навесом — высокие пальмы, поют цикады, и он ими повелевает. А он, Костя….. Может, это уже было? Было много раз? А он так и ничего не заметил? Ведь когда Светка за ним бегала — он делал лишь вид, что ее замечает, а сам искал любви в другом месте. А Светка переживала, и ее думы глодали — вот точно так зайцы зимой мерзлые деревья глодают. Даже страшно подумать.

Он закрыл глаза.

Не, все то же самое.

Чем забита голова?

Он плывет к берегу, радостный и глупый. А они — уже на какой-то темной улице. И он старый, мерзкий. И еще — умный, в сто раз умнее Кости.

— Я всегда тебя любила, — говорит Аня.

А он:

— У нас только двадцать минут.

А она:

— Мы успеем. Только не кончай слишком быстро.

И все это разливается в воображении Кости еще ярче, наполняется смыслом и запахами. И он представляет каждую деталь — с той же точностью, как это показывают в порнофильмах.

И вот, уже спустя полчаса, она возвращается к Косте.

— О чем думаешь? — спросила она, не поворачиваясь.

— Не знаю, — ответил он.

День за окном почти угас. Только где-то на краю небо наблюдались тонкие розовые полосы. Поезд словно ехал через пустоту. Ни огней, ни жизни. Вообще ничего. Мировой вакуум.

— Ты всегда так говоришь, — произнесла Аня.

— Нет.

— Хорошо. Тогда — о чем?

— Я позавчера скачал много анимэ.

— А-а-а-а……

— Тебе не нравится?

— Главное, что тебе нравится.

— Ладно.

— Ты правда думаешь?

— Нет. Хотя — думаю.

— Ты ревнуешь?

— К кому?

— Не знаю. Может, к камраду Буффало?

— А ты его знаешь?

— Ну ты же мне про него рассказывал.

— Он тебе вряд ли понравится. Он большой и толстый.

— Может, я о таком и мечтаю. О большом и толстом.

— Да? Что же ты раньше молчала?

— Да как-то раньше не приходилось тебе сказать. А у нас есть еще вино?

— Тут — две капли осталось.

— Да?

— Я могу сходить в вагон-ресторан.

— Ладно.

— Почему? Схожу.

Костя, как по команде, вскочил, накинул рубашку, натянул туфли на босую ногу.


— Что берем? — осведомился он.

— Токай.

— Ага. Думаешь, он тут будет? Или какой-нибудь токай подвального разлива. Прямо в поезде его разливают.

— Хорошо. Тогда что ты предлагаешь?

— Не знаю. Посмотрю. Мне кажется, что будет. Выбор-то не велик. Какое-нибудь полусладкое.

— Только не долго, ладно, Кость?

— Ага.

Он вышел из купе. Поезд остановился на какой-то станции, и тотчас на перроне началась суета — повсюду бегали бабушки-старушки с пирожками, черешней, клубникой, какой-то сушеной рыбой, и даже вареных раков на подносе несли. Пахло мазутом, пахло провинцией. Пахло, впрочем, довольно неплохо. Косте даже захотелось на какое-то время тут задержаться.

Он не то, чтобы сознательно помечтал. Это была какая-ту другая, иная, голова, которая могли думать независимо.

Взять и бросить все, пока не поздно.

Бросить нафиг!

И все уйдет, включая Аню. И будет лишь теплый вечер, полный людей, которым, быть может, не нужно многого, и все они намного чище, намного лучше, чем все эти, устреленные, наполненные жаждой срочного отдыха…..

Переходя из вагона в вагон, Костя вдруг снова увидел того парня. Но было как-то странно: он был то ли тот, а то ли и не тот. Стоял он в окружении еще двух таких же парней в трико. Они даже были похожими. Близнецы? Нет, один из них повернулся — ему было лет сорок, он был небрит, и в руках была бутылка пива, и пиво было какого-то местного разлива.

Костя почему-то остановился. Он, видно, думал, что ему снова что-то скажут, но никто ничего ему не сказал. Он двинулся через плацкарт, и здесь, в плацкарте, было как-то особенно весело.

Одно из мест было занято железнодорожниками. Трое средних лет мужчин пили водку с молодыми железнодорожницами.

— Наливай полный! — крикнула девушка.

Костя приостановился, чтобы посмотреть, что там происходит. Железнодорожники вынули большие граненые стаканы, по 250 грамм, наполнили их до краев.

— 5 стаканов по 250, - посчитал Костя.

Стаканы были подняты в воздух.

— Кто первей, — сипло произнес толстый прокладчик.

— Я! — крикнула девушка с озорными глазами.

Они чокнулись и, громко глотая, принялись пить. Костя стоял, как вкопанный, пока кто-то не похлопал его по спине. Тогда, не оборачиваясь, он двинулся дальше.

Когда он входил в вагон-ресторан, поезд тронулся, и тотчас откуда-то взялся Саша Петькин. Казалось, что Петькин приземлился сверху. Ведь не мог же это быть постоянно здесь? Или он тут и был?

— Гм, — произнес Костя.

— Йоу, — ответил Саша, но как-то без энтузиазма.

Обычно он поомпимистичнее кричал.

— Чо делаете? — Костя спросил первое, что пришло в голову.

— А, Виталик спать покатил. Не знаю. Спит, наверное. А я смотрю. Прикольно.

— А-а-а-а.

— Не, чувак, смотри.

— Ну.

— Вот давай по пиву, и я расскажу. Пива светлое, йоу! Продвинутые люди пьют пиво по 0.33, очень светлое, с мелкими пузырьками и обильной пеной, с добавлением инородно-новых, продвинутых, веществ. Что скажешь, йоу?

— Ладно.

— Вот смотри, — продолжил Саша, когда они сели на столик. Он ткнул пальцем за окно. — Посмотри, какие тут пространства! Воу! Это же хит! Надо сюда обязательно приехать. Возьму свой «телевик», сделаю новую фотосессию. Здесь я видел такие клёвые места для катания на доске. Представь, чувак. Собираем team, отбрасываем сомнения и едем на поезде до первой приглянувшейся станции. Воу. А, е! Выходим. Такая продвинутая команда. Собираем местных, даем им уроки. Бум-бокс играет стрит-бит. Идж-с-с-с, иджс-с-с-с. Воу-воу-дыджтс-с-с-с. Тч-с-с-с. Тч-с-с-с-с. Тыдыц, ты-ры-ры. И все снимаем, чтобы смонтировать потом ролик.

— Ага, — произнес Костя.

— Чо, чувак, как ты думаешь?

— Да нет. Я так.

— Слушай, а как ты относишься к эмо?

Костя пожал плечами:

— А что это?

— Ладно. Слышал: Эмо.

Эмо сука жалкие. Из-за того, что родители не пускают эмо на кладбища морозить свои жопы, бедняги тратят время на нытьё над гламурными журналами в квартирах, сидя на подоконнике. Через смазанную от слёз тушь плохо видно, что диктует журнал моды. Поэтому одеваются эмо крайне странно. Эмо палятся лишь на вопросе — ты кто? Обычно несформировавшаяся личность не может решить — гот она или гламур, от чего, кривя глазом из подчёлки, давит очередную слезу.

Все это Саша читал в каком-то псевдореповом стиле, но Костя не понимал — плакать ему или радоваться.

— Скинхеды. Скинхеды сука умные. Реально осозновая картину будущего, как и панки, эти парни пошли иным путём. Они не тратят меньше воды на себя, они тратят меньше людей для воды, тем самым уменьшая численность населения. Особенно умные скинхеды выделяются в таких местах, как черепно-мозговая, хааа! ещё бы. Палятся в основном из-за лысой, не всегда отпалированной лысины. Как оно?

— Ты сочинил? — осведомился Костя.

— Нет. Не я. Но я работаю над собой. Я тоже скоро буду сочинять хиты, чувак. Понял? Впрочем, хиты я и сейчас сочиняю. Но это больше — синглы. А хитами они еще не стали. Я живу по принципу: вся вселенная — для тебя. Победи себя, йоу! Стань звездой форево! Покажи себя!

Лицо Саши светилось от какого-то счастливого напряжения, но Костя ему не завидовал. Он вообще не знал, плакать ему или радоваться.

— Посмотри в любой вагон метро, — произнес Саша.

Это было сказано, как предложение. Костя даже попытался куда-то заглянуть, но, конечно, все самое странное было именно в Саше.

— Да, — сказал Костя.

За окном было уже почти темно. Поезд повернул, и тонкая розовая полоска исчезла. Было видно синее небо, окаймляющее деревья и какие-то первые звезды.

— Люди едут и слушают 50cent.

— А-а-а-а.

— Я хочу быть как русский 50 cent.

Костя сочувственно кивнул.

— Ты мне не веришь? Ладно, чувак. Встретимся года через три, и ты меня не узнаешь. Я буду ехать на крутом таче. Нет, я куплю себе мотоцикл. Я буду ехать — весь такой прикинутый, и все телки, узнав, что я проезжаю по Кутузовскому, выстроятся по обе стороны дороги, чтобы поприветствовать меня! И все рублевские кобыли отожмутся, ё!

— Купи в кредит, — произнес Костя без задней мысли.

— Что — в кредит?

— Мотоцикл.

— Шутишь, йоу! Такие тачки в кредит не берут. Давай по пиву. А ты чо, вино берешь?

— Да.

Костя отвечал сонно — не то, чтобы он был противник общения, и даже в своих мыслях он не варился. Он был таким по закону сохранения энергии. Это было его естественное состояние. Саша же, напротив, был по жизни с шилом в заду. Он постоянно менял род своих занятий, и за это к нему постоянно приклеивались постоянные прозвища. В университете он учился очень неплохо. Костя же, наоборот, был глубоким середняком. Впрочем, никто его за это не попрекал. И, на самом деле, было странно, что Аня, у которой был крайне неуравновешенный характер, его любит.

Он и сам себя иногда спрашивал.

Где-то подсознательно он был уверен, что — рано или поздно — это случится, и Аню перекинет взрывной волной кому-нибудь в объятия. А взрыв этот будет где-нибудь в голове. Взрыв снаряда…..

Они сели за столик. Народу в ресторане было много. Кругом чувствовалась праздная обстановка. Еще бы — поезд шел на Сочи. Пахло спиртным и разговорами. Слышались громкие голоса. Энергия застолья гуляла в головах.

— Знаешь, чувак, я часто представляю себя где-нибудь…..

Он оглянулся. А потом продолжил:

— Где-нибудь в Голливуде.

У Кости не было в планах торчать в вагоне-ресторане и что-то обсуждать с Сашей Петькиным. Он собирался уйти с вином. Поэтому, он старался допить свое пиво как можно быстрее. В это время, как назло, появился камрад Буффало. Костя даже вздохнул недовольно. Лицо у Виталика было помято с правой стороны. Видимо, он спал и не переворачивался. Другая сторона была свежей, и от этого он походил на неудачно испеченный хлеб.

— Привет, братики, — выдохнул он.

Он точно о чем-то сожалел, хотя, на самом деле, это была всего лишь манера общения.

— Воу, воу! — выкрикнул Саша Петькин.

— Хорошо вам тут. А я там парюсь. На полке — как на нарах. Лежу на третьей полке, жёстко, кости жмет.

— На третьей? — удивился Костя.

— Да. Судьба занесла на верхотуру.

— О-па, — удивился Костя.

— Да что ты по ушам ездишь! — обрадовано крикнул Саша.

— Ну, вторая, третья, не все ли одно? Внизу бабка храпит, параллельно меня лежит девушка. Представь себе смысл этих слов! Параллельно мне лежит девушка. Параллельная девушка. А я, может, хочу, чтобы она стала перпендикулярная. А она не становится! Что мне делать? Представляешь, какое томление?

— Ты ее хочешь? — спросил Саша.

— Не знаю. Ближе надо подойти. Ощупать. Обласкать. Посмотреть в глаза. Я просто так не могу. Без изучения, без прощупывания. А иначе — как еще. Все мы немного ученые. Алхимики. А давайте Водки возьмем. Просто водки возьмем. И не будем ни о чем думать, друзья мои. Водка — напиток ученых. И выпьем. И будем изучать этот мир посредством водки!

Костя, было, тотчас отказался, но не сумел и рта раскрыть.

— Короче, вот еще несколько тем, — сказал Саша Петькин и принялся читать, — Панки. Панки сука заботливые. Панки уже сейчас видят угрозу нехватки воды, поэтому старательно берегут её отказавшись от водных процедур. Панки палятся практически везде, ибо страшно смердят отпугивая от себя окружающих.

— Го-го-го, — захохотал камрад Буффало, — некисло как. Го-го-го. А я, все ж, схожу, девушку разбужу, в любви признаюсь. Такая девушка. Звезда вагона. Звезда плацкарты.

— Пойду я, — произнес Костя.

— Ты сиди, сиди, — властно сказал ему Виталик.

А Саша Петькин продолжал:

— Готы. Готы сука печальные. Ещё бы! Люди, привыкшие сидеть на могильных плитах кладбищ нередко обращаются к врачам с отморожением задницы, а некоторые и с отморожением передницы. А при такой жалобе по-любому будешь печальным. Готы палятся в основном летом, так как чёрные одёжки заставляют их усиленно потеть. Наиболее истинный гот, как ещё называют — тругот — тот, кто даже после смерти мечтает умереть на руках солиста группы Хим.

— Го-го-го, — еще пуще прежнего ржал камрад Буффало, — девушка, девушка! Девушка! Нет, не вы! Водочки нам! И лимон, если можно! Что? Кто платит? А вы к нам придете! Я вам на ушко и шепну! Ага! Да, вот этой! Столичной. Да. А есть со льдом? Да. А, что вам за это будет? Я вам отдам свою руку и сердце.

Энергия так и била из Виталика. Видимо, для этого ему был необходим сон. И вот, он поспал, точно перезагрузился, и это был уже другой, довольный всем Виталик, камрад Буффало.

Костя выглянул за окно. Затем — прильнул к нему ближе. Человеческий глаз моментально реагирует на то, когда в окружающей картинке появляется какое-то несоответствие. Он почесал голову, не понимая, в чем дело. Было темно, и кроны деревьев, окаймленные угасшим небом, были похожи на застывшие сны. Но было что-то, более темное, чем они. Костя даже сощурился, ничего не понимая. Он даже повернулся к людям в вагоне-ресторане, однако, все было по-прежнему. Никто ничего не замечал. Деревья в темноте отбрасывали тень, и у этой тени был красноватый оттенок.

— О, девушка! — Виталик обрадовался, что водку принесли так оперативно.

— А вот еще стрит-спич! — не унимался Саша Петькин. — Металлисты. Металлисты сука мечтатели. Каждый второй металлист — сын работника-стахановца на литейном заводе. Каждый третий мечтает отдать свою одежду терминатору вошедшему в бар с целью спасти человечество или какого-то там Джона Коннора. Но терминатор не приходит, поэтому металлисты занимают ожидание дешёвым алкоголем и громкой музыкой.

Многие металлисты мечтают закончить ПТУ и пойти работать на станках или плавить железо, но сука выучиваются и, получив высшее образование, идут работать юристами. Металлисты палятся, лишь, когда встают в разгорячённых клубах со стула в кожаных штанах.

— Ну что, братики, приступим? — спросил Буффало, потирая руки.

Костя посмотрел в лицо камраду, и в голове у него что-то подернулось. Вот, к примеру, совсем недавно он думал о запаха провинциального перрона, а теперь он понял: на лице камрада Буффало — тень.

Тень!

Костя присмотрелся. Нет, наверняка, это казалось, но как не смотреть, если ты что-то увидел.

— Что? — спросил Виталик.

Он открыл бутылку и разлил водку.

— Можно пить спортивно, — заявил он.

— Спортивно? — переспросил Костя отстраненно.

— Да. Да что ты там все смотришь? Тёлок там нет.

Костя вздрогнул. Неужели этого никто больше не видит? Что же это — обман зрения, нарушение работы мозга?

Железная дорога шла в окружении достаточно густых насаждений, и что-то с этими деревьями было не в порядке, но Костя никак не мог понять, что же именно. Покраснение теней? Хорошо. Но откуда же сами тени. Это походило на то, как если бы ночь подкрасили маркером.

Он потер глаза, пытаясь избавиться от наваждения. Однако, ничего не помогало, и он продолжал смотреть. Спустя минуту он мог различить какие-то новые детали. Так, ему начало казаться, что за лесополосой горит свет. Конечно, никакого света там не было и быть не могло.

— Может быть, я начал видеть в темноте? — спросил сам себя Костя.

— Ладно, давайте, — сказал тогда Буффало, — Кость, хватит там это, девушек среди леса искать. Или давай, что ль, нажмем стоп-кран, пойдем, пошаримся. Я не против. Может, там нас сразу пригласят на пару палок чая!

— А вот еще, — сказал Саша Петькин, — Байкеры. Байкеры сука добрые. Несмотря на то, что каждый четвёртый байкер даст тебе в табло гаечным ключом, каждый байкер, проезжая вам навстречу, посигналит, предупреждая, что впереди сотрудники ДПС. Байкеры не палятся.

— Выпьем, пацаны, за байкеров, — сказал Виталик, — а то водка греется. Уже плюс пятьдесят. Скоро закипит. Пили кипящую водку? Это когда она исходит светлым, потенциальным, паром.

— Воу! — воскликнул Саша. — +1!

— Га! +1! — ответил камрад Буффало.-+1, чувак. Это вам не КГ/АМ! У нас душевно!


Они выпили, и Костя продолжил смотреть в окно. Теперь он был уверен, что это видит только он один, потому как все в вагоне ресторане было по-прежнему. За деревьями, за темно-красной тенью, горел свет. Это было однозначно. Свет был черным. Как он мог светиться, будучи черным? Это было невозможно, но это было так. Излучение шло от ламп.

Лампы!

Костя напрягся, пытаясь разобрать, в чем там было дело.

Вот сейчас бы остановиться….

Остановить поезд…..

Остановить землю…..

Остановить……

Ведь человек спишит, спешит, а иногда нужно и остановиться, и посмотреть…..

Что там?

— Эх, пацанчики, — проговорил камрад, — а я, собрался, было, на тусу удаффкома, а тут — то туда зовут, то сюда. И Костя все девонек ищет средь кустов. А их все нет. Все нет. Странно все это. Водка. Водка — она друг. Чо там, а? За поездом бегут? Ага…. Может, пройдем, девочек возьмем?

Он продолжал нести околесицу, а Саша ж время от времени выбрасывал новые порции стрит-спича:

— Реперы. Реперы сука чёрные. Если Вы видите репера и он сука не чёрный — это Эминем. Если это не Эминем, это не репер. В душе каждый чёрный репер мечтает стать Эминемом и наоборот. Реперы часто палятся на травке, джипах и красивых джипах. Если тебя застрелили под фразу «мув бек мазафака» — тебя застрелил репер.

Айр-н-би. Айр-н-би — это те же реперы, только без яиц. Если Вы видите айр-н-би с яйцами — это сука Тимати. Он купил их в магазине и несёт домой вместе с остальными продуктами. Тимати можно узнать по тонированной шестёрке и Доминику Джокеру, который пытается быть похожим на Эминема, но походит только на скрещенного Шатунова с Фадеевым.

Присмотревшись к фонарям, излучающим черный свет, Костя обнаружил, что имеют место человеческие фигуры. Нет, конечно же, этого не могло быть в природе. Но Костя как-то легко с этим смирился.

— Почему бы и нет? — думал он. — Сегодня — странная какая-та жара весь день была. И со всеми людьми что-то происходит. А что, если я — экстрасенс? Я вижу то, чего другим не видят.

Итак, это были фигуры. Люди? Может — существа? Они держали в руках квадратные, железнодорожные фонари, и эти фонари излучали черный свет, который бил сквозь деревья. Ближе к тому месту, где начинались темно-красные тени, черный свет разжижался, и были видны таинственные узоры, и узоры эти очень не понравились Косте. Они напоминали вывернутые наружу мозги. Кто-то взял много, много мозгов, расплел их, и вот, они напоминают существ. Но — нельзя однозначно сказать — существа это или обман воображения. Ведь иногда, когда смотришь на ковёр с вышитыми узорами, кажется, что ты видишь лица и фигуры, хотя ничего такого и в помине нет.

Тем не менее…..

— Нет, — проговорил Костя.

— Держи, нет, — прохохотал Буффало, — вот ваш стакан, амиго.

С Костей же и правда творилось что-то странное, и все уже начинали замечать это.

— Скажи тост, — проговорил камрад.

— Не знаю, — ответил Костя вяло, — за что ж выпить?

— Давай за Аньку твою выпьем, — предложил Саша.

— Ладно, — согласился Костя.

Они выпили. Водка была холодная, северная.

….Головы у существ, что держали фонари с черным светом, были непропорционально большими. Свет же пульсировал. Но так происходило далеко не со всеми фонарями. Часть из них светила ровно. В пульсациях же была некая закономерность.

— Сигналы, — подумал Костя.

Ему и в голову не могло прийти, что за то время, как он в первый раз различил фонари, прошло уже достаточно много времени, и что для такой шеренги нужно очень и очень много людей. Впрочем, очень скоро наметилось изменение. Однако, оно было далеко не в лучшую сторону — контуры фигур стали проступать все четче и четче, и было видно, что у людей — необыкновенно длинные шеи. Тонкие, лебединые. Головы — маленькие, и внутри головы что-то светится. Какое-то непонятное синее пламя.

— Надо тоже сделать ерша, — говорил меж тем камрад.

Костя опомнился, взял свою рюмку и выпил. Пиво стояло недопитое. Он сделал несколько глотков. И тогда — о чудо — все пропало. За окном была нормальная июньская ночь. Отсветы от окон неслись следом за поездом, а за деревьями блестели огни далеких деревень.

— А мне нравится Тимбалэнд, — сказал Саша Петькин, — вот это чел. Это мэн, который несет восторг. Он сделал себя сам, и еще он сделал Тимберлейка.

Костя воодушевленно кивнул.

— Что, тебе тоже нравится Тимбалэнд?

— Да, ничо так.

— А мне все равно, гайз, — сказал Виталик, — глубоко все равно. Я порой и шансон слушаю. Вот Саша считает, что шансон — это западло.

— Ничего я не считаю, — отозвался Петькин.

— Ладно, проехали, — вздохнул Буффало, — шансон, так шансон. Хорошо сидим, амогос!

— Да, йоу! — отозвался Саша.

— Пойду я, — заметил Костя.

— А, иди, иди, — ответил Виталик как-то ласково, — тебе ж пора. Ага?

— Ага?

— Ну вот. Ага, так ага. Ты знаешь, да?

Костя привстал.

— Вот сразу видно, — сказал камрад, обащаясь к Саше, — вот есть человек, а вот и нету человека! Ушел он. Ушел он и идет…. Идет, идет, идет.

— Странный ты, — ответил Костя.

Вскоре Костя вернулся назад. Поезд уверенно стучал колесами. За окном — липкая ночь. Тени бегут. То и дело из-за бугра выглядывают огни населенных пунктов. В тамбуре кто-то курит. Кто-то, конечно же, едет отнюдь не в Сочи, и него не столь праздное настроение.

— Привет, — прошептала Аня.

— Ага, — ответил Костя как-то отстраненно.

— А где ты был?

— Да, там.

— Какой-то ты странный. А я все тебя жду, жду. Ты принес вино?

— Да.

— Тебя целый час не было.

— Да нет, не час, — ответил Костя, — точно — не час. Дурь какая-та. В голову, я говорю, дурь лезет. Наверное, солнечная активность сейчас повышенная. Потому что, на кого я только не смотрю, у всех одно и то же. Все какие-то сегодня сумасшедшие. Только и делают, что сходят с ума. И камрад этот. Странный тип. То смеется, то — ну, не плачет, но как-то ведет себя странно. С одной стороны, это типа юмор. С другой — он неадеквантный. Нельзя же постоянно языком тараторить. Он явно в сети умом немного двинулся. Для него и сейчас — сеть.

— Может, они — наркоманы? — предположила Аня.

— Нет, ну что ты. Хотя, на счет камрада, я точно не знаю. Все может быть. Может быть, и так. Они там все на каком-то сайте сидят, общаются, а потом — припечет — начинают встречаться и что-то перетирать. Даже не знаю, что об этом думать.

— Ты все преувеличиваешь. Иди ко мне.

— А Саша Петькин? Сдался мне его паркур?

— А мне нравится.

— Паркур?

— Да. И Саша — неплохой мальчик.

— Да?

— Ну, и правда……

— И что в нем?

— Нет, ничего….. Просто…..

— Я ничего такого не вижу…

— Ты же мужским взглядом на него смотришь. А я — женским. Понятно? Ты знаешь, что женщины внимательнее? Вы, ребята, всегда куда-то смотрите в даль. А мелочей не замечаете. Ты видишь паркур, а я — другое. Саша — очень милый и заботливый парень.


Ну вот, — подумал Костя. Вот этого и надо было бояться. Вот все, что угодно могло происходить, только не это. Паркур. Нет, черт, Саша. Я еще в прошлом году видел, как они разговаривали и держали друг друга за руки. И она гладила его по руке. А я ж себя убеждал, что все это ерунда и не имеет никакого значения. А ведь не зря говорят — первое впечатление — это самое верное. Подсознание никогда не врет!


Перед глазами у Костя тотчас стали возникать всякие, разные, картины. Он не был, конечно же, чистым визуалистом. Не говоря уже о внутренней, подсознательной, визуализации. Но, почему-то, перед глазами возникали какие-то крайние, обостренные вещи.

Ему тотчас привиделся акт секса. Позы. Вздохи. И — даже самые мелкие подробности, чуть ли не из области жесткого порно.

— О чем ты думаешь? — спросила Аня.

— Я? — Костя вздрогнул.

— Ну…..

Она поднялась, сбросив с себя простыню. Она была молодая, голая и красивая.

— О тебе думаю, — проговорил Костя.

— Ну вот. Видишь.

— Да.

— Ну, иди ко мне.

Костя обнял свою подругу. Все негативные мысли вылетели прочь. Ему было хорошо. Им вдвовем было хорошо.

* * *

….Потом был сон. Долгая, поглощающая, ночь. Сон без образов, но — в каком-то непонятном бреду. Голоса — зовущие, пытающие выкрасть сердце. Среди ночи Костя проснулся. Он никогда не курил без причины, а уж чтобы ночью — то никогда. Но здесь он не мог удержаться. Он накинул трико, вышел в тамбур и там нервно покурил.

Поезд притормозил, заранее свиснув. Мимо понеслись товарные вагоны, маневровый локомотив, цистерны, и все это — в ярком свете прожекторов. Это была какая-та станция. Но — ни вокзала тут не было, ни людей. Лампы дневного света горели, будто злые глаза.

Костя стоял, как завороженный. Он не мог вымолвить ни слова. Хотя — ничего и не происходило.

Где-то вдалеке стукнули двери. Послышались невнятные голоса. Тусклый, будто сдавленный ночью, свисток. Дверь еще раз стукнула — только где-то рядом. Костя оглянулся — но никого не было. Он встал к окну, и тут его посетила мысль: бежать!

И он, едва было, тотчас не побежал. Однако — остановился, и стоял так некоторое время, точно статуя. Потом — зашел в туалет, умылся, посмотрел себе в лицо.

Что же происходит? — спросил он сам себя.

И снова — та же дурацкая мысль. Точно пуля. Не зря же говорят — «пуля в голове». Видимо, так оно и есть.


Еще — тридцать секунд. Бежать прямо сейчас! Одна половины Кости рванулась. Другая — уцепилась за ручку двери. И так — все эти секунды продолжался невидимый бой, пока поезд не тронулся. И тотчас что-то улыбнулось в лицо Косте. Он не понял — конечно же, рядом никого не было. Но это было очевидно.

Он вернулся в купе. Аня мирно сопела. Ее голове тело оставалось прекрасным в свете станционных отблесков.

Завтра скажу Петькину, решил Костя. Это не шутки. Если им хорошо от того, что они добавляют в водку и пиво какую-то фигню, то пусть себе и пьют. И вообще, все это — в его стиле. Саша способен на такое. Он, вроде, и не злодей, но как бы все это в стиле паркура. Рэп, экстрим, удаффком какой-то, камрады разные. Если ему так уж не сидится на месте, пусть придумывает что-то новое. Вообще, все это не смешно. Если у человека такое уж экстраполированное чувство юмора, пусть прыгнут с моста. Без резинки, без парашюта.

Он налил остатки вина в синюю, офисную, кружку, выпил, и тотчас наступил сон. Он лег на свое место и заснул почти моментально.

И снова — началась все та же томная тряска. Он то ли спал, то ли нет, и в голове было полным полно голосов. И, при чем, все это были голоса не на русском языке. Это была странная речь. Слова бежали как-то странно, циклически. Когда они шли ровным строем, то, казалось, мозг способен распознать, о чем они говорят. Но — секунда, другая, и смысл уже шел наоборот. Слова эти были наточены, точно иглы. Они кололи в больной мозг. Костя даже пытался поднять руку, чтобы защититься……

….Но защититься было невозможно…..

….Ад был повсюду.

Он горел, он был рад.

* * *

— Сколько время? — спросила Аня.

— Не знаю, — ответил Костя.

Он зевнул. Ему казалось, что он видел какой-то сон, хотя он вряд ли описал его. Это было чувство. Хорошее, теплое. Насыщение. Хотелось лежать так целую вечность. И, хотя что-то врывалось в этот сон, он не хотел этого слышать.

Стук…..

Те же колеса, те же стыки и болты, заставляющие тяжелые колеса вагонов подпрыгивать, извлекая из себя звуки.

— Давай спать, — произнес он.

— Спи, — ответила Аня.

Он не обращал внимания. Поезд продолжал шуметь. Нет, именно шуметь. Это был совершенно другой, новый, звук. Он зевнул, но сна уже не было. Захотелось разозлиться на Аню, но слов не нашлось. Он открыл глаза и сел. Вокруг была все та же темнота. Из коридора в окно влетал тусклый свет. За окном же — Костя как будто специально не обратил на это внимание — вообще ничего не было. Окно точно заклеили.

— Ну, — сказал он Ане.

— Да, — ответила она.

— Что не спишь?

— Не знаю? — она пожала плечами.

Аня была чрезвычайно сексуальна. Она накинула футболку на голое тело и сдвинула ноги. Это был соблазнительный контраст. Но только теперь Костя ощутил — что-то явно не так. Но — что именно?

И что говорило ему:

— Спи!

— Не просыпайся!

— Но что же делать и зачем? — он спросил сам себя (или кто-то — внутри него).

— Напейся и не просыпайся.

Но это продолжалось совсем недолго. Возможно, если бы у него под рукой была бутыль вина, он бы так и сделал.

— Посмотри на часы, — проговорила Аня.

— У меня нет часов, — ответил Костя вяло.

— Телефон.

Он потянулся к брюкам и вытащил телефон:

— 10:30, - проговорил он и зевнул, — что-то с телефоном?

— Нет, — ответила Аня.

— А ну тебя, — он махнул рукой, — спать надо. Сколько время? Ночь еще.

— У меня тоже на телефоне — 10:30, - ответила Аня, — и посмотри, сеть какая!

— А…..

Костя не то, чтобы отмахивался от подруги. Он чувствовал себя вялым, вяленым, будто сушеная рыба. Вот точно так же рыба висит и сушится на веревке где-нибудь на даче у тети Мани. Тонкая, сухая, ленивая. Ничего ей не надо. И на глазах соль выступила — это тоже от лени.

Сеть показывала всего одно деление, зато вместо привычного MTS светилась буква H.

— Украина, наверное, — проговорил он.

Он потянулся к окну. В этот момент поезд свистнул, и только тогда Костя явственно ощутил, что действительно — что-то не в порядке. Во-первых, колеса не стучали. Они шипели, и, местами, это шипение переходило в свист. Впрочем, это было не главное. Как он ни напрягал зрение, в окне зияла плотная чернота.

— Кто-то заклеил окно, — проговорил он.

Он продолжал смотреть, пытаясь найти прорехи в черной пленке, которую кто-то приклеил на окно. В этот момент Аня оделась, чтобы идти на разведку.

Что нужно было думать?

Да и нужно ли было думать?

Много ли они вчера выпили? Нет, не много. Но почему так раскалывается мозг? Нет, не организм, именно мозг! Может быть, лучше не просыпаться?

— Ладно тебе, — произнес Костя, — я сам схожу. Купить что-нибудь?

— Думаешь, сейчас что-нибудь работает?

— Посмотрим. А почему не должно работать? А….

— Что…..

— Ну……

Он оделся и вышел в коридор. Головой правила все та же вялость. Он двинулся в сторону вагона ресторана и только шагов через десять понял, что действительно что-то не так. И по другую сторону в окнах было темно. Это не лезло ни в какие ворота. Это было не темнота. Это были просто заклеенные чем-то окна!

Добравшись до тамбура, Костя открыл дверь. В лицо ему ударил грохот колес и необычайно теплый воздух. Юг. Юг? Может быть, Ростов? Где сейчас должен быть поезд? Ведь до моря еще далеко, да и до Краснодара еще явно не доехали. Что все это значит?

Он посмотрел вниз, чтобы увидеть, как в щелях проскакивают полоски дороги, но вновь ничего не видел.

— Черт! — вырвалось у него.

Поезд же громыхнул, будто ответив на этот возглас, и вновь продолжил свое непонятное шипение. Костя вышел в соседний вагон, проследовал дальше, но ничего нового не увидел и не услышал, разве что, в одном из купе кто-то слышал музыку, и это был рэп.

— Рэп хренов, — произнес он.

Костя остановился, чтобы еще раз посмотреть в окно.

— Нет, — подумал он, — ответ гораздо проще. Тут явно — какой-то подвох. Иногда ты пытаешься решить головоломку, а все оказывается проще простого. А ты все мучаешься и мучаешься. Вот сейчас все и проясниться. И, при чем, все будет так банально, что стыдно будет кому-нибудь признаться. Так очень часто бывает. Тебе задают задачу, и ты думаешь, что она — сложная, но это далеко не так.

Он сощурился. Нет, ничего не видно. Однако, это было не так. Он уже собирался двинуться дальше по вагону, когда ему стало, что он что-то видит. Нет, он не увидел не нашел прореху в черной пленке. Он смотрел сквозь пленку. И там, в этой плотной мгле, все казалось необычно четким. Важно было лишь сосредоточить зрение.

— Нет, это ерунда, — произнес Костя.

Он стоял, смотрел, ничего не понимая. Сквозь темноту проступала даль — обширная, с горизонтом, и там виднелось небо — красноватое и какое-то ненастоящее, будто в калейдоскопе. Вблизи же все было так же. Костя постоял так минуть пять и уже собирался идти дальше, когда мимо поезда что-то пронеслось. Вернее — поезд пронесся мимо чего-то. И это явно была человеческая фигура. Но вот только каких размеров!

Костя попытался проводить Это взглядом, но в за «пленкой» было сложно что-либо рассмотреть.

Он двинулся дальше.

Следующий вагон. За ним — ресторан. И, не смотря на то, что ничего нового не происходило, он вздохнул с облегчением. Свет в ресторане горел ярко, и здесь были люди. За дальним столом сидело двое мужчин. Чуть поодаль — молодая девушка с важным стерпером. Еще ближе — сонный, но все же такой знакомый, камрад Буффало.

— А, — он махнул рукой.

Костя не сказал ни единого слова. Он хотел тотчас все прояснить, чтобы уже не оставалось никаких сомнений.

— Может, водки? — как будто спросил Буффало, Виталик.

Но Костя вдруг понял, что он, может быть, ничего и не говорил — просто у него с головой что-то происходит. Он подсел к Виталику. Нет, все это было как-то неправильно. Точно сон не закончился. Он открыл глаза и оказался внутри нездоровых, больных, грез. Точно тюрьма разума, из которой не так-то уж легко убежать.

Еще мультфильмы какие-то были…..

Советские мультфильмы……

Костя еще раз оглянулся — нет, если пытаться смотреть на это все с точки здравого смысла, но этого не должно быть. И свет — словно специально усиленный — чтобы в один раз подавить волю. И камрад, специально ничего не замечающий.

— Ну, — спросил он.

— Ну, — ответил Костя.

Он хотел, чтобы камрад первым высказал свое мнение. Мало ли, что? А вдруг — все это — тени сумасшествия.

Больница.

Сквозь замутненную пленку видны силуэты врачей……

— Что скажешь? — спросил Костя.

— Выпьем водки, — ответил камрад.

Костя посмотрел в окно. Все та же пленка.

Пленка!

И мысли о пленке!

И этот толстый интернет-тусовщик ничего не замечает.

На фоне света, которым был залит вагон-ресторан, сложно было что-либо рассмотреть. Но ведь он увидел?

— Что скажешь? — еще раз спросил Костя.

— М-м-м-м, — ответил камрад и поднял стакан.

У него было какое-то революционное лицо.

Лицо…

Может……

Костя посмотрел ему в лицо — оно не было безразличным, и это испугало его. Все было как раз наоборот — оно выражало полную растерянность.

— Ты это видишь? — спросил он.

— Что? — спросил Костя.

— Это! — он выпил и не выдыхая посмотрел на Костю.

— А ты? — спросил Костя.

Камрад кивнул.

— Ты точно это видишь? — спросил Костя.

Камрад снова кивнул.

— И……

В этот момент поезд подал гудок — обыкновенный, привычный, сообщающий о приближении к станции. Началось торможение.

— Я все понять не могу, — проговорил Виталик, — такое ощущение, что это продолжается со вчерашнего дня. Ты понимаешь? У тебя нет такого чувства, будто ты накурился?

— Я не курю, — ответил Костя.

— А вот я — курю. И пью. Но это хорошо. Значит, все это, — он показал рукой на окно, — вот!

Он вынул мобильный телефон и ткнул им в лицо Кости:

— Почти одиннадцать часов утра! Сети нет. Хотя нет, есть какая-та. Но дозвониться все равно никуда невозможно. Санёк пошел на разведку.

— Да?

— Куда-то в нашу сторону пошел. В вашу. Может, ты его видел. Или он свернул куда-то. Слушай, я хочу взять себя в руки и как-то вот так сказать…. А не могу сказать. Что-то мешает. У тебя есть такое?

— Да?

— Ага. Ты выпей. Вдруг тебе поможет. Вот мне не помогло, а тебе — поможет. Выпей, выпей. Я вспоминаю — была ли у нас трава? Вроде бы — не было. А?

— Чего?

— Ты помнишь?

— Нет, не было травы. Тогда.

— Да.

Он налил рюмку и посмотрел на Костю с надеждой. Тот выпил, но ничего не произошло.

— Ты еще выпей, — сказал Виталик.

Он еще раз налил, и Костя еще раз выпил.

— Ну? — спросил камрад Буффало.

— Не знаю.

— Ты в окно-то посмотри.

— Да нет.

— Ага…..

Камрад положил руку под голову. На него было страшно смотреть.

В этот момент засвистели тормоза, скорость резко упала, и за окном наметились какие-то проблески.

— Ага, — еще раз сказал камрад.

Он был странно безразличен к происходящему. Костя потянулся к окну — там стали видны некие очертания. Он присмотрелся. Без сомнения, это была какая-та станция. Выше деревьев, каких-то зданий, проступало темное, но все же, различимое, небо. Оно казалось однотонным, черно-белым. Но все же, чтобы увидеть его, требовались усилия.

Если взять и перепрошить подсознание так, чтобы невозможно было видеть солнце…….

Что сделает человек, чтобы вдруг снова увидеть его?

Прорыв.

Сквозь боль, сквозь путы чужого разума. Вылезти из кожи. Не быть собой!

— Фигня какая-то, — произнес Костя.

— Фигня, фигня, — ответил Виталик, налил водки и выпил.

Заскрипели тормоза. Поезд останавливался. За окном стало еще светлее, но для того времени, что показывали часы мобильного телефона, было слишком темно. Помимо времени, мобильник отображал таинственную сеть «H». Более того, минут тридцать на экране маячила какая-та реклама, и там было ничего не разобрать. То ли это были иероглифы, то ли — что-то с кодировкой. Хотя, конечно, никаких проблем с кодировкой у телефонов быть не должно быть.


— Куда же Саша пошел? — спросил Костя.

— А, — камрад махнул рукой, — щас выскочит и побежит паркуром заниматься, — у него там уже полно своих теорий. А у меня нет теорий. Видишь, какая разница, амиго? У меня ни одной мысли в голове нет. Я считаю, что надо пить водку. Сейчас поезд остановится, и посмотрим, ху из ху. Где мы? Воронеж? Да нет, должны были уже проехать. Сейчас, сейчас….. Вот увидишь. Выйдем. Не, алгоритмично…..

— Чего?

— Алгоритмично, говорю…..

— А…

— Я говорю, наши действия — подходим к проводнику. Спрашиваем, сколько стоит. Если а) стоим мало — идем назад и допиываем то, что есть. Else — если у нас есть немного времени, то мы идем и берем водку. Наверняка, в магазине водка будет дешевле. А, и пожрать возьмем. А то тутошняя жрачка что-то не очень. И вот, если следовать по этой ветке логики, мы берем водку и селедку. Или почему — селедку? Нет, давай возьмем именно селедку. И возьмем газету, чтобы резать. И воды. А то после рыбы фиг напьешься. И едем, стало быть, еще дальше.

Костя с подозрением посмотрел на Виталика.

— А? — спросил тот.

Костя разлил водку и внимательно посмотрел в глаза камраду Буффало.

Он увидел что-то в его глазах. Не то, чтобы он не рассмотрел. Он просто не понял.

Его мозг не переварил.

Он пил медленно, пытаясь понять…..

Камрад внимательно смотрел Косте в глаза. Что видел он? Эта была немая статическая сцена.

Поезд остановился, и где-то невдалеке что-то стукнуло — видимо, проводник открыл дверь и опустил порожек.

— Можно пойти взглянуть, — сказал Костя, — я уверен.

— В чем? — спросил камрад Буффало.

— А, — Костя махнул рукой.

Все, что происходило, ему порядком надоело. Он еще раз налил водки, выпил. Пошел к стойке, чтобы заказать. Казалось, что развязка близка. Возможно, что так и было. Но суть была в том, что Костя желал своей, собственной, развязки. Он был готов вынуть свой мозг, проветрить и вставить назад, только бы все встало на свои места.

В этот момент послышался какой-то дополнительный шум.

— Есть водка? — спросил Костя у бармена.

— А, — ответил тот.

Шум за спиной усилился. Он услышал громкий вздох. И — какое-то чмокающее, всхлипывающее, продолжение. Скрипнула дверь.

— Есть? — переспросил Костя.

Тут он понял, что бармен смотрит ему за спину и видит что-то….. что-то такое….. глаза его лезли из орбит.

И тотчас за спиной у него кто-то завопил — громко, на пределе возможностей голосовых связок. От этого звука у Кости заболело в горле. Лечге было тут же, на месте, умереть, чем жить дальше.

— Билетики, билетики! — сказал скрипучий, омерзительнейший, голос.

Костя обернулся.

В вагон вошел кондуктор.

— Билетики, — прорычал он, — билетики.

Костя стоял, как вкопанный. У кондуктора было три руки. Две — обыкновенные, впрочем, деталей было не видно. Третья же — какая-та длинная, неестественно тонкая, но — в рукаве с нашивкой железных дорог. И вот, вытянув эту руку, он ударил ногтем в голову пассажирке — толстой тетечке лет сорока, пробил через, а тетечка извивалась, вопя и дергая руками. На правой стороне лице у кондуктора имелись отверстия, и из нее торчала не то трава, не то — волосы, а в одной из дырок сидело какое-то ужаснейшее насекомое. По краям вокруг этого отверстия кожа была синеватой — вроде как подгнивней. Сами же края были прошиты — не то нитками, не то еще чем-то.

Глаза кондуктора горели.

Из них исходило желтоватый свет, который напрямую проникал в душу. Косте показалось, что, даже когда он напрямую не попадает в глаза, этого достаточно, чтобы победить волю. Он даже почувствовал какое-то возбуждение. Один грамма света.

Одна единица светосилы….

Совсем немного, чтобы покорить чужой разум.

И все это — моментально. Еще секунду назад ты мог не знать, что существует ментальная кислота, а теперь — ты уже в ней растворяешься, точно кусочек дешевой ткани.

— Ваш билетик, — произнес кондуктор, обращаясь к ближайшим к нему пассажирам.

Это были две девушки, сидящие за столом, пившие кока-колу через трубочку.

Первая девушка вжалась в угол вагона, вторая засуетились, вынула откуда-то из кармана джинсов билет и показала адскому кондуктору.

— Хорошо, хорошо, — ответил тот ужасным резким голосом, — а ваш?

Вторая девушка подняла руки, точно сдаваясь.

В этот момент остальные посетители вагона-ресторана вскочили со своих мест, рванулись к двери в следующий вагон, и там на некоторое время образовался затор. Костя сделал шаг назад, второй. Люди, пытавшиеся убежать, напоминали подрощенных циплят, в клетку к которым зашел хозяин с топором.

Может быть, он и добрый, хозяин.

Но он хочет есть.

Суббота.

Циплята табака.

На секунду взгляд Кости сошелся с взглядом кондуктора. Он ощутил вторжение в душу. Это было так очевидно, что он бы поклялся, что видит мир с помощью шестого чувства. Сердце его заколотилось. Он ощутил запах бол, слитый с запахом наслаждения. Это было невероятно. Казалось, он был готов отдаться этой чужой воле и радоваться….. В глазах кондуктора сверкнул огонь. Он услышал новые слова. Увидел новые миры. Все это было более, чем ужасно, но что-то далекое, скрытое, всколыхнулось в душе Кости. Время не секунды остановилось. Они смотрели друг другу в глаза, и в этом было много смысла.

События последних часов…. Нет, было ли все это событием? Скорее, это были потоки ощущений, кусочки будущего. И вот теперь, все это раскрылось каким-то непонятным полотном в его голове.

Темные фигуры кивнули.

Тело тьмы жаждало обеда…..

— Билетик, — произнес Костя.

Он понял — он ничего не говорил, это был какой-то ментальный язык.

Кондуктор кивнул.

— Он меня заберет, — понял Костя, — и там меня будут мучить, и нет ничего другого, более сильного. Это — абсолют боли. Человеку не дано этого понять, пока он сам не столкнется с этим. В глазах у него поплыло. Его будто поили каким-то непонятным напитком, сделанным из выдернутых нервов, содранной кожи, крови, вылитой из вынутого руками сердца.

— Билетик, — произнес Костя, судорожно вдыхая воздух.

Тут произошло странное. Время еще более замедлилось. Тетечка, что содрогалась от невиданной боли, нанизанная на ноготь кондуктора, остановилась. Костя увидел время — оно было густым и неравномерным, структурированным. У него возникло ощущение, что все это он уже знал — когда-то давно, быть может, в другой жизни. Окна в тот момент прояснились, и там уже не было тьмы. Он увидел станцию — и на ней — множество людей. Но это были и люди, и не люди. У одних были лишние части тела, у других лица были перекошены какими-то уродливыми рудиментами. Само здание станции было дополнено барельефом в виде острых клыков, а на фронтоне красовалась ужасная морда.

Небо было красноватым, и на краю его — насколько позволял вид из окна — была видна какая-та иная Луна. Она также была красновато-рыжей, напоминающей Марс на небольшом удалении.

Сам поселок, где находилась станция был небольшой. Дальше были холмы — обыкновенные, хотя и немного красоватые, с ощущением нездоровой бесконечности.

Кондуктор же вынул из кармана пиджака какую-то бумажку и ухмыльнулся:

— Вот мой билетик, — хохотнул он.

— Хорошо, — ответил Костя.

Билет был черный. С чудовищным зубасто-клыкастым гербом. Дальше шло несколько рядов красных иероглифов. Костя тут понял, что он понимает, что там написано. Он вопросительно посмотрел в глаза кондуктору.

— Что не так? — взвизгнул кондуктор.

— А где отметка компостера? — спросил Костя.

— Компостеры отменили, — ответил адский кондуктор обиженно.

— Да, я забыл, — сообразил Костя.

За окном было видно движение. Уродливые люди шли к вагонам, чтобы сесть в поезд.

— Двери, — догадался Костя, — двери.

И в этот момент время встало на место. Вагон залился шумом, криками, суетой. Костя попятился назад, натолкнулся на кого-то спиной. К нему вернулся прежний животный ужас. Кондуктор, таща за собой жертву, добрался до столика, за котором сидел камрад Буффало.

— А ваш билетик? — спросил он.

Насекомое, сидевшее в одной из дыр его лица, соскочило на стол прямо перед камрадом и злобно затрещало.

Камрад икнул. Он не мог произнести ни слова.

— Нет билетика, — заключил кондуктор.

Насекомое подтвердило этот факт яростным треском.

И тут произошло самое ужасное. Кондуктор подскочил к камраду, схватил его одной рукой за голову. В другой — появился консервный нож. Он ткнул им в голову Виталика и принялся вскрывать его череп.

— А-а-а-а, — тихо простонал тот.

Вскрытие произошло необыкновенно быстро. Кондуктор отбросил крышку в сторону. Виталик моргал, ничего не понимая.

— А теперь будем есть, — заявил кондуктор.

Он вынул большую блестящую ложку, готовясь запустить ее в мозги камраду.

Виталик поднял глаза — большие, круглые, налитые болью. Он попытался встать, но у него ничего не вышло. Мозги в его открытой голове дышали и колыхались, напоминая некий экзотический фрукт.

— Нет билетика, — сказал кондуктор.

Камраж Буффало сжал кулаки — он точно пытался собрать воедино всю волю, чтобы бежать, но что-то сковывало его. Кондуктор посмотрел к глаза Косте и ухмыльнулся, и тот почувствовал сигнал — и тоже улыбнулся. Ему было одновременно и страшно, и почему-то — весело. Некая сила заставляла его радоваться.

— Начем-с — сказал кондуктор и зачерпнул виталикиных мозгов.

Глаза камрада стали еще шире, но он не закричал — видимо, что-то мешало. Кондуктор открыл рот и съел первую ложку.

— Недурно, — сказал он, — но соли не хватает?

Свободной рукой он достал из кармана солонку.

— А еще и перец! У тебя есть перец?

Костя пожал плечами.

— А у меня есть. Но за ним надо идти в купе? Сходишь?

Костя вздрогнул.

— Вместе тогда поедим…. А….

Он зачерпнул еще мозгов — белая масса свисала с ложки. Камрада кричал без звука. Видимо, его голос улетал куда-то еще, и там летел, сотрясая пространство. Костя стоял как вкопанный. Все его естесство было пропитано жаром — смесью из животного ужаса и навязанной, впрыснутой в душу, радости.

— Вкусно, — чамкая сказал адский кондуктор.

Жертва, висевшая на его третьей руке, продолжала кричать и трепыхаться. Давка у дверей в тамбур продолжалась. Казалось, что там кто-то застрал. Во всяком случае, никакого движения вперед и не наблюдалось. По вагону распространялось чуство обреченности. Хуже того, все те ужасные, непонятные жители, которые собирались войти в вагоны, были ни чем не лучше адского кондуктора.

Нужно было что-то делать.

Но что?

Костя стоял, как вкопанный, наблюдая над расправой: поедание мозга продолжалось. Камрад Буффало был уже обречен. Но он еще жил. Его руки куда-то тянулись. Он искал помощи, которой не предвиделось. Кондуктор показательно чавкал, показывая, как ему хорошо. Насекомое, то самое, что жило у него в теле — в отверстии в лице — кружилось над ложкой. Когда хозяин его отогнал, оно сделало круг и приземлилось внутрь черепа. Виталик застоновал. Оно начало жрать. Оно жужжало.

— Нужно носить билетики с собой, — сказал кондуктор.

Внезапно у Кости сильно закружилась голова. Вагон два раза перевернулся вокруг своей оси. Он едва не упал.

— Вот у меня билетик есть, есть, — продолжил кондуктор.

Головокружение усилилось.

— Когда мы едим, мы запиваем……

В руке кондуктора появилась кружка.

Костя не увидел продолжения. Кто-то потащил его назад, за руки, им даже — за волосы. Вагон продолжал вращаться, но оцепенение пропало. Костя был готов стоять на ногах.

— Бежим! — крикнули ему.

Он так и не понял, кто же это был. И его вдруг прорвало — он побежал, не замечая никого вокруг себя. Выскочил из злополучного вагона. Вбежал в следующий. За спиной у него продолжалась суета, но он не видел, что же конкретно там происходило. Весь мир на какой-то мгновение превратился в двоичный код.

Он остановился и оглянулся.

У дверей стояла толпа. Ручку дверей завязывали проволокой. Пуще всех старался Саша Петькин.

— Вот тебе и паркур, — подумал Костя, — собирались попрыгать, и попрыгали.

И, первая же мысль сработала, будто спусковой крючок. Он даже сам был не рад, что решил сказать что-то мысленно. Его восприятие вмиг содрогнулось. Время замедлилось. Все, что происходило, было покрыто какими-то полупрозрачными червоточинами. Даже движения его делались гораздо медленнее, чем обычно. Так часто бывает в страшных снах, когда вы пытаетесь от кого-то убежать, но вам мешает таинственная сила.

— Сильнее затягивай! — прокричал Петькин.

Но голос его лился медленно, будто рука придерживала вращение диска, на котором он был записал.

— Чего — удерживай? — отвечали ему. — А если он с другой стороны зайдет?

— Так беги туда! Проверь окна! Проверь дверь!

— Как окна?

— Закрой жалюзи!

— Чем?

— Не знаю! Закрой, чтобы никто не видел! Закрой!

— Но там же…..

— Они на нас смотрят!


— …..


— Посмотри, они на нас смотрят!

— Не смотрите им в глаза!

— Закройте….

— Завяжи проволокой!

— У кого-нибудь есть плоскогубцы?

— Помоги….

Костя поразился своим чувствам. Ему было все равно. Он пошел назад, как-то непонятно обогнал того, кто бежал завязывать проволокой следующую дверь, прошел в следующий вагон. Локомотив в этот момент просигналил — поезд вздрогнул и тронулся. Костя остановился у окна. Время было все таким же медленным, масляным. Ему это нравилось. Хотелось оставаться в этом состоянии как можно дольше.

Казалось, что все происходящее зависит от его собственного отношения к реальности. Если он не верит — то и мир не верит. И, соответсвенно….

Был кондуктор — нет кондуктора….

Съели Виталика — не ели Виталика….

Был Виталик — его вообще не было, Виталика…

Поезд — не поезд.

Жизнь — не жизнь.

Разум отрицает существование жизни.

В вагоне же было подозрительно тихо. Не то, что в соседнем. И не то, что в вагоне-ресторане, где все это началось. Все было так, будто ничего и не происходило, а все недавние события — это внезапный бред. Наркотический обморок.


Поезд набирал обороты. За окном прояснилось. Впрочем, Костя не был уверен, что все это так и есть. Он предполагал, что все это видит лишь он один, и вообще, он способен сказать себе самому: все, что вокруг меня, это……

И это вдруг становится таким……

Как говорил философ-солипсист…..

Ему вдруг вспомнился давний разговор с Петькиным и его товарищем, Лешей Гудеевым.

— Что ты понимаешь в экстриме, — отмахнулся от Кости Леша.

— Мне это не нравится, пойми, — ответил Костя.

— Знаешь, на какие типы делятся люди?

Он остановился, будто выжидая.

— Нет, не знаю, — ответил Костя с иронией, — а ты с понтом знаешь.

— Мы многое, что знаем, — сказал Петькин.

— Ну, и…..

— Не говори никогда — ну, и, — посоветовал Косте Лёша.

— И почему?

— Просто так. Надо жить, а не ждать.

— А ты…..

— Паркур, брат, — произнес Саша, покачиваясь, точно репер.

— Я не знаю, что такое паркур.

— О чем нам тогда говорить? — спросил Леша. — Пойми, одни люди созданы для наслаждений, а другие — для вечной ночи.

Воспоминание об этой мысли особенно улыбнуло Костю.

— И? — спросил Костя.

— Да пойми, брат! Не надо икать! Икают только неудачники и менеджеры самого низкого звена. Сейчас такое время — в Москве слишком много леммингов! И все они стремятся стать топами. Все думают, что они будут в топе. А мест наверху мало. А все хотят. А мест мало. А все хотят. Все хотят, пойми. Все считают, что у них там место. А нету места!

— Я не менеджер, — ответил Костя, — я учусь еще только.

— Да мы тоже учимся, брат, ком-он, — ответил Саша, покачиваясь, — все мы, ты ды джь, студенты, йо-ху, прохладной жизни, йо. Мы любим паркур, ком он, ком он. Тебе этого не понять, чувак. Наверное, никогда. Но ты еще можешь. У всех в этой жизни есть шанс. Шанс, пойми. Он не получка, не аванс. И вот когда ты в двух шагах…..

…. За окном было уже совсем светло. Поезд ехал по серо-зеленой равнине. Ее бугристая поверхность уходила вверх. Там был голубовато-красный горизонт. При чем, сложно было определить дистанцию. При желании, можно было представить, что там находится пропасть — бесконечный провал в никуда.

Глубокая пропасть……

Поезд мог идти где-нибудь к космосе — в ирреальном, неправильном мире, в мире, который не должен был существовать, но чья-та злая воля создала его.

— Нет, пусть он, йо, скажет, — настаивал Лёша.

— Я уже сказал, — ответил Костя.

— Значит, все это тебе чуждо, чувак?

— Нет. Мне просто все равно.

— Йоу! Все равно!

— Да я не думал об этом, пойми!

— А представь себе экстремальную ситуацию!

— А зачем оно мне надо?

— Йоу!

— Я не собираюсь попадать в экстремальную ситуацию, — проговорил Костя.

— А. А представь.

— А, — вдруг нашелся Петькин, — а вот представь, к твоей Аньке кто-нибудь приклеится. Ты что думаешь, один ты такой — который может вызвать в ней живой сексуальный интерес? А?

— И что? Кто это будет.

— Ну, например, он, — сказал Леша, указывая на Петькина.

— Он?

— Думаешь, я не смогу?

— Да пошел ты, — ответил Костя.

— Это ассоциации, йо! — сказал Петькин.

— И чо?

— Да ничо.

— Я же говорю, как нормальный культурный гай, йо. А ты готов с ножом на меня набросится.

— Мы говорим о менеджерах, — напомнил Лёша.

— Йо, гай.

— Ну, и? — спросил Костя.

— Ты опять икаешь, — ответил Леша, — это плохо. Установлено, что тот, кто икает, малого достигает.

— Да ты чо! — Костя не на шутку возбудился. — Чо ты хочешь?

После этого разговора Петькина как будто отпустило. Он перестал выделываться, меньше употреблял свои «йоу», и вообще, они общались достаточно корректно. Один раз, вместе с группой, они пошли в поход. Александр там занялся паркуром. Он бегал по лесу, кричал «йоу», но, в целом, все было корректно. Он покорил несколько деревьев, и все были в восторге.

— Ну что, — произнес Костя.

Но он и сам не знал, почему так говорил. Даль была все та же — зелено-серая, лысая. Поезд бежал достаточно быстро, и сложно было сказать, чем покрыты плоские холмы — травой, землей или чем-то еще. Например — стеклом. От этого вида душа замирала. Шел некий дух, стремящийся привести разум в состояние оцепенения.

Спустя минуту что-то разорвалось. Должно быть, это было связано с тем, что Костя ощущал иное время. Вагон вдруг заполнился людьми. Все это были перепуганные пассажиры. Они суетились, бегали взад-вперед, смотрели в окно.

— Что же это? — обратился к Косте пожилой мужчина.

— Не знаю, — ответил Костя.

И его удовлетворил его собственный ответ. К нему вернулась его природная вялость. Он был равнодушен к происходящему. Даже мысль о том, что Аня осталась одна, пришла к нему не сразу.

— Ничего не понимаю. А вы? — спросил у Кости мужчина.

— Не, — отвечал Костя.

— Вы знаете, да?

— Нет же.

— О Господи, — завопила женщина, — что же это такое?

Ей было лет сорок. Она ехала с сыном — парнем уже почти взрослым, но медленным, еще более спящим на ходу, чем Костя.

Она рванулась к дверям, и Костя ее остановил:

— Не ходите туда!

— А? — она остановилась в нерешительности.

— Не ходите. Туда нельзя.

— Что? — она всплеснула руками.

— Вам же сказали, — укоризненно произнес мужчина.

Костя улыбнулся. Хотя он и сам не знал, чему улыбался. Он прошел дальше, дальше, потом остановился, точно присматриваясь к показаниям локаторов.

Что мы имеем?

Паника.

Люди раскачивают вагоны.

Из вагона ресторана сюда направляется кондуктор!

КОНДУКТОР!

Поезд едет не там.

НЕ ТАМ.

Не туда.

— Хорошо, — сказал он сам себе.

Сказать ничего другого он не мог.

Аналогии…..

Нет, нет никаких аналогий.

Нет никаких ассоциаций.

НЕ ТАМ.

* * *

Аня была до смерти перепугана и подавлена.

— Что все это значит? — спросила она.

— Я не знаю, — ответил Костя, — но я уверен, что скоро все прояснится.

Он облокатился на стенку купе. Хотелось расслабиться. Может даже — поспать. Он как будто все знал, но что это было именно — он не мог сказать. Откуда бралась вся эта уверенность?

— Костя!

— Ничего не происходит. Я не знаю, как это сказать, но это так. Пойми, я это чувствую. Ровным счетом ничего не происходит! Ну как тебе это объяснить?

— Ничего не понимаю. Ты видел, что — за окном?

— Да.

— И что ты по этому поводу скажешь?

— Я не знаю.

— Посмотри. Нас что, перецепили на какую-то другую ветку? Я такого сроду не видела? Где такие места? И сети нет! Ты представляешь. Я включила fm-радио!

— Да?

— Да.

— Ну и……

— Что — и? Там ничего нет. А сеть — ты видел?

— Да.

— Точно? Ты какой-то странный?

— Видел. Сеть называется «H». И от нее приходят какие-то сообщения.

— Может, мы — на Украине?

— Нет, — сухо и сонно ответил Костя.

— Тогда — что это?

— Ань. Я не знаю. Я не знаю, как сказать. Это — где-то не здесь. И все. Я как будто понимаю, как это, но не могу это выразить. Ты можешь меня понять? У меня нет слов, чтобы сказать, но почему я это знаю, я и сам не знаю.

— Ты так легко об этом говоришь?

— Я понятия не имею. Если бы ты видела все остальное….

— Что? — глаза подруги Кости вылезли на лоб. Она была готова к самому худшему.

— Мы тут не одни. Понимаешь?

— Ну…..

— Я вообще…. Не одни.

— Да я знаю!

— Ну….

— Ну?

— Ты не поняли?

— Нет!

— Ну и!

— Костя, ты что?

— Не только люди. Здесь — не только люди! Ань! Пойми! Тут еще есть кто-то! В этом поезде!

— Что? Костя ты что, с ума сошел?

— Нет. Ты же этого не видела! Ты не видела, как…. Как ему…. Там…. И когда мы остановились, они сели в поезд. Они должны быть где-то здесь…

Костя подавился слюной и закашлялся. В горле у него защипало. Он не мог говорить.

В этот момент произошло следующее: в купе вбежал взмыленный, взволнованный, Саша Петькин. В руках у него была большая спортивная сумка. Весь его вид выражал смесь решимости и испуга. Было видно, что его настроение колеблется, как стрелка электроприбора — от одного края к другому. Голова его поворочаивалась в одну сторону — и он точно собирался бежать туда. Потом — в другую. И — так несколько раз. Это была какая-то особенная фаза растерянности — человек ведет себя так, когда не знает, что делать.

— А, — произнес оно многообещающе.

Костя осмотрел его с ног до головы.

— А, — еще раз сказал Петькин.

— Что там, Сашь? — спросила Аня. — Мне тут Костя пытается какой-то бред сказать. Но я никак не пойму. О чем…..

— Ребят. Я к вам.

— Заходи, заходи.

— Я вот подумал, — Петькин бросил сумку на пол, и там что-то звякнуло, — и пришел. Нам надо держаться вместе. В связке.

— Угу, — согласился Костя.

— Как в горах, — сказал Саша.

Костя кивнул.

— Так что там было? — закричала Аня. — О чем речь идет?

— Я все понял, — заключил Петькин.

Костя посмотрел на него с подозрением: вот он сел поближе к Ане. Вот сейчас начнет все раскладывать по полочкам, паркурист хренов. Это так он и делает. Вокруг да около. Как волчок крутится. Настоящим волком назвать его нельзя — он мелок для этого. И умом, и ростом. Был бы он здоровым, он бы паркуром бы своим не занимался. При нормальных габаритах так и прыгать невозможно. Прыгает, как блоха! Больше никакой эпитет и не подберешь. Здоровые ребята другие занятия выбирают. Что уж касается спорта — то есть много достойных вещей, в отличие от…..

Костя вдруг показалось, что его мысли лезут наружу, и все знают, о чем он думают. Он остановился.

— Как ты думаешь, он не пройдет? — спросил Саша.

— Кто? — не понял Костя.

— Ну…. - он развел руками.

— Кондуктор?

— Да.

— Нет.

— Ты что, откуда ты знаешь?

— Он сюда не придет, — сказал Костя уверенно.

— Хорошо, — вдруг согласился Саша.

— Мальчики! — завопила Аня.

— Ладно, — произнес Костя, — надо тебе все рассказать.

* * *

— Я думаю, с нами произошло нечто, похожее на бермудский треугольник, — говорил Петькин.

Поезд продолжал свой бег. Лысая равнина за окном выровнялась. На горизонте виднелись черные и чрезвычайно острые горы, вокруг которых клубились белесые облака. Время от времени среди этого странного тумана намечались тени. Возможно, это были птицы. Однако, судя по расстоянию, эти птицы должны были быть подлинными колоссами. Но, если не птицы, то что?

Что еще может летать, если не птицы.

Иногда туман сгущался. Горы терялись. Облака была точно сгустки ваты — плотные и уверенные. И так, пространство было совершенно сюрреалистическим — плоская даль с ватой. Но потом горы вновь выскакивали, и там двигалось…..

Если бы был бинокль…..

— Хорошо, — произнесла Аня, — допустим, это так. Бермудский треугольник. То есть, что еще. Я понимаю. Но поезд продолжает свое движение. В кабине сидит машинист. Кто-то же должен вести состав?

— Логично, — сказал Костя, — нет, можно что угодно думать. Но, чтобы узнать, нужно пройти в локомотив и посмотреть. Насколько я понимаю, там есть дверь. Нужно зайти туда и все выяснить. Машинист наверняка должен что-то знать. В конце концов, есть железнодорожная милиция. Они тоже где-то там должны быть. Или нет? По-моему, это…..

— А что, если там никого нет? — предположила Аня.

— Н-да. Что, может быть, и верно. В мире время от времени происходят непонятные вещи, — сказал Саша.

— Может быть, все проще, — проговорил Костя.

— Ладно тебе, — Аня его остановила.

— Да, — ответил он, — но я бы сходил на разведку. Мы даже не знаем, есть ли в поезде живые люди? За час мимо нашего купе не прошел ни один человек. Мы даже не знаем, есть ли кто-нибудь живой в нашем вагоне. Не говоря уже об остальном поезде.

— Да. Но с той стороны….. - начал Саша Петькин.

— Да, там все ясно. Нет, они могли также забаррикадироваться, и кондуктор туда не прошел. Надо узнать.

— У меня с собой есть вино, — сказал Саша.

— Вино?

— Знаете, а вдруг — это последний час нашей жизни? Вам это в голову не приходило? Меня, знаете, всякие мысли посещают. Нет, меня одна вещь успокаивает — это то, что это мне одному кажется. Это уже хорошо.

— Замолчи! — воскликнула Аня.

— А что, — вдруг согласился с Петькиным Костя, — все может быть!

— Есть такая история, — произнес Петькин, — вот, сейчас.

Он вынул из сумки три бутылки вина. Он работал, точно автомат. Раскупорил бутылки. Ловко вынул ноутбук. Включил, и, пока шла загрузка, разлил вино по кружкам. Затем — поводил пальцем по тач-пэду, пощелкал.

— Вот, — сказал он, — надо выпить вина. Судя по всему, мы попали в весьма фиговую историю. У меня тут целый набор материалов. Спросите, откуда: Не важно. Они у меня есть. Так вот. Нет, не подумайте, что я в это все верю. Но…. Но ведь все может случится. Когда-то в первый раз…. У меня тут много всего. Я эту статейку как-то читал, но не важно. А вот теперь оказалось… Н-да. Сами посудите…. Нет, это ерунда. Это кино. Это голливуд. Но…. Но что тут сказать. Аня вот ничего не видела. Может, они и к лучшему, что не видела…. Кость…

— Чего?

— Да нет.

— Да ты не волнуйся.

— Да я спокоен вообще.

И он стал читать статью.


Различные варианты легенды о «поезде-призраке» присутствуют в современной мифологии многих стран. Кое — где эти легенды наполнены откровенно мистическим содержанием, подобно общеизвестным рассказам о Летучем Голландце. Однако, по мнению ряда учёных, явление «поезд-призрак» относится, скорее, к разряду топологических аномалий, нежели к банальной мистике.

Прослеживается довольно любопытная закономерность: интерес к истории с таинственным поездом возникает в мировой прессе с периодичностью около четырёх-пяти лет. В России нет, пожалуй, ни одного масштабного издания, тем или иным образом не обмолвившегося о железнодорожном фантоме. В частности, предыдущая «крупная» Российская публикация относится к 19В качестве примера хотелось бы привести следующие статьи: «Поезд призрак» в 6-м номере журнала «Техника — молодёжи», а также статьи «Поезд-призрак» и «Череп Гоголя под Ла-Маншем» в газете с неоднозначной репутацией, «Совершенно секретно»:№ 8 за 1994 г. и № 9 за 1995 г. Одни считают, что всплеск такого внимания напрямую связан с очередным появлением пропавшего состава в какой-нибудь точке света, другие — с «дозреванием» до этого интереса очередного поколения «любителей всего таинственного».

94-1995 годам.

«Железнодорожная сеть — сеть не плоскостная, а сферическая; она повторяет кривизну земного шара. А там, где плоскость переходит в сферу, там трёхмерное пространство переходит в двухмерное и наоборот (вспомним ленту Мёбиуса), то есть железнодорожная сеть есть граница-сопряжение по меньшей мере двух, а по большей — нескольких пространств…».

(математик И. П. Цацей)

Я думаю, пропавший поезд-призрак — это абсолютная правда, ведь многие люди люди слышат его шум, причем одновременно в самых разных местах; на линиях переключаются светофоры; приборы показывают расход электроэнергии… Специалисты не могут предсказать, когда и где поезд «вернется из непространственной части системы»!


— А вот еще, — продолжил он.

«Случилось это в феврале 1985 года. Грузовой состав № 1702, состоящий из 70 порожних вагонов и двухсекционного тепловоза, следовал привычным маршрутом на Костомукшу через Петрозаводск и Суоярви. Машинист С. Орлов и его помощник В.Миронов переговаривались о том о сем, внимательно наблюдая за дорогой. Проследовали станцию Эссойла. Часы показывали 20 часов 35 минут. Шли по расписанию.

Загрузка...